Scarran:
16.04.13 10:03
» Глава 27
Аверс:
Я выспалась? Не может быть. Такое странное чувство. Я выспалась! Черт побери, выспалась! И проснулась сама, никакого Каминского нет поблизости, никакие пальцы ничего со мной не делают! Я потянулась, как кошка, даже взмявкнула от удовольствия, и открыла глаза. Я одна? Странно, не помню, чтобы Влад уходил. Сегодня ведь суббота и… А, вот оно в чем дело! Запах! По квартире расползается умопомрачительный запах жареного и грибного. Он готовит завтрак, вот и все! Никуда он не уехал, ничего не случилось, просто он готовит завтрак. Я улыбнулась и встала с кровати. Несколько минут я потратила на поиски халата и поправление простыней. Ужас, я хожу в халате! Где мои джинсы? А, да, домашние джинсы в стирке, вот что. Я еще раз потянулась и раздвинула шторы с намерением слегка проветрить. И охренела!
Ли?! Ее больше нет. С ума сойти! Теперь на стекле цветы и птицы, а ее больше нет! Она снова сделала это — рисовала на моих окнах ночью, пока я спала. Это значит… все закончилось? Мне стало даже грустно. Такое необыкновенное приключение, которое было у меня с женщиной-оборотнем, торговкой наркотиками, ночной художницей Ли, закончилось. Красивый жест. Как и все, что она делала. И потрясающий рисунок, как и все ее рисунки. Я хотела бы повесить на стены те два, которые она подарила мне, но они слишком откровенные, просто запредельные. Я храню их в письменном столе. И буду хранить всегда, как и память о ней. Могу поспорить, она уволилась из Castle. И больше не попадется мне на глаза. Она потрясающая, даже когда уходит. Будь она мужчиной… Я вышла бы за нее замуж и родила троих детей? Так я смеялась когда-то после нашего с ней самого первого раза. Она потрясающая. Я счастлива, что она была в моей жизни.
— Прощай, Ли, — прошептала я и погладила цветок на стекле. Никто больше не будет смотреть, как я сплю. Пусть она будет счастлива, я верю в это.
Печально улыбаясь, я пошла в ванную и не дошла — залипла. Каминский в одних штанах, подвязанный кухонным полотенцем вместо передника, стоял у плиты и помешивал в сковороде картошку с грибами. Сегодня, в отличие от всей прошедшей недели, погода была отличная, утреннее солнце заливало кухню, лохматые светлые волосы Каминского, собранные на макушке в петлю, поблескивали в его лучах. Я смотрела несколько секунд, пока он не почувствовал мой взгляд и не повернулся.
— Вера, — улыбнулся он и развел руки в том однозначном жесте, как бы кричащем «иди скорее ко мне».
— Привет, — мурлыкнула я, устраивая ухо у него на груди и сцепляя пальцы у него на спине.
— Доброе утро, моя хорошая, — он поцеловал меня в макушку, — через пять минут будет готово, так что ты успеешь умыться.
— Ага, — согласилась я, потерлась щекой о шерсть на его груди и пошла умываться.
Потом мы ели потрясающе вкусную и такую же вредную жареную картошку с грибами, пили кофе, курили на балконе, подставляя лицо солнечным лучам. Было все так же холодно и ветрено, но солнце дарило обманчивую уверенность в том, что все хорошо. У всех все хорошо. Даже, может быть, у меня.
Мы вернулись в квартиру и завалились в кровать. Было так сыто, так лениво, я жмурилась и подставляла бока под такие же ленивые поглаживания Каминского. Он видел стекла, но ничего не сказал. Почему, интересно? Даже не позлорадствовал, мол Ли проиграла и пасовала. Просто смолчал. То не заткнешь, то ни слова не вытянешь, что за ужасный человек! Но и совсем помолчать он тоже не может, это же Каа:
— Вера, а какие у тебя планы на сегодня?
— Очень простые планы. Я пропылесошу, постираю белье, а вечером поезду к родителям, у нас обязательная ежемесячная встреча в верхах. А у тебя какие планы?
— Ну, я буду носить таз с бельем, подавать прищепки, вытряхивать пылесос и, раз ты не плевалась от моего завтрака, готовить обед. А вечером повезу тебя к родителям.
— Эй, договаривай! Ты пытаешься скрыть, сколько раз ты влезешь мне в трусы в перерывах между поварешкой и пылесосом?
— А сколько бы ты хотела? В идеале я бы там и остался, у тебя в трусах. Но сложно одновременно заставлять тебя лезть на стену от удовольствия и развешивать белье, да? Мне сейчас так сытно и лениво, что даже лень тебя уговаривать.
— Тебе даже лень приставать ко мне, как я погляжу. Мы лежим уже двадцать минут, а ты до сих пор не внутри? Удивительное рядом!
Мы посмеялись еще минут пятнадцать, а потом я все-таки решила побороть лень и взяться за уборку. Я выползла из кровати и попыталась поправить это жалкое бордовое недоразумение, которое Лилька сочла халатом.
— Вера, а где ты его взяла, этот халатик?
