Ещё одно дело Деррика Колмса

У мистера Джексона явно талант к общению. Он умудрялся оспаривать любую мою реплику с тактичностью, достойной королей. Все это было бы забавным, если б не было таким грустным. Мы присели на скамью и мне еще сильнее захотелось спать. Ей богу, еще немного и я бы позабыв о приличиях, провалилась в сон прямо здесь. Сидя и на холоде.



- Благодарю. Нет. Я не спала сегодня, и вчера ночью тоже. Удалось немного поспать прошлым днем, - у меня болезненно заныло место удара на голове, красноречиво напоминая благодаря чему я отправилась в страну снов, - Но не беспокойтесь, я привыкла к бессонным ночам.

Просто раньше моя бессонница не сопровождалась недомоганиями. Как же хочется спать!




Его непреднамеренный (?!) жест смутил меня. Нет, мне и раньше целовали руки, но впервые это делает человек, который, как мне кажется, относится ко мне с пренебрежением. Возможно это вежливость, но черт, неожиданно приятная вежливость. Наверное, мои щеки сейчас напоминают спелые томаты. Даже занимательные уроки по физиологии в анатомическом театре не заставляли меня так краснеть.

- Поэтому мы и хотим для женщин определенные права. Чтобы суметь самостоятельно постоять за себя! Чтобы защититься от грязных домогательств, от потери детей и насилия в семье со стороны мужчины. Разве можно обеспечить каждую женщину покровителем? И разве станет покровитель её защищать, если не будут задеты его интересы? Право голоса женщинам позволит нам выбирать то правительство и те законы, которые учтут наше положение. Которые откроют нам полноценный доступ к высшему образованию. И под "нам" я имею ввиду женщин всех сословий. Дополнительные учебные книги, материалы - никто не выдает этого бесплатно. Многое студенту приходится покупать самостоятельно, а если женщина из бедной семьи, то кто профинансирует её обучение? Если образование станет доступным, сколько несчастных девочек вместо фабрик и прачечных, обретут надежду на другое будущее, чем прозябание в нищете и каторжный труд? Следующее, чего хотят суфражистки, это вступать в брак без страха. Мы хотим права, по которым у нас не будут отнимать детей при разводе, ведь это ужасное обстоятельство заставляет тысячи женщин мириться с мужьями-тиранами, допускающими рукоприкладство и прочие мерзкие вещи, а уж если они вздумают выгнать женщину из дома, потому что она их не устраивает, то куда податься бедняжке? Кто встанет на её сторону? Ведь по закону муж имеет все права, а она никаких. - я вздохнула, и добавила, - Кто поможет девушке, оказавшейся на улице, потому что её выгнали собственные родители? Опять скажете - покровитель. А если его намерения отнюдь не благородны? Куда ей податься? И как, скажите на милость, бороться с грязными приставаниями со стороны работодателей, если закон полностью на их стороне, а женщинам остается терпеть публичное порицание и производить на свет незаконнорожденных младенцев. Нам с детства твердят о долге, о смирении, но может просто, мы устали терпеть происходящее и хотим перемен. Если человека некому защитить, он либо прогибается, либо начинает защищать себя сам. Ведь в начале акции суфражисток носили мирный характер. Мы не били витрины, не приковывали себя к воротам парков или железным дорогам. Однако, тогда нас не хотели слушать, отмахивались и насмехались. Еще бы - утратить такую власть над женщиной, кто захочет? Нам пришлось прибегнуть к крайним мерам, обратить на себя внимание. А как иначе? Без борьбы не будет победы. И Линда хочет быть частью этой борьбы, как и я. А Организация не просто ведет пропагандистскую деятельность, но еще и помогает сотням женщин, оказавшихся в безвыходной ситуации. Матери-одиночки, женщины, лишенные крова, женщины, у которых отняли детей - организация находит им жилье, работу, обеспечивает едой и одеждой, причем все это бескорыстно. Мы никого не заставляем силой к нам вступать или участвовать в акциях. Все сугубо на добровольных началах. - я перевела дух, а то от обилия речей запершило в горле.



- Ну так задайтесь вопросом, почему она вам не доверяет? Я попыталась объяснить, но вы вступаете в споры, всецело полагаясь лишь на собственную точку зрения. - он по прежнему держал мою руку в своей и я в эмоциональном порыве, накрыла его ладонь своей свободной рукой. Получилось так, что это я теперь держу его руку, будто собираюсь надежно укрыть её от ноябрьского холода. - Вы хороший человек, мистер Джексон и я если бы всё зависело от меня, я бы пожелала чтоб боль никогда не тревожила ваше сердце и, - я опустила глаза, - Ваше тело, тоже.




- Вы правы в описании его характера, но у нас в семье не все так просто. Мой отец не был в восторге от суфражизма, но никогда не запрещал мне посещать Организацию. Просто честно предупредил чтоб никаких арестов и полиции. Мама в этом плане была более категорична и пыталась читать нотации, но чтобы препятствовать - никогда. Так уж было заведено, что о чувствах в нашем доме не говорили и я прекрасно свыклась с этим. Я люблю своих родителей ни смотря ни на что, но их поддержка - вещь невозможная и я её никогда не ждала. Я сама пробивала себе дорогу в жизни. Просто страшилась одиночества. - я задумалась, а не страшусь ли я его теперь, когда контакты с семьей оборваны на неопределенный срок? Пока сложно было найти ответ. Я еще толком не разобралась как буду жить дальше. Само собой, что миссис Честер предоставит мне приют, а там, как пойдет.




Я подавила смешок. Как раз, после столь задушевного разговора будет "очень умно" просить денег! Нелепей ситуации сложно представить. Это новомодные доктора по психологии берут деньги за приемы, то есть за то, что ведут задушевные разговоры. А у нас с мистером Джексоном выходило что это я изливаю ему душу, стало быть мне и выпадает платить. Я усмехнулась. Мы так и не разомкнули наши странные, но приятные...даже не знала как назвать это - объятия ладоней?

После недолгой паузы, я набралась смелости и бегло выпалила:
- На самом деле, я еще хотела просить у вас денег в долг.

А чего юлить? Глаза уже начали слипаться. Того и гляди усну прямо здесь, так и не озвучив свои главные намерения. Уф, хорошо что я хоть прошу не для себя, а то сгорела бы со стыда на месте.

Уоррен был категорически против поступка своего тетки. Ее принятия смерти барона. Он лично следил за ходом расследования, не желая, чтобы преступница вышла на свободу. Как бы он не относился к барону, но преступник, а еще убийца, должен понести наказание. Он не верил в непреднамеренность убийства, сверяясь с показаниями мисс Шэллоу – все говорило об обратном. Уоррен был недоволен следствием, и то как вел его Колмс, но не высказал этого вслух. Он просто ушел, от лучшего как он считал ранее, детектива.
Уоррен решил для себя, больше никогда не иметь ничего общего с этими женщинами из сомнительной Организации, которые славятся далеко не благими деяниями.

