Лиза Ван Аллен "Нити желаний"

Люблю истории с магическими элементами Они внушают мне надежду, что мои утренние медитирования на кухне с мыслью: кофе появись, бутерброд приготовься, не лишены потенциала

Ирочка, потрясающее оформление! Какой же ты замечательный мастер, постоянно восхищаюсь твоими придумками Тина, Анюта, Маша спасибо!
_________________

Добрый день.
Очень заворожила аннотация. Принимайте в читатели.
Я всегда, когда вяжу малому что-то, обязательно бываю с пораненными пальцами и своей крови ткс в нить добавляю. Исключений не было. Даже во во время последнего двухдневного шарфа слетел пластырь (поранилась глубоко, разрезая тыкву) и "окропила".
Убеждена, что это дополнительная защита, кроме любви, которая вне зависимости от Вас ввязывается в готовую вещь.

Даже, не смотря на такие мои взгляды, очень люблю читать про сверхъестественное, родственное и семейное.

Удачного перевода!
_________________

Спасибо за новый перевод

Спасибо за первую главу. История очень любопытная. И приятно, что столько вязальщиц вместе собрались.

Девочки, спасибо за перевод и чудесное оформление
___________________________________

Девчоночки, всем приветище


Красавицы, с почином ))) Удачи, настроение и времени побольше
Я с вами. Глава заинтересовала и заинтриговала.
___________________________________

Спасибо переводчицам, что взялись за эту книгу!
_________________

Дорогие девочки! В добрый путь!! Будем жать каждую главу, поскольку аннотация очень и очень интригующая. Удачи !!!

Девочки, очень рада всех видеть в теме!

Вижу, уже появились вопросы и о Халпернах, и о Мэрайе... Кое-что прояснится уже в следующей главе, но с остальным придется подождать
Думаю, по первой главе уже понятно, что повествование весьма спокойное, размеренное, но эмоций хватит всяких разных, обещаю

В общем, продолжение через пару дней

И еще, девчат, после романа автор дала вопросы для обсуждения. Они весьма спойлерные, так что озвучивать буду по мере развития событий. Но темы для разговоров найдутся
_________________

Желаю дружной команде переводчиков и редакторов удачи и преданных, благодарных читателей!

_________________

Интригующее начало, жду перевода книги
_________________

Спасибо за начало перевода такой интересной книги
_________________

 » 2. Сделать узелок

Перевод: gloomy glory
Редактирование: Нюрочек, Мария Ширинова
Оформление: Архивариус

В окрестностях Тарритауна найдётся лишь несколько мест, где Обри Ван Риппер появлялась регулярно: продуктовая лавка, библиотека, зоомагазин, суши-бар и иногда – если вечер выдавался ясный и прохладный – парк. И потому, когда в день тётушкиной смерти Обри пришла в больницу, местные жители с любопытством наблюдали за сим явлением, испуганные и заинтригованные одновременно. На Обри красовалась громоздкая ортопедическая обувь белого цвета, какую носят старухи (хотя ей исполнилось всего-то двадцать восемь), чудовищная блузка из полиэстера, усеянная крошечными незабудками, и массивные очки в тёмной пластиковой оправе. Свои довольно светлые волосы до плеч она оставила распущенными, но пряди вились, путались и завязывались в узелки.

Что касается Обри, больница не интересовала её так, как она сама интересовала больницу. Ведь этому месту, стиснутому меж скрежещущими зубами жизни и смерти, следовало бурлить и неистовствовать, в действительности же всё вокруг навевало тоску. Унылый персонал в зале ожидания жевал резинку и пялился в телик, где крутили повтор «Колеса фортуны». Приёмный покой выглядел бы точно так же – стерильно и сонно, – независимо от того, умерла сегодня Мэрайя Ван Риппер или нет.
– Подпишите, пожалуйста. – Женщина за стойкой протянула Обри полупрозрачный лиловый планшет с зажимом. – Если возникнут какие-нибудь вопросы, не стесняйтесь спрашивать.