— Сестра подарила, а что?
— Я так и знал, что ты не сама его купила. Это мой любимый предмет твоего гардероба, ты знаешь об этом? Мы поедем в магазин и обновим твой парк халатов. Я куплю тебе самые короткие и самые кружевные, ладно? Все равно мне не удастся уговорить тебя ходить голой, так пусть это будут халатики.
Я показала ему язык и пошла в кладовку за пылесосом.
***
Это был медленный и ленивый день, залитый солнцем и медом. Я плыла вдоль этого дня, и мне даже лень было грести. И все, что неторопливо случалось в этот день, было приятным. Даже уборка. Даже пересоленный обед. И уж конечно секс. Солнце, меня гипнотизировало солнце. И гипноз ушел вместе с ним. Солнце закатилось. Наступило время ехать к родителям.
— Влад, я прекрасно доеду сама. Какого черта?
— Я тебя отвезу. Мне не трудно, мне хочется. Что ты раздуваешь из мухи слона? Я не собираюсь переться туда вместе с тобой и просить твоей руки. Пока, — и он улыбнулся, как бы переводя все в шутку.
— Влад, я не понимаю, зачем это нужно!
— Вера, я хочу побыть с тобой еще полчаса, что тут непонятного? А пока ты будешь там, я съезжу домой переодеться. Все очень миленько складывается. Давай, обувайся, теряем время.
— Ты такая зануда, Каминский! И идеи твои… — я еще бубнила, но на самом деле уже сдалась.
Мы спустились вниз и вышли на крыльцо. Ветер сбивал с ног. Влад обнял меня, заслоняя от ветра и сказал:
— Поехали, я хотя бы буду знать, что тебя не унесет ветром!
И тут сквозь ветер до моих ушей донесся стук каблуков. Цок-цок. К крыльцу очень быстро двигалась девушка в блестящем плаще. Она подошла поближе и я ее узнала. Красавица Жюли. Что она здесь делает?
— Влад! — почти крикнула она, — Каа!
Влад приподнял бровь и вопросительно уставился на нее:
— Жюли?
— Эй, Каминский, кто это с тобой? Неужели ты тоже трахаешься с этой шлюхой, а, Каа?
— Что? — Влад был удивлен, и я, честно говоря, тоже удивилась. Жюли сверкала глазами и продолжала кричать:
— Я говорю, твою драгоценную Веру имеет пол Энска, дорогой мой! Программисты, актеры, даже твоя старая подружка Ли — никто не уйдет обиженным, ты знаешь об этом?
— Что ты несешь? Ты что, пьяная, Юля? — Влад сжал кулаки и сузил глаза. Ничем хорошим это не кончится.
— Я несу? Я правду говорю, Владочка! Стоило нам поругаться из-за ерунды, как ты быстренько прыгнул в койку к этой прошмандовке, а ведь ты любишь меня, признай это! Ты трахаешь ее мне назло? Ладно, забудем об этом. Я готова все вернуть. Я хранила тебе верность, между прочим. Я люблю тебя, ты любишь меня, а эта… женщина может быть свободна и убрать свои руки от моего парня!
Что?
— Заткнись ради бога, Жуля! Что это за бред?
— Это правда! Ты меня любишь, ты со мной встречался два года! А потом мы поругались из-за ерунды, из-за гитары, будь она неладна! Ну, прости меня, а я прощу тебя! Я люблю тебя, Влад!
Вот как? Два года?
— Я никогда не встречался с тобой, Юля. Я и спал-то с тобой два раза по пьяни. Что ты несешь? Чего тебе надо?
— Тебя! И я тебя получу, а эту лярву я уничтожу! Уничтожу тебя, тварь! Это мой мужчина, не твой! Он тебе не нужен, ты его не любишь, отойди в сторону, ты, ведьма траханная!
Я сложила руки на груди и уставилась на нее самым презрительным взглядом, на какой только способен мой актерский дар:
— Пошла к черту! Не устраивай цирк, уходи!
— Он тебе не нужен, сука! Скажи ему, скажи! Что ты встречаешься с Таиром, что ты спишь с Ли! Скажи, он же не знает? — и повернулась к Владу, — Посмотри на нее Влад! Она — не Криса! Она даже не похожа! Она просто мелкая брюнетистая стерва, которая наловчилась творить чудеса в койке! Она не нужна тебе, а ты не нужен ей! Ты нужен мне! Я люблю тебя!
— Закрой свой рот, или я тебе его закрою! Пошла к едрене матери, ты, психованная!
— Она тебя приворожила! Подпоила! Очнись, Каминский! Ты смешон! Она гуляет от тебя направо и налево! Будь уже честен с самим собой! ОНА — НЕ КРИСТИНА!
Черт, я — не Кристина. Это правда. Как минимум это — правда. Что еще правда?
— Закрой свой рот и не смей поганить ее имя! Ты мне не нужна, катись к едрене матери, Жюли! Ты права только в одном. Она — не Кристина. Она — Вероника, и я ее люблю. А теперь пошла в задницу, идиотка!
