Red Sonja:
21.09.15 01:44
» Глава 32. Жало скорпиона
Чтобы не загружать себя мрачными мыслями, я решила как можно чаще встречаться с подругами и вообще занять себя хоть чем-нибудь. Но Таня устроилась на новую работу и практически все свое время посвящала составлению контрактов, чтобы остаться на новом месте, а Сальва тяжело училась и вообще казалась какой-то поникшей. Двухмесячный срок испытания Хассана подошел к концу, но парень по-прежнему добивался расположения моей подруги. Было грустно оставлять ее наедине с собственными проблемами, но мои тоже ждали своего решения.
Я получила документы, купила билеты в Париж и даже нашла жилье, где собиралась временно поселиться по приезду.
Приближался месяц католического Рождества, и в глубине души я хотела повторения прошлогоднего опыта. Хотела провести все зимние праздники с Асером, чтобы почувствовать себя в сказке со счастливым финалом. Но разум подсказывал, что столь быстрое освобождение Асера маловероятно, потому я, вздохнув, в очередной раз потянула чемодан следом.
Когда эти переезды окончатся? Когда я смогу расслабиться и просто жить как все?
К счастью, в отличие от наших бюрократов, французский университет, быстро обработал мои документы, отправленные еще по электронной почте. Вот только чтобы закончить регистрацию, мне нужно было явиться лично и желательно до начала второго семестра. Будь я умнее, то знала бы, что он начинается в феврале, но как человек стандартной советской закалки рванула в страну, чтобы покончить со всем еще до Нового года, а точнее — до местного Рождества.
Но к моему очередному удивлению, регистрация была завершена в первый же день. Мне также предоставили список стипендий, которые я могу попытаться получить, а в университете встретили очень доброжелательно. Поначалу я была не слишком разговорчива, боясь испортить впечатление какими-то промашками во французском, но после нескольких комплиментов в адрес языка, успокоилась. С учетом любви местных к своей культуре и наследию (в том числе языковому) главная проблема была решена.
Студия, которую я снимала, казалась еще более крошечной, чем на фото, но однозначно лучше наших общежитий. Новенькая и чистая, очень светлая и уютная. И все же я планировала найти жилье подешевле, так как даже на окраинах города цены в моем представлении были космическими.
Именно сейчас впервые в жизни осознала, как много значат деньги. Отучившись в Украине на бюджете и имея свое жилье, начала ценить это, когда попыталась подсчитать, во сколько обойдется проживание во Франции и оплата университетского контракта. Мне также недвусмысленно намекнули, что придется пройти ряд курсов, без которых уравнять мои шансы с теми, кто знает систему образования, нереально. А это дополнительные деньги.
При просмотре списка стипендий и стоимости курсов, в моих глазах начало рябить от граф с выбором ответов между «местный студент» и «международный студент». Да сравните уровень жизни в моей стране и своей. Вы сами должны мне доплачивать! А если бы мой отец не работал там, где работал? А если бы он не копил деньги? Я начинала понимать, почему многие арабские студенты учатся в странах бывшего Союза. Почему Анмар работал на нескольких работах, чтобы отучиться. Мне нужно было срочно искать заработок, чтобы покрывать хотя бы расходы на проживание.
Я почему-то вспомнила о ключе от квартиры Асера, об обещаниях помочь. Но никогда не смогла бы въехать туда при таких обстоятельствах, да и скоро у Асера должны были появиться другие сложности с финансами. За свободу нужно платить... И все же я проверила замки в своем чемодане и, обнаружив тот самый ключ, решила, что нужно воспользоваться паузой и навестить квартиру.
* * *
В этот раз мои ощущения от города отличались. Не было метания между детскими и взрослыми желаниями. Не было погружения в депрессию безысходности.
Я чувствовала себя абсолютно свободной и могла наслаждаться атмосферой старого города, дыша полной грудью. Но любое удовольствие от этого ощущалось не так остро без одного-единственного человека. Я вдруг поняла, что полюбила город не за знаменитую архитектуру, исторические достопримечательности или то самое парижское очарование, а за то, что он ассоциировался только с Асером.
