Жаклин Рединг "Белый рыцарь"

Хотя бы это Кристиан понял. Может по-другому будет обращаться с Грейс. И Кристиана жалко, и Грейс. Герцог только вызывает отвращение. Заключать такую ужасную сделку с девятилетним мальчиком! Отнял у Кристиана его жизнь.

Nadegdan, Москвичка, Фройляйн, спасибо за главу и за великолепный перевод!

Вот и ещё кусочек счастья
Девочки, большое спасибо за продолжение!!!

Nadegdan, Москвичка, Фройляйн, спасбо огромное за прекрасный перевод новой главы!!!

_________________

Девочки, спасибо за новый перевод. Наконец -то дело сдвинулось. Кристиан похоже не совсем замшелый циник. Правильно писалось на форуме. Тратить свою единственную жизнь на месть или на злобу?! Глупо. Но это, видимо, закон жанра. ГГ к концу книги непременно прозреет.

Nadegdan, Москвичка, Фройляйн, спасибо за перевод новой главы!!!
_________________

 » Глава 13

Перевод - Nadegdan
Бета-ридинг - Москвичка
Вычитка - Фройляйн


Глава 13

Найтон, Лондон

Грейс внимательно изучала себя в высоком зеркале, стоящем около туалетного столика. Великолепное платье сидело превосходно, ни одна складка не была не к месту, волосы прекрасно уложены в высокую корону из золотых кудрей. Всё казалось просто отличным, однако окидывая критическим взглядом своё отражение, она досадливо морщилась.
Грейс повернулась, чтобы рассмотреть себя слева. Хмурый взгляд превратился в угрюмый. Поворот – вид справа – и угрюмость прочертила глубокую складку между её бровей. Будет просто чудо, если она переживёт эту ночь.
Она готовилась к балу, устраиваемому в доме некоей очень влиятельной в обществе фигуры, но сама она прежде даже не слышала об этом человеке, зато его знал, казалось, весь остальной свет. Её будет сопровождать Кристиан, и это станет их первым появлением в обществе как маркиза и маркизы Найтон. Все, конечно, страшно заинтригованы неизвестной леди, вышедшей замуж за мужчину, которого каждая хотела бы заполучить себе в мужья. Они ожидают увидеть богиню или, по крайней мере, смертную женщину, наделённую неземной красотой. Они представляют себе женщину со вкусом и элегантностью, утончённую и – изящную[1] – то есть с теми качествами, которыми она не обладала.
Грейс подумала, как забавно жизнь может насмехаться над людьми, награждая таким именем и не давая никакой возможности соответствовать ему. Гораздо хуже было сознавать, что отсутствие светского лоска было её недостатком, который муж уже заметил. В день их приезда в Лондон Грейс подслушала разговор Кристиана с Элеанор в кабинете, когда он поставил перед сестрой задачу превратить, как он выразился, «серую сельскую мышь в настоящую маркизу».
«Мышь, – подумала Грейс, и сердце её упало. – Каким разочарованием я, должно быть, стала для него». Потом, когда она сидела на подоконнике в своей спальне, обхватив руками колени, и слёзы текли по её щекам, она вдруг поняла, что в унизительных словах Кристиана для неё скрывался вызов. Она могла бы доказать ему, что он ошибался, и стать такой маркизой, на которой он хотел бы жениться.
Возможно, даже маркизой, которую он смог бы полюбить.
У неё было две недели, чтобы выполнить своё намерение, и в течение этих двух недель не прекращалась шумиха, вызванная объявлением в газете об их свадьбе. Как только новость об этой скрытой церемонии стала достоянием света, дверной молоток их дома стучал почти ежечасно. Всё было так, как и предсказывала Элеанор: казалось, вдруг каждый посчитал необходимым свести с ней знакомство. Люди, которых прежде она никогда не видела, искали с ней встречи. Приглашения и визитные карточки прибывали стопками, но Грейс не спешила принимать их. В конце концов, превращение сельской мыши – хм, мисс – в маркизу, требовало тщательной подготовки.
Во-первых, она нуждалась в подходящей одежде, откровенно говоря, нужен был полный гардероб. Пеньюары и халаты, дневные платья, платья для обедов и балов, одежда для поездок, для сада, для верховой езды. Были платья, специально сшитые только для театра, другие – для оперы, платья на часть вечера, на полный вечер. Грейс не могла понять различий между ними, но знала, что она никогда, никогда не должна надевать платье, не предназначенное для данного конкретного случая. Вместе с каждым нарядом прибыли необходимые дополнения – зонтики, шарфы, перчатки, шляпки, обувь, чулки. Её поразило, как обретение мужа может утроить гардероб женщины.
Если не считать нескольких оставшихся последних подгонок, её новый гардероб был полностью готов. Но пока ещё не представилось случая, обновить его. Она продолжала носить собственные удобные – хотя, может быть, и несколько провинциальные – платья, пошитые из тканей неярких цветов, которые позволяли ей появляться на улице неузнанной. Никто и подумать не смел, что маркиза Найтон могла носить такую одежду. В шляпке, неприметно одетая, она ещё могла бывать у Хукэма[2], не привлекая ненужного внимания. Но Грейс понимала, что не может скрываться вечно. Неизбежно наступит день, когда ей придётся отказаться от спасительной анонимности и предстать перед любопытными взорами общества в качестве маркизы Найтон.
