Почека:
28.09.15 05:21
Ждем с нетерпением! Вдохновения Вам!!!!
Почека:
29.09.15 05:44
Коллажи супер! Второй прям в точку, я именно таким его и представляла! Спасибо!!
LexyGale:
29.09.15 09:10
» Глава 14
ОтветыАшер хлопья купил. Он вообще молодец. Спать с ним — сплошное удовольствие. На ужин — заказанная ресторанная еда и роскошный вид из окон, на завтрак — лучший кофе во всем Сиднее и матрас, с которого вставать по утрам пытка. А еще не забудем упомянуть, что Ашер по утрам разгуливает по своему пентхаусу в одном лишь полотенце. Билеты в первый ряд, пожалуйста. Ради такого зрелища я даже продолжаю отказывать себе в столь полезных утренних пробежках. Вот прилечу из Осаки — вернусь к здоровому образу жизни, а пока берем от жизни все.
— Ты улетаешь завтра?
— К сожалению, — отвечаю я, не отводя глаз от полотенца.
— Пока ты там будешь, тебе стоит свыкнуться с мыслью, что моя сестра — не плотоядный монстр и не обручальное кольцо. К тому же, думаю, вы друг другу понравитесь.
— Ашер, ты серьезно собираешься со мной встречаться? На постоянной основе и без блинчиков?
— Да.
— Почему?
— Расскажу не раньше, чем ты согласишься познакомиться с Селией. Иначе этот разговор вообще лишен смысла.
— Мне нужно идти.
Да-да-да. Сестра Ашера — мой персональный таракан. Но, серьезно, мы с ним начали вроде как спать вместе всего лишь в субботу, а сегодня среда. Зачем мне знакомиться с его сестрой? Мы даже ни на одном свидании не побывали. Фыркаю и пристегиваю ремень безопасности. Нет, я определенно не рассматриваю эти с позволения сказать отношения как нечто серьезное. Король Сиднея и… я. Ну смешно же.
Мне нужно найти Картера, а то после фееричного вручения билета на самолетик я как-то все побаивалась зайти и спросить о цели своей поездки. Догадываюсь, что Картер бесится. Еще бы. Целовалась с ним, потом уехала к Ашеру, да там, считай, и осталась… Трезвенницей что ли заделаться?
— Мисс Адамс, Картер у себя? — спрашиваю я от дверей приемной.
— Он на собрании проректоров, но оно должно скоро закончиться, у него через час встреча в городе.
— Мне нужно с ним увидеться… — Ну да, дотянула до последнего! — Где, говорите, собрание?
Мне везет, когда я подхожу к конференц-залу, власть имущие мужи как раз выходят из дверей. Фривольно машу им ладошкой. Шон останавливается, не сводя с меня глаз говорит еще несколько фраз седовласому профессору, затем на прощание хлопает его по плечу и идет ко мне.
— Привет, — говорю я, подавляя нервоз. — Я так и не узнала цель поездки в Осаку. Она вообще есть?
Шон оглядывается на конференц-зал, а затем интересуется у застрявших в дверях проректоров:
— Ну вы там долго копаться будете?
А в подчинении у Картера, оказывается, господа очень талантливые! Одним взглядом объяснить кому-либо степень его презренности? Да я просто-таки зеленею от зависти.
— Заходи, — вполне миролюбиво говорит, наконец, Шон и закрывает за нами обоими дверь конференц-зала. Я сглатываю ком в горле. Зачем мы здесь? — Дело в том, что Такаши не просто так не участвует в нынешнем проекте. Мы с ним пишем еще один. И нам нужна твоя помощь.
Оу… а я-то было уже размечталась, что он из-за Ашера… Какая же я дура.
— Что за проект?
— Спросишь у Такаши. И никому ни слова. Понятно, Конелл?
Ох не нравится мне происходящее. Обхватывая себя руками и присаживаюсь на спинку стула.
— Я задал вопрос, — напоминает Картер.
— Во что ты меня втягиваешь? — вместо ответа спрашиваю я.
— Это просто проект.
— О котором ты боишься говорить вне закрытых дверей? — иронично интересуюсь я. — Очень похоже. Картер, скажи мне, что это за проект.
— Что было в пятницу? — вдруг спрашивает он.
— Шон, проект…
— Что было в пятницу? — невозмутимо переспрашивает он.
— Чего ты хочешь? — начинаю раздражаться я.
— Напомнить тебе о том, что было в пятницу.
— Я видела фото, — сухо отвечаю я.
— Ты рассказывала мне о том, как грустно иногда бывает здесь, в Сиднее одной.
— Я напилась, — начинаю я краснеть.
— И о том, что очень злишься на меня из-за яхты Эмилио Юнта.
— Я напилась, но это правда.
— А затем сказала, что понимаешь. Что не тебе с твоими проблемами судить, — обвиняюще тыкает в меня пальцем Шон, подходя ближе. Я сглатываю ком в горле. Все, я точно записываюсь в ряды трезвенников. — И ты меня целовала!
После этих слов я сильнее сжимаю себя руками. Боже мой. Да-да, мне совестно. А Картер, тем временем, делает еще один шаг ко мне, теперь он стоит вплотную, его губы приближаются к моим, стоит чуть вдохнуть, и они сомкнутся.
— А затем ты уехала с Ашером! — почти кричит он. — Какого. Черта?
— Я не могла сама уехать. Я даже не помню этого.
— Зато я помню! Ты уехала. Сама. В этом некого винить.
От этих слов, этой злости в его голосе я буквально повисаю на спинке стула.
— Неважно. Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне. Я хочу снова тебя целовать.
Простота последней фразы пробирает до костей, но ее легкость не отметает проблемы. А как же Ребекка Йол, как же Эмилио Юнт и все эти интриги? А как же, в конце концов, журнальный столик?
— Я не могу. Ты абсолютно прав: спать с теми, кто для тебя ничего не значит, просто и приятно. Ашер гонит прочь чувство одиночества. А с тобой оно не исчезает. Думаю, мы и эти отношения как… как я и Франсин. То, что ходишь вокруг и жаждешь ласки не означает, что в итоге ее получишь. Шон, ничего у нас не получится. Пусть и хочется безумно…
Не знаю почему, но эти слова становится последней каплей, и мы бросаемся друг на друга. Целуемся так, будто от этого жизнь зависит. О да, я тоже хочу его целовать. Мое лицо в сильном захвате рук, и оттого больно. Но еще больнее разорвать прикосновение губ, тел… Мозг точно наркотиком парализован. Я забываю об Ашере, с которым, вроде как, встречаюсь, я забываю обо всем на свете. Кажется, своими губами Шон отобрал мою волю, взял в плен и больше не вернет, и от меня останется лишь пустое тело, подвластное только ему. В данный момент кроме Шона мне ничего не нужно, а главное препятствие — узкая юбка… и то, что Картер вдруг пытается отстраниться.
— Я не идеальный, Джоанна, но извиняться за то, какой есть, не собираюсь. И если однажды ты перестанешь требовать от меня невозможное, то получишь все, что я могу тебе дать. А с Ашером у тебя ничего не выйдет. И очень советую тебе отказаться от этой идеи самостоятельно. Пока не начал действовать я сам, — хрипло шепчет он, а затем резко разворачивается и уходит.
Да, мне определенно есть над чем поразмыслить в Осаке.
В аэропорт я еду в гордом одиночестве, отказавшись от предложения Ашера проводить. Я оказалась меж двух огней и понятия не имею, что мне с этим делать. Шон и Ашер. Каждый хочет, чтобы я переосмыслила собственную жизнь. И мне определенно стоит это сделать, потому что несмотря на то, что я внезапно нашла почти идеального мужчину, завязывать с ним отношения не спешу. Кто в этом виноват? Брюс? Моя неуступчивость? Или все-таки не желающие поддаваться контролю чувства к Шону? Я знаю лишь одно: это ненормально. А Шон… а что Шон? Он не меняется, он точно программная директива #define. Вот он такой, и идите все к черту! А еще это правда — пока я пытаюсь сдвинуть его позицию хоть на дюйм, рискую состариться и отказаться ото всех ожиданий…
Самолет я переношу тяжело. Моя спина может казаться гладкой, точно у младенца, но это всего лишь иллюзия. Она болит и беспокоит меня даже во сне. Я не представляю, как полечу обратно так скоро. Радость одна — Такаши присылает целый лимузин, который везет меня прямо к нему в гости. Чудеса, да и только. Дом Такаши приятных воспоминаний не оставил и, признаться, все, что я о нем помню — сокрушительный наряд Пани. Но сегодня, выйдя из машины, понимаю, что весь негатив придумала сама. Тут довольно красиво. Не шикарно, как у Манфреда, не аскетично, как у Шона, а ровно на Бабочку Монацелли. Пусть жизнь Такаши и напоминает Санта-Барбару, он не так уж несчастен.
Мы с ним ужинаем традиционными суши, болтаем о ерунде, а когда, наконец, трапеза подходит к концу, Такаши спрашивает:
— Шон хотя бы рассказал вам, что это за проект? — спрашивает Такаши.
— Нет, конечно.
— Тогда у меня очень сложная задача… — вздыхает японец и несколько секунд просто молчит. — Джоанна, этот проект вообще навряд ли легален… Потому что его задача — интерполировать собранные с электронных паспортов данные и, фактически, дать возможность некоторым инстанциям следить за местоположением человека в каждый момент времени. — И у меня отнимается дар речи.
— А разве этого… не мало?
— Мало. Но есть еще… сотовые телефоны. И GPS. — Боже, Картер неисправим, я его просто ненавижу! — И поэтому нам нужен человек, который знает, как разложить все это по полочкам суперкомпьютера. Шон считает, что это вы.
Чудненько! Теперь меня будут мечтать убить ВСЕ существующие ныне страны. Ничего, вариант с переездом в Антарктиду еще никто не отменял…
— Ты кинул меня в мясорубку, — кричу я на Шона по скайпу.
Он сидит в кресле и пьет, глядя точно на экран. На меня. И выглядит невероятно довольным и спокойным. Мне очень не нравится этот взгляд. Такое впечатление, что я веду себя в точности согласно его коварному замыслу!
— Поверь, нам совершенно ничего не грозит, — совершенно спокойно говорит он. Не понимаю я его уверенности в завтрашнем дне и безоблачном будущем.
