Любите ли вы театр...(с)

Настя, спасибо за твои новые отзывы в тему театра, прочитала с удовольствием.

А вот видео с Нагиевым не могу по достоинству оценить из-за своего пониженного слуха.
___________________________________

Вика, тебе спасибо .


Кирилл Дмитриевич рассказывает о детстве, классической литературе, театральных училищах, переоценке ценностей, трудном пути к репертуарному театру. А в другом видео - читают Бунина .
_________________

АННИ ЖИРАРДО И ЖАН МАРЕ В СПЕКТАКЛЕ «ДВОЕ НА КАЧЕЛЯХ»

Премьера спектакля состоялась в ноябре 1958 г. в Театре «Амбассадёр». Автор: Уильям Гибсон; адаптация: Луиза де Вильморен; режиссёр: Лукино Висконти; в ролях: Жан Маре - Джерри Райан, Анни Жирардо – Гиттель Моска (в 1960 г. во время турне играла Магали Ноэль).

«“Двое на качелях“ требует от режиссёра почти такой же дотошности, как диалоги Уильяма Гибсона и Луизы де Вильморен. Это отличный шанс, что Висконти соглашается поставить свои находки и своё сердце на службу Жана Маре и Анни Жирардо, так что они головокружительно и опасно [идут?] бок о бок над драмой.» (Жан Кокто)

Из книги Жана Маре «Жизнь актёра»

«[В 1958 г.] Театр «Амбассадёр» предложил мне пьесу Уильяма Гибсона «Двое на качелях». Луизе де Вильморен заказали сделать французский вариант. Поскольку в пьесе только два персонажа, я отказываюсь быть режиссёром. Называю имя Лукино Висконти. «Он никогда не согласится!» — отвечают мне. Но он согласился. Может быть, из дружбы, может быть, потому, что я согласился играть в «Белых ночах». Я испытываю великое счастье снова работать под его руководством и не устаю восхищаться его гениальностью. Анни Жирардо, игравшая женскую роль, проявляла такой же энтузиазм, как и я.
Лукино одинаково хорошо давал указания по мужской и по женской роли. Он без конца находил для нас бесподобные детали. Он фантастический актёр, и я почти сожалел, что он сам не играет эту роль, настолько он был в ней удивителен, настолько воплощал персонаж. Он был также автором декораций.
Спектакль имел большой успех на премьере, но в последующие дни билеты продавались плохо.
Благодаря Анни Жирардо всё уладилось. В своих статьях критики провозгласили её новой Режан*. После этих статей «Пари-Матч» дал репортаж на трёх страницах об Анни, новой Режан. На следующий день зал был полон. Предварительная продажа билетов шла хорошо.
Анни — замечательная партнерша на сцене и прекрасный товарищ в жизни. Я никогда не встречал такой актрисы. Точная, собранная, дисциплинированная, она всегда следовала режиссёрским указаниям и никогда не пыталась выиграть за счет своего партнера. Хотя необходимость играть каждый вечер одну и ту же роль её огорчала, она выкладывалась полностью на каждом представлении.
В одной из сцен я должен был сладострастно целовать её, чтобы она спросила: «Сколько дней вы постились?» Это вызывало смех. На одном представлении наши зубы столкнулись с таким стуком, что в зале наступила мертвая тишина. Мы оба серьезно испугались за свои зубы.
Пока я был занят в этой пьесе, жизнь меня не баловала…»

Из книги Анни Жирардо «Уйти, вернуться. Сила страстей»

