Сьюзен Кэрролл "Ночной скиталец"

taniyska, Sig ra Elena, спасибо за новую главу.
Все готичнее и готичнее.
Кстати, в постоянных поисках повода для пати, наткнулась на calend.ru. Теперь ни дня без праздника.

Таня, Sig ra Elena, спасибо за продолжение!
А День Деда Мороза и Снегурочки - это сильно! С праздником!

taniyska, Sig ra Elena, спасибо за отличный перевод!!!
_________________

Спасибо большое за перевод новой главы!!!
Уволокла к себе на склад...
_________________

taniyska, Sig ra Elena,спасибо за новую главу!!!
_________________

Танюльчик, праздник действительно отличный. Но, к сожалению, мы к нему успеваем подготовить только половину главы. А поскольку ни я, ни Лена не сторонники разбивать главы на части, то просим наших уважаемых читателей подождать до 8 февраля, любезно предложенного нам Катей. Конечно, ждать достаточно долго, но зато в полной мере сможете насладиться 14 главой, которая надо сказать потрясает своими размерами



Аня, а на 14 постараемся выложить 15 главу. Тем более, что она, по моему мнению, будет вполне в тему


Суони, да уж не прошло и полгода. Теперь дело за малым, чтобы Розалин бросила сэра Ланселота и обратила свое внимание на Ланса


Люся, с удовольствием принимаем! Очень рады, что в нашу тему заглядывают новые читатели.

Спасибо за перевод!!!
___________________________________

taniyska, Танюшик мой дорогой!
С новой звездочкой! Кому как не мне знать, каким трудом, упорством и талантом ты ее.
Ну, не первая и, Бог даст, не последняя.
_________________

 » Глава 14

ГЛАВА 14

Перевод: taniyska
Вычитка: Sig ra Elena

Благодаря Катюше мы сегодня отмечаем День науки! Итак, для всех физиков и лириков - 14 глава.
За красочные и интересные пояснения спасибо Елене.

