Лаура Ли Гурк "С мыслями о соблазнении"

Эвелина, Маша, огромное спасибо за чудесный перевод.

Огромное спасибо за перевод!
_________________

 » Глава 14

Перевод: Evelina
Редактирование: kerryvaya

Глава 14

Завоевывать недостаточно – надо научиться соблазнять.
Вольтер

Себастьян быстро шагал вниз по тропе, под каблуками ботинок хрустел гравий, а в голове до сих пор звенели слова Дейзи.
Чтобы я смогла стать таким же великим писателем, как вы.
Осознание того, что она питает столь большие надежды в отношении него и успеха их затеи, пугало Себастьяна до чертиков. Если он и мог чему-то ее научить, то только тому, что не стоит связывать с писательством столь грандиозные мечты. Сие занятие причудливо, жестоко и непредсказуемо, и вовсе не из тех, на которые стоит возлагать чьи-то надежды или самооценку. А еще он неимоверно злился, слушая, как она отзывается о себе, словно, кроме писательского таланта, в ней нет ничего примечательного. Словно ее честность, оптимизм и жизнерадостность не стоят и гроша. Что станется с ней, если писательство погубит в ней все эти качества? Что будет, если она станет похожей на него? Почему-то больно было, заглядывая в будущее, представлять Дейзи этаким пресыщенным, видавшим виды циником, в которого превратился он сам. А это произойдет, если она не будет осторожна и если никто не наставит ее на верный путь.
Остановившись, он с отчаянным стоном прижал ладони ко лбу. Вся эта чушь с наставничеством была лишь хитростью. Он не собирался заниматься им на самом деле.
Хруст гравия заставил Себастьяна опустить руки и оглянуться через плечо. Увидев, как Дейзи выходит из-за поворота, а солнечные лучи играют в блестящих волосах, волосах, которые она даже не считала красивыми, он не сдержался.
– Когда-то я был совсем, как вы, – произнес он, оборачиваясь. – Считал, что писательство – это все, ради чего стоит жить. Думал с помощью него доказать отцу и самому себе: я что-то значу не потому, что от рождения принадлежу к определенному классу, не оттого, что мне судьбой уготовано стать следующим графом Эвермором, но потому, что могу в чем-то достичь совершенства. Подобно вам, я желал чего-то, что смогу назвать своим. В душе я ощущал некую пустоту и полагал, что творчество ее заполнит. – Он глубоко вздохнул. – Но этого не произошло. И не произойдет. Это невозможно.
Дейзи собралась ответить, но он ее опередил:
– Хотите быть писателем? Что ж, хорошо. Но не считайте сие занятие большим, нежели оно на самом деле есть. Пишите, дабы поведать свою историю, и ни по какой иной причине. С помощью него не достичь величия, это иллюзия. Только ты начинаешь считать себя великим, как тут же скатываешься до посредственности. Поверьте, уж я-то знаю. Откуда, думаете, взялась та банальная безвкусица, о которой вы писали отзыв? Просто я считал себя великим, когда на самом деле был всего лишь гордецом. Не позволяйте писательству сделать с вами то, что оно сделало со мной. Не позволяйте ему стать для вас всем. Потому как, только это произойдет, оно исчезнет без следа, оставив вас ни с чем. Творчества недостаточно, чтобы наполнить вашу жизнь и придать ей смысл. Для этого нужны иные вещи.
– Какие же?
Себастьян едва заметно улыбнулся.
– Не знаю, цветочек. И до сих пор ищу.

