Дорогами судьбы

Подошел Джанго к Симзе близко, чтобы жар тела ее почувствовать, наклонился к цыганке близко, говорит едва слышно, дыханием своим ухо девичье щекотит.
- Я не надолго. - Рукой свободной прядь волос от лица цыганки убирает. - Лишь спросить хотел тебя. Новый номер придумал я с медведем, нужно чтобы ты с Ягори побыла на представлении, а когда она на Варде проедется по кругу, чтобы забрала ее и присмотрела. Мать свою могу попросить, она не откажется, но к тебе как к жене своей будущей первой пришел. Согласишься если я рад буду, откажешь - не обижусь, знаю, что хлопот у тебя и без дочери моей много будет у гаджо.
Замер Джанго, ответа ждет.

Снизу доносились высокие голоса матери и тётушки. Кажется они в чём-то Лилиан наставляли или журили. Хотелось надеяться, что не за их совместные прогулки. Генри меланхолично водил карандашом по листу бумаги, пытаясь по памяти нарисовать танцующую Рубину, но как оказалось, не мог вспомнить движения танца. А чтобы на пламенную красавицу с ледяным сердцем любоваться и в памяти сохранить, ему нужно было знать их точно. Права она, к хорошому их встречи не приведут, но если он сделает механизм танцующей цыганки никому ведь хуже не будет. Он сможет иногда заводить его, смотреть как танцует маленькая цыганка и вспоминать ту, что украла его душу. Генри усмехнулся и отложил лист. Не поверил он ей, что взглядом украсть душу можно, но в груди теперь было пусто.
В комнату, постучав, вошёл камердинер с вычищенным и отутюженным сюртуком. Генри кивнул и встал. Баронесса говорила, что гостей будут развлекать цыгане. Тогда Генри не придал этому значения и сегодня бровью не повёл. Всё-таки в нём текла кровь Эксетеров и сохранять лицо он умел.


Генри Энтони Сэвидж, будущий виконт Глинкерик был само очарование и учтивость. Он умудрялся в равной степени уделять внимание всем приглашённым девицам на выданье, не выделяя, но и не забывая ни об одной из них. Соседей дяди он знал плохо, но у молодых людей всегда найдётся о чём поговорить. Когда Шелдон упомянул цыган, оба новых знакомых наморщили носы, но взглянуть на представление не отказывались. Генри уклонился от темы, заговорив о недавней стычке двух высокопоставленных вельмож на политической почве в палате лордов. Разговор занялся, а он замолчал, кивая, когда то было нужно, и посылая редкие улыбки поглядывающим на них девицам.

- Что ты говоришь такое, Джанго. Разве трудно мне помочь? Тем более, с малышкой твоей ближе познакомлюсь. Мне не в тягость, а в радость поучаствовать в твоем номере и за Ягори приглядеть! - улыбнулась она, ладонью по щеке его колючей прошлась, - Ступай, готовься и не беспокойся, не подведу я тебя, родной мой.

Он прикрыл глаза, наслаждаясь мимолетной лаской.
- Спасибо тебе, сладкая. - Губами к виску ее прижался и отстранился сразу, слишком манит она, рядом спокойно находится невозможно, хочется прикасаться все время, к сбе прижать хочется и не отпускать никуда. - Беги готовься, не буду больше тебя отвлекать.
Смотрит Джанго на цыганку и понять не может как он еще вчера без нее дышал, ел, спал, жил. Да жил ли он до нее?

Не радужным было настроение у Арсена, но играть и выступать - тоже работа. А что, как не работа, лучше всего отвлечёт от ненужных дум?

Подошли уже к дому помещичьему они, и Арсен скрипку на плечо вскинул. Смычком повёл, пусть плывёт музыка вперёд них, хозяев да их гостей оповещая о своём приходе.
Пусть посмотрят да послушают, как умеют рома веселится и танцевать.

Хоть и лёгок да невесом получился этот поцелуй, да опьянил он не хуже самого дорогого вина. Не оторваться, не отпустить. Да и Вите он был люб, не мог ошибиться Тагар. Чувствовал же, как подалась она к нему всем телом, как сама лицо к нему подняла, как губы нежные разомкнулись, даря ему сладость свою. И как внезапно вырвалась, тоже почувствовал, по живому оторвалась. Отступает девушка от него, глаз горящих не сводит, но отступает.
Сдержал себя Тагар, хоть силён соблазн был, ой как силён. Только кулаки стиснул, да сквозь зубы воздух втянул, в себя приходя.