Тогда, что он делал здесь? Стоял у входа на фабрику и смотрел на выходящих из дверей работников. Нервно поправлял кепку у себя на голове, боясь пропустить. Уоррен просто хотел увидеть еще раз эти серые глаза, перед тем как перевернуть страницу в блокноте, чтобы написать новую главу.
И он увидел ее. Она выходила с одной из женщин, и они о чем-то разговаривали. Нельсон даже не обратил внимание на женщину рядом, потому что во все глаза смотрел на мисс Ривз, улыбку которой видел впервые. Он замер, боясь, что это мгновение испарится в вечернем тумане. Девушка заметила его, и ее улыбка померкла. Уоррен обругал себя последними словами и сильнее ссутулил плечи, как бы прячась. Закрываясь в себе. Мисс Ривз несмело, маленькими шажками подошла к нему. Ее глаза были полны волнения и испуга. Я ее пугаю, – с тоской думал Уоррен.
- Что-то случилось? – произнесла она хриплым голосом. – Вы здесь? Что-то случилось?
- Нет, - произнес Уоррен, хмуро разглядывая ее лицо, - я просто проходил мимо.
Она кивнула, поверив. А он солгал. А что ему еще оставалось делать, когда он заметил испуг в глазах, которые снились ему.
Они стояли друг против друга и смотрели друг другу в глаза. Ни один из них не произносил ни слова, но Уоррен к своему удовольствию отметил, как до этого на бледном лице девушки, растекается уже знакомый ему румянец. Но он тут же обругал себя за впечатлительность, это все лишь игра холода на ее щеках.
- А вы торопитесь…?
- Мне нужно…
Начали они одновременно и тут же осеклись, улыбнувшись друг другу неловкими улыбками.
Но потом он решил взять судьбу в свои руки, и они пошла вдвоем по гудящей людьми улицей, чтобы забрать ее сына из яслей. Еще одно испытание для Уоррена, потому что он зачем-то хотел, понравиться ее сыну. Всю дорогу они не заговаривали про те идеи, которые так рьяно поддерживала мисс Ривз, они вообще мало говорили. Но ему нравилось, как во время прогулки их руки едва соприкасались. А еще больше нравилась, что мисс Ривз не отшатывалась от него, как делала это раньше.

Хизер увидела его случайно. После того рокового вечера, она думала, что больше не встретит его. Так лучше, думала она. Но было ли так лучше? И вот он здесь, он так смотрел на нее, что Хизер чувствовала себя какой-то особенной. Ведь никто так раньше не смотрел на нее. Как на единственную женщину в мире. От такой мысли, приятное тепло разлилось в груди, отражаясь на ее щеках. Она подарила джентльмену-сыщику несмелую улыбку, показывая, что рада ему. Она не решилась бы такого сказать вслух. Когда при шаге их руки соприкасались, случайно, а может нарочно, у Хизер не возникало желания отпрыгнуть, убежать. У него были теплые руки, даже при холодном воздухе на улице.
Они почти не разговаривали – Хизер мешала неуверенность в себе, а мистеру Уоррену… Она не знала, что мешало ему. Но ей просто нравилось шагать рядом с ним. Он был таким серьезным, но Хизер каждый раз, когда их глаза встречались, ловил в его взгляде нежность и мягкость. Рядом с мистером Уорреном Хизер чувствовала себя в безопасности, а в животе росло незнакомое доселе волнение. Их первый поцелуй был внезапным, спонтанным и неуклюжим. Хизер сразу же напряглась и тут же заметила вину во взгляде мистер Уоррена и то как внутренне он закрылся от нее. Но вместо того, чтобы отпрянуть от неприязни, она улыбнулась ему и накрыла ладонью щеку Нельсона, а потом и сама потянулась к его губам в неумелом поцелуе.

Хизер чувствовала счастье, когда между ними с Нельсоном шагал Мартин. Ее глаза наполнялись слезами, когда она видела довольное лицо сына. Мартин брал за руку ее и мистер Уоррена, и она опускала голову, скрывая слезы, но эмоции бушевали в ее душе. Но, кажется, джентльмен - сыщик понимал, в чем дело, потому что смотрел на нее так, что она читала в его глазах - так будет всегда.

Уоррену нравилось наблюдать, как Хизер (а про себя он называл ее так) заботится о сыне. Останавливалась по дороге, чтобы поправить Мартину шарф, и так же заметила, что у Уоррена его не было. Она нахмурилась тогда и сказала, что свяжет. «Чтобы вы не замерзли», - произнесла она.
Уоррен понял, что влюбился. Не тогда, когда она сказала про шарф, а еще в первый раз, как только увидел ее глаза, в которых плескалась печаль и некое упрямство. Он далеко не сразу узнал ее историю. Хизер долго таила это в себе, но после у Уоррена появилось болезненное желание защитить ее. От всего. Ото всех. Нельсон хотел подарить ей другую жизнь. Он хотел вытащить ее, каждый раз доказывая, что не всё борьба. Что он - Нельсон Уоррен - слушает и слышит ее. И так будет всегда.

В глубине души Хизер чувствовала вину, и ей было стыдно - перед Агатой, перед Организацией, но главное перед миссис Честер. Разве могла мисс Ривз желать быть с тем, кто виновник ареста Агаты? Однажды Хизер спросила у Нельсона, что будет с мисс Шэллоу? Но он так холодно на нее посмотрел, что Хизер больше не решалась задавать такой вопрос.
Хизер и Нельсон встречались каждый день. Мистер Уоррен ждал ее у дверей фабрики, а потом они шли и забирали Мартина из яслей. Хизер впервые чувствовала себя счастливой, и ей было стыдно за это счастье. Она считала себя недостойной его. Но счастье омрачалось тем, что Нельсон не принимал в ней то, за что она так отчаянно боролась.
Нельзя иметь все, что дорого. Обязательно жизнь поставит перед сложным выбором. Организация очень многое дала Хизер Ривз. И она всегда будет поддерживать Ее, своих подруг, но главное миссис Честер. Они навсегда в ее жизни.
Но Хизер сделала свой выбор и надеялась, что однажды миссис Честер ее поймет.

Девушка улыбнулась, ей думалось, что повторный просмотр фильма, не поможет лучше понять его интригу.
Могла ли она представить, что за два дня Деррек ей станет близок, что она доверится ему настолько, что в ней не останется чувства стыда и неловкости за вытребованный поцелуй, да к тому же и на улице. Но туман скрывал их, а в кольце его рук она ни о ком больше не думала. Она не боялась поцелуя, раскрываясь в нем, узнавала мужчину и саму себя. В ней просыпалась женщина и это было так увлекательно и завораживающе, что когда поцелуй закончился, она некоторое время смотрела затуманенными глазами на Деррека, приходя в себя.
Он рассмеялся и на вопросительный взгляд, пояснил свое веселье. Ей показалось или мистер Колмс нервничал?

Эбигейл была очарована этим днем и не задумывалась о больше ни о чем, но мистер Колмс был реалистом и смотрел в будущее. Каждая девушка ждет от мужчины подобных слов и Эбби была счастлива их услышать, но ей надо было убедиться, что Деррек до конца ее понимает.
- Мне нечего вам предложить: у меня нет состояния и семьи, я активистка организации, методы которой вы не одобряете. Но я не смогу отказаться от помощи людям, которые не бросили меня в отчаянной ситуации. Вы примете меня такой? Любые отношения это компромисс, и, со своей стороны, я приложу все усилия, но не просите меня полностью отказаться от борьбы за права женщин.

