-Алиса-:
06.07.13 10:52
» Глава 18
Глава 18
С началом октября в Петербурге задули холодные ветра с Финского залива. Ранним утром князь Елецкий вышел из парадного в доме, где он проживал семьей в последнее время. Позади дома находилась конюшня, но Николай не стал брать вороного, решив пройтись пешком, хотя путь до Зимнего был неблизким. Ник натянул перчатки и, подняв глаза к небу, зябко повел плечами. Мрачное свинцово-серое небо обещало пролиться на землю холодным дождем. Дворник, шаркая метлой, сгребал в кучу последнюю опавшую листву. Поплотнее запахнув шинель, Елецкий быстрым шагом зашагал по улице.
Грустные мысли одолевали его по дороге на службу. Папенька его, Сергей Васильевич, слов на ветер не бросал никогда, и действительно не выделял молодым ни копейки, а жалованье флигель-адъютанта не позволяло жить по-прежнему. Будь он один, Николай вряд ли бы расстраивался по этому поводу – он всегда умел поправить свои финансы за карточным столом. Но сейчас, когда от него зависели дорогие ему люди, он бы не решился рисковать последним. Наталья вчера заложила свои драгоценности. Конечно, если бы он знал о том, что она пошла к ростовщику, непременно бы вмешался и запретил. Господи! Княгиня Елецкая закладывает бриллианты, - скривился Ник. – Весьма пикантная новость для любителей сплетен. Елецкий очень болезненно воспринял такое положение вещей. Умом он понимал, что Натали права, что нужно чем-то платить врачу, у которого она наблюдалась, что в мясной лавке скоро перестанут отпускать товар в кредит и что Никифору давно уже пора справить новые сапоги, хотя тот молчит, видя бедственное положение, в котором они оказались. Надо бы наведаться в Дубровку, - поднимая повыше воротник шинели, думал он, - необходимо самому глянуть на имение. Может быть, можно получать с него больше дохода, - вздохнул он, - но сейчас, в преддверии зимы, это совершенно безнадежно. Мелькнула мысль о том, чтобы продать имение, но Ник тотчас решительно отмел ее. Василий Егорович очень любил это место и именно поэтому завещал его не сыну, а ему, своему внуку. Разве ж можно предать память деда, да еще таким образом?!
Свитским офицерам суточное дежурство выпадало раз в два месяца. По стечению обстоятельств сегодня Николай должен был сменить на посту графа Войницкого. Войдя в приемную, Николай застал за столом Станислава. Обменявшись приветствиям, Войницкий отдал Елецкому записи, сделанные им накануне вечером, с тем, чтобы Николай передал распоряжения Его Величества для дальнейшей работы в канцелярию.
Станислав уже стоял в дверях, готовый покинуть приемную перед кабинетом государя, когда дверь распахнулась, и на пороге показался Гурьев. Павел выглядел радостно взволнованным.
- Господа! У меня сын! Сын родился! Я заезжал к тебе на квартиру, - обратился он к Елецкому, - но твой денщик сказал, что нынче ты рано отбыл на службу.
- Поздравляю, - улыбнулся Ник.
- Мои поздравления, Павел Георгиевич, - кивнул головой Войницкий.
В комнате повисло неловкое молчание. Развернувшись к Станиславу, Николай решился. Вдохнув поглубже, он обратился к нему:
- Ваше сиятельство, могу я переговорить с Вами с глазу на глаз?
Войницкий догадался, о чем пойдет разговор, и на минуту задумался. Как же хорошо он понимал в этот момент Елецкого! И хотя слишком велик был соблазн ответить отказом, но он сдержался. А Поль, также понимая, что именно сейчас происходит нечто из ряда вон выходящее, поспешил оставить их наедине.
- Я слушаю Вас, Николай Сергеевич, - сложив руки на груди, первым нарушил молчание Станислав.
- Станислав Вацлавович, я понимаю, что моя просьба может показаться Вам необычной и, более того, даже дерзкой, но, тем не менее: дозвольте мне видеться с Алексеем.
- Я не могу решить этот вопрос в одиночку, Ваше сиятельство, - после некоторых раздумий, ответил Войницкий. – Если супруга моя не будет против, я не стану чинить Вам препятствия в том, чтобы видеться с сыном. Вот Вам мое в том слово.
- Благодарю Вас, - улыбнулся Николай.
