Red Sonja:
10.07.15 05:22
» Глава 28. Новое как хорошо забытое старое
Из-за свадьбы Анмара мой перелет во Францию был отложен на неделю. Раньше мне казалось, что неделя – ничтожный, пустяшный срок, за который даже не спакуешь чемоданы, сейчас же она тянулась бесконечно долго, словно специально оттягивая такой желанный побег из реальности.
Что-то внутри треснуло и надломилось. Я думала, это произошло еще в Украине, на деле же розовые очки спали с меня только сейчас.
Стоило увидеть Асера – и мозг опять отключился, а голова поплыла в облаках...
Проклятое наваждение. Я ненавидела его и мужчину, который вызывал больные и болезненные чувства.
И боялась, что если Асер появится на пороге, то я не смогу выбросить его из своей жизни. Не смогу наступить себе на горло и хоть один раз послать его ко всем чертям.
Только что-то внутри вибрировало и пульсировало, обдавая леденящим холодом, когда я представляла себе эту картину. Я ведь действительно ненавидела его... И испытывала необъяснимый страх от одной этой мысли.
Нельзя было ненавидеть. Нельзя было испытывать такие чувства по отношению к людям, какими бы отвратительными они нам не казались. А еще: я ведь не ненавидела Маляк или Лену, так почему тогда - его?
Я не хотела, чтобы кто-то заметил эту перемену. Боялась, что несмотря на все знания о том, что хорошо, а что такое плохо, опять поступаю плохо, поддаваясь низменным чувствам. Я бежала от них, находясь в постоянном движении. Посещала выставки, галереи. Бродила по городу без особых планов, пытаясь хоть как-то направить мысли в другое русло. Ведь должно было найтись хоть что-то, способное заполнить пустоту в моей груди и наполнить жизнь смыслом.
Не сошелся свет клином на одном Асере и любви как таковой. Не везло в ней, так повезет в другом, и я не полагалась в этом на удачу.
Как там говорят? Одна дверь закрывается, открывается другая? Наверное, Франция и должна была стать той самой моей второй дверью... Я решила снова сконцентрироваться на жизни и учебе, чтобы ни времени, ни места для глупых мыслей не осталось.
- Готова? – Спрашивал папа вечером перед вылетом, когда я занималась доутрамбовкой своего чемодана.
- Похоже на то, - ответила я и, окинув взглядом содержимое, быстро добавила: - Осталось только по мелочи.
- Будь осторожна, - посоветовал папа, и мы на миг замерли, каждый вкладывая свой смысл в содержание этой фразы.
Я спряталась в отцовских объятьях и положила голову на его плечо, чувствуя себя по-прежнему маленькой девочкой, которой нечего бояться и которую всегда защитят.
Я точно знала, что он любил меня искренне и беззаветно. Пожалуй, был единственным, кто действительно испытывал это чувство, чье название было затерто до дыр массовой культурой.
Они никогда не предаст и примет все мои грехи и слабости без пугающего осуждения.
- Ты стала очень раздражительной, - тихо заметил папа. – Тебя что-то тревожит?
Я покачала головой, с трудом сдерживая слезы, и лишь сильнее спряталась у него на плече, чтобы он не мог этого увидеть.
- Ты уверена? – Уточнил папа, и я кивнула:
- Да.
Голос прозвучал твердо и даже не сдавленно.
Можно было бы поплакаться на злодейку-судьбу, да только никто кроме меня самой не наломал тех дров, которые теперь приходилось разгребать.
Не хотелось и грузить папу своими надуманными проблемами. Что было – то прошло. Я начинала рассуждать о других, куда более реальных страхах.
- Просто кажется странным, что я могу уехать жить в другую страну. Одна, без тебя. Без никого, - призналась я, и папа погладил меня по спине, успокаивая.
- Рано или поздно это должно было произойти, - заметил он, - но если ты не хочешь уезжать, оставайся.
