Scarran:
14.04.13 20:52
» Глава 26.
Аверс:
— Таир, брат, вставай…
— Пшлнхй!...
— Шагай, шагай Таир, не гони!
— Пшлнхй!...
— Блин, брат, а до сортира никак нельзя было дотерпеть? Камиль, тряпка где-то…
— Пшлвсёнхй!
— Открывай рот, сука! Пей, давай, это марганцовка! Камиль, подержи его!
Буэээээээээ…
***
— Онотоле, их величество проснулось! Иди, полюбуйся!
«…буйся!!!» «…буйся!!!» «…буйся!!!»
АААААА! Моя голова-а-а!
— На, герой-любовник, давай, за здоровье!
Нет, я никогда в жизни больше не буду пить водку, мамой клянусь!
— Толик, неси таз, ну его в задницу, он сейчас всю кровать уделает!
Водка растекается по организму. Ненавижу опохмел, но если не похмелюсь, то точно не выживу.
— Жри давай. И колеса выпей. Жри, нечего кривиться. Мамочка Васенька два часа варил, жри, брат!
Суп. Фу, суп!! Еда… бэ-э…
— Камиль, задвинь шторы. Все, спи, героический борец с печенью. Я поехал. Позвоню.
— Пш…
— А?
— Псс…
— А?
— Пасиба, пацаны…
***
Шесть. Утра или вечера? В комнате темно, голова раскалывается, пахнет… нет, не буду даже пытаться понять, чем именно. Я закрыл глаза и немного полежал так. Голова раскалывается. Я снова получил по башке? Нет, не по башке. Я пил. Чтоб я сдох! Сколько я выпил? Господи, как же мне паршиво. А в честь чего я так нажрался? А. Ну да. Вспомнил. Пойду, поищу водку.
Я попытался встать. В глазах потемнело, я покачнулся, но удержался в вертикальном положении. Еще немного усилий — и я в кухне. Я дома. Васька? Камиль? Со мной были пацаны, я точно помню. Я открутил кран и подставил голову под ледяную струю. Хорошо. Теперь водка, я пришел за водкой. Я открыл холодильник. Кастрюля. Что это? Суп. Васькино творчество. Кефир, минералка. Водки нет. У меня была водка, я точно знаю. Выпили, суки! Или вылили. Или спрятали. Я сейчас оденусь и пойду за водкой. Потому, что когда я пьян, ее нет. Ее нет и, возможно, никогда не было. И мне на нее наплевать. Я должен выпить.
«We are the champions!...» — вопит телефон. Сменю мелодию.
— Да?
— Ты живой, засранец? — Васька, заботливая мамаша.
— Живой.
— Я скоро буду. Водки нет, ключей тоже нет. Попей кефиру и прими душ, вонючка!
— Сволочь!
— Истеричка! Пей кефир и жди меня. Можешь посидеть у окна, поплакать. Я скоро.
— Пошел!... — гудки.
Я попил кефиру, потому, что в сети как-то натыкался на тему, будто в кефире два градуса алкоголя. И пошел в душ, потому что пахло от меня. Еще как, мать твою, пахло!
Васька приехал через сорок минут. К моменту его приезда я снова лежал в кровати. Я умирал. И дело даже не в похмелье. Мне нужно выпить.
— Таир! Эй, брат, ты снова дрыхнешь, да?
— Нет.
— Тогда, может, ты откроешь свои дивные очи?
— Нет. Если я их открою, то увижу тебя. И меня вырвет опять.
— Давай, поднимай задницу. Ты нужен мне бодрым и красивым, вставай!
— Нет.
— Ты даже не хочешь узнать мой план?
— Не хочу. Отдай ключи и вали, я хочу побыть один.
— Слушай, это не серьезно. Это все мы вчера пролечили водочкой по полной программе. Давай, русские не сдаются! Подъем, поехали.
— Я не русский. Не хочу. Куда поехали? По бабам? Не хочу.