— Сдохни, сука! — заорала Жюли и выбросила вперед руку. В кулаке у нее сверкнуло стекло, и какая-то жидкость плеснулась из него.
Кислота. Я подумала это очень отстраненно. Кислота. Мне в лицо летит кислота. Я ослепну. Она меня изуродует.
Как в замедленной сьемке, сверкая в свете подъездного фонаря, тяжелые капли проделали последние сантиметры до меня…
Перед моим лицом появляется из ниоткуда рука Влада...
Крик!
Я кричу.
Влад кричит.
Жюли орет и вырывается из рук какого-то парня, который неведомо как появился возле нее.
Я слышу отвратительный химический запах. Я почти теряю сознание от ужаса.
— Куртку сними и вытирай руку! Быстро! — кричит парень, удерживая брыкающуюся Жюли.
Это выводит меня из ступора — я бросаюсь к Владу, который судорожно стаскивает с себя куртку и начинаю помогать ему. Рука у него выглядит не лучшим образом. Он шипит от боли, когда я пытаюсь стереть кислоту с его руки.
— Лужа! Вода! Скорее! — продолжает командовать парень, и, похоже, он знает что делает.
Я хватаю Влада за локоть и со всей силы толкаю на землю, заталкивая его пострадавшую конечность в глубокую лужу. Влад шипит и кривится. Я поливаю его обожженную кожу грязной водой и поскуливаю.
— Украшения снять! Вера, в скорую звони! Ты угомонишься или нет, дура конченая? — кричит парень и бьет Жули по лицу. Раз! Пощечина. Еще раз! — Всё, остынь, идиотка!
Жюли падает на колени, закрывает лицо руками и начинает рыдать. Выть. Я набираю сто двенадцать:
— Девушка! Ожог кислотой! Шильмана пять! Быстрее, пожалуйста!
— Вера, — очень тихо говорит Влад, — ты цела?
— Тихо, тихо, всё будет хорошо, сейчас скорая приедет, тихо мой дорогой, тихо, всё… — бормочу я, пытаюсь обнять его, заслонить от ветра, взять себе его боль.
— Вероника, ты в порядке? — снова шепчет он.
— Всё пройдет, любимый, всё сейчас пройдет, шрамы украшают мужчину, все будет хорошо… — уговариваю я его и себя.
— Повтори, — улыбается он. Он улыбается? О, черт!
— Всё будет хорошо… — лепечу я.
— Повтори! — его голос крепнет, он прижимает меня к себе целой рукой, и я чувствую, какие холодные и жесткие у него пальцы.
— Да что ж такое! Да что ж тебе с первого раза ничего не понятно, а? Ну да, да, я люблю тебя, жить без тебя не могу, доволен?
— Да, — говорит Влад и целует меня. Целует, как будто хочет задушить. И я целую его, куда мне теперь деваться?
Наконец, он отрывается от моих губ:
— Эй, Жулька! — кричит Влад, — спасибо тебе, идиотка!
И целует мое заплаканное лицо. Я закрываю глаза. Меня трясет. Я прижимаюсь сильнее. Я боюсь открыть глаза. А когда все-таки открываю, то снова вижу его лицо. Лицо человека, который что-то знает и которому хорошо. Очень странное лицо. Лицо мужчины, которого я… люблю.
Реверс:
Скорая освещает двор синими всполохами. Грузная докторица средних лет с кудахтаньем обрабатывает руку Влада Каминского. Молоденькая фельдшерица делает укол успокоительного Юлии Добкиной. Василий Сибирцев закуривает, стоя чуть в стороне. Вероника Романова чувствует, как Влад стискивает ее ладонь и тоже сжимает пальцы.
— Вась, спасибо тебе. Как ты здесь оказался-то? — спрашивает Вероника.
— Да не за что, Верочка, не за что. Чисто случайно оказался, — врет Василий.
— Спасибо, правда, большое тебе спасибо! Я пожал бы твою руку, но …— Каминский кивает на свою пострадавшую конечность.
— Да ладно, благодарности приняты. Ментов-то будем вызывать?
— Нет, — негромко говорит Вероника, — не будем. Черт с ней. Да, Каминский?
— Каминский? Кто это? — и лицо Каминского снова озаряет улыбка.
— Вот сейчас самое время, да? — кривится Вероника, но не отстраняется, когда он обнимает ее за талию.
— С сегодняшнего дня всегда самое время, Вера моя, — негромко произносит он, глядя в ее красное от смущения лицо.
— Да стойте вы смирно, пострадавший! Еще мне тут зажиманцев не хватает! А вы, барышня, отойдите в сторону! Вот уж люди!
Вероника отходит и закуривает. Ветер треплет волосы и куртки, швыряет охапками желтые листья. Вероника Романова больше любит весну. Осень иронично улыбается — люби, люби, девочка...
...
Scarran:
17.04.13 19:46
» Эпилог
Таир
— Ну и короче эта девка плеснула в Веру кислотой.