— Это как это? — кричу я.
— Этот проект поддержан.
— Но кем?
— Поддержан, — повторяет Шон, не озадачиваясь объяснениями. И поскольку дальше терпеть все это я не могу — просто отключаюсь.
Осака мне нравится, Такаши тоже. Только поэтому я стиснув зубы терплю проект, фактически навязанный мне Шоном. С Такаши на удивление приятно работать. Он умеет ставить конкретные задачи, под которые надо адаптировать код. И никогда не повышает голос. Иногда я жалею, что не он наш сеньор Хакер.
На второй неделе пребывания мне удается познакомиться даже с бывшей женой Такаши. Она очень изящная японка, явно не из простых. И, мне кажется, они все еще любят друг друга, но тем не менее не вместе. Я их понимаю и сочувствую. В этом мире есть причины, по которым люди не могут быть вместе, как бы тяжело порознь ни было. Ну или я опять проецирую.
Ашер мне пишет, а Шон, разумеется, нет. Иногда мне удается выловить его в скайпе и задать пару вопросов по работе, но я стараюсь с ним общаться как можно меньше, потому что иначе начинаю злиться и обвинять, а это ничуть не помогает. Думаю, у меня начинается паранойя. Решила сходить по магазинам, протянула уже девушке карточку, но вдруг вспомнила, что это действие могут отследить и решила расплатиться наличными, хотя их у меня, прямо скажем, не так много. Билет на метро тоже купила за наличку. И теперь каждый раз вздрагиваю, проходя мимо камеры в отеле. Потому что Такаши пользуется даже этой информацией…
Отпечатки пальцев легко снимать с сенсорных дисплеев, а также банкоматов и терминалов, а камеры позволяют сопоставлять имена и лица… Боже. В современном мире человеку скрыться попросту негде. И вечерами я молюсь, чтобы Картер не вытянул этот проект, но это так глупо. Он ведь наш кибербог. Хотя информационные массы, которые он собирается обрабатывать, потрясают воображение. Это какую же нужно иметь уверенность в собственных силах, чтобы решиться на подобное?!
Я так переживаю из-за того, что узнала, что вспоминаю о наказах Шона и Ашера только за день до возращения из Осаки. И во время перелета все время пытаюсь решиться хоть на одно из предложений. Ведь когда я вернусь домой, с меня потребуют ответ… Ох… домой? Я правда только что назвала Сидней своим домом? Боже мой, видимо, это действительно правда…
Знаете, иногда я думаю, что наша жизнь — как фотография одного и того же здания, только с разных ракурсов. Сравнение странное, я понимаю, но, серьезно, найти что-то новое очень трудно. И это я отнюдь не о хорошем.
— Хм, а ты времени даром не терял, — хмыкаю я, глядя в здоровенную миску, до краев наполненную греческим салатом. Я уже говорила, что Ашер молодец? Пока меня не было, он, видимо, сидел и штудировал кулинарную книгу. Приятно. Так и тянет узнать, что еще он в ней вычитал.
— Нравится? — спрашивает Ашер, глядя на меня с улыбкой.
— Да. Ты мог бы стать поваром, если бы не ленился.
— Не в этой жизни, — фыркает Ашер. — Должность главного перфоратора меня устраивает.
После этих слов я начинаю улыбаться, но быстренько сворачиваю радужный настрой, когда вспоминаю, что сейчас он может затронуть щепетильную тему знакомства с сестрой… Черт. Я все еще не хочу встречаться с этой особой. Но… вдруг раздается звонок входной двери и, видимо, выбора у меня уже нет.
— Ты кого-то ждешь? — спрашиваю я настороженно. Неужели он обманом решил нас познакомить?!
— Сиди здесь, — напряженно отвечает мне Ашер, а сам встает и идет к двери.
Сиди здесь? Это что вообще было?! Я раздраженно сбрасываю с колен салфетку и следую за ним. Из прихожей раздаются голоса. Женский и мужской. Мгновение я медлю, может, действительно сестра? Но потом понимаю, что хватит с меня гаданий если бы да кабы! Я делаю еще несколько шагов по направлению к двери и храбро смотрю на происходящее.
Ну, собственно, особенного там ничего не происходит. Стоят и разговаривают. Она высокая, с каштановыми волосами, в дорогом костюме, он стоит, засунув руки в карманы джинсов… Но это напряжение ни с чем не перепутать. Хоть я и видела такое лишь однажды, как забыть? Могу жизнь поставить на то, что у Ашера Циммермана есть собственная мисс Каблучки.
И все, что я теперь могу — смотреть на Ашера как на предателя. Хотя я не знаю, нужно ли его обвинять, виноват ли он… В моей голове он уже сравнялся с Шоном. Я снова сижу в компьютерной комнатке и смотрю на чертов экран…
Надо отдать Ашеру должное, он свою подружку выставляет за дверь, а не ведет в дом, но найти ему оправданий я уже не могу. Как там сказала Керри? Через мою жизнь прошел дружный строй м*даков, и веры мужчинам больше никакой. Я смотрю на Ашера, который возвращается в столовую и вдруг понимаю, что тоже хочу быть мисс Каблучки, ну хоть для кого-нибудь. Той страстной роковой любовницей, забыть которую он оказался не в состоянии… И мне даже почти хочется разбить сердце какой-нибудь наивной девятнадцатилетней студентке. Неужели я настолько плоха, что даже этого не заслуживаю?
— Ты на меня так смотришь… — начинает Ашер.
— Я жду.
— Чего ты ждешь?
— Признание.
— Это Мария. Мы учились вместе.
— Вы вместе спали. Не надо преуменьшать, это унижает и ее, и меня.
— Джоанна, — начинает Ашер, и я буквально вижу этот переход от защиты к нападению. — Ты согласна познакомиться с моей сестрой?
— Нет, это Мария согласна.
— Послушай, я не спрашивал, что у тебя там случилось, и подозреваю, что Шон Картер — не тот опыт, который просто вынести, но если ты не готова даже на такую маленькую уступку, как знакомство с дорогим мне человеком, то о каких серьезных отношениях может идти речь?
— Серьезных отношениях? Да твои блинчики…
— Не надо тыкать в меня этими блинчиками. Пока тебя не было, я научился готовить салат. Это моя жертва. Я в достаточной мере терпелив, но ответная уступка просто обязана быть. Прости, но я не вижу смысла привязываться к человеку, который держит меня на расстоянии и не планирует это менять.
— Я не держу тебя… ладно, держу. Просто… ты должен понять, я не маленькая уже, у меня есть определенный багаж ошибок…
— Я старше тебя почти на десять лет. Моих ошибок вдвое больше. И я не прошу покаяться во всех грехах. Я просто хочу, чтобы ты согласилась встретиться с моей сестрой! Потому что для меня это важно.
— И поэтому сюда пришла твоя университетская подружка?
Да, это разговор двух глухих. Каждый гнет свою линию, не в состоянии признать правду: ему нужно больше, чем я могу предложить, а если не могу, то он найдет следующую, но я действительно не могу уступить, потому что не хочу начинать отношения, из которых выйду с новыми шрамами на сердце. Да, гарантии дают только страховые компании, но иногда, так случается, что ты просто не можешь переступить через себя и кинуться в омут с головой снова. И именно по этой причине я забираю свою сумку и говорю:
— Не ту выгнал. Можешь даже не говорить сестре, что не с Марией предлагал познакомиться. Я пойду. Счастья тебе, Ашер.
После этих моих слов он поднимает сцепленные в замок руки и с тяжелым выдохом закидывает их за голову. Я вижу, что он обижен, знаю, что в груди жжется, но расставание не бывает безболезненным. Я больше никогда не стану подстраиваться под чужие ожидания. Я уже побывала в шкуре замены Пани. Хватит. С меня довольно!
Я уверяю себя, убеждаю, что все хорошо, что я в порядке, что ничего страшного не произошло, ведь я и не собиралась с ним всерьез встречаться… но Ашер меня задел. Именно своей Марией. Именно тем, что не я та женщина, которую пускают на порог, стоит подружке улететь в командировку. И чтобы вернуть себе хотя бы остатки самолюбия, я пытаюсь накрасить ногти красным лаком. Но ничего не выходит. Сначала он неравномерно ложиться, затем смазывается, кусочки ваты прилипают к ногтям, и их никак не убрать… Мою руки, с остервенение очищаю ногти от ваты. Крашу и снова, и снова. И никак не выходит! У меня вообще ничего не выходит! Снова крашу, и снова смазываю, и смазываю, и стираю и стираю. Я целых три часа сижу над этим занятием, и все никак. Кожа вокруг ногтей теперь кажется больной. Каждый, кто пытался стереть красный лак знает, что он въедается намертво. Теперь я просто обязана ее отчистить, и так усиленно тру, что теперь уже не знаю, лак это или воспаление…
Не только ногти не идеальные. Смотрюсь в зеркало. Корни моих волос за время пребывания в Японии отросли. И я должна их покрасить. Уже ночь, но ведь аптеки работают круглосуточно. Покупаю светлую краску, но моей любимой нет. Уже выхожу на улицу, смотрю на чертов флакончик, а потом, поддавшись порыву, толкаю дверь снова и беру другой бутылек — с цветом, идентичным моему натуральному. С этим значительно проще. Волосы будто только и ждали, что возврата к естественному оттенку. Я все еще не нравлюсь себе шатенкой, но и на свое блондинистое отражение уже смотреть не в состоянии. Наградив себя мрачным взглядом, я перебрасываю блестящие локоны через плечо и прикидываю, не лучше ли их вообще постричь…
А утром я записываюсь на маникюр, где мне приводят ногти в божеский вид. И я опаздываю на работу, но плевать. Если Картер скажет хоть что-нибудь, я ему врежу. Из-за больной спины, из-за Ашера, из-за всего, на что он меня подписал. Это мой условный рефлекс: если кто и виноват, то это Шон. И черта с два я признаю, что необъективна.
Я стою напротив зеркала при входе и стягиваю с себя пятиметровый шарф, замотанный вокруг и шеи, и волос. Он — тоже попытка сменить имидж.