Они устроили пикник в тени огромного дуба, самого большого и старого дерева в Эверморе. Себастьян рассказал, что его посадил первый граф Эвермор в 1692 году или около того.
За едой они почти не разговаривали, ибо каждый, по всей видимости, был занят собственными мыслями. Дейзи не ведала, что у Себастьяна на уме, но сама она размышляла о своих бесчисленных признаниях ему. Прежде она никому не сознавалась в столь личных чувствах, даже Люси. Особенно Люси, ибо зависть сестриной красоте и достижениям – черное и горькое чувство, которое Дейзи отрицала и всячески пыталась задавить.
Но Себастьян выслушал ее ужасные признания, не моргнув глазом. По сути, он воспринял ее зависть, как нечто вполне понятное и естественное.
При этой мысли Дейзи не смогла сдержать улыбку. В первую встречу с Себастьяном Грантом она бы в жизни не подумала, что с ним может быть так легко разговаривать. Вообразить только, стояла там, как идиотка, болтала без умолку и перечисляла самые свои вопиющие недостатки, не допуская даже мысли, что ее нелестное мнение о себе вызовет его недовольство.
Если я еще раз услышу, как ты поносишь свои изумительные веснушки или эти роскошные волосы, то сорвусь и разобью себе голову об стену.
Улыбка Дейзи стала шире, в ней вновь расцвело ощущение счастья и оставалось с ней весь день, пока Себастьян водил ее с экскурсией по поместью.
Оставив корзину для пикника на ферме, они посетили некоторые из любимых Себастьяном в детстве убежищ: обветшалый домик на дереве, который они с кузенами построили, еще будучи мальчишками, башни, где они любили разыгрывать осады и сражения, и огромный самшитовый[1] лабиринт. Хотя прошло много лет с тех пор, как Себастьян ходил по нему в последний раз, он без труда провел ее меж высоких зеленых изгородей к открытой площадке в центре, где посреди круглого фонтана возвышались скульптуры девяти женщин.
– Музы, – широко улыбнувшись, пояснил он. – Их возвел мой дед. Он был поэтом, и летом особенно любил работать здесь. Наверное, из-за тишины. – Себастьян указал на место, рядом с которым стояла Дейзи. – Бывало, растягивался прямо на траве. Так, лежа на животе, он целыми днями напролет царапал в своей тетради вирши. Порой я тоже приходил сюда, и мы писали вдвоем.
– Вдвоем прятались от вашего отца? – догадалась Дейзи.
– Пожалуй, – согласился он. – И от всех гостей.
– Гостей?
– Отец был настоящим сельским джентльменом. Летом в Эверморе вечно устраивались загородные приемы, но здесь, в лабиринте, никто не смог бы нас отыскать, и мы спокойно могли писать.
Что-то в его голосе пробудило в Дейзи любопытство.
– Не любите приемы?
– Не особо. – Ее замешательство было столь очевидно, что он пояснил: – Для меня не секрет, что в Италии я приобрел репутацию сумасброда, но не потому, что получаю удовольствие от такого рода вещей. Я имею в виду… – Умолкнув, Себастьян отвел глаза, уставившись на высокую зеленую изгородь. – Италия для меня – отрезок жизни, который я бы предпочел забыть. Там я стал другим человеком и провел три года в Швейцарии, пытаясь вновь стать самим собой. Но нельзя войти в одну реку дважды. – Он посмотрел на Дейзи, и что-то в его взгляде ранило ее в самое сердце. – Нельзя…
Граф шевельнулся, переминаясь с ноги на ногу.
– Идем дальше?
Они вышли из лабиринта, и Себастьян провел их сквозь густые дубовые и березовые рощи к колодцу желаний, где дал Дейзи полпенса, чтобы бросить вниз. Он не спрашивал, что она загадала, но Дейзи все равно сказала. Услышав ее желание, он Себастьян вздохом покачал головой, глядя на нее, как на безнадежную дурочку.
– Никогда не загадывайте публикацию, – посоветовал он.
Она состроила рожицу.
– А что нужно загадывать?
– Гонорары, цветочек. – Повернувшись, он направился к лесу. – Большие-пребольшие гонорары. И права на публикацию по частям.
Дейзи рассмеялась, следуя за ним по истоптанной грязной тропинке меж деревьев и кустов.
– Потому что, если они есть, значит, публикация уже состоялась?
– Именно. – Он остановился так резко, что Дейзи едва не налетела на него.
– Черт побери! Я чуть не забыл показать вам дугу Осборна. Нашел же, о чем забыть.
– Что такое дуга Осборна?
– Одно из прекраснейших мест в Эверморе. Идем.
Развернувшись, Себастьян повел Дейзи через рощи туда, где березы уступили место ивам. Они остановились у сонной извилистой реки.
– Это, – с непонятным ей странно благоговейным трепетом выдохнул он, – дуга Осборна.
Дейзи с сомнением взирала на дугообразный изгиб ручья перед собой. Солнечный свет пятнал водную гладь сквозь завесу огромных плакучих ив, а по другую сторону из густых зарослей кустарника выступал старый причал. К нему была пришвартована плоскодонка, над кормой которой возвышалось правило.
– Очень милое местечко, – отметила Дейзи, – но я не вижу в нем ничего особенного. Обычная излучина.
– Обычная? Женщина, это дуга Осборна, на этом плесе[2] ловится лучшая форель во всем Дартмуре.
– О.
Видя, что его любимое место не вызвало у Дейзи особого восторга, Себастьян вздохнул:
– Вы, очевидно, недооцениваете важность хорошей плесовы.
– Простите. Умей я рыбачить, вероятно, оценила бы.
Она устремила взгляд дальше, мимо реки и причала. Справа, на вершине покатого холма, рядом с еще одной березовой рощей расположилось маленькое круглое каменное строение, увенчанное куполом.
– Что это? – спросила Дейзи, указав туда.
– Павильон «каприз» [3]. Правда, раньше его называли иначе. Он носил куда более внушительное имя: храм Аполлона. Его построил мой прадед, Уильям Грант, четвертый граф Эвермор, когда реставрировал парки и сады в 1770 году. Оригинальностью он не отличался, ибо полностью, вплоть до названия, содрал его с постройки в Стоурхеде[4]. Поговаривали, сэр Генри Хор, владелец Стоурхеда, был в ярости из-за того, что его храм скопирован, но что он мог сделать? Видите ли, храмы тогда были в большой моде. У каждого пэра имелся такой.
– Знаю, но для чего? Зачем такие расходы и сложности ради того, что не приносит никакой пользы?
– Остается лишь догадываться, цветочек, – усмехнулся Себастьян, – но полагаю, не зря мы теперь зовем их «капризами».
Дейзи рассмеялась, и он засмеялся вместе с ней.
– Ну конечно же, – согласилась она, коснувшись пальцами лба, признавая собственную бестолковость. – Так и есть.
– Считается, что такие строения предназначены для тихих раздумий, – склонившись ближе, промурлыкал ей на ухо Себастьян. – Хотя, если желаете знать правду, они всегда служили излюбленными местами для свиданий. Я подумал, вам стоит знать, – добавил он, прикинувшись виноватым, когда она вспыхнула. – В исследовательских целях.
– Благодарю, – съязвила Дейзи, встретив холодным взглядом смешинки в его глазах. – Вы так добры.
Она вновь принялась изучать пейзаж за рекой. Всего лишь в нескольких ярдах от павильона стояло другое здание, столь отличное по стилю, форме и назначению, что Дейзи тут же поняла, что возведено оно другим, более поздним поколением. То был дом – аккуратный, похожий на кукольный домик, – угнездившийся между деревьями. Выкрашенный белой краской, с кровельной крышей и покатой верандой, с которой открывался вид на реку. Плетистые розы на фасаде цвели вовсю, целое буйство розовато-желтых цветов обвивало сверху донизу колонны и карнизы веранды.
– Какой прелестный коттедж, – восхитилась Дейзи, указывая на него.
– Довольно милый, – согласился Себастьян. – Это летний домик.
– Летний домик? – удивленно переспросила она. – Но он выглядит по-настоящему жилым.
Граф выглядел удивленным.