«Я узнаю, что меня разыскивает Лукино Висконти, хочет предложить мне роль в своей новой постановке – «Двое на качелях» Уильяма Гибсона. Это драма о несостоявшейся любви, о недостижимом счастье, в великолепной сценической редакции Луизы де Вильморен. Висконти предлагал эту роль Жанне Моро, но она отказалась…
…Мне так хотелось бы сыграть Гиттель Московиц [Моска], маленькую, хрупкую, прелестную девчонку, которой на всех плевать. Кроме прочего, в этом спектакле надо обниматься с Жаном Маре, а уж о таком можно только мечтать… Я уже знакома с Жаном, мы встречались несколько раз, когда я репетировала в «Пишущей машинке» [1956 г.]. Он приходил в театр вместе с Кокто. Но мы ещё никогда не работали вместе…
…Маэстро [Висконти] берёт текст пьесы, и, к нашему изумлению – мы с Жаном просто онемели – начинает читать текст за обоих действующих лиц. Прочитывает обе роли до конца, выдерживая ритм и паузы, а в самых эффектных местах поглядывает на нас. Затем мы втроём усаживаемся за стол, Жан и я снова читаем пьесу, а Висконти прорабатывает с нами общий тон, подсказывает, где это необходимо, нужные интонации…
Вскоре начинаются репетиции! И тут я узнаю, что значит требовательность большого художника. В работе Висконти – настоящий тиран. В своём почти маниакальном стремлении добиться совершенства он не даёт нам расслабиться ни на минуту, заставляет трудиться без передышки… Но ведь главное – всё же результат, а не то, как он достигается. Именно это и даёт нам понять Висконти, когда грозно вздымает руку и наставляет на вас указательный палец, объясняя причину своего недовольства. Но, к счастью, мы с Жаном не доводим этого Юпитера-громовержца до смертоносной вспышки, и на репетициях царит радостная гармония.
Жан Маре на сцене – это божество, его мощная атлетическая фигура нависает надо мной, кажется, ему ничего не стоит сломать меня напополам. Беда в том, что он не сознаёт своей силы… особенно когда топит свои любовные невзгоды в спиртном, а потом приходит на репетицию! Этому Геркулесу достаточно хлопнуть меня по голове газетой – и я валюсь на пол. Когда по роли он должен меня поцеловать, я умоляю его: «Жан, прошу тебя, побереги мои зубы!» А он изумлённо глядит на меня: «В чём дело, Анни? Я же такой осторожный!» Ну разумеется, ты осторожный, дорогой мой Жанно, и всё же на следующий день у меня синяк в углу рта, а на шее и руках – следы от твоих пальцев. Ты сжимаешь меня в объятиях так, словно вздумал задушить! Каждый вечер, идя на репетицию, я дрожу от страха. Рано или поздно этот глупыш ненароком меня прикончит! Такой красавец и такой глупыш! На помощь, Лукино! Пожалейте слабую женщину! Мэтр всё понял, и нахмурился, строго взглянул на Жана, а тот в порыве вдохновения ничего не замечает и ещё сильнее стискивает меня в объятиях.
Премьера состоялась через два месяца, в театре «Амбассадёр», и прошла с огромным успехом. Критик из «Пари-Журналь», Ив Сальг, видевший, как мы выходим на поклоны, нашёл верные слова: «Она выглядит опустошенной: она прожила эту историю. А он сияет: отлично сыграл.»

Из рассказа Анни Жирардо
«Вчера вечером я испугалась… Очень страшно. Вы знаете пьесу, которую я сейчас играю: «Двое на качелях»? Вы знаете, декорация состоит из двух частей. Прозрачный брэ: Жанно [Жан Маре] и шахта**. Предполагается, что они находятся в двух разных районах Нью-Йорка. В глубине виднеются огоньки.
Естественно, когда я нахожусь у Жанно, я не могу пересечь сцену между нашими двумя комнатами; это было бы неправдоподобно… Тогда декоратор поставил комнату Жанно на более высоком уровне, чем мою. Это позволило ему создать туннель, по которому я ползу в рубашке (потому что я встаю с постели), чтобы найти на другом конце костюмершу, которая передает мне платье. Потом захожу к Жанно.
Но вчера, ползя по моему тёмному туннелю, я неожиданно натыкаюсь руками на огромную мужскую ступню. Кричу.
«- Не бойтесь, - сказал громкий голос, - это я. - Кто? - Дежурный пожарный.»
Представляете, это был пожарный, который обнаружил, что из этого туннеля виден зал! Пришлось в спешке лезть на пожарного, чтобы не пропустить свой выход.»

Интервью: «Жан Маре и Анни Жирардо, или Двое на качелях идентичных вопросов»

