*Исторические стихотворения

Сергей Есенин

ПЕСНЬ О ЕВПАТИИ КОЛОВРАТЕ

За поемами Улыбыша
Кружат облачные вентери.
Закурилася ковыльница
Подкопытною танагою.
Ой, не зымь лузга-заманница
Запоршила переточины, —
Подымались злы татаровья
На Зарайскую сторонушку.
Не ждала Рязань, не чуяла
А и той разбойной допоти,
Под фатой варяжьей засынькой
Коротала ночку темную.
Не совиный ух защурился
И не волчья пасть оскалилась, —
То Батый с холма Чурилкова
Показал орде на зарево.
Как взглянули звезды-ласточки,
Загадали думу-полымя:
Чтой-то Русь захолынулася,
Аль не слышит лязгу бранного?
Щебетнули звезды месяцу:
«Ой ты, желтое ягнятище!
Ты не мни траву небесную,
Перестань бодаться с тучами.
Подыми-ка глазы-уголья
На Рязанскую сторонушку
Да позарься в кутомарине,
Что там движется-колышется?»
Как взглянул тут месяц с привязи,
А ин жвачка зубы вытерпла,
Поперхнулся с перепужины
И на землю кровью кашлянул.
Ой, текут кровя сугорами,
Стонут пасишные пажити,
Разыгрались злы татаровья,
Кровь полониками черпают.
Впереди сам хан на выпячи,
На коне сидит улыбисто
И жует, слюнявя бороду
Кус подохлой кобылятины.
Говорит он псиным голосом:
«Ой ли, титники братанове,
Не пора ль с пира-пображни
Настремнить коней в Московию?»
От Ольшан до Швивой Заводи
Знают песни про Евпатия.
Их поют от белой вызнати
До холопного сермяжника.
Хоть и много песен сложено,
Да ни слову не уважено,
Не сочесть похвал той удали,
Не ославить смелой доблести.
Вились кудри у Евпатия,
В три ряда на плечи падали,
За гленищем ножик сеченый
Подпирал колено белое.
Как держал он кузню-крыницу,
Лошадей ковал да бражничал,
Да пешневые угорины
Двумя пальцами вытягивал.
Много лонешнего смолота
В закромах его затулено.
Не один рукав молодушек,
Утираясь, продырявился.
Да не любы, вишь, удалому
Эти всхлипы серых журушек,
А мила ему зазнобушка,
Что ль рязанская сторонушка.
Ой, не совы плачут полночью, —
За Коломной бабы хныкают,
В хомутах и наколодниках
Повели мужей татаровья.
Свищут потные погонщики,
Подгоняют полонянников,
По пыжну путю-дороженьке
Ставят вехами головушки.
Соходилися боярове,
Суд рядили, споры ладили,
Как смутить им силу вражию,
Соблюсти им Русь кондовую.
Снаряжали побегушника,
Уручали светлой грамотой:
«Ты беги, зови детинушку
На усуду свет Евпатия».
Ой, не колоб в поле катится
На позыв колдуньи с Шехмина, —
Проскакал ездок на Пилево,
Да назад опять ворочает.
На полях рязанских светится
Березняк при блеске месяца,
Освещая путь-дороженьку
От Ольшан до Швивой Заводи.
Прискакал ездок к Евпатию,
Вынул вязевую грамоту:
«Ой ты, лазушновый баторе,
Выручай ты Русь от лихости!»
У Палаги-шинкачерихи
На меду вино развожено,
Кумачовые кумашницы
Душниками занавешены.
Соходилися товарищи
Свет хороброго Евпатия,
Над сивухой думы думали,
Запивали думы брагою.
Говорил Евпатий бражникам:
«Ой ли, други закадычные,
Вы не пейте зелена вина,
Не губите сметку русскую.
Зелено вино — мыслям пагуба,
Телесам оно — что коса траве,
Налетят на вас злые вороги
И развеют вас по соломинке!»
Не заря течет за Коломною,
Не пожар стоит над путиною —
Бьются соколы-дружинники,
Налетая на татаровье.
Всколыхнулось сердце Батыя:
Что случилось там, приключилося?
Не рязанцы ль встали мертвые
На побоище кроволитное?
А рязанцам стать —
Только спьяну спать;
Не в бою бы быть,
А в снопах лежать.
Скачет хан на бела батыря,
С губ бежит слюна капучая.
И не меч Евпатий вытянул,
А свеча в руках затеплилась.
Не березки-белоличушки
Из-под гоноби подрублены,
Полегли соколья-дружники
Под татарскими насечками.
Возговорит лютый ханище:
«Ой ли, черти, куролесники,
Отешите череп батыря,
Что ль на чашу на сивушную».
Уж он пьет не пьет, курвяжится,
Оглянется да понюхает —
«А всего ты, сила русская,
На тыновье загодилася».

[1912]
_________________

Пьер-Жан Беранже
"Июльские могилы"

Июльским жертвам, блузникам столицы,
Побольше роз, о дети, и лилей!
И у народа есть свои гробницы —
Славней, чем все могилы королей!

Промолвил Карл: «За униженье трона
Отмстит июль. Он даст победу нам».
Но чернь схватила ружья и знамена,
Париж кричит: «Победа трем цветам!»

О, разве мог победоносным видом
Наш враг-король глаза нам отвести?
Наполеон водил нас к пирамидам,
Но Карл… куда народу с ним идти?

Он хартией смягчает нам законы,
А сам в тиши усиливает власть.
Народ! Ты не забыл, как рушат троны.
Еще король, который хочет пасть!