— Мелко плаваешь. Поехали, я знаю, что делаю. У тебя есть галстук? И костюм? Или ты еще влазишь в выпускной? О, какой богатый выбор! Откуда у тебя итальянский костюм, мальчик мой? Так, костюм нашел. Где-то есть рубашка, клянусь моей треуголкой! Таир, подъем! Иди, побрейся, обезьянка!
— Не пойду. Я и так красивый. И мне пофиг на твой план. Дай выпить, будь человеком.
— Всё! Цирк окончен, труппа прощается с вами и под громкую музыку уходит за занавеску! Вставай и топай бриться, или я тебя поведу. Веришь, в твоем состоянии я бы не стал качать права, хоть у тебя удар и лучше.
— Ну ладно, рассказывай.
— Лимузин. Букет. Кольцо. Давай, иди брить морду, страдалец.
— Ты видел бабушку?
— А? Тебе бабушки мерещатся? Надо еще таблеточку алказельцера, наверное.
— Ты виделся с бабой Тасей, я спрашиваю?
— Не понял вопроса.
— Откуда такая идея насчет лимузина?
— От большого ума. Вот, смотри, какое кольцо. Между прочим, две с половиной штуки. Потом отдашь с подарков свадебных. Иди уже, теряем время.
Кольцо охренительное. Белое золото и брюлик с ноготь величиной. Она никогда не согласится.
Я положил коробку с кольцом на тумбочку и упал лицом в подушку.
— Брат, ну ты что? Давай, не раскисай. Сейчас самое время. Будет мега-круто. Давай, вставай.
— Спасибо, Вась. Я пас.
— Таир! Таир! Давай, вставай! Пожалуйста, будь человеком, вставай ты мужик, или первоклассница?!
— Нет.
Васька с размаху швырнул плечики с костюмом и рубашкой в недра шкафа и с грохотом задвинул дверцу. Подошел и сел на кровать около меня, зажав ладони между коленями.
— Тогда я не знаю, что делать, брат.
— Ничего не делать. Выпить.
Васька встал, пошел в туалет и вернулся с моей початой бутылкой в руках.
— На.
— Спасибо, — я открутил крышку и выпил. И еще выпил.
Мы помолчали, Васька принес пепельницу и открыл окно.
— Таир, давай поговорим.
— Про что? Я все вчера сказал.
— Нет, ты сказал только, что ты лох, а у нее поперек. И что ты все про…терял. А я хотел бы, чтобы ты сформулировал. Хотя бы для себя. Я-то что, я и так проживу. А тебе нужно.
— А чего тут формулировать? Она любит музыканта.
— А ты-то откуда знаешь?
И я рассказал ему в общих чертах про наш разговор. Включая такие вещи, как «трахни меня, Таир!» и «я тебя люблю». Васька качал головой и хмурился.
— И кой хрен дернул тебя ей сказать?
— Так получилось. Я не хотел. Я просто… я правда… не знаю. Так получилось.
— Ну, а почему ты думаешь, что она любит музыканта?
— Она меня не захотела.
— Ну ты и дебил! Ну не захотела, что ж теперь, стреляться? Ты даже ответить ей не дал! Может, она тебе ответила бы что-нибудь? Ну, ты дебил! Дебил, сто процентов!
— А то я не знаю.
— Можешь не надевать костюм и не нанимать лимузин, но поговорить с ней ты должен, слышь? Это твой последний шанс, друг.
Я отхлебнул из бутылки и выдохнул:
— Не сегодня. Я сейчас напьюсь и усну. Сегодня я не готов. Езжай, Вась. Я хочу побыть один.
Васька похлопал меня по колену:
— Держись, брат. Если я смогу помочь – ты знаешь, как меня найти. Я поеду, правда. Может, ты сам разберешься, ты же не девочка. Пока!