Не каждое мероприятие подойдёт для этого, говорили ей. Оно не должно быть грандиозным, но и не скромным, не отличающимся явным предпочтением тори или вигов. Выбор должен быть сделан очень тщательно. И после того, как были рассмотрены и учтены все эти условия, известие о выходе в свет уже нельзя было назвать даже в малейшей степени волнующим. Вместо этого Грейс вдруг преисполнилась опустошающим чувством страха.
Кристиан сообщил жене новость в своей обычной манере, то есть известил её через своего камердинера Питера, а тот, в свою очередь, передал слова маркиза Лизе, молоденькой горничной, с которой Грейс подружилась в свою первую ночь в Уэстовер-холле. Сразу же по приезде в Лондон Грейс указали на то, что в её положении недопустимо не иметь собственной горничной. Совершенно неважно, что она прекрасно обходилась без личной прислуги первые двадцать три года своей жизни. У маркизы – тем более, будущей герцогини – должна быть горничная.
Когда же ей сказали, что необходимо о каждой претендентке наводить справки, усилия Грейс не распространились дальше того, чтобы послать письмо Лизе с предложением места. Не прошло и нескольких дней, как жизнерадостная девица появилась на пороге Найтон-Хауса с сумкой в руках. С тех пор Лиза стала помощницей и наперсницей Грейс, служа ей верным подспорьем во всех делах. Она ездила с Грейс в экипаже, гуляла с нею в Гайд-парке вдоль Серпентайна ранними утрами, когда там ещё никого не было. Лиза предлагала наилучший стиль прически для Грейс и цвета платьев, которые выгодно подчеркивали цвет её лица. И более того, она стала для Грейс настоящей подругой, какой у неё никогда не было прежде, если не считать Нонни.
А Элеанор, верная обещанию, данному брату, стала настоящим спасением для Грейс во всём, что касалось светских условностей. Именно она наняла учителя танцев, чтобы тот научил молодую маркизу танцевать кадриль. Именно она, просматривая вместе со своей новой родственницей приглашения и визитные карточки, поведала о каждом, кто их оставил, и объяснила, какие предложения Грейс могла принять, а какие нет. И именно она убедила самую популярную модистку в Лондоне, мадам Дельфину, в самую горячую для последней пору сезона прибыть в особняк Найтонов для консультаций, подгонок и последних изменений в гардеробе. Грейс никогда не смогла бы успешно справиться со всеми трудностями без помощи Элеанор. Только подготовка к пошиву наряда, который Грейс должна была надеть в свой первый выход в свет, заняла почти неделю. Они провели два дня, просматривая кипы модных журналов и гравюр. Потом обсудили дюжины образцов тканей и многочисленные образчики отделок, и, в конце концов, изготовленное платье стало самым элегантным, которое Грейс когда-либо видела.
Сшитое из дамасского шёлка бледного оттенка цвета морской волны, платье элегантно расширялось книзу и оттого – совсем как колокол – изящно покачивалось, когда она двигалась. Юбку украшал тканый цветочный узор из синих и золотых нитей, от отороченного по краям золотым шитьём корсажа отходили мягкие, в форме лепестков, рукава. Платье было действительно великолепно, и конечно, предназначалось не для деревенской мыши.
Однако Грейс приводил в смятение глубокий вырез корсажа.
Она никогда так сильно не открывала грудь, даже её нижнее бельё не имело таких глубоких вырезов, а в этом платье она чувствовала себя так, словно на ней была надета только его нижняя половина. Когда во время примерки она высказала свои опасения, все трое – Элеанор, мадам Дельфина и Лиза – уверили её, что такова мода и что каждая леди на балу будет завидовать её наряду. Грейс совершенно не могла представить себе нечто подобное, напротив, она была уверена, что даже если и не выпадет на балу из этого платья, то уж простуду подхватит наверняка.
Но, возможно, подумала она с надеждой, муж тоже обратит внимание на её наряд.
Хотя Элеанор ничего не сказала об этом при утренней примерке, Грейс знала, что золовка тоже думала о том, что брат не сможет отвести взгляда от собственной жены. Элеанор была не первой в семье, кто заметил, что Кристиан пренебрегал молодой женой. Фактически, все в доме обратили на это внимание.
