Джулия Куин "Лондонские тайны"

Девушки, большое спасибо за новую чудесную главу!

Уважаемые девочки-переводчицы, я просто не знаю какими слова Вам выразить свою благодарность и восхищение. Когда начала читать Куин, этот роман оставила на закуску, так как его только планировали переводить. Теперь, прочитав всю переведенную литературу от Куин, вернулась к "Лондонским тайнам". О боже, директор, который сидит рядом со мной в кабинете, косился на меня квадратными глазами. Так как ну не могла я сдерживать этот смех. Я и сейчас еле его контролирую. Боже что за перевод, какая тонкая игра со словами. Я в восторге!!!!! Теперь смело могу сказать, этот роман у Куин самый лучший. Так глупо на работе я еще не выглядела. Спасибо.

Спасибо за превод!! Как всегда, все замечательно!!
_________________

Катюшка! Я вернулась и готова к труду и обороне)))) а также к продолжению замечательного романа...

Большое Спасибо за новую главу!!!
_________________

Большое спасибо за вашу работу! Это замечательно!

Труд и оборона уже ждут в почтовом ящике

 » Глава 20

Глава 20

(перевод: katusha правка: vetter, Liska-Aliska)

Когда Гарри подъехал к дому русского посла, бал был в самом разгаре. Ему не удалось точно определить, в честь какого конкретно аспекта русской культуры устроен праздник: музыка играла немецкая, а еду подавали французскую. Но это никого не смущало. Водка текла рекой, и в комнате то и дело слышались взрывы смеха.
Гарри тут же начал искать Оливию, но ее нигде не было видно. Он знал, что она уже здесь, ее карета отъехала за час до его собственной. Однако в зале было слишком людно. Ничего, скоро он ее отыщет.
Плечо у Себастьяна практически зажило, но он продолжал носить легкую повязку – так привлекательнее для женщин, – объяснил он. Невероятно, но это и в самом деле cработало. Они слетелись моментально, и Гарри с удовольствием и некоторым изумлением стоял в сторонке и наблюдал, как Себастьян греется в лучах тревоги и заботы лондонских прекрасных дам.
Гарри заметил, что Себастьян не спешит посвящать окружающих в детали происшествия. По правде говоря, его рассказы были скорее туманны. Он ни словом не обмолвился о столе, игравшем роль утеса из готической новеллы. Сложно сказать, что именно говорил Себастьян, но Гарри слышал, как одна леди прошептала другой, что "на него, на бедняжку напали бандиты..."
Гарри вполне готов был к концу вечера услышать, что Себастьян, оказывается, в одиночку бился с целым полком французов.
Пока Себастьян принимал душераздирающие изъявления сочувствия от одной особенно энергичной вдовушки, Гарри наклонился к Эдварду:
– Что бы ни случилось, никому не говори, как это произошло на самом деле. Он никогда тебе не простит.
Эдвард кивнул, но как-то рассеянно. Он был слишком занят, чтобы обращать внимание на Гарри, он наблюдал за Себом и учился у него.
– Все остатки твои, наслаждайся, – сказал Гарри брату и улыбнулся сам себе, поняв, что он, к счастью, навсегда покончил с невостребованными Себастьяном дамами.
Жизнь была хороша. Просто прекрасна. И бесподобна, и восхитительна, как, собственно, и всегда.
Завтра он сделает предложение, и завтра она скажет "да".
Ведь скажет же, правда? Не может он настолько ошибаться в ее чувствах!
– Ты видел Оливию? – спросил он Эдварда.
Эдвард покачал головой.
– Попытаюсь ее найти.
Эдвард кивнул.
Гарри решил, что когда вокруг порхает столько юных барышень, вести беседу с братом бесполезно. Он отошел, пытаясь оглядывать толпу поверх голов, и начал продвигаться к противоположной стене бального зала. У чаши с пуншем бурлила толпа с принцем Алексеем в самом центре, но Оливии видно не было. Она сказала, что оденется в голубое, то есть обнаружить ее будет проще, но к вечеру ему всегда становилось труднее различать цвета.
