Женщины его Превосходительства (СЛР, 18+)

1 … 12 … 113

Навигатор по разделу • Справка для авторов • Справка для читателей • Оргвопросы и объявления • Заказ графики • Реклама • Конкурсы • VIP

ДжакаТТа: 30.03.16 22:18

» Глава 9. Часть 1

Алина медленно опускается по спинке кожаного дивана. Она скользит по гладкому материалу, пока ее колени не упираются в край дубового столика. Только тогда она замирает, обхватывает голову руками и закрывает глаза. Похоже, что она пытается спрятаться от всего мира. У нее плохо это получается. Мир остается на месте. Как и сама Алина.
Я сижу за компьютером и бездумно кручу колесико мышки. Туда-сюда. Туда-сюда. Изображение на мониторе увеличивается. Уменьшается. Плюс-минус. Плюс-минус. Я вдыхаю горячий, словно раскаленный кислород. Медленно наполняю им легкие, а затем осторожно выпускаю через нос.
В воздухе все еще витают обрывки фраз. Короткие клочки только что брошенных слов, заставшие нас врасплох. Они заставили замереть на месте, забыв обо всем. Я хватаю их ртом, и они оседают у меня на языке. С горьким привкусом свершившейся беды.
Две минуты назад все еще было по-другому. Две минуты назад, дом был наполнен тишиной и нашим спокойным непринужденным разговором. Тихим жужжанием компьютера и шелестом бумаг. Все было хорошо, пока не пришел он. Кто-то из охраны. Еще один, кого я так никогда и не запомню.
Алина сама впустила его в дом. Любезно предложила подняться наверх и проводила в кабинет. Она никогда не слушает новости на пороге. Какими бы эти новости не были. Это ее ритуал. Ее привычка, въевшаяся с годами в кожу. Иметь возможность в любой момент присесть. Он считается с этим и молча следует за ней.
Когда я замечаю Алину в дверях, а за ней смутный силуэт охранника, то перестаю с умным видом смотреть в монитор на картинки с изображениями моря. Алина все это время думала, что я изучаю другие вещи. Всем нам свойственно ошибаться. Чаще всего в других, нежели в себе.
Поднимаю на них удивленный взгляд.
Слова приветствия замирают у меня на губах. Я открываю и закрываю рот, так и не выдав ни звука. Что-то в его виде подсказывает мне, что сейчас придется выдержать неслабый удар по нервной системе.
Алина предлагает ему виски, не спрашивая наливает стакан до краев, и протягивает мужчине. Затем наливает еще два стакана, ставит один передо мной, а сама опускается на диван. Внешне она спокойна и хладнокровна. Но я вижу, как дрожат кончики ее пальцев, когда она подает напиток. Она напряжена. Это чувствуется по излишне прямой спине, по упрямо сжатым губам, по широко раскрытым глазам. На уровне интуиции, она уже знает, что визит не принесет ничего хорошего.
Мы не сводим взгляда с мужчины. Он делает внушительный глоток виски, на секунду застывает и начинает говорить. Короткими скупыми фразами доводит до нас суть происходящего. Или произошедшего.
Это отвратительное ощущение. Слышать то, что не хочешь слышать. Заранее. Предвзято. Но не все так просто. Как бы мне не хотелось сейчас уйти, я остаюсь, чтобы узнать все до конца. Делаю вдох. Это пока всего слова, несущие в себе страшные новости. Наполненные, набитые до отказа подробностями событий последних часов.
Мир, в котором мы живем, ни за что не удивится перестрелке. Он удивится, если кто-то в этой перестрелке выживет. Мы обязаны знать подобные вещи. В этот раз зацепило Сергея, в другой, не повезет кому-то еще. Правила, под которыми подписывается каждый, кто выбрал для себя данную реальность.
Мы находимся от всего этого дерьма немного в стороне, но это не значит, что его не существует. Прописная истина.
Пока не сталкиваешься с подобными вещами лицом к лицу, в них сложно поверить. Еще сложнее принять. Я проговариваю про себя только что услышанные детали. И пытаюсь с ними смириться.
Пуля прошла насквозь. Между каким-то и каким-то позвонком. Раздробила на мелкие осколки хрупкие кости. Разорвала нервные окончания, перебила спинной мозг и благополучно впилась в стену дома напротив. Это вся история. История, начавшаяся и закончившаяся за несколько секунд. Ровно столько требуется, чтобы пуля, выпущенная из дула могла долететь до стены напротив, оборвав при этом чью-то жизнь. Хотя нет. Она сделала хуже. Не оборвала. Искалечила. Оставила на грани где-то между жизнью и смертью.
Стакан выскальзывает из рук Алины и с глухим звуком падает на персидский ковер молочного цвета. Темное пятно растекается по мягкой поверхности, и мы втроем смотрим, как янтарная жидкость медленно впитывается в ворс. На мгновение в комнате устанавливается гробовая тишина.
