*Исторические стихотворения

Nadin-ka: 05.10.21 13:37

Валерий Русин

Лжедмитрий I


Лжедмитрий I
(фрагмент исторического романа в стихах "Смута"
лето - осень 1605 г., Москва

...Он возмужал и сил набрался,
И речью яркою пленял,
А вот обличьем не удался -
Не бес ли молодца ваял?
Широкий нос и бородавки
Под правым глазом и на лбу,
И губы - склизкие две пиявки
Особо тешили толпу.
Короткий волос рыжеватый
Густой на круглой голове
В контрасте с ликом беловатым
Сродни подрезанной траве.

Был тусклым взор всегда холодных,
Пустых, прозрачных его глаз,
А вот осанкой благородной
Притягивал к себе подчас.
И обладал при этом силой
Неимоверной, прохиндей,
Но не ручищами разил он,
А хитроумием, людей...
.....................

Натурой став отныне светской,
Он не хотел того скрывать,
Что образ жизни европейской
Горел желаньем перенять.
Перед обедом не молился
И ел телятину при том,
И пеньем с музыкой стремился
Наполнить свой монарший дом.
И вёл себя он не по-царски,
Коль этикет не соблюдал,
Ему претила эта маска
И лоск дворцов надоедал.
А потому он зачастую
Подолгу по Москве бродил
И про "житуху" непростую
С народом речи заводил.

Потех любитель всевозможных,
И сам бывал он игрецом,
И сокрушалися вельможи:
"Не шут ли нынче под венцом?",
Когда с медведем в рукопашной
Сходился царь их шебутной,
И было так ведь не однажды -
Характер холил озорной!
Он сам испытывал оружье -
Пищали, пушки - всё равно,
И вновь бесстрашье обнаружил -
Всем людям виделось оно.
Но молодечество монарха
По нраву жителям простым,
И что навёл единым махом
Между сословьями мосты.

А вот, что веры православной
Каноны грубо нарушал,
Его ошибкой было главной,
Из тех, что ныне совершал.
Он не скрывал, что иноверцы
Его первейшие друзья -
Поляки, шведы, или немцы,
А не московские князья.
И папских слуг - иезуитов
Частенько видели при нём,
Ворота в Кремль для них открыты,
Живут они отныне в нём!...

Лжедмитрий, плоть свою лелея,
Не знал в желаних границ,
От вожделений сатанея,
Он дам бесчестил и девиц,
Уподобляяся всё боле
Ивану, мнимому отцу, (царю Ивану Грозному)
Давая слугам своим волю
Свозить прелестниц ко дворцу.

А Ксению, милую царевну,
Мосальский верный подарил
И словно Божий свет мгновенно
Покои Гришки озарил!
Она мадонною казалась,
Иль Богородицей святой,
Но страсть мужичья разрасталась,
И меркнул лучик золотой.
Наложницею она царской
В дворце сидела под замком,
Воспринимая его ласки
С непреходящим холодком...

...

Nadin-ka: 31.10.21 18:43

Сергей Бехлер

ГЕНЕРАЛ МИЛОРАДОВИЧ

Любимец женщин, баловень Фортуны,
Он смелостью и щёгольством пленял.
В войне со шведами - поручик юный,
С Наполеоном – полный генерал.

И со времён Альпийского похода
Блистательной карьеры славный взлёт -
Так в Лейпцигском «сражении народов»
Он гвардию двух стран в бой поведёт.

Но перед этим - боль Аустерлица,
Тильзитский мир и Бородинский бой.
Костров бивачных отблески на лицах,
Гул канонады и шрапнели вой...

В изгнании угас французский гений,
И в Таганроге умер русский царь.
Над Петербургом - белой ночи тени,
В умах одно: «Кто новый Государь?»...

Как губернатор, сам он был виновен,
Что Константину присягнул Сенат
И Николай с семьёй. Бескровен
Другой, наверно, был бы вариант...

«Уйдите, граф!» - и в ногу штык втыкает
Князь Оболенский, но в ответ лишь: «Прочь!»
Каховский пистолет свой поднимает,
И опустила вечный полог ночь.

Портрет Михаила Андреевича Милорадовича
работы Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)

...

Nadin-ka: 16.11.21 20:21

Дмитрий Кедрин

Князь Василько Ростовский

Ужель встречать в воротах
С поклонами беду?.
На Сицкое болото
Батый привел орду.

От крови человечьей
Подтаяла река,
Кипит лихая сеча
У княжья городка.

Врагам на тын по доскам
Взобраться нелегко:
Отважен князь Ростовский,
Кудрявый Василько.

В округе все, кто живы,
Под княжью руку встал.
Громят его дружины
Насильников татар.

Но русским великанам
Застлала очи мгла,
И выбит князь арканом
Из утлого седла.

Шумят леса густые,
От горя наклонясь…
Стоит перед Батыем
Плененный русский князь.

