Мифы, легенды, предания, сказки в мировой поэзии

Алена Васильченко СТАРИК И РОЗЫ

Садовник знал, что есть на свете рай,
где, год за годом, в солнце и морозы,
уходит в небо розовый трамвай,
и зацветают огненные розы.

В своём саду, среди тенистых лип,
он слушал мир в многоголосье звуков.
А все смеялись - вот чудной старик!
Ему бы жить, да просто няньчить внуков.

Закат дома и улицы застлал...
Старик спетал для чёрных галок сети.
"Своих детей Господь мне не послал.
Теперь цветы - мои родные дети".


В сторожке пахнет сырость и жасмин.
Спустилась ночь на землю осторожно.
Не спалось только розам у рябин -
им было очень страшно и тревожно ...

А к старику во сне явился Бог -
залез в окно и сел на подоконник:
"В моём раю есть огненный цветок.
Мне очень нужен опытный садовник".

Старик привстал. То был последний май.
Последний день: дождлив и очень грустен..
Он сел на первый розовый трамвай.
А в сад пробралось вороньё и гусень...

И мотыли обгладывали цвет,
и галки клювом прорывали сети.
И корчевал до одури сосед
тела цветов, рыдающих, как дети.

Старик в раю. А сада больше нет...
Лишь у холма, под молодой берёзой,
пятнадцать дней и восемнадцать лет
цветут большие огненные розы.
___________________________________

Татьяна Фоминова

Царевна-лягушка. Сказка для сильно пьющего Ивана-царевича


У колодца судачили бабы:
– Глянь, царевич-то – пьяный с утра:
Выбрал в жены заморскую жабу
(много дали за жабой добра).
– Так нальётся, сидит и икает.
Жабу в руки и ну ей шептать:
«Василиса моя дорогая!
Покажи свою девичью стать».
– Тошно Ваньке от зелени склизкой…
Жаба раз в полнолунной ночи
обернулась змеёй-василиском –
он от страха-то как закричит!
Дед Михеич сказал откровенно:
– Ты, Иван, на меня не серчай.
Обратится в лягушку царевна –
это, паря, обычный случай.
Маникюром своим, педикюром
заморочит тебя, молодец.
А потом – не признаешь фигуры,
что с тобою пришла под венец!
Очевидное – невероятно,
но мужчинская доля – лиха.
А из жабы в царевну обратно,
я, Иван, об таком не слыхал!
Ты, Ванюшка, как муторно станет,
плюнь на жабу – живём только раз.
Взял бы в жёны соседскую Таню –
ты бы, дурень, не плакал сейчас!
И на что ты польстился, Ванюша!
На меха, жемчуга и шелка?!
Русской женщины русскую душу
не заменит златая река!
Ты проспись, да седлай поскорее,
да по утренней первой росе
поспешай – у седого Кащея
Танька слёзы проплакала все!

И поплёлся растеряно Ваня
(как же жить-то, Господь, рассуди!) –
с изумрудной лягушкой в кармане,
с синеглазою Таней в груди…
_________________

АДАМ ГОТЛОБ ЭЛЕНШЛЕГЕР

(1779-1850)

МАЛЬЧИК С ПАЛЬЧИК

Мой друг Мальчик с пальчик был мал, да удал:
Он латы себе из наперстка сковал;
Однажды он вишенку съел, а затем,
Из косточки тросточкой выдолбил шлем;
Про трость его, кстати: при маленьком росте
Себе зубочистку он выбрал для трости.

На пальце большом, как на быстром коне,
Порой поиграть заезжал он ко мне.
Потом Мальчик с пальчик отправился в путь –
Себя показать, на чужбину взглянуть.
Путь к дальним краям оказался неблизкий –
От края до края наполненной миски.

Но всё же доплыл. В иноземных краях
Героя встречают унынье и страх:
Принцессу зубная измучила боль,
Рыдают придворные, плачет король,
Лейб-медик щипцы на подносе выносит,
Но ротик принцессы щипцов не выносит.

Бледнеют кораллы принцессиных губ...
Полцарства даруют за вырванный зуб!
И вот Мальчик с пальчик во рту у больной,
Взмахнул своей тростью и ринулся в бой,
И непобежденный досель лекарями
Повержен противник и вырван с корнями!