Теплый летний дождь барабанил по узорчатым окнам церкви Святого Готиана. Туманное серое небо не могло прогнать сумрак из тихой внутренней части церкви, и даже улыбающиеся херувимы, вырезанные на купели для крещения, выглядели немного подавленными.
Деревенская церковь была маленькой. В неф помещалось не более сотни душ, но этим утром церковные скамьи, на которых сидело лишь несколько слуг, родственников и друзей Сент-Леджеров, собравшихся на свадьбу Ланса Сент-Леджера и леди Розалин Карлион, казались зловеще пустыми.
Аккуратно причесанный, с накрахмаленным и замысловато завязанным галстуком, в лучшем голубом сюртуке, Ланс стоял с дрожащей невестой перед алтарем, пока преподобный Джозайя Грамбл произносил слова венчания звучным голосом, известным за то, что вогнал в сон не одного прихожанина. Хотя это и было не совсем обычно, Ланс крепко обнимал свою невесту за талию.
Чтобы поддержать бедного ребенка, который все еще восстанавливается от очень тяжелого ранения, так думали присутствующие. И только Ланс знал, какой страх руководил его действиями, опасение, что если он выпустит ее из рук, Розалин может передумать и убежать.
С тех пор как Розалин тихонько спустилась в кухню и едва слышным голосом сообщила Лансу, что принимает его брачное предложение, ему не понадобилось много времени, чтобы притащить ее к алтарю.
Ланс поднял на ноги викария и добыл специальное разрешение, не дожидаясь, пока портниха дошьет новые платья Розалин. Поэтому ее свадебный наряд состоял из предметов одежды, которые он стащил из гардеробов сестер: украшенное узором в виде веточек муслиновое платье Леони, бледно-желтый капор Фиби, изящную кружевную шаль Мэрайи.
Не очень элегантное одеяние Ланс выбрал для своей невесты, но он должен был признать, что простота наряда подходила стройной фигуре Розалин и ее миловидному лицу. Девушка превратилась из печальной молодой вдовы… в печальную молодую невесту.
Сжимая веточку дикого вереска [1] своей затянутой в перчатку рукой, она казалась бледной и испуганной. А на лице Розалин было выражение, которое Ланс начинал называть ее дневным обликом. Она так отличалась от энергичной, улыбающейся женщины, которая встречала сэра Ланселота ночью, что Ланс чувствовал тревожащие уколы совести. Еще было время остановить все это, остановить свадьбу и сказать правду.
Он не знал, какая жестокая судьба предназначила Розалин стать его избранной невестой. Он должен освободить ее, отдать ей половину своего состояния и просто позволить уйти.
Но когда эта мысль посетила его, пальцы Ланса сильнее сжали талию девушки. В первый раз за всю церемонию Розалин подняла глаза от каменного пола и посмотрела на него. Один взгляд на ее невинное лицо, и благие намерения Ланса превратились в пыль. Все, что он искал всю свою беспокойную жизнь, сияло в этих небесно-голубых глазах. Потерянная честь, потерянные надежды, потерянные мечты.
Когда подошло время клятв, Ланс произнес их дрожащим и прерывающимся от эмоций голосом. Последнее благословение, и преподобный Грамбл захлопнул молитвенник с самодовольной улыбкой.
Все закончилось. К лучшему или к худшему. Ланс и Розалин теперь стали мужем и женой. Она дрожала, но стояла неподвижно, пока Ланс склонялся, чтобы запечатлеть целомудренный поцелуй на ее мягких губах.
Он намеревался просто уважительно коснуться ее, но губы Розалин прижались к его с неожиданным теплом и сладостью, что удивило Сент-Леджера, заставляя его сердце забиться с неразумной надеждой.
Но когда Ланс отстранился, ее глаза были закрыты. Он увидел мечтательное выражение на лице жены и понял, что она делает. Представляет, что он сэр Ланселот дю Лак.
«А почему бы и нет?» - горько подумал Ланс. Его вероломный соперник сам посоветовал ей так поступать, когда навещал Розалин прошлой ночью.
Ее веки, дрогнув, поднялись, и когда взгляд девушки снова сосредоточился на Лансе, стало болезненно очевидно, что все ее приятные фантазии улетучились. Прежде чем Ланс смог сжать руку Розалин и попытаться предложить ей слова утешения, их обоих остановила Эффи Фитцледжер, вскочившая со скамьи.
- О, Боже мой! – ворковала Эффи, все еще вытирая влажные глаза кружевным платочком. Она всхлипывала в течение всей церемонии, хотя, как подозревал Ланс, не из сентиментальных побуждений, а больше из-за досады от того, что и эта свадьба не была ее.
Она сначала сжала Ланса, потом Розалин в мокром объятии, поздравляя их задыхающимся голосом. Несмотря на все нежелание Эффи выступать в роли Искателя Невест, она очень гордилась парами, которые создавала, как до этого делал ее дедушка. Более тихие поздравления Вэла затерялись в шумном потоке слов Эффи.
- Я верю, вы оба будете очень счастливы, - сказал он, пожимая руку Ланса.
- Спасибо тебе, Вэл. Теперь, когда я надежно окольцован, возможно, ты перестанешь так сильно беспокоиться обо мне.
- Я едва ли осмелюсь сделать это еще раз, – ответил Вэл, отнимая руку так же быстро, как протянул ее. Его легкий тон был таким же вымученным, как и улыбка Ланса.
Напряжение сохранялось между ними с того вечера, когда они поспорили из-за Рейфа Мортмейна. Слишком много было сказано в тот день, а еще больше осталось недосказанным. Ланс был слишком упрямым, чтобы извиняться, и в кои-то веки, удивительно, но его брат тоже не делал этого.
Лансу так хотелось почувствовать знакомое тепло брата и его поддержку, особенно в такой день. Он думал, что Вэл попытается сгладить их ссору, как тот делал всегда.
- Вэл, я… - неловко начал Ланс, но тут же был заглушен громоподобным смехом Джозайи Грамбла.
Эффи возмутительным образом кокетничала с дородным викарием. Розалин, стоявшая между ними, выглядела молчаливой тенью.
- Ах, мисс Эффи, и когда же будет следующая свадьба Сент-Леджеров? – поддразнивал Грамбл. – Надеюсь, в следующий раз я буду оповещен заранее, милая леди.
- Не беспокойтесь, сэр. Я все еще истощена после моих недавних усилий в поиске невест. Вы знаете, как нежен мой организм, - Эффи захихикала и замахала веером перед своим лицом. – Слава небесам, теперь меня не скоро призовут, чтобы создать еще одну пару.
Вэл вздрогнул, и Ланс заметил это.
- Ты кое о чем забыла, - язвительно напомнил он Эффи. – Как насчет моего брата?
- Ах, в самом деле, бедный Валентин, - ответила та, легкомысленно пожав плечами. – Я не вижу здесь большой срочности. На самом деле, возможно, не существует невесты, предназначенной для него.
Ланс окаменел даже не столько от этих слов Эффи, сколько от реакции Вэла, который просто опустил голову. Неужели Святой Валентин был таким покорным, что не мог высказать несогласие, даже когда речь шла о его собственном счастье? Даже Розалин начала протестовать. Бросив полный сочувствия взгляд на Вэла, она взмолилась:
