miroslava:
29.04.24 14:09
» Фортепианная музыка сер.19 в. - Ф.Лист «Кампанелла»
Исполняет великолепная пианистка Валентина Лисица!
miroslava:
01.05.24 13:11
» Образ Сони Ростовой в романе Л.Толстого «Война и мир», ч.1
Образ Сони Ростовой в романе Л.Толстого «Война и мир», часть 1Унизительное и жалкое положение Сони Ростовой в эпилоге романа «Война и мир» очень часто вызывает недоумение и сожаление у многих читателей романа. Она существует словно на краю чужого семейного гнезда, живет в доме и семье своего любимого мужчины на птичьих правах приживалки и бедной родственницы. И хотя она во многом полезна своим родным, но при этом она живет словно в отчуждении и от них и даже как бы докучает им. Вот как Толстой показал ее в эпилоге романа. Толстой описывает вечер в семьях Ростовых и Безуховых в Лысых Горах. Все при деле, все при семьях, все при детях. А вот Соня:
Цитата:
«Уныло и упорно» сидит за самоваром… Никому не нужная, скучная увядающая старая дева. Да еще и сидит зачем-то «уныло и упорно». Как будто не понимает, что ей пришло время уйти в свою комнату, не отсвечивать, грубо говоря, не мозолить никому глаза, а сидеть в своей комнатке молча, и только ожидать, пока ее снова не кликнут, чтобы какую-то услугу от нее потребовать: поухаживать за старой графиней или помочь с детьми Марьи и Николая, или Наташи и Пьера. Впрочем, даже если Соня безотказно эти услуги оказывает (а она действительно безотказно их оказывает), то никто в семье этих ее услуг все-равно не ценит:«Николай и Денисов вставали, спрашивали трубки, курили, брали чай у Сони, сидевшей уныло и упорно за самоваром, и расспрашивали Пьера»
Цитата:
Чувствуется даже некоторое злорадство писателя при этом описании. Вот тебе, Соня, получай! Никто тебе никогда и ни за что спасибо не скажет, хоть разорвись, угождая всем! Причем устами своей любимой героини Наташи, Толстой объясняет смирение Сони не столько её стоицизмом, сколько просто невозможностью глубоко переживать, то есть, образно говоря, она не стоически переносит свою душевную боль, а просто её не ощущает: «Действительно, казалось, что Соня не тяготится своим положением и совершенно примирилась с своим назначением пустоцвета. Она дорожила, казалось, не столько людьми, сколько всей семьей. Она, как кошка, прижилась не к людям, а к дому. Она ухаживала за старой графиней, ласкала и баловала детей, всегда была готова оказать те мелкие услуги, на которые она была способна; но все это принималось невольно с слишком слабою благодарностию...»
Цитата:
И Марья, своим «авторитетом» «духовной» и «набожной» героини (такой ее описал Толстой, у меня несколько другое мнение насчет духовности и набожности Марьи) подтверждает это мнение Наташи:«Она пустоцвет, знаешь, как на клубнике? Иногда мне ее жалко, а иногда я думаю, что она не чувствует этого, как чувствовали бы мы»
Цитата:
Наташа и Марья настолько являются любимыми и почитаемыми автором романа героинями, что сразу становится ясно – Толстой полностью поддерживает их единодушное мнение.
«И несмотря на то, что графиня Марья толковала Наташе, что эти слова Евангелия надо понимать иначе, - глядя на Соню, она соглашалась с объяснением, данным Наташей»
Можно, конечно, сказать, что здесь сказалась какая-то свойственная писателям-реалистам жесткость, даже жестокость к героям. Ведь жизнь достаточно часто бывает несправедливой и жестокой к самым хорошим людям, увы. Но по отношению к другим (любимым) героям Толстой совершенно не проявляет такой жесткости и верности реалиям жизни. Им он как будто подыгрывает. Например, у Пьера очень вовремя умирает первая жена – Элен, и он получает возможность жениться на Наташе, в которую уже какое-то время влюблен. Или вот: Наташа после разорения семьи влюбляется не в какого-нибудь романтика без гроша за душой, а в сверхбогатого Пьера Безухова, у которого 40 тысяч крепостных душ во владении и доход 500 тысяч рублей в год (знатоки цен того времени подсчитали, что 500 тысяч тогдашних рублей – это как 250 миллионов современных). Примерно то же происходит и с Николаем Ростовым: он обнаруживает «душу» в дурнушке, но богатой невесте Марье Болконской. В результате этих двух браков и финансовые дела блестяще поправляются у разоренных до состояния бедности брата и сестры Ростовых, и их личное счастье тоже в наличии. Так что если в отношении Сони «реализм» Толстого сработал, то в отношении Наташи и Николая, Марьи и Пьера (а эти герои у него любимые) в их жизни появился некий чудесный фактор, меняющий их жизнь к лучшему, прямо как в современных «мыльных операх» (своевременная смерть, освобождающая от уз несчастного брака того, кого надо, и своевременная влюбленность в того, в кого надо). Так что я не считаю, что Толстой наказал Соню из стремления к реализму. По отношению к любимым героям его реализм почему-то не сработал.
Можно также сказать, что по мнению Толстого, у Сони не сложилась судьба, потому что она инертна и пассивна, в отличие от «везучих» героев романа. Пьер, Наташа и Николай всё время находятся в гуще событий, их поведение далеко от идеала, но они по крайней мере не ждут, когда их судьбой распорядится кто-то извне. Однако и здесь эта стройная формула не срабатывает с счастливой соперницей Сони княжной Марьей. В заслугу ей можно поставить её доброту, смирение, кротость, с которой она выносит своё одиночество и отвратительный деспотизм отца, но все её моральные силы были направлены на поиск утешения, а не на решение её проблем — Марья скорее выстрадала свой счастливый финал, чем завоевала его. Пример Марьи ясно показывает, что Толстой отступает от реалистического принципа частой несправедливости мира к хорошим людям. К любимой Толстым Марье по его воле впоследствии мир повернулся светлой стороной – она получила счастливую семейную жизнь. А вот столь же пассивная Соня такой милости от мира не дождалась и тоже по воле автора. Так что все приведенные выше примеры счастливых финалов для любимцев Толстого – Пьера, Наташи, Марьи и Николая – все они разбивают в пух и прах предположение о том, что Толстой образом Сони хотел дать какой-то урок: не быть пассивным и бороться за свое счастье. Марья совершенно за него не боролась, так же, как и Соня, но получила его. Просто потому что она принадлежала к кругу любимых героев автора. Толстой ведь в романе совершенно не скрывал своих симпатий и антипатий к персонажам, был достаточно откровенен в своем отношении к ним.
Почему же Толстой «наказал» Соню в эпилоге романа? Чем вызвана неприязнь его к ней? Соню точно нельзя назвать отъявленной негодяйкой. Если анализировать ее поступки, и не особо обращать внимание на слова Толстого из романа, где он частенько старается принизить образ Сони, то мы увидим в ней разумную, верную девушку, совершающую на протяжении повествования только благородные поступки. Тем не менее автор постоянно принижает её заслуги тем, что они мотивированы желанием добиться признательности Ростовых — хотя что странного в том, что Соня хочет расположить к себе свою родню, от которой она полностью зависима, и доказать им и себе, что она не просто так ела их хлеб? Тем более такое заискивание простительно, ведь Соня, в отличие от мадемуазель Бурьен, например, не пускает в ход лесть и другие уловки: она на самом действует на благо Ростовых, предотвращая побег троюродной сестры и освобождая своего жениха Николая от данного им слова жениться на ней, чтобы он смог жениться на богачке Болконской.
Автор постоянно как бы обесценивает благородные поступки Сони, особенно если дело касается ее жертвы, когда она разрывает негласную помолвку с Николаем, чтобы он смог жениться на богатой невесте Марье. Вот как об этом пишет Толстой, описывая сцену, где старая графиня Ростова попросила Соню написать Николаю письмо, где она бы отказывалась от помолвки с ним (чтобы он мог жениться на богатой Марье):
Цитата:
Тут образ Сони предстает в самом неприглядном виде. Она собирается в буквальном смысле навязаться Николаю при встрече с ним, одновременно не отвечая ни «да» ни «нет» на требование графини отказаться от негласной помолвки с кузеном.
«…несколько дней перед выездом из Москвы, растроенная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
— Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали…
Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним»
— Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали…
Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним»
А дальше она все же пишет письмо Николаю, но с тайными мыслями:
Цитата:
Здесь у Толстого Соня как бы набивает себе цену, старается возвысить себя и в собственных глазах и в глазах Николая. Зная, что в случае свадьбы Наташи и Андрея Николай потеряет возможность брака с Марьей (такие браки запрещались церковью, так как Николай и Марья становились кем-то вроде брата и сестры), она пишет «отказное» письмо в полной уверенности, что отказываться ей ни от чего не придется. Наташа и Андрей поженятся, а у Николая не будет другого выбора, кроме как жениться на Соне.
«Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая»
Но увы, эти расчеты кончились ничем. Князь Андрей умер, Наташа выскочила замуж за богача Пьера, а Николай преспокойно женился на богачке Марье.
Как видим, «клякс» на образ Сони наставлено в конце романа немало. Но они все равно как-то не убеждают меня в «негодяйстве» Сони. Да, кое-какие мысли и расчеты у нее были, но они не воплотились в жизнь. Она, например, не сделала ничего для того, чтобы «навсегда связать себя» с Николаем, как собиралась это сделать. А могла бы. Могла бы при встрече с ним устроить ему драму со слезами: дескать, Николя, я написала вам письмо под давлением вашей матушки, а на самом деле я не перестаю любить вас и желаю, чтобы вы сдержали данное мне когда-то слово и женились на мне. Или при встрече с Николаем начать кокетничать с ним, завлекать его. Но ничего подобного Соня не сделала. Какие бы ни были ее мысли в момент написания письма и до того, как она решилась на это письмо, но действиями она их не подкрепила. А в жизни имеют значение лишь действия и поступки. Мысли у всех бывают, и иногда – далеко не праведные. Но если человек отказывается от неправедных мыслей и не подкрепляет их неправедными поступками, то это очень уж малый грех. Да и вообще не грех. Именно это и случилось с Соней. Свои расчетливые мысли она никак не воплотила в расчетливые поступки. Приняла брак любимого Николая с Марьей и не сделала ничего, чтобы ему помешать. Эти мысли просто промелькнули у нее в голове, но она впоследствии отказалась от них и не воплотила их в жизнь.
miroslava:
03.05.24 13:27
» Образ Сони Ростовой в романе Л.Толстого «Война и мир», ч.2
Образ Сони Ростовой в романе Л.Толстого «Война и мир», часть 2Одна из главных причин, по которой Толстой постоянно «принижает» образ Сони – это его желание противопоставить ее княжне Марье Болконской. Доказать, что Марья была лучше, духовнее и душевнее Сони, по этой причине Николай и остановил на ней свой выбор, а вовсе не из-за того, что Соня нищая, а Марья богата. Известно, что образ княжны Марьи Толстой как бы «списывал» со своей матери, рано умершей Марьи Николаевны Волконской-Толстой. Поэтому пристрастие Толстого к Марье понятно. И понятно его стремление превознести в романе этот образ, а ее несчастливую соперницу Соню как-то принизить. Но мне кажется, что у Толстого, кроме этой причины, были и другие причины принижать образ Сони. И одна из них – это некоторая полемика с современными Толстому общественными тенденциями, которые по-новому оценивали роль женщины в обществе. В 50-60-е годы 19 века, когда задумывался и писался роман, уже появилось много женщин, которые мечтали об учебе, о равных правах с мужчинами, о возможности самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, и которые не ставили замужество и материнство в качестве единственной возможной «карьеры» женщины и главной цели ее жизни. Хорошо известно, что Толстой неодобрительно (и это еще мягко сказано) относился к идеям женской эмансипации, и упорно утверждал, что единственная и главная цель жизни женщины – выйти замуж и рожать детей, причем как можно больше. И мне кажется, что на примере Сони и еще одной героини другого своего известного романа (Варенька из «Анны Карениной») он пытался показать всю якобы «ущербность» женщин, которые оказались бессемейными и бездетными одиночками, даже если они самоотверженно служили тем семьям, где по воле судьбы должны были обитать.
Например, позднее, в «Анне Карениной», устами тоже любимой своей героини Долли Толстой утверждал, что если девушке не удалось создать своей семьи, то она могла благодетельствовать своей женской заботой семью родственную:
Цитата:
Поэтому, мол, девушкам не обязательно получать образование и добиваться права работать каким-то умственным трудом, как это делают мужчины. Достаточно найти родственную семью и играть там роль какой-нибудь няньки, воспитательницы при детях или компаньонки при престарелых родственниках. Ну вот, Соня в «Войне и мире», а также Варенька из романа «Анна Каренина» нашли такие семьи и выполняли при них свое «женское дело». И сказал им за это спасибо в своих романах Толстой, оценил ли их жертвенность и самоотверженность? Да ничуть. Соню он устами своих любимых героинь обозвал «пустоцветом», да и с Варенькой поступил не лучше (об этом ниже).