Великим восторгом охвачен дворец:
Принцесса с героем пошла под венец.
Весь город смотрел с восхищеньем на них –
На пальце невесты венчался жених.

Всем стало понятно на этом примере,
Что счастье супругов отнюдь не в размере.

(пер. Николая Голя)

Вадим Молодый

***

...и нагая проводница
наливает нам цикуту,
и билеты проверяет
несговорчивый Харон.
Даниэль Клугер

Несговорчивость Харона стала притчей во языцех,
раздражителен и злобен опустившийся старик,
ведь живых и мертвых держит он в ежовых рукавицах
и взимает с них оболы – по иному не привык.

Что же, чокнемся цикутой, пусть нагая проводница –
то ли Гелла, то ли кто-то из бесчисленных Ксантипп,
но не пава и не лебедь, не журавль и не синица,
а какой-то героини надоевший архетип,

в общем, пусть она подаст нам подстаканники литые
со стаканами резными (ностальгическая муть),
и вздохнут, на нас не глядя, проходимцы и святые,
и под ржавые колеса рельсов выплеснется ртуть.

И запрыгают на стыках щели грязного вагона,
и за окнами забьются телеграфные столбы,
и помчатся нам вдогонку Морта, Децима и Нона,
и взметнется пес трехглавый перед нами на дыбы.
_________________

Юнна Мориц КАК ЖИВЕТ НАСТОЯЩАЯ ФЕЯ

У феи — домик на лужайке,
Там — гномик в трусиках и в майке,
И гном в очках и в бороде
Играет всем на балалайке.

У феи варится варенье
Из чайной розы и сирени,
Из лилий, мяты и шалфея
В саду варенье варит фея.

Зимой приятно у камина,
Когда вовсю трещат морозы,
Поесть варенья из жасмина,
Фиалки, ландыша, мимозы.

И в этой чайной обстановке
Танцуют все без остановки,
А гномик на вишнёвой дудке
Играет танец незабудки.
___________________________________

Ольга Олгерт

***

В Пицунду, в Монте-Карло ли, в Париж,
На лодке ли, на звёздном дирижабле,
Мои мечты, что в сумраке озябли,
На лодке увези сейчас, Парис!
Попробуй отыскать меня во тьме,
Где духи зла воинственны и немы,
И бродит до рассвета Агамемнон,
На вечер позабывший обо мне.

Ты думаешь, войны не избежать?
Вези меня не в Трою – лучше в Прагу,
Где конь троянский бродит по бумаге
Походкой отставного муляжа.
Там страхи оставляют на потом,
И ночь влюблённых будет вечно длиться,
Там воды Влтавы охраняет рыцарь,
И ждёт весну под Карловым мостом.

Вези меня на яхте трёх веков
В края чудес, в страну иного мира,
Мы купим там у вечности квартиру
Недорого, всего за пять стихов!
Поверь в меня, услышав, как поют
Шаги мои в звенящей круговерти,
Мы будем плыть на катере бессмертья
Не в Трою, нет, куда-нибудь на юг,

Где к берегу прибьёт морской прибой
Преданья безнаказанных данайцев.
Ты видел их дары? Прошу, признайся,
Нужны ли игры мира нам с тобой?

А лучше мы поедем в Петергоф,
Сквозь будней очарованные лица,
Идём скорей! Но только дай проститься
С одной из неразвенчанных эпох:
Отпразднуем любовь глотком вина
Троянского вина из грёз рябины...
Не бойся расставаний, мой любимый,
Нас ждёт с тобой античная весна.
_________________

Валерий Брюсов ОДИССЕЙ

Певцами всей земли прославлен
Я, хитроумный Одиссей,
Но дух мой темен и отравлен,
И в памяти гнездится змей.

Я помню день -- как щит лазурный,
И зелень вод, и белость пен,
Когда стремил нас ветр безбурный
К нагому острову сирен.

Их угадав на камне плоском
И различив прибрежный гул, --
В руках согретым, мягким воском
Я слух товарищей замкнул.

Себя же к мачте корабельной
Я дал покорно привязать,
Чтоб песни лирной и свирельной
Соблазн опасный испытать.

