Отец (18+)

Tera Lee: 26.07.17 09:12

 » Джерри

На следующий день снова светило солнце, согревая косыми лучами землю и воду на пляже неподалеку от парка Гумбольт Лагунс. Раз в неделю Джерри приезжал к Тихому океану и вглядывался в набегающие на берег волны. Он позволял холодной воде касаться ступней, а горячему песку согревать замерзшие пальцы. Такой контраст долго удерживал мужчину в своих сетях, не позволяя ему сделать шаг назад.
Джерри приходил туда набраться сил и вернуть былую уверенность, которая иногда покидала его. Здесь же он обращался к лучшему другу за советом и поддержкой. Почему бы не навестить могилу, спросите вы? На это есть определенная причина: когда Виктор погиб его тело отправили семье в Аризону, Джерри сопровождал гроб и попросил безутешных родителей выполнить волю их сына.
Много лет назад, когда молодые парни только познакомились и говорили о предстоящих битвах, совсем как мальчишки, смеясь и придумывая армейские шутки, которые смогли бы понять только они, Виктор вдруг стал серьезен и сказал:
- Я бы хотел, когда умру, чтобы мой прах развеяли над морем. Тогда я смогу везде побывать и увидеть мир, чего мне не удастся сделать в жизни.
Джерри желание Виктора показалось мрачным и угнетающим, но не прошло и минуты, как парень уже умело сменил тему и вовсю смеялся, словно брошенная невзначай фраза принадлежала другому человеку. На следующий день парень забыл об этом разговоре, и они к нему больше не возвращались, но, когда О’Брайан вез тело лучшего друга в родные края, он вспомнил пожелание Виктора. В тот день, когда Джерри ступил на землю Аризоны, прах друга развеяли в Сан–Диего, он слился с Тихим Океаном и продолжил идти по намеченному курсу.
Каждую неделю вот уже двадцать лет мужчина проделывал путь длинной в двести миль и спускался к пляжу. Последние пару месяцев встречаться удавалось все реже, и сегодня, за долгое время разлуки, океан приветствовал его по–новому, бурля и оставляя при отливе пенные следы. Джерри рассказывал другу о своей жизни и работе, спрашивал его о будущем и в последнее время об удачной операции, и казалось, что Виктор отвечает ему движением волн и криком чаек. Сегодня О’Брайан впервые упомянул в разговоре Сару. Правильно ли я поступаю, Вик? Что если я принесу ей только боль? Мне нужен твой совет. В этот момент в опасной близости от его головы пролетела чайка и спикировала на воду, охотясь за добычей. Джерри посмотрел на небо и усмехнулся:
– И это твой ответ? Или ты решил снова надо мной подшутить?
Вдалеке раздался смех. Мужчина обернулся и увидел парочку, делающую снимки воды и близлежащих окрестностей лагуны. Я знаю, что ты здесь. И я понял, что нужно делать.
Мысли о Саре снова вернулись к нему, пробиваясь сквозь остальные, ненужные и посторонние. Джерри никак не мог понять: зачем вообще она связалась с Блейком? Он не считал ее беспросветной дурой, не способной заметить в человеке зло. Ему был противен сам факт их отношений, мерзкая жижа, засасывающая женщину все глубже. Джерри старался не думать, что без их связи они не достигнут нужного результата, после таких мыслей на него обычно накатывал стыд. Но от реальности не сбежишь, благодаря Саре они выведут его на чистую воду. Это должно хоть ненадолго успокоить его разбушевавшуюся совесть.
Когда мужчина почувствовал покалывание в ногах, то понял, что нужно вернуться домой. За несколько недель у Джерри впервые выдалась возможность провести день вне стен участка, но он не мог сидеть в своей квартире и ничего не делать. Он попрощался с морем и уверил его, что обязательно вернется. Затем, чувствуя под ногами податливый песок, добрался до машины, оставленной на расстоянии мили от пляжа и поехал в полицейский участок. За время поездки ему удалось о многом подумать, скорректировать дальнейший план и разработать следующие шаги. Поэтому, когда Джерри вошел в белое двухэтажное здание на Сайпресс–авеню, то был во всеоружии и знал с чего начать.
Капитан сидел за деревянным тяжелым столом и заполнял отчет по последнему делу, когда его вызвал к себе шеф Питерс. Кабинет, отведенный для шефа полиции, который он занимал уже больше пятнадцати лет, никогда не видел личных фотографий или вещей, дающих подсказки о его жизни, друзьях и семье. Боб считал кощунством обращать внимание каждого входящего на лица его детей и жены, в такое неспокойное время никому нельзя доверять. Если кто–то и заговаривал на эту тему, мужчина сразу же обрывал собеседника и испепелял его зловещим взглядом. Для него это закрытая тема и точка. Он иногда отшучивался, говоря, что отсутствие рамок освобождает место под бумаги, и был прав. На столе Боба всегда господствовал хаос. И сегодняшний день не исключение.
Когда Джерри зашел в кабинет, Питерс вскочил, отчего несколько белых листов медленно спикировали вниз, и подошел к нему, напряженно протягивая руку. Капитан О’ Брайан смотрел на Боба, глазами задавая вопрос: зачем я здесь? Шеф нахмурился и жестом указал Джерри на стул. Тот как всегда отказался. За долгие годы сидячей работы Питерс заметно отяжелел, и его стали мучить боли в ногах, поэтому он пожал плечами и сел в свое кресло. Мужчина выждал немного, борясь со злостью, и медленно произнес:
– Я сегодня звонил Саре, и когда она не смогла сказать ничего внятного, я поехал к ней. Догадываешься, как я удивился? Почему ты не доложил мне об этом еще вчера, Джерри? – Боб старался понизить голос до шепота, но у него это плохо выходило. – Мне не нравится, что вы оба действуете за моей спиной. Или тебе напомнить, кто инициатор этой операции? Так что теперь, ты хочешь все испортить? – немного смягчившись мужчина продолжил. – Я понимаю, ты испытываешь к Саре симпатию, но не нужно ставить чувства…
– Боб, все не так. Да, мне жаль ее. Но тут нет того, на что вы намекаете. Она объяснила причину своих действий, опасности нет. Я держу все под контролем, – Джерри с настойчивостью убеждал шефа.
Питерс поднялся из кресла, не в силах больше усидеть на месте, и подошел как можно ближе к мужчине. Став с некоторых пор подозрительным ко всему, что его окружало, он перестал доверять своим коллегам и видел в каждом предателя. Только О’Брайан благодаря своей работе значился у Боба первым и единственным в списке доверенных лиц.
– Слушай, Джерри, – шеф перешел на шепот. – Ты уверен в ее надежности? Я боюсь, у нее скоро крыша поедет.
О’Брайан напрягся. Изменять план им сейчас ни к чему, перестройки займут много времени и сил, и лучше от этого не станет. Он и так долго ждал хотя бы незначительных результатов и, если он сейчас не убедит в этом Питерса, пиши пропало, Боб приостановит операцию, и Джерри сорвется. Несмотря на то, что отвечает за все капитан, приказы подписывает шеф, и ругаться с ним не стоит. Вот если бы полномочия над этим делом в полной мере перешли в руки О’ Брайана, тогда они избежали бы многих трудностей, но все это пустые мечты, нужно довольствоваться тем, что есть.
Джерри без страха встретил испытующий взгляд Боба и после недолгого молчания уверенно произнес:
– Я ручаюсь за нее.
Питерс поискал в глазах мужчины правду и, видимо поверив ему, отпустил. Кто знает, Бобби, что будет дальше, О’ Брайан же не бог.

...

Tera Lee: 26.07.17 09:13

 » Блейк

Блейк сел в арендованную машину рядом с аэропортом Биллингса и ввел адрес в навигатор. Ехать сорок минут. Завел машину и сорвался, вымещая накопившуюся злость на руле. Все то время, пока самолет, разрывая облака, подводил его к цели, он думал о том, что сделает, когда приедет к ней в дом. Злость затапливала его сознание и не давала вздохнуть. Решила их спрятать? А вот хер тебе. С высокой вероятностью можно утверждать, что Блейк Донован не отличался умом, раз решил приехать на другой конец страны, только исходя из слов Сары. Видимо мужчина решил, что каждый раз, когда она его видит, то в штаны писает от страха. Очнись, Блейк, может тебя кто–то и боится, но вряд ли в списке находится именно эта женщина. По–моему, ты перепутал дома, когда ввалился, чтобы ее избить. Не думай, что тебе сойдет это с рук.
Солнце клонилось к закату, а Блейк гнал на юг. В ушах шумело в предвкушении запаха крови и страха. Он найдет сопляков и будет издеваться над ними, пока не сдохнут на его руках. Навигатор предсказывал последний поворот через двести метров, и дом предстанет перед самым лицом. Заглушив мотор задолго до поворота, Блейк вышел из прохлады салона в вечернюю жару. Он решил не светить машиной, несмотря на то, что она арендованная и пройтись, чтобы немного освежиться. Удивительно, но Донован еще в состоянии быть осторожным и продумывать шаги.
Мужчина медленно шагал по тротуару, осматривая окрестности: ухоженные лужайки, светлые дома, похожие друг на друга и полная тишина. Как перед бурей – подумал Блейк и зло ухмыльнулся. В спальном районе на Норвуд–лэйн уже не было видно прохожих, все спрятались за кодовыми замками, будто знали о предстоящей беде. Свернув налево, он сделал пару шагов и остановился. В нужном ему доме свет не горел, хотя было еще довольно рано для того, чтобы ложиться спать. Решила спрятать ублюдков? Думала, я не догадаюсь? Скоро ты познакомишься с моими ботинками и ответишь на все вопросы.
Мужчина, стараясь не шуметь, ступил на крыльцо и постучал. Буквально через полминуты дверь открылась. Перед ним стояла маленькая женщина лет пятидесяти; круглые очки в металлической оправе съехали на кончик носа, делая ее взгляд заинтересованным и в тоже время строгим; в правой руке она держала книгу. Блейку следовало насторожиться, но он слишком обрадовался легкой победе, чтобы напрячь извилины.
– Чем могу помочь? – спросила женщина любезно без тени улыбки.
– Меня зовут Блейк. Я…
Брови женщины почти незаметно поднялись вверх, и она остановила его, не дав договорить.
– Я знаю, кто вы. Вопрос в другом: что вам здесь нужно? – женщина держала руку на двери, показывая, что не желает его впускать.
– Может я войду, а то соседи будут судачить, – он указал рукой на соседние дома.
Она даже не проследила взглядом за его рукой, просто молча стояла на пороге, сверля мужчину глазами. Неожиданно для Блейка, женщина сказала:
– Входи, – и отступила на шаг.
Она прошла в гостиную и включила там свет. Не оборачиваясь, подошла к столу и спрятала книгу в ящик и только потом обратила на гостя внимание:
– Так зачем ты приехал, Блейк? – она стояла, сложив руки на груди.
Мужчина не спешил отвечать на вопрос, прохаживаясь в тяжелых ботинках по мягкому ковру. Он рассматривал фотографии на полках и хрустальные статуэтки. Видимо, Донован решил запугать жертву, только вот удастся ему это?
Наконец, повернувшись лицом к женщине, Блейк довольно улыбнулся и заговорил:
– Дело в том, что я кое–что потерял. Точнее у меня это украли. И я решил, моя вещь у вас.
– Блейк, у меня нет времени смотреть на твою показуху. Есть, что сказать – говори по существу. Нет – проваливай.
Мужчина ошарашенно посмотрел на женщину и не увидел на ее лице страха, только смертельную скуку и раздражение. Да кто она такая, чтобы так разговаривать с самим Блейком? Его все боятся. Она не может так спокойно реагировать на его слова. Гнев рос с геометрической прогрессией, кулаки чесались, готовые выполнить свое предназначение. Донован улыбнулся, не подавая виду, и приказал:
– Отдай мне детей.
Женщина искренне удивилась, а потом вдруг рассмеялась ему в лицо:
– Блейк, похоже у тебя проблемы с головой. Я сейчас кое–что скажу, а ты поправь меня, если я не права. Ты сел в машину и проехал две тысячи миль, чтобы забрать детей, которые живут там, откуда ты приехал. Так? По–моему, это очень не слишком умно с твоей стороны.
Улыбка стерлась с лица Блейка.
– Не надо мне врать. Я знаю. Ты знаешь. Они здесь. Сбежали к тебе, как трусливые крысы и я их найду.
Женщина развела руками и неожиданно сказала:
– Ищи, можешь даже в унитаз головой залезть, их здесь нет.
В течение следующих двадцати минут мужчина как поисковая собака, дергая носом и почти виляя хвостом, облазил каждый уголок двухэтажного дома. Пусто. Даже следов нет, указывающих на их присутствие здесь. Он ничего не заподозрил, слушая пожилую женщину, может быть из–за того, что в ушах шумела кровь или потому, что Блейк не был наделен вниманием и наблюдательностью. Он считал себя королем этого мира и думал, что никто не знает о его поступках. Ищейка еще раз осмотрел весь дом, залез в подвал и сквозь темноту пробрался на чердак. Стоя после непродолжительных поисков в комнате на втором этаже, Блейк решил перейти к плану Б. Перепрыгивая через ступеньку, он спустился в гостиную и одним рывком поднял женщину с дивана.
– Если ты не скажешь мне где дети, я тебе шею сверну. Обещаю.
В ответ на это женщина только улыбнулась, распаляя Блейка еще сильнее.
– Тебе бы стоило поучиться уважать старших, – послышалось за спиной.
Донован медленно обернулся и увидел копа. Лысый мужик с усами и пистолетом в руке. Он даже не наводил пушку на Блейка, просто держал дулом в пол.
– Меня зовут Рич Джон, я шериф местной полиции. И эта женщина – мой очень близкий друг. Так что тебе лучше сесть в свою машину и больше здесь не появляться.
Блейк сделал шаг навстречу копу, а он даже не шелохнулся.
– И кстати, если ты решил, что я не отличаюсь особым умом, то скажу: рядом с домом стоит патрульная машина, попросил ребят подождать, пока я здесь разберусь. Так что, если не хочешь проблем, ты знаешь, что тебе делать.
Донован посмотрел в окно и увидел припаркованную машину с выключенными фарами, он сжал кулаки и чертыхнулся сквозь зубы. Блейк постоял в нерешительности, заставляя извилины со скрипом работать. Если я их сейчас убью, об этом узнают, а если уйду, то не получу того, что мне нужно. Выбрав меньшее из двух зол, мужчина сдался.
Когда за Блейком с треском захлопнулась дверь, женщина подошла к Ричу и торопливо заговорила:
– Мне нужно позвонить дочери, ты поможешь мне завтра или мне ехать самой?
– Тереза, я тебе обещал. Все будет в порядке. Мы заберем их, и они будут в безопасности. Я останусь сегодня здесь, вдруг он вернется, – добавил Рич.
Женщина кивнула и поднялась наверх.
Шериф еще долго не мог уснуть, вглядываясь в улицу за окном. Несмотря на гнездившееся в груди беспокойство, он был уверен: Блейк здесь больше не покажется.

...

Tera Lee: 29.07.17 12:52

 » Глава 8 Грег

Они уже четыре часа ехали в автобусе, увозившем их на север. Мимо проплывали деревья, сливаясь в одно сплошное зеленое полотно, начинал накрапывать дождь. Грег продумывал, что скажет при встрече, как объяснит свое решение вернуться в Луизиану. Вопрос сестры заставил его вернуться в кабину автобуса.
– Нам долго ехать?
– Эм…ну где–то сутки. В Чикаго мы сделаем пересадку, а оттуда до Милуоки около двух часов езды.
Девочка посмотрела на брата будто хотела о чем–то попросить, но отвернулась в нерешительности.
– Что такое? Ты хотела что–то сказать? – Грег старался вызвать сестру на разговор.
Кто знает, когда в следующий раз они увидятся и смогут ли вообще. Парень как никто понимал, что жизнь непредсказуемая штука. Шерри снова посмотрела на брата, а потом опустила голову. Снизу глухо послышалось:
– Расскажи мне о папе.
Вспоминать не хотелось. Вызывать его образ и пропускать через себя боль снова и снова. Столько приложенных усилий, вопросы посторонних людей, оставшиеся без ответов, долгие часы в давящей тишине. Еще слишком рано, нужно подождать. И угораздило ее попросить именно об этом.
А потом Грег посмотрел на просьбу Шерри с другой стороны: она не помнила Майкла, когда он ушел, ей не доставало до двух. Поначалу девочка звала отца, – укладывать ее спать было сплошным мучением – а через две недели слезы высохли, и она забыла о его существовании. Роскошь – возможность помнить загорелое лицо с широкой улыбкой и низкий голос. Шерри этого лишена, а Грег нет. Справедливо ли это? И что лучше? Никогда не знать или хранить в закромах памяти знакомые черты? Парень вздохнул и потер глаза. Нужно ответить, честно, без прикрас.
– Он… – Грег замялся, не зная с чего начать. Подросток откашлялся и попытался собрать воедино разбежавшиеся буквы. – Он очень радовался, когда ты родилась. Такой блеск в глазах, не хватало только футболки с надписью «у меня родилась дочь», чтобы все вокруг поняли, почему он такой счастливый, – рассмеялся парень. – Я не понимал, как сморщенное яблоко, каким было твое лицо поначалу, может вообще у кого–то вызвать умиление, но, честно сказать, я просто ревновал. Еще вчера все внимание доставалось мне, а теперь около тебя все скачут. Поэтому, когда ты засыпала, я приходил к тебе в комнату и щипал в самых больных местах, моя обида уходила, когда ты начинала плакать. Сейчас я понимаю, что ненависть и та месть, которая успокаивала мои нервы и заставляла тебя плакать были неправильными. Я совершил гнусный поступок, – Грег почувствовал стыд, говоря эти слова, но, когда он взглянул на девочку, то не заметил на ее лице признаков осуждения, только интерес к рассказу. Он продолжил:
– Папа застукал меня где–то через неделю, я боялся наказания и того, что он меня за это никогда не простит, но он ничего мне не сделал. Просто спросил о причине неприязни к тебе и потом все объяснил, с тех пор я тебя люблю, – Грег улыбнулся сестре.
– А что он тебе такого сказал? – поинтересовалась Шерри.
– Растолковал мне разницу между мальчиками и девочками, старшими братьями и младшими сестрами. Он даже показал мне видео, на котором я еще маленький, и вокруг меня бегает толпа счастливых родственников, а родители не отпускают ни на секунду. Они снимали почти каждый мог шаг, даже когда я уже вырос, и я видел, что за это время ничего не изменилось, они так же любили меня и не делали различий между мной и тобой, – Грег на секунду замолк. – Только потом до меня дошло, что я оказал себе медвежью услугу, когда вызывал твои истерики, родителям приходилось бежать на крик и успокаивать, а я злился еще сильнее.
Он не заметил, как перевел взгляд с девочки на темнеющие окрестности Джексона, столицы и крупнейшего города штата Миссисипи. Грег поморщился и повернулся к ней. Шерри сидела, уставившись на болтающиеся маятником ноги. Знакомое для брата состояние. Парень взял руку сестры и словно уговаривая ее поверить, сказал:
– Он был хорошим отцом, любил нас и маму. Если бы мог, он бы нас не оставил.
По щекам Шерри потекли слезы, приземляясь на платье и оставляя мокрые пятна на ткани:
– Тогда почему он ушел? – сквозь всхлипы спросила девочка.
Грег прижал сестру как можно ближе и чуть слышно прошептал:
– Я не знаю.
Следующие несколько часов, пока по крыше стучали крупные капли, Грег рассказывал истории, которыми развлекал его отец. Сказки о пиратах и доблестных рыцарях, легенды о противостоянии добра и зла, где положительный герой всегда побеждал, и история заканчивалась хорошо. Парень давно уже перестал в это верить, но он надеялся, что его рассказ вселит надежду в маленькое сердце. Когда Шерри уснула, Грег накрыл ее пледом и отвернулся. Он так и не решился сказать, что сказка не настолько радужна и безмятежна, и ему тоже придется ее оставить на какое–то время. Вряд ли сестра сможет его понять.
Они сделали пересадку в Чикаго и через два часа, ровно в одиннадцать утра, вышли из автобуса на гудящую автостанцию. По радио гнусавый голос сообщал о следующих рейсах и объявлял о недавно прибывших. Грег сразу ее заметил, в толпе уставших туристов она выделялась напористым бодрым взглядом. Он помахал рукой, обратив на себя внимание женщины. Она, заметив парня, возвышающегося над толпой, принялась расталкивать руками утомленных автобусом приезжих, чтобы наконец добраться до внука. Парень в свою очередь двинулся к ней.
– Слава богу, вы здесь. Я так волновалась, – женщина пыталась обнять детей сразу одним хватом. Грег рассмеялся и предоставил сестру на растерзание, а сам отступил назад. Из толпы уверенным шагом подходил крепкий мужчина с настороженным блеском в глазах. Он не смотрел на воссоединение семьи, вместо этого цеплялся взглядом за любой движущийся объект в поисках опасности. Парень сразу понял, что он коп. Походка, манера держать руки на ремне и уверенность выдавали в нем служителя закона. Мужчина повернулся спиной к Грегу, и тот увидел пистолет, замаскированный рубашкой. Парень удивился: мужчина не находился сегодня на службе, одет не по форме, а пистолет с собой взял. Значит он думает, что им что–то грозит. Грег, зараженный подозрительностью полицейского, тщательно вглядывался в редеющую толпу в поисках знакомых или привлекающих внимание лиц. Никого. Пока парень осматривался вокруг, мужчина подошел к нему и протянул руку:
– Рич Джон, я – друг Терезы.
Грег посмотрел на него, прищурив глаза от солнца:
– И еще вы шериф в Биллингсе.
На лице мужчины взыграло удивление. Он уже собирался ответить, но парень его перебил:
– Меня зовут Грег, ну я думаю вы и так это знаете, бабушка, наверное, говорила о нас все то время, пока вы ехали сюда. – он по–дружески улыбнулся мужчине.
– Этого у нее не отнять, – усы Рича подскочили вверх, изображая ухмылку.
Грег никогда не гостил у бабушки. Полтора дня пути на автобусе и миллион пересадок на самолете были непосильны маленькому ребенку и неподъемны по стоимости для его родителей. Тереза сама часто навещала дочь и внуков, балуя их привезенными из Монтаны дорогими подарками. Женщина словно боялась, что ее отвергнут, если она не возложит к их ногам дары, будто они боги, требующие жертвоприношения. Как только Грег разгадал это, он, поборов построенную им самим преграду, проявил не свойственные для него чувства: он ее обнял. Даже будучи ребенком, мальчик понимал, что некоторым людям, пусть даже они знают о том, что их любят, необходимо увидеть и почувствовать это через прикосновения или слова. Грег сказал ей, точнее пробормотал куда-то в шею, что любит ее и рад, что она приехала. Тереза настолько удивилась, что даже не успела ответить, как мальчишка уже сбежал. Что происходило в гостиной после его побега, парень не знал, но думал, что он все сделал правильно.
Грег вернулся в лоно автостанции, оставив воспоминания о далеком Рождестве пылится на полке, чтобы потом в моменты бессилия вновь прочувствовать то тепло, которое его окружало. Пора было решить вопрос, который как он думал вызовет массу недовольств со стороны Терезы.
Грег подошел к шерифу и попросил его об услуге. Мужчина выслушал парня, коротко кивнул и направился к женщине с ребенком. Он прошептал ей на ухо пару слов и наклонился к девочке. Подросток облегченно вздохнул, когда Шерри без препирательств взяла шерифа за руку и скрылась в толпе.
Парень подошел к Терезе и сказал:
– Я не останусь с вами.
Женщина непонимающе уставилась на Грега и сбивчиво затараторила:
– Как? Почему? Ты не можешь. Что за глупые идеи в твоей голове? Я обещала твоей матери. Я не могу тебя отпустить. Это…
– Ба, притормози. Я не стану сидеть в Монтане, мне нужно вернуться в Луизиану, и я не могу объяснить почему. Но там я нашел дом и работу, тем более мне скоро восемнадцать. Я хочу побыть один и подумать, что делать, когда я вернусь домой, – Грег посмотрел на сестру, которая в этот момент садилась в машину и сказал: – Ты позаботишься о ней лучше, чем я. Не люблю прощаться. Скажи ей, что я вернусь, что я ее не бросил. Пожалуйста.
Слезы катились по щекам женщины, цепляясь за морщины. Тереза кивнула и внезапно обняла его, затем также резко оттолкнувшись, развернулась и быстрым шагом направилась к машине.
Парень остался стоять, глядя вслед уезжающему Крайслеру. Когда он скрылся из виду, Грег прошел к кассам автовокзала и купил обратный билет. Ждать оставалось совсем немного и, очутившись в прохладе зала ожидания, он прикрыл глаза. Ему никак не удавалось ответить на вопрос, который задала ему бабушка: почему он все–таки решил вернуться в Новый Орлеан, отказавшись от возможности не думать о выживании? Правда ли, что все дело в желании почувствовать себя самостоятельным и ни от кого не зависеть или здесь нечто другое? Да, Грег бы не смог остаться под защитой стен бабушкиного дома, зная, что мать под одной крышей с Блейком. Тогда, что ему мешает вернуться и уберечь ее? Обещание, которое он дал ей перед отъездом. Но так ли она права, запрещая ему вмешиваться? Конечно, она – мать, которая всегда будет жертвовать собой ради детей, заложенные инстинкты не выбросишь и ни на что не променяешь, они будут поблизости, чтобы в момент опасности ты выпустил острые когти и клыки, защищая потомство. Это правило соблюдается как в дикой природе, так и среди удушливых агломераций. Но знает ли она что на самом деле ее ждет, сможет ли она справиться с этим? Ответ на вопрос не заставил себя ждать, однако нечто другое помимо бегства от проблем и неусыпного контроля заставляли его отсчитать зеленые бумажки и передать их женщине в окне с огромной надписью касса. Это чувство было новое, еще не изведанное, как незнакомый гость, которого ты не узнаешь, пока он не ответит на твои вопросы. Оно оттесняло все на второй план, оно не отпускало парня. Неужели все дело в ней? Темные волосы, еле касающиеся бледной шеи и затравленный взгляд. Обычная девушка, как и тысячи других. Но та загадка, которую она в себе таила, вызывала у Грега интерес, возрастающий со временем. Он не хотел лезть к ней в душу и вытягивать из нее то, что она совсем не хочет рассказывать, но выяснить причину, добраться до сути, используя все имеющиеся подсказки – казалось ему главной целью, не столько из любопытства, сколько из тяги к всякого рода загадкам. Так он и разрывался между порядочностью и инстинктами детектива.
Сквозь закрытые веки просвечивались мигающие огни на табло, гнусавый голос громкоговорителя объявлял посадку, а люди сомнамбулами ходили из стороны в сторону, одни направлялись к выходу, дождавшись своего автобуса, другие, обливаясь потом прятались в тени автостанции. Грег открыл глаза и посмотрел на часы, стрелки на огромном циферблате совпадали по положению с его наручными часами. Парень смотрел как секундная стрелка, отмеряя черные деления опускается вниз, чтобы затем снова подняться вверх; она дергалась как сердце в груди человека, которое пульсирует согласно определенному ритму. Грегу пришло на ум высказывание, которое его путешествующий дед украл – в этом парень был уверен – у другого странствующего философа и вложил в голову мальчишке. Иногда, чтобы попасть в будущее, нужно вернуться в прошлое. Тогда он не понял смысла и посчитал, что Чарли медленно настигает маразм, но сейчас, когда Грег за несколько дней пересек несколько штатов, он понял, что солнце никогда не погаснет, если ты будешь двигаться на запад. И на самом деле вернись он назад, проехав несколько сотен миль на юг, тогда стрелки бы поменяли свое направление на час вперед. Только время не обманешь, даже если ты решишь отправиться на час назад, то время, которые ты на это потратишь будет учтено, ты не станешь моложе, старость не поблекнет, ты все равно идешь к смерти.
Громкий, настойчивый голос объявил его посадку, и парень, поднявшись с железного кресла, отправился к нужному автобусу. Грег заметил смятые, наспех всунутые банкноты в кармане, когда проехал почти тысячу миль. Его лицо осветила улыбка. И когда она успела? Вероятно, Тереза слишком хорошо знает своего внука и его решение стало для нее предсказуемым шагом. Оставлю деньги на билет домой, когда придет время.
Мысли в голове путались и казалось, что произнеси парень хоть слово, язык станет заплетаться, и он не сможет выговорить простейшей фразы. Ехать оставалось около трех часов, поэтому Грег прикрыл глаза и под мерный гул кондиционера мгновенно уснул.