«или свою, или сестрину, где бы она могла иметь женское дело»
Если бы Толстой относился справедливее к женщинам, и особенно к Соне в конце романа, он провел бы какие-нибудь красивые параллели (сравнения) Сони с женщинами, которые все отдают на службу людям. Но Толстой не любит Соню, упорно и злостно, и во всем, что она делает, пытается найти расчет и лицемерие. Тогда как самые дурные качества Наташи он превозносит и пытается (не без успеха) представить их как достоинства. Толстой, судя по его творчеству, вообще ненавистно относился к любым женщинам, которые в силу разных причин не предоставили своего тела в распоряжение мужчины (т.е. мужа, внебрачные связи для женщин он порицает) и не стали своей вагиной выбрасывать в мир детей со скоростью пулемета (Наташа же занялась этим делом после замужества и именно в темпе пулемета, и по этой причине писатель простил и отпустил ей как все прошлые, так и будущие грехи). И Толстого при этом не интересует, по каким причинам женщина это не сделала. Ясно же любому, что Соня не стала женой и матерью не по своей вине и не по своей злостной воле. Она не какая-то там современная чайлд-фри, не любящая и не желающая детей, тем более не феминистка, которая не любит мужчин и сторонится их, и уж тем более не какая-то желающая жить лишь для себя эгоистка, которая не хочет тратить ресурсы своей души и тела на других людей – на семью, мужа и детей. Нет, Соня очень хотела выполнить в жизни то, что называют «женским предназначением», т.е. выйти замуж и родить детей. Но Ростовы ей это не позволили. Толстой не то что не желает понять этой простой истины, он ее понимает, но сознательно отворачивается от нее. По его мнению, если женщина не вышла замуж и не родила детей – все, для Толстого такая женщина уже «пустоцвет», никчемная, бесполезная, вообще выродок в мире женщин. И он не пожалеет черной краски, чтобы постараться замарать ее в своем романе. Так он впоследствии поступит и с Варенькой в романе «Анна Каренина». Варенька очень напоминает Соню. Такая же сирота, воспитанница в богатом доме, красивая, но одинокая, не сумевшая или не захотевшая выйти замуж и завести семью. Тем не менее бесполезным ее существование нельзя назвать, как и существование Сони в эпилоге романа «Война и мир». Соня заботится о старой графине Ростовой – Варенька заботится о своей воспитательнице мадам Штраль, которая прикована к креслу. Да еще помогает другим больным, приехавшим за границу лечиться. Казалось бы, обе – и Соня, и Варенька – вполне достойные женщины. Но Толстой не устает подпускать шпилек, описывая их и снижая их образ всевозможными способами. Обесценивая их вполне благородные поступки и поведение. При этом он сравнивает альтруистическое поведение Сони и Вареньки с довольно себялюбивым поведением Наташи Ростовой и Кити Щербацкой практически в одинаковых выражениях, и безаппеляционно отдает предпочтение двум последним за их особую «живость», привлекательность в мужских глазах и умение очаровывать окружающих и особенно мужчин.
Вот сравнение Сони с Наташей, выраженное самой же Соней:
Цитата:
А вот сравнение Вареньки с Кити:«Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть насколько-нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина.»
Цитата:
Известно, что Толстой в конце романа обозвал Соню «пустоцветом» устами Наташи. А вот как он «расправился» с Варенькой: «Кроме того, она не могла быть привлекательною для мужчин еще и потому, что ей недоставало того, чего слишком много было в Кити, – сдержанного огня жизни и сознания своей привлекательности».
Цитата:
Получается, что Варенька в глазах Толстого тоже практически «пустоцвет».
«Она была похожа на прекрасный, хотя еще и полный лепестков, но уже отцветший, без запаха цветок».
При этом, к слову, позднее, в «Крейцеровой сонате» Толстой обрушивал просто горы и лавины негодования на женщин, которые как-то выпячивали свою привлекательность, приукрашали себя с помощью одежды, причесок, завлекали мужчин кокетством или вот этим «сдержанным огнем жизни». Просто потрясающе, что за каша была в голове у писателя! По крайней мере в том, что касается женщин, он буквально на каждом шагу противоречил сам же себе! То призывал женщин, которые не смогли создать по разным причинам своей семьи, искать «женское дело» в семьях родственников, а не думать об учебе и способах заработать себе на жизнь самой. И при этом клеймил «пустоцветами» и «отцветшими цветками» именно тех героинь, которые делали это в его книгах – Соню и Вареньку. То любовался особой «привлекательностью» для мужчин в Наташе и Кити, то порицал эту особую женскую «привлекательность» в «Крейцеровой сонате».
Мне всегда было удивительно, как это Толстой, который в своих христианских исканиях считал способность к самопожертвованию драгоценнейшим человеческим качеством, как он этого не замечал и даже осуждал в Соне и в Вареньке. Он в упор не видел в этих двух девушках, пусть и созданных его воображением, никаких достоинств. И был к ним в своих романах предельно, я бы даже сказала аморально жесток. Он постоянно «выглядывает» в самопожертвовании Сони какой-то корыстный расчет, какое-то лицемерие. Но к моему глубочайшему удовлетворению, по моим наблюдениям большинство читателей с писателем в этой оценке Сони категорически не согласны. В школе, когда мы изучали роман, потом в разных интернетных ресурсах я встречала огромное количество людей, которые понимали Соню так же, как и я. Оценивали ее как самого положительного персонажа романа и всей душой сочувствовали и сопереживали ей. Не видели в ней никакого лицемерия и коварства, а понимали, что это просто защитная реакция девочки, а потом и девушки, у которой просто нет других способов защитить себя. Ни приданого, ни других родственников, никаких возможностей отстоять свои интересы, короче – ничего. Ведь Соня понимала, что Ростовы в любой момент за любой серьезный бунт просто могут выкинуть ее из своего дома голой попой на снег. Поэтому всегда рано или поздно, но подчинялась, смирялась и жила в подчиненном и покорном положении дальше.
Вообще, из Сони получился хороший психологический портрет человека, которому, возможно, темперамент изначально не позволял требовать своё и идти по головам. А потом еще и "добитого" зависимым положением и привитым комплексом неполноценности. И вот что любопытно: Толстой, хоть и признает, что тяга Сони к постоянным жертвам — прямой результат отношения к ней Ростовых, но в то же время отказывает ей в сочувствии, в отличие от той же Марьи и её отношениях с отцом, а пытается объяснить изъяны Сони сомнительными аргументами, вроде "пустоцветности" и отсутствия Наташиных поэтичности и восторженности, которые он, наоборот, превозносит и перед которыми преклоняется. Но до поры, до «Крейцеровой сонаты». Там он будет порицать всех женщин, которые, по мнению Толстого, злостно и преднамеренно:
Цитата:
Плохо вы читали любимое вами Евангелие, Лев Николаевич! Там Христос советует в случае плотского искушения мужчинам выкалывать себе глаза и отрубать руки, а вовсе не женщинам – одеваться поскромнее. «...устроили из себя такое орудие воздействия на чувственность, что мужчина не может спокойно обращаться с женщиной. Как только мужчина подошел к женщине, так и подпал под ее дурман и ошалел. И прежде мне всегда бывало неловко, жутко, когда я видал разряженную даму в бальном платье, но теперь мне прямо страшно, я прямо вижу нечто опасное для людей и противузаконное, и хочется крикнуть полицейского, звать защиту против опасности, потребовать того, чтобы убрали, устранили опасный предмет».
Цитата:
Это Евангелие от Матфея, глава 5, стихи 28-30 «А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем.
Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну.
И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну».
Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну.
И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну».
miroslava:
05.05.24 14:01
» Образ Сони Ростовой в романе Л.Толстого «Война и мир», ч.3
Образ Сони Ростовой в романе Л.Толстого «Война и мир», часть 3Надо сказать, что среди читателей романа есть не только сочувствующие Сони, но и достаточное число хейтеров (хотя, по моим наблюдениям, их все же поменьше, чем тех, кто Соне симпатизирует). Одного такого встретила на просторах интернета и прочитала мнение этого читателя, который важно заявлял, что Соня, мол, «виновата» тем, что не умела кокетничать, завлекать мужчин. Дескать, даже Марья в нужный момент как-то сумела более кокетливо, чем обычно, повести себя перед Николаем. Этот читатель, наверняка, имел в виду этот пассаж из 4 тома романа, где Толстой описывает одну из встреч Николая и Марьи:
Цитата:
Но вопреки мнению читателя, который хвалил Марью за вовремя проявленное кокетство с Николаем, и порицал Соню за отсутствие в ней подобного кокетства, я и здесь не согласна с тем, что Соня якобы не умела кокетливо вести себя с мужчинами, и главное – с Николаем, которого она единственного любила. С другими она наверняка тоже не кокетничала, потому что ей они не были нужны. А вот с Николаем определенное заигрывание было. Вот первый том романа, где описано поведение пятнадцатилетней Сони на именинах тетки-графини и кузины Наташи:«Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M-lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться. «Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное — этот такт и грация!» — думала m-lle Bourienne».
Цитата:
Наконец, известная сцена святок, где оживившаяся и ставшая более яркой и заметной Соня снова привлекла внимание Николая. Он снова тогда почувствовал себя влюбленным в нее:«Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из-под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной».
Цитата:
Потом, как известно из романа, они встречаются у амбара и обмениваются поцелуем.
«Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из-под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
— Я ничего не боюсь, — сказала Соня. — Можно сейчас? — Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из-под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
— Я ничего не боюсь, — сказала Соня. — Можно сейчас? — Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Так что как видите, и Соня не чужда желанию завлекать любимого человека так же, как это делает Марья в 4 томе. Хотя у обоих это не какое-то злостное кокетство, вызванное привычкой кокетничать с любым мужчиной, нет, обе они это делают бессознательно, просто из-за любви к Николаю. Но! Есть определенная разница между Марьей и Соней в их «завлекающем» Николая поведении. Разница эта заключается в последствиях такого "завлекающего поведения" для Марьи и для Сони.
Марье осенью 1812 года намного-намного легче бессознательно «завлекать» Николая. Потому что уже никто не упрекает и не ставит ей препятствий в ее поведении с Николаем. Отец ее, единственный, который мог бы злобно обругать ее за это, уже мертв. Умер в августе 1812 года. А он наверняка обругал бы Марью, если бы заметил в ней хоть искру симпатии к Николаю, которую она демонстрирует в сцене, где даже ее компаньонка удивляется поведению прежде скромной и тихой своей госпожи. Ведь ругал старый князь Болконский свою дочь и отваживал от нее женихов в других случаях. Например, в случае сватовства Анатоля Курагина; там он так оборвал свою дочь при Анатоле и его отце за то, что она посмела одеть другое платье, что она чуть не заплакала и потом сидела как каменная. Вот эта сцена из романа:
Цитата:
Также рядом с Марьей в момент ее встречи с Николаем осенью 1812 года нет и брата ее, князя Андрея, который мог бы так же поморщиться на ее поведение с Николаем. Он лежит раненый у Ростовых и вообще скоро умрет. Таким образом Марья после смерти отца и ранения брата сама себе хозяйка и может вести себя как ее душе угодно. А Соня? А вот Соня как раз не хозяйка себе и вести себя как угодно с Николаем не может. После описанной выше сцены в 1 томе, где она как:«Князь Николай Андреевич сел на свое обычное место, в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него и стал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто со вниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.
— Так уж из Потсдама пишут? — повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.— Это ты для гостей так убралась, а? — сказал он. — Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по-новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
— Это я, mon père [батюшка], виновата, — краснея, заступилась маленькая княгиня.
— Вам полная воля-с, — сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, — а ей уродовать себя нечего — и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь».
— Так уж из Потсдама пишут? — повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.— Это ты для гостей так убралась, а? — сказал он. — Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по-новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
— Это я, mon père [батюшка], виновата, — краснея, заступилась маленькая княгиня.
— Вам полная воля-с, — сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, — а ей уродовать себя нечего — и так дурна.
И он опять сел на место, не обращая более внимания на до слез доведенную дочь».
Цитата:
- после этой сцены она получает жесточайший разнос от кузины Веры. Жестокий настолько, что потом Соня рыдает на сундуке няни в коридоре и Наташа пытается утешить ее:«кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin»
Цитата:
А что случилось после ее раскованного поведения на святки, когда она поцеловалась с Николаем и он снова влюбился в нее. Тоже показательная реакция родных Николая, особенно старой графини, его матери. После поцелуя у амбара Николай заявляет родителям, что хочет жениться на Соне. И здесь происходят жестокие сцены, где старая графиня, желающая женить сына на богатой невесте, обрушивает все свое негодование на воспитанницу:«– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?..»
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?..»
Цитата:
Вот таковы были последствия «кокетства» для Марьи, и для Сони. Марья, освободившись от тирана-отца, получила полное право вести себя как угодно. Никто ее не упрекал за особый лучистый взгляд при виде Николая, за новый грудной голос, за особое отношение к нему. А Соня при малейших подобных же проявлениях своей любви к Николаю очень крепко получала по голове, если образно говорить. И от Веры, и особенно от старой графини. Ну и как тут не бросить любое кокетство? Да, она продолжала любить Николая, но стала скрытной в своей любви к нему. Не проявляла ее никак внешне. Так что сравнивать поведение богатой и независимой после смерти отца Марьи с поведением нищей и во всем зависимой Сони, и при этом отдавать предпочтение одной (дескать, умеет пококетничать, когда надо), а другую упрекать в отсутствии кокетства – это величайшая в мире несправедливость. Посмотрела бы я на ту же Марью, если бы отец ее был жив. Да он бы одним взглядом заморозил свою дочь, если бы Николай пришел их навестить при его жизни. Ведь заморозил он ее при сватовстве Анатоля, оскорбив прямо при потенциальном женихе. Да так это сумел сделать, что Марья потом лишний раз глянуть на Анатоля боялась, хоть и влюбилась в него (точнее, в его красоту) с первого взгляда. Отец Марьи ведь не хотел выдавать ее замуж. Поэтому и в случае с Николаем она бы при папаше сидела, словно аршин проглотив, и никаких вообще взглядов и «грудных голосов» не позволила себе. Точно так же, как перестала себе это позволять Соня по мере развития действия романа.
«…несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью».