Обри согласно кивнула. На каждой странице оказалось столько слов… крошечных слов, состоящих из крошечных букв, одна за другой. Если раскрутить их все в длинную нить, ею можно дважды обмотать здание. Или связать свитер. Или тяжёлую чёрную шаль.
Краем глаза Обри заметила в углу комнаты парочку медсестёр в яркой мешковатой форме в цветочек. Склонив друг к другу головы, женщины о чём-то шептались. Одна из них, Катрина Ван дер Донк, любила утверждать, будто её семья произошла от великого документалиста Сонной Лощины семнадцатого века, Адриана Ван дер Донка, который первым назвал бегущий через долину приток Гудзона “Slapershaven”.[1] Вторая женщина казалась незнакомой. Они старались не пялиться на Обри, но были не в силах противиться искушению.

Она как могла долго терпела столь пристальное внимание. Шёпот медсестёр скрёб по барабанным перепонкам, словно собака в дверь, и наконец Обри не выдержала и подняла взгляд. Женщины вздрогнули.
– Вы же понимаете, что я знаю, о чём вы говорите, правда? – спросила она, повысив голос настолько, насколько осмелилась.
– О боже! Она ещё и мысли читает? – ужаснулась незнакомка. – Ты не говорила, что она телепат…
– Она не телепат, – сказала Обри.
– Ах, не телепат? – Катрина самодовольно ухмыльнулась. – О чём я сейчас думаю? – И скрестив руки на груди, сверкнула глазами.

Обри опустила взгляд на документы. Её лицо пылало – она это чувствовала, – а подмышки стали колючими от пота. Она не знала наверняка, почему Катрина Ван дер Донк её возненавидела, но догадывалась, что это как-то связано с магией и что Катрина, возможно, заплатила за несработавшее заклинание. Обри на дух не переносила стычки – не переносила даже больше, чем мягкий белый хлеб в длинных целлофановых кульках, закадровый смех в комедийных сериалах и Стива Халперна. А вот Мэрайя знала бы, как осадить сплетниц.
Заплатник – и женщины в нём – всегда был окутан неуловимым мраком витавших вокруг домыслов. Предки Обри легко прослеживались вплоть до первых колонистов, обитавших в канавах Новых Нидерланд, и чем больше отдалялся современный мир от тех заморенных вшивых авантюристов, тем таинственней и очаровательней они становились. Так что влияние времени на прародителей Заплатника можно было сравнить с влиянием атмосферы на звёзды.

К несчастью для Обри, сплетники Тарритауна не считали помощницу местного библиотекаря, что покупает в бакалее свёклу и носит в кошельке фото своего домашнего ежа, достаточно увлекательной темой. Хранящиеся в Заплатнике знания – вот это тайна. Мэрайя – своеобразный, но почтенный знаток своего дела. А Обри, бедная Обри, просто странная.
И внешность её репутации никак не помогала. Поскольку Обри должна была стать следующим по старшинству хранителем Заплатника, сразу после Мэрайи, то родилась она с особой меткой. Тётушку Заплатник отметил не так явно: без всяких духов и даже в тридцатипятиградусную августовскую жару кожа её сильно пахла цветочными лепестками. Ароматическая железа, из-за которой другие воняли будто лошади, заставляла Мэрайю буквально пахнуть розами – несомненно, дешёвыми розами, подходящими скорее проститутке с Дикого Запада, но тем не менее розами. Жители Тарритауна полагали, что Мэрайя – просто очередная пожилая леди, которая топит свои печали в аптечных духах. И хотя всегда найдутся исключения, людям нравилась тетушка, насколько вообще может нравиться кто-то из Ван Рипперов.

