Лабиринты (СЛР, драма)

Shusha: 09.10.14 12:37

Спасибо за продолжение!

...

Tamiona inRed: 09.10.14 14:56

lesenka light, Леночка, приветик! Спасибо большое за внимание к "Лабиринтам". Я выпала из форумной жизни на длительный срок. Восстанавливаюсь медленно, но верно. Пора "долгострой" заканчивать. Три года уже как -никак *с ума сойти*

И стало проще. Теперь можно собрать все внутренние ресурсы для анализа прожитой жизни, чтобы понять куда двигаться дальше. С кем и как.
Я хотела показать: если прятать в себе чувства, не пускать самых близких в душу, то они взорвутся, сметут лавиной привычный ритм жизни. и тогда придется собирать себя по осколкам, заново склеивать внутренний мир. Кому-то подобное может оказаться вообще не под силы ( да на практике так оно и есть). Но моя Ксения сможет выстоять. Она сделает выводы Остался один маленьки шаг к свету в конце пути.

"Метод порадоксальной интенции" Зачем бороться, если можно принять и понять? Обозначить уровень дискомфорта. Пройти до конца. Мазохизм мешается с желанием избавиться от боли. Ксюша столько лет пряталась от боли, что сейчас она ей крайне полезна. И еще банальный интерес взыграл: что могут сделать проклятые конкуренты с информацией, которая может быть трактована нейтрально в программе без "желтизны" и как можно всё "извратить" в "ширпотребе".

У Андрея тоже есть "элемент мазохизма". И он решил делить с женой этот момент. Теперь есть то, что делает их "единым целым" по-настоящему. их души впервые за много лет обнажены, тянутся друг к другу.

Очень легко, просто, играючи. Если человек не соответствует стандартам, то зачем пытаться его понять? Проще ведь "бросить камень", обвинить, поставить себя в позицию "над". что вы?! Я?! Да никогда!
А если разобраться, то все мы "не без греха": что неверные мужья, что поборницы "морали". Особенно "морали" много в подобных передачах

Конечно. Проще ведь спроецировать весь негатив на других, чем работать над собой, пытаясь понять "что не так". Очень наглядный пример. А вдруг выяснится, что муж впал зависимость благодаря транслированию "семейного ценария", что принесла эта женщина в его жизнь? И что тогда? Она ведь жертва, а он - гад-паразит-алкоголик. А когда появляется равнозначность, то осознание собственной "греховности", неидеальности, будет слишком болезненна. Куда проще упиваться скандалами и сплетнями вокруг известных персон, радоваться-возмущаться, что они не дотягивают до "небесной чистоты".
Ух, наболело, ей-богу!

Правильно надеешься, дорогая Это просто еще один поворотный момент, который способствует исцелению, убирает блоки и дает Ксении возможное "счастливое будущее".

Shusha, это вам спасибо за внимание!

...

fima: 09.10.14 15:21

Миа, привет!
Глазам своим не поверила, когда увидела здесь продолжение))
Спасибо за новый Поворот в судьбе героев. Очень ждала.
Есть у меня мыслишка одна. Мне кажется я поняла, что ты сделала с Ксюшей. Но, может, мне кажется)))

...

Tamiona inRed: 09.10.14 15:29

fima, приветик! Рада тебе очень спасибо за отзыв и внимание.

Я сама себе не верю Жизня замотала так, что не до чего дела не было. Потихоньку возвращаюсь. Долги раздаю

Оу! Ну-ка! Я ж спать не буду! Под спойлером поделись. Мне очень-очень интересно. Люблю интригующих читателей))

...

fima: 09.10.14 15:36

Я приду, приду)) С мыслями соберусь, домашних успокою и попробую написать. Есть у меня такое стойкое ощущение, что Автор устраивает Героине некое замещение.

...

Tamiona inRed: 09.10.14 16:40

Интересно послушать. На самом-то деле, очень сложно читать, когда сам пишешь. Делюсь опытом, как происходит у меня. Сразу начинаются "игры разума" - да бы здесь так, а я вот так, а тут... Да ты что творишь! Тут надо наоборот Сила личных проекций
В данном случае всё шито белыми нитками: уже три главы я веду к основному событию, что так и не случилось на протяжении тридцати лет. Именно это, абсолютно банально-вульгарное (по версии моего мужа, анти-обожателя любовных романов) поможет героини выйти из коллапса. Ну и сын тоже подстегнет ее к внутренней работе...
Кажется, "слила" всю интригу

...

fima: 09.10.14 17:02

Я не знаю, что банально-вульгарное ты имеешь в виду))) но сейчас я, например, четко ощущаю, что происходит некое "замещение" эмоций. В один день Ксения переживает два шока. Страх за жизнь сына может вытолкнуть переживания по прошлой жизни. Да, этот клубок - тяжелый и больной, но сын дороже. Да, Ксения потеряла прошлое, которое так берегла, но ребенок важнее, это - настоящая, реальная жизнь. Это она потерять не готова. Потому второй стресс (по поводу аварии сына), он сильнее и вытесняет эмоции от первого стресса. Этот страх (за ребенка) он оказывает мобилизующее действие (четкая речь, твердые движения, решение ехать на такси, а не на машине), так что рана, что осталась после вскрытия нарыва зарастет быстрее.
Я не могу прогнозировать далеко, но на данном этапе мне показалось вот так. Разумеется, что общие эмоции, переживания за сына, объединят Ксению и Андрея. И в данном случае сын может стать их лекарем. Правда мы еще не знаем, насколько тяжел Вадим... И, конечно, будет что-то еще. Это только один из элементов.
В общем, дальше и больше предполагать не берусь)))

...