Когда оказалось, что девушка толком и не спала сегодня, во мне проснулось странное чувство – захотелось как-то о ней позаботиться. Может, как о сестре, просто мне абсолютно не понравилось, что из-за всех этих передряг мисс Ханч лишилась отдыха. Это было совершенно ни в какие ворота.
– Вам надо отдохнуть. После чая я отвезу вас домой, а в больницу сообщу, что вы неважно себя чувствуете. Если с этим возникнет проблема, я ее решу, но вам однозначно надо отдохнуть.
Потом мы снова говорили о правах женщин. О том, что им надо защитить себя.
Мое покровитель девушка поняла видимо совсем не в том смысле, какое я вкладывал в это слово. Боже, как она еще чиста и невинна. Глядя на мисс Ханч – раскрасневшуюся. С горящими глазами, что-то усиленно мне пытающуюся доказать, я невольно даже залюбовался ею. Нельзя сказать чтобы она была красива, но мила несомненно, а в этом разговоре проявился еще и характер – живой, и мне это определенно нравилось. И эта ее увлеченность тоже. Умная, думающая девушка, ее сердцу не чужда любовь к ближнему – как она защищала мою Линду, а ведь они всего лишь приятельницы.
– Мисс… Дороти, если я не слишком фамильярен. Давайте оставим вопрос покровительства, вы меня неправильно поняли, и я бы не хотел сейчас объясняться, не с юной барышней. А насчет того, что женщине нужна защита, я определенно согласен.
– Насчет образования я тоже не возражаю. Но вот по поводу голосования и законов – тысячу раз нет. – да, спор у нас вышел нешуточный, и было ощущение, что мисс Ханч снова говорит о своем, о наболевшем, о том, что важно лично для нее. Когда она заговорила о браке, в мою голову пришла шальная мысль предложить ей выйти за меня замуж. Это даст ей возможность учиться – в Росси недавно открылся женский медицинский институт, в Санкт-Петербурге, мое имя будет ей защитой во всех обстоятельствах, а потом. Позже, если мы оба – или лично она – поймем, что брак этот не может быть консуммирован (ну не понравлюсь я девушке, или она полюбит кого-то), можно будет тихо оформить развод. Я смотрел на нее и все больше убеждался в правильности этой мысли, только никак не мог придумать, как облечь ее в слова, чтобы не обидеть мисс Дороти.
– Вы задаете слишком много вопросов, на которые я сейчас ответить не готов. В своих магазинах я стараюсь следить за порядком, у нас налажено медицинское обслуживание, быт, надеюсь, мои продавщицы могут не бояться грязных приставаний со стороны любого начальства, – я пожал плечами, продолжая держать девушку за руку. Это пожатие как-то грело меня, сам не знаю, почему.
Мисс Ханч пыталась рассказать мне о своей организации, оказалось, что я многого не знал – потому что мне это было неинтересно. А потом мы снова вернулись к моей сестре, и мисс Дороти, вероятно желая меня успокоить, положила свою маленькую ладошку поверх моей. Этот ее поры был таким милым, как и сказанные ею слова.
Только вопрос о моем теле заставил покраснеть уже меня. Конечно, она работает в госпитале, и все же…
– Спасибо, мисс Дороти, – я снова назвал ее по имени, поскольку она не запретила этого, – тронут вашим доверием и заботой, но я привык сам заботиться о себе. Нога реагирует на погоду, это нормально, а то, что я был ранен – следствие моей собственной безрассудности. Вы выбрали битье витрин, пойдя против воли отца, как я понял, а мы с братом ушли на войну, тоже против воли мистера Джексона. Каждый из нас отвечает за свои поступки. Кто-то попадает в тюрьму. Кто-то получает ранение, кто-то гибнет. Увы, это неизбежно. Вероятно это моя память о том, чем грозит непослушание.
Девушка заговорила о родителях, об одиночестве, и я снова подумал о том, что мне хочется ее защитить, и стало грустно, что она. такая юная. Говорит об одиночестве.– Все мы нуждаемся в чьей-то помощи и поддержке. Даже самый одинокий человек находит того, кто его выслушает и поможет, вообще одиночество странная штука. Иногда надо побыть одному, чтобы понять, насколько ценны другие люди, – я погладил ее руку, - философ из меня никакой, увы.
В ответ на мой прямой вопрос девушка некоторое время молчала, видимо, не решаясь сказать
– В долг? И как вы намерены его отдавать? Расскажите, что вас тревожит? Зачем и какая сумма вам нужна? И может быть, пойдем в дом? Вы не замерзли? – решил уточнить на всякий случай, зная, что когда человек очень устал, он зябнет просто от этой усталости.

Этой ночью Фрэнсис плохо спал. Его мучили сомнения. Имеет ли он право входить в дом Джексонов и смотреть в глаза юной девушке, зная, что за ним по пятам движутся хаос и разрушение? Не станет ли яд, разъедающий его душу, отравой и для другой души, куда более невинной?
Кон… Кон знала о Братстве. Как и многие в Ирландии. Женщины не входили в число братьев-фениев, но зачастую оказывали помощь и поддержку. Ирландское Республиканское Братство боролось за создание независимой Ирландской республики, а путь для этого был один - тайно подготовленное вооружённое восстание. Сам Фрэнсис не принимал участия ни в одном из террористических актов, организованных фениями. Его задачей было налаживание и поддержание контактов с политическими и общественными деятелями, способными оказать помощь и содействие Братству. Но Мирроу спутал ему все планы. Фрэн пока не знал, каким образом этому прохиндею удалось выведать о существовании Братства и об участии достопочтенного Фрэнсиса Уилкинсона в нем, найти источник информации еще только предстояло, но одно было очевидно: он скомпрометирован, и ему необходимо максимально дистанцироваться от Братства на ближайшее время.
Мисс Джексон… Мысли Фрэнсиса вновь вернулись к этой девушке. Она носит траур. Она уже теряла кого-то из близких, имеет ли он право даже смотреть в ее сторону, если его жизнь находится в постоянной опасности? Британское правительство не жаловало фениев. Какое право он имеет навязывать девушке всю эту грязь? Она ведь даже не ирландка!
Впрочем, пока он ничего и не навязывал. Он вообще согласился лишь прийти в гости к Джексонам, где их с мисс Джексон представят друг другу. Вполне может статься, что мисс Джексон не захочется продолжить знакомство с ним. Но Фрэнсис привык просчитывать ходы наперед. Без этого при его образе жизни было никак не обойтись. Как ни странно, Мирроу дал ему возможность отойти от дел Братства под самым благовидным предлогом. Ему уже тридцать пять лет. Давно пора создать семью и обзавестись наследником. Второго шанса вырваться из круговерти революционной деятельности без потерь может и не возникнуть. Но сумеет ли он удержаться от участия в борьбе за Ирландию? До сих пор у него были только две страсти: Ирландия и Кон. Они неразрывно шли рука об руку через всю его жизнь. Они и сейчас стояли рядом: в данный момент Констанция Маркевич помогала создавать программу новой политической организации – Шинн Фейн, призванной бороться за единую республиканскую Ирландию законными методами. Но если в его душе появится иная страсть, не связанная с интересами Ирландии? Сможет ли он изменить свою жизнь и измениться сам? Вопросы… Вопросы, на которые Фрэн мучительно искал ответы и никак не мог найти.

Эдвина появилась дома уже днем, взбудораженная, со сбивчивым рассказом о ночных событиях. Фрэнсис не разобрался до конца, что именно произошло в день убийства Мирроу, но после того, как он понял: сестра не причастна к случившемуся, его сердце словно забилось в груди свободнее. Нет, пожалуй, ему на самом деле пора отойти от дел. Ведь даже призрачная тень виселицы над головой сестры едва не лишила его рассудка, а над его собственной головой петля покачивалась куда осязаемее. Что будет с родными, если его казнят? Он уже много лет играл в азартные игры с удачей. Пока что ему везло. Но всю жизнь подобное везение длиться не может.

На чаепитие к Джексонам они с сестрой прибыли точно к назначенному времени. Тем не менее, в гостиной, куда их проводили, сидела одна лишь мисс Джексон. Да, в жизни, в отличие от изображения на фотокарточке, она была почти не похожа на Констанцию.
Фрэнсис не считал возможным разглядывать женщин, посещающих Организацию, чтобы никто даже при самом пристальном внимании к его действиям не смог обвинить одного из основных жертвователей средств в непристойном интересе. Во время собраний его взгляд привычно скользил по лицам, ни на одном не задерживаясь надолго, и не всматриваясь в детали. Поэтому сегодня Фрэнсис впервые рассмотрел мисс Джексон.
Она была красива нежной красотой апрельского первоцвета - хрупкой и трогательной. А еще девушка казалась немного поникшей, словно в ее жизни было мало солнечного света и смеха. Учитывая траурное одеяние, наверняка поводов для радости у нее на самом деле было немного.
Эдвина представила их с мисс Джексон друг другу, и Фрэнсис привычно склонился к руке девушки, как и подобает воспитанному человеку. У мисс Джексон были тонкие длинные пальцы и кисти восхитительной лепки. Фрэнсис никак не мог представить в этой нежной ручке грубый молоток или грязный булыжник. В таких пальчиках куда уместнее выглядел бы изящный фарфор кофейной чашки или букет цветов с длинными стеблями, чуть влажными от росы. И вообще мисс Джексон куда уместнее смотрелась бы в залитом солнцем цветнике среди ярких красок природы, а не посреди затянутого мрачной хмарью зловонного Лондона.
Сообразив, что он непозволительно долго удерживает в своей руке ладошку мисс Джексон, Фрэнсис поспешил сгладить впечатление и, отпустив руку девушки, произнес:
- Простите мою неловкость, мисс Джексон. У вас пальцы музыканта – поневоле залюбуешься. Уверен, что вы великолепно музицируете.