А вот ее волосы... Это совсем другая история. Ее волосы должны гореть, как маяк.
Он продолжал пробираться сквозь толпу и оглядываться по сторонам, пока наконец, когда он уже начал отчаиваться, сзади него не раздалось:
– Кого-нибудь ищете?
Он повернулся, и вся его жизнь будто озарилась ее улыбкой.
– Да, – произнес он, разыгрывая нерешительность, – но я никак не могу ее найти...
– О, хватит, – прервала Оливия, легонько шлепнув его по руке. – Что тебя так задержало? Я здесь уже несколько часов.
Он приподнял одну бровь.
– Ну ладно, как минимум, час. Или даже девяносто минут.
Он оглянулся на брата и кузена в другом конце зала, все еще окруженных вниманием дам.
– Нам не сразу удалось подобрать повязку, подходящую к костюму Себастьяна.
– А еще говорят, что женщины привередливы!
– Я был бы просто счастлив защитить честь своего пола, но мне слишком приятно осуждать Себа.
Она рассмеялась в ответ легким мелодичным смехом, потом схватила Гарри за руку.
– Пойдем со мной.
Он шел за ней по залу и поражался ее простодушной целеустремленности. Она сворачивала то вправо, то влево и всю дорогу смеялась, пока они, наконец, не достигли полукруглой двери в дальнем конце зала.
– Что это? – прошептал он.
– Ш-ш-ш-ш, – приказала она. Он последовал за ней в коридор. Здесь не было пустынно, то тут, то там стояли небольшие группы людей, но народу было гораздо меньше, чем в главном зале.
– Я ходила на разведку, – объяснила она.
– Похоже на то.
Она свернула за угол, потом еще раз и еще, людей становилось все меньше и меньше, пока они, в конце концов, не достигли тихой галереи. С одной стороны двери перемежались с огромными портретами. В строгом порядке: по два портрета между дверями. С другой стороны красовался длинный ряд окон.
Она остановилась прямо напротив одного из окон.
– Посмотри! – приказала она.
Он послушался, но не увидел ничего необычного.
– Мне открыть окно? – спросил он, думая, что это хоть немного прояснит ситуацию.
– Да, пожалуйста.
Он нашел защелку, откинул ее, потом поднял фрамугу. Она бесшумно скользнула вверх, и он высунул голову на улицу.
Он увидел деревья.
И ее. Она тоже высунула голову в окно.
– Должен признаться, я смущен, – сказал он. – На что я должен смотреть?
– На меня, – просто сказала она. – На нас. Вместе. С одной стороны окна.
Он повернулся. И посмотрел на Оливию. А потом... Ему просто необходимо было сделать это. Он протянул к ней руки, обнял ее, и Оливия прижалась к нему охотно, с улыбкой, обещавшей целую жизнь впереди.
Он наклонился и поцеловал ее, голодными, ищущими губами, и понял, что его бьет дрожь, потому что это был не просто поцелуй. Было нечто священное в этой минуте. Что-то истинное и благородное.
– Я люблю тебя, – прошептал Гарри. Он вовсе не собирался говорить это прямо сейчас. Он все время планировал, что скажет ей об этом, делая предложение. Но он не мог иначе. Это росло и ширилось внутри него, бурлило и жгло, он никак не мог удержать это в себе. – Я люблю тебя, – повторил он снова. – Люблю.
Она дотронулась до его щеки.
– Я тоже люблю тебя.
Несколько секунд он не двигался, только во все глаза смотрел на нее, пытаясь продлить это мгновение, позволить ему пропитать каждую клеточку его тела. А потом его накрыла совсем другая волна, первобытная и яростная, и он прижал Оливию к себе, целуя с жаждой мужчины, заявляющего свои права на женщину.
Гарри всего было мало – ее прикосновений, ее запаха, ее вкуса. Напряжение и желание туго переплелись в нем. Внезапно все вокруг исчезло – и контроль, и чувство благопристойности – все, кроме нее.
Его руки мяли ее одежду, пытаясь добраться до теплой и нежной кожи.
– Ты нужна мне, – простонал он, скользя губами от щеки по подбородку к шее.