Tamiona inRed: 09.10.14 17:27

Не могу я прямым текстом сказать, ну не могу. Но "это" так и не случилось у меня в "Лабиринтах". А по закону жанра просто обязано быть

Спасибо большое за развернутое пояснение ожиданий и эмоций. Для меня это очень важно.
"Замещение" у мною воспринимается несколько иначе: когда что-то сильно травмирует, то лучше это отрицать, либо проявлять агрессию, либо вообще стать индиферентной к внешней среде. Но то, очем ты пишешь дальше, абсолютно верно:

Первый шок накапливался годами. Можно сказать, что героиня подготовила себе "почву" для его "прорыва": чувство вины, отрицание, ожидание "разоблачения". Ксения жила в ожидании "гадости", в том, что станет видна ее "неприглядная сторона". В конечном итоге, состоялось.
Старый стресс - способ посмотреть СЕБЕ, своему душевному состоянию в глаза. А вот второй стресс - неожиданность, без предчувствий. И здесь уже мобилизуются материнские инстинкты. Два разных способа переживания травмы.

*активно киваю в знак согласия*

Ксения с Андреем уже объединились. Посмотрели друг на друга по-новому, сделали определенные выводы. А сын... Это святое, что есть у каждой пары, в каких бы отношениях они не находились.

Не могу ответить что с Вадиком-мл. Спойлер боольшой. и "что-то еще" будет обязательно. Ключевой момент. Как раз то самое "вульгарно-банальное", хоть и в искаженном виде, чем обычно принято. Если Ксюша пройдет и этот поворот, то всё - свет в конце тоннеля обеспечен. Психотерапия без обращения к специалисту.

Я хоть и "аффтар-садЫст", но все потери остались позади. Убивать больше не буду

...

fima: 09.10.14 17:36

Чё секс, что ли?))) Не, ну я сразу подумала про секс.

Спасибо за ответ. Ну, не сильно меня далеко унесло в догадках и рассуждениях, и то хорошо)))

...

Tamiona inRed: 09.10.14 17:44

чего-чего, а этого "добра" было изрядно.

Сопутствующее явление, которое обычно противопоставляется сексу. С него начинается, а затем плавно продвигается к сексу. А у меня получилось наоборот... Да еще Вадим со своей фразочкой, которая у романтишных барышень почву из-под ног выбила. И в главе упоминалось

Игра "Сто к одному" получилась Так хочется сказать, но это будет абсолютный спойлер. Так что сижу по пальчикам себя луплю, чтобы не выдать всю интригу последних глав. Воть
В следующей главе всё будет расписано "от" и "до".

Просто замечательно

...

fima: 09.10.14 17:55

Не-не-не, пиши-пиши, разберемси потом))))

...

Tamiona inRed: 09.10.14 22:31

Пишу главу, молчу и не спойлерю

...

Tamiona inRed: 24.10.14 23:11

 » Поврот пятнадцатый

Поворот пятнадцатый

Я так устала казаться всем сильной
И улыбаться сквозь слезы и бред.
Путаться в каждой извилине жизни,
Слепо искать в дымке сумерек свет.