– Вообще-то, так и есть. Здесь обычно живет моя тетушка. Главный дом большую часть времени сдается, и, пока в нем обитают арендаторы, Матильда устраивается в летнем домике. Одна американская семья сняла Эвермор на осень, но вместо этого решила отправиться в Торки.
– В наши дни многие пэры сдают свои дома, правда?
– В силу необходимости. Поместья дорого содержать. У нас есть несколько владений, в которых я едва ли когда-нибудь бывал, потому как они всегда сданы в аренду, включая большой, просторный особняк в Лондоне. Как бы то ни было, всякий раз, когда Эвермор свободен, тетушка возвращается в него до тех пор, пока не отыщутся новые арендаторы, ведь летний домик весьма прост.
– У нас тоже был летний домик, – проговорила Дейзи, ну тут же поправилась, – точнее, мы называли его летним домиком. На самом деле, это была обычная деревянная беседка. Мне рассказывали, что летними вечерами моя прабабушка подавала в ней чай. Мы, разумеется, никогда этого не делали. Беседка почти развалилась к тому времени, как мы с Люси выросли настолько, чтобы звать кого-либо на чай. Не то чтобы мы вообще…
Она осеклась, решив, что, наверное, лучше не упоминать, что они вообще не осмеливались звать гостей, потому как никогда не ведали, будет ли папенька трезвым.
– В любом случае наш летний домик был совсем не похож на этот. – Оглянувшись, Дейзи приметила неподалеку мостик. – Можно взглянуть на него?
– Разумеется, хотя внутрь нам не попасть. Этот домик так далеко от главного дома, что мой управляющий запирает его в отсутствие тетушки, а у меня с собой нет ключей.
Себастьян провел ее через мост и вверх по низкому холму. Когда они достигли домика, он произнес:
– У меня сложилось впечатление, что вы из Холборна, но я не могу вообразить, где среди холборнских кирпичных домов мог бы уместиться летний домик.
– Сейчас я живу в Холборне, – пояснила она, пока они взбирались по ступеням коттеджа. – Мы с сестрой снимаем там квартиру. Но сами мы из Нортумберленда, из деревеньки под названием Ривертон.
Дейзи остановилась перед одним из окон, приложив руки к стеклу так, чтобы рассмотреть внутреннее убранство коттеджа. Она поняла, что перед ней гостиная, и хотя мебель в ней была накрыта белыми полотнами, комната, очевидно, отличалась той же роскошью и удобством, что и главный дом. Стены были оклеены красивыми обоями в стиле шинуазри[5], из-под полотнища на полу выглядывал угол толстого обюссонского ковра, а на каминной полке зеленого мрамора стояло высокое зеркало в позолоченной раме.
Губы Дейзи изогнулись в печальной улыбке. Она вспомнила, что над камином в их гостиной в Нортумберленде тоже имелось зеркало, хотя с него уже тогда давным-давно стерлась позолота.
Подумав о доме своего детства, с его обитыми ветхим ситцем креслами, потертыми коврами и облезшей золотой краской, она не смогла удержаться от смеха. Их с Себастьяном представления о простоте разительно отличались.
Выпрямившись от окна, в отражении стекла она заметила озадаченное выражение лица мужчины за ее спиной, и почувствовала, что обязана объяснить, что ее так развеселило.
– Вы сказали, что этот коттедж весьма прост, – проговорила она, оборачиваясь. – Судя по тому, что я увидела, едва ли это так.
– Я лишь имел в виду, что здесь нет ванной и газового освещения. Только свечи, медные ванны и ночные горшки. В плане современных удобств главный дом обустроен куда лучше.
– Страшно представить, что бы вы сказали о доме, где я жила, будучи девочкой, – все еще улыбаясь, заметила Дейзи. – Большая старая ветхая развалина, едва не рассыпающая на куски. Большая часть мебели исчезла оттуда еще до того, как мне исполнилось десять.
– Ваш отец был землевладельцем?
Она кивнула.
– Сквайром. Денег у него не водилось. Зато имелось чрезмерное пристрастие к картам.
– А.
– К тому времени как мне исполнилось двенадцать, он спустил все. Дом пришлось продать, чтобы погасить долги. Он умер, когда мне было тринадцать. – Она помолчала, сделала глубокий вдох, затем добавила: – Он пил. Бренди. Сказать по правде, очень много бренди.
– Должно быть, вам с сестрой пришлось тяжело. А что с вашей матерью?
– Я ее не помню. Она умерла, когда мне едва исполнилось пять. Холера. – Сцепив руки за спиной, Дейзи вновь склонилась к окну. – Будь она жива, все могло быть по-другому. Отец мог быть другим человеком.
Себастьян прислонился плечом к оконной раме.
– Сомневаюсь.
Дейзи ощутила внезапную вспышку гнева.
– Вам обязательно всегда быть столь чертовски циничным?
Он пожал плечами.
– Предпочитаю считать себя реалистом. Люди не меняются, Дейзи. Будь ваша мать жива, ваш отец все равно бы остался тем же человеком, с теми же слабостями.
Ее гнев угас столь же быстро, как появился.
– Вы говорите, как моя сестра. Когда мы потеряли дом, нам с Люси пришлось поселиться у кузины, а отец отправился в Манчестер в поисках работы. Он обещал послать за нами, когда обустроится. Обещал, что позаботится о нас, перестанет играть в карты и бросит пить. Люси ему не поверила.
Себастьян окинул ее проницательным взглядом.
– В отличие от вас.
– Да, – признала Дейзи. – Я поверила. По сути, я не усомнилась в нем ни на секунду. Я была совершенно уверена, что он никогда нас не предаст. – Внутри нее поднялась волна горечи. – Какой же я была дурочкой.
– Нет. Просто вы ожидали большего, нежели ваш отец мог дать.
– В свой тринадцатый день рождения я узнала, что все было ложью. Месяц за месяцем он обещал вернуться домой, но все откладывал. Тогда я сказала, что хочу праздник по случаю дня рождения, потому что если мы устроим праздник, он обязательно вернется домой. Люси все организовала и написала папе, но предупредила, чтобы я не обнадеживалась сильно, ведь он может и не вернуться, но я верила, что он приедет.
– А он не приехал.
– О, нет, – возразила Дейзи, – приехал. Явился прямо в разгар празднества, но пьяным. Я за полтора метра учуяла запах бренди. Как, впрочем, и все остальные. Надо сказать, – с невеселым смешком добавила она, – праздник оказался коротким. Все ушли, а между ним и Люси разгорелась ссора. Она велела ему уходить и никогда не возвращаться. Спустя несколько недель он умер, и мы узнали, что он так и не прекращал пить и никогда не искал работу в Манчестере. Все это время он жил на содержании у какой-то женщины.
Выпрямившись от окна, она повернулась к нему, в приступе внезапного отчаяния, желая понять причину.
– Зачем? – спросила она. – Зачем отец так поступал?
Себастьян отвел глаза.
– Господи, – пробормотал он, – почему вы меня спрашиваете?
– Вы говорили, что сами были человеком крайностей. Что пили и играли. – Сердце Дейзи вдруг сжалось от страха. – Вы такой же, каким был он?
Себастьян окаменел, и страх еще глубже проник ей в душу, но она настаивала:
– Скажите! Стали бы вы лгать семье, разрушили бы свою жизнь?
– Ради выпивки? Нет. Ради очередной карточной партии? Нет. Позволил бы я женщине содержать себя? Господи, конечно нет.
Ощутив, как облегчение захлестнуло ее мощной волной, Дейзи прикрыла глаза.
– Но, – тихо добавил он, – у каждого из нас свои слабости, цветочек.
Открыв глаза, Дейзи обнаружила, что Себастьян смотрит на нее. Вопрос вылетел у нее прежде, чем она успела себя одернуть:
– И в чем же ваша слабость?
Он выпрямился, и Дейзи почувствовала, что между ними словно бы выросла стена.
– Кажется, скоро время чая, – обронил он. – Нам лучше вернуться.
Дейзи смотрела, как он пересек веранду и уже наполовину спустился с лестницы, когда она заговорила:
– Вы мне не скажете, верно?
Остановившись, Себастьян обернулся через плечо, и у нее перехватило дыхание, ибо в глазах его светилась нежность.
– Нет, – ответил он и продолжил свой путь вниз по ступеням.