- Здесь или в Украине?
- Если выиграем тендер, то здесь, нет – так в Украине.
Я покачала головой:
- Ты никогда не задерживаешься дома.
- Я зарабатываю деньги, - мягко напомнил он, хотя я не нуждалась в этом:
- Знаю. И если я все равно не смогу видеть тебя часто, то лучше провести это время с пользой и отучиться.
Папа хмыкнул:
- Я не отправляю тебя в ссылку. Если хочешь, отдохни еще полгодика, пока все не устаканится. Просто я хочу, чтобы ты научилась быть более ответственной и самостоятельной.
«Не поздно ли?» - Так и крутилось у меня на языке, а грудь сдавливало холодными тисками, но я просто не могла позволить себе такую грубость по отношению к собственному отцу.
- Пап, я – абсолютно бестолковый человек. – Призналась я и отодвинулась от него. – Я ничего не умею делать, разве что учиться, да и то за твой счет.
- Ну-ну, - улыбнулся он, приняв мое нытье за очередной всплеск подростковой депрессии, но не стал переводить все в серьезную плоскость. – На бюджете и без взяток?
- Я не о том, - отмахнулась я.- Я просто не умею жить. Правильно вести себя, выбирать нужных знакомых и друзей...
- Люди любят тебя, - оборвал он. – Ты вежлива, учтива, всегда улыбаешься. Любимица всех бабушек в нашем подъезде.
Я, молча, покачала головой. Какое отношение бабушки имели к Асеру?! И, черт побери, как объяснить то, что тревожит меня больше всего, если я даже не могу об этом рассказать?
- Ты еще не в том возрасте, чтобы выбирать друзей по статусу, - продолжил папа серьезнее и похлопал меня по плечу. – К счастью, ты еще можешь позволить себе и просто друзей, и совершение ошибок.
Я промолчала, собираясь с мыслями, и все-таки решила сказать самое главное:
- Я не учусь на них. Постоянно наступаю на одни и те же грабли.
- Просто еще не переболела, - подытожил папа, и я замерла, забыв, что такое дышать.
Он не мог знать. Не мог. Или мог?
Наверное, в этот момент все мысли отразились на моем лице, и даже если бы он не знал, то уже догадался бы. Только папа продолжал сохранять спокойствие и пристальнее всматриваться в мое лицо.
- Ты все-таки его любишь его, да? – уточнил он, и я выдохнула впервые за все это время.
- Не знаю, - отвернулась, чтобы не выдать свое волнение, и по-прежнему не в силах свыкнуться с мыслью, что он знал.
- Кристина, я надеюсь, вы не зашли слишком далеко? – Продолжил папа. – Теперь он - женатый человек.
Я замотала головой, понимая, что конспиролог из меня никудышный, и тут же принялась вспоминать события прошлых дней, чтобы убедить саму себя, что не лгу.
Можно ли было считать случившееся на свадьбе чем-то выдающимся? Чем-то за пределами общепризнанных норм и морали? Я убеждала себя, что нет, потому что мы не спали, и в то же время вздрагивала от каждого воспоминания, понимая, что все-таки переступили запретную черту.
Теперь у меня было только одно оправдание – все в прошлом. Этот эпизод не имел никакого значения, потому что все было и останется только в прошлом.
- Между нами ничего нет, - призналась я, подводя итоги и с каким-то внутренним ужасом понимая, что, произнеся это вслух, позволила словам обрести реальную силу.
Мы расстались. Все кончено. Пути назад нет.
Не будет счастливого финала и слез радости. Не будет ничего.
Папа снова обнял меня:
- Кристина, я говорю это не для того, чтобы сделать тебе больнее, - тихо сказал он. – Я ведь и сам увел твою мать, помнишь?
- Да, - я кивнула, невольно улыбаясь, и быстро переключилась на другую тему, лишь бы не возвращаться к другим, куда более неприятным, воспоминаниям. – Вы знали друг друга всего неделю, и она была обещана другому.