Я дернулся так, что Васька тут же вскинул руки:
— Не-не, не попала. Попала музыканту на руку, он ее заслонил. Я тогда эту девку притыреную схватил, а она рвется, сучка, лягается, орет, как бешенная. А эти два голубя стоят глазами хлопают, у него куртка к коже прикипает, а они стоят! Я как заору тогда, мол, куртку снимай и граблю в луже мой, быстро, нах! Ну и они очнулись конечно. Потом скорая, все дела. Его в больницу повезли, пострадала пакша у него малёхо. Вера с ним поехала, конечно. А ментов для этой дуры конченой они не стали вызывать, пожалели. А зря, ей бы не повредило потусить в обезьяннике. Такая красивущая девка, а такая грандиозная дура, ну ты представляешь?
— Представляю. Это Юля-врачиха была. Бывшая музыкантова баба, если не трандит, конечно. Ну а потом что?
— Ну что? Этой Юле укольчик вкололи, она на лавку села и отъехала. Я не стал на нее любоваться, сел в тачку и к тебе поехал. Вот и всё.
— Не, Вась, ты мне объясни, нахера ты-то туда поехал, а?
— Да не знаю я! Я просто… Посмотрел на тебя и так мне тоскливо стало… Прям вот взял бы ее за шкварник и потолок носом в то, что она с тобой творит. Ну, не мог я усидеть, хотелось как-то тебе помочь, брат. Ты же знаешь, я не могу сидеть на жопе ровно, когда моего друга какая-то телка…
— Фильтруй, Вась, — предупредил я поток гадостей, уже рвущийся с его языка.
— Да ладно! Не буду, чё. Не знаю я, нахера я туда ездил. Судьба такая, — Васька состроил демоническую рожу.
— Ну, ты уж постарайся больше не ездить, лады? И, я надеюсь, ты ей ничего не вякнул?
— Я был супермен, брат! Такой невидимый герой, что ты. Сказал, что чисто случайно там оказался. Вроде она поверила.
— Слышишь… А она с ним?... Ну, как ты считаешь? — и я поглядел на Ваську, надеясь, что моя отчаянная надежда на чудо не особенно бросается в глаза.
Васька опустил глаза:
— Да в жопе ты, Птичка, что уж. Она чуть из шкуры не выпрыгнула, когда всё случилось. А у него такая рожа была довольная, будто не кожа с руки слезла, а лимон выиграл. И она, прости за подробности, так к нему тулилась, так краснела, так лопотала что-то, что… Ну короче! Ты действительно в жопе, Таир. Имей мужество на это забить.
— Брат, я обязательно забью. Только не представляю, как. Пока не представляю…
Васька поглядел на меня хитро и предложил:
— Знаю супер-средство! Ты не любишь клубы, ну так поехали сразу в сауну! И таких телок вызовем, что закачаешься! Давай, минет с проглотом — отличное средство от тоски, брат!
— А давай, Вась! Гори оно огнем!
***
Воскресенье почти закончилось, прошел бодун после субботней сауны, поджили ссадины на кулаках, перестало невыносимо хотеться водки. Завтра на работу. Завтра снова видеть ее. Как-то себя с ней вести. Делать красивую мину при хреновой игре. Господи, только не это!
Я сидел и тупо пялился в экран ноутбука. Веселая сиськастая эльфийка на баннере предлагала мне поиграть. Призрак Сереги Мойдодыра с маленьким, истошно орущим дедлайном на руках, сурово хмурил брови и предлагал мне поработать. Мне не хотелось ни того, ни другого. Для имитации деятельности я проверил почту. И даже прочел одно письмо. Интересное письмо.
***
А потом наступил понедельник. Я обматерил Коробочку, который вечно паркуется, как мудак, притулился на свое место и заглушил мотор. Посидел минуту, собираясь с мыслями и силами. Вышел из машины, закурил. Медленно побрел к крыльцу. И чуть не подпрыгнул от громкого звука: сигнал раздался прямо у меня под задницей. Я развернулся, готовый обматерить этого сигнальщика, и замер, захлопнув пасть. Сигналила Ника. Она примостилась на свое место и выскочила из машины:
— Таир, привет!
— Привет, — я все-таки улыбнулся.
— Послушай, мне кажется, нам нужно поговорить с тобой. Давай сходим вечером в «Субмарину» и поговорим, ладно?
— Ладно.
— А пока сделаем вид, что ничего не случилось. Хорошо? Ребятам в конторе совсем не обязательно знать, что происходит, да?
— Да.
Вот я идиот. Идиот-эхо.
Она улыбнулась и быстро пошла в контору. Я пошел следом, достал сигарету и выкурил ее на крыльце. Ну же, соберись, Таир, будь мужиком! Пошел работать!
***
Я закоммитился и вопросительно глянул на Нику. Она кивнула и тоже захлопнула ноутбук. Почти не разговаривая, мы добрели до «Субмарины» и сели в самом дальнем углу. Аллочка принесла нам по бокалу безалкогольного пива, и я сильно пожалел, что оно именно безалкогольное, очень хотелось выпить для храбрости.
— Таир, — начала Ника, — я хочу извиниться перед тобой. Мое поведение в пятницу было не айс, даже можно сказать полное дерьмо, а не поведение. И ты меня, пожалуйста, извини.
