В тебе моя жизнь... (исторический ЛР)

Marian: 19.01.11 13:19

 » Глава 49

Глава 49

Это была самая длительная и в то же время самая короткая ночь в жизни Марины. Каждый поцелуй, каждую ласку она запомнит еще надолго. Она плавилась словно воск под руками и губами Сергея, с каждой минутой забываясь все более и более. Для нее в ту ночь существовали только эти руки и губы, только этот мужчина, которому она отдала свое сердце, а теперь полностью отдавала и тело с такой страстью, которую доныне не подозревала в себе. Ей казалось, что она была в каком-то сне до этого момента, и тут наконец была пробуждена одним легким касанием рук и губ.

Тихо стучали в стекло окна капли ночного дождя, иногда потрескивало какое-нибудь из поленьев, что медленно догорали в камине, даря любовникам, расположившимся подле, на ковре. Тут же на полу валялась одежда, небрежно брошенная в пылу страсти на пол, и пара масок – большая мужская и позолоченная женская.
Сергей ласкал ее нежную кожу, и она выгибалась навстречу его рукам, словно не желая даже на миг расставаться с этими мягкими прикосновениями. Она даже не помнила, как и когда он успел снять с нее платье, настолько она забылась под напором страсти, что сейчас горячим огнем струилась по ее венам. Он раздевал ее медленно, словно наслаждаясь видом, что открывался его взору с каждым предметом туалета Марины.
- Я и забыл, до чего ты прекрасна, - прошептал он, когда она была полностью обнажена. Странно, но Марина впервые не стыдилась собственной наготы. Обычно она стремилась укрыться под покрывалом или сорочкой от взгляда, тут же она с наслаждением наблюдала, как темнеют от желания стальные глаза Сергея, с каким-то внутренним торжеством радуясь этой страсти, что вызывала в нем красота ее тела.

Он дотронулся до ее груди, слегка сжал ее, и она поморщилась от неожиданной боли.
- Прости, я, видимо, чересчур…, - начал он, но Марина покачала головой и привлекла его к себе, стягивая с его широких плеч рубаху. Запах его кожи заставлял ее голову идти кругом, и она стала покрывать ее медленными поцелуями, скользя губами по его шее и груди. Впервые она была так смела с мужчиной, и эта смелость, а кроме того, реакция Сергея на эти действия только подстегивали ее желание. Она упивалась своим временным превосходством в этом любовном поединке, с удовольствием ловя каждый его полувыдох-полустон.

Потом Сергей положил ее на ковер, отобрав у нее доминирующие позиции, и Марина потерялась в пространстве и времени. Она помнила только жар от камина и напряжение, жгучее желание слиться с Сергеем в одно целое. Еще ближе, еще теснее. Она так прижималась к нему, так цеплялась за его плечи и спину, что у нее потом немного ныли пальцы.

Еще немного, и по телу Марины разлилась блаженная истома, а сердце, казалось, отбивало теперь свой бешеный ритм вовсе не в груди, а другом, самом укромном месте ее тела. Испытанное наслаждение вдруг настолько тронуло Марину, что она заплакала тихонько, отворачивая лицо, чтобы он не заметил. Но Сергей, будто чувствуя ее состояние, взял ее за плечо и развернул к себе.
- Что случилось? Я сделал тебе больно? – обеспокоенно спросил он, и Марина быстро покачала головой, заметив его волнение.
- Просто… просто это было так… чудесно. Я давно… с тех самых пор, - она смутилась, но ее смущение прошло, когда она увидела, какой радостью вдруг вспыхнули его глаза. Он привлек ее к себе и крепко обнял, зарывшись лицом в ее волосы, пахнущие легким ароматом чубушника.

Опьянение страсти прошло, и Марина вдруг почувствовала легкий озноб от ночной прохлады, огляделась в поиске того, чем бы прикрыться. Сергей, угадав ее желание, потянулся к кровати и стащил покрывало, в которое и завернул ее, поднял на руки и перенес в кровать. Затем вернулся к камину, чтобы подбросить дров.
Марина же быстрее завернулась в одеяло, чувствуя, как начали мерзнуть обнаженные плечи, а затем приподняла его, пуская к себе Сергея, присоединившегося к ней в кровати.
- Ой, какая холодная перина! – вздрогнула она, когда слегка подвинулась, давая ему место рядом в постели. Он же повернулся к ней и, обхватив руками, перенес ее на себя. Она распласталась на нем, с наслаждением вбирая тепло от его горячего тела, прижалась щекой к его груди.
Марина слышала стук его сердца, такой ровный и убаюкивающий, и осознавала, что так отрадно и спокойно ей не было довольно давно. Она словно нашла то самое свое место, и оно было здесь – в его объятиях.

- Останься со мной, - вдруг сказал Сергей, когда она уже медленно проваливалась в дрему, согревшись в его руках. Это заставило Марину вернуться на грешную землю и вспомнить, что она – супруга другого человека, и ночь, проведенная с Сергеем – прелюбодейство, измена, предательство, как ни назови. Ей вовсе не хотелось сейчас обсуждать что-либо, она желала только одного – закрыть глаза и уснуть в объятиях любимого, где ей было так хорошо, забыть о том, что когда-нибудь эту комнату наполнят первые солнечные лучи, и утро развеет этот романтический флер ночи.

Марина подняла голову и встретилась глазами с взглядом Сергея – долгим, внимательным, пронзительным.
- Если ты запамятовал, это ты в моей спальне, а не наоборот. Так что...
- Останься со мной, - снова повторил он. – Навсегда. До конца наших дней.

Маринино сердце замерло и от радости, и одновременно от страха, что захлестнул ее душу при этих словах. Сергей тем временем сел в постели, по-прежнему сжимая ее плечи в своих руках. Он пристально смотрел ей в глаза и продолжал:
- Я хочу быть с тобой, понимаешь? Хочу провести с тобой остаток своих дней, хочу состариться вместе. Ни к одной женщине я не испытывал подобных чувств до дня, когда ты так дерзко ответила мне тогда, на балконе. Ни одну не представлял ранее своей супругой. Но ты ворвалась в мой уютный мирок, словно свежий ветер, перевернула его с ног на голову. Останься со мной, ты нужна мне… как никто. Я хочу быть подле тебя, хочу разделить с тобой и горести, и счастье. И я не хочу делить тебя ни с кем. Ты должна быть моя и только моя. Ранее я не понимал, что встречаясь вот так украдкой, я унижаю не только ее, но и себя, принижаю свои чувства. Да ранее и чувств таких не было, - он провел рукой по ее волосам и тихо продолжил. – Я схожу с ума при мысли, что он касается тебя, что он тебя целует… Эти мысли причиняют мне почти физическую боль. Ты любишь меня, меж нами ничего не изменилось. Почему мы не можем быть вместе? Ты сказала тогда, что остаешься с ним из-за дочери. Но разве я не смогу стать отцом для нее? Разве не смогу полюбить ее так же, как любит он?
Марина так рванулась из его рук при этих словах, что он еле удержал ее. Сергей заметил, как тень острой боли промелькнула в ее глазах, и встревожено спросил:
- Что с тобой? Почему ты так дрогнула?
Ах, если бы ты знал, горько подумала Марина. Если бы ты только знал правду, что я скрыла от тебя! Что было бы тогда? Простил бы ты мне этот обман? Смог бы понять причины, по которым я утаиваю от тебя тот факт, что у тебя есть дочь?

- Анатоль никогда не отдаст мне ее, - вслух произнесла Марина. – Он сам сказал мне это. По закону он имеет право отобрать ее у меня, если я уйду от него, а я… я просто не перенесу этого… жить розно с ней.
Сергей прижал ее к себе, и она вцепилась в него изо всех сил, пряча свои слезы у него на плече. Словно она тонула, а он был спасательным средством для нее.
- Почему ты не сказала мне? – проговорил он. – Неужели ты думаешь, что невозможно обойти этот закон?
- Я спрашивала у поверенного. Нельзя. Он отец, тем паче, он – флигель-адъютант Его Величества, разве есть у меня шансы против него в тяжбе? Ни малейших, - с горечью произнесла Марина. – Он просто переиграет и меня, и даже тебя.
- О, моя милая, - прошептал он, улыбаясь в ее волосы. – Выход есть всегда. Давай уедем. Ты, я и твоя дочь. Мы можем забрать ее и уехать.

Марина отстранилась от него и взглянула ему в глаза.
- Бежать? – прошептала она потрясенно.
- Бежать, - согласился он. – Мы уедем втроем. Все дороги открыты перед нами. Уедем за границу, в Рим или Флоренцию, Париж или Лондон, по твоему выбору. Начнем новую жизнь. Ту, которая когда могла бы быть у нас, не будь моего пленения. Ту, что нам была суждена.
- Он будет преследовать нас, - проговорила Марина, качая головой. Она вспомнила слова, произнесенные как-то Анатолем, и повторила их сейчас. – Если мы решим уехать тайно, нас будут преследовать. Сначала жандармы. По нашему следу пустят жандармов. И если они схватят нас, то ты отправишься прямиком в крепость, а после возможно – опять Кавказ. А я буду возвращена своему супругу, из рук в руки, словно вещь. Если нам все же удастся пересечь границу, то и там нас не оставит Анатоль в покое. Он наймет людей, и нас будут искать везде и всюду. А если найдет, то вернет сюда, в Россию, где опять же – крепость и ссылка Кавказ. А я не перенесу, если с тобой что-нибудь случится.
- Со мной ничего не случится, - заверил ее Сергей. – Анатоль забыл поведать тебе, что хоть Европа и меньше нашей отчизны, но все же затруднительно отыскать в ней троих беглецов. Особенно если они не хотят, чтобы их нашли.
- И ты готов рискнуть всем? Своей репутацией? Своим именем? Мы никогда не сможем вернуться сюда. Как же его сиятельство Матвей Сергеевич?
- Я предлагаю это с его позволения, - ответил ей Сергей, и она не смогла сдержать своего удивления, услышав это. – Да, это так. Мы как-то имели с ним длительную беседу, и он согласился, что уехать из страны – единственный шанс для нас с тобой. А теперь подумай, Марина, только подумай хорошо. Согласна ли ты уехать со мной? Жить со мной одной семьей. Растить со мной общих детей (если, конечно, Бог даст) и твою дочь. Вместе встретить старость, рука об руку пройдя через жизнь. Ты согласна? Отринь все мысли о том, что поведал тебе Анатоль, и загляни в свое сердце. Если ты сейчас скажешь, что не поедешь со мной, что тебе лучше и покойнее подле Анатоля, я отступлю и в этот раз уж навсегда. Но если ты чувствуешь, что твое сердце полно любви ко мне, как мое – любви к тебе, то я увезу тебя, обещаю! И я не обещаю, что нас ждет беззаботная жизнь в дальнейшем, без трудностей и горестей, но твердо обещаю одно – я приложу все мыслимые и немыслимые усилия сделать тебя такой счастливой, как ты того заслуживаешь, я сделаю все, чтобы ты никогда, ни единого мига не пожалела о своем выборе!

Уехать с ним? Подвергнуть себя и его всеобщему остракизму и порицанию? Бросить все в этой стране и начать заново жизнь в другой? Только он, она и их дочь…
- Хорошо, - тихо прошептала она и, видя, что он не расслышал ее, повторила. – Хорошо, - на нее накатила тотчас огромная волна радости при виде такого безмерного счастья в его глазах, что она запрокинула голову и вскрикнула. - Да! Да, я поеду с тобой!

Он тут же крепко прижал ее и поцеловал с такой страстью, что у нее голова пошла кругом, и сладко заныло в животе. Сергей опрокинул ее на постель и стал ласкать так неистово, что она снова забыла обо всем на свете, кроме этих рук и губ, кроме этой кожи у нее под ладонями.
Более они не говорили той ночью. Марина уснула в кольце его рук, положив голову ему на грудь, слушая мерный стук его сердца. Ей было так отрадно сейчас, что она боялась закрыть глаза, ведь вполне вероятно то, что это всего лишь сон, сладкий и такой приятный, но сон. Но ее все же сморило – нынче был такой длинный, наполненный событиями день, что ее телу просто требовался отдых, и в борьбе в ним Марина проиграла.

Ее разбудила Дуняша, нечаянно выронившая из рук туфлю Марины, когда прибирала предметы маскарадного костюма хозяйки, разбросанные по всей спальне. Марина с трудом сбросила с себя остатки сна и открыла глаза. В окно уже светило ярко солнце, предвещая превосходный летний день. Разумеется, Сергея уже подле не было, и Марина лежала в постели одна. Лишь тонкий запах мужского тела от подушки рядом говорил о том, что то, что случилось нынче ночью, было явью, а не сном.

- Вы изволите еще почивать? – спросила Дуняша, расправляя платье на руке, чтобы отнести его вон из дома и проветрить перед тем, как убрать в дорожный сундук. Марина взглянула на горничную, но та была безмятежно спокойной, словно для нее вовсе не удивительно застать барыню утром в постели без сорочки, а ее одежду в беспорядке на полу. Да и каким образом Марине удалось самостоятельно снять платье, Дуняшу, похоже, не волновало.
Марина вспомнила, что ее горничная болтлива на язык, и ее сердце тревожно забилось. Ведь это именно от той, Анатоль узнал о ее тягости от Сергея несколько лет назад. Но потом она успокоилась, вспомнив, что отныне ей не пристало волноваться о том, что весть о нынешней ночи может достигнуть Анатоля, ведь она более не будет с ним рядом.

Анатоль… Ее сердце сжалось от жалости к нему. Она видела от него и дурное, и хорошее, но не питала к нему ненависти или презрения (хотя на утро после той ночи она ненавидела его всей душой!). В ее сердце жило какое-то странное чувство к нему – смесь жалости, привязанности и теплоты, когда она видела, как он старается заслужить ее любовь. Но разве любовь можно заслужить? Она либо есть, либо ее нет, и не под силу человеку заставить сердце полюбить кого-то по приказу. Да, ему будет тягостно в первые месяцы, что Марина оставит его, но со временем, как ей думалось, он должен понять и принять ее поступок. Ей отчаянно хотелось вырваться из той золоченной клетки, какой представлялся ей ее брак, лишенный любви и понимания.