— Док?! — слышу за спиной голос Каддини. Парень в шоке. Он, наверное, даже не подозревал, что я крашу волосы. Не похож он на человека, который заморачивается на подобные вещи. Для него Док — блондинка, которая с садистским наслаждением оглашает коридор цокотом каблуков. Но сегодня я шатенка (ибо в депрессии), без традиционных шпилек (ибо спина болит).
— Угу, это я, — говорю я, основа отворачиваясь к зеркалу. С таким цветом волос я выгляжу еще выше, худее и депрессивнее. Идеальная девушка двадцать первого века. Карьеристка с не сложившейся личной жизнью и прогрессирующим экзистенциальным кризисом.
— Эм, а кофе будешь? — неуверенно спрашивает парень.
— Каддини, то, что я покрасила волосы, никак не отразилось на моих вкусовых пристрастиях. Буду, конечно!
Однако, видимо, для итальянца смена цвета моих волос подобна прилету инопланетян, и пить со мной божественный напиток он отказывается. Ссылается на какие-то дела и убегает. Я где-то слышала, что это нормальная мужская реакция — ему необходимо время привыкнуть, но сегодня в настроении проводить его мстительным взглядом… и не засчитать лабораторную работу. Однако, когда прихожу на пару картерианцев, понимаю, что есть более предпочтительный объект для нападок. Флэшбэк, пожалуйста. Я так и не рассказала о том, как мы сосуществуем после яхты с Ребеккой Йол. Так вот эта особа больше в глаза мне не смотрит. Она как-то странно сутулит плечи и утыкается взглядом в пол. Заговорила со мной всего однажды — поблагодарила за то, что я не созвала дисциплинарный совет. Знала бы она мои истинные мотивы… Я много думала о них с Шоном. То, что она торгует собой не означает, что Картер обошел ее вниманием. Может быть наоборот, так ему даже предпочтительнее… То, что я не знаю природу их отношений, сводит меня с ума куда больше самой горькой правды.
Ребекка сидит около меня и защищается. Она определенно не дура, но параллельное программирование не для нее. От и до шаблон Шона. Пани тоже в моей области полный ноль. Интересно, на их фоне эго Картера еще больше раздувается? Мое, так точно! И я открываю рот, чтобы сказать Йол то, что ей нужно переделать все и быстро, но в этот момент она, точно почувствовав, поднимает на меня свои огромные затравленные глаза, и у меня из легких вышибает воздух. Она придет еще раз. Она будет снова сутулиться и испуганно таращиться в пол. И отвечать теорию, местами запинаясь и заикаясь. А я буду сидеть и сходить с ума. О нет, я просто не могу. Глядя на нее я вижу ее в объятиях Шона, и хуже всего, что я помню, насколько она бесстыдно красивая без одежды.
— Иди, — процеживаю я сквозь зубы и ставлю подпись на титульном листе.
И в этот момент заходит Картер. И все мы втроем прямо застываем на месте. Йол каким-то неведомым образом ухитряется стать совершенно невидимой, а мы с Шоном как два идиота просто таращимся друг на друга. Вместо обид мне в голову лезут воспоминания о поцелуе и том, что он просил меня отказаться от Ашера. Собственно, последний в этом плане очень даже подыграл…
— У меня выросла вторая голова или что? — спрашиваю я, собрав все имеющееся раздражение.
— Вообще-то первая и единственная — своя, — сообщают мне ядовито. — Не обращай внимания, я просто пользуюсь моментом. Вдруг тебе уже завтра придет в голову перекраситься в свой вульгарный блонд снова.
— Ты пришел, чтобы поговорить о моих волосах? — огрызаюсь я.
— Нет. Я пришел за кодами Такаши. Но по случаю такого приятного сюрприза решил… задержаться.
Я пытаюсь повернуться на стуле, чтобы добраться до сумки, но моя спина категорически против. Тяжело опираясь рукой о столешницу, поднимаюсь. Знаю, что Картер прекрасно знает, в чем дело, старательно не смотрю в его сторону. Достаю флэшку и отдаю ее Шону.
— Благодарю. Предлагаю сегодня устроить экзаменовку мелких. По-моему, они достаточно поразвлекались с квантовым компьютером, пора их урезонить, пока они Матрицу не написали.
— Договорились, — кисло отвечаю я. — Но с каких это пор они для тебя мелкие, а я нет? Не приписывай мне лишние полжизни, приравнивая к своей престарелой персоне!
— Ох, Конелл, а я грешным образом подумал, что раз ты достаточно повзрослела, чтобы вернуться к родному цвету волос, то и потерянную в неведомых далях уверенность в себе обрела. Видимо, нет. Какая жалость. Ошибся. Извини, — насмешливо кланяется он.
Его губы кривятся в ядовитой усмешке, и я ловлю себя на том, что тоже сдерживаю смех. Кто бы мог подумать! А когда он уходит, я начинаю откровенно хихикать. Может быть, он и прав? Может быть, так я пытаюсь стать взрослее, серьезнее, смириться с тем, кто я и где мое место?
К квантовому компьютеру прихожу последней. Грейс и Каддини, заикаясь, рассказывают Шону о том, что ухитрились начудить без присмотра «взрослых». Они молодцы, почти связно рассуждают. Под ласковым змеиным взглядом ректора это отнюдь не просто. Стою и подпираю стену, потому что если сяду, то уже без чужой помощи не поднимусь. Я записалась на массаж, не подумайте, но прием только через два дня, до него еще нужно дожить. Очереди никто не отменял.
— Шон, а давай пригласим на семинар Бабочек, пусть послушают этих двоих, — наконец, подаю я голос. — И если все будет хорошо, отправим на какую-нибудь конференцию с докладами. — Нуууу, например на ту, которую организую я в обход своего непосредственного начальника…
— Да, это хорошая идея, — кивает Шон, видимо вспоминая наши с Клеггом старые войны за место под солнцем. — Слышали? Сейчас разберемся, что будете докладывать. — Ну да, зачем время-то терять? Хотя, может он и сам собирался предложить, а я просто вовремя вмешалась?
Грейс от предложения немножко зеленеет, а Каддини ликует, радость от встречи с Бабочками затмевает инстинкт самосохранения. Я, например, уверена, что Немаляев будет пытаться доказать всем и каждому, что прав только он, ведь этот зануда даже со мной так поступает, удивительно, что хоть авторитет Шона признает. Куда там студентишкам, им просто не выжить. Зато после такого прессинга любая конференция покажется ерундой.
— Садись, — говорит Шон, указывая на стул, соседний со своим. — Обсудим.
— Н-нет, я постою, — пытаюсь я отказаться.
— Садись, — настаивает он. Если бы не студенты, я бы, может, и возразила, но затевать разборки в их присутствии не хочется. С трудом плюхаюсь на студ. Каддини мою пантомиму замечает и чуточку хмурится, но задать вопрос не может, опять же потому что компания неподходящая.
— Как тебе работа с Такаши? — вдруг спрашивает Картер вместо обещанной дележки материалов.
— Если бы не твой персональный сюрприз, было бы лучше, чем прекрасно. Он профессионал во всех смыслах. Понимаю, за что ты его любишь.
— Я его не люблю, — поправляет меня Картер. — Просто мне он нужен. Найти такого же специалиста в сжатые сроки невозможно.
— Приятно знать, что все мы для тебя имеем смысл только в определенный момент времени, — огрызаюсь я.
— Я опустился до того, что сыграл в этом долбаном сицилийском спектакле под названием «я не стану Бабочкой потому что ты козел, Картер». По-твоему я не тебя ценю? — Мои губы сами собой растягиваются в улыбку. — С Такаши то же самое. — Мда, улыбка чахнет. — Так уж случилось, что я понятия не имею, что будет завтра, послезавтра и далее до бесконечности. Сегодня вы с Такаши мне нужны, потому что больше данный проект не потянет никто. А раз так, то выразился я правильно. И не надо искать в моих словах двойное дно.
Говорит все это Картер смертельно серьезно, но некоторые слова и без улыбки звучат приятно. После такого признания я даже разрешаю ему самолично выбрать темы для докладов студентов, не лезу, не вмешиваюсь. И без меня разберутся, а ровно в девять ноль-ноль Шон встает из-за стола, запахивает пиджак, а потом вдруг протягивает мне руку.
— Поедешь?
И неким странным внутренним чутьем я понимаю, что за этими словами как раз кроется нечто большее. Со стороны кажется, что все просто, но на самом деле этот вопрос значит очень много.
Вот ведь черт, Шона Картера можно любить лишь за то, что он ничего не усложняет. Мои многодневные терзания в его исполнении выливаются в одно, всего лишь одно слово! Мое «слушай, Картер, помнишь когда мы… ну… с тобой в аудитории, ты что-то такое говорил о нас. В общем, вот теперь, когда мы с Ашером, вроде как, разошлись насовсем… не, не подумай, что я только из-за этого, просто… черт, как все сложно, я ведь на самом деле не собиралась с ним всерьез встречаться и блинчики эти, и сестра его… в общем я так подумала, может быть теперь, раз я, вроде как, свободна, да и ты был не против… короче, давай возобновим наш феерический секс?» в его исполнении звучит как «поедешь?». И никаких неудобств.
А потому я вкладываю руку в его ладонь, подхватываю сумочку и невозмутимо прощаюсь со студентами. Это ровно настолько нахально, что они ничего не заподозрят. Им невдомек, как бешено стучит мое сердце и подкашиваются колени. Это знаю лишь я одна.
А Шон… он всегда учил меня тому, что простота — лучший подарок, который мы можем сделать собственным нервам. Он не просит невозможного, и именно поэтому я без возражений сажусь в мазду, не сказав ни слова. Вот только, клянусь, Картер мне соврал, когда говорил, что в его словах двойного дна нет. Он просто знает, что в данный момент мне нужен так же… как ему мы с Такаши. Только аспект совершенно другой.
IrinaAlex:
29.09.15 10:58
LexyGale писал(а):
Я не идеальный, Джоанна, но извиняться за то, какой есть, не собираюсь. И если однажды ты перестанешь требовать от меня невозможное, то получишь все, что я могу тебе дать.
Шон поразительная личность!
Но за что Джоанна получила журнальный столик?
И он еще недоволен, что она шрамы убрала.
Спасибо за продолжение!
Aydan:
29.09.15 17:22
IrinaAlex писал(а):
Шон поразительная личность!