...

Tera Lee: 29.07.17 12:53

 » Пайпер

Интерес Пайпер к отъезду Грега надоедал ей, подталкивая задать вопрос. Она не хотела ставить себя и Арчи в неудобное положение и лезть в дело, которое ее не касается. К тому же девушка не понимала, какая ей разница уехал он насовсем или еще вернется и почему, только устроившись на работу, сразу покинул Новый Орлеан? Пайпер противно было думать, что есть вероятность каких бы то ни было чувств, ведь тогда то, что с ней произошло, она заслужила. Следствием таких мыслей стало воспоминание о том времени, когда девушка еще имела нечто похожее на семью и когда перед ней не вставала необходимость покидать родные места. Ей тогда только исполнилось тринадцать, она устала от шумной вечеринки, которую устроил ее отец, пригласив туда и ее друзей, и их богатеньких родителей, поэтому Пайпер быстро сбежала, предоставляя отцу возможность управлять ее праздником. Она уже давно не искала компании и лучшим местом для того, чтобы спрятаться от пытливых взглядов была библиотека. Никому нет дела до научных фолиантов, когда в гостиной можно раздобыть алкоголь.
До этого дня девушка не часто здесь бывала, те книги, которые тщательным образом протирались от пыли носили скучные названия: «О праве войны и мира» Гроция Гуго, «Римский Империализм» Тенни Франка и множество других книг по философии, истории и праву, ограненные темными обложками. Пайпер ходила вдоль стеллажей, стоящих перпендикулярно к высоким окнам и не верила, что отец мог прочитать хотя бы слово из этих книг, она вообще не помнила, чтобы он хоть когда– то навещал самую большую комнату в доме, если только не хотел похвастаться перед гостями редкими собраниями сочинений.
Вдали от книжных полок, в углу библиотеки, была обустроена зона отдыха: три кожаных кресла стояли полукругом, обращенные лицом к огню, разгоравшемуся в искусно вылепленном камине; по центру располагался небольшой стеклянный двухуровневый столик, на нижнем ярусе которого своего часа ждали сосуды с марочным виски.
Пайпер прошла мимо, вновь вернувшись к стеллажам. Всего их в огромной комнате она насчитала восемь и ни одной книги о приключениях или любви, о преступлениях и фантастических чудовищах. Только научные рукописи, только беспросветная скука. Девушка не заметила, как наступило восемь, и на улице все быстрее исчезал свет, прячась за дубовыми стволами. Находиться в темноте было куда приятнее, чем прогонять окутывающую ее тишину ярким светом люминесцентных ламп. Поэтому она, ступая на ощупь, добралась до дальней стены и, когда глаза понемногу привыкли ко мгле, увидела стоящую в углу запечатанную коробку. Она не была видна входящим ни при свете дня, ни тем более в темноте, для того, чтобы ее разглядеть, Пайпер пришлось заглянуть за стеллаж. По всей видимости ее принесли сюда давно и регулярно ухаживали за ней: на коробке не было ни пылинки. Как и любой подросток, который прочитав на двери «Не входить», все равно войдет, к девушке пришло любопытство, оно росло по мере того, как она медлила. Наконец сдавшись на милость судьбы, Пайпер села на покрытый ковром пол и вскрыла коробку, которая оказалась забита до краев аккуратно сложенными пухлыми томами в мягком переплете. По иллюстрированным обложкам и названиям стало ясно к какому жанру принадлежат найденные книги: любовный роман. После долгих безуспешных поисков интересного чтива это было наградой.
Девушка не знала кем и когда были любовно собраны и спрятаны мемуары о героических победах в любовных коллизиях. Но это было и неважно, стоило только Пайпер открыть первую страницу и прочитать первое слово, как она тут же забывала о том, что у картонной коробки имелся хозяин, в любой момент властный предъявить на нее свои права; и ее уже было не остановить: она читала их повсюду, прячась от наблюдательных слуг и соседских сплетников, она читала их по ночам и сразу же как только открывала глаза. Что может привлекать молодую девушку, по сути еще ребенка, в описаниях жарких поцелуев, длящихся на протяжении пяти страниц и постельных сцен, увеличивающихся в объеме вдвое? В Пайпер не было порочности, как вы должно быть подумали, ей нравилась лишь строгая линия сюжета, которая соблюдалась в любой прочитанной книге из коробки: герои знакомятся друг с другом, преодолевают множество трудностей, испытывают недопонимание, ссорятся, мирятся и живут потом долго и счастливо. В таких историях девушка видела современную интерпретацию сказок для маленьких детей, только такими сказками призвано было успокоить взрослых. В каждом новом томе на голую основу – как к скелету человека прикрепляются мышцы, сухожилия, вены и артерии, кожа – навешивались новые имена, места событий, препятствия, с которыми сталкиваются действующие лица и то главное, что их связало друг с другом. Мысленно покинув библиотеку, Пайпер подумала о Греге, происходит ли тоже с ними, или все это плод ее воображения, могут ли человеческие судьбы быть заключены в книжные страницы, не выходя за рамки абзацев или они все–таки способны выбирать и отклоняться от плана? Герои романов обязаны играть свои роли, и даже если история уже прочитана, она все равно живет и продолжает совершаться, ни на долю не меняясь. В жизни все было намного сложней.
Пайпер потрусила головой, стараясь выкинуть из головы мысли о новичке. Только потом в памяти всплыло обещание, которое она дала себе, стоя в туалете перед своим отражением. Никаких чувств к нему нет, обычное любопытство, которое девушка так хотела в себе пробудить, и ей это в конце концов удалось, жаль, что оно проснулось лишь по отношению к Грегу.
Пайпер решила спросить об отсутствии новичка у Арчи перед окончанием рабочего дня, но она не успела. К четырем часам в «Кракен» вошел Грег. Девушка по необъяснимой причине почувствовала облегчение от того, что избежала позора, спрашивая о чужих делах и одновременно радость, как при встрече со старым другом. Только Грег не был ей другом, они едва могли разговаривать наедине и большой прогресс уже то, что они продвинулись до трех фраз, не сбиваясь на коровье мычание.
– Привет, – Пайпер улыбнулась парню, когда он подошел ближе.
– Привет, Пайпер. Как дела? – звуки собственного имени в его голосе волновали, девушка нервно сглотнула.
– Все в порядке, много работы, туристы прибывают. Завтра моя первая смена в «Рокси», – ляпнула Пайпер.
Грег удивился, увидев на лице девушки воодушевление, как у путешественника от предстоящих приключений. Он сомневался, что Пайпер сама бы захотела этого, узнай она, что иногда происходит в барах. Предостерегающие рассказы отца многому научили подростка. Он осторожно спросил:
– Ты действительно хочешь там работать? И откуда ты вообще узнала об этом баре?
– Да, хочу. Мне понадобились деньги, и я спросила у Арчи, он мне помог, – соврала Пайпер.
– Я не думаю, что такое место для тебя.
Впервые за недолгое время их общения Грег сказал нечто личное, то, что могло дать подсказку Пайпер о том, какой он человек, и что для него важно. Произнесенная в порыве беспокойства фраза могла оттолкнуть девушку либо сблизить их. Все решала реакция Пайпер. Горячий румянец на щеках вызвал в девушке злость на саму себя. Чего она стесняется? Как девица из высшего общества. Одно неаккуратное слово и ей уже подносят нюхательные соли. Грег прав, такие места не для нее, тем более привычка краснеть, слыша любую фразу от ненавязчивого флирта до намеков подвыпивших мужчин, говорит сама за себя. Ее заклюют, если она не сможет спрятать свои чувства куда подальше. Притворись и никто не сможет тебя обидеть.
– Возможно, ты прав, но я хочу рискнуть.
Девушка повернулась, показывая, что не хочет больше говорить об этом, но он не дал ей уйти, схватив ее за руку и резко развернув к себе:
– Чем рискнуть? Жизнью? Ты вообще понимаешь, что там происходит? Ты хочешь в морг переехать?
Пайпер не заметила, как десяток лиц повернулись в их сторону, внезапно замолкнув; в момент всеобщего внимания она смотрела в глаза Грега, угадывая в них переполнявшую его злобу. Девушка вросла в пол и неосознанно задержала дыхание. Потребовалось несколько мучительно долгих секунд, чтобы парень пришел в себя и отпустил руку Пайпер. Она стояла на месте, не зная, как реагировать на грубость; с ней никогда раньше такого не случалось, все те синяки и царапины, что появлялись на ее теле, девушка поставила себе сама, падая с велосипеда или взбираясь на деревья в их саду. Пайпер с усилием отвела взгляд от парня и потрогала больное место, на бледной коже яркими пятнами проступали следы от сильных пальцев. Грег стыдливо опустил голову.
– Извини, я погорячился. Я не хотел делать тебе больно. Прости.
Она посмотрела на него, стараясь не заплакать и выдавила:
– Но ты сделал.
Пайпер схватила в руки поднос с грязными тарелками и ушла на кухню. Грег стоял посреди зала, убеждая себя, что он законченный идиот. Только сейчас он заметил, как посетители поглядывают на него и перешептываются между собой. Только этого не хватало, если они расскажут Арчи, то меня точно отсюда турнут. Поток оскорблений, которыми он наделял себя, не произнося этого вслух, был неожиданно прерван:
– Грег, быстро ты вернулся. – Барри похлопал парня по плечу и прошел за барную стойку. – Отец хотел с тобой серьезно поговорить.
Парень чертыхнулся и спросил:
– Он меня увольняет?
Вопрос Грега отвлек Барри от протирания стаканов и заставил рассмеяться.
– Отец никого не увольняет, люди сами уходят, когда захотят, – мужчина вернулся к прерванному занятию и продолжил. – Он хочет предложить тебе дополнительный заработок, насколько я понял из его слов. Он сейчас в подсобке, поговори с ним.
Арчи сидел на складном походном стуле и вносил записи в тетрадь, когда в спину подул теплый ветерок. Мужчина обернулся и, увидев вошедшего, поднялся с насиженного места:
– Я думал, ты придешь завтра. Но хорошо, что ты сейчас здесь. – Арчи поморщился, потирая спину.
– Я встретил Барри, он сказал мне про работу.
– Меня не удивляет, что ты узнал новость раньше, чем я о ней сказал. Барри – то еще трепло, – со смехом произнес Арчи.
Грег усмехнулся в ответ, и мужчина продолжил:
– Судя по твоей комплекции и физической форме, ты занимался спортом.
– Ходил на бокс, сейчас бегаю, – удивленно ответил Грег. А при чем тут…
– В баре «Рокси» нужен вышибала, я думал про твою кандидатуру. Как ты на это смотришь?
Парень молча уставился на Арчи, сдерживая смех. Если подработка не спланирована заранее, то Грег – Иисус Христос. Сложив руки на груди, подросток сказал:
– Думаю, так я выгляжу внушительнее.
Из подсобки раздался оглушительный хохот.

Солнечный диск в Новом Орлеане являлся для жителей сигналом к откладыванию дел на потом; оно же было стражем, родителем, не спускающим глаз с озорных детишек. Поэтому, как только последние кровавые лучи стелились по земле и медленно стекали за горизонт, почуявшие свободу жители выходили, чтобы гулять всю ночь. Зажигались огни перед входами увеселительных заведений, отражаясь в глазах прохаживающихся по улицам людей. Хлопали двери, впуская посетителей и выталкивая их обратно, отчего звуки переливались от повышенных тонов до низкого гула. Но все это придет завтра, с наступлением пятничного вечера. Сегодня же переворачивая табличку с надписью открыто на запрет входить, Арчи собрал всех за его излюбленным столом.
– Я хотел устроить небольшой праздник, который мы все заслужили и заодно поздравить Пайпер с новой работой. Завтра у тебя будет тяжелый день, подготовься к нему.
Девушка улыбнулась мужчине, благодарная за его помощь и поддержку. Они болтали и смеялись, сменяя одну тему за другой, но ни Пайпер, ни Грег не подошли к опасной черте и не выдали ни грамма лишнего, они так и остались для всех загадками. В какой–то момент Барри прошептал на ухо отцу несколько слов и Арчи, улыбнувшись, кивнул.
– Я совсем забыл посвятить вас в историю создания «Кракена». Каждый сотрудник должен знать биографию того места, где он работает. Благодаря этому каждый захочет сделать свой вклад в место с богатым прошлым. Но если вам не интересно… – закинул удочку мужчина.
Пайпер, еле сдерживаясь, сказала:
– Очень интересно.
Девушка любила слушать истории о прошлом, тем более о том времени, когда ее еще не существовало, когда даже ростки боли, которые зрели в ее душе не предполагались в проекте. Пусть даже эти рассказы вымышлены и не несут в себе пользы и достоверности, но такая терапия была ей по душе. Пайпер приготовилась слушать и поэтому даже не замечала, как Грег наблюдает за ней и отмечает каждое движение и реакцию на произнесенное другими. Арчи удовлетворившись ответом, потер руки и приступил к рассказу:
– Кафе было построено еще в середине девятнадцатого века, моим прапрадедом, Киганом Маккенной. В то время Новый Орлеан достиг пика процветания и считался самым богатым городом страны. К сожалению, с развитием железных дорог и ростом городов на Западном Побережье он стал терять свою важность, но старик все–таки успел поймать нужный момент, – Арчи отпил пива из покрывшейся испариной бутылки и продолжил. – На тот момент сложно было назвать это заведение кафе или баром, оно скорее напоминало таверну. Полностью деревянная обшивка, темнота и щербатый пол. Его первоначальное название я вспомнить не смогу, оно давно кануло в Лету, но то имя, что оно носит сейчас, мой прапрадед вписал в бумаги накануне смерти. По рассказам, передающимся из поколения в поколение он был мореплавателем, до того, как решил осесть в Орлеане и закрепиться здесь со своей семьей. Киган был еще молод, когда с ним произошла неприятная история.
Его корабль с обученной командой вышел в открытое плавание, они надеялись найти новые земли богатые золотом, а не стремится туда, где было уже не протолкнуться. Возникшая в голове моего прапрадеда идея, основанная на легендах и слухах о предполагаемых месторождениях золота, была опасной и возможно бесполезной, кто знал, что можно найти в водах Атлантики. Их путешествие длилось несколько месяцев, они устали и хотели сдаться, как раз, когда дошли до побережья Исландии, – Арчи сделал паузу и посмотрел на слушателей. Пайпер во все глаза, словно наивный ребенок, внимала его словам, на лице Грега читалась лишь невозмутимость. – Начинало быстро темнеть, все указывало на разрастающийся шторм, уже через пару минут корабль стало качать из стороны в сторону, и тут грянул дождь. Несколько человек упало за борт, и их поглотили черные воды, оставшиеся, как могли, сражались с разбушевавшейся стихией. Но для мореплавателей шторм был обычным делом и не самым страшным, особенно в тот день. Ужас наступил позже, когда море усмирило свой гнев от вмешательства посторонних. После как им казалось непрекращающегося хаоса, среди затишья, они услышали леденящий кровь вой, эхом разносящийся по воздуху. Он зарождался где-то в глубине и поднимался ввысь. Звук приближался, и они стали различать стоны и скрип, больше похожий на урчание голодного желудка. Услышанное можно было списать на ветер и галлюцинации, вызванные страхом, но, когда в очередной раз блеснула молния, в ее свете они увидели широкие длинные щупальца, тянущиеся из воды, – Арчи замолчал, оценивая произведенный его словами эффект. Грег ухмылялся, а Пайпер испуганно смотрела на мужчину.
– Я не знаю, как им удалось спастись. Но не все они после возвращения домой сохранили разум. Моему прапрадеду это, к счастью, удалось. Он рассказал об этом уже взрослому сыну и просил никому не говорить о случившемся. Только перед смертью Киган вспомнил об этом, часто бредил во сне, говоря лишь одно слово: «Кракен». Не знаю, почему он решил сменить название, но как говорил мне мой отец, старик боялся, что разозлившееся чудовище обязательно ему отомстит, и таким образом он задабривал его и просил прощение за беспокойство. Ничего не могу сказать по поводу гигантского кальмара, но от кредиторов старик кафе спас, – Арчи захохотал и его громкий смех подхватили остальные.
– Ну, что скажете ребята? – обратился мужчина к подросткам.
– Эта история мне напомнила посиделки у костра в лесу и выдуманные страшилки. Никогда не поверю в то, что ненасытный осьминог отказался от лакомства, которое так и плывет в руки, – сказал Грег сквозь смех.
– То есть ты сомневаешься в правдивости только этой части рассказа? – отозвался улыбающийся Барри.
Пайпер переводила взгляд с Грега на Арчи, затем посмотрела на Барри и, поняв в чем дело, она удивилась тому, как могла попасть под влияние скроенного наспех ужастика. Девушка почувствовала себя дурой, и в том смехе, который наполнял помещение, она видела издевку над ее доверчивостью. Марта перевела свой взгляд на помощницу, внимательно посмотрев на нее, и улыбка, которая только что не сходила с ее лица, померкла.
– Пайпер, тебе не понравилась история? – тихо, чтобы не услышали остальные, спросила Марта.
Девушка дернула головой и попыталась восстановить в душе контроль:
– Конечно понравилась, Арчи – хороший рассказчик. Я просто подумала, что, если бы это было на самом деле, увидеть такое, бррр…Очень мерзко, – она сочиняла на ходу, своими словами оправдывая пошатнувшееся состояние, которое несомненно заметили все.
Марта хотела что–то сказать, но в последний момент передумала, решив, что легенда о Кракене и обида Пайпер скоро забудутся. Лишнее вмешательство в ее личное пространство только повредит.
– Ну все, уже поздно, всем пора отдыхать, – сказал Арчи, прерывая шутливый спор между Грегом и Барри, – Надеюсь, сегодня ночью вас не будут мучить кошмары.
Остальные только посмеялись, а Пайпер, внутренне содрогнувшись, уже во второй раз за время, проведенное в Новом Орлеане, боялась закрыть глаза.

...