Под ханом знамя наше,
От кровушки черно,
Хан из церковной чаши
Пьет сладкое вино.

Прихлебывая брагу,
Он молвил толмачу:
«Я князя за отвагу
Помиловать хочу.

Пусть вытрет ил болотный,
С лица обмоет грязь:
В моей охранной сотне
Отныне служит князь!

Не помня зла былого,
Недавнему врагу
Подайте чашку плова,
Кумыс и курагу».

Но, духом тверд и светел,
Спокойно и легко
Насильнику ответил
Отважный Василько:

«Служить тебе не буду,
С тобой не буду есть.
Одно звучит повсюду
Святое слово: месть!

Под нашими ногами
Струится кровь — она,
Монгольский хан поганый,
Тобой отворена!

Лежат в снегу у храма
Три мертвые жены.
Твоими нукерами
Они осквернены!

В лесу огонь пожара
Бураном размело.
Твои, Батый, татары
Сожгли мое село!

Забудь я Русь хоть мало,
Меня бы прокляла
Жена, что целовала,
И мать, что родила...»

Батый, привычный к лести,
Нахмурился: «Добро!
Возьмите и повесьте
Упрямца за ребро!»

Бьют кочеты на гумнах
Крылами в полусне,
А князь на крюк чугунный
Подвешен на сосне.

Молчит земля сырая,
Подмога далеко,
И шепчет, умирая,
Бесстрашный Василько:

«Не вымоюсь водою
И тканью не утрусь,
А нынешней бедою
Сплотится наша Русь!

Сплотится Русь и вынет
Единый меч. Тогда,
Подобно дыму, сгинет,
Батый, твоя орда!»

И умер князь кудрявый…
Но с той лихой поры
Поют герою славу
Седые гусляры.

26 августа 1942

...

Nadin-ka: 03.03.22 07:12

Юрий Галкин

Падение Карфагена 146г. до н.э.

Дорога, мощёная крупным базальтом,
В ночи чуть заметен большой Пантеон,
Триера у берега плещет бизаньтом,
На пирсе носильщик и центурион.

Цвет римского войска садится в галеры,
В последней войне сломлен враг-Карфаген,
«Мы город разрушим, - разрушим их стены,
А тех, кто останется, — в рабство и плен.

Мы высадим войско в пустыне Алжира,
Дадим гладиаторов в свой Колизей,
Мы только одни властелинами Мира,
Останемся в мире господства людей.

Пусть в нашем сенате шумят демократы,
Со старшим Катоном народу сытней,
Подвластны диктатору наши солдаты, » -
Так думали слуги, слезая с коней.

У стен римский лагерь, в когортах пехота,
Осадные башни над городом в ряд,
Щелчковый удар, жар горшка камнемёта,
В пожаре остатки построек дымят.

Тяжёлые камни ворота срывают,
Тараном с востока пробита дыра,
И боги уже Карфаген покидают,
Рим в штурме последнем уснул до утра.

Как кровные братья прощаются пуны,
Рыданье и плач душат ночь напролёт,
Грабёж осаждённых на тризне безумной,
Протектору консул на откуп даёт.

Под город подвозят мечи со щитами,
Сегодня в почёте не Бахус, а Марс,
Встают легионы под гордое знамя,
Впадая в глубокий волнующий транс.

С рассветом к пролому ползёт черепаха,
Пролом защищает лишь горстка людей,
Сковал Карфаген дух смертельного страха,
Захватчики рвутся на стены быстрей.

Стихийно и вяло врага отражают,
Оставили стены, страшатся войны,
В панической бойне их всех вырезают, -
Младенцев и женщин совсем без вины.

Пируют в походном шатре Сципиона,
Из Рима приказ, никого не щадить,
И город окутанный возгласом стона,
До мелкой монеты в конец разорить.

И вечность коснулась руин Карфагена,
Так вспомни, как предан тобой Ганнибал!
Как против него низко пала измена,
С ним был ты охотник, без — жертвою стал.

...

Peony Rose: 08.03.22 13:26

Адам Мицкевич

Бахчисарай


Дворец Гирея пуст. Средь пышных анфилад,

где власти был чертог и страстного угара,

где бородой паши пол обметали яро,

то скачет саранча, то аспиды скользят.



Здесь повителью зал как будто с бою взят:

витражное окно не вынесло удара,

и, словно для очей иного Валтасара,

Природою самой начертано: «Распад».



И лишь гаремного фонтана изваянье

без изменения оставлено одно.

И продолжает ключ, струящийся в фонтане,

печально источать жемчужных слёз зерно.

Где страсти, роскошь, власть, земель завоеванье?

Всё в мир небытия водой унесено.


пер. А. Флоря

...

