Женщины его Превосходительства (СЛР, 18+)

Noxes: 07.04.16 11:47

Спасибо!
Аня права, Женя лицемер. Ничем не лучше Романова.

...

Vitene: 07.04.16 12:32

Спасибо за продолжение

...

kallik: 07.04.16 12:36

Оля, спасибо огромное!!!
Очень тяжелая глава... Спасибо за непреложные истины!!!х
Женя... где-то, да, он разочаровал своими методами, но цель!!!
Не берусь даже обсуждать, думаю, что скорее его поддержу...
Аня, хоть и на эмоциях, но совершила достойный поступок!
Другое дело, как это теперь на ней самой отиазится...
А вот Романов вызывает все меньше отрицательных эмоций

...

Сусля: 07.04.16 13:52

Спасибо
Идея всех их (мужчин) наказать меня захватила

...

сюзанна: 07.04.16 14:13

спасибо за главы!

...

Solnce S: 07.04.16 17:27

Хочется ещё продолжения Главные герои потрясающие Сюжет захватывает и затягивает)

...

ТРОЯ: 07.04.16 18:02

Хочется стрелять по кругу(((((

...

Shusha: 07.04.16 18:33

Спасибо)

...

gelika: 07.04.16 19:34

Здравствуйте уважаемый автор. Примите меня в читатели.Роман понравился,заинтригована.Хочется продолжения

...

Конкордия: 07.04.16 22:23

Присоединяюсь к читающим.

...

Чудышко: 07.04.16 23:16

Я вас догнала. С удовольствием прочитала все главы

...

ДжакаТТа: 08.04.16 08:10

Девушки! Всем доброго дня и огромное спасибо за ваши комментарии!

gelika, Конкордия Добро пожаловать в тему

...

ДжакаТТа: 08.04.16 08:13

 » Глава 17.Часть 1

- Уже решили, что будете заказывать? – рядом со мной стоит официант. Со строгим взглядом, приветливой улыбкой, блокнотом и золотой ручкой в ухоженных руках. В таких местах главное поддерживать имидж. Иметь запас терпения и обладать профессиональной стрессоустойчивостью. Для того чтобы, когда твоя клиентка  вот уже несколько минут молча смотрит на тебя при этом, не проронив ни слова, достойно выдержать психологическую атаку. Для того чтобы не сорваться и не послать ее далеко и надолго.
Клиентка -  я.

И у меня не было целенаправленного желания действовать ему на нервы. Я вглядываюсь в его красивое молодое лицо и размышляю над тем, чего же я в действительности хочу. Когда то у меня была прекрасная способность разбираться во всех нюансах западноевропейской кухни. А теперь все будто растратилось. И способности, и знания, и умения. И не только в вопросах еды.

Начинаю с закусок. Если твой ужин может затянуться на неопределенное количество времени, всегда лучше начать с закусок, а не с главного блюда. Так есть шанс, что когда настанет черед десерта, пройдет уже ни один час. Но это если с умом подойти к данному процессу.

Заказываю в качестве аперитива бокал сухого вина. Делаю из него несколько целомудренных глотков и жду, когда принесут австралийскую говядину с корнишонами, каперсами и яичным желтком. Аппетита нет, но есть стремление занять себя чем-нибудь.
Часы на тот момент показывают семь вечера.
И мое ожидание только начинается.

Медленно пережевываю кусочки нежного мяса. Тимьян и розмарин придают ему терпкий, сладковатый аромат. А острый сливочный соус подчеркивает  насыщенный вкус.
На главное блюдо подают каре ягненка под ежевичным соусом. Прошу принести еще бокал вина, и пока официант выполняет заказ, выкуриваю сигарету. Я всего лишь хорошо провожу вечер, коротая его в ресторане. Убеждаю себя в этой мысли, привыкаю к ней и уже почти верю в нее.

Со своего места мне хорошо виден главный зал и вход в ресторан, несмотря на то, что я и сижу в отдельной кабине за полупрозрачным тюлем. Этого вполне достаточно, чтобы сохранить видимую удаленность от других посетителей ресторана, но и не чувствовать себя при этом одной. Двоякая иллюзия восприятия мира.

Мне нравится.
Мне нравится теплый бежевый цвет стен с рейками из темного дерева. И уютные мягкие диваны с замысловатым орнаментом. И даже тусклая свеча с шелковым оранжевым огоньком.
Мне нравится тихая ненавязчивая музыка. И неоновый вечер за окном. Приглушенные голоса официантов и бархатный смех посетителей. Живые звуки, живая картинка.
Я здесь и меня тут нет.