- Который час сейчас? – спросила Марина у Дуняши. – И что остальные гости?
- Уж скоро полдень, барыня, - отвечала ей та. – В голубой столовой завтрак засервировали. Почти все уж изволили пробудиться. Часть гостей уехала на гон, часть почивает еще. Ее сиятельство Юлия Алексеевна уже вышли из комнаты и изволили о вас спрашивать. Они в саду нынче.
Она что-то еще говорила, но Марина не слушала ее более. Она перевернулась на живот и радостно обняла подушку, еще хранившую запах Сергея, прижимая ее к себе как можно сильнее. Ее пальцы нащупали что-то мягкое и гладкое, и она вытащила это на свет, с удивлением увидев в руке зажатые лепестки роз. По ее губам скользнула улыбка, и она откинулась на подушки, прижав лепестки к груди, ощущая во всем теле такую странную удивительную легкость. Она впервые осознала значение выражения «душа поет», ибо ее душа сейчас исполняла длинные арии.

- Подай мне амазонку, что чистила вчера. Поеду на гон, - распорядилась она, покидая постель. Еще ночью они договорились с Сергеем встретиться нынче днем, чтобы обсудить все детали их отъезда.
- Слушай меня внимательно. Завтра поутру я уеду, сославшись на неотложные дела, но имения не покину, буду ждать тебя в сторожке лесника, что находиться в лесу около северной границы имения, в верстах пяти от усадьбы. Так никто не заподозрит тебя, что ты встречалась со мной, ведь остальные гости будут здесь на виду друг у друга.

Из воспоминаний Марину неожиданно вырвала резкая боль в груди, когда Дуняша затянула ей чересчур платье на спине. Значит, скоро будут крови, решила она. Обычно такая боль в груди у нее предшествовала ежемесячным недомоганиям. Хотя… Марина подняла голову и посмотрела на свое отражение в зеркале. Она стала такой белой, что Дуняша схватилась за соли, которые лежали у нее в кармане передника.
- Не надо, - отмахнулась от нее Марина и поразилась – настолько хриплым был ее голос сейчас, словно карканье вороны. Она прижала руки к своему животу и посмотрела на горничную. – Вспомни, когда были крови. Ну же!
- Ах, барыня, - заговорщицки вдруг улыбнулась та. – Так последний раз вам корпия пригодилась лишь на Берещенье•, а нынче уж Кириллин день•. Разве дохтур ничего вам не сказал? Я-то думала, он за тем приезжал тогда.

Она была в тягости! Эта мысль обожгла Марину точно огнем. О Господи, она носила дитя своего супруга около двух месяцев, и сама не подозревала об том, занятая размышлениями о своей судьбе и постоянными сомнениями. Она вспомнила долгие и внимательные взгляды на нее Анатоля, словно он чего-то ждал от нее.

«…Когда ты мне скажешь? Когда?...», всплыли в голове его слова, и она осознала, что тот ждал от нее вовсе не слов прощения. Он ждал, когда Марина расскажет ему о ребенке, которого носила от него, ведь, судя по всему, господин Арендт поведал ему о результатах своего осмотра в то утро, когда она, избитая и униженная, приходила в себя. Марина вспомнила, каким предупредительным стал Анатоль в последнее время, как запрещал ей поднимать на руки Леночку («Она стала чересчур тяжела, дорогая, для твоих рук»), как уговаривал ее пробовать фрукты, что доставлялись из оранжерей их имений. Потому-то и отпустил Марину сюда без особых возражений, так легко разрешил ехать одной на эти празднества. Куда она денется теперь от него, тяжелая его ребенком?

Марина не помнила, как доехала до сторожки лесника, небольшого домика, едва видневшегося среди широких лап ельника. Сергей уже ждал ее. Он выбежал ей навстречу и буквально стянул с седла, не давая даже и слова сказать, крепко поцеловал ее.
- О Господи, я так боялся, что ты не приедешь! – воскликнул он. – Когда уходил поутру, все казалось таким простым, таким реальным, но чем далее шло время, тем все более мне начинало мниться, что это мне привиделось.
Он подхватил ее на руки и, покружив по двору, внес в сторожку. «Совсем, как в старые добрые времена», - прошептал он, перенося ее через порог, и в ее сердце вонзилось острой иглой воспоминание о том времени, что они провели во флигеле Киреевки перед той разлукой. Теперь им предстояло снова разлучиться, только Сергей пока еще не знал об том. Он разливал вино по бокалам, рассказывая со смешком, что Степан уехал на станцию, чтобы заранее отобрать лошадей для завтрашнего отъезда, и Сергею пришлось самому стелить постель и сервировать стол вместо его слуги.

Марина осмотрела эту небольшую комнатку, где всей обстановкой была только большая кровать, стол со стульями, на котором стояла ваза с фруктами и вино. По всему было видно, что эта комната предназначалась вовсе не для лесничего, что сейчас где-то бродил поблизости от сторожки, готовый подать знак, если появиться кто-то чужой. Ему-то принадлежала большая соседняя горница, в которую можно было попасть из сеней. В этой же комнате стояла более изящная деревянная мебель да и кровать была с пухлой периной, явно не для отшельника-лесничего.

- И часто ты бывал тут, в этом maison de rendez-vous•? – едко спросила Марина, представив себе отнюдь не приятную картину, которая могла быть здесь, в этой самой комнате, с этим мужчиной, но с другой женщиной. Сергей поднял голову, взглянул ей в глаза долгим взглядом и медленно проговорил:
- Несколько раз и давным-давно, почитай, уж несколько лет назад.
- Или несколько дней?
- Arrêtez!• Я не девственником пришел к тебе, не буду отрицать. У меня были женщины и до тебя, и, увы, вынужден признать, и после. Но ведь и ты была не только в моих объятиях, - он прикрыл глаза на мгновение, а потом протянул к ней руки и мягко сказал. – Неужто нам нечего более обсудить, кроме этой темы? Иди ко мне, милая, я так скучал по тебе эти долгие часы, что провел розно.

Марина не хотела думать сейчас ни о том, сколько женщин бывало здесь с Загорским, ни о том, сколько женщин будет в его жизни после нее. Поэтому она вошла в его объятия, где так отчаянно хотела быть сейчас и навсегда. Хотела забыть обо всем, что ждет ее за дверьми этого домика, хотела снова почувствовать себя в раю, который только он мог ей показать. Хотела сохранить эти мгновения для того будущего, что ждало ее без него, такого любимого и родного.

Но когда она лежала после в его объятиях, когда Сергей так интересно рассказывал ей о тех городах, где он побывал и куда намеревался увезти ее, ее вновь охватили сомнения в правильности ее решения, что пришло ей на ум нынче утром. Довольно ли ей сил, чтобы уйти от князя сейчас, когда ее сердце так поет от счастья, а голова идет кругом? Разве не заслужила она стать счастливой рядом с этим человеком, что когда-то взял в плен ее сердце, прожить с ним всю свою жизнь в той любви, что только он мог дать ей?

- О чем ты думаешь? – прошептал Сергей, целуя ее в висок. – Ты такая тихая нынче. Что-то случилось?
- Нет, ничего, - тихо ответила Марина. – Просто мне страшно. Мне очень страшно нынче. Оставить все, поставить крест на репутации и честном имени…
- Другого выхода нет, увы. Я передумал все варианты, и этот единственный верный, - Сергей помолчал немного, а потом признался. – Я нынче писал к Анатолю.

Марина резко села в постели и с ужасом уставилась на него.
- Что ты сделал?! О Боже, зачем? Ведь теперь уехать и вовсе невозможно!
- Я не могу вот так, крадучись! – ответил ей в тон Сергей, тоже садясь в постели. – Я был обязан написать к нему и объясниться. Разве он не заслуживает этого? Не опасайся его препон – письмо придет лишь третьего дня с утренней почтой, а до этого момента мы будем уже в дороге.
- Это невозможно, - покачала головой Марина. Вот и свершилось, подумала она. Ничего не надо решать – все уже решено за нее. – У нас нет бумаг на дорогу, и ты не дал нам времени их сделать.
Сергей поднялся с постели и достал из дорожного саквояжа, что стоял тут же в комнате на стуле бумаги. Потом протянул их Марине.
- Вот подорожные и паспорта. Разумеется, они не наши имена, нас так быстро схватят. Поедем сначала в Петербург и заберем твою дочь тайно. А после пустимся до Одессы. Там можно сесть на английский или французский парусник и отплыть в Неаполь, - он рассмеялся, увидев ее потрясенное лицо, когда она просмотрела бумаги. – Да, я приехал сюда подготовленным полностью. Ведь эти празднества – мой единственный шанс заполучить то, что я так страстно желаю – тебя.
Сергей схватил ее за руку и подтянул к себе, принялся целовать, и она обняла его, охваченная страстью, что тут же забурлила в ее венах, выпустив бумаги из рук. Как можно отказаться от этого, думала она в то время, как он целовал ее в шею, легко прикусывая губами нежную кожу, заставляя ее тело выгибаться навстречу его ласкам. Разве можно от этого отказаться?

- Что, если я вдруг окажусь тяжела? – неожиданно вырвалось у Марины после, когда Сергей курил в открытое оконце (здесь даже окошко было на петлях, в этой «сторожке лесника»!), опершись плечом о стену. – Вдруг после выяснится, что я жду дитя от своего супруга? Ведь всякое может случиться.
Он лишь пожал плечами в ответ, не отрывая своего взгляда от листвы за оконцем.
- Дети всегда в радость. К тому же, я уже буду воспитывать дитя Анатоля, ты забыла? Так в чем разница – один или два, - он вдруг задумался, и сердце Марины ухнуло куда-то вниз. Ей показалось, что он догадался о причине, по которой она задала ему этот вопрос. – Но будет, конечно, гораздо тягостнее, если ты окажешься тяжела ребенком мужского пола. Ни один мужчина никогда не позволит другому воспитывать своего наследника. В этом случае, нам придется что-то решать – либо отдать дитя Анатолю, (нет, не смотри на меня так возмущенно!), либо жить довольно долго, возможно, всю жизнь под чужими именами, чтобы у нас это дитя не отобрали.
Марина устало прикрыла глаза. Всю жизнь в бегах! Отказаться от своего родового имени! Готова ли она принять от Сергея такую жертву? Готова ли допустить, чтобы он пошел на нее?

- Кстати, ты так и не поведала мне ничего о своей дочери, - внезапно проговорил Сергей от окна, и Марина порадовалась, что он стоит к ней спиной сейчас. Он застал ее своим вопросом врасплох, и она не смогла сдержать эмоций, что тут же всколыхнулись в ее душе. – Как ее имя? Какая она? Расскажи мне о ней.
Марина поколебалась немного, но потом все же заставила себя разлепить пересохшие от волнения губы и произнести:
- Она – маленькая озорница. Любит проказничать, хлебом не корми. Бедная Агнешка, ей уже совсем не справится с ней. Даже француженка не всегда способна обуздать порывы моей дочери к озорству! – Марина улыбнулась, вызвав в памяти лицо ее маленькой дочки. – А как она театральничает! Ты бы видел, какое лицо она строит, когда ее поймают на проказах! Сама невинность! И как такую наказать за проказы? Юная кокетка.
- Она схожа с тобой чертами?
- В ней часто находят мои черты, - уклончиво сказала Марина. Не могла же она сейчас сказать ему, что в основном, ее дочь схожа с ним самим – тот же цвет глаз, овал лица, мимика?
- Тогда я легко смогу полюбить ее, - улыбнулся Сергей, по-прежнему не поворачивая к ней головы, а она упала лицом в подушки и прикусила уголок наволочки, чтобы не закричать во весь голос от боли. О Боже, как же тягостно сейчас ей, как тягостно!

- Что с тобой? – на ее обнаженное плечо вдруг легла мужская ладонь. – Что с тобой, милая? Скажи же мне, - он развернул ее к себе лицом, пристально вгляделся в ее черты. - Ты переменила свое решение? Ты желаешь остаться… с ним? Не молчи, не держи в себе. Скажи мне, и я пойму. Я не буду тебя винить – на то, что мы задумали, нужна решимость, невиданная отвага для женщины.
Она поймала его руку и поднесла к губам, а затем прижалась к ней щекой.
- Я люблю тебя, - просто ответила она. – Я полюбила тебя с отрочества и, уверена, что даже на смертном одре я буду шептать твое имя. Когда я рядом с тобой, я живу. Ведь иначе, я просто трапезничаю, сплю, играю с ребенком, танцую на балах, но не живу. В тебе – моя жизнь, только в тебе.

Сергей проводил Марину почти до самого села, откуда до усадьбы оставалось чуть более двух верст. Далее ему было нельзя ехать, все в имении были уверены, что он отбыл еще поутру. Он подъехал к Марине и, обняв ее за талию, крепко поцеловал в губы, едва не стянув с лошади к себе на колени.
- Я буду ждать тебя завтра на рассвете на почтовой станции, как и оговорено, - проговорил он ей в губы. Марина лишь кивнула в ответ. Она до сих пор не могла решить, как ей следует поступить в виду последних обстоятельств. Да даже если бы она решила не ехать завтра, скажи она об том сейчас, и он своими речами, своими сладкими поцелуями заставит переменить свое убеждение.

Марина вдруг вцепилась в него так сильно, что лошади под ними заволновались, чувствуя ее состояние. Она царапала ногтями ткань его мундира, не в силах отпустить его из своих рук.
- Не хочу расставаться с тобой, - прошептала она едва слышно, а он улыбнулся и поцеловал ее нежно в лоб.
- Это всего лишь на одну ночь, мое сердце. Скоро мы будем совсем неразлучны, и ты будешь даже выгонять меня из дома куда-нибудь, чтобы побыть хотя бы несколько минут наедине с собой. Совсем скоро…

Марина едва успела переменить платье, как наступила пора спускаться к ужину, предпоследнему в длительной череде празднеств в имении Юсуповых. Завтра будет дан последний бал с китайскими фейерверками, если позволит погода, и живыми картинами на фоне этого великолепия. А уж второго дня усадьба опустеет – многочисленные гости разъедутся кто в собственное имение, кто в Петербург или на дачи в Царское село, чтобы встретиться только осенью, либо в начале сезона – после Рождества.
За ужином Марина была рассеянна, скупо поддерживала беседу со своими соседями по столу, что вызывало в Жюли, наблюдающей за ней все это время, настороженность.
- Что с тобой? Ты нездорова? – встревожено спросила та Марину, когда они направлялись в салон после ужина.
- Устала просто, - пожала плечами ее подруга. – Такие насыщенные дни были.

За окном снова пустился дождь, и потому гости разбрелись после ужина кто куда по дому. Часть гостей удалилась в игорную, где тут же за карточными столами начались азартные игры. Многие мужчины ушли в курительные комнаты, туда же ушел и Арсеньев, чтобы за трубкой и бокалом отличного хозяйского бренди обсудить последние вести из мира политики или охоту, что была нынче утром. Дамы направились в розовый салон. Там уже расставили столики для игры в лото и подготовили прохладительные напитки.