Множество раз за последние две недели Грейс доводилось слышать, как слуги шептались о том, что слишком рано после свадьбы супруги стали спать отдельно, что дверь, соединяющая их спальни, по утрам остаётся запертой. С той первой ночи в Уэстовер-холле Кристиан ни разу не приходил к ней в постель. Сначала она думала, что, возможно, он хочет убедиться, не беременна ли она, и что, возможно, такой перерыв нужен, чтобы она понесла ребёнка. Но оттого, что очень многие замечали его невнимательность, она пришла к выводу, что между ними что-то складывается не так. И теперь единственная задача для неё состояла в том, как поправить дела, особенно если Кристиан так редко бывал дома. Он уходил рано утром и возвращался поздно вечером. Когда леди Фрэнсис пыталась завести с ним разговор о его постоянных отлучках, Кристиан отвечал только, что занят делами, требующими его внимания. В надежде преодолеть свое одиночество, Грейс с головой погрузилась в подготовку к своему появлению в свете, желая всё сделать правильно. «Сегодня вечером, – думала она, уставившись на свое отражение. – Сегодня вечером я покажу ему, что могу быть той женой, которую он хотел бы иметь».
Вошла Лиза, тихо напевая весёлую мелодию.
– Ну, по-моему, мне наконец-то удалось разгладить все складки на этой шали. Пришлось довольно много отпаривать и утюжить, – она развернула шаль, чтобы Грейс смогла её рассмотреть. – Очень красивая вещь.
Действительно, шаль была прекрасна. Из кашмирского шёлка нежного кремового цвета, с кисточками и стелющимся по краям вышитым меленьким узором из цветочных бутонов. Она принадлежала когда-то Нонни и была подарком дедушки на их свадьбу. Грейс всегда восхищалась этой шалью, доставшейся ей по наследству от бабушки вместе со всеми другими вещами. Так как это был дар любви, Грейс втайне надеялась, что нынче вечером шаль принесёт ей удачу.
Грейс немного подержала шаль на вытянутых руках, прежде чем плотно обернуть её вокруг своих плеч.. Она прикрыла глаза, и на мгновение ей почудилось, будто бабушка нежно её обняла, окутав бесподобным ароматом сирени, который всё ещё хранила шаль.
Грейс с улыбкой повернулась к Лизе:
– Ну, как?
Но Лиза слегка нахмурилась, неодобрительно качая головой:
– Миледи, я была бы недостойна положения вашей горничной, если бы позволила вам выйти в таком виде.
Грейс взглянула на себя в зеркало.
– Я знаю. Я тоже так думаю. По всему видно, модистка сделала корсаж слишком узким. Я не хочу обвинять её – любой может ошибиться – вот почему я решила надеть эту шаль.
– Миледи… нет. Если вы будете её так носить, все дамы на балу станут смеяться над вами, – Лиза развела концы шали в стороны и согнула Грейс руки в локтях. – Носить шаль – это искусство, так же как и умение владеть веером. Надо прикрывать ею только спину, вот так… – она повесила шаль на локтях Грейс, устроив таким образом, что мягкая ткань обернула руки чуть пониже крошечных рукавчиков-фонариков платья. В таком виде грудь сделалась ещё более заметной, чему немало благоприятствовала осанка Грейс, со слегка выгнутой спиной.
Горничная отступила назад и окинула изучающим взглядом итог своих стараний. Она поправила складку, потом взяла с огня горячие щипцы и подзавила выбившийся из причёски локон. Потом снова шагнула назад, чтобы ещё раз оценить вид Грейс.
– Ну вот, великолепно. Нет, подождите…
Лиза наклонилась, схватила платье Грейс повыше талии и резко дернула его – вниз. Грудь, которую Грейс и помыслить не могла, чтобы выставить напоказ, а уж тем более в переполненном бальном зале, едва не выскочила из низкого выреза платья. Лиза отступила, ухмыляясь:
– Так, вот теперь хорошо.
– Но, Лиза, я же выпаду из этого платья.
Горничная улыбнулась.
– Это будет только хорошо, миледи. Теперь позвольте набросить на вас мантилью, прежде чем спуститесь вниз к лорду Найтону. Обещайте, что он не увидит вашего наряда до самого бала.
Грейс с сомнением посмотрела на неё.
– Доверьтесь мне, миледи. Я никогда не сказала бы вам того, в чём не была бы уверена.
– Ладно, но нам нужно поспешить. Лорд Найтон хотел выехать в восемь часов, а уже десять минут девятого. Боюсь, он рассердится, если я задержусь ещё хоть немного.
– О, но ещё слишком рано, миледи. Нет никакой необходимости для спешки. Леди всегда заставляют джентльменов ждать: пускай больше оценят усилия, которые вы приложили, чтобы так хорошо выглядеть. Джентльмены об этом знают, а иначе они подумают, что вы не хотите выглядеть для них красивыми. Мама всегда говорила, когда джентльмен говорит «восемь часов», на самом деле он имеет в виду половину девятого.
Грейс с удивлением смотрела на девушку, чувствуя себя совершенно невежественной в отношениях между мужчинами и женщинами.
– Лиза, откуда твоя мама столько знает о таких вещах?
– До того, как она вышла замуж за моего папу, она была горничной в Лондоне у самой мисс Гарриетт Уилсон.
Это было ещё одно имя, неизвестное Грейс.
– Гарриетт Уилсон? Она была известной леди?
Лиза улыбнулась, подняв бровь:
– Надо сказать, что многие джентльмены искали её компании. Герцоги, и говорят, даже принцы.