И тем более странным казалось следовать к острову, бывшему когда-то приютом сильных мира сего, чтобы посетить собственность марокканского француза.
К моему удивлению, консьержка то ли узнала меня, то ли сделала вид, что узнала, а, может, увидела в моих руках ключи со специфической карточкой. Лифтер как обычно вежливо сопроводил до верхнего этажа.
Квартира же как и в первый раз поражала своим великолепием. Той самой атмосферой, которую я чувствовала, погружаясь в учебники по истории и романы французских писателей.
Но снова я не ощущала себя частью этого жилья. Словно оно было слишком дорогим, слишком помпезным для меня. Красивым как музейный экспонат, которым хочется обладать, но который боишься разрушить одним простым прикосновением. Квартира давила ощущением моей непринадлежности ее миру. А, может, я просто считала, что не имею права находиться здесь в отсутствие настоящего хозяина.
Очевидно, постулаты, заложенные в детстве, были все еще сильны, если без официального подтверждения наших отношений я чувствовала себя вторгшейся в чужое жизненное пространство. Но дело было не в самом Асере.
Привозил ли он сюда жену? Я ничего не знала об их отношениях. Не знала даже, был ли у них медовый месяц. Любила ли она его... Наверное, любила. Разве можно не любить Асера? Я постаралась не думать об этом, понимая, что в таком случае его развод станет нереальным.
Пройдя по квартире, одна лишь кухня которой была больше всей моей студии, я отметила, что все находилось в идеальном порядке. Вряд ли в этой стерильности можно было обнаружить следы пребывания других людей. Но моя мочалка в ванной лежала на полке, а не висела на крючке, где, по идее, должна бы. Мой дезодорант и всякая мелочь оставались на своих местах, словно после отъезда здесь больше никого не было.
Я отправилась в спальню и прилегла на кровать. Знакомый запах всколыхнул воспоминания о нас с Асером. Как ссорились и мирились здесь, в этой квартире, как мечтали и думали... Я раскинула руки и на время прикрыла глаза, погружаясь в прошлое, чувствуя, как оно окутывает теплым коконом, согревая и даря надежду.
Эта квартира будет жить. Она станет другой. Я вдохну в нее тепло, которое не будет казаться чужеродным в этих стенах.
Возможно, именно слишком сильное погружение в собственные мечты стало причиной того, что я не почувствовала чужого присутствия. И лишь тихое покашливание заставило меня открыть глаза и в удивлении присесть на кровати.
Конечно, это не был Асер. Его присутствие всегда ощущалось. В его присутствии становилось трудно дышать, и грудь сдавливало тисками, словно воздух наэлектризовался, и вот-вот должен был хлынуть ливень.
Но Асер не разрушал мои фантазии, а становился их частью, претворяя мечты в реальность. Передо мной же стоял его дед.
Присутствие этого человека в святая святых Асера и его родителей казалось настолько неуместным, что я снова почувствовала жало скорпиона в опасной близости от себя.
За спиной Рагеба появилась какая-то женщина с документами и при виде меня просто замерла от удивления. Но он попросил «мадам» подождать в холле, и женщина подчинилась, все равно украдкой бросая взгляды на меня. Его секретарша? Любовница? Слишком ретивая для первой и скромная для второй. Но объектом пристального внимания была, увы, не она.
Возлежание на кровати внука Рагеба могло показаться по крайней мере вызывающим. Моя по-хозяйски свободная поза — и того больше. Но я не могла позволить себе дернуться и подскочить, словно меня застали за чем-то постыдным. Это выглядело бы еще более унизительным, потому постаралась держаться так расслабленно, как только могла.
—Приветствую вас, Рагеб-саид.— Только после сказанного я медленно встала и, подойдя к нему, поцеловала руку и приложила ее ко лбу в традиционном восточном приветствии.
Дед Асера не был готов к такому приему. Выражение превосходства, которое покоилось на его лице прежде, сменилось удивлением, но я знала, что оно продлится недолго. Скорее он воспримет мой жест как еще большую фамильярность в дополнение к пребыванию в этой спальне. Я не была ему ни дочерью, ни внучкой, ни близкой знакомой, чтобы выражать почтение таким образом.