Tera Lee: 29.07.17 12:53

 » Некто

Если наши герои рассчитывали на чудесное исчезновение и отсутствие поисков, то они ошибались. Глупо было полагаться на подружку удачу, женщины те еще змеи. И этот случай не исключение. Однако они получили трехнедельную отсрочку, которая была им так необходима, что не очень радовало некто.
За последние несколько месяцев мужчина не получил ни одного стоящего заказа, попадалась только несложная по выполнению халтурка, денег от которой хватало на бензин, еду и необходимые средства гигиены; никакой роскоши и лишних средств для обеспечения будущего, которого у него и так нет, хотя он об этом еще не догадывался. Мужчина лишь изредка ночевал в отелях, когда получал большое и трудное дело, но те времена давно прошли. Последним и соответственно текущим заказом в его графике числилась женщина, чей муж подозревал ее в измене. Разве такая работа для него? Ему было нужно что–то будоражащее кровь и натягивающее нервы до предела, а не слежка за фотомоделью, которая посещает только салоны красоты и фотостудии. Всего двадцать лет назад он и не предполагал, что его жизнь сложится именно таким образом.
Будучи по природе одиночкой, без семьи и друзей, парень часто менял приемные дома по причине несхожести характеров. Родные дети не могли принять угрюмого вечно в синяках и ссадинах мальчишку, сторонясь его, а порой и задевая, мотивируя это тем, что он приживала и нахлебник, который должен расплачиваться терпением на их оскорбления. И в конце концов неизвестно какая по счету семья отказалась от него, попав под влияние собственных детей или мнения предыдущих семей. Каждое обвинение, которым награждался парнишка лежало на совести родных отпрысков, избалованных излишним вниманием. Они не боялись оказаться на улице и поэтому творили все, что хотели, тем более после того, как нашли козла отпущения. А мальчишка ничего не желал, кроме как стать частью семьи, схватить протянутую руку и больше не покидать принявших его стен. Он думал, что сидя в углу в полном молчании сможет убедить опекунов в спокойном характере и отсутствии враждебности, но их такое состояние только пугало и порождало множество тревог и вопросов: Он болен? Или замышляет что–то плохое? Разумно засыпать, зная, что он бродит где–то по дому, и в его распоряжении есть время и острые ножи, чтобы нас убить?
Странно, что ни один из множества приемных родителей не подсел к съежившемуся мальчику и не попробовал узнать, в чем дело. Возможно, объясни они причину своих страха и тревоги, он произнес бы хоть слово. К сожалению, время безвозвратно упущено.
Когда парню исполнилось пятнадцать, приемные семьи и бессмысленные надежды оставили его в покое, и следующие три года, оставшиеся до совершеннолетия, он прожил в приюте, если так можно назвать посещения сиротского дома только для того, чтобы вытянуть ноги на причитавшейся ему кровати и поесть. Бывало, что подросток не возвращался в течение пяти дней, и когда все уже думали, что его тело лежит в морге с прочерком в бирке, он возвращался уставший и голодный. Никто не знал, чем он занимался и как выживал все эти дни, да и кого это волнует, сирот и так достаточно, не хватало еще следить за тем, кто по собственной инициативе сбегает из предоставленного по закону жилища.
В день его восемнадцатилетия перед парнем встал выбор: либо он скитается по улицам, то есть признается бомжом, либо делает что–то со своей жизнью. Директор приюта, перед тем как выгнать подопечного из сиротского дома, – или как они это называют: выпустить во взрослую жизнь – дал ему совет: пойти на службу в армию. Долго думать парню не пришлось, он сразу согласился за неимением других вариантов.
Дисциплина и строгость помогли ему стать человеком, настоящим мужчиной. Он все также был замкнут и большую часть времени молчал, но когда слышал приказ, то не замедлил его выполнить. Несмотря на то, что мальчишка за годы странствий по улицам стал буйным и часто попадал в неприятные ситуации, он знал, что в каждом районе и в каждой отдельной компании есть свои правила и, если ты решишь вступить в нее, то должен будешь соблюдать ее законы. То же касалось и армии.
Годы шли, парнишка креп и завоевывал награды, роняя на иссушенную землю горячую кровь. Он получал уважение, звания и раны, неопасные для жизни, но так приятно греющие самолюбие. Молодой мужчина мог часами смотреть на розовевшие со временем рубцы и вспоминать бои, в котором те были получены. Но все изменилось летом 2004 года, когда его с несколькими бойцами перебросили в Сомали. Все шло также, как и всегда, он не ощущал зудящей чесотки в затылке, знаменующей угрозу и ему не снилось кошмаров, предвещающих смерть, он был уверен, что все пройдет ровно так, как и планировалось. Поэтому атака, последовавшая в один из вечеров жаркого июля, стала для них неожиданным ударом. Всего пять минут, которые казались вечностью он смог отбиваться, затем последовали взрыв и пустота.
Мужчина был на грани, витал где–то в другом пространстве, не понимая, где заканчивается окутавшее его белое полотно. Иногда, он выныривал, глотая воздух и сквозь размытую дымку видел склонившихся над ним людей и различал глухой писк, будто он доносился из бутылки. Ярче всего он чувствовал запахи: ржавый аромат крови и кислый – медикаментов. Мужчина просыпался на несколько секунд, а потом вновь погружался в сон, ему впервые стало страшно от мысли, что он закроет глаза и больше не увидит света, только бескрайнюю черноту. Проклятые сны старались подавить его волю к жизни и затуманить разум, поднося картинки его младенчества. Мужчина видел, как стройная темноволосая женщина держит на руках грудного ребенка, коим был он, и в ее глазах отражается та любовь, которую он пытался найти в других. Она пела ему колыбельную и гладила по беспокойным ногам, а младенец не переставал заливаться плачем. Как только она в первый раз дотронулась до левой ножки ребенка, мужчина почувствовал разрывающую на куски боль. Он закричал, но женщина даже не вздрогнула, а лишь тихо прошептала:
– Не плачь, малыш, я всегда буду рядом.
Мужчина не знал, стоит ли верить воображаемому изображению, которое создал его воспаленный мозг, но так было легче переносить боль, которая периодически простреливала по всей левой стороне. Когда он проснулся, еще несколько секунд в воздухе витал аромат спирта и образ поющей женщины. Немногим позже он привык к режущему свету и распрощался с галлюцинациями, хотя реальность оказалась далеко не радужной.
Ему ампутировали ногу до середины бедра, и после долгих недель восстановления, командир, приславший официальное письмо, выразил благодарность и сожаление по поводу того, что они больше не нуждаются в его услугах. Вот так храбрый воин стал никому ненужным ампутантом. Вместе с болью, которая пожирала его тело во время бездействия лекарств, приходили обида и сожаление, за все те годы, когда он бездумно рисковал собой на благо родине. Все это оказалось зря, на смену ему придут новые люди, они либо станут единым целым с землей, обратившись в прах, либо превратятся в таких же отшельников как он. Мужчина долго прокручивал в голове каждый эпизод своей жизни и не мог понять, где он сделал ту самую ошибку, которая привела к фатальному исходу? Это случилось, когда ему было пять лет? Или годом раньше? Или несколько дней назад? Да и что гадать, слишком поздно люди начинают думать о том, что сделали не так и чего вообще не сделали. Прошлое, как бы сильно этого не хотелось, исправить невозможно. Поэтому мужчине оставалось только уживаться с той горечью и злобой, которая преследовала его еще много месяцев и чьи отголоски до сих пор сохранялись, напоминая ему, что он выброшенный на улицу хлам. У него была цель, а сейчас ее нет. Он даже не предполагал, что все может так обернуться.
Когда его отпустили из пропахшей хлоркой больницы, он вышел на свежий воздух, привыкая к протезу (хотя бы в чем–то ему помогли), и направился вглубь родного города. В этот же день мужчина сел за стойку бара и весь последующий месяц не отрывался от бутылки. В какой–то момент тяжелого опьянения, когда он не помнил количества выпитого алкоголя и времени, проведенного за стойкой бара, он словно во сне услышал слова директора приюта. Несмотря на полное отсутствие реальности в сознании начинающего алкоголика, он понял, что каждый неугодный мальчишка, которому в жизни ничего не светит, был отправлен в ряды военных, чтобы либо погибнуть в пылу сражения, либо потерять часть себя и цель, к которой раньше шел. Как пушечное мясо, неугодный биомусор, который может обойтись без того, в чем нуждаются другие, «нормальные» люди. Мужчина не сомневался, что директор все прекрасно знал и намеренно пел дифирамбы, восхваляя армию США. Эти мысли преследовали его в течении всего месяца беспросветного пьянства, но к счастью, скоро пришло избавление.
По чистой случайности или благодаря проделкам судьбы, мужчину нашел старый знакомый, с кем он служил в 1995 году в Ираке. Он не вспомнил его имени, пока тот сам, видя недоумение бывшего сослуживца, пьяного в хлам, не представился. Мужчина лишь обратил внимание на его лицо: тонкие шрамы, как почти зажившие царапины покрывали лоб скулы и уходили вверх, прячась в густых волосах, один – самый глубокий – начинался от виска и спускался по диагонали к тонким губам; широкие брови, нависающие над узкими щелками глаз, делали его вид несуразным.
Айзек, кем оказался подсевший к пьянчуге мужчина, выразил сочувствие по поводу случившегося и предложил ему работу, с которой он несомненно справится.
– Если ты не заметил, у меня ноги нет, о какой работе может идти речь, – мужчина задрал штанину, оголяя холодный металл.
– Там мозги нужны, а не ноги. Я же тебя не в модели зову, – Он обернулся, убедившись, что его никто не подслушивает, и, наклонившись ближе к собеседнику понизил голос до шепота. – Будешь выполнять просьбы клиентов и разбираться с щекотливыми вопросами, оплата высокая, налогом не облагается, – резюмировал мужчина.
Пьяные глаза метались из стороны в сторону, пытаясь поймать и собрать воедино разбегавшиеся части лица Айзека, когда им это удалось, бывший служака ответил:
– Как я понимаю, дела, которые я должен проворачивать, не совсем законные.
Мужчина недвусмысленно хмыкнул и предложил встретиться завтра, чтобы на трезвую голову обсудить детали. Некто согласился. Терять уже было нечего.
Следующие девять лет до этого момента он брал все больше и больше грехов на душу, выполняя поручения тех, кому Айзек посоветовал его кандидатуру. Они не спрашивали имени, а он не видел их лиц, все было строго конфиденциально и приносило неплохой доход, который покрывал его расходы, но не давал возможности обзавестись крышей над головой. Не то, чтобы мужчина прозябал в нищете или жаждал обогащения, да и делал он все это не ради хрустящих банкнот, а только по той причине, которая заставляла его открывать глаза по утрам и, пристегнув к укороченной ноге протез, включать в распорядок дня насущные неординарные дела – месть предавшим его сослуживцам. Трудно понять каким образом заказы богатеев, которые он с готовностью принимал, могли затронуть военных, но для мужчины запятнать все то, что так ценили и берегли в армии было делом чести. Каждая жертва, убитая его руками, была на их совести, и оправдать его действия последствиями войны в этом случае становилось невозможным, и даже если мужчине становилось стыдно за содеянное, он вспоминал чья в этом вина: всех тех, кто отказался от него и тем самым заставил копаться в чужом дерьме.
Но то было раньше, когда он только приступал к обязанностям чистильщика. Времена больших денег и рисковых дел остались в прошлом, теперь он сидит в купленном три года назад минивене и следит за платиновой блондинкой, которая, несмотря на ее внешность и род деятельности, хранила верность подозрительному муженьку. Он устало откинулся на спинку и закрыл глаза. Пора с этим заканчивать.
Мужчина вышел из машины и, чтобы не вызвать подозрений, прошел к киоску с газетами, за эти несколько метров ему удалось размять затекшую ногу и дать возможность протезу делать свое дело. Сочувствующие взгляды словно выпущенные в свободный полет пули жгли ему спину, соперничая с осуждающими – будто он сам, сидя дома отпилил себе ногу, чтобы этим детишек пугать. Он переваливался, неловко сгибая колено правой ноги, а снаряды не переставали впечатываться ему в затылок, рикошетом ударяясь об ногу. За девять лет некто свыкся с отсутствием ноги, приловчился к протезу, но к вытянутым от сострадания и брезгливости лицам он привыкнуть не мог. Мужчина как можно скорее вернулся к машине и, спрятавшись от любопытных за стеной из металла, услышал трель мобильника. На другом конце послышался знакомый голос. Пока мужчина слушал, что ему говорят, сердце начинало биться быстрее, в преддверии той работы, на которую он и подписывался девять лет назад. Однако радость омрачилась, как только он вспомнил о договоре, который заключил с несостоявшемся рогоносцем. Он мог бы и отказаться, плюнув на тщательно составленный документ и заняться новым поручением, но привычка все доделывать до конца и выполнять требования, которые ему предъявили, не могла так просто искорениться. Он объяснил ситуацию и пообещал, что сделает все возможное. Затем положил трубку и решил, что скоро наконец вернется прежняя стабильность охоты на объект.
Прошло еще две недели, никаких изменений. Девушка, прощаясь с мужем следовала по тому же маршруту, что и всегда. Попытки объяснить клиенту бессмысленность его затеи ни к чему не привели. Бизнесмен, заключив договор уже не мог выйти за его рамки. Оставалось семь дней.
Некто злился, что не может приступить к стоящему заказу, что ему приходится топтаться на месте без каких–либо результатов. Последняя неделя тянулась особенно долго, и по завершении, получив деньги и свободу, он начал думать уже совсем в другом направлении.
Мужчина сидел за рулем семейного минивена, служащего ему домом и покидал Северную Дакоту, медленно, но верно подбираясь к границе северного штата. Указатели на обочинах дороги уводили его все дальше и дальше от Джеймстауна. Покинув штат, он, следуя карте, проехал Фергус–Фолс, Алегзандрию и Сент–Клауд, последней точкой на карте стал Миннеаполис. Думать вдалеке от прошлого дела было намного легче. Он устал и проголодался. Остановившись неподалеку от автомастерской на Линдейл–авеню, мужчина заглушил мотор, устало откинулся на нагретую солнцем спинку сиденья и закрыл глаза.
Это несправедливо, еще совсем недавно он так хотел получить дело вроде этого, рваться в бой и не чувствовать тормозов. Но сейчас что–то в нем изменилось. Он начал быстрее уставать и поддаваться апатии, не видя смысла во всех своих действиях. Может сказывается старость, а может, рак, диагностированный два месяца назад, который он, как и любой не приученный жаловаться мужчина, попросту запустил. Когда он выходил от врача, в голове возник вопрос: «Чувствовал бы я себя так дерьмово, если бы не знал про опухоль?». Но, как и многие этот вопрос оставался без ответа. Поэтому сейчас, сидя в обдуваемой северным ветром машине, некто поклялся себе: это дело – последнее, завершение его печальной карьеры, если он конечно не умрет раньше.
В голове снова возник образ матери, какой он всегда ее представлял после первого и единственного знакомства в тисках анестезии, за девять лет он заметно потускнел и покрылся налетом из чужих бед, виновником которых был он, несмотря на попытки переложить ответственность на других. Мужчина поклялся себе не так часто вспоминать о матери, чтобы не бередить старые раны, но, когда левую ногу простреливала боль, она сама находила вход в его сознание. В те моменты, когда его мозг было одурманен наркотиками, которые он принимал строго по инструкции, мужчина так четко представлял, как она смеется, и накрученные локоны, подпрыгивают, мчась вслед за запрокинутой головой; или как она читает книгу, а зеленые глаза отражают все то, что происходит на белых страницах. Он видел только это, не желая переваривать причины своего одиночества. И почему, человек, который вот уже девять лет ищет и успешно находит людей, взглянув лишь на фотографию и получив краткую информацию, не может найти свою мать? И снова вопрос остался без ответа.
Мужчина выпил остатки воды из бутылки, притупляя жажду, и завел машину.
Как и в каждом деле, будь ты полицейский или повар, у тебя существует строгий регламент, определяющий начало твоих действий. Выверенный алгоритм, по которому ты семимильными шагами подбираешься к необходимому результату: поимка убийцы или горячий вишневый пирог. Так было и у некто. Первым делом он решил подумать.
Все произошло три недели назад, тогда выходят два варианта: либо объект мертв, либо поселился в любой части США. Предположим он жив, тогда следующий шаг, узнать, как он покинул пределы города, а в том, что он это сделал сомнений не было. Учитывая финансовое положение заказчика имел место рейс на самолете, однако для этого требовалась значительная сумма, пропажу которой было легко заметить. Стоит отбросить вариант с попутками, во–первых, это ничего не даст, а во–вторых, вернемся к начальному шагу и поймем: объект мертв. Остается только одно.
Мужчина открыл ноутбук и подключился к камерам видеонаблюдения автобусной станции в Нью-Йорке. Он просматривал кадр за кадром, солнце давно скрылось за горизонтом, а он искал нужное лицо. Темная фигура в надвинутом капюшоне привлекла его внимание, некто остановил запись и присмотрелся. Попалась. В нижнем углу экрана белела дата и время. В архиве проданных билетов мужчина быстро нашел нужную строку: место прибытия – Бирмингем, Алабама. Похоже объект мнит себя самым умным, насмотревшись несоответствующих действительности боевиков и детективных сериалов и напялив черный балахон, который всегда только привлекает внимание, а не отталкивает его. Но он–то точно умнее жертвы.
Мужчина вышел из машины в прохладную темноту. От возникшей вдруг зацепки закружилась голова, мозг начинал лихорадочно строить планы и отбрасывать провальные. Ему потребуется еще две недели на поиски, если повезет – одна.
Выкурив пару сигарет, мужчина залез в минивен и нашел в навигаторе ближайший мотель. Сегодня он переночует здесь, а завтра сменит курс и отправится вслед за удачей. Но сможет ли он обогнать смерть?

...

Tera Lee: 29.07.17 12:54

 » Пайпер

Бар «Рокси» находился в пяти минутах ходьбы от «Кракена» и в десяти от Сейнт–Энн–стрит, где временно проживала Пайпер. Большое двухэтажное здание с красными внутренностями заставляло людей вливать в себя алкоголь в неизмеримом количестве и покидать его пределы только с первыми петухами.
В шесть часов заканчивался рабочий день, который в «Рокси» только начинался, и ближе к семи зал заполнялся уставшими рабочими и местной молодежью, а в это время года еще и туристами, жаждущими познакомиться с ассортиментом каждого бара на знаменитой Бурбон-стрит.
Пайпер долго стояла перед входом, пока ее со всех сторон обтекали желающие быть принятыми и обслуженными посетители. Дверь открывалась с регулярной периодичностью, позволяя девушке рассмотреть часть барной стойки и подсвеченных стеклянных полок, забитых бутылками. Качающаяся маятником дверь создавала иллюзию книжных страниц, которые при перелистывании меняли картинку. Хлоп и парень, угостивший девушку коктейлем, исчезает с гладкой поверхности листа. Хлоп и появившаяся из ниоткуда барменша подливает угрюмому посетителю двойную порцию темного янтарного напитка. Только задний фон, за который держались нарисованные, движущиеся человечки не менялся, изредка теряя с полки бутылку или приобретая на стойке новый блеск от пролитой жидкости. Пайпер была загипнотизирована слаженными движениями каждого действующего лица на картинке, и только наткнувшийся на нее человек, выходящий из бара, смог снять пелену с глаз. Девушка смущенно извинилась, получив в ответ недовольное бормотание и подумала, что пора уйти, послать все к черту и вернуться в Треме, закрывая замок на два оборота, но какая-то неведомая сила запрещала ей сделать шаг назад. Наконец, она взялась за ручку.
На входе Пайпер встретила привлекательная девушка, назвавшаяся Глорией. Темные волосы упругими завитками по спирали закручивались и падали на плечи, длинные ноги, составлявшие большую часть тела, быстро переносили девушку от места к месту, ее темная кожа по цвету гармонирующая с алебастровыми глазами бликовала от случайных лучей света. Девушка работала в баре уже пять лет и благодаря бойкому характеру и наставлениям боса, она уверенно держалась рядом с мужчинами, шутливо отражая их атаки. Смелая наставница, какой была Глория, Пайпер не помешает. Ее неутомимый нрав и твердая позиция относительно посягательств мужчин отражались в миндалевидном разрезе глаз и тембре голоса, который в соответствии с ее настроением менялся от бархатного с мяукающими нотками до металлического, где на каждую звенящую согласную приходился протяжный скрежет. Глория, как только увидела девушку тут же взяла ее под свою опеку, она положила мягкую изящную руку на ее плечо и устроила краткую экскурсию по бару, показав ей ассортимент, и объясняя, как и в каких пропорциях наливать «горючее».
– Здесь стоит виски и водка – это для мужчин, чуть дальше – мартини и соки, потом научу делать коктейли. В холодильнике – пиво. Что–то забыла, – девушка поцокала языком, пытаясь поймать ускользнувшую мысль. – Ах, да. Не заигрывай с парнями и старайся не краснеть, – она постучала длинным пальцем по своей щеке. – Они сочтут это за согласие. Мило улыбайся и шли их, только не переставай улыбаться, тогда они только посмеются, злиться не будут. А вообще у нас тут весело, быстро привыкнешь.
Пайпер не успела ответить, как Глория уже исчезла, сверкнув напоследок белым топом. Девушка, оставшись в относительном одиночестве осмотрелась вокруг, привыкая к запахам, заполнявшим помещение, звукам и приглушенному свету. Было еще слишком рано, чтобы бар уже не вмещал в себя посетителей; за стойкой сидело не больше пяти человек, еще несколько заняли столики в дальнем конце зала. Пайпер сменила фокус, отбросив с картинки людей и познакомилась с самим баром. Оно имело форму улыбки: одна сторона резко обрезалась по вертикали, другая часть уходила вглубь зала, так, что со стороны входа был закрыт обзор на протянутый вправо участок основных действий, не позволяя случайным прохожим рассмотреть, что творится внутри. В надгубном пространстве помещался кабинет боса, размером четыре на четыре и туалет, разделенный по половому признаку. Столики, лишенные скатертей, ввиду экономии, располагались на некотором расстоянии друг от друга ближе к стене, освобождая посетителей от необходимости упираться спинами в сидящих впритык соседей, и тем самым по периметру нижней губы освобождалось место для желающих потанцевать под приглушенные звуки музыкального автомата, а в особые дни под исполнение приглашенными музыкантами композиций из джазового репертуара.
Пайпер не помнила сколько так простояла на одном месте, но ей показалось, что Глория вернулась также быстро, как и ушла. Она сразу же, не замедляя шага, будто не прекращала заниматься своими обязанностями, принялась за работу, подливая в опустевшие стаканы виски и поддерживая начавшийся без нее разговор. Взгляды мужчин, которых обслуживала Глория, не горели похотью, а изодранные руки с грязью под ногтями даже не пытались дотронуться до гладкой кожи. Беспокойство Грега не имело под собой почвы и его предостережения, которые до этого момента настойчиво звучали в голове Пайпер, тут же развеялись по ветру.
Приобретенный с первым глотком воздуха дефект, стопорящий ее отрешенный взгляд на какой–либо точке мог оказаться здесь губительным. Те, кто хоть раз заметят это, выразят свой протест, подстегнутый алкоголем, не только с помощью слов, но и кое чего похуже. Повернувшись к Пайпер, Глория подозвала ее взмахом руки. Мужчины посмотрели в ее сторону, и девушка, под действием страха прочитав в их глазах раздражение, нервически дернулась и остановилась, как изношенная машина, издеваясь над своим хозяином, не желающим заводиться двигателем. Глория вопросительно качнула головой и Пайпер, набирая обороты, нехотя подошла, пытаясь сделать вид, будто ничего не произошло.
– Знакомьтесь, мальчики, это Пайпер – моя помощница. Если обидите ее, будете иметь дело со мной! – Глория шутливо пригрозила им пальцем.
– Будем любить и жаловать, – пробасил мужчина постарше, открывая на всеобщее обозрение рот с наполовину потерянными зубами.
В этот момент Пайпер подумала, насколько не точны ее представление о том, что ее ждет. Как ей с этим справиться, когда Глории не будет рядом? Как ей здесь выжить и не показаться слабаком? Не стоило торопиться с решением. Дура, дура, дура! Но вместо того, чтобы озвучить свои мысли, девушка приклеила к лицу кривую улыбку, делающую ее похожей на нервно больную, и плеснула виски в тумблер.
Следующие два часа не подорвали спокойного расположения духа Пайпер, она получала заказы, до отмеренной линии наполняла бокалы и клала деньги в нужную ячейку кассы. Некоторым мужчинам даже удалось сменить грусть на ее лице, вызвав улыбку, а затем, не оставляя попыток, рассмешить девушку, словно она была «всегда грустной принцессой». Они не пытались, как она думала, заигрывать с ней или делать ей непристойные предложения, им только хотелось повеселиться и отдохнуть после долгого рабочего дня, а до тревог молоденькой барменши им не было никакого дела.
Как только часовая стрелка приблизилась к девятке, а в дальнем части бара послышался хруст стекла и освежеванный мат, дверь открылась. Пайпер поморщилась в ожидании нагоняя от Глории, который должен был последовать вслед за звуком разбитой посуды, и отвернулась к стеклянным полкам.
– Пайпер, привет. Как тебе новое место? – поинтересовался парень за ее спиной.
Девушка прерывисто вздохнула от неожиданности и крепко вцепилась в горлышко бутылки, повлажневшие пальцы, не удержавшись, проскользили вниз. Она не могла решить: успокоиться и честно ответить на вопрос, или брызнуть лимонным соком в глаза. Злодейская мысль вырвала у нее смешок.
– Поделись шуткой.
Пайпер обернулась и посмотрела не него в недоумении.
– На мой вопрос: я сказал что–то смешное? Ты ответишь: да так, анекдот вспомнила. И я бы ответил: расскажи, посмеемся вместе. Я подумал, лучше выкинуть ненужное из разговора. Но как видишь, у меня это не слишком получилось, – объяснил парень.
Девушка, не показывая виду, как сильно она задета, рассмеялась и ответила:
– Грег, ты больной. И вообще, что ты тут делаешь?
– Спасибо за диагноз. Я тут работаю, вышибалой, – он указал на парня, который вошел вместе с ним. – Мой напарник.
Девушка проследила за направлением его руки. В темноте, спрятанный от посторонних, стоял молодой мужчина, такой же высокий и крепкий, как Грег. Он, сложив руки на груди, опирался на стену и прицельно обводил зал глазами. Как только мужчина заметил обращенное на него внимание, напрягшись всем телом и на секунду замерев, он посмотрел на парочку, и Пайпер стыдливо отвела взгляд. Еще один человек, который запросто может обвинить ее в том, что она откровенно пялится на него. Девушка прищурилась, обратив свой гнев в сторону Грега, и наклонилась к нему ближе:
– И это никак не связано с твоим предупреждением? Мне не нужна нянька.
– А мне нужны деньги, вряд ли в роли няньки я получу больше, – он легко оттолкнулся от стойки и направился к двери.
Грег подошел к напарнику и перебросился с ним парой слов. Невольные взгляды, которые задерживались на Пайпер на долю секунды, а затем снова возвращались к толпе в зале, она уже не замечала. Девушка все также выполняла заученную манипуляцию: заказ – выпивка – деньги, и в каждом своем действии, взмахе руки, шевелении воздуха от постоянного движения локонов, падающих на лицо, она чувствовала его присутствие, скрытое сумрачным освещением бара. Как бы Пайпер ни было трудно признать и побороть свою гордость – рядом с Грегом ей безопасней.
К концу вечера, когда толпа в баре постепенно начинала редеть, выпуская на улицу парами и тройками изрядно пьяных гостей, Пайпер остановилась, чтобы наконец присесть. Плечи и поясницу, словно забетонированных, сковало напряжение, ладони потряхивало, ног она не чувствовала вовсе.
– Ну как, справляешься? – Глория сидела на высоком стуле и считала выручку.
– Вроде. Устала с непривычки.
Женщина что–то прошептала, посмотрев вверх, и оторвалась от важной миссии, чтобы вглядеться в лицо напарницы.
– Выглядишь ты и правда ужасно, вынеси мусор и на сегодня все.
Пайпер неловко поднялась со стула и, взяв в трясущиеся руки мешок, ушла в подсобку, откуда вела дверь в узкий переулок, предназначенный для мусорных баков.
Ночной воздух бодрил и прояснял мозги. Девушка крепко вдохнула, освобождая легкие от ядовитых алкогольных паров, пока не почувствовала запах гнили. Окончательно протрезвев, она подошла к бакам, осторожно проходя лужицы непонятного происхождения, и, выбросив два тяжеленых пакета, набитых стеклом, повернулась к двери. Девушка даже не услышала шагов за спиной, тонкие щупальца схватили ее за руку и рывком потянули на себя. Раздался пьяный смех.
– А что тут делает такая красотка? – мужчина говорил на удивление внятно, несмотря на отравляющий запах алкоголя. – Мы с ребятами уже отчаялись встретить что–то стоящее. Как вам? – мужчина обратился к двум теням. Послышались смешки и возгласы одобрения.
– Я здесь работаю, мне нужно идти, – будто эти слова остановили бы взбудораженных мужчин.
Страх, поднимающийся от земли и прокалывающий ее ступни, проникал в кровь и стремительно, сметая все препятствия, продвигался к мозгу. Ужас, дикий и необъятный поглощал девушку и вводил в ступор, она даже не помнила, как дышала все это время. Ожидание неизбежного конца всколыхнули в памяти текст молитвы, Пайпер быстро пробормотала его, пропуская слова, а то и целые куски фраз, а затем уже от чистого сердца закричала про себя: Боже, не дай мне погибнуть среди мусора и грязи, только об этом прошу, дай мне еще один день. Ответом на невнятные молитвы стало воспоминание, неизвестно как завалявшееся в ее памяти.
Ей было четырнадцать, на уроке физкультуры мисс Дункан, дородная женщина, призывающая резким взглядом и нередко криком к ведению правильного образа жизни, приняла решение, о котором в последствии пожалела. Тех девочек, которые пришли на урок, не хватало, чтобы собрать две полноценные команды для игры в волейбол. Поэтому Пайпер, которая профессионально управлялась с кисточками и красками, но сторонилась подвижных игр, пришлось покинуть скамейку запасных и занять пятую позицию. На ее беду в команду противников перешла сама мисс Дункан. События шли своим чередом: Пайпер пропускала мячи или отбивала их сцепленными перед лицом руками. Но все изменилось, когда, сделав почти полный круг, место подающего заняла мисс Дункан.
О чем думает человек, наблюдая как круче́нный мяч летит прямиком ему в лицо? Ожидает ли он через секунду услышать звук ломающегося носа или что–то вдруг поможет ему обмануть судьбу? Как в фильмах, когда ты точно уверен, что герой не должен погибнуть, и он, попадая в опасную ситуацию, обязательно спасется. Только здесь вам не фильм, и руки́, преграждающей мячу путь не видно на горизонте, придется выкручиваться самой.
Пайпер не могла тогда двинуться с места, она, задрав голову вверх, смотрела, как в замедленной съемке переливаются желтый и синий цвета, превращаясь в зеленую кашу. В те секунды, когда девчонка ожидала, что мяч расплющит ее лицо, он зависал в воздухе на обозначенной точке в своей траектории, затем, когда она думала, что он пролетит мимо, движение возобновлялось. Избавление не могло длиться вечно, поэтому через три секунды после удара мясистой руки по мячу, которые казались Пайпер вечностью, снаряд попал прямиком девушке в лоб и рассек бровь. Текущая по скуле кровь была не так страшна, как ее ожидание.
Девушка не знала, зачем Бог, которого она молила о помощи, послал ей видение из прошлого, может, чтобы отвлечь, пока троица совершит свое дело и оставит ее в покое, умирать в полной прострации, или это был намек, говорящий: то, что должно последовать за скользким шепотом не слишком мучительно. Обдумать ей это не удалось, на этот раз девушке повезло.
– Эй, парни. Никто из вас не забыл кошелек в «Рокси»? Ищут владельца, – голос раздался за спинами двоих мужчин в тени, застав их врасплох. Пайпер, вырванная из грез, конвульсивно дернулась в руках третьего. Напуганные тени, напрягая проспиртованные извилины в конце концов склонились к тому, чтобы сбежать, оставив собутыльника самостоятельно выкручиваться из сложившейся ситуации. Мужчина растерялся, но руки не разжал и собравшись с духом, крикнул в темноту:
– Я ничего там не оставлял, проваливай!
– Вы уверены? Кошелек довольно увесистый, жаль будет того, кто забыл свои деньги, – громкость голоса нарастала.
Мужчина замешкался на секунду и отпустил руку Пайпер, через мгновение он уже скрылся во тьме. Девушка, лишенная опоры, прижалась спиной к стене и выдохнула скопившийся ужас из легких. Из темноты послышались отчетливые шаги, с каждой секундой их звук нарастал и, когда Пайпер практически приземлилась в зловонную жижу, Грег приблизился и поддержал ее за локоть.
– Ты как? – участливо спросил парень.
– Откуда ты узнал, что у меня неприятности? – Пайпер проигнорировала вопрос. Она с трудом повернула голову на звук его голоса и как марионетка, не чувствуя собственного тела, позволяла Грегу удерживать ее на ногах.
– Заметил, что тебя долго нет, выкинуть мусор – минута, поэтому я забеспокоился и, как оказывается, не зря, – сознание Пайпер услышало несуществующий упрек в голосе парня.
Девушка неожиданно для себя разозлилась, призывая на помощь все свои силы. Она в одиночку преодолела долгий путь, живет одна, постоянно подвергая себя опасности, и сама себя содержит, а он кто? Супергерой? И с чего он взял, что ей нужна его помощь? Считает ее слабым ничтожеством, которое не может обойтись без попечительства? Осознав, что все эти мысли она озвучивает в своей голове, Пайпер, отшатнулась от него, уцепившись за дверную ручку, и зло бросила:
– Я бы и сама разобралась.
Грег нахмурился, чего Пайпер увидеть не могла, она лишь различала темное пятно его лица и тусклый фонарь за широкой спиной.
– Кого ты из себя строишь? Неприкасаемую? Рассказать, чтобы они с тобой сделали, если бы я не пришел? Я не пытаюсь покрасоваться перед тобой или показать, что я круче. Но ты женщина, а я мужчина. В нас генетически заложено защищать, – он остановился, переведя дух и уже спокойней продолжил. – В какой–то мере я считаю тебя своим другом. Лучше бы сказала спасибо и забыли об этом.
Парень развернулся, чтобы уйти, но не сделал и двух шагов, как из вязкой темноты послышалось тихое «Спасибо», настолько тихое, что он еле услышал. Когда Грег обернулся, Пайпер уже не было.