Уж с давних пор высокий голос строго
В сердцах людей о Равенстве твердит:
К нему ведет широкая дорога,
Но этот путь Бурбонами закрыт.

«Вперед, вперед! По набережным Сены!
Идем на Лувр, на Ратушу, вперед!»
И, с бою взяв дворца крутые стены,
На старый трон вскарабкался народ.

Как был велик он — бедный, дружный, скромный,
Когда в крови, но счастлив, как дитя,
Не тронул он казны своей огромной
И принцев гнал, так весело шутя!

Июльским жертвам, блузникам столицы,
Побольше роз, о дети, и лилей!
И у народа есть свои гробницы —
Славней, чем все могилы королей!

Кто жертвы те? Бог весть! Мастеровые…
Ученики… все с ружьями… в крови…
Но, победив, забыли рядовые
Лишь имена оставить нам свои.

А слава их — всегда гроза для трона!
Воздвигнуть храм им Франция должна.
Уж не забыть преемникам Бурбона,
Что вся их власть отныне не страшна.

«Нейдут ли вновь со знаменем трехцветным?» —
Твердят они в июльский жаркий день.
Они дрожат пред знаменем заветным:
На их чело оно бросает тень.

То знамя путь далекий совершило:
К скале святой Елены в океан, —
И перед ним раскрылась там могила,
И встал ему навстречу великан.

Свое чело торжественно склоняя,
«Я ждал тебя!» — сказал Наполеон,
И, в небеса навеки исчезая,
Меч в океан, ломая, бросил он.

Какой завет оставил миру гений,
Когда свой меч пред знаменем сломал?
Тот меч грозой был прежних поколений;
Он эту мощь Свободе завещал.

Июльским жертвам, блузникам столицы,
Побольше роз, о дети, и лилей!
И у народа есть свои гробницы —
Славней, чем все могилы королей.

Напрасно смысл великому движенью
Вельможи дать хотели бы иной, —
Не приравнять им подвиг к возмущенью!
Кто мстил тогда, тот жертвовал собой.

Слыхали мы, что с ангелами, дети,
Вам говорить дано во время сна:
Узнайте, что ждет Францию на свете, —
Утешьте тех, кем вольность спасена!

Скажите им: «Герои! Ваше дело
Нам суждено в грядущем охранять.
Вы нанесли удар громовый смело,
И долго мир он будет потрясать».

И пусть в Париж все армии, народы
Придут стереть следы Июльских дней, —
Отсюда пыль и семена Свободы
В мир унесут копыта их коней.

Во всех краях Свобода водворится.
Отживший строй погибнет наконец!
Вот — новый мир. В нем Франция — царица,
И весь Париж — царицы той дворец.

О дети, вам тот новый мир готовя,
В могилу здесь борцы сошли уснуть,
Но в этот мир следы французской крови
Для всех людей указывают путь!

Июльским жертвам, блузникам столицы,
Побольше роз, о дети, и лилей!
И у народа есть свои гробницы —
Славней, чем все могилы королей!

Александр Пушкин НАПОЛЕОН НА ЭЛЬБЕ

Вечерняя заря в пучине догорала,
Над мрачной Эльбою носилась тишина,
Сквозь тучи бледные тихонько пробегала
Туманная луна:
Уже на западе седой, одетый мглою,
С равниной синих вод сливался небосклон.
Один во тьме ночной над дикою скалою
Сидел Наполеон.
В уме губителя теснились мрачны думы,
Он новую в мечтах Европе цепь ковал
И, к дальним берегам возведши взор угрюмый,
Свирепо прошептал:

"Вокруг меня всё мертвым сном почило,
Легла в туман пучина бурных волн,
Не выплывет ни утлый в море чолн,
Ни гладный зверь не взвоет над могилой -
Я здесь один, мятежной думы полн...

О, скоро ли, напенясь под рулями,
Меня помчит покорная волна,
И спящих вод прервется тишина?...
Волнуйся, ночь, над Эльбскими скалами!
Мрачнее тмись за тучами, луна!

Там ждут меня бесстрашные дружины.
Уже сошлись, уже сомкнуты в строй!
Уж мир лежит в оковах предо мной!
Прейду я к вам сквозь черные пучины
И гряну вновь погибельной грозой!

И вспыхнет брань! за галльскими орлами,
С мечом в руках победа полетит,
Кровавый ток в долинах закипит,
И троны в прах низвергну я громами
И сокрушу Европы дивный щит!...

Но вкруг меня всё мертвым сном почило,
Легла в туман пучина бурных волн,
Не выплывет ни утлый в море чолн,
Ни гладный зверь не взвоет над могилой -
Я здесь один, мятежной думы полн...