- Не могу обещать тебе этого, ясноглазая. - Откровенно сказал, без усмешки. Прямо в глаза её глядя. Ох, что за глаза! Не дают покоя ни днём, ни ночью. Знала бы Вита, в какие сны она приходит, бежала бы от Тагара без оглядки. Но видно и так поняла что-то она, в лице прочитала, али почувствовала, потому что развернулась, и к табору бегом кинулась.

Остался Тагар один около малинника. Проводил взглядом девушку, подошёл к кустам, сорвал несколько ягод спелых в рот закинул. Вкус знакомый, сладкий как поцелуй. Её поцелуй. Нет, хватит, так он точно себя забудет. Так и не вспомнив, куда он шёл до этого, вернулся Тагар обратно. Еле успел, собрались уже все рома, выходить до баронского имения. Заскочил в вардо Тагар, праздничный жилет схватил, и догонять бросился. Танец полный огня и страсти - это как раз то, что надо ему сейчас, чтобы в себя прийти.

Рустэм ещё раз получил от Бара время на размышление и ушёл, сказав, что не будет участвовать в представлении. Странное у Романа возникло чувство, будто друг от него отвернулся. Словно не сделал он всё, что было в его силах для счастья и чести друга. Плакала гитара в его руках. Так, как никогда прежде он ей не позволял. Всему есть предел и тому, что он может вынести тоже. Он смирился с мыслью, что девушка, что бередит его сердце, никогда не будет его. Он знал, что когда-нибудь в его вардо войдёт женщина, которая, возможно, будет ему неприятна, и знал, что примет это. Так у них заведено, не ему оспаривать мудрость закона, ведущего рома сквозь земли и века. Ему не в чем себя винить. Любовь - глупое чувство, ненадёжное и опасное. Сегодня оно полыхает ярким пламенем, а завтра даже не теплится. Правы старейшины, когда говорят, что брак, построенный на уважении крепок, а на любви - шаток. Но не было мудрости и справедливости в том, чтобы потерять друга, выдержав борьбу с собственными желаниями. Отказаться от той, что была люба, и видеть укор в глазах брата. Усмешку на его губах, когда Рустэм узнал, что Роман предложил Бару занять его место. Не для себя он это сделал. Не предавал. Но разве теперь докажешь.

Ромы собирались в поместье. Роман приложил руку к дрожащим струнам, успокаивая верную спутницу. Красная рубаха на нём под чёрным жилетом, сапоги начищены.
Впереди путь неблизкий. Роман взял гитару и пошёл за всеми. Скоро подхватил он песню весёлую, а потом ещё одну. Так и дорога короче и ум яснее.

Подхватил он мелодию и запел, душу в песню вкладывая. Пусть она летит над землёй. Душа цыгана свободна.

Всю дорогу до поместья, Талэйта шла со всеми. Слушала музыку и песни. Оглядывалась. С улыбкой смотрела на свою сестру, идущую позади всех, рядом с Джанго, Ягори и медведем. Красивая из них пара получилась. Заиграла скрипка и Талэйта невольно вздрогнула. А потом запел Роман, своим удивительно глубоким голосом, проникая в каждую клеточку тела. Красиво. Тэли присоединилась к другим цыганкам и старалась не думать ни о чем. Жить сегодняшним днем. Вот солнце светит ярко. И это счастье. Дорога бесконечная, манящая. И это счастье идти по ней. Улыбка сестры согревает душу. Это ведь тоже счастье. А сейчас придут они в поместье и покажут представление. Самое лучшее. Выложатся все, как один. Не подведут Вайду. Не посрамят они его. Их табор славился своими выступлениями. И сегодня будет один из лучших вечеров. Талэйта это знала.

- Понравилось, значит яблочко? - шепчут губы её игриво, - Погоди, ты еще вина яблочного не пробовал, оно в тысячу раз слаще. Побежала бы, да на тебя хочу полюбоваться еще немного, красивый ты больно, Джанго, а голос у тебя, как боевой клич орла, возражений не терпит, но мне по душе это.
Вздохнула Симза томно, все на цыгана своего не налюбуется. Скоро семьей они станут, он, она, малышка Ягори, да Вард. Скорее бы время прошло, и не только у них с Джанго свадьба по любви сыгралась, а у всех цыганок и цыган, что по табору слоняются, будто муло, о любви своей страдают,и никак не обретут.
- Джанго, ты ступай, иначе до завтрашнего рассвета не разойдемся. - с тоской произносит Симза, а сама так и мечтает, чтоб остался он возле нее.