Статья опубликована в номере 250 журнала Ciné-Révélations от 15 января 1959 г. (Симона ХЮИН)**.
«Двое на качелях» – это пьеса Уильяма Гибсона в адаптации Луизы де Вильморен, поставленная в 1958 г. в театре «Амбассадёр» великим итальянским режиссёром Лукино Висконти.
Вот исключительный документ из телевизионных новостей от 1 января 1959 г.
Лиз ЭЛИНА берет интервью у Анни Жирардо на сцене театра «Амбассадёр» в постановке пьесы «Двое на качелях» по проекту и режиссуре Лукино Висконти. Одно из успешных произведений парижского сезона исполняют Жан Маре и Анни Жирардо. Два великих актёра, которые составляют прекрасную театральную пару, разделяют страсть к своей профессии, принадлежат к одной расе настоящих священных монстров.
В гримёрной Анни Жирардо – это было перед спектаклем – только один посетитель, её жених, режиссёр Норбер Карбонно. На фоне мягкой музыки Анни в чёрной юбке и кашемировой блузке обедала и отдыхала, с лёгким волнением ожидая момента, чтобы выйти на сцену, и все же этой ролью она заработала свои звёздные полосы. У Жана Маре, напротив, мы толкались друг с другом: несколько друзей, толпа поклонников, которые громко пришли, чтобы показать свой энтузиазм и попросить автограф. Это был час отдыха и триумфа после выступления.
Первый вопрос. – Какие роли вам больше всего понравились?
Анни Жирардо: В театре «Пишущая машинка» и «Двое на качелях». На экране: «Человек с золотыми ключами», «Мегре», «Дезерт де Пигаль».
Жан Маре: Во-первых, те, что предлагает мне мистер Кокто: «Орфей», «Красавица и Чудовище», «Ужасные родители»… И другие, вроде той, что была у меня в «Глазами памяти».
Второй вопрос. – Как вы их выбираете? Вы предпочитаете их дружелюбными?
A.Ж.: Недружелюбно или сочувственно, мне всё равно, пока им есть что сказать. Кроме того, мне не нравятся неприятные персонажи, потому что они вообще несчастны.
Ж.М.: Я выбираю работы больше, чем роли, и я не ищу хороших ролей, даже если они больше тех, что мне даны.
Третий вопрос: - У вас есть увлечения?
А.Ж.: У меня еще нет времени. Я давно перестала играть на пианино, слушаю музыку, которую люблю, и храню фото на память.
Ж.М.: Живопись, портреты или пейзажи, но хотелось бы иметь время, чтобы интересоваться всеми видами искусства.
Четвертый вопрос. – Как вам нравится проводить отпуск?
А.Ж.: На море и на солнце я плаваю, сплю и читаю.
(Входит мадам Рефуле , директор театра, которая поздравляет свою исполнительницу с полученными отзывами и объявляет, что квитанции говорят о том, что Анни не скоро уйдет в отпуск!)
Ж.М.: Я рисую, читаю, плаваю или катаюсь на лыжах в зависимости от сезона.
(Входит молодой человек по прозвищу Спутник, лыжный друг Жана Маре, который сожалеет, узнав, что успех спектакля помешает ему поехать в Валь-д'Изер в этом году!)
Пятый вопрос. – Есть ли у вас суеверия?
А.Ж.: Я не очень суеверна – люблю зеленый цвет – но я бы никогда никого не обидела, потому что боялась бы, что он на меня упадет.
Ж.М.: Нет, потому что это слабость. Но у меня есть и другие недостатки: так что я маленькая груша!***
Шестой вопрос. – Как вы думаете, в чем ваше главное качество и ваш главный недостаток?
А.Ж.: Мои качества. Я их игнорирую. Возможно энтузиазм. Что касается моего главного недостатка, то это, конечно, застенчивость: из-за нее я выгляжу отстраненной и равнодушной, и это меня очень беспокоит.
Ж.М.: Мое качество – видеть свои недостатки, потому что у меня их много. Я пытаюсь исправить себя, и это увлекательно. Мне было бы до смерти скучно, если бы у меня не было недостатков!
Вопрос седьмой. – Если бы у вас было три желания, что бы вы загадали?
А.Ж.: Во-первых, найти квартиру; во-вторых, чтобы мне предлагали хорошие роли в кино и театре; в-третьих, чтобы люди, о которых я забочусь, были счастливы, потому что я не могу без них.
Ж.М.: Итак, я бы попросил… наделить меня гением, даже неизвестным, во всех искусствах, и мне бы не понадобились два других желания. А пока я доволен тем, что умею делать, и меня это тоже забавляет!
Восьмой вопрос. – Чего вы боитесь?
А.Ж.: Не знаю… может, смерть, да и вообще бесполезная жизнь.
Ж.М.: Глупости и мерзости, потому что, вопреки распространенному мнению, они обычно идут вместе. И я тоже боюсь их во мне.
Вопрос девятый. – Какие у вас проекты?
А.Ж.: Не что иное, как играть в эту пьесу как можно дольше.
Ж.М.: Ничего. Потому что я никогда не снимаю в театре.
Вопрос десятый. – Что вы думаете о Жане Маре? (Жана Маре там не было.)
А.Ж.: Что он – человек редкой свежести и товарищ чрезвычайной доброты. Он оказал мне твердую поддержку, когда я впервые играла с ним, и я благодарна ему за это.
- Что вы думаете об Анни Жирардо? (Анни Жирардо там не было.)
Ж.М.: Она достойна восхищения на сцене. Чуткая и обаятельная по жизни. Мне очень нравится играть с ней.




_________________

Настёна СПб, очень интересно! Я видела антрепризу «Двое на качелях» с Антипенко и Арнтгольц, но так захотелось увидеть с Маре и Жирардо...

Natunata, спасибо! .


Вам понравилось? Я всё собиралась сходить, но так и не сходила. Сейчас жду премьеру этого спектакля в нашем театре имени Ленсовета.