Принцы? По-видимому, эта Гарриетт Уилсон хорошо знала, как следует носить шаль. Перед лицом такого авторитета Грейс не могла устоять и оставила грудь открытой, несмотря на то, что чувствовала себя голой. Она сосредоточилась на задаче, которую поставила перед собой, чтобы стать настоящей маркизой. Маркизой Кристиана. Настало время отбросить свою девическую скромность. Настало время прекратить играть роль безликой девицы и стать леди Грейс, маркизой Найтон. Она расправила плечи. Если это заставит мужа обратить на неё внимание, тогда, ей-богу, она сделает это.
Грейс терпеливо стояла, пока Лиза набрасывала ей на плечи и застёгивала под подбородком шёлковую мантилью. Когда горничная завершила свои хлопоты, Грейс посмотрела на часы на столе возле неё. Было уже двадцать минут девятого. Она, конечно же, хотела, чтобы Кристиан думал, что жена тщательно готовится к этому важному балу, поэтому подождала ещё десять минут, прежде чем, наконец, пойти к дверям.
Кристиан, Элеонор и леди Фрэнсис уже ждали её у подножия лестницы, когда она появилась. Кристиан стоял в строгом чёрном вечернем фраке и кипенно-белой рубашке с галстуком. Где-то глубоко у себя внутри Грейс ощутила тянущее чувство. Она не видела мужа последние две недели и скучала по нему всё это время. Но сегодня всё изменится к лучшему. «Да, несомненно, – подумала она, вспомнив слова Лизы, – каждая леди станет завидовать мне из-за мужчины, который будет рядом, об руку со мной». Она не станет нервничать, она будет вести себя и разговаривать, как маркиза – маркиза Кристиана.
Грейс улыбнулась с надеждой, когда увидела, что он заметил её. Но Кристиан никак не показал, что её появление произвело на него хоть какое-то впечатление. Зато он взглянул на большие часы в холле, еле её замечая, и нахмурился:
– Я надеялся, что нам не придётся стоять в очереди из карет.
Её улыбка сразу же померкла, и Грейс почувствовала, как что-то сжалось у неё в груди. Лиза ошибалась. Она рассердила его своим опозданием.
– О, даже лучше, что мы приедем почти позже всех, – быстро сказала Элеанор. – Будет меньше давки на входе. Помнишь раут у Эстерлеев, Кристиан? Мы прибыли ровно в восемь, и лорд Калдер в толчее на входе наступил маме на подол платья и порвал его. Очень умно с твоей стороны, Грейс, предусмотреть это.
Все прекрасно понимали, что опоздание Грейс не имело никакого отношения к предусмотрительности, и последовавшее молчание не прерывалось до тех пор, пока Кристиан не повернулся к двери и не вышел, взмахнув полами своего плаща. Грейс застыла на лестнице, все её планы и надежды рухнули, даже не начав осуществляться. Ей хотелось развернуться и убежать в свою спальню и не выходить оттуда никогда. Но она не могла. Она должна выдержать эту ночь. И потому, обновив свою клятву не отступать перед трудностями сегодня вечером, она продолжила спускаться по ступенькам и проследовала за всеми к ожидающей карете.
Элеанор, к счастью, всю дорогу тараторила без умолку, пытаясь отвлечь мысли Грейс как от мужа, который сидел рядом с ней, уставившись в окно, так и от внутреннего трепета, охватившего её.
Грейс поняла, что они почти добрались до места, когда карета замедлила ход и лениво поползла, пробираясь между экипажами, занявшими обе стороны улицы.
Вскоре они остановились перед величественным особняком напротив Гайд-парка. Мерцающий свет пробивался из каждого окна, тускло освещая одетые в переливающийся атлас фигуры, спешащие по пешеходной дорожке к парадному входу. Их карета остановилась, тут же один лакей открыл двери и опустил подножку, в то время как другой, предложив Грейс руку, помог ей выйти на дорожку, где её уже ждал муж. Кристиан предложил ей руку, и в молчании они направились к лестнице.
Оказавшись в доме, Грейс подождала, пока Кристиан, а потом леди Фрэнсис и Элеанор сняли свои плащи. Она помнила слова Лизы о том, как Кристиан будет удивлён её платьем. Все уже повернули в сторону бального зала, очевидно забыв про неё. Грейс быстро расстегнула мантилью, с улыбкой передав её лакею. Она присоединилась к остальным наверху лестницы как раз тогда, когда лакей объявил об их прибытии.
– Милорды и леди, маркиз и маркиза Найтон, леди Найтон и леди Элеанор Уиклифф.
Казалось, что целое море лиц повернулось в их сторону. Грейс посмотрела на Кристиана, стоящего возле неё, и увидела, что он вовсе не смотрит на переполненный бальный зал. Вместо этого он уставился на неё, как будто не узнавая. Хмурое выражение исчезло, сменившись полным удивлением.
«Сельская мышь, действительно!» – подумала Грейс, исполнившись уверенности. Лиза была права. Ему действительно понравилось платье. Она улыбнулась и спросила:
– Всё хорошо, милорд?
Но Кристиан не ответил. Он был слишком увлечён созерцанием её груди.