- О, мисс Фитцледжер, конечно, вы, должно быть, ошибаетесь.
- Боюсь, нет. Знаете ли, так случается. Не каждому Сент-Леджеру суждено жениться. Валентин, вероятно, предназначен для других, более благородных деяний, для карьеры врача, у которого нет времени на жену, - перья на шляпке Эффи затрепетали, когда она кивнула и улыбнулась Вэлу. – Осмелюсь сказать, что ты станешь таким же веселым старым холостяком, как кузен Мариус.
Мариус? Несчастный Сент-Леджер, чья избранная невеста умерла на его руках? Ланс чуть не задохнулся от негодования. Он начал раздраженно упрекать Эффи, но та, обладающая вниманием, порхающим как бабочка, уже перескочила на другую тему – новая одежда Розалин.
- Нет, милочка, - говорила она, похлопывая Розалин по руке. – Миссис Белл может быть и умело обращается с иголкой, но у нее совершенно нет вкуса. Прежде, чем вы позволите ей шить для вас, лучше посоветуйтесь со мной.
Ланс разозлился, но понял, что не время и не место пытаться образумить Эффи. Повернувшись к Вэлу, он приглушенным голосом убеждал брата:
- Не обращай на нее внимания. Ты же знаешь, какова Эффи. Я поговорю с ней позднее.
- В этом нет нужды, брат.
- Нужно лишь убедить ее взяться за свои обязанности Искателя Невест. Уверен, если я пообещаю купить какую-нибудь дорогую безделушку для нее, она…
- Оставь это, - перебил его Вэл с резкостью, которая удивила Ланса. – Весьма вероятно, что Эффи права в отношении меня.
- Права? – воскликнул Ланс. – Причина того, что я сам стою здесь, перед алтарем, в том, что я пошел посоветоваться с Искателем Невест в твоих интересах. Что случилось с теми бессонными ночами, на которые ты так жаловался, с постоянными страданиями Сент-Леджера, который знает, что пришло время выбрать пару?
- Кажется, все это исчезло.
Исчезло? Открыв рот, Ланс уставился на брата. Его последние ночи были чистым адом. Он метался и ворочался, горел и испытывал боль от желания заняться любовью с Розалин. Он находил покой только в своем, подобном трансу, состоянии, когда выдавал себя за сэра Ланселота.
А потребность Вэла в невесте просто исчезла? Ланс хотел бы знать, каким дьявольским способом тот справился с этим. Но прежде чем он смог задать вопрос брату, Вэл отошел от него.
Временное затишье в бесконечном щебетании Эффи предоставило Вэлу удобный случай осторожно пробраться к Розалин, чтобы поздравить ее и запечатлеть братский поцелуй на щеке новобрачной.
Ланс продолжал озабоченно разглядывать брата, отмечая в том слабые перемены, которые настораживали его. Та же мягкая улыбка, те же спокойные манеры, но Вэл, казалось, более тяжело опирался на свою трость, а его плечи уныло опустились.
Как будто он отказался от чего-то большего, чем поиск невесты. Отказался от всех надежд на восстановление взаимопонимания между ним и Лансом. Прежде страдая от чувства своей вины, Ланс, полный горечи, часто говорил себе, что подобная отчужденность Вэла стала бы именно тем, чего он хотел. Сейчас же, когда, казалось, цель достигнута, Ланс должен был бороться с паническим чувством, что его бросили на произвол судьбы.
Возможно, Ланс нашел невесту, но в последнюю неделю он испытывал чувство пустоты, как будто потерял и брата, и друга. Сент-Леджер пригласил Рейфа на церемонию, на самом деле не рассчитывая, что тот придет, но какая-то часть Ланса надеялась на это.
Отбросив эти грустные мысли, Ланс выдавил улыбку, приветствуя оставшихся гостей - слуг, которые работали в Замке Леджер много лет и знали Ланса еще мальчишкой. Его преданный главный конюх Уолтерс, старый дворецкий Уилл Спракинс, который часто катал Ланса на своих худых плечах, несмотря на то, что одна нога Уила была деревянной из-за ужасного несчастья, случившегося с ним в юности. Пухлая жена Уилла, Нэнси, замыкала шествие, улыбаясь и пылко благословляя своего молодого мастера, которого она, казалось, все еще считала маленьким проказником, воровавшим бисквиты с ее противней.
Пока Ланс принимал их горячие поздравления, его взгляд устремился к безмолвной фигуре в задней части церкви, которую он не заметил прежде. Высокий мужчина сидел в затененной нише на самой последней скамье.
Настроение Ланса поднялось. Распрощавшись с поздравляющими так быстро, как только смог, он направился в боковой предел храма. Его сапоги гулко стучали по старым камням, покрытым именами, памятникам другим, давно умершим и похороненным под церковным полом, Сент-Леджерам [2].
Полностью позабыв о том, где находится, Ланс пылко воскликнул:
- Рейф! Будь ты проклят. Ты все-таки пришел. Я думал…
Его восторженные приветствия затихли, когда фигура, находившаяся в тени, поднялась и вышла на тусклый свет, пробивающийся сквозь узкие окна.
Это оказался не Рейф, а намного более старый мужчина, высокий и худой. Доктор Мариус Сент-Леджер – кузен отца Ланса. Он был примерно того же возраста, что и Анатоль Сент-Леджер, но Лансу Мариус всегда казался намного старше. Возможно потому, что его волосы преждевременно поседели, или из-за морщин, глубоко прорезавших худые щеки, подчеркивающих энергию его глаз, глаз, сверкающих так ярко, что они, казалось, сжигали этого мужчину изнутри.
Ланс никогда не чувствовал себя спокойным в присутствии Мариуса Сент-Леджера, но изо всех сил старался скрыть свое волнение.
- Мариус, - сказал он. – Какой… какой сюрприз.
- Полагаю, не неприятный. Надеюсь, я не являюсь непрошенным гостем? – криво улыбнулся Мариус. – Думаю, мое приглашение где-то затерялось.
- Мм, вообще-то, я не рассылал приглашения и не знал, что ты вернулся в деревню. Я слышал, ты поехал на север, чтобы помочь жене Фредерика Сент-Леджера с родами. Но если бы я знал, что ты вернулся, конечно, я-я…
Ланс запнулся. Он лгал, и Мариус определенно знал это. Уникальный дар Мариуса забираться глубоко в сердце человека и узнавать, какие не очень благородные эмоции спрятаны там, всегда заставлял Ланса чувствовать себя так чертовски неловко.
И все же он ощущал потребность произносить извинения, пока дядя не сжалился над ним с мягким смешком.
- Все хорошо, мальчик. Ты должен беспокоиться не о том, что обидел меня, а о том, что родители спустят с тебя шкуру, когда вернутся и обнаружат, что их старший сын отпраздновал свою свадьбу в их отсутствие.
- Я знаю, - с сожалением ответил Ланс. Мэделин Сент-Леджер сначала будет ругаться, потом засмеется и покачает головой, верная своему практичному характеру. Разочарованная, но прощающая его, как всегда, когда он попадал в какие-то неприятности.
А вот Анатоль Сент-Леджер никогда не поймет.
Как и все в этом мужчине, его любовная история с Мэделин Бретон была легендарной. Без сомнения, его отец завоевал мать одной улыбкой, одной вспышкой своих неотразимых глаз. Как и предписывали традиции Искателей Невест.