—Благодарю за честь,— ровно заметил он, но мы оба понимали какую «честь» он имел ввиду.
Теперь я стояла лицом к деду Асера. Подобно многим пожилым людям он усыхал с возрастом, и сейчас мы были одного с ним роста. Только глаза казались единственными яркими огоньками на его морщинистом лице — такие непохожие на привычные блекло-голубые озера наших стариков...
—Чувствуете себя как дома?— Поинтересовался он.
—Как гостья,— поправила я.— Моя съемная квартира слишком далеко от центра.
—И вы решили перебраться ближе.— Рагеб не спрашивал, а констатировал.
—У меня нет в этом необходимости,— с легкостью отрезала я.— Университет находится рядом с моим съемным жильем.— И обратилась уже к нему, подчеркнуто выделив «вы»:— А к кому вы пришли с визитом?
Мы оба знали, что он не имел права здесь находиться. Я была более, чем уверена, что Асер не вручал ему ключи от своего единственного личного острова покоя. Тогда почему этот человек здесь? И почему визит без приглашения его нисколько не волнует?
Дед Асера слегка улыбнулся, принимая мой укол, но остался расслабленным словно и так держал все козыри на руках.
—Я пришел сюда как покупатель,— вкрадчиво сказал он и удовлетворенно заметил, как изменилось выражение моего лица.
Я знала, что не могла скрыть удивление. Хотела, но не могла.
—Мой внук не сообщил вам?— Все также продолжал дед Асера.— Мадам Санри,— он кивнул в сторону двери из спальни, намекая на свою спутницу,— привела меня сюда на смотр. За долгие годы я уже и забыл, как выглядит это жилье.— Он окинул комнату взглядом, словно в данный момент это интересовало его больше всего в на свете.
Мне же хотелось плакать и смеяться одновременно.
Каков актер! Что ж, если он хотел удивить меня и причинить боль, ему это удалось. Но эмоции быстро уступили место мыслям. Если Асер пошел на продажу этого жилья, значит, проблемы с деньгами у него серьезные.
Мне была безразлична сама квартира, но она наверняка вызывала у него воспоминания о матери. Потеря этого жилья могла стать болезненной для Асера, и это расстраивало больше всего. Только тот все равно пошел на эту жертву... Значит, она стоила того.
Рагеб снова смотрел на меня, словно пытаясь прочесть мои мысли, но я весело улыбнулась и сказала:
—Сама судьба привела меня сюда.
Быстро подойдя к прикроватной тумбочке, я взяла связку ключей, и, приблизившись к собеседнику, протянула их ему:
—Не думаю, что вы откажетесь от такого выгодного капиталовложения.
Какое-то время он смотрел на связку в моих руках, потом медленно перевел взгляд на мое лицо:
—Дело еще не решено.
—Месье Рагиб, вы воистину деликатны.— Улыбнулась я.— Но поверьте, вовсе не ключи удерживают меня в этом городе.
Возможно, он все еще не верил тонкому намеку, прозвучавшему в моих словах, а, возможно, ожидал другой реакции, так как достаточно неуверенно принял связку из моих рук.
Теперь я несколько долгих секунд смотрела на него, наслаждаясь легким замешательством своего практически врага.
Пусть остается со своими деньгами, со всеми своими баснословными сокровищами как бальзаковский Гобсек. Мы молоды, и еще сможем построить свое будущее, а его время подходит к концу.
Но стоило мне развернуться и сделать шаг к выходу, как Рагеб позвал меня:
—Мадмуазель Кристина.
Пришлось обернуться.
—Сделайте милость: пообедайте со мной. Дети и внуки далеко, и я чувствую себя безумно одиноким в этом городе.
Я понимала, что если дед Асера решил затянуть удавку на моей шее, то не отступится, пока не испробует все методы. И в типично восточной манере — медленно, но верно — все равно задавит. Но, не испытывая больше по отношению к нему страха, я согласилась. Решила расставить все точки над «i». В конце концов, меня просили так вежливо, разве можно было отказать?