Nadin-ka: 11.03.22 13:38

Николай Тряпкин

СТИХИ О ГРИШКЕ ОТРЕПЬЕВЕ

Для меня ты, брат, совсем не книга.
И тебя я вспомнил неспроста.
Рыжий плут, заносчивый расстрига
И в царях – святая простота.

Мы с тобой – одна посконь-рубаха
Расскажи вот так, без дураков:
Сколько весит шапка Мономаха
И во сколько сечен ты кнутов?..

За цветными окнами столетий,
Что там, где – пойми издалека!
Да и нынче – столько вас на свете
Поджидает царского пайка!

Забывают – кто отец, кто мама.
И не лучше сеять, чем хватать?
А ведь ты бы, Гриша, скажем прямо,
Мог бы просто песенки играть.

И ходил бы с клюквой на базаре
Да из лыка плёл бы лапотки.
А тебя вот псивые бояре
Изрубили прямо на куски.

Только всё ж – за дымкой-невидимкой
Ты уж тем хорош, приятель мой,
Что из всех, пожалуй, проходимцев
Ты, ей-ей, не самый продувной.

Изрубили всё же и спалили,
Заложили в пушку – и каюк.
А иным бродягам всё простили,
Даже тьму придумали заслуг.

И гремит веками литургия –
Со святыми, дескать, упокой.
А тебя и нынче вот, как змия,
Проклинают дьяки за разбой.

Только знаю – парень ты без страха.
И давай – скажи без дураков:
Сколько весит шапка Мономаха
И во сколько сечен ты кнутов?..

1966 г.

...

Nadin-ka: 24.03.22 08:39

Петр Вяземский

К партизану-поэту (Давыдов, баловень счастливый)

Давыдов, баловень счастливый
Не той волшебницы слепой,
И благосклонной и спесивой,
Вертящей мир своей клюкой,
Пред коею народ трусливый
Поник просительной главой1,—
Но музы острой и шутливой
И Марса, ярого в боях!
Пусть грудь твоя, противным страх,
Не отливается игриво
В златистых и цветных лучах,
Как радуга на облаках;
Но мне твой ус красноречивый,
Взращенный, завитый в полях
И дымом брани окуренный,—
Повествователь неизменный
Твоих набегов удалых
И ухарских врагам приветов,
Колеблющих дружины их!
Пусть генеральских эполетов
Не вижу на плечах твоих,
От коих часто поневоле
Вздымаются плеча других;
Не все быть могут в равной доле,
И жребий с жребием несхож!
Иной, бесстрашный в ратном поле,
Застенчив при дверях вельмож;
Другой, застенчивый средь боя,
С неколебимостью героя
Вельможей осаждает дверь;
Но не тужи о том теперь!
На барскую ты половину
Ходить с поклоном не любил,
И скромную свою судьбину
Ты благородством золотил.
Врагам был грозен не по чину,
Друзьям ты не по чину мил!
Спеши в объятья их без страха
И, в соприсутствии нам Вакха,
С друзьями здесь возобнови
Союз священный и прекрасный,
Союз и братства и любви,
Судьбе могущей неподвластный!..
Где чаши светлого стекла?
Пускай их в ряд, в сей день счастливый,
Уставит грозно и спесиво
Обширность круглого стола!
Сокрытый в них рукой целебной,
Дар благодатный, дар волшебной
Благословенного Аи2
Кипит, бьет искрами и пеной! —
Так жизнь кипит в младые дни!
Так за столом непринужденно
Родятся искры острых слов,
Друг друга гонят, упреждают
И, загоревшись, угасают
При шумном смехе остряков!
Ударим радостно и смело
Мы чашу с чашей в звонкий лад!..
Но твой, Давыдов, беглый взгляд
Окинул круг друзей веселый,
И, среди нас осиротелый,
Ты к чаше с грустью приступил,
И вздох невольный и тяжелый
Поверхность чаши заструил!..
Вздох сердца твоего мне внятен,—
Он скорбной траты тайный глас;
И сей бродящий взор понятен —
Он ищет Бурцова3 средь нас.
О Бурцов! Бурцов! честь гусаров,
По сердцу Вакха человек!
Ты не поморщился вовек
Ни с блеска сабельных ударов,
Светящих над твоим челом,
Ни с разогретого арака,
Желтеющего за стеклом
При дымном пламени бивака!
От сиротствующих пиров
Ты был оторван смертью жадной!
Так резкий ветр, посол снегов,
Сразившись с лозой виноградной,
Красой и гордостью садов,
Срывает с корнем, повергает,
И в ней надежду убивает
Усердных Вакховых сынов!
Не удалось судьбой жестокой
Ударить робко чашей мне
С твоею чашею широкой,
Всегда потопленной в вине!
Я не видал ланит румяных,
Ни на челе следов багряных
Побед, одержанных тобой;
Но здесь, за чашей круговой,
Клянусь Давыдовым и Вакхом:
Пойду на холм надгробный твой
С благоговением и страхом;
Водяных слез я не пролью,
Но свежим плющем холм украшу,
И, опрокинув полну чашу,
Я жажду праха утолю!
И мой резец, в руке дрожащий,
Изобразит от сердца стих:
«Здесь Бурцов, друг пиров младых;
Сном вечности и хмеля спящий.
Любил он в чашах видеть дно,
Врагам казать лицо средь боя.—
Почтите падшего героя
За честь, отчизну и вино!»