Два сердца стали одним за мгновение, две души соединились навечно.
Ужасный лорд Замка Леджер огорчился бы, узнав, что его сын умудрился превратить в бедствие то, что должно было стать абсолютно простым бракосочетанием. Огорчился, но вряд ли удивился бы, учитывая, что это был Ланс Сент-Леджер.
Ланс тяжело вздохнул.
- Что я мог поделать, Мариус? Если бы я не потащил Розалин к алтарю, то мог бы потерять ее.
Он вздрогнул, потому что не собирался признаваться в этом, особенно мужчине, который все-таки являлся самым близким другом его отца. Ланс прикрыл руками сердце, жестом, который множество людей повторяли в присутствии Мариуса. Но это движение, конечно, было бесполезным.
Мариус положил руку на плечо Ланса, посмотрев на него пронзительным взглядом.
- Я не знаю, что случилось, но чувствую, что что-то не так между тобой и Розалин, что-то заставляет тебя чувствовать себя очень виноватым. Но что бы это ни было, Ланс, поверь мне, было бы намного хуже, если бы ты позволил своей леди ускользнуть от тебя.
Напряжение в голосе Мариуса удивило Ланса, но он вспомнил причину, по которой дядя произнес эти слова, наблюдая, как его лицо с тонкими чертами мрачнеет от воспоминаний о собственной ошибке, которая навсегда изменила его жизнь.
Ланс сделал беспокойное движение, почти жалея, что Просперо рассказал ему грустную историю Мариуса о том, как дорого стоила дяде задержка в заявлении прав на свою избранную невесту. Его единственный шанс на любовь погиб вместе с его несчастной леди.
Ланс почувствовал, что должен сказать что-то, какие-то слова утешения, но Мариус, казалось, не нуждался в них. В мудрых глазах мужчины застыло тихое смирение.
Он легко сжал плечо Ланса и убрал руку.
- Я рад увидеть, что ты женился. И ты, и твоя невеста в безопасности и добром здравии. Я очень огорчился, услышав о несчастном случае на Озере Мэйден, и удивился, что какой-то вор оказался достаточно смел, чтобы наложить руки на меч Сент-Леджера.
- Как ты… - Ланс замолчал, нахмурившись. – О, конечно, Вэл.
- Не сердись на своего брата. Он очень беспокоился о тебе, и ему нужно было кому-то доверить свои страхи, - Мариус заколебался, потом спросил: – Вы добились чего-то в поимке этого негодяя?
- Нет, но, без сомнения, Вэл поведал тебе свою теорию на этот счет.
Мариус кивнул, хотя ничего не сказал, предоставляя Лансу возможность сменить тему. Но тот не мог этого сделать, стоя рядом с единственным человеком, который был в состоянии развеять сомнения Вэла относительно Рейфа Мормейна.
Ланс ненавидел спрашивать об этом Мариуса, но не мог остановить себя.
- И… и что ты думаешь о Рейфе Мормейне? Я не думаю, что ты когда-нибудь… когда-нибудь…
- Пытался заглянуть в его сердце? – Мариус вздохнул. – Копание в чужой душе – это не тот талант, который я использую, если могу избежать этого. Вмешайся в секреты человека и почти всегда обнаружишь о нем что-то, чего не знал прежде. Но… да. По просьбе Вэла я попытался использовать мои силы с Рейфом.
- И?
- Рейфа нелегко прочитать, но он странным образом напоминает мне собаку Калеба Сент-Леджера.
- Собаку? - недоверчиво повторил Ланс.
- Да. Ты помнишь зверя, которого Калеб звал Каннис? Немного укрощенный, немного дикий. Бедное создание, казалось, никак не могло решить, каким оно должно быть. Пока, наконец, он не накинулся на Калеба и почти не оторвал ему руку, - Мариус печально покачал головой. – Я все еще помню, как твой огромный кузен рыдал словно ребенок, когда был вынужден убить этого зверя.
Ланс был очень мал в то время, но прекрасно помнил этот ужасный случай. Он нахмурился.
- Я не совсем понимаю, какое отношение собака имеет к Рейфу.
- Только то, что Рейф таков же. Частично прирученный, а частично дикий, и это разрывает его,- мрачно продолжил Мариус. – Ты должен быть осторожным, Ланс, если окажешься поблизости, когда он наконец примет решение.
Слова доктора обеспокоили Ланса сильнее, чем он хотел признавать. Временами он сам чувствовал это напряжение в Рейфе, борьбу с какой-то внутренней темнотой. Но в отличие от Вэла и остальных Сент-Леджеров, Ланс не был уверен, что дикость в Рейфе победит.
Немного натянуто поблагодарив Мариуса за совет, он сказал:
- Теперь мне лучше пойти к своей жене. Хотя она хорошо восстановилась от ранения, но все еще легко устает. Если ты хочешь присоединиться к нам в Замке Леджер, мы приготовим скромный свадебный завтрак.
Слегка поклонившись Мариусу, Ланс повернулся и отошел. Доктор, озабочено нахмурившись, смотрел ему вслед, затем опустился обратно на скамью и стал ждать. После того, как Ланс ушел, набросив свой плащ на Розалин, чтобы защитить ее от дождя, Мариус вскоре остался в церкви в одиночестве.
Только один из гостей задержался. Вэл, хромая, подошел к дяде, стук его трости эхом отдавался в теперь уже пустой церкви.
Младший из братьев посмотрел на Мариуса и без предисловий требовательно спросил:
- Ну как? У тебя получилось поговорить с Лансом о Рейфе?
- Да.
- И он обратил внимание на твои предостережения?
- Нет. Ты ведь ожидал это от него? – грустно улыбнулся ему Мариус.
- Я понял, что мое мнение не имеет значения для Ланса.
Но я действительно думал, что если ты вмешаешься… - Вэл умолк, его плечи уныло опустились, когда он осознал всю безнадежность своей затеи. Мариус всегда был его учителем, его другом, его вторым отцом, не посягая на место Анатоля Сент-Леджера, чей совет Вэл всегда ценил превыше всего. Но он понял, что был просто дураком, вообразив, что его упрямый братец может чувствовать то же самое.
Вэл беспокойно сжал рукоятку трости.
- Тогда остается сделать только одно. Я просто должен сам найти какие-то доказательства против этого ублюдка.
Он увидел, что Мариус напрягся.
- Я надеюсь, ты будешь очень осторожен, Валентин. Такой план может быть чрезвычайно опасен.
- Я не боюсь Рейфа Мортмейна, - яростно заявил Вэл. – Но, без сомнения, ты, как и все остальные, считаешь, что я могу орудовать лишь ручкой и этой проклятой прогулочной тростью.
- Ты знаешь лучше, чем кто бы то ни было, мой юный друг, - мягко напомнил ему Мариус, – я полностью осведомлен о твоих возможностях. Вероятно, тревога, которую я ощущаю, исходит от тебя и твоего брата. Мне очень грустно видеть, как вы отдаляетесь друг от друга. Ланс считает Рейфа Мортмейна другом. Если ты будешь тем, кто подвергнет эту дружбу опасности, я не уверен, что Ланс сможет простить тебе это.
- Я уже потерял надежду на прощение Ланса, - горько сказал Вэл. – Не знаю, как можно сделать положение еще хуже.
Мариус бросил на него печальный взгляд.
- Я молюсь, чтобы ты оказался прав.