Но отметина Обри – то, что уже давным-давно выявило в ней следующего хранителя Заплатника – оказалась не так безобидна и легко объяснима. Из-за этой метки люди чувствовали себя неудобно. Её нельзя было замаскировать. И хотя сама Обри, глядя в зеркало, не замечала свой изъян, ей достаточно часто говорили, что видят окружающие: глаза Обри, слишком большие для её лица, были такими ярко-ярко синими, что это едва не вызывало тошноту. Они были синими, как яйцо малиновки, если его окунуть в синий пищевой краситель и покрыть синим металлическим блеском. По сути, они были агрессивно-синими, и никто не мог смотреть в них долго, прежде чем отвести взгляд.
Обри никогда не скучала по этому общению «глаза-в-глаза» – не больше, чем взрослый может скучать по полузабытому воображаемому другу. За одним исключением. Его звали Вик, и лишь однажды, всего один раз, ей хотелось взглянуть на него прямо.

Обри почувствовала руку на своем плече, а когда обернулась, увидела Дженет Джадж – только что со смены в библиотеке и всё ещё пахнущую старыми пыльными книгами. В глазах Дженет, влажных чёрных глазах, которые никогда не скрывали её чувств, плескалось беспокойство.
– Я только что узнала. Как ты?
– В порядке, правда.
– Не смей врать мне, Обри Ван Риппер.
Сегодня на ней было серое пончо, которое Обри связала для подруги несколько лет назад, когда у той возникли трудности с получением автокредита. И теперь, глядя на подбоченившуюся Дженет, на её предплечья, укрытые шерстяной бахромой, и торчавшие по бокам локти, Обри вдруг подумала, что она похожа на серого рыцаря, который держит перед собой ромбовидный щит.

– Иди ко мне.
Дженет обхватила её крепкими руками, и Обри обняла подругу в ответ, расслабившись в тёплом ореоле её силы и едва не поддавшись искушению проверить, а не воспарила ли она над полом.
– Что именно произошло? – спросила Дженет, когда Обри наконец отстранилась.
– Её сердце лопнуло.
– Лопнуло? Сердце не запасное колесо.
Обри пожала плечами. Она не хотела говорить «сердечный приступ». Сердце – не вещь, которую можно взять приступом. Она собралась было объясниться, но Дженет уже смотрела ей через плечо и, судя по взгляду, мечтала кое-кого убить.
– На что уставилась, Катрина Ван дер Донк?

Слегка развернувшись, Обри увидела блеск сдержанного удовольствия в глазах Катрины.
– Ни на что, – отозвалась та.
Дженет раздула ноздри:
– Любишь хорошенькую сплетню, да? Что ж, могу поделиться. Речь об одной личности, знакомой нам обеим, которая явилась в Заплатник за кусочком ванриперовского вуду.
– Ты не посмеешь!
– Посмею, – припечатала Дженет. – А теперь, не пора ли тебе вынести чью-нибудь утку?
Верхняя губа Катрины приподнялась, обнажая зубы.
– Лучше уж утки, чем это дерьмо.
Ван дер Донк схватила подружку за хлопковый рукав, и они исчезли в лабиринте больничных коридоров.

– Не стоило, – вздохнула Обри.
– Поверь, мне это только в радость.
Обри почувствовала, что, несмотря на горе, на лице расцветает улыбка.
– Ванриперовское вуду?
– Сучке лучше со мной не связываться, – сказала Дженет.
Обри рассмеялась:
– Обожаю, как ты выражаешься, когда злишься.
– Пытаюсь воздать должное своим профессорам из колледжа.
Женщина за стойкой, вручившая ей фиолетовый планшет, откашлялась. Обри со вздохом вернулась к заполнению бумаг. Она всё гадала: сколько же раз придётся напоминать себе, что Мэрайя мертва, прежде чем в этом исчезнет необходимость? Прежде чем новость перестанет вызывать удивление?