Марина почти сразу же приняла приглашение присоединиться к игре в лото, чтобы не принимать участие в разговорах, а также избежать расспросов Юленьки. Ей не хотелось сейчас ни о чем думать, словно все может решиться за нее. Она была рассеянна за игрой, вполуха слушая разговоры за игровым столом остальных игроков, но один из них, вернее, обрывок его привлек ее внимание.
- …да-да, представьте себе, вывезла дочь в тот сезон. Бедная девочка, за ней следили во все глаза, и мало кто решился записаться в ее бальную книжку, - вещала одна из дам другой, в большом чепце, отороченном алансонским кружевом. Они принадлежали к московским гостям Юсуповых, посему Марине не были хорошо знакомы. – Грехи отцов падут на головы детей их до третьего и четвертого колена, c'est la pure vérité•. В данном случае, грехи матери помешали дочери составить партию кому-либо. Кто возьмет в невестки дочь de étourdie•? Бедная-бедная девочка, кто же знал, что ей суждено остаться в девах из-за того, что ее мать была так бездумна? O, ma chere comtesse•, у вас же есть «лебедь»! Сюда его, сюда! – говорившая взяла бочонок и поставила его на карточку Марины, заставив ту вздрогнуть от неожиданности. Она улыбнулась Марине, потрепала ее по руке («Attentif, ma chere comtesse, attentif•. Вы сильно рискуете вконец проиграться») и снова повернулась к своей собеседнице.

Марина сидела ни жива ни мертва. Ей казалось, что слова этой женщины словно указали ей на нынешнее ее положение. Она знала, как должна поступить, ведь от этого решения зависели судьбы не только ее, Сергея и ее супруга, но и ее детей.

Она ушла к себе довольно рано, еще не пробило и десяти часов. Долго сидела в темноте, не зажигая свечей, размышляя о своем положении. Ей до дрожи в членах хотелось уехать завтра поутру с Сергеем. Увидеть с ним Европу, стать ему супругой, пусть и невенчанной, прожить с ним всю свою жизнь. Если она поступит этим образом, то исправит свою ошибку, совершенную несколько лет назад, и соединит истинного отца и дочь, даст им возможность узнать и полюбить друг друга.
Но уехав завтра, Марина лишит того же самого Анатоля. А если к тому же родится и наследник, то это и вовсе превратит жизни всех троих в ад: Воронин приложит все усилия, чтобы вернуть и ее, и сына, и им с Сергеем придется скрываться всю свою жизнь, жить под чужими именами…

С другой стороны, останься она с Анатолем, ее дети будут знать только лучшее и спокойное обеспеченное будущее, блестящую судьбу детей знатной фамилии. Леночка знает его как отца, любит его. Вправе ли Марина решать за нее ее судьбу? Ведь если она увезет ее, у той никогда не будет того будущего, о котором мечтает любая девушка их круга. Кого из мужчин она должна лишить радости знать собственного ребенка – Сергея или своего супруга?

Через час в ее дверь тихо постучала обеспокоенная Жюли, и Марина, вдруг разрыдавшись, призналась ей во всем: в своем грехе, в планах о побеге, умолчав лишь о том, о чем вынуждена молчать уже несколько лет – об истинном отцовстве своей дочери. Юленька ничего не советовала ей (да разве и можно тут давать какие-либо советы?), только слушала подругу и утирала ее слезы, от души сочувствуя той в ее нелегкой ситуации.

Спустя несколько часов Марина приняла решение, и горничная Юленьки побежала в конюшню растолкать казачка, спавшего тут же, на охапке сена. Тот сел, протер глаза, выслушал приказание, что ему передали, и, поплескав в лицо ледяной воды, чтобы скинуть остатки сна, взял из рук девушки записку и побежал через лес по мокрой от росы траве к почтовой станции. На место он прибежал спустя час. Там он, увернувшись от оплеухи пьяного ямщика в рваной рубахе, что играл всю ночь в карты, продулся всухую и был страшно зол на весь мир в этот ранний рассветный час, натолкнулся на смотрителя, который и отвел его к слуге князя, которого он искал. Тот в свою очередь провел его за почтовую станцию, где прямо в траве на обочине дороги сидел мужчина со страшным шрамом на правой щеке, покусывая травинку.
- Барин, тут до вас малец, - произнес слуга, и князь повернулся к ним. Мальчик сбивчиво сказал, что ему просили передать до князя письмо, и протянул ему записку, что держал в руке.
- Дай ему четвертак, Степан, - приказал князь, и слуга с ворчанием выполнил указание барина.
- Пойдем, мальчик, выдам тебе деньгу, раз барин нынче решил, что у него полным-полна мошна, а нам с ним деньги лишние и вовсе ни к чему. Два рубля туда, четвертак сюда… Так и без портков остаться можно.

Загорский остался один. Он держал в руке письмо, но не решался его вскрыть, просто сидел и покусывал травинку, пока не сгрыз ее до самого конца. Лишь тогда он поднялся, отряхнув сорную траву со штанин, и развернул записку. Он мог даже не читать ее, ибо и так знал, что в ней написано.

«Мой любимый, мой милый, моя радость…
Прости меня, мой родной. Я не могу сделать этого, как бы страстно не хотела этого моя душа. Уже давно я не принадлежу самой себе и потому не могу распоряжаться своей судьбой так смело, не заботясь о будущности моих детей, как будущих, так и настоящих. Я не имею права отобрать то, что принадлежит им по праву рождения, не могу решать их судьбу, как свою.
Я связана со своим супругом узами посильнее, чем мы представляли себе, и я не вольна разорвать их. Только нынче утром я узнала об том. И поверь, не будь нынешнего утра, я бы сейчас стояла подле тебя и с радостью встречала бы рассвет моей новой жизни. Жизни с тобой.
Моя нянечка говаривала мне, что никого я не люблю так сильно, как самую себя. И я понимаю, что она права. Ведь я, отпуская тебя ранее, не давала тебе возможности уйти из моей жизни, словно ручную птичку отпускала с руки и тут же дергала за привязь обратно. Но ныне я обрезаю эту привязь, мой сокол. Ты волен лететь, ты свободен отныне.
Прости мне сумбурность письма. Мои мысли мечутся в голове, равно как и желания в моей душе. Будь счастлив, мой родной. Будь счастлив для меня. Будь счастлив за нас. Тех, что могли быть… Быть может, ты прав, и когда-нибудь в другой жизни наши судьбы будут наконец соединены, чтобы никогда более не расстаться. И я буду ждать этого момента, ибо только он даст мне силы жить далее без тебя. Он и те несколько часов, что провели вдвоем, за которые я вечно буду благодарна Провидению…»

Загорский смял бумагу в комок одним движением руки. Он не был удивлен этим письмом, подсознательно он знал, что она не приедет, еще с прошлого дня. Но он все же надеялся, и его сердце сейчас болело, словно его кололи острыми иглами, потому что надежда, которая теплилась в нем в последние недели, ныне была развеяна в прах.

Сергей прошел на станцию, где Степан уже ждал его в запряженной коляске, и занял место пассажира, откинувшись на спинку сидения.
- Едем, - коротко бросил он своему денщику. Тот полубернулся к нему с козел.
- А барыня?
- Барыни не будет. Трогай, - приказал Сергей. – Едем в Петербург. Ты письма, что я дал тебе, отдал утром почтовым?
- Ох, барин, замотался я, - признался Степан. – Только с ночным недавно отправил.

Сергей кивнул довольно, услыхав это. Значит, почтовую карету они нагонят скоро, если поторопятся выехать сейчас же. Но уже спустя некоторое время он привстал с сиденья и положил ладонь на плечо Степана, останавливая его. Коляска развернулась в противоположную сторону и покатилась с той же немыслимой скоростью к имению Юсуповых, к усадьбе которого и подъехала через четверть часа. Время было раннее, и на дворе был только дворник, что приводил в порядок подъезд, да садовники, спешащие передать лакеям корзины с цветами, которым надлежало заменить в многочисленных вазах особняка своих уже увядших собратьев.

Загорский спрыгнул с коляски и направился в дом, где его встретил спешно застегивающий ливрею мажордом, который завтракал в кухне, когда ему сообщили о приезде коляски на двор.
- Ваше сиятельство, вы воротились…
- Я бы хотел увидеть графиню Воронину, - коротко бросил Загорский тому. – Вы не могли бы разбудить ее горничную и передать через нее мою просьбу?
- Но, ваше сиятельство, это никак невозможно…, - начал мажордом, но его речь прервала Юленька, неожиданно для всех находящихся в передней комнате, вышедшая из дверей.
- Я ждала вас, - обратилась она к Загорскому. А после бросила мажордому. – Вы можете идти.

Жюли взяла Загорского под руку и, сопровождаемая взглядом Арсеньева, что наблюдал за ними через распахнутые двери салона, вывела во двор, где они могли не опасаться лишних ушей в их приватной беседе.
- Она уехала нынче ночью. Тсс, дослушайте меня, - Юленька сильнее сжала его локоть. – Она уехала, ибо знала, что вы приедете за ней нынче утром. И потому, что знала - останься она тут, она уехала бы с вами, невзирая ни на какие доводы рассудка. Как пошла за вами тогда под венец несколько лет назад.
Юленька говорила Сергею что-то еще о причинах, подтолкнувших Марину принять это решение, но ему было уже безразличны они, потому он пропустил их мимо ушей. Дело сделано, к чему сейчас обсуждать это?

Наконец их разговор был окончен, и он поспешил откланяться, чтобы более никто не заметил его присутствия в имении Юсуповых. Отъехав от него на приличное расстояние, Сергей приказал Степану остановить коляску на лесной дороге, затем спрыгнул с сидения и углубился в лес, сам не зная, зачем и куда он идет. Он шел по нему словно пьяный – то и дело спотыкался о корни и ветви деревьев, хватаясь за стволы, чтобы удержаться на ногах.

Впервые в жизни он проиграл. Поставил на кон все, что у него было: его сердце, его душу, его будущее и его любовь. Самое заветное, что у него было, что он хранил, надежно спрятав от чужого глаза, и никому и никогда не позволяя прикоснуться к ним. Он знал, что в противном случае придет боль, такая острая, что каждый вздох будет в тягость, потому и не допускал никого в свою душу. Он знал, но все же рискнул. И проиграл... Вчистую.

Наконец Загорский остановился у одной из берез, прижался лицом к шершавой коре, что больно оцарапала ему лицо. Эта боль привела его в чувство, он резко выпрямился, рванул мундир, расстегивая, и достал поникший алый цветок на шнурке. Он смотрел на него некоторое время, хотел было бросить на землю, но не смог сделать этого. Он вспомнил, как Марина протянула ему руку с этим цветком на запястье, тогда на балу, как позднее ночью проводил этими мягкими лепестками по ее шелковой коже...

Да, Сергей никогда не отличался ранее сентиментальностью, считая ее привилегией слабых духом. Но он сохранит этот цветок. Это создание Венеры теперь будет для него символом. Сухим напоминанием о том, что могло бы быть, но уже никогда не случится. По крайней мере, в этой, земной жизни…

Сергей снова вернул цветок за полу мундира, поближе к сердцу. Затем развернулся и зашагал обратно к коляске.
Vivas, ut possis, quando ne quis ut velis•… Отныне будет так.

• 11 апреля
• 22 июня
• домик для свиданий (фр.)
• Прекрати! Перестань!(фр.)
• это совершенная истина (фр.)
• вертихвостка (фр.)
• О моя дорогая графиня (фр.)
• Внимательнее, моя дорогая графиня, внимательнее (фр.)
• живи как можешь, раз нельзя как хочется (лат.) Сенека

...

Одинец: 20.01.11 00:00

Marian, такая душераздирающая глава! Я так надеялась, что Марина все-таки уедет с Сергеем! Ну почему русские, выбирая между долгом и любовью, всегда выбирают долг?!!
Я ужасно расстроилась. А в конце вообще испугалась, решила, что Сергей хочет застрелиться. Как ты умеешь бритвой по нервам, я же всегда говорю, - изощренная садистка!))
А любовная сцена такая замечательная, молодец! Как давно Марина и Сергей не были вместе, я уже успела соскучиться по таким чувственным эпизодам. А теперь, видимо, еще нескоро придется(((...
Вот сижу и думаю: Анатоль сам дуба даст или Сергей его пристукнет?
Но есть два замечаньица. Слово "слабак", имхо, какой-то диссонанс вносит. А вертихвостку (там по-французски было) я бы лучше заменила на что-то вроде падшей женщины, так будет точнее.
А все остальное просто великолепно, я под впечатлением.
Только очень грустно...
Но процесс теперь благополучно идет? А то ты говорила, что тяжело пишется.

ну и как всегда, жду продолжения.

...

Marian: 20.01.11 08:52

Спасибо


Видимо, это впитывается вместе с молоком с самого рождения, что веления сердца задвигаются куда-то подальше, когда вовсю кричит рассудок.


Да я сама расстроилась! Честно. Так все хорошо начиналось - их ночь была такая... такая ... А потом суровое отрезвление утром.

Нет, застрелиться-то он не мог точно. Пережить столько всего... Вот как бы сейчас не запил, как истинный русский мужчина - сначала , и пусть весь мир подождет... . Хотя пусть расслабится, только ненадолго - у окружающих на него планы.


Я рада, что получилось . Откровенности мне по духу не близки (нет, близки, конечно, но не с подробностями разными физиологическими ), поэтому старалась написать, как можно более красиво. Тем более, надо было выписать романтично, а не с перегибом на постель, ведь тут все так тонко. По сути, это ж предательство было.



А вот и не скажу... К цыганке все, к цыганке... Она в 15 главе всех ждет интересующихся


Ой, самой резануло, но из песни слов не выкинешь . Давай подумаем вместе, каким словом можно заменить? Буду очень благодарна за помощь .


Ээээ, думаешь?
А если ее назвать падшей женщиной, разве может быть ее дочь тогда допущена в общество? Тогда с этим строго было. Другое слово нужно. Опять же заранее .


, спасибо опять.




Пошел процесс, пошел... Т-т-т, чтоб не сглазить!


Приняла к сведению .

...

Одинец: 21.01.11 23:58

Марина, согласна, мне тоже откровенности не близки, люблю утонченные, завуалированные любовные сцены. Ведь даже поцелуй можно описать так, что читательницы будут трепетать. У тебя это очень хорошо получается. А про предательство я не поняла. что ты имеешь в виду.