На моих губах появляется улыбка. Закидываю ногу на ногу, расслабленно откидываюсь на спинку дивана и закрываю глаза.
Не так и сложно изображать то, что на самом деле не чувствуешь.
Уверенность. Спокойствие. Умиротворенность.
Легко и просто. Легко ровно дышать, и есть ужин, которого изначально совсем не хотела.  Просто пить вино и посматривать на всех чуть усталым взглядом. Пресыщенным и совершенно безразличным.

Играть на публику  очень интересное занятие. Даже для совершенно посторонних людей лучше казаться не растерянной, не ждущей, а просто скучающей. Таковы правила. Для всего есть свои правила. Шаблоны. Надо только их придерживаться. И тогда никто никогда не поймет, кто ты есть на самом деле. Что ты из себя представляешь и что чувствуешь.
Важная деталь. Принципиально важная деталь.

«Плачь перед тем, кто сможет оценить твои слезы. Понять их и принять. Пусть они будут искренними и правдивыми. От души. И никогда наигранными. Это не сила духа и не скверный характер. Это честность. Это желание открыться и признаться в своей слабости. Но только перед тем, кто не захочет причинить тебе большую боль».

Часы показывают без четверти девять. И мне кажется, что я зря сижу. Зря жду. Зря на что-то надеюсь. Зря проговариваю про себя вопросы и выстраиваю фразы. Все зря.
И когда эта мысль настойчиво проникает в голову и там укореняется, появляется Романов. Замечаю его сразу. Во-первых, потому что постоянно слежу за входными дверями. Во вторых, потому что при его появлении посетители в ресторане  замирают. Непроизвольно. На какую-то долю секунды. Словно время совершает скачок. Или рывок. Берет тайм-аут, чтобы сделать следующий вдох.

Эффект превосходства над остальными. Притягивающий внимание, как магнит. Останавливающий время, как стоп-сигнал.
Даже официанты не сразу соображают, что к нему надо подойти и проводить за столик. Он просто быстро проходит мимо них, не повернув головы. Точно их не существует в его мире. Уверенно направляется ко мне, словно мы заранее договорились о встрече. О месте. О конкретном столике.

Его взгляд не блуждает по сторонам. Не ищет и ничего не ждет. Очень статичный взгляд. Неподвижный.
Девушки за барной стойкой откровенно провожают его глазами. На их лицах обозначен интерес. Кошачий интерес при виде сметаны. Еще чуть-чуть и мне кажется, что я услышу их довольное урчание.

В животе вспыхивает странное чувство. Как будто я только что оказалась на краю обрыва и случайно оступилась. Сердце на мгновение замирает и вдруг подскакивает. В кровь врывается адреналин. Так что стенки сосудов расширяются, заставляя лицо гореть. Отворачиваюсь.
Буквально через несколько секунд он окажется рядом. Красивый. Уверенный. Опасный. За эти несколько секунд мне надо взять себя в руки. Вернуться к ужину и сделать вид, что  не происходит ничего особенного.

Ничего особенного, но что-то происходит. Правда, пока я не могу понять, что именно. Внутри. Под кожей. В пространстве между нервными клетками.
Его рука ложится мне на запястье. Пальцы скользят по внутренней стороне ладони. По линии жизни. Неоднозначный жест, предполагающий некую близость. Но близости между нами нет. Между нами нет ничего. И я отодвигаю руку. Всего на сантиметр, но этот сантиметр как бы расставляет все на свои места.

Однако Романов лишь приветливо улыбается. И на миг мне кажется, что он не вызывает во мне какого-то противоестественного отчуждения. Или неприязни. Мне кажется, что я смогу ему так же легко и непринужденно улыбнуться в ответ. Но его слова тут же разрушают эту иллюзию.
- Я тебя слушаю, -  он садится напротив и складывает перед собой руки в замок. Подзывает официанта и просит принести ему стакан воды. Точнее, приказывает. Затем его взгляд  возвращается ко мне. Я чувствую его каждой клеточкой кожи.

Передо мной недоеденное блюдо с ягненком. Нежным румяным ягненком. Давно остывшим и потерявшим вкус. Бокал красного сухого вина и хрустальная пепельница.
Передо мной Александр Романов. Делаю над собой усилие и, прежде чем ответить, внимательно его изучаю. Начинаю с рук. Разглядываю дорогие часы на запястье. С широким ремешком и черным циферблатом. Поднимаюсь выше. К жесткому вороту светлой рубашки, расстегнутой на несколько пуговиц. И когда, наконец, наши взгляды встречаются, я замираю. Я вижу, что глаза у него серо-голубого цвета. С более темной обводкой радужки. Прозрачные и очень ясные. Солнечные. Но определенно, серо-голубые, бл?дь.