Много лет назад тетушка заплатила экстрасенсу, чтобы узнать своё будущее. И эта курящая как паровоз мать-одиночка поклялась, что Мэрайю в её сотый день рождения поразит молния. Вместо этого, на двадцать лет раньше срока, тётя замертво рухнула в здании муниципалитета в день, когда на небе не было ни облачка. Обри могла себе это представить: Мэрайя высказывает Стиву Халперну всё, что думает о строительстве торгового центра на месте Тэппэн-сквер; кулак её вскинут в воздух, лицо фиолетовое, будто баклажан, и вот она уже падает на пол и больше не поднимается. Если б только в этот момент опустился занавес, и толпа принялась бросать на сцену розы и кричать «Браво» – финал получался бы более подходящим.
Обри расписалась в очередной графе.
– А мы уверены, что имеем дело не с преступлением? – спросила Дженет.
– Конечно.

– Просто интересуюсь. Возможно, у гада не было пистолета, но он убил её.
– Стив Халперн подонок, но не убийца.
– Он политик. И он убил её стрессом.
– Ну, он…
– Да, он. Он её убил. Из-за чертова торгового центра. Бога ради, Мэрайя умерла, пытаясь помешать ему уничтожить её дом! – По тёмным коричнево-жёлтым щекам Дженет катились крупные шарики слёз, а белкѝ глаз покрылись красными прожилками. – Не понимаю, почему ты здесь, Обри. Почему не дома? Не рыдаешь над чашкой мятного чая? Мы же говорим о Мэрайе! Женщине, воспитавшей тебя. Она твоя единственная семья…
– Мои сестры…
– Не в счёт. Ну же, Об. Неужели нет ни единой слезинки? Ни одной?

Обри задумалась. Порой, теряя любимого человека, люди говорят, что чувствуют оцепенение. Мол, подобное не сразу доходит. Она прекрасно понимала, что означает тётушкина смерть; теперь все действия Обри, весь окружающим мир виделись ей под другим углом. Она могла смотреть на дерево – например, кривой маленький кизил, растущий перед школой, который видела уже миллион раз – и ощущать некоторые различия, притом, что дерево оставалось всё тем же. Не изменилось, но стало другим.

И Заплатник звал, тянул к себе, будто вогнав под кожу Обри тысячи крошечных крючков. Ещё с тринадцати лет, когда её глаза приобрели этот синий оттенок медицинского феномена, Обри знала, что однажды окажется привязана к дому. Как до этого была привязана тётя Мэрайя, а ещё раньше бабушка, пра-бабушка, сестра пра-пра-бабушки – и так вплоть до Хелен Прейсгод Ван Риппер, самой первой из обречённых. Обри просто последняя из семьи, кому Заплатник решил доверить свои секреты – и жизнь её не важнее жизни других хранителей. Она уже давно смирилась со своей судьбой существовать на отшибе общества, даже приняла её. И каждое утро просыпалась с пониманием того, что однажды, когда будет готова, через долгие годы, займёт место тётушки в Заплатнике и в общине. Женщины Тарритауна потянутся к Обри, складывая на её плечи свои тайные печали, беды и желания, а со временем начнут бранить или почитать её, как прежде бранили или почитали Мэрайю. И Обри состарится в стенах Заплатника, будто цветок, зажатый меж книжных страниц.

Но предполагалось, что всё это случится в далеком будущем – не сейчас, когда она ещё так молода, когда Мэрайи, с потрясающей стойкостью нёсшей на себе все городские секреты, нет рядом, чтобы помочь, а сёстры, которые прежде были близки, словно семена в сердцевине яблока, пропали.
– Хочешь, я пойду домой с тобой? – спросила Дженет, поглаживая Обри по спине. – Закажем пиццу, посмотрим телик в пижамах.
– Я в порядке.
– Просто мне кажется, тебе сейчас не стоит оставаться одной.
– Спасибо, но именно этого я и хочу.

Разобравшись со всем, что касается тела Мэрайи, и обняв напоследок подругу, Обри поплелась обратно в Заплатник. А открыв дверь, поняла, что забыла запереть её, когда уходила несколько часов назад. Обри остановилась на пороге. И всё стояла, и стояла. Прихожая простиралась перед ней, как всегда, с коричневыми тенями водяных подтеков на стенах, призрачными линиями там, где прежде висели картины, и пёстрыми синими обоями, которые закручивались на месте швов. Справа находился кабинет, отныне никому не нужный. Слева – вязальная комната с корзинами, лотками и бесчисленными мотками пряжи разных форм и размеров. Дом улёгся на плечи Обри, словно пыльный покров.