Синяя тойота медленно пробиралась сквозь городские улицы, забитые под завязку транспортом. Шум двигателей, визг шин, гудки клаксонов, – привычный голос дорог, - казался Ксении невообразимой какофонией. Ей хотелось тишины сонной квартиры, хотелось забыться и проснуться в холодном поту, осознать – кошмар завершился. Вадик развлекается с друзьями, под утро вернется домой; Андрей спит рядом, обнимает, прижимает к себе. Медленное течение будней, привычный ритм…
Такси упрямо двигалось вперед сквозь ночь, раскрашенную желтым стеклярусом фонарей, бисером неоновых реклам и стразами огней светофоров.
Андрей общался по телефону с лечащим врачом сына. Голос мужа дрожал, едва ли не срывался. Ксения судорожно вцепилась в его руку, смотрела сквозь лобовое стекло, не замечая движения стеклоочистителей, разгоняющих дождевые капли, фар встречных автомобилей.
«Только не опоздать! Не опоздать!» - стучала рефреном в голове единственная мысль, прыгала теннисным мячиком на корте, не позволяла расслабляться.
Андрей завершил разговор. Повернулся к жене:
- Вадик сейчас в реанимации. Нас туда не пустят. Никого не пускают. Правила у них, черт бы их побрал! Я хотел организовать перевозку сына в хорошую частную клинику, а врач чуть ли матом меня не обложил! Нельзя Вадика сейчас тревожить. Они делают всё, что в их силах. Разницы нет, где сын будет – в нашей клинике, где каждый врач знаком, или в обычной городской больнице. Ксюш, слышишь?
- Да. Слышу. Если говорят нельзя, значит, спорить смысла нет. Андрей, прошу, не паникуй! С Вадиком всё будет хорошо, всё будет хорошо.
Ксения повторила последние слова, словно мантру, свято веруя. Сейчас в ее душе поселилась странная уверенность в благополучном исходе. Вадик – молодой, крепкий, здоровый. У него уже было неудачное падение с велосипеда. Ничего! На третьи сутки бегал, игнорировал запреты врачей. Сын везучий. Он обойдет все препоны, переиграет мерзкую старуху с острой косой. Плевать на его имя! Вадим сам себе был врагом, а ее сын всего лишь оказался не в том месте и не в то время.
Убеждая себя, Метлицкая зажмурилась, вздрогнула всем телом, когда из разорванного мешка воспоминаний выпали картинки: багряная кровь заливает висок мужчины; стекло рассыпалось по салону машины, будь то яичная скорлупа; прощальный взгляд, пойманный в зеркале заднего вида; казенный запах больничной палаты и солнечный свет, резанувший по глазам не хуже скальпеля. Открытые ворота старого кладбища. Ветки деревьев, словно скрюченные лапы чудищ, пытаются дотянуться до кованой ограды.
После Вадима умерла бабуля, родители. Ушли близкие люди в преклонной старости. Ксения вынесла испытания стоически. Не позволила себе горевать больше, чем положено. Жизнь брала свое, уводила вдоль рабочих будней и бытовых коллизий.
Только смерть Вадима стояла особняком. Как ветхий и пугающий дом на холме, вокруг которого гуляют устрашающие легенды. Именно сейчас память воскресила те давние события. Ощущение безысходности принялось трепыхаться внутри, требуя действий, борьбы с обстоятельствами.
Андрей притянул жену к себе, уткнулся носом в ее макушку, успокаивающе поцеловал. Ксения ободряюще притронулась к холодной руке мужа. Не сломаться, не разреветься… Сейчас надо быть сильной, сильнее, чем когда-либо. Вдвоем они смогут справиться. Вадик – их общая радость, а сейчас тревога. Давно уже она не чувствовала единения, разве только первые дни после рождения сына. Тогда впервые Ксения ловила себя на мысли – вот ее семья, она часть чего-то общего. Нет, не Вадима и его сына, а именно ее мужа – Андрея, их ребенка.
Надо же! Оказывается, и ей не чуждо то самое «бабское счастье», о котором так любят размышлять женщины от мала до велика, начитавшись романов мягком переплете. Сентиментальность никогда не была свойственна Ксении, однако сейчас, пока она пребывала в неизвестности относительно состояния сына, стали появляться отнюдь не болезненные воспоминания. Вадим: его взгляды, ухмылки, резкие жесты, шальные поцелуи – подернулся дымкой, скрылся в тумане; вперед выступили минуты счастливого смеха маленького Вадика, первые победы Андрея на телевидении, ее гордость за успех программ, посиделки у Веры Петровны.
У нее всегда было два мира. Тайный, связанный с горечью потери первого мужчины. Второй – привычная, обыденная семейная жизнь. То, о чем просил ее Вадим душной августовской ночью на ночном берегу. Отчего-то именно сейчас по сердцу пробежала теплая волна осознания – а ведь счастье было, да только осталось незамеченным за грузом тайны. Снова предстоит выторговать у судьбы шанс…
Больничный коридор, освещенный люминесцентными лампами, вяло мерцающими под потолком, показался иным измерением. Местом, где сходятся миры живых и мертвых. Унылые стены, пустые скамьи для посетителей, еще один коридор; широкие двери с надписью «Реанимация. Посторонним вход воспрещен». Всё это пронеслось мимо Ксении пестрой лентой. Она не акцентировала внимания на деталях, быстро шла вперед, твердо поставив цель – увидеть сына.
Их уже ждали. Мужчина лет сорока в хирургическом костюме устало смотрел из-за модных очков в тонкой оправе. Серо-зеленые глаза казались безучастными к горю очередных родственников, прибежавших среди ночи к пациенту. Сколько таких случаев было за всю его карьеру? Не сосчитать. Глупо надеяться на «индивидуальный подход».
- Вы родители Вадима Метлицкого, - утвердительно произнес мужчина. – К нему сейчас нельзя. В реанимацию никого не пускаем. Исключений не будет даже для телезвезды и ее мужа. Перевозить парня тоже не дам – оставьте амбиции где-нибудь в другом месте. Мы сделали всё необходимое. Закрытая черепно-мозговая травма. Был сильный удар. Перелома черепа нет. Вашему сыну ничего не угрожает. Молодой, крепкий организм. Пока мы ему помогаем препаратами. Он проспит еще около суток. Езжайте домой. Ваше присутствие здесь не обязательно.