Елецкий был почти уверен, что Войницкий откажет ему и внутренне даже был готов к отказу, но он обязан был попытаться. Невыносимо было и далее делать вид, что судьба мальчика его совершенно не интересует, и он не имеет к нему никакого отношения. Конечно, это было еще не окончательное решение, и Катерина наверняка сделает все возможное, чтобы воспрепятствовать ему. В том их последнем разговоре она слишком явно дала понять, что не хочет, чтобы их жизни соприкасались хоть сколько-нибудь, а его просьба о свиданиях с сыном была не чем иным, как вмешательством в ее жизнь. Именно поэтому он полагался на Войницкого: если предложение это будет исходить от Станислава, может быть, будет проще убедить ее разрешить ему иногда видеться с Алексеем.
Безусловно, и в его семье будут проблемы. Наверняка Наталье будет неприятна даже сама мысль, что он ищет встреч с мальчиком - зная о ее одержимости идеей подарить ему наследника, Николай был уверен в этом. И пусть он не раз пытался убедить ее в том, что не ждет от нее ничего подобного и вполне счастлив тем, что у них есть дочь, чудесная маленькая девочка, в которой он души не чает, Наташа не оставляла попыток победить судьбу, то и дело обращаясь за помощью то к одному врачу, то к другому, следуя рекомендациям сочувствующим ей знакомым.
- Я сообщу Вам о принятом решении, - добавил, прощаясь, Войницкий.
После его ухода вернулся Поль.
- Прости, я не думал, что граф Войницкий еще здесь, - сконфужено произнес Гурьев.
- Не извиняйся. Может, благодаря тебе у меня появилась надежда, что я смогу видеться с Алешкой.
***
Катя нервно расхаживала по комнате. Юбка ее темно-серого бархатного платья зацепилось за резной подлокотник кресла. Сердито дернув ее на себя, Катрин остановилась.
- Нет! Никогда! - глаза Катрин полыхнули яростью. – Я не допущу этого! – вырвалось у нее.
Когда, вернувшись со службы, Станислав заговорил с ней о том, чтобы позволить князю Елецкому встречаться с Алешей, она не могла поверить своим ушам: Станислав, который еще недавно на дух не переносил Ника, сам просил ее об этом! А Ник! Да как он мог?! – негодовала она. – Не смог договориться с ней - обратился напрямую к ее супругу. Как же права была бабуля, когда предостерегала ее в том, что Николаю вовсе не она нужна, а ее сын, наследник рода Елецких!
- Я ни на чем не настаиваю, mon coeur (сердце мое), - вздохнул Станислав, – и всего лишь передал Вам просьбу князя Елецкого, и полагаю, что он имеет на это право.
- Но, Станислав, Вы ведь обещали усыновить Алешу! Это будет весьма странным, если Николай Сергеевич будет видеться с ним, тогда как я хочу, чтобы Алексей Вас отцом считал, - Катя присела на софу, нервно разгладила юбку и, слегка покраснев, подняла лицо к мужу. – Я не хочу, чтобы Алеша знал о том, что Николай Сергеевич его отец. В будущем у него могут возникнуть вопросы, на которые мне бы не хотелось отвечать.
Даже под страхом смерти она не призналась бы, что ее отказ продиктован совершенно иными соображениями. Что ей просто захотелось причинить Николаю боль, запретив видеться с сыном. Пусть он так же страдает, как я, - думала она. – Пусть ему будет так же больно, как мне в нашу последнюю встречу с ним.
- Я не требую от Вас ответов, душа моя, - присел рядом с ней на софу Войницкий. – Это дела давно минувших дней, и я так же, как и Вы, не хотел бы ворошить прошлое.
Для Станислава решение Катерины не видеться с Елецким - даже под предлогом его встреч с Алешей - было словно бальзам на душу. Он все еще сомневался в ее искренности, но столь решительное пренебрежение возможностью свиданий дало ему надежду на то, что, быть может, чувства, что Катя некогда испытывала к князю, уже остались в прошлом.
- Прошу Вас, оставим этот разговор! - заглянула Катерина в глаза супруга. – Я не хочу вспоминать обо всем, что связано с князем Елецким.
- Как пожелаете, Катрин, - Станислав приобнял ее за плечи, но Катя вновь вскочила с места, выскользнув из его объятий.
- Я прошу Вас: никогда больше не заговаривайте со мной об этом! - в глазах ее блеснули слезы.
- Даю Вам слово, что никогда более в разговоре с Вами не затрону эту тему, – пообещал Войницкий.
- Благодарю Вас. С Вашего позволения… - Катя уже собиралась выйти из гостиной, но обернулась, остановившись на пороге. – А впрочем, поступайте как знаете. Это ведь Вас просили об услуге, и Вы полагаете, что Елецкий имеет на это право.