В тишине комнаты, оставшись наедине сама с собой, Линда вновь вспомнила события последних суток. Ей стало неловко от мысли, что она была так несправедлива в отношении брата и подозревала его в причастности к тому несчастному случаю в Организации. Как хорошо, что она не успела поделиться хоть с кем-то своими глупыми мыслями. И почувствовала некое облегчение, но это не смягчало переживаний за бедную Агату.
В гостиной было холодновато, и Линда поёжилась. Не удивительно, ведь день выдался мрачным, не солнечным. Логан и Дороти наверняка успели прозябнуть за время прогулки, и будет неплохо, если они вернутся в хорошо протопленную комнату. Недолго думая, Линда вышла дать распоряжение, что бы разожгли камин, и увидела свёрток, который оставила подруга. Девушка задумалась. Что будет с Дороти? Есть ли в Лондоне человек, который приютил бы её в это нелёгкое для неё время? Она не знала ответов на эти вопросы, но на всякий случай дала дополнительное распоряжение приготовить комнату для гостей и направилась к матери, что бы обсудить этот вопрос с ней. Миссис Джексон неоднозначно восприняла новость, сославшись на то, что Линде об этом лучше поговорить с братом. Мать не привыкла принимать решения, поэтому была очень удивлена, что дочь в первую очередь обратилась к ней. Вот оно - явное последствие патриархальных устоев! Девушка не стала строить догадок, приютит ли брат на время мисс Ханч под крышей их дома, но точно знала одно - если Логан этого не сделает, она уйдёт в Организацию вместе с Дороти.
Когда Линда вернулась в гостиную, в камине тихо потрескивали дрова, а рыжие языки пламени только-только начинали разгораться. Ей показалось, что гости уже опаздывают, когда на пороге появилась жизнерадостная Эдвина. Линда радостно встретила её и была представлена мистеру Уилкинсону. В знак приветствия двушка протянула свою руку новому знакомому. Она, конечно, видела издали Эдвину с братом не раз, и даже успела отметить, насколько они разные - сестра с огненными волосами и небесно голубыми глазами, и брат, такой... такой... И Линда замерла, изучая мужчину. Высокие скулы, волевой подбородок, чёрные, как ночь глаза... Такой непохожий на сестру... И , поняв, что смотрит неприлично долго, девушка отвела глаза в сторону и затаила дыхание.

- Не так великолепно, как хотелось бы.
На лице появилась и тут же исчезла смущённая улыбка. В ней начало зарождаться непонятное волнение, отчего Линде становилось очень неловко в присутствии Френсиса. И она не могла найти объяснения этому. Линда одной рукой сильно сжала вторую руку, ту, которую только что отпустил мистер Уилкинсон, и предложила гостям присесть. Попросив слугу доложить брату о гостях, осторожненько устроилась рядом с Эдвиной. Она пока не стала спрашивать подругу о мучивших её вопросах про Агату. И что бы положить начало беседы, проговорила:
- Дороти и Логан скоро присоединятся к нам. Спасибо, что приняли приглашение. Надеюсь, дорога вас не успела утомить?
Линда не знала, как далеко живут Эдвина и Френсис, но ей показалось, что добирались они долго.
_________________

Я даже не заметила, как замерзла. Слишком горячий диспут возник между нами, чтобы обращать внимание на погоду. Мистер Джексон открывался мне с новых сторон, вызывая все больше и больше уважения.


- Не стоит беспокоиться. В госпитале меня ждут и я при всем желании, не могу сегодня пропустить работу, - я не стала уточнять, что соскучилась по малышке Мэри. И так слишком многие посвящены в подробности этой истории. - Пожалуй, если вы после чая отвезете меня в Бартс, я буду вам премного благодарна. - и о том, что дома у меня больше нет, я говорить не стала. Не хватало еще на жалость надавить. Терпеть не могла этого в себе. Я не святая и иногда прибегаю к женским уловкам, но сейчас мне крайне не хотелось нагружать мистера Джексона своими проблемами. С него хватило погружения в проблемы всех женщин Британии.





- Будь все мужчины похожи на вас, у женщин не возникло бы и мысли о неповиновении. - честно слетело с языка. Неужели это я сморозила этакую глупость?! Ужасно неловко! Это же плевок в то, что я так активно доказывала несколькими минутами ранее. Похоже я очарована мистером Джексоном, куда сильнее, чем это позволено девушке в моей ситуации. Я суфражистка, без статуса и положения в обществе, к тому же работаю медсестрой. Вряд ли у меня есть то, что его заинтересует. Наверное, он просто относится ко мне, как к сестре и это...приводит меня в бешенство!



- А мне нравится вас слушать, - я кокетливо улыбнулась и принялась накручивать на палец локон, удачно выбившийся из-под берета. - У вас мужественный голос и вы так искренне отстаиваете свои убеждения. И хоть я с ними в корне не согласна, вынуждена признать, что вопреки словам, ваши меры в отношении работниц говорят об обратном. Это достойно уважения.



- Отдавать я буду по частям, из своего жалования. Оно составляет 250 фунтов в год и с учётом процентов, я как раз смогла бы выплатить долг в течении трех лет. - я не стала добавлять, что это при хорошем раскладе в моей жизни.



Рассказать? Опять давить на жалость? Нет, только не с ним. Пусть запомнит меня сумасбродной суфражисткой, а не жалкой попрошайкой-альтруисткой. Стало совсем прохладно, сон был готов вот-вот меня одолеть.

- Меня ничего не тревожит, мистер Джексон, разве что судьба близкой подруги, но я уверенна с ней все будет хорошо, - имела я ввиду Агату Шеллоу, - Мне нужна сумма в 300 фунтов, как я уже говорила - сроком на три года. А деньги мне понадобились на кое-какие нужды, которые, с вашего позволения, я бы оставила в тайне. Могу клятвенно вас заверить, что прошу не на расходы организации, а совсем для другого дела, не имеющего отношение к суфражизму и, готова заключить с вами любые долговые обязательства, на ваших условиях и с подписанием любых бумаг.

- Да, я продрогла до костей, и всё бы отдала за чашку горячего чая! - выпалила я, начав дрожать от холода. Взглянула на мистера Джексона. Моя любовь к болтливости "заморозила" и его. Надо было срочно укрыться в тепле.