Все фигня, пока ты не знаешь цвет глаз человека. Пока ты их не замечаешь. Пока тебе это равнодушно и безразлично. Значит, и человек за пределами твоих интересов. Но как только ты начинаешь разбираться во всех этих цветовых нюансах, наступает пи?дец. Что-то меняется. Или видоизменяется. Твое отношение. Тебя это уже каким-то боком задевает. Царапает.
Беру вилку с ножом и бережно и неторопливо разрезаю мясо на маленькие кусочки.

- Подай соль, - коротко бросаю я, чтобы отвлечься. Чтобы переключиться на что-нибудь другое. Чтобы не запоминать. Чтобы не разглядывать. И тут же добавляю:
- Пожалуйста.
Романов не спешит выполнять мою просьбу. Возможно, потому что прозвучала она совсем никак просьба. Если бы я хотела послать кого-нибудь далеко и надолго, то сделала бы это примерно таким тоном.

- Аня, ужин при свечах это прекрасно, но можно конкретней, что ты от меня хотела? – он придвигает солонку чуть ближе ко мне, даже не взяв ее в руки. Небрежно. Всего на несколько сантиметров.
- Торопишься? – чертов холодный ягненок растекается на языке тонким слоем жира. Но бросить его сейчас, означало бы остаться без занятия. Это как лишиться надежной поддержки в сложной ситуации.

- Пока нет. Но это только пока.
Лимит его терпения быстро кончается. Слишком быстро. Я бы сказала, что у Романова его нет вообще. Также как и тактичности. Или вежливости. Понимания. И что там еще полагается иметь культурным людям, которые учтиво относятся к своим собеседникам. В его бл?дских серо-голубых глазах плещется одна самоуверенность и эгоизм. Что его ни капли не смущает.

  Отставляю от себя тарелку и прикладываю салфетку к губам. Затем комкаю ее и решительно произношу:
- Что ты знаешь обо мне?
Он улыбается и, не раздумывая, отвечает:
- Что-то помимо того, что ты девочка из хорошей семьи, с хорошим образованием и некогда хорошими перспективами на будущее?

В его исполнении это звучит как откровенное издевательство. Очередная насмешка. Обидная саечка. Пропускаю все мимо ушей и согласно киваю.
- Да, что-нибудь принципиально новое.
- Не представляю, чем тебя порадовать. Это все?

Он не отводит от меня взгляда. Изучающего и внимательного. И хоть в нем не читается явного раздражения, но и дружелюбным его назвать никак нельзя. Мои вопросы не вызывают в нем никакой реакции. Совершенно никакой. Даже любопытства. Простого любопытства. С таким же успехом можно разговаривать с манекеном. Или бетонной стеной, вдруг вздумавшей тебя выслушать. Не ради приличия, а чтобы, наконец, отвязаться.

- Нет. Не все, - мы почти синхронно прикуриваем. Он не подносит мне зажигалку. Я не жду, что он это сделает. Собственно, есть вещи и поважнее на данный момент. Не зная с чего начать, я приступаю к сухому перечислению фактов. Не самых приятных для меня. – Совсем недавно какой-то безумный псих пытался пристрелить меня в темном переулке, а мой счет в банке был аннулирован.

- Сочувствую, - Романов безразлично пожимает плечами, делая глубокую затяжку. Похоже, и эти слова не производят на него никакого впечатления. В нем столько спокойствия и равнодушия к моей персоне, что кажется, будто мы впервые встретились, и я беспардонно навязываюсь к нему со своими проблемами. В корне неверное мнение. – Что дальше? Мне надо проникнуться данным фактом и предложить свою помощь?

Я отмахиваюсь от его фразы как от надоедливой мухи.  И коротко качаю головой. Отрицательно. Нет. Не надо.
- Ты к этому имеешь какое-нибудь отношение?
Это все.
Все, что я хотела знать.
Все, что мне надо знать.
Все, что я должна знать.

Романов вдруг широко улыбается, тушит сигарету и откидывается на спинку стула.
- Ты мне нравишься, но не настолько, - заявляет он. – Не настолько, чтобы совершать все эти глупости. Поверь, ты бы пришла ко мне и без этого.
Делает паузу, ожидая моих комментариев, но я лишь молча на него смотрю. Курю. Играю с зажигалкой. Для разнообразия жду десерта. Мне должно было стать легче от его слов? Ни капли. Я готова заорать ему прямо в лицо: «Это хреново! Это чертовски хреново!». Но я еще не до конца осознала, что все это значит. И как скоро впадать в панику.