А чего мудрить? Просто "слабый" и все.

Не знаю, что сказать, там разговор был довольно туманный, поэтому я, видимо, не все поняла. В принципе, если речь идет не о персоне нон грата, то можно оставить и вертихвостку. Я же не знаю, чем там конкретно прославилась эта дама ))

Ни пуха, ни пера!

И, как всегда, жду продолжения.

...

Marian: 22.01.11 13:58

 » Глава 50

Глава 50

Марина заставляла кучера всю дорогу до Петербурга гнать, что было мочи, но почтовую карету ей так и не удалось обогнать. На второй день ей стало дурно в дороге. Она едва успела стукнуть в стенку кареты, чтобы та остановилась, и открыть дверцу, как ее вывернуло. Она не знала, с чем это было связано – то ли ее тягость наконец решила показать себя, то ли от напряжения, в котором жила последние два дня.

- Тихо, барыня, тихо, - приговаривала Дуняша, обтирая лицо хозяйки платком, смоченным прохладной водой. – Таперича так будет еще долго, пока дитятка на свет не появится. Сейчас постоялый двор найдем приличный, и отдохнете, барыня.
- Нет, - отрезала Марина. – Никакого постоялого двора. Едем! Нам надо срочно в Петербург!

Она боялась. Боялась того, что случится, если в руки ее супруга попадет это письмо, написанное князем Загорским из имения Юсуповых. Но была в страхе отнюдь не за себя. В первую очередь ее пугало, что Анатоля снова захлестнет волна необузданной злобы и ненависти, и он пошлет вызов Загорскому, который тот не сможет не принять. А это означало, дуэль, кровь одного из них, смерть…

А если он все же сможет обуздать свои эмоции и, рассудив, что дуэль может обернуться дурно для него самого (ведь даже останься он цел и невредим, его карьере при дворе придет неминуемый конец), Анатоль способен обратить свой гнев на свою супругу. Нет, не побоев страшилась Марина, боль физическую она перенесет. Она боялась того, что верный своей мстительной и злопамятной натуре Анатоль может выслать ее в какое-либо самое отдаленное из своих имений, например, в Долгое, что в Псковщине. Но выслать одну, без средств, без права видеться с ребенком. Марина могла пережить скудность быта и даже нужду, но разлуку с дочерью она бы не перенесла. Да и в том случае ее жертва, что она принесла, отказавшись от Сергея, была бы совершенно напрасной.

Бывали минуты, когда Марине казалось, что она совершила ошибку, поддавшись доводам рассудка, не пойдя на поводу у сердца. Да, когда-то сердце завело ее в такую ситуацию, из которой был путь только брак с Анатолем, но может быть, нынче все было бы иначе? Она вспоминала те мгновения, что провела в объятиях Сергея, вспомнила запах его кожи, шелковистость прядей его волос, которые она так любила пропускать меж пальцев. Она помнила его поцелуи, долгие и страстные, заставляющие ее терять голову и забывать обо всем вокруг. Как можно жить спокойно дальше, когда однажды побывал в раю?

Иногда Марина вспоминала о ребенке, что рос в ее чреве и который надежно, самыми прочными узами из всех существующих привязал ее к Анатолю. Ах, если б не было этого дитя, насколько иначе могла сложиться ее судьба? И тут же одергивала себя – грешные мысли, грешные…

Она приехала в Петербург лишь к обеду четвертого дня, несмотря на то, что заставляла кучера гнать карету и днем, и ночью, рискуя свернуть себе шею в этой ужасной гонке. Разумеется, почтовую карету догнать ей не удалось, и она переступала порог особняка на Фонтанке с тягостным ощущением страха перед неизвестностью, что ждала ее за дверями этого дома.
Марина прошла сразу же в детскую, даже не смыв с себя дорожную пыль и не переменив платье, так ей хотелось увидеть Леночку, обнять ее, вдохнуть ее детский запах. Та играла на полу в кубики и колечки, что бросила тотчас, увидев мать в дверях:
- Petite maman! Petite maman!•

Марина опустилась на колени и крепко прижала к себе маленькое тельце дочери, которая буквально захлебываясь словами, французскими и русскими, пыталась рассказать ей о том, что произошло за время отсутствия матери: маленькие котята убежали в сад, и дворня их долго разыскивала, но Dieu merci отыскали; Helen выучила несколько новых слов на французском и научилась делать глубокий реверанс (до этого момента ей это никак не удавалось); papa обещался приобрести для нее cheval•.
- Cheval à bascule•? – с улыбкой уточнила Марина у дочери, но та только покачала головой и снова расцеловала мать в обе щеки и в лоб, погладила той волосы.
- Cheval, cheval, - повторила Леночка, смеясь, и бонна поспешила уточнить, сделав небольшой книксен:
- Messier a déclaré le poney, madam•.
Пони! Леночке только три года. Довольно рано, по мнению Марины, той садиться в седло. Она хотела так и заявить бонне, но, взглянув на нее, делающую очередной книксен, поняла, что может сейчас сказать это и Анатолю.

Марина выпустила дочь из объятий, поднялась на ноги и повернулась к супругу, что стоял сейчас в дверях детской и внимательно смотрел на нее. Бонна поспешила взять ладошку Леночки в свою руку и вывести ее в другую комнату, чтобы супруги могли без помех поприветствовать друг друга после разлуки.
- Vous voilà•, - проговорил Анатоль и положил ладони ей на плечи, пристально взглянул в глаза. Она смело встретила этот взгляд и не отвела своих глаз, стараясь изо всех сил выглядеть спокойной, когда внутри ее раздирали на части сомнения и страхи. – Ты воротилась раньше срока. Смею ли я надеяться, что ты соскучилась по нас с Леночкой?
- Je suis enceinte•, - вдруг вырвалось у Марины помимо ее воли. Она внимательно всмотрелась в лицо Анатоля при этих словах. На его лице мелькнула радость и немного фальшивое удивление, и она поняла, что была права – он знал о ее тягости. Она слишком хорошо его изучила за прошедшие годы, чтобы он смог ее легко обмануть.
Анатоль притянул ее к себе и начал целовать в лоб, щеки, нос, тихо приговаривая «Bien-aimé! Ma bien-aimé!•». Марина стояла, не шевелясь в его руках, борясь с неожиданным желанием отстраниться от него, оттолкнуть его руки. Как можно принимать его ласки, когда она несколько дней назад была в объятиях другого мужчины, когда она была неверна ему? В ней возник порыв открыться ему в своей неверности, рассказать ему правду, но она подавила его, хотя и с большим трудом – кому станет легче, если правда откроется? Только опять все осложниться донельзя.

- Ты не представляешь, как я счастлив, моя милая, - прошептал Анатоль ей в ухо, обнимая ее крепко. – Это такая радость. О Господи, ребенок! Частичка тебя и меня, - он вдруг отстранился от нее, обеспокоенно взглянул в глаза. – Ты такая бледная, моя дорогая. Как твое здоровье?
- Я немного устала. Дорогой было дурно, - призналась Марина. – Позволь мне уйти к себе и отдохнуть.
- Ну, разумеется, милая, разумеется.

Отпуская ее, Анатоль приподнял ее лицо за подбородок и коснулся губами ее рта в легком поцелуе. Марина еле выдержала его сейчас, когда ее нервы были напряжены, словно натянутая струна. Она позволила поцелую немного затянуться, а потом быстро отстранилась от супруга с виноватым видом. «Прости», - прошептала она, потом быстро развернулась и ушла к себе в половину, где ее ждал сюрприз – Агнешка, ее милая, добрая Агнешка.

Увидев свою любимую няньку, Марина вдруг не сдержалась – кинулась в ее объятия и разрыдалась, не в силах более сдерживать эмоции. Она прижалась крепко-крепко к Агнешке, как в детстве, когда ей было плохо, и ласковые руки нянечки разгоняли ее боль, сводили на нет детские обиды и страхи. Вот и сейчас Агнешка сумела успокоить Марину, гладя ту по волосам и что-то шепча ей в ухо своим мягким певучим говором. Потом заставила ту снять платье, смыла мокрой тряпицей, дорожную пыль с ее лица и тела, и, напоив горячим ромашковым чаем, уложила в постель.
- Не уходи, - поймала няньку за руку Марина. – Останься, мы так давно не виделись. Я думала, свидимся только на день Петровой Матки•, когда ворочусь в Завидово.
- Я таксама, - сказала Агнешка, пристраиваясь рядом с ней в постели, и, обнимая ту, положила голову Марины себе на грудь. – Але приехал чалавек от барина, загадал збираться у Пяцербурх. Мяуляу•, барыне я потрэбна. И вось я туточки, моя касатка, подле тебя.

Марина прижалась к ней всем телом, чувствуя, как постепенно расслабляется тело, словно пружина напряженное в последние дни. И она рассказала Агнешке все, что произошло с момента, как они виделись в Завидово: как хотела уйти от супруга, и как тот ее удержал, про развод и про приходскую книгу, про то, как она по-прежнему живет душой только ради Сергея, а также про задуманный побег и ее отказ от него.

- У котки больш любови да кацяняты, чым у тваей маци, даруй мяне Госпадзе. Гэта ж трэба! Ад сцерва, даруй• мяне, милая мая. А ты, мая дзицятка... Ох и настрадалась ж ты, мая милая. И за што табе гэта? За якия грахи?
- Грехов-то у всех найдется довольно, вот и у меня также, - задумчиво сказала Марина в ответ. – И самый большой нынче у меня грех – прелюбодейство. Как мне теперь в глаза ему смотреть? Ведь я буду всякий раз думать о том, что было. Не смогу, Гнеша, не смогу!
- А ты змоги! – резко вдруг сказала Агнешка. – Каб усе бабы мужикам о своей непаслушнасци распавядали, то стольки сямей бы порушилася. А я табе скажу, не думай больш об том! Ды и суплеменне• хай не мучыць тебя больш, ни да чаго гэто. Не варта• ен твоих слез, вось табе мой сказ. Забудзь о своей вине перад им. Расплата яму по справах• яго!
Она проговорила это таким странным тоном, что Марина удивленно взглянула на нее, и няня поспешила спросить ее:
- Распавядала ты князю свайму про дачку? Открыла таямницу• свою? – когда Марина покачала головой, нянечка перекрестилась на образа. – Ох, даруй Госпадзе грахи наши цяжкие! Вось гэто грэх так грэх. Родную кровь бо разлучаем. Был выпадак• распавядать, а промолчала. Не даруе ен тебе гэтого, не даруе, - тут она вдруг очнулась от своих раздумий и заметила, что из глаз Марины снова покатились слезы. - Ой, ну, дурница я, дурница! Пра что гаворку веду? Ты лепш поспи, моя милая, стамилася, ведаешь, з дороги-то. Поспи, касатка. Нездарма кажуць, раница вечара мудренее.
- Ты ведь нарочно русскую речь совсем забыла, да, Гнеша? – уже когда Агнешка закрывала дверь спальни, спросила Марина. – Зачем его злишь? Ему ведь не по нраву.
- Зато мне да спадобы•, - тихо ответила ей нянечка. – Старога коня не перекаваць. Поспи, моя милая, поспи.

Марина проснулась, когда за окном уже спускались ночные сумерки. Она резко села в постели, почувствовав неожиданный приступ дурноты, и огляделась по сторонам. Она заметила Анатоля, сидящего в кресле недалеко от ее постели и знаком показала, что ей дурно. Он подскочил со своего места, быстро взял с комода фарфоровый таз для умывания и поднес Марине, придерживая ей аккуратно волосы, пока не прошел приступ.

- О Господи! – Марина резко откинулась на подушки, ощущая свою беспомощность и стыд, что супруг стал свидетелем ее слабости. Он же присел на постель рядом и вытер мокрой тряпицей ей лицо.
- Подать воды? – лишь спросил Анатоль, словно для него происходящее здесь было в порядке вещей. Но Марина лишь покачала головой. На нее снова накатила дурнота от дурманящего сладкого запаха, и она попыталась найти его источник.
- Попроси убрать, - она ткнула пальцем в большую корзину больших ярко-алых роз, что стояла недалеко от постели и отвернулась в надежде избежать очередного приступа. Анатоль тут же позвонил, и цветы вынесли вон.
- Я хотел сделать тебе приятное, - произнес он. – Прости.
- Это не твоя вина. Просто в этом… ммм… положении запахи ощущаются, как никогда, сама узнала это, когда Леночку носила, - Марина еле сдержала себя, чтобы не отшатнуться, когда он вдруг нагнулся к ней и привлек к себе. Он коснулся губами ее виска, а потом прошептал в ухо:
- Я чувствую себя ныне так странно. Никогда до этого я не был так переполнен эмоциями, как сейчас. Я даже не могу выразить их словами, - он немного помолчал, а потом продолжил. – Ребенок – это так прекрасно. Теперь все будет у нас по-иному, теперь все будет так хорошо, ведь так? У нас с тобой будет совсем другая жизнь. И все будет так хорошо… Что ты молчишь? Ты спишь, моя милая? Тогда спи, мой ангел, покой тебе ныне необходим, чтобы ты выносила наше дитя здоровым и крепким.

Анатоль сидел всю ночь, гладя жену по спине и волосам, и заснул лишь под утро, так и не выпустив ее из объятий. Он так и не заметил, что почти все это время Марина не спала, а тихо плакала не в силах сдержать горячие слезы, испытывая неимоверные муки от угрызений совести и сердечной боли.

На следующее утро Марина уже принимала визиты, столь необходимые для нее в виду приближающихся событий. Первым ее навестил доктор, господин Арендт, который после осмотра заверил свою пациентку, что ее здоровье в полном порядке, несмотря на частые приступы дурноты и головокружения.
- Меня мучает бессонница, господин Арендт, - призналась Марина. – Могу ли я принимать лауданум?
- Можете, сударыня, но только не часто и в весьма малой дозировке. Я покажу ее вашей горничной. А что касается, вашего рассказа о том, что вам было суждено пережить в вашу первую тягость, то тут пока судить еще рано, столкнемся ли мы с этой опасностью в этот раз.

После визита доктора Марина приняла у себя модистку, mademoiselle Monique, что шила для нее платье для церемонии венчания старшей царской дочери. Государь выказал свое благоволение к Марине и позволил той быть на венчании и последующем приеме во дворце в придворном платье, которое и шилось в спешном порядке. Сейчас, за пару дней до намеченного торжества, оно уже было полностью готово, оставалось только добавить некоторую отделку и убрать некоторые огрехи, если платье не сядет на свою обладательницу.