Она решила ни о чём не думать. Приготовила хитроумные суши из тофу на ужин – только для себя – и обнаружила, что аппетита нет. Долго стояла под душем. Отполировала старое серебро. Мыла и убирала. Искупала своего домашнего ежа, Икабода Ван Риппера, в раковине в ванной, начищая его коричневые пятнистые иголки зубной щеткой, пока бедняга негодующе фыркал. Попыталась читать. Но несмотря на все попытки занять руки, Обри чувствовала, как пальцы двигаются сами по себе, провязывая петли в воздухе.

Она бродила по коридору, шаркая тапочками по полу, потому как ощущала себя слишком тяжелой, чтобы поднять ноги. Мэрайя сказала, мол, уходит ненадолго, и её спальня, казалось, ожидала появления хозяйки с минуты на минуту. Броские красно-фиолетовые обои. Винтажные открытки, вставленные в толстую раму зеркала. Смерть явилась не зловещей тенью, не чем-то массивным и мрачным. Она забрала Мэрайю легко и несколько рассеянно, словно просто подняла руку и прихлопнула комара.

Обри присела на тётушкину постель, ссутулившись от горя, однако глаза её оставались сухи. На прикроватной тумбочке лежал последний проект Мэрайи – узорчатый берет. Лежал так, как она его оставила, уверенная, что ещё вернется и продолжит работу. Петли – крошечные и ровные, а узор из оранжевых, тёмно-синих и молочных нитей только начал проявляться. Обри знала: в берете нет магии. Просто способ убить время. Она взяла незаконченно вязание, напоминавшее скорее гибкий фрисби, и положила себе на колени. Сколько раз за всю жизнь Обри слышала, как тётя вопрошала: «Куда делись мои ножницы?», ни к кому конкретно не обращаясь? Сколько раз видела, как она заправляла свисающую нить готовой вещи, скрывая начало и конец?

Без Мэрайи и сестёр будущее Обри в Заплатнике казалось длинным и холодным, как зимняя тень.
«Мэри… я не готова».
Если мойры, эти древние сёстры, отмеряющие жизни людей ярдами пряжи или бечёвки, действительно существовали, то Обри близко их знала, причём знание это уходило куда-то на уровень ДНК. Она легко могла представить себе женщин, которые красят нити и прядут, сучат волокна меж кончиками пальцев, внимательно их разглядывая; всё рассчитывают и отрезают, выносят вердикт, отложив ножницы, и тут же – буквально через секунду – забывают, куда их задевали.

Никогда не стоит вязать, если чувствуешь грусть, отчаяние или злость. Наши петли заполняются нашими мыслями и эмоциями, потому следует помнить об осторожности. Благодать часто снисходит на нас с помпой и фанфарами – наши сердца взывают к Богу, ко Вселенной, твердят: «Благослови!», и благословение даруется нам, потому что мы так рьяно о нём просим.
Но для проклятья далеко не всегда требуются драматические эффекты вроде тех, когда Король Лир бросается в бурю, вскинув кулак к небесам и извергая страшные слова. Нет, наслать проклятье можно гораздо проще. Мы бормочем их каждый день: на подрезавшего нас водителя, на длинную очередь в магазине, на самих себя из-за пустяка вроде упавшей на пол ручки.
Проклятья могут поселиться в наших сердцах так же тихо и незаметно, как дурнишник осенью цепляется за одежду путешественника. Они злорадны, как новая крошечная веснушка; они загрязняют, как единственный чёрный муравей в банке с сахаром. Так что мы не должны вязать, если рассержены или опечалены. В противном случае проклятье – даже самое крошечное из плохих пожеланий – вступит в силу.

[1] Сонная гавань.
_________________

Девочки, Спасибо за новую главу !
___________________________________

Девочки, спасибо за прекрасный перевод!
___________________________________