- Ну, это громко сказано, - улыбнулся он. – Они встречались, их семьи знали друг друга, свадьбу согласовали... И вот явился я и увидел ее на танцах. Никогда в жизни не видел такой красивой девушки. – Он замолчал, погружаясь в воспоминания, и что-то мальчишеское проскользнуло в его глазах. - Я решил, что умру, но она будет моей.
- И через две недели вы поженились, - съязвила я, а папа кивнул с довольной улыбкой:
- Поженились, – и замер на миг, после чего добавил: - Я хотел быть с ней, и сделал все для того, чтобы это произошло. Главное – я был уверен в том, чего хотел, и шел к этому несмотря на трудности, с которыми мы могли столкнуться.
Последние слова эхом прозвенели у меня в голове, ударив под дых, и я невольно сжалась.
- Как ты там читала? – продолжил папа уже мягче. - Иногда нужно что-то отпустить, и если оно вернется, значит, так и надо, а если нет – то никогда и не было твоим?
Я кивнула, не осмеливаясь смотреть ему в глаза, и, глотая готовые вырваться наружу слезы, а папа притянул меня к себе, давая время на то, чтобы опомниться и отдышаться.
- Хочешь, я поговорю с ним? – Предложил он, разрывая тишину молчаливой комнаты, и я замотала головой в ужасе от одной этой мысли.
- Просто поговорю, - пообещал папа. – Сделаю так, что он тебя оставит. Если не я, так кто?
Разве можно было объяснить, что Асер преследовал меня только в моих мыслях? Что он не сделал ничего для нашего сближения? Не пошел против условностей и трудностей, которые в свое время преодолел мой отец?
Я снова покачала головой.
Мне было понятно желание папы, но желание оставить все, что было между нами с Асером в покое и в прошлом, одержало верх.
Я больше не испытывала прежних чувств. Уже разочаровалась. Пресытилась по самое горло.
А еще я собиралась начать новую жизнь. Опять.
И чем дольше я убеждала себя в этом, тем сильнее начинала верить в собственные слова.
Не знаю, что папа решил для себя, но я постаралась убедить его во невмешательстве.
Мой скорый вылет во Францию должен был стать новой вехой «выздоровления» от вируса под названием «одержимость», и, как говорят, учеба и работа имеют свойство выветривать всякую дурь из головы. В прошлый раз это помогло. Я надеялась, поможет и сейчас. Во всяком случае, учиться я умела и не должна была разочаровать отца хотя бы в этом.
* * *
Париж встретил ненастной погодой, кучами мусора и прилипалами-продавцами. То ли в прошлый раз город действительно был чище, то ли на мне были те самые розовые очки, которые делали мир лучше. Но даже сейчас у меня не хватало времени на осмотры, тем более что до всех достопримечательностей в центре них еще нужно было добраться.
Первое время я металась в поисках жилья. Три дня, проведенные в отеле, основательно ударили по моему бюджету, а просить еще денег у отца не хотелось. Он и так работал на износ, а у меня не было ни малейшего желания отбирать у него то, что годами откладывалось на грядущую пенсию. Тем более, в положении, в каком мы оказались из-за тендера.
Уже позже я поняла, что удача оказалась на моей стороне и найти более-менее приличный хостел за два дня было нелегким делом. Конечно, я тратила на это сутки напролет, но люди прибывали в город нескончаемым потоком и даже предместья Парижа были не в состоянии поглотить такую волну мигрантов.
Мне, привыкшей жить практически одной в своей трешке, казалось ненормальным ютиться на койке с еще пятью девушками в комнате. С одной ванной и туалетом на всех.
Еще я не привыкла сталкиваться со столькими новыми лицами в одночасье и видела в каждом встречном потенциального вора и преступника.