Но оно село замечательно, несмотря на то, что Марина немного поправилась за последние дни из-за своего положения. Она не преминула похвалить прозорливость модистки, что оставила припуски в швах, но та лишь улыбнулась в ответ и рассказала, что его сиятельство заранее предупредил о положении графини, когда обсуждал заказ. Эти слова неприятно кольнули Марину, которая в очередной раз убедилась в своих подозрениях по поводу осведомленности Анатоля о ее беременности.

Спустя два дня чета Ворониных присутствовала на церемонии венчания великой княжны, что была запланирована на день рождения императрицы, но не смогла состояться в виду того, что в этом году он выпал на субботний день. Марина с умилением наблюдала, как заплаканная невеста, что вошла в храм с грустью в глазах, к концу обряда забыла о своей печали от расставания с любящими родителями, и улыбка засияла на ее лице. Ее лицо светилось таким счастьем, что Марина невольно ощутила легкую зависть к ней, которая к концу вечера сменилась такой сердечной болью, что невозможно было сдержать слез – по странному совпадению именно в этот вечер в дом на Фонтанке были доставлены корзина бледно-розовых азалий и сверток, перевязанный тонкой бечевкой.

Марина наткнулась на них тут же по возвращении.
- Что это? – спросила она Агнешку, что помогала Дуняше снять с барыни платье с длинным шлейфом, но внезапная догадка пронзила ее разум, и она, отстранив своих прислужниц, подошла к столику, на котором лежал сверток, быстро разорвала упаковочную бумагу. Ее предположения подтвердились – из разорванного свертка на пол посыпались письма, белым веером рассыпавшиеся по ковру.
- Оставьте нас с Агнешкой! – глухо попросила Марина, и девушки быстро вышли из ее спальни.
- Что гэто, милая моя? – обеспокоенно спросила нянечка, собирая с ковра письма. – От кого гэта? Няужо…?
- Знаешь, что знаменуют азалии в langue de fleurs•? «Я люблю тебя, но мы не можем быть вместе. Береги себя для меня; заботься о себе для меня!». Это почти мои слова, что я написала к нему тогда, - Марина взяла из рук Агнешки часть писем, что та подняла с пола. – Это мои письма к нему, все мои письма. Это значит только одно, Гнеша, только одно.

Агнешка забрала из ее рук письма и кинула их на столик. После помогла Марине, что едва шевелилась в ее руках и напоминала куклу, снять платье и драгоценности, и уложила ту в постель.
- Не шкадуй•, милая, не шкадуй таперича, - успокаивала она Марину. – Да чаго мучиць себя таперича? Позна зачыняць вароты, коли быдла ужо уцек з двора•. Падумай об дзитяти, что носишь…
- Ребенок! – вдруг вскинулась Марина. – Не хочу я этого ребенка! Мне дурно, мне плохо… Не хочу я его!
- Ой, дурница! – легко хлопнула ее по лбу Агнешка. – Не смей так казаць! Не гнеу Господа!

Но Марина действительно не могла оставить этих грешных мыслей. Она то и дело думала об этом, когда ей всякий раз становилось дурно, едва ее нос улавливал запах еды или любые другие запахи. По причине своего плохого самочувствия она не смогла посетить балы, что давали в последующие дни после свадьбы великой княжны, а также на спуске на воду большого корабля «Россия», на котором присутствовал весь свет Петербурга. Это вызвало небольшое неудовольствие Анатоля.

- Государь спрашивал о тебе, моя дорогая, и был раздосадован, что ты отсутствовала на сих мероприятиях. Он выразил надежду увидеть тебя на балу у великого князя, который, я думаю, ты обязана посетить. Ты столько пропускаешь нынче! Тягость – отнюдь не болезнь, и я не думаю, что именно она мешает тебе выезжать ныне, - он смело встретил возмущенный взгляд серо-зеленых глаз жены и продолжил. – Да-да, если ты думала, что я не заметил, что третьего дня ты получила некий подарок от нашего общего знакомца, то ты ошиблась! Ты просто боишься, ma camélia écarlate•, боишься увидеть его. Удивлена, моя дорогая? Ты думала, что я никогда и ничего не узнаю? Только не в этом мире, где полно сплетников! - он схватил ее за плечи и притянул к себе поближе, чтобы заглянуть в глубину ее глаз, не пропустить ни малейшей эмоции, что могла там мелькнуть. Марина же застыла в его руках ни жива, ни мертва – значит, Дуняша все же открыла его сиятельству, что она в ту ночь была не одна. – Я не хочу думать о том, что могло бы быть, если бы ты пошла на поводу своих чувств, если бы все же решила рискнуть. Но ты поступила верно, закрыв для него двери своей спальни, хотя и потеряла его расположение. Неужто ты действительно думала, что Загорский способен на долгие чувства? Отнюдь, моя дорогая. Получив отказ, он редко добивается своего, предпочтя обратить взор в другую сторону. В море полно и другой рыбы. Не станцевал он еще башмаков с того маскарада•, как уже в свете открыто одаривает своим расположением другую, ту, что по слухам назовет своей супругой. А я не позволю, что в свете обсуждали и мое имя в том числе, ведь ты, верно, не знаешь, что сейчас у всех на устах? «Почему графиня Воронина закрылась от всех в эти дни? Что с ней сделал ее jaloux époux• после того маскарада, где она танцевала с prince Загорским?», - Анатоль легко поднял ее с постели и поставил на пол. – Собирайся же, моя дорогая. Ты обязана нынче выйти в свет, даже стоя одной ногой в могиле. Я не позволю, чтобы наше имя трепали на всех углах! Чтобы сам государь подозревал меня, не пойми в чем, после той жуткой истории с Безобразовым! Ты всегда думала только о себе и своей выгоде, так подумай же нынче и о моей.

И Марина поехала на этот бал у великого князя Михаила Павловича, несмотря на то в душе ей хотелось в кои-то веки послать своего супруга к черту и уехать в деревню вместе с дочерью. Ее нервы были на пределе, и потому она заставила Агнешку накапать ей лауданума перед тем, как покинуть дом.
- Зусим розум потеряла! – нянечка обеспокоенно провела рукой по ее лбу, проверяя не в горячке ли та. – И куды тебя нясет?
- Исправлять свои ошибки, - был холодный ответ.

Впервые Марина не ощущала никакой радости или приподнятого настроения от бала, такого великолепного, что его еще долго будут обсуждать после. К балу были свезены все цветы из Павловских и Ораниенбаумских оранжерей, на двухстах возах и пяти барках, которые вел особый пароход. Зато все во дворце цвело и благоухало, и такого обилия редких и многоценных растений редко случалось видеть.
В бальной зале, где и были расставлены эти купы цветов, исторгался прекрасный фонтан, который вместе с тысячью огнями отражался в бесчисленных зеркалах. Вдоль всех главных зал тянулся, лицом в сад, обширный, собственно на этот случай приделанный балкон, убранный цветами, коврами и фантастической иллюминацией — с чудесным видом на Царицын луг и Неву. Главная ужинная зала была убрана тоже с необыкновенным вкусом: царский стол под навесом больших деревьев и зеркал составлял обширный полукруг, которого вся внутренняя, обращенная к публике, сторона была убрана в несколько рядов цветами. Везде и во всех концах дома раздавалась музыка, которая гремела и в саду, открытом на этот день для публики и всего народа.

Но Марину ничуть не трогала эта красота. У нее слегка кружилась голова от действия лауданума, и она еле оттанцевала первые танцы, ощущая себя словно в каком-то тумане. Затем в этой толчее она все же разглядела князя Загорского. Он стоял на импровизированном балконе, рядом с ним были его дед и мать и дочь Соловьевы. Старшая женщина что-то говорила Сергею, положив сложенный веер на рукав его мундира, словно боялась, что он уйдет от нее, не дослушав. В такт своим словам она то и дело кивала головой, отчего эспри в ее прическе покачивалось вверх-вниз. Марине вдруг показалось это довольно смешным, она вдруг поняла, что сейчас расхохочется во весь голос, что было не позволительно в свете. Потому она быстро прошла в сад и постаралась найти укромный уголок, чтобы вдоволь отсмеяться. Ей удалось найти тихое местечко, где она была совсем одна, но вместо того, чтобы хохотать во весь голос, Марина вдруг расплакалась, прижимая ко рту кулак, чтобы ее не было слышно прогуливающейся в саду публике.

Он видел ее и только отстраненно кивнул. Будто она сама не понимает, что все кончено, к чему еще добивать ее своей вежливой отстраненностью? Уж лучше пусть будет холодность в глазах, чем вежливость. Тогда она будет знать, что он так же страдает, как она, и быть может, ей станет легче... О Боже, как задушить в себе желание снова приложить неимоверные усилия, чтобы увидеть любовь и нежность в его глазах, как было ранее? Как найти в себе силы отпустить его? Слаба она духом сделать это, слаба...

Позади Марины вдруг раздалось какое-то шуршание, и она быстро обернулась, надеясь в глубине души увидеть широкоплечую фигуру. Но это была хрупкая женская фигурка в светлом платье. Когда она подошла ближе в свет, падающий от иллюминации, Марина узнала в ней mademoiselle Соловьеву и похолодела – неужто она ныне станет свидетелем rendez-vous secret•? Она резко повернулась, чтобы уйти, но была тут же замечена mademoiselle Соловьевой, что испуганно вскликнула:
- Qui est là?
- Paix, mademoiselle, c'est moi, comtesse Voronina•, - поспешила ответить Марина, заметив, как побледнела девушка. И тут же резко спросила. – Что вы здесь делаете? Одна? В темноте? Разве вы не знаете правил?
- Ах, я просто хотела побыть наедине со своими мыслями! – покраснела mademoiselle Соловьева, и уголки губ ее задрожали. Марина протянула ей платок, но та знаком показала, что он ей не нужен. – Merci, mais non. Не осуждайте меня, ваше сиятельство, я просто… просто… Все так неожиданно ныне, так удивительно, что я не нахожу себе места! Еще несколько месяцев назад я думала, что посвящу свою жизнь только одному жениху, к которому стремилась еще с отрочества – Господу нашему. Мы и с маменькой договорились, что ежели и во втором сезоне не будет предложения, то она отпустит меня в Свято-Покровский монастырь, что в нашей Рязанской губернии. Но этой весной появился он…

Марина почувствовала, как у нее задрожали колени. Это что за откровения такие? Они в роду у Голицыных? Сначала ей исповедовалась сама княгиня Голицына, ныне ее дальняя родственница.
- Мое дорогое дитя, - начала Марина, но mademoiselle Соловьева вдруг шагнула к ней и взяла е за руку, прижала к своей груди и быстро затараторила:
- Д-да, я понимаю, что так не принято, но выслушайте меня, ведь мне более некому рассказать, некому открыться! M-maman даже слушать не желает моих сомнений, считает, что поймав такую удачу за хвост, и сомневаться не стоит. Н-но я… я не знаю. Вы замужем уже довольно долго. Ваш супруг обожает вас, это известно всем. Ваш брак, он такой… такой… Скажите же мне, стоит ли мне бояться супружества? Стоит ли отринуть свои мысли о задуманном с отрочества и последовать велению сердца?
- Il y a de bons mariages, mais il n'y en a point de délicieux•, - проговорила Марина. Ей хотелось уйти отсюда, от этого странного разговора. Что это – наивная юность или холодный расчет, с целью уколоть побольнее соперницу?
– Да-да, я знаю, но все же, - девушка вдруг словно вспомнила что-то сокровенное, и ее глаза затянулись поволокой. Заметив это, Марина едва подавила в себе порыв ударить ее по лицу со всей силы, чтобы стереть это блаженное выражение. - Он такой грозный, такой холодный. Иногда он пугает меня до полусмерти. А иногда, когда он улыбается, мое сердце вдруг скачет в груди как бешеное… И перспектива никогда не стать женой такого мужчины, как он, меня более не пугает так сильно. Ведь он тоже был в кружке polissons, как и ваш супруг. Простите мне мою откровенность, но верно ли, что из таких получаются самые лучшие мужья, как убеждает меня maman? Не сегодня-завтра он сделает мне предложение, как думает маменька, а я… я не знаю…

«Ступайте же в монастырь!» - хотелось крикнуть Марине ей в лицо, такое наивное и простодушное, что ее уже мутило от этой детской непосредственности, искусно разыгрываемой или реальной. Тут Марине действительно стало дурно, и она едва успела отвернуться от mademoiselle Соловьевой в сторону и упасть на колени в траву.
О Господи, думалось Марине, почему ты посылаешь мне эту слабость всякий раз в те моменты, когда не следует? Подумать только – такое унижение и перед кем? Перед этой девицей, которую Марина хотела ненавидеть всем сердцем.

- Voilà, - раздался через несколько мгновений тихий голос mademoiselle Соловьевой, и она вложила в пальцы Марины мокрый платок, что видимо, намочила в фонтане, к которому сбегала за это время. – Как вы, ваше сиятельство? Быть может, кликнуть кого?
Неподдельные забота и обеспокоенность, звучали в ее голосе, довели Марину до слез, и она снова расплакалась, прижимая ко рту платок, поданный рукой девушки.
- Ах, подите же прочь, mademoiselle! Оставьте меня одну! – тихо проговорила Марина, и в ответ тут же раздались легкие шаги и удаляющееся шуршание юбок. Спустя некоторое время mademoiselle Соловьева все же вернулась, но вернулась не одна.

- Ella se sent mal, fort mal•, - раздался снова ее голос издалека.
Сильные руки подняли Марину с травы и прижали к крепкому телу, Марина же изо всех сил вцепилась пальцами в плечо, уткнулась лицом в мундир.
- Прости меня, милая, - тихо прошептал Анатоль. – Я не должен был привозить тебя сюда. Прости меня!
- Увези меня, - прошептала Марина в ответ слабым голосом. – Увези меня в деревню. Я так хочу в Завидово…

Он понес ее прочь мимо обеспокоенных гостей, что заметив обеспокоенность mademoiselle Соловьевой, с которой та что-то говорила графу Воронину, поспешили за ними в сад. Мимо маленькой группки из madam Соловьевой, что прошептала громко «Pauvret!•», мимо старого и молодого Загорских. Матвей Сергеевич не удержался и спросил:
- Что с ней? Elle ést malade?•
Анатоль чуть помедлил подле них, заглянул в глаза Сергею и произнес, прекрасно зная, что нарушает все мыслимые правила приличия, но не в силах удержаться от этого:
- О, не беспокойтесь, ваше сиятельство! C'est maladie temporelle•. К Масленице все пройдет, - и с наслаждением успел поймать легкую тень боли, что промелькнула в глазах молодого Загорского.