В последующие две недели Себастьян продолжал писать, как одержимый. К тому времени как Дейзи спускалась вниз, он уже трудился в библиотеке и зачастую продолжал работать вечерами, требуя, чтобы ужин ему подали на подносе прямо туда. Матильда выразила некоторую озабоченность тем, что племянник столько часов проводит за печатной машинкой, но когда она спросила Дейзи, что привело к столь непостижимой перемене, та не сумела внятно просветить ее на сей счет.
Не могла же она поведать его двоюродной бабушке об игре, которую они с Себастьяном затеяли, и то обстоятельство, что ее должно держать в секрете, делало оную куда более волнительной. К тому же на него она, кажется, возымела действие. Дейзи же, напротив, продолжала вымучивать свой роман, что на удивление не особо ее печалило. Стоило ей взглянуть на неуклонно растущую стопку законченных страниц на соседнем столе, как нарастало в ней и предвкушение.
Вопросы то и дело мелькали в голове. Что будет, когда он закончит первую сотню страниц? Как все произойдет? Захочет ли он сначала обсудить исправления? Или лишь протянет ей страницы, подхватит на руки и поцелует? Эти и дюжины других вопросов неистовым рикошетом отдавались в голове у Дейзи, с каждым днем усиливая тревогу до тех пор, пока она не стала почти невыносимой.
И вот одним июльским утром, оказалось, пришло время ей получить ответы на некоторые вопросы. Спустившись в библиотеку поработать, Дейзи обнаружила, что на сей раз Себастьян не явился раньше нее. Вместо этого на столе ее ждала аккуратная стопка отпечатанных страниц, перевязанная бечевой. Под бечевку была подоткнута записка.
При виде записки Дейзи пронзило восхитительное волнение. Немедленно схватив ее, она сломала восковую печать и развернула один-единственный листок.
И тут же поняла, что перед ней не записка, а карта. Карта лабиринта, где красными чернилами четко был отмечен путь к центру. В центре тем же красным цветом он написал: «В четыре часа».
Взглянув на часы, Дейзи раздосадовано вскрикнула. Только-только минуло девять. Как же ей дождаться четырех? Опустив руку, сжимавшую записку, она устремила взгляд на страницы, что он оставил ей прочесть, и напомнила себе, что приехала в Девоншир вовсе не за поцелуями. Дейзи принудила себя спуститься с небес на землю и уселась за стол. Свернув карту, она положила ее в карман, затем развязала бечеву и взялась за перо. Заставив себя сосредоточиться на лежавших перед ней страницах, она принялась читать.