Быстрым шагом, путаясь в подоле пышной юбки, она дошла до детской комнаты и, распахнув дверь, остановилась в дверях. Алеша, расставив на полу две шеренги оловянных солдатиков, купленных Станиславом на прошлой неделе, был увлечен шуточной баталией. Повинуясь порыву, Катя устремилась к и, присев рядом с ним на колени, стиснула его в объятьях, касаясь губами кудрявой макушки.
- Я тебя никому не отдам! Ты мой, только мой, - шептала она.
- Маменька, Вы мне мешаете, - вывернулся из ее объятий мальчик, но, увидев слезы в ее глазах, тут же бросился к ней, обнимая маленькими ручками за шею.
- Мальчик мой, - гладила его по голове Катя, а перед глазами вновь и вновь всплывал другой образ.
Боже! Как же тяжело! Как невыносимо ноет сердце! Как больно ощущать, как рушатся иллюзии!
На следующий день Станислав, ни слова не сказав Катерине, собрался с визитом к Елецкому. Он не горел желанием поехать туда, но слово свое привык держать, и уж коли обещал князю сообщить лично о принятом решении, так тому и быть.
Легко поднявшись по ступеням, Войницкий постучал в дверь. Ему открыл слуга Николая Сергеевича и, пропустив его в прихожую, поспешил доложить хозяину о визитере. Станислав огляделся. Из глубины квартиры послышался женский голос и детский смех. Маленькая девочка, которой на вид было года полтора, быстро перебирая маленькими ножками, с веселым лепетом выбежала в коридор и с любопытством уставилась на гостя. Ник догнал дочь уже в прихожей, подхватил на руки и обернулся к Войницкому.
- Извините за непротокольную встречу. Проходите, Ваше сиятельство, – сделал он приглашающий жест рукой.
- Нет-нет. Я Вас не задержу, - нахмурился Станислав. Отчего-то ему вдруг стало трудно произнести эти несколько простых слов, что совершенно лишали надежды. – Николай Сергеевич, я вчера говорил с супругой по Вашей просьбе… Мне очень жаль, но Екатерина Владимировна категорически против.
Лицо Николая окаменело, и Станислав и сам не понял, откуда у него взялись последние слова:
- Хотя окончательное решение этого вопроса оставила на мое усмотрение, а я уже обещал не препятствовать Вашим встречам с сыном, и от своих слов не отказываюсь.
Елецкий пристально вглядывался в лицо Станислава, боясь поверить в услышанное.
- Ну, что ж, я прекрасно понимаю Екатерину Владимировну, но тем более благодарю Вас за понимание: я на это даже надеяться не смел.
- Право, пока не за что. С вашего позволения, я пойду.
Откланявшись, Станислав поспешил уйти. У него возникло какое-то странное ощущение: он привык считать Елецкого соперником, но сейчас, увидев его в домашней обстановке, без мундира, с дочерью на руках, ощутил, как нечто поменялось в его отношении к князю. Как бы то ни было, он просто человек. Такой же, как и все. Такой же как и он сам. И наверняка решение Кати причинило ему боль и страдание. Неизвестно, как бы он почувствовал себя, если бы кто-то попытался лишить его возможности видеться с дочерью. К тому же так ли права Катрин, упорно препятствуя встречам Елецкого с сыном? - вдруг пришла в голову неожиданная мысль. – Он ведь не собирается усыновлять Алексея до появления собственного наследника. И что ждет мальчика, даже если он усыновит его? Конечно, он, как приемный отец, будет обязан обеспечить ему надлежащее воспитание и посодействовать его поступлению в корпус, но если бы Катя согласилась на предложение Елецкого и позволила Нику официально признать сына, перед ним, как наследником рода Елецких, открывались бы куда более заманчивые перспективы. Станислав тяжело вздохнул. Хоть и не хотелось ему идти наперекор решению Катрин, но она сама оставила все на его усмотрение. Спешить ему некуда, времени подумать предостаточно.
- Mon cher, у нас гости? - выглянула в прихожую Наталья.
- Нет, граф Войницкий заходил по делам службы, - ответил Николай.
- Ники, у Вас неприятности по службе? На Вас просто лица нет.
- Ничего такого, с чем я не смог бы справиться, mon ange, - едва заметно улыбнулся князь, глядя на встревоженное лицо своей жены.