...

Nadin-ka: 06.04.22 08:42

Федор Достоевский

На коронацию и заключение мира

Умолкла грозная война!
Конец борьбе ожесточенной!..
На вызов дерзкой и надменной,
В святыне чувств оскорблена,
Восстала Русь, дрожа от гнева,
На бой с отчаянным врагом
И плод кровавого посева
Пожала доблестным мечом.
Утучнив кровию святою
В честном бою свои поля,
С Европой мир, добытый с боя,
Встречает русская земля.

Эпоха новая пред нами.
Надежды сладостной заря
Восходит ярко пред очами…
Благослови, господь, царя!
Идет наш царь на подвиг трудный
Стезей тернистой и крутой;
На труд упорный, отдых скудный,
На подвиг доблести святой,
Как тот гигант самодержавный,
Что жил в работе и трудах,
И, сын царей, великий, славный,
Носил мозоли на руках!

Грозой очистилась держава,
Бедой скрепилися сердца,
И дорога родная слава
Тому, кто верен до конца.
Царю вослед вся Русь с любовью
И с теплой верою пойдет
И с почвы, утучненной кровью,
Златую жатву соберет.
Не русской тот, кто, путь неправый
В сей час торжественный избрав,
Как раб ленивый и лукавый,
Пойдет, святыни не поняв.

Идет наш царь принять корону…
Молитву чистую творя,
Взывают русских миллионы:
Благослови, господь, царя!
О ты, кто мгновеньем воли
Даруешь смерть или живишь,
Хранишь царей и в бедном поле
Былинку нежную хранишь:
Созижди в нем дух бодр и ясен,
Духовной силой в нем живи,
Созижди труд его прекрасен
И в путь святой благослови!

К тебе, источник всепрощенья,
Источник кротости святой,
Восходят русские моленья:
Храни любовь в земле родной!
К тебе, любивший без ответа
Самих мучителей своих,
Кто обливал лучами света
Богохулителей слепых,
К тебе, наш царь в венце терновом,
Кто за убийц своих молил
И на кресте, последним словом,
Благословил, любил, простил!

Своею жизнию и кровью
Царю заслужим своему;
Исполни ж светом и любовью
Россию, верную ему!
Не накажи нас слепотою,
Дай ум, чтоб видеть и понять
И с верой чистой и живою
Небес избранника принять!
Храни от грустного сомненья,
Слепому разум просвети
И в день великий обновленья
Нам путь грядущий освети!

...

Nadin-ka: 28.05.22 13:07

Константин Фролов

Крепость Осовец

(февраль-август 1915 г.)
(Атака мертвецов)

В то утро, сырое и мглистое,
Средь польских болот и лесов
Нам было приказано выстоять
Всего сорок восемь часов.

Пред нами – безумные арии
Снарядами рвут горизонт.
За нами – Российская армия
Пытается выровнять фронт.

Мы верим, как прадеды верили,
Молитву вложив нам в уста,
В корону Российской империи
И крест православный Христа.

В годину лишений обильную
Нам выпал счастливый билет –
Своею породой двужильною
Опять удивить Белый Свет.

Мы перетерпели, мы сдюжили –
Никто не покинул рядов! –
Когда нас германцы утюжили
Снарядами в сорок пудов!

Но вдруг, без пароля и отклика,
На саван предутренних рос
Зелёное хлорное облако
Нам западный ветер принёс.

Увы! Удушение газами –
Для нас - как на голову снег.
Спасибо немецкому кайзеру!
Добрейшей души человек!

Когда-то тевтонские рыцари
Сходились один на один.
Теперь их султаны повыцвели,
А в ножнах – иприт и зарин.

Зловещее хлорное облако
Прошло, как Всемирный Потоп,
Лишив человечьего облика
Того, кто забился в окоп.

Растерянность, ужас, безволие!..
Из тысячи русских стрелков
Едва уцелело не более
Какой-нибудь сотни штыков.

Плодами германского «гения»
Живое сметая с Земли,
Семь тысяч ландскнехтов Вильгельмовых
Брать «мёртвую» крепость пошли.

Шутили, смеялись и топали…
Как вдруг – холодок по спине:
В смертельном дыму над окопами
Возникла шеренга теней.

В своём окровавленном рубище,
В зелёной от хлора пыли
Они – между прошлым и будущим –
Восстали, как из-под земли.

Они приближались с винтовками,
Приклады прижав у бедра,
И, харкая кровью и лёгкими,
Хрипели сквозь зубы «ура!»