К тому времени, как Розалин, наконец, оказалась в уединении своей спальни, дождь превратился в сильный ливень. Она сняла мокрый капор и шаль, осторожно разложив их на туалетном столике, чтобы просушить. Эти предметы одежды она одолжила у сестер мужа, которых никогда не видела, но при этом чувствовала себя такой виноватой, будто украла их.
Стянув перчатки, она с беспокойством посмотрела на дорогое золотое кольцо, которое сияло на ее пальце там, где прежде находилось более скромное кольцо Артура. Брачная церемония прошла для нее как неясный и беспокойный сон. Но сейчас реальность произошедшего ударила ее сильнее, чем ливень, барабанящий по окнам.
Святые небеса! Что она наделала? Она только что прошла через это, вышла замуж за Ланса Сент-Леджера.
Все казалось таким простым, таким разумным той бархатной ночью, когда Ланселот шептал слова страсти ей на ухо, убеждая, рассказывая о романтичности куртуазной любви, о смелом рыцаре, который обожал бы ее и служил бы ей, о муже, необходимом для приличия и удобства.
Но в мрачном, сером свете дня, когда она стояла перед Богом и викарием и торжественно клялась почитать, любить и повиноваться этому же самому мужу, храня себя только для него до самой смерти, все оказалось совсем другим
Розалин задрожала, потирая свои обнаженные руки, прикрытые лишь короткими пышными рукавами муслинового платья. Не то, чтобы она на самом деле обманывала Ланса. Когда она принимала его предложение, то еще раз сообщила ему, что ее любовь будет всегда принадлежать другому мужчине, за которого она никогда не сможет выйти замуж.
Ланс даже не позаботился узнать имя своего соперника, за что Розалин была ему очень благодарна. Она так и слышала, как пытается объяснить такому циничному человеку, как Ланс, что влюбилась не просто в призрака, а в его предка, легендарного Ланселота дю Лака.
К счастью, единственной заботой Ланса было разобраться со свадьбой так быстро, как только возможно: без сомнения, чтобы он мог забыть о ней и вернуться к своим развратным занятиям. И все же…
Озабоченно нахмурившись, Розалин крутила свое обручальное кольцо. Ланс был таким нежным и терпеливым, когда сопровождал ее в церковь этим утром, с таким пониманием отнесся к ее нервозности. И снова напомнил, что это будет лишь формальный брак, и он никогда не попытается коснуться ее, если она не пожелает.
Розалин не ожидала от будущего мужа такого благородства, и еще более она не ожидала, что он будет произносить свои клятвы таким дрожащим и срывающимся голосом. Почти как будто… как будто он действительно верил в них.
«Смешно», - сказала она себе. Ланс любил ее не больше, чем она его. И она не намеревалась когда-нибудь оскорбить свой брак, отдавая тело другому мужчине. Только сердце. Но это твердое намерение мало успокоило ее совесть.
Она едва смогла посмотреть на себя в зеркало. Несчастная молодая женщина с немного растрепанными локонами, обрамляющими бледное лицо, казалась незнакомкой. Розалин склонилась ближе к стеклу в поисках каких-то следов своей прежней безмятежности, этой милой невинности, которую она всегда осуждала.
Вообразила ли она себе это, или действительно ее рот стал чуть жестче, какое-то лукавство появилось в глазах? Стал ли ее румянец более бесстыдным?
Розалин продолжала взволнованно разглядывать себя, пока ее не потревожил стук в дверь.
- Войдите, - растеряно ответила она, даже не побеспокоившись о том, кто это может быть. Сердце девушки подпрыгнуло, когда дверь со скрипом открылась, и ее новобрачный уверенно появился на пороге.
- Л-ланс! – Розалин отскочила от зеркала с таким виноватым видом, как будто муж застал ее нарумянивающей щеки для свидания с любовником.
Ланс улыбался, переступая порог, но, услышав вскрик Розалин, замер.
- Ты в порядке? – спросил он, нахмурившись. – Ты не подхватила простуду из-за нашей сумасшедшей прогулки под дождем?
- О, н-нет. Я в порядке, - заикаясь, ответила Розалин. Она боялась, что из них двоих Ланс пострадал больше от дождя, укрыв ее своим плащом, когда редкие капли превратились в стремительный поток.
Касторовая шляпа с загнутыми полями мало защищала от воды. Темные волосы Ланса все еще были мокрыми и взъерошенными, придавая ему вид воина, вернувшегося из самого пекла яростной битвы.
«Сюртук Ланса, скорее всего, испорчен», - подумала Розалин с мукой. Он снял его, но даже одетый только в рубашку, бриджи и вышитый жилет, производил незабываемое впечатление. Ошеломляюще привлекательный, волнующе мужественный. Одного его присутствия было достаточно, чтобы пробудить ее женственность.
Розалин осторожно двинулась к двери, думая, что, наверное, не очень мудро оставаться с ним в спальне. Несмотря на его обещания.
- Мне просто нужна секунда, чтобы освежиться, - сказала она. – Но я не сомневаюсь, что Нэнси страстно желает приготовить для нас свадебный завтрак. Возможно, мы должны…
- Нет нужды торопиться, - перебил ее Ланс, продолжая стоять в дверях. – Вэл и Мариус еще не вернулись из деревни. И я хотел бы провести несколько мгновений наедине с моей женой.
- О-о? – рука Розалин взволнованно поднялась к горлу, ее сердце выскакивало из груди от странного чувства, в котором смешались тревога и предвкушение.
- Это не то, о чем ты подумала, - быстро произнес Ланс.
- О-о, - Розалин наклонила голову, с ужасом осознавая, что это прозвучало почти разочарованно.
- Я обещал тебе... и... даже если бы я не… В общем, я вряд ли попытался бы… по крайней мере, не перед завтраком.
Ланс на самом деле запинался, произнося эти слова. Такого Розалин никогда не слышала от него, поэтому с удивлением подняла глаза, обнаружив, что надменный распутник казался более неуверенным в себе, чем она когда-либо видела.
Он успокоил себя, глубоко вздохнув.
- Вообще-то, мне нужно было увидеть тебя потому, что я забыл сделать... потому, что я не отдал тебе...
Ланс вошел в комнату, закрывая дверь. Его рука опустилась на кожаные ножны, которые он закрепил на талии. Знакомая золотая рукоять высовывалась из ножен, завораживающий кристалл сверкал даже в тусклом свете спальни.
Розалин почувствовала, что побледнела. Вот оно, свидетельство того волнующего воздействия, которое Ланс производил на нее: он мог появиться на ее пороге с мечом Сент-Леджеров, пристегнутым к бедру, а она даже не заметила этого. До сих пор.
Когда он вынул великолепный клинок из ножен, сердце девушки упало. Она знала, что последует за этим, и страшилась этого.
Ланс прочистил горло и протянул тяжелый меч Розалин.
- Есть давний обычай: наследник Замка Леджер преподносит своей невесте…
- О, нет, пожалуйста, - сказала Розалин, пятясь назад. – Я не хочу этого.
Казалось, Ланса расстроили слова девушки, но он поторопился заверить ее:
- Я знаю, что ты должна думать, Розалин. Эта проклятая вещь уже подвергла тебя достаточной опасности. Но я дам тебе сундук, в котором всегда запирал меч. И клянусь, ни один вор в мире не осмелится нарушить границы Замка Леджер.
- Я боюсь не этого.
- Тогда чего, любимая?
Любимая? Розалин вздрогнула. Когда Ланс стал называть ее так? Она поспешно сделала еще один шаг назад.
- Я не могу принять меч, потому что знаю, что это должно означать. Твой брат сказал мне.
- Спасибо, Святой Валентин, - пробормотал Ланс. – Как всегда кстати.
Он сделал еще одну попытку подойти, но тут же издал раздраженный возглас, когда Розалин быстро отскочила за пределы его досягаемости.
- Розалин, это еще один чертовски нелепый обычай моей семьи. Это ни черта не значит.
- Нет, значит! Если ты даешь мне этот меч, это значит, что ты вручаешь мне свое сердце и душу навечно. В нашем случае это едва ли приемлемо. Ты должен... должен…
«Должен сделать что?», - подумала Розалин, запнувшись и умолкнув. Сохранить меч и однажды отдать женщине, которую он полюбит, его истинной избранной невесте? Но предполагается, что это она. И теперь, когда Ланс женат на ней, он никогда не сможет вручить этот меч кому-то другому.
Розалин прижала ладонь ко лбу: голова кружилась от расстройства, чувства вины и смущения.
- Пожалуйста, - только и смогла прошептать она.
В течение долгого мгновения Ланс колебался, но затем с тяжелым вздохом опустил меч.
- Очень хорошо, - сказал он. – Не могу сказать, что виню тебя. Если бы кто-то предложил мне сердце и душу, подобные моим, я бы тоже не захотел их.
- О, нет, - в испуге воскликнула Розалин. – Я не имела в виду…
Но Ланс успокоил жену легким прикосновением к ее губам.