О счастье! злобный обольститель,
И ты, как сладкой сон, сокрылось от очей,
Средь бурей тайный мой хранитель
И верный пестун с юных дней!
Давно ль невидимой стезею
Меня ко трону ты вело
И скрыло дерзостной рукою
В венцах лавровое чело!
Давно ли с трепетом народы
Несли мне робко дань свободы,
Знамена чести преклоня;
Дымились громы вкруг меня,
И слава в блеске над главою
Неслась, прикрыв меня крылом?...
Но туча грозная нависла над Москвою,
И грянул мести гром!...
Полнощи царь младой! - ты двигнул ополченья,
И гибель вслед пошла кровавым знаменам,
Отозвалось могущего паденье,
И мир земле, и радость небесам,
А мне - позор и заточенье!
И раздроблен мой звонкой щит,
Не блещет шлем на поле браней;
В прибрежном злаке меч забыт
И тускнет на тумане.
И тихо всё кругом. В безмолвии ночей
Напрасно чудится мне смерти завыванье,
И стук блистающих мечей,
И падших ярое стенанье -
Лишь плещущим волнам внимает жадный слух;
Умолк сражений клик знакомый,
Вражды кровавой гаснут громы,
И факел мщения потух.
Но близок час! грядет минута роковая!
Уже летит ладья, где грозный трон сокрыт;
Кругом простерта мгла густая,
И, взором гибели сверкая,
Бледнеющий мятеж на палубе сидит.
Страшись, о Галлия! Европа! мщенье, мщенье!
Рыдай - твой бич восстал - и всё падет во прах.
Всё сгибнет, и тогда, в всеобщем разрушенье,
Царем воссяду на гробах!"

Умолк. На небесах лежали мрачны тени,
И месяц, дальних туч покинув темны сени,
Дрожащий, слабый свет на запад изливал -
Восточная звезда играла в океане,
И зрелася ладья, бегущая в тумане
Под сводом Эльбских грозных скал.
И Галлия тебя, о хищник, осенила;
Побегли с трепетом законные цари.
Но зришь ли? Гаснет день, мгновенно тьма сокрыла
Лицо пылающей зари,
Простерлась тишина над бездною седою,
Мрачится неба свод, гроза во мгле висит,
Всё смолкло... трепещи! погибель над тобою,
И жребий твой еще сокрыт!

1815
___________________________________

Огюст Барбье
«Девяносто третий год»

1

Был день, когда, кренясь в народном урагане,
Корабль Республики в смертельном содроганье.
Ничем не защищен, без мачт и без ветрил,
В раздранных парусах, средь черноты беззвездной,
Когда крепчал Террор в лохмотьях пены грозной,
Свободу юную едва не утопил.

Толпились короли Европы, наблюдая,
Как с бурей борется Республика младая, —
Угроза явная для королей других!
Корсары кинулись к добыче, торжествуя,
Чтоб взять на абордаж, чтоб взять ее живую, —
И слышал великан уже злорадный гик.

Но весь исхлестанный ударами ненастья,
Он гордо поднялся, красуясь рваной снастью,
И, смуглых моряков набрав по всем портам,
Не пушечный огонь на королей низринул,
Но все четырнадцать народных армий двинул, —
И тут же встало все в Европе по местам!

2

Жестокая пора, Год Девяносто Третий,
Не поднимайся к нам из тех десятилетий,
Венчанный лаврами и кровью, страшный год!
Не поднимайся к нам, забудь про наши смуты:
В сравнении с тобой мы только лилипуты,
И для тебя смешон визг наших непогод.

Нет жгучей жалости к народам побежденным,
Нет силы в кулаках, нет в сердце охлажденном
Былого мужества и прежнего огня, —
А если страстный гнев порою вырастает,
Мы задыхаемся, нам пороху хватает
Не более, чем на три дня!

Зинаида Гипиус ПЕТРОГРАД

Кто посягнул на детище Петрово?
Кто совершенное деянье рук
Смел оскорбить, отняв хотя бы слово,
Смел изменить хотя б единый звук?

Не мы, не мы… Растерянная челядь,
Что, властвуя, сама боится нас!
Все мечутся да чьи-то ризы делят,
И всё дрожат за свой последний час.

Изменникам измены не позорны.
Придет отмщению своя пора…
Но стыдно тем, кто, весело-покорны,
С предателями предали Петра.

Чему бездарное в вас сердце радо?
Славянщине убогой? Иль тому,
Что к «Петрограду» рифм гулящих стадо
Крикливо льнет, как будто к своему?

Но близок день — и возгремят перуны…
На помощь, Медный Вождь, скорей, скорей
Восстанет он, всё тот же, бледный, юный,
Всё тот же — в ризе девственных ночей,

Во влажном визге ветреных раздолий
И в белоперистости вешних пург,-
Созданье революционной воли —
Прекрасно-страшный Петербург!
___________________________________

Анатолий Вершинский

Легенда об Искандере, князе урусов


I

От засек Залесья до застав Сарая
добрых две недели конного пути.
Это если ехать, устали не зная,
и коней подменных в поводу вести.

Устали не знает старший Ярославич;
в думах князя – участь русских городов:
сборщиков налогов выдворили давечь
Суздаль и Владимир, Углич и Ростов.

Бесермен побитых жалко Берке-хану:
«Искандер, теперь ты у меня в долгу,
но в Орду урусов угонять не стану,
коль отбить поможешь натиск Хулагу».

На холмах персидских новую державу
создали от сопок отчих вдалеке
внуки Чингисхана. По какому праву
Хулагу добычу отнял у Берке?

II

Зимняя дорога – шёлковая лента.
Над протокой – мостик, над болотом – гать.
От застав Сарая до ворот Дербента
добрую неделю коннице скакать.

С малою дружиной, да велик отвагой,
взять ордынцу крепость пособил урус;
и с остатком войска, точно тать с ватагой,
Хулагу вернулся в родовой улус.

Нет, не завершилась миром эта ссора,
но полки в Залесье не верстал Сарай.
От сиротской доли, страха и разора
старший Ярославич спас отцовский край.