От этого хрипа утробного,
От блеска в незрячих глазах
Германское воинство дрогнуло…
И вдруг повернуло назад!

Как будто спасаясь от бедствия,
С отчаяньем дикой орды
Бежали хвалёные бестии,
Сминая свои же ряды!

Пусть помнит в веках человечество
Ту жертвенность наших отцов,
Что в тяжкие годы Отечества
В атаку вела мертвецов.

Полгода рукой мускулистою
Мы били зарвавшихся псов!..
А нам было велено выстоять
Всего сорок восемь часов.

...

Nadin-ka: 12.06.22 10:21

Гончаров Николай

Ярослав Мудрый

Он подошёл к темнеющей воде:
Дрожала Волга, ветру на потребу,
И только в заводинах, кое – где,
В зеркальной глади отражалось небо.

Невдалеке, в овраге гул стоял:
Язычники всё причитали странно.
Медведица лежала бездыханно,
Зарубленная князем наповал.

Гуляла стерлядь в синей глубине,
Тот берег зеленел сосновым бором…
И думал князь: «Так что же делать мне –
С победою уплыть или с позором?

Опять мой меч в крови по рукоять.
Как убивать мне тягостно, постыло!
Мудрей, быть может, словом подчинять
Своих врагов, а не бездумной силой?»

Воспрянул Ярослав, построил рать,
Стрелою сквозь века послал он Слово.
Промолвил князь: «Здесь будет град стоять
На рубежах Великого Ростова!»

Предполагал ли он из века тьмы,
Что стал отцом для многих поколений.
Когда б не то Истории мгновение –
Родились бы другие, но не мы.

Предполагал ли, что замыслил брат,
Как губит власти желчная отрава;
Что Святополка станет он карать
За жизнь Бориса, Глеба, Святослава.

Ещё всё будет там, за гранью лет,
Ещё через века родится Батый,
Над Туговой горой кровавый след
Ещё не скоро высветят закаты.

Ещё земля Великого Петра
Столетия пребудет в полудрёме,
Пожжённая вандалами дотла,
Но с верою в Россию в каждом доме.

Предполагал ли он, что основал
Столицу мятежей и ополчений,
Что эту землю бог не покарал,
Благословил на славу русский гений.

Ждал князя долгий путь: успех и грусть,
Мир и вражда, надежды и усталость…
То юная, неопытная Русь
На голубой планете нарождалась.

...

Nadin-ka: 17.06.22 11:11

Иван Бунин

Джордано Бруно

«Ковчег под предводительством осла —
Вот мир людей. Живите во Вселенной.
Земля — вертеп обмана, лжи и зла.
Живите красотою неизменной.

Ты, мать-земля, душе моей близка —
И далека. Люблю я смех и радость,
Но в радости моей — всегда тоска,
В тоске всегда — таинственная сладость!»

И вот он посох странника берет:
Простите, келий сумрачные своды!
Его душа, всем чуждая, живет
Теперь одним: дыханием свободы.

«Вы все рабы. Царь вашей веры — Зверь:
Я свергну трон слепой и мрачной веры.
Вы в капище: я распахну вам дверь
На блеск и свет, в лазурь и бездну Сферы

Ни бездне бездн, ни жизни грани нет.
Мы остановим солнце Птоломея —
И вихрь миров, несметный сонм планет,
Пред нами развернется, пламенея!»

И он дерзнул на все — вплоть до небес.
Но разрушенье — жажда созиданья,
И, разрушая, жаждал он чудес —
Божественной гармонии Созданья.

Глаза сияют, дерзкая мечта
В мир откровений радостных уносит.
Лишь в истине — и цель и красота.
Но тем сильнее сердце жизни просит.

«Ты, девочка! ты, с ангельским лицом,
Поющая над старой звонкой лютней!
Я мог твоим быть другом и отцом…
Но я один. Нет в мире бесприютней!

Высоко нес я стяг своей любви.
Но есть другие радости, другие:
Оледенив желания свои,
Я только твой, познание — софия!»

И вот опять он странник. И опять
Глядит он вдаль. Глаза блестят, но строго
Его лицо. Враги, вам не понять,
Что бог есть Свет. И он умрет за бога.

«Мир — бездна бездн. И каждый атом в нем
Проникнут богом — жизнью, красотою.
Живя и умирая, мы живем
Единою, всемирною Душою.

Ты, с лютнею! Мечты твоих очей
Не эту ль Жизнь и Радость отражали?
Ты, солнце! вы, созвездия ночей!
Вы только этой Радостью дышали».

И маленький тревожный человек
С блестящим взглядом, ярким и холодным,
Идет в огонь. «Умерший в рабский век
Бессмертием венчается — в свободном!