- Как обычно, моя дорогая, я просто дразнил тебя.
Тогда почему было что-то печальное и даже немного тоскливое в том, как он убрал меч обратно в ножны? Розалин смотрела на мужа, чувствуя себя намного несчастней, чем прежде, даже не зная, что сказать.
Она вздохнула с облегчением, когда Ланс прервал эту неловкую паузу.
- Я должен оставить тебя, чтобы ты закончила расчесывать волосы, или что ты там делала перед зеркалом. Надеюсь, у тебя есть все, чтобы чувствовать себя уютно?
- Д-да, - Розалин попыталась улыбнуться. – Вы были очень предусмотрительны, сэр.
Странно, но Ланс вздрогнул от этих слов.
- Позже я пришлю слуг, чтобы они унесли из комнаты мои оставшиеся вещи.
- О, нет! В этом нет нужды. В конце концов, раньше это была твоя комната. Я с легкостью могу занять другую.
- Нет. Я уже нашел для себя удобную спальню, наверху в башне. И хочу, чтобы у тебя была эта комната. Ее окна выходят в сад и, кроме того, - Ланс бросил на нее теплый, озорной взгляд из-под густых ресниц, – мне нравится представлять тебя в моей постели.
Розалин залилась горячим румянцем, ее взгляд заметался от него к кровати и обратно, она едва понимала, куда смотрит.
Ланс тихо засмеялся, потянувшись к ее руке.
- Моя милая, ты действительно должна привыкнуть к моим поддразниваниям, иначе…
Он остановился, нахмурившись.
- Бог мой, Розалин. Ты замерзла.
Замерзла? Розалин, казалось, не чувствовала ничего, кроме жара пальцев Ланса, переплетенных с ее.
- Почему ты не позвала свою горничную или кого-то из слуг, чтобы они разожгли здесь огонь? – он легко провел ладонью по ее обнаженной руке, и она неудержимо задрожала от тепла его прикосновения.
- Это все проклятая одежда, - сказал Ланс, нахмурившись. – Совсем не подходящая для свадьбы под дождем. Я должен был найти тебе что-то другое.
Розалин попыталась отстраниться, заверить его, что с ней все в порядке, но, начав дрожать, она не могла остановиться. И причина была не в одежде или в холодной комнате. Причина была в фальши ее фиктивного брака, в том, что разрывало ее надвое: отчаянная любовь к одному мужчине и при этом явное физическое влечение к другому.
Ее горло сжалось, а глаза наполнились слезами. Девушка наклонила голову, не желая выказывать свою слабость перед Лансом. Но было поздно. Он уже увидел. Он смотрел на нее с такой заботой, что это только ухудшало
положение.
- Иди сюда, - хрипло прошептал он, притягивая ее к себе.
Розалин неохотно подчинилась, холодная и неподатливая поначалу. Но было невозможно не оттаять в его сильном объятии, в его утешающих руках, притягивающих ее все ближе. Розалин внезапно осознала, как она замерзла, замерзла давным-давно – возможно тогда, когда Артур умер и оставил ее в полном одиночестве.
Конечно, у нее были воспоминания, чтобы согреваться ими, а теперь еще и сэр Ланселот, который обожал ее, любил ее, ласкал ее темным огнем своих легендарных глаз. Но иногда… Розалин осуждала свою слабость… иногда женщина отчаянно нуждается в прикосновении и объятии.
Она прижалась к Лансу, слезы, сдерживаемые ею все утро, струились по его жилету. Он укачивал ее в своих объятиях, шепча бессвязные нежные слова утешения ей на ухо. Эти слова звучали так, как будто он извинялся за что-то, но Розалин не могла сказать, за что именно Ланс просил у нее прощения.
Это едва ли имело значение. Простой звук его голоса успокаивал, и девушка почувствовала, как бремя ее отчаяния начинает уменьшаться. Она сморгнула последние капельки слез, но все еще испытывала странное нежелание покинуть убежище рук Ланса.
- Твое плечо намокло, - сообщила ему Розалин с извиняющимся вздохом, пока пыталась вновь обрести контроль над собой.
- Правда, любимая? Значит, тебе надо немножко пододвинуться. Есть еще одно, сухое, с другой стороны.
Это не было похоже на нежное замечание, которое мог бы сделать сэр Ланселот, но так подходило Лансу, что Розалин рассмеялась против воли и отстранилась.
Руки Ланса все еще обвивали ее талию, он наклонился, чтобы легко коснуться губами ее лба, потом каждого глаза, осушая поцелуями слезы. Розалин не делала попытки уклониться. В конец концов, он просто пытался утешить ее.
Она не могла сказать, в какое мгновение утешение превратилось во что-то большее. Каждое касание его губ становилось все более настойчивым, его руки обнимали ее все крепче. Сердце Розалин пустилось вскачь, но Ланс теперь был ее мужем, напомнила она себе. Он имел право целовать ее, если желал этого.
Она закрыла глаза, пытаясь последовать совету, который дал ей сэр Ланселот: представлять, что это благородный рыцарь обнимает ее. Но ей трудно было вообразить, что эти поцелуи принадлежали другому мужчине, а не Лансу. Они уговаривали ее губы раскрыться. Его язык двигался в поисках того интимного соединения, которое сметает все разумные доводы подобно сильному ветру, разбрасывающему лепестки цветов.
Его рот заявлял о своих правах на ее одним голодным поцелуем за другим. Заявлял поцелуями, которые имели вкус ее соленых слез, нежного летнего дождя и мужского жара Ланса. Поцелуями, которые наполняли ее яростным возбуждением, лишая способности дышать, лишая способности думать. Розалин пришлось обнять его за шею и крепко держаться, иначе она боялась, что упадет в обморок к его ногам.
- Розалин, - прошептал он ее имя хриплым от желания голосом. Его руки лихорадочно двигались по телу девушки, вызывая дрожь в ее теле, порождая вспышку жара, который распространялся по ней как пожар.
Ланс крепко прижимал ее к себе, как будто она была не достаточно близка. Когда меч Сент-Леджеров начал мешать ему, он отстегнул пряжку ножен и небрежно отбросил оружие предков на ковер.
Когда муж вновь потянулся к ней, Розалин с готовностью ответила на его объятие, вжимаясь в него со страстью, которую она должна была бы посчитать постыдной. Полностью осознавая желание, от которого напряглось стройное тело Ланса, вся ее женственность беспомощно отвечала ему.
Муслиновое платье мешало ей, даже тонкая материя казалась раздражающим барьером для утоления яростной жажды, которую Ланс возбуждал в ней. Когда он начал нащупывать шнуровку на платье, Розалин совсем не возражала, повернувшись так, чтобы он мог быстрее справиться с ней.
Ланс остановился первым. Развернув жену обратно лицом к себе, он прижался лбом к ее лбу. Его дыхание было быстрым и прерывистым. Она чувствовала, как все его тело содрогается от сдерживаемого желания.
- Розалин, я-я сожалею, - задыхаясь, произнес он. – Я клялся, что не трону тебя. Кажется, я не очень хорошо умею держать свои обещания.
- Все в порядке, - прошептала Розалин. Ее грудь быстро поднималась и опадала. Она нервно крутила пуговицу жилета Ланса. – Я не ожидала, что ты будешь держать это обещание.
- Нет? – Ланс отстранился, глядя на нее.
- Н-нет, - щеки девушки загорелись, когда она осознала, что расстегнула верхнюю пуговицу, и ее непослушные пальцы двигаются к следующей.
- Теперь я твоя жена, - сказала Розалин, больше убеждая себя, чем его. – Моя обязанность подчиняться тебе.
- Твоя обязанность! – страсть, бушующая в глазах Ланса, казалось, замерзла. Розалин была готова снова упасть в его объятия, но, к ее смущению и досаде, Ланс убрал от нее руки.
Он отступил, выглядя как вызванный на поединок рыцарь, которого только что ударили по лицу железной перчаткой.
- Твоя обязанность, - снова повторил он, и, казалось, эти слова душили его. – Моя дорогая Розалин, никогда за всю свою жизнь я не занимался любовью с женщиной по этой причине. И будь я проклят, если начну со своей собственной женой.
- Но... но, - запинаясь, произнесла Розалин, обхватив себя руками, снова чувствуя холод и одиночество.
Ланс, казалось, даже не услышал ее слабой попытки протеста. Подняв свой отброшенный меч, он пробормотал:
- Если ты когда-нибудь решишь, что хочешь меня по другой причине, ты знаешь, где меня найти.
Он вышел из спальни, захлопнув за собой дверь. Розалин просто стояла, смущенная его поведением так же, как и пристыженная своим. Ее тело все еще болело от неудовлетворенного желания, тогда как она должна была радоваться, что муж ушел.
Еще несколько секунд, и они, обнаженные, слились бы в страстном объятии на постели, как те скандально известные Сент-Леджеры, которые не могли удержать при себе руки достаточно долго, чтобы позавтракать. А она даже не любила этого мужчину!
Тогда почему же у нее возникло это необъяснимое желание побежать за ним?