Девушка явно озябла, и мы пошли к дому. Мальчишка, помощник садовника. что-то делал в цветнике и я посла его бегом принести шаль для мисс Ханч, потому что при всем желании я не мог идти быстрее, а заставлять гостью мерзнуть - тоже не в моих правилах.
Передав девушке шаль я продолжил разговор.
- Я скажу, чтобы вас отвезли, мисс Ханч. но мне кажется, вам стоит отдохнуть. Незаменимых людей нет а если вы заболеете, кто станет заботиться о ваших больных, которые вам столь дороги. - Конечно, ее желание исполнить долг - похвальное рвение, но ради этого рисковать собственным здоровьем... Это мне было непонятно. Все-таки сейчас не война, и такого самопожертвования от нее никто не требует. Еще раз оглядев девушку, заметил стройную фигурку и отметил себе спросить у ее отца, что он дает в приданое, каков сейчас доход от его магазина, и кому он его завещает.
А следующая фраза девушки несколько выбила меня из колеи, показав, что мы, видимо слишком далеко зашли в нашей дискуссии. И совершенно не в ту сторону. - Вы меня с кем-то путаете, мисс Ханч, все, что я делаю, я делаю для себя. Если мои работницы устроены в быту, они будут хорошо работать, на меня работать, и у меня будет прибыль, и не будет головной боли, где взять новых работниц, если эти уйдут, заболеют или сядут с тюрьму за битье витрин. Если мои работницы довольны, у меня целые витрины. То же касается и моих родных - я забочусь о них, не требуя практически ничего взамен, кроме одного - их моральный и нравственный облик должен соответствовать общепринятому. - Я медленно шел дальше, стараясь не смотреть на мисс Ханч, понимая, что она напридумывала себе из меня доброго и хорошего дядюшку, а я опускаю ее с небес на землю. А потом она меня разочаровала. Все обаяние, что увиделось мне, когда она с запалом просила о сестре или говорила о своих мифических правах, ушло, уступив место обычному женскому кокетству. И пусть они потом не говорят, что борются против мужчин - если им от нас что-то надо, в ход пускаются те же уловки - улыбка, локон, лесть. Мне даже стало жалко, что мисс Ханч потеряла всю ту живость и привлекательность, которые меня буквально заворожили во время ее обвинительной речи. Она была живая и непосредственная, открытая, и даже навела меня на мысли о женитьбе, а теперь она стала обычной - такой, как другие. Мне показалось это странным и неприятным, и я захотел свернуть этот разговор. - Вы говорите глупости, мисс Ханч, и я в вас разочарован, - выпалил несколько резко и ускорил шаги. Дальше я слушал в пол уха, как она собирается отдавать мне долг, и лишь удивился размеру суммы.
- Интересно вы рассуждаете, мисс Ханч. Я должен дать вам денег, поверить на слово, что вы мне их отдадите, при этом, зачем они вам, вы говорить не желаете. Простите, так дела не делаются. - Я открыл перед девушкой дверь, - идемте, чай уже подали, не будем задерживать матушку и наших гостей, к этому разговору мы еще вернемся.
Чай в самом деле был уже накрыт, и гости прибыли.
- Добрый вечер, - я пожал руку мистеру Уилкинсону, а когда он представил меня своей сестре, поцеловал протянутую ручку и представил его мисс Ханч.
Матушка села во главе стола, а я позвонил, чтобы принесли бренди.

Фрэнсис предоставил ведение светской беседы сестре, поскольку она уже давно была знакома с мисс Джексон. Сам же он лишь вежливо следил за разговором и невольно сравнивал девушек. Они были совершенно разные внешне, как осень и зима. Волосы Эдны, словно впитавшие яркие краски осенней листвы, и молочно-белая кожа мисс Джексон, казавшаяся еще белее по контрасту с темными волосами и глазами. Словно тени от освещенных луной деревьев на снегу. И все же было у этих девушек и кое-что общее: их обеих хотелось оберегать и защищать. Особенно мисс Джексон. Возможно, виной тому было траурное одеяние, будто придавливающее эту нежную и хрупкую на вид девушку к земле, а может быть – близость жизнерадостной Эдвины, но улыбка мисс Джексон казалась печальной и словно бы смущенной.
У Фрэнсиса в голове невольно возникли строки:

Средь алых роза белая
Не так бела,
И примула несмелая,
Что расцвела
Под стужею мятежной,
Дрожа красою нежной,
Не ярче белоснежного чела.

Нет, все же есть что-то неправильное… противоречащее здравому смыслу, когда такие милые и воспитанные девушки хватаются за увесистые предметы и бьют витрины… Это противоестественно. Другого слова Фрэнсис подобрать не мог.
А потом в комнату вошли Джексон и две женщины. Вновь повторилась процедура знакомства. Имя одной из дам привлекло внимание Фрэнсиса – мисс Ханч. Эту фамилию он уже слышал много раз. Мисс Ханч выглядела нездоровой или переутомленной, но Фрэнсис не счел возможным задавать вопросы о здоровье человеку, с которым познакомился лишь минуту назад. Он только отметил, что надо бы приглядывать, как бы девушка не упала в обморок. Если она переутомилась из-за всех этих треволнений, связанных с убийством и битьем витрин, тогда тем более надо придумать какие-то иные методы воздействия на окружающих, не требующие столь колоссальных усилий от хрупких девушек.
Он вновь взглянул на мисс Джексон, и неожиданно поймал себя на мысли, что понимает ее брата, желающего оградить девушку от тягот и забот. А еще ему подумалось, что у мисс Джексон должен быть очень красивый смех. И Фрэнсис бы с удовольствием этот смех услышал.

Непростой вечер крайне утомительного дня заканчивается арестом мисс Шэллоу, а до того алогичным предложение от Кристофера. Разумеется, помочь девушке в беде, к тому же одной из подопечных миссис Честер, "союзника" на политической арене, было необходимым. Более того в данном случае это не пустые слова и бравада, рассорься сейчас либералы и суфражистки, тори мигом воспользуются ситуацией и повернут её себе на пользу. Недопустимо. Вероятнее всего мисс Агате сегодня же предъявят обвинение, а с завтрашнего дня адвокат партии займётся её делом. Фокс делает пометку в блокноте о залоге, который будет внесёт от имени партии, что позволит трактовать жест однозначно - либералы не сомневаются в невиновности мисс Шэллоу и впредь будут оказывать всю возможную поддержку Организации. Но его решение было чрезмерным, списать всё на благородство помноженное на вино не получалось. Они с Майклом покинули Дом суфражисток следом за констеблями.

Утро встречает Кристофера не прохладой или солнечными лучами, а головной болью и сухостью во рту. Он не открывает глаза, а на ощупь старается найти графин с водой на прикроватной тумбочке. Желательно, ледяной. Но рука находит лишь пустоту, мужчина вздыхает и открывает глаза. Графин и стакан стоят на столе, к которому придётся вставать. Кристофер хмыкает и откидывает одеяло.
Он слишком редко злоупотребляет спиртными напитками, предпочитая оставлять голову и мысли максимально трезвыми и собранными, а потому экономка не предусмотрела такого утра. Особенно учитывая предшествовавшие вечеру события. Это было ожидаемо, хоть и неприятно. С другой стороны, задача заботится о таких вещах должна лечь на плечи супруги. Равно, как и забота о других потребностях. Бордели и девицы полусвета порой бывают слишком уж болтливы. А мысли об огненных кудрях раскинувшихся по его подушке - назойливыми.
К тому же обзавестись хорошей супругой - это выгодный шаг для любого политика. Электорату важно, чтобы представляющий их интересы политик не только говорил и делал правильные вещи, но и понимал их беды, их жизнь и их мечты. В тайне они будут восхищаться его супругой и про себя размышлять - пилит ли она мистера Фокса так же, как их жены. К чему эти мысли с утра? Они всего лишь отражение крайне горячих снов о женщине, которая потихоньку пробралась в мысли Кристофера и объяла их пламенем волос.