...

Tera Lee: 29.07.17 12:55

 » Глава 9 Рейчел

Рейчел сидела на полу в комнате дочери, как она делала каждый день после ее исчезновения, и молилась. Губы беззвучно двигались, соприкасаясь друг с другом на короткие мгновения, а затем снова размыкаясь, впускали в легкие короткими рывками спертый воздух. Женщине не хотелось нарушать тишину, она неслышно просила о помощи, мужестве и прощении. То, что Рейчел собиралась сделать, навсегда изменит ее саму и путь, который она выбрала много лет назад. Джеймс приедет не раньше восьми, у нее есть несколько часов, чтобы собраться с силами и настроиться на разговор.
По радио передавали прогноз погоды, в окно неожиданно выстрелил дождь. Рейчел вздрогнула и повернула голову на звук, оставаясь на месте, словно спугнутая охотниками лань. Женщина смотрела на оконную раму, пока дождь набирал силу, и, когда поняла, где находится, поднялась, чтобы выглянуть на улицу. Мрачное небо надвигалось со стороны рощи в нескольких метрах от дома, холодные капли вытягивали жар из асфальта, разгонялся восточный ветер.
Рейчел отгородилась от холода, задвинув шторы, и в комнате потемнело. Так же, как и в душе женщины преграда, созданная ее же руками, навсегда отделила от нее детей. Навсегда. Вера, что все еще можно подправить, скорректировать и принять за правду, в последнее время все чаще ее навещала.
Рейчел расправила плечи и подошла к зеркалу. На нее смотрела тень. Бледный призрак без стержня. Удивительно, как она еще на ногах держится. Но бо́льшим открытием для нее стала схожесть с младшей дочерью. Темные глаза, тонкое лицо, сужающееся к острому подбородку и бледная кожа. Различия, которые Рейчел смогла найти, прятались в морщинках в уголках глаз и губ, напоминающие ей о возрасте.
Женщина потрусила головой, стараясь не думать какое наследство она уготовила дочери, и вернулась к настоящему, в котором она обещала Лилиан посмотреть фильм, когда девочка вернется из конного клуба. Эти двухчасовые занятия, которые дочь так страстно полюбила, были виной Рейчел. Врачи качали головами в недоумении, осматривая трехлетнего ребенка. Что может на первый взгляд в лоне благополучной семьи застопорить речь девочки? Если бы они только знали…
Джеймс беспокоился за Лилиан по большей части из–за нарушения имиджа «идеальной» семьи. Негоже успешному юристу иметь глупую дочь, не способную и слова выговорить, поэтому и было принято решение, основанное на совете врачей. Терапия лошадьми. Маленькую девочку в присутствии няни отвозили практически под покровом ночи к конной ферме на окраине Монтока, где она по прошествии двух лет села на пони и сказала первое слово. Пожелание Лилиан сократило время поездки, когда ее записали в конный клуб неподалеку от дома. Три раза в неделю она училась держаться в седле и пополняла словарный запас новыми словами. Девочка оставалась все так же немногословной, но зато теперь вряд ли кто–то посмеет назвать ее глупой или отсталой.
Рейчел взглянула на электронные часы, стоящие среди прочего хлама на тумбочке старшей дочери. Комбинация палок и черт до знака двоеточия еще не скоро изменит свое положение, тогда как прямо на ее глазах правая часть подверглась трансформации, заменив шесть прочерков на один. Скоро в комнату войдет Лилиан, и чары, окутавшие Рейчел развеются. Она вернулась мыслями к девочке, отрывая взгляд от часов.
Сближение с дочерью оказалось тяжелым испытанием, словно ты приходишь на свидание вслепую и тебе нужно общаться с незнакомым человеком, во время разговора с которым чувствуешь только неловкость. Так было и с Рейчел, она задавала вопросы о школьных предметах и подругах Лилиан, любимых книгах и играх, поток новой информации сшибал ее с ног. После ежедневного общения женщина приходила в свою комнату и мгновенно отключалась, не видя снов. Дочь помогла смазать болты, и тело Рейчел постепенно разогреваясь, заработало. Девочка и подумать не могла, что мать – живая, из плоти и крови, настоящая, дотронешься и она ответит, улыбнется или просто посмотрит на тебя, согрев светом ореховых глаз.
Когда Рейчел была еще ребенком, и отец не так часто в качестве воспитательных мер применял кулаки, ее класс в целях практического закрепления теоретических основ вместо урока биологии посетил зоопарк. Афиши и рекламные проспекты, предназначенные в первую очередь для родителей, заманивали детишек красочными картинками диких животных и птиц. В тот день Рейчел узнала о существовании павлина, распускающего разноцветный хвост, антилопы с изогнутыми рогами и снежного барса, шерсть которого при плавной ходьбе переливалась всеми оттенками серебра. Девочка долго вглядывалась в дикарей, прижав нос к толстому стеклу, ожидая плавного движения огромных кошек или неуемных взлетов обезьян на изогнутые ветви деревьев. Экскурсия длилась около часа, и Рейчел успела осмотреть все клетки, кроме одной, последней. Когда девочка заглянула в нее, то решила, что она пуста и только спустя несколько минут поисков заметила движение на верхушке толстого дерева. Шерстяной комок с непомерно длинными лапами и острыми когтями, он лежал с закрытыми глазами почти не двигаясь. На табличке крупными буквами было выведено: «Ленивец». Рейчел прыснула и вновь посмотрела на зверя. Он лежал там же, где и пять минут назад, лишь изредка его грудь вздымалась от размеренного дыхания. Девочка пыталась не двигаться, чтобы заметить, как зверек откроет глаза и посмотрит на нее, заинтересованный гостем, но секунды шли, и неугомонный ребенок уже не мог стоять на месте. Ей стало скучно – на этом экскурсия для Рейчел закончилась.
После того, как все собрались перед входом, посчитанные по головам, девочка подошла к учителю и попросила рассказать о ленивце. Почти не двигается, много спит, не опасен – вот и вся его характеристика. Энергичному ребенку сложно понять, как можно отказаться от поездки на велосипеде или игры в мяч и целый день отлеживать бока на импровизированном ложе из густой кроны. Спустя годы Рейчел вспомнила о ленивце, жаль, что, будучи ребенком, она и не подозревала, что сама станет похожа на сонный клубок. Почти не двигается, много спит, не опасен – вот и вся ее характеристика. Смогла бы она все исправить в этом случае, или ей такое было не подвластно?
Внизу хлопнула дверь, картинка перед глазами Рейчел сменилась. Женщина даже не заметила, как за окном разбушевалась гроза, гнущая стволы деревьев к поверхности земли. Она вышла в коридор, преодолевая многочисленные комнаты и широкие ступени, и столкнулась с дочерью.
– Привет, мам, – волосы девочки мокрыми прядями липли к лицу, грудь тяжело вздымалась, а на щеках красовался румянец.
– Привет, тебе нужно в ванную, ты замерзла, – она пошла за дочерью в комнату и помогла снять приклеенную к телу одежду. Видно дождь разошелся не на шутку, раз Лилиан успела промокнуть, сделав всего пару шагов от машины к дому. – Как дела в клубе?
– Нормально, – Лилиан старательно отводила взгляд.
– Нормально? И это все? Вчера я не успела задать тебе вопрос, как ты уже болтала вовсю. Что случилось? Тебя кто–то обидел? – Рейчел внезапно забеспокоилась, возрождая в груди материнские чувства.
Лилиан взяла полотенце из шкафа и теплый халат и замешкалась, не зная, пойти в душ или поговорить с матерью. Рассказывать не хотелось, у них и так проблем достаточно, а тут еще это... Она тяжело вздохнула и села на кровать рядом с Рейчел.
– Подруги Хоуп, они все расспрашивают меня: где она, когда приедет и почему ничего не сказала об отъезде? Я уже устала врать, мам. Я же не могу сказать им, что тоже постоянно задаю себе эти вопросы. Что мне делать? Подскажи, – сказала девочка с мольбой в голосе.
Рейчел пыталась собрать раскиданные мысли и склеить цельное предложение. Ей самой требовались советы, которые требует от нее дочь. Может ли ее закостеневший за долгие годы мозг вытащить на всеобщее обозрение правильный ответ? Она откашлялась и вымученно произнесла:
– Единственное, что мы можем сделать – ждать. Я думаю о ней, так же, как и ты, и не могу понять…почему она так поступила. Это…необъяснимо, – женщина резко замолкла.
– Я звонила ей, телефон отключен. Она просто испарилась, будто ее и не было, – девочка поднялась с кровати и, больше ничего не сказав, ушла.
Рейчел продолжала сидеть на постели дочери, пока за стеной не зашумела вода. Несложно представить, что терзало Лилиан, она очень умный ребенок для своих лет и конечно же винит во всем мать, которая всего три недели назад не замечала ее существования, но чувство такта и обретенная связь мешают ей высказать наболевшее. Разве справедливо, что ребенку приходится держать в себе боль и обиду, проходить через непонимание и одиночество из–за собственной матери? Женщина, определившись с горьким ответом, с трудом встала на ноги и ушла искать обещанный фильм.
Картинка сменялась одна за другой, Рейчел и Лилиан то смеялись над героями, то переживали за них. Приятно, что на два часа можно покинуть реальность и погрузиться в другую жизнь. Их смех, поднимаясь высоко вверх, отражался от потолка и падал им на головы, пугая их непривычным для этого дома звуком. Они иногда смущенно переглядывались, словно спрашивая друг у друга: то, что мы делаем не постыдно?
Фильм почти подходил к концу, когда на подъездной дорожке захрустел гравий под колесами машины. Никто из зрителей не услышал работающего мотора и не увидел света фар. Поэтому обе вздрогнули от стука входной двери. Джеймс не зашел к домочадцам и даже не крикнул простое: «Привет». Мужчина молча поднялся наверх, перепрыгивая через ступеньки. В отсутствие посторонних он мог не притворяться хорошим мужем и отцом, что он сейчас и сделал, не обратив на женщин внимание.
Лилиан встретилась с матерью глазами и Рейчел пожала плечами, не зная, как это объяснить, хотя девочку и не интересовало поведение отца, которому она была нужна только для того, чтобы показать гостям, словно обученную танцевать обезьянку.
Спустя еще десять минут, которые прошли в беспокойном ожидании и череде коротких взглядов, бросаемых на ступеньки, женщина сказала:
– Посмотри конец без меня, я хочу поговорить с отцом.
Лилиан не стала спрашивать о причине разговора, за что Рейчел была ей благодарна. Она посмотрела на дочь так, словно прощалась, не зная, что ее ожидает за темной дубовой дверью на втором этаже и, не решившись дотронуться до нее, поднялась с дивана.
Маленький ягненок шел в пасть к голодному волку. Знал ли он о своей участи? Безусловно, да. Двадцать две ступеньки отделяли Рейчел от окончательно принятого решения. Еще десять шагов, и она перед кабинетом мужа. Один стук в дверь и бежать больше некуда. Женщина решительно вошла и увидела мужа в приподнятом настроении, тем лучше для него.
– Джеймс, я хочу поговорить, – она села в кресло у окна, на расстоянии пяти шагов от мужчины.
Адвокат разбирался с бумагами и даже не удосужился посмотреть на жену, когда она заговорила. Через секунду он ответил:
– О чем, Рейч?
Ягненок сглотнул и ответил:
– О нашем браке…я хочу развод.
Джеймс поднял взгляд на жену, пытаясь найти на нее лице признаки веселья. Это ведь розыгрыш, не так ли? Однако Рейчел оставалась серьезной. Он отложил ручку и откинулся в кресле, изучая сидящую перед ним женщину: бледная, исхудавшая и измученная. Она походила на медузу, почти просвечивалась, выделяясь полосами синих вен. Только глаза не соответствовали портрету: горели решимостью и нервной лихорадкой.
– О каком разводе идет речь? Если все дело в Хоуп…
– Пару недель назад я рылась в коробках на чердаке, хотелось себя чем–то занять впервые за много лет.
Резкий переход на другую тему сбил Джеймса с толку. Он не понимал, чего хочет жена: поиграть с ним, застать врасплох или припугнуть? Не ожидая от Рейчел вызова, мужчина пытался найти в ней предсказуемо ожидаемые изменения; причину, по которой она так себя вела, он уже знал.
– К чему ты клонишь, Рейч?
Она остановила его взмахом руки и неожиданно зло сказала:
– Ты дашь мне возможность сказать больше одного предложения? Не перебивай.
Джеймс на секунду оторопел, ничем не выдав своего состояния, и слишком поспешно кивнул, разрешая женщине с неестественно прямой спиной продолжить.
– Я нашла наш свадебный альбом в одной из коробок. Было интересно посмотреть его. Я много думала, много и долго, прежде чем понять одну вещь, – на мгновение в кабинете воцарилась тишина. – Мы были похожи на картонных людей, которых можно встретить в торговом центре. Если бы это было так, то твоя картонка стояла бы рядом со стоматологической клиникой или аптекой, и ты рекламировал бы зубную пасту. Такая у тебя была улыбка на фотографиях. А я наоборот походила на манекен: опущенные уголки рта, как у грустного клоуна и взгляд потерянного щенка, – ее щека дернулась в подобие усмешки, напоминая скорее лицевой спазм. – Можно многое заметить, если приглядеться, – женщина резко посмотрела в глаза мужу.
Джеймс дернулся и сжал губы в тонкую линию. Он почувствовал, как раздражение запульсировало под кожей, отдаваясь набатом в висках. Это была борьба, первое противостояние за восемнадцать лет, в котором зачинщиком оказалась Рейчел, и, в конечном итоге, несмотря ни на что, Джеймс должен оказаться в выигрыше, он не привык отступать, тем более перед женщиной. Рейчел покрутила головой, пытаясь рассмотреть мужа с разных ракурсов, как клетку инфузории в микроскопе, пока он разрешал внутреннюю дилемму. Не дождавшись от него реакции в виде учащенного пульса на шее или дернувшихся вверх бровей, она продолжила:
– Я поняла, ты женился на мне не из любви или громкого имени, больших денег в нашей семье тоже не водилось. И тогда я спросила себя: почему я? Почему он выбрал именно меня? Может быть потому что я ничего не замечала, и меня можно полностью контролировать? Или потому что я молчала или боялась? Да множество причин! – голос женщины поднялся на октаву. – И знаешь, о чем я подумала, когда до меня это дошло? О том, что ты хороший актер. Сыграл спектакль под названием «Отношения Рейчел и Джеймса». Никаких встреч с друзьями или кино, прогулки в безлюдных местах. Настолько ты меня стыдился. Стыдился идеального для тебя варианта жены, только еще не совсем подогнанного под себя. У меня возник вопрос Джеймс, я отвечу на него сама, а ты просто кивни или скажи «нет», если я ошибаюсь, – Рейчел замолчала на секунду и, глядя мужу прямо в глаза, сказала:
– Миллион фотографий в альбоме – это доказательства? Доказательства надуманного счастья и семейного благополучия? Внутри у меня созревает чувство, что ты готовился к тому, что твой брак будут разбирать по кусочкам, как дела в суде, а ты в качестве доказательств сможешь кинуть им в лицо эти фотографии. Не так ли? – женщина чувствовала внутреннюю дрожь, адреналин бил в голову, разрастался жар.
Джеймс постучал пальцем по подлокотнику кресла, выжидая. Глаза наливались кровью. Приняв его молчание за ответ, она сказала:
– Так я и думала, – Рейчел поднялась с кресла и повернулась лицом к окну. – Если ты не дашь мне развод, я расскажу всем твоим коллегам и соседям в округе, что Хоуп пропала из–за тебя. Придумаю любую причину. Не мне тебе объяснять, насколько сильно влияние слухов. Твоя репутация будет подпорчена. И, кстати, Лилиан я заберу с собой.
Джеймс одним рывком подскочил к Рейчел и развернул лицом к себе.
– Что ты о себе возомнила? Тебе было плевать на меня и детей все восемнадцать лет, а сейчас ты вдруг почувствовала себя обиженной матерью? Ты понимала все еще тогда, ты видела, что между нами ничего нет, только расчет, просто сделала вид, что ничего не замечаешь. Кто мешал тебе отказаться от свадьбы и послать меня куда подальше? Никто. И ты этого не сделала. Потому что тебя устраивал такой расклад. Так что изменилось, милая? Захотелось любви? Ты думаешь легко жить с ледышкой? Какой дурак возьмет тебя? Скучная, серая мышь.
Рейчел зажмурилась и попыталась вырваться из хватки мужа. Она брыкалась, отталкивая его от себя, но он все крепче прижимал ее к груди. Будто он не знал, почему она стала такой, все из–за этих таблеток, пилюль, притупляющих остроту разума. Она не скажет ему, что прекратила их пить, не откроет перед ним свое преимущество. Рейчел открыла рот, попытавшись возразить ему, но не успела:
– Нет–нет. Я дал тебе выговориться. Теперь ты послушай. Тебе никогда не было дела до детей. Единственный период, когда ты находилась с ними рядом – это беременность. Но будь твоя воля, ты бы вырвала их из себя клещами и не пожалела. Дорогая моя, тебя наконец-то замучило чувство вины за исчезновение Хоуп и отстраненность Лилиан? Ты думаешь, что пара проведенных вместе часов покроют то равнодушие, которое они получали с твоей стороны? Воспитание детей – это не пустая болтовня и не просмотр фильмов. Что ты будешь готовить своей дочери? Где покупать одежду? Помогать со школьным заданием? Ты вообще понимаешь, что тебя ждет, когда ты ступишь за порог этого дома? Через неделю Лилиан отберут, и я возьму ее к себе, потому что я знаю, как заботиться о детях. А ты всю свою жизнь провела, лежа на кровати и предаваясь меланхолии. Ты ни на что не годна, Рейчел. Вбей это в свою голову, – он постучал указательным пальцем по голове жены.
Рейчел отмахнулась от его руки и прохрипела:
– Из–за твоей правильной заботы Хоуп пропала?
Джеймс тихо рассмеялся. Его вибрирующий смех казался предзнаменованием будущей угрозы.
– Даже не думай перекладывать ответственность на меня. Она исчезла, потому что ее мать умерла много лет назад. Это – твоя вина, Рейчел, – он отпустил руку жены и сделал пару шагов назад. – Если не хочешь остаться одна, подумай над своим решением и пойми: тебе будет лучше здесь, – Мужчина засунул сжатые от злости кулаки в карманы брюк и облокотился на край стола. – У меня много работы, встретимся за ужином, дорогая.
Рейчел посмотрела на мужа, который вернулся к прежней политике подчеркнутого самообладания, и четко проговорила:
– Не рассчитывай, что я сдамся.
Не дождавшись ответа, она вышла в коридор.

...