— Хм, я, наверное, тоже должен извиниться, потому как мое поведение было не лучше твоего, Никеш.
— Вот и хорошо. Вот и славно. Теперь, если тебя все еще интересует, я расскажу тебе про мою личную жизнь. Интересует?
— Интересует, рассказывай.
— Ты как-то выразил желание быть моим другом, Таир. Так вот я очень хотела бы, чтобы ты им остался. Только одно условие изменилось. Я больше не буду с тобой спать. Ни с тобой, ни с Ли. Потому что выяснилось, что у меня есть отношения. Это выяснилось в субботу, совершенно случайно и при весьма неприятных обстоятельствах, но так оно и есть. Я встречаюсь с Владом Каминским. Ух, я сказала это! Мне самой еще сложно осознать, так что… Ну вот. А Ли…
— Я знаю про Ли, можешь не рассказывать. Она нарисовала тебе цветок, да?
— Да. Откуда ты знаешь?
— Какая разница? Знаю. Ты его любишь? — мне мало? Я чертов мазохист!
— Да. Прости.
— Зачем ты извиняешься? Сердцу не прикажешь, так моя бабушка говорит. Ты… я…очень хотел бы, чтобы ты была счастлива, Ника. Он хороший парень, не сволочь, — я закурил, чтобы заполнить паузу, потому что продолжать было невыносимо больно.
— Таир… Ты… прости меня за все, ладно? Я не уверена, но мне кажется, я делаю тебе больно…— черт, ей кажется! Да только слепо-глухо-тупой не увидит, как меня вяжет в узел этот разговор!
— Ника, мне действительно больно… я… люблю тебя, Никеша — ну же! Ну! Чудо! Пожалуйста!
Она опустила глаза и несколько секунд комкала салфетку. А потом чуда не произошло:
— Тебе так только кажется, Таирка. Это иллюзия. Прости. Я бы очень хотела, но не могу, понимаешь? — и посмотрела на меня немного снизу вверх, своими зелеными ведьмиными глазами, от которых у меня так срывает крышу. Черт! Черт! Твою мать! Я не могу, не могу!!!!
— Я пошел. Не могу больше, — честно признался я ей.
— Да, конечно. Конечно.
— Пока, — из последних сил я бросил купюру на стол и вылетел из «Субмарины» как бэтмен.
Жаль, что я не баба и не могу, как давешняя Юля устроить показательную истерику. Каково мне было? Невыносимо. Мне было невыносимо.
***
Я снова пил водку. Снова и снова. Иногда водки было достаточно, чтобы не помнить ее глаз. Иногда водки было достаточно, чтобы забыть ее запах. Совсем редко мне удавалось забыть ее всю. В редкие просветы я имел удовольствие наблюдать Ваську. Васька хмурился, но приносил еще. Я пил неделю, или больше, не помню. Я пил так, чтобы начать ее ненавидеть. Ничего не получалось.
А потом пришла Ба, и спасла остатки моего организма. Ой, как она орала! Она так орала, что у меня чуть башка не лопнула. Она лупила меня полотенцем и орала, как резанная. И я понял, что мне хватит пить.
Я уволился из Сastle и написал ответ на одно интересное письмо. На то самое, в котором мне предлагали очень приличную должность и очень приличные деньги. Да здравствует новая жизнь! И я уверен, что буду счастлив. Не завтра. Потом. Когда-нибудь потом.
И последнее. Я больше никогда не хожу в театр. И предпочитаю блондинок.
Ника
Я проводила Таира глазами и потащила салфетку из салфетницы. Аллочка убрала его бокал, при этом так посмотрела на меня, что мне захотелось провалиться сквозь землю. Я выскочила на улицу и почти бегом побежала к машине, по пути набирая Влада:
— Ты где?
— На Посольской. А что?
— Ничего. Ничего. Я скоро приеду.
— Что бы ты хотела на ужин?
— Что угодно. И ничего. Все равно. Я скоро приеду…
И я приехала. Открыла дверь своим ключом, тихо вошла и прислонилась спиной к двери. В кухне негромко бурчит телевизор, шумит вода. В гостиной горит свет. Пахнет сигаретным дымом, какой-то едой и полынью. Пахнет полынью. Я очень тихо позвала:
— Каа…
«Губернатор Энской области заявил вчера о своем намерении провести ремонт участка трассы…»
— Влад, — произнесла я чуть громче.
«Новая технология укладки асфальта позволяет удешевить километр дороги…»
Я проглотила слюну и попробовала снова:
— Меня будут встречать в этом доме? Каминский!
— С кем ты разговариваешь? — поинтересовался Каминский, выходя из кухни в прихожую с полотенцем в руке.
— С тобой, — я поцеловала его, — с тобой, — я снова поцеловала его, — с моим мужчиной, — я сунула ему в рот язык и пересчитала его зубы, — с тобой, змей ты ползучий, — я послушно открыла рот пошире, позволяя ему проверить комплектность моих зубов, — с моим наказанием, — я потащила вниз язычок змейки на его штанах, — с моей жизнью, — я переступила через свои джинсы, — с моим Каа, — я позволила ему поднять меня, — с человеком, который делает меня счастливой, — я вздрогнула и шумно выдохнула, впуская его в себя, — с тобой, любимый…
***
— Ты уверен, Влад? — немного спустя спросила я, поглаживая его живот.