Кристофер залпом выпивает стакан воды и наливает ещё один. Странные мысли для сегодняшнего утра. Как и его вчерашнее смущение.
Глупо говорить, что вечерние туалеты дам, которых он встречает на приемах и в театрах порой куда более откровенны, а вырезы соблазнительны, чем халаты и пижамы суфражисток. Не говоря уже о девицах полусвета, предпочитавших и вовсе ограничиться минимумом одежды, порой и без этого минимума. Фокс в своей жизни видел и больше, чем просто видел, огромное количество прекрасных и соблазнительных женщин. Но никогда и ничего подобного вчерашнему. Нет,конечно, он и раньше понимал, что суфражистки прежде всего женщины, некоторые молодые и даже хорошенькие, но всё же они были для него практически безликой массой - средством для достижения, пусть и благородной, но всё-таки цели. Кем-то вроде коллег-однопартийцев. Лишь изредка на этом сером фоне выделялось обжигая пламя волос мисс Уилкинсон. Вчера же все они были просто женщинами, крайне неприлично раздетыми, а от того нежными и беззащитными. Совершенно новое чувство видеть такими тех, кого ты знаешь уже не один день. Впервые увидеть в женщине именно женщину. В Эдвине желанную женщину. Хотя, кому он врёт? Он видел её и раньше.

Весь день посвящен работе и решению проблем. Звонки адвокату, встреча с ним тет-а-тет, заявления для прессы и снова визит к вдове Мирроу. Не самые приятные разговоры о расходах на похороны, которые, конечно же, партия возьмёт на себя. Как ни странно, живейшее участие вдовы к судьбе мисс Шэллоу.
Как бы ужасно это не звучало, но всё складывается неплохо. Суфражистки в центре внимания, весь Лондон гудит о прошедшей вчера акции. И хоть она кажется Кристоферу скорее террористической, нежели призывом дать права, но такой подход возымел действие на умы и прессу. Об убийстве Мирроу же разговоры вскользь, что самое важное нет разговоров о заговоре суфражисток и их роли в этом деле. остаётся надеяться, что так будет и дальше.
Само собой разумеется, что мистер Фокс лично приезжает в штаб-квартиру организации, дабы сообщить важные и приятные новости миссис Честер. Нет ничего предосудительного, что он задерживается на чай, а после просит мисс Эдвину помочь ему с текстом листовок. И разве кого-то может удивить, что после он приглашает её на ужин? Едва ли.

Сложно было рассуждать о чём-то отвлечённом, когда самая красивая девушка в мире смотрит на тебя затуманенными глазами, а на губах всё ещё остаётся вкус её поцелуя. Мы так и стояли на улице, и густеющий туман скрадывал звук шагов редких прохожих и проезжающих экипажей. Мне следовало отпустить Эбигейл и позволить ей войти в дом, но я не мог. Слушал, что она говорит и улыбался. Она была согласна, и это было самым главным. Все остальное можно решить, главное, что она была согласна. Приданое, да это конечно недостаток - в глазах общества, но мне-то было всё равно. Я сам и сейчас не бедствую, и в перспективе бедность не грозит. Какая разница, сколько у неё денег. Мне не деньги нужны, мне нужна эта девушка, именно она, и никто другой. 

В одном я был уверен совершенно точно. Моя семья возражать не будет. Они уже давно отчаялись женить меня, отец так и вовсе махнул рукой, благо у обоих моих старших братьев большие семьи, и он не мог пожаловаться на недостаток внуков. Правда мои невестки ещё не сложили оружия и соревновались между собой в талантах свах. Но даже они уже давно поняли, что большое приданное это не тот критерий, что мог повлиять на моё нежелание расставаться с холостяцкой свободой. Так что когда я представлю им Эбигейл в качестве моей будущей жены, когда они увидят какая она, они примут её. Особенно отец. Эбигейл говорит, что у неё нет семьи? Она у неё будет. 

- Учитывая, что я вас видел в... -  я запнулся, не уверенный, стоит ли упоминать вчерашнюю вечеринку, на которую я попал случайно, незваным и нежеланным гостем. - То перспектива забрать вас в одной рубашке не кажется такой уж неприятной. Даже наоборот, весьма соблазнительной. 
От одной мысли снова увидеть Эбигейл в том халтике, пульс участился и сбилось дыхание. Я крепче прижал её к себе, смотрел в её глаза, самые красивые глаза на свете, и думал, что судьба иногда делает странные повороты. Пару дней назад я даже не думал, что встречу женщину, без которой не смогу представить свою дальнейшую жизнь. И уж тем более не мог даже представить, что встречу её среди женщин, выступающих против многовековых традиций и устоев. Ах да, что она сказала? Не просить её полностью отказаться от борьбы? 

- Дорогая моя мисс Эбигейл, - я чувствовал, что ступаю на весьма зыбкую почву. - Женщины всегда занимались благотворительностью и помощью бедным, и никому не приходило в голову им это запрещать. - Я почувствовал её взгляд и занервничал. - Хотите помогать Организации - помогайте, в разумных пределах, я не буду возражать. Хотите работать - работайте, у вас не будет необходимости работать, но если вы хотите - работайте. Можете даже открыть свою школу, уверен, что жёны моих братьев поддержат вас в этом, они тоже весьма прогрессивны. - Я поднёс её руку к своему лицу и прижался губами к ладони, ещё и ещё раз. - Но я прошу вас пообещать не принимать больше участия в акциях подобных вчерашней. Это битьё витрин, протесты, митинги - это слишком опасно. Я не смогу каждый раз, когда вы выйдете из дома, волноваться вернётесь ли вы.

Эбби прижала руки к пылающим щекам.
- Творить безумства в компании единомышленниц гораздо легче, чем потом нести за них ответственность, - она удивлялась, как мистер Колмс продолжает считать ее честной девушкой, учитывая ее возмутительное поведение. - Не уверена, что я согласна повторить нечто подобное.
Но мистер Колмс настолько был к ней расположен, что Эбби с улыбкой продолжила:
- Но я ни на что не променяю воспоминание о выражении вашего лица, когда вы вошли в ту комнату.

Эбигейл осознавала, что поднимая вопрос своего участия в суфражистском движении, испытывает судьбу и проверяет на прочность зарождающиеся чувства. Она с трепетом ждала ответа, понимая, что от отношения мистера Колмса к ее деятельности зависит их будущее.

В этот момент девушка оценила как ей повезло встретить чуткого, внимательного и понимающего мужчину. Она не знала, чем заслужила свою судьбу и чем привлекла мистера Колмса, на ее взгляд в организации были дамы гораздо красивее. Но он выбрал именно ее и она будет счастлива. Самое главное, мистер Колмс принял ее желание работать и помогать женщинам. Глупо было ожидать, что он одобрит экстремальные акции, но подобными вещами Эбби могла поступиться.
- Спасибо, что поняли меня, - она прижала руку к его щеке. - Вы не представляете, как я счастлива. Я буду участвовать в тех акциях организации, которые находятся в рамках закона.
- И еще, я согласна принять ваши ухаживания и серьезные намерения, - официальным тоном сказала Эбби. - Но про это вы уже догадались, не так ли?

Вихрем влетев в свою комнату, Эбби подошла к окну и, успокаивая прерывистое дыхание, принялась пальцем чертить узоры на запотевшем стекле. Она увидела на улице расплывчатый силуэт человека, подарившего ей за эти два дня надежду и сказку, и обещавшего ей любовь на оставшуюся жизнь.

Я плотнее укуталась в любезно предоставленную шаль.



- Я поеду не работать, мне нужно навестить одну пациентку. - озвучила я свои истинные намерения и посмотрела на мистера Джексона с благодарностью. Но то, что произошло дальше, походило на ночной кошмар. Из добродушного и любезного джентльмена он превратился в того консервативного тирана, каким я его узнала в здании Организации. И мне это не понравилось. Еще больше мне не понравились его слова. Зачем он так говорил? Чтобы отпугнуть меня?!



Люди, которые делают все для себя, называются эгоистами. Я не жаловала эгоистов и мне очень не хотелось причислять к ним мистера Джексона. В ответ я лишь промолчала, стараясь сдержать эмоции и не произнести слов, о которых потом пожалею. Но и моему терпению есть предел. Я всего лишь пыталась показать, что не стоит считать меня младшей сестренкой, что я женщина, а не маленькая девочка! Однако та надменность, с которой он ко мне обратился, граничила с брезгливостью, что очень меня задевало.