Tera Lee: 29.07.17 12:55

 » Джеймс

После того, как за женой захлопнулась дверь, Джеймс прерывисто выдохнул. С каких пор все начало лететь к чертям? Его карьера взбиралась в гору, шаг за шагом преодолевая препятствия и один маленький камушек помешал восхождению. Мужчина сорвался. Где он совершил эту ошибку, которая могла стоить ему карьеры? Или в этом нет его вины? Да и что он собственно сделал? Доверился не тому человеку? Старался принести счастье в свою семью? Заслужил ли он то, что сейчас с ним происходит? Джеймс мог уверенно ответить: нет.
Пока мужчина разбирался с папками, громоздящимися со скоростью света на его столе, Рейчел готовила бунт. Он удивлялся, откуда в ней столько злости и вообще хоть каких–то чувств. Куда делась та женщина, которая бледной тенью передвигалась по дому, так что иногда ее неделями не было видно? Иногда Джеймс спохватывался посреди ночи, сидя в своем кабинете, пытаясь вспомнить, когда в последний раз встречал Рейчел в коридорах дома и сопоставлял с предположениями о ее безвременной кончине. И как только мужчина мог отмести эти доводы, то вновь со спокойной душой возвращался к работе.
Еще несколько часов назад все было прекрасно, когда в офисе компании устроенный в его честь фуршет набирал высоту. Шампанское лилось рекой, разговоры приглашенных гостей не выходили за рамки политики и юриспруденции. Этот праздник был не только завершающей точкой в последнем деле, но еще и зарубкой, отмечающей десятилетие частной практики и многотомные беспроигрышные дела.
Женщины строили ему глазки, опьяненные чужим успехом и игристым вином, а мужчины пожимали руки, надеясь в будущем заручиться его поддержкой. Звучали хвалебные отзывы о тактике защиты, которую применял Джеймс, мелькали слишком широкие улыбки. Среди присутствующих не было никого, кто мог бы ему пригодиться в осуществлении его дальнейших планов. Через час мужчине стало тошно. Еще через полчаса он решил незаметно уйти. Пусть Кэти с ними разбирается, сама виновата, что пригласила никчёмный сброд. На пути к выходу его встретил судья Янг, недавно получивший почетную должность:
– Сбегаешь? – он стоял, прислонившись к стене и выдыхал дым в приоткрытое окно.
Джеймс обернулся и сказал:
– Ты в курсе, что здесь нельзя курить?
– Иногда приятно нарушить правила, я же не убил никого, – судья затушил сигарету и кинул в мусорное ведро. – А отвечать вопросом на вопрос – неприлично, – Он подошел к Джеймсу и протянул руку, мужчина ответил на рукопожатие.
Они вместе зашли в лифт, и Джеймс с удовольствием потянул узел галстука. Подальше отсюда. И поскорее. Не внимая просьбам адвоката, зеркальная кабина как назло медленно катилась вниз. Судья искоса поглядывал на Джеймса и ждал, когда они смогут вдохнуть свежего воздуха, который расслабит натянутые нервы. После этого они смогут поговорить. Наконец, лифт издал сигнал и издевательски протяжно открыл двери, выпуская своих заложников. Они вышли на еще не остывшую улицу, солнце пряталось за высотками, хаотично раскидывая ослабевшие лучи. Через два часа стемнеет, и толпа на широких тротуарах начнет редеть.
– Знаешь, что я думаю, – начал Янг, – тебе скучно. Дела тянутся как на конвейере, система доведена до автоматизма. Тебе нужно попробовать что–то новенькое.
– Надеюсь, ты не станешь предлагать мне понюхать кокса.
Судья рассмеялся и спросил:
– Разве ты его еще не пробовал? – Джеймс посмотрел на Янга, подняв брови. – Ладно, я шучу. Я имел ввиду новое поприще, например, судейство.
– Еще в Стэнфорде я сказал, что это не мое.
Тони щелкнул пальцами:
– Да, я припоминаю. Слова Джеймса Брукса: «Тони, я пришел сюда не для того, чтобы через десять лет заработать геморрой от продавленного кресла и артрит от судейского молотка», – Мужчина снова рассмеялся, а потом вдруг стал серьезным. – Тогда ты думал иначе, чем сейчас, люди меняются. И то, что раньше казалось ненужным, приобретает смысл.
Джеймс повернулся к бывшему одногруппнику, удивляясь философии, которую он придумывал на ходу, и спросил:
– Чего ты от меня хочешь? Поговорить о моем будущем или поплакать о прошедшей молодости?
– Я всего лишь хотел сказать, что в твоей жизни наступил переломный момент. Либо ты двигаешься вперед, кардинально меняя свою жизнь, либо остаешься пастись на том же лугу. Решать тебе.
Брукс провел по волосам ладонью и посмотрел на здание офиса, в котором он занимал целый этаж. Высотка в виде многоярусного торта на Уолл–стрит уже много лет находилась в самом центре событий. Вокруг ее огибали многочисленные переулки, один на одном громоздились щеголяя названиями значимые для Нью-Йорка здания. Ровно десять лет назад, когда Джеймс въезжал в арендованный офис, рабочие, выполняя заказ клиента, пометили его именем вход на двадцать пятый этаж, который стал ему домом. За прошедшие годы надпись прижилась и глубоко въелась в тело адвокатской конторы и не собиралась исчезать. И почему сейчас, когда он стал частью этого мира, ему захотелось другого? Правду говорят, человек ненасытен в своих желаниях. Джеймс перевел взгляд на собеседника и сказал:
– Давай найдем тихое место, надо поговорить.
Долго думать не пришлось, в двух шагах от офиса располагался элитный ресторан итальянской кухни, главным преимуществом которого были вип–кабинки для «особых» гостей. Джеймс заказал только кофе, на пустой желудок ему думалось быстрее. Для Тони принесли бутылку красного вина и горячую закуску. Брукс не спешил начинать разговор. Он смотрел на судью и размышлял.
Тони Янг – сосед по парте и любимец женщин на первом же занятии выбрал в друзья Джеймса. Среди сотен студентов смуглый высокий парень с копной темных волос нашел именно Брукса. Будущий адвокат не считал Тони другом, не доверял всех секретов, но мог относится с терпением к его неуемному характеру. В редкие моменты, которые казались Джеймсу игрой фантазии, когда он врал или склонял в свою сторону угодных ему людей, он встречался глазами с Тони и видел в них ухмылку, понимание того, что происходит. Брукс отводил взгляд и через секунду снова смотрел на приятеля, но тот уже был занят очередной красоткой. Это повторялось несколько раз, но Тони молчал и Джеймс думал, что ему это только кажется, в любом случае, подходить к Янгу с вопросом, он не собирался. С тех пор он сохранял между ними близкие отношения – которые нельзя было назвать дружбой – не только из–за того, что Янг был амбициозен и имел желания, схожие с потребностями Джеймса, но еще и потому, что он теоретически мог знать его тайну, которую никто до этого не смог разгадать. Сделать его своим врагом станет ошибкой, которая может привести к катастрофе, а в качестве друга он ему еще сможет с пользой послужить.
– Ты так и будешь пялиться на меня или все–таки раскроешь тайну нашего свидания? – спросил Тони, попивая вино.
Джеймс сложил руки в замок и наклонился поближе к судье. В кабинке, отгороженной от основного зала стояла тишина, которой Брукс не доверял. То, что он собирался сказать, не предназначалось для чужих ушей, и горький опыт его многому научил.
– Ты прав насчет скуки. Надоело одно и тоже.
– Так и чего же ты ждешь? – он отставил бокал с вином и перестал жевать. – Или в светлой голове Джеймса Брукса родился план действий?
Мужчина разглядывал лицо собеседника, настороженно сузив глаза. Двухдневная щетина придавала лицу оттенок синевы, из–под густых бровей выглядывали вечно смеющиеся глаза, в попытке ухмыльнуться дергались тонкие изогнутые губы. Черты его лица лежали на поверхности, так, что каждый мог бы их рассмотреть. Джеймсу нужно было другое: залезть к нему под кожу, просверлить череп и прочитать его мысли. Можно ли ему доверять, был ли он все эти годы ему другом, или он, как и многие, готов его предать при первой же возможности? Ответить на эти вопросы мужчине помог Тони, когда он отрицательно покачал головой, весело улыбаясь. Он словно знал, с чем сейчас столкнулся друг, и почему он так недоверчив. Джеймс удовлетворенно улыбнулся и сказал:
– Я надеюсь на твою поддержку Тони, и я хочу быть уверен, что ты не станешь болтать. Считай все, что я скажу, конфиденциальной информацией.
Янг устроился поудобнее и его взгляд трансформировался, превратившись в «судейский»:
– Ты меня интригуешь, старина. Рассказывай.
Джеймс откинулся на спинку кожаного дивана, позволяя себе расслабиться.
– Чтобы ты почувствуешь, когда услышишь «Президент Манхэттена Джеймс Брукс»?
Собеседник присвистнул:
– Высоко метишь. Но мне это определенно нравится! – он потер руки и шепотом спросил. – Ты уже начал работу?
– Нет, я только думаю об этом. Но с каждым днем убеждаюсь, что пора начинать. Разберусь с делами в офисе и возьмусь за действительно стоящий проект.
Мозг Янга молниеносно заработал в нужном ключе, готовый приступать к активным действиям.
– У меня есть нужные связи, – Тони закрыл глаза, что-то вспоминая. – На примете пара человек. Один из них может стать твоим помощником. Составит предвыборную компанию и поможет тебе влиться в политику. Один звонок и у он уже валяется в твоих ногах.
Джеймс усмехнулся:
– Не преувеличивай, Тони. Мне нужен помощник, а не раб, – Брукс отпил остывший кофе и продолжил, – Можешь позвонить им завтра, и договоримся о встрече.
– Договорились, а теперь, в честь такого события, выпьем хорошего виски, – мужчина нажал на кнопку вызова официанта.
Они долго сидели, продумывая ходы и обсуждая детали. Джеймс, сделав единственный глоток виски, отставил бокал в сторону, не время сейчас затуманивать себе мозги; к тому же садиться за руль, когда от тебя за версту несет, не слишком разумный шаг для желающего многого добиться адвоката. Его мечты приближались к нему, постепенно осуществляясь, и когда он выставит свой главный замысел на всеобщее обозрение, каждый пронырливый журналюга, как оголодавший стервятник пустится во все тяжкие, чтобы вытащить на свет пикантные подробности его личной и профессиональной жизни. Джеймс никому не станет давать такой возможности.
Когда они наконец наговорились и вышли на воздух, в котором витал запах денег и дорогих костюмов, Джеймс был счастлив. Когда он, поймав для друга такси, сел в свою машину, он был счастлив. И когда спустя час он подъезжал к дому, счастье все еще плескалось через край.
Джеймс спешил в свой кабинет, спешил закончить дела и забыть про ворох похожих друг на друга разбирательств. Но его счастье не могло длиться вечно, мужчина знал, что какое–нибудь событие, которое произойдет в скором времени, обязательно все испортит. И он не ошибся. Разговор с женой стал следующим тревожным звоночком. Она напомнила о поселившихся в их доме проблемах, которые не собирались упаковывать свои вещички и съезжать. И создала для него новые, с которыми он не хотел сейчас возиться. Нужно что–то делать.
Он позвонил вчера и сообщил о том, что приступил к делу. Джеймса это безумно раздражало, сколько еще ему предстоит ждать, когда дело сдвинется с мертвой точки. Мужчина успокоил себя тем, что доверил решать вопрос профессионалу, сделал что мог. Оставалось ждать звонка и терпеть.
Джеймс сел в мягкое кресло и выглянул в окно. В нем он увидел лишь свое отражение, оттененное спустившейся на город ночью. Расплывчатые черты правильного лица давали сигналы, кричали о невидимых глазу изменениях, которые с ним произошли.
Мужчина резко отвернулся и уставился на бумаги, каждое слово будто играло с ним, переставляя буквы не на свои места. Устав разбираться с иероглифами, он сдался и вновь вернулся к мыслям о звонке, который он должен сделать, переборов себя. Он просто обязан задать вопрос, который мучает его уже три недели. Секунды текли, пока Джеймс пялился на экран мобильного телефона. Мужчина набрал номер и одним движением пальца все решил. Послышались гудки.

...

Tera Lee: 29.07.17 12:56

 » Джоан

В одном довольно милом городке Техаса проживает некая Джоан. Большой двухэтажный дом, предназначенный на семью из пяти человек, занимает только она. Коттеджный поселок на Бейсуотер–роуд, где женщина провела большую часть жизни стал ей родным. Рядом располагались такие же величественные особняки, отделанные декоративным камнем и красным кирпичом. Меньше чем через милю на юг пролегала граница с Рэндолом. Живущей в очевидной близости с другим городом женщине, всегда казалось, что она находится на перепутье между двумя мирами. Один диктовал ей смерть, другой милость, и тонкая грань периодически стиралась. Что и произойдет сегодня вновь.
В этом году Джоан исполняется шестьдесят лет. Определенный рубеж. Многие старички из дома престарелых сказали бы ей, что жизнь только начинается. Но для нее все закончилось сорок лет назад, когда она взяла на руки крохотное окровавленное «чудо». Девушка вглядывалась в сморщенное личико ребенка и пыталась понять, в какой из множества складок спрятан материнский инстинкт, о котором так часто повторяла ее мать.
В тот день, когда Джоан внезапно потеряла сознание и ей сообщили радостную новость, была гроза. Она хорошо это помнила, потому что, не дождавшись мужа с работы, сама поехала из больницы домой. Ветер хлестал в лобовое стекло, словно пытался разбить его в дребезги, деревья на обочинах дороги опасно накренялись в разные стороны. Та же погода бушевала у девушки в груди. Ребенок? Это не входило в ее планы. Ей всего девятнадцать. Она вышла замуж только полгода назад. Джоан понимала, что замужество предполагает появление ребенка, но не так скоро. Она еще даже не свыклась с ролью жены, а теперь это. К счастью, девушка благополучно вернулась домой, хотя, как только она заперла за собой дверь, то поняла, что не помнит дороги. Сколько времени на это ушло? Двадцать минут? А может всего десять?
Муж предсказуемо обрадовался, услышав новость. Он крепко обнял жену и пообещал, что у них все будет хорошо. Джоан в этом сильно сомневалась. К тому же ее сомнения подкрепила тяжело протекающая беременность, большую часть времени девушка проводила в больнице или лежа дома на высокой двуспальной кровати. Скука и боль. Вот и все ее подруги в тот период. Она даже подумывала о том, чтобы отдать ребенка тому, кому он нужнее. И чем ближе подходил срок родов, тем все больше в Джоан росла уверенность в принятом решении.
Плод вышел на свободу на две недели раньше. Молодая женщина испытывала жуткую боль, которая как ей казалось приведет ее к смерти и в какой–то момент она даже обрадовалась этому: не придется строить из себя любящую мать. Но Джоан выжила, как и ребенок, ее сын. Маленький человек, которого она должна вылизывать как разродившаяся псина. Такой мерзости девушка еще не видела. Чувство отвращения, оставляющего противный привкус горечи на языке, не покидал ее следующие сорок лет.
Мальчик не страдал тяжелым заболеванием и не был уродлив. Что–то гнездившееся внутри него притягивало руки женщины к тонкой шейке, которую так легко свернуть. Только в последние секунды, когда ее длинные пальцы почти касались мягкой детской кожи, Джоан удавалось прийти в себя и ужаснуться губительным мыслям. Это же ее ребенок, он ничего не сделал и не заслужил смерти. А вдруг, в будущем из него прорастет зло, что делать тогда? В этом случае, несомненно, совесть замолкнет, и поучающий голос в ее голове наорет на нее и назовет трусихой, не способной завершить дело до конца. Каждый раз встречаясь глазами с сыном за завтраком по утрам после необъяснимых ночных порывов, мать читала в его взгляде одно: Я все знаю.
Когда Джоан поняла, что ей не выжить, оставаясь с ребенком наедине на протяжении долгих недель и месяцев, девушка упросила мужа дать ей возможность поступить в университет и заняться тем, чего она так яро хотела: психология. Муж согласился после долгих уговоров и сыну нашли няньку, а Джоан получала возможность ненадолго уезжать, избавляя себя от присутствия младенца. Она общалась с другими студентами, внимала преподавателям и засиживалась в библиотеке, изучая причины поведения людей. В такие моменты женщина не думала, что где–то живет и дышит ее ребенок, которого она терпеть не может. Девушка полностью погружалась в работу, надеясь в будущем помогать людям и возможно найти ответы на одолеваемые ее вопросы. К сожалению учеба закончилась слишком быстро, и счастье Джоан доиграло свою роль до конца.
В общей сложности скрываемые ото всех мучения продолжались долгих восемнадцать лет, затем наступило избавление – сын уехал в колледж. С того самого дня, как он сел в подаренную в честь окончания школы новенькую Хонду, Джоан его больше не видела, день его свадьбы она не брала в расчет. На ней присутствовало так много гостей, что они почти и не сталкивались. За следующие двадцать два года она почти забыла его лицо, из памяти стерлось звучание голоса, а вчера он неожиданно позвонил. Женщина думала, что если это когда–нибудь и случится, то увидев на экране мобильного незнакомые цифры, она поймет, что это он. Видимо с интуицией у нее и впрямь проблемы. Джоан не задумываясь подняла трубку, и, когда прозвучали первые слова, застыла посреди кухни.
– Здравствуй, мама. Как поживаешь? – елейным голоском произнес мужчина.
Один тон вызвал в Джоан волну отвращения. Он решил ее напугать? Только ни черта у него не выйдет, она его ненавидела, но никогда не боялась.
– Зачем ты мне звонишь? – женщина посмотрела в окно в надежде не увидеть чужую машину.
– Я думал, ты соскучилась по мне за столько лет. По–моему, больше двадцати прошло, а я помню наши семейные обеды, будто это было вчера, – мужчина вздохнул, изображая глубокую тоску по давно минувшим дням. Не дождавшись ответа, собеседник сменил тон на более серьезный и заговорил, понизив голос:
– Хоуп пропала. Я хотел узнать, может она у тебя?
Джоан по спирали закрутило на тридцать пять лет назад, когда она прохладным утром сидела на пляже с маленьким сыном, вокруг только чайки, песок и стеклянная гладь моря. Они всей семьей тогда отправились в отпуск насладиться пляжами Вирджинии–Бич. Ее муж остался в отеле, жалуясь на несварение и Джоан пришлось самой отводить сына к морю. Чего ей стоило тогда столкнуть ребенка в воду и прибежать домой с криками, что ее мальчик утонул? Она этого делать не стала, жалость пересилила. А что сейчас? Ей хотелось закричать, чтобы весь мир услышал. Надо было придушить этого писклявого щенка, пока была возможность. Какая же она дура! Джоан не сомневалась: ее любимая внучка пропала из–за отца, это он виноват. Чтобы ты сгорел, ублюдок.
– Что значит пропала? Ты издеваешься надо мной? – процедила сквозь зубы разозленная женщина.
– Ее нет, это случилось три недели назад, она не пришла в школу, и я…
– Стоп, стоп, стоп! Три недели? И ты звонишь мне только сейчас? Где твои мозги, Джеймс? Оставил в зале суда? – Джоан разрывало от злости и презрения.
Она все еще не могла поверить, что девочка сбежала. Ведь все было хорошо, они разговаривали совсем недавно, и Хоуп даже смеялась. Женщина надеялась, что это хороший знак, будто человек, который улыбается шутке, не может планировать побег. Джоан, осознав, что это происходит на самом деле, почувствовала затапливающую ее вину. Почему она ни черта не сделала, не выпытывала у Хоуп информацию о ее настроении и здоровье. «Все нормально, бабуль». И такой ответ ее удовлетворил.
– Значит так, – продолжала женщина, – если ты не расскажешь, что сделал, я превращу твою жизнь в ад. Ты долго добивался всего, что у тебя сейчас есть. Но знаешь, сынок, чем выше ты стоишь, тем больнее будет удар о самое дно. Так вот, я сделаю так, что ты все потеряешь!
Голос Джеймса дрожал от многодневного напряжения и боли:
– Ничего я не делал! Она – подросток и просто показывает свой характер. И если уж мы говорим о вине, то вспомни как ты обращалась со мной, думала я не вижу твою ненависть или желание от меня избавиться? Я слышал ваш разговор с отцом в ту ночь, ты меня никогда не любила. И все, что сейчас происходит – на твоей совести! – на последней фразе голос Джеймса внезапно сорвался до высоких нот, словно он готов впасть в истерику.
Джоан удивилась его реакции, она думала сына вообще уже ничего не трогает. Женщина зло усмехнулась трубку и, тщательно проговаривая каждое слово, сказала:
– Я тебя не любила, это правда. Не потому что я плохая мать. Просто я чувствовала, что ты – исчадие ада и я знала, что–то должно случиться. И знаешь, в чем я виню себя сейчас?
Джеймс задержал дыхание, ожидая ответа, будто от этого зависела его жизнь.
– Что не выскребла тебя из своего тела, пока ты еще был кровавым сгустком.
На другой стороне послышались короткие гудки.

Джоан Элизабет Брукс после смерти мужа вернула девичью фамилию, став миссис Агилар, тем самым она порвала последнюю связь с сыном. Со дня неожиданного звонка прошли сутки. Женщина не спала всю ночь, вглядываясь в огонь и ожидая, что Хоуп одумается и вернется, что она приедет к ней, но, часы размеренно тикали на каминной полке, а ее все не было. Весь следующий день Джоан все так же просидела у огня, не выходя из дома. Накатившая на нее апатия, которая не была ей свойственна нарушила распорядок миссис Агилар. Но случайный свидетель ее состояния не смог бы правильно трактовать случившееся, потому что сидящая неподвижно женщина прокручивала в голове последние телефонные разговоры с внучкой, надеясь отыскать в интонациях голоса или непривычных выражениях подсказку. Девочка говорила о школе и подружках, об успехах в рисовании. Все, как всегда. И обычно внимательная Джоан, не заметила в ее словах подвоха, вынужденного прощания.
Кто бы мог подумать, что она страдает? Кто бы мог подумать, что она так хорошо умеет врать. Джоан не тревожило молчание телефона в течение трех недель. У девочки своя яркая жизнь, какое ей дело до одинокой старухи в южном штате? К тому же она взрослеет и все сильнее отдаляется от непонимающих молодёжь родственников.
Покончив с бесплодным сидением на месте, Джоан поднялась с кресла и взяла с полки стоящий на виду альбом. Она открыла его на первой странице и внимательно вгляделась в изображение, через несколько мгновений женщина переходила к следующему снимку. Фотографии, которые они делали каждое лето, когда Хоуп приезжала к ней, были единственным, что Джоан могла от нее взять. Частичка, которая хранилась рядом с ней, дожидаясь следующего лета. На середине альбома женщина внезапно остановилась, попеременно переводя взгляд с одного снимка на другой. Слева ей девять лет, толстые косички опущены на плечи, она жмурится от яркого солнца, бьющего в глаза. Нет большего счастья, чем на этом снимке. Справа она отметила свой первый юбилей – десять лет. Все так же светит солнце, но теперь что–то изменилось. Джоан не могла понять, что здесь не так, пока не закрыла ладонью сначала верхнюю часть лица, а затем нижнюю. В зеленоватых глазах застыла печаль, причину которой женщина не знала. Она пролистала дальше и чем старше становилась Хоуп, тем все глубже грусть вгрызалась в ее лицо. Джоан с силой захлопнула альбом, внося в наполненный тишиной дом резкие звуки, и после двух дней обвинений, упреков и жалости к себе, она решила найти Хоуп. Подумать, куда она могла бы поехать и, если девочка жива (Джоан уверяла себя в этом), она заберет ее с собой. Джеймс об этом даже не узнает. Агилар собрала вещи и оплатила счета на месяц вперед, так, на всякий случай. Когда она села в машину вечером второго дня после долгих размышлений о внучке, то поняла, что не знает куда ехать.
Женщина вернулась в дом и села на диван в гостиной. Тишину нарушало только тиканье наручных часов. Спустя два часа, когда уже совсем стемнело, Джоан посетила догадка. Отложив поездку на следующий день, женщина ушла спать.

...