Я умираю — ибо так хочу.
Развей, палач, развей мой прах, презренный!
Привет Вселенной, Солнцу! Палачу!—
Он мысль мою развеет по Вселенной!»

...

Nadin-ka: 26.07.22 14:18

Юрий Галкин

Юлий Цезарь. 44г. до н.э.

Божественным знаком падучей болезни,
Отмечено с детства святое чело,
Исчезли тела, но дела не исчезли,
И с пятнами Солнца, на сердце светло.

Шагнуть, не боясь, за предел Рубикона,
Примерить на темя лавровый венок,
В себе воплотить дух и совесть закона,
Империю бросить у собственных ног.

Раздвинуть границы античного мира,
И варваров дружбой в союз единить,
И не было в Риме другого кумира,
Который так ярко жизнь смог бы прожить.

Твой дух был богаче, чем золото Крёза,
Но полз по стране демократии спрут,
Исчезнул сенат, окись съела железо,
Какое по ручку воткнул в сердце Брут.

Являлись на свет короли и бароны,
Эпоха рождалась под символ с крестом,
Но свет излучают твои легионы,
А мрак поглощает Европу потом.

...

Nadin-ka: 07.08.22 13:03

Сергей Марков

Мореходы в Устюге Великом

Разливайся, свет хрустальный,
Вдоль по Сухоне-реке!
Ты по улице Вздыхальной
Ходишь в шелковом платке.

Разойдись в веселой пляске!
Пусть скрипит родимый снег.
Незадаром по Аляске
Ходит русский человек!

Незадаром дальний берег
Спит, закутавшись в туман,
Господин наш Витус Беринг,
Смотрит зорко в океан.

Кто сказал, морские други,
Что померк орлиный взор
И сложил навеки руки
Наш великий командор?

И на хладном океане
Нету отдыха сердцам –
Там ревнуют индиане
Девок к нашим молодцам!

Где шумят леса оленьи –
Черноплечие леса, –
В индианском поселеньи
Вспомним синие глаза.

Видя снежную пустыню
Да вулканные огни,
Вспомним улицу Гулыню,
Губы алые твои.

Скоро снова дальний берег,
Ледяной высокий вал.
Командор наш Витус Беринг
Никогда не умирал!

Жемчугами блещут зубы,
Будто в тот приметный год
Командор в медвежьей шубе
Вдоль по Устюгу идет.

Ведь и времени-то малость
С той поры прошло, когда
Ты герою улыбалась
У Стрелецкого пруда!

Твоему простому дару
Был он рад, любезный друг, –
Он серебряную чару
Принимал из милых рук.

1939

...

Nadin-ka: 14.09.22 13:12

Константин Симонов .

Ледовое побоище ( отрывок)


На голубом и мокроватом
Чудском потрескавшемся льду
В шесть тыщ семьсот пятидесятом
От Сотворения году,

В субботу, пятого апреля,
Сырой рассветною порой
Передовые рассмотрели
Идущих немцев тёмный строй.

На шапках перья птиц весёлых,
На шлемах конские хвосты.
Над ними на древках тяжёлых
Качались чёрные кресты.

Оруженосцы сзади гордо
Везли фамильные щиты,
На них гербов медвежьи морды,
Оружье, башни и цветы.

Всё было дьявольски красиво,
Как будто эти господа,
Уже сломивши нашу силу,
Гулять отправились сюда.

Ну что ж, сведём полки с полками,
Довольно с нас посольств, измен,
Ошую нас Вороний Камень
И одесную нас Узмень.

Под нами лёд, над нами небо,
За нами наши города,
Ни леса, ни земли, ни хлеба
Не взять вам больше никогда.

Всю ночь, треща смолой, горели
За нами красные костры.
Мы перед боем руки грели,
Чтоб не скользили топоры.

Углом вперёд, от всех особо,
Одеты в шубы, в армяки,
Стояли тёмные от злобы
Псковские пешие полки.

Их немцы доняли железом,
Угнали их детей и жён,
Их двор пограблен, скот порезан,
Посев потоптан, дом сожжён.

Их князь поставил в середину,
Чтоб первый приняли напор, -
Надёжен в чёрную годину
Мужицкий кованый топор!

Князь перед русскими полками
Коня с разлёта развернул,
Закованными в сталь руками
Под облака сердито ткнул.

«Пусть с немцами нас бог рассудит
Без проволочек тут, на льду,
При нас мечи, и, будь что будет,
Поможем божьему суду!»

Князь поскакал к прибрежным скалам,
На них вскарабкавшись с трудом,
Высокий выступ отыскал он,
Откуда видно всё кругом.

И оглянулся. Где-то сзади,
Среди деревьев и камней,
Его полки стоят в засаде,
Держа на привязи коней.

А впереди, по звонким льдинам
Гремя тяжёлой чешуёй,
Ливонцы едут грозным клином -
Свиной железной головой.