Что ж тем лучше. Чем скорее они забудут о том, что могло бы быть тогда, тем менее острыми станут отношения меж всеми ними. Быть может, Анатоль сможет тогда вернуть прежнюю дружбу, которой емй так не хватало ныне?

Он еще раз извинился и пошел дальше, унося на руках жену, свое сокровище, в карету, чтобы далее увезти ее в дом на Фонтанке. После он возьмет у государя отпуск на несколько недель, чтобы провести их вместе с женой и Леночкой в Завидово перед тем, как уехать с императорской семьей в Москву на празднование годовщины Бородино.
Теперь все вернется на круги своя, думалось Анатолю, пока он ехал домой, прижимая к себе Марину, вдыхая запах ее волос. Загорский в который раз получил звание ротмистра, и скоро подготовят бумагу от присвоении «Владимира» за выслугу лет. После он объявит о своей помолвке, не зря же Анатоль периодически напоминал государю о его велении найти тому невесту до конца года. И тогда, когда все будут на тех местах, что были предопределены судьбой с самого начала: Анатоль со своей супругой – Мариной, Загорский – со своей женой (кто бы она ни была), все revenir à sa place•.

И именно тогда наступят те блаженные дни, о которых Анатоль так мечтал… Непременно наступят. Ведь сбылась же одна его мечта – наследник рода! Сбудутся и остальные.
Анатоль поднес ладонь жены к губам и медленно поцеловал каждый пальчик на ее руке.
- Je t'aime, ma tresor•, - прошептал он. – Я так сильно люблю тебя!

• Мамочка! Мамочка! (фр.)
• лошадь (фр.)
• Лошадь-качалка (фр.)
• Месье говорил о пони, мадам (фр.)
• Вот и ты (фр.)
• Я беременна (фр.)
• Любимая! Моя любимая! (фр.)
• в западных губерниях Российской империи – 15 июля
• Мол (бел.)
• прости (бел.)
• совесть (бел.)
• стоит (бел.)
• дела (бел.)
• тайна (бел.)
• случай (бел.)
• Зато мне по нраву (бел.)
• язык цветов (фр.)
• Не жалей (бел.)
• Поздно закрывать ворота, если скот уже разбежался со двора (бел.)
• моя алая камелия (фр.)
• Намек на строку из «Гамлета», У. Шекспира.
Башмаков она ещё не сносила,
В которых шла за гробом мужа,
Как бедная вдова, в слезах…
• ревнивый супруг (фр.)
• тайное свидание (фр.)
• - Кто там?
- Успокойтесь, мадемуазель, это всего лишь я, графиня Воронина (фр.)
• Бывают удачные браки, но не бывает упоительных (фр.)
• Ей стало дурно, очень дурно (фр.)
• Бедняжка! (фр.)
• Она больна? (фр.)
• Это временная болезнь (фр.)
• вернуться на круги своя (фр.)
• Я люблю тебя, мое сокровище (фр.)

...

Одинец: 23.01.11 19:02

Марина, спасибо за продолжение, очень интересно.
Хотя и очень грустно все это...

Прелестный какой эпизод!

Абсолютно я солидарна с Агнешкой! Как Марина может молчать? Подумаешь, слово дала! Страшней, что ли, у нее грехов не было?

Неужели она? Вот ведь зараза!
Барышня Соловьева мне понравилась, мне кажется, она говорила искренне. Но даже если она сама по молодости лет не слышала о романе Марины с Сергеем, мне (прости, Мариночка ) все равно этот эпизод показался немножко надуманным, этаким роялем в кустах. нашла у кого совета спрашивать. Но девушка все-таки миленькая и я ее очень живо представила. Знаешь, мне даже захотелось увидеть любовную сцену между ней и Сергеем. Интересно узнать, как бы повел себя Сергей с этой девочкой, с какой бы стороны открылся.
Жду продолжения.
[/quote]

...

Marian: 23.01.11 19:37

Да, всегда пожалуйста.
У меня уже следующая глава подоспела... Ух, прямо прет!


Она ж не слово дала, а на образах клялась. А вот клятвопреступление горзадо больший грех, чем ее ложь прежде. Ну, как-то так...


Да нет, он же дальше говорит, мол, молодца, что отказала. Он только про маскарад наслышан.
Я, кстати, себе представить не могу, что тогда бы произошло, если вся правда открылась...


Мне она тоже нравится. Такая девочка непосредственная!


Ну, а почему и нет? Вспомни, как обсуждалось еще несколько лет назад, когда все только закрутилось, какая любовь у Анатоля к Марине:



А про роман Загорского и Марины никто и не знал, кроме тех, кому надо. Просто когда-то она была влюблена в него после института, едва не угодила в историю из-за своей влюбленности. Просто он преследовал ее, когда вернулся из Европы, но Ольховская предпочла стать графиней Ворониной. Вот и все, что известно свету.

Зато до сих пор в свете ходит молва о бешеной страсти графа Воронина к своей супруге (и ревности ), а та к тому за несколько лет не была замешана ни в чем (читай: любовной истории), то разумеется, со стороны кажется, что это самая любящая пара. Потому-то и Варенька Соловьева и обратилась, пользуясь случаем.

Так что не ищи рояль. Может так и кажется, но зато не так на самом деле...


Узнаем, все скоро узнаем. Где-то через несколько глав.



Только ты и осталась в моих рядах, похоже... .

...

Mochito: 24.01.11 01:50

Я с самого начала читаю Ваше сочинение. Оно мне очень и очень нравится. Специально зарегитрировалась чтобы поблагодарить Вас. Всегда удивлаюсь почему так мало коментариев в этой теме. На мой любительский взгляд это одно из самых зрелых сочинений. С нетерпением жду продолжений. Счастливых продолжений. Желаю Вам хорошего настроения и вдохновения.

...

pinnok: 24.01.11 02:26

Marian, я по-прежнему Вас читаю. Вот только с телефона неудобно отправлять сообщения :(
И, между прочим, давно хочу у Вас спросить, когда Сергей успел получить разрешение на брак? Может быть, я что-нибудь пропустила, но мне кажется, что у него не было времени на это.

...

Marian: 24.01.11 09:34

Спасибо большое . Очень приятно, честно.
Мой Муз в восторге , когда его творения, написанные моей рукой, получают подобные отзывы. А когда он доволен, то начинает работать с удвоенной силой. И меня заставляет и подгоняет, чтобы вас порадовать очередной главой .

Мария,

Спасибо, что отписались, чтобы поддержать меня, несмотря на это .


Разрешение на брак с Мариной имеете в виду?

Да, получить его в Преображенском полку у князя Загорского времени не было, как вы помните, времени на сборы дали совсем мало. Но ведь он уже там и не числился, а значился уже в войсках Кавказской линии, командир которой был хорошим знакомым семьи Загорских. Знакомства решают все .
Задним числом и получил бумаги, которые без проблем и подписал в Тифлисе у Безобразова. Это ж не Петербург, где все долго...

А венчаны Марина и Сергей были архиереем, дядей Загорского, что приезжал специально для этого, и который вполне мог это сделать без разрешения, поверив племяннику, что бумаги будут со временем готовы.
Это видно из разговора Сергея с Павлом Арсеньевым после возвращения первого с Кавказа:



Кстати, очень многие венчавшиеся тайно в то время делали это и без разрешения командира части, ибо те не всегда были готовы отпустить из полка офицеров. Ведь брак для того означал отставку (не всегда, конечно, но в большинстве случаев), а значит, очередную кадровую перестановку в полку. Вот те и старались как можно дольше растянуть помолвки, хитрецы
Выдавались они в таком случае задним числом - деваться-то было некуда.

В нашем случае, это тайное венчание могло быть расторгнуто, даже если разрешение на брак бы присутствовало, по причине несогласия родителей невесты. Да, и такое было прописано в законах. Родители могли без труда обратиться в Синод и развести тайных брачующихся. Но мало кто это делал, ведь позор-то какой для дочери...

Вы знаете, я даже рада, что вы обращаете внимание на такие мелочи. Честно.
Если у вас еще возникнут вопросы по роману или просто по реалиям того времени, с удовольствием на них отвечу .

...

Одинец: 24.01.11 14:53

Молодец!

Я поняла, но и этого достаточно, чтобы возмутиться тем, что она внаглую продает хозяйку.

Да уж...

Да, теперь соглашусь с тобой. Может быть, и в романе это нужно аналогичным образом объяснить, скажем, потом, в мыслях Марины?

Ну, как выяснилось, далеко не я одна, и это радует. Я очень благодарна Mochito и pinnok за то, что они так вовремя поддержали тебя. А то, что читателей намного больше, я уверена на сто процентов. Роман замечательный и остаться к нему равнодушной просто невозможно.
Кстати, Марина, поздравляю со званием Малахитовой леди!

...

Marian: 25.01.11 16:07

 » Глава 51

Глава 51

Воронины покинули Петербург почти сразу же, как Марина восстановила силы для путешествия. Сначала они навестили Арсеньевых в их имении, куда те удалились после празднеств у Юсуповых. Юленька была уже на пятом месяце беременности, и они не выезжали, посвятив все свое свободное время хозяйственным хлопотам, своему сыну да отдыху в эту прекрасную летнюю пору.

- Ты просто цветешь, моя милая, - от чистого сердца сказала Марина подруге, обнимая при встрече. – Твое положение красит тебя.
- А ты выглядишь точно смерть, - так же честно ответила Жюли, пристально вглядываясь в нее. – Что с тобой? Ты нездорова?
- Моя болезнь называется тягость.
- Тягость не болезнь, - возразила ей Юленька. Марина посмотрела на другой конец стола, где ее супруг что-то обсуждал, смеясь, с Арсеньевым и ответила:
- Да, ты права. Она не болезнь, она наказание, - и заметив, что огорчила подругу, поспешила добавить. – Это только мое наказание, милая, только мое. Прости, что расстроила тебя, не имела подобного желания.

Марина перевела взгляд на ясное небо и вдруг поднялась.
- Прокатиться хочу. Не распорядитесь ли, Павел Григорьевич?
Тот ничего не ответил, только перевел взгляд на Анатоля, словно только его слово было способно повлиять на решение выезжать ли Марине или нет. Это вдруг разозлило ее (у нее вообще в последнее время благодушие могло резко смениться острой злостью и наоборот; Агнешка говорила, что причина столь переменчивого настроя – ее тягость), и она снова повторила свою просьбу, сделав вид, что не заметила этого вопрошающего взгляда.

- Разумно ли сие, мой ангел? – медленно спросил Анатоль у жены, которая сейчас стояла, вздернув высоко подбородок. – В твоем-то положении?
- Я ездила верхом, когда носила Леночку, - пожала плечами Марина.
- Это другое, - возразил ей Анатоль, и Марина тут же прищурила глаза. Сообразив, что сейчас сказал совсем не то, что имел в виду (вернее, иметь-то имел: тогда же ему не было дела до ребенка, что рос в ее чреве, потому он и не запрещал ей никаких безумств), он поспешил открыть рот для того, чтобы исправить положение, но не успел.
- А в чем разница, мой любезный супруг? – почти прошипела Марина. – В чем разница?

Давай же, казалось, говорили ее глаза, признайся. Признайся, что есть разница между двумя этими беременностями. Ведь ранее она носила чужого ему ребенка, теперь же в ее чреве рос его наследник. Дай ей причину, чтобы разругаться с тобой, ибо только это в данный момент ей хотелось сильнее всего – выпустить пар.
- Я не делаю разницы между детьми, дорогая, а также между тягостями, - сдался Анатоль. – Ежели так горишь желанием выехать, езжай. Неволить тебя не стану.
- Я распоряжусь, - поднялся Арсеньев. – Поеду с вами, Марина Александровна, надо размяться. Анатоль?
- Je dis passe•, - ответил тот. Он не проводил их даже взглядом, когда Марина и Арсеньев удалялись с террасы, словно отгородился от всего в этот момент. Жюли стало жаль его сейчас. Он совсем не заслужил подобного отношения со стороны Марины, и она была так зла на нее.

- Все образуется, - тихо проговорила Юленька, сама себе дивясь, с чего это вдруг она решилась на подобные откровенности. – Это все от положения. Сама это пережила недавно.
- Нет, Юлия Алексеевна, это не от того, - покачал головой Анатоль. Он сложил пальцы в замок перед собой, упершись локтями в подлокотники кресла, в котором сидел. – К сожалению, наш брак уже давно стал похож на поле боя, и ран, что мы нанесли друг другу, не счесть. А сколько их еще будет впереди… Нет-нет, не уходите, прошу вас, - проговорил он, заметив, что смущенная его словами, Арсеньева встает из-за стола. – Прошу вас, мне так нужно выговориться хотя бы кому-нибудь, иначе я сойду с ума. Я глубоко несчастен и в тоже время безумно, до одури счастлив. Вы спросите, как сие представить возможным? А вот возможно-таки. Я счастлив, что она рядом, что я каждую ночь держу в своих объятиях, что она носит мое дитя. И в то же время я испытываю горечь, ибо знаю, что ее душа и ее сердце не принадлежат мне, что она еще долго будет жить своим прошлым, которого ей никогда уже не вернуть. Иногда я задаю себе вопрос, разумно ли я поступил, удержав ее подле себя? Но тут же забываю о своих сомнениях, потому что мне не жить без нее. Я безмерно страдаю, когда провожу длительное время розно. Сам себе удивляюсь, но я даже решился выйти в отставку! Вот получу звание полковника и непременно оставлю службу. Уеду в Завидово, как она хочет, оставлю свет. Брошу все ради нее.
- Вы так ее любите? – прошептала потрясенная Жюли. Анатоль грустно улыбнулся ей.
- Я люблю ее безмерно, но все же не достаточно для того, чтобы дать ей то, что желала столь сильно. А уж теперь и вовсе говорить об том не стоит. Как вы думаете, Юлия Алексеевна, откроется ли когда-нибудь ее сердце для меня? Право, иногда мне кажется, что я никогда этого не добьюсь. Прав был этот французский герцог - plus on aime une maîtresse, et plus on est près de la haïr•. Иногда я чуть ли не ненавижу ее за то, что она никогда не ответит на мои чувства, за то, что питает склонность к нему. Ненавижу всей своей душой! – он вдруг устало провел по лицу ладонями, а потом повернулся к Юленьке, которой в этот миг стало жутко от его слов, от его тяжелой исповеди. - Сколько может жить любовь, не питаясь взглядами и прикосновениями? Я искренне надеюсь, что недолго, ибо l'espérance, toute trompeuse qu'elle est, sert au moins à nous mener à la fin de la vie par un chemin agréable•. Когда-нибудь она поймет, что гоняться за призраками прошлого – бессмысленно, а я буду рядом в этот момент. И все свершится, все обязательно свершится.