По дороге к дому слёг от ратных тягот
и скончался, приняв схиму, в Городце.
...Русские и после за Дербент полягут –
драгоценный камень в царственном венце!
_________________

Генрих Гейне КОРОЛЬ РИЧАРД

Сквозь чащу леса вперед и вперед
Спешит одинокий рыцарь.
Он в рог трубит, он песни поет,
Душа его веселится.

О твердый панцирь его не раз
Ломалось копье иноверца.
Но панциря тверже душа, как алмаз,
У Ричарда Львиное Сердце.

«Добро пожаловать! — шепчут листы
Своим языком зеленым. —
Мы рады, король, что в Англии ты,
Что вырвался ты из полона».

Король вспоминает свою тюрьму
И шпорит коня вороного.
На вольном воздухе славно ему,
Он будто родился снова.
___________________________________

Павел Антокольский

Кусок истории


А океан бил в берега,
Простой и сильный, как и раньше.
А ураган трубил в рога
И волны гнал назад к Ла-Маншу.

Под звон цепей, под лязг вериг,
В порывах пара, в мчанье тока,
От Дувра до Владивостока
Метался старый материк:

Казармы, банки, тюрьмы, храмы
Черным-черны, мертвым-мертвы.
Избороздили землю шрамы –
Траншей заброшенные рвы.

Здесь были войны, будут войны.
Здесь юноши на первый взгляд
Вполне послушны и пристойны,
Они пойдут, куда велят.

Они привыкнут к дисциплине,
И, рвеньем доблестным горя,
Они умрут в траншейной глине
За кайзера и за царя.

В Санкт-Петербурге иль в Берлине
Не спят штабные писаря,
Иль железнодорожных линий
Поблескивают стрелки зря...
Они умрут в траншейной глине
За кайзера и за царя.

Куда ни глянешь – всюду тот же
Зловещий отблеск непогод.
Век своё отрочество отжил.
Ему четырнадцатый год.

1956
_________________

Петр Ершов

Сузге. Сибирское предание


1

Царь Кучум один владеет
Всей Сибирскою землею;
Обь, Иртыш, Тобол с Вагаем
Одному ему подвластны;
Он берет со многих дани;
Сам не платит никому.
Царь Кучум, сидя в Искере,
С утра раннего до ночи
Пишет царские приказы,
Рассылает повеленья
От Урала до Алтая, -
По сибирской всей земле.
Много силы у Кучума,
Много всякого богатства:
Драгоценные каменья,
Из монистов ожерелья,
Черный соболь и лисица,
Золото и серебро.
Царь Кучум живет в палатах,
Ест с серебряного блюда,
Из ковша пьет золотого,
Спит под шелковым навесом,
На пуховых на постелях,
Ходит мягко по коврам.
У того царя Кучума
Две подруги молодые,
Две пригожие царицы,
Полногруды, белолицы:
У одной глаза, как небо,
У другой глаза, как ночь.
Царь Кучум обеих любит,
Царь Кучум обеих нежит,
С алой розы умывает,
В шелк, в монисты наряжает,
И дородство, и пригожство
Пуще глаза бережет.

2

Раз ополдень царь Сибири
От трудов своих от царских
Отдыхал на мягком ложе.
Вдруг к нему, к царю, подходит,
Легкой ножкой чуть ступая,
Черноглазая Сузге.
«Мой супруг и повелитель,
Царь Кучум! Твоя рабыня
Хочет нынче женской просьбой
Утрудить твое вниманье», -
Так к нему, царю, вещает
Черноглазая Сузге.
Царь Сибири, усмехаясь,
Взял пригожую царицу,
Посадил к себе на ложе,
И, обняв рукою правой, -
«Расскажи, моя царица», -
Молвил ласково ей он.
«Мой супруг и повелитель! -
Говорит Сузге Кучуму. -
Велико твое владенье,
Хороши твои усадьбы;
Но одно твое селенье
Лучше кажется мне всех.
Там есть холм один высокий,
С двух сторон - стеною горы,
С двух сторон - ковром равнина;
У холма же, словно лента,
Ручеек бежит в равнину,
И вдали шумит Иртыш.
Прикажи мне, мой властитель,
Там построить терем царский
И позволь твоей рабыне
В этом тереме веселом
Встретить вешнюю зарницу,
Красно лето проводить».
«Будет!» - молвит царь Сибири.
«Да еще одно прошенье:
Прикажи срубить мне судно,
Снарядить его прибором,
Тонким парусом с подзором,
Чтоб вечернею порою
Мне гулять по Иртышу».
«Будет!» - молвит царь Сибири.
«Да еще одно прошенье:
Приезжай два раз в неделю
Навестить твою рабыню,
Слово ласково промолвить,
Ложе ночью разделить».
«Будет! - молвит царь Сибири. -
В три недели приготовят
На холму веселый терем,
На реке - с прибором судно,
И два раз в неделю буду
Я в твой терем приезжать».

3

Время срочное минуло:
На холме Сузге высоком
Красовался царский терем -
С переходами резными,
Со ставнями расписными,
С узорочною оградой
И с перильчатым крыльцом.
Пихты, лиственницы, ели
Осеняют царский терем;
Над ручьем белеет полог;
От крыльца к ручью, по скату,
Вьется легкая дорожка
И теряется в цветах.
По равнине, по широкой,
От реки до гор далеких,
Ходят воины Кучума,
Стерегут тот терем царский,
Гладят бороду седую,
Саблей звонкою стучат.
По реке гуляет судно,
Двадцать весел плещут воду,
Белый парус наготове
Развернуться полной грудью,
Заплескать в волнах кипучих,
Судно легкое нести.
За весной приходит лето,
Убирает всю природу
В разноцветную одежду:
Тал, березу рядит в зелень,
Куст шиповника румянит,
Вяжет лентами цветы,
Вся земля пирует лето;
Вся Сибирь пирует лето:
Но на всей земле Сибирской
Нет прекраснее Сузгуна,
Где живет луна-царица,
Черноглазая Сузге.