И все мечта предугадала!
Когда в тиши морских пустынь,
Вонзая сладостные жала,
Песнь разлилась полубогинь, --

Вдруг уязвленный мукой страстной,
С одной мечтой -- спешить на зов,
Из тесных уз рвался напрасно
Я, доброволец меж рабов!

И наш корабль пронесся мимо,
Сирены скрылись вдалеке,
Их чар избег я невредимо...
Но нет конца моей тоске!

Зачем я был спокойно-мудрым,
Провидел тайны вод седых,
Не вышел к девам темнокудрым
И не погиб в объятьях их!

Чтоб вновь изведать той отравы,
Вернуть событий колесо,
Я отдал бы и гимны славы,
И честь, и ложе Калипсо!
___________________________________

ГАНС САКС

СОСУЛЬКА

В Италии один купец,
Поехал покупать овец
И воротился, наконец,
На третий год
С добычею немалой.

Вернулся в дом, к жене своей,
И вот он видит: вместе с ней,
Какой-то мальчик из сеней,
К нему идет.
"А это что за малый?"

"Послушай, – говорит жена, –
Какое было дело:
Сосульку ночью из окна
Достала я и съела.
Как удивилась я, когда,
Наевшись льда,
Я вскоре потолстела.

Сосулька странная была,
И вот я сына родила".
Подумал муж: "Ну и дела!
Смотри - смекай,
Тут лед иного рода!"

Однако промолчал в ответ.
Когда ж прошло двенадцать лет,
Сказал он: "Женушка, мой свет,
В далекий край
Я еду на три года.

Отправлюсь шерстью торговать,
С мальчишкой на чужбине".
Понятно всякому, что мать,
Тревожилась о сыне.
И обещал жене купец,

Что как отец
Он будет с ним отныне.
Однако туркам за дублон
Мальчишку в рабство продал он,
И, возвратившись, страшный стон,

Услышал вдруг:
"Куда ты дел ребенка?"
"От зноя твой сынок, когда
Мы были на пути туда,
Растаял, как кусочек льда, –

Сказал супруг. –
Ну, что ответишь, женка?"
Несчастная стерпела весть,
Про бедного мальчишку.
Ах, эту весть пришлось ей съесть,
Как пес глотает пышку.

Коль едешь в дальние края,
Жена твоя,
Не съела бы ледышку!

(пер. Ефима Эткинда)

Алена Васильченко

Поэта придумал Бог.
Придумал его со скуки.
Дал мыслей ему клубок.
Вложил ему перья в руки.

Полночи трудился Бог.
А утром ушел без силы.
Немного любви дал впрок.
Немного греха... Чтоб было...

На облаке Бог уснул,
поэта держа за руку.
И ангел - крылом скользнул,
немного даря разлуки.

Бог спал беспокойным сном.
Все думал - что он наделал.
Поэт - кровяным пятном
писал о любви на белом.

Поэт был всегда влюблен.
Когда не хватало силы,
он слабость гасил вином...
Пусть допьяна - но красиво...

Ходил по ножу за край.
И болью играл в азарт.
В аду был - писал про Рай.
В раю был - писал про Ад...

Грозил ему ливнем Бог.
Манил его пальцем Черт.
Поэт догорал, как мог:
пылал, но шагал вперед...

Бог понял свою беду.
И мучился сотню лет.
Внизу, у людей в аду,
от слова сгорал Поэт...

Опомнившись, Бог сказал,
собравшись на Страшный суд.
- Он взял океан в глаза.
А дал мне - стихов сосуд.

От слов - у людей слеза.
Внутри у поэта - зной...
Ему не смотри в глаза:
Тебя унесет волной...
___________________________________

Андрей Усачев

Гуляла за городом Божья коровка,
По веткам травинок карабкалась ловко,
Глядела, как в небе плывут облака…
И вдруг опустилась Большая Рука.

И мирно гулявшую Божью коровку,
Засунула в спичечную коробку.

Коровка ужасно сердилась сначала,
Мычала и в стены коробки стучала…
Но тщетно! Забыли о ней в коробке,
Закрыли Коровку в шкафу, в пиджаке.

Ах, как тосковала в коробке бедняжка!
Ей снились лужайка, и клевер, и кашка…
Неужто в неволе остаться навек?!
Коровка решила готовить побег.