Они закружились, двигаясь прочь от окна, и Гарри спиной почувствовал, что уперся в дверь. Он взялся рукой за ручку, повернул, и они ввалились в комнату, запинаясь и спотыкаясь, но все же держась на ногах.
– Где мы? – спросила Оливия, задыхаясь.
Он захлопнул дверь. Защелкнул замок.
– Неважно.
Потом схватил ее и прижал к себе. Ему следовало быть нежным, даже осторожным. Но он ничего не мог с собой поделать. Впервые в жизни его вела сила неподвластная никакому контролю. Сопротивляться было невозможно. Весь мир Гарри сузился до размеров вот этой, единственной женщины, до их тел и до необходимости показать ей – самым непреложным в мире способом – как он ее любит.
– Гарри, – выдохнула Оливия, прижимаясь к нему. Сквозь одежду он чувствовал каждый изгиб ее тела, и ему следовало... он не мог остановиться.
Он должен был почувствовать ее. Познать ее.
Он произнес ее имя и не узнал собственного голоса, хриплого от желания.
– Я хочу тебя, – прошептал он. А когда Оливия застонала в ответ и нашла губами мочку его уха, он коснулся губами ее собственного ушка и повторил:
– Я хочу тебя немедленно.
– Да, – ответила она. – Да.
У него перехватило дыхание, он отступил на шаг и взял ее лицо в ладони.
– Ты понимаешь, что я имею в виду.
Она кивнула.
Но этого было недостаточно.
– Ты понимаешь? – спросил он, звенящим от страсти голосом. – Скажи это вслух.
– Я понимаю, – чуть слышно выговорила она. – Я тоже хочу тебя.
Он все еще не двигался, он боялся перейти последнюю грань рассудка... приличия. Он уже знал, что готов посвятить ей всю жизнь, но еще не произносил клятвы в церкви, перед лицом ее родственников. Но, бог мой, если она собирается его останавливать, пусть сделает это прямо сейчас.
Она замерла. Несколько мгновений она даже не дышала, а потом взяла его лицо в ладони, повторив его собственный жест. Их взгляды встретились, и он увидел в ее глазах любовь и доверие – столь огромные и столь глубокие, что ему стало страшно.
Как он сможет стать достойным всего этого? Как он сможет быть уверен, что она с ним спокойна и счастлива, что она ежедневно, ежеминутно знает, как сильно он ее любит?
Она улыбнулась. Сначала нежной, затем умной, и, возможно даже, немного лукавой улыбкой.
– Ты собираешься просить моей руки, – прошептала она. – Ведь так?
От потрясения у него открылся рот.
– Я...
Но она приложила к его губам палец.
– Молчи. Просто кивни, если это правда.
Он кивнул.
– Не проси сейчас, – потребовала она так торжественно, будто была богиней, и смертные исполняли любую ее волю. – Сейчас не время и не место. Я хочу, чтобы мне сделали предложение как подобает.
Он снова кивнул.
– Но... если я буду знать, что ты собираешься просить моей руки, я, возможно, позволю убедить себя, что можно...
Другого разрешения Гарри не потребовалось. Он снова прижал ее к себе для обжигающего поцелуя, пальцами нащупывая затянутые в шелк пуговки у нее на спине. Они расстегивались легко, и через несколько секунд платье с шелестом упало к ее ногам.
Она стояла перед ним в сорочке и корсете, и светлая ткань мягко блестела в лунном свете, льющемся через незанавешенный верхний полукруг единственного в комнате окна.
Она была так красива, так чиста, так божественно воздушна – ему захотелось замереть и пить ее взглядом, хоть тело и горело от желания к ней прикоснуться.
Он сорвал с себя пиджак и ослабил узел галстука. А она просто стояла и тихо наблюдала за ним огромными от удивления и восторга глазами. Он расстегнул несколько верхних пуговиц на рубашке, ровно столько, чтобы можно было стянуть ее через голову, а потом, в последней вспышке разума, аккуратно сложил рубашку на стуле, чтобы она не помялась. Она издала легкий смешок и закрыла рот рукой.
– Что?
– Ты такой аккуратный, – сказала она, явно смущенная тем, что приходится на это указывать.
Он демонстративно бросил взгляд через плечо.
– За этой дверью четыре сотни людей.