Незадолго до того, как пробило четыре, Дейзи взяла карту Себастьяна и отправилась через лабиринт. Добравшись до центра, она обнаружила, что граф уже там и ждет ее. Дейзи замерла у проема в изгороди и наблюдала за ним с противоположной стороны фонтана Муз. В руке Эвермор держал маленький красный томик, но было не похоже, что он читал, потому как, стоило ей ступить в круг, Себастьян тут же ее заметил и захлопнул книгу, зажав нужное место пальцем.
– Ну как? – требовательно спросил он прежде, чем она успела заговорить. – Вы прочли?
– Да.
Она видела, что он напряжен, заметила, как лицо его стало настороженным, приняло выражение уязвимости, которое она сочла до ужаса трогательным.
Он сделал глубокий вдох.
– И?
– Это чудесно, – вымолвила она, рассмеявшись при виде облегчения в его глазах. – Действительно чудесно.
– Слава Богу, – пробормотал Себастьян, запустив в волосы пятерню. – Я несколько часов кряду метался здесь, словно тигр в клетке, – признался он. – Я боялся, вы скажете, что это мусор.
Дейзи улыбнулась.
– Разве не этого боятся все писатели? – спросила она, вспоминая, как он взял почитать ее рукопись.
– Именно. Значит, теперь вам нравится завязка?
– О да! Когда он сходит с поезда, буквально сталкивается с ней и понимает, что его жизнь никогда не станет прежней… это куда более волнующе, нежели раньше. А та часть, где он обнаруживает, что она замужем... ох, я даже не могу сказать, что именно изменилось, но когда я читала роман в этот раз, он до самого конца держал меня в напряжении. Хотелось читать дальше и дальше… – Она огорченно вздохнула. – Вот только кончились страницы.
– Я напишу еще, – пообещал Себастьян. – Но не сейчас. – Он умолк, и нечто в выражении его лица напомнило Дейзи, зачем она здесь. – Прямо сейчас, – добавил он, и уголок его рта изогнулся в полуулыбке, – мне предстоит нечто более важное.
Дейзи почувствовала, как ее вновь объяло не отпускавшее всю неделю беспокойство, и замерла в ожидании, когда же он приблизится к ней.
– Вы говорили, что никогда не читали Байрона, – не шелохнувшись, произнес граф, – но, кажется, я вам не верю. Думается, вы с ним мыслите одинаково в том, что касается вдохновения.
Открыв книгу в том месте, что прежде зажал пальцем, Себастьян прочитал:
Не бойся, что Феб[6] отвратит свои взоры,
О помощи муз не жалей, не тоскуй.
Что Феб Музагет! Что парнасские хоры!
Заменит их первый любви поцелуй!
От этих слов у Дейзи перехватило дыхание, с усилием воли она напустила на себя равнодушный вид, не имевший ничего общего с ее чувствами.
– Кажется, – спустя мгновение выговорила она, – Байрон был невероятно прозорлив.
– Полностью согласен. – Себастьян захлопнул книгу, но не сдвинулся с места. Его взгляд был прикован к ней. – Распустите волосы.
Дейзи моргнула от столь резкой перемены темы, и ее кажущееся равнодушие в мгновение ока растаяло без следа.
– Прошу прощения?
– Ваши волосы. Распустите их.
Вдруг жутко смутившись, она невольно подняла руку, прижав ее к туго стянутому пучку на затылке.
– Мои волосы? Зачем?
– Это и есть первое правило. Волосы должны быть распущены.
Опустив руку, Дейзи сцепила пальцы за спиной. Неделями она жила, словно на иголках, пытаясь представить, как он намерен потребовать свою награду и какие правила внесет в затеянную ими игру. Каких только волнующих поступков она не воображала!
«Но, – в панике подумала Дейзи, – распущенных волос среди них не было».
От Себастьяна не укрылась ее нерешительность.
– Я выполнил свою часть сделки. А вы намерены отказаться от своей?
Дейзи представила, как вся копна апельсиново-рыжих крутых завитков свесится обычным безнадежно спутанным клубком, и мысль отказаться от сделки вдруг показалась ей весьма заманчивой.
– Не могу взять в толк, зачем вам понадобилось смотреть на мои распущенные волосы, – отведя глаза, с застенчивым смешком промямлила она. Мысленно, Дейзи пыталась найти повод для отказа, но не смогла придумать ни одного. Вновь встретившись с ним взглядом, Дейзи сказала правду: – В детстве мальчишки дразнили меня из-за волос. Они обзывали меня «морковной головой».
– Я не стану дразниться. – Себастьян шагнул к ней. – Мне этого хочется, Дейзи. Хочется видеть твои волосы распущенными: как они ниспадают и переливаются в солнечном свете.
Не отводя взгляда, она нерешительно подняла руку, дабы исполнить его просьбу. Дрожащей рукой Дейзи зажала узел на затылке, другой принялась вытаскивать шпильки. Лишь когда последняя шпилька очутилась у нее на ладони, она отпустила волосы, позволив им свободно упасть.
Дейзи откинула их назад.
– Ну вот, – чувствуя себя едва ли не бунтовщицей, проговорила она и сунула шпильки в карман.
Обогнув фонтан, Себастьян направился к ней, и с каждым его шагом сердце Дейзи билось все сильнее, и когда он наконец остановился перед ней, она была уверена, что и ему слышен частый глухой стук. Никогда прежде Дейзи не чувствовала себя более незащищенной, более уязвимой, нежели теперь.
Себастьян не произнес ни слова. Книга выпала из его руки на траву, но он не обнял Дейзи, не попытался поцеловать. Вместо этого набрал полную горсть ее волос и поднял руку выше, позволив длинным прядям медленно выскользнуть из пальцев. Пригладив их ладонью, опять собрал в горсть и начал все снова.
Он играл с ее волосами.
Дейзи стояла неподвижно, изумленно глядя на него. Он уже говорил, что ее волосы красивы, но она не восприняла его слова всерьез. Теперь же, глядя ему в лицо, она уверилась, что это так. Он смотрел на них, не отрываясь, словно ее волосы – самое захватывающее зрелище в мире. Он выглядел… восхищенным.
– Красиво, – выдохнул он, словно обращаясь к самому себе.
Из самого ее средоточия поднялся волной жар и заструился по коже, сие блаженное тепло развеяло страхи и принесло с собой столь глубокое наслаждение, что Дейзи не сдержала улыбки.
Эта улыбка не ускользнула от внимания Себастьяна. Он шевельнул рукой, и его пальцы еще сильнее запутались в ее волосах. Нежно запрокинув ее голову, он склонился ближе.
– Если хочешь отступить, – порывисто и хрипло произнес он рядом с ее губами, – сделай это сейчас, потому что следующие условия будут только сложнее.
От легкого прикосновения его губ пожар внутри нее усилился, разгоревшись сильнее и ярче. По телу пробежала дрожь. Небеса, он еще даже не поцеловал ее, а она уже пришла в такое волнение, что едва могла дышать.
Себастьян выжидал, его губы замерли на волосок от ее рта, и Дейзи понимала, что он ждет, пока она решит, идти вперед или же положить всему конец.
– Я не отступлю, – прошептала она.
Больше Себастьян не дал ей ничего сказать. Он крепко прижался к ней губами, и наслаждение оказалось столь острым, удовольствие столь пронзительно сладким, что Дейзи вскрикнула, не отрываясь от его губ. Его пальцы все еще были запутаны в ее волосах, свободной рукой он обхватил ее за талию, приподнял на носки, крепче прижав к себе. Как в прошлый раз, он разомкнул ее губы своими, устроив празднество страсти для всех ее чувств.
Тело Дейзи затрепетало и ожило, словно каждая его частичка – каждая клеточка и каждый нерв – существовала только ради этого мгновения и этого поцелуя. Ничто больше не имело значение, ничто на свете.
Дейзи впитывала его вкус и запах. Прижимала руки к его груди, ощущая сквозь лен рубашки твердые мускулы, дыхание, от которого вздымалась и опадала грудь, биение его сердца.
Как и при первом их поцелуе, Дейзи почувствовала, что больше не властна над своими действиями. Вовсе не осознанная мысль заставила ее прижаться крепче к нему. Вовсе не разум подсказал обвить руками его шею или обхватить его ногу своей в отчаянной попытке оказаться к нему еще ближе. Ее тело жило собственной жизнью. Ею правило нечто, незнакомое прежде. Чувственность. Она потерлась о его бедра своими, единственным ее желанием было насладиться странными, новыми ощущениями.
Но Себастьян не позволил. Со стоном оторвавшись от ее губ, он отвернулся, прервав поцелуй. Рука, обвивавшая ее талию, ослабла, медленно опуская Дейзи до тех пор, пока ее ноги не коснулись земли. Сжав ее руки он немного отодвинул ее, разъединив их тела, и зарылся лицом в ее волосы. Она ощущала его глубокое прерывистое дыхание на виске.
Сама Дейзи дышала точно так же неровно. Колени подогнулись, и она вцепилась в Себастьяна, словно он был единственной твердой опорой в этом вращающемся мире. Она была потрясена собственными чувственными желаниями, о существовании у себя которых прежде и не подозревала. Не менее удивительной оказалась мучительная боль, которую она ощутила, когда Себастьян отстранился, словно перед ней положили соблазнительную пищу, а затем выхватили из рук, стоило ей откусить лишь кусочек.
Когда его руки упали вдоль тела и он стал отдаляться, инстинктивно она еще крепче обхватила его за шею. Ей не хотелось, чтобы это мгновение заканчивалось.
– Не искушай меня, – простонал он, прижавшись поцелуем к ее волосам. – Я должен отпустить тебя, пока в силах это сделать.
Когда он отступил, Дейзи почувствовала себя обделенной и все еще сбитой с толку. Он наклонился, подняв книгу с земли, там, где она упала на траву.
– Вот, – сказал он и протянул томик ей. – Теперь она твоя.
– Спасибо. – Взяв книгу, она раскрыла ее и заметила на форзаце слова, написанные его размашистым почерком.
«У каждого писателя должен быть свой экземпляр Байрона. С.Г., 12 июля 1896 г.»
Дейзи вновь ощутила прилив счастья и подняла глаза, желая поблагодарить его, желая увидеть, как эти серые глаза смотрят на нее, а суровую линию губ смягчает улыбка, но Себастьян уже ушел.
Дейзи не последовала за ним. Вместо этого она обхватила себя руками, прижав его подарок к груди, мечтая удержать в себе все эти чувства, продлить блаженную эйфорию настолько, насколько возможно, не расставаться с ней до тех пор, пока он не закончит следующую сотню страниц.
 Пиши быстрее, Себастьян, – прошептала она. – Пиши очень, очень быстро.