Бедная, как же он измучил ее! Наталья в последнее время ни разу не упрекнула его ни в чем, но он чувствовал, как нелегко ей дается это спокойствие. Она изо всех сил старалась не подать виду, что в их семье что-то неладно, пытаясь внушить окружающим, что дела у них по-прежнему идут хорошо и нет причин для беспокойства.
Уложив спать маленькую Аннушку, Наталья прошла в спальню, которую делила с мужем. Присев перед зеркалом вытащила из волос шпильки и принялась расчесывать густые золотистые пряди, грустно улыбаясь своему отражению. Наташа чувствовала, что устала, устала так жить, устала каждый день бояться потерять его. Господи, если бы она тогда в Тифлисе знала, чем для не обернется замужество с красавцем поручиком, то сто раз бы подумала, прежде чем дать ему свое согласие. И все же она любила его, любила больше жизни. Всякий раз сердце переворачивалось в груди от его улыбки, но как же редко он стал улыбаться ей! И как редко стала улыбаться она сама… А все эта женщина! Да, она, бесспорно, первая красавица Петербурга, и многие мужчины смотрят ей вслед с восхищением, а на ее супруга - с завистью, и ее муж оказался не исключением. Поговаривали, что сам император удостоил ее своим вниманием. Наверное, их счастье закончилось вместе с отъездом из Тифлиса. Уронив на туалетный столик щетку, Наташа закрыла лицо ладонями и разрыдалась.
- Натали, - ладони супруга опустились на ее плечи, согревая своим теплом, - mon coeur, не плачьте! Я уверен, все образуется! Это временные трудности, - прошептал он ей над ухом, поднимая с кресла и заключая в объятья.
- Что образуется, Ники? В Вашей размолвке с отцом только моя вина.
- Ну что ты! - Ник стиснул ее в объятьях. – Нет твоей вины в том, что отец мой одержим идеей получить внука. С меня ведь, по его мнению, не вышел толк, вот он и надеется, что успеет еще воспитать достойного приемника рода Елецких.
- Вот и я говорю Вам: если бы я смогла… подарить Вам сына, мы бы сейчас не оказались в столь бедственном положении.
Николай подавил тяжелый вздох. Как объяснить ей, что он уж лучше будет перебиваться с хлеба на воду, чем пойдет на поклон к Елецкому-старшему? Но не имеет права он и семью обрекать на подобную жизнь.
- Идемте спать, Натали.
Ночью ему не спалось. Рассеянно перебирая шелковистые локоны жены, спящей на его плече, Николай вновь думал об отце: почему он не может отпустить его, позволить жить своей жизнью? Он чертовски устал от его вечного недовольства! Правда, Сергей Васильевич был рад, что сын попал в свиту Его Величества, и не раз говорил ему, что наконец-то у него появился повод для гордости, хотя самому Николаю служба при дворе особой радости не доставляла. Никогда он не был карьеристом, и те интриги, что неустанно плелись при дворе, вызвали в нем лишь раздражение и полное неприятие. Он недоумевал, отчего отец не считал поводом для гордости службу в действующей армии, на Кавказе - на него не произвели никакого впечатления ни ордена, ни медали за боевые заслуги. Ник из кожи вон лез, чтобы доказать ему, что достоин носить фамилию и титул, но, по мнению папеньки, он совершил роковую ошибку, выбрав в жены не ту женщину, и этого уже ничем не поправить. Но сейчас он должен найти какой-то выход из финансовой мышеловки, в которую загнал его отец.
Николай проснулся на рассвете от того, что тонкие пальчики жены шаловливо пробежали по его обнаженной груди. Открыв глаза, он встретился с ней взглядом.
- Доброе утро, mon cher, - прошептала она.
Ник улыбнулся в ответ и, обняв Натали, перекатился по постели, так что она оказалась под ним.
- Доброе утро, mon ange, - ответил он.
После этого утра, полного томной неги и нежности, Нику захотелось сделать что-нибудь приятное для Натали. Первая мысль, что пришла в голову была: выкупить заложенные бриллианты. Елецкому был известен только один способ раздобыть нужную сумму в такой короткий срок. Сказав Никифору, что будет поздно, он не стал говорить жене, куда собрался вечером, и отправился в заведение madam Deniz едва стемнело.