Был первый натиск немцев страшен.
В пехоту русскую углом,
Двумя рядами конных башен
Они врубились напролом.

Как в бурю гневные барашки,
Среди немецких шишаков
Мелькали белые рубашки,
Бараньи шапки мужиков.

В рубахах стираных нательных,
Тулупы на землю швырнув,
Они бросались в бой смертельный,
Широко ворот распахнув.

Так легче бить врага с размаху,
А коли надо умирать,
Так лучше чистую рубаху
Своею кровью замарать.

Они с открытыми глазами
На немцев голой грудью шли,
До кости пальцы разрезая,
Склоняли копья до земли.

И там, где копья пригибались,
Они в отчаянной резне
Сквозь строй немецкий прорубались
Плечом к плечу, спиной к спине.

Онцыфор в глубь рядов пробился,
С помятой шеей и ребром,
Вертясь и прыгая, рубился
Большим тяжёлым топором.

Семь раз топор его поднялся,
Семь раз коробилась броня,
Семь раз ливонец наклонялся
И с лязгом рушился с коня.

С восьмым, последним по зароку,
Онцыфрор стал лицом к лицу,
Когда его девятый сбоку
Мечом ударил по крестцу.

Онцыфор молча обернулся,
С трудом собрал остаток сил,
На немца рыжего рванулся
И топором его скосил.

Они свалились наземь рядом
И долго дрались в толкотне.
Онцыфор помутневшим взглядом
Заметил щель в его броне.

С ладони кожу обдирая,
Пролез он всею пятернёй
Туда, где шлем немецкий краем
Неплотно сцеплен был с бронёй.

И при последнем издыханье,
Он в пальцах, жёстких и худых,
Смертельно стиснул на прощанье
Мясистый рыцарский кадык.

Уже смешались люди, кони,
Мечи, секиры, топоры,
А князь по-прежнему спокойно
Следит за битвою с горы.

Лицо замёрзло, как нарочно,
Он шлем к уздечке пристегнул
И шапку с волчьей оторочкой
На лоб и уши натянул.

Его дружинники скучали,
Топтались кони, тлел костёр.
Бояре старые ворчали:
«Иль меч у князя не остёр?

Не так дрались отцы и деды
За свой удел, за город свой,
Бросались в бой, ища победы,
Рискуя княжьей головой!»

Князь молча слушал разговоры,
Насупясь на коне сидел;
Сегодня он спасал не город,
Не вотчину, не свой удел.

Сегодня силой всенародной
Он путь ливонцам закрывал,
И тот, кто рисковал сегодня, -
Тот всею Русью рисковал.

Пускай бояре брешут дружно -
Он видел всё, он твёрдо знал,
Когда полкам засадным нужно
Подать условленный сигнал.

И, только выждав, чтоб ливонцы,
Смешав ряды, втянулись в бой,
Он, полыхнув мечом на солнце,
Повёл дружину за собой.

Подняв мечи из русской стали,
Нагнув копейные древки,
Из леса с криком вылетали
Новогородские полки.

По льду летели с лязгом, с громом,
К мохнатым гривам наклоняясь;
И первым на коне огромном
В немецкий строй врубился князь.

И, отступая перед князем,
Бросая копья и щиты,
С коней валились немцы наземь,
Воздев железные персты.

Гнедые кони горячились,
Из-под копыт вздымался прах,
Тела по снегу волочились,
Завязнув в узких стременах.

Стоял суровый беспорядок
Железа, крови и воды.
На месте рыцарских отрядов
Легли кровавые следы.

Одни лежали, захлебнувшись
В кровавой ледяной воде,
Другие мчались прочь, пригнувшись,
Трусливо шпоря лошадей.

Под ними лошади тонули,
Под ними дыбом лёд вставал,
Их стремена на дно тянули,
Им панцирь выплыть не давал.

Брело под взглядами косыми
Немало пойманных господ,
Впервые пятками босыми
Прилежно шлёпая об лёд.

И князь, едва остыв от свалки,
Из-под руки уже следил,
Как беглецов остаток жалкий
К ливонским землям уходил.

...

Nadin-ka: 20.11.22 16:54

Роберт Саути.