Можно было бы ему не поверить. Или хотя бы усомниться в его словах, но я знаю, что он не врет. Ему это так же неинтересно, как и сидеть сейчас со мной и что-то объяснять. Это крупным шрифтом написано в его глазах. Скука. Тоска. Вселенская печаль.
- Еще что-нибудь? – так и не дождавшись от меня ничего разумного, с нажимом добавляет он.

И потом:
- Вопросы или свежие умозаключения?
Обстановку разряжает подошедший официант. Он приносит воду для Романова и десерт для меня. Почтительно откланивается и бесшумно удаляется. Бестелесной тенью. Или призраком.

Я говорю:
- Нет. Больше никаких вопросов, - меняю положение ног и случайно задеваю носком туфли его колено. Первый раз – случайно. Второй раз – нет. Но делаю это уже более осторожно и медленно.
Вчера - мне бы и в голову не пришло проделывать это с ним.

Но вчера все было по-другому. Другое вчера. Другое завтра.
Сегодня все изменилось. Теперь есть соглашение с Алиной. И нет денег. Есть смутные перспективы быть убитой. И нет, пусть и мнимой, но поддержки. Есть желание во всем разобраться, но нет возможности. Пока нет.

А мне, бл?дь, просто необходим кто-то, кто даст мне немного времени, чтобы со всем этим справиться.
Я говорю:
- Только одна просьба.

Десерт – мороженое, украшенное дольками персиков и ананасов на тонком бисквите, пропитанным фруктовом соком. Все это под воздушной пеной из молочных сливок. Сверху тонкий овальный медальон белого шоколада с эмблемой ресторана в обрамлении изумрудных листьев мяты.
Я в восторге. Немом. От всего. И от десерта в частности.

Беру тонкую, длинную ложечку и медленно опускаю ее в этот кулинарный шедевр.
- Мне нужны деньги, - кусочек мягкого десерта отправляется в рот. Облизываю губы. Не так чтобы откровенно, но с чувством.
- Уже? – он не сводит с меня потемневших глаз. Я вижу в них наконец-то хоть какую-то реакцию. Ответ. Романов довольно улыбается и наклоняется чуть ближе ко мне.  В его расширенных зрачках замечаю отражение себя. Перевернутую себя. И не понимаю, то ли мы так близко сидим, то ли я так внимательно на него смотрю.

- Любовницы дело хлопотное и затратное, - тихо выдаю на одном дыхании. Ровно так. Без интонаций.
Таким же будничным тоном мы могли бы говорить о погоде. О спортивных сводках, о котировке ценных бумаг на бирже. О бизнес-плане или о планах на ближайшие выходные. Но мы говорим о сексе. Мы продаем его. Только пока не ясно кто кому.

- Соответствующие любовницы, - поправляет он, но голос теплеет. Мы вроде как, наконец, оказались на одном уровне. Пришли к взаимному пониманию. Нашли точки соприкосновения. Когда в ход идут деньги, все сразу становится кристально ясно. Попроси любви, дружбы или поддержки – и введешь человека в шок своими непомерными требованиями, но стоит перейти на материальный расчет, как всё тут же встает на свои места.  

Поэтому следующая его фраза заставляет меня нервно сглотнуть. Незаметно. На губах у меня все еще легкая улыбка. А нога покоится на его бедре. Сколько раз я проделывала подобные фокусы с другими? И не разу не испытывала при этом чувства смущения. Смятения. Волнения. И гребанной неуверенности.
 - Я как раз вчера думал о том, что нам с тобой придется попрощаться.

Не то чтобы меня сильно задевает его заявление. Но для самолюбия ощутимый пинок. Однако чтобы уже довести начатое до конца, я равнодушно киваю:
- Тогда мне придется вместо тебя с кем-то поздороваться, - на удивление, мне дается сие замечание без каких-либо видимых усилий. Я обращаю все свое внимание на мороженое. Поджимаю под себя ноги. – Очень приветливо.

Голубое стекло в глазах Романова бьется, а его осколки превращаются в опасное оружие. Но как было выяснено на практике, самое опасное оружие это далеко не его холодный взгляд, а нечто более существенное. Весом около двух килограмм и вмещающим в себя восемь патронов. Такие дела. Больше мне боятся нечего. На сегодняшний момент.