Я бы тоже посмотрела, это же моя мечта - Маре на театральной сцене . Но, увы-увы, спектакль не записывали. Вот ищу литературу и читаю. Хотя, говорят, какая-то небольшая сцена в записи есть.

Вика, спасибо!

Да, я сильно увлекалась . Осталось французский выучить, а то на русском нет ничего .
_________________

Мне понравилось: спектакль получился, я бы охарактеризовала его как по-хорошему (!) старомодный, лиричный. В то время (это было несколько лет назад) я сомневалась в сценических возможностях Антипенко и очень была рада, что ошибалась

«ТЕАТР ЕНОТОВ И КОРОВ»: «ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ГОЛОС»

Ходила 22.01.2021 г. (премьера 16.10.2020 г.). На сцене «Театральной долины». Режиссёр Мария Пальницкая по пьесе Жана Кокто. Играет Ксения Куренкова.

Как по-разному можно трактовать пьесу, когда из предлагаемых обстоятельств только монолог.
На сцене оголённый нерв и оголённый провод. Я увидела истеричную девушку, которую хотелось связать этим самым телефонным проводом и отправить в дурку. Неудивительно, что любимый человек её бросил. Героиня суетится, постоянно в движении, поёт, кричит и понемногу сходит с ума. Я даже засомневалась, что она действительно звонит своему бывшему мужчине. По большому счёту, «Человеческий голос» Кокто не монолог, а диалог – героине же отвечают по телефону. Но у Пальницкой и Куренковой – исключительно монолог, героиня словно разговаривает сама с собой. И борется. Борется с телефонным проводом, ставшим и смертельным врагом, и смертельным оружием. Он опутывает её и медленно убивает. «Раньше люди встречались друг с другом, а сейчас эти провода…» Но человеческий голос, бегущий по шнуру, для героини единственная оставшаяся связь с жизнью и реальностью.
Актриса – умница, выкладывается на 100%. Но такая трактовка героини мне не понравилась. И ещё… Спектакль получился женский. Не знаю, как это объяснить, но сразу понятно, что режиссёр женщина. А мне ближе мужской подход.


_________________

Послушала французский радиоспектакль «РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА» по Уильяму Шекспиру с Жозетт Дей и Жаном Маре в главных ролях. В 1949 г. Жан Кокто адаптировал пьесу для радио (и сам исполнил роль Меркуцио). Прекрасная Жозетт была тогда любимой актрисой Кокто, ну а Маре - это его "вечная звезда". Постановка - прелесть что такое . Но говорящий с придыханием Ромео получился, на мой взгляд и слух, слишком чувственным .


_________________

Интервью с одним молодым режиссёром...

МАРИЯ ПАЛЬНИЦКАЯ: «НЕ НУЖНО ИГРАТЬ В СОВРЕМЕННЫЙ ТЕАТР, ЕСЛИ НЕ УМЕЕШЬ ЭТОГО ДЕЛАТЬ»

Беседовала Евгения Галышева (24 ноября 2019 г.)



— Мария, здравствуйте! Почему Театр Енотов и Коров?
— Наверно, самый первый вопрос, который возникает у тех, кто знакомится с нашим театром: почему такое название, о каких енотах и коровах речь? Дело в том, что давным-давно, в 2014 году, мы решили показать наш студенческий спектакль вне «учебных стен». Нашли единомышленников, у которых как раз была заброшенная сцена. И рано или поздно пришёл момент, когда надо было делать афиши, писать пресс-релизы и аннотации, а называться хотелось не просто «студентами третьего курса», а театром. В этот момент и пришла идея «Енотов и Коров». Нам понравилось это сочетание, оно было близким, понятным. На тот момент казалось, что это удачное название… А может так оно и есть?

— У вас очень необычный и современный театр, все его участники молодые актёры, поэтому хочу узнать Ваше мнение: как сейчас театр может конкурировать с кино в битве за внимание молодого зрителя? И может ли?
— Может. Не в том плане, чтобы сделать зрелище круче, чем в кино, спецэффектами или чем-то еще, а своей живостью. Театр сильнее кино, потому что он происходит здесь и сейчас, перед тобой живые люди, в этом же суть театра. Это совсем другая энергия.