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью».
miroslava:
07.05.24 17:37
» Образ Сони Ростовой в романе Л.Толстого «Война и мир», ч.4
Образ Сони Ростовой в романе Л.Толстого «Война и мир», часть 4При чтении романа «Война и мир» я заметила, что Лев Толстой очень умело замазывает черной краской образ Сони. Не то, чтобы порицает ее (порицать ее не за что, Соня не совершает плохих поступков в романе в отличие от явно отрицательных героев), но постоянно словно ставит своеобразные «кляксы» на образ этой героини. И самая большая клякса на образе Сони – эпизод с ранеными.
Когда противопоставляют Наташу Соне (предпочитая первую второй), то всегда вспоминают эпизод с ранеными. Наполеон вот-вот захватит Москву, Ростовы уезжают и вывозят свое имущество из дома. Из деревни прибыло много подвод, которые и должны вывезти это имущество. Но рядом с домом Ростовых оказалось много раненых, и старый граф хочет хотя бы часть подвод отдать им, чтобы и их увезти из Москвы от наступающих французских войск. Старая графиня возражает, говорит, что их имущество стоит много денег, а они почти разорены, так что подводы должны быть отданы под вывоз имущества Ростовых. Старый князь в силу слабости характера не может пойти против жены, и тогда именно Наташа пристыдила мать и заставила ее изменить мнение. Подводы отданы раненым, а бо́льшая часть имущества Ростовых брошена на произвол судьбы. Причем Наташа не только пристыжает мать, которая не желала брать раненых, но еще и первой отдает распоряжение слугам оставлять вещи и брать раненых на подводы. А что делает в это время Соня? Вот как описывает это Толстой:
Цитата:
Этот эпизод всегда приводят как пример бескорыстия и благородства Наташи (уговорила родителей бросить имущество, т.е. состояние семьи, все отдала раненым воинам), и одновременно – мелочности, прозаичности Сони, которая демонстрирует (якобы) полное равнодушие к судьбе раненых.
«Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше».
Но ведь Соня не сама по себе занялась тем, что старалась убрать оставляемые вещи и при этом захватить как можно больше. Она это делала «по желанию графини». Не сама по себе вызвалась, а выполняла желание (читай – распоряжение) своей воспитательницы. И самое главное – все критики Сони в этом эпизоде забывают совершенно разное положение двух девушек в семье. Наташа – законная и любимейшая дочь, Соня – всего лишь воспитанница, причем уже давно не очень любимая (по крайней мере с момента, как Николай начал проявлять чувства к Соне, а потом и высказал желание жениться на ней, после этого старая графиня просто возненавидела Соню). Другими словами, Наташа одна из хозяек этих вещей, она законный член семьи Ростовых, которым эти вещи принадлежат. Соне эти вещи не принадлежат, более того – она на положении прислуги-приживалки в этой семье уже давно. Так что все не так просто, как желают представить дело критики Сони и обожатели Наташи, дескать, Наташа проявила широту души, а Соня такая-сякая меркантильная. Для Наташи это – СВОЁ, это вещи её семьи, которыми она тоже может распоряжаться не меньше старого графа или старой графини – хочет везёт с собой, хочет бросит их, а места на подводах отдаст раненым. А вот для Сони это ЧУЖОЕ. Она занимается уборкой и собиранием вещей не потому что ей так хочется, не потому что она такая-сякая меркантильная и в отличие от Наташи считает вещи и имущество важнее раненых, а просто потому что она выполняет распоряжение своей воспитательницы. Та ей просто дала указание, точно также, как и могла приказать это горничной или любой другой прислуге. Горничная-прислуга тоже бы не стала указывать хозяевам, что человеческая жизнь важнее мебели и любых других вещей, как это вполне свободно сказала родная и любимейшая дочь хозяев. Прислуга просто промолчала бы, засунула бы все возражения подальше, даже если бы и имела их, и всей душой сочувствовала раненым, но промолчала бы. И молча пошла бы выполнять распоряжение, данное ей хозяйкой. Потому что если бы она запротестовала и сказала, что будет лучше помочь раненым, а не заниматься вещами и имуществом, ей бы дали такую выволочку! В самом лучшем случае сказали бы, что в её обязанности входит аккуратно складывать хозяйские вещи, а не умничать и не указывать хозяевам, что правильно, а что нет.
Еще одна сцена, где Толстой противопоставляет Наташу Соне, отдавая явное предпочтение Наташе – это знаменитая сцена в Отрадном, когда князь Андрей через открытое окно слышит мечтания Наташи о том, как ей хочется летать. Не буду приводить дословно всю сцену, все ее хоть немного, да помнят. Коротко можно пересказать так. Князь Андрей, оставленный старым графом Ростовым переночевать в Отрадном, слышит через открытое окно, как две девушки поют в комнате наверху. Потом Соня хочет лечь спать, а Наташа садится у окна и начинает восхищаться ночью и мечтать о полете. Она пытается разбудить засыпающую Соню и вместе с ней уже восхищаться ночью. Но Соня совершенно не разделяет поэтического настроя Наташи и говорит с ней недовольным голосом. Вот тут впервые поэтичности и романтичности Наташи противопоставляется трезвость и скучность Сони. Не может оценить прелести ночи, дескать. Спать хочет.
Что я по этому поводу могу сказать. Вы знаете, эта знаменитая сцена всегда меня смешила. Мечтания Наташи о полете вызвали у меня только недоумение и смех. Вот как она мечтает летать:
Цитата:
Вы знаете, в юности у меня тоже возникало желание летать, как птицы. Но лично у меня желание полета не вызывало при этом стремления подхватить «себя под коленки» и «натужиться». Мне скорее представляется, что человек должен раскинуть руки, как птица крылья и вот так нестись в воздухе – легко, свободно, без всякого напряга и «натуживания» Тем более странна эта поза, когда человек подхватил «себя под коленки» и почему-то вдруг полетел каким-то сжатым, бесформенным комком. В результате «натуживание» с подхватом «себя под коленки» у меня вызывает, пардон, ассоциацию с сидением на стульчаке или просто на корточках где-нибудь на пленэре во время запора. Вот тогда действительно нужно «натуживание» и даже подхватить себя под коленки можно. Поэтому всякий раз, когда я читала эти строки со словами Наташи, что она хотела бы сесть на корточки, подхватить себя под коленки и натужиться, мне всегда хотелось сказать ей: «Наташа, в такой позе сидят на стульчаке или в кустиках в состоянии запора, а вовсе не летают!»
«Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, - туже, как можно туже – натужиться надо, - и полетела бы. Вот так!»
Так что эта сцена, которая, по мысли Толстого, должна меня была убедить в особой романтичности и поэтичности Наташи, убедила разве что совсем в другом. Наташа мне показалась просто смешной со своими мечтаниями. И до сих пор эта сцена и слова Наташи мне не кажутся ничуть романтичными. Полета в такой позе и в состоянии «натуживания» лично я себе не представляю
miroslava:
09.05.24 14:11
» Разница между Соней и Наташей в романе «Война и мир», ч.1
Разница между Соней и Наташей в романе «Война и мир»Еще один пункт, на который упирают поклонники Наташи и порицатели Сони – это определенная «вялость» темперамента Сони по сравнению с живостью, энергичностью, обаятельностью Наташи. Но можно ли упрекать человека за то, с каким темпераментом он родился?
Наташа в романе – явный холерик со взрывным темпераментом. Соня скорее сангвиник с уклоном к меланхолику. Как они могут быть схожими в проявлениях своих чувств? Ответ – никак. Но этот факт «людовед и душелюб» Лев Николаевич совершенно игнорирует. Как и другие критики образа Сони.
Кстати, холерический темперамент Наташи имеет и оборотную сторону. Она не только живая, энергичная, обаятельная, но и довольно часто несдержанная, раздражительная, капризная, докучающая окружающим своими выходками и капризами. Такие проявления холерического темперамента Наташи ярко выражены во всем романе, особенно во втором томе, где она из-за своего несдержанного и порывистого характера не выдерживает ожидания свадьбы с князем Андреем и изменяет ему с Анатолем. Ее нетерпеливость и капризность от отсутствия жениха начинает ярко проявляться еще в Отрадном, где семья Ростовых проводит осень и часть зимы:
Цитата:
Потом, после разговора с Николаем и Соней, внезапно:«– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня, мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?.. – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть-то, – говорила старуха. – На все время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И, отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» – подумала Наташа.
– Да, Никита, сходи, пожалуйста… – «куда бы мне его послать?» – Да, сходи на дворню и принеси, пожалуйста, петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда-нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» – думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
«Боже мой, Боже мой, все одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать?» И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Иогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Иогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным, задумчивым лицом и встала.
– Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма-да-гас-кар, – повторила она отчетливо каждый слог и, не отвечая на вопросы m-me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты.
Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью.
– Петя! Петька! – закричала она ему. – Вези меня вниз. – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками, и он, подпрыгивая, побежал с ней. – Нет, не надо… остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что все-таки скучно, Наташа пошла в залу…»
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня, мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?.. – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть-то, – говорила старуха. – На все время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И, отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» – подумала Наташа.
– Да, Никита, сходи, пожалуйста… – «куда бы мне его послать?» – Да, сходи на дворню и принеси, пожалуйста, петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда-нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» – думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
«Боже мой, Боже мой, все одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать?» И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Иогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Иогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным, задумчивым лицом и встала.
– Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма-да-гас-кар, – повторила она отчетливо каждый слог и, не отвечая на вопросы m-me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты.
Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью.
– Петя! Петька! – закричала она ему. – Вези меня вниз. – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками, и он, подпрыгивая, побежал с ней. – Нет, не надо… остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что все-таки скучно, Наташа пошла в залу…»
Цитата:
Тут явный холерический темперамент, который мается от того, что делать нечего, скучно, хочется быть с женихом, а его нет. И эти практически детские капризы: вот подайте мне сейчас князя Андрея, эти внезапные истерические слезы, гоняния слуг без надобности. И хотя Толстой пишет, что слуги любили исполнять прихоти Наташи, но у меня сильные сомнения по этому поводу. Фока точно не был в восторге от каприза барышни. Да и другие слуги… ну кому понравится, когда тебя тормошат без всякой надобности? Что касается Сони, то она и десятой доли не могла бы такого сотворить с обитателями дома Ростовых, и не только потому, что у нее более спокойный темперамент, но она не могла позволить себе в доме, где живет из милости, гонять слуг или обзывать хозяйского сына дураком. Не только ее темперамент, но и ее зависимое положение вынуждали ее вести себя сдержанно и спокойно. Наташа этого не понимает:«…в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться. – Ничего, маменька, право, ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы все текли и всхлипывания сдавливали горло».
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться. – Ничего, маменька, право, ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы все текли и всхлипывания сдавливали горло».
Цитата:
Не понимают вслед за Наташей и некоторые читатели. Хотя именно по этой причине, по неумению ждать Наташа и изменила князю Андрею с дураком Курагиным.
«– И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николеньку и ждать так долго и терпеливо! – подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню. – Нет, она совсем другая. Я не могу!»
Но дело даже не только в разнице темпераментов двух девушек и в разнице их положения в доме: балованной и залюбленной дочери Наташи, которая понимает, что может вести себя как угодно, и не слишком любимой воспитанницы-приживалки Сони, которую ее положение вынуждает к сдержанности в поведении. Дело еще в том, что сам Толстой потихоньку «усыпляет» Соню на протяжении всего романа. Делает ее более сдержанной и даже в чем-то вялой где-то с середины второго тома романа. В первом томе и в начале второго Соня в проявлении своих чувств мало чем уступает Наташе. Разве что ведет себя немного сдержаннее и приличнее. И это понятно. Нищей воспитаннице та же самая старая графиня не позволила бы вести себя, как левая пятка подскажет (именно так ведет себя Наташа, во всяком случае в первом томе романа: она бесцеремонно вбегает в комнату, где мать принимает гостей, или устраивает небольшой скандальчик во время обеда, выспрашивая у взрослых во весь голос при почти сотне гостей, что ей там приготовили на десерт).
Цитата:
Я не представляю, что Соня позволила себе такой скандальчик за столом, где до сотни гостей, но не потому, что считаю Соню вялой по сравнению с Наташей. Просто Соне такое поведение не простили бы (прежде всего старая графиня, она бы обязательно наказала племянницу, которая проявила бы такую бесцеремонность и невоспитанность при гостях). А Наташе, как любимой дочери, все сходит с рук. И даже если пытаются демонстрировать строгость с ней, то делают это с такими улыбками на лице, что Наташа прекрасно понимает - на самом деле никто на нее не сердится, и она может и дальше позволить себе вести себя как угодно.
«— А вот не спросишь, — говорил маленький брат Наташе, — а вот не спросишь!
— Спрошу, — отвечала Наташа. Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери.
— Мама! — прозвучал по всему столу ее детски-грудной голос.
— Что тебе! — спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой. Разговор притих.
— Мама! какое пирожное будет? — еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи. Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
— Казак! — проговорила она с угрозой. Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
— Вот я тебя! — сказала графиня.
— Мама! что пирожное будет? — закричала Наташа уже смело и капризно-весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо. Соня и толстый Петя прятались от смеха.
— Вот и спросила, — прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
— Мороженое, только тебе не дадут, — сказала Марья Дмитриевна. Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны
.— Марья Дмитриевна! какое мороженое? Я сливочное не люблю.
— Морковное.
— Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? — почти кричала она. — Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, по непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной. Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное».
— Спрошу, — отвечала Наташа. Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери.
— Мама! — прозвучал по всему столу ее детски-грудной голос.
— Что тебе! — спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой. Разговор притих.
— Мама! какое пирожное будет? — еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи. Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
— Казак! — проговорила она с угрозой. Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
— Вот я тебя! — сказала графиня.