Барон Юль отбросил газету, которую тщательно изучал. Политическая обстановка на континенте снова накалилась. А их парламент наслаждается летними каникулами, словно ничего не происходит. И в газетах ничего, надо будет ему самому отправиться в столицу... его размышления прервал стук в дверь. Управляющий вошёл в кабинет и почтительно прикрыл двери.
- К приёму гостей всё готово, милорд.
Ах, да! Сегодня же у них суаре! Как он мог забыть, баронесса же ему все уши прожужжала об этом. Да ещё это экзотическое развлечение. Зря он пошёл на поводу у баронессы, лучше бы пригласили оркестр из Лондона.

- Томсон, - барон махнул рукой, подзывая слугу, - Не забудь позаботиться о том, чтобы все двери ведущие в дом со двора были плотно заперты изнутри. - Слуга понимающе кивнул, - Оставьте только парадный. Хоть и договорились мы с цыганским вайдой, что египтяне придут только ради представления и развлечения гостей, и будут вести себя прилично, но доверять этим дикарям я бы не стал. Не стоящий они доверия народец. А вот и вы, моя дорогая! - барон поднялся с кресла при виде входящей в комнату супруги с ларцом в руках, - тут все ваши драгоценности? А украшения Лилиан? - Барон покряхтывая наклонился к сейфу, и с некоторой натугой впихнул внутрь весьма объёмный ларец. Щёлкнул замок в металлической двери, и повернув несколько раз массивный ключ, барон довольно выпрямился. - Вот так-то будет надёжнее.
Баронесса согласно кивнула.
- Да, тут всё, кроме того, что мы наденем на суаре. Милорд, не можем же мы с мисс Лилиан появиться перед нашими гостями совсем нагишом, когда все вокруг будут сверкать драгоценностями.

Попытался пристыдить нас Бар, да только в этот раз его слова в одно ухо влетели, в другое вылетели...

Я проводил взглядом уходящую двуколку и пошел готовиться к выступлению.