Иногда, глядя ночами в потолок, я думала, что это не могло происходить со мной. Отец бы не одобрил такую цену моей экономии: его обожаемая единственная дочь всегда росла в достатке и едва ли не роскоши. И я не чувствовала себя комфортно в новой обстановке. Иногда даже думала, что зря мучаю себя, но ведь я сама позволила превратить состоятельную девушку из Украины в одну из малообеспеченных мигранток. И у меня были на то причины.
Папа учил, что жизнь имеет свойства менять все. Переворачивать с ног на голову. Что люди, обладавшие неограниченной властью, превращаются в бомжей, что богатые стоят на паперти и просят милостыню. Утрированно. А иногда и нет.
И я нуждалась в их опыте. Я должна была прочувствовать, что являюсь - ни больше, ни меньше – самым обыкновенным человеком, который также, как и другие, пришел в этот город в поисках удачи. Я – всего лишь мелкая ничтожная пылинка, не властная над вечным городом... И жизнь моя стоит не больше, чем у других людей, что бы я о себе не возомнила.
Нет, я не была нищей. Деньги лежали на карте, и я могла бы позволить себе пять дней в хостеле против двух дней в отеле. Я просто не могла обрести золотую середину в виде долгосрочного съема, потому что не закрепилась в университете.
А, возможна, настоящая причина такого выбора крылась в моем желании принять контрастный душ, чтобы выветрить всякую дурь из головы.
Лишь иногда мне хотелось бросить все к черту и отправиться в отель. Или совсем другое место, ключ от которого лежал в моей сумке. Место, в котором могла бы почувствовать себя как в сказке...
Асер говорил, что я смогу всегда сбежать туда от окружающей действительности. Несмотря ни на что и на итоги наших отношений. Думал ли он так сейчас? Я не имела ни малейшего понятия и не хотела мучать себя бесполезными догадками.
Я бы все равно не смогла жить в той квартире даже временно. Не смогла бы смириться с воспоминаниями об откровениях и откровенном. Даже сейчас.
Я брала с собой ключ без особых мыслей, машинально. Вот только он обжигал мою руку, словно был сделан не из холодного металла, а чистого огня.
И пусть когда я собирала вещи, то еще не знала, что именно буду с ним делать. Сейчас, лежа на верхнем ярусе двухэтажной кровати, я вдруг отчетливо осознала, для чего положила ключ в сумку.
* * *
Сен-Луи остался верен себе и давил на мою психику так же сильно, как и прежде. Стоило только снова появиться в этом районе.
В прошлый раз я казалась себе эдакой бедной девочкой, которую прекрасный принц привел в свои золотые чертоги. Сейчас старинные здания служили лишь молчаливым напоминанием того, что в реальности принцы делают с бедными девочками только одно. А, попользовавшись, беззаботно выбрасывают на улицу и хорошо, если не из окна пятого этажа.
И все же чем ближе я подходила к знакомому зданию, тем сильнее сердце отбивало барабанную дробь где-то в самом горле.
Вдруг Асер там?
Я боялась этого и вместе с тем хотела больше всего на свете. Я боялась, что рука моя дрогнет, если он окажется там, и я не смогу вернуть ключ. И вместе с тем хотела, чтобы он был там и не позволил мне этого сделать.
«Хватит», - сказала я себе, впадая в гнев. Я же дала себе обещание, что покончу с этим. Что забуду. Вместо этого снова возвращаюсь к прошлому, которое не вернуть.
Не воскресить то, что уже умерло.
Я больше никогда не появлюсь в этом районе. Не того полета птица.
И никогда не отправлюсь в Касабланку. Куда угодно, только не в тот город.
Когда эмоции поугасли, а силы вернулись, оставалось сделать всего несколько шагов. И я выдохнула, взяла себя в руки и вошла внутрь.