Марина же в этот момент даже не думала ни о своем супруге, ни о той участи, что отныне ей предрешена. Она скакала быстрым галопом, чувствуя, как ветер бьет в лицо и треплет ее локоны. Ее голова была совершенно пуста – ни малейшей мысли, только ощущение восторга от скачки.

Она оглянулась назад, на Арсеньева и вдруг пришпорила коня, затерялась от него в небольшом пролеске, куда свернула с основной дороги. Она слышала, как он выкрикивает ее имя, но даже не обернулась. Марине очень хотелось побыть одной, наедине с природой, с этим безмерным небом над головой, которое, впрочем, медленно сейчас затягивалось сейчас темными тучами. Налетел очередной порыв ветра, и Марина осознала, что погода поменялась. Надвигалась гроза, надо было поворачивать коня обратно в конюшни Киреевки, но Марина лишь стегнула его и направила дальше, на луг, что виднелся вдали. Через некоторое время она пересекла его галопом и осадила коня только у оврага, памятного ей по тем событиям, что иногда бередили ее сердце.

Она словно наяву увидела двух всадников, перескочивших этот глубокий овраг один за другим. Сначала яростно спорящих друг с другом, а после соединившихся в неистовом поцелуе.
«… - Я люблю вас, Сергей Кириллович. Но у меня, как и у вас, есть долг, и я никогда не смогу пойти наперекор ему….», долетело до нее из того, далекого момента. Да уж поистине пророческие слова произнесла она тогда, усмехнулась Марина. Долг и честь – вот узы, что связывают человека поболее чувств сердечных.

Марине на ум вдруг пришло то пепелище, что осталось от флигеля в имении Арсеньевых. Она неожиданно обнаружила его нынче утром, поддавшись порыву взглянуть на то место, где, как когда-то ей казалось, лежит начало ее счастливой жизни вдвоем с любимым человеком. Теперь же вместо аккуратного и небольшого домика перед Мариной была пустота, лишь черная от гари земля напоминала о том, что здесь когда-то было.
- Что тут произошло? Ведь когда я приезжала сюда в последний раз, еще до Пасхи, дом стоял, – спросила Марина Жюли и та, отводя глаза в сторону, коротко ответила, что в апреле был пожар, и флигель сгорел. Недавно пожарище разобрали, чтобы поставить тут другой, каменный.

Вот так и ее душа, вдруг подумалось Марине. Сплошное пожарище. Так яростно и красиво пылало, но прогорело полностью, оставив после лишь золу да гарь.

Она вдруг повернула коня прочь от оврага, после развернулась и разогнала хорошенько его в галоп. Она ни о чем не думала в этот момент, кроме этого прыжка через пропасть, желая, чтобы конь не достиг того края этой глубокой бездны и рухнул бы вниз, увлекая за собой свою наездницу в ту черноту, где не будет более боли.

Внезапно рядом с Мариной возник всадник, который легко поравнялся с ее конем и перехватил поводья из ее рук, как бы она не сопротивлялась. После сильная мужская рука остановила коней, всадник повернулся к Марине, схватил ее обеими руками за плечи.
- Вы сошли с ума! – встряхнул ее Арсеньев. – Я знал, что вы безрассудны, но не до такой же степени! Чего вы хотели? Убиться? – воскликнул он, вдруг прочитав ответ в ее глазах. – Порывы вашей души, мадам, когда-нибудь приведут вас совсем не к добру, но когда вы осознаете это, будет слишком поздно.

Над их головами вдруг прогрохотали первые раскаты грома. Вокруг стемнело в мгновение ока, словно ночь спустилась на землю. Ветер яростно трепал их волосы и одежду.
- Зачем вы остановили меня? Вы ведь никогда не питали ко мне ни малейшей симпатии. К чему все это? – простонала Марина. - Почему вы не отпустили меня?
- Потому что это слабость, а слабостям не должно поддаваться, - отрезал Арсеньев. – Вы подумали о Жюли, о вашем супруге, о Серже, в конце концов? Вы думаете, ему станет легче от того, что вы разобьетесь здесь? Никакие сердечные муки от разлуки не сравнятся с болью от смерти любимого человека. Уж вы-то должны это понять, пережив это однажды. Неужели вы хотите, чтобы он страдал так же, как и вы когда-то? Неужели вы хотите, чтобы он пережил еще одну потерю близкого ему человека? Оставьте даже мысли об этом грехе, слышите!

На землю стали капать первые крупные капли дождя, но Арсеньев по-прежнему не отпускал ее плеч, вынуждая ее дать ему обещание. Внезапно он притянул ее к себе так близко к своему лицу, что Марина вдруг испугалась, что тот хочет ее поцеловать. Она настолько была ошарашена этой мыслью, что даже сначала не поняла, что Павел делает. А тот тем временем понюхал воздух у ее губ, а потом взглянул ей в глаза, на ее расширенные зрачки.
- Вы принимали нынче лауданум? – и не получив ответа, он опять встряхнул ее. – Настойку. Вы принимали ее? Сколько капель? О Господи, Марина Александровна! Это же опий!

Она вдруг разрыдалась, и он прижал ее к себе, стараясь успокоить. Тем временем, хлынул ливень, моментально намочивший их до нитки. Мелькнула молния, и кони под ними заволновались, Арсеньев еле удержал одной рукой их поводья.
- Нам надо возвращаться, Марина Александровна, - он отстранил ее от себя и заглянул ей в лицо. Холодные капли дождя отрезвили ее от воздействия настойки, по крайней мере, она не выглядела сейчас такой взбудораженной, как была несколько мгновений назад. Марина сейчас напомнила ему загнанного зверька – мокрая, с широко распахнутыми испуганными глазами. – Все образуется, вот увидите, образуется. Я никому не открою о том, что тут могло произойти. Молчите и вы. Ни к чему знать об том кому-либо. А сейчас… едемте к дому.
Арсеньев перенес ее на своего коня, усадил перед собой и тронул того по направлению усадьбе, привязав поводья другого коня к луке седла, еле справляясь с ними всякий раз, когда грохотал гром или сверкала молния.

Их уже разыскивали дворовые, которые встретили их, едва они приблизились к парку. Арсеньев взял из рук одного из них макинтош и завернул в него Марину, но из рук ту не выпустил, довез до самого крыльца усадебного дома, где и передал Анатолю. Бледный и взъерошенный, тот сразу же унес свою жену в отведенные им покои, а Арсеньев поспешил к Жюли, что ожидала его в гостиной и тут же бросилась ему на шею.
- Que s'est-il passé?• Мы так переживали! Я еле удержала Анатоля Михайловича ехать искать вас в ненастье.
Павел успокоил жену, заверив, что с ним все в порядке, а после сказал ей:
- Ma cherie, сделай для меня одну вещь, - и после того, как та кивнула, продолжил. – Ты тот час пойдешь к Марине Александровне и всеми правдами и неправдами заберешь у нее лауданум. Нет, послушай меня! Ты должна забрать его. И еще – поговори с ее нянькой (это ведь нянька ее?), чтобы та зорко следила за своей барыней. Слаба она нынче здоровьем, понимаешь? Глаз да глаз за ней нужен. Я вот ее в глубоком обмороке нашел на поле. Насилу отыскал, - Павел ненавидел лгать кому-либо, но сейчас открыть чужую слабость он не имел права даже жене. – Сделаешь это для меня? Хорошая моя!
Он крепко обнял супругу и прижал к себе, а в голове его тем временем пронеслась лишь одна мысль: «Нет мук более горестных, чем мы сами создаем себе, Господи!».

Арсеньев остался верен своему слову. Никто так и не узнал о том, что могло произойти тогда у оврага. Марина, спустившись вниз к завтраку, подтвердила его версию об обмороке. Она же и отдала капли Жюли на глазах у ее супруга, чтобы более меж ними не было никаких неясностей. Эта тайна так и осталась скрытой от всех, за что Марина была безмерно благодарна Арсеньеву. Ей хотелось забыть, как страшный сон то, что она могла натворить, и более никогда не возвращаться даже в мыслях к тому моменту.

В Завидово она словно воспрянула духом. Здесь был ее дом, ее очаг, и хотя эта земля не принадлежала ей по праву рождения, она давала Марине силы, чтобы забыть о своих невзгодах и бедах. А они не заставили себя ждать: не успели Воронины приехать, как спустя несколько дней получили письмо от Лизы, сестры Марины. Она писала, что ее сын тяжело заболел, и доктора не надеются на его выздоровление. «Антон сгорает от страшного жара, и ничто не способно ему помочь», - писала Лиза.

Несмотря на уговоры супруга, что ей необходимо поберечься о себе и отдохнуть, Марина поехала в Петербург, а оттуда в Царское Село, где супруги Дегарнэ снимали дачу. Она не успела застать своего маленького племянника живым – тот не пережил круп и тихо отошел в ночь перед ее приездом. Лиза отказалась выходить из своей комнаты, запершись там от всех, и как не уговаривала ее Марина выйти, так и не отперла дверь, хотя подносы с едой забирала регулярно и однажды послала записку своей модистке напомнить о платье на гвардейский бал, что должен будет состояться через пару недель.
Сам Дегарнэ был на маневрах, что проводились в преддверии торжеств по случаю великой годовщины, а родители Марины были далеко, у себя в Ольховке, потому весь груз тягот погребения лег на ее плечи. Она распоряжалась по поводу места на кладбище и церкви, где должны были отпеть мальчика, а также следила за приготовлениями к обеду, что должен был быть дан по традиции после погребения.

В церковь Лиза отказалась идти наотрез, ссылаясь на то, что желает запомнить сына живыми здоровым, а не хладным телом, посему на отпевании в церкви были только домашние слуги Дегарнэ, нянечка усопшего, что рыдала во весь голос, не скрывая слез, и Марина. Именно там, у этого маленького гробика, когда она в последний раз прикоснулась губами к холодному лбу мальчика, к ней пришло осознание, насколько невинны дети в этой злой и жестокой борьбе взрослых меж собой. Осознание, что дитя, которое она носит и которого так не желает, не виновато совсем в том, что его отец не любим его матерью. Тысячи людей живут в нелюбви, взять хотя бы Марининых родителей, но это не помешало родиться и вырасти их детям.

Она неожиданно почувствовала приступ вины перед этим еще нерожденным человечком. Потому прямо тут в церкви поклялась, что сделает все, чтобы ее дети были счастливы и любимы ею, несмотря на различия в их отцовстве, что никогда она не позволит себе обвинить своего ребенка в том, что ее судьба сложилась так, а не иначе.
Это понимание вдруг примирило Марину со своим положением. Она вернулась в Завидово такая спокойная и умиротворенная, что Анатоль еще долго размышлял о том, что произошло с ней за то время, что она провела в Петербурге (сам же он наотрез отказался ехать к Дегарнэ даже по такому грустному событию), с трудом подавляя в себе приступы ревности. Хотя все же признавал, что они абсолютно беспочвенны – он доподлинно знал, что Сергей находится в Загорском, куда отбыл вместе с дедом и приглашенными ими гостями после торжеств по случаю венчания великой княжны.

День проходил за днем довольно неспешно для Анатоля, привыкшего к быстрому темпу жизни в столице, но вскоре и он ощутил всю прелесть деревенской жизни. Каждое утро он выезжал осмотреть колосящиеся поля и луга, на которых уже полным ходом шла жатва, а после возвращался аккурат к завтраку, когда за столом собиралась его семья – Воронины решили в деревне пренебречь правилами и усаживали маленькую Леночку за стол с собой. Супругам нравилось наблюдать, как пытается подражать родителям в их умении управляться со столовыми приборами.

После они расходились каждый по своим делам, либо ехали на небольшой pique-nique к речке, где Анатоль с удовольствием играл с Леночкой в горелки или в лапту, подключая к игре и крестьянских детишек, что неизменно следовали за барской коляской, ожидая, что им перепадет что-то вкусное из корзинки для pique-nique. Марина же в это время читала, либо занималась рукоделием, сидя в плетеном кресле в тени деревьев.
Затем неизменно наступал час дневного сна в усадьбе, когда и Леночка, и сами супруги ложились отдыхать. Жизнь в усадьбе на эти часы замирала, словно вся дворня погружалась в спячку в это послеполуденное время. Не лаяли собаки, во дворе не было ни единой души. Даже кузня замирала в эти минуты.

После полуденного сна Анатоль снова выезжал. Часто он брал с собой Леночку, сажая ту перед собой в седло, и увозил ее на речку, где они плавали вдвоем. Вернее, плавал Анатоль, а девочка только плескалась на мелководье. Скоро их тайные вылазки были раскрыты, и Марина долго была недовольна ими, упирая на то, что довольно опасно оставлять ребенка одного, когда сам ныряешь на глубине. Анатоль признал ее правоту, и впредь они выезжали вместе – он верхом, а Марина в коляске. Она всегда оставалась на берегу в то время, как Анатоль с дочерью резвились в воде.

Но их жизнь все же была далека от идиллической. Изредка, но случались меж супругами ссоры, и тогда чуть ли не искры летели во все стороны. Бились вазы, брошенные рукой Анатоля в порывах необузданной ярости, раздавались его крики и ругательства. В основном, они возникали из-за нежелания Марины возвращаться в столицу осенью. Она хотела доносить ребенка в тиши и покое деревни, но это шло вразрез с планами Анатоля.
- Ты обещала мне, дорогая, что выведешь в свет Катиш нынче! – кричал он. – Я не позволю тебе помешать дебюту моей сестры!
- Каким образом я помешаю, позволь спросить? Моя maman будет в Петербурге этой осенью, выводит в свет Софи. Так почему бы ей не стать патронессой и для Катиш?
- Потому, что я желаю, чтобы моя жена патронировала мою сестру и точка! – гремел в ответ Анатоль. – И потом – в столице лучшие медики. Вспомни о своем предыдущем разрешении!

Он никак не мог забыть, как тяжело ей далась Леночка, как он чуть не потерял свою жену в родах. Иногда он думал об этом, лежа рядом с ней бессонными душными ночами, и признавался себе, что если роды предстоят такие же трудные, то ему было бы легче, если бы этот ребенок умер еще до того, как попросится на свет. Для него не существовало иного выбора между супругой и еще не рожденным ребенком, чем пренебречь наследником, но оставить в живых жену.