Мы не смотрим друг-другу в глаза, старательно отворачиваемся, что бы случайно не встретиться взглядами. Алина медленно сползает по спинке дивана и прячет голову у себя на коленях. Я кручу колесико мышки, не в силах пошевелиться. Время замерло, запечатлев нас в это мгновение, как на фотографии. Наши лица. Наши позы. Наши эмоции.
Растерянность.
Замешательство.
Смятение.
Эти чувства как бы витают между нами. Они нас объединяют, но в тоже время разводят по разные стороны. Каждый остается при своих мыслях и переживаниях. Мы не можем произнести ни слова, иначе момент потеряет свое забвение и обрушится на нас всей своей массой. Пока я молчу, я способна соображать. Пока не сказаны фразы сожаления, не заданы глупые вопросы. Как? Что? Почему? Где? Обычные вопросы, которые задают люди, ощущая на себе неотвратимость свершившегося.
Я медленно поднимаюсь из-за стола. Вижу себя как будто со стороны. Хорошо держусь. Даже уверенно. Смотрю на мужчину и коротко бросаю:
- Одну минуту, - после чего выхожу из комнаты.
За одну минуту я могла бы застрелиться.
Но кто-то должен остаться, чтобы довести дело до конца, поэтому ровно через минуту я возвращаюсь и останавливаюсь напротив Алины. В одной руке у меня плащ, который я по ходу натягиваю на плечи, чтобы прикрыть коротенькую комбинацию с кружевным кантом, а в другой сумочка. И собственно, мне трижды плевать, во что я одета. Я даже не замечаю, что материал таинственно просвечивает кожу, а подол едва прикрывает задницу.
- Если хочешь, можешь не ехать, - говорю в затылок Алине. Жду ответа. Или хоть какой-нибудь реакции. Долго жду, пока она, наконец, не поднимает на меня сухие глаза и отрицательно качает головой.
Не уверенна, что она поняла, о чем я только что сказала. Ее взгляд пустой и ничего не выражающий.
- Нет, - только и выдает она, а мне от ее «нет» ни жарко, ни холодно. Хотелось бы услышать нечто более существенное. Какую-нибудь полноценную фразу, которая бы четко указала, что делать дальше. Возможно, мне не помешала бы сейчас ее поддержка. Или хоть какое-то содействие. Но Алина наглухо замуровалась в своем молчании, и сколько бы я не ждала от нее продолжения, только зря тратила время.
Снова выхожу за дверь и возвращаюсь уже в туфлях. Застегиваюсь на все пуговицы и собираю в узел волосы. Охранник молча наблюдает за моими передвижениями. Я игнорирую его, как игнорируют предмет мебели.
Опускаюсь перед Алиной на колени и провожу ладонью по коротким шелковистым волосам. Прижимаюсь лбом к ее рукам, и на секунду замираю в таком положении.
- Ты сделаешь это? – тихо шепчет она мне на ухо. Я коротко киваю, прижавшись щекой к ее тонким запястьям.
- Надо будет – сделаю, – незаметно для себя, тоже перехожу на шепот. Обнявшись друг с другом, мы шелестим словами, как пеплом. Почти не слышно. Одними губами. - Поедешь со мной?
- Ая… - На одном вдохе. Так что я едва различаю свое имя. – Нет… Не хочу на это смотреть.
Моя сильная, мужественная, несгибаемая Алина. Ты так и не поняла, что мне смотреть на это тоже совсем не хочется.
Одним резким движением я встаю с пола, бросаю последний взгляд на Алину, полный горького сочувствия и, указав мужчине следовать за мной, направляюсь к дверям. Не чувствую под собой ног. Не чувствую себя в пространстве. Я как бестелесная элементарная частица двигаюсь только вперед. Бессмысленно. Но к цели.
- Поехали в больницу, - чуть повернув голову, через плечо бросаю я. Слова резкие и надрывные. Как лезвие ножа. Они заточены для убийства. Я ощущаю их силу и агрессию. Будь у них материальная сила, я бы легко перерезала ими горло. А так их звуки режут только слух.
Мы садимся в машину и едем через весь город в больницу. Пробираемся по улицам, как по нитям паутины, останавливаемся в душных пробках, на светофорах, переходах.
С сиреневого неба оседают как хлопья снега глянцевые сумерки, погружая дома в серую дымку. Воздух искрится от фонарей и неона. С запада надвигаются тяжелые каменные тучи, сгущая краски розового вечера.
Опускаю окно, чтобы остудить жар тела. Чувствую кожей прикосновения теплого ветра. Ласковые. Нежные. Будто успокаивающие, твердящие, что все еще будет хорошо. Не верю. Закрываю глаза и откидываю голову назад. В руках у меня сумка, которую я сжимаю с бессильной яростью. Мягкая кожа материала мнется под натиском моих пальцев. Глубоко и ровно дышу, пытаясь успокоить рвущийся наружу звериный рык. Беспомощный и изможденный. Наполненный горячим, как эквадорский полдень, отчаянием.
В больнице я быстрым шагом пересекаю мраморный холл и миную регистрационный пост. На мои плечи опускается белоснежный халат. Услужливый голос шепчет номер палаты и этаж. Бестелесный звук. Бестелесный призрак. Тень постороннего человека на бетонной стене моего отчуждения. Носитель полезной информации, на секунду вспыхнувший яркой вспышкой и тут же потерявший мой интерес.