Несколько минут обсуждения формальностей — и мы с дедом Асера уже сидели в машине, а водитель вез нас в другую часть города.
Я все же пошла на поводу у привычки и стала отмечать в памяти мелькавшие улицы и некоторые из известных мест.
—Опасаетесь меня?— Поинтересовался Рагеб, наблюдая за мной.
—Бояться нужно молодости,— перефразировала я его же слова, и дед Асера как-то странно посмотрел на меня, то ли вспомнив их происхождение, то ли восприняв как угрозу.
К моему удивлению, мы быстро добрались до места, и им, судя по описаниям Асера, жившим в моей памяти, оказался комплекс зданий, принадлежавший семье. Небольшое двор квадратной формы был окружен невысокими домами, и чтобы проникнуть в него, пришлось пересечь охрану.
—У вас много недвижимости,— заметила я, когда мы зашли в просторный холл. Французские окна во всю стену пропускали по-зимнему неяркий солнечный свет, а камин слева уже горел, пропитывая комнату запахом сосны.
Дед Асера улыбнулся:
—У нас большая семья.
Он попросил служанку накрыть на двоих, и когда она ушла, подошел к стене напротив камина. Большое полотно занимало большую ее часть, но что было изображено на нем — с большого расстояния мне рассмотреть не удалось.
—Так сложилось, что последним мужчиной в нашей семье стал Асер,— Рагеб сделал многозначительную паузу, словно давая мне время осознать важность сказанного.— Но сам род бесчисленен.
Пожилой человек обернулся, предлагая следовать его примеру. Подходя ближе, я более тщательно присмотрелась к изображению, у которого остановился Рагеб. И чем больше времени я на это тратила, тем лучше понимала, что именно оно обозначало.
Фамильное древо.
Не думала, что арабы занимаются их составлением...
Ячейки заполонили все огромное полотнище. Из было много, очень много, и все же некоторые из них пустовали, некоторые были объединены в крупные квадраты; с подписями или без. Сами подписи представляли из себя арабскую клинопись, но также встречались — пусть и редко —другие языки. Я четко увидела имя матери Асера — Соланж — вместе с фамилией и титулом на французском, хотя рядом находился и арабский вариант.
Видя мое замешательство, Рагеб кратко изложил историю семьи, указывая на соответствующие ячейки:
—Наш род берет начало от этого человека. А он приходится далеким родственником этому... Вряд ли вам знаком Идрис ибн Абдаллах, вряд ли вам даже знаком последний из Праведных Халифов, но, надеюсь, вы можете понять, что наше родство восходит к самому Пророку, мир ему и благословение.
Идрис ибн Абдаллах скорее всего ал-Камил Идрис ибн АбдАллах, первый халиф Магриба, основатель династии Идриситов и города Феса
родство восходит к самому Пророку скорее всего отсылка к Хасану Али ибн Абу Талибу, двоюродному брату пророка Мохаммада, последнему из четырех Праведных Халифов суннитов и первому имаму шиитов; Идрис Первый ибн АбдАллах был его правнуком
Я лишь кивнула, смутно припоминая историю арабского Халифата, точнее Первых Халифов, а потом смену династий Омейядов и Аббасидов. Марокко в курсе всемирной истории прошел мимо меня, и какое отношение кто-то из этой страны мог иметь к халифам, я понятия не имела.
—Политическая обстановка способствовала смешанным бракам с представителями разных берберских племен, но корни семьи находятся в Аравии, и мы поддерживали эту связь. Здесь род получил вкрапления испанской крови, здесь — французской,— Рагеб указал на ячейки с именами людей, как на что-то несущественное. Мне же хотелось подколоть его. То есть по его мнению одна триллионная доля крови Пророка одержит верх над половиной генов Асера, унаследованных им от матери-неверной? Но я не могла задать этот вопрос вслух.
—И эта негативная тенденция продолжается.— Рагеб посмотрел на меня, словно подтверждая, что я могла испортить родословную его внука.
—Мать Асера — француженка,— вскользь заметил я, и он кивнул:
—Из старого аристократичного рода. Принявшая ислам.