- Я никуда не уйду, - упрямо произнесла Ксения, при этом читая на бейдже имя врача. – Леонид Николаевич, позвольте мне просто посмотреть на Вадика. Я просто зайду и выйду. Надену всё, что потребуете. Только позвольте!
- Простите, правила есть правила. Если хотите, оставайтесь в коридоре. На стульях спать очень неудобно, - Леонид натянуто улыбнулся. – Небольшой совет: поберегите себя. Бессонная ночь сейчас вам ни к чему. Когда сын очнется, ему потребуется вся ваша забота, работа сиделки в том числе. Сегодня не изводите себя. Ни к чему такие жертвы. Я говорю это всем родственникам без исключения. По телефону я всё объяснил вашему мужу. Переживания еще никому не приносили пользы.
- Ксюш, давай успокоимся, - произнес Андрей, положив руки на ее плечи. – Спасибо, Леонид Николаевич за информацию. Мы остаемся.
- Как хотите, - врач развел руками. – У меня еще пациенты, извините, мне пора. Располагайтесь в коридоре.
Ксения криво усмехнулась:
- Какие мы принципиальные! Рационально излагает! Только мне мало уверений, что с Вадиком всё хорошо и сейчас он спит. Я хочу видеть, трогать, хочу сама убедиться – он дышит! – последнюю фразу она выпалила, резко повысив голос. Слова будто поглотили казенные стены коридора. Ожидаемое гулкое эхо так и не возникло.
- Давай присядем. Сюда, Ксюш, - пробормотал Андрей, подводя жену к неудобным и уже потертым стульям. – Уверен, всё разрешится. Не может быть, чтобы нас к нему не пустили. Раньше можно было пройти, а сейчас наставили электронных замков, как в резиденции президента, черт бы побрал технологии!
- И кому надо успокоиться? – проронила женщина, пытаясь выронить дыхание. – Спокойно, Андрюш, спокойно. Ты на взводе. А я… Просто хочу видеть, убедиться, - проронила Ксения тихо.
Муж замолчал, прислонился к стенке, закрыл глаза. Тишину нарушало жужжание лампы под потолком. Голубоватый свет заливал больничный коридор, делая его еще более инфернальным, даря воображению свободу. Тут же вспомнились сцены из голливудских «ужастиков».
Время смешалось в один ком. Не известно, сколько прошло минут, а может быть часов. Андрей сидел с закрытыми глазами, чуть позже задремал. Ксения устало таращилась в пространство. Не было слез, тревоги, внутреннего беспокойства, дрожи. Одуряющая, вязкая безнадежность затянула в сети. Прострация, как тогда, у окна Костиной квартиры, когда она пыталась поверить в реальность происходящего, наблюдала за мокнувшим плюшевым мишкой на детской площадке.
Вадим явился призраком из дурного сна. Смеялся, раскуривал сигарету, хищно выпускал дым из ноздрей. Такие привычные жесты. Такие бесконечно далекие. За тридцать лет ставшие хрупким витражом: стоить приложить усилие - стекло рассыплется на тысячи цветных осколков. Только… До невозможности жаль витраж-воспоминание. Оно стало частью ее…
Прежняя уверенность исчезла, как следы на морском берегу. Вадик! Что с тобой? Ты где-то здесь, затерялся среди бесконечных больничных коридоров.
Ксения не смогла припомнить последние минуты, проведенные вдвоем с сыном. Сегодня утром он ушел из дома, когда она еще спала. И теперь она пыталась лихорадочно собрать по частям образ. Получалось плохо. Вспоминался мальчик с синими глазами, вечно сбитыми коленками, лукавой улыбкой, но никак не молодой парень.
Воображение разыгралось, пошли в пляс самые худшие ожидания. Перед глазами картинки устроили чехарду: трубки, пищащие аппараты, движение кардиограммы на мониторе… И ее сын, лежащий на узком, казенном ложе. Бледный, словно истаявший силуэт… Он делает вдох, и тут же раздается мерзкий писк…
- Простите.
Ксения не сразу поняла, где находится. Оказывается, она провалилась в полудрему с кошмарными видениями. Перед ней стояла женщина в униформе медсестры. Примерно ее возраста. Миловидное лицо. Светло-карие глаза, напоминавшие осенние кленовые листья. Где-то она уже сталкивалась с ней. Образ медсестры был смутно знакомым. Медленно всплывал с илистого дна воспоминаний.
Солнечный свет просачивается сквозь окно. Больно бьет по глазам. Хочется пить. Болит голова. Вадим… Где он? Молодая девушка-блондинка смотрит печальными глазами…
- Я отключилась на время. Вы что-то хотели? – хрипло произнесла Ксения, вглядываясь в лицо женщины, дарившее острое чувство дежавю.
- Вы Ксения Метлицкая? - спросила та, уже заранее зная ответ.
- Да, но… Не время для автографов. Поймите, я здесь не просто так.
- Нет, вы меня не так поняли, - медсестра смутилась. – Я иду в палату к вашему сыну. Хотела проводить вас, пока дежурный врач не видит.
- Я… Конечно, идемте, - встрепенулась Ксения, аккуратно убирая руку Андрея со своего плеча. Мужчина не проснулся. Так и спал, запрокинув голову и прислонившись к стене. – Не буду будить мужа. Достаточно будет одной меня. Вадик все равно без сознания…
- Не волнуйтесь. Он просто спит. Пойдёмте, убедитесь сами. Меня Люба зовут, - представилась медсестра. – Я вас сразу узнала.
- Да, меня часто узнают, - поморщилась Метлицкая. Известность иногда становится врагом, вопреки расхожему мнению о том, что она помогает во многих ситуациях.
- Нет. Не сейчас. Когда первый раз по телевизору увидела, много лет назад. Вспомнила, как вы к Вадиму рвались. Я тогда вам одежду отдала, из отделения выпустила. Ох, и досталось же мне от начальства! Долго еще вспоминала свою подругу по несчастью. Думаю, бедная, я-то хоть на похороны к Вадиму попала, а она так и не смогла. Потом узнала вас, когда только первый репортаж по телевизору увидела. И теперь… Опять всё повторяется? Ваш сын, машина Вадима… Уже журналисты атакуют. Я запретила нашим козам молодым и слово говорить! Нечего имя вашей семьи трепать.
- Спасибо, - ошеломленно прошептала Ксения. Сколько, оказывается, было участников ее «тайны». И каждый вносит свою лепту, оживляя давние, режущие острой бритвой, воспоминания.