Но за что Джоанна получила журнальный столик?
И он еще недоволен, что она шрамы убрала.
Спасибо за продолжение!
LexyGale писал(а):
Я не идеальный, Джоанна, но извиняться за то, какой есть, не собираюсь. И если однажды ты перестанешь требовать от меня невозможное, то получишь все, что я могу тебе дать.
Шон поразительная личность!
Но за что Джоанна получила журнальный столик?
И он еще недоволен, что она шрамы убрала.
Спасибо за продолжение!
Вооот! Мне тоже интересно, как они смогут "перешагнуть" через этот журнальный столик? Ведь не может быть так, чтоб они просто забыли про это?
LexyGale:
30.09.15 11:15
Aydan писал(а):
IrinaAlex писал(а):
Но за что Джоанна получила журнальный столик?
И он еще недоволен, что она шрамы убрала.
Спасибо за продолжение!
Вооот! Мне тоже интересно, как они смогут "перешагнуть" через этот журнальный столик? Ведь не может быть так, чтоб они просто забыли про это?LexyGale писал(а):
Шон поразительная личность!
Я не идеальный, Джоанна, но извиняться за то, какой есть, не собираюсь. И если однажды ты перестанешь требовать от меня невозможное, то получишь все, что я могу тебе дать.
Но за что Джоанна получила журнальный столик?
И он еще недоволен, что она шрамы убрала.
Спасибо за продолжение!
Конечно, не все просто! И (здесь, наверное, не писала), это далеко не концовка, разберемся... постепенно
В том числе и со столиком)
Zanoza-v:
01.10.15 22:49
Ммм... Ашеру дали отставку... Понятно почему, конечно))) Шон покоя не дает и никого в душу не пускает, но вот Формальный повод вызывает вопросы... Ну пришла Мария... И что?? Дальше коврика ее даже не пустили, в чем вина Ашера? Таки не поняла... Уж простите...
Спасибо за главу!
LexyGale:
06.10.15 10:11
Zanoza-v писал(а):
Ммм... Ашеру дали отставку... Понятно почему, конечно))) Шон покоя не дает и никого в душу не пускает, но вот Формальный повод вызывает вопросы... Ну пришла Мария... И что?? Дальше коврика ее даже не пустили, в чем вина Ашера? Таки не поняла... Уж простите...
Спасибо за главу!
Спасибо за главу!
В том, что она вообще откуда-то взялась, пока Джоанны не было. Шон же запрограммировал Джо думать в таких ситуациях совершенно определенным образом. Она же сама не может пойти навстречу Ашеру, а он ей дал полноценный повод для сомнений.
заждались LexyGale:
12.10.15 16:12
» Глава 15
МарионЭто так странно. Пока Шон что-то делает, я стою на кухне его домика и старательно ввинчиваю штопор в пробку вина. Официальная причина распития алкоголя — мое присоединение к проекту с Такаши. Неофициально… мне просто нужно выпить для храбрости. Не осознавая, что делаю, я тянусь рукой к ящику, где Шон хранит бокалы, и только когда пальцы касаются стекла, до меня доходит, что я помню в этом доме все. Совсем все. Это определенность и опьяняет, и нервирует. Запаниковать, однако, не успеваю — возвращается Шон. На краткий миг мы встречаемся глазами, но ни одному из нас не приходит в голову нарушить хрупкое понимание словами. Он подходит к холодильнику, осматривает свои записи, одну выбрасывает и вешает новую.
— Это было задание под номером три тысячи шестьсот восемьдесят девять «заманить красавицу в логово чудища»? — спрашиваю я.
— И откуда ты только такая проницательная взялась? — притворно удивляется Картер. Усмехаюсь. — Ах, погоди-ка… из Алабамы?
— Не прикидывайся. У меня на заднице напоминание похлеще всех твоих стикеров вместе взятых.
— Да, но дело в том, что я слишком давно ее не видел.
Я качаю головой. Шон неисправим. А я ничуть не удивлена, что в следующий момент его пальцы начинают подбираться именно к упомянутой части моего тела. Блузка медленно скользит вверх, от удовольствия я закрываю глаза, по рукам и позвоночнику ползут предательские мурашки. Штопор забыт, теперь у него одна цель — не дать мне упасть. Но внезапно, вместо того чтобы продолжить процесс избавления меня от лишних тряпок, Картер сильно надавливает пальцами на поясницу. А я вскрикиваю от боли и чуть не роняю бутылку. Это совсем не то, чего я ожидала.
— Не надо! — шиплю я. Глупо было бы отрицать, что больно, но демонстрировать собственную слабость в мои намерения не входит. А Шон на этом внимание и не акцентирует.
— Давай сюда, — отбирает он у меня вино, без труда вытаскивает пробку, а затем разливает его по бокалам.
— Мы пьем за что-то? — спрашиваю я.
— Нет, — отвечает он. — Мы просто пьем.
— Девиз алкоголиков, — фыркаю я, в подробностях вспоминая ночь на Сицилии.
— Допивай, — коротко приказывает мой начальник, и только я это делаю, говорит: — Пойдем.
И мы оба знаем, где закончится это путешествие. Я коротко оглядываю спальню, так, на всякий случай. Вдруг, скажем, розовые тапки синеглазки запримечу… Хотя, о чем это я? Она розовый не носит. Но мое любопытство не остается незамеченным.
— Потеряла кого-то? Не стесняйся, под кроватью посмотри. Или в шкафу, — издевается Картер. — Могу даже помочь в поисках. Ну так как?
— Спасибо, своими силами обойдусь, — кисло отвечаю я, демонстративно шагая к его шкафу, а Шон закатывает глаза и вместо того, чтобы позволить мне начать археологические раскопки в собственной спальне, хватает меня за запястье и тащит к себе, неким чудесным образом прямо на ходу избавляя от одежды.
А затем меня насильственно кладут на кровать (попробуй возрази), причем на живот, и начинают… пытать. Вот теперь я протестовать пытаюсь, и руки скидываю, и изворачиваюсь, но выходит плохо, потому что спина не позволяет. Спрятанные под обманчиво-гладкой кожей покалеченные мышцы точно в корсет меня затянули, только от настоящего не так больно. А, самое смешное, что мы не кричим и не ругаемся, в темноте раздаются только звуки ударов рук и недовольное сопение.
— Хватит! — наконец, вспоминаю я и о вербальном способе общения тоже. — Не смей трогать мою спину!
— Рот закрой и ложись.
— Это ты со мной сделал! — злобно выплевываю я. — Сначала ты меня искалечил, а потом еще и в Японию отправил!
— Да, а теперь сижу и активно тебе сочувствую. Может, не будешь мне в этом мешать?
А, ну если он так ставит вопрос… Гордость, конечно, против, но иногда нужно действовать и на благо бренного мира тоже. Например, не пресекать альтруистические порывы в человеке, который наделен властью терроризировать всех земных обитателей вместе и поодиночке. Ладно, уговорили, в некоторых случаях лучшее, что можно сделать: повернуться к такому типу задницей и позволить решать ему.
Чтобы приглушить стоны и крики, накрываю голову подушкой, хотя, кажется, Картер довольно точно определил мой болевой порог, и теперь ходит по самой его грани. Пальцы, безжалостно терзающие спину, напоминают скорее пыточное орудие, и временами мне требуется призвать на помощь всю силу воли, чтобы не вытянуться в струнку или не попросить прекратить. Даже боюсь предположить, сколько проходит времени, прежде чем осознаю, что нажим значительно усилился, а прикосновения приносят больше удовольствия, чем боли. И хотя знаю, что, в общем-то, могла бы уже остановить Картера — просто не могу отказать себе в удовольствии понежиться под его ладонями еще несколько минут. Однако, как всегда это бывает, мой маневр раскрывается махом, и нет, мою спину не оставляют в покое, но массаж становится… ну, другим. На смену боли приходит жар. Подушка мешает дышать, по рукам бегут мурашки, а затем я и вовсе не выдерживаю: разворачиваюсь, сажусь и берусь за пуговицы рубашки Шона.
Вот только там, должно быть, какой-то секретный механизм, или я слишком дрожу, но ничего не выходит. Мне не удается расстегнуть даже две, и так стыдно-стыдно. Наконец, сдаюсь, просто хватаюсь за плечи Картера, тяну его к себе, а он, не будучи несговорчивым, расправляется с мешающим предметом одежды сам. Его тело над моим, и это так привычно, комфортно, знакомо и спокойно. Я никогда этого не понимала, но мы действительно жили в современной интерпретации сказки о красавице и чудовище. Здесь, в этом доме, в этой Сиднейской Вселенной мне угрожал только он, а ото всего остального защищал. Это не полноценная поддержка, и нормального в подобных отношениях тоже мало, но чувство защищенности внутри знакомых стен я пронесла сквозь целых восемь лет. Нигде больше себя так не чувствовала, и, видимо, не авансом называю город, в котором теперь живу, домом.
Скольжу ладонями в волосы Шона, притягивая его лицо ближе, заставляю губы соприкоснуться. Он, вроде, не мешает, но и поощрения я не замечаю. К черту, уж кого я могла соблазнить всегда и при любом раскладе, так это его! Фигушки отвертится! Но, видимо, он и не собирается, потому что срывается как пробка от шампанского, которое здорово встряхнули. Стоило бы испугаться, но, кажется, даже это слишком осознанное действие. В итоге, я просто впиваюсь в его тело и, отчего-то, раз за разом повторяю, что мне мало. Я не понимаю, откуда приходит эта мысль. Я даже не понимаю, чего именно недостает, просто повторяю эти слова, точно мантру. Мало, мне мало… Кожей к коже, так, что ни миллиметра между нами, но все равно не хватает?
Картер тоже не уточняет значения этих слов, то ли интерпретирует их по-своему, то ли, как обычно, игнорирует. Его не сложно понять, навряд ли ему сейчас до слов. Я видела, как он оцарапался рукой о тумбочку, и теперь по ней течет кровь, но не обратил внимание, пока я ее не слизнула. Но даже такое жадное и интимное действие не помогает избавиться от чувства опустошенности, которое мной владеет.
— Мне нужно больше, — шепчу я, изворачиваясь, пока Шон пытается поцеловать мои губы.
— Что? Ты можешь объяснить что? — спрашивает он.