Все та же консьержка встретила меня у полированной столешницы. Она была по-прежнему учтива, даже не узнав во мне постоянного жильца, но, быть может, все могло быть иначе, надень я другую одежду?
- Вас проводить? – уточнила женщина после приветствия, на что я машинально покачала головой:
- Месье Асер дома?
- Да, - к моему удивлению ответила она. - Ему сообщить?
Сердце пустилось вскачь, срывая дыхание,. Мне стало страшно от осознания того, что я могла случайно столкнуться с Асером. И в то же время предательское тепло разливалось внутри, вызывая по-прежнему желанный трепет.
- Нет, – ответила я, пытаясь взять верх над эмоциями. – Просто передайте ему это, пожалуйста.
Я протянула ключ, с радостью отмечая, что руки не дрожат. Разве что похолодели немного, но виной тому могла быть и осенняя погода.
- Как мне вас назвать? – Консьержка продолжала сверлить меня взглядом, который отчего-то казался подозрительным.
- Никак. Он сам поймет, - ответила я и постаралсь скрыться как можно скорее, разве что не вызывая подозрение излишней поспешностью.
От меня не ускользнуло, что женщина взяла трубку и набрала чей-то номер. Смутная догадка пронзила мой мозг, вызывая прежнюю смесь ощущений, и я с трудом дождалась, когда дверь за мной закроется, чтобы ускорить шаг.
Я не была преступницей, чтобы бежать, и вместе с тем это было единственное на тот момент мое желание.
Сколько времени пройдет между тем, как она сообщит Асеру о ключе, и он спустится? А, может, я зря волнуюсь и он вообще не спустится?
Я понимала всю глупость своих предположений, но предпочла не рисковать. Мне не хотелось видеть или слышать его. Да только ноги подгибались вместо того, чтобы нести прочь так быстро, как это только было возможно.
Наконец, я прошла до конца улицы и свернула за первый же поворот, переводя дыхание и собираясь с мыслями. Мне нужно было всего-навсего убедиться, что Асер не станет искать меня. Тогда я могу с чистой душой идти дальше и жить как прежде без боязни того, что своим новым появлением он опять разрушит так тщательно возведенные барьеры.
Звук открываемой двери вывел меня из раздумий, вызывая внутреннее напряжение. За хлопком последовали чьи-то быстрые шаги, но и они быстро смолкли, погружая улицу в унылую тишину. Я затаила дыхание и смогла расслабиться лишь через несколько секунд, когда знакомый голос вдруг пронзил ее своим окриком.
- Кристина!
Я вздрогнула и сильнее прижалась к холодной стене, опасаясь, что выдам свое положение малейшим шорохом.
Что Асер здесь делал? Он ждал меня? Почему звал? Наверное, стоило радоваться и плакать от счастья. Мне действительно хотелось плакать. Только внутри что-то горело, разрывая на части и заставляя сжиматься в комок.
Больше не будет слез. Не будет эмоций. Я проглочу всю боль и обиду, но никогда не покажу свою слабость.
Не хочу его видеть. Не могу. Не выдержу.
Нужно только пережить этот короткий миг - и все будет окончено. Все прекратится раз и навсегда.
Короткая заминка, когда слабость еще могла одержать верх, быстро миновала. Теперь тишина растягивалась, испытывая нервы и вызывая только страх. Я хотела, чтобы все поскорее закончилось и я могла, наконец, вздохнуть полной грудью. Только время неумолимо тянулось, отдавая напряженной пульсацией в ушах.
Асер больше не проронил ни слова. Я снова услышала тихий звук шагов, скрип двери, но даже когда они затихли, не сразу поняла, что по-прежнему не дышу.
Нужно было испытывать облегчение, а вместо этого мне на сердце снова опустился камень.
* * *
Спустя минуту Асер уже звонил на мой номер, но я сбросила два звонка и, не дожидаясь продолжения, вытянула симку. Наверное, мне повезло, что он не позвонил еще там, на улице. Не хотелось демонстрировать перед ним свою трусость или слабость.