____________________

[1] Грейс (Grace), с англ. грация, грациозность; изящество
My Grace - обращение к герцогу/герцогине

[2] Возможно, имеется в виду Carpenter, William Hookham (1792-1866), издатель и продавец книг.
_________________

Девочки, спасибо за продолжение!!!
_________________

Спасибо Спасибо Спасибо
_________________

Фройляйн,Москвичка,Nadegdan спасибо за великолепный перевод!!!!!!!!!!!!
___________________________________

Спасибо большое за новую главу!!!
Чую я, что в итоге его реакция окажется не такой, какую она предвкушает.... Ща как заорет на нее при всех, что ее в этом декольте до пупка видать
_________________

Nadegdan, Москвичка, Фройляйн, спасибо за перевод! А бал обещает быть интересным...

Nadegdan, Москвичка, Фройляйн, спасибо большое за новую главу!!!

Спасибо!!!!!!!!!!!!!!!
Да, я тоже боюсь, что реакция может быть не такой уж романтичной..

Мне кажется, что её грудь... дезабилье... топлес... короче, вывалилась из рискованного платья.
И я этого реально боюсь.
Читая эту главу, у меня слёзы на глазах наворачивались из-за "унижения" Грейс.
И где же чуткость Кристиана, о которой вскользь упоминалось в Белой магии? Где?
Он же уже понял, что Грейс, своего рода, тоже жертва дедули герцога

Девочки, огромное спасибо за перевод!