- Вы не думайте, я вас совершенно не осуждаю. Передачу мерзкую выключила, на дежурстве была, запретила смотреть другим. Я помню прекрасно тот день. Наверное, никогда не забуду: холодно, а солнце яркое, как летом. Вы глаза открыли, умолять начали отпустить к Вадиму. А я… Я тогда безумно влюбленная девчонка была, сразу после училища, так надеялась на встречу с ним. Попала только на похороны. Не передать, как перед театром площадь в цветах утопала. Красные гвоздики. Мне даже показалось, что это кровь… Я так и не смогла подойти к гробу. Не смогла к Вадиму прикоснуться, попрощаться. Очередь выстояла, но не смогла! Не он это был… Как хорошо, что вы этого не видели! А сегодня сын ваш… Мне сначала показалось – с ума схожу. Сходство поразительное. Да еще имя с фамилией. Потом, когда в документах отчество увидела, разобралась, что к чему
Монолог медсестры Ксения слушала, затаив дыхание. Опять череда глупых совпадений и случайностей. Молодая девушка, проникшаяся ее горю. Она помогла. Поняла чувства. Объяснила, как попасть к последнему пристанищу Вадима, где каменные ангелы следят за каждым шагом; где еловые лапы, бордовые розы и белые звездочки хризантем украшают сырой земляной холм; где явь смешалась с навью. Там она еще больше заплутала в каменном лабиринте безнадежности, горя, боли…
Теперь же невольная соучастница давних событий стоит перед ней: располневшая, умудренная годами, но так и не избавившаяся от искреннего восхищения Вадимом Метлицким. И она помнит ее, помнит, хотя должна уже забыть, как ненужный эпизод из тысячи таких же.
Тогда медсестра Люба открыла ей путь из больницы, а теперь она ее впускает. Личный Вергилий, не иначе.
- Простите, я… Много говорю, - женщина замолчала.
- Всё в порядке. Я понимаю, и помню. Прекрасно помню. Я вас сразу узнала. По глазам. Очень необычный цвет, - Ксения коснулась плеча Любы. – Идемте.
- Да, конечно. Только наденьте халат и бахилы. Я могу оставить вас в палате на полчаса. Там есть стул. Просто посидите рядом с сыном.
- Спасибо.
- С ним всё хорошо будет. Леонид Николаевич – врач опытный, бывший военный хирург. Много чего повидал. Только вам все равно, правда? Сами увидеть хотите.
- Опыт работы с родственниками? – спросила Ксения, пока они шли к дверям, ведущим в реанимационное отделение.
- Нет. У меня два сына. Старший в нашем отделении лежал после аварии. Так уж случилось. Леонид Николаевич запретил меня пускать, чтобы лишний раз его не трогала. Девочки все равно меня провели. Я всю ночь его за руку держала.
- Сочувствую, - проронила Ксения, удивляясь, как разные люди могут испытывать одни чувства и находиться в схожих ситуациях.
Тем временем Люба коснулась замка магнитной картой. Раздался краткий писк электронного устройства, загорелась красная лампочка-индикатор. Медсестра открыла дверь, пропуская свою спутницу вперед. Очередной коридор, но не такой длинный и безликий. Стерильная чистота. Недавно отремонтированные полы и стены. Даже запах более нейтральный, без вездесущей хлорки.
- Вторая палата. Одиночная.
Ксения вошла в помещение. Тусклый свет под потолком. Жалюзи на окне оказались закрытыми. С улицы не проникало ни звука благодаря современному стеклопакету. Узкая кровать по центру палаты, где лежал молодой человек. Обнаженная грудь, прикрыта простыней неопределенного бурого цвета. Повязка на голове. Никаких аппаратов искусственного дыхания, пищащих кардиографов, ничего, что рисовало неуемное воображение.
Сердце подскочило в груди, забарабанило изо всех сил. Захотелось зажмуриться, досчитать до пяти, раскрыть глаза дабы убедиться – морок развеялся. Это не сын! Ксения подавила всхлип, рвущийся на волю.
- Вадик, - на грани слуха выдохнула женщина, быстро подошла к кровати.
Сын дышал. Размеренно поднималась грудная клетка. На лице пара ссадин. Он не выглядел изможденным, осунувшимся. Тот же неугомонный мальчишка, получивший небольшие повреждения на красивом и задорном лице. Скоро он проснется, откроет глаза цвета моря. Такие же, как у деда…
Те глаза, которые так жадно вглядывались в ее лицо через зеркало заднего вида в машине, летящей сквозь узкие переулки столицы много лет назад.
Тихо всхлипнув, Ксения коснулась руки Вадика. Его пальцы не отреагировали, не сжали привычным жестом ее пальцы. Теплая неподвижная рука была словно повисшая плеть.
- Он в искусственной коме, - проговорила Люба, подставляя Ксении явно новый и удобный стул.
- Что? Кома? – сериальное слово непривычно резануло слух, вызывая приступ нервного смеха. Подумать только! Типичная фраза из латиноамериканской мыльной оперы теперь слышит Ксения Метлицкая!
- Не волнуйтесь. Так называется состояние, которое вызывается препаратами. Специальное лечение травм, как у вашего сына. Я пойду, а вы побудьте с ним.
Ксения кивнула, не глядя на удаляющуюся Любу. Она гладила по руке Вадика, рассматривала каждую черточку его лица. Вот он – живой, дышит, находится в глубоком сне. Скоро откроет глаза, попробует улыбнуться, показать свою отвагу, успокоить перепуганных родных.
Внезапно захотелось отмотать жизнь на много лет назад. Снова прожить тот роковой день. Пусть будут налитые чернильной тьмой грозовые облака; молнии терзают острыми клыками небо; машина налетит на громаду строительной техники; дома скалятся ртами входных дверей и щурятся бельмами окон… Только пусть Вадим будет без сознания, когда она рванет на себя дверь, и забьется раненой птицей в крепких руках Кости. Только пусть они вдвоем очнутся в больнице…
Если бы Вадим тогда остался жив, если бы она могла так же всю ночь сидеть около его кровати, чтобы утром встретиться с невообразимым взглядом цвета индиго, чтобы услышать хриплое: «Ведьма, Ксюха, а ты что здесь забыла?».
Если бы…