— Мама! что пирожное будет? — закричала Наташа уже смело и капризно-весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо. Соня и толстый Петя прятались от смеха.
— Вот и спросила, — прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
— Мороженое, только тебе не дадут, — сказала Марья Дмитриевна. Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны
.— Марья Дмитриевна! какое мороженое? Я сливочное не люблю.
— Морковное.
— Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? — почти кричала она. — Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, по непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной. Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное».
(продолжение следует)
miroslava:
11.05.24 13:47
» Разница между Соней и Наташей в романе «Война и мир», ч.2
Разница между Соней и Наташей в романе «Война и мир», часть 2Но несмотря на то, что Соня из-за своего зависимого положения вынуждена вести себя гораздо более сдержанно, чем Наташа, все-таки пылкости чувств и их проявлений она не лишена.
Вот яркий пример: в первом томе Толстой описывает и «игривость» Сони с Николаем, даже ее кокетство с ним. Мы привыкли, что кокетничает в романе одна Наташа, но ведь и Соня тоже в первом томе не чужда кокетства. Вот только одна цитата из первого тома романа, где рассказано словами самого писателя, что она вполне и вполне могла заигрывать с противоположным полом (но так как она была всегда влюбленной только в Николая, то и объект ее игривости был именно он):
Цитата:
А потом страстное озлобление Сони, когда она замечает, что Николай вроде как приволакивается за Жюли:«Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из-под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной».
Цитата:
Или вот еще описана ревность Сони:«Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно-озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты».
Цитата:
А насколько она эмоциональна в сцене, где Николай оправдывается и утешает ее:«Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч…»
Цитата:
И еще Соня весьма и весьма эмоциональной выглядит в сцене после того, как Вера обидела ее. А потом, после утешений Наташи Соня быстро переходит от слез к радости:«Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что-то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой-невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что-то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из-за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими глазами смотрела из своей засады. «Что теперь будет?» – думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня все, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну, не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.»
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из-за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими глазами смотрела из своей засады. «Что теперь будет?» – думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня все, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну, не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.»
Цитата:
В всех этих отрывках Соня показана какой-угодно, но уж точно не «сонной». Наоборот, показана весьма и весьма живая, оживленная, порывистая девочка-женщина, не уступающая в эмоциональности Наташе и так же легко, как кузина, переходящая от слез к радости.
«Вбежав в Сонину комнату и не найдя там своей подруги, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке, и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?.. Что, что с тобой? У-у-у!..
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы все не плакала (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем)… я бы все не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке (Соня графиню и считала и называла матерью)… она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей-богу (она перекрестилась)… я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?..
И опять она заплакала горче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы все решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было все хорошо и все можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему все сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа. – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А все будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот-вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей-богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей-богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную».
– Соня! что ты?.. Что, что с тобой? У-у-у!..
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы все не плакала (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем)… я бы все не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке (Соня графиню и считала и называла матерью)… она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей-богу (она перекрестилась)… я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?..
И опять она заплакала горче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы все решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было все хорошо и все можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему все сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа. – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А все будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот-вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей-богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей-богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную».
И даже в начале второго тома она еще прежняя: вместе с Наташей идет к комнате Денисова и Николая, такая же румяная, оживленная, хорошенькая, раскруживает свое платье:
Цитата:
Потом светится радостью и кружится, когда отказывает Долохову и объясняется с Николаем, собираясь на бал Иогеля. Даже горничная никак не может причесать ее, вот насколько подвижна Соня. Ведет себя прямо как непоседа Наташа.«Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог со шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную…»
Цитата:
Но с середины второго тома писатель постепенно начал отнимать у Сони ее живость и привлекательность, начал показывать ее скучной, лишенной оживленности. «Гасил» ее всевозможными способами.
«Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы в этот вечер. Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью».
Отправная точка, с которой Толстой начинает потихоньку «опускать» Соню в глазах читателей – это знаменитая сцена в Отрадном, когда князь Андрей слышит мечтания Наташи о том, как ей хотелось бы летать. Там поэтичности и восторженности Наташи, которая восхищается ночью и мечтает о полете, противопоставляется скучность и трезвость Сони, которая только хочет спать. Дальше унизительные и колкие замечания писателя в адрес Сони начинают все больше и больше набирать обороты по ходу романа.
Вот та фраза, с которой началось уже откровенное принижение образа Сони Толстым в глазах читателей. Это зима в Отрадном, где Николай и Наташа оживленно предаются общим детским воспоминаниям, а Соня не может разделить их оживление:
Цитата:
Толстой здесь написал, что Соня отстала от оживления Наташи и Николая «как всегда». Но право же, до этой фразы я совсем не воспринимала из толстовского текста, что Соня была какой-то особо вялой по сравнению с кузенами. Это доказывают все прежние приведенные фразы из первого тома и первой половины второго тома. Ну, а дальше, Толстой еще больше начинает «опускать» Соню в глазах читателей. Словно «усыпляет» ее. Вот в Отрадном Наташа начала петь по просьбе матери – и тут Толстой пишет:«Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что ее в снурки зашьют».
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что ее в снурки зашьют».
Цитата:
И дальше все идет только по нарастающей. Хотя Соня предстает другой в сцене святок, где Николай снова влюбляется в нее, и где они с Соней обмениваются поцелуем у амбара. А потом Соня вообще возвышается до высшего благородства и проницательности, ума и силы характера в сценах, где она предотвращает побег легковерной Наташи с Курагиным. Когда читаешь эти сцены, то невольно поражаешься строгому логическому уму Сони, умению отделить важное от неважного, строгости и стройности ее рассуждений. Рядом с ней Наташа со своими легковесными восторгами по поводу Анатоля выглядит просто легкомысленной и неумной. Соня же быстро вычисляет, что поведение Курагина подозрительно: почему он не ездит в дом и не ищет открыто расположения Наташи? Она сразу понимает, что он «обманщик и злодей». И пытается убедить в этом Наташу, только тщетно. Наташа на всех парах несется к своему несчастью. Она просто отказывается думать, «нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя» кричит она Соне про Анатоля. Соня искренне не может понять, как всего-то за две встречи, каждая из которых длилась не больше часа, Наташа могла узнать Анатоля и поверить в его благородство. Она пытается доказать Наташе, что нельзя за такой короткий срок узнать человека. Но Наташа в ответ мелет ерунду «я сто лет люблю его» (ага, а видела всего-то пару часов и столько же разговаривала с ним). Соня задает резонный вопрос, что за «тайные причины», о которых пишет Анатоль в своем письме, которые мешают ему открыто ухаживать за Наташей и искать ее руки. Наташа смотрит на Соню с глупым недоумением: она даже не задавалась этим вполне резонным вопросом. Ответ ее Соне потрясает своей глупостью: «Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!» Наташа здесь не просто не думает, она ОТКАЗЫВАЕТСЯ думать!
«Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть насколько-нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина.»
Короче говоря, когда я читала сцены с Наташей перед неудавшимся побегом, я отмечала, что в них Соня уж точно не выглядит вялой и безынициативной. Она строга, принципиальна, неумолимо логична, там, где надо – вполне темпераментна, хотя и не на грани истерики, как у Наташи. Проявляет и недюжинный ум, и проницательность, и темперамент, и силу характера. И при этом – жалость, сочувствие к Наташе, которая словно рассудок потеряла от лживых заигрываний опытного совратителя. Соня даже плачет от этой жалости:
Цитата:
Но жалость не заставляет ее отступать от своего – она спасает Наташу даже вопреки желанию кузины:«Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу».
Цитата:
Вот совершенно не вижу никакой вялости и бездуховности Сони в этих сценах. Она в них потрясающая, просто потрясающая! Сожалеющая о Наташе, которая явно потеряла голову – и одновременно неумолимая, как Немезида.
«Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони».
Даже те читатели, которые, подражая Толстому, не любят Соню, даже они отдают ей должное в этих сценах. Наташа по сравнению с Соней в них выглядит доверчивой пустоголовой дурочкой. Но уже в третьем томе Толстой словно все забывает, забывает эти сцены, где ему нехотя пришлось подать Соню в самом наилучшем виде. Он все равно уже поставил перед собой цель определить Соню как «бездуховную» натуру в противовес «духовной» Марье, и он старательно и упорно это продвигает и в третьем и особенно в четвертом томе. А про эпилог и говорить нечего. «Пустоцвет» – клеймо, которым навеки писатель заклеймил эту героиню.
И в результате – эпилог. Соня уныло и упорно сидит за самоваром. Стареющая, никому не интересная старая дева с потухшим взглядом. Обычный «пустоцвет».
miroslava:
13.05.24 17:00
» Соня и семья Ростовых в романе Толстого «Война и мир», ч.1
Соня и семья Ростовых в романе Толстого «Война и мир», часть 1Несмотря на то, что Толстой превозносит семью Ростовых как образец дружелюбного и искреннего отношения друг к другу и к остальным людям, и на такой же точке зрения стоит и официальное литературоведение, я всегда чувствовала какую-то фальшь в этой оценке. Для меня семья Ростовых – это компания очаровательных эгоистов, которые, конечно, могут быть добрыми и радушными со всеми, кого они признают «своими» членами семьи, но которые безразличны к чувствам других людей, особенно если мысленно они занесли их в категорию «чужих» (так случилось с Верой, нелюбимой дочерью в семье, а позднее – с Соней). Да, я всегда чувствовала этот своеобразный «маркер», который Ростовы применяли ко всем членам семьи. «Своими» в этой семье признавались сами старый граф и графиня, Николай, Наташа, Петя. А вот по отношению к Соне и к Вере работал «маркер» «чужой». К ним относились как к не слишком приятным или в лучшем случае докучливым членам семьи.
Впрочем, даже по отношению к «своим» Ростовы могли относиться довольно эгоистично в некоторых случаях. Ярчайший пример – старая графиня Ростова. На протяжении почти всего романа она подталкивает Николая (любимого, кстати, сына, «своего» от начала и до конца) к женитьбе на некрасивой и неестественной, но богатой Жюли Карагиной. Ее не особо интересует, что Николай был бы несчастен в этом браке. Она хочет за счет сына и его счастья поправить материальное благосостояние разоряющейся семьи Ростовых. А когда Николай отказывается ухаживать за Жюли и дает матери понять, что он влюблен в Соню и обдумывает возможность женитьбы на ней, то озлобленная старая графиня обрушивает свое негодование на безответную воспитанницу:
Цитата:
В этом пассаже все прекрасно. С одной стороны, старая графиня готова пожертвовать счастьем сына и толкнуть его на брак без любви с некрасивой, немолодой и главное – насквозь фальшивой Жюли. С другой стороны – графиня уверяет саму себя и сына, что желает ему счастья. На самом деле если кому и желала старая графиня счастья, то больше всех самой себе. Чтобы не расставаться с богатым образом жизни, к которому она привыкла, она готова продать сына богатой, неприятной и некрасивой Жюли. Про отношение к Соне и говорить нечего: старая графиня начинает уже откровенно ненавидеть и мучать ее. И она знает, что ненавидит и мучает Соню, знает, что Соня полностью зависит от Ростовых и от самой старой графини, и графиня пользуется зависимостью воспитанницы.
«Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, какой он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство — женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном, и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что все будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены, — ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойно, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете, и выпытывала его мнение насчет женитьбы.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался, к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дела основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, ежели бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтоб я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николенька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, все отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. – Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, – говорил сам себе бедный Николай, – что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла сказать мне это. Оттого что Соня бедна, – думал он, – так я и не могу любить ее, не могу отвечать на ее верную, преданную любовь? А уж наверное я с нею буду счастливее, чем с какой-нибудь куклой Жюли. Я не могу приказывать своему чувству, – говорил он сам себе. – Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и с озлоблением видела признаки все большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, что не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, ворча на нее и называя ее «вы, моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно-благодарна своим благодетелям и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.»
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном, и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что все будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены, — ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойно, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете, и выпытывала его мнение насчет женитьбы.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался, к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дела основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, ежели бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтоб я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николенька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, все отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. – Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, – говорил сам себе бедный Николай, – что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла сказать мне это. Оттого что Соня бедна, – думал он, – так я и не могу любить ее, не могу отвечать на ее верную, преданную любовь? А уж наверное я с нею буду счастливее, чем с какой-нибудь куклой Жюли. Я не могу приказывать своему чувству, – говорил он сам себе. – Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и с озлоблением видела признаки все большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, что не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, ворча на нее и называя ее «вы, моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно-благодарна своим благодетелям и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.»
Очень отчетливо эгоистичность старой графини проявилась и в знаменитой сцене с ранеными, где именно она не хотела отдавать подводы раненым, а требовала от мужа вывозить имущество, хотя старый граф желал спасти раненых бойцов. Если бы Наташа не пристыдила мать, то, скорее всего в этом споре победила бы старая графиня, потому что ясно, что в семье именно у нее более твердый характер, а не у ее слабовольного и мягкотелого мужа.
И наиболее ярко эгоистичность старой графини заметна в конце романа, когда Ростовы окончательно разорились, старый граф умер, Николай вышел в отставку и должен был жить с матерью и Соней в Москве в очень стесненных обстоятельствах. Статская служба, на которую он поступил, не приносила много денег, а ведь Николай принял на себя обязательство выплатить все долги своего отца. И как в это время ведет себя его матушка?
Николай:
Цитата:
Здесь старая графиня предстает в очень и очень неприглядном виде. Вместо того, чтобы помочь сыну справиться с тяжелым материальным положением, как-то уменьшить свои хотелки, графиня демонстрирует полное наплевательство по отношению к трудностям Николая. Вместо понимания и помощи сыну ограничением своих запросов – капризы, нежелание понять трудное положение сына, любимого, как никак, требования привычной роскоши… Как хотите, но я вижу в этом эгоизм просто высшей пробы.
«чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке…
Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок-сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю…
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам».
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке…
Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок-сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю…
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам».
Когда Николай все-таки женился на богатой невесте Марье Болконской, и они всей семьей переехали в Лысые Горы, старая графиня почему-то невзлюбила свою невестку. Да-да, ту самую Марью, к женитьбе на которой, как на богатой невесте, она усиленно подталкивала сына. Толстой пишет, что когда графине:
Цитата:
Или вот:«нужно было язвительно поговорить, тогда предлогом была графиня Марья».
Цитата:
Понятна ревность Сони, все-таки она не каменная, хотя Наташа обвинила ее в бесчувственности, называя «пустоцветом». И, конечно, у Сони, которая должна была смотреть на семейную жизнь любимого человека с другой женщиной, могла время от времени проявляться ревность. Но что заставило старую графиню невзлюбить невестку? Эгоистическая ревность к сыну, не иначе.
«Николай жил с своей женой так хорошо, что даже Соня и старая графиня, желавшие из ревности несогласия между ними, не могли найти предлога для упрека; но и между ними бывали минуты враждебности».
Так что в романе достаточно примеров эгоистичности старой графини Ростовой.
Теперь о старом графе. Он более добродушен и производит более приятное впечатление, чем его жена. У него, что говорится, широкая душа. Но широта души не означает способности любить и быть внимательным к другим людям, даже к членам семьи. Скорее широта души означает потакание своей слабости к роскошному образу жизни, к которому старый граф привык. И это главное, в чем проявляется его эгоизм. Он получил в наследство от предков неплохое имущество, и все, что от него требовалось – это сохранить его и передать детям. Но он так любит веселье и широкий образ жизни, что все пускает по ветру. В первом томе романа описывается, как широко и разгульно он отмечал вообще-то самое обыденное событие – именины жены и дочери. Сначала обед почти на сотню гостей, потом бал, потом ужин с таким же количеством гостей и продолжение бала. Что-то поскромнее, вроде небольшого обеда для самых близких знакомых и родни – нет, это не в характере и не в привычках старого графа. Даже понимая во втором томе, что скоро разорится, он не может изменить привычный образ жизни и продолжает мотать деньги, как ни в чем не бывало. Он даже не хочет поступить на службу, чтобы хоть как-то поддержать семью, хотя неясные намерения об этом у него были:
Цитата:
Но тут Наташа подцепляет богатого жениха князя Андрея и старый граф, очевидно, решает, что служить ему необязательно и отказывается от всех своих планов. По крайней мере больше нигде Толстой не пишет о том, что старый граф искал бы себе службы. Об этом забыто прочно и основательно.
«Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места».
Старый граф не умеет вести дела и только мотает семейные деньги (которые не им были заработаны, они достались ему по наследству от богатых предков и его обязанностью – единственной в его привольной, богатой и сытой жизни – было сохранить это достояние и передать его своим детям). Но он ни на минутку не задумывается, чтобы это достояние сохранить. Он мотает, не задумываясь, потому что ему это приятно. Он привык жить на широкую ногу и не желает ни в чем себя урезать, когда денежный ручеек постепенно начинает уменьшаться. Он и сам понимает, что делает не то и не так. Но при этом не желает и не хочет ничего изменить. Ему эгоистически хочется продолжать дальше жить на широкую ногу и не отказывать себе ни в малейшем удовольствии и развлечении. Он даже не может себя заставить не играть в карты, хотя постоянно проигрывает и немалые суммы:
Цитата:
«На сотни обыгрывать соседям»… хочу сказать, что знатоки цен тех времен подсчитали, что сто рублей в начале 19 века – это как 50 тысяч современных рублей. Если старый граф проиграется на сто рублей хотя бы пару раз в месяц, то это уже сто тысяч на наши деньги. А я почему-то думаю, что проигрывал он и больше. Недурные суммы для разоряющейся семьи!
«…те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская веером всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду».
Старый граф сам понимает, что он:
Цитата:
Митенька – это управляющий старого графа, который, судя по многим намекам из текста, изрядно обкрадывает своего доверчивого хозяина, но старому графу лень и не хочется разобраться даже со счетами, которые подсовывает ему на подпись ушлый управляющий. И в результате старый граф не изменяет привычке к широкому образу жизни практически до самого разорения семьи.
«...виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками...»
Или вот очень ярко эгоизм старого графа показан в его поведении с Наташей после попытки ее бегства. Он приезжает утром после попытки побега, застает дочь больной и расстроенной и не предпринимает ровным счетом ничего, хотя чувствует, что что-то случилось с ней нехорошее:
Цитата:
Любой действительно любящий и действительно заботливый отец не отстал бы от дочери, или на худой конец, от Марьи Дмитриевны или Сони, но добился бы правды – почему у дочери такой больной и ужасный вид. Но старому графу не хочется никакими хлопотами себя обременять, и он просто махнул рукой на это дело. Потому что «он так любил свое веселое спокойствие». В результате его веселое спокойствие оказалось ему дороже любимой дочери и ее отчаянного положения.
«Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что-нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что-нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню».
Эгоисткой неоднократно в романе выглядит и Наташа. Очень явно это прослеживается в ее поведении с Борисом Друбецким, когда она встречается с ним в 1809 году в Петербурге. Борис снова увлекается ею, и Наташа, пользуясь этим увлечением, играет им, словно куклой, которая предназначена для ее развлечения. Это ясно видно из ее разговора с матерью, которая замечает, что Наташа Борису «совсем вскружила голову». Она пытается образумить дочь и отказаться от этих игр, но Наташа тянет свое – «я хочу»:
Цитата:
Как ребенок, у которого отнимают игрушку! Мать продолжает:«– … Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу... – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу...»
– А если я хочу... – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу...»
Цитата:
«Так»… опять словно Борис игрушка для развлечения Наташи. Хорошо, что старая графиня, блюдущая свой интерес не меньше остальных членов семьи, отвадила Бориса. Он ведь беден, а бедные женихи для своей дочери старой графине ни к чему.
«– Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить...
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так, – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так. Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а... так.»
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так, – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так. Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а... так.»
Еще сильнее эгоизм Наташи проявляется в сценах перед неудавшимся побегом с Курагиным и после неудавшегося побега. Наташе нет дела до репутации семьи, если она сбежит с Курагиным. Нет дела, что из-за этого может случиться дуэль между ее любовником, с одной стороны, и старым графом, а также братом Николаем. Да и князь Андрей тоже может пойти на дуэль с Курагиным (он и собирался это сделать, только война помешала). Об этом говорили Наташе и Соня, и ее крестная Марья Дмитриевна Ахросимова, но Наташе даже слушать ничего не желала: она рыдала, что ей не дали убежать с Курагиным и оказаться в его постели. Влюбленность в него и жажда оказаться в его объятиях перечеркнули в ней любую привязанность к семье и заботу о репутации семьи.
Цитата:
Тут Наташа вообще ведет себя как капризное эгоистичное дитя, которое не получило желанную игрушку – любовные развлечения с Курагиным, о которых она возмечтала, влюбившись в красивую физиономию этого подлого и глупого человека, вот дитя и плачет. А то, что ее прихоть могла окончиться дуэлью и смертью для ее отца, или брата, или бывшего жениха – это ей совершенно неважно. Только известие о том, что Анатоль женат и не собирался честно и законно стать ее мужем, а собирался обмануть ее и сделать просто любовницей, а не законной женой, как надеялась Наташа, только это известие и приводит ее хоть к какому-то отрезвлению. До этого ей и в голову не приходило подумать, что будут чувствовать люди, например, ее жених князь Андрей, когда она сделает ему больно своей изменой. Задумалась об этом лишь тогда, когда убедилась в низости и обмане Анатоля.
« – Наталья!.. — сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай... Уж я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну, узнает он, ну брат твой, жених
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Все равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну, они узнают, что ж, они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула, опять горячась, Марья Дмитриевна. – Что ж, тебя запирали, что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?.. Ну, увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених? А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали... Ах, Боже мой, что это, что это!»
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну, узнает он, ну брат твой, жених
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Все равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну, они узнают, что ж, они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула, опять горячась, Марья Дмитриевна. – Что ж, тебя запирали, что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?.. Ну, увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених? А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали... Ах, Боже мой, что это, что это!»
И, наконец, Наташа совершенно нетактично и эгоистично в присутствии Марьи, которая продолжает горевать по брату Андрею, отдается новой любви к Пьеру (какой, кстати, по счету любви? Кажется, восьмой за время действия романа с самого начала, т.е. с августа 1805 года до замужества Наташи ранней весной 1813 года. За семь с половиной лет она «перелюбила» восемь раз, хотя двух мужчин (Бориса и Андрея) по два раза). И вот Толстой описывает встречу Наташи и Пьера в доме княжны Марьи в начале 1813 года. Со смерти князя Андрея прошло от силы 3-4 месяца, Марья еще в горе, а Наташа уже цветет новой любовью и даже не пытается этого скрыть от горюющей Марьи:
Цитата:
Толстой в этом пассаже много оправданий вставил для Наташи, даже устами и мыслями Марьи, но меня, признаюсь, покоробило это описание. Хоть бы для приличия перед горюющей Марьей Наташа могла вести себя более сдержанно в своей новой любви…
«Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.»
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.»
Наташа и сама понимает, что эгоизма в ней предостаточно, недаром в эпилоге, называя Соню пустоцветом, она подчеркивает, что в Соне эгоизма нет: «в ней нет, может быть, эгоизма…» Признавая, при этом, что в ней, в самой Наташе, эгоизма хватает.
Про еще одного члена семьи – старшую дочь Веру – даже сами члены семьи говорят, что она «злая». Но Вера хотя бы не прячет свой эгоизм под маской обаяния. Что касается Пети, то он погиб слишком юным и незрелым, трудно сказать, что бы выросло из него потом. А про эгоистичность Николая я напишу отдельно.
Таким образом, лишь эпизод, когда Ростовы отдают подводы ранеными, показывает их для меня в хорошем свете. Но это практически их единственный неэгоистичный поступок за весь роман. И то старая графиня была против. Так что обаятельность Ростовых я могу признать, но не могу не отметить и эгоистичность, скрытую под маской обаяния. А что касаемо эпизода с ранеными… ну что же, даже испорченные часы один раз в сутки показывают правильное время.
На фоне обаятельного эгоизма большинства членов семьи Ростовых я даже как-то по другому начала оценивать откровенную эгоистку Веру. Вера в романе – тоже законченная эгоистка, но которая, в отличие от остальных Ростовых, не считает даже нужным скрыть свой эгоизм под маской обаяния и очарования. Она, можно сказать, «честный» эгоист. Правда Соне от этого не легче. Хотя… я в этом месте всегда думаю о своеобразной честности Веры. Если бы другие Ростовы так же честно показывали свой эгоизм, как Вера, Соня бы точно не привязалась бы так к ним. Не пыталась бы заслужить их расположение и любовь (ведь не пыталась она сделать это с Верой), думала бы, как поскорее сбежать от них, не стала бы отказываться от себя и своих интересов ради их блага. И, возможно, ее судьба сложилась бы счастливее. Такой вот парадокс, но это было всегда в жизни. Откровенные эгоисты, которые не прячут свой эгоизм под маской обаяния и очарования, на мой вкус, менее опасны, чем эгоисты типа Ростовых. Откровенные эгоисты имеют намного меньше шансов использовать других людей, ударить им в спину, потому что люди опасаются их и стараются не поворачиваться к ним спиной. А вот скрытые эгоисты, да еще которые прячут эгоизм под маской обаяния, они-то как раз имеют гораздо больше шансов нанести удар ничего не подозревающему человеку. В этом смысле я лучше отношусь к Вере, чем к Наташе, Николаю и старой графине. Вера была честна с Соней с самого начала, ненавидела ее и не скрывала этого. Уже очень много. Другие же притворялись, что «любят» Соню и тем самым обманывали ее. На самом деле Ростовы Соню не любили. Они любили сами себя и тех членов семьи, которых они признавали «своими». Соню же они «своей» так и не признали. И поэтому Соня стала своеобразной жертвой этой семейки. Она долго верила, что они любят ее, что она обязана им всем и должна всем жертвовать ради любящих ее людей. Поэтому с горем и болью, но отказалась от любви к Николаю ради материального благополучия разоренной семьи. Но никакого спасибо за это не получила. Получила участь приживалки в этой семье после женитьбы Николая, роль бесплатной компаньонки при старой графине и такой же бесплатной дополнительной няньки при детях Николая и Марьи. Ах, да, еще унизительное прозвание «пустоцвета» от бывшей подруги Наташи. Очень «щедро» со стороны Ростовых, особенно со стороны Наташи, которую Соня спасла от явной гибели репутации в глазах всего общества в том случае, если бы Наташе удался побег с Анатолем.
(продолжение следует)
miroslava:
15.05.24 15:59
» Соня и семья Ростовых в романе Толстого «Война и мир», ч.2
Соня и семья Ростовых в романе Толстого «Война и мир», часть 2Хотелось бы в продолжение темы о семье Ростовых еще немного сказать про Веру, про ее откровенный эгоизм. Вера, старшая дочь Ростовых, также нелюбима в семье, как и Соня, но она находит свое счастье в браке с Бергом. Почему Вера была лишена любви матери – это Толстой не объясняет. У него что-то типа «уродилась такая», поэтому мать и невзлюбила негодную дочь с детства. Впрочем, есть намек, что старая графиня что-то там «намудрила» в воспитании старшей дочери. Вот как она сама говорит об этом в первом томе романа:
Цитата:
Возможно, именно излишняя строгость сделала Веру эгоистичной и «злой», как про нее говорит Наташа? Не выдержала душа девочки слишком сильного напора строгости и стала как-то защищать себя, вырабатывая равнодушие ко всем членам семьи, в том числе и к матери. А мать за это и разлюбила дочь. Кто знает? Можно только гадать. Хотя Вера не самая старшая в семье. В начале романа она, по словам автора, на четыре года старше тринадцатилетней Наташи, следовательно, ей семнадцать лет. А вот Николаю уже двадцать исполнилось. Но с ним почему-то не «мудрили».