4

Зной полудня утихает;
С гор, увенчанных лесами,
Ветерок летит прохладный.
Вот из терема выходят
По решетчатым воротам
Шесть татарок молодых,
И встают они попарно
В обе стороны по скату,
Ждут царицу молодую,
Чтоб вести ее под полог -
В сокровенную купальню
Тихоструйного ручья.
Вот является царица,
Легкой серною мелькает
По излучистой дорожке;
И спешат за ней рабыни
Снять ревнивые покровы
С их царицы молодой.
Белый полог застегнулся...
Слышны речи, слышен хохот,
Звонкий плеск прозрачной влаги, -
И на пологе широком,
В легких очерках видений
Тени зыблются порой.
Вечер. Кончилось купанье.
Снова полог расстегнулся,
И царица молодая
(Щеки розами горят)
Вновь мелькнула по дорожке
Легкой серною на холм
И под пихтою душистой
Опустилася, слабея,
На узорчатые ткани.
И несет одна девица
Прохладительный напиток
Ей в сосуде золотом.
Вкруг Суэге ее рабыни
Черну косу выжимают,
Чешут гребнем, разделяют,
В плетеницы завивают
И жемчужную повязку
В косу пышную плетут.
Пьет царица молодая
Прохладительный напиток.
Словно пламя - пышут щеки;
Словно звезды - блещут очи;
Словно волны - дышат груди;
Так бела и так свежа!
На коврах лежа узорных,
Приклонив к руке головку,
В упоительном раскиде -
То ли розою востока,
То ли гурией пророка
Тут казалася Сузге.
А над нею полной чашей
Беспредельного сиянья
Небо лета развернулось;
А пред нею - горы, долы,
Бесконечная равнина,
Вечноплещущий Иртыш!..
В легкий сон Сузге склонилась,
И любимая рабыня,
На колени став пред нею,
Обвевала опахалом
И пылающие щеки,
И трепещущую грудь.

5

Спит царица молодая
Под вечернею прохладой,
А у ног ее рабыни
За узорным рукодельем
Чуть-чуть слышными речами
Говорят промеж собой.
Чудны женские рассказы!
Будто полночью глубокой
На мысу одном высоком
По три раза проходили
Цвета белого собака
И как уголь черный волк;
С воем грызлись меж собою,
И в последний раз собака
Растерзала злого волка.
Будто с той же ночи всюду
Меж сибирскими лесами
Чудным образом и видом
Вдруг береза зацвела;
Будто в полдень на востоке
Облака являют город
С полумесяцем на башне,
И подует ветр с Урала,
И снесет тот полумесяц,
И навеет чудный знак;
Будто в полночь вдруг заблещет
Над могилами Искера
Яркий свет звездой кровавой,
И послышится стук сабель,
И неведомый им говор,
И какой-то страшный треск,
Что-то будет с ханским царством!
А недаром же татары
Собираются к мечетям:
Сердце чует про невзгоду,
Тишина - предвестник бури:
Где ж зачнется та гроза?

6

Всходит утро над Сузгуном.
Вдруг к Сузге в высокий терем
Старшина седой приходит;
Торопливо просит видеть
Чрез рабынь свою царицу,
Молвить важные ей вести,
Слово нужное сказать.
И царица призывает
Старшину в свою светлицу,
И волнистою фатою,
Словно облаком летучим,
Осторожно закрывает
Полнолунное лицо.
Вскоре входит старый воин.
Скинув шапку меховую,
Он честит Сузге поклоном.
«Вести важные, царица!
Здесь гонец царя Кучума,
Сохрани его Алла!
К нам от западной границы,
От крутых верхов Урала,
Без призыву, без прошенья,
Вдруг пожаловали гости
И пируют нашей кровью
По сибирской всей земле.
Царь Кучум гонцов отправил,
Чтоб со всех сторон Сибири
Для защиты, для отпора
Собирались стар и молод;
Чтобы все свои селенья
Укрепляли в тот же час.
И к тебе гонец, царица!
Царь Кучум велит, не медля,
Строить стены и бойницы,
Делать валы и ограды,
Снаряжать себя довольством,
Рать осадную сбирать». -
«А далеко ль эти гости?» -
Старшину Сузге спросила.
«А когда б стрела летела
Час один с одною силой,
Так к концу она упала б
В их неверные шатры».
И дает Сузге-царица
Старшине тому седому
Тихо умные приказы.
И послушный старый воин
Ей клянется головою
Все исполнить, как велит.

7

Спеет дружная работа:
С утра раннего до ночи
Сто работников послушных
Носят камни, возят бревна,
Роют рвы и сыплют валы -
Укрепляют царский холм.
Вот проходят две недели,
И Сузге веселый терем
Смотрит грозною твердыней:
Обнесен вокруг стенами,
Обведен высоким валом,
Окружен глубоким рвом..
Две бойницы подле ската,
И одна из них - на запад,
Где Иртыш шумит волнами.
А другая - на восток,
Там, где стелется равнина
Бесконечной полосою.
И с бойниц тех непрестанно
Смотрят в даль сторожевые
И при каждом появленье
Незнакомых лиц в равнине
Вызывают громким криком
На бойницы весь отряд.
И гонец, два раза в сутки,
Скачет шибко за вестями
От Сузгуна до Искера -
Но обратно с каждым разом
Всё нерадостные вести
Он привозит от царя.