***

Я теперь узнала, как тебя любила
И мгновенье жизни сама остановила
Все замки сменила, всё тебе простила
Я теперь узнала, как тебя любила

День медленно догорает в лучах заката. В вечернем небе солнце лениво ползет к линии горизонта, разукрашивая его в цвет гранатовых зерен. Каштановые волосы рассыпались шелковой волной по плечам. Короткая джинсовая юбка, модная майка с рисунком-бабочкой, босоножки на толстой платформе – ей снова двадцать лет. Впереди беззаботное лето, море, галечный пляж; обжигающие, терпкие поцелуи; не высказанные признания…
А пока она идет вдоль подмосковного шоссе. Ждет нечто небывалое. То, что разделит ее жизнь на «до» и «после».
По пустынной дороге несется серебристый автомобиль, оставляет за собой шлейф пыли. Но водитель явно раздумал ехать по своим делам. Машина резко тормозит, взвизгивают покрышки, оставляя черный след протекторов на видавшем виды асфальте.
Задним ходом серебристое авто подъезжает к девушке. Делается страшно. Хочется бежать далеко-далеко, лишь бы не видеть водителя. Если он посмотрит на нее, то придется страдать, плакать до хрипоты, до рези в горле; глотать горькие слезы у его могилы; чувствовать ледяное дыхание смерти рядом с собой…
Нет! Надо бежать!
Ноги отказываются служить своей владелице. Кажется, что вместо легких зарубежных босоножек с витыми ремешками на ногах – пудовые гири. Нет возможности убежать, скрыться. Это судьба. А она настигает своих любимых игрушек везде, где бы ты ни был: дома, в гостях, ночью на пустынной проселочной дороге, на морском берегу или в машине посреди застывшего в ожидании грозы миллионного города.
«Не сбежишь», - разносится шепот со всех сторон, напоминает шуршание змеиной чешуи.
Открыв водительскую дверцу, из машины выходит мужчина. На нем, не смотря на знойный вечер, кожаная куртка, джинсы, рубашка-поло, кроссовки. Он хорош собой. Прекрасно знает об этом. У него много поклонниц, готовых бежать за ним на край света по снегу босыми ногами.
- Вот куда ты подевалась, ведьма моя, - произносит он игриво. Трясет головой, отбрасывая с красивого лба непослушную челку. В глазах застывают смешинки, но тут же сменяются кристаллами синего льда. Сейчас с ним шутки плохи! – Ксюша, почему я должен гоняться за тобой? Почему ты такая упрямая, а, девочка моя?
- Вадим, - шепчет девушка обреченно. – Как ты…
- Как я здесь очутился?
Он прищуривается, усмехается тонкими, но чувственно очерченными губами. Достает сигарету из пачки «Мальборо». Берет ее в рот, прикуривает. С наслаждением выпускает дым. Приближается к Ксении – хищный зверь готов к молниеносному прыжку. Нет возможности для маневра. Любая попытка к бегству заранее обречена на провал.
Сердце заходится в безудержном танце, выбивается из ритма, выкручивает самые невероятные кульбиты. Хочется дышать, а воздух густеет, становится вязкой субстанцией. Земля уходит из-под ног, по-прежнему приросших к дороге. Еще одна доля секунды – она упадёт. Распластается перед мужчиной, будет валяться тряпичной куклой около него. Он ведь привык к такому почитанию, обожанию, высказыванию женского внимания…
- Я всегда был с тобой рядом, ведьмочка моя, - произносит он наигранно-ласково, подходя так близко, что можно вдыхать его запах. Его настоящий запах: сигаретный дым, одеколон с нотами имбиря и бергамота, терпкость кожи… Можно провести рукой по его небритой щеке. Запомнить рельеф лица…
- Вадим, - едва слышно, на грани слуха, шепчет Ксения, не веря себе, своим глазам.
Он подходит еще ближе. Мгновение – сжимает ее в крепких объятиях. Его губы медленно скользят от виска к глазам, где застыли на дрожащих ресницах слезинки; от носа к приоткрытым губам, с которых готова сорваться затаенная мольба: «Не уходи, не оставляй! Мне плохо без тебя! Дышать нечем, жить незачем!».
Поцелуй железным тараном выбивает все мысли из головы. Вадим жадно ласкает ее рот, дарит вихрь желания, тот час, разнесшийся по всему обмякшему телу в сильных мужских руках. Его вкус невозможно спутать ни с чьим другим. Он пьет ее до дна, чтобы сделать свободной, плюющей на рамки и ограничения. Так сладко. По сердцу разливается трепетная истома, с губ срываются стоны. Руки Вадима блуждают по ее бедрам, спине, плечам.
Они так давно не виделись. Она скучала, не могла дышать без его губ, рук, взглядов… Не могла без него. Ни секунды, ни минуты. Вжаться в него всем телом, обвить руками, подобно стальным тросам.
Времени мало! Надо спешить, сказать обо всем, признаться, насладиться друг другом. Не потерять, не отпустить его. Если он рядом, то день не померкнет… Держаться за Вадима. Только так они смогут быть вместе. Только не ночь! Солнце не должно погаснуть, уйти за край земли. Оно обязано застыть вместе с охрой облаков у края неба навсегда.
Но непослушное светило продолжает кровоточить в огне заката, становясь похожим на пронзенное кинжалом сердце, отдает последние силы, агонизирует и скоро умрет так же, как…
Вадим!
Нет! Она не допустит! Не пройдет вновь сквозь каменный лабиринт страданий, боли, невыносимых душевных мук. Не станет смотреть в глаза цвета лазури, дабы разглядеть там оттенок индиго… Она никуда его не отпустит, оставит рядом с собой, отдаст всё, что у нее есть, лишь бы он так и обнимал ее…
Вадим бережно отстраняется, проводит большим пальцем по ее припухшим губам. Нежно гладит овал лица. Его пальцы трепетно ласкают кожу. Хочется мурлыкать сытой кошкой, тереться о руку хозяина. Решимость сдувается воздушным шариком. Она поедет с ним. Не сможет удержать рядом. Никогда не могла.
«Разве можно приручить ветер, Ксюня?» - всплыли откуда-то издалека слова.
Вадим – ветер. Свободный, сильный. Стихийное бедствие, ураган или ласкающий бриз. Он такой. Другого больше не будет.
- Ты готова, Ксюха? – хрипло говорит он. – Поехали со мной. Будем ехать быстро, всех обгоним. Только ты и я.
Она прижимается к его сильной груди. Слышит гулкий стук живого, быстрого сердца. Мерный ритм. Так хорошо. Так спокойно.
Поехать или остаться? Заманчиво: ехать по пустынному шоссе, обгоняя облака на небе, слушать музыку ветров, быть рядом с Вадимом, держать его за руку, громко смеяться шуткам…
Или остаться? Прижиматься к нему, впитывать запах, стискивать потертую кожу на куртке, держать его. Чувствовать теплое тело, пробовать губы на вкус. Забыться в его руках. Ощущать себя глупо маленькой девчонкой, рядом с которой есть тот, кто сильнее, с кем не страшна ни одна смерть…
Он уйдет! Его не удержишь! Всегда уходил… Уехать с ним? Но как же они – Андрей, Вадик, Вера Петровна? Они не смогут без нее. Как когда она не смогла без Вадима.
- Ксюша, пора, забираю тебя с собой, ведьма моя, - шепчет на ухо мужчина, обдавая жарким дыханием. – Заберу всем на зло! Одиноко мне и пусто там. Не хочу больше быть один. Ты меня всегда теплом согревала. С тобой я почувствовал, что значит нужным быть. Едем, Ксюха. Ну!
Вадим сжимает ее плечи. До боли, до хруста. Вглядывается в глаза. Во взгляде синий лед ранит колючками неизбывного отчаяния. Как тогда, в последний миг перед катастрофой, когда она вбирала по крупицам его образ, каждую черточку лица, изломанные жесты, косые ухмылки.