«…– Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь…
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что-нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф.»
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь…
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что-нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф.»
Но Вере повезло больше, чем Соне, у Веры, нелюбимой с детства, выработалась защитная реакция. Я не сомневаюсь, что в самом раннем детстве она вела себя как Соня, т.е. старалась заслужить любовь маменьки. Но, подрастая, все же смогла понять, что все ее усилия тщетны. Что ее никогда не полюбят. И она начала выстраивать что-то вроде защитного забора вокруг себя. Ах, вы меня не любите? Да мне и не надо. Я сама не буду вас никого любить, буду любить только себя и только ради своих интересов жить.
Соня же, в отличие от Веры, продолжает жертвовать собой ради семьи Ростовых до конца, но ее жертвы бесполезны для нее самой. Они воспринимаются Ростовыми как должное и не ценятся. И, к сожалению, Соня впадает в заблуждение, которое часто постигает людей нелюбимых, но желающих обрести любовь. Им кажется, что если они приложат еще больше усилий, пожертвуют еще чем-то, и еще чем-то, и вот еще немного тут уступят, тут отступят, то рано или поздно, их жертвы оценят и полюбят. Совершенно беспочвенное заблуждение, которое в жизни не подтверждается НИ-КОГ-ДА. Если тебя не любят изначально, то не полюбят никогда. И любые твои жертвы ничего здесь не изменят.
Почему такая разница между Верой и Соней? Почему одна, даже живя в семье Ростовых, сумела духовно и мысленно сепарироваться (отделиться) от них, нарастить на себе броню непробиваемого эгоизма, перестать их любить и не обращать ни малейшего внимания на то, что и они ее не любят? А другая этого не смогла сделать? Толстой об этом не пишет. Но у меня есть свое предположение. Я не настаиваю на нем, но по-другому просто не могу объяснить эту разницу между Соней и Верой. Я предполагаю, что в детстве, до того, как попасть к Ростовым, Соня жила совсем в другой семье. Где на любовь отвечали любовью. На заботу – заботой. На любую жертву – своей собственной жертвой. И Соня усвоила эту модель поведения. Она знала, что если она будет показывать свою любовь, то ее родители (родные родители, а не приемные) тоже ответят любовью. Потом она попыталась эту же линию поведения проводить в семье Ростовых. Но эти очаровательные эгоисты быстро поняли, что самоотверженность, стремление любить, и быть преданной своим близким этой жаждущей ответной любви девочки можно использовать в своих интересах, можно, образно говоря, «доить» Соню без конца, но не давать ей в ответ и взамен ничего. И эта тактика сработала. А когда Соня время от времени (правда, очень редко) пыталась бунтовать, ее жесточайшим образом морально «били», напоминая на каждом шагу, что она никто в семье, что взята из милости, что любой кусок еды, который она проглатывает за общим столом, любая нитка на ее теле принадлежит Ростовым, а ей в этом доме и в этой семье не принадлежит ничего. И посему – заткнись, милочка, ты здесь никто и ничто, и не имеешь права что-то желать и уж тем более требовать. И Соня сникала. Ее зависимое положение играло против нее. А вот Веру хотя бы куском хлеба не попрекали, ведь она была законная дочь и понимала, что попрекать какими-то «благодеяниями» родители ее не могут.
Соня, по моему мнению, пыталась своеобразно бунтовать два раза в романе. Ведь она по-своему была совсем не глупа, и если не понимала до конца, то чувствовала, что ее используют, хотя и пыталась заглушить эти чувства в себе. Но время от времени они вырывались и на всем продолжении романа она позволила им вырваться только два раза и два раза взбунтоваться против несправедливой судьбы и роли безответной жертвы, которую отвели ей Ростовы. Первый раз, когда на святках поддалась настроению и попыталась (удачно попыталась) очаровать Николая. Второй раз, когда написала ему письмо с отказом от любви к нему, но про себя решила, что когда Николай приедет, она будет стараться напомнить ему о данном когда-то слове жениться на ней. Во втором случае намерения так и остались на мысленном уровне. Соня только думала и собиралась это сделать во время написания письма, но, когда пришло время, не сделала. Покорно приняла женитьбу Николая на некрасивой, но богатой Марье. В результате Соня продолжает жертвовать собой, но ее жертвы не оцениваются, и она остается непризнанной.
Тут возникает вопрос: а как Ростовы могли бы устроить судьбу Сони, хоть частично отблагодарив ее за то, что она сделала для их семьи: во-первых, за спасение репутации семьи, когда она не дала Наташе сбежать с Курагиным, и, во-вторых, за освобождение Николая от данного им слова жениться на Соне, чтобы он смог жениться на богачке Марье. Конечно, Ростовы могли бы позаботиться об устройстве жизни Сони. Они могли бы выделить Соне хоть самое малое приданое, ведь семья разбогатела, когда Николай женился на богатой невесте Марье Болконской, а Наташа вышла замуж за первого богача России графа Пьера Безухова (у него во владении было 40 тысяч крепостных душ, и доход около 500 тысяч рублей в год; а знатоки цен подсчитали, что тогдашние 500 тысяч рублей – это как современные 250 миллионов рублей). Но самое главное – даже не выделяя Соне приданого и не решая никак проблему с ее бедностью, они могли бы по-прежнему вывозить Соню в общество, где она могла бы встретить мужчин, равных ей по положению и, возможно, связать с кем-то из них свою судьбу. Ведь после женитьбы Николая на Марье она потеряла надежду связать судьбу с любимым мужчиной. Может быть, это разочарование позволило бы ей обратить внимание на других мужчин, чего раньше она себе не позволяла, до последнего надеясь на то, что Николай когда-нибудь женится на ней. Соне после женитьбы Николая в 1814 году всего-то двадцать четыре года и она очень красива. Я думаю, что жених для нее мог бы найтись. Только для того, чтобы встречаться с другими мужчинами и обращать на них внимание Соня должна была жить не в семье Николая и Марьи, а, скажем, в семье Пьера и Наташи. Потому что, если Николай и Марья безвылазно и круглогодично жили в деревне, то Пьер и Наташа время от времени жили в столицах – в Петербурге или в Москве. Об этом Толстой пишет в эпилоге:
Цитата:
Но бывшая подруга Наташа Соню в свой дом и в свою семью не взяла. Вместо этого Соня должна была жить в семье Николая и Марьи, а Николай и Марья круглый год проводили в деревне, в Лысых Горах, и не ездили ни в Петербург, ни в Москву. Проживая вместе с ними в Лысых Горах круглогодично, Соня никого или почти никого не видела, кроме соседей, и то изредка, а они вполне могли быть давно и прочно женатыми. Ни Николай, ни Марья не были заинтересованы в том, чтобы хоть как-то устроить судьбу Сони. Она была выгодна им именно в качестве незамужней и одинокой приживалки. Соня ведь исполняла роль компаньонки при старой графине. Если бы Соня вышла замуж и покинула Лысые Горы, то Николаю и Марье пришлось бы нанимать компаньонку за деньги. А Соня была прислугой при старой графине совершенно бесплатно, только за еду и крышу над головой. Впрочем, я думаю, что Марья была бы не против, если бы Соня вышла замуж за кого-то и покинула Лысые Горы, ведь она продолжала ревновать мужа к его первой любви:«Со времени своего замужества Наташа жила с мужем в Москве, в Петербурге, и в подмосковной деревне…»
Цитата:
Но Марья со времен своего замужества потеряла любую власть в семье. Все в Лысых Горах решал Николай, которому она передала бразды правления и семейством, и хозяйством (об этом я тоже как-нибудь напишу). А Николаю было выгодно именно держать Соню как бесплатную прислугу при его собственной матери, т.е. при старой графине.
«Соня со времени женитьбы Николая жила в его доме. Еще перед своей женитьбой Николай, обвиняя себя и хваля ее, рассказал своей невесте все, что было между ним и Соней. Он просил княжну Марью быть ласковой и доброй с его кузиной. Графиня Марья чувствовала вполне вину своего мужа; чувствовала и свою вину перед Соней; думала, что ее состояние имело влияние на выбор Николая, не могла ни в чем упрекнуть Соню, желала любить ее; но не только не любила, а часто находила против нее в своей душе злые чувства и не могла преодолеть их.»
Что касается Наташи, то она не брала Соню в свой дом, когда она с Пьером жила то в Москве, то в Петербурге, из-за своей какой-то не самой нормальной и даже патологической ревности к мужу, развившейся в ней после замужества. Толстой описывал это так:
Цитата:
Где уж при такой ненормальной ревности взять в дом Соню? Наташе тоже было удобнее, чтобы Соня жила не с ней, а с Николаем и Марьей. Вот так Соня на долгие-долгие годы и оказалась заключенной в этой тюрьме, которой стали для нее Лысые Горы. Круглый год жила там с Николаем и Марьей, не видела практически никого, и шанса устроить свою судьбу у нее никакого не было. Для меня просто как реквием по Соне звучат вот эти слова из четвертого тома:«она ревновала к Соне, к гувернантке, ко всякой красивой и некрасивой женщине…»
Цитата:
Да, Соня, чем больше ты жертвовала Ростовым, тем «больнее» они тебя мучали. Взяли от тебя все, отняли любую надежду на личное счастье, а потом… потом просто превратили в бесплатную прислугу-приживалку.
«Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все-таки всеми любимой.»
miroslava:
17.05.24 12:49
» Соня и Николай в романе Толстого «Война и мир», часть 1
Соня и Николай в романе Толстого «Война и мир», часть 1Я уже писала о том, что семья Ростовых для меня – это компания очаровательных эгоистов, которые не особо задумываются о чувствах тех людей, которых они определили своеобразным маркером «чужой». Про Николая я решила написать отдельно, потому что обаятельный эгоизм Николая тесно связан с влюбленной в него Соней. Я считаю, что эгоизм Николая особо проявился именно в отношениях с ней. Он как бы держит Соню на своеобразном «крючке». Он ведь, когда приехал после первой своей военной кампании в начале 1806 года, уже тогда понял, что Соня просто его подростковое увлечение и жениться на ней, тем более в ближайшее время, он не собирается. У него в этот период времени своя мужская жизнь, свои интересы, он таскается по публичным домам и еще у него появляется любовница, к которой он ездит. Такой уж он любвеобильный товарисч оказался. Это его отношение Толстой очень хорошо обрисовал в романе. После приезда из армии в начале 1806 года Соня через Наташу передает ему, что считает Николая свободным от любых обязательств перед ней. При этом Соня понимает, что сама всегда будет любить его и только его одного, но не желает, чтобы он поневоле оставался рядом с ней. И вот реакция Николая на слова Наташи о том, что Соня дает ему полную свободу.
Цитата:
Ну ладно, тут Николая еще не в чем особо обвинить. Молодой парень хочет свободы, сексуальной и прочей, о женитьбе ему думать рано – вот он и получил свою желанную свободу, когда Соня устами Наташи объявила ему, что он может быть свободен от любых обещаний ей. И вот для Николая наступила свободная жизнь в Москве, жизнь богатенького барича:«Ростов видел, что все это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная шестнадцатилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь и не жениться даже, думал Ростов, но не теперь. Теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали, – подумал он, – надо оставаться свободным».
Цитата:
«Поездка туда» – это посещение публичного дома. Мало ему любовницы на бульваре («дама на бульваре» – это, скорее всего, какая-то куртизанка или актриска-содержанка, скорее всего), он еще и публичных девок с Денисовым посещает. Впрочем, это был обычный образ молодых богатых бездельников-дворян мужского рода в то время. Ну и живи в свое удовольствие, кто мешает. Уж точно не Соня. Но! Тем временем в Соню влюбился Долохов и сделал ей предложение. И какова реакция нашего любвеобильного мальчика? Я, признаться, была потрясена, когда вчитывалась в текст романа уже во взрослом, а не в школьном состоянии. Итак, Наташа сообщает Николаю, что Долохов сделал предложение Соне:«…Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней – он про все это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в Английском клубе и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов….
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а, напротив, разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: «Э! еще много, много таких будет и есть там, где-то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда». Кроме того, ему казалось что-то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, Английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу-гусару.»
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а, напротив, разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: «Э! еще много, много таких будет и есть там, где-то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда». Кроме того, ему казалось что-то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, Английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу-гусару.»
Цитата:
Неплохая из Николаши получилась собака на сене? С одной стороны, сам он сношает дам и девиц нетяжелого поведения направо-налево, гуляет, развлекается и с любовницей-содержанкой, и с проститутками в публичных домах, но при мысли о том, что Соня хоть как-то может выйти из сферы его влияния, разлюбить его, предпочесть ему другого мужчину, у Николаши что-то там «отрывается» и он чувствует «озлобление» против нее!!!
«Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что-то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света, нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…»
Однако, мы знаем, что верная и преданная Соня отказала Долохову, и Николай счастлив: он остался единственным-неповторимым для Сони, и при этом никак не связал себя никаким словом с ней. Свободен по прежнему. И он отвечает Наташе, которая сообщает ему, что Соня отказала Долохову:
Цитата:
Воображаю, насколько самодовольная при этом была у него улыбочка!
«Что за прелесть эта Соня», – прибавил он улыбаясь.»
