Лоретта Чейз "Последний негодник"

СО СТАРЫМ НОВЫМ ГОДОМ!!!!
_________________

Спасибо за продолжение!

Проду бы

 » Глава 11

Глава 11

Среда, 1 октября

Солнце с трудом выкарабкивалось из-за горизонта. Оно пробивалось сквозь клубившийся над рекой туман, изредка проблескивало сквозь дымку, а затем снова погрязало в серой трясине облаков.
Благодаря утреннему туману да попытке – и напрасной – в последнюю минуту отговорить Тамсин сопровождать ее, Лидия появилась у Ньюингтонских ворот с запасом лишь в четверть часа.
Невзирая на ранний час, не все в небольшой скопившейся здесь толпе принадлежали к простому люду. Наряду с, само собой разумеется, репортерами, негодяями разного толка и проститутками она отметила дюжину мужских представителей бомонда – все, как пить дать, надравшиеся. Их сопровождали аристократки среди шлюх – за исключением Хелены, которая простудилась и предпочитала лучше пойти на виселицу, чем появиться на публике с покрасневшим носом.
Большая часть сторонников Эйнсвуда, по всей видимости, будет в Липхуке. По сведениям Хелены, Эйнсвуд разослал всем своим приятелям приглашение помочь отпраздновать его победу.
- Селлоуби заявил, что его светлость получил специальную лицензию и приготовил кольцо, и на постоялом дворе будет ждать священник, чтобы провести церемонию, - сообщила в субботу Хелена.
С тех пор Лидия так и кипела.
Сейчас, однако, она размышляла, не пустил ли Селлоуби по своему обыкновению пустой слух.
Было уже без четверти восемь, а Эйнсвуд все не появлялся.
- Возможно, он пришел в чувство, - высказалась Лидия, ставя экипаж на позицию. – Видимо, кто-то напомнил ему о его положении и обязательствах. Если его окаянная семейка сколько-нибудь заботится о нем, она не позволит ему учинить над собой столь нелепый спектакль. Только подумайте о тех двух девочках, его подопечных, и как, должно быть, оскорбили их его способы обзавестись женой – выиграть ее в скачке. Он не понимает, как старшая из них должна посмотреть в глаза светскому обществу, когда состоится ее дебют весной. Он никогда не задумывается, как его скандалы отражаются на других, ведь они, в конце концов, всего лишь женщины, - ядовито добавила Лидия. – Сомневаюсь, что он даже помнит их имена.
Элизабет и Эмили. Семнадцати и пятнадцати лет, соответственно. Они жили со своей тетей по отцу, леди Марс, в Блэксли, в Бедфордшире. Лорд Маркс был одним из самых ярых сторонников Пиля.
Лидии не хотелось думать о тех двух девочках, о старшей, стоявшей на пороге вступления в свет со всеми его ловушками. К несчастью, Лидия уже открыла ящик Пандоры в прошлую среду, когда прочла справочник дворянства «Дебретт».
К настоящему моменту она собрала почти столько же сведений о семействе Мэллори, как и о семье своей матери. Пока Лидия работала над «Розой Фив», статьями и обзорами, требующимися к следующему выпуску «Аргуса», Тамсин продолжила то, что начала Лидия. После издания «Дебретта», «Ежегодной хроники» и обычных печатных средств, касающихся генеалогии, Тамсин обратилась к многочисленным светским публикациям.
Тамсин не ограничилась исследованием лишь семейного древа Мэллори.
Она также приступила к изучению всего, что касалось семьи Трента.
Вначале Тамсин старалась разглядеть событие или людей, в прошлом и настоящем, способных пролить свет на его одержимость Карлом Вторым. По ходу дела она открыла, что в семействе Берти значилось полным-полно необычных личностей. Она нашла их очаровательными и пичкала Лидию историями о них во время совместных трапез.
Эти истории отвлекали Лидию от семьи Мэллори, но всегда ненадолго. Ее мысли постоянно возвращались к Роберту Эдварду Мэллори, молодому герцогу. И она вдруг понимала, что горюет по маленькому мальчику, которого никогда не встречала. Мало-помалу ее размышления перекидывались на его осиротевших сестер, что было гораздо хуже, поскольку она частенько ловила себя на том, что волнуется за них, словно знала их лично и каким-то образом несла за них ответственность.
Какой вздор – беспокоиться о них, пыталась урезонить себя Лидия. То, что у лорда и леди Маркс собственная большая семья, вовсе не значит, что подопечными Эйнсвуда пренебрегают, что они несчастливы, и о них не заботятся.
Лидия говорила это себе бессчетное число раз. Умом она понимала, а сердце не слушалось.
Она вынула карманные часы покойного дяди Сти и помрачнела.
- Меньше десяти минут до стартового времени. Провались он пропадом, если он решил отступить, то мог бы, по меньшей мере, послать весточку. Беллуэдер объявит, что я сама все это устроила. Он назовет это позорным домогательством публичной славы. - Она убрала часы. - Как будто не Эйнсвуд первым разболтал о скачках всем своим идиотам дружкам. Словно я пожелала, чтобы весь мир узнал, что я позволила этому твердолобому снисходительному животному вынудить меня поставить себя в дурацкое положение.
- Нехорошо со стороны его светлости втянуть и меня в это, - пожаловалась Тамсин, расправляя перчатки. – Неважно, каким расстроенным он был, ему не следовало быть таким беспринципным, не говоря уже о полном отсутствии здравого смысла, он не должен был воспользоваться вашим столь добрым отношением ко мне. Всякий бы попытался его понять, но всему есть предел, так я и сказала сэру Бертраму. - Она позволила себе выказать вспышку нетерпеливого раздражения. - Приданое, скажете тоже. Я прекрасно могу понять, почему вы так гневаетесь на его светлость, для сэра Бертрама же принципы разногласий полностью выше его понимания, и мне очень хотелось надрать ему уши. Карл Второй или не Карл Второй, но он мог бы усвоить простой и очевидный факт, что я могу заработать, чтобы содержать себя. Но они еще увидят. Они еще наглотаются нашей пыли, Лидия, а эти нелепые пять тысяч будут истрачены на тех, кто действительно нуждается в помощи, к каковым я совершенно точно не отношусь.
Когда Тамсин очухалась от вечера с Берти Трентом в компании с Карлом Вторым и от потрясения, что нашлись драгоценности, от которых она было смиренно отказалась, считая потерянными, то она изволила обидеться на часть пари, связанную с ней. Должно быть, с той же самой простодушной решительностью, которая привела ее из корнуоллской деревни в Лондон, она настояла на том, чтобы сопровождать Лидию. Более того, она продолжала досадовать на Трента с самой пятницы, когда последний раз беседовала с ним.
- Кажется, упомянутые джентльмены решили позавтракать чем-то другим, а не нашей пылью, - заметила Лидия. Она снова взглянула на часы. – Еще несколько минут и…
Какофония выкриков и свистков, раздавшаяся в толпе, прервала ее речь. Мгновением позже изящный тильбюри (легкий открытый двухколесный экипаж, распространенный в первую половину 19 века – Прим.пер.) с запряженной в него резвой гнедой влетел в ворота и устремился к стартовой отметке. Поравнявшись с Лидией, Эйнсвуд приподнял шляпу - ибо на сей раз она у него имелась – и ослепил девушку кривой ухмылкой.
Лидия пожалела, что не расположила свой экипаж поближе к краю дороги, тогда бы герцог встал справа от нее. В этом случае его заслонила бы от нее крупная фигура Трента.
А так между ними находилась только Тамсин, и поверх ее головки Лидия легко разглядела нахальную уверенность в непоколебимом спокойствии Эйнсвуда, порочный блеск зеленых глаз, надменно задранную челюсть. С тем же успехом от нее не укрылось, что элегантная одежда облегала его, как статую. Лидия почти чуяла запах крахмала, шедший от его шейного платка, чуть ли не чувствовала на ощупь выглаженные жесткие складки… и еще слишком живо помнила тепло и силу его мощного сложения, как бугрились его мускулы, когда она проводила по ним, как билось его сердце под ее ладонью.
Лидия ощутила, как дрогнуло в груди ее собственное сердце. Затем хлынул он, поток неуместных воспоминаний: мальчик, которого герцог потерял… две осиротевшие девочки… дети, спасенные им на Эксетер-стрит… маленькая цветочница… холодная бешеная ярость, когда он расправился с мерзким гадом в два жестоких удара кулаком… большое крепкое тело… сильные руки, которые могли поднять ее, словно она была не девушкой, а маленьким недоразумением… хриплый шепот «Ты такая красивая».
Однако она удостоила его лишь кивком, щелкнув крышкой, закрыла часы и убрала их прочь.
- Не терпелось меня увидеть, а, Гренвилл? - голос герцога перекрыл приветствующие их свист и вопли толпы.
- Что, поджилки затряслись, потому задержались, а, Эйнсвуд? – парировала Лидия.
- Ага, я трясся, - не остался он в долгу, - от предвкушения.
- А я предвкушаю встречу с вами – на финишной отметке, - тут же заявила она. – С вашим опозданием в милю.
В сторонке мошенники, осаждающие любое спортивное состязание, принимали в последний момент ставки, но из-за сумятицы в голове Лидия не могла разглядеть, в чью пользу перевес.
Все же, испытывала она смятение чувств или нет, а дороги назад не было. Лидия не могла отказаться от всего, ради чего работала – ради своей личности, вот чего она всегда добивалась – без битвы. А Лидия Гренвилл ни за что не вступит в схватку, ежели не намерена одержать победу.
- Внимание, - перекрыл рев толпы чей-то голос.
И зрители замолчали.
Собственное волнение Лидии улеглось.
Кто-то поднял наизготовку платок. Она сосредоточила на нем взгляд, крепко схватив хлыст. Затем раздался колокольный звон приходской церквушки, и белый полотняный квадрат, затрепетав в воздухе, упал на землю. Лидия щелкнула хлыстом… и они понеслись.

Старая Портсмут-роуд начиналась от Лондон-Бридж, тянулась через Саутворк мимо тюрьмы Маршалси и тюрем при Суде королевской скамьи, в направлении Ньюингтона и застав Воксхолла вплоть до тюрьмы Уондзуорт, и через Путни Хит до Робин-Худ-гейт.
Эту дорогу выбрала Лидия, приведя несколько разумных доводов. К восьми часам медлительные кареты на Портсмут уже проедут, миновав свой обычный маршрут, и образуется менее заполненный перерыв. Между тем быстрые экипажи, отправляющиеся в тот же час от Пикадилли, поспешат приобрести преимущество над всадниками, совершающими маневры по землям приходов Ньингтона и Лэмбета. В результате на Робин-Худ-гейт, где намечена первая смена лошадей, и в месте, где сходятся медленные и быстрые экипажи, будет меньше опасности столкновения, подумала Лидия,
Неспешное движение на дорогах также подходило Клео, черной лошади Лидии, которая привыкла преодолевать препятствия городских улиц, и можно было не опасаться, что она ввяжется в драку или налетит на какие-нибудь экипажи или людей, бросившихся ей под ноги.
К несчастью, выходило так, что выносливая бесстрашная Клео была не чета мощному мерину Эйнсвуда. Хотя тильбюри был так же тяжел, как и кабриолет Лидии, а вес мужчин служил компенсацией для их чуть более легкого транспортного средства, Эйнсвуд немного опережал Лидию на Воксхоллской заставе и быстро увеличивал разрыв в дальнейшем. К тому времени, как Лидия сменила лошадей на постоялом дворе «Робин Гуд», тильбюри уже скрылся из виду.
Лидия поймала брошенный на нее обеспокоенный взгляд Тамсин, когда они проезжали мимо Ричмонд-парк.
- Да, выглядит не многообещающе, - ответила Лидия на невысказанный вопрос. – Впрочем, не так уж безнадежно. Мне только требуется минута или около того удостовериться в этом животном, и мы приспособимся друг к другу.
Запряженная гнедая не была столь покладиста, как Клео, и шарахалась от каждой тени. Все же, к тому времени, как они миновали Кингстон-Маркет-сквер, воля животного вынуждена была покориться Лидии. Оказавшись в стороне от города, Лидия приказала компаньонке держаться крепче.
Резкого щелчка хлыста – на волосок от того, чтобы задеть лошадь – было довольно, чтобы гнедая, грохоча копытами, проскакала следующие четыре мили во всю прыть.
После быстрой смены на Эшер, Лидия бросилась в следующий этап, и, наконец, они завидели вдали на Кобхем-гейт тильбюри.

Трент крепко цеплялся за борт тильбюри, поглядывая назад на дорогу.
- Клянусь Юпитером, она снова там, - глухим голосом возвестил он. – Пропади оно пропадом, Эйнсвуд, не похоже, что они собираются сдаваться.
Вир посмотрел на небо. Над головами клубились тяжелые серые облака, и тот же бешеный поток, что гнал грозовые тучи, бил ему в лицо. Ветер, гулявший по просторам Пайнс Хилл, срывал увядшие листья с деревьев и нес их в сумасшедших вихрях по холмистой сельской местности.
Герцог уже выжал все из двух коней на пределе их выносливости и опережал соперницу достаточно, чтобы лишить силы духа любого трезвомыслящего человеческого существа.
Однако ж Гренвилл не только не отступила, а мало-помалу приближалась к нему.
Между тем, прямо как из преисподней, надвигалась гроза, а худший участок пути лежал впереди.
В тысячный раз за эти пять дней Вир клял себя на чем свет стоит за то, что вдохновил ее на эту треклятую скачку – или позволил втянуть себя. Он все еще не мог в целом решить, кто кого спровоцировал, хотя бессчетное число раз проигрывал в уме их ссору. Все, что он знал: он на пустом месте потерял терпение и полностью провалил дело. Хотелось бы ему, чтобы в тот момент она кинула в него чем-нибудь или стукнула хорошенько. Тогда бы и ей полегчало, и, может быть, тумаками вбила бы в него малость здравого смысла.
Но слишком поздно предаваться размышлениям. Эти раздумья всего лишь внесли последний свежий вклад в длинный ряд всяческих «если бы да кабы».
Позади за ними остался Окхем-парк, и под зловеще потемневшим небом показались широко раскинувшиеся дома Рипли. Усилился ветер, и Виру хотелось верить, что поэтому он и ощущал такой холод.
Он заблуждался.
К погоде он сроду был невосприимчив. Знойная жара, арктический холод, ливень, дождь со снегом и снежная метель не причиняли ему неудобств. Он их попросту не удостаивал внимания. Болезни его не брали. Не важно, как он издевался над своим телом, неважно, как пренебрегал здоровьем, неважно, какой заразе подв…
Он погнал прочь непрошенные мысли, пока они не зазвучали в полную силу, и сосредоточился на сопернице и простирающейся впереди дороге.
Им предстояло покрыть еще двадцать пять миль по самой предательской местности при обещавшей стать самой наихудшей погоде. Он уже ясно видел перед глазами с полудюжины мест, где драконша могла попасть в беду… а он будет слишком далеко, чтобы спасти ее.
Слишком далеко, как всегда, когда в нем нуждались.
Он въехал во двор постоялого двора «Талбот» и несколько минут спустя выехал снова со свежей запряженной лошадью, и все время в голове у него похоронным звоном звучал рефрен.
Слишком далеко. Слишком поздно.
Он щелкнул кнутом над лошадиной головой, и животное рвануло и помчалось, грохоча копытами, по широкой деревенской улице.
Не такой ли дорогой не так уж давно ехал он по сельской сторонке и деревенскими улицами…
Впрочем, не думал бы ты сейчас об этом, о весне, что заставила тебя ненавидеть с тех пор весеннюю пору и проводить это цветущее время мертвецки пьяным.
Они пролетели мимо Кландон-парк и въехали на протянувшийся участок Меро Коммон – почти пустынный с их стороны, и Вир продолжал гнать сильнее прежнего и молиться, чтобы его соперница пришла в чувства. Не могла же она надеяться на победу. Он слишком опережал ее. Должна же она отступиться.
Трент снова обернулся назад.
- Она еще там? – спросил Вир, страшась ответа.
- Нагоняет нас.
Они ворвались в Гилфорд, громыхая по булыжной мостовой и замедляя ход на подъемах.
Кабриолет подобрался еще ближе.
Проехали Ривер Уей, и, преодолевая крутой подъем на Сент-Кэтрин, лошади замедлили ход и порядком выдохлись, чтобы прибавить шагу, когда дошла очередь пересечь Пис Марш Коммон.
И все это время кабриолет неотступно приближался, и Вир почти ощущал, как ее лошадь дышит ему в спину.
Но в большей степени он осознавал бешеный ветер, мрачные небеса, тревожащий грохот в отдалении. Он думал об отвратительной предстоящей впереди дороге: двадцать миль крутых склонов и предательских спусков, готовых вызвать крушение. Он шестым чувством почуял, как шторм обрушивается на них… испуганные лошади, визги, переворачивающийся в придорожную канаву экипаж… и кабриолет разносит в щепки.
Он пытался убедить себя, что она сдастся, но с каждой пролетающей милей росли его сомнения.
Он когда-либо видел, чтобы она отступала?
Спасая мисс Прайс на Винегар Ярде… дубася Креншоу перед «Крокфордз»… высмеивая Вира в лицо в «Голубой Сове»… переодеваясь мужчиной, чтобы попасть в «Джерримерз»… взбираясь по стене дома Хелен Мартин… прогуливаясь полуголой по Ковент-Гарден… разыгрывая из себя воровку на Фрэнсис-стрит… Гренвилл вступала в игру ради чего угодно, не боясь ничего. А что до гордости, то Вир мог вспомнить лишь одну личность, которая могла сравниться с ней по части ее чистейшей воды высокомерной заносчивости. Лорда Вельзевула собственной персоной.
При этой мысли он стал осознавать нечто, поманившее его в дальние уголки памяти – след образа, воспоминание. Такое возникало и прежде неоднократно и на сей раз тоже исчезло, как и в предыдущих случаях, как это бывает иногда, когда слово или фраза вертятся на языке, но никак не даются в руки. Он позволил ускользнуть этому нечто, поскольку воспоминания, прошлое не были так важны, как происходящее в настоящий момент.
В данное время он не мог больше убеждать себя, что эта женщина уступит, случись хоть сорокадневный потоп или апокалипсис. Не в ее натуре было отступать, как и в его тоже. Разница в том, что что бы с ним не случилось, оно не имело никакого значения.
К тому времени, когда Божьим промыслом он подъехал к постоялому двору, Вир принял решение.
Кабриолет следовал за ним по пятам.
Тучи брызнули холодными каплями, и угрожающие раскаты стали громче.
- Нам не опередить грозу, Гренвилл, - обратился он к ней, перекрывая шум конюшего двора. – Давайте объявим остановку - и никакого проигрыша. Мы так близки к ничьей, что разницы уже никакой.
- Слава Богу, - пробормотал рядом Берти. Он вытащил платок и промокнул лоб.
Гренвилл лишь уставилась на него в той хладнокровной и непреклонной манере, которую Вир находил невыносимо подстрекательской. Даже сейчас, когда он опасным образом пребывал на грани паники, его так и подмывало схватить ее и потрясти.
- Сдали нервы, а? – парировала она холодным и ровным, как этот досадный взгляд, тоном.
- Я не позволю вам убить себя из-за моей ставки, - заявил он. Конюх вывел ее коня. Это был огромный черный мерин с диким взглядом.
- Уведите этого зверя обратно, - заорал Эйнсвуд на конюха. – Любому идиоту ясно, что он с норовом.
- Запрягайте, - приказала Гренвилл.
- Гренвилл…
- Присматривайте лучше за своим животным, Эйнсвуд, - отрубила она. – Увидимся в Липхуке.
- Ничья, я же сказал, будьте вы прокляты! Никакого проигрыша не будет. Вы что, глухая, женщина?
Она лишь пронзила его еще одним убийственным, как у Медузы Горгоны, взглядом и повернулась, чтобы поднять откидной верх кабриолета.
- Вам не придется выходить за меня замуж! – крикнул он ей. – Дело сделано, разве вы не понимаете? Все кончено. Вы доказали, что способны править.
- Мне вот ясно, что кое-что я не доказала, черт вас подери. Вы, там, - позвала она рабочего. – Подсобите с этим верхом. И нечего рот разевать.
Пока Вир таращился на нее в немом изумлении, не веря своим глазам, откидной верх натянули и с трудом впрягли в кабриолет брыкающееся исчадие ада.
И прежде чем Вир смог призвать на помощь здравый смысл, выпрыгнуть из тильбюри и стащить ее с сиденья, черный мерин рванул вперед, отбросив в сторону испуганного конюха и швырнув мисс Прайс назад на спинку сиденья. В следующее мгновение кабриолет вылетел со двора. Сквозь крики и проклятия конюхов Вир услышал смех Гренвилл.
- О, Боже, Лидия, это животное обезумело, - еле вымолвила, ловя ртом воздух, Тамсин. Она судорожно вцепилась в края экипажа обеими руками – весьма разумный поступок, учитывая, как, сломя голову, несся мерин.
- Ты боишься? – спросила Лидия, не отрывая от дороги глаз. Ей попалось, без сомнения, весьма горячее животное и достаточно сильное, чтобы вознести их на Хиндхед Хилл добротной рысью, но за ним водилась вредная привычка тянуть вправо.
- Нет. Это чересчур волнующе, - Тамсин наклонилась вперед и выглянула из-за откидного верха. – Они снова нагоняют. У сэра Бертрама лицо побагровело.
Над Витли Коммон раздались раскаты грома. Лидия в отдалении увидела промелькнувшую вспышку света. За ней через короткое время последовал еще один громовой удар.
Тамсин снова уселась на место.
- Не могу себе представить, как вам удалось призвать силу воли и отказать его светлости. Он был так сильно оскорблен. Я знаю, что он ужасно взбесился, но мог бы предложить ничью более тактично…
- Он считает, что я такая пустоголовая и безответственная, что готова пойти на самоубийство – и забрать тебя с собой, - напряженно произнесла Лидия. – Вот почему он раздражен, и вот что невыносимо.
Краем глаза она уловила еще одну яркую стрелу. Вслед пророкотал низко гром.
- Будь его воля, я бы закончила тем, что сидела бы смиренно возле него, - продолжила она. – С обожанием уставившись в его коварную физиономию. Но не превратить ему меня в свое личное имущество и не привязать к себе, пока смерть не разлучит нас, уж я постараюсь сделать все, что в моих силах.
Они уже преодолели больше половины длинного подъема. Черный мерин замедлил ход, впрочем, не выказывая ни малейшего желания отдохнуть.
- Неплохо бы заполучить в ответ такой же обожающий взгляд, - заметила Тамсин.
- А вот это хуже всего, - не согласилась Лидия. – Обожающие взгляды Эйнсвуда могут быть просто смертоносными. Помнится, был случай на Ковент-Гарден. Его светлость, на коленях, с почтением взирающий на чье-то личико, - поразительное зрелище, убивающее наповал.
- Хотелось бы мне увидеть это.
- А мне хотелось бы не иметь такого счастья, - возразила Лидия. - Мне пришлось сосредоточиться на мысли о Сьюзен и ее задушевных взглядах, вызванных собачьими потребностями, как то: пища, игра или ласка. Иначе я бы просто растаяла и растеклась лужицей.
- Бедняжка Сьюзен. Как мерзко со стороны герцога использовать ее против вас.
- Вот уж в самом деле, бедная Сьюзен. Ее поведение – просто позор.
- Может, она просто чувствует к нему сострадание, - предположила Тамсин. – Вы же знаете, как она сочувствует, когда кто-то нездоров или выбит из колеи, или страдает. Только вчера Милли расстроилась, поскольку подпалила фартук. Так Сьюзен подошла к ней и положила к ногам мячик, лизнула руку, словно бы… О, Боже мой, там же виселица.
Они почти достигли вершины горы. В стороне маячила Хиндхедская виселица. Дождь со свистом бил в поднятый верх экипажа, а пронзительные завывания ветра зловеще смешивались с бренчанием виселичных цепей. Где-то на краю Чаши Дьявола блеснула молния, в отдалении прокатился гром, присоединив свой предвещающий беду грохот к этому сатанинскому концерту.
На гребне холма Лидия, натянув поводья, остановила мерина, ибо он покрылся пеной и явно нуждался в отдыхе. Впрочем, не прошло и несколько минут, как он заволновался, натянул вожжи, и стал выказывать нетерпение скакать дальше.
- Бог ты мой, да ты любишь поиграть, а? – заговорила с ним Лидия. – Стой, мой славный парень, ты же не понесешь нас, сломя голову, вниз с горы.
Она услышала позади себя – почти рядом - грохот колес и лязгающий стук копыт.
Впереди вниз простирался опасный склон с колеями с обеих сторон от вьючных лошадей столь глубокими, как девонширский тракт. Единственным признаком жилья на этой продуваемой всеми ветрами земле значился клубившийся дымок над постоялым двором «Семь Колючек», отвратительном местечке, в котором просить приюта она не имела никакого желания.
Благодаря грозе, на обычно оживленной Портсмут-роуд не было ни души. Потому сейчас со всей очевидностью не то время и не то место, где стоило угодить в несчастный случай.
По козырьку сердито барабанил дождь, который благодаря ветру вымочил их чуть ли не до нитки. Но у Лидии не было сил размышлять о неудобствах, поскольку руки ее были заняты, и все внимание сосредоточено на мерине. Он боролся с ее усилиями замедлить его бег, пока упорно – в типично саморазрушительной манере, свойственной всем существам мужского рода - норовил свернуть на обочину.
К тому времени, когда они достигли подножия холма, руки ее разламывались от боли, а мерин не выказывал ни малейшего признака усталости.
Лидия виновато поглядывала на Тамсин. Юбки девушки намокли, а сама она тряслась от холода.
- Еще две мили.
Лидия вынуждена была повысить голос, чтобы Тамсин ее расслышала в шуме ливня и раскатах грома.
- Я просто промокла, - выдавила Тамсин, стуча зубами. – Не растаю.
«Боже, прости меня», - подумала Лидия, испытывая угрызения совести. Ей не стоило ни за что брать Тамсин, не следовало соглашаться на эту дурацкую скачку. Во всяком случае, стоило принять предложение Эйнсвуда о перемирии. Если Тамсин подхватит смертельную простуду…
Вспышка молнии чуть не сбросила Лидию с сиденья экипажа, а последовавший тут же удар грома, казалось, сотряс под ними дорогу. Мерин встал на дыбы, дико заржав, и Лидия чуть ли не содрала кожу до мяса, натягивая поводья, чтобы заставить его опуститься и убраться подальше от края дороги, пока он не опрокинул их в канаву.
В одно мгновение мир потемнел, затем снова вспыхнул ослепительный свет, когда сопровождаемая оглушительным грохотом молния ударила над пустынной местностью.
И в ту же секунду вдруг донеслись посторонние звуки: крики, пронзительное ржание коня не то от страха, не то от боли, громыхание колес экипажа.
Затем она увидела его самого, пронесшегося вниз по дороге в нескольких дюймах от ее колес. Лидия направила кабриолет немного влево, увидела, как тильбюри безумно дернулся вправо, прогромыхав мимо и чуть не задев ее. В очередной раз вспыхнула молния, и Лидия разглядела напряженный силуэт Эйнсвуда, как он натягивает поводья за мгновение до того, как обрушился удар грома, и в следующую секунду куда более ужасающее крушение: тильбюри круто занесло далеко в сторону от дороги.
Лидия осознавала шелест дождя, сверкание молний, как дрожала земля от грома, и голоса, но только как будто откуда-то издалека, из другого мира, существующего где-то в бесконечности.
Весь мир для нее сосредоточился в этот момент в слишком неподвижной фигуре рядом с обломками крушения, и, казалось, прошла вечность, прежде чем Лидия пробралась через вырытые колеи к нему.
Она упала на колени, прямо в грязь, туда, где он лежал лицом вниз.
Узри меня повергнутого ниц перед тобою.
Она вспомнила, как он бросился тогда перед ней на колени на Ковент-Гарден, воскресила в памяти интонации его театрально умоляющего голоса и искорку смеха в его плутовских глазах, разоблачающую его истинное душевное выражение.
Внутри нее вздымался, рос ужасный безумный хохот. Но ведь она же никогда не впадала в истерику.
Лидия потянула его за сюртук.
- Вставай, будь ты проклят. Ну, пожалуйста.
Она не плачет. Это дождь заливает глаза. Это от холода болит горло. Боже, как же холодно, а он такой тяжелый.
Она раздирает сюртук, стараясь перевернуть его на спину, не может она позволить ему валяться тут дальше в грязи и потому дергает из всех сил за лацканы, пытаясь поднять.
- Очнись, ты, глупая упрямая скотина, - плакала Лидия. – Очнись, ну, пожалуйста.
Но он не приходил в себя, а у нее не хватало сил поднять его. Она смогла лишь баюкать его голову и вытирать грязь с его лица, и приказывать, и ругаться, и умолять, и обещать все, что угодно.
- Только не умри тут у меня, ты, чудовище, - задыхалась она, слова обжигали горло. – Я ведь постепенно… привязалась к тебе. Давай, очнись. Я такого не хотела… Я буду ведь так несчастна. Как ты мог, Эйнсвуд? Это несправедливо … ты же игрок. Очнись. Ты же победил. – Она трясла его. – Слышишь меня, ты, тупоголовый шут? Ты победил. Я согласна. На кольцо. На священника. На всю чертову церемонию. На герцогиню. Твою герцогиню. – Она снова встряхнула его. – Ты ведь этого хотел? Приди в себя. Сейчас или никогда, Эйнсвуд. Это твой последний шанс. Очнись, черт ты эдакий, и ж-женись на мне. - Лидия подавила рыдание. - Или я брошу тебя тут, где нашла. - Она в отчаянии склонила голову. - Прямо здесь. В грязи. В канаве. Я знала, что ты… п-плохо кончишь.
Виру было очень паршиво. Безнадежный случай.
Ему следовало открыть глаза еще несколько предложений назад, но он ужасно боялся проснуться и обнаружить, что это всего лишь сон: его девочка-драконша бранит его на чем свет стоит и убивается над ним.
Не сон то был, впрочем, и она наверняка промокла до нитки, а он, должно быть, величайшая скотина во всем подлунном мире, что из-за его никчемной личности она рискует заболеть.
И тогда Вир поднял руку и притянул ее прекраснейшее упрямое лицо поближе к себе.
- Я умер, и мне явился ангел, или то всего лишь вы, Гренвилл? - прошептал он.
Она было пыталась отпрянуть, но он не был столь слаб – или великодушен – чтобы позволить ей избежать поцелуя. Он ладонью накрыл ее затылок, притянул ее голову пониже, и драконша, как водится, в одно мгновение уступила. Тогда он окончательно понял, что ему не снится сон.
Ни в каком сне не попробуешь такую сочную сладость, как у ее нежных пухлых губ. И он наслаждался ими, углубляя и продлевая поцелуй. Вокруг бушевала буря, а он упивался своей девочкой…
Когда же он отпустил ее – неохотно, настолько против желания, что ему следовало поставить себе при жизни памятник за подобное самоотречение – правда прорвалась за его выставленные баррикады, и он сиплым голосом спросил:
- Ты желаннее, злая девчонка, чем все вместе взятые ангелы на небесах. Возьмешь меня, милая? Ты ведь это имеешь в виду?
Она судорожно вздохнула:
- Да, именно это, чума тебя забери. И я не милая. Вставай, ты, великий притворщик.

Берти не впервые было попадать в неприятности. Однако это случилось впервые, когда экипаж разбился вдребезги, а правил им не он. Все же, как он втолковывал мисс Прайс несколько минут спустя после того, как мисс Гренвилл спешно бросилась к Эйнсвуду, даже самый искусный кучер не смог бы предотвратить этот несчастный случай. Испугавшись молнии, лошадь рванула с такой силой, что сломала одну оглоблю тильбюри. Другая треснула, когда экипаж перевернулся. Лошадь дала деру, волоча за собой остатки порванной упряжи.
Сам Берти, вовремя сообразив, выпрыгнул на дорогу. Он бы бросился к месту, где свалился Эйнсвуд, не останови свой кабриолет мисс Гренвилл и не сделай то же самое раньше его. Потом первой мыслью Берти стало «сначала леди», и он поспешил на помощь мисс Прайс, которой оставили на попечение явно ретивого мерина.
Как объяснил ей Берти, если Эйнсвуд умер, то ему уже никто не поможет. Ежели нет, то, похоже, понадобится подмога, чтобы вытащить его из канавы и доставить в Липхук. Раз тильбюри валяется в обломках, а кабриолет не сможет увезти четверых, то Берти махнет на нем с мисс Прайс попросить помощи в деревне.
Времени это заняло не так уж и много. Постоялый двор «Якорь» находилась не далее мили от места происшествия и был битком набит приятелями Эйнсвуда, с нетерпением ожидавшими исхода скачки. За считанные минуты снарядили чью-то карету и отправились в спасательную экспедицию.
Берти точно не был уверен, чья это оказалась карета, потому что к тому времени впал в состояние глубочайшего безумия.
Замешательство началось по пути в гостиницу, когда Берти приметил дорожный указатель, оповещавший путников о направлении и расстоянии до ближайших по соседству селений.
- О, гляньте, - моргая, произнес Берти. – Блэкмур. Вот оно что.
До сих пор мисс Прайс была несколько сурова, хотя значительно дружелюбней, чем когда он последний раз беседовал с ней в пятницу. Тогда она рассердилась на что-то, за что он казнил бы себя, имей он представление, за что именно.
Когда он взялся править кабриолетом, она не казалась такой уж раздосадованной, хотя, в общем, и не была такой разговорчивой и дружелюбной, как обычно.
Однако стоило ему упомянуть Блэкмур, она повернулась к нему и посмотрела более ему привычным острым изучающим взглядом.
- Вы узнаете это селение?
Берти помотал головой.
- Нет. Это портрет. Карл Второй, только не его, а его друга, уж не знаю, чем он заслужил такое звание, потому что их длинные бледно-желтые локоны вызывали у меня удивление: зачем парню хотелось бы выглядеть, как особа женского рода. И в тот момент я слушал только краем уха, но он именно тот, кого я искал. Понимаете, совсем не короля.
Какое-то мгновение мисс Прайс таращилась на него.
- Длинные белокурые локоны, - повторила она. - Друг короля Карла Второго. Роялист, скорей всего. Вы видели портрет придворного, друга короля.
- И он никак не может быть братом мисс Г., - продолжил Берти, уже останавливая кабриолет перед входом в гостиницу. – Только он не мог, будучи в могиле несколько столетий. Первый граф Блэкмур, которого моя окаянная сестрица любит больше всех мужчин на портретах, по ее словам, потому что… Клянусь Юпитером, он тут, никогда бы не подумал, что он явится после столь позднего уведомления, и только молю, чтобы он не взял мою сестрицу с собой.
Мисс Прайс обратила свои огромные карие очи в сторону входа в гостиницу «Якорь», где собственной персоной стоял маркиз Дейн и метал свои знаменитые убийственные взгляды, которые были хорошо знакомы Берти, ибо ему доводилось испытывать их на себе, что вошло уже в привычку.
Мисс Прайс явно такой привычкой не обладала, потому что она воскликнула «О, Боже мой!» и упала в обморок. Вот в этот-то момент Берти и впал в состояние безмерного отчаяния.

Karmenn, Фиби, спасибо за новую главу!

Девочкиии!!!! Огромное спасибо за перевод! Спасибо! Спасибо!
_________________

Karmenn, Фиби - СПАСИБО!!!
Ой как я соскучилась

Karmenn, спасибо за новую главу.
Суперская гонка.
Он ее оберегал, оберегал, навернулся, и она его же и спасла. И пожалела, естественно.
Замечательно.
Шикарная глава. Потрясающий перевод.

Замечательная глава! Спасибо!!!
___________________________________

Большое спасибо за перевод новой главы!!!
Уволокла к себе на склад...
_________________

О , это было чудо из чудес, самое долгожданное и божественное. спасибо. Я в восторге от главы, это было что-то. Перевод просто ... пальчики оближешь.
_________________

Спасибо, девочки, а то я уж тоже хотела начать ныть и выпрашивать проду: предыдущая глава закончилась на очень интересном месте.
_________________

Спасибо за новую главу. Пошла читать.

Спасибо, спасибо, спасибо!!!

Нужна была всего лишь бешеная скачка, чтобы всё встало на свои места. Спасибо за прекрасный перевод!