- Я не могу, - бормочет она. – Не могу, Вадим. Я хочу, чтобы ты остался со мной. Ну, пожалуйста, останься здесь.
По щеке скатилась слезинка, увлекая за собой соленые реки. Горячая пелена не дает рассмотреть знакомые черты.
- Нет, здесь мне не место, - горько произносит он. Начинает медленно отстраняться.
- Вадим! – с губ камнепадом срывается истошный крик. – Не надо, прошу! Останься со мной. Ну прошу тебя. Ты же можешь. Ты все можешь. Только будь здесь.
- Ксеня, не место тебе и мне «здесь». Надо выбрать, слышишь?! – еда ли не рычит он ей в лицо.
- Я не могу, - обессиленно бормочет она, давясь рыданиями. – Я хочу быть здесь рядом с тобой. Навсегда.
- Тогда поехали, если «навсегда», - хмыкает мужчина, раскуривая очередную сигарету.
Она лишь мотает головой, сглатывает горько-соленые слезы. Сердце внутри обрывается. Он опять уходит! И нет сил его остановить. Потому что он так решил. Всегда решал…
- Ну, как знаешь, - Вадим хмыкает, выпуская дым. Прищуривается, глядя на солнце, медленно гаснущее у горизонта, сжирающее последние лучи багрового заката.
- Тогда я возьму его, ведьма, - угрожающе произносит он, кивая головой в бок.
Около машины стоит молодой парень: раскосые синие глаза, модная стрижка, открывающая высокий лоб, озорная улыбка с ямочками на щеках; светлые джинсы, ярко-зеленые кроссовки, майка с рисунком черепа. Не зеркальное отображение Вадима, но очень, очень похож. Словно сошлись в один миг прошлое и настоящее. Две эпохи в двух людях.
- Нет, - Ксения кричит, что есть сил. – Только не его!
Она подбегает к Вадиму. Порывисто обнимает его. Покрывает поцелуями руки, лицо, губы. Пытается вжаться в него, лишь бы он услышал. Лишь бы растаяли ледяные колючки в его глазах.
- Только не сын. Прошу тебя, заклинаю! Вадим, он должен жить. Ему так мало лет. Он не испытал и доли того, что пережил ты. Ну я умоляю тебя! Возьми меня с собой, а его оставь здесь….
- Поздно, Ксюха. Ты сделала свой выбор, - отстраненно говорит Вадим, по-прежнему любуясь замершим в небе заревом умирающего дневного света. Рдяные лучи медленно тонут в наступающей синеве ночи. Над головой зажигаются первые зеленоватые звезды.
- Я хотела остаться с тобой. Посмела подумать о будущем. Я хотела! – кричит она, ударяя его в грудь кулаком. – И ты ушел, а меня заставил жить. Я дала слово, черт бы тебя побрал! Я жила, как обещала. А так хотела к тебе. Уйти к тебе, быть вместе, уехать далеко… А теперь ты хочешь забрать с собой моего сына?! За что? Я не смогу без него!
Ксения захлебывается рыданиями, падает на колени. Вадим резко подхватывает ее, встряхивает, словно тряпичную куклу. Заставляет смотреть ему в глаза.
- А затем, чтобы ты, наконец, сказала мне, Ксюша!
- Что? – безутешно рыдая, кричит она.
- То, что давно хотела. Я не могу быть один там… Со своей любовью. Больно мне, Ксюха! Скажи! – слова он будто выплевывает. – Не могу! Знать хочу!
- Я… Не могу…
- Можешь, - тихо бормочет Вадим. Бережно стирает губами ее слезы. – Тшш, моя ведьмочка. Просто скажи. Это так просто. – Его губы продолжают целовать глаза, пить ее слезы. Руки блуждают по телу. Согревают. Дают нежность. Отчаяние убегает океанской волной.
Ксения задыхается. Не может сопротивляться. Вновь теряется в плену сильных мужских рук и бархатистого голоса, накинувшего лассо на все тело. Ласки бередят душу. Все потайные шкатулки памяти открываются, чуланы души распахивают дверцы. На волю вырывается вихрь обжигающих эмоций. Сердце рвется из темницы груди на волю. Вадим продолжает шептать на ушко нежные слова.
- Ведьма, моя девочка, - тихо бормочет Вадим. – Ты же давно сказать хотела. Я тоже, а ты меня остановила. Помнишь?
- Нет…
- Упрямая девчонка, - с болью говорит он. Морщится. Качает головой. – Тогда я пошел…
- Подожди! Вадим… Я…
- Да, ведьмочка моя, - его пальцы скользят по ее лицу, убирают соленые дорожки слез. Ксения смаргивает слезы. Сглатывает противный ком.
- Я люблю тебя, - на грани отчаяния шепчет она на ухо. – Вадим, я люблю тебя! Любила! – срывается девушка на крик. – Тебя не стало, а я… Давилась чувствами, умирала каждый день, а ночью воскресала, потому что ты мне снился. Я боялась, я так боялась сделать признание самой себе. Любовь – это ведь с женами, а с такими как я… Ты сам так сказал!
- Дурочка моя, Ксюха, какая ж ты дурочка, - Вадим улыбается, прижимает ее к себе крепко-крепко. – Я тебя очень люблю. Любил тогда, унес с собой часть тебя. Сейчас возьми. Люби еще и их…
- Кого? – недоумевает Ксения. – У меня есть ты.
- Нет, Ксю, меня теперь совсем нет, - тихо произносит мужчина. – Я ухожу, а у тебя остаются они.
- Андрюша, Вера Петровна, Вадик, Костя, Мила, их дети и внуки…
- Да. Твоя семья, Ксюша. Все они без тебя не смогут.
- Ты их видел? – дрожащим голосом спрашивает она, подавляя рвущиеся наружу всхлипывания.
- Я всё вижу. И тебя видел. Упрямица моя. Столько лет молчала. Ну, Ксюша… Любимая моя девочка… Когда-нибудь, но не сейчас…
- Вадим, любимый, нет! Еще раз я не смогу! Не выдержу.
- Пора, ведьма. Я буду ждать. А пока тебя ждут они.
Ксения оборачивается. Неподалеку стоит ее близкие и родные люди. Андрей с сыном, Вера Петровна, друзья.
- Нет, нет, - неистово шепчет девушка. – Я хочу, чтобы ты остался. Хочу говорить тебе снова и снова….
- Ты сказала. Хватит, девочка, - говорит Вадим, горько улыбаясь. – Еще скажешь. Придет время. Мне пора.
Слезы прорывают плотину воли. Истерические рыдания разрывают тишину летней ночи, укутавшей пологом дорогу, поля, дальние поселки. Звезды – безразличные глаза ангелов – равнодушно взирают свысока. Как тогда, много лет назад на берегу моря.
Ксения цепляется за Вадима, прижимается всем телом. Он отстраняется. Нежно, но настойчиво. Девушка изо всех сил пытается его удержать, но тщетно - силуэт медленно уходит во мрак, сгустившийся вокруг за какие-то секунды. Снова память вбирает по крупицам синие глаза в обрамлении темных ресниц, небрежную ухмылку, нервные, изломанные жесты и взмах головы, чтобы отбросить со лба непослушные пряди волос.
Опять его не будет рядом. Но привычное одиночество молчит. Не тиранит душу, не сжимает раскаленными клещами. Не хочется выть подстреленным зверем на луну. Забылся сын, о котором она так молила. Ушли в туман родные и друзья. Исчез и Вадим, вернув назад кусочек жизни, что они прожили вместе. Впервые Ксения осталась наедине с собой без страха потеряться в бесконечных стенах лабиринта, выросших из боли потери, череды страдания и тайны.
Она решила идти вперед, куда серой змеей вьется лента старой дороги. Упрямо шагая сквозь ночь, Ксения не ждала, что ее нагонит автомобиль, приятный голос скажет: «Куда путь держишь, приличная барышня?». Все это утекло мутной бархатной рекой вместе с горем.
На краешке неба забрезжил тонкой полоской рассвет. Внезапно яркая вспышка резанула по глазам. Зажмурившись, она смело сделала шаг вперед, не думая, что ее ждет за ослепительным сиянием. Возможно – новая жизнь, а возможно – просто конец сна…