Ближайший же киоск – как знак - дал мне красивый легко запоминающийся номер. Мне все равно нужно было менять номер на французский. Так к чему старая марокканская карта?
Я только позвонила папе, чтобы он узнал, как со мной связаться.
- Ты в порядке? – Поинтересовался он.
- Да, - соврала я. - Гуляю, осматриваю достопримечательности
- Никого не встречала?
Его фраза породила у меня неприятную догадку, но я решила, что папа не стал бы поступать со мной так.
- Нет и, надеюсь, не встречу, - ответила я, и мы перевели разговор в другое русло.
Асер не звонил мне на новый номер, что подтвердило неправильность моих подозрений. Я боялась только, что он станет искать меня, и каждый раз оглядывалась в поисках знакомой машины или силуэта.
Но кампус был огромен и найти среди тысяч студентов меня не представлялось возможным. Даже адрес, который я дала папе, был фейковым. Я боялась, что он не обрадуется, узнав, в каких условиях я живу, и, пусть это могло отразиться самым нехорошим образом в случае экстренной ситуации, мои настоящие данные были только в департаменте университета, а номер администратора стоял на экстренном вызове.
Я понимала, что случись непредвиденное - мой отец, который находился в Марокко, не смог бы ничего предпринять, даже зная мой адрес, а, не будучи зачисленной в университет, я не могла претендовать на студенческое общежитие.
Именно улаживание формальностей стало моей главной задачей, когда проблема временного прибежища была решена, а я решила полностью сбросить оковы прошлого.
К сожалению, выбранным мною факультет занимался культурологическими особенностями лингвистики и мой диплом имел к этому такое же отношение, как, например, антропология. Тем не менее, один студент с соответствующим образованием у нас все же имелся. Отделению не было свойственно ограничивать исследователей в выборе темы, и это оказалось несомненным плюсом.
Я думала, что меня будут мариновать и препарировать допросами, но мой будущий научный руководитель просто посоветовал определиться с отраслью знаний, и написать более-менее внятное предложение по будущим тезисам. Он хотел видеть что-то близкое к тому, чем они занимались на факультете и даже настаивал на использовании моего марокканского опыта и связей.
Я всю голову сломала над темой диссертации, изучая научные публикации и тезисы других студентов. И поскольку времени на рассуждения не было, то все-таки поддалась уговорам: буквально за два дня написала требуемое для подачи документов предложение и план работы.
В Сети имелась часть необходимой мне информации, но все же тема оставалась неизученной и нераскрытой. Я собиралась проследить, в какой степени марокканская культура, а точнее ее терминология нашла свое отражение во французском языке. Звучало достаточно просто, но выяснить, когда и как то же «марокинери» стало использоваться как отдельное слово и считается ли таковым «харара» и «залиж», или же они просто являются транскриптами арабского во французском, не став его неотъемлемой частью, было гораздо сложнее. Я понятия не имела, как смогу это сделать, хотя научный руководитель считал это сущим пустяком, поясняя все волшебным словом «интервью».
марокинери - фр., обозначение традиционного марокканского искусства или ремесла
харара - араб., специалист по шелку, араб.
залиж - араб., мозаика, выкладываемая из разноцветных плиток маленького размера
Бумаги были подписаны, бланки оформлены, и я почти поступила в университет. Почти – потому что французам нужна была расшифровка наших украинских дипломов. На предмет соответствия систем образования.
Научный руководитель уверял, что это не вызовет проблем, на деле мне нужно было либо подавать запрос в министерство юстиции через наше посольство, либо – что быстрее – лететь в Украину и подавать запрос через свой родной ВУЗ.
В былое время я бы расстроилась такой перспективе, сейчас же мне хотелось бежать из Франции как можно скорее. Хотя бы на время. Просто, чтобы не искушать судьбу случайностями.
...