А дальше… а дальше просто шедевр. Разговор Николая с Соней не могу не привести полностью:
Цитата:
Здесь Николай демонстрирует такую бездну чисто ростовского обаятельного эгоизма, что можно только восхититься его незамутненностью и уверенностью в том, что ему все обязаны, а он никому (впрочем, все Ростовы именно такие).
«Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко и потом смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть, это suffisancе (самонадеянность) с моей стороны, но все лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех.
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви я ни к кому не имею, как к вам. Потом, я молод. Maman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас как брата и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не сто́ю, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку».
– Sophie, – сказал он сначала робко и потом смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть, это suffisancе (самонадеянность) с моей стороны, но все лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех.
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви я ни к кому не имею, как к вам. Потом, я молод. Maman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас как брата и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не сто́ю, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку».
А ведь честными для Николая в этом случае были бы совсем другие слова. Честнее в объяснении с Соней выложить то, что Соня для него не очень-то много значит. Сказать, например: «Софи, выбор за вами, конечно же, принимать или не принимать предложение Долохова. Но я должен вам сказать, что на меня вам не стоит рассчитывать. Мое чувство к вам было нестойким юношеским увлечением и практически уже прошло». Но нет. Николай строит свою речь хитрее. Заявляет Соне, что она ангел, что он вроде как бы ее недостоин, и самое главное – говорит ей, что таких чувств дружбы, доверия, любви (ЛЮБВИ, блин! он даже это слово употребляет!) ни к кому не испытывает, кроме как к Соне. Говорит ей: я вас люблю (опять ЛЮБЛЮ!), я думаю, больше всех. Но мамочка не хочет, я очень молод, я не хочу ничего обещать, не хочу связывать себя каким-то словом и т.д. Т.е. его речи очень и очень хитры, можно сказать даже – предельно хитры в этот момент. Я даже не ожидала такого от Николая, он мне при первом прочтении романа всегда казался глуповатым простачком, только потом я поняла, что у Ростовых простачки – это всего лишь маска, на самом деле они очень себе на уме и умеют прекрасно устраиваться в жизни, затаптывая чувства других людей вот с этим самым простачковым видом. Даже не так: Ростовы настолько искренни в своем обаятельном эгоизме, что ИСКРЕННЕ не понимают, как остальные люди могут не любить их и не жертвовать им всем. Особенно ярко это проявилось именно у Николая в его отношении к Соне. Он ИСКРЕННЕ уверен в том, что Соня ОБЯЗАНА любить и ждать его всегда, и не смеет полюбить кого-то другого, а вот еще посмотрит…
Таким образом, в речах Николая в этом объяснении с Соней звучит классическое «и хочется, и колется». С одной стороны, он не дает никаких обещаний Соне, и она впоследствии не вправе говорить ему, что вот, мол, ты мне клялся и обещался. С другой стороны, наговорив ей про любовь к ней (аж цельных ДВА раза повторил это слово), он саму Соню подсаживал на крючок вечного ожидания. Ну что могла подумать любая влюбленная девушка в этот момент, когда предмет ее любви говорит сам о том, что любит ее, просто пока не время, да и маменька против? Да любая влюбленная девушка в этот момент будет думать: ну, он все-таки любит меня. Пройдет время мы подрастем, повзрослеем, Николаю придет время создавать семью и тогда он обратится ко мне. А что касаемо маменьки, то я заслужу ее расположение, она полюбит меня и согласится на брак своего сына со мной. Буду ждать. Вот так Николай, образно говоря, облапошил Соню в этом разговоре. Облапошил с самой искренней уверенностью, что он поступает абсолютно честно по отношению к влюбленной в него девушке. Он не принял на себя никаких обязательств по отношению к ней, но она почувствовала себя обязанной ждать. Я думаю, Николаю просто ласкала самолюбие мысль о том, что вот где-то живет наивная и красивая девочка, которая верно его ждет и будет ждать вечно, пока он не нагулялся, и поэтому она отказывается даже смотреть на других мужчин. Не исключено, что он воспринимал Соню, как некий «запасной аэродром». Может, когда-нибудь и женюсь на ней, думал он в глубине души, а может поищу богатую невесту, как маменька советует, но разрывать с Соней окончательно не буду: вдруг она мне пригодится. Хотя на месте Николая было бы честнее именно в этом разговоре все отношения разорвать и лишить Соню любой надежды на брак с ним. Тогда, еще в самом начале романа, потеряв такую надежду, Соня еще могла попытаться как-то устроить свою судьбу без Ростовых. Ей было бы больно в первое время, все-таки любовь к Николаю у нее была сильная, но она переболела бы этим и начала думать о том, как без него и без Ростовых строить жизнь. Могла бы обратить внимание на других мужчин, ее же вывозили на балы и в свет. Думаю, для нее кто-то и нашелся. Но Николай облапошил ее в этом разговоре, обнадежив и поманив неясным будущим с ним, и она на долгих 8 лет застыла в своей любви к нему. Результат ее долгого ожидания хорошо известен всем, кто читал роман.
miroslava:
19.05.24 13:29
» Соня и Николай в романе Толстого «Война и мир», часть 2
Соня и Николай в романе Толстого «Война и мир», часть 2Еще хотелось бы несколько замечаний добавить о Николае.
Толстой усиленно описывает положение Николая как безвыходное в эпилоге романа. В 1814 году, когда старый граф Ростов умер, и обнаружилось, что семья Ростовых полностью разорена. Толстой убеждает, что, дескать, не было выхода другого, кроме как женитьбы на богатой Марье, тем более, что Николаша вполне удачно нашел в ней особую «духовность». Вот как описано положение Николая после смерти старого графа Ростова в романе:
Цитата:
Несмотря на эти драматические и прочувствованные строки Льва Николаевича, я всегда сомневалась в безвыходности положения Николая.
«Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов…
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все-таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок-сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю….
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого…»
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов…
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все-таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок-сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю….
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого…»
Во-первых, он мог не принимать на себя оплату долгов отца. Недаром ему это советовали родные и друзья. Вполне мог отказаться от наследства Никто бы его за это не осудил. Это было вполне распространено, если старшее поколение наделало долгов, то сын вполне мог не принимать наследства отца и его долгов на себя.
Во-вторых, Николаю не обязательно было содержать свою капризную мамашу, которая продолжала требовать себе роскошной жизни. Старая графиня вполне могла жить с вышедшей замуж за сверхбогача Пьера Наташей. Там уж ей предоставили бы какую-угодно роскошь и удовлетворяли любые ее капризы и хотелки.
В-третьих, Николай мог продолжить военную службу, которую он любил, и сделать удачную карьеру. Он был георгиевский кавалер, отличился в войне с Наполеоном, на хорошем счету у командования. Толстой пишет, что он был «на первой вакансии полкового командира». Т.е. его вот-вот должны были назначить командиром полка и дать звание полковника. А там и до генерала недалеко. А Соня, если бы Николай все же женился на ней, могла быть тем, что в те времена назвали «полковой дамой», т.е. так называли жен офицеров. У них была бы приличная жизнь состоятельных людей. Но все же не роскошная, то есть не такая, к какой привыкли все Ростовы и Николай тоже. Продолжить роскошную жизнь богатого барина Николай мог, только женившись на богатой невесте.
Так что Толстой очень вовремя и удачно для этого своего героя заставил его «разглядеть» особую «духовность» в немолодой и некрасивой Марье. Только став хозяином Лысых Гор и получив в распоряжение все остальное приданое Марьи, Николай получил возможность закатывать пиры на сотню человек, подражая в этом своему батюшке:
Цитата:
Как старый граф Ростов кормил и развлекал по сто гостей в начале романа на именинах жены и дочери, так и его сынок продолжил эту традицию, кормя и развлекая тоже не меньше сотни гостей. А вот если бы Николай служил и даже дослужился до генерала, то таких пиров он бы точно не смог себе позволить. Все, что он мог бы себе позволить – это жизнь достаточно обеспеченного и состоятельного военного. Но точно не роскошную жизнь богатого барина, который может позволить себе закатывать пиры на сотню человек. Не мог бы и уезжать на два месяца на охоту, как это он делал впоследствии, женившись на богатой Марье, не смог бы целыми днями просиживать за чтением книжек:«Родные Ростовых и Болконских иногда съезжались гостить в Лысые Горы семьями, на своих шестнадцати лошадях, с десятками слуг, и жили месяцами. Кроме того, четыре раза в год, в именины и рожденья хозяев, съезжалось до ста человек гостей на один-два дня.»
Цитата:
Николаю пришлось бы служить, и весьма напряженно отдаваться службе. Про двухмесячную охоту забыть (да и негде было бы, это он мог себе позволить в поместьях Марьи, когда женился на ней, а в качестве обычного военного, пусть и полковника или генерала, поохотиться, тем более два месяца, ему вряд ли пришлось). И читать удавалось бы лишь изредка. То ли дело привольно жить богатым барином! «Осенью он с тою же деловою серьезностию, с которою занимался хозяйством, предавался охоте, уходя на месяц и на два в отъезд с своей охотой. Зимой он ездил по другим деревням и занимался чтением. Чтение его составляли книги преимущественно исторические, выписывавшиеся им ежегодно на известную сумму. Он составлял себе, как говорил, серьезную библиотеку и за правило поставлял прочитывать все те книги, которые он покупал. Он с значительным видом сиживал в кабинете за этим чтением, сперва возложенным на себя как обязанность, а потом сделавшимся привычным занятием, доставлявшим ему особого рода удовольствие и сознание того, что он занят серьезным делом.»
miroslava:
21.05.24 13:08
» Роль Сони в предотвращении побега Наташи
Роль Сони в предотвращении побега НаташиНесколько моих размышлений по поводу того, как Соня предотвратила побег Наташи с обманщиком и негодяем Курагиным в романе «Война и мир». Этим своим поступком она спасла репутацию не только Наташи, но и всей семьи Ростовых, которая была бы опозорена бегством дочери. А еще больше опозорена, когда выяснилось бы, что венчание было фальшивым и Наташа стала даже не женой Курагина, а просто его любовницей. Бегство с настоящим венчанием тоже пятнало репутацию семьи и девушки, решившейся на такой поступок. Но обычно такой побег все же прощали. Сплетничали пару месяцев, но потом скандальную парочку все равно начинали принимать в большинстве респектабельных домов. Потому что они, несмотря на побег и тайное венчание, они уже все-таки были законными супругами. А вот в случае с фальшивым венчанием, через которое должна была пройти Наташа, сама не ведая того и в полной уверенности, что венчание настоящее, ни ей, ни семье Ростовых такого позора не простили бы. Наташа навсегда стала бы изгоем в обществе, да и ее семейным тоже пришлось бы несладко. От многих домов и им бы отказали из-за такой беспутной дочери. Так что Соня оказала огромную услугу своей приемной семье. И даже Марьи Дмитриевне Ахросимовой, крестной Наташи, из чьего дома Наташу чуть не увезли. Ведь для последней это тоже было бы позором, если бы ее крестницу украли прямо из ее дома. Она же поручилась перед графом Ростовым, что у нее Наташа будет в сохранности, «как в опекунском совете» (это выражение Марьи Дмитриевны из романа). А тут такой позор – из ее вроде бы «надежного» дома увезли ее крестницу, как какую-то цыганку или актерку.
Соня в тех сценах, которые повествуют о том, как она предотвращала побег, выступает настоящей героиней. Меня очень тронуло, например, поведение и размышления Сони, когда она прочитала письмо от Анатоля Курагина Наташе. Важно отметить: Соня не роется в чужих вещах, не вскрывает чужие письма. Она прочитала это письмо, потому что оно лежало открытым в той комнате, где была Наташа. Скорее всего даже Соня чисто машинально взяла письмо, подумав – а вдруг это письмо от старой графини, которая из-за болезни осталась в Отрадном и не поехала в Москву вместе с мужем, дочерью и Соней заказывать и примерять приданое Наташе. Так как Соня весьма наивно (наивность Сони в этом случае надо признать, увы) считала себя полноправным членом семьи Ростовых, хотя они-то как раз и не считали ее таковой, то она посчитала себя вправе прочитать письмо от той, которую она назвала матерью (у Толстого прямо написано, что Соня обращалась к старой графине со словами «маменька» или «maman» на французский манер). Соня могла подумать, что в этом письме графиня обращается не только к своей дочери Наташе, но и ко всем остальным членам семьи, то есть и к Соне тоже. Только поэтому она и взяла письмо. Но, начав читать, она сразу же поняла, что письмо от такого скользкого типа (а Соня, в отличие от Наташи уже с самого начала понимала, что Анатоль – весьма и весьма непорядочный человек), такое письмо, да еще любовное – это опасность для Наташи, которую Соня любила и почитала своей сестрой. И опять она почувствовала свой долг перед Ростовыми – уберечь сестру Наташу от этой опасности. Поэтому, начав читать письмо и даже поняв, что оно написано лично Наташе и не старой графиней, а Анатолем, она дочитала до конца. Чтобы разобраться – что это за опасность и таким образом предотвратить ее.