Поход на Москву


1
Император Нап собрался в поход,
Барабан гремит, труба зовет.
Под лазурью небес зелена трава.
Морблё! Парблё! Коман са-ва!
Вперед! Нас ждет Москва!
2
Несметное войско — солдат не счесть!
Приятной прогулки к далекой Москве!
Дюжина маршалов во главе,
Герцогов ровно двадцать шесть
И короли — один или два.
Рысью вперед! Зелена трава.
Морблё! Парблё! Коман са-ва!
Нас ждет не дождется Москва!
3
Здесь и Жюно, и маршал Даву.
Вперед на Москву!
Тут же Домбровский, и с ним Понятовский,
И маршал Ней, что всех сильней.
Генерал Рапп тоже не слаб,
А главное — сам великий Нап.
Птички поют, зелена трава,
Морблё, парблё, коман са-ва!
Рысью вперед! Ать-два!
Кружится от радости голова,
И манит к себе Москва.
4
Император Нап такой молодец!
Мистер Роско напутан вконец.
Джон Буль, — говорит, — он тебя покорит,
На колени пади, преклони главу,
Мошной потряси, замиренья проси,
Ведь он идет на Москву!
С ним поляки воспрянут, дрожать перестанут,
Поколотит он русских, проглотит прусских. —
Солнышко светит, пышна трава.
Морблё, парблё, коман са-ва!
Узнает Напа Москва!
5
И Генри Брум, сей глубокий ум,
Сказал, как узнал про поход на Москву:
С Россией покончено, господа!
Конечно, и Лондон ждет беда —
Ведь Нап заявится и сюда,
Но это лишь с одной стороны,
А с другой стороны, мы понять должны:
То, что русским плохо, — не повод для вздоха,
Пусть каждый рассудит — что будет, то будет,
И всё это к лучшему по существу. —
И мистер Джефри, исполненный сил,
Это мнение полностью разделил.
А голосом Джефри вещает сам рок:
Ведь он издает «Эдинбургский пророк».
Этот журнальчик в синей обложке
Не обойдешь на кривой дорожке —
Он знает грядущее, ведает сроки,
Этот журнал — Закон и Пророки.
Морблё, парблё, коман са-ва!
Весомы его слова.
6
Войска идут, их русские ждут,
Они не могут парле-франсе,
Но драться отлично умеют все.
Но уж Нап коль взялся, вперед прорвался.
Над зеленой травой небес синева,
Морблё, парблё, коман са-ва!
Взята французом Москва!
7
Но Нап не успел оценить подарка,
Стало в Москве ему слишком жарко,
После стольких стараний такой удар:
Пылает московский пожар!
Небо синеет, растет трава,
Морблё, парблё, коман са-ва!
Покинута Напом Москва!
8
Войско в обратный путь пустилось,
Тут на него беда и свалилась:
Ермолов, Тормасов и Балашов,
И много других с окончаньем на «ов»,
Милорадович и Юзефович,
Да заодно уж и Кристафович,
И много других с окончаньем на «ович»,
Голицын, Дедюрин, Селянин, Репнин,
И много других с окончаньем на «ин»,
А также Загряжский, Закревский, Запольский,
И Захаржевский, и Казачковский,
Волконский, Всеволожский и Красовский,
И куча других на «ский» и на «овский».
Много было тут русских фамилий,
Очень Напу они досадили:
Дохтуров полечил его,
Потом Горчаков огорчил его,
И Давыдов слегка подавил его,
А Дурново обдурил его,
А Збиевский сбил с ног его,
А Игнатьев погнал его,
А Кологривов в гриву его,
А Колюбакин в баки его,
А Рылеев в рыло его,
А Скалой по скуле его,
А Ушаков по ушам его.
А последним шел седой адмирал,
Страшней человека никто не видал,
А уж имя его — читатель, прости —
Мне не написать и не произнести.
И обступили бедного Напа,
И протянули грубые лапы,
Да как погнали его по росе.
Вот такое вышло парле-франсе.
В глазах зелено, на губах синева,
Морблё, парблё, коман са-ва!
Такое вышло парле-ву.
Попомнят французы Москву!
9
Тут, словно мало прочих невзгод,
Русской зимы наступает черед.
Нет у трескучих морозов почтения
К сану и славе военного гения,
Что блестящих побед одержал столь много,
Веруя в счастье свое, а не в Бога,
А ныне живой ушел едва.
Над белым снегом небес синева.
Морблё, парблё, коман са-ва!
Далеко осталась Москва.
10
Что же он сделал, великий Нап,
Когда в русских снегах ослаб и озяб?
Он решил, что дрожать и мерзнуть ему,
Как простому солдату, совсем ни к чему,
Подвергая риску в неравном бою
Драгоценную шкуру свою.
Пусть другие рискуют своей головой,
Пусть гибнут они, был бы я живой!
И, бросив армию средь невзгод,
Поскакал во всю прыть вперед.
Морблё, парблё и парле ву!
Кончен поход на Москву.
11
Да, в Москве он согрелся, пожар кляня,
А потом ему холодно было.
Но есть пламя жарче земного огня,
Холодней России — могила.
Коль правду нам Папа Римский твердит,
Есть место, где огнь негасимый горит.
Морблё, парблё, коман са-ва!
Коли правда душа по смерти жива,
Он к хозяину своему попадет,
А хозяин его прямо в печь метнет,
А из той печи, кричи не кричи,
Вот беда, не сбежать никуда.
Из Чистилища Нап, уж поверьте вы,
Не сбежит, как сбежал из Москвы.

перевод Александры Петровой.

...