Казалось, прошла вечность, прежде чем наступила полночь. Часы в холле едва пробили двенадцать, а Розалин уже неуверенно шла по темному незнакомому дому в поисках задней двери, ведущей в сад.
Закутавшись в теплый плащ, она вышла в ночь. Небо все еще было затянуто облаками. Волны ударялись о вершины скал на берегу. С моря дул холодный сильный ветер, резкий и соленый, заставлявший деревья раскачиваться так, что на девушку обрушился каскад из мокрых цветков рододендронов.
Розалин вытащила несколько лепестков из волос и накинула капюшон, чтобы защититься от них. Даже этот очаровательный сад в подобную ночь казался темным, холодным и покинутым. Его оживляли лишь таинственные шорохи, хруст веток и пугающие тени.
Когда темные облака стремительно заслонили луну, Розалин задрожала, желая оказаться в своей уютной спальне. Но она больше не считала приличным принимать сэра Ланселота в той же комнате, где должна была делить ложе со своим мужем.
Она оставила записку на туалетном столике, чтобы призрак смог найти ее в саду. Плотнее запахнув плащ, Розалин взмолилась, чтобы он поскорее сделал это.
Остаток дня ее свадьбы оказался кошмаром. Праздничный завтрак прошел в холодной и напряженной обстановке. Розалин боялась даже посмотреть в лицо Лансу. Он же относился к ней с такой напускной вежливостью, что новобрачной пришлось бороться с беспричинной потребностью разбить сливочник о его голову.
Розалин полагала, что ранила его гордость, когда предложила отдаться ему из чувства долга. Без сомнения, этот надменный повеса считал, что каждая женщина должна просто таять в его руках. Но ведь и она таяла. Он мог соблазнить ее за одну секунду. И такой опытный мужчина как Ланс должен был почувствовать это. Тогда почему он остановился? Чего еще он хотел от нее?
Конечно, не любви. С самого начала он ясно выразил свою незаинтересованность в этом, так же как и она не скрывала, что ее сердце уже занято.
Розалин любила сэра Ланселота. Она была уверена в этом как ни в чем другом. И все ее сомнения исчезнут, как только она снова посмотрит на его любимое лицо.
Розалин шагала взад и вперед по покрытым галькой дорожкам в саду для того, чтобы согреться, и для того, чтобы унять свое волнение. Пока ветер пытался сорвать ее плащ, каждая минута казалась часом. Но когда девушка уже начала отчаиваться, облака открыли луну, и она увидела его. Своего призрачного возлюбленного, высокого и сильного, в кольчуге и темной тунике, ожидающего ее в конце дорожки.
Вытянув руки, Розалин со счастливым возгласом бросилась к нему. Но ее радостное приветствие осталось без ответа. Ланселот стоял, скрестив руки на широкой груди, в его глазах не было дружелюбия, а только грозное неодобрение. Испуганная хмурым выражением его лица, Розалин резко остановилась.
- Миледи, - сказал он. – Почему вы предложили мне встретиться с вами здесь этой мрачной ночью?
- Почему? Я подумала, это было бы романтично, - запинаясь, произнесла она.
- Романтично? Слоняться по саду в темноте? Вы имеете хоть какое-то представление о том, как это опасно? Вы знали, что эта дорожка ведет прямо к краю скалы?
- Нет, я не знала, - Розалин вздрогнула от его грубого тона. Она думала, что ее добрый сэр Ланселот мог бы найти более мягкий способ предупредить ее. - Но я не знала, где еще встретиться с вами. Мне кажется, не очень прилично продолжать принимать вас в моей спальне теперь, когда я замужем.
- Такие колебания, конечно, делают вам честь, миледи, - язвительно ответил сэр Ланселот. – Надеюсь, они согреют вас, когда мы будем стоять здесь как-нибудь вечером по колено в снегу.
Розалин бросила на него укоризненный взгляд, желая резко ответить, что ему не из-за чего беспокоиться. Он бы не почувствовал холода. Он ведь мертв. Но она проглотила это замечание, испуганная тем, как близко подошла к тому, чтобы поссориться со своим обожаемым сэром Ланселотом.
Несмотря на то, что ветер дул ей прямо в лицо, она умоляюще взглянула на него.
- Пожалуйста, не злитесь на меня. Это и так был ужасный день.
Ланселот вздрогнул, что-то темное мелькнуло в его глазах, заставляя Розалин задуматься, что в ее словах причинило ему такую боль. Но жесткие черты его лица медленно смягчились, выражение нежного обожания, которое всегда было бальзамом для ее сердца, вновь появилось на лице рыцаря.
- Простите меня, миледи. Я не хотел говорить так сердито. Просто для меня этот день тоже был тяжелым.
Он действительно казался изнуренным, измученным безысходностью.
Так же он, должно быть, выглядел, когда впервые осознал безнадежность своей любви к королеве Артура, Гвиневере.
Сердце Розалин заболело от раскаяния, когда она вспомнила, что была не единственной пострадавшей от этой свадьбы. Однажды Ланселот уже был вынужден стоять в стороне и наблюдать, как женщину, которую он любит, отдают другому. И Розалин даже не могла взять его за руку, чтобы утешить.
Все, что она могла сделать, лишь протянуть свои пальцы поближе к призрачной руке рыцаря, чувствуя не его прикосновение, а его боль и разочарование, его сожаление и любовь, ставшие ее собственными.
Когда ветер сорвал с нее капюшон, разметав пряди волос, Ланселот настоял, чтобы они перешли в место, которое было хоть немного более защищенным. Он увлек ее на укромную скамейку за деревьями, куда едва пробивался лунный свет.
Розалин с трудом различала черты сэра Ланслота, когда тот сел рядом с ней. Но, возможно, это было и к лучшему. Он слишком походил на ее мужа. И сегодня она находила это сходство очень волнующим.
Некоторое время они сидели в тишине, впав в уныние от собственных грустных мыслей и навязчивого шепота моря вдалеке. Наконец сэр Ланселот произнес голосом человека, решившего казаться веселым:
- Итак, вы теперь стали мадам Сент-Леджер.
- Да, - мрачно согласилась Розалин, но попыталась описать свою свадьбу сэру Ланселоту так положительно, как только могла.
- …и это была очень красивая маленькая церковь. В конечном счете, эта свадьба прошла намного лучше, чем моя первая.
- Правда? – казалось, призрак был очень доволен, услышав это.
- О, да. Моя первая свадьба также сопровождалась большой спешкой. Артур был так занят грядущими выборами в парламент, что стал очень рассеян. Он сказал всем своим родственникам явиться не в ту церковь и забыл кольцо, - хотя Розалин и засмеялась от этого воспоминания, она была не в силах сдержать тоскливые нотки, появившиеся в ее голосе. – Я всегда надеялась, что если выйду замуж во второй раз, все будет иначе. Я надеялась…
- Надеялись на что, миледи? – поторопил ее сэр Ланселот, когда она заколебалась, чувствуя себя смущенной и глупой.
- О, на… на солнце и свадебные ленты, подружек невесты и лепестки цветов. На все эти нелепые вещи, о которых мечтают женщины в день их свадьбы. О прекрасной одежде и церкви, полной друзей и родственников.
- Почему ты не сказала мне? – выпалил Ланселот. - Я… я имею в виду, Лансу. Я уверен, он бы дал вам все, что бы вы ни пожелали.
- Я знаю, - вздохнула Розалин. Несмотря на все его недостатки, Ланс был невероятно щедр. – Но это не имело бы значения. Не важно, как прекрасно была бы организована свадьба, она все равно не была бы настоящей и истинной. И так было достаточно плохо, когда Вэл, Мариус и Эффи проявили такую доброту ко мне. Я принимала их пожелания долгого и счастливого супружества, когда на самом деле все это сплошной обман. Я чувствовала себя ужасно виноватой.
- Отчего вы чувствовали себя виноватой, миледи?
Розалин с изумлением посмотрела на находящееся в тени лицо сэра Ланселота, удивляясь, что именно он спрашивает ее об этом.
- Потому что они все считают меня избранной невестой Ланса, считают, что он и я - две половинки какой-то великой истории любви. И вот я здесь, уже предаю его, - Розалин сжала руки под плащом. – Теперь я понимаю, что вы имели в виду, говоря о мучительных грехах, заставляющих вас скитаться по земле. Осмелюсь сказать, что со мной случится то же самое, когда я умру.
- Моя дражайшая забавная маленькая Розалин! – голос Ланселота задрожал от нежного веселья. – Вы все еще не имеете никакого понятия о грехе, миледи. И вам не из-за чего чувствовать себя виноватой. Оставьте это для вашего мужа. Ланс достаточно хорошо понимал ситуацию, когда женился на вас.
Розалин хотела бы быть такой же уверенной в этом. Она, казалось, не могла перестать вспоминать то, как Ланс вышел из спальни, чувствовать оскорбленную гордость, обманутое желание в его прощальных словах.
«Если когда-нибудь ты захочешь меня по другой причине, ты знаешь, где меня найти».
Розалин внезапно встала, больше не считая скрывающую их темноту такой уж успокаивающей, потому что временами голос сэра Ланселота слишком напоминал голос ее мужа.
Она сделала несколько шагов по дорожке, сэр Ланселот двинулся за ней.
- Миледи, я никогда не хотел, чтобы вы испытывали такие страдания. Я лишь желал вам счастья. Если вы когда-нибудь почувствуете потребность прекратить нашу связь, - Розалин услышала, как он запнулся, произнося эти слова, как будто они давались ему с большим трудом, - если придет день, и вы предпочтете вашего мужа мне, я пойму и…
- Нет, нет! Этого никогда не случится, - поспешно воскликнула девушка. Даже слишком поспешно, осознала она с отвращением. Розалин повернулась лицом к Ланселоту, чтобы заверить его.
- Я люблю вас. Только вас. На веки вечные.
Ее заявление вызвало вымученную улыбку на его губах, но даже в этой темноте девушка видела, что в этой улыбке было больше боли, чем радости.
Розалин почувствовала себя еще более виноватой, чем прежде. Это была полностью ее ошибка, что ее бедный Ланселот почувствовал себя вынужденным предложить такую героическую жертву. Все эти глупые разговоры о грехах и угрызениях совести… На это было потрачено слишком много драгоценных секунд, которые имелись у них, чтобы побыть вместе.
Призвав на помощь свою самую яркую улыбку, она заставила сэра Ланселота говорить о чем-нибудь другом, а не о ее несчастливом браке. Они провели следующую четверть часа, бродя по садовым тропинкам вместе, пока ее благородный рыцарь изливал на нее слова любви и обожания, которые могли покорить любую леди.
Но, возможно, дело было в мрачности ночи, несущихся по небу облаках, беспокойном зове моря… Все это будоражило ее кровь, вызывая в Розалин странное неудовлетворение. Жажду чего-то большего, чем простые слова.
Даже когда она подошла ближе к Ланселоту, ее взгляд устремился к тени старой тюремной темницы, неясно видневшейся вдалеке, к самой высокой ее башне, где в узком окне все еще мерцал одинокий огонек.
Сердце Розалин забилось сильнее. Означало ли это, что Ланс тоже все еще бодрствовал? Возможно, уныло запирая меч Сент-Леджеров в свой сундук? Или шагая из стороны в сторону, также беспокойно, как она, преследуемый слишком многими невысказанными желаниями и неутоленной жаждой?
Розалин задрожала в темноте, пытаясь сосредоточить внимание на своем любимом сэре Ланселоте. Но впервые с тех пор, как благородный призрак появился в ее жизни, ей было трудно удержать свои мысли, уносящиеся прочь от него. К далекой спальне в башне. К слишком часто раздражающему и слишком соблазнительному мужчине, укрывшемуся там. И к тому, какой могла бы быть их первая брачная ночь.