Между нами наступило молчание. Что ж, если он хотел унизить меня, это ему почти удалось. Если сломать — ошибся адресом.
—Жаль, мне нечем поразить вас.— Я не удержалась от улыбки, которая, наверное, вышла слегка натянутой.— В моей семье люди больше беспокоятся о будущем, чем о прошлом.
—В нашей тоже,— отрезал он и добавил многозначительно:— Но нет будущего без прошлого. Знай дом, с которым собираешься породниться.
К счастью, служанка объявила, что обед подан, и мы переместились в столовую, прерывая этот странный разговор.
Меня радовало, что не пришлось сидеть слишком близко к деду Асера. Нас разделял стол длиной в целых шесть стульев, и я возлагала надежду на то, что Рагеб сконцентрируется на еде. Но была бы слишком наивной, если бы верила будто меня пригласили сюда только лишь для обеда или вообще ради него.
—Говорят, будто после смерти Идриса Первого, у него не осталось наследников.— Заметил дед Асера, расправляясь с листьями салата.
Я же нехотя ковырялась вилкой в своей тарелке. Он будет давить на наши социальные различия весь обед?
—А потом, через несколько месяцев после его смерти одна из наложниц родила мальчика,— добавил мужчина.
Ну, и что? Попробуй докажи, что это был именно его ребенок. Впрочем, в те времена вряд ли у женщины был шанс сбежать или родить от другого. И вдруг меня осенило:
— Она не успела стать его женой.
Рагиб поднял на меня глаза и улыбнулся.
—Как вы относитесь к многоженству, мадмуазель Кристина?— После заданного вопроса он снова принялся за еду, а у меня внутри все похолодело.
Так вот к чему эти разговоры. Пригласил «в гости», указал на мое место и собрался доказывать, что быть второй женой в моем случае — счастье?
—Также, как и все женщины,— ответила я и заставила себя проглотить кусочек редиса, который ненавидела. Просто чтобы создать видимость будто наш разговор ничего для меня не значит.— Это измена как ни крути.
—Мужчины в вашей культуре часто изменяют, даже живут несколькими семьями,— возразил он.— Не было бы правильней уравнять всех женщин и детей в правах?
—Это далеко не норма нашего общества,— аргументировала я,— и чаще происходит в богатых семьях, где мужчина в состоянии обеспечить всех своих отпрысков одинаково хорошо.
—Почему тогда мужчина не может жениться на обеих? Стиль его жизни не изменится, зато статус женщин будет равным.
—Как удобно для мужчины.— Усмехнулась я.— Ваши законы прекрасно защищают их права.
—Наши законы защищают женщин,— более жестко вставил Рагеб и даже перестал есть.— Любовница в вашем обществе бесправна, ее дети — плод греха. Брак — это ответственность. И договор. И жена, и дети должны быть обеспечены всем. Урезание в правах детей любовницы во имя детей жены безответственно и несправедливо.
—Меня учили, что брак основывается на чувствах. Да и вообще равное отношение к каждой из жен — основа многоженства. Может ли мужчина относиться к женам одинаково, если любит при этом только одну из них?— В свою очередь вспылила я.
—Он может любить разные качества в них и таким образом относиться одинаково,— предположил Рагеб.
—Любимой женщине он простит все, нелюбимой — ничего. С любимой захочет проводить все дни и ночи, а недостатки нелюбимой будут только раздражать, пока он вообще не вышлет ее куда-то. Я уж молчу о том, как должна чувствовать себя женщина, чей муж решил взять вторую жену, зная, что больше нелюбима. Что стала обузой.— Я не выдержала и попросту отложила вилку.
—В ее праве отказать мужу в этом его желании.
—Вы шутите? Если мужчина влюблен и хочет другую жену, он попросту разведется с первой, лишь бы утолить свои желания.
И только столкнувшись с лукавым взглядом Рагеба, я задумалась над тем, какое именно значение он придал моим словам или к чему хотел подвести. Неужели он считал, будто я — всего лишь временная прихоть Асера? Страстное влечение, которое пройдет?