— Новое время неизбежно вносит свои ноты в сценическое видение пьес, хотя сохраняется часть сделанного «по старой школе», пользующаяся популярностью, но сейчас остается мало людей, которые могут это ставить и играть. Поэтому начинаются поиски нового, иногда уже без всякой меры и вкуса.
— Есть упадническая тенденция, когда сейчас старую школу практически потеряли, новую не нашли. Если кому-то удаётся нащупать свою дорожку между этими понятиями, это успех. Мы тоже ищем новое. Раньше я думала, что нужно ставить как можно вычурнее — именно это современно, но сейчас я прихожу к тому, что нужно совмещать: чтобы было неожиданно, круто сделано — и при этом понятно. Это безумно сложно, например — взять какой-то провод, намотать, и чтобы это стало каким-то решением. Или что угодно другое. Это должно читаться, должно быть понятно – мизансценически, смыслово, но если получается, если найденное решение читаемо и доступно – значит, надо идти дальше и искать именно в этом новизну: утрамбовывать ее, присваивать и искать.
Я начинала ставить в Кишиневе в театре имени Чехова на малой сцене. Там настоящий классический театр, и то, что я делала, сначала вызвало шок на генеральных прогонах. Но публика восприняла мой спектакль «Три жизни Айседоры Дункан» на ура, и до сих пор он ездит на фестивали и получает разные призы. После моего ухода из театра там пытались поставить что-то в похожем ключе, но у них не пошло. Это непросто. Не стоит играть со зрителем в современный театр, если не умеешь этого делать.

— Нужен баланс между классической школой и привнесением новизны, которая может привлечь зрителя. Если ставить только по классике — это может быть скучно зрителю, как это случается в очень многих театрах, ставящих по старинке.
- Сейчас такое время, да. Наш мастер говорил, что каждые сто лет происходит перелом в искусстве. Сейчас нет каких-то революций, как сто лет назад, когда появились Станиславский, Мейерхольд и Немирович-Данченко, но сейчас тоже определенная развилка истории, когда мы должны выбирать, как нам жить и развиваться в искусстве в ближайшие сто лет.

— А почему Вам было интересно поставить спектакль «БлокАДа», чем привлекла эта сложная тема?
— Это было, когда мы только переехали в Санкт-Петербург из Кишинева, в январе 2018 года. Мы приехали, осваивались, восстанавливали «Японские народные сказки», которые раньше ставили в Кишиневе. И нам было нужно сделать что-то ещё.
Во всем городе из знакомых у нас была только Арина Ревнивых (исполнительница роли Гали в спектакле «БлокАДа»), которая на тот момент жила в Петербурге уже 5 лет. Ведь у нас не было здесь никаких связей, которыми человек неизбежно обрастает, когда учится в театральном вузе. Мы ждали, пока кто-то еще приедет из Кишинева, как Ксюша Куренкова, Кристина Алексеева, Боря Лунгу… Те, кто сейчас составляют наш костяк.
И я ходила по Петербургу, смотрела на город и думала, какая же история стоит за всем этим. И город настолько меня хорошо принимал, я была ему очень благодарна за это. Мне хотелось что-то сделать для него. Я начала задумываться о том, что мои бабушка, дедушка и прабабушка пережили блокаду, мои корни — они отсюда. Я подумала, что раз мне хочется, есть такой порыв, то нужно работать и ставить, хотя это всё было совсем не вовремя, и было нужно минимум 8-10 человек для спектакля, которых на тот момент не было.
Сколько меня отговаривали от этой постановки — я удивляюсь, как я не отказалась от этой мысли! Мы объявили кастинг, люди приходили, думали, у нас чат с обсуждением был человек на 35. Пока не отсеялись и не остались те, кто играет сейчас. В них я уверена больше, чем в себе. Все работают как часы, но тяжело, конечно, когда все заняты где-то в других театрах или профессиях. Но тем не менее, я уверена в этих восьми актерах.
Моя бабушка никогда не говорила о блокаде, не любила вспоминать. В блокаду ей было 14-16 лет. Говорила, было тяжело, но что сейчас вспоминать об этом? Я всегда знала, что блокада — это невероятно сложный период в жизни города, она всегда была для меня в совсем темных красках. В рассказах о блокаде чаще всего герои погибают.
Но я видела свою бабушку и знала, что у нее, даже в условиях смерти от голода, было стремление что-то делать, не опускать руки. Жизненная энергия не позволяла ей сесть и умирать. И мне очень хотелось найти какой-то дневник, герой или героиня которого были бы похожи на мою бабушку, обладали бы какой-то похожей энергией.
Я прочитала очень много блокадных дневников. Читать и пропускать их через себя — это до слёз, до мурашек, в них всё было очень трагично.
И вот я нашла Галину Зимницкую, дневник которой при всей тяжести обстоятельств её жизни, очень светлый. Она точно так же жила в Ленинграде, как все остальные, но находила в себе силы тащить мертвые тела, делать общественную работу, несмотря ни на что. И я поняла, что наверное они с бабушкой очень похожи. Дневник очень большой, на 120 страниц. Было жаль купировать, так много там важных и интересных моментов, но пришлось выполнить очень тяжелую работу по инсценировке, делать из дневника сценарий. Дневниковые записи — ведь это, как правило, лишь констатация факта.
Спектакль шел изначально почти 3 часа, потом мы начали его сокращать, потому что это тяжело было для зрителей. Сейчас дошли до хронометража в 2 с небольшим часа.