Супруги ссорились и по поводу дел имения. Марине, привыкшей принимать хозяйственные решения самостоятельно в последнее время, было тяжело передать бразды правления своему супругу, столь внезапно заинтересовавшемуся делами. В один из вечеров скрытое меж ними напряжение по этому поводу прорвалось прямо на глазах у Василия Терентьевича, управляющего их имениями. Он остался в тот день на ужин, и обсуждение посевных на следующий год продолжилось и за столом.

- Надо бы дать подышать полям у реки, что на южной границе Завидово. Да и в Большом Спасе надо освободить на пару лет поле близ Ярово, деревеньки – вещал управляющий, а Анатоль только кивал рассеянно в ответ. После мужчины завели разговор о намерении государя ввести в посевные культуры заграничный картофель, и Марина заинтересовалась этой темой. Она читала доклад, что приносил Анатоль в начале года, и у нее сложилось определенное мнение по этому решению императора.
- Я думаю, это неплохая мысль, - призналась она. – Если этот картофель и вполовину так урожаен, как ему пророчат, быть может, рискнуть его посеять на нескольких десятинах. А то в прошлом году пшеница уродилась плохо. Пришлось весной раздать несколько мер из амбара Завидова.
- Вы раздавали пшеницу из хозяйского амбара, мадам? – переспросил Анатоль.
- А вы предпочли бы, чтобы крестьяне голодали, ваше сиятельство? – в тон ему ответила Марина. – Я же говорю, пшеница уродилась плохо, и мы были вынуждены пойти на эти меры.
- А почему я впервые слышу об этом?
- Потому как я не сочла необходимым ставить вас в известность о такой малости, - краснея, ответила Марина. Ей было неудобно сейчас держать ответ перед супругом прямо на глазах у управляющего, чья алеющая лысина выдавала и его смущение этой ситуацией. – Разве это стоило вашего внимания? Так что вы думаете насчет картофеля?
- Я думаю, - медленно чеканя слова, произнес Анатоль. – Что вы взяли на себя слишком много, мадам. Я – хозяин здесь, и я сам решу, нужно ли нам высаживать непонятную заграничную культуру или нет!

От подобной отповеди на глазах посторонних у Марины затряслись руки. Она тихо извинилась и вышла из-за стола, но Анатоль не дал ей уйти к себе, догнав прямо перед дверьми в ее половину. Он больно обхватил ее запястье и развернул к себе.
- В каком свете вы выставляете меня, мадам, перед моим управляющим? – прошипел он ей в лицо.
- Лучше подумайте, в каком свете перед ним вы выставляете себя! – отрезала Марина, вырывая свою руку из его пальцев. – Отпустите меня, я устала нынче, и хочу лечь спать пораньше. Одна, ваше сиятельство! А вы можете возвращаться к гостю. И еще лучше – подумайте на досуге, сколько времени может пройти прежде, чем мы получим ваш ответ по самому обыденному вопросу дел имения. О Боже, вы на одно мое бальное платье тратите больше, чем стоила вся эта пшеница!
Анатоль отпустил ее, признавая ее правоту, но сделанного уже было не вернуть. Марина ушла к себе в дурном настроении, а ему оставалось только винить себя в этом. Когда же он сумеет побороть свою неуемную вспыльчивость, что то и дело нарушает покой их семьи?

Он зарекся показывать свой нрав, но тут же на следующее утро изменил своему решению, когда Марина давала ему за завтраком односложные ответы на его вопросы, как ни силился он завязать разговор. Судя по всему, она все еще дулась на него, и это разозлило Анатоля. Да, он виноват перед ней, но сколько можно припоминать ему промахи? Разве он не повинился перед ней? Третьего дня минул Илья-пророк, и Анатолю скоро возвращаться в Петербург, а она так затягивает их ссору…

Анатоль, желая досадить супруге, приказал принести себе утреннюю почту, которую и принялся просматривать прямо за столом, зная, как ненавидит Марина, когда за трапезой занимаются иными делами. Он заметил, что она нахмурилась, но ни слова не сказала ему, ни единого замечания, хотя ее глаза так и метали молнии, и улыбнулся, разворачивая письмо. Когда он прочитал первую половину письма, присланного ему из имения Загорских, то улыбнулся еще шире, а потом вдруг перевел взгляд на жену, которая в этот момент намазывала маслом булку для дочери и что-то говорила той вполголоса, улыбаясь.

Как ей сказать? Прямо и откровенно? Или зайти издалека? А может, просто передать ей письмо Сержа? Анатоль снова взглянул на жену и увидел, что она в упор смотрит на письмо в его руке. Без сомнения, она узнала почерк, оттого и побледнела, с неудовольствием отметил про себя Анатоль.
- Вести из Загорского? – проговорила она, и он кивнул, поймав себя на мысли, что не желает сейчас произносить то, чего он так долго ждал все эти месяцы. Ведь это причинит ей боль, он знал это наверняка. Но разве у него был иной выбор? Он хотел начать издалека, рассказать про то, что Серж решил открыть конный завод у себя в имении и прочих новостях, не таких острых, как та, что была в первых строках письма, но почему-то вдруг холодно и отрывисто произнес:
- Князь Загорский пишет о своей помолвке с девицей, что гостила нынче у них в имении, - он сделал вид, что ему нужно глянуть имя невесты в письме, хотя он знал его наизусть. Но разве мог он признаться даже сам себе, что ему больно видеть сейчас выражение глаз Марины? – Девица Варвара Васильевна Соловьева, дальняя родственница Голицыных. Венчаться думают на Красную горку.

Анатоль отложил письмо, словно оно жгло ему руки, и, не поднимая глаз на жену, схватился за газету, что доставили из уезда вместе с почтой. Он слышал, как что-то лепетала по-французски Леночка, как звякнула пара, после отодвинулись стулья, и маленькие ножки пробежали мимо него, потом вернулись. Он нагнулся от газеты к девочке, и та поцеловала его в щеку, а потом выбежала из столовой, направляясь в парк в сопровождении бонны и Параскевы, своей новой молоденькой нянечки.

Анатоль перевел взгляд на Марину, что сидела сейчас с неестественно прямой спиной и то складывала, то раскладывала задумчиво салфетку одной рукой, устремив свой взор в какую-то точку на противоположной стене столовой. В самом ее лице, в ее плотно сжатых губах, в этих пустых глазах - смотрящих, но не видящих, читалась такая горесть, что Анатоля взяла бешеная злость. Он встал с грохотом со стула, заставив этим жену взглянуть на себя, и бросил газету на стол.
- Ты хоть бы притворилась, что тебе все равно! – зло крикнул он ей и вышел вон. Его переполняла злоба и ревность, что требовали выхода, и он, чтобы и далее не наговорить лишнего супруге, приказал подать ему ружье и ушел в парк стрелять по старым тарелкам, что подкидывал вверх лакей.

Фюить – полетела в высоту тарелка, и Анатоль с большим наслаждением нажал на курок, посылая пулю, что разобьет ее на сотни маленьких кусочков. Вместе с этими кусочками из него словно уходила его злоба на Марину. Чего еще он ожидал от нее, когда прошло так мало времени? Менее полугода прошло, как Загорский вернулся с того света, а любила она с самого отрочества… разве можно все забыть вот так, по щелчку?

Анатоль в очередной раз взял из рук лакея заряженное им ружье, и вдруг его взгляд разглядел сквозь стволы лип невысокую фигурку в светлом легком платье, что целенаправленно шла прямо к пруду. О Боже, неужто она решила свести счеты с жизнью из-за полученного поутру известия?
Анатоль тут же бросил ружье наземь и бросился к пруду, перепугав своим неожиданным броском окружавших его лакеев. Он чуть ли не в десяток шагов преодолел расстояние, что разделяло его и жену, схватил ее за руки, останавливая ее у самого пруда. Она была явно перепугана его неожиданным появлением. Ее глаза сейчас были словно блюдца, что он стрелял сейчас, и если бы не тот страх, что он испытывал в душе, он верно рассмеялся бы ее виду.

- Зачем? – прохрипел Анатоль, со страху лишившись голоса. Марина поморщилась – так сильно он сжимал ей запястья, а после удивленно ответила:
- Хотелось быстрее достать. Леночка просила.
Анатоль взглянул за спину жены и только сейчас заметил Леночку с битой в руке, что испуганно смотрела на него, бонну и Агнешку рядом с девочкой.
- У нее мячик утонул, - пояснила Марина. – Я хотела достать.

Анатоль вдруг ощутил такое огромное облегчение при ее словах, что ему захотелось смеяться. Она не хотела утопиться! А просто достать мячик! От иронии ситуации он расхохотался во весь голос и прижал Марину к себе, целуя ее в обе щеки. Потом он отстранился и спросил:
- А почему мои девочки не кликнули лакеев?
- Потому что это мы можем сделать сами, - ответила Марина недовольно. Анатоль покачал головой.
- Разве так можно? А на что вам прекрасный рыцарь, что всегда придет на помощь и спасет своих дам из беды? – он отодвинул Марину подальше от воды, и сам ступил в воду. – Где он упал?

Анатоль стал шарить руками по дну, стараясь нащупать круглый тяжелый мячик, но ему никак это не удавалось. Он то и дело натыкался на водоросли или палки, что валялись на дне, злясь на дворовых, что плохо почистили пруд. Наконец он нащупал мячик и рванул руку вверх, зажав его пальцами.
- Merde!• – вырвалось у него при этом так громко, что долетело до ушей дочери, стоявшей неподалеку, которая с явным удовольствием повторила услышанное слово. Марина укоризненно воскликнула:
- Анатоль, mon Dieu, что за слова?!
- Я чуть не оторвал себе палец, а тебя интересует только мой vocabulaire•! – отрезал Анатоль и бросил свой трофей, выловленный из пруда, дочери. Та тут же убежала сопровождаемая своей маленькой свитой, а Марина шагнула к мужу.
- Дай взглянуть, что там, - потребовала она. Он оглядел свою руку и пострадавший палец с небольшой ссадиной.
- Все равно merde, что бы ты ни говорила. Я потерял кольцо, - Анатоль показал ей безымянный палец правой руки. – Зацепился за какую-то палку, когда вытаскивал мячик, оно и слетело. Diable!•

Ни он, ни она не хотели думать о том, что означает эта потеря по народным приметам, старательно обходя эту тему при дальнейших разговорах. Тут же кликнули дворовых, что полезли в воду шарить по дну и искать потерянное барином кольцо. Но, несмотря на все усилия, потеря так и не отыскалась, как усердно не старались слуги. «Словно в воду кануло», - говорили они, не улавливая иронии.
- Как это? Куда ему деться оттуда? Ищите усерднее! – злился Анатоль, и только когда совсем стемнело, разрешил остановить поиски пропажи.

Но кольцо не отыскалось и спустя несколько дней усердных поисков, когда Анатолю пришло время возвращаться на службу. Он пришел перед отъездом к этому проклятому пруду, чтобы взглянуть в мутную воду, будто смог бы тогда разглядеть свое обручальное кольцо на дне. Он стоял у самой воды и напряженно вглядывался в пруд. На ум пришло воспоминание, как его свеча погасла во время их венчания с Мариной несколько лет назад, и внезапно на него повеяло холодом в это жаркое августовское утро.

Прощаясь с супругой на крыльце усадебного дома, Анатоль вдруг прижал ее к себе, крепко обнял, пряча лицо в ее волосах. Они долго обсуждали предстоящие торжества в Москве, и было решено, что в виду Марининого нездоровья (ее по-прежнему одолевали дурнота, головокружения и слабость) она на этих празднествах присутствовать не будет. Но она все же обещала мужу приехать в столицу, чтобы вывести юную сестру Анатоля в свет.
- Я прошу тебя, найди кольцо, - просил Анатоль, сжимая ее в своих объятиях. – Осушите пруд, сделайте что угодно, но найдите его.
- Хорошо, - кивнула Марина. – Когда ты планируешь приехать за мной сюда?
- Думаю, не раньше Михайлова дня. Сама понимаешь, празднества скорее всего растянутся. Я заберу Катиш из пансиона и привезу сюда. А потом мы все вместе поедем в Петербург, - он немного помолчал, а потом проговорил. – Быть может, стоит взять Катиш на московские празднества?
- А кто будет ее patronner•? – встревожилась Марина. – Не думаю, что это хорошая идея. Мы ведь не знаем, готова ли она.
- Не спорь со мной, - отрезал Анатоль и отстранился от нее. – Я думаю, ее достаточно подготовили в пансионе. А патронессой сможет выступить княгиня Юсупова. Я попрошу ее. Все решено, Катиш будет моей спутницей на время этих празднеств. Ну, до свидания, моя родная, - Анатоль поцеловал сначала одну ее ладонь, затем вторую, после прижал обе к сердцу. – Храни себя и Леночку в здравии.

Марина кивнула в ответ, занятая своими мыслями. Ей весьма не по нраву пришлось решение Анатоля вывезти Катиш на московские балы, почему-то стало не по себе, как только Анатоль заявил об том.

Они тогда еще не знали, насколько поворотным в судьбе семьи Ворониных окажется это принятое наспех, плохо обдуманное решение.

• Я пас (фр.)
• чем сильнее мы любим женщину, тем больше склонны ее ненавидеть (фр.) Франсуа Ла Рошфуко.
• как ни обманчива надежда, все же до конца наших дней она ведет нас легкой стезей (фр.)
• Что стряслось?
• Дерьмо! (фр.)
• запас слов, лексикон (фр.)
• Черт возьми! (фр.)
• патронировать, покровительствовать (фр.)

...

girlfromsaturn: 27.01.11 12:25

Сдается мне, нас ожидает еще что-то грустное и неожиданное... Связанное с Анатолем...
Спасибо за продолжение! Извини, что давно не появлялась - все не было времени сесть и спокойно почитать. Зато сегодня сразу много проды.
Все очень интересно. Душа разрывается за всех героев - понимаю, что каждому ох как нелегко.

А сейчас, после последнего кусочка... Странные мысли в голове...

...

Одинец: 30.01.11 18:19

Marian, спасибо, как всегда, очень интересная и трогательная глава.

...

Marian: 30.01.11 23:36

Ну, так нам с самого начала ничего хорошего ему не предрекали...




Спасибо и тебе, что заглядываешь . А еще за добрые слова... Всегда рада тебя тут видеть.


А самое главное - почти верные... Роман идет к финалу...

Марина ,
Что-то ты сегодня на удивление многословна ....

...