Удар достиг цели. Если он намеревался меня обидеть, у него это вышло блестяще. Еще не приходилось мне чувствовать себя столь уязвимой перед мужчиной. Я бы даже назвала то, что почувствовала при его словах - болью. Какой бы я не была, но называть меня глупой и говорить что я разочарование, как минимум унизить мое человеческое достоинство! У меня задрожали губы. Я шморгнула носом, слегка прикусила язык и попыталась успокоиться. Я не буду опускаться до базарной торговки, хоть язык и чешется высказать этому ценители женского ума и очарования, всё что я о нем думаю.



Вообще-то я предлагала подписать любые обязательства, а не верить мне на слово. В этом все мужчины, если же они что-то вбили себе в голову, то будут идти до конца. Я ощутила тяжесть на шее, полагаю из-за того, что мистер Джексон мысленно уже навешал на меня ярлыков.

- Вы правы, - я сдержанно улыбнулась, запрятав боль и обиду глубоко в душе. Никогда и никому не покажу свою слабость! Не дождутся.


За чаем я поздоровалась с Уилкинсонами, мы даже немного поговорили. Эдвина намеками дала понять, что с Агатой всё решилось благополучно - к моему облегчению.
Чувствовала я себе при скверно. От теплого чая запершило горло. Ох, кого я обманываю? Першение в горле первый признак болезни. Учитывая мои недавние потрясения, это закономерно. Организм ослаблен, уязвим для всякой заразы.
Я мельком взглянула на мистера Джексона из под полу-прикрытых век. Он вряд ли поможет мне, да и мне гордость не позволит иметь дела с человеком, который считает общение со мной ниже своего достоинства!
- Линда, можно тебя на минуточку? - я встала из-за стола, когда чаепитие планомерно подходило к концу. Не хотела отвлекать Линду от приятной беседы с мистером Уилкинсоном, но уйти не попрощавшись, было бы не вежливо. Со всеми прощаться я не хотела, но передать им через Линду свое почтение, казалось самым разумным выходом.

Мы прошли в холл, где потрескивало пламя в камине. Именно там я оставила свои скромные пожитки. Я попросила принести мне пальто и берет, затем взяла сверток с вещами в одну руку, а стопку книг уложила на локте другой. Линда пыталась отговорить меня, просила остаться и отдохнуть, но я категорически отказалась.

- Передай остальным мое почтение и извинения. Не люблю прощаться. Мне правда нужно в госпиталь, я уже несколько дней не видела Мэри и очень переживаю за неё! А еще, - мне безумно хотелось высказаться, что нахождение с её братом под одной крышей вызывает у меня приступ бешенства, но вместо этого я подошла к девушке поближе и полушёпотом сказала, - Дай своему брату шанс. Он тебя очень любит. У Организации таких как мы тысячи, а он у тебя один единственный остался. Согласись, ты тоже ответственна за него и его благополучие. Просто... не разбрасывайся любовью близких. Она не каждому дана. Будь у меня выбор между любовью и суфражизмом, я бы выбрала любовь. А теперь, прощай, - я очень неловко обняла её плечами, так как руки были обременены багажом.

***
До Бартса я добралась пешком. По дороге явно ощущая прилив жара. То, что я заболела, было понятно еще у Джексонов. Хорошо, что работа медсестры дает доступ к разнообразным лекарствам. Мне не терпелось сделать две вещи: обнять рыжеволосую малышку и принять добрую порцию диацетилморфина, чтобы уже завтра полноценно приступить к своим обязанностям.
В сестринской я застала Анну - молоденькую медсестру, поступившую к нам на службу в прошлом месяце. Она была ниже меня, худощавая и походила на подростка, но при этом её ловкости могла позавидовать даже я.
-Дори? Ты пришла, - она тут же осеклась, когда внимательнее меня разглядела, - Ты заболела?
- К сожалению. Можешь развести мне какое-нибудь лекарство? Можно героин, если осталось. - я оставила сверток и книги на полу, а сама ушла в глубь комнаты, за ширму и взяв с вешалки свою форму, принялась переодеваться. Белоснежное платье, с резинкой на талии и белая косыночка, чтобы не мешались волосы. Вот и все одеяние медсестры. Чувствовала я себя разбитой, расклеенной, безумно желающей выспаться. Работать я не могла, а одевалась, чтобы навестить Мэри.
- Ты, что ушла из дома? - спросила Анна, видимо, оценивая принесенные мной вещи.
- Скорее меня попросили.
- Боюсь спросить, что ты такого натворила?
- Да так, ничего. - я не хотела обсуждать эту тему.
- И куда теперь?
- Пока поживу здесь, потом у подруг.
Я закончила переодеваться, переобулась в удобные туфли и выскользнула из-за ширмы. Свою уличную одежду сложила в шкаф, туда же перекочевал сверток и книги. Одну из них - красочный атлас по анатомии человека, я взяла с собой. Собиралась подарить его Мэри на память.
- Ты отработаешь за меня до утра? Я высплюсь и подменю тебя.
- Конечно, Дори. Но ты вся красная и при этом бледная, уверенна что не хочешь отдохнуть? - Анна поднесла мне крохотную кружечку с лекарством. Я залпом выпила горьковатую жидкость, кивнула в знак того, что в порядке и отправилась в детское крыло.
Пусть я пока не могла порадовать Мэри тем, что отправлю её на море, но опускать руки рано. Я могла бы снять теплую комнату с хорошим камином и договориться с её семьей, чтоб зиму девочка провела у меня. Я бы заботилась о ней, или даже наняла бы няню, чтоб та присматривала за девочкой, пока я на работе. Я бы покупала Мэри игрушки, читала бы ей сказки на ночь... Она маленький ангел. Я бы приняла её, как родную. Все должно быть хорошо. Я крепче сжала книжку в руках.
Горло уже не першило, а болело, глотать слюну становилось проблематично. Ноги меня едва держали.
Ничего, сейчас обниму малышку и станет легче.
В её палату я зашла с улыбкой и тутже застыла в ступоре. Кровать Мэри была пуста. Рядом дремали другие дети, за окном еще было светло, ветки деревьев барабанили по стеклу, кажется, моросил дождь. А её кровать была пуста... Я не помню, как добежала до сестринской.
Анна испуганно подскочила, когда я ворвалась, как фурия и налетела на нее с порога:
- Где она? Вы позволили её забрать? Недолеченной! Отвечай!
- Дори, сядь.
Жар усилился, мне стало трудно дышать. Уронив книгу, я вцепилась в дверную ручку, давая понять, что и с места не сдвинусь, пока мне все не объяснят.
- Послушай. Ты же знаешь, нам нельзя привязываться к пациентам. - почему Анна прячет от меня взгляд? В мысли закралось худшее. Нет, нет - Мэри просто забрала её полоумная мать.
- Анна, не тяни! - строго рявкнула я. Во мне все бурлило, а в сочетании с жаром и дикой усталостью, я можно сказать, вообще была на грани обморока.
- Когда ты ушла с дежурства, той же ночью, ей сделалось хуже. Сильный приступ кашля и жар. Мы дали ей лекарство, доктор Эндрюс лично следил за её состоянием, но у к утру...её не стало.