— Нет, — жалобно всхлипываю я.
Знаю, что Картер считает это женскими закидонами, но мне плевать. Спустя столько лет он все равно навряд ли станет искать во мне закованное в броню сердце или железную волю. Перекрасить волосы — для меня уже поступок, достойный звания героя. И, думаю, Шон это понимает, иначе не стал бы уделять этому столько внимания. Хотя… есть у меня на сей счет догадка: в ту самую первую нашу ночь, я тоже была не блондинкой. Может, для него мой цвет волос — символ?
А Картер, тем временем, побирается губами к моему уху и мстительно шепчет.
— А может быть этого будет достаточно?
И, наконец, входит в меня. Пару мгновений я просто ловлю ртом воздух, изучаю потолок и прислушиваюсь к тяжелому дыханию, обжигающему ухо, но затем он поднимается надо мной на локтях и заглядывает в глаза. В них я вижу, что в своем окончательном безумии, помешательстве не одинока. Но мне даже этого мало.
— Вставай, — раздается над ухом голос Шона. — В третий раз повторяю!
— Я не могу встать. — Ну да, Джоанна-нытик просыпается раньше разумной моей части. — Слушай, я не для того полночи ублажала собственного начальника, чтобы он не засчитал мне прогул на работе.
— Это еще кто кого ублажал.
— Склонна рассмотреть это как оскорбление! — огрызаюсь я и, опираясь о подушку, с трудом поднимаюсь.
— Массаж понравился? — скромно так напоминают мне о том, что вчера и правда имел место акт самопожертвования.
— Не настолько, чтобы без возражений отправиться на работу! — продолжаю я ворчать.
— Начинай возражать, а я пойду пока кофе выпью. Как закончишь — можешь присоединиться, — сообщают мне, и для профилактики дальнейшего засыпания отбирают одеяло. Чувствую себя… Ашером. Дьявол, если даже мне хватило наглости вышвырнуть из квартиры собственного голого любовника, то уж Шон-то дважды точно не подумает…
Наконец, лениво спускаю ноги с кровати и, вспомнив о вчерашнем разговоре, воровато заглядываю под кровать. Там ни розовых тапок, ни пыли. Даже у меня последней больше! Морщусь и завидую, завидую и одеваюсь. На мне вчерашняя одежда, и я как-то не учла, что это не могут не заметить. Черт. Прихожу на кухню Шона и с абсолютно невозмутимым видом плюхаюсь на стул.
— Ты безжалостная зараза.
— Ну, об этом ты знала и вчера.
— Что на завтрак? Ашер мне, знаешь ли, блинчики пек, — сообщаю я как бы невзначай. Не могу удержаться и не подколоть этим Картера.
— Знакомься, это черный кофе, а в холодильнике портится торт, который ты у меня выпрашивала всю дорогу, а затем благополучно забыла.
О! Какая хорошая новость. Вот только, ну не козел, нет? Получишь все, что я могу тебе дать. Но даже завтрака не дождешься. Сижу, надувшись, и мстительно ковыряю ложкой торт. Из самой середины! Ну а что? Весь я не съем, а в центре всего вкуснее. Разумеется, сам Шон такое есть не станет.
— Закажи мне такси, я должна заехать домой, чтобы переодеться, — бормочу я отправляя в рот далеко не такое приятное лакомство, как рассчитывала. Возможно, я чувствую привкус сожалений. Прислушиваюсь к собственным ощущениям, нет, кажется, не оно.
— Зачем тебе домой? — спрашивает Шон.
— Я не собираюсь заявляться в университет в той же одежде, что и вчера, чтобы все знали, где и с кем я провела ночь. Студенты видели, как мы уходили вместе.
— Собираешься устроить тайный секс без обязательств? Может, и правда повзрослела?
— Ну не могу же я сказать Роберту, что снова переспала с человеком, который сделал меня инвалидом.
— А с каких пор Клегг является блюстителем твоей нравственности?
— Просто не собираюсь перечислять всем знакомым причины, по которым с тобой сплю.
— А, ясно, — сухо говорит он. — То есть слов «не твое собачье дело» тебе, как всегда, не хватает.
— Точно. Так ты вызовешь мне такси? Я не знаю номеров…
— В этом нет необходимости. Зайди в свою старую спальню, — говорит Картер, разворачивается, и уходит.
У меня из руки вылетает ложка. Он что, шутит? Прошло четыре года, а он так и не выбросил мои вещи?!
Я открываю дверь спальни, но глазам своим поверить не в состоянии. Все точно так, как было, когда я уехала. Пыль? Да, есть, конечно, но, сдается мне, для четырех лет слой тонковат. То есть Шон сюда заходил, чтобы… прибраться? Да это же полный абсурд! На моей, поправка, некогда моей кровати стоит ноутбук, и, спорю, если я его включу, то увижу наработки для своего дипломного проекта. Чувство, будто я перенеслась во времени… Поворачиваюсь. На полке арсенал косметики и парфюмерии. Нетронутый. Сглатываю и подхожу ближе в надежде даже запахи узнать. Но все не так просто: мое старое лавандовое мыло больше не пахнет — выветрилось за столько лет. Ну хоть что-то идет как надо…
Еще нахожу старый паспорт. Смотрю на фото и понимаю, что там будто и не я. Такая жизнерадостная девушка со смеющимися глазами и губами, которые вот-вот изогнутся в улыбке. Так и не выбрав ничего из одежды, я захлопываю дверь и иду искать Шона.
— Ты больной? — врываюсь я в гостиную, осматриваясь. — Может, мне еще следы собственной крови под диваном поискать?
Он вопросительно выгибает бровь. Краем сознания отмечаю, что столик у него теперь деревянный, а не стеклянный. Да и вообще обстановка изменилась полностью. Только здесь.
— Это не мои вещи.
— Но твой дом. А если бы я не вернулась в Сидней никогда, ты бы до конца жизни хранил этот хлам?
— Не люблю загадывать так надолго, — невозмутимо отвечает он.
— Это ненормально! Меня ты вышвырнуть соизволил, а вещи — нет!
— Я не хотел об этом думать, Джоанна, ясно тебе? А раз не хотел, то и не стал. Мне легче жить так, чем сидеть решать, как правильно было бы поступить с твоими пожитками после всего, что было. Сначала я надеялся, что ты их заберешь сама, а потом, когда я понял, что ты не придешь, просто закрыл дверь и все. Теперь это твоя головная боль. Забирай их к себе. Или оставь тут. Или довези новых и оставайся. Решать тебе!
Я не понимаю его! Я не понимаю этого человека! Сама я сожгла хлам Брюса, как только он ушел. Вычеркнула его навсегда, не собиралась возвращаться к прошлому. А, потому, либо Шон надеялся, что я вернусь (эдак года четыре), либо в некоторых вопросах я куда жестче Картера. После расставания я всегда ставлю жирую точку, а его подружки могут заявиться в любой момент, и не просто заявиться, а приехать и остаться, да причем еще и в старых декорациях.
— Я не перееду, Шон, — тихо говорю я.
— Решать тебе, — повторяет он. — Я просто предложил, чтобы ты знала, что тебе здесь рады.
И только стоя в своей комнате, среди своих старых вещей, я понимаю, насколько сильно изменилась. Вместо юбки-карандаш я носила джинсы и топы со стразами, духи с ароматом ванили кажутся чужими, слишком сладкими, а некогда любимый браслет непривычно тяготит запястье. Как бы это ужасно ни звучало, но такое впечатление, будто девочка, фотография которой сохранилась в старом паспорте, навсегда осталась в этом доме, в этом коконе, из которого вырвалось уже совершенно иное существо. Думаю, и Шон тоже понимает, что изменилось слишком многое. И совершенно не удивляется тому, что я вызываю себе такси, чтобы приехать на работу одна… А также тому, что мы едем ночевать на этот раз ко мне.
Бабочки прибывают на семинар в полном составе, чего я даже не ожидала. Карина, полагаю, ностальгирует, остальным просто дико любопытно, где обитает Его Королевское Величество, ведь в другое время не позовут. Я их уже встретила и проводила, теперь черед встречной делегации.
Захожу в приемную ректора, мисс Адамс отчего-то на месте нет. Так странно. Ну что ж, ладно. Вхожу в кабинет Шона.
— Привет. Почему нет мисс Адамс? — спрашиваю я у своего двукратного начальника.
— Потому что я ее отпустил, — энергично отвечает мне Картер, поднимаясь из кресла.
— Бабочки прибыли. Надо идти.
— Подождут, — сообщают мне с не меньшим энтузиазмом, чем ранее.
Мгновением позже я уже пришпилена к двери. Дышать трудно, потому что сразу для двоих кислорода явно маловато. Его губы от страсти приоткрыты, как и мои, в глазах пожар. Но еще с полминуты мы просто стоим, задыхаемся и не касаемся друг друга. Его ладони прижаты к дереву двери по обе стороны от моего лица, и несколько волосков в итоге пострадали, но я слишком увлечена происходящим, чтобы обратить внимание на такую мелочь. А затем одной рукой Картер обхватывает мою шею под подбородком и приводит ладонью вниз, до самого выреза черного пиджака, в котором виднеются кружева топа, купленного ровно по случаю «показать Пани, кто тут главный». Я одета во все черное, но туфли вызывающе красные. Встречайте местную стерву… Сдается мне, на прикид попалась не только Пани, и мисс Адамс отпущена домой пораньше не из благодарности за верную службу Цербером у входа в Мир Великого и Ужасного, иначе почему вместо того, чтобы вести семинар, меня настырно раздевают? Но, кажется, красные туфли влияют и на меня тоже, потому что я совершенно не возражаю.
В общем, пока Грейс и Каддини отпиваются успокоительными под змеиными — ой, пардон, Бабочкиными — взглядами, мы с Картером эгоистично предаемся разврату у него в кабинете, а потом с совершенно каменными физиономиями (будто так и надо!) входим в двери заполненной скучающим народом аудитории и, разумеется, не вместе садимся. Если кто и заметил, что губы у меня слишком красные, а прическа явно пострадала, то пусть засунет свои предположения известно куда. Роберта Клегга я, например, награждаю настолько невозмутимым взглядом, что сама поражаюсь. Теперь главное, чтобы свеженькая стрела на чулке не сползла ниже колена…
Ну а со студентами, думаете, идет гладко? Ха! Как я и боялась, Немаляев дилетантов не щадит, однако, внезапно выясняется, что у Каддини зубы тоже имеются, и обычно милый воробушек вдруг превращается в свирепого монстра, изрыгающего такие термины, что даже я хлопаю глазами. Ситуация осложняется тем, что и русский, и итальянец говорят с акцентами и половину сказанного друг другом не понимают. Но спору это ни разу не мешает, напротив, недопонимание только крепнет. И когда мне на телефон приходит сообщение, никто даже не оборачивается на звук.