Tera Lee: 29.07.17 12:56

 » Глава 10 Пайпер

Неделя работы в баре «Рокси» была веселой и воняла пивом. Пайпер уже легко справлялась с запотевшими бутылками и нахальными мужчинами и ей все реже приходилось обращаться за помощью к Глории. У Грега, чье присутствие приятно скрашивало тяжелые смены, вошло в привычку провожать девушку домой каждый вечер и по пути разговаривать ни о чем. Хотя ему трудно было обходить каверзные вопросы стороной – нельзя сказать что–то о себе не затронув больной темы – все дорожки в любом случае вели к тому, о чем парень не мог ей рассказать. К тому же было бы не честно говорить о себе, когда с другой стороны не слышишь ответа. Появляется чувство, будто из тебя намеренно вытягивают информацию для не добрых целей. Поэтому Грег давал Пайпер приманки, но как только чувствовал, что ей становилось любопытно, он замолкал и не шел дальше. Да, девушка несомненно больше любила слушать, чем говорить. С каждым днем ее доверие к Грегу росло, но возможность обвинения и непонимания заставляла Пайпер держать секреты при себе. Ее преследовал страх, который навязчивым шепотом предостерегал о скрытых угрозах. Вероятно, девушка неправильно трактует выражение его лица, принимая его за друга и надежную опору и как только главные слова будут произнесены, Грег тотчас станет ее презирать. А как всем известно, сказанного не вернешь и ничего уже не исправишь. Поэтому Пайпер сторонилась откровенных разговоров и вот уже неделю они болтали о пустяках, чаще всего о школе. Но кто знает, возможно сегодня все изменится.
Грег шел рядом с девушкой, ведомый ею. Она выбрала другой маршрут, стараясь обойти приглянувшийся ей собор стороной. В груди часто рождалось чувство, что он принадлежал только Пайпер и показывать его, впускать в святыню посторонних было для нее табу. Они огибали французский квартал, с севера цепляя площадь Дункан по Грейвьерв–стрит, а затем снова уходили на право. Архитектура французского квартала с приземленными домами и тесными проулками на краткие мгновения менялась, уступая место немногочисленным высоткам, которые множились по мере отхода к Сентрал сити. Когда они вновь вернулись к частным домам и относительной тишине в такой поздний час, Грег использовал очередную ловушку:
– Я приехал из Калифорнии. Хочу начать новую жизнь. Поступить в колледж. Купить дом и завести собаку, – он улыбнулся.
Двое шли на расстоянии полуметра друг от друга, сохраняя дистанцию. На ночном небе загорались звезды, вдалеке играла музыка.
– Ты прожил так долго, чтобы устать от старой жизни? – спросила Пайпер, пока он не задал ей личный вопрос.
– Количество прожитых лет не имеет значения. Встречалось много плохого. Любой бы сбежал.
Она помолчала, будто обдумывая эту мысль, а затем определившись с ответом, сказала:
– Нет, только смелый.
Парень остановился и посмотрел на девушку.
– Смелый бы боролся, а не сбегал. Это трусливый поступок.
– А что, если другого выхода нет? Если сбежать – единственный вариант?
Пайпер отвернулась от наблюдательного взгляда и продолжила идти. Грег отстал на один шаг, стараясь не маячить у нее перед глазами, чтобы не спугнуть момент.
– А ты считаешь себя смелой?
– Я…нет, точно нет.
– Но ты сбежала.
Пайпер резко остановилась. Она чувствовала дыхание Грега на своем затылке.
– С чего ты взял? Просто у меня нет родных, в приют не хочу. Вот и живу теперь неподалеку.
– Неподалеку от чего? Знаешь, что я заметил? Твой рюкзак.
– Мой что? Я…
Грег продолжил, не дав Пайпер договорить.
– Рюкзак фирменный, продается только в Нью-Йорке, – девушка нервно сглотнула. – Либо ты его украла, либо он твой. Но я думаю твой и это не мое дело. Если ты не хочешь рассказывать, я лезть не стану. Но и с моей стороны откровенности не жди. Не люблю без взаимности, – он продолжил идти, а Пайпер не удавалось двинуться с места.
Через пару шагов Грег обернулся и спросил:
– Ты идешь или будешь спать сегодня здесь?
Девушка потрусила головой и пошла за Грегом.
Она не подходила слишком близко, следуя за ним. Ей нужно время подумать и прийти в себя. Стоило ли вообще обсуждать эту тему или лучше было промолчать? Глупо все эти дни хранить в себе тайну, а потом выложить все как на духу. Пайпер конечно этого не сделала, но дала отличную пищу для размышлений, которую Грег будет смаковать в одиночестве и в конце концов доберётся до правды. Ей ли не знать, что этот парень ничего не пропустит мимо, замечая каждый взгляд или нарушение ее дыхания, которое о многом говорит. И что ей теперь делать? Перестать общаться и избегать? Тогда это только подтвердит его теорию, а неосторожные слова станут одной огромной ложью, и он еще тщательнее станет ее изучать. Нет, это не выход. Тогда нужно не подавать виду, будто то, что Грег сказал полный абсурд и она удивляется широте его воображения. Так действительно будет лучше. С этой мыслью девушка догнала опередившего ее Грега.
Когда они подошли к дому Пайпер, если его можно было так назвать, окончательно стемнело, горели только фонари через пятьдесят метров от дома, которые совсем недавно починили, но, как девушка думала, долго они не протянут. Несмотря на темноту и близость дотошного парня, Пайпер расслабилась. Сейчас Грег не увидит эмоций, написанных на ее лице. Нужно контролировать только голос.
– Ты никуда не спешишь?
– Вроде нет. А что?
Девушка собиралась с духом, чтобы задать важный для нее вопрос:
– Может зайдешь? Поговорим.
Грега удивил такой поворот, и он на время лишился дара речи. Она пригласила его? Парень сомневался, что ее предложение было женской уловкой, приправленной стеснительностью или жалостливым взглядом. Все чувства Пайпер, которые легко читались на бледном лице были искренни, к тому же в такие моменты, девушка не знала, что за ней наблюдают и не могла притвориться. Тишина плотной пеленой придавливала к земле, отсчитывая секунды. Пайпер вдруг стало стыдно за неуместное приглашение, которое Грег мог истолковать по–своему и не так, как оно звучало на самом деле.
– Знаешь, забудь. Ляпнула, не подумав. Увидимся завтра на празднике, – она повернулась к двери.
– Подожди, ты не так поняла, просто сейчас уже два, а завтра на работу. А о каком празднике речь?
Пайпер даже не обернулась:
– Завтра День Рождения Марты, в этот день они закрывают магазин и приглашают только друзей. Работать не нужно.
– Я не знал..., – Грег сделал шаг навстречу девушке. – Тогда я не против зайти, если ты еще не передумала.
Она поколебалась, соблазненная возможностью отказать, но спустя несколько секунд твердо ответила:
– Не передумала.
Внутри дом казался еще более зловещим, чем снаружи. Выкрашенные в черный цвет стены напоминали комнату страха, подавляя любые позитивные эмоции. Даже если твой день удался, и ты безумно счастлив, один шаг в пасть чудовища и твое единственное желание – пустить пулю в лоб. Дом мало чем отличался от того, где проживал Грег: те же старые прогнившие ступеньки, в некоторых местах зияют дыры. Теперь он понял желания наркоманов. Лучше обдолбаться и видеть розовых единорогов, чем этот мрак.
Пайпер подвела гостя к двери у окна, в самой дальней части здания и вставила ключ. Два поворота и дом милый дом. В условиях грязи и запустения девушке удавалось поддерживать чистоту в маленькой комнате. На единственном подоконнике стояли горшки с цветами, на кровати красное покрывало. Яркое пятно в серости обстановки. Когда она включила свет, Грег не удержал изумленно вздоха. Все четыре стены были разукрашены красками, неся в себе чистый воздух изображенных полей и прохладу текущих ручьев. Слева Пайпер под серой горой спрятала длинный раскол, опускающийся в землю, глядя на этот рисунок создавалась иллюзия сдвига тектонических плит, в результате которого треснула заостренная громада. На другой стене месяцами копившееся и разраставшееся пятно от необильных осадков скрылось под затуманенным солнцем. Он обводил глазами каждую деталь, пытаясь запомнить всю картину целиком, чтобы, приходя домой его окружали не серые стены, а цветущий оазис.
– Садись, – сказала Пайпер, нарушая молчание, и ушла в ванную; зашумела вода.
Грег, с трудом оторвав взгляд от комнатного пейзажа, поворочал головой и застыл в нерешительности. Когда она вышла, парень еще стоял.
– У меня нет других сидячих мест, кроме кровати. Конечно, можешь устроиться на полу, – Девушка скинула туфли и залезла на постель. Грег сел рядом, облокотившись на стену.
Пайпер вскочила будто вспомнила о чем–то, подошла к выключателю, и комната погрузилась в темноту. Через несколько секунд зажглась настольная лампа.
– Не могу терпеть этот свет, как в морге, – объяснила девушка.
Мягкий желтый свет опустил на поля и гору вечер, Грегу казалось, что уже скоро он сможет увидеть кружащих в воздухе светлячков. Он, погруженный в картину, не заметил, как тишина окутала их, и Пайпер низко опустила голову. Парень наконец обрел дар речи:
– Все, что ты здесь нарисовала, это круто. Помогает не свихнуться, – последовала реакция в виде слабой улыбки. – Ты занимаешься где–то или самоучка?
Пайпер подняла голову и посмотрела на результаты своих трудов, словно не веря, что она сделала это сама:
– Занималась. Год назад закончила, – подумав, что этого недостаточно, она продолжила. – Нужно было выбрать направление, в котором хочешь рисовать. Я выбрала два: пейзажи и портрет. Природа в принципе помогает расслабиться, особенно, когда ты сам ее создаешь.
– А портреты?
Девушка как–то странно на него посмотрела и, нахмурившись, ответила:
– Помогают понять людей, их эмоции. Когда работаешь над линией губ несколько часов, чтобы добиться сходства, невольно начинаешь разбираться в его характере.
– Это интересно и получается красиво, но мне бы точно терпения не хватило.
Пайпер пропустила его реплику мимо ушей и сидела, уставившись в пространство. Грег подумал, что невольно затронул какие–то уголки ее души, которые для него не предназначались и она уже пожалела, что пригласила его.
– Если ты хочешь, чтобы я ушел…
Девушка дернула головой и посмотрела на него виноватым взглядом.
– Нет. Просто…Ты прав, я приехала из Нью-Йорка, точнее сбежала.
Грег затаил дыхание, чтобы не спугнуть Пайпер. Он не ожидал, что она в чем–то признается, но похоже ей надоело разбираться с этим в одиночку. Девушка продолжала:
– У меня есть семья, хотя я чувствую себя сиротой. Моя младшая сестра – единственная, кого я не хотела оставлять. Это было тяжело. Знаешь, что я поняла, когда ехала сюда? – Пайпер подняла голову, но взгляд был опущен. – Деньги не дают счастья, слава не дает счастья и даже власть его не дает. Я жила в большом доме в престижном районе. Ходила в частную школу для девочек и ездила с личным водителем, – она горько усмехнулась, – только мне это не было нужно так же, как и сейчас. В моем доме были слуги! Будто мы аристократы какие. Личный садовник, повар и выводок нянь. Мой матери никогда не было до меня дела, пара коротких фраз, вот и весь разговор за шестнадцать лет, – по щекам девушки потекли слезы, но она вытерла их и наигранно рассмеялась.
Грег без слов взял Пайпер за руку и немного сжал. Она посмотрела на него и улыбнулась.
– Расскажи мне о своей семье, – попросила девушка. – Ты говорил о друзьях и занятиях по боксу, но о самых близких промолчал.
Грег, не выпуская руки Пайпер, заговорил:
– У меня тоже есть младшая сестра, ее зовут Шерри. Моя мать заботилась о нас, но мне все равно пришлось уехать.
– Они остались в Калифорнии? – спросила Пайпер.
– Мама – да, сестра у бабушки на севере страны.
Девушка поняла, что Грег не хочет распространяться о сестре и замолкла. Несмотря на то, что она сказала больше, девушка и не думала обидеться на него за скрытность, он же не тянул ее за язык. Парень посмотрел на нее и перевел тему:
– Какие у тебя планы на будущее? Не хочешь же ты всю жизнь работать официанткой в кафе?
– Нет, – Пайпер засмеялась, – у меня есть план. Но я боюсь, если скажу, то ничего не получится.
– Да ну, это все чушь. Если чего–то сильно хочешь и прилагаешь усилия, то сколько бы человек об этом не знало, все получится, – парень почувствовал напряжение Пайпер и ободряюще улыбнулся. – Ну если не хочешь, тогда не рассказывай.
Они разговаривали еще несколько часов, огибая нежелательные темы, осторожно прощупывая почву под ногами. Когда Грег выходил от Пайпер, начинало светать, на циферблате наручных часов короткая стрелка упрямо указывала на четверку. Ему потребовалось десять минут на то, чтобы добраться домой и еще одна, чтобы уснуть. Сегодня он видел хорошие сны.

...

Tera Lee: 29.07.17 12:57

 » Грег

Пайпер сказала, что вечеринка начнется в пять, когда жара уже спадет и гости освободятся от будничных дел. Поэтому Грег, проснувшись ровно в полдень, решил отменить пробежку. Нужно купить подарок, если он собирается пойти. А кто сможет выбрать стоящий презент женщине, как не другая женщина? Парень резко вскочил с кровати, прихватив с собой чудаковатую улыбку и быстро умылся. Через десять минут он уже вышел из дома.
Грег повернул на запад и через двести метров увидел знакомую кофейню, где он купил американо и горячий пончик и повернул в сторону Дамейн-стрит. Ее дом будет стоять последним.
Сегодня для Грега Марлоу день казался лучшим: ярче светило солнце, громче пели птицы и проблемы потускнели. Вчера он понял, нужно наслаждаться каждым днем, пока живешь. Не думай о том, что будет дальше, этого может никогда и не случится и ты не заметишь, как прошли годы за думами о несбыточных мечтах. А то, что происходит сейчас – это реальность. Ты можешь дотронуться до любимого человека, слышать его голос, чувствовать знакомый запах. Такие моменты незабываемы.
Парень шел вдоль одноэтажных домов и серых сараев, многие из них были заброшены. Кое–где выбиты окна, погнуты калитки. Забавно, кто–то бежит отсюда в поисках лучшей жизни, а кто–то ищет счастливую жизнь здесь. Разные люди и на вещи смотрят по–разному. Он сразу узнал нужный дом, во мраке ночи он выглядел зловещим, при свете дня – больным. Входная дверь болталась на ржавых петлях, грозя в любой момент отвалиться, по стенам ползла плесень, на окнах кругами вились разводы. Грег увидел ее окно, зеленый бутон, готовый вот–вот распуститься, следил за окрестностями. Вполне возможно, он сообщает хозяйке о каждом непрошенном госте.
Грег быстро поднялся наверх, стараясь не смотреть по сторонам и не поддаваться унынию. Он постучал в дверь и замер, прислушиваясь к шагам. Тишина. Он постучал снова, и в комнате послышалась возня. Щелкнул замок, и дверь открылась.
Перед ним стояла Пайпер. Темные растрепанные волосы и сонные глаза. Воодушевление Грега сходило на нет. Он не подумал, что девушка может еще спать.
– Я, наверное, слишком рано. – сказал парень, словно готов в любой момент уйти, только уходить он не собирался.
– А сколько сейчас? – просипела Пайпер.
– Уже почти час.
Глаза девушки широко раскрылись.
– Да? Давно я так поздно не вставала. Проходи, – спохватившись, сказала Пайпер.
– Я принес тебе завтрак, – сказал Грег, когда девушка вышла из ванной.
Она посмотрела на бумажный пакет в его руке и, покраснев, отвернулась:
– Спасибо, я не ожидала.
Парень пожал плечами:
– Мы же друзья.
Пайпер обернулась, держа в руках одеяло, и спросила севшим голосом:
– Правда?
Ей было приятно думать, что в чужом городе у нее появился друг. Конечно Барри и его семья всегда поддерживают девушку, но то было другое. Между ними есть что–то общее. Трагедия, которая их объединяет.
– Конечно. А еще, я хотел по–дружески попросить тебя о помощи. Мне нужно купить подарок Марте.
– Ах, так кофе – это взятка! – Пайпер шутливо толкнула Грега в плечо.
Он потер место удара и подыграл девушке:
– Полегче, боец, кажется у меня что–то хрустнуло, у тебя крепкий удар.
– Это точно не про меня. Мой учитель по физкультуре постоянно твердил, что у меня руки как сосиски. Болтаются в свободном полете.
Парень махнул рукой:
– Он просто завидует, – после короткой паузы Грег добавил, – и раз уж об этом зашел разговор, я могу научить тебя приемам самообороны, если хочешь.
Пайпер посмотрела на него. Эмоции на ее лице сменялись от желания сказать «да» до решительного отказа. И откуда он вообще узнал, что ей это необходимо? Неужели обо всем догадался? Несмотря на неумение прятать истинные эмоции за выдумкой, Пайпер сомневалась, что Грег мог разгадать тайну, которую она скрывает. Парень совсем по–другому видит мир и окружающих его людей и то, что с ней случилось наверняка для него на грани фантастики.
– Ты подумай об этом, если что, я всегда в твоем распоряжении.
– Хорошо, я обязательно подумаю.
Следующие три часа двое гуляли под палящим солнцем. Со всех сторон по улице Дауфин–стрит на них смотрели витрины магазинов с изображением книг и игрушек, сувениров и недорогой одежды, они перемежались с кафе, барами и пабами; мимо проходили туристы в несуразных шляпах, останавливаясь на каждом шагу, чтобы сделать снимок. Они осмотрели почти все магазины в округе, но не смогли найти ничего стоящего. Пока не вышли к супермаркету на Бадин–стрит восток.
Огромное здание с сотнями узких окон и множеством входов; под разными углами, оно отражало свет, бросая косые лучи на прохожих и соседние здания. Возможно, эта его особенность – светиться, стоя посреди невзрачных построек, как знак, что здесь можно многое найти, привлекла подростков. Они вошли в здание и, просмотрев информационную стойку, двинулись вверх по лестнице на третий этаж. До праздника оставалось около часа, пока друзья смотрели на серебряный кулон с буквой М в одном из ювелирных магазинов в дальней части торгового центра. Они не сговариваясь подошли к продавцу и оплатили украшение. На праздник они успели вовремя.
Когда Грег и Пайпер, запыхавшись, вбежали в кафе, гости уже вовсю веселились, распределившись на группы. Слышались смех и звон бокалов, перекрываемые басом Арчи. Грег среди трех десятков голов нашел Марту и, отойдя с ней в сторону от основных действий, вручил подарок; женщина прослезилась и не удержавшись, обняла парня. Он застыл, не зная, что будет правильней, ответить на объятие или ничего не делать. Но подумав, что это может быть последний теплый жест в его жизни, парень обнял ее в ответ.
Грег не любил большого скопления людей, чувствовал себя загнанным в угол и беззащитным. К тому же, когда тебя окружают чужие люди, моментально возникает дикое желание сбежать. Почувствовав это снова, он поискал глазами Пайпер и вскоре увидел ее в компании Барри. Они смеялись. Во взгляде рыжеволосого мужчины читалось обожание. Но не изменится ли это, когда он узнает все ее тайны. Подумав об этом Грег подошел к ним. Барри не почуяв угрозы, улыбнулся парню и продолжил говорить:
– Потом отец гнался за нами по пляжу с веслом, а мы были настолько пьяны, что даже не смогли убежать, – Барри и Пайпер рассмеялись.
Девушка повернулась к Грегу, и он спросил:
– Тебя проводить сегодня…снова? – он выделил последнее слово.
– Да, конечно, – ответила Пайпер и повернулась к Барри. Он был мрачнее тучи.
Пока парень старался держаться в стороне и не давить на беззащитную девушку, Грег взял дело в свои руки и вот уже несколько раз провожал ее до дома. Почему она отказала ему, когда он предложил свою компанию, а Грегу ответила согласием? Чем он так плох?
– Расскажи еще какие–нибудь истории, это очень весело, – попросила девушка.
Барри с громким стуком поставил бутылку пива на барную стойку, ослепленный обидой, и сказал, глядя Грегу в глаза:
– Меня отец просил помочь, только сейчас вспомнил. Я пойду.
Пайпер крикнула вслед удаляющемуся парню:
– Увидимся позже.
Он взмахнул рукой, не оборачиваясь, а девушка, взглянув на Грега, в недоумении пожала плечами.
– Что это с ним, минуту назад все было нормально и только…Он обиделся на твой вопрос? Я что–то не пойму. – Пайпер нахмурила брови.
– Я не знаю, может ему не нравится, что я около тебя ошиваюсь. Ревнует, наверное.
Девушка удивилась:
– Но мы же друзья, я, ты и Барри. К чему ревность?
Грег изучающе посмотрел на Пайпер и сказал:
– Друзей тоже ревнуют. Но давай закроем эту тему. Я хотел предложить сесть в первый попавшийся автобус и прокатиться. Поищем интересные места.
Предложение было заманчивым, Пайпер надоело разрываться между Треме и Бурбон–стрит, она и так каждый день меняла маршрут, чтобы хоть как–то разбавить картинку перед глазами, но ей этого было мало. Вот только девушка сомневалась, что ей стоит ехать в неизвестном направлении с Грегом, что–то в его просьбе настораживало. Она попыталась его ненавязчиво отговорить:
– Мы можем заблудиться, город чужой и неизвестный.
– Для этого и нужны экскурсии, чтобы лучше изучить его. Даже в Новом Орлеане можно путешествовать.
Видя сомнение девушки, Грег добавил:
– Давай, Пайпер. Когда еще появится возможность вырваться за пределы Трем–Лафита и Бурбон–стрит? Единственный выходной нужно использовать на максимум.
И снова попытка:
– А как же праздник? Марта может обидеться.
– Я думаю, она все поймет. Я поговорю с ней.
Пайпер ничего не оставалось как смириться с поражением, к тому же жажда сменить место, уехав подальше от скуки и запустения своего дома хотя бы на один вечер, подталкивала совершить необдуманный поступок, о котором она в последствии может пожалеть. Девушка вздохнула и сказала:
– Ну нет, уходим оба, значит вдвоем и должны все объяснить. Пойдем, – Пайпер направилась в сторону Марты, лавируя между гостями.
Долгих объяснений Марте не потребовалось. Когда она сказала заветное «Конечно, я не против», Грег неожиданно схватил Пайпер за руку, и они вышли в удушливое пекло. Девушка могла бы еще долго гадать о причине сближающего шага в виде переплетенных пальцев, но вряд ли бы ей в голову пришло, что Грег красовался перед Барри. Он заметил, как Гудман младший вышел из подсобки и направлялся к ним, когда разговор подходил к концу, поэтому Грег, не раздумывая, дотронулся до руки Пайпер и понял, что пути назад нет.
Через два квартала от кафе двое сели в автобус, не размыкая рук, и парень оплатил билеты в неизвестность. Заблудиться в пределах Нового Орлеана или любого другого городка Америки не представляло для Грега проблемы. Всегда найдутся добрые люди, которые подскажут дорогу, ну или стойки информации на автобусных станциях.
Десять миль тишины. Десять миль молчаливого сближения. Они не смотрели друг другу в глаза, единственное, что указывало на их близость – переплетенные ладони. Правильно ли я поступаю? Разве так ведут себя друзья? Нужно отпустить его руку, иначе он подумает о том, чего на самом деле нет. Но она не выпустила его руки, страшась разрушить тонкий мост, который они своими силами возвели. Автобус вез их в западном направлении в соседний городок Метари по автомагистрали I–10, уходящей на запад.
– Куда мы едем? – голос девушки взорвал тишину.
– Разве не все равно, – ответил Грег, сжимая ее ладонь.
Она улыбнулась:
– Наверное, ты прав.
Спустя пять минут Пайпер настроилась сказать то, что вполне возможно приоткроет окно в одну из сторон ее жизни. Девушка посмотрела на дорогу, которая бежала вместе с ними и, набираясь от нее сил, сказала:
– Моя подруга, Трейси, как–то сказала мне, что ездить на автобусе спиной вперед, все равно, что вернуться в прошлое. Не знаю, с чего это пришло ей в голову, но так семиклассница создала машину времени.
Грег внимательно слушал, словно каждое слово, произнесенное Пайпер было на вес золота. Когда девушка замолкла, он усмехнулся.
– И после этого ты решила сесть спиной вперед? – спросил Грег, – Чтобы проверить теорию, – он пояснил, видя недоуменное лицо Пайпер.
– О, нет! Для этого нужна соответствующая подготовка, а меня укачивает. Так что эксперимент провести не удалось.
Грег увидел в ее глазах грусть, несмотря на то, что она улыбалась. Пока разговор на тему времени еще висел в воздухе, он сказал:
– Это и к лучшему. В прошлом не найдешь ничего хорошего, нужно жить сейчас и не думать о том, что было. Все равно ничего уже не изменишь.
Девушка пытливо вглядывалась в его лицо, стараясь разобраться. Он все понял и пытается ее поддержать или говорит о себе? Пайпер слишком много внимания уделяет только своей персоне, а Грег – другим. Может в этом и есть ее ошибка, она зацикливается на собственных проблемах, вытекающих из прошлого и позволяет каждому прочитать правду на ее лице, а Грег переносит свои мысли и чувства на других, и это помогает ему все скрыть. И когда девушка наконец додумалась до этого, то поняла, что ни разу не задалась вопросом: что с ним случилось? Почему он был вынужден покинуть свой дом и разлучится с родными, какие обстоятельства его на это сподвигли?
Когда объявили конечную остановку, солнце почти упало за горизонт, а Пайпер так и не нашла ответа. Посреди широкой улицы поток людей обтекал двоих, они стояли, не двигаясь, больше двух минут. Жители маленького городка обходили их, некоторые посмеивались над странными подростками, другие пугливо отстранялись, чтобы ненароком до них не дотронуться словно они прокаженные. Грег очнулся первым:
– Хочется найти тихое место, думаю здесь поблизости есть парк, – охрипший от долгого молчания голос вывел Пайпер из оцепенения. Она повернулась к нему и сказала:
– Люди подскажут.
Спустя десять минут они шли в направлении Запад Наполеон Авеню. По обе стороны от дороги располагались дома среднего класса. Одноэтажные редко с двумя этажами строения предпочтительно светлых оттенков утопали в зелени. Ограждения в виде деревянных заборов портили яркую картинку, в то же время создавая иллюзию простоты местных жителей. Широкий ручей отделял полосы движения транспорта, привнося свежесть.
До парка Лафрениер подростки дошли за пол часа. Табличка перед входом сообщала об особенностях и жителях зеленых аллей, а еще о том, что им не обойти парка за всю свою жизнь. Посмотрев на карту в поисках наиболее популярных точек посещения, парень нашел нужное место. Они подошли к озеру, расположенному в центре парка. Только они и больше никого. Девушка скинула туфли и забралась на скамейку, Грег положил руку на деревянную спинку, сохраняя между своей ладонью и плечом Пайпер дистанцию.
– Здесь хорошо. Главное потом добраться домой и не заблудиться.
Грег усмехнулся и ответил:
– Я помню дорогу, так что не волнуйся об этом.
– Откуда столько наблюдательности? Как ты это делаешь? – Пайпер отодвинулась, вглядываясь в затемненные вечером глаза и выискивая в них правду.
Грег удивился вопросу и замешкался с ответом.
– Ну…я. Просто тренирую память, запоминаю разрозненные объекты в общей картине…
Пайпер перебила его на полуслове:
– Я не об этом. Мне иногда кажется, ты видишь то, что другие не замечают. Это пугает, и я не понимаю, как у тебя получается.
– Например?
– Например, откуда я приехала и то, что я сбежала.
Грег развернулся к Пайпер и осмотрел ее с головы до ног.
– Это было легко, ты не умеешь скрывать эмоции. И знаешь, что я еще могу о тебе сказать?
Девушка тепло улыбнулась, позволяя продолжить и не ожидая следующих слов:
– Раз ты сбежала, значит вряд ли кого–то об этом предупредила. У тебя есть семья, которая так или иначе будет тебя искать. Твои родители достаточно обеспечены, а значит считают полицию бесполезной кучкой дураков, поэтому наймут детектива для поисков. Он будет разъезжать по Орлеану и показывать всем твою фотографию, и кто–то обязательно вспомнит девушку со светлыми волосами.
Пайпер вздрогнула, и Грег почувствовал ее дрожь.
– Значит я прав, ты перекрасила волосы, чтобы тебя не узнали. И возможно имя сменила.
– Как ты это понял? – севшим голосом спросила Пайпер.
– Когда я называл тебя по имени, ты иногда откликалась не с первого раза.
Девушка резко вскочила со скамейки и прошептала:
– Кто ты такой?
Грег слишком поздно понял свою ошибку и встал на ноги:
– Извини, я не хотел…
Пайпер остановила его движением руки, озираясь по сторонам в поисках помощи. Будто нарочно Грег выбрал отдаленное место, где не проходили люди, к тому же девушка только сейчас заметила, как здесь темно. Из груди вырвался всхлип:
– Не подходи, не трогай меня.
Он оставался стоять на месте, разведя руки в стороны, словно предлагая Пайпер осмотреть его на наличие пистолета или ножа:
– Не бойся меня, если бы я охотился за тобой, как ты сейчас думаешь, то чего бы мне стоило в любой другой день связать тебя по рукам и ногам и отправить домой?
– Потому что человек, который меня ищет, не отвезет меня домой. У него другая цель.
– О чем ты говоришь? – Грег нахмурился.
– Если ты мне не враг, отвези меня домой.
– Пайпер…
– Отвези меня домой! – девушка повысила голос.
Всю обратную дорогу они провели в давящем молчании далеко друг от друга. Когда автобус прибыл в Новый Орлеан, Пайпер выскочила из едва открывшихся дверей и исчезла в темноте.

...