Примечания:

[1] Самшит — одно из самых древних декоративных растений, которые использовались для озеленения и в декоративном садоводстве (часто под названием «буксус»). Ценится за густую красивую крону, блестящую листву и способность хорошо переносить стрижку, что позволяет создавать из них живые изгороди и бордюры, а также долго сохраняющие форму причудливые фигуры

[2] Плес - часть русла с небольшими глубинами; расположен обычно на излучине. Ниже середины излучины у вогнутого берега расположена наиболее глубокая часть — плесова

[3] Постройки в виде искусственных руин в пейзажном парке, садовых павильонов и т.п.; относятся, в большинстве своем к XVIII веку

[4] Стоурхед - один из самых своеобразных парков Англии, в нем воплощен замысел художника-любителя Генри Хора. Он преобразовал, как вспоминали современники, один из самых унылых ландшафтов Англии. Павильоны здесь так прекрасны, что неоднократно копировались не только в Англии, но и в других странах. Есть даже миниатюрная копия римского Пантеона, храм Солнца, Сельская хижина, храм Флоры, Грот, Приют отшельника и башня Альфреда. Эти сооружения, а также украшавшие их скульптуры отличаются высокими художественными достоинствами, не всегда свойственными парковым «малым формам».

[5] Шинуазри́, шинуазери́ (от фр. chinoiserie), дословно «китайщина» — использование мотивов и стилистических приемов средневекового китайского искусства в европейской живописи, декоративно-прикладном искусстве, костюме, в оформлении садово-парковых ансамблей XVIII века.