Играли по-крупному. Фортуна и в этот раз не оставила его своей милостью за карточным столом. Забыты были и выпивка, и девицы, которые, жеманно хихикая, пытались привлечь внимание господ. Одна из них, совсем еще юная, что, впрочем, с трудом можно было разглядеть под густым слоем краски, едва ли не повисла на его плечах. Князь мрачно усмехнулся, глядя на своего визави: Нику хорошо был известен этот трюк, распространенный среди нечистых на руку игроков. Достав из кармана крупную купюру и сунув ее за низкий корсаж проститутки, Елецкий сделал ей знак рукой удалиться. Нехотя жрица любви повиновалась и, шурша шелком весьма короткого платья, открывающего стройные лодыжки, отошла от него. Только после этого Николай осмелился взглянуть на карты, что в этот раз выпали ему. Два туза.
- Еще, Ваше сиятельство? – спросил сдающий.
Ник отрицательно покачал головой с каменным выражением лица.
- Вскрываемся, господа.
Елецкий положил карты на стол последним, вызвав разочарованный вздох остальных игроков.
- Откройте секрет, Николай Сергеевич: сколько я себя помню, за карточным столом Вы никогда не проигрываете. Не иначе, как сделку с нечистым заключили? – шутливо бросил один из присутствующих.
- Случалось и проигрывать, - усмехнулся Елецкий. – Во всем надо знать меру, господа.
Собрав свой выигрыш, Елецкий откланялся. Выйдя на улицу, он вдохнул полной грудью, был конца октября, и по утрам уже подмораживало. Светало. Дождавшись, когда откроется лавка ростовщика, князь выкупил бриллиантовый гарнитур, что дарил жене на годовщину свадьбы, и отправился домой.
Натали завтракала, когда Ник появился на пороге столовой. Она всю ночь не сомкнула глаз, прислушиваясь к каждому звуку, то проваливаясь в дрему, то просыпаясь от того, что показалось, будто хлопнула входная дверь или раздался звук знакомых шагов по паркету. Поднявшись из-за стола, Натали остановилась около него, с тревогой вглядываясь в его лицо. Где он был? Почему ничего не сказал ей, уйдя из дома на всю ночь? Но запах табака и дешевых духов, исходящий от его одежды, не оставлял сомнений в том, где он провел эту ночь. Эмоции быстро сменялись на ее лице. Выражение тревоги быстро исчезло, сменившись обидой и отвращением. Как он мог?! После того, что было между ними, после того, как был так нежен с ней утром?! Рука сама взметнулась к его лицу, оставив на щеке четкий отпечаток ее ладони. Достав из кармана бархатный мешочек с бриллиантовым гарнитуром, Николай бросил его на стол и, ни слова не сказав, вышел из столовой.
Громко хлопнула дверь в прихожей. Наташа дрожащими руками развязала туго затянутую тесемку и вытряхнула на стол сверкающие в ярком утреннем свете камни. Сердце перевернулось в груди и защемило. Боже! Как же она ошиблась! Ей и в голову не могло прийти, что он всю ночь провел за карточным столом, чтобы выкупить эти чертовы камни, и, тяжело опустившись на стул, Натали разрыдалась, стиснул ладонями виски. Если бы она только могла, то тотчас догнала бы его и просила бы о прощении, что так низко подумала о нем. Но едва ли она сможет догадаться о том, где его искать теперь.
А Елецкий, подняв воротник, быстрым шагом шагал по улице, вдоль Набережной. Ноги сами принеси в особняк на Мойке. Дворецкий Гурьевых, казалось, был совершенно не удивлен столь раннему визиту. Впустив князя в дом и проводив в гостиную, он поспешил доложить Павлу Георгиевичу, который уже изволил подняться и собирался на прогулку верхом, о приходе гостя. Спустя несколько минут Поль вошел в комнату и застал Елецкого спящим в кресле.
- Ник, - тихо позвал он.
Николай с трудом открыл глаза.
- Дружище, - улыбнулся он. – Если бы ты знал, как я чертовски устал!
- Я вижу, - усмехнулся Гурьев. – Оставим все расспросы на потом. Позволь проводить тебя в спальню – кресло, по моему мнению, не самая удобная мебель для сна.
С того самого дня между супругами Елецкими пробежала черная кошка. Наталья никак не могла найти в себе сил попросить прощения, а Николай ее просто не замечал. Вернувшись домой, он велел перенести его вещи в кабинет. Отныне он со своей супругой встречался только за столом во время завтрака и обеда, ужинать же он предпочитал не дома. Елецкий вновь стал завсегдатаем светских гостиных, и все чаще его стали видеть в игровых за карточным столом.
Ник осознавал, что ведет себя как мальчишка, продолжая лелеять обиду вместо того, чтобы объясниться с женой. Но чем больше проходило времени, тем труднее становилось сделать первый шаг к примирению. Более всего его обидело то, что Натали заочно обвинила его во всех смертных грехах, не задав ему ни единого вопроса о том, где он провел ночь.