Мы не обязаны любить своих родителей, как родители не обязаны любить своих детей. Сплетение хромосом, случайная встреча клеток, генов. Во всей этой биологии и химии не заложено понятия «любовь». В простой органике нет ни гарантий, ни какого бы то ни было предопределения.
Перед палатой с плотно закрытой дверью я останавливаюсь. Напротив, в небольшом вестибюле расположились двое парнишек. Злая звериная стая, всегда при своем хозяине. Как только я попадаю в поле их зрения, они поднимают на меня встревоженные острые взгляды. Но тут же, будто стыдясь, отводят глаза.
Я не смотрю в их сторону. Я стою перед дверью и смотрю в узкое окно, сквозь которое мне видно палату. Вижу край больничной койки, кресло, в котором расположилась ночная медсестра. Я вижу прозрачные стебельки капельниц. И сверкающие, как новогодняя гирлянда приборы. Я слышу их мерное гудение. И стук сердца. Слабый, словно уставший. Я чувствую запах беспомощности. Бессилия. Убогости. Я осязаю итоговую черту за порогом.
По словам врачей, это не продлится долго. День, два. Неделя, месяц. И никаких шансов. И никакой надежды на выздоровление. И даже если случится чудо, то будущее приедет за Морозовым на инвалидной коляске и немного тронутое умом.
«Лучше пуля в висок, чем такая жизнь», - он не раз это повторял. Я запомнила. Прониклась. Взяла на себя обещание.
Пуля в висок, выпущенная женской рукой. Последняя дань собственной религии. Преклонения перед женщиной.
Наше сердце открыто для всех. Но кто-то скользит по его поверхности, не задерживаясь, а кто-то впивается в податливую плоть зазубренными крюками и навсегда остается под ребрами. Ноющей болью. Вечным напоминанием.
Моя ладонь скользит по ручке, и дверь практически бесшумно открывается. Делаю над собой усилие, чтобы совершить шаг. Чтобы сфокусировать зрение на лежащем на больничной койке человеке. Наш мужчина, наш покровитель, наш защитник. Где твоя сила? Где твоя власть? Что осталось от тебя? Слабая, безжизненная тень. Я вижу только изможденное лицо пепельного цвета, тонкие иглы в голубых венах, серые губы, прозрачные веки.
Замираю на пороге и неслышно закрываю за собой дверь. Указываю медсестре на выход, и она беспрекословно мне подчиняется. Ее взгляд царапает мне кожу в районе виска. Легкий, как снежинка, но с ледяной изморозью по краям. Ее светлые волосы растрепались и, прежде чем проскользнуть мимо меня, она привычным жестом убирает пшеничные пряди за ухо. Ее лицо светится милосердием и добротой, но в уголках глаз затаилась боль, которую ей довелось увидеть в этих стенах. За месяцы или годы ее работы. Как шрамирование. На всю жизнь. Тонкими надрезами на гладкой коже. Сотня морщинок за ежедневные свидания со смертью.
Прислоняюсь плечом к косяку и спокойно жду, когда затихнут в коридоре шаги медсестры. Когда запах ее духов выветрится из спертого воздуха. Когда не останется даже упоминания чужого присутствия. В несколько шагов пересекаю пространство палаты, присаживаюсь на край кровати и достаю из внутреннего кармана сумки шприц. Смерть - она всегда рядом. В кармане. На соседней улице. В квартире напротив. Стоит протянуть руку, и тут же почувствуешь ее крепкое рукопожатие. Или пинок.
Нащупываю холодными пальцами катетер и снимаю защитную крышку. Ввожу внутрь пластмассовой трубки шприц, и прозрачная жидкость медленно перетекает в вену. Уверенно и неотвратимо, как снежная лавина. С таким же размахом и мощью. После чего наклоняюсь к мужчине и оставляю горячий поцелуй на его сухих губах. Зажмуриваюсь на мгновение, парализованная данной секундой, и тихо шепчу:
- Прощай.
На часах в коридоре восемь тридцать вечера. Время для вечеринок, фуршетов, презентаций, деловых встреч, свиданий. Наше с Сергеем последнее свидание продлилось ровно две с половиной минуты. Немного в противовес тем годам, что мы провели вместе. Все относительно.
В вестибюле меня встречают цепные псы из охраны. Окружают со всех сторон, загораживают дорогу. Пытаются остановить, но я лишь скидываю их руки со своих плеч, раздраженно отталкиваю протянутые ладони и шепчу как мантру:
- С дороги. Дайте пройти, - слова, будто песок на зубах. Гранитная пыль на языке.
Наконец, оказываюсь на улице и шумно выдыхаю. После больничной тишины на меня обрушивается городской гам, как селевой оползень. Растеряно оглядываюсь по сторонам и, минуя кортеж машин, иду в первую попавшуюся забегаловку. Этот вечер обязан закончиться спиртным.