8

Раз, вечернею порою,
В те часы, когда молитву
Правоверные свершали,
А Сузге в своей светлице
Думу думала - нежданно
Быстро входит воин к ней.
Грозен вид его сердитый;
Лоб наморщен, губы гневом
Сведены; глаза сверкают.
Ни поклона, ни привета
Он не делает царице
И не смотрит на нее.
«Брат!» - царица восклицает,
И встает поспешно с места,
И сжимает брату руки.
«Или новое несчастье
Нас постигло? Что ж? Не медли!
Все ли кончено? Скажи!»
Молчалив и гневен воин.
«Что с Кучумом? Что с народом? -
Вновь царица начинает.
Или бог совсем оставил
Правоверных?.. Иль пришельцы
Посягнули на царя?»
Вздох страданья, вздох тяжелый -
Был ответ Махмета-Кула.
Вдруг сорвал свою он саблю,
Бросил об пол в сильном гневе
И, закрыв лицо руками, -
«Все погибло! - простонал. -
Пришлецы теперь пируют
В нашем городе Искере;
Наше войско - куча трупов;
Сам Кучум бежал поспешно,
Бросив все свои богатства...
Гибель царства решена!..»
Долго длилося молчанье
Между братом и сестрою.
Вдруг из ясных глаз царицы
Слезы градом покатились:
«Мой супруг! мой повелитель!» -
Громко вскрикнула она.

9

Ходит скорыми шагами
Брат царицы по палатам,
Гнев, печаль его терзают;
А царица молодая
Неподвижно, молчаливо
На ковре своем сидит.
Вдруг Махмет остановился
Пред сестрой и грустно молвил:
«Мне с тобой сегодня ж должно
Разлучиться - пусть погибну,
Если рок велит мне гибнуть!
Да, сестра! Сегодня ж ночью
Я прощусь с тобой. Не бойся!
Без меня тебя не тронут.
Я о жизни не жалею:
Смерть моя спасет тебя.
Подожди! Но если след мой
У тебя наш враг откроет,
Все пропало! Я знаком им,
Я встречался с ними в битвах:
Сам Кучум не так им страшен,
Как твой юный брат Махмет».
«Все ль? Теперь меня послушай. -
Речь царица начинает: -
Если бог велел погибнуть
Всей Сибири, пусть погибнет;
Но пускай и враг наш, русский,
Гибель с нами разделит.
Иль не стало больше средства?
Иль на всей земле сибирской
Нет уж боле человека?
Царь бежал: будь ты царь нынче,
Вороти свое владенье,
Завоюй себе Сибирь!
Слушай - хитрость лучше силы:
Распусти меж русских вести,
Что сидишь ты здесь, в Сузгуне;
И когда наш враг обложит
Это место, ты немедля
Собирай свои дружины.
Будь спокоен! Я сумею
Продержать их под стенами
Столько времени, сколь нужно,
Чтоб тебе собраться с силой.
Тут нагрянь на них отважно -
И Алла - помощник твой!»
Речь окончила царица.
На лице Махмета-Кула
Луч блеснул отрадной мысли.
Нежно обнял он царицу.
«Да исполнится!», - сказал он
И поспешно вышел вон.

10

Царь Кучум в степях горюет
О своем богатом царстве;
А в больших его палатах
Казаки сидят за чарой,
Поминают Русь святую
И московского царя.
Впереди сидит начальник
И большой их воевода,
Первый в бое и в советах,
Тот Ермак ли Тимофеич.
Редко к чаре он коснется
И среди веселья крепко
Думу думает свою.
Справа грозный воевода,
Атаман Кольцо отважный,
Буйну голову повесив;
Слева, весел и разгулен,
С полной чарою глубокой,
Атаман Гроза сидит.
На другом конце пируют
Три другие атамана:
Мещеряк, Михайлов с Паном.
За палатами ж Кучума
На дворе большом гуляют
Удалые казаки.
Светлый день идет на вечер,
А казацкий пир к исходу...
Вдруг большой их воевода,
Тот Ермак ли Тимофеич,
Выпив чашу едным духом,
Быстро встал из-за стола.
«Нет, товарищи! - сказал он, -
Рано нам еще на отдых;
Наше дело зачатое
Довершить сперва надлежит:
Мы Искер один лишь взяли -
Остается взять Сибирь.
К нам дошли худые вести:
Говорят, что царский шурин
Не бежал с царем Кучумом,
Что сидит теперь в Сузгуне,
Что тайком сбирает войско,
Чтоб Искер у нас отнять.
Завтра с богом за работу!
Ты, Гроза, пойдешь к Сузгуну
Со своею всей дружиной,
И уж волей, иль неволей,
А возьми Махмета-Кула;
Только помни благость бога,
Не губи напрасно всех.
Ты, Кольцо, сиди в Искере,
Береги его для Руси;
Сам же я пойду с другими
На царя того Сейдяка.
Надо кончить поскорее:
Ведь зима не за горою».
Речь Ермак свою окончил,
Встали тихо атаманы.
«Гой, Ермак наш Тимофеич! -
Громко все они вскричали. -
Ты приказывать нам можешь,
Мы - послушники твои!»