Sean Karter: Почему ты еще не взяла Каддини в Бабочек?
Joe: Шутишь? Он же молокосос.
Sean Karter: Ты тоже была.
Joe: И Такаши меня прокатил. Все честно.
Sean Karter: То есть ты мстишь Каддини за свою некогда обиженную персону, прикрываясь мнимой справедливостью? Как это на тебя похоже.
Раздраженно запихиваю телефон в сумку в попытке свернуть неприятную тему, но тем же вечером, у меня в квартире, она всплывает снова. Я как раз заправляю салат соусом, а Картер сидит за столом, ковыряясь в моем ноутбуке. Как ни странно, меня это не раздражает. Если он захочет меня взломать, то все равно это сделает. Так хоть знать буду.
— Ты много общаешься с Каддини, — наконец, просвещает меня Шон.
— Собираешься приказывать мне взять в Бабочки именно его, потому что мы в ответе за тех, кого приручили? — по возможности невозмутимо интересуюсь я. Конечно, я об этом думала. Но есть еще Роберт Клегг… Итальянца Картер и сам возьмет, а вот своего оппонента — никогда.
— Если ты думаешь, что не догадываюсь о твоих мотивах…
— Если ты думаешь, что можешь меня вынудить…
— Если ты подзабыла, я напомню, что ты всегда, вольно или вынужденно делала все, чего я хотел.
— Я изменилась, — возражаю я.
— Но я нет.
— Я так не думаю, — честно говорю ему я.
— Черт возьми, Конелл, — вздыхает он. — Как после всего, что с тобой случилось, ты ухитрилась остаться настолько наивной?
Но я все равно не верю. Смотрю на его закатанные рукава, по-домашнему расстегнутый ворот рубашки, и сердце замирает. Мы сидим на одной кухне, разговариваем как нормальные люди, и почти не о чем больше мечтать, так почему он уверяет меня, что не изменился? Внезапно Картер встает со стула и в очередной раз начинает ковыряться в моих ящиках.
— Почему ты не можешь купить хотя бы одну бутылку самого дерьмового виски? — раздраженно бормочет Картер.
— Отстань от меня со своим долбаным алкоголем, — беззлобно огрызаюсь я в ответ. — Хочешь пить — делай это в другом месте и другой компании…
Слова вырываются изо рта сами, и ложка тут же выскальзывает из пальцев следом. Дьявол! Вот вам и эхо прошлого. Сердце стучит гулко и больно, мне безумно страшно, что он развернется и действительно уйдет к этой своей шлюхе (кстати, вопрос о ней не поднимался ни разу). Спорю, испуганный олененок-голубоглазка ему пить не запрещает… От этой мысли брови сходятся на переносице так сильно, что больно, и каждый шаг за спиной отдается гулким эхом в груди.
— Меня бесит твоя кровать, — говорит у самого моего уха Картер, и облегчение накрывает с головой, только вот… ненадолго. — Если в попытке избавиться от призрака недомерка Брюса ты не держишь в квартире ничего крепче вина, то будь добра избавиться и от реквизитов Ашера тоже. На таких условиях страдать от вынужденной трезвости я согласен.
— Если тебе плохо спится в кровати, где меня имел другой, спешу сообщить, что диван осквернен не был, — резко бросаю я. Понятия не имею, откуда Картеру известно о вещах настолько личных.
— Бежать и запираться в другой комнате при одном лишь упоминании об опасности у нас любишь ты, а я предпочитаю действовать иначе.
Выйдя из душа следующим утром, я плюхаюсь на кровать, чтобы намазать ноги кремом, но та вдруг резко, с грохотом, проседает, а я, визжа, заваливаюсь на бок. Потому что, видимо, один гад подпилил ножки, пока я была в душе. Может, мне все-таки взять Каддини, пока и неугодного Клегга не укоротили на полголовы?
Мой мир прост, планы охватывают одни лишь сутки, никак не дальше. У меня есть любимая работа, на которой я кручусь как белка в колесе, но это приятно. И минимум раз в день я ловлю себя на том, что, закусив губу, с нетерпением жду вечера.
Однако, как известно, ничто не вечно, и в один прекрасный момент идиллия прерывается звонком Керри. Она просит забрать на недельку Марион и поделить ее с Клеггами, потому что сама она вынуждена лечь в больницу, а Лайонелу дай Бог с Джулианом и Кики справиться. Разумеется, я соглашаюсь, хотя и понимаю, что воспринято положительно это быть не может. И, естественно, я не о Клеггах.
Следующим вечером Лайонел привозит мне малышку, но на каждый вопрос о загадочной болезни Керри старательно прячет глаза. Сначала мне становится страшно, но затем, когда я, наконец, понимаю причину, страх трансформируется в холод, и мне уже хочется выставить Лайонела за дверь, спрятаться в спальне и утонуть в слезах и жалости к себе. Потому что Керри ждет ребенка и боится мне об этом сказать.
Набираю номер Шона и прошу его не приезжать. Он ничего не отвечает, просто кладет трубку. Его поведение так напоминает прошлое, что хочется забрать свои слова назад. Неужели я все разрушила? Несколько минут стою, глядя на экран своего телефона, но все-таки не решаюсь сделать новый звонок. Вместо этого иду укладывать Марион спать, а затем долго и прочувствованно поливаю слезами подушку.
Я успеваю заснуть всего на мгновение, звонок в дверь. Я настороженно встаю и иду к двери. Открываю, а на пороге Шон. Становится чуточку неловко: у меня глаза опухли от слез, на голове — воронье гнездо, а ворот старой кофты настолько растянут, что открывает одно плечо.
— И что бы это значило? — интересуется Картер.
От этих слов в горле снова застревают рыдания. Мне так хочется уткнуться носом в его шею, спрятаться там ото всего мира, от взрослой жизни с ее заботами, так хочется раствориться в этих отношениях без остатка… Но я не верю Шону. Он — всего лишь моя воплощенная эротическая фантазия, в другую часть жизни Джоанны Конелл ему доступ закрыт. Я не расскажу о нем ни Робу, ни Керри, потому что и сама знаю — ничего не выйдет. Не после того, что было. Мы можем сколько угодно менять кровати, избавляясь от зарубок, но стереть память невозможно.
— Просто… уезжай, — хрипло говорю я.
— Ты… — начинает Шон, но внезапно застывает и смотрит мне за спину. Оборачиваюсь тоже.
Марион стоит посреди коридора. Ежик светлых волос, выбившихся из косички, розовая кружевная пижамка и здоровый коричневый заяц, которого она носит почему-то за одно ухо, превращают малышку в настоящего ангелочка. Ее огромные, по-детски наивные глазки доверчиво распахнуты, и в них застыл откровенный восторг.
— Керри меня попросила… — зачем-то начинаю я оправдываться, а Шон резко переводит взгляд на меня, а потом просто уходит, хлопнув дверью. Этот звук заставляет вздрогнуть всем телом.
С Марион мы просто родственные души. Она, как и я, любит лаймовый пирог, мультик Рапунцель и Мадлен. Если бы не Клегги, мне пришлось бы очень тяжко, хотя временами они смотрят на малышку так, что сердце разрывается от боли. Резонирующей боли. А потому я бесстыдно вру, что у меня на выходные огромные планы, не позволяя Мадлен привязаться к Марион еще больше, а Роб одними губами шепчет слова благодарности.
Но я переоцениваю собственные силы. С непривычки просидеть с ребенком целый день — то еще удовольствие. Марион нечаянно перебила мне половину посуды, упала и поранила колено, порвав колготки. Долго плакала, причем именно из-за последних. А после перемазала почти всю оставшуюся чистую одежду и, наконец, оторвала ухо любимому зайцу. Керри меня убьет. Ей растить четырех детей сразу не в тягость, а я с одним справиться не могу. Единственный полноценный день, и я готова растянуться на полу, сладко посапывая.
Стоя напротив зеркала, я вспоминаю вопросы, которыми засыпает меня Марион. Почему твои волосы стали другими? Зачем ты столько работаешь? А Кен почему больше не приходит? Разумеется, под Кеном она подразумевает Шона. Она думает, что я Барби, по крайней мере была таковой, пока не покрасилась, и, разумеется, у меня должен быть свой кавалер. Ей не объяснить, что не приходит он из-за нее.
Хотя, это не совсем правда. Следующий свой визит Картер наносит мне именно из-за Марион. Как раз когда я готова отключиться от усталости и выгляжу, опять же, не побоюсь признаться, ужасно.
— Керри не имеет права так поступать, — с порога говорит он, только я успеваю дверь открыть. — Если она решила заделаться племенной кобылой, при чем тут ты?
Первая моя мысль, конечно, захлопнуть дверь перед его носом. И будь на его месте кто-либо другой, я бы так и поступила, но Картер есть Картер, его проще убить, чем научить вежливости. Ну или я слишком рада его визиту. Не думала, что он еще раз решится заявиться туда, где обитает ребенок.
— Заходи, — вздыхаю я, но желудок делает какой-то сумасшедший кульбит. Ведь Шон пришел. Ко мне. Несмотря на Марион. А Картер, тем временем, без приглашения проходит на кухню. Думаю, он надеется, что там несовершеннолетние до него не доберутся.
— Конелл, у этого ребенка двое родителей, которые прекрасно с ним справляются. И все, что Керри делает — пытается тебя утешить. Облагодетельствует, позволяя поиграть в мамочку, потому что у ее подруги детей нет, а у нее самой их перебор. Если она родит еще пятерых, может быть этих сможет отдать тебе с концами, как думаешь, а?
— Ты пришел поунижать меня? — срываюсь я. Да, он прав, сама так думаю, но это не значит, что хочу слышать о своей ущербности снова и снова. Ему не понять. И на поддержку рассчитывать нечего. Наивная, глупенькая Джоанна. Каждый раз на одни и те же грабли!