ПОМЕСТЬЕ. ВЫСТУПЛЕНИЕ

Я – артист, нет, не так, я – искусник, всего лишь манипулятор, у которого вся работа построена на ловкости и проворстве его собственного тела. Я санжирую огнем, металлом, самим собой… Со стороны может казаться, что мне не составляет никакого труда, глотать все эти предметы, огонь, но на самом деле это достигается путем длительных тренировок.
Но для начала – огонь, зрителя нужно подготовить к тому, что увиденное сегодня – останется в его памяти навечно.
Я проталкиваюсь сквозь толпу зрителей к месту, где лежат заготовки для моего выступления. Народ волнуется, да, кое-кто видел, на что я способен, но так же они должны понимать, что на выступление я оставил самые шокирующие, будоражащие сознание трюки.
Скинул я рубаху, жаль, если прожгу, распалил в двух посеребряных плоских чашах огонь, да расставил их по бокам от себя, за спиной стол с горящей свечой и клинками разных размеров. Блики багряного пламени играли на смуглой коже, придавая и без того острым чертам мистическую завершенность. Расставив руки, в каждой из которых было по факелу, поджег их пламенем из чаш. Через мгновение огонь уже отгонял сгущающиеся сумерки на несколько метров вокруг.
Даже полная, ослепительная луна вышла из-за облаков посмотреть на дикую пляску пламени в очах цыганских. Языки огня завораживали, успокаивали Златана.
Заиграла мелодичная музыка.
- Каждому дана сила огня, искра жизни, что живет в каждом, но не вся сразу, а по вере. Кто больше верит – тот сильнее, кто сомневается – тот оступится, - с этими словами сунул руки в костер факелов, что с силой вонзил в землю перед собой. И не одернул.
Несмотря на некое повторение, мои движения по-прежнему пугали зрителей, заставляли зажмуривать глаза и охать. Все ожидали, что кожа на руках пойдет пузырями и слезет, а я стоял спокойно и наблюдал за реакцией, ища в толпе ту, кого лично позвал посмотреть на себя. Я дотронулся до пытающей головешки, Я видел, как с замиранием сердца Она смотрела на это действо. Я вынул руку из огня, протягивая руку к народу, в Её сторону, показывая, что кожа ни капли не пострадала.
- Все дело в вере, нужно верить в свои силы, породниться с чистой энергией пламени, тогда все по плечу будет. Кто-то хочет попробовать, испытать свою веру?
Обычно смельчаков не находилось… Но не в этот раз. Кто бы сомневался, что моя Колючка ничего не боится. Смело шагнула вперед, протягивая руку, я коснулся её той самой рукой, что недавно в пламени побывала. Подвел к факелам и встал напротив.
От раскаленных углей шел сухой жар, и они яростно трещали.
- Коснись его смело, пусть страх тебя не тревожит, это тот самый огонь, что живет в твоем сердце, его же он не обжигает, так почему должен руку обжечь?
Я цепко следил за её глазами. Малейшее сомнение и она обожжется. Малюсенькая слабость и ужасный ожег украсит её руку на вечно.
Блики пламени отражались в двух омутах как в зеркале.
- Скажи мне, во что ты веришь?
Медленно, без страха, но с верой в свои силы, она протянула руку в огонь. Встревоженные охи послышались с разных сторон. Но ни я, ни она не обратили на это внимание. Я смотрел в её глаза и видел не с чем несравнимое удовольствие. Казалось, её душу омыло огромной волной энергии, в эту секунду ей подвластно все, даже горы свернуть, радость переполняла и выплескивалась через край.
Я выдернул её руку из огня:
- Для первого раза достаточно, - сказал я громко, - иди, я найду тебя после и верну, - уже шепотом, что бы услышала лишь она.
Подтолкнув её к месту, откуда взял, а на прощание стянул шаль, укрывающую её плечи.
Пришел черед клинков.
Я прошел по кругу, предлагая каждому осмотреть длинный клинок, один из гостей барона, даже изъявил желание потрогать его, за что расплатился небольшим перстнем, не удержался, уж больно надменно выглядел вельможа.
Я вернулся в центр и несколько раз быстро провел по лезвию шалью Колючки и медленно стал вводить его в глотку.
Далеко не каждый способен смотреть на это. Мое выступление – это барьер, ассоциируемый с барьером между жизнью и смертью, динамика равновесия между внешним и внутренним телом. Внимание зрителей буквально притягивалось ко мне, вызывая сильнейшие эмоции: восторг, ужас и отвращение одновременно.
Многие не выдержали, отвернулись, но, раз не все…
Я достал кинжал с горла, вернулся к столу и взял еще два точно таких же, все около 50 см в длину. Сложив их пирамидкой – я заглотил их все.
Повернувшись вокруг своей оси с раскинутыми руками – я вынул кинжалы. Театрально закашлялся и вновь вернулся к столу. Раскрутил флягу и жадно припал к ней губами, осушив до капли.
Я повернулся к зрителям и подошел к центру, выхватил факелы, что крепко держались в земле и начал вбирать в себя воздух, вместе с которым пламя тянулось к моему рту. Как только алый язычок коснулся губ, я рефлекторно сжал желудок, выдыхая чистый огонь на ошалевшую публику.
Занавес.
_________________

То что представление скоро начнется. Я поняла, когда услышала музыку и пение. Цыгане приближались к усадьбе. Наши гости и мы сами расселись на террасе или около крыльца. Матушка с тетушкой и еще одной пожилой дамой поднялись на балкон – оттуда все видно, но безопаснее, как сказала наша гостья, да и воздух чище.
Когда появился повелитель огня, я с интересом стала смотреть за ним. Он позвал желающих выйти и проверить, обжигает ли огонь. Мне так хотелось попробовать. Было очень интересно испытать на себе – так ли уж не больно это, но при матушке и гостях я не позволила себе рисковать репутацией и двинуться с места. Зато это сделала Мегги. Надо будет у нее потом непременно расспросить об ощущениях.
Потом он начал глотать сабли и ножи, что мне не понравилось, вызвало ужас и отвращение. А вот трюки с огнем снова заворожили.
Ждала я и других выступлений – танцев и обязательно медведя.