— В чем? — спросил он, пропуская прядь моих волос сквозь пальцы. Бинты на его руке цеплялись за мои волосы, и это было не особенно приятно, но я терпела.
— В том, что всё именно так, как нужно? В том, что мы с тобой должны быть вместе? В том, что мы не совершаем никакой ошибки? Во всем?
— Я абсолютно уверен, Вера. На все сто процентов. Я же говорил, что влюбился в тебя еще тогда, когда впервые пришел в «Мельницу»? Я жался в уголке и глупо улыбался, а ты стояла на сцене и была просто… черт, просто ведьма. Просто потрясла меня тогда. Я еще сразу Копычу сказал, что трахну тебя. Ты знаешь, почему меня называют Каа? Это девицы придумали. Давно, еще в юности. Потому что ни у кого не получалось сказать «Каминский» целиком, получалось только «Ка-а-а-а».
Я хрюкнула, представив себе это всё. Я-то как раз знаю, о чем он говорит. У меня, конечно, получалось сказать его фамилию целиком, но не всегда, не всегда!
— Что, так и сказал?
— Дословно! Сказал: «Копыч, эта женщина великолепна. Я ее трахну, чтоб мне сдохнуть, если не трахну.» А он такой: «Кто? Верочка? Закати! Она не такая!» А я такой «Посмотрим, какая она.»
— И посмотрел, — улыбнулась я.
— Еще как посмотрел. Чем больше я на тебя смотрел, тем лучше понимал, какая ты. Ты потрясающе талантливая, ты хрупкая, ты маленькая сладкая врушка, развратный ангел, шкатулка с секретом. Чем лучше я узнавал тебя, тем сильнее понимал, что влюбляюсь. Я понял, что влип, когда написалась песня. Три года не писалась, а потом написалась. Ты думаешь, после смерти Крис я так мечтал о новых отношениях? Вовсе нет. Я боялся их. Но я не воюю со своими чувствами, Вера. Если я попал, то я попал. Я и так тянул, тянул кота за хвост. Пока Копыч меня не разозлил однажды и буквально не заставил устроить все эти штуки с билетами.
— А представляешь, как я охренела?
— Очень живо. Ты когда к сцене подошла, я слова забыл даже, запнулся, ты не заметила?
— Я заметила только, как ты улыбаешься.
— Жуткий оскал?
— Улыбка-мечта. Я все поверить не могла, что это Славик там, на сцене, — я поцеловала его куда-то в ребра, туда, куда смогла дотянуться.
— Ты меня ни разу так не назвала, кстати. Ни разу. Ты видела только Влада Каминского. Славик тебе был до задницы.
— А ты не называешь меня Никой. Видимо кодерша тебя тоже не интересует, только ведьма?
— Мне нравится Вера. Но если хочешь, я буду называть тебя Никой. Или мышкой? Или еще как-нибудь?
— Я не такой маньяк, как ты, милый. Ты, любимый, этими словами, хороший мой, этими чертовыми нежными словами, радость моя, вымотал мне все кишки!
— Зато как ты их говорила! Оно того стоило, Вера, определенно, — и он укусил меня за ухом.
— Щекотно! — возмутилась я, но не отстранилась, — Как ты вообще все это вытерпел, а? Все мои глупости, всех моих тараканов… Особенно Ли.
— То есть ты считаешь, что Таира мне легче было пережить?
— Ну, Таир — это просто Таир. А учитывая вашу историю с Ли, представляю, как тебе было паршиво.
— Исключительно паршиво. Так паршиво, что я чуть было не наделал глупостей. Понесло меня во все тяжкие, слава богу, хоть до веществ руки не дошли, обошлось водкой и девками. Я тогда так знатно загулял, даже напоминание себе поставил, чтобы послезавтра не прощелкать.
Мне почему-то стало ужасно неприятно. Вроде ничего такого – ну загулял, ну и что? А вот резануло, я даже села и закурила.
— А я ездила к Ли когда ты был в туре. Пыталась выбросить тебя из головы, — отомстила я Каминскому за этот его загул.
— Помогло? — это было спрошено иронически, но я увидела, что удар достиг цели, ему так же неприятно, как и мне.
— Не помогло. Прости, мне не стоило тебе говорить. Я просто злюсь, что ты мне изменял.
— А, вот как ты заговорила? — он улыбнулся вполне искренне, — Даже приятно, что ты делала это. Я уже тогда был важен для тебя. Только мне до сих пор не понятно до конца, почему? Почему ты так долго и упорно сражалась со мной? И с собой? Почему?
Я снова прижалась к нему, погрузилась в его запах и немного помолчала, собираясь с силами. Потом все-таки собралась и сказала:
— Потому что я боялась, что ты такой же, как Дима. Стоп, дай я скажу. Я все скажу. Сама. Не мешай.
Каминский кивнул.