Tera Lee: 02.08.17 08:53

 » Глава 11 Сара

Три дня. Если верить словам Джерри, а она ему определенно верила – осталось ровно три дня, и все закончится. Прошло уже больше двух недель с тех пор, когда Сара последний раз видела своих детей, обнимала их и вдыхала родной запах. Конечно, она звонила и писала им, интересуясь как они выживают вдалеке от дома, но бодрые ответы и заверения в том, что у них все хорошо, не вселяли в душу Сары само собой разумеющуюся надежду. Женщина чувствовала себя виноватой и для того, чтобы искоренить это чувство, она должна была на какое-то время забыть, что у нее есть семья и освободить место в груди лишь для хладнокровия. Сара нервно ходила по комнате и призывала себя успокоиться, иначе из–за нее все полетит в тартарары, она смотрела на часы с одинаковой периодичностью, заставляя время бежать быстрее. Ей так хотелось вернуться к нормальной жизни; оставить прошлое в прошлом и радоваться настоящему, как это делают ее соседи и друзья; быть обычным человеком. Женщина понимала, сложный период, который длится несколько недель – ее наказание за предательство, его надо пережить и помочь восстановить справедливость, тогда она сможет спокойно спать и не видеть кошмаров по ночам.
На следующий день после побоев левый глаз так и не открылся, а синяки приобрели черный оттенок. Сара по несколько раз на дню ставила себе примочки, протирала лицо заживляющей мазью и молилась, чтобы все поскорее прошло. Когда вернулся Блейк и увидел результаты своих трудов, то не на шутку испугался. Еще бы, соседи могли поднять шум при виде изуродованного лица Сары. Доновану хватало проблем на работе, чтобы еще разбираться с разгневанными старушками, которые со скоростью света разнесут весть по всему городу, прибавляя все новые и новые подробности, выдуманные в поврежденном маразмом мозгу. Да и начальству лучше об этом не знать, поэтому наутро женщину ждал букет цветов и молчаливые извинения, которые преподнес ей Блейк.
Сара как всегда рано проснулась и увидев, что мужчина уже ушел на работу, облегченно вздохнула и начала заниматься повседневными делами. Когда он неожиданно вернулся домой, женщина решила, что его уволили за поездку в другой штат без уведомления начальства. Поначалу, эта мысль ее обрадовала, а затем, когда она хорошенько подумала, сбила с ног. Что же делать, если Блейк больше не полицейский? Как его остановить? Сара дернулась от скрипа входной двери, но так и не обернулась, продолжая осуществлять незатейливые манипуляции: приготовить тосты, добавить в кофе сливки. Она поняла, что мужчина стоит за ее спиной только по гробовой тишине, воцарившейся в кухне. Что ж, я даю тебе возможность заговорить первым. Сара знала, что отталкивать от себя Блейка глубокой обидой сейчас не самый лучший шаг, но с другой стороны, если она простит Донована слишком быстро за то, что он с ней сделал, то он сможет что–нибудь заподозрить. Нет, в таком деле нужно быть умнее. Не дождавшись от Блейка ни слова, женщина повернулась к нему и, посмотрев в глаза (то есть обратив внимание на разукрашенное лицо невольным жестом), быстро отвела взгляд. Сара выглядела довольно грустной, как и должна выглядеть женщина, которую избил сожитель. Она искоса поглядывала на Блейка, пытаясь прочитать чувства на его лице, но низко опущенная голова не позволяла сделать этого в полной мере, хотя и говорила сама за себя. Женщина отпила кофе и он, словно усмотрев в этом сигнал, заговорил:
– Мне очень жаль.
– Мне тоже.
Выбранная стратегия молчания должна сработать, главное не переборщить. После скомканных фраз они ничего не сказали, будто давали возможность отдохнуть друг другу от пары произнесенных слов. Начало было положено, и Блейк понемногу продвигался к Саре и ее прощению. Он сел напротив женщины, достаточно близко и в то же время на некотором расстоянии, словно понимал, что лучше сейчас к ней не приставать. Мужчина положил букет на стол, который все это время сжимал в руке и, преодолевая невидимый барьер, сказал:
– Не знаю, что на меня нашло, но могу обещать, что этого больше не повторится.
– Я надеюсь на это, Блейк.
Когда он услышал свое имя, то наконец поднял на нее глаза и тут же отвернулся, увидев переливающиеся всеми цветами радуги синяки.
– Будешь кофе? – Сара сделала шаг навстречу.
Видимо решив, что женщина его окончательно простила, Блейк кивнул и, пока она стояла к нему спиной, осторожно спросил:
– Сара, ты же знаешь, что я был в Монтане и не нашел там детей, – он сделал паузу, ожидая, что она сама ответит на непрозвучавший вопрос, но услышав в ответ только тишину, спросил. – Так где же они?
Опять начинается. Неужели снова придется терпеть боль, когда старая еще не до конца прошла? Женщина развернулась к нему, готовая ради своих детей отдать жизнь, и сказала:
– Они в Монтане. У моей мамы. Если их не было дома, то они возможно пошли в кино или просто погулять. Не будут же они днями сидеть с бабушкой.
– Это конечно возможно. Но вот, что странно. Тереза убеждала меня в том, что у нее их нет. И мне интересно, почему она так сказала?
– Это допрос? Просто их не было дома в ДАННЫЙ момент, и поэтому она так сказала, – Сара начинала нервничать и злиться. Ей с трудом удавалось усмирить губительный для дела гнев. – И с какой стати тебя начали интересовать дети? Я не замечала, чтобы ты с ними ладил или общался когда–нибудь? Зачем они тебе?
Блейк внезапно побледнел, а потом, пробормотав нечто вроде «не зачем», поднялся и ушел, хлопнув дверью. Сара еще долго смотрела в окно, следя за уходящим мужчиной. Что с тобой, Блейк? Что еще ты скрываешь? Она знала в чем вина Донована и все благодаря Джерри, который открыл ей глаза. Конечно, женщину не посвящали в детали, все потому что, несмотря на материнскую любовь к своим детям и жажду мести, она могла проговориться, если Блейк вдруг надумает выпытать из нее ответы, но Сара и так все понимала и не требовала объяснений. Но то, что она увидела в лице мужчины сейчас было для нее в новинку. Еще одна загадка, которую Саре предстоит разгадать. Решив, что подумает об этом позже, женщина вернулась к насущному вопросу: поиск номера.
За три года жизни с Блейком, на протяжении которых Сара являлась свидетелем разного настроения: от радости до гнева, женщина поняла, что он глуп, заносчив и высокомерен. Такие выводы сделать было очень просто, ведь Блейк считает себя неуязвимым и самым умным, не замечая при этом того, что творится у него под носом. В краткие моменты отрезвления или как называла это Сара – мыслительной активности, Доновану приходило озарение: он может быть пойман и наказан за свои проступки, которые ему казались невинным детским баловством. Тогда он ведет себя как нашкодивший щенок.
Сара, много лет проработав в службе доверия и принимая звонки от самых разных людей, значительно поднаторела в азах психологии. Зная краткую историю о детстве Блейка и сопоставляя ее с поведением уже взрослого мужчины, она догадалась, что Донован живет по ориентирам. Общество говорит, что бить людей плохо, поэтому если ты вдруг не удержался и согрешил, нужно делать вид, что ты виноват; радоваться чужому горю – ужасно, поэтому необходимо казаться сочувствующим. И плевать на те чувства, которые иногда пробиваются сквозь огрубевшее сознание, Блейк не может, не умеет их трактовать, по крайне мере так было, когда он еще ходил в школу. Теперь мужчина начал понимать, что испытывает стыд или вину за совершенные преступления, но идея как–то исправить содеянное ему в голову просто на просто не приходит. Сегодня Блейк по шаблону найдет в своем арсенале и включит вину, а завтра снова станет самим собой, поэтому сегодняшний день возможно ее последний шанс на успех.
Сара нервничала. Стрелка часов медленно двигалась по кругу, издеваясь над измученной женщиной. Донован ушел только час назад, а ей казалось, что прошли уже сутки. Она не знала, чем занять себя в пустом доме, хотелось выйти на улицу и прогуляться, вдыхая запах свежей выпечки и краски на соседском заборе, аромат зеленой травы на газоне и мокрого асфальта; но разбитое лицо останавливало ее на пол пути. Сара пробовала отвлечься с помощью приключенческого романа в мягкой обложке, но строки сплетались в черно–белую паутину и мешали ей вникнуть в сюжет, приходилось разбирать слово за словом, как ребенок, который только учится читать. После очередной попытки, она отбросила книгу и взялась за фильм, где спецэффектам не было конца. Сара смогла выдержать только пять минут, две из которых приходились на плывущие строки с именами актеров и режиссеров и, заткнув уши от слишком громкого звука, остановила свою пытку. И с чего вдруг все ее чувства обострились? Может быть потому, что ей сегодня придется рискнуть, вероятно еще и своей жизнью или это знак свыше, что через несколько часов произойдет нечто страшное? За мучительными переживаниями, женщина не заметила, как самая короткая стрелка часов опустилась, глядя вниз, словно не хотела быть свидетелем того, что должно случиться. Внизу хлопнула дверь. Сара вздохнула и спустилась к Блейку. Она старалась казаться как можно более жалкой и забитой, несмотря на их утренний разговор, заставляя совесть Донована зашкаливать. Он нес в руках два пакета и лучезарно улыбался, словно забыл, о чем они говорили за завтраком.
– Привет, милая. Я купил кое–что вкусное. Надеюсь тебе понравится.
Сара прошла за ним на кухню и жалостливо напомнила:
– Я не могу есть ничего твердого, рот болит.
Спина Блейка напряглась, женщина победно улыбнулась, отчего кожа болезненно натянулась.
– Можем выпить, – как бы невзначай предложила Сара.
Мужчина повернулся с облегчением во взгляде и ответил согласием.
Они поужинали и перешли в гостиную. Сара пила вино, Блейк – виски. Тем лучше для нее. День был жарким и долгим, алкоголь довершит начатое, и он быстро вырубится. У нее будет время найти номер.
– Как дела на работе?
Блейк повертел стакан в руках.
– Да как обычно, нарики и проститутки. Вот и весь мой веселый день. Но скоро планируется операция, после которой, я уверен, меня повысят, – мужчина широко улыбнулся.
Сара сказала:
– Это потрясающе, поздравляю, Блейк!
– Поздравлять пока рано, но спасибо.
Он посмотрел на женщину, словно хотел задать вопрос, но потом передумал и поднялся с дивана.
– День был тяжелым. Я пойду спать.
– Да, конечно. Я приберусь и приду к тебе.
Блейк осторожно поцеловал Сару в щеку и поднялся наверх.
Через пять минут он уснет, и тогда у женщины будет достаточно времени, чтобы найти то, что ей нужно. Только бы он не заметил. Сара надеялась, что Блейк не спит с телефоном в обнимку, иначе задача усложнится, и ей придется как можно скорее придумать новый план. Она погремела стаканами для виду и, считая каждую ступеньку словно последние секунды своей жизни, поднялась на второй этаж. Из комнаты доносились зачатки храпа. Как она и думала. Сара вошла в комнату и посмотрела на распростертое тело в кровати. Она постояла над ним несколько минут, представляя какой ужас Блейк испытает, когда его поймают, и насладилась своей реакцией. Я за все тебе отомщу. Будь уверен.
Сдвинувшись с места, Сара подошла к наброшенным на спинку стула вещам мужчины. Облазив карманы рубашки и брюк, она протянула руку к куртке.
– Что ты там делаешь?
Сара вздрогнула и обернулась. Блейк сидел в кровати и смотрел на нее ясным взглядом, словно он и не спал вовсе, а только притворялся. Заготовленная заранее отмазка пришла на помощь.
– Я думала постирать твои вещи, хотела спросить у тебя, но ты уже спал.
Блейк недоверчиво посмотрел на женщину и сказал:
– Ладно, постирай, – повернулся на живот и закрыл глаза. Через секунду снова раздался храп.
Сара выдохнула и взяв вещи, направилась к двери. На выходе она застыла. Если Блейк так просто разрешил ей взять его одежду, то вряд ли там будет телефон, не такой уж он дурак. Она обвела комнату взглядом и остановилась на шкафе. А что, если…
Прежде чем сделать шаг, Сара посмотрела на спящего мужчину. Дорога длинной в пять метров казалась ей непреодолимой вечностью. Женщина немного приоткрыла резные дверцы, ласково проведя по ним рукой, и заглянула вниз. Она залезла в каждый ботинок Блейка. Ничего. Тихо чертыхнувшись, Сара уже собиралась уходить, когда ей в голову пришла мысль. Она достала свои старые сапоги, которые есть в шкафу любой женщины – малы, но выкинуть жалко – и которые она не носила уже пять лет. Может ли это быть вариантом?
Засунув руку в левый сапог, Сара почувствовала что–то твердое. Оборачиваясь на каждый неровный вздох позади, она вытащила телефон. Женщина поднялась с колен и вышла из комнаты, прихватив с собой охапку вещей. Пока она добиралась до ванной, которая находилась чуть дальше по коридору, ей все время казалось, что кто-то следует за ней. Захлопнув за собой дверь, защищая себя тем самым от невидимой опасности, женщина дрожащими пальцами набрала несколько цифр и нажала кнопку вызова. После первого гудка, она дала отбой и стерла свой номер из журнала исходящих. Нужно было возвращаться назад.
В спальне ничего не изменилось. Блейк не стоял с пистолетом в руке и не искал телефон в кожаном сапоге. Он все также храпел. Сара спрятала мобильник в тоже место и стирая следы своего вмешательства, закрыла шкаф, затем спустилась вниз выпить воды и перевести дух. Ноги еле передвигались, глаза закрывались сами собой после опустошения, следующего за выбросом адреналина. Не забыть бы постирать вещи Блейка, как заботливая женушка. Сейчас особенно нельзя ошибаться. Она взяла свой мобильник, лежащий на кухонном столе и посмотрела на экран: один пропущенный. Только сейчас, когда опасность миновала, Сара подумала о том, что номер мог быть скрыт и весь ужас, скопившийся в грудной клетке, пережит зря. Женщине повезло, что Блейк настолько не осторожен. Она позвонила Джерри и продиктовала номер. Оставалось только ждать.

...

Tera Lee: 02.08.17 08:53

 » Джерри

Если вдруг Сара решит сбежать из клетки, в которую превратился ее дом, сколько времени ей потребуется, чтобы пешком добраться до полицейского участка, где она окажется под защитой Джерри? Благодаря несложным математическим вычислениям, ну или картам в навигаторе, ответ всплывает на поверхность: один час двадцать минут. Такой неожиданный порыв, который женщина не планирует и о котором даже не думает, порождает задачку, с легкостью решаемую пятиклассником: Из пункта А в пункт Б направляется женщина, то срываясь на бег, то переходя на быстрый шаг. Следом за ней на корвете модели C5 98 года выпуска со скоростью…да это и неважно едет кипящий от негодования мужчина с перекошенным от злости лицом. Через какое время разгневанный водитель догонит свою жертву, если она по пути подвернула ногу? А в том, что он это сделает сомнений нет.
И вот пока школьник решает незамысловатую задачку, а хромая женщина пытается найти укрытие, в полицейском участке сидит капитан и напряженно о чем–то думает. Сегодняшний день можно смело назвать удачным, учитывая, что несколько минут назад на телефон Джерри пришло сообщение, продвигающее дело на милю вперед. Он обрадовался хорошим новостям, которые сгладили этот день и все предыдущие, наполненные бесполезным топтанием на месте. Благодаря Саре, смелость которой помогла полицейскому участку Реддинга выйти на крупного наркоторговца и его банду, они наконец–то закроют дело, начатое еще несколько лет назад.
Завтрашним утром, пока Джерри будет готовиться к облаве, Блейк получит индивидуальное задание, и его выполнение станет еще одним доказательством в личном деле Блейка Донована. Пока компьютерщики проверяли названный номер, Джерри сидел в кабинете и сосредоточенно думал в ожидании ответа от специалистов. Мужчина проговаривал про себя последовательность действий, отмечая на бумаге каждый этап, и когда возникал вопрос или выплывало несоответствие, он жирно подчеркивал шаг и искал выход, после чего двигался дальше. Каждый этап операции он осматривал с разных сторон, чтобы случайный сбой не помешал ему быстро сориентироваться в новой ситуации. Джерри знал, что одно слабое звено в общей цепи означает полный провал. Тогда несколько месяцев работы пойдут коту под хвост и начать все сначала уже не получится.
Когда цепочка была пройдена, Джерри поднялся из кресла и подошел к окну. Нужно было отвлечься, подумать о другом, пусть и непосредственно связанном с этим делом, чтобы освежить мозги. Следующая проверка либо станет окончательной, либо обнаружит незамеченную ранее ошибку. Он устало облокотился на стену, позволив телу расслабиться, пока никто не видит, и провел ладонью по лицу, снимая тонкую пленку напряжения.
На темной улице давно зажглись фонари, их свет отражался от стеклянных окон и вновь возвращался к пешеходной дорожке, позволяя людям безопасно пройти к своим машинам. Зеленые насаждения, растущие по краям круговой парковки, защищали участок от любопытных взглядов. Деревья, не превышающие в высоту трех метров, покрывались черным налетом с приходом ночи, только часть тонких стволов и обращенные к фонарям ветви могли похвастаться незапятнанностью. Джерри любил ночь, где кончаются полномочия человека и начинает властвовать природа. Она успокаивала его нервы и чуть слышным шелестом плоских листьев предвещала победу над злом.
Мужчина подумал о Саре, которая через три мили от него не могла уснуть, прислушиваясь, как и он к тревожным сигналам. Джерри решил, что если постараться, то можно увидеть то, что видит в данный момент она, благодаря той связи между ними, которая укреплялась с каждым днем. Он доверял Саре. Ее мнение касательно Блейка, которое она не преминула высказать, как только Джерри об этом попросил, заполняло пробелы в официальной характеристике. Завышенные амбиции и самоуверенность, ощущение неуязвимости. То, что для него казалось обыденностью, те черты характера, которые он взращивал в себе с рождения, оказались их преимуществом. Блейк не заметит подвоха. Капитан сомневался лишь насчет контактов Донована, опасные люди, не заискиванием и честностью, а кровью и угрозами, завоевавшими преступный мир, они смогут почуять неладное. Но у Джерри не оставалось выбора. Либо сейчас, либо никогда. Другого шанса не будет.
Мужчина в черном костюме оторвал взгляд от светлеющей мглы. План готов. Он вышел из кабинета, спрятав бумаги под замок и повернул налево. В полицейском участке почти никого не осталось. Далеко перевалило за полночь и только особо трудолюбивые сидели под лучами настольных ламп. Одни изучали дела, другие составляли отчеты. В кабинете шефа еще горел приглушенный свет. Джерри вошел, не постучавшись.
– Боб, извините, что без стука. Я хотел обсудить детали.
Питерс, не прекращая писать, указал на кресло. Джерри остался стоять. Через несколько минут, шеф оторвался от бумаг и поднял взгляд на капитана.
– Я и забыл, что у тебя геморрой, – сказал Боб и криво усмехнулся. – Какие детали?
– Мы должны отправить Блейка на задание дальше, чем предполагалось до этого. Если он будет неподалеку, до него могут дойти слухи, и тогда велика вероятность, что он сорвет нам операцию.
Шеф пожевал губами, размышляя над предложением Джерри, и вскоре ответил:
– Хорошо, у меня есть на примете вариант. В двух часах езды. Подойдет?
– Да. Особенно, если там его загрузят работой.
Боб злорадно усмехнулся и сказал:
– Можешь в этом не сомневаться. Что–то еще?
Джерри долго думал над этим вопросом, прокручивая в голове предполагаемые ответы босса. Он с трудом произнес:
– Возможно Саре придется украсть его телефон.
Шеф непонимающе уставился на собеседника:
– Она уже это сделала. Если ты не помнишь, это Сара прислала нам номер.
– Я знаю. Я имел ввиду, совсем украсть, выкинуть или спрятать в надежном месте.
Боб поднялся из кресла и стал, уперев руки в массивную столешницу. Губы сжались в тонкую линию.
– Ты вообще понимаешь, что несешь? Если он это заметит…
Джерри подошел поближе к столу.
– Я сказал: «возможно». Если выяснится, что Блейк связывался с контактами раз в неделю, или по определенным дням, будет разумнее забрать у него телефон. Он даже не заметит.
– Это риск, – Боб погрозил в сторону Джерри пальцем, – большой риск.
Капитан закипал:
– Я понимаю. Но еще больший риск – позволить ему взять его с собой.
На несколько минут в кабинете воцарилось молчание, нарушаемое лишь мерным гудением стационарного компьютера. За окном выезжающие с парковки автомобили бросали световые лучи на потемневшие стены и тут же, застуканные за подглядыванием, покидали пределы кабинета. В коридоре послышались сонные голоса, раздражающие своей монотонностью, они словно напоминали, что пора бы уже прекратить молчание и продолжить разговор. Но никто из мужчин не спешил этого делать. Боб смотрел на разбросанные по столу бумаги, будто искал в них ответ, заставляя Джерри гадать, что происходит в голове шефа. Наконец Питерс сказал, продолжая смотреть на исписанные листы:
– Завтра заберешь распечатку его звонков и сообщений. Придешь ко мне. Обсудим.
Отрывистые фразы – коронный номер разозленного Боба. Джерри понял, что уже ничего не сможет добиться и сдавшись вышел за дверь. Когда капитан О’Брайан покидал полицейский участок, стрелки часов перевалили за тройку. Он остановился на ступеньках перед входом и решал: пройтись пешком пару кварталов до дома или поехать на машине. Спрятав блестящий брелок, мужчина повернул на северо–запад и через полмили уже входил в свой дом, стоящий на небольшой возвышенности от Маркет стрит. В такой поздний час на его пути встречались лишь дворняжки, иногда проезжали редкие машины.
В доме, принадлежавшем его родителям, О’Брайана никто не ждал. Мать скончалась три года назад, пережив двоих сыновей, последний, оставшийся в живых брат Джерри, изредка навещал его в короткие периоды отпуска, так и не сумев оставить службу. Мужчина отпер дверь ключом и вошел в нагретый за день дом. Скинул тесный костюм и принял душ. Пока холодные струи проникали под кожу, капитан думал о Саре. Ей одной правда и справедливость были нужнее, чем всем, кто задействован в операции, ведь она выносила побои и чужака в своей постели, надеясь, что скоро плохие дни закончатся, и семья воссоединится. На что только женщина не пойдет ради мести.
Холодный душ взбодрил Джерри. Он медленно спустился в гостиную и налил себе выпить. Кресло застонало, принимая на себя вес мужчины. Через мгновение, сморенный длинным, трудным днем и алкоголем, он уже спал.

Утро в полицейском участке было не спокойным. По крайней мере так казалось Джерри. Обезьянники, заполненные до отказа проститутками и малолетними дебоширами, не предвещали ничего хорошего. Мужчина часто замечал, как преступный мир реагирует на постороннее вмешательство: каждый, кто к нему относился, в «особые» дни начинал что есть мочи буйствовать и нарушать закон. Возможно таким образом они давали подсказку свои собратьям о том, что начинается атака.
Джерри подходил к своему кабинету, на ходу здороваясь с коллегами, и старался вести себя как обычно, не выдавая состояния, в котором он пребывал. Не успев дотронуться до ручки, мужчина услышал, как кто–то его позвал.
– Привет, капитан, – сказал Блейк. – Шеф сказал облава намечается через два дня. Джерри обвел глазами помещение и тихо ответил:
– Заходи.
Он плотно прикрыл за посетителем дверь и подошел к столу. Блейк без приглашения уселся на кожаный диван.
– Лучше бы тебе не болтать об этом. В такие неспокойные дни я мало кому доверяю.
– А мне значит веришь? – ухмылка Донована заняла пол лица.
Джерри стоял, облокотившись на стол со сложенными на груди руками. Чего ты хочешь, Блейк? Провести меня или увидеть страх у меня на лице? Как жаль, что у тебя не хватает мозгов, чтобы хоть что–то понять. Он выдержал многозначительную паузу, смакуя фразы, которые не были произнесены в слух, а затем ответил:
– Если бы не верил, тебя бы здесь не было.
Глаза Блейка перепрыгивали с лица Джерри, обследуя каждый дюйм, на его руки и широкие плечи. Вероятно, с каких–то пор мужчина почувствовал себя профессиональным наблюдателем, различающим любые эмоции, глядя на тело человека. Он удовлетворенно хмыкнул, видимо заключив по собственным исследованиям, что О’Брайан опасности не представляет и перешел к изучению мысков своих ботинок, вытянув ноги вперед. Он медлил, постукивая ладонью по подлокотнику дивана, и насколько понял Джерри, хотел что–то сказать. Капитан не стал его торопить. С плохо скрываемой злостью Блейк произнес:
– Питерс отправил меня в Бейкерсфилд. Жаль, что пропущу все веселье, – он смотрел прямо в глаза Джерри, рассчитывая прочесть его мысли, отвечающие на брошенную вскользь фразу. Только капитан не доставил ему такой радости, он поднял одну бровь и искренне удивился:
– Какого черта тебе делать в Бейкерсфилде? И почему именно ты?
Блейк пожал плечами:
– Несколько копов убиты, они просят помощи. Я уже бывал там. Боб считает, что лучше поехать тому, кто знает местную полицию и город. Поэтому выбор пал на меня.
– Он не предупредил меня. Придется делать перестановку, – Джерри прошел к креслу, не позволяя себе садиться, пока в кабинете посторонний, и сделав вид, что ищет нужные бумаги, мысленно указал Блейку на выход. Но тот оставался сидеть на месте.
– Что–то еще? – капитан посмотрел на подчиненного.
Донован поднялся с дивана и подошел к столу, он приблизился достаточно близко, чтобы тихо спросить:
– Ты говорил с Сарой?
Джерри состроил виноватую гримасу и ответил:
– Давно, совсем замотался. Надо бы ее навестить, когда все закончится. А что? Она спрашивала про меня?
Блейк отстранился и засунул руки в карманы куртки, почувствовав себя победителем и убедившись в своей неприкасаемости:
– Да нет, просто интересуюсь. Ну ладно, пора собираться в дорогу.
Он кивнул капитану и вышел за дверь. Джерри сел в кресло и сжал кулаки, удивляясь откуда в его всегда трезвом и рассудительному мозгу появилось столько злобы; он сидел и скрипел зубами, проклиная человека, который свои вмешательством разрушил жизнь не только Сары и детей, но и его собственную. Не долго ты еще будешь на свободе, Блейк. Из ступора Джерри вывел сигнал сообщения на компьютере, он открыл файл и тщательно его изучил. После этого удалил послание и направился к кабинету шефа. Телефон нужно украсть.