папенька, очень рада видеть

Как и все Донка хорошо подготовилась к вечеру в поместье гаджо, потемнее подвела глаза, чтобы видать было за версту, как сверкают они в танце, добавила румянца щекам. Выбрала самый красивый праздничный платок и юбки поярче. Запястья украшали тоненькие полоски браслетиков, которых было так много, что не счесть, это было не только красивое украшение, во время танца, если правильно двигать руками, они очень гармонично вплетались в пение их Брошью с позолотой заколола волосы, чтобы не мешались в танце и подхватив песню разносившиюся по всему табору, присоединилась к своим сородичам, приплясывая в такт мелодии. Танцевать она любила с детства и, может быть не была самой лучшей танцовщицей в таборе, но всегда отдавалась музыке всей душой. А это самое главное - всегда говорила мама, ведь именно душа делает танец незабываемым.

Собираются рома, наказ вайды слушают. Звенят монеты на монисто,браслеты на руках, ноги отбивают ритм. Переливистый смех рома слышит Рубина и тоже улыбается. Промысел дело важное и почётное, быстро проверяет браслеты Рубина. Юбки одергивает, смотрит, чтобы не замялись. Фламенко чёткость и красоту линий любит, не прощает он небрежности и ошибок. Столько лет Рубина училась, чтобы лучшей стать, что никак из-за мятой юбки себе в грязь лицом позволить не может. Она громко щелкает пальцами и звенит браслетами. Подхватывает веселый мотив.

Вот только не весела сегодня скрипка Арсена, не заставляет ноги пуститься вскачь гитара Романа. Поют они, душу вынимают. Голос Рубины вступает в переплетение мужских голосов, поёт она редко, лишь на выступлениях, а сейчас не может сдержаться. Нет для рома большей свободы, чем идти с ветром и вторить ему песней. Пусть она льётся над дорогой, пусть поднимается к небу, пусть дарит миру их свободу.

Дома гаджо Рубину пугают, не привыкла она, чтобы место под солнцем камнями занимали. Вардо и шатер - разве нужно человеку или семье больше? Разве можно жить во всех этих комнатах? Но очень нравились окна, в кибитке света мало, тепло и темно немного, а в домах богатых гаджо он словно заливает все вокруг. Купаешься ты в свете и дышишь легко и свободно. И сады Рубина любит. Манят они запахами и яркостью цвета. Пусть в лесу свободнее, но редко встретишь столько красок.

Выступать они сегодня тоже должны были в саду. Гаджо редко пускают в дом - боятся. неведомо, что не станет рома позорить себя и воровать в гостях, нарушать законы гостеприимства. Но это даже лучше. Не сдержатся гости, придут к ним танцевать... Тогда и законы никто не нарушит. Улыбается Рубина своим мыслям. И со всеми ждет, когда Златан начнёт представление.

Быстро мелькает в его руках огонь, тает и возрождается. Он словно душа цыгана, может остаться лишь искорка, но почуяв ветер дорог зажжется в пламенный высокий костер. Шпати и огонь танцуют самый опасный танец, они встречаются и сжирают друг друга, отчаянно борются и поддаются лишь тому, кто сильнее обоих. И железа, и огня. Девчонка гаджо тоже не боится огня, и чарует этим Златана. Хоть и не шувани Рубина, но видит это ясно.

Решение Бара было строгим, но цыганским:


Можно было бы найти другое решение, но это было женские мысли, а слово Вайды было законом. Тяжело вздохнув, вышла Эйш после того как все разошлись, сказала Бару своё слово:
- Смелый ты, Вайда, и умный, - начала из далека, - но скажу тебе, что хоть твоё решение законно и достойно - тяжело остаток жизни доживать, зная что мог сделать вардо собственной крови счастливой, - прикрыв уже не зоркие глаза от гнёта воспоминаний, - Если тебе нужен совет по наказанию, - направляясь на выход, - Я тебе по утру скажу - на свежую голову мудрость легче приходит, - и подумав, - Я тоже иду на сегодняшнее выступление, - посмотрев на Бара, - Хочу поближе к внучке быть да и костям полезна нагрузка.

Выйдя, Эйш осмотрела собирающихся цыган, нашла глазами внучку и, проверив фартук - есть ли всё нужное с собой, пошла в конце веселящихся рома.

Радостно на душе Эйш. Хоть и стара она да горяча ещё кровь цыганская и представление увлекает и руки хлопают, задоря народ.