Через какие-то полтора месяца должна была состояться годовщина свадьбы Асера с Маляк. Мы с ним были знакомы уже почти два года, и чувства никуда не исчезли даже за время его брака. Впрочем, к чему доказывать это человеку, который видит в нем только семейный протокол?
Перед нами поставили супницу и разлили каждому по порции, но восхитительный аромат не пробуждал аппетита. И все же, несмотря на упавшее настроение, я была настроена еще более решительно, чем прежде. Когда служанка снова покинула нас, прозвучал мой вопрос в лоб:
—Почему Асер продает квартиру?
Похоже, Рагеб принял мою задумчивость за слабость и решил, что теперь может дожать меня окончательно:
—Хочет выкупить акции моей фирмы, которые достались семье его жены. Они были столько великодушны, что согласились продать их обратно нам.
В его ровном голосе все равно прозвучала насмешка. И пусть дед Асера держал нас на крючке, я была готова поспорить, что платить (пусть даже непрямым образом) за акции собственной компании было для него унизительным.
Видимо, дело всей его жизни и какие-то родовые устои стали для него важнее, чем близкие люди. Да и люди вообще.
Что есть люди? Всего лишь винтики в механизме вечности. Но разве он не боится сам стать таким же винтиком?
—Квартира на Сен-Луи стоит миллионы,— задумчиво подметила я.— Я мало знаю о вашей компании, Рагеб-саид, но не думаю, что семья Маляк получила все акции.
Деду Асера явно не нравилось обсуждать дела, а тем более свое детище со мной. Уж не из тех ли он радикалов, которые терроризировали общество Магриба в восьмидесятых и считали женщин пылью? Хотя сейчас я сказала бы, что его раздосавало не вмешательство женщины в дела, а то, что она — то бишь я — не собиралась сдаваться.
Возможно, он также подметил мою осведомленность в ценах на недвижимость и принял это за маркер меркантильности, но мне было плевать.
—Вам мало что известно о моем внуке, юная газель,— тихо заметил дед Асера.
Он издевается? Впрочем, Рагеб стал крайне серьезным и даже опечаленным, да только я никогда в жизни не поверила бы в его жалость ко мне.
—У Асера нет ничего, кроме квартиры, чья передача Соланж была случайностью.
О, наверняка его расстроило это событие.
—Его жилье, автомобили, даже счета в ресторане,— тем временем продолжал Рагеб,— зависят от моей благосклонности. Сейчас, когда Асер оставляет имущество жене, он должен расплатиться за него со мной.
От этих слов я вздрогнула. Расплатиться с собственным дедом? А как же семья? Восточное понимание родства, любви к детям, сплоченности? Впрочем, Асер всегда считал, что их с дедом не связывало ничего, кроме дел.
По виду Рагеба нельзя было сказать, что он испытывал удовольствие от сказанного, но все равно его позиция казалась крайне враждебной и нерушимой.
Решил сломать Асера? Но, видимо, не смог и взялся за меня. Я была более, чем уверена, что точно также он давил на родителей моего мужчины... И сломал им жизни. Поэтому попытка провести аналогичный эксперимент над моей собственной не только не внушила ужас, а, наоборот, разозлила.
—А годы работы в вашей фирме?— Сухо поинтересовалась я. Ответ был известен, но все равно хотелось услышать его напрямую.
—В моей фирме главой может быть только один человек,— отчеканил Рагеб.— Если работник не подчиняется приказам, он будет уволен.
—Ваши приказы не имеют ничего общего с работой фирмы,— открыто возразила я, и это стало последней каплей в чаше терпения Рагеба.
—Они имеют самое непосредственное отношение, мадмуазель!— Он стукнул кулаком по столу, от чего приборы слабо звякнули, а я вздрогнула, но дед Асера не обратил на это внимание и продолжил:— Из-за прихоти эгоистичного мальчишки я должен выкупать акции своей собственной компании, из-за его прихоти наш выход на новые рынки сорвался. Из-за одной мелкой, совершенно неважной прихоти, которая может быть решена в ключе исламских традиций!— При последних словах он посмотрел на меня так, словно готов был убить, и в этот раз я действительно испугалась.