— У вас есть дилогия по народным сказкам — «Японские» и «Африканские». Оба спектакля решены необычно и очень по-разному. Расскажите, как Вы приходили к идеям работы над каждым из спектаклей?
— Сначала мы поставили «Японские сказки», это было еще в Кишиневе, потом восстановили их здесь. Мне хотелось сделать как-то необычно, ведь все привыкли в этой теме к актерам в традиционной японской одежде. Для меня это было скучно, появилась идея поработать на сцене с водой. В итоге у нас получились два существа, которые появляются из водной колыбели, и рассказывают четыре сказки.
Потом пришла идея африканских сказок. Африка — это континент, на котором, по мнению ученых, зародилась жизнь. В определенном смысле, это сердце мира. И этот континент сейчас невероятно загрязнен, окружен горами мусора. В океане плавают мусорные острова, которые по площади тоже скоро будут напоминать континенты. И так мало мы, люди, задумываемся над тем, как сохранить природу и уменьшить количество производимых нами отходов. Захотелось сказать об этом языком театра. На сцене множество мусора, из него создан реквизит и музыкальные инструменты. Если мы сейчас не начнем бить тревогу и говорить об этой критической экологической ситуации, она может стать необратимой.

— Как Вы пришли к мысли сделать спектакль для детей - «Собаку»?
— Хотелось сделать что-то очень трогательное, чтобы прям до слез. Я нашла книгу Ютты Рихтер «Я всего лишь собака». Она совершенно не детская. А спектакль получился для детей.
Сначала это был моноспектакль Ксении Куренковой, но мы пришли к мнению, что для детей сложен этот жанр. Так в «Собаке» появилась юная очень талантливая кукольница Юля Никитина. И спектакль заиграл по-новому, недавно мы сыграли премьеру. Его очень хорошо воспринимают зрители всех возрастов. И действительно, он трогает душу почти каждого. Мы получаем отзывы, что дети после спектакля просят родителей поддержат приюты для животных или подумать о том, чтобы взять животное к себе домой. И это очень ценно.

— Какие планы на будущее у Театра Енотов и Коров?
— Сейчас идёт работа над третьим спектаклем по народным сказкам – на этот раз по скандинавским. Мы долго думали над концепцией и решили, что в этот раз будет интересно взять эпос и рассказать о мифах скандинавов о сотворении мира. Хочется, чтобы все спектакли были разными и по-своему интересными зрителю.

Благодарим Марию Пальницкую за интервью специально для проекта «ТеатроПоиск»!
_________________

Современный театр - это надо настроиться)))
У меня не всегда получается.

___________________________________

Настёна СПб


Нет-нет , не все! Посмотреть - то можно.
А понравится иль нет - дело , как говорится, десятое. Вкусы у всех разные. Важно чтоб артисты играли театр , а не ярмарочное представление из масок и эмоций.

Как сказал
Тристан Бернар:

А приходится смотреть и думать, думать - что же режиссер хотел этим сказать. Или актеры.

Вот еще два высказывания и они , как будто, созвучны по смыслу -

К.С. Станиславский:

Екатерина Гусева:

Но , как мне кажется, эти высказывания
все-таки о театре традиционном , классическом, русском.

Владимир Этуш:

Главное , чтоб современный театр , показывал нам Театр , а не бездушные пьесы,поставленные в коммерческих целях, призванные
только набить зрителями залы.

Вспомнилось : спектакль шел в театре (давно).
Зал сидел затаив дыхание. Тишина была ...!!!!
И во время одной из кульминационных сцен зал, как единый организм , вздохнул в отчаянии.
Как единый организм!!!
В современном театре такое бывает?!

Хотя... У каждого театра есть свой зритель.
Времена меняются. Меняется и зритель.

Настя , спасибо тебе за твои такие объемные, подробные, познавательные , интересные , иногда захватывающие дух, сообщения!)))
___________________________________

ВЛАДИМИР ГИЛЯРОВСКИЙ «ЛЮДИ ТЕАТРА»