[6] Аполло́н (др.-греч. Ἀπόλλων), по прозвищу Феб (др.-греч. Φοῖβος, «лучезарный», «сияющий») — в древнегреческой мифологии златокудрый сребролукий бог света (отсюда его прозвище Феб, солнечный свет символизировался его золотыми стрелами), покровитель искусств, предводитель и покровитель муз (за что его называли Музагет).
_________________

Ох-ох-ох. Какой прекрасный перевод слегка жаркой сцены! Красота! Спасибо, Эви и Маша!

То ли еще будет.. Готовьтесь.
_________________

Evelina, kerryvaya , спасибо за новую главу!!!!!!!


_________________

Какая замечательная глава!
Сделка между Себастьяном и Дейзи начала работать. Себастьян стал писать! Первые 100 страниц и первый поцелуй. Что же будет после следующих ста страниц...

Превосходный перевод!

Evelina, kerryvaya , спасибо большое!

Да, героиня наша совсем погрязла в предвосхищении неизведанных отношениях между мужчиной и женщиной, какое там писательство.
Себастьян интригует и заманивает . Да и ещё такие условия ставит... Скомпрометирует нашу девочку, злодей !

Спасибо за продолжение!
___________________________________

Спасибо за новую главу!!!!!

Эвелина, Маша, огромное спасибо за новую главу!!!

Всех приветствую!

Очень нравится история! Спасибо за перевод. Буду ждать продолжение.

Evelina, kerryvaya, спасибо за продолжение!!!
_________________

Evelina, kerryvaya, огромное спасибо за новую главу в великолепном переводе!!!!

_________________

 » Глава 15

Перевод: Evelina
Редактирование: kerryvaya

Глава 15

Я могу сопротивляться всему, кроме искушения.
Оскар Уайлд

Себастьян писал о ней. Он назвал ее Амели, придумал ей мужа и волосы цвета воронова крыла, но мысленно все-равно видел в героине Дейзи.
Он мечтал о ней. О богатом пламенеющем цвете ее волос, о глубине зеленовато-голубых глаз, о нежной, сладкой податливости губ – и в его теле разгорался огонь, а ноздри щекотал аромат персикового мыла.
Он думал о ней. Вероятно, тысячи раз на неделе вспоминал, как ее руки обвивали его шею, притягивая ближе, как ее язычок пробовал его на вкус, а тело тесно прижималось к нему. Он безошибочно распознал пробуждение ее страсти. И такие мысли только больше раздували пламя его собственного желания.
Себастьян представлял ее. День за днем, пока сидел напротив Дейзи, он отчасти был сосредоточен на работе, отчасти же – занят тем, что мысленно освобождал ее от одежды, целовал губы, любовался улыбкой. Печатая на бумаге слова, Себастьян воображал, как эти же самые пальцы ласкают ее. И чем больше он размышлял о Дейзи, тем больше писал об Амели. Страсть Сэмуэля Риджуэя стала его собственной страстью, и история лилась на страницы с легкостью, неведомой Себастьяну с Италии.
Он понимал, что затеял опасную игру, но не мог остановиться. Ожидание и напряжение стали почти невыносимыми, удовольствие представить себя вновь рядом с ней было слишком соблазнительным, чтобы ему противостоять, и Себастьян вдруг понял, что вновь и вновь мыслями возвращается к мгновениям, проведенным с ней наедине. После поцелуя в лабиринте он неделями работал и предавался фантазиям. Роман, который он исправлял, казалось, зажил собственной жизнью: преобразился в нечто, совершенно отличное от оригинала. И стал хорош, чертовки хорош – одно из лучших написанных им произведений. Даже он признавал это – глубоко в душе, под всей чертовой неуверенностью, какая-то частичка Себастьяна знала, что его творение исключительно.
Он подозревал, что Дейзи не так просто, как ему, обуздывать страсть и превращать ее в предложения, сцены и главы. Он даже не совсем понимал, как ему самому это удается – что-то двигало им, и пусть он не до конца осознавал, что именно, но намеревался использовать это, пока есть возможность. Спустя три недели после поцелуя в лабиринте Себастьян отчеканил на двухсотой странице одно-единственное предложение, остановился и выдернул лист из печатной машинки.
Дейзи обернулась на звук, и Эвермор услышал, как она затаила дыхание. Она догадалась.
– В четыре часа в лабиринте?
– Нет. – Он поднялся, сгреб страницы рукописи и, обогнув стол, остановился прямо перед Дейзи. – В храме Аполлона. Почему бы не воспользоваться им по назначению.
Уголки ее губ изогнулись в улыбке, но она взглянула на него широко раскрытыми невинными глазами.
– Для тихих размышлений?
– Нет, – уронив станицы на стол, ухмыльнулся в ответ Себастьян. – Для романтических свиданий.