– Но ты же меня соблазняешь!
– Я не могу делать это аккуратно?
У нее вырвался еще один смешок. Она наклонилась, подняла платье и протянула ему.
– Ты не откажешься сложить и его тоже?
Он сжал губы, чтобы не расхохотаться. Молча протянул руку и взял платье.
– Если у тебя начнутся проблемы с деньгами, – сказала она, наблюдая, как он вешает платье на спинку стула, – вспомни, что для старательной личной горничной всегда найдется работа.
Он повернулся к ней, и один уголок его рта неумолимо пополз вверх. Постучал себя по левому виску у самого уголка глаза и проговорил:
– Я же не различаю цвета, ты забыла?
– Ой-ой-ой! – она всплеснула руками, с неимоверно благопристойным видом. – Тогда ничего не получится.
Он шагнул вперед, пожирая ее глазами.
– Я мог бы компенсировать этот недостаток чрезвычайной преданностью своей госпоже.
– Верность и преданность всегда высоко ценились в слугах.
Он подошел ближе, совсем близко, так что его губы почти касались уголка ее рта.
– А в мужьях?
– В мужьях они ценятся чрезвычайно, - прошептала она. Дыхание у нее сбилось, а от трепета ее кожи у него закипела кровь.
Он протянул руку к завязкам корсета.
– Я очень верный.
Она отрывисто кивнула.
– Хорошо.
Он потянул за ленточку, развязал бант, а потом просунул палец под узелок.
– Я знаю слово "верность" на трех языках.
– Правда?
Правда, и он не боялся, что она об этом узнает. Он хотел заниматься с ней любовью на всех трех языках, но решил, что для первого раза лучше придерживаться английского. Ну, то есть, в основном.
– Fidelity[1], – прошептал он. – Fidélité[2]. Vyernost.
А потом поцеловал ее, пока она не успела больше ничего спросить. Он ей все обязательно расскажет, но только не сейчас, когда он стоит без рубашки, а корсет Оливии, наконец, развязан и упал к ее ногам. Только не сейчас, когда его пальцы трудятся над двумя пуговками ее сорочки и стягивают с плеч бретельки.
– Я люблю тебя, – произнес он, наклонившись и целуя впадинку у нее под ключицей.
– Я люблю тебя, – повторил он, двигаясь вверх по изящной линии ее шеи.
– Я люблю тебя, – на этот раз Гарри жарко прошептал эти слова ей в ухо, отпуская бретельки, чтобы последний покров соскользнул с ее тела.
Оливия подняла руки, чтобы прикрыться, он снова легко поцеловал ее в губы, а его пальцы уже расстегивали застежки на брюках. Он стал горячим и твердым, у него все ныло от желания. Он понятия не имел, как умудрился так быстро избавиться от ботинок, но через несколько секунд уже подхватил ее на руки и понес к дивану.
– Ты достойна того, чтобы все произошло на кровати, как подобает, – пробормотал он, – с подобающими простынями, подобающими подушками...
Но она покачала головой, сцепила у него на шее пальцы и пригнула его голову для поцелуя.
– Сейчас мне не хочется вести себя, как подобает, – прошептала она ему на ухо. – Я хочу только тебя.
Это было неизбежно. Гарри понял это в тот самый момент, когда она хитро спросила, планирует ли он просить ее руки. И все равно, именно в эту минуту что-то оборвалось, и он оказался за гранью самообладания, и все превратилось из соблазнения в чистое безумие.
Он уложил ее на спину и тут же накрыл ее тело своим. Прикосновение обожгло его. Они лежали кожа к коже, прижатые друг к другу с ошеломляющей интимностью. И ему до безумия хотелось ворваться в нее, овладеть ею, познать ее, но он не хотел торопиться. Он не знал, сможет ли привести ее к кульминации, никогда раньше он не занимался любовью с девственницей, и понятия не имел, возможно ли это вообще в первый раз. Но, во имя всего святого, он просто обязан доставить ей удовольствие. Чтобы, когда все закончится, она точно знала насколько он боготворит ее.
Чтобы она знала, что любима.
– Говори мне, что тебе нравится, – пробормотал он, целуя ее в губы, а потом в шею.