11

На другой день все казаки
До зари еще вставали,
Сабли, ружья вычищали,
Собиралися на площадь,
И в порядке - чином к чину -
Становилися в ряды.
Вот выходит воевода,
Тот Ермак ли Тимофеич
С атаманами своими;
Низко кланяется войску,
И подходит он под знамя,
И дает молитве знак.
И послушно вся дружина,
За вождем склонив колена,
В тишине благоговейной
Молит господа и бога
О победе над врагами,
Не долга - сильна молитва!
Вскоре встали все казаки,
Сабли наголо и дружно
Громким голосом вскричали:
«С нами божеская сила
И угодник Николай!»
Вот Ермак ряды обходит,
Поименно называет
Всех десятников и старших,
Славу Дона поминает,
И богатую добычу,
И прощение царя.
«Гой, товарищи и братцы,
Вы, казаки удалые!
Лучше честно нам погибнуть,
Чем позорною кончиной
На постыдной сгибнуть плахе
И проклятье заслужить».
Шумно тронулись казаки...
То не лебеди, не снеги -
То их парусы белеют;
То не песни соловьины -
То их русские напевы.
Гой, вы, братцы! добрый путь!

12

Не в полудне, не в полночи
Крик орла в выси раздался,
А вечернею порою
Крикнул воин на бойнице,
Той бойнице ли Сузгунской,
Где синеется Иртыш.
То не пчелы вылетают
Из улья с своей царицей,
То татары выбегают
С старшиной своим отважным
На высокие на стены
Грозной крепости Сузге.
Вот являются в равнине
Люди храбрые - казаки,
Впереди их - воевода.
«Ай-да крепость!» - тихо молвит.
«Ай-да крепость!» - повторяют
Все казаки про себя.
«Гой, татары и уланы! -
Крикнул громко воевода. -
Коль живыми быть хотите,
Сдайте нам свою ограду;
Коль погибнуть вы хотите,
Не сдавайте нам ее!» -
«Гой, неверный воевода!
Прежде солнце почернеет,
Прежде наш Иртыш великий
Потечет назад к истоку,
Чем сдадим мы вам ограду», -
Так со стен своих высоких
Отвечает старшина.


_________________

Николай Заболоцкий

Поход


Шинель двустворчатую гонит,
В какую даль — не знаю сам,
Вокзалы встали коренасты,
Воткнулись в облако кресты,
Свертелась бледная дорога,
Шел батальон, дышали ноги
Мехами кожи, и винтовки —
Стальные дула обнажив —
Дышали холодом. Лежит,
Она лежит — дорога хмурая,
Дорогая бледная моя.
Отпали облака усталые,
Склонились лица тополей,—
И каждый помнит, где жена,
Спокойствием окружена,
И плач трехлетнего ребенка,
В стакане капли, на стене —
Плакат войны: война войне.
На перевале меркнет день,
И тело тонет, словно тень,
И вот казарма встала рядом
Громадой жирных кирпичей —
В воротах меркнут часовые,
Занумерованные сном.

И шел, смеялся батальон,
И по пятам струился сон,
И по пятам дорога хмурая
Кренилась, падая. Вдали
Шеренги коек рисовались,
И наши тени раздевались,
И падали... И снова шли...
Ночь вылезала по бокам,
Надув глаза, легла к ногам,
Собачья ночь в глаза глядела,
Дышала потом, тяготела,
По головам... Мы шли, мы шли...

В тумане плотном поутру
Труба, бодрясь, пробила зорю,
И лампа, споря с потолком,
Всплыла оранжевым пятном,—
Еще дымился под ногами
Конец дороги, день вставал,
И наши тени шли рядами
По бледным стенам — на привал.

1927
_________________

Виктор Соснора

БОЙ МСТИСЛАВА С РЕДЕДЕЙ

Мстислав пучеглаз
И угрюм, как пучина.
Не ведал он ласк
и девичьей кручины
и не подносил полонянкам парчи.
Закрученный ус
у Мстислава торчит.
Мстислав солнцелик.
Но не ясен,
А красен
лицом,
а плечами устойчивей граба.
Мудрец Ярослав и молва не напрасно
прозвали Мстислава маститого Храбрым.
Из рощи,
где ропщет
в трясине осока,
ведет русых руссов Мстислав на косогов.
Из бора,
где ели
у кромки редеют,
ведет горбоносых косогов Редедя.
И сдвинулись армии.
Встали, горланя
орлами голодными
перед бранью
с орлами голодными.
Рявкнул Редедя:
— Вы, руссы,
вы — трусы,
собакины дети!
Ваш князь —
недоносок,
и харя вдобавок. —
Мстислав ухмыльнулся. Мстиславу забавно.
Мстислав до мизинцев улыбкою застлан:
— О, витязь Редедя опять нализался! —
Летят в лопухи оборонные латы.
Сцепились два князя. Кулачная схватка!
Мечи — в лопухи!
Если драться — то драться!
Наметан кулак. Мимо скулы не клацнет.
Обучены витязи скулы мочалить.
Придвинулись армии ближе.
Молчали,
борцов одобряя бряцаньем металла.
Вспотевшая пыль
над борцами металась.
Вот вскрикнул Редедя —
и замертво рухнул,
раскинув черноволосые руки.
Он рухнул, как ствол под секирою грубой,
не выпивший всласть
черноземного сока.
Мстислав прикусил
размозженные губы
и, шею набычив,
пошел на косогов,
пошел,
кулаками по воздуху тыча,
один —
против армии в несколько тысяч,
с двумя кулаками —
на полчища стали.
Смутились косоги
и побежали...
Пирует Мстислав. Созывает на праздник
окрестных крестьян
и пирует —
до храпа!
Мудрец Ярослав и молва не напрасно
прозвали Мстислава маститого Храбрым.