- Ты разбиваешь мое сердце, Аня, - криво усмехается Романов.
- Разбивай себе сердце сам. У меня другие задачи.
Разговор, затянутый в тиски взаимного пренебрежения.
Взаимного игнорирования. И ледяной отстраненности.

- Если ты закончила с ужином, - не дожидаясь моего ответа, он поднимается, обходит столик и берет меня за руку. – То давай перейдем к более приятным занятиям. Как ты уже поняла, я пока не готов расстаться с тобой.
Если это и комплимент, то очень сомнительного качества.

Мы идем по длинным коридорам гостиницы, и его рука по-хозяйски покоится на моей талии. Каблуки у меня слишком высокие, чтобы успеть за его широким размашистым шагом. Я все время отстаю. Тогда он сильнее прижимает меня к себе, и мы оказываемся слишком близко. Между нами не остается ничего, кроме молчания. Но идти рядом с ним приятно. Приятно ловить заинтересованные взгляды. На себе или на нем.

Заходим в лифт, и двери за нами закрываются. Отрезают нас от внешнего мира, оставляя в замкнутом пространстве. Из невидимых динамиков льется тихая музыка. На табло ярко-красными огнями мелькают цифры этажей.
Второй. Третий. Четвертый.
Этажи. Номера. Люди. Там, в другом мире.

Смотрю прямо перед собой, изучаю свое отражение в больших, во всю стену зеркалах. Когда чувствую, как его рука медленно опускается с моей талии ниже. К краю платья.
- То, что ты вытворяла в ресторане пошло, -  не узнаю его голоса. Низкого и глухого. Слова ласкают кожу у шеи. Всего в нескольких миллиметрах, так что я ощущаю движение его губ. Неторопливое и горячее.

- Пошло – запускать мне руки под юбку, когда за нами наблюдают, - достаточно громко заявляю я и красноречиво смотрю на камеру в углу кабины лифта. Я смотрю – он не смотрит. Ему плевать – мне нет.
Седьмой. Восьмой. Девятый.

- Никогда так не делай, у тебя получается это слишком сексуально, - его пальцы проходятся по ажурной резинке чулок. Переходят к тонким ремешкам пояса. Неспешно, будто впереди  целая вечность. А не всего двадцать этажей.
- Прекрати, на нас смотрят, - я все еще стою, упрямо расправив плечи. Но когда его ладонь ложится на внутреннюю сторону бедра и начинает ласкать обнаженную кожу, дыхание сбивается. Резко. Просто вдруг становится мало кислорода. И хочется вдохнуть его как можно больше. Про запас.

Одиннадцатый. Двенадцатый. Тринадцатый.
Романов расстегивает молнию на моем платье, и спускает его вниз. Целует плечи. Шепчет в волосы:
- Я уже в том возрасте, когда могу делать все, что захочу.

Одно неуловимое движение. И он поворачивает меня лицом к себе, чуть приподнимает за талию, так что мне ничего не остается, как сомкнуть ноги за его спиной. Я чувствую кожей холодную сталь стен лифта и его горячие прикосновения. Ласки. И поцелуи. Я слышу музыку и беззвучный звук мотора.
Семнадцатый.

- Отвечай, - рычит он, касаясь губами ключицы. Спускает бретельки бюстгальтера и целует грудь. И я отвечаю. Спонтанно. Запускаю пальцы ему в волосы и прижимаюсь к нему бедрами. С языка срывается короткий стон. Приглушенный. Больше похожий на шипение. Я ловлю его кончиком языка и плотно смыкаю зубы. Лишь бы не громче.
Двадцатый.

Волна возбуждения растекается по телу. От низа живота. По венам. К щиколоткам. Опутывает запястья. Оседает сладким привкусом во рту.
- Давай, закончим. Нажми «стоп», – шепчет он, притягивая меня к себе за волосы. Одной рукой я расстегиваю пуговицы на его рубашке, а другой послушно тянусь к кнопке на панели.
Раздается сигнал, что мы прибыли на нужный этаж. Лифт замирает.

И когда двери разъезжаются, я едва успеваю вернуть платье на место и одернуть подол. Но сделав несколько шагов, понимаю… трусики так и остались чуть приспущенными на бедрах.
И это обстоятельство вызывает во мне легкую усмешку.

...

Аллунчик: 08.04.16 08:31

Ольга,спасибо большое за продолжение!!!

...

Чудышко: 08.04.16 08:36

Спасибо большое за продолжение! Искры так и летят Ух!

И спасибо за выбор героев И да, я все-таки опять вернусь

...