С началом ноября в Петербурге грянула череда балов и маскарадов, ознаменовавших собой открытие столичного сезона. Супруги Елецкие всюду появлялись вместе, и на людях Ник с женой был неизменно вежлив и предупредителен. Несколько раз опустошив карманы любителей карточной игры, Николай вполне мог позволить себе некоторые излишества. Но как только они возвращались домой, он все также неизменно вежливо пожелав ей спокойной ночи, исчезал в кабинете.
Наташа совсем извелась. Она не знала, как ей подступиться к нему. Ее воображение рисовало ей план один рискованней другого. В один такой вечер, или, вернее было бы сказать, ночь, после маскарада в Зимнем, она решилась. Надев самое соблазнительное ночное одеяние, представлявшее собой практически прозрачную сорочку на тонких бретелях, Натали без стука вошла в его комнату. Ник не спал. Скинув вицмундир, Елецкий замер около окна. Обернувшись на звук открывшейся двери, Ник в немом вопросе вздернул бровь. Понимая, что он не собирается облегчить ей задачу, Наташа робко шагнула ему навстречу.
- Ники, - тонкие руки обвили его шею, - я соскучилась по Вам. Просите меня… Мне невыносима такая жизнь. Я не могу больше так…
- О чем Вы, Натали? – с деланным удивлением спросил он.
Вздохнув, Наташа подняла глаза. Пламя единственной свечи отражалось в его темных зрачках.
- Я люблю Вас, и мне очень больно от того, что мы с Вами стали так далеки друг от друга, - прошептала она прерывающимся голосом. Слезы блеснули в голубых глазах.
Николай обнял тонкую талию, наклонил голову и коснулся поцелуем полуоткрытых губ. Подхватив ее на руки, опустил на постель. После, когда она уснула, утомленная бурными ласками, Елецкий поднялся с постели. Бесшумно ступая босиком по толстому ворсу ковра, вышел из комнаты, прихватив с собой трубку, что лежала на столе. К этой дурной привычке он пристрастился совсем недавно. Открыв окно в гостиной, прикурил и, задумавшись, уставился невидящим взглядом на окна дома напротив. Когда-то в этом доме снимал апартаменты граф Войницкий. Мог ли он хоть на минуту представить себе, каким образом злодейка судьба переплетет их судьбы? Даже в самом страшном сне он не представлял себе, что красавец поляк станет мужем его любимой женщины. Ник тяжело вздохнул, вытряхнул пепел из трубки. То, что произошло этой ночью в его постели между ним и Натальей, было скорее из жалости: больно было смотреть на ее слезы, на отчаяние, застывшее в голубых глазах. Тяжелее всего было осознавать, что он обречен на такую жизнь. Видит Бог, он пытался, - пытался забыть о Катерине, пытался стать для Натали заботливым, нежным супругом, но, однако, нет между ними доверия. Разве ж можно надеяться на счастье, когда всякий раз она ищет в его поступках какой-то подвох или скрытый смысл, когда готова поверить в самое худшее, не попытавшись даже поговорить с ним?
Бесшумно прикрыв раму, он вернулся в свой кабинет, лег в постель, обняв жену. Что-то сонно пробормотав, Наташа спрятала лицо на его груди и прижалась к нему всем телом.
Относительный покой воцарился в семье после этой ночи, но осталась между супругами некая недосказанность, что по-прежнему вносило некоторое напряжение в отношения.
Совсем недавно, всего три дня назад, Наталья поняла, что ее надежды оправдались. Не зря посвятила столько времени и молитвам, и визитам к признанным светилам медицины. Ей так хотелось поделиться своей новостью с Ником, но она никак не могла решиться начать разговор. Однако же природа все решила за нее. Сидя за завтраком напротив супруга, Наталья откинула накрахмаленную салфетку, взяла с подноса горячую булочку и по своему обыкновению собиралась намазать ее маслом. Взяв нож, она воткнула его в мягкое масло, но отчего-то вид масла, растекающегося жирной лужицей по румяной поверхности, вызвал у нее дурноту. Бросив сдобу на тарелку и уронив на пол нож, она, зажав рот ладонью, кинулась в уборную. Спазмы выворачивали пустой желудок. Николай поднялся из-за стола и пошел следом за ней.
- Натали, Вам плохо? – спросил он через дверь. – Вы не заболели?
Умывшись холодной водой, Наталья приоткрыла дверь и бочком вышла из помещения.