— Я познакомилась с Димой случайно и влюбилась, как в омут головой. Он был всё. Всё — тайна, талант, шарм, секс, всё абсолютно, понимаешь? И я поначалу думала, что он любит меня. Я трепала этим словом, как знаменем. Как я только не объяснялась ему в любви, как только не стелилась перед ним, если б ты знал. И какое-то время все было нормально. А потом он стал меня шантажировать моей любовью. «Или ты сделаешь так-то и так-то, или ты меня не любишь.» Это было вначале безобидно. Я оказывала ему всякие мелкие услуги и не обращала внимания. Потом стало хуже — он уже требовал с меня, как с домработницы. Ну и с секс-рабыни тоже. Я, может, даже благодарна ему немного, он научил меня всему, что я умею в сексе. И поначалу всё это было невинно. А потом хуже. И хуже. И его больше не останавливали мои слезы. Потом он стал меня бить. Я сто раз порывалась бросить его, уйти, забыть, перестать. Но как только я решалась, он затягивал поводок. «Ты говорила, что любишь меня. Когда любят, то прощают. Когда любят, то делают то-то и то-то…» А я не могла ничего ответить ему, потому что он, как раз, никогда не говорил мне таких слов. Самых важных. Тех, что ты сказал мне в курилке Дворца спорта в наш с тобой самый первый разговор. И потом…. Наверное, я все еще любила его. Во всяком случае, когда он исчез, я рыдала. Может, в моих слезах было тогда больше облегчения, но я очень тяжело все это переживала. Очень тяжело.
Каминский притянул меня к себе и обнял. Я благодарно потерлась щекой о его предплечье и снова отстранилась. Мне хотелось объяснить. Высказать все то, что давило на меня все это время. Все, что мешало мне. Нам с Владом.
— Мне понадобилось четыре года, чтобы перестать просыпаться по ночам в слезах, чтобы перестать отскакивать от парней, чтобы снова начать хоть как-то жить. И я твердо пообещала себе, что никто и никогда больше не сделает из меня жертву. Поэтому, когда мне хотелось тепла, я просто снимала какого-нибудь симпатичного мальчика и спала с ним пару раз. Чтобы перебить. И все получалось. Потом появилась Ли. Я бы никогда не подумала, что мне может так снести крышу из-за женщины. Она просто улетная, это правда. Она одновременно и стальная и шелковая. И она четко дала мне понять, что решаю я. Только я. И это был с ее стороны самый верный ход. Лучше, чем рисунки на стеклах. Лучше, чем полет по ночному городу на мотоцикле. Чувство, что решаю только я. Я этим наслаждалась.
Я посмотрела на Влада. Он хмурился и кусал губу. Ему было неприятно про нее слушать. Может, не стоит продолжать?
— Мне не рассказывать больше?
— Нет, говори, я хочу все узнать и все понять. Пожалуйста.
— Хорошо. Ну, так вот. А потом нарисовался Таир. Бог ты мой, что он за мужик! Обаятельный, как черт! Такой лапочка, такой красавец, такой с виду безобидный, как сексуально озабоченный плюшевый мишка. Он пришел на наш спектакль и стал ухаживать за Ведьмой. И не узнал меня в гриме. Так было смешно! Такое приключение! А потом мы случайно разговорились, и выяснилось, что у него раньше была девушка, которая бросила его ради денег. И он тоже категорически не желает никаких отношений. И вот тогда я подумала, что это отличный вариант. Я даже изобрела для этого термин: постельная дружба. Ну и к тому же, он так оттенял Ли. Они были как черное и белое, как сталь и дерево — ледяная Ли, как опасная бритва, и плюшевый забавный Таир, как веселый щенок. У меня был отличный комплект, да. Пока не появился ты. А ты, змей, уже был вариантом посерьезнее. Самое главное – ты певец. И Дима был певец. Когда мы разговаривали там, на балконе, я из принципа решила тебя обидеть. Поманить и кинуть. Просто чтобы убедиться, что никакие чувства надо мной больше не властны. Просто чтобы сделать больно Диме.
Тут Каминский улыбнулся. Чему? Один бог его поймет, этого невозможного человека!
— Но ты же мастер своего дела, а? Ты показал мне Ластовку с ее огнями, себя со всей твоей трагичностью, свои песни, свои пальцы, от которых я лезла на стену, своё всё. И когда я поняла, что ты не просто так, не очередной экземпляр в коллекцию, что я подсаживаюсь на тебя, что я влипаю… Я запаниковала. Я просто запаниковала. Я представила, что будет, если у нас всё будет. Отношения, чтоб они сгорели! Я снова буду жертвой. Снова буду тряпкой, а ты станешь вытирать об меня свои замечательные концертные сапоги. И я стала бороться. Как могла. Как умела. Паршиво умела, честно говоря. А ты, как на зло, начал давить на меня. Эти ключи. Больше всего мне хотелось засунуть их тебе в задницу, Каа. И когда ты всё-таки подвёл к тому, чтобы я их взяла… Я тебя ненавидела. Ну, не когда взяла ключи, а когда пришла в пустую квартиру. Та истерика, которую я закатила, это от страха. От ужаса. Я всё время думала о Диме. Всё время вспоминала, как я приходила в его квартиру. Открывала дверь своим ключом. А потом приходил он. И… Я почти сбежала тогда. Почти. Не успела. От тебя не убежишь, ты, чертов завоеватель! Ты так грамотно вел себя, так прекрасно демонстрировал мне ДРУГИЕ отношения, что… ты тогда пришел и спас меня от тебя. От себя. От Димы. От всего. И я почти сломалась. Я почти сдалась. Если ты сейчас улыбнешься, я выбью тебе зуб, так и знай!
