Елки – наше все, или Карнавальная ночь по-новому
Итак, на дворе 1914 год, Первая мировая, и Рождество под угрозой срыва, потому что Дума решила елки – как чуждый немецкий элемент – запретить, а молоденькая сестра с этим солидарна. Да только вот людям хочется праздника, пусть и в военное время, и начинается …сбор петиций в защиту елки.Идея очень даже неплохая, и факт в общем-то даже исторический, да вот только подача материала… скажем так – несколько подкачала. Не совсем, конечно, слегка так…Первые кадры – вальс, елка, зал Дворянского собрания – ну скорей всего – потому что похоже на Дом Союзов, где и было в тот момент оное собрание. Дело происходит, как я понимаю, в 1913 году, и вдруг девушка заявляет, что она – хирург-кардиолог! Побойтесь Бога, дорогие авторы, в тот момент и мужчин с такой профессией, поди, не было, а уж женщин) Да, был женский медицинский институт в Питере, но не хирургов он из милых дам готовил, отнюдь. Понятно, что надо было обыграть фразу о разбивании сердец, но стоило ли того нарушение достоверности эпохи? Не думаю…
Едем дальше, где-то на знойном юге пальмы и море, и народ купается – в Рождество!!! Ага, на территории России. И где это авторы нашли такой оазис?
Вообще, ляпов достаточное количество исторических, взять хотя бы ту же Всенощную под Рождество, когда можно всю ночь не спать. Это на Пасху служат ночью, на Рождество сейчас да – и то не везде, в начале 20 века практически не служили ночью-то. Вечером всенощная, утром Литургия и после нее – праздничный обед, разговенье. Если почитать того же Шмелева, там все ясно описано, или у Лескова, у Никифорова-Волгина. Так что спали люди после всенощной до самого утра, и обед рождественский с вечера никто не накрывал – кушанья могли испортиться. Если и готовили что заранее, как там холодец или заливное, то выносили на ледник.
Поехали дальше – известная история про сиротку, ну или просто бедную девушку, которая хочет помочь больной маме. Ну что – замечательная рождественская сказка, только почему же все вокруг нее такие сволочи? Один Шаляпин хороший, и то он денег не подает, а говорит – работай. И она работает. Вот ей верится – и голос на морозе срывается, и вообще, сцена достаточно трогательная, но дальше я, как Станиславский, хочу стукнуть кулаком по столу и сказать – «не верю», потому что аптекарь в долг не дал, лавочник денег не дал, а стоило Шаляпину с ней вместе запеть, и уже все – и тот же аптекарь подобрел и лекарство принес. Такое перерождение? От голоса Шаляпина? Да ну…
И в это же время герой Урганта перерождается – словно звезда Рождества на них упала, и они вдруг стали все хорошими… Ага…
Но об Урганте и его Борисе, кажется, надо отдельно. Во-первых, он тут один на месте, в эпохе, вернее даже будет сказать – это кусок (если не считать пляжа) более-менее эпохе соответствует. Но там и Филозов хорош, и бабуля эта, которая про мужа вспоминает – как это он спросит про последнее Рождество, а она не помнит – этот момент достаточно жизненный и хороший, ей веришь – Ване – нет. Слишком быстро и кардинально он изменился – от «пошли все вон» и «давай обманем» и стояния насмерть в этом обмане, до «мадам, я вас не знаю». Хороший эпизод и тоже достаточно в эпохе – с мишкой. Он вообще живой и настоящий – Потапыч по имени Семка. И барин настоящий, особенно второй, а вот дворовые – ни разу. Современные они все, как и большинство героев.
Вообще ощущение такое, что собралась съемочная группа и решила – а давайте сбацаем кино на Рождество, чтобы с чудом и все такое. А давайте, и Первую мировую туда – 100 лет все-таки – дата. Да вот только про эпоху ту никто толком ничего не знал, вернее, так – кто-то что-то где-то слышал, и вот это кто-то что-то они и играли. Бал-маскарад такой, Карнавальная ночь с костюмами в стиле начала 20 века. Ну и в антураже. Футуристы там, Маяковский. Правда, еще и Мамин-Сибиряк туда зачем-то затесался, который уже пару лет, как в мир иной отошел к 14-му году-то. То ли нам хотят этим невежество городового показать, то ли собственное авторское, не вем.
Стих про елки хорош, и сцена на катке, когда городовой все-таки выходит на лед, а начальник тут же говорит – «моя школа».
История с бабулей, девицей и юнкерами – странная, вот честное слово, хотя есть и юморные моменты – например, с глазом, но вот была она в картине – не было бы ее – ничего бы не изменилось. Летчик с петициями – ну это фантастика и сказка. Чтобы телеграфистки. Чтобы телеграфистки такие телеграммы принимали? Чтобы кто-то ему костры выкладывал по пути? Да и летел он больно шустро. Про самолет умолчу, реквизит взяли, какой был.Ну и подпись под указом. Николай Александрович так бы не стал делать, его папенька могли-с, и даже порвать указ думский, а Николай II не мог, но факт исторический, что елки не отменили, это да. Их отменили позже, при Советах, как пережиток буржуазии. И елки, и Рождество. Тогда же и стали справлять Новый год как главный зимний праздник, и в Новый год ждать чудес и всего остального, и верить в Сказку. В 1914 Рождество отмечали, а современные пары поздравляют с новым годом. Но на фоне всех остальных казусов картины этот кажется самым безобидным. Больше всего мне понравился мальчик, который «люди добрые, они помогут», хотя он тоже очень современный, но тут это не так важно, он – ребенок, который верит в чудо, верит искренне, и по этой вере ему воздается. С лихвой. И это хорошо, да и вообще посыл-то у авторов был хороший, добрый, рождественско-сказочный, только сказка получилась на одну ночь…