...

Tera Lee: 02.08.17 08:54

 » Блейк

Как только капитан О’Брайан вошел в участок, Блейк почувствовал тошноту, поднимающуюся от желудка к горлу горькой волной. Каждый его шаг, каждое движение и воздух вокруг были пропитаны уверенностью и самодостаточностью: с первым у Блейка не возникало проблем, второе колебалось на критически низком уровне. Он возненавидел Джерри, как только тот появился в полицейском участке Реддинга, придя через год после Блейка. Донован уже считал себя одним из уважаемых офицеров, достойных носить почетное звание и значок, а тут появился какой–то проныра, который перетянул на свою сторону всех тех, кого Блейк видел в стане своих друзей. Очередная напасть, следующая за напарником, которому к нему приставили. На самом деле это Донован был побочным звеном в полицейском тандеме, но разве сможет у него язык повернуться так себя назвать.
Когда Блейк только поступил в полицейскую академию, он был зеленым юнцом, который видел мир совершенно в других красках. Получить звание офицера было наградой, первым шагом из сотни следующих. Он верно служил своей стране, вставал на час раньше, чтобы быть первым на службе, и ему нравилась такая жизнь. С какого именно момента все пошло под откос, он не помнил, но спустя несколько месяцев мужчина, который был старше Блейка на пять лет и не продвинулся дальше сержанта, стал диктовать ему что говорить, как ходить и о чем думать, словно он ребенок и без него не справится. С того дня все действия Донована стали казаться ничтожными, а дружеское расположение остальных полицейских постепенно сошло на нет. И почему человек, который может многого добиться в жизни, вдруг тормозит в самом начале пути, не продвигаясь дальше? И почему, несмотря на это, все продолжают его уважать и бежать за советом? Блейк ненавидел его и в то же время любил, как старшего брата, которого у него никогда не было, поэтому он поклонялся напарнику, жаждал его похвалы, приспосабливаясь не только физически, но и подстраивая свои чувства под ситуацию. В какой–то момент, когда офицер понял, что, несмотря на все старания, его никто не замечает, захотелось сделать больно тем, кто его предал, увидеть на их лицах страдание. Ведь это нечестно. Сколько усилий Донован приложил, чтобы выстроить свою жизнь заново после отвратительного зрелища в виде родительских трупов, а напарнику дались легко и семья, и служба в полиции. Где справедливость?
Еще до того, как отец Блейка свихнулся, он сказал сыну: «В этой жизни нужно прорываться всеми удобными и неудобными способами, чтобы получить чего хочешь, иначе останешься в дерьме». Интересный совет от уборщика местного супермаркета, который неожиданно решил поделиться секретами «успеха» в карьере с малолетним сыном. Через два года после глубокомысленного изречения отца родителей не стало. Так обычно говорят про добрых граждан, принесших пользу городу или местной церковной общине, тех, кого любят и по ком скорбят не только родственники, но и жители ближайших кварталов. Родители Блейка не входили в эту категорию, и их смерть нельзя было назвать духовной или героической, после которой они, держась за руки, вознеслись на небеса. Их бы туда точно не приняли из страха заляпать белые хлопья облаков кровавыми каплями. Если бы все сложилось по–другому… Но, к сожалению, они оказались жертвами безумия или…трезвого ума, это с какой стороны посмотреть.
Ранним утром девятилетний Блейк проснулся, чтобы пойти в школу. Мать собрала ему ланч, напоследок пригладив белокурые волосы сына, и отправила в добрый путь. Отец тогда мирно спал на диване в гостиной. Кто бы мог подумать, что и в солнечные дни проливается кровь.
Пока стремящийся к знаниям Блейк сидел за своей партой, в доме номер 5506 по Юг Белмонт Драйв отец перерезал матери горло и застрелился из дамского пистолета, когда–то давно приобретенного его женой для защиты от хозяина дома. Выстрела, как назло, никто из соседей не услышал. Мальчишка первым увидел залитый кровью ковер в гостиной и мозги отца на стене. Он не закричал и даже не заплакал, а просто молча сел на пол и продолжал смотреть, не в силах отвести взгляд. Таким его и нашли соседи спустя три часа. Входная дверь оставалась открытой, любой бы забеспокоился, особенно мужчина, живущий в доме напротив и везде сующий свой нос. Думается, он горько пожалел, что не застал всего процесса убийства, поглядывая в бинокль, работа отвлекла, пришлось уехать.
В тот же день новость разнеслась по окрестностям, приманив журналюг, не гнушавшихся выпытать у ребенка подробности преступления. Какие только заголовки на первых полосах местных газет не встречались в киосках, через стекло привлекая прохожих и повышая продажи мелких предпринимателей. К счастью никто не успел навредить бедному ребенку, родная сестра матери, тетушка Пегги, забрала его к себе в Бейкерсфилд, освобождая его от участи подопечного в приюте.
И так дом, в стены и пол которого въелась кровь, остался в другом мире или даже забылся, словно и не было его никогда. По крайней мере на это рассчитывала тетушка Блейка. Она была доброй женщиной и значительно старше своей сестры, которая не слушая родителей, выскочила замуж в восемнадцать за человека с подпорченной репутацией. Тетушка регулярно в течение нескольких недель причитала, сетуя на судьбу и порывалась заплакать, при этом ее подбородок трясся как у больной сенильным тремором. Пегги не могла не знать, как тяжело мальчику справляться с навалившимся на него горем, но и не будучи наделенной острым умом, она не догадывалась, что постоянная угроза слез с ее стороны только сильнее заставляла ребенка отгородиться от внешнего мира, в котором отводилось место только боли и страданиям. Женщина думала, что отрешенный взгляд мальчика, его непрекращающееся молчание и тишина в качестве ответа на ее вопросы объединяет в нем тройку обезьян; и если бормотать про себя: я так и думала…говорила же я ей…и к чему это привело…что с ним теперь будет…бедный ребенок, то это никоим образом его не затронет. Однако, чем сильнее Пегги уверялась в сделанных наспех выводах, тем глубже мальчик прятался в себе и почти не слушал, что говорила тетушка. Однако не стоит осуждать женщину, не зная, что с ней приключилось.
Пегги никогда не была замужем и не имела детей, посвятив свою жизнь в полном объеме престарелым родителям, для которых по всей видимости существовала только одна дочь, сбежавшая с подонком. Не знавшая ничего, кроме родного дома, не изведавшая мужской любви и женской дружбы, Пегги умело выполняла дела по хозяйству, следуя заведенному порядку, но как только разговор заходил о нравственном воспитании ребенка и привитии ему нормальных человеческих чувств и качеств, она могла поделиться только слезами. Поэтому, следуя совету многодетной соседки, она не пожалела денег на приемы психологов, которые не обнаружили явных проблем с психическим состоянием ребенка: он, к удивлению Пегги, четко и осознанно отвечал на вопросы, выполнял задания и не проявлял неконтролируемых приступов агрессии. Доктор решила, что его мозг заблокировал воспоминания, потому что на вопрос: Что случилось с твоими родителями? Он неизменно отвечал: Они попали в аварию. На этом сеансы закончились, доктор получила деньги и посоветовала, как можно скорее отправить ребенка в школу, чтобы он общался с другими детьми, и найти ему отвлекающее занятие. Но если верить словам великого поэта и мыслителя Иоганна Гете: советовать можно лишь в деле, в котором сам разбираешься, то следовать наставлениям доктора, чья жизнь прошла среди счастливых родителей, братьев и сестер, и которая не знала бед и потерь, было огромной ошибкой. Ведь причина чудесного выздоровления состояла не в том, что мальчик сознательно отгородился от прошлого и кровавой картины, а в том, что ему редко удавалось заглушить бормотание тетушки, в котором однажды проскользнула интересная мысль: ах, если бы этот ребенок стал нормальным…он бы мог жить самостоятельно…а что теперь…останется на моем попечении навсегда. И только страх всю жизнь провести рядом с неуравновешенной теткой сподвигли мальчика нарушить молчание и сделать то, чего все так хотели: притвориться нормальным.
Прошло много лет, Блейк, окончив школу, а затем и полицейскую академию, старался не оглядываться назад, выбросив из головы мысли о семье. Только став мужчиной, который потерял все то, к чему так упорно шел, он начал все чаще вспоминать о матери и отце. Мужчина возрождал в памяти запахи крови и алкоголя, витавшие в воздухе еще несколько часов после убийства. Видимо перед тем как полоснуть по горлу любимой когда–то жены, отцу пришлось выпить последние запасы в доме. Ведь он не был смельчаком, а для того, чтобы убить, нужна храбрость, которую он и нашел в бутылке.
Блейк пытался представить, как все происходило. Видела мать, как отец приближается с ножом, пыталась его остановить? Или даже пикнуть не успела, как горячая кровь пропитала халат? Где и в какой момент у него возникла такая мысль? На кухне, когда жена готовила ему завтрак или в комнате, наблюдая, как она переодевается, чтобы уйти на работу? А может такая идея созрела в его мозгу задолго до этого дня? Когда они ужинали за расшатанным столом или спали в своих постелях. А главное, что отец почувствовал, когда отнял жизнь у любимой женщины? Как решился взять в руки пистолет и спустить курок?
Думая об этом и представляя все, как сцену из фильма, мужчина понимал, что не винит отца, не презирает его и не жалеет, может старику их убийство казалось единственным выходом из бедности и несчастия. На самом деле Блейк вообще ничего не ощущал, ни скорби, ни любви, ни обиды, будто не было этих людей, будто история выдумана. Он словно исследователь задавал себе рациональные вопросы: о чем они думали в последний момент, перед тем как уйти в никуда? Было ли им страшно или они не успели ничего почувствовать? И что, если бы перед самим Блейком встал такой выбор. Решился бы он? Или спасовал?
Но что теперь об этом думать, Блейк сделал СВОЙ выбор, как и отец когда–то. Сейчас его жизнь наладилась, он этого заслужил после долгих лет унижений, оскорблений и неприятия. Донован стоял, облокотившись на стол и смотрел сквозь поднятые жалюзи на капитана О’Брайна. В голове Джерри происходили сложные мыслительные процессы, он был уверен, что у него все получится, но не учел, что рядом с ним, практически на расстоянии вытянутой руки, притаилась угроза, препятствие, которое не даст Джерри получить похвалу от начальства. Ты веришь мне, а зря. Когда ты все провалишь, я буду смеяться громче всех.
Блейка забавляло с какой легкостью капитан посвятил его в свои планы, удивляло, что его проницательный взгляд не увидел предателя среди своих. Это станет его ошибкой, его падением. Будет ли тебе кто–то доверять после этого? Будет кто–нибудь смотреть на тебя как на героя? Я очень в этом сомневаюсь.
Когда шеф сказал ему о вынужденной командировке, Блейк почувствовал только гнев и раздражение; он готовился к повышению, к громкой операции, а теперь его как назло отсылают. В ту же минуту он решил, что не сможет оставить все как есть и что перестанет себя уважать, если не вставит им палки в колеса.
Блейк отвлекся от созерцания мужчины, забравшего всю его славу и подумал, что ему предстоит сделать перед поездкой в Бейкерсфилд. Сначала вернуться домой, сделать контрольный звонок и с чистой душой укатить, собрав перед этим вещички. От телефона лучше избавиться и приобрести другой, старый уже изжил свое. Ведь не думал же Джерри, что Блейк не порвет на какое–то время связь и не обзаведется сим–картой с новым номером, на которую в случае чего никто не сможет выйти.
Пронесшийся мимо капитан прервал раздумья мужчины. За спиной О’Брайана захлопнулась дверь. Донован усмехнулся. Решили обсудить с шефом план облавы, зря стараетесь. Насвистывая веселую мелодию, он вышел на оживленную улицу.

...

Tera Lee: 04.08.17 12:59

 » Глава 12 Грег

День начинался хуже некуда, мало того, что лил холодный дождь, так еще и Пайпер не пришла на работу, оставив Грега наедине с доказанной виной и беспокойством за ее жизнь. В голове парня одно за одним крутились предположения: она бы не позволила себе уехать, не попрощавшись по крайней мере с Гудманами, даже если Грег напугал ее до чертиков. По их обеспокоенным лицам, он понял, что Пайпер не приходила тайно сказать им «пока» и умотать за океан, лишь бы быть от него подальше. Похитить ее вряд ли могли, он проводил девушку домой, без ее ведома конечно, и дождался пока в комнате включится и погаснет свет. Так что еще помешало ей прийти на работу, которую, по наблюдению Грега, она любила. Может она проспала. Один обычный вариант из множества сумасшедших как всегда последний стоял в списке. Конечно, Пайпер перенервничала и вполне вероятно уснула довольно поздно, забыла поставить будильник или решила больше никогда не видеть Грега, и такое в принципе возможно. Он решил подождать до полудня, и, если девушка не придет, бить тревогу, а точнее, идти к ней домой.
Четыре часа ожидания прошли в тревожном молчании, Гудманы заразившись от Грега тревогой искоса поглядывали на него, готовясь увидеть хоть какую–нибудь реакцию. Наконец, Барри не выдержал:
– Я схожу, сколько можно ждать?
Парень бросил на него враждебный взгляд и резко ответил, пресекая попытки мужчины встретиться с Пайпер:
– Я сам.
Через десять минут с разрешения Арчи он стоял перед дверью Пайпер, мокрый с головы до ног.
Он постучал, ему ответила тишина. Постучал снова – результат тот же. Сердце Грега волнительно забилось, уже не так категорично отбрасывая вариант с похищением. Он попробовал открыть дверь, и она со скрипом распахнулась. Пайпер лежала на кровати, свернувшись клубочком под красным покрывалом. Она дрожала. Грег взглянул в ее лицо, а она даже не открыла глаз, словно смирилась со своей судьбой в ожидании прихода убийцы.
– Пайпер, ты заболела? Мы беспокоились о тебе, – Он подошел и присел на край кровати, убирая спутанные пряди с горячей щеки.
– Ага, особенно ты.
Грег убрал руку, и накопившиеся вчерашним вечером невысказанные слова сами по себе вылезли наружу:
– Я тебе не враг. Мне не поручали искать тебя. Все что я тебе рассказал про себя – это правда. Поверь мне. Если бы я хотел от тебя избавиться, стал бы я прогонять тех подонков, которые к тебе приставали у «Рокси»? К чему марать руки, если это могут сделать другие? Да и вообще, у меня было много удобных случаев, когда я мог сделать так, чтобы тебя никто уже не нашел.
Пайпер открыла глаза и посмотрела на Грега, она боролась с чем–то, что давно и настойчиво тревожило ее, в голове на постоянное место жительство заселилось множество вопросов, так и оставшихся без ответов. Девушке сложно было разобраться во всем в одиночку, но помощи по крайней мере со стороны семьи, она получить не могла, поэтому приходилось рассчитывать только на себя, все глубже и глубже погружаясь в воды неизвестности. Грег не понаслышке знал, каково это довериться не тем людям, какие последствия могут после этого быть, поэтому он понимал настороженность Пайпер и даже приветствовал ее. По щекам девушки потекли слезы:
– Мне страшно.
Парень понимал, что сейчас задавать вопросы ни к чему, ей и так было плохо во всех смыслах, и удовлетворение своего любопытства не считалось сейчас лучшим средством для выздоровления. Если она захочет что–то сказать, то сделает это без его подсказки.
– Я не дам тебя в обиду, – он вытер ее слезы и погладил по спине. – Ты поспи, а я схожу в аптеку. Выглядишь неважно. Я быстро.
Грег поднялся с кровати и, подумав о чем-то, сказал:
– Дай мне ключ, я закрою тебя, так будет спокойней. Девушка показала на коврик перед дверью и снова закрыла глаза.
Заперев дверь на два оборота, парень спустился вниз. Стоило предупредить Гудманов, они наверняка не знают, что и думать. Парень быстро заскочил в кафе и не смог уйти без огромного пакета лечебных настоек и вкусной еды. Марта подсказала, что нужно купить в аптеке и велела провести этот день с Пайпер. Ей может стать хуже, а рядом должен быть тот, на кого можно рассчитывать.
За время его отсутствия ничего не изменилось. Девушка все также дрожала, сильнее кутаясь в одеяло. Грег поставил пакет на тумбочку возле кровати и тихо спросил:
– Ну как ты, боец?
Она посмотрела на него и попыталась улыбнуться:
– Да все отлично, думаю собраться по–быстрому и прыгнуть сегодня с тарзанки. Ты со мной?
Грег рассмеялся:
– Ты еще спрашиваешь.
Парень внимательно прочитал инструкции на упаковке лекарств и заставил Пайпер проглотить пилюли. Потом напоил ее чаем и уговорил поесть. После несложных манипуляций девушке стало лучше, на лице появился румянец, глаза перестали светиться нездоровым блеском. Перед тем как она уснула, Грег сказал:
– У меня сегодня смена в Рокси, я должен идти. И я скажу им о тебе.
Пайпер кивнула и провалилась в сон.
Грег решил зайти в Кракен перед ночной сменой в баре, и как оказалось не зря. Пока он докладывал о состоянии Пайпер, в кафе зашел высокий мужчина, принесший с собой особую атмосферу. Еще днем дождь, не успев начаться, закончился, и солнце, согревая жителей, полностью вступило в свои права. К вечеру воздух значительно прогрелся, и люди умирали от жары, прячась в тени баров и своих домов. Мужчина был не местным, мало того, что одет не по погоде: в брюки и темную рубашку, так еще и пришел в «Кракен» не с целью поживиться фирменными блинчиками. Он недавно побрился, будто готовился к встрече с хозяевами кафе заранее, открывая квадратный подбородок, который угрожающее выпирал вперед. Взгляд был внимательный, примечающий каждую деталь, но в тоже время уставший, по–видимому от долгой дороги. Мужчина осмотрелся вокруг и подошел к Арчи.
– Чем могу помочь? – спросил хозяин.
Незнакомец достал полицейское удостоверение и показал Гудману со словами:
– Я разыскиваю молодую девушку, вот ее фотография.
Он порылся в бумажнике и вытащил снимок. С потрепанного фото улыбалась юная блондинка с зелеными глазами. Грег напрягся.
– Вы ее видели?
Прежде чем Арчи смог открыть рот, парень выхватил у мужчины фотографию и внимательно вгляделся:
– Я ее знаю. Когда найдете эту стерву, скажите, чтобы вернула мои двести баксов! – он швырнул снимок на барную стойку. – Вся такая милая из себя, на жалость давит. А на деле…, – зло бросил Грег.
Мужчина внимательно посмотрел на парня, словно оценивая его игру.
– Как вы с ней познакомились?
– Подошла ко мне на улице и попросила помочь сумки на автобусную станцию отвезти. Ну а мне что, жалко, что ли. Я и помог. Пока толклись на этой станции, она у меня бумажник и вытащила из кармана.
– А с чего вы взяли, что это она украла?
Грег усмехнулся и покачал головой:
– Да она так старалась побыстрее смыться…До меня это только потом дошло. А вы чего ее ищете?
Полицейский убрал фотографию в бумажник и ответил:
– Украла у родителей большую сумму денег и сбежала с каким–то парнем, – он посмотрел Грегу в глаза, давая ему шанс сказать правду. Парень даже не моргнул. Противостояние между ними длилось не долго, полицейский заговорил первым:
– Может еще что–то помните? Куда она поехала, например?
– Не, она мне ничего не сказала, вся какая–то дерганая, я даже спрашивать ничего не стал.
– Ну что ж, спасибо за информацию. Если что–нибудь вспомните, вот мой номер, обязательно позвоните мне, – он протянул Грегу белую визитку, в центре которой жирными черными цифрами выделялся номер, больше на карточке ничего не было.
Когда мужчина вышел за дверь, парень шумно выдохнул и повернулся к Арчи. Он смотрел на него так, будто впервые видел. Грегу даже показалось, что в его взгляде сквозило отвращение и разочарование, увидеть такое от человека, чье мнение для тебя важно, хуже, чем услышать тысячу оскорблений. Однако Грег не мог ничего ему ответить или как–то объяснить то, что сейчас произошло на его глазах, тем более их это не касалось. Это дело Пайпер. Грег был благодарен высшим силам лишь за то, что рядом не ошивался Барри, который уж точно потребовал бы объяснений и Марта, чье волнение за девушку достигло бы критического уровня.
– Арчи…
Мужчина поднял руку и сказал:
– Не объясняй, будем считать я ничего не слышал, – и для спокойствия Грега добавил, – и естественно ничего никому не скажу, – он ушел в подсобку, оставив парня наедине со своими мыслями.
Планы поменялись. Теперь идти к Пайпер опасно: полицейский, если он действительно им был, хотя Грег в этом сомневался, мог и не поверить его игре и тогда станет за ним следить. Вывести его прямо на дом Пайпер – не самая лучшая идея. Парень вышел из кафе и, не оглядываясь, спокойным шагом пошел в «Рокси» на ночную смену, стараясь выглядеть убедительно. Через два квартала он заметил темно–синий минивен. Если бы не толпа, собравшаяся вокруг машины, Грег не обратил бы внимания на неприметный фургон. Он подошел ближе и увидел недавнего знакомого, лежащего на земле. Мужчина был без сознания. Люди вокруг кричали, кто–то вызывал скорую. Не веря своему счастью, парень обернулся и бросился бежать. Пока тот в отключке, Грег сможет предупредить Пайпер.
Когда он зашел к ней, увидел, что ей стало легче. В комнате не стоял тяжелый дух болезни, она открыла окно, наслаждаясь свежим запахом дождя, засевшим в иссушенной земле, и вечерней теплоты, которая медленно, но верно увядала, готовясь к ночи.
– Привет, как видишь мне уже лучше, благодаря всем примочкам Марты. Мне жаль, что я не смогла предупредить их о том, что меня не будет. Ты сможешь передать, что я завтра выйду?
Грег откашлялся и присел на кровать, пряча взгляд.
– Пайпер, тебе лучше не выходить завтра на работу и вообще…уехать подальше.
Она посмотрела на него. Эмоции на лице сменялись так быстро, что ухватить их все не представлялось возможным. Промелькнуло удивление и тут же сменилось раздражением, а от него недалеко было и злости.
– Что я такого сделала, что ты меня гонишь? Или может это Гудманы сказали? Они меня уволили за прогул? – голос Пайпер дрожал от обиды.
Грег взял ее за руку, которую девушка сразу же выдернула.
– Дай мне объяснить, только не перебивай, – она все еще злилась, но промолчала в знак согласия. – Сегодня перед сменой в «Рокси» я зашел к Арчи и Марте рассказать о твоем состоянии. В это время вошел мужчина и представился полицейским. Он показал твое фото.
Пайпер дернулась и испуганно выглянула в окно, будто после слов Грега он влетит к ней в комнату, разбив стекло и убьет на месте. Она не могла выдавить из себя ни слова.
– Арчи ничего не сказал. Я выдумал историю, что видел тебя. Помог тебе дотащить сумки до автобусной станции, и ты украла мои деньги, поэтому я тебя запомнил. Если он поверил, то уедет искать в другом месте. Если нет…Сама понимаешь, – Пайпер хотела что-то сказать, но он прервал ее.
– Самое главное, когда я шел в «Рокси», на случай, если он за мной следил, то увидел, как вокруг него столпились люди, а он без сознания. Не знаю, что произошло. Но думаю, ему действительно стало плохо, и тебе стоит этим воспользоваться и слинять, пока он не пришел в себя, – Грег, как только произнес эти слова, подумал: А что, если коп притворился, зная, что я побегу предупреждать Пайпер, и он проследил за мной. Говорить этого вслух парень не стал, предугадывая реакцию девушки. Сейчас еще нервного срыва не хватало.
Пайпер, услышав об охотящемся на нее мужчине, вскочила и беспокойно заметалась по комнате. В какой–то момент она остановилась и посмотрела на Грега. Можно ли на него положиться? Сделает он так, как я прошу или на завтра уже все забудет? Пайпер не думала, что Грег испугается и откажется ей помочь, но втягивать в это дело постороннего, делиться тем, что она обещала себе никому не рассказывать, было противно ее натуре. Но с другой стороны, если она не скажет, тогда все было зря. Заранее придуманный план и побег, долгие скитания по стране и страх погибнуть на родине Сачмо. К чему это все, если человек, разрушивший ее жизнь, победит, останется невиновным и будет жить дальше, все также обманывая людей. Не для себя, но ради спокойствия других и их защиты, она должна все выложить, ничего не тая. Пайпер вздохнула и с трудом открыла рот:
– Мне нужно тебе кое–что сказать. Никто об этом не знает. И в случае, если меня все–таки поймают, кто–то должен сообщить об этом.
– Стой, о чем ты говоришь? Ты действительно считаешь, что этот человек собрался тебя убить? Это же бред. И кто его тогда нанял?
– Мой отец.
В комнате повисла тишина. Было слышно, как за стеной ругались соседи. Грег не веря своим ушам, стоял посреди комнаты, а Пайпер, закрыв лицо руками, тяжело дышала.
– Как…Я имею ввиду…За что? Почему? – мысли путались, не позволяя задать связный вопрос.
– Я многое про него знаю. Он делился со мной…тем, что не предназначено для чужих ушей. Он адвокат и…
– Слушай, я не хочу об этом знать. Если он сделал что–то плохое, ты сама об этом расскажешь полиции или еще кому–нибудь. Не надо делать того, о чем можешь потом пожалеть.
Пайпер подошла к Грегу ближе.
– Я не буду жалеть. Я понимаю, что ошиблась. Тебе я могу довериться. Помоги мне.
– Еще вчера ты говорила по–другому, да и сегодня утром тоже…
Она нетерпеливо махнула рукой:
– Теперь я знаю, что была не права. Выслушай меня, пожалуйста.
Пока за окном накрапывал убаюкивающий дождь, Пайпер рассказывала о деталях адвокатской работы.

...