И уехал. Я остался один. Я и водка. Еще немного и они исчезнут – водка в желудке, а Ника… Ника…
***
Восемь лет назад я уже страдал. Я не мог понять, что я делаю не так. Почему женщина, которую я люблю, с которой у нас все было хорошо и приятно, которая говорила мне эти сакраментальные слова про «я люблю тебя», которая стала для меня всем… почему она вдруг изменилась в одну секунду? Почему она смотрит на меня холодными глазами и говорит логичные, но совершенно ужасные, по сути, вещи? За что? Я страдал. Я думал, это больно. Что я знал о боли?
Я свернулся калачиком на кровати, обнял бутылку и попытался отключиться. Вместо отключки я только глубже погрузился в боль.
На этот раз боль другая и самое ужасное, что в ней никто не виноват. Ника… Она ведь ничего мне не обещала, я сам придумал иллюзию и сам же разбил голову о собственные воздушные замки. Она не любит меня и никогда не полюбит, сколь хитроумным я бы не был, сколько времени я бы не потратил на дружбу, поддержку, пиво, мелкие презенты, страстный секс. Она не любит меня, и даже не хочет больше. Весь ее мир, мир, частью которого я так хотел быть, и в который я проскользнул, как мне казалось, вертится вокруг совсем другого человека. Она ничего не сказала мне, не отказала, не объяснила, даже не признала, что любит музыканта. Наоборот, она всеми силами пыталась сказать обратное. Но я видел, видел, как сверкают молнии в ее глазах, чувствовал, как механически отвечает она на мой поцелуй, как кожа ее покрывается мурашками, не от моих прикосновений, а от холода. Она не хочет и не любит меня. Это совершенно ясно, глупо было пытаться. Глупо было открывать свой рот и трепать ей… Я не герой. Не музыкант, не поэт, не художница с криминальным фоном. Я просто кодер из соседнего кубикла. Кто выбрал бы меня? Кто угодно, но не Ника. Не Ника, актриса и ведьма. Не Ника.
Я столько времени потерял зря, не видя дальше собственного носа. Я мог бы ухаживать за ней весь прошедший год. Я мог бы убрать музыканта и извращенку, сразу, как только они нарисовались. Я мог бы быть с ней, если бы… если бы…
Я ничего о ней не знал. И до сих пор не знаю. Ничего, кроме того простого факта, что она любит не меня. Я не знаю даже, почему она так маниакально отказывается признавать это. Я не знаю, чем она живет. Не знаю, как она моет волосы, как поливает цветы, как готовит суп, как гладит белье. Я знаю о ней так мало, что даже странно, как сильно люблю ее. И мне больно. Больно так, что невозможно терпеть.
Я снова выпил водки. Не помогало.
Я не тряпка, нет. Я пережил достаточно неприятностей и проблем, чтобы научиться поднимать голову и идти вперед. Я не пасую до последнего. Я привык бороться. Планы строить. Воплощать их в жизнь. Но теперь? Что мне делать теперь?
Убить музыканта? За что? За то, что он лучше? За то, что он узнал ее лучше меня и смог то, чего не смог я? За что? То-то же. Не за что его убивать. А сам он не отступится, нет. Ну и все. Я в жопе.
Поговорить с Никой? Лимузин, букет, кольцо? Как придумал Васька и как советовала Ба? И что в итоге? «Прости, Таир, но я не могу…»? Для чего трепыхаться, если итог известен?
Что же мне делать? Я знаю ответ. Мне нужно смириться и перетерпеть. Мне нужно освободиться. Как? Легко говорить, что мне нужно. Как это осуществить?
Мне было больно и плохо. Я выпил еще глоток.
Есть еще один вопрос. И вопрос этот — «почему?». Почему она не полюбила меня? Почему мне не удалось то, что удалось музыканту? Чем я хуже? Чем я плох? В чем моя ошибка?