Каждый московский театр имел свою публику. Самая требовательная и строгая публика была в Малом театре. На первых представлениях всегда бывали одни и те же строгие, истинные любители искусства. Люди, повидавшие все лучшее за границей, они в состоянии были заплатить огромные деньги барышникам или при помощи связей и знакомств получить билеты из кассы.
И рецензенты тогда были строгие и важные. Они занимали места от второго до четвертого ряда: у каждой газеты свое кресло.
Важно и торжественно входили они в зрительный зал, когда уже вся публика сидела на своих местах. Как сейчас вижу: с биноклем, опершись на барьер, осматривает театр Н. П. Кичеев, стройный, вылощенный сотрудник «Новостей» Нотовича; рядом с ним, всегда неразлучно, А. Д. Курепин, фельетонист «Нового времени».
Вот идет на свое место небольшой, с палочкой, человечек. Это — С. Ф. Флеров, самый серьезный из рецензентов, писавший в «Московских ведомостях» под псевдонимом «С. Васильев»; к его статьям, всегда руководящим, очень прислушивались актеры.
Быстро, почти ощупью, как-то боком пробегал, в сопровождении капельдинера, седовласый С. А. Юрьев и садился рядом с таким же седовласым М. Н. Ремезовым — оба из «Русской мысли». Тут же сидел и А. П. Лукин из «Русских ведомостей», Вл. И. Немирович-Данченко из «Русского курьера» и Н. О. Ракшанин из «Московского листка».
Это были присяжные рецензенты — гроза артистов, всегда одинаковые и неизменные на премьерах всех театров.

В Большом театре на премьерах партер был занят барами, еще помнившими крепостное право, жалевшими прежнюю пору, брюзжащими на все настоящее и всем недовольными.
Зато верхи были шумливы и веселы. Истинные любители оперы, неудавшиеся певцы, студенты, ученики равных музыкально-вокальных школ, только что начавших появляться тогда в Москве, попадающие обыкновенно в театр по контрамаркам и по протекции капельдинеров.

Премьеры театра Корша переполнялись обыкновенно передовыми людьми; писатели, актеры и поклонники писателей и актеров, спортсмены, приезжие из провинции на бега, среднее купечество и их дамы — все люди, любящие вволю посмеяться или пустить слезу в «забирательной драме», лучшая публика для актера и автора. Аплодисменты вплоть до топания ногами и крики при вызовах «бис, бис» то и дело.
«Отколупнет ли крендель» Градов-Соколов, закатит ли глаза томная Рыбчинская, рявкнет ли Соловцов или, как в барабан, лупит себя по груди Рощин-Инсаров, улыбнется ли, рублем подарит наивная Мартынова — на все отзыв от всей души, с шумом и грохотом.
В антрактах купеческие сынки перед зеркалом в уборной репетируют жесты изящного Петипа.
Сам Федор Адамович Корш ныряет среди публики, улыбается и радуется полному сбору.

В театре Родона — оперетка… Своя там публика. Пожившая, износившаяся — старые развратники, наблюдающие обнаженные торсы и рассматривающие в бинокли, не лопнуло ли где-нибудь трико у артистки. Публика, воспитанная в «Салошках», кафе-шантанах и в театральных маскарадах.