_______________________________________________________________________________________________________________________________________________
1)
Ве́реск обыкнове́нный (лат. Callúna vulgáris) — растение из семейства Вересковые, единственное в роде Ве́реск (Calluna SALISB.).
Распространение
Встречается в Европе, умеренном поясе Азии, на Атлантическом побережье Северной Америки, в Гренландии, Северной Африки и на Азорских островах.
В России — в европейской части, Западной и Восточной Сибири.
Растёт в сосновых лесах, на гарях, торфяных болотах. Вереск, вместе с некоторыми видами из рода Эрика (Erica), образует специфические растительные сообщества — большие заросли, называемые вересковыми пустошами, или верещатниками.

Ботаническое описание

Ботаническая иллюстрация из книги О. В. Томе «Flora von Deutschland, Österreich und der Schweiz», 1885

Вечнозелёный, сильно ветвящийся кустарничек с мелкими трёхгранными листьями.
Цветки мелкие, в однобоких кистях. Чашечка длиннее венчика, окрашена, как и венчик, в лилово-розовый цвет.
Размножается преимущественно семенами.
Значение и применение
Очень хороший осенний медонос, даёт продуктивный взяток в период, когда уже отцвели другие медоносы. Взяток способствует расплоду пчёл на зиму. Мёдопродуктивность 60—100 кг/га, одна семья может собрать 8—25 кг. Мёд тёмно-жёлтого и красно-бурого цвета, густой, ароматный, слегка терпковатый. По сравнению с другими медами содержит больше минеральных и белковых веществ, поэтому при перезимовке на вересковом мёде может наблюдаться понос пчёл.
Кормовое (особенно в приатлантических странах Западной Европы) растение.

Интересные факты
Вереск (норв. røsslyng) — национальный цветок Норвегии.
В Шотландии, в культуре которой вереск занимает особое почётное место, из его листьев производили жёлтый краситель для знаменитой шотландки, из которой шили пледы и килты — национальную одежду шотландцев. Использовался вереск и в производстве верескового эля — традиционного шотландского крепкого пива, первые упоминания о котором датируются 2 веком до н. э. Шотландию также называют страной верескового мёда, а в древней Шотландии вереск был изображен на гербе одного из кланов.
«Верасы» (в переводе с белорусского — верески) — популярный в СССР белорусский вокально-инструментальный ансабль.

2)У знати, да и просто у богатых людей, существовала традиция захоронения под полом церквей, принадлежащих роду или городу. Обычно над могилой устанавливалась украшенная (более или менее богато) плита, с именем, годами жизни и проч. умершего. Зачастую считалось знаком смирения.

La lapide sul pavimento di Santo Stefano
Могильная плита на полу церкви Св.Стефано в Милане.


La Chiesa dei SS. Pietro e Paolo. Tutto il pavimento della chiesa di S. Pietro è pieno di tante sepolture.
Церковь Св.Петра и Павла в Таормине. Весь пол церкви Св. Петра покрыт могильными плитами многочисленных захоронений.

taniyska, Sig ra Elena - большое спасибо за новую главу и интересные примечания!! С праздником и вас, и читателей, так как наука - двигатель прогресса!


_________________

taniyska, Sig ra Elena спасибо за прекрасный перевод!!!!!!!!
___________________________________

taniyska, Sig ra Elena, спасибо за новую главу.
Что-то Розалин бьет рекорды трепетности, романтичности, наивности и двоедушия. Трудно ей сострадать.

Спасибо за прекрасные примечания.
От себя замечу, что захоронение под церковным полом к смирению отношения не имеет.
Еще со времен, когда чистилище не изобрели, богатые и знатные люди (которых само положение вынуждало грешить) время от смерти до страшного суда стремились проводить поближе к средоточению святости, чтобы "облучиться" (ведь прикосновение святого избавляет от грехов). То есть упокоиться поближе к алтарю или к раке с мощами, или к месту захоронения святого \ блаженного \ мученика, или к реликварию (месту хранения священных реликвий). А поскольку к этим местам требовалось обеспечить постоянный доступ молящимся, то самое близкое -- под полом. Не из смирения, а по заслугам или за большие пожертвования.

Имеют, имеют ( информация из уст старичка-священника из Форца-д-Агро, рядом с Таорминой).
Не всегда и не у всех, конечно.

Все, что вы написали, - истинно е правильно.

Но в бывали (редкие) случаи, что человек, раскаявшись ( во многом), выражал желание быть захороненным в полу церкви ( заметьте: не в стене, что тоже возможно: в Баварии оч. много тому примеров), чтобы типа "попранным" быть. В знак смирения. НО! В Италии здесь свои заморочки с католицизмом, многим странам несвойственные.

Как же люблю, когда люди читают, и у них появляется желание поделиться своими знаниями.
codeburger, искреннее спасибо! "Не соглашайтесь" еще, ладненько?
_________________

Большое спасибо за перевод новой главы!!!
Уволокла к себе на склад...
_________________

Спасибо!!