Я думал об этом, и не мог придумать ответ. Я просто человек, обычный человек. Я влюбился. Я ухаживал. Я был прост и почти честен. И я проиграл. Может, это ответ? Я слишком прост? И недостаточно честен? Мне нужно было сказать ей сразу? Еще тогда, в больнице, когда она пришла ко мне? Сказать, что я готов лишиться головы за одну ее улыбку? За ее глаза, как это ни банально, в которых — весь мир? Сказать, что люблю ее? И может тогда у меня был бы шанс? Но не сейчас. Не теперь. Я люто завидую музыканту. И ничего не могу сделать. Я люблю ее, а она меня не любит. И даже игра, которую я затеял, даже план мой, согласно которому я должен был стать ее лучшим другом, ее самым близким человеком, вытеснить собой всех остальных, теперь накрылся тазом. Накрылся моим признанием в сортире. Больше она не впустит меня в свой мир, больше никогда.
Я вылакал остатки водки и швырнул бутылку. Зазвенело, разбиваясь, стекло.
Я сдохну так. Сдохну, закопавшись в это всё! Мне нужен воздух, движение, план, нужно что-то делать! Я вскочил и со всей дури лупанул кулаком в стену. Больно ужасно, выступила кровь на костяшках. Ничего не изменилось. Я зарычал от бессилия и сполз спиной по стене.
— Ника!!!! — заорал я. Ничего не изменилось.
Я закрыл голову руками и прошептал:
— Ника…
Реверс:
В телефоне Таира моргает лампочка: непросмотренное сообщение. В сообщении написано: «
На окне спальни нарисован цветок. Все сработало. Теперь спросим Нику?»
Маргарита щедро посолила, помешала и убавила огонь. Кастрюлька уютно булькала, часы тикали, музыка тихонько мурлыкала. Лампочка иногда моргает – просаживается напряжение. Здесь такой район, вечные нелады то с газом, то со светом. Маргарита вынула из холодильника пару огурцов и положила в мойку. Она как раз собралась их помыть, когда услышала стрекот мотора на улице. Урчит мотор, скрипят открываясь ворота, стучат подошвы по крыльцу.
— Марго?! — зовет ее такой родной, такой знакомый каждой ноткой голос.
— Мяу? — интересуется большая рыжая кошка, лежащая на подоконнике.
— Моя девочка вернулась! — радуется Маргарита и обнимает кожаные плечи, зарывается носом в гриву светлых волос. Ее женщина вернулась. От нее пахнет какой-то химией и бензином, она улыбается совсем не своей, лишенной привычной властности и презрительности, теплой улыбкой. Это Ли. Ли вернулась домой.
— Иди сюда, иди скорее! Я готовлю луковый суп, вычитала в сети. Ты будешь кушать?
— Буду. Я буду с тобой всё, — руки в кожаных перчатках без пальцев оглаживают теплую спину под тонким трикотажем, губы скользят вдоль шеи, рыжие завитки мешаются со светлыми волнами.
— Я люблю тебя, Ли, — шепчет Марго беззвучно, одними губами. Ли не слышит, но знает.
— Я люблю тебя, Рита, — говорит Ли негромко. Врет она или нет? Какая разница…
Лиля Романова едет в метро. Сегодня день посещения родителей, придется чинно пить чай и врать, что у нее все хорошо. Она не любит эти встречи, но ездит. Куда деваться? И сестра приедет. Мама будет ныть, что им пора замуж, особенно Верке. Папа будет ухмыляться в бороду. Чуня порвет Лиле все колготки, как пить дать. Зато будет пирог с капустой. Лиля улыбается.
Василий Сибирцев курит на ветру. Морщится, когда порыв воздуха бросает ему в лицо едкий дым. Фонари у подъездов качаются. Из подъезда выходит светловолосый парень, следом за ним — темноволосая девушка. Он обнимает ее за плечи, пытаясь заслонить от ветра, и что-то говорит. Прямо к ним очень быстро идет девушка в блестящем плаще. Василий удивленно поднимает брови. Девушка в блестящем плаще что-то говорит, размахивает руками. Разговор похож на ссору. Василий бросает бычок и тоже направляется к центру событий. Почти бежит. Почти успевает.
...