Три дня и три ночи рвалась она к цели.
И вот, наконец, вылезает из щели…
Но где же деревья, цветы, облака?
Коровка попала в карман пиджака.

Однако она, не теряя надежды,
Бежит на свободу из душной одежды:
Там солнце, и ветер, и запахи трав…
Но вместо свободы увидела шкаф!

Тоскливо и страшно Божьей коровке.
Опять она в тёмной пустынной коробке.
Вдруг видит: вверху, где вставляется ключ,
Сквозь щёлочку в шкаф пробивается луч!

Скорее на волю! Коровка отважно,
Зажмурясь, штурмует замочную скважину…
И вновь оказалась в глухом коробке
С огромною люстрой на потолке.

Однако Коровка на редкость упряма:
Нашла, где неплотно захлопнута рама…
И вот вылезает она из окна —
Ура! Наконец на свободе она!

И вновь на знакомой лужайке букашка.
Под нею, как прежде, колышется кашка,
Над нею плывут в вышине облака…

Но смотрит на мир осторожно Коровка:
А вдруг это тоже Большая коробка,
Где солнце и небо внутри коробка?!

Юнна Мориц

Веселый гном

Стоит в лесу тесовый дом,
Дом гнома!
А в нём живёт весёлый гном,
Гном-дома!
Он кормит белок шишками,
За стол садится с мишками,
С пушистыми зайчишками
Да с мышками-норушками!
Он делится игрушками
С кукушками-болтушками,
С енотами и с дятлами,
С совой, обросшей патлами!

Он делится орешками
С косулями, с олешками,
С кротами кропотливыми,
С бобрятами смешливыми.
Последним зимним яблоком
Он поделился с маленьким,
Совсем озябшим зябликом!

Но сказками-побасками,
Книжками-раскрасками,
Длинными былинами,
Шутками-малютками,
Сладкими загадками
Он делится с детишками,
С девчонками, с мальчишками!

Стоит в лесу тесовый дом,
Дом гнома!
А в нём живёт весёлый гном,
Гном-дома!
Откройся, дом тесовый,
Пусть выйдет гном весёлый!
_________________

ЭДМОН РОСТАН

БАЛЛАДА О МЕЧТАТЕЛЯХ

Народ спокойный, тихий, добродушный,
Мы никому не делаем вреда.
Довольны в жизни малым мы всегда:
Довольны рифмы звонкостью воздушной,
Мы счастливы услышанным стихом,
Прекрасной каждой мысли сердцем рады,

Началу неоконченной баллады,
Мечте, нас посещающей тайком.
Мы разуму, быть может, не послушны,
Нам искони рассудочность чужда…
Народ спокойный, тихий, добродушный,
Мы никому не делаем вреда!

Оставьте же нам, бедным, во владенье –
Мечтателям, влюбленным в красоту, –
То, что одно дает нам наслажденье:
Эстетику, и грезу, и мечту.
Оставьте нам игрою тонкой чувства
Спокойно заниматься в стороне,

Ведь ко всему, что только не искусство,
Мы остаемся чуждыми вполне.
Мы ко всему глубоко равнодушны,
Что не стихи. Вы нам простите, да?
Народ спокойный, тихий, добродушный,
Мы никому не делаем вреда.

Мы в жизни здесь проходим словно дети,
И не умеем сосчитать до трех.
Посвящены лишь одному на свете,
Наш каждый взгляд и трепет, каждый вздох.
От ранящих прикосновений прозы,
Уходим мы в заветные сады…

Но без борьбы; и нету в нас угрозы:
Как проза нам – мы просто ей чужды.
Простите же вы нам великодушно,
Что мы к безумью близки иногда:
Народ спокойный, тихий, добродушный,
Мы никому не делаем вреда.

(пер. Татьяны Щепкиной-Куперкин)

Эдуард Асадов
Остров романтики

От Арктики до Антарктики
Люди весь мир прошли.
И только остров Романтики
На карты не нанесли.

А он существует, заметьте-ка,
Там есть и луна и горы,
Но нет ни единого скептика
И ни одного резонера.