- Я не больна, Ники, - подняв глаза, ответила она.
Его теплая ладонь коснулась влажного покрытого испариной лба.
- Но Вы вся дрожите, - тихо возразил он. – Вам немедленно нужно лечь в постель. Я пошлю Никифора за Вашим врачом.
- В этом нет необходимости, mon cher, - слабо улыбнулась она. – У врача я уже была. Я собиралась Вам сказать, но никак не могла выбрать время.
До его сознания не сразу дошли сказанные ей слова. Когда же Николай понял, о чем она только что толковала ему, от нахлынувших чувств перехватило дыхание.
- О… Наташа! – Елецкий стиснул ее в объятьях. – И все же мне так тревожно за Вас! Когда Аннушка появилась на свет, это едва не стоило Вам жизни.
- Все будет хорошо, - поспешила заверить она его.
Уходя на службу, Елецкий предупредил горничную Натальи, чтобы та непременно дала ему знать, если вдруг хозяйка почувствует себя нехорошо.
Новость эта вызвала в нем двоякое чувство. Одним, без всякого сомнения, была радость. Ник всегда мечтал, что когда-нибудь у него будет большая семья. Он знал, что не станет подобно своему отцу пытаться вылепить идеальных наследников из своих детей, но постарается подарить им как можно больше любви. Другим чувством был страх. Он еще слишком хорошо помнил, что пережил в ту ночь, когда на свет появилась Анечка. Ему явно чего-то недоговаривали тогда, когда маменька его, взволнованная и бледная, шепталась о чем-то с повитухой. Он сердцем чувствовал, что все не так, как должно быть, и поэтому вполне осознавал, что и дочь, и Натали чудом остались живы. Что, если… Нет! Нет! Прочь эти мысли! Сердце сдавила обручем тревога. Только на мгновение представив себе, что он может потерять Натали, Ник вздрогнул. Все обойдется! - внушал он себе.
Однако Наташа выглядела вполне здоровой. Изредка у нее случались недомогания подобные тому, что было в то утро, когда она сообщила ему эту новость, но в целом все проходило хорошо, и постепенно страхи его сошли на нет. Елецкие свели к минимуму светскую жизнь, не принимая и не приглашая никого к себе. Иногда с визитом к Елецким заезжала Мари, но всегда одна, без своего молодого супруга: Петр своей неприязни к Николаю никогда не скрывал и без нужды старался не иметь с ним никаких дел.
***
Николай поднялся с постели, сухими губами коснулся лба спящей Натали и неслышно вышел из спальни в гардеробную. Было начало декабря, и за окном было совсем темно, но ему уже пора было собираться на службу. Сегодня был приемный день, и Государь, который привык свой день начинать рано, иногда начинал принимать посетителей с восьми утра. Отказавшись от мысли позавтракать, князь поспешил облачиться в мундир, с вечера начищенный Никифором, и, накинув сверху шинель, вышел на улицу. Дыхание вырывалось изо рта белыми облачками пара. Мелкий колючий снег, подгоняемый порывами пронизывающего декабрьского ветра, сыпал в лицо, норовя забраться под воротник шинели. Прогулка пешком в такую погоду не доставила бы удовольствия, и Ник остановил наемный экипаж. Ранним утром, когда на улицах было еще совсем темно, и только призрачный свет фонарей освещал путь редким прохожим, Елецкий быстро добрался до Зимнего. Сменив на посту своего предшественника, Ник углубился в изучение бумаг на столе.
Николай Павлович появился в своем рабочем кабинете ровно в половине восьмого. Несмотря на ненастную погоду, император был бодр и настроение имел хорошее. День этот начался как обычно, и практически ни чем не отличался от других приемных дней: чередой шли просители, и Николай, присутствуя при каждой встрече, бегло записывал карандашом все распоряжения Государя касаемо того или иного вопроса. От горевших свечей в кабинете было душно, но не было никакой возможности даже приоткрыть окно: из-за разыгравшейся непогоды бумаги сразу сдувало со стола порывами ветра, и большинство свечей тут же норовили погаснуть. От духоты одной весьма престарелой даме вдруг сделалось дурно. Налив в стакан Воды, Ник проводил ее в приемную и передал на руки сопровождавшим ее людям.
Николай Павлович недовольно покачал головой.
- В таком-то возрасте пристало бы о душе думать, а не о наследстве, - недовольно заметил он. – Николай Сергеевич, возьмите у княгини бумаги и выясните, в чем там дело, - распорядился император. – На сегодня все. Я обещался Ее Величеству присутствовать на обеде в честь нового посла Пруссии.