...

Tamiona inRed: 25.10.14 14:15

Такие шикарные стихи мне подарила талантливая девушка Марина ака Marytanna. Спасибо огромное! Стихотворение отражает всю суть "Лабиринтов"!

Мы запутались все в лабиринтах,
И на ощупь идем в темноте.
Полагаясь своим же инстинктам,
Выход ищем в немой пустоте.

И не видно конца и не края,
Поворот, коридор и тупик…
Впереди же нас ждет жизнь другая,
Только стоит пойти напрямик.

На пути испытаний не мало,
Станет для их влюбленных сердец.
Для нее это все лишь начало,
Для него же конкретно конец…

...

-knigomanka-: 25.10.14 17:17

Миа, спасибо!
Всю книгу сдерживала слезы, но на последней не смогла.Ксения отпустила, сделала то, что не могла все эти годы.
Ты пишешь, что не сравнивать с "Небом", но одно у них общее- очень сильные эмоции, так сердце щемит когда читаешь. Вот только в "Небе" всегда была надежда (прости, что невольно сравниваю) здесь же она появилась только после последней главы.
Очень кратко, так так с телефона, но эмоций много.
еще раз спасибо за замечательную, неординарную, сильную книгу. Надеюсь ты вернулась, что бы больше не уходить
Стихи красивые, очень подходят к роману.

...