Владимир Палей НА ЭТИХ КЛАВИШАХ...

Marquise, vous souvenez-vous
Du menuet que nous dansâmes?...*
François Coppée

На этих клавишах, обвеянных мечтой,
Покоилась рука Марии Антуанетты,
Рондо в два голоса чуть слышно были спеты,
И разливался плач наивно-золотой...

Державная рука, пленяя белизной,
Прелестного Рамо играла менуэты...
О вы, мечтатели, вы - юные поэты,
Как я, вы видите Её перед собой?...

Да, грёза этих струн жила во время оно
И, нарушая тишь Большого Трианона,
Дрожала - словно стон предсмертной старины...

И грустного Люлли ритмичные печали,
Как лепестки цветка, как музы тишины,
В окно раскрытое над парком вылетали...

Царское Село. 1 мая 1914

* Маркиза, помните ли вы менуэт , который мы танцевали когда-то? Франсуа Коппе (фр.)
___________________________________

БОРИС САДОВСКОЙ "ЕЛИСАВЕТА"

Пробьет свой час для новых поколений,
Но как забыть торжественный рассвет,
Треск барабанов и полозьев след,
Перед казармой крики, коней в пене?
Прочь смертный грех, прочь память об измене!
Нет, не причастна им Елисавет!
На смуглых ручках страшных пятен нет,
Довольно палачей и преступлений.
Балы шумели, Разумовский пел,
И распускалась жизнь роскошным летом.
Вот Ломоносов с университетом,
А Фридрих кличет смерть на груде тел,
Бросает меч и ждет конца мучений,
Вверяясь бегу роковых мгновений.
_________________

Пилигрим Сергей

Могуч и грозен Чингисхан — великий вождь, великий хан!
Как солнце он пришёл с Востока, над миром поднялся высоко,
На Землю устремив свой глас — суровый повелитель рас!
И орды воинов лихих, и тучи племён кочевых:

И в стужу, слякоть, адский зной — текут бескрайнею рекой.
А следом дым пожарищ, пыль и эхом стонущий ковыль,
И море крови, реки слёз, и плач поникнувших берёз.
Но на превратности судьбы Русь поднималась на дыбы:

Стихийно, порознь, тяжело — до Калки было далеко!..
А Чингисхан разбив шатры, повелевал нести дары:
Изделий, утвари, добра — от Волги и до вод Днепра!
Глазами видел не на слух, что не потух враждебный дух,

А только тлеет исподволь, сыпля на раны мести соль…
И вот гонцы ни с чем вернулись, в пути возы перевернулись…
Какой-то князь затеял спор, не дал гонцам собрать побор…
Ну что ж, за дерзкую управу пошлёт отряд он на расправу.

Да только не поспеть вокруг: сужается свободы круг!..
— Аллах! — взывает к небесам:
— Империя трещит по швам!
Советом добрым помоги! Одолевать стали враги!..

Намаз окончен снова в путь: неверных в бегство повернуть!..
Как вихрь несётся на коне опять селения в огне!..
Набатом кровь стучит в висках и, страстный, блеск горит в глазах!
Победный дух парит легко! До Калки было далеко!..

Алексей Мальчиков

Четвёртый день



Валы покрыты льдом.

Густая кровь дымится.

По брёвнам заборол*

С размаху бьёт беда.

Смола в больших котлах

Шипит и пузырится.

Четвёртый день стоит

У города Орда.



Четвёртый день не спят

Испуганные дети,

Прижавшись к матерям

В подвальной темноте.

Проломлена стена.

Ворота сбиты с петель.

В проломе и во рву

Завалы чёрных тел.



Всё гуще липкий дым.

Во рту горчит от смрада.

Бесчеловечный век

Свою взымает дань.

И с каждым днём страшней

Становится осада.

Ломается металл…

Но держится Рязань.



Пылает страшный день

На небе солнцем чёрным.

От крови и огня

Снег превратился в грязь.

Защитники моей

Рязани обреченной

Сбивают вниз врага,

Хрипя и матерясь.



Батый окаменел.

На смерть уходят сотни.

Он им не смотрит вслед,

Не ест, не пьёт вино.

Он в гневе, но ему

Не взять её сегодня,

А завтра будет то,

Что свыше суждено.



Быть дочерям её

В слезах, и слезы эти

Не высушить ветрам,

Поющим над Окой.

Со всех сторон летят

Горшки вонючей нефти,

И воющий пожар

Заметен далеко.



Тебе уснуть навек.

Ты больше не услышишь

Серебряную песнь

Неомрачённых дней.

Распятая Рязань,

Как жаль, что ты – не Китеж.

Как жаль, что не укрыть

Красу твою на дне.



В тиши зелёных вод

Ты б оставалась вольной,

А страшная судьба

Досталась бы другим.

Ах, если бы тебе…

Но разве может воин

Покинуть пост, когда

Ломают дверь враги?



Ещё не выбит меч,

Ещё белеют храмы.

Кто мужеством крылат,

Того не сломит страх.

Стоят твои сыны,

Не имущие срама,

Последнею стеной

На ледяных валах.


* Бруствер в древних крепостных оградах в городах Руси.
_________________