Её не стало... В первую секунду я отказывалась принимать эти слова. Меня словно ножом резанули по самому сердцу! Всё это время я искала для нее спасение, верила, что всё получится, что она выживет, а Мэри уже не было в мире живых. Бедная, бедная девочка! Это моя вина. Я даже не провела с ней последний день, хотела доказать коллегам, что... дура! Идиотка! Как же я себя ненавидела.
- Дори, тебе лучше прилечь, пойдем я отведу тебя в палату, ты больна, - я не сопротивлялась когда Анна взяла меня под руку и повела по холлу. У нас имелись пустые палаты, даже одноместные за определенную плату, но платить мне было нечем, поэтому Анна уложила меня просто в пустой шестиместной комнате. Меня же бросало то в жар, то в холод.
-Отдохни. Сообщить твоим родным? - Анна уложила меня в кровать, накрыла одеялом до самого подбородка и сняла с моей головы платочек, затем и волосы помогла распустить, чтоб не мешали нормально лежать.
- Не надо. - мне безумно хотелось выплакать свою боль, выговориться, но я упорно держалась, пока Анна не ушла. И лишь, когда за коллегой закрылась дверь, позволила себе тихонько порыдать в подушку. Я какая-то неправильная. Всё делаю не так, никому не могу по настоящему помочь, лишь...как выразился мистер Джексон, разочаровываю.
Очень умно,жизнь. Отнять у меня все, что я люблю и столкнуть лицом к лицу с главным страхом - с одиночеством. Оно паршивое, лихорадочное и оно стремится меня уничтожить, заставить ненавидеть себя, считать себя ничтожеством. Жар усиливался, но я была слишком слаба и быстро провалилась в сон.

Есть прожитые дни, которые никогда не стираются из памяти. И наверняка этот будет именно таким для Линды. Не только потому, что дом сегодня посетили её подруги, но и потому, что взгляд девушки то и дело останавливался и ненадолго задерживался на мистере Уилкинсоне. В эти моменты, когда предоставлялась возможность тайно понаблюдать за ним, окружающие голоса сливались в единый фоновый шуми, и она испытывала некое волнение. Но вынужденно отводила глаза в строну, чтоб не быть уличённой присутствующими за этим занятием. Особенно братом, которому это однозначно не понравилось бы.
Визит Уилкинсонов ей показался очень коротким, и оставалось надеяться, что он будет первым, но не последним.

Дороти говорила так отчаянно, что Линда немного смутилась. Но не могла не отметить верность, да и мудрость её слов. Она понимала всё это, но иногда жизнь заставляет пересекать грань разумного, пренебречь любовью и чувствами родных и близких, ради достижения своих интересов, что бы найти понимание. Как будет дальше, Линда не знала, но надеялась на лучшее, как и все они.
Она предложила Дороти, которая казалась очень уставшей, прилечь и отдохнуть. Но та заверила, что всё в порядке и уехала на работу. Линда же настояла на том, что бы мисс Ханч по окончанию работы вернулась к ним домой обратно. Обязательно!
И впервые за последние дни она осталась наедине с братом. Линда чувствовала некое сожаление за свои поступки, но ещё очень хорошо понимала насколько они необходимы. Возможно, когда она наконец-то будет понята Логаном, Линда попросит прощение за эти эксцессы в их жизни. Ну а пока слишком рано было думать об этом.
На следующее утро девушка, открыв свой гардероб, впервые начала искать наряд на тон светлее. А может и на два.
Последующие дни она каждый день посещала Организацию, беспокоясь за судьбу и состояние Агаты, проявляя интересы к делам сообщества и всегда выискивая взглядом мистера Уилкинсона среди присутствующих. Их встречи были редкими, но каждое общение было очень дорого девушке.

Однажды, получив очередное поручение от миссис Честер, Линда на рассвете тайком вышла из дома. Утро выдалось промозглое и дождливый. Девушка укрылась от мокрых капель под зонтом. Она очень волновалась, поскольку понимала, что поступает не очень хорошо. Просто ей очень хотелось поддержать соратниц не только словом, но и делом. Каково же было её удивление, когда у ворот случайно встретила мистера Уилкинсона. Вряд ли он в такое время мимо проходил.
_________________

Об участии мисс Джексон в готовящейся акции Фрэнсис узнал случайно. Он планомерно и аккуратно заканчивал свою деятельность в Лондоне, готовясь к отъезду в Ирландию. Информатора Мирроу до сих пор не нашли, а значит, Фрэнсис нес опасность для остальных братьев.
Он иногда видел мисс Джексон в Организации и пару раз посещал Джексонов дома. Ему не хотелось, чтобы его визиты породили слухи, поскольку и сам пока был ни в чем не уверен. В сложившейся ситуации его смущало очень и очень многое: каждодневная опасность порождала неуверенность в завтрашнем дне, а заставлять кого-то разделять с ним опасность и неуверенность он был не вправе. Кроме того, он был не уверен в своих чувствах. Фрэнсису нравилась мисс Джексон, но при этом он ее боялся. Боялся привязанности, боялся снова увязнуть в нездоровой пучине ядовитого болота, способного своими испарениями отравить все вокруг. Боялся снова получить письмо, разрывающее жизнь и сердце пополам. Он сам себя презирал за трусость и малодушие, но привычно называл вещи своими именами: его страшили перемены. Да, сейчас его жизнь сложно было назвать счастливой: она была опасной, сложной, полной болезненных чувств и тягостных раздумий… Но, как ни странно это звучало, он привык к такой жизни… приспособился… Он много лет плавал в этой мутной жиже, он уже забыл, каково это – попасть в чистую проточную воду. А самое страшное: он ведь мог своими миазмами отравить чистый источник. Осквернить. Загрязнить. Превратить в мутное болото. Такого исхода Фрэнсис не смог бы себе простить никогда.
Он уже решил, что уедет и не станет тревожить покой девушки и вносить в ее жизнь хаос.
Но известие о том, что мисс Джексон снова собирается участвовать в мероприятии, которое может привести ее в тюрьму, где с ней будут обращаться совершенно неподобающим образом, поколебало его решение.
Фрэнсису очень хотелось защитить девушку от грязи, боли и разочарований. Проблема заключалась в том, что сам он тоже мог принести в ее жизнь грязь, боль и разочарование. Как разрубить этот гордиев узел, Фрэнсис не знал.
Он лежал без сна до раннего утра, пытаясь анализировать происходящее. Но мысли путались, расчеты сбивались. И тогда Фрэнсис сделал то, чего не делал с самого детства: он загадал желание. Если сегодня ему улыбнется удача, значит, он полностью отойдет от дел и постарается забыть о химерах прошлого.
Мисс Джексон он увидел сразу же, как только она вышла из дома. В промозглом, наполненном водянистым маревом противного дождя утреннем сумраке она выглядела еще более хрупкой, чем обычно.
Его появление явно удивило девушку, но он сделал вид, что нет ничего естественнее, нежели прогулки под дождем в такую рань.
Поцеловав тонкие пальчики и испросив разрешения проводить мисс Джексон, куда бы она ни направлялась, Фрэнсис сперва произнес несколько вежливых фраз о погоде и самочувствии общих знакомых, но быстро понял, что если не перейдет к делу немедленно, может уже и не решиться. Избегая смотреть на девушку, чтобы не видеть перед собой чистые лучистые глаза, ясно демонстрирующие, что души мисс Джексон никакая болотная муть еще не успела коснуться, он как можно спокойнее произнес:
- Мисс Джексон, вероятнее всего, вы сочтете неуместными мои слова, особенно в такой день и час, но у меня до сих пор не было возможности поговорить с вами наедине, а в дальнейшем подобная возможность может мне и не представиться. Я уезжаю на родину – в Ирландию. Надолго. По всем правилам хорошего тона и традиционного жизненного уклада мне следовало бы сначала испросить разрешения на этот разговор у вашего брата, но я не хочу, чтобы его мнение хоть в малейшей степени повлияло на вас, поэтому предпочел обратиться непосредственно к вам.
Тут Фрэнсис не выдержал и посмотрел в глаза мисс Джексон, желая все понять с самого начала:
- Мисс Джексон, я был бы счастлив, если бы вы согласились отправиться в Ирландию со мной. В качестве моей жены.