Несколько бесконечно долгих секунд кровь ударами отмеряла градус страха в моей голове. Я просто не могла думать. Хотелось сбежать, но ноги приросли к полу, даже встать со стула казалось непосильной задачей. А затем паника отступила.
Рагеб все еще сверлил меня взглядом, но я уже начала понимать, что если бы он был уверен в своей победе, то не рассказывал бы мне обо всем этом.
Он был в отчаянии.
"Он проиграл", — вдруг отчетливо раздалось у меня в голове.
—Вы потеряли Асера,— тихо сказала я и заметила, как плечи Рагеба едва заметно вздрогнули. Он отвел взгляд, беря себя в руки, а я не знала, стоило ли продолжать этот разговор или нет. Добивать ли его контрольным выстрелом?
Упрямая, эгоистичная часть меня просила мучать его долго и мучительно. За все испорченные судьбы, попавшие в жернова, подстроенные этим человеком. За неотомщенную мать Асера.
Но я лишь сжала кулаки, сдерживая в себе этот порыв.
Мы лучше. Мы должны быть лучше, чтобы он осознал собственную ничтожность. Жалость. Убогость. Чтобы понял, наконец: сила решает далеко не все.
Но я все равно не видела красивого, достойного выхода из сложившегося конфликта.
Рагеб поставил на наши жизни во имя бизнеса и процветания компании. Очевидно, в его понимании это должно было укрепить семью и сделать всех счастливыми. Я же была просто безродной пешкой, более того — неверной. И лишь неудачный опыт с матерью Асера сподвиг Рагеба на нечеловеческие по его меркам уступки в виде того, чтобы сделать меня второй, но законной женой. Интересно, думал ли он о том, как это могло выглядеть, если я не собиралась принимать ислам?
Я покачала головой. Нет, выхода из этой ситуации не было. Мы с Асером либо подчинялись, либо шли на полный разрыв связей с его дедом, а, значит, семьей. Сердце на миг сжалось, когда я представила, как рисковал любимый. Это самая большая трагедия для восточного человека. Но, возможно, именно это должно было, наконец, оборвать тяжелый рок, довлеющий над Хайдарами.
—Рядом с Асером я ничего не боюсь.— Мой голос прозвучал в абсолютной тишине, и мы с Рагебом пересеклись взглядами. Его глаза были холодны как лед, но они не пробили брешь в моей обороне.
—Ты — не первая, кто так думал.— Дед Асера откинулся на спинку стула в обманчиво расслабленной манере. Его переход на «ты» также не ускользнул от моего внимания.— Не первая женщина и даже не первая жена.
—Зато единственная и последняя.— Я отложила салфетку и отодвинула стул.— Спасибо за приглашение на обед.
Он лишь кивнул, и я направилась к выходу, едва уговорив себя не спешить. Уже у самой двери мой взгляд зацепился за черно-белое фото на стене.
Рядом с более молодым Рагебом стоял высокий парень в традиционной белой джеллабе. На миг я задержалась, пытаясь узнать в нем Асера, так как возраст вполне соответствовал его юности в то время, но это не удавалось. Я бы сказала, во внешности молодого человека на фото было куда больше от берберов, чем в Асере, который вообще казался европейцем. Что-то внутри странно закололо и щелкнуло. И понимание пришло само собой.
Рагеб продолжал молчать, но я ощущала его тяжелый взгляд спиной и долго думала, выносить свой давно выведенный приговор или нет.
—Асер — не Исхан, — тихо, но твердо заметила я, и эта истина далась мне с небывалой легкостью.
В Исхане вырастили лидера, воплотили модель того, что есть хорошо с точки зрения Рагеба. В Асере был сам Рагеб, упрямый, самостоятельный, но другой. Человек новой эпохи и новых взглядов. А в одной упряжке не может быть двух вожаков.
Быть может, обернись я назад в эту секунду - и мне удалось бы застать своего врага поверженным. Но я скорее почувствовала это, чем могла знать наверняка.
...