Елецкий вышел в приемную, объявил об окончании аудиенции, собрал прошения в письменной виде и вернулся на свое рабочее место.
Было четыре часа дня, когда дверь в приемную неожиданно отворилась, и в приемную кто-то вошел быстрым шагом. Ник собирался уже было отчитать непрошенного посетителя, дерзнувшего без позволения врываться в рабочий кабинет Государя, но, подняв глаза, застыл в немом изумлении.
Павел, взъерошенный, в расстегнутом мундире, будто на ходу натягивал его, замер перед его столом.
- Собирайся, я подменю тебя, – коротко бросил Гурьев. – Плохие вести нынче я принес тебе. Наталье худо. Мне Никифор с полчаса назад сообщил.
Елецкий побледнел, дурное предчувствие обручем сдавило грудь, вновь проснулись все былые страхи.
- Что с ней? – потеряно спросил он.
- Не знаю, mon ami, не знаю, - покачал головой Павел. – Спеши! Бог даст, все обойдется. Государю я сам сообщу обо всем.
Николай сорвался с места, будто за ним гнался кто. Пробегая по коридорам Зимнего, он не обращал внимания на недоуменные взгляды и возмущенные возгласы, несущиеся ему вслед, когда он ненароком задевал кого-то.
Уже сидя в экипаже, он как заклятье твердил про себя: быстрее, быстрее, - но разыгравшаяся непогода затрудняла движение. Ник взбежал по ступеням на второй этаж и рванул на себя входную дверь. Навстречу ему выбежала перепуганная девка его супруги, Дуня.
- Ой! Барин! Худо-то как все. Как худо! – запричитала она.
- Уймись, дура, - зло выкрикнул князь. – Толком скажи, что случилось.
- Дохтор сейчас у барыни, - размазывая по щекам слезы, пролепетала испуганная горничная. – Худо ей стало после завтрака. Присела вдруг вся белая как полотно. Стонет только да за живот держится. Я уж спрашивать, где болит, а у нее только слезы в глазах, и сказать ничего не может. А уж крови, крови-то сколько, - всхлипнула Дуня. – Не иначе, как потеряет ребеночка-то.
Николай метнулся к спальне жены. Он уже собирался толкнуть дверь, но навстречу ему вышел пожилой семейный врач. Скорбный вид пожилого человека не оставил никаких сомнений в том, что происходит.
- Что с ней? – выдавил из себя Елецкий.
- Николай Сергеевич, дело приняло весьма скверный оборот, - покачал головой Аркадий Львович.
- Можно мне к ней?
- Конечно, конечно, идите. Я распоряжусь, чтобы пригласили священника.
- Священника?! – ужаснулся Елецкий. – Да что же происходит?
- Увы, Наталья Михайловна обречена. Медицина здесь бессильна. Крепитесь, Ваше сиятельство! Выражаясь научным языком, плод разместился в непредназначенном для этого месте. Спасти Вашу жену уже ничто не в силе,
Глянув на пожилого врача, Ник решительно толкнул плечом дверь. От увиденного кровь застыла в жилах. Натали была бледнее, чем подушка, на которой она лежала. Глаза ввалились, взмокшие золотистые пряди потемнели и прилипли к измученному страданьем лицу.
- Наташа, - присев в кресло рядом с кроватью, Николай взял в руки тонкую кисть.
Кожа ее была почти прозрачной, казалось, что жизнь уже покинула ее. Наталья с трудом открыла глаза.
- Ники, - голос был не громче шороха опавших листьев в парке, - как же холодно, Ники! Не оставляйте меня. Мне так холодно, - прошептала посиневшими губами, вздрагивая всем телом под пуховыми одеялами.
- Я здесь. Я не уйду. Натали, mon ange, mon couer, - шептал он, поднося тонкие пальцы к губам.
Наталья вздрогнула, страх и отчаяние читались в ее глазах. Судорога пробежала по холодеющему телу. Она что-то попыталась сказать, но только хриплое дыхание сорвалось с губ. Глаза ее остекленели, и напряженные черты расслабились, лицо приняло умиротворенное выражение.
- Нет, нет, - Николай в отчаянии сгреб бесчувственное тело, прижал к себе, пристально вглядываясь в лицо. Не было слышно дыхания, перестала биться тонкая жилка на виске. – Господи, Боже, не забирай ее! - шептал в каком-то безнадежном забытьи, понимая, что опоздал со своей просьбой.
/
...