Ни шепота обывателей,
Ни скуки и ни тоски.
Живут там одни мечтатели,
Влюбленные и чудаки.

Там есть голубые утесы
И всех ветров голоса,
Белые альбатросы
И алые паруса.

Там есть залив Дон-Кихота,
И мыс Робинзона есть.
Гитара в большом почете,
А первое слово - "честь"!

Там сплошь туристские тропы,
И перед каждым костром
Едят черепах с укропом
Под крепкий ямайский ром.

Там песня часто увенчана
Кубком в цветном серебре,
А оскорбивший женщину
Сжигается на костре.

Гитары звенят ночами,
К созвездьям ракеты мчат,
Там только всегда стихами
Влюбленные говорят.

От Арктики до Антарктики
Люди весь мир прошли,
И только остров Романтики
На карты не нанесли.

Но, право, грустить не надо
О картах. Все дело в том,
Что остров тот вечно рядом -
Он в сердце живет твоем!
_________________

Мария Семенова

Это было давно,
Да запомнилось людям навек.
Жил в деревне лесной
Старый дед с бородою как снег.
Кособочился тын
Пустоватого дома вокруг:
Рано умерли сын
И невестка, но радовал внук.

Для него и трудил
Себя дед, на печи не лежал,
На охоту ходил
И хорошую лайку держал.
Внук любил наблюдать,
Как возились щенки во дворе:
Чисто рыжие – в мать

И в породу её матерей.
Но однажды, когда
По весеннему капало с крыш,
Вот ещё ерунда! –
Родился чёрно пегий малыш.
“Знать, породе конец! –
Молвил дед. – Утоплю поутру…”
Тут взмолился малец:

“Я себе его, дед, заберу!
Пусть побудет пока,
Пусть со всеми сосёт молоко…”
Но пронять старика
Оказалось не так то легко.
Вот рассвет заалел…
Снились внуку охота и лес,
Дед ушанку надел

И в тяжёлые валенки влез.
Снился внуку привал
И пятнистая шёрстка дружка…
Дед за шиворот взял
И в котомку упрятал щенка.
“Ишь, собрался куда!
Это с пегим то, слыхана речь!
Что щенок? Ерунда!

Наше дело – породу беречь.
Ну, поплачет чуток,
А назавтра забудет о чём…”
…И скулящий мешок
Канул в воду, покинув плечо…
“Вот и ладно…” Хотел
Возвращаться он в избу свою,
Тут внучок подоспел –

И с разбега – бултых в полынью!
“Что ты делаешь, дед!
Я же с ним на охоту хотел…”
Внук двенадцати лет
Удался не по возрасту смел.
Только ахнул старик…
Не успел даже прянуть вперёд,
А течение вмиг

Утянуло мальчонку под лёд.
Разбежались круги
В равнодушной холодной воде…
Вот такие торги
И такая цена ерунде.
Без хозяина двор,
Догнивает обрушенный кров…

…А в деревне с тех пор
Никогда не топили щенков.

Бенедикт Лившиц

***

И вот умолк повествователь жалкий.
Прародины последняя зоря,
Не догорев, погасла в орихалке*...
Беспамятство. Саргасские моря.

Летейский сон. Летейская свобода.
Над памятью проносятся суда.
Да в простодушном счете морехода
Двух-трех узлов не хватит иногда.

Да вот еще... Когда, смежая очи,
Я Саломее говорю: пляши!—
В морях веков, в морях единой ночи
Ты оживаешь, водоросль души.

О танцовщица! Древняя русалка,
Опознаю сквозь обморок стиха
В твоих запястьях отблеск орихалка
И в имени — все три подводных «а».

А по утрам, когда уже тритона
Скрываются под влагой плавники.
Мне в рукописи прерванной Платона
Недостает всего одной строки.

1924

* Орихалк или аврихальк — таинственный металл или сплав, о котором упоминают древнейшие греческие авторы. Ещё в седьмом веке до н. э. Гесиод сообщает, что из орихалка был сделан щит Геракла. В одном из гомеровских гимнов (ок. 630 года до н. э.) соответствующий эпитет применен к локонам Афродиты. Самое подробное описание орихалка дается Платоном в диалоге «Критий». Со слов Крития, вещество это было в ходу в Атлантиде.
_________________