К четырем часам Себастьян прокрутил в голове по крайней мере с дюжину эротических сценариев с участием Дейзи Меррик. День за днем его мучили и одновременно вдохновляли воспоминания об их поцелуе, но сегодня он намеревался заполучить новое воспоминание и обрести новый источник вдохновения.
Она вошла в павильон, запыхавшись, словно всю дорогу бежала, глаза ее искрились от волнения, уже распущенные волосы рассыпались в беспорядке по плечам. При виде нее у Себастьяна пересохло в горле, ибо он знал, что ею владеет то же предвкушение, тот же голод, та же потребность, что и им.
– Тебе понравилась рукопись? – спросил он, когда она замерла в дверях.
– Да. Отличная работа. Ты… – умолкнув, она сделала глубокий вдох, – хочешь поговорить о ней сейчас?
– Нет. – Он не собирался тратить драгоценное время на предмет, который можно обсудить и позже. – У меня новое правило.
– Да, – спокойно отозвалась она. – Я так и думала.
– Закрой дверь, Дейзи. А лучше, запри на замок.
Он увидел, как ее глаза расширились, но она подчинилась, и тяжелая деревянная дверь со стуком захлопнулась. Этот звук эхом отразился от каменных стен и купола над их головой. Щеколда бряцнула под рукой Дейзи, неловко пытающейся задвинуть ее в паз. Наконец засов щелкнул, Дейзи обернулась и двинулась навстречу графу.
– И каково новое правило?
Себастьян отметил, что голос ее уже не столь спокоен. Пока она приближалась, он вновь напомнил себе, что не следует так поступать.
«Да, – добавил он про себя, окинув взглядом ее стройное тело, – и правда, не следует».
Но именно это он и собирался сделать. Главное помнить, что нельзя терять голову. Он вновь встретился с ней глазами.
– Тебе придется целовать меня в одном только нижнем белье.
Она остановилась в дюжине футов от места, где он стоял, на лице ее отобразилось потрясение.
– Я не могу!
– Конечно, можешь Это второе правило.
Едва заметно покачав головой, Дейзи поднесла руку к горлу.
– Это низко! – прошептала она, теребя пальчиками пуговицу, скрытую под голубой шелковой лентой воротника.
– В одном нижнем белье, Дейзи.
Ее щеки порозовели.
– Но ведь светло!
Себастьян решил, что не время объяснять, что люди испокон веков занимались подобными неприличными вещами при свете дня.
– Правила есть правила.
Их взгляды скрестились. Он понимал, что толкает ее далеко за пределы того, что могло нарисовать ее куда более невинное воображение, но не в силах был уступить. Он так сильно этого желал. Так в этом нуждался.
Под его непреклонным взглядом она развязала воротничок, потянув за ленту. И даже расстегнула первые две пуговицы, прежде чем остановиться.
– О Боже, – пробормотала она, опустив руку и отводя взгляд со смешком, вызванным, как он подозревал, скорее нервозностью, нежели весельем. – Я не могу.
– Если ты не хочешь этого, тогда тебе лучше уйти прямо сейчас. – Еще только произнося эти слова, Себастьян уже обругал себя за сей внезапный приступ рыцарского благородства. Он в тишине отсчитывал секунды – одна, две, три, но Дейзи не сдвинулась с места.
– Ты сделаешь это, Дейзи?
– Да, – не глядя на него, ответила она. Так тихо, что он едва разобрал. Она попыталась расстегнуть третью пуговицу, но руки у нее затряслись.
– Позволь помочь.
Несколько размашистых шагов – и вот он уже стоит перед ней. Дейзи безвольно уронила руки, Себастьян откинул ее волосы за спину и принялся расстегивать пуговки, одну за другой. Беспокойно шевельнувшись, Дейзи прикрыла глаза, явно взволнованная, но все же не остановила его. Когда блуза распахнулась и взгляду Себастьяна открылись кружево, ленты и нансук лифа, желание обдало его мощной жаркой волной.
Он заметил, что Дейзи дышала тяжело, словно бы за двоих, ее частое дыхание вырывалось меж разомкнутых губ. Она отвернулась, щеки ее заливала краска, глаза были крепко зажмурены. Он не мог понять, что послужило тому причиной: возбуждение или страх.
Себастьян заключил, что, вероятно, и то, и другое, но его это не остановило. Расстегнув пояс, он уронил его на каменный пол, затем уже свободно снял с Дейзи блузу и стянул сорочку с плеч.
Открывшееся перед ним зрелище опьяняло. Лучи послеполуденного солнца отражались от старых известковых стен, озаряя комнату мягким золотистым светом. В этом сиянии волосы Дейзи казались раскаленными, каждый волосок сверкал ярким огнем. Усыпанные веснушками плечи, скромное белое белье, округлости маленьких сладких грудей – все это манило Себастьяна, страсть внутри него ширилась, растекаясь по членам.
Себастьян склонился ниже, и, когда вдохнул нежный цветочный аромат, его обдало теплом ее тела. Тогда он придвинулся еще на дюйм и запечатлел поцелуй на верхушке ее груди, над узкой кружевной каймой, и, коснувшись губами обнаженной кожи, ощутил столь сильное наслаждение, что у него вырвался стон.
Дейзи владели те же чувства, ибо ее тело подалось навстречу в ответ на прикосновение его губ.
– О, нет, нет, – тихо простонала она, прижав ладони к его рубашке, словно собиралась оттолкнуть, хотя запрокинутая в истоме голова говорила об обратном. – Мы не должны этого делать. Уверена, что не должны!
Себастьян тоже был в этом уверен, но останавливаться не собирался. Он работал как проклятый, чтобы оказаться здесь, и не мог все прекратить сейчас. Прижавшись губами к округлому холмику груди, он скользнул рукой под сорочку, и под тугой преградой корсета его пальцы нащупали набухший сосок.
Сие прикосновение оказалось чрезмерным для уже и без того обострившихся целомудренных чувств Дейзи. Вскрикнув, она уперлась ладонью Себастьяну в подбородок, другой рукой пихнула его в грудь и развернулась, словно собралась бежать.
– Не уходи, – обвив рукой ее талию, он вновь прижал Дейзи к своей груди. – Не уходи, Дейзи. Я еще не получил свой поцелуй.
– Нет, получил. – Она ткнула пальцем себя в грудь. – Ты поцеловал меня сюда!
Несогласно хмыкнув, он прижался губами к ее плечу, возле сборчатой кромки корсажа.
– Это не поцелуй.
– Нет, неправда, – тихо простонала она, от волнения сжимая его руку. – Ты поцеловал мою… мою… – От возбуждения не в силах назвать вещи своими именами, Дейзи поправилась: – Поцеловал мою сорочку. Теперь ты должен отпустить меня. О, перестань!
Она подпрыгнула, когда он языком попробовал ее кожу на вкус. Себастьян чувствовал ее смущение, видел, что волнение в ней уступает место панике, и отчаянно пытался придумать, как удержать ее и тем самым продлить мгновение.
– Это не поцелуй. Поцелуй – это когда губы в губы.
– Что ж, хорошо.
Внезапно, так, что он и опомниться не успел, она развернулась, приподнялась на цыпочках и коснулась губами его рта. Все закончилось прежде, чем Себастьян успел осознать произошедшее, а затем Дейзи поднырнула под его рукой и, наклонившись, подхватила с пола пояс с блузой.
– Ну вот и все.
– Нет, не все. – Себастьян вновь притянул ее к себе. – Даже если это был поцелуй – не уверен, слишком уж быстро все случилось – ты сняла верхнюю одежду лишь наполовину. На мой взгляд, нужно снять юбку, чтобы поцелуй был засчитан.
Он потянулся к пуговице юбки, и Дейзи вдруг перестала сопротивляться. Она замерла, все еще прижатая спиной к его груди, ее стройное тело оцепенело в его руках.
– Ну же, Дейзи, – уговаривал Себастьян, уткнувшись ей в ушко. – Ты же тоже этого хотела. Помнишь?
Дейзи не уступала и, собрав всю волю в кулак, Себастьян заставил себя дать ей выбор. Он ослабил хватку настолько, чтобы она могла высвободиться.
Дейзи этого не сделала. Осталась там, где была, хотя он чувствовал, как она дрожит мелкой дрожью в его легких объятиях. Медленно, очень медленно Себастьян наклонился, повернул голову и поцеловал ее шейку. Мышцы под его губами оказались натянуты, словно струны арфы, но Дейзи не вырывалась.
Боясь спугнуть удачу, он оставил свое намерение снять с нее юбку.
Вместо этого Себастьян нежно обнял Дейзи, осторожно притягивая ближе, пока ее ягодицы не прижались к его бедрам, а его рука не легла ей под грудь.
Себастьян прикрыл глаза, вдыхая ее тепло и аромат. Пушистые волосы щекотали его щеку, когда он поцеловал ее в ушко. Он почувствовал, как в ответ по ее телу пробежала легкая дрожь, которая усилилась, когда он ткнулся языком в мочку уха. И вот Дейзи уже затрепетала в его объятиях.
Повернув руку, он накрыл ладонью одну грудь и одобрительно хмыкнул, оценив ее округлую, совершенную форму. Попытайся он снять с Дейзи корсет, она, вероятно, дала бы деру, так что Себастьян заставил себя удовольствоваться тем, что ласкал ее грудь через нижнее белье.
Осторожно, не переставая целовать шею и поглаживать грудь, он развернул их обоих к ближайшей стене. Одна его рука все еще накрывала ее грудь, а свободной он принялся подбирать юбки, пытаясь просунуть под них ладонь.
Шевельнувшись, Дейзи тихонько запротестовала:
– Этого не было в правилах.
Очень зря. Но Себастьян понимал, что вышел далеко за рамки любых заключенных ими соглашений или правил. Тем не менее он был вынужден настаивать на своем, его принуждала сила, до сей поры неведомая Дейзи. Но он знал, что скоро все изменится.
Себастьян хотел, чтобы прежде, чем они покинут эту комнату, она возжелала большего, в точности, как он сам.
– Я остановлюсь вовремя, – пообещал он, задирая юбки еще выше. – Доверься мне.
С кривой усмешкой он подумал, что это самая затасканная фраза, какую мужчины издавна говорили женщинам, но его тело горело огнем, разум ускользал, и избитое, заезженное клише было всем, на что он сейчас способен.
Себастьян чуть согнул колени, чтобы прижаться пахом к ягодицам Дейзи, и когда она подалась навстречу, радость его была столь велика, что грозила сбить с ног и заставить нарушить только что данное обещание.
Страсть бушевала в его теле. Себастьян был тверд как камень и ощущал ноющую боль, он хотел увлечь Дейзи на пол и овладеть ею здесь и сейчас, прямо так, на коленях, но не мог. Боже правый, ведь он только что попросил довериться ему.
Кроме того, он не предпринял обычных мер предосторожности. И она к тому же невинна, едва ли из тех, с кем можно поразвлечься на каменном полу. Придется удовольствоваться тем, что он доставит наслаждение ей.
Целуя изгиб ее шеи там, где она переходит в плечо, он рукой прокладывал себе путь под юбки. Приподнял их, зажав складки голубой шерсти и белого муслина меж их тел, затем скользнул рукой под ягодицы, медленно провел между бедер и через повлажневшие панталоны накрыл ладонью венерин холмик.
Дейзи вскрикнула и резко дернулась, ощутив его прикосновение. Она подалась вперед, словно хотела сбежать, но бежать было некуда, и ее ладони уперлись в стену. Повернув голову, она прижалась пылающей щекой к каменной стене и что-то неразборчиво простонала.
Кажется, прозвучало его имя и что-то насчет дневного света, но он не собирался останавливать из-за подобной чепухи, не сейчас, когда ее тело двигалось в такт его прикосновениям. Она была близка, неимоверно близка к блаженству. И ничто не могло удержать Себастьяна от того, чтобы подарить его ей.
Он водил рукой вперед и назад, используя трение влажной ткани, чтобы возбудить Дейзи еще больше, вознести еще выше. Теперь она тяжело дышала, издавая тихие вздохи желания и тревоги.
Он слышал, как отвечает ей, слышал свой шепот, хриплый от усилий сдержать собственную страсть в узде.
– Все в порядке, – произнес он, пытаясь возбудить ее и одновременно упокоить. – Все в порядке, цветочек. Ты чувствуешь то, что должна чувствовать. Просто позволь этому случиться.
Еще только произнося эти слова, он ощутил, что она быстрее принялась тереться о его руку. Неловкими, но исступленными рывками она стремилась навстречу тому, о приближении чего еще не ведала. Наблюдая за ней, Себастьян пожалел, что не может развернуть ее к себе, ибо сейчас к нему был обращен лишь ее профиль – разгоряченная щека, прижатая к гладкому холодному известняку, но если б он сейчас остановился, чтобы сменить позу, то полностью разрушил бы мгновение. Пришлось довольствоваться видом залитой краской щеки, усыпанной прелестными веснушками, и выбившихся из-за уха непослушных рыжих завитков, и пусть он видел лишь половину лица, но не было в его жизни зрелища прекраснее, чем написанное на нем наслаждение в момент, когда она наконец достигла пика.
Тяжело дыша, Дейзи привалилась к стене, но Себастьян выждал, когда последние конвульсивные волны оргазма отступят, и только потом убрал руку. Опустив юбки, он разгладил их в прежнем порядке, изо всех сил стараясь не думать о болезненной, ноющей потребности собственного тела. Себастьян развернул Дейзи к себе так, чтобы видеть ее лицо целиком, и, когда она изумленно открыла глаза, ощутил всплеск удовольствия не менее мощный, нежели любое когда-либо испытанное им сексуальное освобождение.
Заправив ей за ушко выбившийся локон, он заставил себя отпустить Дейзи.
– Вот, – проговорил он, отступив назад, – такой поцелуй я и имел в виду.
Так не целуются. Дейзи не понимала, что с ней только что произошло, но знала, что с этим не мог сравниться даже их страстный поцелуй в лабиринте.
Она во все глаза смотрела на Себастьяна, оцепенев от охватившего ее вихря ощущений. Она до сих пор вздрагивала, хотя граф уже не касался ее. И несмотря на тишину в комнате, в ушах до сих пор эхом отдавались ее собственные стоны.
Себастьян отвернулся, чтобы собрать снятую раньше с Дейзи одежду.
Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Он протянул ей вещи, но она не спешила их надевать. Прежняя стеснительность исчезла без следа. После всего случившегося ее уже не сильно заботило, что она стоит перед ним полуодетая в залитой светом комнате.
Ее тело было объято экстазом и все еще исполнено некой странной апатии. Какая-то часть ее не желала ничего, кроме как обвить руками его шею, поцеловать и остаться здесь так надолго, насколько только возможно, но Себастьян, казалось, не горел желанием задерживаться. Он помог ей надеть блузу и даже было принялся застегивать пуговицы, но, глубоко вздохнув, остановился.
– Полагаю, тебе лучше закончить самой, – выдохнул он, убрав руки. – Не думаю, что я сейчас способен с этим справиться.
Он не стал вдаваться в объяснения, но Дейзи различила хрипотцу и напряженность в его голосе. Прежде чем он отвернулся, Дейзи случайно опустила взгляд, и, когда заметила твердую выпуклость под брюками, понимание внезапно проникло в ее потрясенный разум.
– Ты в порядке?
Язвительный смешок эхом отразился от стен.
– Нет, пока что нет, – бросил он через плечо и направился к выходу. – Но ничего, переживу.
Между ними повисло молчание. Никто не проронил ни слова, пока Дейзи не закончила одеваться и не подошла к дверям, к тому месту, где стоял он.
– Лучше иди первой, – обронил Себастьян. – Если по пути вдруг встретишь тетушку или кого-нибудь из слуг, скажешь, только что вышла на вечернюю прогулку по имению. Старайся вести себя так, словно ничего не произошло.
Дейзи опасалась, что он требует невозможного. После необычайных событий сегодняшнего дня, едва ли когда-нибудь она вновь станет прежней.
_________________

Мур-мур-мур, какая прелесть. Такая милая глава (в самом начале) и такая страстная дальше. Красота! Спасибо, Эви, Маша!