Он едва сдержался, да. Он просто таки чудом не улыбнулся, упырь!
— Но ты потом допустил одну классную ошибку, с Таиром. Ты начал метить территорию. Вы вели себя безобразно, это было так уморительно смешно! Вы бухали тогда после всего вдвоем, да? Лучше бы вы не бухали! Потому что после вашей пьянки Таир… Короче, вышла некрасивая сцена, в ходе которой я пыталась доказать Таиру, а главное, себе, что у нас с тобой ничего нет. Формально ничего и не было, так что… Вот только Таир… Он не поверил. И сказал, что любит меня. И мне стало так… не могу объяснить… Я, которую никто никогда не любил, попала в ситуацию, когда в меня влюблены сразу три невероятных человека: суперженщина Ли, мачо Таир и звезда Каминский. Это как если бы ты никогда не водил машину и вдруг выиграл «Формулу один». Как если бы ты вчера выучил алфавит, а сегодня написал «Войну и мир». Как если бы бомж выиграл миллион. Как-то так. И я не знала, что с этим делать.
— А я ездил по центру. Откуда-то знал, что ты на улице. Вот просто знал, веришь. Чувствовал. Это же тогда было? Когда ты отключила телефон?
— Да. Тогда. И ты меня нашел. Я подумала, что это Судьба.
— Почему тогда ты не сказала мне? Почему чтобы прозвучали, наконец, самые важные слова, нам понадобилась эта дура Жюли?
— Потому что. Не знаю. Я бы и тогда ничего не сказала. Я, наверное, еще год бы их не сказала, пойми меня, пожалуйста. Ты просто поймал меня за язык, Каминский.
— Ну, хорошо. Не важно. Я всё понял. Мне стало легче. Я всё это время думал, что бьюсь впустую. Что ты влюблена в Ли, просто боишься себе признаться. Что у Таира длиннее, если ты понимаешь, что я имею ввиду. Я вроде найду нужное слово, вроде вижу, как светятся твои глаза, а нет, нет! Иди, остынь, Владка, иди погуляй. Ты меня измучила совсем, Вера. Я, наверное, поверил, что всё-таки получу тебя, только после случая с рыбой. После того, как ты тогда прижималась ко мне. После того, как почувствовал, что ты пришла за защитой. Ко мне, не к Ли, не к Таиру — ко мне. И пофиг, что я не понимаю, от чего защищаю тебя.
— От Димы. От меня самой. От всего этого. У тебя получилось. Ты защитил. Ты победил их всех — моих тараканов. Я люблю тебя, Влад,— и я поцеловала его снова. Мне никогда не надоест целоваться с ним, черт побери!
Ли
Мне нравится здесь. Этот город нравится мне. Здесь нет ничего, что напоминало бы мне о прошлом. Ничего.
Здесь я Валерия Захарченко, game- artist , рисую персонажей для компьютерных игр. Нет больше никакой наркоты. Никаких масок. Никакого прошлого. Мне не нужно носить каблуки. Я езжу на работу на байке. В конторе все знают, что я живу с женщиной. И я зарабатываю отличные деньги. Пусть не такие большие, к которым я привыкла. Это не важно.
Вспоминаю ли я свою прежнюю жизнь? Только если выпью. Тогда меня начинает заботить вопрос выбора. Верный ли выбор я сделала тогда, смыв со стекол акрил? Верно ли я поступила, когда выбрала Марго? Люблю ли я ее? Или продолжаю притворяться? Всю свою жизнь я кем-нибудь где-нибудь притворялась. А в этом городе я живу как хочу. С кем хочу. Я свободна. От всего. Вот только увидев на улице худенькую брюнетку иногда вскидываюсь, иногда дергаюсь, иногда…
Я свободна. Не об этом ли я всегда мечтала? И черт с ними, с брюнетками. Дома меня ждет рыжая.
Влад
Прошлого нет.
Ветер уносит обрывки бумаги и пепел костра.
Этот рассвет
Будет сегодня и завтра, не важно, что было вчера.
Вера моя
Спит, улыбаясь, под боком свернувшись моим…
Счастлив ли я?
Странный вопрос для того, кто так любит и так же любим…
Я получил
Все, во что верил и что так хотел получить!
Я победил,
Если, конечно, возможно в подобной игре победить.
Ведьма моя…
Я разгадал, наконец, твой прекрасный и жуткий секрет!
Счастлив ли я?
Счастлив, спокоен, свободен…
И прошлого нет…
...