— Я пришел раскрыть тебе глаза! Взгляни в зеркало, ты серьезно считаешь, что счастливые люди выглядят так? Керри, вообще-то, полагает, что для тебя повозиться с ее отпрысками — праздник. Она не понимает, что такое работа, потому что ни дня в жизни этим не занималась. Ей и в голову не может прийти, что не все мечтают только рожать и растить детей.
И тут до меня доходит, что Картер действительно считает, будто мой предел мечтаний — работать на него и тайком с ним спать.
— Постой-ка, а с чего ты взял, что я не мечтаю о детях? С чего ты взял, что я не завидую Керри? Я уверена, что у меня тоже будет большой дом, любящий муж и уж один ребенок как минимум.
— Эта идея чуть жизни тебе не стоила.
— Но я от нее не откажусь. И, разумеется, буду все успевать. Как Пани.
— Пани? Ты серьезно? Дебильнее примера ты найти не могла, потому что она собственными руками навредила своему ребенку. — Я знаю, знаю ведь, что верить ему нельзя, но не могу зажать уши руками и не слушать. — Ее во время беременности отравили. Случайностей в этой истории нет. А Алекс и не знал, естественно, как было догадаться, что секс ведет к наличию детей. Оба родителя идиоты, а пострадал, как всегда, невиновный. Теперь их дочь — живой, дышащий, самостоятельный человек, который расплачивается за то, что его родители оказались недостаточно осмотрительны. Она будет вынуждена страдать всю свою короткую жизнь. Ну и они, конечно, за компанию. А все почему? Потому что Пани тоже не отказалась от ребенка, уверенная, что будет все успевать! — Я раньше не видела, чтобы Картер говорил настолько эмоционально. Он даже жестикулировать начал. Но меня переубедить это не помогло.
— Аборт чреват последствиями, Шон. И не только физическими. Но как бы то ни было. Это не твое дело!
— Она лишила Алекса выбора, это ты понимаешь? — Нет, я не понимаю. В смысле не понимаю, куда свернул разговор. О чем он вообще? В чем он пытается убедить меня теперь?
— Ах вот оно что, — фыркаю. — Уверена, бедняга Алекс ее достаточно любит, чтобы простить. И, может, она ему смысл жизни подарила, которого, порой, твоему приятелю определенно не хватало. Но, как бы то ни было, это все равно НЕ ТВОЕ ГРЕБАНОЕ ДЕЛО!
— Черта с два ему был нужен больной ребенок! Алекс родился с серебряной ложкой во рту, и всю жизнь этим пользовался! Он раз за разом портил собственную жизнь, налаживал и снова портил, и снова налаживал, и снова портил. Этот человек понятия не имеет что такое день за днем, год за годом следовать за своей мечтой, не сбиваясь с курса.
Я тру переносицу. Не то чтобы мне не нравился Алекс, но я слишком устала, чтобы обсуждать его сейчас.
— И это логично. Он же не машина!
— Бла-бла-бла, Джоанна. Он идиот. Просадил состояние на тщетные попытки достучаться до совести Пани, а затем и вовсе кокаин. И, что самое смешное, он сказал, что делал это ради своей женщины! В жизни ничего глупее не слышал. Что из этого, по его мнению, было нужно ей? А все потому что был не в состоянии предположить, что она уехала в погоне за своей мечтой о лучшей жизни. О том, что нужно было ей совсем другое!
— О! Так мы все-таки еще говорим о моем смешном желании иметь нормальную семью, а не твоей любовнице и ее благоверном? — окончательно выхожу я из себя.
Несколько секунд Шон просто смотрит на меня. И, кажется, борется с желанием придушить на месте. Когда он, наконец, открывает рот, голос звучит спокойно, но сжатые в кулаки пальцы свидетельствуют отнюдь не о равнодушии.
— Я, Джоанна, веду к тому, что дабы не выставлять себя полным идиотом, стоит иногда сказать правду. Даже если это такой маразм, как желание отправиться на тот свет в попытке продолжить зашедшую в тупик эволюционную цепочку. — Судя по всему, он за что-то на меня злится, причем сильно…
— Правду?! Какую ты хочешь слышать правду? Я не планирую тайно спать с тобой до глубокой старости, мне этого недостаточно! — И тут до меня доходит, что это не внезапное озарение, что подсознательно я это понимала всегда. — Я хочу детей, уверенности в каждом будущем дне, любви и верности. Как… как у Пани и Алекса, Керри и Лайонела, моих родителей, в конце концов! Да даже Роб с Мадлен, пусть детей у них и нет, лучше, чем мы с тобой! Того, что есть, мне мало. Одного лишь тебя мне мало!
На этом запас сил окончательно исчерпан, и я сдуваюсь подобно воздушному шарику, из которого выкачали весь воздух, потому что как бы сильно я не любила Картера, на новые бесперспективные, унизительные, вгоняющие в депрессию отношения я не подпишусь!
Марион строит песчаный замок, а я слежу за ее сосредоточенным перемазанным личиком и пытаюсь убедить себя, что сделала правильный выбор. Я никогда даже не допускала мысли, что у меня не будет детей. И я не соврала, сказав, что одного лишь Шона мне мало. Я всегда хотела от жизни максимум. Стать Бабочкой. Стать любимой женой. Стать лучшей в мире мамой. Если что-то из этого не случится, я буду страдать до конца жизни. Может, не каждый день, но временами точно. В те угнетающие моменты, когда подруги будут рожать детей, а знакомые супружеские пары — обмениться взглядами, полными любви и преданности. Ну что со мной не так? Вот что? Может, проблемы даже серьезнее, чем я полагала, учитывая, мне посчастливилось влюбиться в законченного социопата? Наверное, мое глупое сердце солидарно с еще более глупым телом, и они коллективно противятся идее родить собственного ребенка.
А замок у нас с Марион получается замечательный. У меня они и в детстве выходили на зависть, а теперь и подавно. Старательно слежу, чтобы малышка не замерзла, чтобы ручки ее были теплыми, заставляю ее греть их в шарфике, связанном Мадлен.
Марион из тех детей, которые редко плачут. В этом она в Керри. Не помню, чтобы подруга ревела по пустякам. Должность плаксы года каждый раз доставалась мне. Скорее всего она в сравнении с любым другим человеком все равно бы досталась мне, но не суть. В общем Марион даже когда падает подходит к поребрику, о который споткнулась, и пинает его. Отличная черта характера, коей я, к несчастью, не обладаю.
И сегодняшний день — прекрасное тому доказательство. По пляжу прямо нам навстречу идет Ашер со своей Марией. Чего я хочу больше всего на свете? Правильно. Пойти и спрятаться, конечно. Но схватить Марион и сбежать быстро, пока никто не заметил, не выйдет. А для откровенного побега у меня слишком много гордости. Остается надеяться лишь на то, что Перфоратору хватит такта сделать вид, будто он меня не заметил. Но мужчины (в большинстве своем) существа бесхитростные. И, следуя этой логике, Ашер направляется прямиком к нам, останавливается в нескольких шагах и смотрит крайне заинтересованно.
— Привет, Джо, — говорит он.
— Привет, — отвечаю я, в то время как Марион улыбается ему, демонстрируя просто убийственные ямочки на щеках. Совсем кроха, а уже такая кокетка, умиляюсь я. Но, оказывается, все это отвлекающий маневр, чтобы, наконец, осуществить мечту и засунуть в рот вымазанный в песке палец. — Марион, не вздумай! — перехватываю ее руку и сажаю к себе на колени. — Ты хоть представляешь, что со мной сделает твоя мама, если ты наешься песка и заболеешь? Никакого тебе Сиднея, понимаешь? Так и будешь тухнуть в своем Ньюкасле!
— Не хочу тухнуть в Ньюкасле, — доверительно сообщает ребенок.
— Правильно. Никто не хочет! — вытираю ее руки влажной салфеткой. Не идеально, но хоть что-то. — Как дела, Ашер? — спрашиваю я, исподтишка рассматривая Марию.
Она весьма симпатичная, но я определенно лучше. Мучить меня годами, подобно Пани, она не будет.
— Ты… покрасила волосы?
— А, да, — нервно пожимаю я плечами.
— Если бы не это, я бы точно решил, ребенок твой, — шутит он. Нет, мужчины не просто бесхитростные, они бесхитростные кретины! Хотя откуда ему знать…
— Благодарю, — выдавливаю я из себя. — Это Марион, дочка Керри. Она просто приехала погостить у своей крестной, да? — улыбаюсь я.
— В Сиииидней, — нараспев сообщает Марион и начинает крутить в руках лопатку для песка, чуть не заезжая в глаз.
— Слышал, ты снова с Картером…
— Была, — признаюсь я, а в глубине души злорадствую. — Но поскольку он понятия не имеет, что можно делать с девушками до восемнадцати, — указываю я на Марион. — Это уже не актуально.
— Жесткие у тебя критерии, — шутит Ашер.
— Не быть придурком? Да уж пожалуй, — язвлю, не сдержавшись.
— Мне холодно! — вдруг жалуется Марион. — Я хочу к Мадлен!
— Мы договорились дать Мадлен отдохнуть.
— ХОЧУ К МАДЛЕН! — И милая детская мордашка превращается в предельно обиженную мину. Вот как тут отказать? Я же ей не мама, чтобы быть строгой.
— Все-все, договорились. Пойдем объедать Мадлен… снова, — вздыхаю я. Ну да, я негодяйка. Но после вчерашнего мне простительно. — Ладно, Ашер, приятно было повидаться.
Я не прощаюсь с Марией из принципа. Я уже давно отказалась от мысли быть суперхорошей.
В день, когда уезжает Марион, я сижу и безвольно таращусь в экран своего телефона. На дисплее горит номер Шона, и хотя я знаю, что кнопку вызова нажимать нельзя, хочется безумно. Дабы избежать соблазна, я все-таки звоню. Но не Картеру, а парикмахеру.
Никакая я не шатенка, это же самая что ни на есть ошибка природы. И дело не в пресловутых стандартах красоты. Просто… не то у меня состояние души. Когда я смотрю на свои белые волосы в зеркало, мне комфортно. Когда я смотрю на каштановые — чувствую себя лишенной и обделенной. Уж эту-то радость я могу себе позволить запросто.