Были еще два театра — «Немчиновка» и «Секретаревка». Там играли кружки любителей. Много из этих кружков вышло хороших актеров, театры эти сдавались внаймы на спектакль. И каждый кружок имел свою публику.
Один из моих друзей — репортер — прямо по нюху, закрыв глаза, при входе в зал угадывал, какой кружок играет: рыбники ли. Мясники ли, овощники ли из Охотного ряда. Какой торговец устраивает, такая у него и публика: свой дух, запах, как у гоголевского Петрушки. Особенно рыбники.
Помню курьез. В числе любителей был в Москве известный гробовщик Котов. Недурно играл. Поставил он «Свадьбу Кречинского» и сам играл Кречинского. Зал бушевал, аплодируя после первого акта, ведь после каждого спектакля Котов угощал публику ужином — люди все были свои.
Наконец, второй акт. Вдруг неожиданно, запыхавшись, в шубе вбегает на сцену его приказчик и шепчет что-то Котову на ухо.
— Ну? Сейчас. Ступай отсюда!
— Да торопитесь, а то перехватят!
Кречинский сорвал сначала одну бакенбарду, потом другую и бросился, ни слова не говоря, бежать со сцены.
Оказалось, что умер один из богачей Хлудовых, и он побежал получить заказ.
Публика не обиделась: дело прежде всего!
И стали танцевать.
Но совершенно особенные картины можно было наблюдать в незадачливом детище М. В. Лентовского, в театре «Скоморох».
Театр этот назывался «народным», был основан на деньги московского купечества. Конечно, народным в настоящем смысле этого слова он не был. Чересчур высокая плата, хотя там были места от пяти копеек, а во-вторых, обилие барышников делали его малодоступным не только для народа, но и для средней публики.
Не было и подходящего репертуара, но труппа была прекрасная, и посетители валили валом.
Публика ходила в «Скоморох» самая разнообразная: чуйки, кафтаны, тулупы, ротонды, платья декольте шелковые, шерстяные, ситцевые и сарафаны.
В фойе, в буфете дым стоял от разного табаку, до махорки включительно. В зрительном зале запах полушубка и смазных сапог.
В «купонах» на верхотуре сидят две хорошенькие модистки.
— Ах, какой душка Лентовский! — восклицает одна.
— Да надоела ты мне с ним! Целое утро Лентовский да Лентовский, давай лучше плешивых считать!
— Давай. Один, два, три!..
— Позвольте, Софья Терентьевна, от всего моего сердца предложить вам сей апельсин,— говорит военный писарек, вынимая из заднего кармана пару апельсинов.
— Ах, какой вы, Тихон Сидорович! Вечно собьет…
— Вы чем это изволите заниматься?
— Оставьте! Двадцать два, двадцать три…— ткнула пальцем Соня чуть не в самую плешивую голову сидевшего впереди их купца.
— Эфти вы насмешки лучше оставьте-с, постарше себя не тычьте, заведите свою плешь, да и тешьтесь. А насчет чужой рассуждение не разводите-c!
— Позвольте-с,— авторитетно заявляет писарь, поправляя «капуль», — это-с, собственно, не касательно вашей плеши, а одна профанация насчет приятного препровождения времени.
— А тебя не спрашивают, не к тебе речь. Погоди, и твой капуль-то вылезет. Вот у меня Филька — приказчик есть. Тоже капулем чесался. Придет к паликмахтеру, да и говорит: остриги меня, чтобы при хозяине по-русски, а без хозяина а ля капуль выходило…
— Семьдесят два, семьдесят три, семьдесят четыре, семьдесят пять…
— А вы знаете, Софья Терентьевна, песенку про плешивых-с?
— Семьдесят девять… восемьдесят…
— Мы плешивых песенок не знаем. Впрочем, спойте.
— Извольте-с.
Плешь к плеши приходила, Плешь плеши говорила: Ты плешь, я плешь, На плешь капнешь, Плешь обваришь, Что заговоришь…
— Не ожидала от вас таких глупостев, Тихон Сидорович, не ожидала-с…
— Что с дурака взять? — замечает плешивый купец.
— Сам дурак.
— Ну ты, сам дурак и выходишь!
— То есть, какое вы имеете полное право ругаться?
— Еще бьют дураков-то, да и плакать не велят.
— Восемьдесят один, восемьдесят два… восемьдесят три…
— Сиволапый мужик…
— Барин с Хитрова! Жулье!
— Кто? Я жулье?
— Известно, ты.
— Кто, я? Жулье?
— Жулье…
— Жулье? Господин околоточный, господин околоточный… Пожалте-с!
Околоточный грозит от входа пальцем. Поднимается занавес. В театре крики:
— Тише! Тише! Слышится тихий шепот:
— Восемьдесят девять, девяносто, девяносто один…
_________________

Настя, привет! С удовольствием прочитала твои посты.
Поймала себя на мысли, что из тебя получился бы неплохой театральный рецензент.
___________________________________

Вика, спасибо .


Ага, я как критик - знаю, как можно сделать, но у самой не очень получается . Но, конечно, время в театральном даром не прошло, чему-то меня научили .


_________________

ИЗ ДНЕВНИКА СОФЬИ ИВАНОВНЫ СМИРНОВОЙ-САЗОНОВОЙ

«17 октября 1896
Неслыханный провал «Чайки». Пьесу ошикали, ни разу не вызвав автора. И это после успеха «Пашенек» и нотовичевской галиматьи. Одного из лучших наших беллетристов, Чехова, освистали, как последнюю бездарность. Публика была какая-то озлобленная, говорят, что это черт знает что такое, скука, декадентство, что этого даром смотреть нельзя, а тут деньги берут. Кто-то в партере объявил: «C'eet Meterlink». В драматических местах хохотали, все остальное время кашляли до неприличия. Ума, таланта публика в этой пьесе не разглядела. Акварель ей не годится. Дайте ей маляра, она поймет. Ее мрачного, безнадежного колорита публика не поняла, а кричала: скучно! Непонятно! Самый треск этого провала на сцене, где всякая дрянь имеет успех, говорит в пользу автора. Он слишком талантлив и оригинален, чтобы тягаться с бездарностями.
Чехов все время скрывался за кулисами, в уборной у Левкеевой, а после конца исчез. […] Люба оплакала «Чайку» и ее падение.
Чествование Левкеевой за 25 лет прошло, как всегда, с речами, подношениями, поцелуями товарищей и слезами бенефициантки… Освиставши нашего лучшего после Толстого писателя, публика неистово хлопала посредственной актрисе.»

*Софья Ивановна Смирнова-Сазонова (1852 – 1921) – писательница, жена известного актера Александринского театра Н.Ф. Сазонова*.
_________________