Он слышал ее дыхание, прерывистое, возбужденное и несколько озадаченное.
– Что ты имеешь в виду?
Он накрыл ладонью ее грудь.
– Тебе это нравится?
Она прерывисто втянула в себя воздух.
– Тебе нравится? – он провел губами дорожку к основанию ее шеи.
Она закивала, быстрыми, яростными кивками.
– Да.
– Говори мне, что тебе нравится, – повторил он, и его губы нашли ее сосок. Он слегка подул на него, потом обвел его языком и наконец полностью взял в рот.
– Мне это нравится, – выдохнула Оливия.
"Мне тоже", – подумал он и переместился к другой груди, объяснив себе, что это «для равновесия». На самом же деле это было нужно ему самому, он был просто не в силах пропустить ни дюйма ее кожи.
Она изогнулась под ним, прижалась к его рту, и его рука скользнула вниз и обняла ее ягодицу. Он сжал ее, затем двинулся дальше, в поисках нежной кожи внутри ее бедер. Сжал еще раз, а потом его рука подобралась близко, очень близко к самому центру ее естества, так близко, что он почувствовал исходящий оттуда жар.
Его губы накрыли ее рот, а пальцы нащупали нежную плоть и начали ласкать ее, а после вошли внутрь.
– Гарри! – воскликнула она, удивленно, но, как ему показалось, не недовольно.
– Говори мне, что тебе нравится, – повторил он.
– Это, – выговорила она. – Но я не...
Он начал двигаться в ней, то погружал, то вновь вынимал пальцы, она стала совсем мокрой, а он просто сгорал от желания.
– Ты не... что? – спросил он.
– Я не знаю.
Он улыбнулся.
– Что ты не знаешь?
– Я не знаю, что я не знаю, – практически рявкнула она.
Он подавил смешок, и его пальцы на мгновение остановились.
– Не останавливайся! – закричала она.
И он не стал останавливаться. Он не остановился, когда она выкрикнула его имя. И не остановился, когда она схватила его за плечи так сильно, что, наверняка остались синяки. И он вовсе не думал останавливаться, когда она начала конвульсивно сжиматься вокруг него, так быстро и так сильно, что чуть не выпихнула его руку вон.
Джентльмен этим бы и ограничился. Она достигла вершины и все еще была девственницей, а он, видимо, просто чудовище, раз хочет до конца заняться с ней любовью, но он просто не может... нет, он не может...
Оливия принадлежит ему.
Правда, Гарри только что понял, что сам он принадлежит ей гораздо больше.
Не успела она опомниться от оргазма, как он рывком вытащил пальцы и навис над ней всем телом.
– Я люблю тебя, – произнес он глухим и хриплым от страсти голосом. – Я должен это сказать. Мне нужно, чтобы ты знала. Чтобы ты понимала это сейчас.
И Гарри ринулся вперед, ожидая сопротивления. Но Оливия была так возбуждена, так обласкана и любима, что он легко скользнул внутрь. Он вздрогнул от наслаждения, от восхитительного слияния их тел. Для него самого все было как будто впервые – желание обуяло его настолько, что он потерял над собой контроль. А потом, со скоростью, которую можно было бы считать постыдной, не будь она уже удовлетворена, он вскрикнул, замер, и наконец взорвался.
________________
[1] fidelity - верность (англ.)

[2] fidélité - верность (фр.)

Спасибки))))

Глава отличная!! Девочки, вы-молодцы!! Спасибо вам огромное за перевод.
_________________

katusha, vetter, Liska-Aliska Глава и вправду отличная!!!

Спасибо, за продолжение! katusha, vetter, Liska-Aliska, замечательный перевод!!! Очень чувственная и романтичная глава. Прелесть!!! А какое милое признание в любви.

katusha, vetter, Liska-Aliska, большое спасибо!
Очень волнующая глава.

Куин в своем репертуаре - "не донесли" до свадьбы. ;) Неужели принц не устроит никакой "козы"? И Оливии не дадут поиграть в шпионку? Как-то все слишком гладко...

Это был великолепный подарок. Спасибоооо!!!!!
Но жутко хочется еще. Ведь что-то еще должно быть, все слишком гладко. А где ж подлянка-то зарылась?