И данное решение радует не только меня.
— Ох, слава Богу, — вздыхает Каддини, перехватывая новоявленную блондинистую меня около кофейных автоматов. — Не знаю, Док, что у тебя случилось, но больше так не делай, — указывает он на мою голову.
— Эй-эй, Энрике! — прищуриваюсь я. — Ты что же это, записался в мои имиджмейкеры?
— Ты назвала меня Энрике. — Парень аж передергивается.
— А ты даешь мне личные советы, поэтому либо ты Энрике, либо я сострою такую же тошнотворную мину, как у тебя сейчас.
Несколько секунд мы смотрим друг на друга, а потом начинаем хохотать до слез. Но когда я вижу неподалеку Шона Картера, все веселье исчезает бесследно. Он же просто стоит и смотрит, не пытается подойти или что-то сказать. Для него мои волосы — знак, который воспринят абсолютно верно. Наш разговор изменил все. И поэтому Картер просто разворачивается и уходит. Это больно, но так будет лучше.
Вот только ночью в мою дверь снова стучат. Что ж, на этот раз я хоть более ли менее прилично выгляжу. Не королева красоты, но все же. Пока я иду по коридору, сердце бьется часто, чуть не заходясь от радости. А вдруг Шон передумал, вдруг он скажет мне, что все хорошо, что я все выдумала? Хотя… даже если нет, сегодня я его не выставлю прочь, никто не говорит, что отсрочки не существует. Разрыв можно и отложить. На день. Ну или на ночь. На одну безумную, полную счастья ночь…
С этими мыслями я в радостном предвкушении дергаю на себя дверь… и замираю с отвисшей челюстью, потому что никакой там не Шон. А… А Ашер. Какого черта? Пытаюсь подобрать челюсть с пола, но это не очень-то просто!
— Я могу войти? — спрашивает он и тут же буквально отодвигает меня в сторону, не давая ни малейшего права выбора.
— Угу, проходи, не стесняйся, — язвлю я.
Ашер останавливается напротив меня и резко разворачивается.
— Я знаю, что мой визит крайне неожиданный… — начинает он.
— Да уж пожалуй. В такое время никого, кроме сказочного принца на белом коне, я не жду. Встречи с ним в моих грезах регулярны. А ты нас прервал на самом интересном. — Вру, конечно, ведь я была бы очень не против с Шоном пообщаться… поближе, но, как всегда, приходится довольствоваться Перфораторами и придуманными принцами.
Он улыбается, но мысль не продолжает. И я сама ему подсказываю:
— Три часа ночи, Ашер. Зачем ты пришел ко мне в такое время?
— Мы можем хотя бы присесть? — спрашивает он.
Проходим на кухню. И я, зевая, ставлю кофе. Что бы он ни сказал, чувствую, поспать после этого уже не удастся, хоть мозги разгоню.
— Как сварится кофе, можешь начинать, — говорю я, подавляя зевок.
— Боже, в более глупой ситуации я не оказывался, — бормочет он и ерошит пальцами волосы. Мне нравится его растерянность, она доказывает, что он станет учить меня жизни, как некоторые. — А Марион здесь?
Я удивлена, что он запомнил имя малышки. Отрицательно качаю головой:
— Керри выписали из больницы, и теперь она сидит со своими крошками сама.
— Понятно. — Ашер не расстроен, но и облегчения я не замечаю. Значит, он детей не шарахается.
В этот момент закипает кофе. И едва я успеваю поставить перед мистером Перфоратором чашку, как он ее залпом опустошает. Эээ… еще по одной? Что вообще происходит? Сама я глотать обжигающую жидкость, точно воду, отказываюсь, но меня, как выясняется, и не собираются торопить…
— Послушай, Джоанна. Я пришел чтобы рассказать тебе то, что обещал обменять на согласие познакомиться с сестрой. — С трудом припоминаю этот разговор. Я вообще мало что помню об Ашере кроме блинчиков, полотенца и настойчивого желания познакомить меня с сестрой. — Видишь ли, мне тридцать восемь, и все эти тридцать восемь лет я занимался только одним делом — восторгался собственным многомиллионным банковским счетом. — Потрясенно моргаю. Да уж, признание впечатляет! — Но, надо сказать, все остальные занимались точно тем же самым, а потому мне и в голову не приходило этого не делать. В общем, я не злодей. Просто я люблю свою жизнь такой, какая она есть. Да, я люблю свой банковский счет, свой пентхаус, своих влиятельных друзей. И я люблю мысль о том, что любая женщина, которую я бы желал заполучить, становится моей.
Он что, издевается?
— Ты уверен, что ради этой информации пришел ко мне в три часа ночи? — раздраженно спрашиваю я.
— Ты можешь просто выслушать? — отчаянно восклицает Ашер. Поднимаю ладони, наглядно демонстрируя собственную капитуляцию. — Но это не жизнь, это просто игрушки. Убивает ли меня мысль о том, что я потратил тридцать восемь лет на ничего не значащие глупости? Да, черт возьми. ДА. И я не намерен и впредь этим заниматься. Понимаешь? — спрашивает он, пристально глядя в глаза.
— Нет, — хрипло говорю я в ответ и в попытке вернуть голос делаю глоток кофе. И… зря я это.
— Я собираюсь жениться! — восклицает он так, словно это абсолютно очевидный и логически обоснованный вывод. А я захожусь кашлем, жалея, что не выпила кофе так же, как сам Ашер — залпом. Умру ведь еще, поперхнувшись. Нельзя же так, мистер Перфоратор. Гуманнее надо быть!
— Н-на ком? — наконец, обретаю я голос.
— Не знаю! — Мда, его ответ не менее маразматичен, чем весь этот разговор! — Когда мы с тобой только встретились, я подумал, что у нас что-то может выйти, именно потому что ты не из нашего круга и не дашь мне сойти с рельсов и вернуться к прежнему образу жизни снова. Но, то ли ты прошла огонь, воду и медные трубы, то ли дело во мне… да я понятия не имею, что сделал неправильно! Мария неплохой человек, но она точно такая же часть прошлого, как и все остальное, с чем я не хочу иметь дела! Но ты меня, фактически, толкнула к ней. Зачем? Ты мне нравилась, пойми. Очень. Я хотел, чтобы у нас все получилось, но ты — нет. Если бы не Мария, ты бы нашла другой способ от меня избавиться, нужно быть слепым, чтобы не заметить столь очевидного факта. С самого первого дня, как мы познакомились, я не переставал задаваться вопросом, способна ли ты вообще на нормальные человеческие отношения. И после твоего ухода я решил, что даже если и так, то не со мной и к черту эту игру в одни ворота.
Но затем я увидел тебя на пляже с Марион, и я начал надеяться, что ошибся. Я начал надеяться, что ты хочешь семьи и детей точно так же, как любой нормальный человек. Как и я. Просто скажи мне, если это не так. Или если ты не хочешь этого со мной… Что было не так? Что тебе помешало? Может быть, что я тебе не сказал о том, чего я хочу на самом деле? Пойми, я предлагаю тебе не блинчики по утрам. Я предлагаю тебе все.
Что-то внутри меня вопит: соглашайся, ни о чем не спрашивай и не говори, просто кивни. Просто дай шанс. Это же самая прекрасная речь, что ты когда-либо слышала. Ты же столько времени именно об этом мечтала. И лучшей кандидатурой мог быть только один мужчина, но это невозможно. Так чего ты ждешь? Скажи да. Скажи ДА. Но еще я знаю, что на лжи далеко не уедешь. Он ничего обо мне не знает…
— Я… я… — Я допиваю кофе, поднимаю голову, и, глядя в глаза Ашеру,, наконец, начинаю рассказывать ему о Брюсе, о выкидыше, о реабилитации у Керри и трех малышах, которые вернули меня к жизни. О том, настолько тяжело верить мужчине после того, как от тебя раз за разом отрезают по кусочку… Я даже рассказываю ему о Пани и Картере, за ошибки которых он поплатился.
Мы перестаем разговаривать только когда за окном становится светло. И приходится встать к плите, чтобы хотя бы физически сохранить дистанцию между мной мужчиной, который слишком стремительно приблизился, но, по сути, остался чужим. Мне нужно время, чтобы окончательно отказаться от Шона. А ему нужно время, чтобы осознать, что я не из светских красавиц с безоблачным прошлым и надуманными проблемами. Но ни один из нас не отказывается от еще одной попытки.
И всю следующую неделю я насильно заставляю себя встречаться с Ашером, проводить с ним каждую свободную минутку, чтобы привыкнуть, чтобы перестать бояться. И это работает. Он не из сложных, закрытых людей. Чтобы его понять, анализировать каждый жест и каждый взгляд, не нужно. Двойного дна в его словах, как правило, нет. И все мои подозрения, как и предсказывала Керри, — скорее пережитки прошлого, от которого можно и нужно избавляться. Ради собственного светлого будущего. Ради маленькой золотоволосой девочки, которая с которой собираюсь строить замки из песка снова и снова. И я пытаюсь. Настолько отчаянно, что даже соглашаюсь познакомиться с чертовой сестрой Ашера. Наверное, это и есть тот самый шаг, сделав который ты понимаешь, что возврата нет, и все всерьез.
Aydan:
12.10.15 17:23
Спасибо за новую главу!
Бедная Джо, опять на те же грабли, но теперь уже с Ашером. Как же ей хочется быть счастливой! Картер тоже удивил - такой прям человек, а не машина тут. Но только одного не учёл - шрамы Джо слишком глубоки, чтобы она услышала его и поняла. И я не понимаю!
RUSmatreshka:
12.10.15 17:58
Спасибо за продолжение!
Ох, как все сложно
как же хочется немного мыслей Шона, жаль мне его
Ai gu lechka:
12.10.15 20:59
Спасибо за продолжение!!! Жаль,что Картер настолько не может жить обычной семейной жизнью. А Джо следует согласиться и не ждать "журавля в небе".
Зарегистрируйтесь для получения дополнительных возможностей на сайте и форуме
Полная версия ·
Регистрация
· Вход
· Пользователи
· VIP
· Новости
· Карта сайта
· Контакты
· Настроить это меню
Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение
Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение