Архитектура Страха

На их долю выпала сложная задача – выбраться из этого кошмара, оставив одну из кукол на фабрике. Тяжёлый выбор. Непонятный. Никто не знал, что он означает, но все выполняли условие невидимого врага. Харли смотрел на уложенных в коробке кукол. Его Простак притиснул куклу Дестини в угол, замарал прекрасное творение своей неуклюжей простотой.
Леди. Так Харли назвал куклу Дестини. Иного имени при взгляде на это совершенство на ум не приходило. Идеально красивая, ухоженная, гладкая, золотые локоны в искусной причёске, изящная фигура, богатое платье. Харли размышлял, зачем Дестини сделала куклу именно такой. Как и он, решила отразить свой облик? Но Леди была совсем не похожа на Дестини.
Если сравнить, то в чём-то она безусловно проигрывала. Его Дестини не столь совершенна, не такая лощёная и от неё не исходит аристократический блеск. Но именно своей естественностью и простотой в итоге она и одерживала вверх над всеми светскими леди. Их красота была столь же искусственной, как у лежащей в коробке золотой куклы.
Харли с удивлением понял, что испытывает к Леди неприязнь. Будто знал, что стоит кукле открыть глаза, и она посмотрит на него холодным высокомерным взглядом, как на букашку под ногами, которую растопчет и забудет. А если заговорит, что из уст польются глупые жеманные словечки, имеющие столь же мало смысла, что и каталог женской моды. Смех, жесты, движения – всё будет заучено, сыграно, сымитировано у других подобных представительниц высшего света. Так что же в них настоящего? Что же такого привлекательного, вызывающего у Дестини такое восхищение, что она даже выразила его в своей кукле?
Харли мог ошибаться, но при создании Леди Дестини ничуть не была счастлива. Он наблюдал за ей и сделал такой вывод. Но что понимал Харли в женщинах? В выражениях их лиц, в понимании значений взглядов, в жестах… Опыт общения с женским полом был весьма невелик. До Дестини не находилась та женщина, которая смогла бы оторвать его от науки и медицины. Полный профан. Неуклюжий чудак.
Ему наверняка всего лишь почудилось, что Дестини смотрела на свою куклу с неизбывной тоской. Харли спрашивал себя, о чём или о ком она печалится, но ответа не находил. Пресёк секундный порыв и ничего не спросил. Было только бессловесное хрупкое объятие двух скитальцев, потерянных в неизвестном измерении. Держа куклу в руках, Дестини казалась трогательно одинокой. Харли хотел забрать у неё это чувство, а взамен подарить себя. Но нужен ли он ей? Вот вопрос. Он не знал.
Но зато очевидно одно – а она ему нужна, как воздух. Никакая, самая изысканная, воспитанная, высокородная леди на заменит ему Дестини. Без всяких ухищрений она была естественна и прекрасна. Пленительна. Только она одна для него стала судьбой и загадкой, противоречием и истиной, губительным ядом и лекарством от него. Стала всем.
В одночасье прозреть и постигнуть всю мощь этого чувства было сложно и легко одновременно. Он понял, что любит. И хотел быть любимым. И хотел… нет, жаждал обладать своей женщиной. Будто всё мужское пробудилось из небытия, вырвалось наружу слепящим потоком. Вот она любимая, желанная женщина. Стоит перед ним.
Так что же он медлит? Нерешительный увалень. Обругав себя, Харли открыл рот, чтобы что-то сказать. И тут же закрыл его. Если начнёт говорить, запутается в собственных словах. Он просто заберёт обещанное.
Если один-единственный поцелуй станет тем, что способна отдать ему Дестини, пусть будет так. Он будет счастлив и этим малым. Люди вокруг, крушение всего мира – ничто уже не имело смысла. Только Дестини. Только её взгляд, полный призыва и мольбы. Даже если он неверно истолковал её взгляд. Пусть. Он готов был украсть тот самый поцелуй. Единственный и неоспоримо важный. Он приблизился к ней шаг, но этого хватило, чтобы их губы оказались до невозможного близко друг от друга.
Харли почувствовал, как Дестини подалась вперёд и её тёплое дыхание коснулось его рта. Этого стало достаточно, чтобы сдаться и отбросить сомнения. Он подумает обо всём потом и спросит у Дестини самое важное, если у них будет возможность. Если нет, то пусть поцелуй будет последним, что Харли испытает в жизни.
Он чувствовал неумолимый бег времени всем нутром и оттого спешил прочувствовать поцелуй целиком. Они все умерли. Ведь так? Это всё иллюзия. В реальности Дестини не открылась бы ему так полно, не целовала бы так жарко, а он не силился бы раствориться в этом поцелуе, окаймлённом шелестом одежды и удивительно красивыми и волнующими звуками соприкосновения губ и языков. Рот Дестини был таким живым, трепетным и горячим. Харли и себя чувствовал живым, как никогда.
Ощущений было слишком много, с избытком. Они переполняли. Харли и благодарил, и проклинал чёртов корсет, подаривший ему наслаждение и муку. Приподнятые лифом груди Дестини вжимались в него и посылали сотни маленьких молний, поджаривающих тело, особенно внизу живота. Все силы уходили на то, чтобы не поднять руки, чтобы приспустить лиф, не начать ласкать пальцами нежную кожу, попробовать на вкус твёрдые соски… позволить себе пойти дальше и снять слои ткани, что скрывают округлые бёдра, плавные изгибы, манящие выпуклости… Всё это так будоражило воображение, что Харли не на шутку раздухарился.
Поцелуй должен был быть целомудренным, но рядом с Дестини он стал горячим юнцом, впервые вкусившим женские уста. Потерял голову и закружился в урагане чувств. Целовал, терзал губы, чувствовал, жил!
Дыхания смешивались, губы соприкасались, то отдаляясь, то приближаясь. Харли уже давно презрел все приличия, обхватив руками тонкий стан Дестини, и оглаживал её бока, спину, сжимал Дестини в тесном объятии, терзаясь невозможностью снять тяжёлое тесное платье. Харли был взбудоражен и возбужден, боялся напугать силой своего желания и отстранялся на миг, чтобы вновь вернуться к загадочному искушению, от которого не мог оторваться. Пытка и желание сплелись воедино. Чувства одолели разум. Тело обуревала энергия. Харли испытывал мучительный голод, подстёгиваемый богатым воображением.
Он видел Дестини в своей постели, обнажённую, принимающую его в свои объятия, мерцание её тёмных глаз, искушающую улыбку на полных влажных губах… Он опускается сверху, делая её своей… Образ обжёг и отрезвил. Твердокаменная плоть причиняла страдания. Но нужно было обуздать себя ради Дестини. Она не достойна проявлений грубой физиологии, вырвавшихся из него наружу.
Свадебные колокола замаячили перед внутренним взором Харли, и он всем своим существом потянулся к будущему. В нём он видел белое платье и счастливую улыбку, отражающуюся в тёмных глазах. От грёзы веяло теплом и светом, и Харли с радостью погрузился в неё, отрываясь от губ Дестини и прижимаясь к ней всем телом в нежном, но не грубом объятии. Он баюкал её, дрожащую и такую горячую, посланную ему Богом, такую необходимую и любимую... пока не понял, что движения замедляются.
Он застывал, с невероятным усилием шевелил руками. Кто-то словно облил Харли расплавленным золотом, превратив в статуэтку.
Перед тем, как попасть в долгий, томительный плен, он пальцами почувствовал гладкость боков предмета, в который превратилась Дестини. Небольшой колокольчик, опрокинувшийся набок и тихо звякнувший на прощание. Этот звук вошёл в уши Харли звоном похоронного колокола, и на долгие годы только великая тоска жила в душе человека, ставшего неподвижным. На забытую статуэтку садилась пыль, время стирало позолоту, душа внутри сжималась от боли и страдала.
Но спустя бесконечное количество лет пришло нежданное освобождение. По телу побежала дрожь, лёгкие вдохнули порцию воздуха. Харли поднял вверх мерцающие руки, опустил голову и увидел прозрачные ноги, обретающие плотность. Он почувствовал своё тело, сердце, бьющееся в груди, начал дышать полной грудью. А потом глаза смогли видеть. Напротив стояла удивлённая рыжеволосая девушка. Юная и в странной одежде...
А Харли оглядывался в поисках Дестини. Непонимающий ничего мозг отключился, но сердце рвалось к любимой женщине, потерянной в веках. Искал и не находил, не готовый сдаться. И снова растворялся, оказываясь… в Фалам Кнок.
Радость переполнила сердце, и Харли на вновь оживших ногах бросился искать Дестини среди пепла сгоревшего крыла, и обнаружив её, не мог поверить своим глазам. Прошло пару минут или несколько веков? Да какая разница, если сердце выскакивает из груди от радости, такой мучительной, что она грозить разорвать тело на части.
- Дестини! – воскликнул Харли, ничуть не стесняясь и не намереваясь скрывать свои чувства. Слишком долго ждал, страдал, искал её. Слишком долго для их короткой жизни. Больше не совершит ошибки и не будет медлить. Харли стремительно подошёл к Дестини, осматривая её взглядом влюблённого дурака, помешанного на объекте своей любви. С трепетом он обхватил её лицо ладонями и гладил большими пальцами прохладную кожу щёк, а взгляд вопрошал, молил ответить на невысказанные чувства.
- Я так долго… долго… я – молол он чушь заплетающимся от долгого неиспользования языком. Шумно вздохнул, прикрыв глаза, чтобы успокоиться. Но не получалось. Она рядом, стоит только прижать её к себе, и всё потеряет значение. Но он уже боялся поверить, вдруг это не иллюзия. Слишком долго был в заточении. Облизав сухие губы, снова заговорил, натужно выталкивая слова из горла наружу: - Ты настоящая, Дестини? Мы живы? Всё закончилось?
_________________

Как больно...

Как больно слышать его оправдания, которые ещё больше показывают, насколько я наивная.

Насколько быстро поверила, что могу быть любима тем, кто спасал меня от ужасных тварей в тумане, который так нежно любил меня в том коттедже и так жарко уже здесь в замке.

Но всё это тоже, как выразился он только что "дорисовало сознание и воображение".

Глаза жгло, я чувствовала, как горячие слезы стекают по щекам и щекочут виски, теряясь в волосах.

Он просто взял, что я так наивно, вообразив себе невесть что, отдала.

Сама отдала.



Вроде это должно польстить мне, но вместо оправдания, он признавал, что использовал меня. Вместо слов, что я ему нравлюсь, заявлял что хочет меня. Словно я вещь которой мальчик желает любым способом обладать и не желает ПОКА делиться.

Только высохшие слёзы потекли снова из глаз.

Я для него оказалась просто игрушкой. Которая, совсем неожиданно для мужчины, обрела какие-то ещё эмоции, кроме желания.

Нет, это всё неправильно.

Я не игрушка. И если он не может по-другому, значит ничего больше между нами не будет.

Он отпустил меня и слез с кровати.

Никогда не думала, что это ещё больше ранит меня. Что его добровольный отказ держать меня, словно кроманьонец у себя в пещере, сдавит грудь ещё сильнее.

Значит всё так и есть. И несмотря на слова, ему большего и не нужно.

Скажи, что я тебе нравлюсь, скажи, что я больше чем мимолетная игрушка, и я останусь, пусть даже нам не быть вдвоем, но это потом.
Или укради меня и увези далеко далеко, где мы будем вместе всегда!

Мне хотелось кричать эти слова, но вслух я не произнесла ни одного из них.

Вместо этого, я поднялась с кровати, одернула подол платья, поправила корсет и вытерла мокрые щеки, стирая слёзы.




Я замерла, взглянув на него.

Последнее слово, было совсем не похоже, на все его предыдущие заявления. Оно словно вырвалось из глубины души, показывая мне то, что Тас однозначно не хотел показывать. Это был он настоящий, не желающий, чтобы я ушла, не потому что не хотел терять моё тело, как удобную грелку, а потому что не хотел отпускать меня саму - Эйлис Флетт. Но мне нужно было узнать, услышать, прежде чем я окончательно пойму, что это не очередная игра, особое жестокое манипулирование.

- Почему?

В одно это слово я постаралась вложить всё, что хотела знать.

И от ответа Тасгалла на него, мне станет ясно, кто я для него.
_________________

Возвращение

Что помню? Глаза Донны и плещущееся в них отчаяние, тепло рук, когда она сует мне своих кукол, ее торопливые слова.
Чтобы семья была вместе.
Через время, бегущее, как песок сквозь пальцы, я пронес мысль, неустанным колоколом звучащую в голове. Чтобы семья была вместе. Семья. Вместе.
Когда последняя песчинка прошла по горлышку стеклянных часов, отмеряющих время в небытие, перед глазами начал рассеиваться туман, возвращая четкий абрис фигурам и предметам, находящихся в поле моего зрения, колокол в голове смолк, освобождая звуковое пространство для людских голосов, незнакомой музыки.

Я осознавал, что стою в каминном зале Фалам Кнок, но не узнавал людей, одетых нарядно, однако не в духе нашего времени. Сердце сжалось от страха, что не вижу Донну, поэтому встал на носочки и вытянул шею, стараясь отыскать ее среди множества дам и кавалеров, сидящих за столами, движущихся мимо.

Странные дела творились в зале. То тут, то там откуда ни возьмись, словно из воздуха, вырастали фигуры людей, знакомых мне и одетых привычно, но выглядевших до того странно, что их смело можно было принять за привидения. Испугавшись, что и сам стал таким, я посмотрел на свои руки. Я тоже выглядел нематериальным. Подступившее к горлу отчаяние отогнали предметы, находящиеся в руках: три куклы, о которых мы с Донной придумали сказку. Фил, Стелла и их маленький ребенок. Семья. Вместе.
Вместе, где бы мы ни были, какими бы мы ни стали!

Я опять вытянул шею, всматриваясь в людей и призрачные фигуры. И застал тот момент, когда серебряная чаша в руке мужчины начала меняться, испуская сияние. Из этого сияния появилась моя Донна. Рассеянный взгляд, в котором читался страх, прошелся по залу и наткнулся на меня. Я замахал рукой, в которой держал Стеллу и громко крикнул, надеясь, что меня услышат:
- Донна! Донна! Я здесь!

Услышала. Радость узнавания мелькнула в ее глазах, и она шагнула ко мне навстречу. Сквозь удивленного мужчину.
Значит, мы умерли и стали призраками?
Но когда Донна и я устремились друг к другу, встретились, и, крепко обнявшись, застыли в долгом поцелуе, о котором мечтал, все вокруг опять затянулось дымкой.

Не успел я расстроиться или испугаться, что нас опять куда-то уносит, как мы оказались у замка Фалам Кнок, у того самого здания, где смотрели последнее цирковое представление, и в котором сгорели в адском пламени. Запах гари еще не выветрился, но свежий холодный ветер доносил до нас иные запахи осени: прелой листвы, приближающегося снега, засыпающей земли.
- Донна! Мы живы! Любимая! - Я обхватил ее руками и закружил, не веря в свое счастье.
Закружившись так, что все вокруг поплыло, я остановился и опустил Донну на землю, но не выпустил из объятий.

- Скажи мне здесь и сейчас: ты пойдешь со мной? Я приму любое твое решение, но учти, если ты выберешь цирк, я увяжусь следом и буду ныть всю дорогу "Пойдем домой, Донна! Пойдем домой!". И буду рассказывать, как хорошо в моем поместье, как счастливо мы заживем в нем. Выходи за меня, Донна! Я буду хорошим мужем, клянусь! В моей голове столько идей, на которые ты меня вдохновляешь. И самая главная, я хочу от тебя детей. Так что подумай, Донна, прежде, чем соглашаться. Тебе придется поднатужиться и родить мне троих, нет, четверых малышей.

Да, я хотел многого. Очень многого. Но раз нам выпал такой шанс остаться вместе, почему бы не использовать его на полную катушку?
_________________

Он смотрел на Эйлис и пытался понять, что она сейчас думает, что сделает, скажет. Сможет ли он остановить её, если она решит уйти? Сможет ли убедить её остаться? Сможет ли найти нужные слова? Со словами все обстояло намного хуже, чем с остальным. Слова были не привычны для него, ведь в основном он говорил совсем другое и уж точно никогда не просил кого-то остаться. Даже секс редко повторялся с одной и той же девушкой.
В одном коротком слове «почему» звучало так много, что Тасгалл не знал с чего начать. Не знал, что именно вкладывала девушка в этот просто вопрос и правильно ли он её понимает. Не приходилось еще понимать женщин с другого угла.
- Потому что ты нужна мне, Эйлис, - тихо произнес он, смотря в заплаканные глаза девушки. - Потому что я хочу познать тебя всю, не только твое тело, - тяжело вздохнул, не сводя взгляда. - Потому что хочу, чтобы ты была всегда рядом со мной и не потому, что хочу чувствовать твое тело, хотя и это тоже. А потому что хочу чувствовать твое присутствие рядом с собой. Слышать твой голос, чувствовать твое дыхание на своем плече. Видеть, как ты просыпаешься по утру со спутанными волосами, - подошел к ней ближе. - Разве ты не хочешь просыпаться в моей пастели? Чувствовать мою защиту от всех.
Тасгалл приподнял за подбородок её лицо и поправил выбившуюся прядь волос за ухо. Он рассматривал эту хрупкую девушку, которая за столь короткое время умудрилась стать ему самым дорогим, что бы в его жизни. Он не думал, что надет её, что почувствует это, и что не захочет с этим расставаться.
- Эйлис, прошу, останься. Будь со мной, - мужчина коснулся ее плеч, хоть и опасался, что она может оттолкнуть его. - Я хочу, чтобы ты была со мной. Всегда. Потому что... Полюбил тебя, Эйлис. И не готовь потерять...
Он рискнул. Рискнул сказать это. И рискнул поцеловать её в губы, нежно, ласково. Тасгалл хотел крепко обнять ее и углубить поцелуй. Хотел вернуться к кровати и раздеть её, как он и хотел все это время. Хотел заняться с ней тем, чем им двоим безумно нравится, и делать это столько долго, пока силы не покинут нас и сон не свалит. Но он не знал, как девушка отреагирует на его слова и действия, может прямо сейчас прервет поцелуй, оттолкнет его и убежит...
_________________

Себастьян не мог понять, что случилось, но вроде он был рядом с Беллой, и в то же время нет. Он мог чувствовать её присутствие, но не мог прикоснуться, не мог увидеть, словно это изощренная пытка, которую жизнь преподнесла ему снова. Долгие сто восемьдесят лет они были заточены в предметы.
А потом они с Белой оказались в коридоре недалеко от зала, в котором был пожал.
- Любимая, - он ощупывал её тело, не в силах поверить, что она реальная, а не призрак. Что она рядом. Настоящая, живая, дышащая.
Не в силах удержаться, Себ впился в её губы.
Как долго он ждал этого момента, как долго хотел почувствовать её теплое дыхание, мягкие изгибы... Целую вечность...
нет две вечности, или нет?
Сейчас казалось, что всё это было кошмаром. Ужасным сном или виденьем, а в действительности прошло лишь несколько минут.
Она тоже цеплялась за него, сжимая с силой, которую Себастьян даже не подозревал обнаружить в такой хрупкой девушке.
Услышав голоса, Себ прервал поцелуй.
- Идём, - теперь их ни что не разлучит.
И никто! - мысленно добавил Себ, вспомнив на мгновение про мужа.
Руки бессознательно сомкнулись на талии Изабеллы, теснее прижав к себе любимую женщину.
Они быстро поднимались по лестнице, пока не оказались возле его комнаты.
Его камердинер/кучер/личный слуга встретил его вопросительным взглядом.
- Иди прочь, - бросил Себастьян, заводя свою женщину в покои.
- Но...
- Мне не нужна твоя помощь, - Себ начинал терять терпение.
- Но, ваша светлость, ваш костюм...
- Марк! - прорычал Себастьян. - Если через секунду ты не скроешься с моих глаз, я тебя выкину в окно! И помни, что мы на третьем этаже...
Слуга предпочел сбежать, чем изобразить из себя птицу, не умеющую летать. Как только дверь за ним закрылась, Себастьян развернулся и вновь прижал к себе Изабеллу.
- Я хочу любить тебя на мягкой постели, разнообразить наш опыт состоящий из трюма аэростата, и твоей девичьей спальни.
Он уже расстегивал пуговицы её шелкового синего платья. Стаскивая его с плеч и рук женщины, каждый открывающийся сантиметр кожи, Себ одаривал поцелуями, пока наружу не выпрыгнула её восхитительная грудь, приподнятая узким корсетом. Наклонив голову, Себастьян сжал губами один из гордо торчащих сосков. Руки Беллы понятнули его волосы, доказывая, что ей нравяться его манипуляции. Мужчина переключился на другую грудь и резко втянул второй сосок в рот. Женщина застонала, выгибаясь в его руках. Себ улыбнулся и, как ребенок, начал сосать, услаждая свой слух стонами любимой. Руки тем временем окончательно расстегнули все пуговки и крючки платья, стаскивая шелковую тряпицу вниз, после чего мужчина взялся за шнуровку корсета, продолжая сосать её грудь, так что Белла начала извиваться, и тянуть его за волосы, прижимая к себе. Когда Себастьян избавил её от корсета, и развязав ленту, что удерживала её нижнюю юбку, лишая Белу последней преграды. Панталоны он разорвал ранее, и теперь его руки свободно блуждали по её шелковистой коже, гладя дразня и сминая округлые ягодицы. После чего Себ подхватил её под попку, прижимая её к себе и зарылся лицом между пышных грудей женщины.
Донёс до кровати, и опустил её, после чего отодвинулся, чтобы скинуть всю свою одежду. Белла жадно поедала его глазами, и это было сродни ласкам. Он прекрасно понимал, как выглядит, но ничьё мнение так не волновало мужчину, как этой обнаженной женщины, вольготно раскинувшейся на его кровати.
Королева...
Настоящая королева его сердца.
Стащив последний предмет одежды, Себастьян направился к Белле.
Руки женщины сомкнулись на его шее, притягивая к себе ближе, Себастьян обнял её, устраиваясь в колыбели её ног. Он не хотел спешить, но просто не успел. Тело сделало выбор за него. Бедра качнулись вперёд и Себастьян с приглушенным стоном вошел на всю длину в горячее и влажное лоно, Беллы. Она выгнулась, принимая его в себе ещё глубже.
Тонкие пальцы Изабеллы со спины опустились на его ягодицы, притянув ближе к себе, и это окончательно лишило Себастьяна самоконтроля.
Он кончил в считанные минуты, стискивая тело Изабеллы.
Как сопливый юнец!
- Прости, - пробормотал он, целуя её в шею. - Обещаю, второй раз я не буду настолько эгоистичен.
И он исполнил своё обещание спустя пять минут.
Перекатив её на бок, Себастьян пристроился сзади, входя в неё и одновременно лаская клитор. Губы и зубы ласкали шею, пока он вбивался в Беллу, доводя женщину до грани почти мгновенно. Когда она задрожала и выгнулась, Себастьян притиснул её теснее, не останавливая свои движения. И вот уже протяжный крик сорвался с губ Беллы, когда она кончила во второй раз, сжимая его член, чем опять довела Себастьяна до оргазма.
Он прикусил её плечо, когда кончил во второй раз.
После чего повернулся на спину, прижимая Изабеллу к себе.
Гладил её спину, успокаивая её бурное дыхание.
- Я не отпущу тебя к нему. Если надо будет, то я убью твоего мужа, Изабелла. Но больше ни один мужчина не коснётся тебя.
Он приподнял её голову за подбородок.
- Ты моя! - прорычал он.
Белла улыбалась, и тут у Себастьяна сверкнула мысль.
Он вёз это в подарок матери. Но подарит другое ожерелье, а рубины... рубины достанутся Изабелле, и сейчас...
Себастьян поднялся.
- У меня появилась одна идея, любимая, - он наклонился и поцеловал её колено. - Но ты должна мне верить. Сможешь?
Белла удивленно вскинула брови, но всё же кивнула.
Он вернулся в гардеробную, порылся в сундуке и извлёк бархатную коробочку. Эти камни он привёз с собой из Дели, и здесь уже в Англии их превратили в ожерелье. Тяжелое и великолепное украшение повисло на руке, играя красными и бордовыми бликами..
Себ вернулся в спальню, удерживая подарок за спиной.
- Закрой глаза, - попросил он, забираясь на кровать. Бросил рубины между её раздвинутых ног, и потянулся к завязке, удерживающий занавесь кровати. Толстая шелковая лента, обхватила тонкое запястье Беллы. Её ресницы дрогнули, открывая удивленные голубые глаза, а Себастьян тем временем той же лентой соединил вторую руку, закидывая их над головой женщины, так что грудь поднялась выше.
- Верь мне, Белла, - он погладил её руки, прошелся по ребрам, сжал манящие полушария груди, приласкав каждый из сосочков. Потом его руки скользнули ниже, и Себ поудобнее устроился между её ног. Развел шире её бедра, погладил влажные складочки. Наклонился и поцеловал подрагивающий живот любимой, спускаясь губами ниже.
- Закрой глаза, - снова попросил он, - и опиши мне, что чувствуешь.
Себастьян развел нежные складочки, взял рубины и медленно начал вводить их в неё. Пока самый большой рубин не спрятался в жаркой пещерке. После этого, Себ наклонился к ней, и прошелся языком по влажным завиткам, пока язык не очутился внутри, поймав её напряженный клитор. В это же время, пальцы Себа протолкнули камни ещё глубже, после чего потянул обратно камни, так чтобы они, как можно больше задевали её внутри, раздражая тонкие шелковистые стенки. Бедра женщины поднялись верх, приподнимая таз навстречу его рту. И снова камни на глубину и к себе, пока Изабелла не задрожала, Себастьян ласкал её языком, губами и рубинами. На третий раз, Изабелла достигла оргазма и забилась в экстазе, со связанными над головой руками и выкрикивая его имя.
Он вынул влажные рубины и откинул их в сторону. После чего занял их место собой, возобновляя древние движения, как сама жизнь..
В этот раз они кончили одновременно, и только после этого, Себ развязал шелковую ленту, в то же мгновение услышав, какой-то подозрительный хруст, после чего, изголовье огромной двуспальной кровати резко опустилось в них. Белла вскрикнула, вцепившись в его плечи, но когда ничего больше не произошло, они начали смеяться.
- Чувствую, что мы сломали кровать, - немного успокоившись, констатировал Себастьян. - Придется поменять кровать, - он погладил её бедро. - У тебя в спальне она крепка?
_________________

Разве могут чувства в одно мгновение быть абсолютно полярными?
Раньше я бы сказала, что нет. Теперь у меня не было такой уверенности.
Вот только я считала, что он раздавил меня, унизил и растоптал, и спустя несколько секунд, почувствовала, что я не просто ожила, что этот мужчина возродил меня, сделав абсолютно счастливой.

Это почти как "люблю тебя", возможно даже больше, чем любовь. Моё сердце бешено забилось, а Тасгалл продолжал:

Я смотрела на него, чувствуя, что меня распирает от чувств, к этому мужчине. Но мне было страшно. Страшно довериться ему, исполнить в жизни всё, что он предлагал. Однако, разве этот мужчина не доказал в том странном месте, что ему можно верить? Что он способен защитить?

- Я... я боюсь, Тасгалл. Боюсь, что ты быстро устанешь от меня и оставишь на обочине, как ненужную вещь.

От его прикосновения, мои глаза закрылись, и я постаралась прижаться к его руке, я хотела, снова почувствовать его уверенные и сильные объятия, забыть картину, что до сих пор стояла перед глазами. Забыть эту нахальную служанку, которая посмела развалиться на его кровати.

- Тас... - я подалась вперёд, почувствовав его руки на плечах.
Обними меня! - кричали мои глаза. - Обними и никогда не отпускай!
И он сказал... сказал то, что я и не мечтала услышать.

Я не успела ответить, когда его губы прикоснулись ко мне. Ласково и мучительно нежно, так, словно он боялся, что я сломаюсь от этого касания.

Эта осторожность раздражала, но я прекрасно поняла чего он опасается. И напрасно. Но раз Тасгалл боится, придется показать, что так легко ему не отделаться.
Подняв руки, я вцепилась в его рубашку, притягивая мужчину ближе к себе. А мой язык по-хозяйски скользнул ему между зубов, прикоснувшись к его языку. Реакция не заставила себя ждать. Руки мужчины стиснули меня так, как я и хотела, так что я почувствовала всё его большое тело и этот самый орган, который мне непременно захотелось исследовать дальше. Выгнувшись в его руках, я подняла руки ещё выше, цепляясь за плечи мужчины. Уступая в это время право главенствовать его языку. Губы нежные и горячие, дарили наслаждение, языки затеяли игру, лаская друг друга, пока я приглушенно не застонала. Я гладила его шею и волосы, чувствуя между пальцами их шелковистость. Не может простой слуга иметь такие ухоженные волосы. Как и знать про лучшие винокурни Шотландии, и вкус виски, производимый там.
Что-то он всё равно скрывает, но разве это сейчас важно? Нет. Сейчас самое важное - его любовь ко мне, а значит моя любовь не безответна, значит я могу считать себя счастливейшей женщиной на земле.
Оторвавшись от его губ, я поцеловала его подбородок с самой сексуальной ямочкой и заглянула в тесно-голубые, от желания, глаза.
- Я хочу... - я не смогла договорить, вместо этого я толкнула Тасгалла к кровати, так что мужчина от неожиданности приземлился прямо на её край. Я остановилась между его раздвинутыми ногами. - Хочу, чтобы ты.. чтобы мы... сделали это снова, - выдохнула я, упираясь в его плечи, так чтобы мужчина опустился на кровать. Сама же задрав юбки повыше, забралась ему на колени. Как здорово, что мои панталоны остались в том коттедже, позабытые и совершенно ненужные.
- Тас... пожалуйста, - прошептала я, наклоняясь к его лицу, так что мои волосы накрыли нас темным покрывалом. - Возьми меня, пожалуйста...
Я совершенно лишилась стыда, если говорила такое мужчине, но именно этот мужчина действовал на меня таким непостижимым образом. Я даже не думала, что буду вести себя как последняя развратница.
Я поёрзала на его коленях отчетливо чувствуя, как ОН стремиться ко мне через брюки. Слегка отодвинувшись, я сама расстегнула штаны мужчине, наблюдая, как его орган подрагивает, и рассмотрела его при свете лампы. Большой, покрытый набухшими венами, бархатистый ствол. Я прикоснулась кончиками пальцев к вене, и мужчина дернулся.
- Прости, - пробормотала я, покраснев. - Я сделала тебе больно?
И уже хотела слезть с колен, но не успела...
_________________

Где-то во времени

Годы, проведенные в чаше, заставили меня многое обдумать. Страшные приключения оставили неизгладимое впечатления. Я больше не боялась графа и того, что он может мне предложить, не страшилась трудностей, что могут ждать нас впереди, они неизбежны. Но я боялась того, что он тоже все это время обдумывает произошедшее и может прийти к неутешительным выводам, которые я просто не смогу переломить…
Бесплотная душа, находящаяся в серебряной чаше, смогла выдержать столько времени исключительно благодаря надежде.
Где она находилась, отчего постоянно было так темно и холодно? Книги сказок с душой графа внутри, рядом не было, но Донна была рада этому, слишком промозглое было место, книга могла пострадать, а кто знает, как бы это отразилось на душе Лоуренса…
Сколько времени прошло, Донна не могла сказать, оно перестало иметь значение, вечный холод и беспросветный мрак, вот все, что ей осталось… Что же, может, она заслужила это? За то, что даже в сказке не поступилась своим мнением, разлучив влюбленных, за то, что руководствовалась лишь своими интересами, не думая, что на Лоуренсе лежит большая ответственность, что от него зависят люди, живущие на его землях, как и от Фила зависели его поданные… И снова горький страх наполнил чашу. Что если так и должно быть? Донна видела одежду графа и, могла сказать, что лишних денег у него нет, видела его тело, и он явно недоедал, может именно в их случае действительно лучше, что бы Лоуренс нашел себе состоятельную невесту?
Вы когда-нибудь видели плачущую чашу? Когда маленькие капли стекают по изящным формам, когда узор змеи медленно ползет, извиваясь от беспокойства и, в конце концов, кусает за хвост саму себя?
Но, кое-чему, она все таки научилась. Никаких поспешных выводов и односторонне принятых решений. Она поговорит с графом, и они вместе решат, как лучше поступить…

Фалам Кнок, 2015

В какой-то момент она оказалась в светлом помещении. Испуганная, непонимающая, что происходит, практически слепая, ведь столько лет она провела в кромешной темноте...
Первым, что ей удалось разглядеть, были заинтересованные глаза мужчины, он обратился к женщине, сидящей рядом, призывая её внимательнее осмотреть чашу. Восхищение незнакомца польстило Донне и змейка едва уловимо шевельнулась на поверхности, а как только он прикоснулся – чаша «потекла» и девушка вновь ощутила себя человеком, хотя и слегка прозрачным…
Она подарила мужчине благодарную улыбку и стала оглядывать зал в поисках того, кто занимал её мысли все это время…
Где же ты? От грусти до отчаяния – один шаг, и она его уже совершила. Неужели, слишком поздно?

Родной голос окликнул её по имени и она, наконец, увидела родные глаза в толпе незнакомцев. Донна так спешила к Лоуренсу, что прошла сквозь незнакомца, приложившему руку к её спасению, вопреки очередным страхам, любимый легко принял её в свои объятия, не смотря на то, что она могла разглядеть предметы сквозь него.

Боги, как же она мечтала об этом поцелуе, как истосковалась по губам графа, по его рукам на своем теле, по бездонным глазам, что способны свести её с ума…

Фалам Кнок, 1835

И снова перемещение. Странно, но в этот раз страха не было. Может, она просто устала бояться, а, может, все дело в Лоуренсе, который все сильнее прижимал её к себе.

- Я согласна, - тихо дала ответ Донна.
Слова любимого заставили её забыть все мрачные мысли.
Что, собственно, ей нужно для счастья? Что бы граф был рядом, а будет это в его поместье или в её фургончике - вопрос второстепенный.
- Лоуренс, забери меня, пожалуйста, из этого проклятого замка. Еще одно подобное приключение я просто не переживу, - с мольбой в голосе произнесла девушка, прося его даже взглядом.
К отъезду она была готова в рекордные сроки. Пока Лоуренс договаривался о том, что бы взять вторую лошадь у лэрда Дугэла, Донна быстро собралась и переоделась в дорогу. Сценические наряды будущей графине ни к чему, а других вещей было не так много. Главное, она забрала Риза, до сих пор оберегающего яйцо и Трис, которая с того момента, как Харли Таггерт вернул её, не отпускала запястье хозяйки ни на миг.
В фургоне Донна оставила записку, где прощалась со своей цирковой семьей и прошлой жизнью.
Дорога была нервной, то лошади пугались непонятного шипения, доносившегося с разных сторон, то змеи выказывали недовольство таким неучтивым обращением и тряской. Лоуренс и Донна гнали лошадей на пределе возможностей и въехали на земли графа до захода солнца.

Поместье графа Флеминга

Поместье встретило девушку хмуро и неприветливо. Донна догадывалась, что дом находится не в лучшем состоянии, но что бы настолько…
Когда-то величественное здание, сейчас поражало своей холодностью и сыростью, от него веяло отчаянием, это напомнило ей то место, где она столько лет провела в заточении чаши.
Навстречу им вышла пожилая пара…
Это смутило еще больше. Обычно, когда единственный хозяин возвращается, не важно в какое время, вся прислуга выстраивается, встречая его… Может, она чего-то не знает и у графа есть брат или сестра? О боги, а вдруг живы его родители? У неё будет свекровь? В какую очередную авантюру она ввязалась? Только теперь Донна поняла, как мало она знает о графе… Нет, никто в здравом уме, не отпустил бы графа в дорогу в таком плохом состоянии. Тогда... они втроем пытаются содержать это огромное здание?
Спокойствие, только спокойствие. Не она ли боялась, что может заскучать в поместье Лоуренса? Окинув особняк внимательным взглядом, девушка составляла список предстоящих работ. Ближайшие годы, скука ей не грозит…
Граф представил её своим слугам, Грегору и Мэси, как будущую графиню Флеминг.
После такой новости, женщина одарила мужа победной улыбкой.
Из сумки Донны послышалось жалобное шипение, Риз интересовался, можно ли ему, наконец, выбраться наружу. Трис, так же решила осмотреться, она соскользнула с руки заклинательницы, проползла вблизи остолбеневших слуг и заползла в дом.
_________________

Видеть то, как тебя хочет девушка, что она готова на все, лишь бы получить порцию удовольствия, потрясающе. Он никогда бы не променял это ни на что. Эйлис приняла его ответ и не стала отталкивать. Более того, она решила продолжить начатое на лестнице, и мужчина был только за. Совсем не грациозно повалив его на кровать, но грациозно оседлав, она стала просить его взять её. Ох, эти слова, как мед, а он чувствовал себя медведем, который хочет пробраться в улий и всё съесть.
Её ёрзания на коленях делают узкими брюки, и Эйлис помогла решить эту проблемы, высвободив возбужденного дружка на свободу. Тасгалл смотрел на то, как она разглядывает набухший член и касается его. От прикосновения он дернулся, отвечая ей в своей привычной манере.
На слова девушки Тасгалл усмехнулся и тут же схватил ее за бедра не давая возможности слезть с колен.
- Ты сделала мне приятное, - ответил мужчина и, приподнявшись, уперся горячим стволом в промежность девушки. - Нужно снять все лишнее, - и в мгновение шнуровка корсета ослабла. С себя он тоже все скинул. С нетерпением он стянул с девушки платье, корсет, и юбки, оставив сидеть на себе полностью обнаженной. - Ты божественна...
Сжал упругие ягодицы и прижал к себе, практически вдавливая стоячий вертикально ствол между половыми губками к самому клитору. Он стал приподнимать ее бедра, шоркая о свой член. Видит, как девушка задышала, чувствует, каким влажным стал её бутончик. Приподнял ее бедра и уперся. Стал прижимать Эйлис за ягодицы к себе, туго входя в неё. Он видел, как меняется выражение ее лица, как щеки наливаются румянцем. Мужчина придвинулся ближе и завладел её ртом в страстном поцелуе, окончательно вдавливая эту хрупкую малышку в свой пах. Она стонет и двигает бедрами. Он срывает стоны с ее губ своими и сильнее двигает её бедра навстречу своим. Как приятно быть в ней, в такой узкой, горячей и влажной. Тасгалл мнет её груди и сдавливает затвердевшие соски пальцами. Он хочет войти в нее глубже, и потому отрывается от губ и замирает. Он чувствует, как пульсирует внутри его малышки, как она старается сжать его, но он слишком большой для нее, и ей еще не хватает опыта. Однако именно эта неопытность тоже возбуждает Тасгалла.
- Хочешь сама? - спросил он, но видя не совсем полное понимание на её лице, Тасгалл крепко ухватил Эйлис под попку и удобнее устроился на кровати. Затем отклонился назад и лег на кровать. Выпрямившись, он почувствовал, как сильнее вошел в нежный бутончик, что Эйлис невольно вскрикнула. - Кажется, теперь я сделал тебе больно, но... - мужчина стал поглаживать её бедра, затем принялся массировать набухшую клубничку, вызвав приятные стоны у девушки. - Так, хочешь сама? - он хитро ухмыльнулся. Приподнял за бедра девушку на всю длину члена и опустил ее на него до самого основания, почувствовав, как уперлась головка. - Наездница...
Мужчина продолжил ласкать Эйлис, сминая груди, покручивая соски в пальцах, не забывая уделить должное внимание её клубничке. Но сейчас он хотел видеть наездницу. Видеть, как прыгают в ритме её налитые груди. Слышать её вскрики от резких движений и глубоких проникновений.
_________________

Баронессе показалось, или она действительно услышала своё имя, которое выкрикивал тот, кого было так желанно слышать в этот момент? Кенна прикрыла глаза, но услышала только шелест ветра и неразборчивые голоса тех, кто так же, как и она, прибывал из заточения.

- Алан, - сорвалось с её губ неслышно. Леди МакКензи просто боялась, что ей показалось, и не спешила расставаться с этой иллюзией.



Он вышел к ней из темноты и крепко прижал Кенну к себе. Её невыносимый милорд, единственный, кого она была счастлива видеть в эту минуту. Они пережили так много, что Кенна даже задумываться не желала о том, сколько из приличий готова нарушить здесь и сейчас. Алан и испытания, пережитые вместе, научили её быть смелой. На этот раз она хотела быть таковой до конца.

- Ничего не болит, - замотала головой баронесса, так и прижимаясь к Алану. – И ничего не натворила. Кроме того, что очень, просто очень-очень соскучилась.

И наплевать на все приличия. Сегодня она желала быть совершенно неприличной. Хоть и совсем не имела представления о том, как это делается.

- Хорошо. Я готова слушаться вас… тебя, что бы ты ни приказал.

Это признание прозвучало очень двусмысленно, и Кенна зарделась, надеясь, что в темноте будет не видно. Разжала руки и отступила на шаг. Туфельки снова увязли в горячем пепле.

- Пойдём собирать вещи?


Алан следовал за ней до дверей её комнаты. Замок будто вымер. Не было ни слуг, снующих по коридорам, ни отголосков разговоров и бесед. И, несмотря на это, Фалам Кнок больше не казался отвратительным местом. Куда подевалась её нянюшка, Кенна не знала, и ей приходилось гнать от себя тревожные мысли. Баронесса МакКензи переступила порог своей комнаты, и почувствовала дрожь. Она не желала отпускать от себя Алана, но не понимала, что нужно сделать, чтобы удержать его рядом с собой.

- Милорд, раз вы собрались на мне жениться… - Баронесса сделала паузу, когда поняла, что голос, в который она так старательно подпускала весёлости, дрогнул. – И раз уж нет ни слуг, ни няни… Может быть, вы будете так любезны помочь мне разоблачиться? Это не сложно. Нужно всего лишь ослабить шнуровку корсета. Думаю, у вас есть в этом опыт.

Последние слова пришлось произнести шёпотом. Если у Алана и был опыт в раздевании женщин (в этом Кенна не сомневалась), для баронессы это был дебют. И в отличие от первого взрослого бала, на который она отправилась совсем недавно, этот дебют вызывал у неё гораздо больше трепета и волнения.

Эпилог.

Франция. Декабрь 1838 года.

«Мяу!» - от пронзительного вопля, казалось, зазвенели стёкла в окнах. Маркиза Буше вздрогнула и уронила на пяльцы иголку.
Юный виконт Мишель де Саль, в очередной раз проявив незаурядные навыки маскировки, тихонько подобрался к камину и сцапал за пушистый хвост пригревшуюся около экрана любимицу старшей сестры.
Оскорблённая Фиалка возопила ещё громче и попыталась вырваться, но маленькие ручки держали крепко. Изабелла улыбнулась, отложила вышивание и, поднявшись, подошла к сыну:
- Отпусти кису, моё сердечко, - про себя женщина иногда называла сына «рубиновым мальчиком», и до сих пор краснела, вспоминая день его зачатия. – Пойдём лучше проведаем папу, пока он не утонул в своих бумагах, и расскажем ему кое-что.
Мишель выпустил кошку – Фиалка тотчас взлетела на подоконник, надеясь, что там это ужасное создание её не достанет – и, протопав к матери, вцепился в подол платья.
- Играть с папой!
«Может, стоит послать кого-нибудь из слуг предупредить о визите?» - всего неделю назад месье Мишель устроил на отцовском столе небольшой потоп, опрокинув полную чернильницу, и разукрасил столешницу отпечатками своих ладошек. За компанию досталось и паре писем, неосторожно забытых Себастьяном на столе.
Мишель, не подозревая о мыслях матери, настойчиво потянул её за собой и Изабелла привычно замедлила шаг, подстраиваясь под малыша.
Попавшаяся навстречу служанка присела в реверансе и сообщила госпоже маркизе, что мадемуазель Элинор вместе с бабушкой плетёт рождественский венок в Янтарной гостиной.
Изабелла незаметно вздохнула – свекровь до сих пор не могла простить ей молчание о Линни и, хотя внуков обожала, в обращении с невесткой всё же проскальзывал холодок.
- На ручки, - потребовал Мишель, дойдя до середины коридора.
- На ручки, - согласилась Изабелла, подхватывая сына и целуя в тёмную макушку: «Надеюсь, Себ уже убрал всё бьющееся и острое».
Внутри кабинета было тихо и Изабелла, аккуратно нажав на ручку, открыла дверь. Мишель ухватил цепочку от крестика на шее матери и увлечённо пробовал её на зуб, но тут же отпустил украшение и, увидев в открытой двери, склонившегося над бумагами отца, нетерпеливо заёрзал и потребовал:
- Хочу лошадку! – вчерашняя поездка по дому на плечах папы очень понравилась наследнику.
- Мы соскучились, – женщина вошла в кабинет, ощущая как замирает сердце от улыбки мужа, поднявшегося навстречу. – И принесли новость, - Изабелла опустила сына на пол и, подойдя следом за мальчиком, прильнула к Себастьяну:
- Себ, у нас будет ребёнок.
_________________

Эпилог

Родовое имение семьи Флеминг

Я видел, какими глазами Донна смотрела на мое имение. Я взглянул на него со стороны и ужаснулся, насколько все оказалось плохо. Так же плохо, как выглядели старики Грегор и Мэси.
Поняв, что Донна - моя будущая жена, они радовались как дети. Обнимали нас, друг друга, даже лошадям досталась порция объятий.
Пока Грегор и Мэси хлопотали на кухне, готовя похлебку, я сам отвел лошадей в стойло на заднем дворе, расседлал их и почистил, задал корма. Дорога была дальняя, животные устали.
Я перетаскал вещи Донны к себе в комнату - единственную, кроме комнаты слуг и кухни, пригодную для жизни.
- Донна, давай, поселим твоих змей в соседней комнате? - с надеждой в голосе произнес я.
Пока она оглядывалась и осваивалась в новом жилище, я поспешил к старикам.

Грегор неторопливо рассказал о последних событиях: возле деревни объявились волки, которых не видели лет пятьдесят, из Эдинбурга пришло письмо о кончине моего единственного, хоть и дальнего родственника по материнской линии. И то и другое известие требовало срочного вмешательства.

Пока не стемнело, я решил пробежаться до деревни. Мое сообщение, что я женюсь, воодушевило крестьян. Хозяйка в поместье - возрождение клана. Выслушав охотников, я договорился с ними, что не стоит убивать чудом выжившую волчью семью, лучше их выловить и посадить в клети, которые со времен прадеда хранились на заднем дворе усадьбы.
- Я думаю, многие захотят прийти и посмотреть на последних волков. И еще есть у меня одна задумка: почему бы нам не возродить графскую охоту?
Эта мысль пришлась по душе охотникам. Графская охота - прибыльное занятие. Из Эдинбурга, Глазго и других крупных городов на охоту начнет прибывать знать, которая засиделись в своих городских домах и с удовольствием проведет несколько дней на свежем воздухе. В горах, что раскинулись недалеко от поместья, водились королевские олени, козы, куропатки, и в любое время года можно было бы найти интересное занятие для скучающей знати.
- Завтра я с невестой отправлюсь в Эдинбург, мы должны отправить запрос в малую плату лордов, чтобы нам выдали разрешение на брак, а заодно навестим знатные семейства. В мое отсутствие, Дуглас, отправь женщин в поместье, путь приберут все комнаты. Сам проследи, что можно оставить, а что выбросить. В городе я попробую занять денег на новую мебель, привезу плотников, нужно крышу залатать, поговорю со стекольщиками.
Дуглас - священник и старинный друг, похлопал меня по плечу.
- Сделаем, не переживай. Мы поддержим тебя. Возродится поместье, поднимутся деревни. Женщины с утра пораньше придут. Да и мужчины не откажутся подсобить. Кто на волков не отправится, все к тебе завалятся. У крестьян до весны заботы нет, для общей пользы поработаем. За деньги не переживай. Как появятся, рассчитаешься.

Воодушевленный я отправился назад в поместье. Уже стемнело и я сильно переживал, что Донна загрустила без меня.
Сколько меня не было? Часа два от силы?
Я не узнал свою комнату. Донна оказалась умелой и расторопной: постель перестелена, вещи, висевшие где попало, отправились или в стирку, или на полки шкафа, полы вымыты до блеска, даже подоконник украшал букет из вечно зеленого самшита.
Видя мою растерянность, Донна рассмеялась.
-Привыкай к чистоте.
Я невольно понюхал подмышки. Хорошо бы искупаться. С тоской я вспомнил свое последнее купание. Нет, на мельницу ни сам не пойду, ни Донну не потащу. Разве что летом.
- Грегор нагрел воды, - Донна поняла мои метания. - Иди купаться.
- Только вместе с тобой. Кто мне спинку потрет? Грегор до смерти напугается того гада, что на ней нарисован. - Я до чертиков был рад, что нашлась причина затащить Донну в ванную комнату, что находилась недалеко от кухни. Там грели в котлах воду и сливали в специальный желоб, который был проложен до медной ванны, спокойно вмещающей двух человек.

Ну, что сказать? Своего первенца мы зачали скорее всего там, в ванной.

В Эдинбурге, куда мы отправились с Донной, я заложил имение, а на полученные деньги заказал строительные материалы и мебель для обстановки всех комнат. Туда я намеревался заселять гостей, которые прибудут на нашу свадьбу, а потом примут участие в трехдневной охоте.
Умерший родственник ничего толком не оставил, его городской дом тоже оказался заложенным, но его вышколенные слуги согласились переехать в наше имение, чему Грегор с Мэси были несказанно рады. Работа в доме кипела.

Мы так торопились с ремонтом имения, что справились к рождеству, и в первые дни нового 1836 года отпраздновали нашу свадьбу, на которую прибыли многие знатные шотландские и английские семейства. Охота оказалась отличной затеей, и те люди, что побывали на свадьбе, стали нашими частыми гостями. Через месяц членство в клубе "Графская охота" стоило больших денег, и к весне их оказалось достаточно, чтобы начать выплачивать по закладной на имение.

Часть заемных денег я выделил на пополнение стад овцами, и в июне, снятая с них шерсть, принесла приличный барыш, что позволило наладить жизнь и в деревнях.
В народе даже стали поговаривать, что в наш край удачу принесла новая графиня, моя любимая Донна. Что же, я согласен. Если бы не она, вряд ли в моей голове зародились бы такие идеи, как охота и зоопарк.

Пойманная волчица с приплодом положила ему начало. Приезжавшие на охоту с удовольствием ходили смотреть на последних шотландских волков, на змей Донны, на варана, что жил прежде в доме у почившего родственника. Вскоре друзья, бывающие за границей привезли пару мартышек, несколько павлинов, какаду и маленьких цветных попугаев, которых в Шотландии отродясь не видели. Пришлось разбить зимний сад с водоемом, в котором поселили красных рыбок, привезенных из Китая.

Донна тоже внесла лепту в становление имения. Помните, она лечила меня в цирковом фургоне змеиной мазью? Я как-то обмолвился об успешном лечении при госте из Глазго, тот заинтересовался. Пошептавшись с Донной, он уехал, а через месяц мы стали поставщиками змеиного яда для нового вида мазей от радикулита и владельцами акций фармацевтической фабрики. В это дело я сильно не лез, Донна сама занималась строительством серпентария и разведением змей, которых ей свозили со всего мира. Мне достаточно того гада, что поселился на моей спине.

Имение расширялось, срочно перестраивалось. Теперь не только охота прельщала горожан. Они стали приезжать в имение с детьми, чтобы посмотреть наш зоопарк, покататься на пони и на карусельках, которые я построил для своих будущих детей.
В июле моя семья пополнилась двумя орущими близнецами.
Я ходил по своему растущему имению ужасно гордый - будет, что оставить в наследство моим сыновьям. До конца года я рассчитаюсь со всеми долгами и начну строить новый дом, он нам с Донной нужен как воздух. Нас стало в два раза больше!

Я каждый день благодарю странный Фалам Кнок и его хозяина за то, что позволили мне встретить Донну, мою бесконечно любимую жену.
Не прошло и года после рождения близнецов, как она опять забеременела. Видимо воздух шотландских гор благотворно действует не только на жителей нашего зоопарка.
Я счастлив.


_________________

Я улыбалась, пока он раздевал меня, наслаждалась ласками и его близостью.
Он любит меня. Любит.
Это откровение словно наполнило меня силой. Эндорфиновое удовольствие. Это был не просто секс, это была любовь.
Мне хотелось петь и бегать по комнате, Но любимый достаточно ясно и доходчиво показал мне, что это второстепенные желания. А основное, это почувствовать его в себе. Его горячий и твердый орган прижался ко мне, раздражая трением, так что по спине побежали мурашки, а живот свело судорогой в предвкушении. Я ждала, что он вот сейчас, в это мгновение войдет в меня, растянет заполнит собой так плотно, что даже волос не протиснуть. Но Тасгалл продолжал свою пытку, доводя меня до исступления. Он прижимал к себе, всё теснее, продолжая натирать моё самое чувствительное местечко, пока я не задышала часто и неглубоко, чувствуя, что вот вот кончу. мои бедра жили своей жизнью, ёрзая по его органу, и с каждым скользящим движением, мои стоны становились всё громче. И потом он входит, заполняет, растягивает, делая меня частью себя. Тас начал двигаться, открывая мне новую вселенную чувственности. Каждый раз, когда он совершал обратное от меня движение, мне хотелось задержать его, продлить это удовольствие быть дольше наполненной, я напрягалась, но это мне удавалось с трудом, скорее так я ещё скорее приближала свой оргазм.


Сначала я непонимающе уставилась на него.
Что сама? Я его хочу, снова и снова, и снова. А он не пойми что спрашивает. Видимо моё недоумение было ясно написано у меня на лице, так как Тас наглядно показал, что именно я должна делать. Ухватив мои бедра, он поднял меня вверх, почти полностью выходя, а потом опустил настолько глубоко, что я кончила в тот же момент.
- Нет, мне не больно, - наклонившись вперед, я поцеловала его в грудь.
И так лежала, дрожа и чувствуя, как он пульсирует внутри меня, и мне хотелось сидеть на нем так вечность, ощущая его подрагивающий орган, чувствуя его руки на своих бедрах и ягодицах. Он мягко гладил, успокаивая и вновь возбуждая, стоило его пальцам только прикоснуться к моему клитору, как по телу снова прошла дрожь наслаждения. Тасгалл приподнял и резко опустил, и тут до меня начало доходить, что именно я должна делать. Упершись в его грудь ладонями, я поудобнее устроилась на его бедрах. Уперлась коленями в жесткий матрас, и приподнялась, чтобы потом медленно опуститься. Тас смотрел на меня не отрываясь и в его взгляде плескалось такое желание, что мне хотелось утонуть в этом голубом море наслаждения. Снова вверх и резко вниз, так что казалось его орган достал до самого сердца. Но я хотела почувствовать его ещё глубже. Снова вверх-вниз, и уже мужчина глухо зарычал. Я остановилась, полностью насадив себя на его орган, попробовала ощутить, как мышцы внутри сжимают и разжимают его бархатный горячий ствол. Потом медленно опять приподнялась, и так же медленно опустилась. Пальцы Таса мяли мою грудь, подливая масла в огонь наслаждения, тянул и крутил чувствительные соски. Но я держала ритм, два раза быстро, один медленно, пока не почувствовала, что уже сама не могу держать его. Отбросив в сторону всякое смущение, я уперлась ладонями в его бедра, и выгнула спину, продолжая работать бедрами и тазом. С каждым резким толчком выгибаясь всё сильнее, пока не ощутила, его пальцы у себя внутри, он гладил и обводил кругами самое чувствительное место, доводил до грани и бросил в пропасть наслаждения. Момент и настал тот самый ослепляющий момент. Последний рывок, я закричала и забилась на его органе, словно наколотая на иголку бабочка. Спина выгнулась ещё сильнее и я упала назад, продолжая вздрагивать от множественного оргазма. Первого в жизни, но я надеялась не последнего.
Тасгалл притянул к себе, опуская на грудь, а его руки нежно и ласково баюкали моё ещё дрожащее тело.
И пока мои мозги не встали на место, язык выдал то, чего я совершенно говорить ему не хотела. Особенно сейчас, особенно здесь.
- Я... - дыхание ещё было прерывистым. - Я люблю тебя, Тасгалл...
Сказала и замерла в ожидании.
Подруги, все как одна говорили, что ни при каких обстоятельствах нельзя говорить мужчине, что ты его любишь. Это тут же вынуждает их сбегать. И я ждала, что будет делать он. После моего признания.
Лежала на его груди, чувствуя, как пальцы перебирают мои волосы, а сама считала родинки на его груди.
Руки мужчины сильнее стиснули меня, прижимая к себе. Это лучше всяких слов сказало мне, о его чувствах.
_________________

У нее жар. В этом не было сомнений, иначе баронесса не говорила бы мне такие слова. Я коснулся губами ее виска, но вроде бы все хорошо. Да о чем я? Ведь чувствую то же самое. Значит - жар у нас обоих.


Такое длинное ожидание, и такая сладкая награда. Она стоила того, чтобы ждать. Я не сомневался, не искал причины, я был готов вкушать ее, словно неутомленный гурман, медленно, смакуя... Хотя нет, сначала как голодающий из трущоб, быстро и ненасытно. А потом уже все остальное.



Мы поднялись наверх, в ее комнату. Стоило закрыть дверь, и словно оказались в другом мире. Здесь все еще горело несколько свечей, создавая уют. Все беды остались за дверью, все вопросы и странные события. Здесь же были только мы.


Ее просьба зарождает во мне бурю. То, что я пытался удержать, строя из себя джентльмена, вырвалось на волю, словно голодный хищник из клетки, опасный, но аккуратный - он не хотел спугнуть свою добычу. О, он так долго был в заточении, так болезненны его муки, он так нуждался в спасении... Еще по привычке облизал пересохшие губы, оглядываясь по сторонам в поисках виски. Но нет, сегодня я не собирался тушить пожар, сегодня он будет гореть в полную силу.
- Ты права, моя дорогая, - ответил я, подходя к ней со спины. - Я сделаю это с удовольствием. Все, что попросишь.
Кончики шнуровки прятались в складках пышной юбки. Я знал, где искать. Вытащил их на свободу и распутал первый узел. Не смог удержаться, наклонился и коснулся губами ее плеча. Кенна вздрогнула и, кажется, перестала дышать. Столько волнения было в той, что назвалась ненасытной. Какая утонченная игра. Я думал об этом, пока касался губами ее шеи, раз за разом, упиваясь ее сдержанным восторгом. Пока распутывал чертов корсет, местами дергая за края, когда подводило терпение. В такие моменты она делала прерывистый вдох, лаская мой слух и заставляя раздевать ее быстрее. Это все от нетерпения, у нас обоих.
За корсетом еще полно ткани - сорочка, нижние юбки. Это могла придумать только женщина, чтобы все усложнить мужчинам, как они любят. Я пробираюсь к ней с треском, сдергивая одежды на пол, обнажая. В том числе и себя по пояс. Ее формы сущий сюрприз. От их созерцания сбивается вдох. Я близок к тому, чтобы превратиться в одержимого поклонника, ее личного.
- Стоит ли говорить, насколько я тобой очарован? Это так очевидно.
Она улыбается, взволнованная и ожидающая от меня более решительных действий. Касаюсь пальцами, очерчиваю изгиб спины, упругие ягодицы, сдавливаю. Сглатываю. Пока вторая моя рука возится с пуговицами штанов, стараясь скорее освободить набухшую плоть. Губы уже оставляют влажную дорожку на ее нежной коже, когда мои пальцы ускользают меж ее ног и врываются в сочное лоно, где мечтаю оказаться. Ее судорожный вдох, желание за что-то схватиться, чтобы не потерять равновесие. Она будто потрясена происходящим до глубины души. Право, я тоже. И уже не в силах это терпеть. Развернув Кенну лицом к себе, я припадаю к ее губам, подхватываю и укладываю спиной на кровать, устраиваясь между ее колен. Она что-то хочет сказать, или мне это только кажется. Потом, все потом, когда мы уже настолько близко друг к другу и еще недостаточно. Впивается ноготками мне в плечи, царапает, торопит - не иначе. Ерзает подо мной, пытаясь устроиться поудобнее - не иначе. Сейчас, моя хорошая, сейчас... Один рывок бедрами, и я врываюсь плотью внутрь ее тесного лона, слишком поздно понимая, что здесь что-то не так...
_________________

Ему нравилось наблюдать, как девушка учится получать удовольствие. И его поражала способность Эйлис ловить оргазмы так быстро. Может быть это потому, что она еще не опытная, а может просто такой темперамент, но в любом случае ему это нравилось. Это давало возможности для таких любовных игр, которые он никогда не пробовал и не испытывал. Ведь ощущение, как член раз за разом массируют сладостными конвульсиями, возбуждает сильнее, и сейчас Тасгаллу было сложновато сдерживаться, но он хотел подарить своей малышке такое удовольствие, которое она никогда не забудет. Ведь первый секс, пусть и множественный, за одни сутки — значит первый секс, он останется в памяти на всю жизнь.
Девушка оказалась достаточно гибкой. Получая удовольствие она подарила мужчине незабываемый вид выгнувшейся назад девушки, бьющейся в оргазме. Он смотрел на поблескивающее в поту тело, смотрел, как она в такт своим сокращениям сжимает свои бедра на нем, как груди вздрагиваю. Шотландец притянул её к себе, уложив на грудь и ощутил её дрожь на своей коже.



Он улыбнулся и, поглаживая девушку по волосам, поцеловал в макушку.
- Я знаю, - с легким самодовольством произнес он, и отодвинул спутавшиеся волосы в сторону, открывая лицо Эйлис. Приподнял её личико за подбородок и притянул к себе. - Я тоже тебя люблю... - сладко поцеловал девушку в губы. - Передохнула? А теперь я хочу получить до конца то, что ты отхватила себе два раза, - он укоризненно-шутливо произнес и перевалил девушку на спину. Подмял ее под себя и устроился между ног. От неровного дыхания груди девушки привлекательно подрагивали, и Тасгалл принялся ласкать их, уделяя особое внимание камушкам в центре груди. Покрывая все тело Эйлис поцелуями, нежными и откровенными, жесткими и едва заметными. Он водил руками по телу, сжимая выпуклости. Затем резко вошел и задвигался в ней. Скопившееся возбуждение в паху требовало выхода. Он вонзался все сильнее, с силой ударяясь о нежные бедра девушки и жестко стукаясь о набухший клитор своим лобком. Звонкие шлепки влажных тел разошлись по небольшой комнате страстным эхом. Тасгалл не мог сдержать порывы.
- Если будет... Больно... Просто... кричи... - с трудом произнес он, тяжело дыша в её шею.
И она кричала. Кричала, стонала, терлась коленями о его бедра и впивалась ногтями ему в кожу. Он сильнее раздвинул её ножки и проник так глубоко, что она задрожала под ним. Он чувствовал, как она сжимает его внутри себя и понял, что всё. Сжал её грудь, ухватился за хрупкое плечо со спины, чтобы Эйлис не отодвигалась от его неистовых толчков. Несколько раз до самого основания всунул окаменелый от возбуждения член в узкое, распухшее от жесткого трения, лоно. Затем, несколькими порциями выплеснул семя в милашку, постанывая во влажную кожу шеи девушки от полученного оргазма и содрогаясь внутри нее.

- Уедем от сюда? - еще тяжело дыша он поцеловал её в шею, уперся на локти, чтобы не раздавить маленькую хрупкую девушку под собой. - У меня есть маленький скромный домик, близ Лох-Норда, - он посмотрел девушке в глаза. Он понимал, что она из сословия, и что ему её могут не отдать. Ведь он изгнанник. Конечно он всегда может придти с повинной к своей семье, тем более, что у него теперь есть Эйлис. Они его вернут в семью, но пока не хотел говорить об этом.
Что есть теперь у них? Что сделают её родители узнав, что она отдалась слуге. Изгнаннику. Даже не ясно, что в данной ситуации хуже, быть слугой или изгнанником.
- Ты поедешь со мной?
_________________

Секундная стрелка бежала, минутная стрелка шла, часовая спешила вперед. Шестеренки стремились отчитать то время, что отделяло меня от Беатрис. Нестерпимо хотелось заключить моего рыжеволосого ангела в свои объятья и больше никогда не отпускать. Все эти 180 лет механическое сердце карманных часов тихо и нежно баюкало прекрасный альбом искусств. Планомерный и размеренный ход стрелок шептал ему о любви. Каждую секунду. Цепочка, опоясавшая альбом, свято и бережно хранила страницы альбома искусств. Мы были вместе, пока однажды неведомая сила не разъединила нас. В этой разлуке мне почудилось освобождение. Потусторонние силы, сковавшие мою душу, стали ослабевать. Я возрождался из довольно странного небытия. Первое осознанное и уводимое мной были чистые и безбрежные глаза цвета неба, как у моей Беатрис. Их обладательница с безмолвным изумлением смотрела на меня. Молодой мужчина, стоящий рядом с незнакомой девушкой в странной одежде был не менее поражен, когда со страниц альбома искусств высвободилась прекрасная душа моего ангела. Нежно обнимая призрачной рукой эфемерный стан Беатрис, я на прощание поблагодарил свою спасительницу.

Фалам Кнок. 7 ноября 1835 г.

Запах гари ударил в ноздри, заставляя осмотреться вокруг. Мы вернулись на пепелище бального зала Фалам Кнок. Ровно на тоже место, с которого началось наше путешествие длиною в 180 лет. Обгоревшие до черноты и разбросанные на дальние расстояние средневековые камни, совсем недавно составлявшие прекрасный и изумительный ансамбль соженного крыла замка. Искры огня продолжали тлеть в обвалившихся балках и перекрытиях строения. В потрескиваемом и угасающем пламени чудилось жалобный стон замка, получившего смертельную рану. Холодный и промозглый ветер разносил по окрестностям пепел Фалам Кнок, предвещая грядущие годы уныния и запустения.
- Моя дорогая, - произнес я, припадая губами к ладони Беатрис и вкладывая в поцелуй все свое чувство.
Что-то хрустнуло под тяжестью моей ноги. Приглядевшись, разглядел обожженный мольберт Беа и золу от зарисовок, сделанных моей рукой на вересковой пустоши.

В ответ я сжал ладонями личико Беатрис и стал покрывать его жадными поцелуями, удостоверяясь в ее реальности. Стремился убедиться, что все наши злоключения закончились, которые разделил вместе со своим нежным и верным другом. Это несладкий сон. Моя ненаглядная, обожаемая и любимая Беа была рядом со мной. Впереди нас ждало возвращение и разговор с ее отцом.
Разве люди, воспитавшее столь совершенное создание, могут чинить препятствия нашему счастью? Я в это не верил, но в любом случае намеревался добиться согласия на наш брак от мистера Мерфи. Прекрасное понимая, что могу предложить не так уж много, если он рассчитывал на более выгодную партию для Беатрис. В моем распоряжении был стабильный ежегодный доход, небольшой дом в Эдинбурге и маленькое имение в высокогорье, куда любил уезжать по весне. У меня есть имя, обладающее научным весом и известное в просветительских кругах. Главное, в чем я собирался заверить и убедить мистера Мефри заключалось в том, что до конца своих дней, до последнего вздоха буду заботиться и оберегать этого рыжеволосого ангела. Я постараюсь сделать все, чтобы моя возлюбленная ни разу не пожалела о сделанном выборе.
- Завтра мы уедем отсюда, - сказал я хриплым голосом, отрываясь от Беатрис. – Вам необходимо отдохнуть перед дальней дорогой.