И вот Соня читает письмо. И ее мысли при этом:
Цитата:
Этот пассаж из романа всегда потрясал и трогал меня до глубины души. Все благородство, преданность и чистота помыслов Сони здесь – как на ладони. Во-первых, видно, что она умна и гораздо лучше Наташи разбирается в людях. Про Курагина сразу поняла, что он «обманщик и злодей», а не благородный человек, как усиленно уверяла себя Наташа. Во-вторых, сразу мысль о любимом Николае. Вполне понятная мысль со стороны влюбленной и преданной Николаю девушки. Соня сразу сообразила, что если Курагин что-то сделает с Наташей, то Николай будет вынужден вызвать Анатоля на дуэль. А дуэль – это такое дело, где погибнуть может любой. Конечно, Соня испугалась за Николая и это вполне естественный испуг. Но дальше – Соня пытается найти объяснение поведению Наташи. Причем даже мысленно оправдывая ее: да она случайно распечатала это любовное письмо, не зная от кого оно, и теперь, скорее всего, Наташа чувствует себя оскорбленной. Соня даже в мыслях не допускает, что Наташа может совершить нечто неблаговидное. Соня всех судит по себе и изо всех сил старается оправдать Наташу и видеть ее лучше и чище, чем она есть на самом деле. Она не хочет замечать дурных качеств Наташи: легкомыслия, эгоизма, подверженности низменным страстям, ветрености и склонности к предательству любимых людей (того же князя Андрея, своего жениха). Очень и очень трогательная черта характера Сони. К сожалению, самой Соне эта черта не принесла ничего хорошего. Она идеализировала Ростовых в своих представлениях о них и судила о них неверно. Не желала видеть их дурных черт, особенно их эгоизма и из-за этих иллюзий практически испортила себе жизнь. Но от этого, повторюсь, подобная преданность Сони не становится для меня менее трогательной. Если бы на месте Ростовых были другие люди, которые бы сумели оценить безграничную преданность этой девушки, то судьба Сони была бы гораздо счастливей, но увы…Ростовы в своем безграничном эгоизме этого не оценили.
«Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
"Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!"
"Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!"
Здесь еще очень хорошее противопоставление происходит Наташи и Сони (оно продолжается в последующем за чтением Соней письма разговоре с Наташей). Верная и преданная Соня даже представить себе не может, как можно предать того, кого любишь. Того, кому дала слово. Сама она скорее бы умерла, чем изменила бы Николаю даже с таким красавчиком как Анатоль. Ведь в свое время она не польстилась на предложение Долохова, который был по представлениям всего света и семьи Ростовых тоже, не просто хорошей, но «блестящей» партией для бесприданницы Сони. А Долохов тоже описывается Толстым как очень красивый мужчина, не уступающий красотой своему приятелю Курагину. Но для Сони немыслимо разлюбить и отказаться от своей любви. А вот Наташа делает это запросто и с легкостью. Когда ею начинают управлять гормоны плотского влечения, она не слушает ни голоса разума, ни голоса совести. Ну, да недаром Толстой в конце романа назвал ее «самкой». Он произнес это слово в похвальном смысле, но «самочность», то есть животная, низменная суть Наташи проявляется на протяжении всего романа и особенно ярко – в эпизоде с Курагиным.
Дальше – разговор Сони с Наташей. Соня получает от Наташи заверения, что письмо – не случайность, что она ничуть им не оскорблена, а, напротив, очень довольна этим письмом и влюбилась в Курагина без памяти. Соня в ужасе от признаний Наташи:
Цитата:
Тут я должна поправить Соню, точнее, автора романа. Соня говорит о том, что Наташа видела Анатоля всего три раза, но на самом деле они встречались всего два раза. Один раз в театре, второй раз – на вечере у Элен. И каждая из этих встреч длилась не больше часа, в крайнем случае – двух часов. Тем не менее, за такие короткие сроки Наташа полностью одурела, о чем свидетельствуют ее речи.
«- Нет, я не могу этому верить, - повторила Соня. -- Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг... Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть все и так...
- Три дня, - сказала Наташа. - Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. - Наташа обняла и поцеловала ее.
- Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? - говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
- Но ты подумай, что ты делаешь, - говорила Соня, - я не могу этого так оставить. Эти тайные письма... Как ты могла его допустить до этого? - говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.»
- Три дня, - сказала Наташа. - Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. - Наташа обняла и поцеловала ее.
- Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? - говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
- Но ты подумай, что ты делаешь, - говорила Соня, - я не могу этого так оставить. Эти тайные письма... Как ты могла его допустить до этого? - говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.»
Наташа в приведенном выше фрагменте с нескрываемой гордостью говорит о том, что под влиянием охватившего ее похотливого влечения к Анатолю она готова забыть все: жениха, семью, себя даже. Стать рабыней, по сути – игрушкой для Анатоля. Соня этого не понимает. Не потому, что она сама холодна плотью и фригидна: поцелуй с Николаем во время святок, и позднейшее описание Толстым в 4 томе романа, как Соня чувствовала «страстное чувство» к Николаю – все это ясно указывает, что Соня совершенно не холодна душой и телом, и не фригидна. Она тоже страстное существо, но разум и чувство долга у нее при этом не приказывают долго жить. И то, что Соня почувствовала отвращение к плотскому, телесному, животному безумию Наташи – это вполне естественно. У меня лично тоже Наташа в этот момент вызывает чувство отвращения и брезгливости. Наташа в этой сцене предстает как самка, как животное, причем самого низменного пошиба. Собака женского рода в состоянии течки. Может, это кому-то покажется и грубым, но мне не хочется прикрывать суть влечения Наташи к Анатолю каким-то романтическим флером. Романтики там мало, а если она и есть, то гораздо больше другого.
Потом, когда Соня пригрозила, что расскажет все (очевидно, отцу Наташи или Марье Дмитриевне), Наташа расплакалась и стала умолять Соню молчать. Соня, как истинно преданная и любящая душа, расплакалась вместе с Наташей. Она в этот момент и осуждала подругу, но и жалела ее – и очень сильно жалела. «Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу», пишет Толстой. Вот тут Толстой снова вызывает у меня величайшее удивление. Как он, сумевший так тонко почувствовать все благородство, проницательность, ум и любящее и оправдывающее сердце Сони в этой сцене, продолжал не любить образ этой девушки и порочить ее и дальше, я не понимаю. У меня в голове не укладывается. Ведь Соня просто потрясающая в этой сцене.
Дальше события развиваются своим чередом. После еще одной встречи с Курагиным на обеде у Элен, Наташа сама вызывает Соню на новое объяснение и пытается ее убедить, что Курагин ведет себя благородно.
Цитата:
Соня в этом объяснении сохраняет трезвый ум (в отличие от Наташи, мозги которой под влиянием безумного влечения к Анатолю полностью отрубились) и продолжает твердить, что поведение Курагина подозрительно и Наташа может себя загубить. В ответ Наташа взрывается и орет, что ненавидит Соню. Потом убегает и больше не разговаривает с ней. Но Соня не опускает руки, не сидит в уголочке, смахивая слезки и сморкаясь в платочек от обиды, которую нанесла ей Наташа. Она отмахивается от этого, как от чего-то несущественного. Для нее теперь, как, впрочем, и всегда, главное – не личные амбиции и обиды, а преданность. Она хочет спасти Наташу от самой себя и тем самым уберечь и подругу, и ее семью от позора и унижения. Другая бы на ее месте махнула рукой и обиделась: ах, ты не слушаешь меня, оскорбляешь меня, так и получи, что заслужила – позор и унижение. Но Соня всегда думает прежде всего о других, и больше всего о Ростовых. Свое личное у нее всегда даже не на втором, а на последнем плане. Поэтому она отбрасывает обиды, отключает эмоции и ведет себя достойно, сильно и разумно. Решает следить за Наташей, чтобы она не наделала глупостей.
«Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
— Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, — начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. — Мы объяснились с ним нынче.
— Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
— Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
— Но ведь ты не отказала Болконскому, — сказала она.
— А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
— Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
— Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
— Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
— Наташа, — сказала она, — ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
— Опять, опять! — перебила Наташа.
— Наташа, я боюсь за тебя.
— Чего бояться?
— Я боюсь, что ты погубишь себя, — решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
— И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
— Наташа! — испуганно взывала Соня.
— Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты».
— Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, — начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. — Мы объяснились с ним нынче.
— Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
— Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
— Но ведь ты не отказала Болконскому, — сказала она.
— А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
— Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
— Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
— Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
— Наташа, — сказала она, — ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
— Опять, опять! — перебила Наташа.
— Наташа, я боюсь за тебя.
— Чего бояться?
— Я боюсь, что ты погубишь себя, — решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
— И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
— Наташа! — испуганно взывала Соня.
— Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты».
Соня в эпизоде Наташи с Курагиным проявила себя и как неплохой знаток человеческой души (вон как она подмечала нюансы поведения Наташи), и как такой же неплохой следователь.
Цитата:
Даже в своем плане спасения Наташи Соня самоотверженна до предела. И до последнего старается спасти не только Наташу, но даже и хорошее мнение о Наташе, которое имеют все окружающие. Что было проще всего сделать Соне? Да просто рассказать обо всем Марье Дмитриевне. Уж эта мужиковатая и решительная бой-баба быстро приняла бы меры: обругала и заперла на ключ свою потерявшую рассудок и соображение крестницу. Но Соня решает ничего не говорить Ахросимовой. Почему? Да потому что Ахросимова очень любит свою крестницу, очень высокого мнения о ней. И Соня не хочет поколебать светлый образ Наташи в глазах Ахросимовой. Толстой пишет:«Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была все время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой-нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
"Она убежит с ним! думала Соня. Она на все способна. Нынче в лице ее было что-то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, - но что мне делать?" думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое-то страшное намерение.»
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой-нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
"Она убежит с ним! думала Соня. Она на все способна. Нынче в лице ее было что-то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, - но что мне делать?" думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое-то страшное намерение.»
Цитата:
Соня отбрасывает свои удобства, свой комфорт и решает хоть три ночи провести под порогом двери Наташи, ночевать в коридоре, чтобы не позволить ей сбежать. И чтобы эта история осталась бы навсегда тайной между Наташей и Соней. Чтобы никто – ни Марья Дмитриевна, ни отец Наташи, ни мать, ни братья, которые очень высоко ценили и любили Наташу, чтобы все они никогда в жизни не догадались, на какую глупость, бесстыдство, полное равнодушие к репутации не только своей, но и своей семьи, полное равнодушие к судьбам отца и брата в случае дуэли с Курагиным, то есть на какой запредельный эгоизм Наташа оказалась способна.
«Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно».
Дальше Соню в слезах застает Марья Дмитриевна под дверью Наташи и заставляет рассказать все. После этого уже инициатива переходит к Марье Дмитриевне, она запирает Наташу и предотвращает ее побег.
Таким образом план Сони по спасению Наташи полностью реализован. А теперь вопрос на засыпку: кто-нибудь из Ростовых сказал Соне спасибо за это спасение? За то, что она спасла Наташу от последствий ее собственной глупости, замешанной на похотливом влечении к глупому и подлому красавчику? За то, что спасла репутацию всей семьи Ростовых? Уберегла старого графа и Николая от возможной дуэли с Анатолем, исход которой мог быть самым трагичным? Никто не сказал. Ни слова, ни полслова. Не сказала спасибо и Марья Дмитриевна, репутацию ее дома Соня ведь тоже спасла от позора. Эту историю просто замели под коврик. Да и большинство семейства Ростовых, за исключением самой Наташи и Сони, ничего не узнали. Еще одна жертва Сони оказалась не просто напрасной, а вообще не замеченной. Сомневаюсь даже, что Наташа, когда вошла в ум, поблагодарила подругу. Скорее всего именно с той истории в душе Наташи и поселилась вечная ненависть к Соне (об этом я еще напишу, это будет мое объяснение того, почему Наташа жестоко злословила о Соне под видом жалости с ненавидящей Соню Марьей и обзывала ее «пустоцветом»).
Еще одно качество, которое проявляется в Соне в разговорах с Наташей – она неумолимо логична и неумолима по отношению к глупости и легкомыслию Наташи. Да, саму Наташу ей жалко, но Соня при этом все равно порицает и отвергает проявившиеся в Наташе глупость, жестокость к семье и Андрею, и легкомыслие. В разговоре с Наташей она плачет от жалости к Наташе, но, когда понадобится спасать Наташу от ее собственной глупости, Соня отключает любые эмоции. Концентрируется и включает холодный разум и рассудок. Даже в слезах и в расстройстве за подругу, она не отключает мозги. Они работают у Сони как четко отлаженный механизм. Наташа просто из своей кожи выпрыгивает, чтобы переубедить Соню, чтобы убедить ее в благородстве Курагина и в благоразумии чувств самой Наташи к этому мерзавцу. Но – натыкается на стену. У нее ничего не получается. Соня неумолимо логична и твердит свое: поведение Курагина подозрительно, так порядочные люди себя не ведут. Порядочные люди, если они влюбляются, начинают открыто ездить в дом любимой девушки и открыто добиваться ее любви. А тут – какие-то тайны, переписка тайком, какие-то «тайные причины», которые якобы мешают Курагину сделать это. И Соня не сдается ни на какие манипуляции Наташи (а Наташа здесь явно манипулирует, пытаясь внушить Соне то, что она никак не желает принимать, и спекулируя на чувстве дружбы и преданности, которые испытывает к ней Соня).
Цитата:
Здесь Соня поднимается до уровня Фемиды – богини правосудия у древних греков. Она как бы «завязывает себе глаза», отрекается от любой жалости и привязанности к Наташе (ради самой же Наташи!) и судит ее бесстрастно. Но судит не для того, чтобы осудить, а для того, чтобы потом спасти.
«Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони».
И потом, после благополучного окончания этой постыдной для Наташи истории, Соня проявляет незыблемую преданность подруге. Она молчит о том, что могло бы произойти, если бы побег удался, и тем самым спасает репутацию Наташи в глазах всех членов семьи Ростовых. Никто – ни отец, ни мать, ни Николай, ни Петя – так и не узнали о постыдном поведении дочери и сестры. Наташа осталась для них на прежнем пьедестале – очень и очень высоком. И все это – благодаря Соне.
Зарегистрируйтесь для получения дополнительных возможностей на сайте и форуме
Полная версия ·
Регистрация
· Вход
· Пользователи
· VIP
· Новости
· Карта сайта
· Контакты
· Настроить это меню
Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение
Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение