Свернуть панель
Навигаторы…
Авторы
Благодарности
Где найти
Голосования
Дизайнерский Бутик
Доска объявлений
Доска почета
Звёзды кино
Землячества
Календарь
Кинодневники
Клубы
Клубы VIP
Конкурсы
Кулинарная книга
Лица форума
Онлайн-опросы
Переводы
Подарки
Подборки
Поздравления
Ролевые игры
Самиздат
Сериалы
Собст.творчество
Фанфики
FAQ
Регистрация
Вход
Полная версия
Tannit:
07.11.20 11:13
» Глава восемнадцатая - 2
- Ползите отсюда. Погрелись - и будет, - раздавшийся возле самого уха голос Горбуля разбудил Горислава. – Ползите к своим коровам, а то на раздачу молока опоздаете.
- Что там?
- Ничего. Ты спи, спи, - вестник забрался обратно, под воловью шкуру, заботливо наброшенную кем-то на книговеда. – Просто я ужиков прогнал, а то они шевелиться начали. Я боялся, они тебя разбудят.
- Ужиков, – вяло повторил Горислав. – Это змеи, что ли?
Сна как не бывало. Отбросив шкуру в сторону, он с круглыми от ужаса глазами вскочил на колени и уставился на то место, где только что лежал. Схватив ножны с мечом, стал ворошить сено.
- Говорю же, прогнал я их, - успокоил его Горбуль, кутаясь в угол шкуры.
Понемногу мысли упорядочивались, дрожь проходила, соседство Светозара действовало успокаивающе. Горислав огляделся по сторонам, пытаясь определить, где находится.
Навес над головой, сено, стен нет, кругом – туманный сумрак.
Все правильно! Ведь накануне вечером им предложили переночевать на сеновале у Крапчикова старшего сына. Похоже, семейство у него большое, если столько сена по первому покосу успели заготовить.
Горислав уснул за столом, не дождавшись часа, когда гости начнут расходиться, потом Светозар растолкал его и спросил: «Сам дойдешь или тебя отнести?» Вроде, сам доплелся, никто не нес.
- Ложись, поспи до восхода, - предложил Горбуль, - а то, когда еще отдохнуть доведется, полежать на мягоньком, ножки вытянувши.
- Горбуль, я с тобой однажды точно ноги окончательно протяну! Додуматься до такого, змей под одеяло напустить! – выругался он шепотом. – Тоже мне, родственник, называется.
- Так то ж ужики! Они не ядовитые, а полезные, - начал оправдываться вестник. - И здесь, так и вовсе, ручные. И не пускал я их, они сами приползли.
Ночная мгла рассеивалась, близился восход солнца, но пока на земле царила бесцветица. В прохладном воздухе повисала белесая влажная пелена, которая растает с первыми лучами.
- Чтобы больше никаких змей, - тихо предупредил книговед, опускаясь на сено.
Он взглянул на Светозара, опасаясь, что разбудил его. Нет, кажется, вель не проснулся от шума, лежал неподвижно на боку. Из-под огромной, пятнистой шкуры торчала одна макушка, длинные светлые волосы, разметавшись, заслоняли его лицо.
Впервые Горислав видел веля спящим, казалось, что тот никогда не спит, а если спит, то очень чутко. Бывало, в лесу на дневке сидит с закрытыми глазами, привалившись спиной к дереву, будто дремлет, но стоит поблизости раздаться тихому треску, тут же пристальный велев взгляд устремляется в сторону, откуда донесся звук. Никогда и нигде божич не чувствовал себя в безопасности.
- Здорово вчера попировали, да? От пуза, - прошелестел Горбуль и громко зачавкал. Успел где-то стащить вяленое мясо, должно быть, остатки вчерашнего пира.
Горислав уставился на вестника. Бесстыжее создание! Напугал чуть ли не до смерти, сон отбил, а теперь сидит и лопает, хмырь. Рассердиться бы на него! Да неохота вдруг взяла.
- Ты невыносим, – только и сказал он и упал лицом в душистое сено. Зарылся носом поглубже и, вдохнув полной грудью аромат луговой травы, расслабился.
В предрассветной тишине были слышны только громкое чавканье и стрекотание сверчков.
- Горбуль, как думаешь…
- Когда я ем, я глух и нем, - отозвался тот.
- Знаю-знаю. Еще хитер, проворен, быстр и осторожен… и глазом востр.
- Не хочу с тобой разговаривать.
- Не хочешь разговаривать, слушай, - продолжил книговед. – Вчера, разбирая чертежи, я подумал, что ныне многое неизвестно не потому, что является тайной, а просто забыто. Ведь, что происходит? Люди в наше время понемногу утрачивают всякий интерес к окружающему миру. Кроме собственных дел, дома и хозяйства, их мало, что волнует. Они замыкаются, и думают только о том, как обеспечить собственное благополучие. Знания, унаследованные ими от предков, они используют исключительно для собственной выгоды. То, чего они не понимают или не могут применить, они не приемлют, отвергают. Таким образом, утрачивается богатейшее научное наследие всего человечества. Ведь так уже было однажды. Люди, которые жили в Прошлом, накопили огромный опыт и знания. Это был Золотой век человечества… Потом постепенно наступило оскудение умов. Причем, еще до Смутного времени, то есть до прихода Злыдня. Говорю тебе, как ученый и книговед. Люди перестали интересоваться науками еще до пришествия Исчадья Мрака. А в Темные века забыли почти все. Понятно, им было не до накопления знаний, некогда было заниматься изысканиями – сначала Смутное время, потом война, разруха, неустроенный быт. Забыли даже письменность! – взволнованный своими рассуждениями Горислав повысил голос, но, спохватившись, что может разбудить Светозара, продолжил шепотом:
- Ведь Темные века почему так называются? Потому, что о том времени почти ничего неизвестно. Кроме велевых книг, нет никаких свидетельств. Не было создано ни одного памятника. Люди заново учились всему: строить дома, писать книги, производить орудия труда или просто красивые вещи, хотя еще несколько поколений назад их предки прекрасно умели все это делать. Пришлось вспоминать даже земледелие, с божьей помощью. Честь и хвала великанам, установившим на земле Порядок! Без них точно все сгинули бы. Хорошо, что на всякую человеческую дурь, есть божья мудрость. Так, к чему я веду… Вот, что странно: знания появляются, исчезают, а потом появляются снова. Но нам-то приходится заново открывать то, что было хорошо известно древним людям. В чем-то они были даже умнее нас, умудреннее, что ли, хотя… считается, что по своему развитию мы стоим на ступень выше их. Ведь, по идее, общество должно развиваться дальше, идти вперед. А мы топчемся на месте! Хуже того, сейчас человечество теряет уже новые приобретенные знания. Представляешь, дед Крапчик считает, что в Прошлом все великаны жили в Провале, и уверен, что братство Огня победило в Великой битве и освободило землю от Зла. Он даже не представляет, как огромна земля. Все сведения об обитаемом мире черпает из бывальщин и небылиц новогородских купцов, причем познания последних довольно ограничены. И какой вывод следует сделать из всего вышеизложенного? – спросил он себя и сам ответил. - После веков возрождения, рассвета городов, все приходит в упадок. Знания теряют свою силу. Меня эта закономерность пугает. Понятно, когда после весны и лета приходит осень, потом зима. Но так – это же природа. В природных явлениях нет ничего необычного. Так и было задумано. Не понимаю, почему подобное происходит с человеческим обществом. Почему так?
- Сытое брюхо к учению глухо, - лениво откликнулся Горбуль. К этому времени уже расправился с вяленым мясом и, распластав крылья, откинулся на взбитую горку сена и натянул до глаз шкуру.
- Ты о себе?
- Нет. Сие замечание ко мне не относится. Сытый я, наоборот, начинаю быстрей соображать и глубже вникать в сказанное. Но люди-то – обыватели, они же от земли. Ты сам только что сказал, что их не заботит ничего, кроме собственного благополучия. В голове, забитой думами о хлебе насущном, нет места для замысловатостей всяких. К чему знать больше того, как добывать свой хлеб? А когда человек живет в сытости, довольстве, плевал он с печи на твою науку. Чтобы пряники печатные лопать, грамота не нужна.
- С тобой о чем не беседуй, ты все к еде сведешь.
- Не я, а народная мудрость! Для простых людей идти в науку – «терпеть муку». Хм… Они, может, и учились бы, если бы на образование не надо было тратить много времени. Только наука не медовуха, в рот не вольешь - корпеть надо над книжками. И все премудрости эти, кроме счета, вряд ли в жизни пригодятся. Кстати, умных-то в народе не очень любят. Ученый, для народа, что калека, потому что грамотей - не пахарь. Горик, ты на земле живешь, а рассуждения твои вечно заводят тебя в заоблачные выси!
- Хорошо, я готов с этим смириться. Пусть! По закономерности, открытой мой, вслед за упадком должен начаться подъем. Но когда он начнется?
- Может, люди еще не так низко пали, чтобы подниматься, - предположил Горбуль.
- Слушай, а как же вели? – Горислав так резко сел, что Горбуль от испуга подлел в воздух. - Они же испокон веков ревностно относились к сохранению знаний. Они дорожат своими тайнами, учат наследников. Как получилось, что они оказались не готовы дать отпор? Велигрив знал, что будет второе пришествие, составил завещание. Великие воины, конечно, готовы дать отпор, только не знают каким образом. Они ведают не больше моего! Тоже позабыли? Нет! Избранные изначально не знали того, что должны знать. - Ужаснувшись выводу, он смолк.
Нет! Мудрый Велигрив не допустил бы подобного. Но, ведь третьего не дано? Или все же есть некая сокрытая возможность? Надо только вникнуть в замысел величайшего из велей. Ну, конечно! Ведь среди Великих воинов должен быть наследник самого Велигрива - Тот Кто Знает Всё. Но последнего, кто был или мог быть посвящен в тайну великого волшебника, злодейски убили, и наследственная цепочка прервалась, а клад волшебных вещей, благодаря нелепой случайности, достался ему обычному книговеду.
Хранителем Ключа стал простой смертный!
«Получается, я занял место Того Кто Знает Все? - при этой мысли Горислав вспотел. - Нет-нет-нет! Велигрив должен был предусмотреть иное…»
- Как бы то ни было, надежда одна, на божичей. Они спасли землю в Прошлом, спасут и ныне, - произнес он, больше для самоуспокоения. - Ведь в чем заключается божественный замысел? Лучшие качества уязвимых во плоти поднебесных богов воплощены в их земных детях. Великаны – это совесть богов. Жаль, что из-за своего благородного происхождения они волей-неволей вынуждены выслушивать несправедливые обвинения. Их упрекают в несовершенстве мира, будто это они его сотворили. А Великие воины – избранные, и хотя на них лежит огромная ответственность, разве они в состоянии сделать больше того, чем видят и слышат, изменить что-то за пределами досягаемости? С другой стороны, если Великие воины не смогут исполнить завещание, то тогда… Тогда никто не достоин жизни на этой земле! – неожиданно для себя закончил он, и его горящий взор увлажнился.
- Горик, остановись! – взмолился Горбуль. - У тебя уже ум за разум заходит.
- Ты не разделяешь мое мнение?
- Разделяю, причем на две половины. Первую отметаю, в виду ее несостоятельности, а со второй в корне не согласен.
Рассвело. Туман рассеялся. Стал виден сад, подступавший к сеновалу с одной стороны, а с другой – широкое хлебное поле, простершееся до самого леса.
- Э, нет, красавица, - раздался голос Светозара. – Не балуй.
- Тебе, что, жалко? Приласкай меня, милый, - послышался томный женский голос. – Уйми мою дрожь, уж никакой мочи нет терпеть. О силе твоей божественной думаю и слабею вся…
Некоторое время Горислав тщетно силился упорядочить заметавшиеся в голове мысли, и не поверил своим глазам, когда рядом со Светозаром из-под шкуры показалась взлохмаченная женская голова.
А он-то тут о совести, о высшем предназначении разоряется!
- Премного благодарен, девоньки, что помогли ночь скоротать, но теперь уже утро. Все, красавицы, возвращайтесь по домам, - отбросив шкуру, великан потянулся.
Оказалось, что с ним была не одна, а две женщины! Они жались к могучему телу, оплетая его руками и ногами, как гибкие вьюнки толстый ствол вяза. Томные, с растрепанными косами, с подолами, задранными по самое «не балуй», они льнули к нему с ленивыми ласками и были так бесстыдно привлекательны, что при виде их старец вспомнил о похоти, не говоря уже о впечатлительном молодом человеке, коим являлся Горислав. Хотя все трое были полуодеты, характер их отношений сомнений не вызывал.
- Дар, от которого нельзя было отказаться, - прошелестел возле уха Горбуль.
- Светозар, и ты? – упавшим голосом спросил книговед.
Вель нахмурился, задумчиво посмотрел на молодух, будто видел их впервые, почесал голову и, по-мальчишески озорно улыбаясь, пожал плечами.
- Заряне пришлось за тебя тоже, - заметил Горбуль.
- Что, за меня?
- А того… - Вестник на своих четырехпалых лапах знаками показал, что именно, и гнусно хихикнул.
Горислав почувствовал, что неудержимо краснеет, лицо и шея запылали от жара. Он отвернулся, чтобы никто этого не заметил, особенно, молодые селянки, которые сидели, раскачиваясь и широко зевая, и даже не думали оправлять одежду. Он испытал поочередно стыд и разочарование, а потом ревность и обиду. Да-да, он оскорбился. Ведь, получалось, что его обделили! Но уже скоро к нему вернулась прежняя рассудительность, и он устыдился своего собственнического позыва. Вот уж не думал, что когда-нибудь в нем взыграет дух соперничества с великанами, и его взбунтовавшая мужская гордость попрет поперек разума.
Обижаться-то было не на что! С какой стати он вожделел то, что предлагалось божичам? Когда едой угощают – это одно, но если… бабу подкладывают, как выразился Горбуль, уже совсем другое дело. Пользоваться чужой добротой через обман - грех. Горислав, хотя и не пекся особо о чистоте своей души, был беспримерно честен. Если же сей обычай распространялся на всех гостей без исключения, то тогда он должен благодарить Светозара, ведь тот спас его от неминуемого позора.
Да и чего вообще расстраиваться! Разве он что-то потерял? Чтобы потерять, надо прежде обладать, а он-то… Во-первых не обладал, во-вторых, его опыт в любовных делах был довольно ограниченным и, в-третьих, он еще не решил, чем считать подобную кратковременную связь с какой-нибудь женщиной – изменой, хотя вельша не требовала с него обещаний в верности, или своим правом.
- Глянь, а он хорошенький… Молоденький какой!
Услышав, что говорят о нем, Горислав покосился на селянок, которые рассматривали его с наглым любопытством. Чего стесняться-то, когда они на этом сеновале всякий стыд потеряли!
- Как же ты вчера так рано уснул, воин? – с улыбкой спросила одна из девушек
- Так я… вообще-то я… - начал книговед.
- Сказано вам было, устал он с дороги, - пришел на помощь Светозар.
«Ну и ладно! Зато выспался», - подумал Горислав.
Впрочем, сей довод был слабым утешением. В голову полезли всякие мысли, вроде, а вот, если бы да кабы… Он понимал, что крепиться задним умом – попусту тратить время, только мозги напрягать, и лишний раз расстраиваться, но ничего не мог поделать с собой. Таково уж свойство человеческой натуры: изводить себя думами о том, чего уже нельзя исправить. А вчера не воротишь…
Неизвестно, как долго он перебирал бы доводы «за и против» и представлял себе, как мог бы провести эту ночь с женщиной, но тут приплелся Яробор. При его появлении Горислав счел пустячными собственные треволнения и забыл об уязвленном себялюбии.
Обнаружив Светозара в обществе прехорошеньких девиц, собрат изобразил на лице такое уморительное выражение, «рожа по самый пояс вытянулась», как подметил Горбуль, что настроение книговеда вмиг улучшилось. Яробор-то думал, что по части любовных похождений ему равных нет. В общем, он впервые взглянул на собрата как на серьезного соперника.
- Ступайте, милые, ступайте, - вежливо спровадил своих ночных подружек Светозар. – Вовек не забуду ваше гостеприимство, тепло и ласку.
- Ай да, Заряня, - вымолвил Яробор, провожая молоденьких женщин плотоядным взглядом. - Народ у нас лукав, спрячет сладости в рукав, пойдет в овин и ест один.
- Прямо обделили его, и даже понюхать не дали, - лениво отозвался Светозар. – «Народу»-то сладенькое только по большим праздникам перепадает, а некоторые, едва оказываются возле печи сразу без спросу хватают пирожок с вареньем, причем уминают его тут же втихаря и в одно рыло.
- Чего я, виноват, что ли? - Яробор фыркнул, раздувая ноздри как тот конь, и подтянул штаны. - Они сами ко мне приходят и просят. Не могу же им отказать.
- Вот и нечего тогда другим завидовать.
- А я и не завидую вовсе. Радуюсь за тебя, брат!
- И как же я, бестолковый, сразу не понял-то, – наигранно удивился Светозар. – Ты прям как Горбуль, одно ешь, на другое заглядываешься, третье в уме держишь. Но даже Горбуль, случается, перестает думать о еде, – пребывая в отличном расположении духа, крайницкий вель едва сдерживался, чтобы не засмеяться. - У тебя же, даже у сытого, глаза голодные.
- Чего мне теперь, глаза в кармане носить?
Великаны никогда не спорили между собой и, уж тем более, не ссорились. Как им это удавалось, при совершено противоположных складах характера, оставалось только гадать.
- И не боязно же Ярику незнакомых девок по темным закоулками тискать, - воспользовался наступившей тишиной Горбуль. – Вдруг ткнется, вот так, без разбору, под пуп какой-нибудь молодухе… и упрется в отсутствие нужного женского признака,– сказал и быстренько уполз, пока Яробор тянулся к плети.
***
Великанов провожали всем селом, провожали как родных. Женщины собрали им в дорогу съестное, и седельные сумки оказались заполнены доверху. Тепло расставшись, сказав напоследок хозяевам несколько добрых слов, хранители Ключа отправились в путь. Кое-кто из местных пошел рядом.
- Приезжайте к нам осенью, - зазывали они. – Год обещает быть урожайным. Праздник большой устроим, гуляние закатим. Вам понравится.
Рядом с Яробором шла молчаливая Трояна. Она поглядывала на великана долго и нежно, и когда их глаза встречались, ее взгляд оживлялся, красноречиво вопрошая о чем-то, губы то растягивались в вымученной улыбке, то печально опускались по углам вниз. Невыразимая грусть Трояны - неминуемая расплата за кратковременное и сомнительное счастье быть возлюбленной бродяги-веля.
На полпути до леса взрослые селяне стали отставать, остановилась и Крапчикова внучка. Подобрав мокрый от росы подол, она еще долго стояла посреди луга и глядела хранителям вслед.
Дольше всех воинов сопровождали ребятишки. Добежав до залитой солнцем, восточной окраины леса и вразнобой пожелав счастливого пути, они рассыпались по опушке в поисках ягод.
Хранители бросили прощальный взгляд на гостеприимное сельцо. Середка утопала в зелени садов, двускатные крыши домов едва виднелись, из печных труб к небу тянулись струйки белого дыма. Особняком на взгорье высилась ступенчатая пирамида храма. От этой картины веяло миром и спокойствием. Благодатный уголок земли, затерянный в лесной глуши.
Но и его уже тронула война…
Они удалялись от Середки, углубляясь в чащу леса.
О том, как добраться до Провала, селяне подробно объяснили, даже предлагали проводника взять, однако великаны отказались - ни к чему человека обременять, - и заверили местных, что в лесу не пропадут. Чай, этот лес у них на пути не первый. Потом, посовещавшись решили, что если не найдут прямого пути на запад, отмеченного на карте на пергаменте, то обогнут Провал по краю, на полдень и пойдут через Зеленые горбы.
***
Следуя указаниям, во второй половине дня, часу этак четвертом пополудни, они вышли к Провалу в том месте, где некогда находилось селение Краёныши. Остатки каменной кладки - прямоугольные основания жилищ, печей, оградок - были едва различимы под сенью деревьев, среди кустарников и травы. Селение, покинутое два века назад, снова занял лес, пустил цепкие корни на руинах домов, каменных плитах дворов, посеял в щелях стен семена, выстлал мостовые толстым слоем мха, безжалостно уничтожая следы пребывания людей.
Природа не терпит рукотворное.
Уже проглядывали среди деревьев большие лоскуты голубого неба, но высокий, густой кустарник мешал продвижению вперед.
- Стойте, - сказал Светозар и, спрыгнув с коня, вошел в заросли.
Не понимая, что происходит, Горислав вопросительно взглянул на Яробора, который спросил собрата:
- Ну, что там?
- Так я и думал, - раздался голос Светозара из непроглядной зеленой гущи. – Здесь крутой спуск и обрыв. О! Вижу мост и Язык.
- А Провал?
- Само собой. Надо быть слепым, чтобы его не видеть. Если мы прошли вперед еще чуть-чуть, то полетели бы вниз. И долго летели бы…
- Грохнулись бы, - усмехнулся Яробор.
Горислав похолодел. Кто грохнулся бы, так это он – при его-то неуклюжести, точно свалился бы вниз, - а великаны нашли бы способ удержаться на краю.
- Идите сюда, гляньте, красотища какая. Только осторожней там, на спуске.
Спешившись, Яробор и Горислав пошли на голос, оскальзываясь на траве и хватаясь за ветки кустов. Продравшись сквозь заросли, они оказались на небольшом каменном выступе, где замерли очарованные чудесной картиной.
Неопределенное понятие «Провал» предстало наяву во всей своей неповторимости. Открывшийся вид потрясал до глубины души.
Первое, что увидели хранители – это бегущие внизу, под ногами облака, множество небольших облаков, стремящихся слиться с ватным пологом, висящим над ущельем. Стада белых небесных барашков плыли неторопливо и величественно, но у странников, стоявших на скале, создавалось обратное впечатление, будто движутся они. Летят, парят выше облаков и с высоты птичьего полета обозревают землю.
Провал был очень глубокий. Поначалу казалось, что на дне его расстелено лоскутное одеяло, где зеленый цвет чередовался с серым, желтый с красным, серебристый с черным. По дну, огибая невысокие, круглые холмы, текла река, устремляя свои воды в туманное ущелье Змеиных гор.
Присмотревшись внимательней, можно было различить внизу некоторые детали. Возвышенности покрывали рощицы странных деревьев с короткими, кривыми стволами и перекрученными как гороховый ус, изогнутыми к земле ветвями; издали они были похожи на стаи пауков. Материковая порода выступала на поверхность черными плешами, и кое-где на ней лежали россыпью красные валуны. Должно быть, эти камни были большого размера, но сверху они казались не крупнее рябиновых ягод.
Чем дольше путники вглядывались в глубину, тем очевиднее становилось, что там, внизу иной мир.
Над холмами возвышалась ступенчатая пирамида, с виду такая же как в Середке, но, судя по всему, раз в десять больше.
«Вот почему сельский храм так выглядел. Наследственная память, - подумал Горислав. – Крапчик сказывал, что в Новогороде святилище имеет точно такую же форму, только повыше чуток будет. Якобы так угодно богам. Не та же ли это Лестница на Небо?»
Желая рассмотреть сооружение получше, забывшись, он шагнул вперед и потерял опору, нога провалилась в пустоту… Горбуль, свалившийся с его плеча, истошно вопя и загребая воздух лапками, камнем полетел в пропасть.
В один миг Горислав увидел все сразу, успел рассмотреть мельчайшие детали там внизу: каждую трещинку на отвесной скале, каждый камушек на дне и острые грани топорщившихся глыб…
Кто-то схватил его за ворот и сильно дернул вверх. Отброшенный назад, Горислав, проломив кусты, упал на землю. Хотя ветки смягчили падение, он ударился спиной так, что вышибло дух. Ошалевший и насмерть перепуганный, с выпученными глазами, он принялся хватать воздух ртом.
- Жить надоело? – заорал на него Яробор. – Под ноги надо смотреть!
Светозар - это он спас Горислава от падения в пропасть - лишь покачал головой.
Горбуль вынырнув из Провала, спикировал на грудь неосторожного книговеда.
- Решил, что умеешь летать, да? – он нагонял взмахами крыльев прохладу на лицо, потом, скорчив рожицу, плаксиво запричитал. – Не вспомнил обо мне, негодный! Чуть не оставил меня сиротой! Ох-ох-ох, как бы я жил без тебя… один-одинешенек на всем белом свете.
- Только о себе и думаешь, - проворчал Горислав и спихнул вестника с груди. – Хватит на мне топтаться!
- Зарянь, глянь-ка, вон он, мост-то, - Яробор указал куда-то в сторону. – Что за диво дивное!
Действительно, это был призрак моста! Неподвижное видение над облачным полем. И ведь не поймешь сразу – явь или обман зрения…
Хотя хранители и были предупреждены заранее, словесное описание не шло ни в какое сравнение с тем, что предстало воочию. Казалось, сам Великий Создатель разведенными белилами на голубом холсте небес сделал набросок своего будущего творения. Косые солнечные лучи высвечивали и оттеняли грани, придавая мосту объем. Искрились шишечки на колонах оградки, поблескивала тонкая резьба перегородок, как есть кружево, сотканное из света.
У моста-призрака не было начала и конца. Вот еще угадываются какие размытые детали, но чуть переведешь взгляд в сторону, и уже ничего нет, узор как будто растаял в воздухе.
Призрачный мост был совершенно непостижимым, по своей сути, явлением. Ему не нашлось бы ни одного научного объяснения.
- Может, слетаешь на разведку? - обратился Светозар к Горбулю.
- Не-е. Далеко. И высотища, вон какая. Вдруг голова закружится.
Спорить с ним было бесполезно. Если он не желал что-то делать, его невозможно было заставить, даже силой.
- Сам с пядку, а вредности на сажень, - заметил Яробор в сторону.
- Да ну, его! – Светозар махнул рукой. - Пошли, посмотрим, что там за Язык такой?
Вид скалы соответствовал названию. И выглядела она так, как говорил дед Крапчик, ни с чем не спутаешь. Широкая в основании, она сужалась к вершине и имела наклон в сторону Провала.
Хранители поднялись по косогору к лошадям, и направились к скале по верху, держась близ зарослей кустов, растущих над обрывом.
- И правда, край, - произнес Светозар. - Я так мыслю, полселения в Провал рухнуло. Вот, видите, остатки стены возле самого обрыва, как срезало. Оставаться здесь людям было опасно, вот они и перебрались в Серёдку.
Скала находилась в стороне от развалин, и при ближайшем рассмотрении оказалась устремленной вверх частью выступа. На ровной площадке перед ней в нескольких местах были навалены большие и маленькие, каменные плиты, будто кто-то затеял здесь строительство, привез камень, но так и не приступил к делу. Однако, похоже, разметку все же провел. Судя по траве, пустившей корни в бороздках, забитых землей, на площадке были очерчены две окружности, одна в другой. В большую был вписан квадрат. Яма в центре, возможно, выдолбленная под столб, тоже заросла травой. Еще какие-то дуги шли по краям плоскогорья.
- Любопытно, какое сооружение собирались здесь возводить? – вслух подумал Горислав.
Хранители спешились и разбрелись по плато.
- Что-то я не вижу здесь никаких следов моста, - сказал Светозар, обойдя площадку по краю и внимательно осмотрев отвесную стену внизу. – Ты уверен, что правильно перевел надпись на карте?
Горислав знал, что ошибки в переводе быть не могло, тем не менее достал из сумки пергамент и бережно расправил.
- Здесь говорится: «От Середки в нижние земли, через Краёныши. Язык на мост». То есть «язык ведет к мосту».
- За скалой - пропасть. Стена совершенно гладкая, ни одного выступа, ни одной дырки под опоры.
- Горик, а что еще дед Крапчик про мост говорил? - Светозар, загородившись рукой, от солнца всмотрелся в пространство впереди.
- Говорил, что мост был необычный, не каменный и не деревянный. Появлялся, исчезал. Волшебный, одним словом.
- Согласись, что виденное нами, очень необычно.
- Ну, да. Не из камня, не из дерева… И слова такого нет в людском языке…
- А в велевом?
- Не знаю, может, и есть. Поближе бы посмотреть на призрак.
- Почему «призрак»? Должно быть, это сам мост, сохранившаяся его часть.
- Ты знал о нем?
- Знал только то, что где-то существует часть моста, - признался вель. – Без подробностей. Не думал, что пролет такой… призрачный. Ты сказал, что на мост можно были попасть с этой скалы?
- Ну да, как-то можно было, – книговед пожал плечами.
- Если мост волшебный, то, вероятно, нужно какое-то заклинание, - довод Светозара казался вполне убедительными. Горислав призадумался.
- Вызвать деев… пробудить духов гор, – предположил он.
- Я знаю заклинание, - скрипнул Горбуль. – Дунуть, плюнуть и крикнуть: «Оборотись, порося, в рыбу-карася».
- Ладно, хватит умничать.
- Умный – он умный всегда, а не время от времени, - гордо заявил вестник.
Светозар осмотрелся по сторонам, словно ища подсказку, и спросил:
- Какие будут предложения?
- Давайте перекусим, - предложил Горбуль, – а то на пустой желудок мне плохо думается. Там, глядишь, какая-нибудь дельная мысля взбредет на ум…
Поскольку не последовало других предложений или возражений, на том и порешили. Из седельных сумок были извлечены угощения и разложены на большой плите. Изучив все съестные припасы, хранители оставили продукты, которые могли быстро испортиться, остальные же убрали обратно.
- Горик, что обозначает тот знак? – Светозар указал на замысловатый узор на торце одной из плит.
Горислав повернул голову, и его глаза расширились от удивления.
Древние письмена! Он явно теряет научное чутье, если не заметил надпись. Но знаки были ему незнакомы. Следовательно, принадлежали к волшебному письму или какой-то местной разновидности священной письменности. Все одно – не переведешь и вряд ли догадаешься, что они означают.
Он подошел к плите, чтобы ее осмотреть. Про себя он сразу отметил одну странность: плита была выровнена и обтесана только с торцов, а на широких поверхностях оставались бугры и ямки. Он не смог сдержать радостный возглас, когда обнаружил еще одну надпись, и смог ее прочитать.
- Здесь написано «звезды», на велевом языке.
- Что сие означает?
- Не знаю. Хотя… - Его осенило!
Мигом забыв про еду и усталость, книговед кинулся изучать другие плиты. Потом достал свою книжицу и, обойдя плоскогорье, переписал все слова из непонятных значков с их переводом. Не замечая пристальные взгляды спутников, он замер в глубокой задумчивости.
- Звезды… луны… Любопытно, - бормоча себе под нос еще что-то совсем неразборчивое, он принялся листать книжицу. - Ага! – обрадовался он. - Ну, конечно же… как же я раньше… Все правильно! Как все просто!
Охваченный волнением, он снова заметался от одной плиты к другой. При этом спорил сам с собой, то и дело переходя на незнакомый язык.
Великаны переглянулись. Яробор выразительно покрутил пальцем у виска. Светозар предложил книговеду:
- Может, пособить чего надо?
- Сейчас… сейчас, - продолжал Горислав говорить сам с собой. – Да, это - солнце. А где ж я видел луны?
- Горик, что ты делаешь?
- Погоди. Это должна быть она, - он попытался перевернуть небольшую каменную пирамиду. И так, и сяк за нее брался, пытаясь сковырнуть с места, но ничего у него не получилась, тяжелая же.
- Горик, ты кряхти громче! – крикнул Горбуль, наблюдая за его тщетными попытками сдвинуть камень. – Ей, будто, в первый раз руками пользуешься.
- Помог бы лучше! – рыкнул на него книговед.
Светозар поднялся – вот, кого не надо было просить о помощи - и быстро, без видимых усилий исправил положение, перевернув пирамиду так, что появилась возможность рассмотреть сторону, прежде прижатую к земле. В другой раз Горислав удивился бы подобной силище, восхитился и, может, позавидовал в душе, но сейчас был слишком увлечен своим открытием.
- Благодарю, - проронил он будничным тоном и удовлетворенно кивнул. – Да! Это «река»! – прошептал он, водя пальцем по знаку на гладкой поверхности пирамиды.
Накрапав что-то в книжице, он направился в центр круга, где начал выдергивать траву и расчищать углубление, сначала ножом, потом руками.
- Расскажи, что ты делаешь? – потребовал Светозар.
Горислав поднял на него непонимающий взор, потом посмотрел на свои грязные от земли руки.
- Хорошо, но предупреждаю сразу: я не представляю, какое отношение имеет мое открытие к мосту через Провал. Не уверен, что мост появится. Если еще требуется заклинание, то вряд ли…
- Излагай уже! Не томи.
Книговед помедлил. Прежде чем начать, он выгреб из углубления еще немного земли и, собиравшись мыслями, произнес.
- Думаю, мне следует начать с того, что стало предпосылкой для моего открытия.
***
Предшествовало Горикову озарению следующее. На вечернем пиру, когда все громко спорили о том, какие ловушки надо устроить для чудовищ, он расспросил деда Крапчика о местных обычаях. Про чудовищ-то он уже наслушался всякого, и, казалось, постиг все тонкости ловчего искусства, хоть за написание книги садись, а вот об укладе и здешних традициях ничего не знал. Между прочим он спросил старика о сказе, с которого началось их знакомство.
- Дедушка, ты в лесу песню пел про красну девицу. Чем дело-то кончилось? – поинтересовался он.
- А-а. За душу песня взяла, да? Эту песню еще мой дед певал, а до него его дед. А вообще-то песню эту сочинили велиты, которые жили в Провале. Это очень старая песня.
Горислав отыскал в своей книжице нужную страницу.
- Старик загадал девице пять загадок. И что было дальше?
- Внучка заругает, - шепнул Крапчик, воровски озираясь по сторонам.
- А ты не пой, просто расскажи тихонько.
Заключительную часть песни Горислав записал под диктовку:
- Отвечала без раздумий красна девица:
«Без умолку бормочет – быстра реченька,
Без кореньев да в земле – камень бел-горюч,
Чаще деревов в лесах – звезды на небе,
Выше лесу – луны светлые,
Краше свету – солнце красное».
Тихо молвит стар-бел дед:
«Верно отгадала все, красавица.
Покажу тебе мосток к любимому».
По каменьям рассыпным бьет он посохом,-
Поднимаются они да встают столбом,
Столбом с гранями во все стороны.
От столба того мосток строится,
Дивный да нерукотворный мост…
Непростой был дед, а кудесник-вель».
- Да, припоминаю, - согласился Светозар. – Песня была про мост.
- Похоже, в сказе содержится подсказка для нас, - продолжил Горислав. - «Мост нерукотворный и дивный» - это мост через Провал. Известно, что во многих древних преданиях, былинах и других произведениях устного народного творчества заключен двойной смысл. Не во всех, конечно, но, как правило… Мне встречались подобные послания из глубины веков. В прикрытом виде тайные знания, могут сохраняться очень долго, оставаясь недоступными для простых людей. Возможно, великаны Тибендола, таким образом передали часть знаний, предкам деда Крапчика, жившим в Краенышах. Ведь Крапчик говорил, что в его роду все певали эту песню - таков их заветный обычай. Крапчик, сам о том не подозревая, является хранителем ключа к мосту через Провал. Для жителей Середки сказ о девушке и кудеснике – просто сказ. Но! - Он поднял указательный палец. - По замыслу сочинителя песни, тот, кто причастен к тайне, должен понять истинный смысл послания. Имеющий уши да услышит!
- Значит, на плитах высечены ответы на загадки из Крапчикова сказания? – Светозар уловил самую суть.
- И где же нам взять посох, чтобы бить по камням? – спросил Яробор.
- Скорее всего ничем бить не потребуется, - ответил Горислав.
- Нам самим придется построить столб, – сделал вывод более догадливый Светозар.
- Если сложить плиты, то получится не столб, а скорей уж, пирамида, - заметил Яробор.
- Правильно! – воскликнул книговед. - Столб с гранями во все стороны.
- Тьфу! Тягать… ворочать эти тяжеленные глыбины? – поморщился вель-степняк.
- Только пять глыбин, – уточнил книговед, возвращаясь к плите, служившей им столом. – В сказе - всего пять загадок, и я нашел ровно пять плит со знаками.
- Что совой о пень, что пнем по сове, а все сове больно, - усмехнулся Горбуль.
- На себе же придется их таскать-то, - поддакнул Яробор.
- Конечно, - спокойно согласился Светозар. – Нам же неизвестно никакое заклинание для камней.
Великаны замолчали, глядя друг на друга. Горислав уже знал, какое решение они примут.
Светозар поднялся и разделся по пояс.
- Будем строить столб, - сказал он и продолжил расчищать яму в центре круга, выгребая из него землю, нанесенную ветром и намытую дождем.
- Ну и что нам это даст? – рассуждал вслух Яробор. Он доедал обед, наблюдая с каким усердием трудиться его собрат. - Мы будем жилы рвать, плиты таскать, а вдруг из этого ничего не выйдет? Только даром потратим время и силы. Горик, ты уверен, что нам, действительно, нужно столб собирать? Или складывать… Как его?
- Нет! Но я все же попробовал бы. Попытка не пытка.
- Конечно, тебе легко говорить. Ты ж у нас всего лишь вдохновитель. Тебе не надрываться.
Горислав промолчал, но Горбуль – каждой бочке затычка! – свое слово в обсуждение вставил-таки:
- Перетрудился он! Да на тебя, где сядешь, там и слезешь. Что-то не вижу, чтобы ты торопился к Заряне на подмогу.
- Просто, я не понимаю, если нам нужен мост, то при чем тут столб, который даже не столб, а пирамида. Когда чего-то не допонимаешь, то и относишься к тому соответственно.
- Понимаю – не понимаю, - передразнил его Горбуль. - Ленивому с сохой, все год плохой. Короче, с тобой все ясно. Слетаю-ка я к Заряне. Лучше с умным камни таскать, чем с тобой беседы разводить, - сказал он и упорхнул.
- Чего-чего? – Яробор подозрительно прищурился. – В том смысле, что я – дурак, что ли?
- Он этого не говорил, - заступился за вестника Горислав, сдерживая улыбку. Он не переставал удивляться велю-степняку - вроде, взрослый мужик, но иногда вел себя, ну прямо как дитя малое.
- Но подумал! Если он полетел с умным камни таскать… От дурака и слышу! – крикнул Яробор вестнику вдогонку.
Горбуль прилепился к пирамиде, которую Светозар переносил в центр круга.
- Бог в помощь. Слышал, чего Ярик-то сказал? Самым умным себя мнит. Грит, ты ерундой тут занимаешься, не хочет тебе помогать.
- Горбуль, хватит воду мутить. Ты все время пытаешься нас поссорить. Ты такой вредный от природы или это у тебя приобретенное? Или, может, ты подосланный к нам? – он опустил пирамиду, и вестник скатился на землю.
- Я подослан? Кем подослан? - Горбуль вскочил на свои кривые ножки и принялся отряхиваться.
- Знамо кем, Злыдой, конечно, - пояснил вель, надвигаясь и заслоняя собой солнце. Вестник, сверху похожий на крылатую жабу, попятился.
- Да как у тебя язык повернулся! Да ты… Да я… Да ну, тебя!
Оскорбившись, он стремительно взмыл вверх и улетел.
- Я ставлю, – сказал Светозар, поднял пирамиду и воткнул ее вершиной в расчищенную дыру.
Горислав, затаив дыхание, следил за его уверенными действиями как за неким волшебством. Он боялся, что ничего не получиться. Но - слава всем богам! – верхушка встала в углубление как влитая. Древний каменотес предусмотрел каждую мелочь, и выемка, поначалу казавшаяся его ошибкой, предназначалась для выступа на одной из сторон пирамиды, так чтобы нельзя было состыковать камни иначе. Хотя большая часть пирамиды оставалась на поверхности, она обрела необычайную устойчивость.
- Следующая которая? – спросил Яробор, сбрасывая куртку.
Закипела работа. Книговеду оставалось лишь указывать очередность, определять, где верх, где низ, и следить за тем, чтобы надписи оказались с одной стороны. Способ сборки был тот же, что и у детской игрушки-пирамидки, когда деревянные блины нанизывают на стержень от большего к меньшему. Только пирамида на плато получалась ступенчатой и складывалась от вершины к основанию.
Было любо-дорого смотреть на слаженную работу великанов, работу, непосильную для простых смертных. Безо всяких приспособлений, голыми руками, вдвоем они поднимали плиты, которые не сдвинули бы с места и десять человек. Однако не скажешь, что это давалось им легко. Пот катился градом. Бугрились мышцы, вздувались вены, растягивались жилы. Горислав сам скрипел зубами, глядя на них.
Плоскогорье оглашалось оборотистой руганью. Для того, чтобы дело ладилось, благородные, как и простые люди, приправляли каждое свое действие крепким словцом, без разбора пользуя и благое матершинство, и просто чернушную брань. Особо раздухарился Яробор, из него матюки сыпались как горох. Горислав поражался многообразию производных матерных слов, их склонений и спряжений. Он достал книжицу, чтобы записать словечки, доселе им не слыханные, но тут такое про себя узнал, что сразу отпала всякая охота переносить сие на бумагу.
Пирамида росла. Плиты прилегали друг к другу так плотно, что нельзя было вогнать в щель даже кончик ножа. Надписи на велем языке шли колонкой. Снизу вверх: «река», «камень», «звезды», «луны»… Верхнюю плиту, самую большую, с надписью «солнце» велям пришлось забрасывать с раскачкой, а потом еще выравнивать, чтобы плотно прилегла.
- Все! – сказал Светозар.
- И что дальше? – спросил Яробор.
Гориславу, который уже приготовился выслушивать упреки, не пришлось оправдываться.
Несколько мгновений стояла тишина, а потом вдруг скала под ногами заскрипела. Где-то глубоко в пустоте глухо посыпались камни. Пирамида начала медленно поворачиваться. Точнее вращался малый круг вместе с пирамидой. Вращался сам по себе, выдавливая из паза, выросшую в нем траву вместе с землей и корнями. Сдвинувшись на одну восьмую оборота, пирамида остановилась.
- Ты это видишь? Что это было? – одновременно спросили друг друга великаны.
Горислав был удивлен не меньше. Он очень надеялся, что старания его спутников не пропадут даром, и ему бы обрадоваться, однако достигнутый успех напугал его. Ведь он разбудил неизвестные силы, нарушил их многовековой покой…
Последствия могли быть самыми ужасными!
Снова из глубин скалы донеслись гулкие раскаты. Теперь пришел в движение квадрат. Вместе с кругом и пирамидой он начал медленно опускаться, погружаясь в скалу.
- Ходу отседова! – крикнул Яробор.
Еще до того как пирамида исчезла из виду, заполнив квадратную выемку, утонув и сровнявшись с поверхностью площадки, хранители, похватав свои вещи, благоразумно покинули плато. Светозару пришлось подгонять растерявшегося Горислава.
- Ой, бабуля родная, спаси и сохрани! – воскликнул Яробор, глядя за их спины.
Огромная скала-язык начала заваливаться в пропасть. По округе разнесся жуткий скрежет, от которого кровь стыла в жилах и волосы встали дыбом. Книговед, вцепившийся в плечо веля, был ни жив, ни мертв. Если уж божич взывал о помощи к небесным богам, то что уж тут говорить о простом смертном! От страха он утратил способность соображать. С таким звуком, не иначе, в день Страшного Суда разверзнет зев ущелье Дурного помысла.
Земля затряслась, задрожала как в ознобе. Под ногами будто волны пробежали - не валило, но покачивало ощутимо. Пробирало до жути, ведь человек-то привык стоять на твердой земле.
Встревожено заржали кони, заходили, вскинулись на дыбы, и побежали от Провала прочь. Зверюги – хоть и волшебные были - а испугались земных стонов. Яробор бросился ловить коней.
Последний камень упал на дно. Стихло эхо. Плоскогорье изменилось до неузнаваемости. Скала-язык опрокинулась и встала мостом над пропастью. Она оказалась ниже уровня площадки. К ней вели дуговые спуски, появившиеся по обе стороны большого круга, после чудесных преобразований.
Похоже, древние строители-волшебники предусмотрели все.
- Горик, мы сделали это! – Светозар потряс книговеда, заставив очнуться. – Правда, пока еще непонятно, что именно мы сделали… Значит, говоришь, скала только переход на мост?
- Так написано на чертеже. «Язык на мост».
Оба посмотрели туда, где заканчивался, будто ножом срезанный, каменный Язык. С плоскогорья мост выглядел иначе, нежели со стороны. Точнее, его почти не было видно, только муть какая-то. Там, у конца упавшей скалы, воздух, словно сгущался. Размытая полоса тянулась вдаль, искажая проплывающие под ней облака.
Призрак… Как есть призрак! Только сумасшедший или совсем отчаянный рискнет испытать судьбу и пройти по нему.
- А может, лучше в обход? - неуверенно предложил Горислав.
- Вот еще! И упустить возможность, побывать на дне Провала?
- Ай, да мы! – прокричал Яробор, возвращаясь верхом на Огнеце. Гнедой и серый бежали следом. – Мы – молодцы, правда? Ну, Горик - ума палата! - он хлопнул по спине книговеда, который настолько ослаб от переживаний, что чуть не упал.
- Какой же я дурак! – пошептал Горислав. - Мне ж в приказном порядке надо запретить думать.
- Безо всякого волшебства справились, - продолжал Яробор. – А я-то думал, что не выйдет у нас ничегошеньки. Пришлось бы в объезд переться.
- Погоди, радоваться, - предостерег его Светозар. – Надо еще проверить, можно ли по этому мосту ходить и выдержит ли он коней. Крапчик, вроде говорил, что мост и верховых, и телеги выдерживал?
- Ой, а давайте в обход? – простонал Горислав. – Что-то мне боязно.
- В душе воина Света нет места для трусости! Если возможно пройти по мосту-призраку, мы пойдем по нему.
- А если – это обман, и мы сорвемся в пропасть?
- Значит, не судьба.
Одевая на ходу кожанку и перевязь с ножнами, Светозар стал спускаться по дуге, ведущей на нижнюю площадку.
Откуда-то сверху на Горислава свалился Горбуль.
- Горик! – заорал он на ухо. – Ты видел? Гора упала.
- Да. Я знаю, - тихо и будто безразлично отозвался тот, будто говорил о вчерашней погоде.
- Вы ее свалили, да?
- Мы сотворили чудо, - пояснил Яробор, передавая повод Тучки Гориславу.
- Чудо… - пробормотал Горбуль. – Да если бы вы могли творить чудеса, то бы было…
- Пошли, глянем, что ль?
«Что ж, поглядеть можно. Когда еще доведется увидеть подобное», - подумал Горислав и заставил себя сдвинуться с места.
К тому времени, пока он сошел к основанию, великаны уже стояли на краю каменного языка и проверяли прочность призрачного сооружения, один мыском ноги, другой концом плети. Горбуль же опустился на мост поодаль и даже попрыгал на месте, припал на передние лапы, пощупал перед собой.
- Что называется, не верь глазам своим! – крикнул он. – Будто нет ничего, а держит.
Убедившись в надежности опоры, Светозар сделал первый шаг над пропастью. Нелегко ему это далось. Потребовалось собрать всю свою волю в кулак и совершить насилие над человеческой сущностью.
Можно повторять сколько угодно, что в душе воина Света нет места для трусости. Только трусость, сама без спроса, влезает внутрь. Сжимает ледяной рукой сердце, гонит мурашки под кожей, проникает во все члены и сковывает движения.
Преодолевая сопротивление собственного тела, Светозар перенес вес на выставленную вперед ногу. Затаив дыхание, напряженно подтянул другую ногу. Хорошо, что спутники в этот миг не видели его побледневшее лицо. Как канатоходец, расставив в стороны руки, он медленно пошел над провалом, над облаками, плывущими внизу.
Летели мгновения. Ничего страшного не происходило. Наоборот, если не смотреть вниз, то можно было подумать, что идешь по земле - призрачная твердь не проминалась, не шаталась, не раскачивалась. И странным образом поглощала отзвуки шагов.
Пройдя немного вперед, он приободрился, стал поглядывать по сторонам. Чем дальше, тем более уверенно себя чувствовал. С каждым шагом в него вливались новые силы, изгоняя боязнь.
- Ходить по нему можно, - сказал Яробор, нагнавший его пешим ходом. Хотя он улыбался, судя по виду, ему было совсем невесело.
- И коней мост выдержит, - поддакнул Светозар, - да только кони могут не пойти. Яра, ты какой-нибудь такой заговор для лошадей знаешь?
- Можно попробовать. – Яробор потопал, проверяя надежность опоры.
Мост был широкий, четыре всадника бок о бок могли пройти, а, значит, и телега тоже.
- Сколько по земле бродил, не видел ничего подобного, - признался Яробор.
- Ты, верно, бродил, как скисшее молоко, - проскрипел Горбуль.
- Тьфу на тебя, юродивый!
- Интересно, из чего этот мост сделан? – Светозар присел и провел рукой по поверхности моста. – Теплый. На солнышке нагрелся. И не запылился ведь… за столько-то веков. Может, его дожди отмывают?
- С виду – стеклянный, только не звенит, - Яробор постучал по оградке рукоятью ножа. – И похоже, не бьется. – Он посмотрел вниз. - Жуть. Кувыркнешься отсюда - костей не соберешь.
- Будем надеяться, все обойдется.
Великаны повернули обратно.
- Сделаем так. Я пойду первым, - начал Светозар. – Если что… Если со мной что-то случится, вы вернетесь и пойдете в обход.
- Нет, - возразил Яробор. – Будем меняться. Ты немного поведешь, потом я. По очереди.
- Может, сразу, в обход? - тихо вставил Горислав.
- Сказано было тебе: мы пойдем по мосту! И хочешь ты того или нет, ты пойдешь с нами. А если вздумаешь сопротивляться, я тебя свяжу, - предупредил его Светозар, и лицо сделал такое, что лучше не возражать.
- Все, Горик, - с ехидцей заметил Горбуль. - Попал в стаю, лай не лай, а хвостом виляй.
- Мы вышли к мосту неслучайно, - убежденно продолжал Светозар. – Именно сюда! По странному стечению обстоятельств, мы оказались у самого моста и нашли способ попасть на него. Верно, само Провидение вело нас по глухим местам, чтобы мы увидели тот камень на забытом перепутье, а деда Крапчика боги хранили, только для того, что мы услышали его песню. Может, это и было его предназначением? И старик продолжал жить, только ради того, чтобы спеть эту песню тебе, Горик. Ни я, ни Яробор не поняли бы истинной сути сказа, а ты вник. И мост уцелел… будто для нас. Причем все время он оставался недоступным для других. Но, вот, пришел срок – и пожалуйста. Разве, я не прав?
Вопрос спорный. В словах великана, определенно крылась доля истины, и Горислав мысленно даже согласился. Но предположение – это всего лишь предположение, как бы горячо его не доказывали. В том-то все и дело, что не проверив, не узнаешь, так это или не так, прав Светозар или не прав.
Действительно ли, их вело Провидение или вмешался случай? А случай-то последнее время все больше способствует Злыдню…
Знать бы наперед…
Только даром ясновидения никто из них троих не обладал, посему истинность утверждения придется проверить на собственной шкуре. Ошибка же может стоить жизни кому-то из них. Или всем сразу.
- Я не смогу, – Горислав замотал головой.
- Ты поверь, что сможешь, и все получится.
- Не понимаю, зачем надо рисковать, когда есть возможность избежать риска?
- Смелым боги дорогу указывают! – Яробор сверкнул дерзкой белозубой улыбкой. – Хуже, когда боишься…
- Лиха не минуешь, только надрожишься, - закончил его мысль Горбуль.
- То, что вы собираетесь делать – полнейшее безумие. Я не в таком отчаянии, чтобы идти на бессмысленное самопожертвование. - И увидев, как Светозар распутывает моток веревки, Горислав испуганно воскликнул:
- А это еще зачем?
- Не волнуйся, не для тебя, - заверил его вель. – Будем забрасывать перед собой, если где-то в мосту есть бреши, сразу увидим. Но если ты, Горик, сотворишь какую-нибудь глупость, для тебя тоже веревка найдется.
- Ну… знаешь ли… Это уже слишком! – оскорбленный книговед обиженно задрал нос. – Вы постоянно принижаете мое достоинство! Как будто я какой-то не такой…
- Конечно, не такой, - спокойно согласился Светозар и добавил. - Горик, будь благоразумным, с большинством не спорят.
- Но вдруг мы провалимся?
- Держись за небось, доколь не сорвалось, - прокаркал Горбуль. Раскрыл было клюв, желая добавить что-то еще, но, осознав, что пословица в данных обстоятельствах звучит двусмысленно, только хмыкнул и передернул плечами.
Горислав перевел взгляд с велей, ведущих своих коней по скале, висящей над Провалом, на Тучку. Конь вскинул голову, словно указывал на мост, и сделал шаг к пропасти.
- И ты туда же! Прямо все против меня, - вздохнул он.
***
- Нечего обижаться. Никто тебя не понукает. Мы же в одной упряжке. Было бы это только мое личное дело, отпустил бы тебя на все четыре стороны - и иди куда хочешь. Но есть долг, и мы обязаны его выполнить. Твое присутствие для дела крайне необходимо. И дело это, сам знаешь, чрезвычайной важности, - говорил Светозар, ведя на поводу Тучку. Необычайно бледный Горислав сидел в седле, тупо уставившись на лошадиную макушку, его голова безвольно болталась в такт мерной поступи коня. Вель решил, что книговеду будет безопасней передвигаться по мосту верхом. – В конце концов, ты сам назвался хранителем, никто тебя за язык не тянул. Сам встал на путь беспримерного подвига. Ты избранный, один из нас. Кроме того, ты - наш проводник. Ты ведешь нас по Пути. Без тебя мы не знали бы, куда идти. Ты призван служить Добру и Свету, чему мы неоднократно получали подтверждение. Слышь?
- Слышу, - прошептал он.
- Ну, чего, полегчало чуток?
- Угу, - страдальчески выдавил Горислав. Едва он покосился в сторону, как лицо обдало неприятным холодком, закружилась голова, и накатила новая волна слабости. Он снова уставился в пустоту между серыми лошадиными ушами. Это - единственное, что помогало ему сохранить рассудок.
Оплошал Горислав, что и говорить, когда ступил на мост. В отличие от своих спутников, он так и не смог перебороть в себе чувство страха высоты. Пару-то шагов на трясущихся ногах он сделал, а потом вдруг сразу ослаб. Как представил, сколько идти придется, внутри все сжалось и, казалось, сердце прекратило биться. Кровь в жилах застыла, и тело объял столбнячный холод. Все мысли пожрал ужас, в голове стало пусто-пусто. Он закатил глаза и… брык!
В общем, не годился он ни в скалолазы, ни в канатоходцы.
Определенно, не приспособлен человек для хождения по воздуху. И непременно должен видеть свою опору. Высота сводит его с ума. Не иначе в том кроется божественный умысел… Чтобы люди не особо стремились лезть на небо, чтобы их тошнило уже от одной мысли о том.
Правда, мост, по своему свойству, больше всего походящий на стекло, был не совсем прозрачным, а чуть-чуть мутноватым, что, в свою очередь, вовсе не мешало обозревать облака прямо у себя под ногами и землю, лежащую далеко внизу.
Солнышко светит, облака бегут. Причем бегут кругом, и наверху и внизу, куда ни глянь - кругом облака. Но сущность-то человеческая не привычна к заоблачному витанию, потребность у нее быть ближе к земле. Нога-то стоит твердо, а глаз тверди не зрит. Вот и начинает сознание раздваиваться.
Горислав попытался вспомнить какую-нибудь молитву, соответствующую случаю, но тщетно. Однако подобное занятие отвлекло его на некоторое время от всех прочих дум.
И только коней, похоже, ничего не беспокоило. Ничто не указывало на их волнение. Они шли уверенно, будто хождение по призрачным мостам для них было привычными делом. Подействовал ли Яроборов заговор, явила ли себя волшебная природа коней. Их, в отличие от Горислава, не потребовалось уговаривать.
Светозар смахнул с луки седла Горбуля, который сунул нос в переметную суму со съестным и уже намеревался в нее нырнуть.
- Обедал недавно, - напомнил он. - Часа еще не прошло - и опять жрать.
- Я только посмотреть хотел, много ли там еды осталось, – оправдался вестник.
- Нам надо беречь запасы, а ты зазря добро переводишь.
- Ой-ой-ой! Пожалел. Да не больно-то и хотелось, - огрызнулся Горбуль и перелетел на Огнеца, идущего вторым в связке. Слава богам и спасибо жителям Середки, что съестными припасами были забиты все сумки.
- Горбуль, дождешься, посажу в клетку и буду кормить как птичку.
- Хватит говорить о еде! - взмолился Горислав
- Крепись, уже скоро доберемся. Наслаждайся красотами. Когда еще такое увидишь?
- Ой, как-нибудь обошелся бы и без этих красот. Жил же я без всего этого, - прошептал он, глядя перед собой.
Тучка, прислушиваясь, прядал ушами. Еще чуть впереди виднелся Яробор, размахнувшийся гориковым сапогом. Горику-то, верховому, обувка была пока ни к чему, а так, использовалась для дела.
Это Светозар придумал, что надо привязать сапог к веревке и забрасывать его вперед, а потом волочить его по мосту обратно. Если будет впереди яма, не заметная глазу - сапог провалиться.
Однако подобная мера предосторожности оказалась излишней, мост сохранился целехонький, ни провалов, ни бугров, а ведь создан был в незапамятные времена.
Непонятно, почему дед Крапичк сказал, что мост никуда не ведет. Может потому, что с края обрыва большую его часть нельзя было рассмотреть? На самом деле мост вел на дно Провала. О его небольшом наклоне, великаны догадались почти сразу. Чтобы проверить догадку, Яробору пришлось расстаться с одним из десятка шариков из зеленого камня, которые он хранил в замшевом мешочке, для непонятных целей. Шарик покатился, набирая разгон, и вскоре скрылся из виду.
Хранители все больше удалялись от Языка. Наклон становился все более заметным. Облака сгущались, а, значит, дно Провала было совсем близко.
- Похоже, впереди поворот, и за ним начинается спуск, - определил Светозар, указывая вперед и широким жестом повторяя изгиб моста.
Воздушная дорога плавно изгибалась и исчезала в сплошной голубовато-белой облачности. Оттого, что эта невесомая масса находилась в постоянном движении и менялась, казалось, что она шевелиться и дышит как живое существо.
- Да там не видно ничего, дальше собственного носа, - оглянулся Яробор. – Придется идти наощупь.
- Не заблудимся. Не думаю, что слой облаков густой и непроглядный. Пойду, посмотрю.
Светозар ушел вперед и скрылся в непроницаемо белых клубах.
- Заряня, ты не молчи! – крикнул Яробор. – Там скользко?
- Не очень, – отозвался тот. - Наклон здесь не большой. Не скатимся!
Казалось, он находится где-то совсем рядом. Его голос звучал гулко, но не раскатисто. В небесах слышимость была другой, нежели в поле, или лесу.
- Здесь кружной спуск. О! Я вышел из облаков. Вижу землю. Дорога змейкой ведет к вершине горы.
- Мы спускаемся, - предупредил Яробор, уже по пояс погрузившийся в белоснежный облачный разлив.
- Яра, давай веди. Я поднимаюсь навстречу. Помогу вам спуститься.
То, что издали представлялось сплошной облачной массой, на самом деле, было скоплением множества небольших продолговатых облаков. В пустоты между ними проникали солнечные лучи и золотили их ватные бока.
Горислав, к своему величайшему разочарованию, обнаружил, что вблизи облака ничем не отличались от тумана - такая же белесая влажная взвесь, ленивые всплески, медленные завихрения, тянущийся слоистой вуалью дым.
Хотя что такое необыкновенное он ожидал увидеть?
Тучка фыркала и мотала головой. Затылок и спина Яробора, то исчезали в пелене, то появлялись снова.
Появился Светозар. Он отвязал повод Огнеца и передал Яробору.
- Я иду первым, веду Тучку. Ты поведешь Огнеца и Дубка. Мало ли что… Спуск не крутой, и все же… Как бы не понеслись.
- Брось! Напрасно тревожишься. Они чувствуют себя, лучше нас. Они же волшебные.
Благополучно миновав извилистый участок моста, названный Светозаром «змейка», хранители добрались до вершины невысокой горы, торчавшей из земли обломанным клыком. На ее вершине начиналась настоящая твердая дорога, которая витками опоясывала гору, что было сделано для облегчения спуска.
Неумолимое время и стихии нанесли древней дороге большой урон. Может, в Прошлом здесь и ездили телеги, теперь же спуск таил в себе многие опасности. Некогда широкий уступ местами разрушился, и продолжал осыпаться. Приходилось спешиваться и вести коней по узкому карнизу, впритирку к отвесной стене. То и дело на пути встречались груды камней, упавших сверху. Чтобы не попасть под обвал и не сорваться вниз, требовалось быть собранным и очень внимательным.
Горислав же, хотя и видел под ногами твердь, и ощущал ее, тем не менее, боялся пуще прежнего. Сердце колотилось в глотке, готовое выпрыгнуть, холодный липкий пот струился между лопатками. Призрачный мост, теперь, по сравнению с этой дорогой, казался ему не самым страшным отрезком пути.
Он испытал немалое облегчение, когда спуск закончился. Даже ощутил всплеск радости.
***
- Что там?
- Ничего. Ты спи, спи, - вестник забрался обратно, под воловью шкуру, заботливо наброшенную кем-то на книговеда. – Просто я ужиков прогнал, а то они шевелиться начали. Я боялся, они тебя разбудят.
- Ужиков, – вяло повторил Горислав. – Это змеи, что ли?
Сна как не бывало. Отбросив шкуру в сторону, он с круглыми от ужаса глазами вскочил на колени и уставился на то место, где только что лежал. Схватив ножны с мечом, стал ворошить сено.
- Говорю же, прогнал я их, - успокоил его Горбуль, кутаясь в угол шкуры.
Понемногу мысли упорядочивались, дрожь проходила, соседство Светозара действовало успокаивающе. Горислав огляделся по сторонам, пытаясь определить, где находится.
Навес над головой, сено, стен нет, кругом – туманный сумрак.
Все правильно! Ведь накануне вечером им предложили переночевать на сеновале у Крапчикова старшего сына. Похоже, семейство у него большое, если столько сена по первому покосу успели заготовить.
Горислав уснул за столом, не дождавшись часа, когда гости начнут расходиться, потом Светозар растолкал его и спросил: «Сам дойдешь или тебя отнести?» Вроде, сам доплелся, никто не нес.
- Ложись, поспи до восхода, - предложил Горбуль, - а то, когда еще отдохнуть доведется, полежать на мягоньком, ножки вытянувши.
- Горбуль, я с тобой однажды точно ноги окончательно протяну! Додуматься до такого, змей под одеяло напустить! – выругался он шепотом. – Тоже мне, родственник, называется.
- Так то ж ужики! Они не ядовитые, а полезные, - начал оправдываться вестник. - И здесь, так и вовсе, ручные. И не пускал я их, они сами приползли.
Ночная мгла рассеивалась, близился восход солнца, но пока на земле царила бесцветица. В прохладном воздухе повисала белесая влажная пелена, которая растает с первыми лучами.
- Чтобы больше никаких змей, - тихо предупредил книговед, опускаясь на сено.
Он взглянул на Светозара, опасаясь, что разбудил его. Нет, кажется, вель не проснулся от шума, лежал неподвижно на боку. Из-под огромной, пятнистой шкуры торчала одна макушка, длинные светлые волосы, разметавшись, заслоняли его лицо.
Впервые Горислав видел веля спящим, казалось, что тот никогда не спит, а если спит, то очень чутко. Бывало, в лесу на дневке сидит с закрытыми глазами, привалившись спиной к дереву, будто дремлет, но стоит поблизости раздаться тихому треску, тут же пристальный велев взгляд устремляется в сторону, откуда донесся звук. Никогда и нигде божич не чувствовал себя в безопасности.
- Здорово вчера попировали, да? От пуза, - прошелестел Горбуль и громко зачавкал. Успел где-то стащить вяленое мясо, должно быть, остатки вчерашнего пира.
Горислав уставился на вестника. Бесстыжее создание! Напугал чуть ли не до смерти, сон отбил, а теперь сидит и лопает, хмырь. Рассердиться бы на него! Да неохота вдруг взяла.
- Ты невыносим, – только и сказал он и упал лицом в душистое сено. Зарылся носом поглубже и, вдохнув полной грудью аромат луговой травы, расслабился.
В предрассветной тишине были слышны только громкое чавканье и стрекотание сверчков.
- Горбуль, как думаешь…
- Когда я ем, я глух и нем, - отозвался тот.
- Знаю-знаю. Еще хитер, проворен, быстр и осторожен… и глазом востр.
- Не хочу с тобой разговаривать.
- Не хочешь разговаривать, слушай, - продолжил книговед. – Вчера, разбирая чертежи, я подумал, что ныне многое неизвестно не потому, что является тайной, а просто забыто. Ведь, что происходит? Люди в наше время понемногу утрачивают всякий интерес к окружающему миру. Кроме собственных дел, дома и хозяйства, их мало, что волнует. Они замыкаются, и думают только о том, как обеспечить собственное благополучие. Знания, унаследованные ими от предков, они используют исключительно для собственной выгоды. То, чего они не понимают или не могут применить, они не приемлют, отвергают. Таким образом, утрачивается богатейшее научное наследие всего человечества. Ведь так уже было однажды. Люди, которые жили в Прошлом, накопили огромный опыт и знания. Это был Золотой век человечества… Потом постепенно наступило оскудение умов. Причем, еще до Смутного времени, то есть до прихода Злыдня. Говорю тебе, как ученый и книговед. Люди перестали интересоваться науками еще до пришествия Исчадья Мрака. А в Темные века забыли почти все. Понятно, им было не до накопления знаний, некогда было заниматься изысканиями – сначала Смутное время, потом война, разруха, неустроенный быт. Забыли даже письменность! – взволнованный своими рассуждениями Горислав повысил голос, но, спохватившись, что может разбудить Светозара, продолжил шепотом:
- Ведь Темные века почему так называются? Потому, что о том времени почти ничего неизвестно. Кроме велевых книг, нет никаких свидетельств. Не было создано ни одного памятника. Люди заново учились всему: строить дома, писать книги, производить орудия труда или просто красивые вещи, хотя еще несколько поколений назад их предки прекрасно умели все это делать. Пришлось вспоминать даже земледелие, с божьей помощью. Честь и хвала великанам, установившим на земле Порядок! Без них точно все сгинули бы. Хорошо, что на всякую человеческую дурь, есть божья мудрость. Так, к чему я веду… Вот, что странно: знания появляются, исчезают, а потом появляются снова. Но нам-то приходится заново открывать то, что было хорошо известно древним людям. В чем-то они были даже умнее нас, умудреннее, что ли, хотя… считается, что по своему развитию мы стоим на ступень выше их. Ведь, по идее, общество должно развиваться дальше, идти вперед. А мы топчемся на месте! Хуже того, сейчас человечество теряет уже новые приобретенные знания. Представляешь, дед Крапчик считает, что в Прошлом все великаны жили в Провале, и уверен, что братство Огня победило в Великой битве и освободило землю от Зла. Он даже не представляет, как огромна земля. Все сведения об обитаемом мире черпает из бывальщин и небылиц новогородских купцов, причем познания последних довольно ограничены. И какой вывод следует сделать из всего вышеизложенного? – спросил он себя и сам ответил. - После веков возрождения, рассвета городов, все приходит в упадок. Знания теряют свою силу. Меня эта закономерность пугает. Понятно, когда после весны и лета приходит осень, потом зима. Но так – это же природа. В природных явлениях нет ничего необычного. Так и было задумано. Не понимаю, почему подобное происходит с человеческим обществом. Почему так?
- Сытое брюхо к учению глухо, - лениво откликнулся Горбуль. К этому времени уже расправился с вяленым мясом и, распластав крылья, откинулся на взбитую горку сена и натянул до глаз шкуру.
- Ты о себе?
- Нет. Сие замечание ко мне не относится. Сытый я, наоборот, начинаю быстрей соображать и глубже вникать в сказанное. Но люди-то – обыватели, они же от земли. Ты сам только что сказал, что их не заботит ничего, кроме собственного благополучия. В голове, забитой думами о хлебе насущном, нет места для замысловатостей всяких. К чему знать больше того, как добывать свой хлеб? А когда человек живет в сытости, довольстве, плевал он с печи на твою науку. Чтобы пряники печатные лопать, грамота не нужна.
- С тобой о чем не беседуй, ты все к еде сведешь.
- Не я, а народная мудрость! Для простых людей идти в науку – «терпеть муку». Хм… Они, может, и учились бы, если бы на образование не надо было тратить много времени. Только наука не медовуха, в рот не вольешь - корпеть надо над книжками. И все премудрости эти, кроме счета, вряд ли в жизни пригодятся. Кстати, умных-то в народе не очень любят. Ученый, для народа, что калека, потому что грамотей - не пахарь. Горик, ты на земле живешь, а рассуждения твои вечно заводят тебя в заоблачные выси!
- Хорошо, я готов с этим смириться. Пусть! По закономерности, открытой мой, вслед за упадком должен начаться подъем. Но когда он начнется?
- Может, люди еще не так низко пали, чтобы подниматься, - предположил Горбуль.
- Слушай, а как же вели? – Горислав так резко сел, что Горбуль от испуга подлел в воздух. - Они же испокон веков ревностно относились к сохранению знаний. Они дорожат своими тайнами, учат наследников. Как получилось, что они оказались не готовы дать отпор? Велигрив знал, что будет второе пришествие, составил завещание. Великие воины, конечно, готовы дать отпор, только не знают каким образом. Они ведают не больше моего! Тоже позабыли? Нет! Избранные изначально не знали того, что должны знать. - Ужаснувшись выводу, он смолк.
Нет! Мудрый Велигрив не допустил бы подобного. Но, ведь третьего не дано? Или все же есть некая сокрытая возможность? Надо только вникнуть в замысел величайшего из велей. Ну, конечно! Ведь среди Великих воинов должен быть наследник самого Велигрива - Тот Кто Знает Всё. Но последнего, кто был или мог быть посвящен в тайну великого волшебника, злодейски убили, и наследственная цепочка прервалась, а клад волшебных вещей, благодаря нелепой случайности, достался ему обычному книговеду.
Хранителем Ключа стал простой смертный!
«Получается, я занял место Того Кто Знает Все? - при этой мысли Горислав вспотел. - Нет-нет-нет! Велигрив должен был предусмотреть иное…»
- Как бы то ни было, надежда одна, на божичей. Они спасли землю в Прошлом, спасут и ныне, - произнес он, больше для самоуспокоения. - Ведь в чем заключается божественный замысел? Лучшие качества уязвимых во плоти поднебесных богов воплощены в их земных детях. Великаны – это совесть богов. Жаль, что из-за своего благородного происхождения они волей-неволей вынуждены выслушивать несправедливые обвинения. Их упрекают в несовершенстве мира, будто это они его сотворили. А Великие воины – избранные, и хотя на них лежит огромная ответственность, разве они в состоянии сделать больше того, чем видят и слышат, изменить что-то за пределами досягаемости? С другой стороны, если Великие воины не смогут исполнить завещание, то тогда… Тогда никто не достоин жизни на этой земле! – неожиданно для себя закончил он, и его горящий взор увлажнился.
- Горик, остановись! – взмолился Горбуль. - У тебя уже ум за разум заходит.
- Ты не разделяешь мое мнение?
- Разделяю, причем на две половины. Первую отметаю, в виду ее несостоятельности, а со второй в корне не согласен.
Рассвело. Туман рассеялся. Стал виден сад, подступавший к сеновалу с одной стороны, а с другой – широкое хлебное поле, простершееся до самого леса.
- Э, нет, красавица, - раздался голос Светозара. – Не балуй.
- Тебе, что, жалко? Приласкай меня, милый, - послышался томный женский голос. – Уйми мою дрожь, уж никакой мочи нет терпеть. О силе твоей божественной думаю и слабею вся…
Некоторое время Горислав тщетно силился упорядочить заметавшиеся в голове мысли, и не поверил своим глазам, когда рядом со Светозаром из-под шкуры показалась взлохмаченная женская голова.
А он-то тут о совести, о высшем предназначении разоряется!
- Премного благодарен, девоньки, что помогли ночь скоротать, но теперь уже утро. Все, красавицы, возвращайтесь по домам, - отбросив шкуру, великан потянулся.
Оказалось, что с ним была не одна, а две женщины! Они жались к могучему телу, оплетая его руками и ногами, как гибкие вьюнки толстый ствол вяза. Томные, с растрепанными косами, с подолами, задранными по самое «не балуй», они льнули к нему с ленивыми ласками и были так бесстыдно привлекательны, что при виде их старец вспомнил о похоти, не говоря уже о впечатлительном молодом человеке, коим являлся Горислав. Хотя все трое были полуодеты, характер их отношений сомнений не вызывал.
- Дар, от которого нельзя было отказаться, - прошелестел возле уха Горбуль.
- Светозар, и ты? – упавшим голосом спросил книговед.
Вель нахмурился, задумчиво посмотрел на молодух, будто видел их впервые, почесал голову и, по-мальчишески озорно улыбаясь, пожал плечами.
- Заряне пришлось за тебя тоже, - заметил Горбуль.
- Что, за меня?
- А того… - Вестник на своих четырехпалых лапах знаками показал, что именно, и гнусно хихикнул.
Горислав почувствовал, что неудержимо краснеет, лицо и шея запылали от жара. Он отвернулся, чтобы никто этого не заметил, особенно, молодые селянки, которые сидели, раскачиваясь и широко зевая, и даже не думали оправлять одежду. Он испытал поочередно стыд и разочарование, а потом ревность и обиду. Да-да, он оскорбился. Ведь, получалось, что его обделили! Но уже скоро к нему вернулась прежняя рассудительность, и он устыдился своего собственнического позыва. Вот уж не думал, что когда-нибудь в нем взыграет дух соперничества с великанами, и его взбунтовавшая мужская гордость попрет поперек разума.
Обижаться-то было не на что! С какой стати он вожделел то, что предлагалось божичам? Когда едой угощают – это одно, но если… бабу подкладывают, как выразился Горбуль, уже совсем другое дело. Пользоваться чужой добротой через обман - грех. Горислав, хотя и не пекся особо о чистоте своей души, был беспримерно честен. Если же сей обычай распространялся на всех гостей без исключения, то тогда он должен благодарить Светозара, ведь тот спас его от неминуемого позора.
Да и чего вообще расстраиваться! Разве он что-то потерял? Чтобы потерять, надо прежде обладать, а он-то… Во-первых не обладал, во-вторых, его опыт в любовных делах был довольно ограниченным и, в-третьих, он еще не решил, чем считать подобную кратковременную связь с какой-нибудь женщиной – изменой, хотя вельша не требовала с него обещаний в верности, или своим правом.
- Глянь, а он хорошенький… Молоденький какой!
Услышав, что говорят о нем, Горислав покосился на селянок, которые рассматривали его с наглым любопытством. Чего стесняться-то, когда они на этом сеновале всякий стыд потеряли!
- Как же ты вчера так рано уснул, воин? – с улыбкой спросила одна из девушек
- Так я… вообще-то я… - начал книговед.
- Сказано вам было, устал он с дороги, - пришел на помощь Светозар.
«Ну и ладно! Зато выспался», - подумал Горислав.
Впрочем, сей довод был слабым утешением. В голову полезли всякие мысли, вроде, а вот, если бы да кабы… Он понимал, что крепиться задним умом – попусту тратить время, только мозги напрягать, и лишний раз расстраиваться, но ничего не мог поделать с собой. Таково уж свойство человеческой натуры: изводить себя думами о том, чего уже нельзя исправить. А вчера не воротишь…
Неизвестно, как долго он перебирал бы доводы «за и против» и представлял себе, как мог бы провести эту ночь с женщиной, но тут приплелся Яробор. При его появлении Горислав счел пустячными собственные треволнения и забыл об уязвленном себялюбии.
Обнаружив Светозара в обществе прехорошеньких девиц, собрат изобразил на лице такое уморительное выражение, «рожа по самый пояс вытянулась», как подметил Горбуль, что настроение книговеда вмиг улучшилось. Яробор-то думал, что по части любовных похождений ему равных нет. В общем, он впервые взглянул на собрата как на серьезного соперника.
- Ступайте, милые, ступайте, - вежливо спровадил своих ночных подружек Светозар. – Вовек не забуду ваше гостеприимство, тепло и ласку.
- Ай да, Заряня, - вымолвил Яробор, провожая молоденьких женщин плотоядным взглядом. - Народ у нас лукав, спрячет сладости в рукав, пойдет в овин и ест один.
- Прямо обделили его, и даже понюхать не дали, - лениво отозвался Светозар. – «Народу»-то сладенькое только по большим праздникам перепадает, а некоторые, едва оказываются возле печи сразу без спросу хватают пирожок с вареньем, причем уминают его тут же втихаря и в одно рыло.
- Чего я, виноват, что ли? - Яробор фыркнул, раздувая ноздри как тот конь, и подтянул штаны. - Они сами ко мне приходят и просят. Не могу же им отказать.
- Вот и нечего тогда другим завидовать.
- А я и не завидую вовсе. Радуюсь за тебя, брат!
- И как же я, бестолковый, сразу не понял-то, – наигранно удивился Светозар. – Ты прям как Горбуль, одно ешь, на другое заглядываешься, третье в уме держишь. Но даже Горбуль, случается, перестает думать о еде, – пребывая в отличном расположении духа, крайницкий вель едва сдерживался, чтобы не засмеяться. - У тебя же, даже у сытого, глаза голодные.
- Чего мне теперь, глаза в кармане носить?
Великаны никогда не спорили между собой и, уж тем более, не ссорились. Как им это удавалось, при совершено противоположных складах характера, оставалось только гадать.
- И не боязно же Ярику незнакомых девок по темным закоулками тискать, - воспользовался наступившей тишиной Горбуль. – Вдруг ткнется, вот так, без разбору, под пуп какой-нибудь молодухе… и упрется в отсутствие нужного женского признака,– сказал и быстренько уполз, пока Яробор тянулся к плети.
***
Великанов провожали всем селом, провожали как родных. Женщины собрали им в дорогу съестное, и седельные сумки оказались заполнены доверху. Тепло расставшись, сказав напоследок хозяевам несколько добрых слов, хранители Ключа отправились в путь. Кое-кто из местных пошел рядом.
- Приезжайте к нам осенью, - зазывали они. – Год обещает быть урожайным. Праздник большой устроим, гуляние закатим. Вам понравится.
Рядом с Яробором шла молчаливая Трояна. Она поглядывала на великана долго и нежно, и когда их глаза встречались, ее взгляд оживлялся, красноречиво вопрошая о чем-то, губы то растягивались в вымученной улыбке, то печально опускались по углам вниз. Невыразимая грусть Трояны - неминуемая расплата за кратковременное и сомнительное счастье быть возлюбленной бродяги-веля.
На полпути до леса взрослые селяне стали отставать, остановилась и Крапчикова внучка. Подобрав мокрый от росы подол, она еще долго стояла посреди луга и глядела хранителям вслед.
Дольше всех воинов сопровождали ребятишки. Добежав до залитой солнцем, восточной окраины леса и вразнобой пожелав счастливого пути, они рассыпались по опушке в поисках ягод.
Хранители бросили прощальный взгляд на гостеприимное сельцо. Середка утопала в зелени садов, двускатные крыши домов едва виднелись, из печных труб к небу тянулись струйки белого дыма. Особняком на взгорье высилась ступенчатая пирамида храма. От этой картины веяло миром и спокойствием. Благодатный уголок земли, затерянный в лесной глуши.
Но и его уже тронула война…
Они удалялись от Середки, углубляясь в чащу леса.
О том, как добраться до Провала, селяне подробно объяснили, даже предлагали проводника взять, однако великаны отказались - ни к чему человека обременять, - и заверили местных, что в лесу не пропадут. Чай, этот лес у них на пути не первый. Потом, посовещавшись решили, что если не найдут прямого пути на запад, отмеченного на карте на пергаменте, то обогнут Провал по краю, на полдень и пойдут через Зеленые горбы.
***
Следуя указаниям, во второй половине дня, часу этак четвертом пополудни, они вышли к Провалу в том месте, где некогда находилось селение Краёныши. Остатки каменной кладки - прямоугольные основания жилищ, печей, оградок - были едва различимы под сенью деревьев, среди кустарников и травы. Селение, покинутое два века назад, снова занял лес, пустил цепкие корни на руинах домов, каменных плитах дворов, посеял в щелях стен семена, выстлал мостовые толстым слоем мха, безжалостно уничтожая следы пребывания людей.
Природа не терпит рукотворное.
Уже проглядывали среди деревьев большие лоскуты голубого неба, но высокий, густой кустарник мешал продвижению вперед.
- Стойте, - сказал Светозар и, спрыгнув с коня, вошел в заросли.
Не понимая, что происходит, Горислав вопросительно взглянул на Яробора, который спросил собрата:
- Ну, что там?
- Так я и думал, - раздался голос Светозара из непроглядной зеленой гущи. – Здесь крутой спуск и обрыв. О! Вижу мост и Язык.
- А Провал?
- Само собой. Надо быть слепым, чтобы его не видеть. Если мы прошли вперед еще чуть-чуть, то полетели бы вниз. И долго летели бы…
- Грохнулись бы, - усмехнулся Яробор.
Горислав похолодел. Кто грохнулся бы, так это он – при его-то неуклюжести, точно свалился бы вниз, - а великаны нашли бы способ удержаться на краю.
- Идите сюда, гляньте, красотища какая. Только осторожней там, на спуске.
Спешившись, Яробор и Горислав пошли на голос, оскальзываясь на траве и хватаясь за ветки кустов. Продравшись сквозь заросли, они оказались на небольшом каменном выступе, где замерли очарованные чудесной картиной.
Неопределенное понятие «Провал» предстало наяву во всей своей неповторимости. Открывшийся вид потрясал до глубины души.
Первое, что увидели хранители – это бегущие внизу, под ногами облака, множество небольших облаков, стремящихся слиться с ватным пологом, висящим над ущельем. Стада белых небесных барашков плыли неторопливо и величественно, но у странников, стоявших на скале, создавалось обратное впечатление, будто движутся они. Летят, парят выше облаков и с высоты птичьего полета обозревают землю.
Провал был очень глубокий. Поначалу казалось, что на дне его расстелено лоскутное одеяло, где зеленый цвет чередовался с серым, желтый с красным, серебристый с черным. По дну, огибая невысокие, круглые холмы, текла река, устремляя свои воды в туманное ущелье Змеиных гор.
Присмотревшись внимательней, можно было различить внизу некоторые детали. Возвышенности покрывали рощицы странных деревьев с короткими, кривыми стволами и перекрученными как гороховый ус, изогнутыми к земле ветвями; издали они были похожи на стаи пауков. Материковая порода выступала на поверхность черными плешами, и кое-где на ней лежали россыпью красные валуны. Должно быть, эти камни были большого размера, но сверху они казались не крупнее рябиновых ягод.
Чем дольше путники вглядывались в глубину, тем очевиднее становилось, что там, внизу иной мир.
Над холмами возвышалась ступенчатая пирамида, с виду такая же как в Середке, но, судя по всему, раз в десять больше.
«Вот почему сельский храм так выглядел. Наследственная память, - подумал Горислав. – Крапчик сказывал, что в Новогороде святилище имеет точно такую же форму, только повыше чуток будет. Якобы так угодно богам. Не та же ли это Лестница на Небо?»
Желая рассмотреть сооружение получше, забывшись, он шагнул вперед и потерял опору, нога провалилась в пустоту… Горбуль, свалившийся с его плеча, истошно вопя и загребая воздух лапками, камнем полетел в пропасть.
В один миг Горислав увидел все сразу, успел рассмотреть мельчайшие детали там внизу: каждую трещинку на отвесной скале, каждый камушек на дне и острые грани топорщившихся глыб…
Кто-то схватил его за ворот и сильно дернул вверх. Отброшенный назад, Горислав, проломив кусты, упал на землю. Хотя ветки смягчили падение, он ударился спиной так, что вышибло дух. Ошалевший и насмерть перепуганный, с выпученными глазами, он принялся хватать воздух ртом.
- Жить надоело? – заорал на него Яробор. – Под ноги надо смотреть!
Светозар - это он спас Горислава от падения в пропасть - лишь покачал головой.
Горбуль вынырнув из Провала, спикировал на грудь неосторожного книговеда.
- Решил, что умеешь летать, да? – он нагонял взмахами крыльев прохладу на лицо, потом, скорчив рожицу, плаксиво запричитал. – Не вспомнил обо мне, негодный! Чуть не оставил меня сиротой! Ох-ох-ох, как бы я жил без тебя… один-одинешенек на всем белом свете.
- Только о себе и думаешь, - проворчал Горислав и спихнул вестника с груди. – Хватит на мне топтаться!
- Зарянь, глянь-ка, вон он, мост-то, - Яробор указал куда-то в сторону. – Что за диво дивное!
Действительно, это был призрак моста! Неподвижное видение над облачным полем. И ведь не поймешь сразу – явь или обман зрения…
Хотя хранители и были предупреждены заранее, словесное описание не шло ни в какое сравнение с тем, что предстало воочию. Казалось, сам Великий Создатель разведенными белилами на голубом холсте небес сделал набросок своего будущего творения. Косые солнечные лучи высвечивали и оттеняли грани, придавая мосту объем. Искрились шишечки на колонах оградки, поблескивала тонкая резьба перегородок, как есть кружево, сотканное из света.
У моста-призрака не было начала и конца. Вот еще угадываются какие размытые детали, но чуть переведешь взгляд в сторону, и уже ничего нет, узор как будто растаял в воздухе.
Призрачный мост был совершенно непостижимым, по своей сути, явлением. Ему не нашлось бы ни одного научного объяснения.
- Может, слетаешь на разведку? - обратился Светозар к Горбулю.
- Не-е. Далеко. И высотища, вон какая. Вдруг голова закружится.
Спорить с ним было бесполезно. Если он не желал что-то делать, его невозможно было заставить, даже силой.
- Сам с пядку, а вредности на сажень, - заметил Яробор в сторону.
- Да ну, его! – Светозар махнул рукой. - Пошли, посмотрим, что там за Язык такой?
Вид скалы соответствовал названию. И выглядела она так, как говорил дед Крапчик, ни с чем не спутаешь. Широкая в основании, она сужалась к вершине и имела наклон в сторону Провала.
Хранители поднялись по косогору к лошадям, и направились к скале по верху, держась близ зарослей кустов, растущих над обрывом.
- И правда, край, - произнес Светозар. - Я так мыслю, полселения в Провал рухнуло. Вот, видите, остатки стены возле самого обрыва, как срезало. Оставаться здесь людям было опасно, вот они и перебрались в Серёдку.
Скала находилась в стороне от развалин, и при ближайшем рассмотрении оказалась устремленной вверх частью выступа. На ровной площадке перед ней в нескольких местах были навалены большие и маленькие, каменные плиты, будто кто-то затеял здесь строительство, привез камень, но так и не приступил к делу. Однако, похоже, разметку все же провел. Судя по траве, пустившей корни в бороздках, забитых землей, на площадке были очерчены две окружности, одна в другой. В большую был вписан квадрат. Яма в центре, возможно, выдолбленная под столб, тоже заросла травой. Еще какие-то дуги шли по краям плоскогорья.
- Любопытно, какое сооружение собирались здесь возводить? – вслух подумал Горислав.
Хранители спешились и разбрелись по плато.
- Что-то я не вижу здесь никаких следов моста, - сказал Светозар, обойдя площадку по краю и внимательно осмотрев отвесную стену внизу. – Ты уверен, что правильно перевел надпись на карте?
Горислав знал, что ошибки в переводе быть не могло, тем не менее достал из сумки пергамент и бережно расправил.
- Здесь говорится: «От Середки в нижние земли, через Краёныши. Язык на мост». То есть «язык ведет к мосту».
- За скалой - пропасть. Стена совершенно гладкая, ни одного выступа, ни одной дырки под опоры.
- Горик, а что еще дед Крапчик про мост говорил? - Светозар, загородившись рукой, от солнца всмотрелся в пространство впереди.
- Говорил, что мост был необычный, не каменный и не деревянный. Появлялся, исчезал. Волшебный, одним словом.
- Согласись, что виденное нами, очень необычно.
- Ну, да. Не из камня, не из дерева… И слова такого нет в людском языке…
- А в велевом?
- Не знаю, может, и есть. Поближе бы посмотреть на призрак.
- Почему «призрак»? Должно быть, это сам мост, сохранившаяся его часть.
- Ты знал о нем?
- Знал только то, что где-то существует часть моста, - признался вель. – Без подробностей. Не думал, что пролет такой… призрачный. Ты сказал, что на мост можно были попасть с этой скалы?
- Ну да, как-то можно было, – книговед пожал плечами.
- Если мост волшебный, то, вероятно, нужно какое-то заклинание, - довод Светозара казался вполне убедительными. Горислав призадумался.
- Вызвать деев… пробудить духов гор, – предположил он.
- Я знаю заклинание, - скрипнул Горбуль. – Дунуть, плюнуть и крикнуть: «Оборотись, порося, в рыбу-карася».
- Ладно, хватит умничать.
- Умный – он умный всегда, а не время от времени, - гордо заявил вестник.
Светозар осмотрелся по сторонам, словно ища подсказку, и спросил:
- Какие будут предложения?
- Давайте перекусим, - предложил Горбуль, – а то на пустой желудок мне плохо думается. Там, глядишь, какая-нибудь дельная мысля взбредет на ум…
Поскольку не последовало других предложений или возражений, на том и порешили. Из седельных сумок были извлечены угощения и разложены на большой плите. Изучив все съестные припасы, хранители оставили продукты, которые могли быстро испортиться, остальные же убрали обратно.
- Горик, что обозначает тот знак? – Светозар указал на замысловатый узор на торце одной из плит.
Горислав повернул голову, и его глаза расширились от удивления.
Древние письмена! Он явно теряет научное чутье, если не заметил надпись. Но знаки были ему незнакомы. Следовательно, принадлежали к волшебному письму или какой-то местной разновидности священной письменности. Все одно – не переведешь и вряд ли догадаешься, что они означают.
Он подошел к плите, чтобы ее осмотреть. Про себя он сразу отметил одну странность: плита была выровнена и обтесана только с торцов, а на широких поверхностях оставались бугры и ямки. Он не смог сдержать радостный возглас, когда обнаружил еще одну надпись, и смог ее прочитать.
- Здесь написано «звезды», на велевом языке.
- Что сие означает?
- Не знаю. Хотя… - Его осенило!
Мигом забыв про еду и усталость, книговед кинулся изучать другие плиты. Потом достал свою книжицу и, обойдя плоскогорье, переписал все слова из непонятных значков с их переводом. Не замечая пристальные взгляды спутников, он замер в глубокой задумчивости.
- Звезды… луны… Любопытно, - бормоча себе под нос еще что-то совсем неразборчивое, он принялся листать книжицу. - Ага! – обрадовался он. - Ну, конечно же… как же я раньше… Все правильно! Как все просто!
Охваченный волнением, он снова заметался от одной плиты к другой. При этом спорил сам с собой, то и дело переходя на незнакомый язык.
Великаны переглянулись. Яробор выразительно покрутил пальцем у виска. Светозар предложил книговеду:
- Может, пособить чего надо?
- Сейчас… сейчас, - продолжал Горислав говорить сам с собой. – Да, это - солнце. А где ж я видел луны?
- Горик, что ты делаешь?
- Погоди. Это должна быть она, - он попытался перевернуть небольшую каменную пирамиду. И так, и сяк за нее брался, пытаясь сковырнуть с места, но ничего у него не получилась, тяжелая же.
- Горик, ты кряхти громче! – крикнул Горбуль, наблюдая за его тщетными попытками сдвинуть камень. – Ей, будто, в первый раз руками пользуешься.
- Помог бы лучше! – рыкнул на него книговед.
Светозар поднялся – вот, кого не надо было просить о помощи - и быстро, без видимых усилий исправил положение, перевернув пирамиду так, что появилась возможность рассмотреть сторону, прежде прижатую к земле. В другой раз Горислав удивился бы подобной силище, восхитился и, может, позавидовал в душе, но сейчас был слишком увлечен своим открытием.
- Благодарю, - проронил он будничным тоном и удовлетворенно кивнул. – Да! Это «река»! – прошептал он, водя пальцем по знаку на гладкой поверхности пирамиды.
Накрапав что-то в книжице, он направился в центр круга, где начал выдергивать траву и расчищать углубление, сначала ножом, потом руками.
- Расскажи, что ты делаешь? – потребовал Светозар.
Горислав поднял на него непонимающий взор, потом посмотрел на свои грязные от земли руки.
- Хорошо, но предупреждаю сразу: я не представляю, какое отношение имеет мое открытие к мосту через Провал. Не уверен, что мост появится. Если еще требуется заклинание, то вряд ли…
- Излагай уже! Не томи.
Книговед помедлил. Прежде чем начать, он выгреб из углубления еще немного земли и, собиравшись мыслями, произнес.
- Думаю, мне следует начать с того, что стало предпосылкой для моего открытия.
***
Предшествовало Горикову озарению следующее. На вечернем пиру, когда все громко спорили о том, какие ловушки надо устроить для чудовищ, он расспросил деда Крапчика о местных обычаях. Про чудовищ-то он уже наслушался всякого, и, казалось, постиг все тонкости ловчего искусства, хоть за написание книги садись, а вот об укладе и здешних традициях ничего не знал. Между прочим он спросил старика о сказе, с которого началось их знакомство.
- Дедушка, ты в лесу песню пел про красну девицу. Чем дело-то кончилось? – поинтересовался он.
- А-а. За душу песня взяла, да? Эту песню еще мой дед певал, а до него его дед. А вообще-то песню эту сочинили велиты, которые жили в Провале. Это очень старая песня.
Горислав отыскал в своей книжице нужную страницу.
- Старик загадал девице пять загадок. И что было дальше?
- Внучка заругает, - шепнул Крапчик, воровски озираясь по сторонам.
- А ты не пой, просто расскажи тихонько.
Заключительную часть песни Горислав записал под диктовку:
- Отвечала без раздумий красна девица:
«Без умолку бормочет – быстра реченька,
Без кореньев да в земле – камень бел-горюч,
Чаще деревов в лесах – звезды на небе,
Выше лесу – луны светлые,
Краше свету – солнце красное».
Тихо молвит стар-бел дед:
«Верно отгадала все, красавица.
Покажу тебе мосток к любимому».
По каменьям рассыпным бьет он посохом,-
Поднимаются они да встают столбом,
Столбом с гранями во все стороны.
От столба того мосток строится,
Дивный да нерукотворный мост…
Непростой был дед, а кудесник-вель».
- Да, припоминаю, - согласился Светозар. – Песня была про мост.
- Похоже, в сказе содержится подсказка для нас, - продолжил Горислав. - «Мост нерукотворный и дивный» - это мост через Провал. Известно, что во многих древних преданиях, былинах и других произведениях устного народного творчества заключен двойной смысл. Не во всех, конечно, но, как правило… Мне встречались подобные послания из глубины веков. В прикрытом виде тайные знания, могут сохраняться очень долго, оставаясь недоступными для простых людей. Возможно, великаны Тибендола, таким образом передали часть знаний, предкам деда Крапчика, жившим в Краенышах. Ведь Крапчик говорил, что в его роду все певали эту песню - таков их заветный обычай. Крапчик, сам о том не подозревая, является хранителем ключа к мосту через Провал. Для жителей Середки сказ о девушке и кудеснике – просто сказ. Но! - Он поднял указательный палец. - По замыслу сочинителя песни, тот, кто причастен к тайне, должен понять истинный смысл послания. Имеющий уши да услышит!
- Значит, на плитах высечены ответы на загадки из Крапчикова сказания? – Светозар уловил самую суть.
- И где же нам взять посох, чтобы бить по камням? – спросил Яробор.
- Скорее всего ничем бить не потребуется, - ответил Горислав.
- Нам самим придется построить столб, – сделал вывод более догадливый Светозар.
- Если сложить плиты, то получится не столб, а скорей уж, пирамида, - заметил Яробор.
- Правильно! – воскликнул книговед. - Столб с гранями во все стороны.
- Тьфу! Тягать… ворочать эти тяжеленные глыбины? – поморщился вель-степняк.
- Только пять глыбин, – уточнил книговед, возвращаясь к плите, служившей им столом. – В сказе - всего пять загадок, и я нашел ровно пять плит со знаками.
- Что совой о пень, что пнем по сове, а все сове больно, - усмехнулся Горбуль.
- На себе же придется их таскать-то, - поддакнул Яробор.
- Конечно, - спокойно согласился Светозар. – Нам же неизвестно никакое заклинание для камней.
Великаны замолчали, глядя друг на друга. Горислав уже знал, какое решение они примут.
Светозар поднялся и разделся по пояс.
- Будем строить столб, - сказал он и продолжил расчищать яму в центре круга, выгребая из него землю, нанесенную ветром и намытую дождем.
- Ну и что нам это даст? – рассуждал вслух Яробор. Он доедал обед, наблюдая с каким усердием трудиться его собрат. - Мы будем жилы рвать, плиты таскать, а вдруг из этого ничего не выйдет? Только даром потратим время и силы. Горик, ты уверен, что нам, действительно, нужно столб собирать? Или складывать… Как его?
- Нет! Но я все же попробовал бы. Попытка не пытка.
- Конечно, тебе легко говорить. Ты ж у нас всего лишь вдохновитель. Тебе не надрываться.
Горислав промолчал, но Горбуль – каждой бочке затычка! – свое слово в обсуждение вставил-таки:
- Перетрудился он! Да на тебя, где сядешь, там и слезешь. Что-то не вижу, чтобы ты торопился к Заряне на подмогу.
- Просто, я не понимаю, если нам нужен мост, то при чем тут столб, который даже не столб, а пирамида. Когда чего-то не допонимаешь, то и относишься к тому соответственно.
- Понимаю – не понимаю, - передразнил его Горбуль. - Ленивому с сохой, все год плохой. Короче, с тобой все ясно. Слетаю-ка я к Заряне. Лучше с умным камни таскать, чем с тобой беседы разводить, - сказал он и упорхнул.
- Чего-чего? – Яробор подозрительно прищурился. – В том смысле, что я – дурак, что ли?
- Он этого не говорил, - заступился за вестника Горислав, сдерживая улыбку. Он не переставал удивляться велю-степняку - вроде, взрослый мужик, но иногда вел себя, ну прямо как дитя малое.
- Но подумал! Если он полетел с умным камни таскать… От дурака и слышу! – крикнул Яробор вестнику вдогонку.
Горбуль прилепился к пирамиде, которую Светозар переносил в центр круга.
- Бог в помощь. Слышал, чего Ярик-то сказал? Самым умным себя мнит. Грит, ты ерундой тут занимаешься, не хочет тебе помогать.
- Горбуль, хватит воду мутить. Ты все время пытаешься нас поссорить. Ты такой вредный от природы или это у тебя приобретенное? Или, может, ты подосланный к нам? – он опустил пирамиду, и вестник скатился на землю.
- Я подослан? Кем подослан? - Горбуль вскочил на свои кривые ножки и принялся отряхиваться.
- Знамо кем, Злыдой, конечно, - пояснил вель, надвигаясь и заслоняя собой солнце. Вестник, сверху похожий на крылатую жабу, попятился.
- Да как у тебя язык повернулся! Да ты… Да я… Да ну, тебя!
Оскорбившись, он стремительно взмыл вверх и улетел.
- Я ставлю, – сказал Светозар, поднял пирамиду и воткнул ее вершиной в расчищенную дыру.
Горислав, затаив дыхание, следил за его уверенными действиями как за неким волшебством. Он боялся, что ничего не получиться. Но - слава всем богам! – верхушка встала в углубление как влитая. Древний каменотес предусмотрел каждую мелочь, и выемка, поначалу казавшаяся его ошибкой, предназначалась для выступа на одной из сторон пирамиды, так чтобы нельзя было состыковать камни иначе. Хотя большая часть пирамиды оставалась на поверхности, она обрела необычайную устойчивость.
- Следующая которая? – спросил Яробор, сбрасывая куртку.
Закипела работа. Книговеду оставалось лишь указывать очередность, определять, где верх, где низ, и следить за тем, чтобы надписи оказались с одной стороны. Способ сборки был тот же, что и у детской игрушки-пирамидки, когда деревянные блины нанизывают на стержень от большего к меньшему. Только пирамида на плато получалась ступенчатой и складывалась от вершины к основанию.
Было любо-дорого смотреть на слаженную работу великанов, работу, непосильную для простых смертных. Безо всяких приспособлений, голыми руками, вдвоем они поднимали плиты, которые не сдвинули бы с места и десять человек. Однако не скажешь, что это давалось им легко. Пот катился градом. Бугрились мышцы, вздувались вены, растягивались жилы. Горислав сам скрипел зубами, глядя на них.
Плоскогорье оглашалось оборотистой руганью. Для того, чтобы дело ладилось, благородные, как и простые люди, приправляли каждое свое действие крепким словцом, без разбора пользуя и благое матершинство, и просто чернушную брань. Особо раздухарился Яробор, из него матюки сыпались как горох. Горислав поражался многообразию производных матерных слов, их склонений и спряжений. Он достал книжицу, чтобы записать словечки, доселе им не слыханные, но тут такое про себя узнал, что сразу отпала всякая охота переносить сие на бумагу.
Пирамида росла. Плиты прилегали друг к другу так плотно, что нельзя было вогнать в щель даже кончик ножа. Надписи на велем языке шли колонкой. Снизу вверх: «река», «камень», «звезды», «луны»… Верхнюю плиту, самую большую, с надписью «солнце» велям пришлось забрасывать с раскачкой, а потом еще выравнивать, чтобы плотно прилегла.
- Все! – сказал Светозар.
- И что дальше? – спросил Яробор.
Гориславу, который уже приготовился выслушивать упреки, не пришлось оправдываться.
Несколько мгновений стояла тишина, а потом вдруг скала под ногами заскрипела. Где-то глубоко в пустоте глухо посыпались камни. Пирамида начала медленно поворачиваться. Точнее вращался малый круг вместе с пирамидой. Вращался сам по себе, выдавливая из паза, выросшую в нем траву вместе с землей и корнями. Сдвинувшись на одну восьмую оборота, пирамида остановилась.
- Ты это видишь? Что это было? – одновременно спросили друг друга великаны.
Горислав был удивлен не меньше. Он очень надеялся, что старания его спутников не пропадут даром, и ему бы обрадоваться, однако достигнутый успех напугал его. Ведь он разбудил неизвестные силы, нарушил их многовековой покой…
Последствия могли быть самыми ужасными!
Снова из глубин скалы донеслись гулкие раскаты. Теперь пришел в движение квадрат. Вместе с кругом и пирамидой он начал медленно опускаться, погружаясь в скалу.
- Ходу отседова! – крикнул Яробор.
Еще до того как пирамида исчезла из виду, заполнив квадратную выемку, утонув и сровнявшись с поверхностью площадки, хранители, похватав свои вещи, благоразумно покинули плато. Светозару пришлось подгонять растерявшегося Горислава.
- Ой, бабуля родная, спаси и сохрани! – воскликнул Яробор, глядя за их спины.
Огромная скала-язык начала заваливаться в пропасть. По округе разнесся жуткий скрежет, от которого кровь стыла в жилах и волосы встали дыбом. Книговед, вцепившийся в плечо веля, был ни жив, ни мертв. Если уж божич взывал о помощи к небесным богам, то что уж тут говорить о простом смертном! От страха он утратил способность соображать. С таким звуком, не иначе, в день Страшного Суда разверзнет зев ущелье Дурного помысла.
Земля затряслась, задрожала как в ознобе. Под ногами будто волны пробежали - не валило, но покачивало ощутимо. Пробирало до жути, ведь человек-то привык стоять на твердой земле.
Встревожено заржали кони, заходили, вскинулись на дыбы, и побежали от Провала прочь. Зверюги – хоть и волшебные были - а испугались земных стонов. Яробор бросился ловить коней.
Последний камень упал на дно. Стихло эхо. Плоскогорье изменилось до неузнаваемости. Скала-язык опрокинулась и встала мостом над пропастью. Она оказалась ниже уровня площадки. К ней вели дуговые спуски, появившиеся по обе стороны большого круга, после чудесных преобразований.
Похоже, древние строители-волшебники предусмотрели все.
- Горик, мы сделали это! – Светозар потряс книговеда, заставив очнуться. – Правда, пока еще непонятно, что именно мы сделали… Значит, говоришь, скала только переход на мост?
- Так написано на чертеже. «Язык на мост».
Оба посмотрели туда, где заканчивался, будто ножом срезанный, каменный Язык. С плоскогорья мост выглядел иначе, нежели со стороны. Точнее, его почти не было видно, только муть какая-то. Там, у конца упавшей скалы, воздух, словно сгущался. Размытая полоса тянулась вдаль, искажая проплывающие под ней облака.
Призрак… Как есть призрак! Только сумасшедший или совсем отчаянный рискнет испытать судьбу и пройти по нему.
- А может, лучше в обход? - неуверенно предложил Горислав.
- Вот еще! И упустить возможность, побывать на дне Провала?
- Ай, да мы! – прокричал Яробор, возвращаясь верхом на Огнеце. Гнедой и серый бежали следом. – Мы – молодцы, правда? Ну, Горик - ума палата! - он хлопнул по спине книговеда, который настолько ослаб от переживаний, что чуть не упал.
- Какой же я дурак! – пошептал Горислав. - Мне ж в приказном порядке надо запретить думать.
- Безо всякого волшебства справились, - продолжал Яробор. – А я-то думал, что не выйдет у нас ничегошеньки. Пришлось бы в объезд переться.
- Погоди, радоваться, - предостерег его Светозар. – Надо еще проверить, можно ли по этому мосту ходить и выдержит ли он коней. Крапчик, вроде говорил, что мост и верховых, и телеги выдерживал?
- Ой, а давайте в обход? – простонал Горислав. – Что-то мне боязно.
- В душе воина Света нет места для трусости! Если возможно пройти по мосту-призраку, мы пойдем по нему.
- А если – это обман, и мы сорвемся в пропасть?
- Значит, не судьба.
Одевая на ходу кожанку и перевязь с ножнами, Светозар стал спускаться по дуге, ведущей на нижнюю площадку.
Откуда-то сверху на Горислава свалился Горбуль.
- Горик! – заорал он на ухо. – Ты видел? Гора упала.
- Да. Я знаю, - тихо и будто безразлично отозвался тот, будто говорил о вчерашней погоде.
- Вы ее свалили, да?
- Мы сотворили чудо, - пояснил Яробор, передавая повод Тучки Гориславу.
- Чудо… - пробормотал Горбуль. – Да если бы вы могли творить чудеса, то бы было…
- Пошли, глянем, что ль?
«Что ж, поглядеть можно. Когда еще доведется увидеть подобное», - подумал Горислав и заставил себя сдвинуться с места.
К тому времени, пока он сошел к основанию, великаны уже стояли на краю каменного языка и проверяли прочность призрачного сооружения, один мыском ноги, другой концом плети. Горбуль же опустился на мост поодаль и даже попрыгал на месте, припал на передние лапы, пощупал перед собой.
- Что называется, не верь глазам своим! – крикнул он. – Будто нет ничего, а держит.
Убедившись в надежности опоры, Светозар сделал первый шаг над пропастью. Нелегко ему это далось. Потребовалось собрать всю свою волю в кулак и совершить насилие над человеческой сущностью.
Можно повторять сколько угодно, что в душе воина Света нет места для трусости. Только трусость, сама без спроса, влезает внутрь. Сжимает ледяной рукой сердце, гонит мурашки под кожей, проникает во все члены и сковывает движения.
Преодолевая сопротивление собственного тела, Светозар перенес вес на выставленную вперед ногу. Затаив дыхание, напряженно подтянул другую ногу. Хорошо, что спутники в этот миг не видели его побледневшее лицо. Как канатоходец, расставив в стороны руки, он медленно пошел над провалом, над облаками, плывущими внизу.
Летели мгновения. Ничего страшного не происходило. Наоборот, если не смотреть вниз, то можно было подумать, что идешь по земле - призрачная твердь не проминалась, не шаталась, не раскачивалась. И странным образом поглощала отзвуки шагов.
Пройдя немного вперед, он приободрился, стал поглядывать по сторонам. Чем дальше, тем более уверенно себя чувствовал. С каждым шагом в него вливались новые силы, изгоняя боязнь.
- Ходить по нему можно, - сказал Яробор, нагнавший его пешим ходом. Хотя он улыбался, судя по виду, ему было совсем невесело.
- И коней мост выдержит, - поддакнул Светозар, - да только кони могут не пойти. Яра, ты какой-нибудь такой заговор для лошадей знаешь?
- Можно попробовать. – Яробор потопал, проверяя надежность опоры.
Мост был широкий, четыре всадника бок о бок могли пройти, а, значит, и телега тоже.
- Сколько по земле бродил, не видел ничего подобного, - признался Яробор.
- Ты, верно, бродил, как скисшее молоко, - проскрипел Горбуль.
- Тьфу на тебя, юродивый!
- Интересно, из чего этот мост сделан? – Светозар присел и провел рукой по поверхности моста. – Теплый. На солнышке нагрелся. И не запылился ведь… за столько-то веков. Может, его дожди отмывают?
- С виду – стеклянный, только не звенит, - Яробор постучал по оградке рукоятью ножа. – И похоже, не бьется. – Он посмотрел вниз. - Жуть. Кувыркнешься отсюда - костей не соберешь.
- Будем надеяться, все обойдется.
Великаны повернули обратно.
- Сделаем так. Я пойду первым, - начал Светозар. – Если что… Если со мной что-то случится, вы вернетесь и пойдете в обход.
- Нет, - возразил Яробор. – Будем меняться. Ты немного поведешь, потом я. По очереди.
- Может, сразу, в обход? - тихо вставил Горислав.
- Сказано было тебе: мы пойдем по мосту! И хочешь ты того или нет, ты пойдешь с нами. А если вздумаешь сопротивляться, я тебя свяжу, - предупредил его Светозар, и лицо сделал такое, что лучше не возражать.
- Все, Горик, - с ехидцей заметил Горбуль. - Попал в стаю, лай не лай, а хвостом виляй.
- Мы вышли к мосту неслучайно, - убежденно продолжал Светозар. – Именно сюда! По странному стечению обстоятельств, мы оказались у самого моста и нашли способ попасть на него. Верно, само Провидение вело нас по глухим местам, чтобы мы увидели тот камень на забытом перепутье, а деда Крапчика боги хранили, только для того, что мы услышали его песню. Может, это и было его предназначением? И старик продолжал жить, только ради того, чтобы спеть эту песню тебе, Горик. Ни я, ни Яробор не поняли бы истинной сути сказа, а ты вник. И мост уцелел… будто для нас. Причем все время он оставался недоступным для других. Но, вот, пришел срок – и пожалуйста. Разве, я не прав?
Вопрос спорный. В словах великана, определенно крылась доля истины, и Горислав мысленно даже согласился. Но предположение – это всего лишь предположение, как бы горячо его не доказывали. В том-то все и дело, что не проверив, не узнаешь, так это или не так, прав Светозар или не прав.
Действительно ли, их вело Провидение или вмешался случай? А случай-то последнее время все больше способствует Злыдню…
Знать бы наперед…
Только даром ясновидения никто из них троих не обладал, посему истинность утверждения придется проверить на собственной шкуре. Ошибка же может стоить жизни кому-то из них. Или всем сразу.
- Я не смогу, – Горислав замотал головой.
- Ты поверь, что сможешь, и все получится.
- Не понимаю, зачем надо рисковать, когда есть возможность избежать риска?
- Смелым боги дорогу указывают! – Яробор сверкнул дерзкой белозубой улыбкой. – Хуже, когда боишься…
- Лиха не минуешь, только надрожишься, - закончил его мысль Горбуль.
- То, что вы собираетесь делать – полнейшее безумие. Я не в таком отчаянии, чтобы идти на бессмысленное самопожертвование. - И увидев, как Светозар распутывает моток веревки, Горислав испуганно воскликнул:
- А это еще зачем?
- Не волнуйся, не для тебя, - заверил его вель. – Будем забрасывать перед собой, если где-то в мосту есть бреши, сразу увидим. Но если ты, Горик, сотворишь какую-нибудь глупость, для тебя тоже веревка найдется.
- Ну… знаешь ли… Это уже слишком! – оскорбленный книговед обиженно задрал нос. – Вы постоянно принижаете мое достоинство! Как будто я какой-то не такой…
- Конечно, не такой, - спокойно согласился Светозар и добавил. - Горик, будь благоразумным, с большинством не спорят.
- Но вдруг мы провалимся?
- Держись за небось, доколь не сорвалось, - прокаркал Горбуль. Раскрыл было клюв, желая добавить что-то еще, но, осознав, что пословица в данных обстоятельствах звучит двусмысленно, только хмыкнул и передернул плечами.
Горислав перевел взгляд с велей, ведущих своих коней по скале, висящей над Провалом, на Тучку. Конь вскинул голову, словно указывал на мост, и сделал шаг к пропасти.
- И ты туда же! Прямо все против меня, - вздохнул он.
***
- Нечего обижаться. Никто тебя не понукает. Мы же в одной упряжке. Было бы это только мое личное дело, отпустил бы тебя на все четыре стороны - и иди куда хочешь. Но есть долг, и мы обязаны его выполнить. Твое присутствие для дела крайне необходимо. И дело это, сам знаешь, чрезвычайной важности, - говорил Светозар, ведя на поводу Тучку. Необычайно бледный Горислав сидел в седле, тупо уставившись на лошадиную макушку, его голова безвольно болталась в такт мерной поступи коня. Вель решил, что книговеду будет безопасней передвигаться по мосту верхом. – В конце концов, ты сам назвался хранителем, никто тебя за язык не тянул. Сам встал на путь беспримерного подвига. Ты избранный, один из нас. Кроме того, ты - наш проводник. Ты ведешь нас по Пути. Без тебя мы не знали бы, куда идти. Ты призван служить Добру и Свету, чему мы неоднократно получали подтверждение. Слышь?
- Слышу, - прошептал он.
- Ну, чего, полегчало чуток?
- Угу, - страдальчески выдавил Горислав. Едва он покосился в сторону, как лицо обдало неприятным холодком, закружилась голова, и накатила новая волна слабости. Он снова уставился в пустоту между серыми лошадиными ушами. Это - единственное, что помогало ему сохранить рассудок.
Оплошал Горислав, что и говорить, когда ступил на мост. В отличие от своих спутников, он так и не смог перебороть в себе чувство страха высоты. Пару-то шагов на трясущихся ногах он сделал, а потом вдруг сразу ослаб. Как представил, сколько идти придется, внутри все сжалось и, казалось, сердце прекратило биться. Кровь в жилах застыла, и тело объял столбнячный холод. Все мысли пожрал ужас, в голове стало пусто-пусто. Он закатил глаза и… брык!
В общем, не годился он ни в скалолазы, ни в канатоходцы.
Определенно, не приспособлен человек для хождения по воздуху. И непременно должен видеть свою опору. Высота сводит его с ума. Не иначе в том кроется божественный умысел… Чтобы люди не особо стремились лезть на небо, чтобы их тошнило уже от одной мысли о том.
Правда, мост, по своему свойству, больше всего походящий на стекло, был не совсем прозрачным, а чуть-чуть мутноватым, что, в свою очередь, вовсе не мешало обозревать облака прямо у себя под ногами и землю, лежащую далеко внизу.
Солнышко светит, облака бегут. Причем бегут кругом, и наверху и внизу, куда ни глянь - кругом облака. Но сущность-то человеческая не привычна к заоблачному витанию, потребность у нее быть ближе к земле. Нога-то стоит твердо, а глаз тверди не зрит. Вот и начинает сознание раздваиваться.
Горислав попытался вспомнить какую-нибудь молитву, соответствующую случаю, но тщетно. Однако подобное занятие отвлекло его на некоторое время от всех прочих дум.
И только коней, похоже, ничего не беспокоило. Ничто не указывало на их волнение. Они шли уверенно, будто хождение по призрачным мостам для них было привычными делом. Подействовал ли Яроборов заговор, явила ли себя волшебная природа коней. Их, в отличие от Горислава, не потребовалось уговаривать.
Светозар смахнул с луки седла Горбуля, который сунул нос в переметную суму со съестным и уже намеревался в нее нырнуть.
- Обедал недавно, - напомнил он. - Часа еще не прошло - и опять жрать.
- Я только посмотреть хотел, много ли там еды осталось, – оправдался вестник.
- Нам надо беречь запасы, а ты зазря добро переводишь.
- Ой-ой-ой! Пожалел. Да не больно-то и хотелось, - огрызнулся Горбуль и перелетел на Огнеца, идущего вторым в связке. Слава богам и спасибо жителям Середки, что съестными припасами были забиты все сумки.
- Горбуль, дождешься, посажу в клетку и буду кормить как птичку.
- Хватит говорить о еде! - взмолился Горислав
- Крепись, уже скоро доберемся. Наслаждайся красотами. Когда еще такое увидишь?
- Ой, как-нибудь обошелся бы и без этих красот. Жил же я без всего этого, - прошептал он, глядя перед собой.
Тучка, прислушиваясь, прядал ушами. Еще чуть впереди виднелся Яробор, размахнувшийся гориковым сапогом. Горику-то, верховому, обувка была пока ни к чему, а так, использовалась для дела.
Это Светозар придумал, что надо привязать сапог к веревке и забрасывать его вперед, а потом волочить его по мосту обратно. Если будет впереди яма, не заметная глазу - сапог провалиться.
Однако подобная мера предосторожности оказалась излишней, мост сохранился целехонький, ни провалов, ни бугров, а ведь создан был в незапамятные времена.
Непонятно, почему дед Крапичк сказал, что мост никуда не ведет. Может потому, что с края обрыва большую его часть нельзя было рассмотреть? На самом деле мост вел на дно Провала. О его небольшом наклоне, великаны догадались почти сразу. Чтобы проверить догадку, Яробору пришлось расстаться с одним из десятка шариков из зеленого камня, которые он хранил в замшевом мешочке, для непонятных целей. Шарик покатился, набирая разгон, и вскоре скрылся из виду.
Хранители все больше удалялись от Языка. Наклон становился все более заметным. Облака сгущались, а, значит, дно Провала было совсем близко.
- Похоже, впереди поворот, и за ним начинается спуск, - определил Светозар, указывая вперед и широким жестом повторяя изгиб моста.
Воздушная дорога плавно изгибалась и исчезала в сплошной голубовато-белой облачности. Оттого, что эта невесомая масса находилась в постоянном движении и менялась, казалось, что она шевелиться и дышит как живое существо.
- Да там не видно ничего, дальше собственного носа, - оглянулся Яробор. – Придется идти наощупь.
- Не заблудимся. Не думаю, что слой облаков густой и непроглядный. Пойду, посмотрю.
Светозар ушел вперед и скрылся в непроницаемо белых клубах.
- Заряня, ты не молчи! – крикнул Яробор. – Там скользко?
- Не очень, – отозвался тот. - Наклон здесь не большой. Не скатимся!
Казалось, он находится где-то совсем рядом. Его голос звучал гулко, но не раскатисто. В небесах слышимость была другой, нежели в поле, или лесу.
- Здесь кружной спуск. О! Я вышел из облаков. Вижу землю. Дорога змейкой ведет к вершине горы.
- Мы спускаемся, - предупредил Яробор, уже по пояс погрузившийся в белоснежный облачный разлив.
- Яра, давай веди. Я поднимаюсь навстречу. Помогу вам спуститься.
То, что издали представлялось сплошной облачной массой, на самом деле, было скоплением множества небольших продолговатых облаков. В пустоты между ними проникали солнечные лучи и золотили их ватные бока.
Горислав, к своему величайшему разочарованию, обнаружил, что вблизи облака ничем не отличались от тумана - такая же белесая влажная взвесь, ленивые всплески, медленные завихрения, тянущийся слоистой вуалью дым.
Хотя что такое необыкновенное он ожидал увидеть?
Тучка фыркала и мотала головой. Затылок и спина Яробора, то исчезали в пелене, то появлялись снова.
Появился Светозар. Он отвязал повод Огнеца и передал Яробору.
- Я иду первым, веду Тучку. Ты поведешь Огнеца и Дубка. Мало ли что… Спуск не крутой, и все же… Как бы не понеслись.
- Брось! Напрасно тревожишься. Они чувствуют себя, лучше нас. Они же волшебные.
Благополучно миновав извилистый участок моста, названный Светозаром «змейка», хранители добрались до вершины невысокой горы, торчавшей из земли обломанным клыком. На ее вершине начиналась настоящая твердая дорога, которая витками опоясывала гору, что было сделано для облегчения спуска.
Неумолимое время и стихии нанесли древней дороге большой урон. Может, в Прошлом здесь и ездили телеги, теперь же спуск таил в себе многие опасности. Некогда широкий уступ местами разрушился, и продолжал осыпаться. Приходилось спешиваться и вести коней по узкому карнизу, впритирку к отвесной стене. То и дело на пути встречались груды камней, упавших сверху. Чтобы не попасть под обвал и не сорваться вниз, требовалось быть собранным и очень внимательным.
Горислав же, хотя и видел под ногами твердь, и ощущал ее, тем не менее, боялся пуще прежнего. Сердце колотилось в глотке, готовое выпрыгнуть, холодный липкий пот струился между лопатками. Призрачный мост, теперь, по сравнению с этой дорогой, казался ему не самым страшным отрезком пути.
Он испытал немалое облегчение, когда спуск закончился. Даже ощутил всплеск радости.
***
Tannit:
07.11.20 11:15
» Глава девятнадцатая - 1
Глава девятнадцатая, о былинных местностях и пользе стихотворчества«Над полем битвы, застланным туманом,
не слышен звон мечей, и боли стон утих.
В поблекших к ночи небесах кружат,
сбиваясь в стаи, птицы смерти.
По вытоптанной ниве бродят кони.
Воителям, лежащим на земле,
что нынче обагрили своей кровью,
и жизни отдали за мир на ней,
уже не встать…
Но в благодарной памяти живых
они былинное бессмертье обретают».
Собрание стихотворений «Песни Прошлого».
***
В Провале — Тибендоле былинной поры - было тепло, отчего скопившиеся по весне в избытке, застоявшиеся воды нещадно парили. Пахло болотной гнилью и дикой растительностью.
Спешно удалившись от подножья одинокой горы, словно она вот-вот могла рухнуть, путники остановились. Переведя дух, они оглянулись назад, на пройденный по воздуху путь.
Мост был едва различим среди бегущих облаков. Невидимый и невесомый - он появлялся в просветах, выхваченный солнечными лучами, рассыпавшими по его граням сверкающие огоньки. Затянутая сиреневой дымкой вдали поднималась темная стена обрыва, которая, казалось, попирала бледно-голубое небо, смутно угадывалась неровная кромка леса на краю.
- Даже не верится, что мы пришли оттуда, - задумчиво произнес Светозар.
Его спутники думали о том же.
Горислав пытливо вгляделся в небеса, в надежде увидеть какой-нибудь знак, и решил, что непременно в первом же храме по пути закажет благодарственную службу и воскурит самые дорогие благовония. Ведь не иначе, само божественное благоволение помогло ему спуститься на землю целым и невредимым, живым и здоровым. Надо отблагодарить, на всякий случай! Если только удастся покинуть Провал…
- Время сберегли, - подвел итог Светозар. – Ведь сколько дней заняла бы объездная дорога, через Горбы да Новогород? Мост, что и говорить, сократил путь.
Не хотелось думать, что придется возвращаться. Ведь из Провала еще предстояло выбраться. А если Провал – тупик? Если нет дороги на запад?
Великаны никогда не загадывали дела наперед, так уж повелось. Когда судьба бросала вызов – принимали, не сторонились трудностей. И ведь не осталось ни одного важного вопроса, на который они не дали бы достойный ответ! Все преграды, чудесным образом, они преодолевали с наскока.
- Мост - оно, конечно, хорошо. Быстро, удобно, ровно… Только, если честно, у меня нет желания испытать подобное еще раз, - признался Яробор. Запрокинув голову и загородившись рукой от солнца, он вгляделся в невесомые белые клубы над скалой, расцвеченные розовыми, голубыми и серыми тенями.
Окружающие виды были незнакомыми и неузнаваемыми, ничем не напоминающими местности наверху.
- Не счесть чудес на земле. Красно солнышко на белом свете черную землю греет, - восхитился Горбуль и тихонько, очарованно вздохнул.
Дно вздыбливалось низенькими холмами, в большинстве своем округлыми как шляпки огромных грибов, поросшими, где густо, где редко, черными деревьями с короткими перекрученными стволами и толстыми ползучими переплетающимися ветвями с жиденькой серебристой листвой. В низинах, расцвеченных всеми оттенками зеленого, от изумрудного до бледно-салатового, островками торчал тростник. Тени плывущих на юг облаков медленно скользили по возвышенностям и ныряли во впадины.
- Полюбовались - и будет. Поехали. Нужно до темноты все разведать, - поторопил спутников Светозар. - Возможно, дорога выведет нас к выходу. Видел сверху, что она тянется на запад. Если сегодня не получится выбраться из Провала, то надо подыскать какое-нибудь надежное укрытие. Вдруг и, правда, здесь водятся чудовища.
Проезжая дорога, выложенная большими серыми плитами, тянулась по возвышенностям, оттого заросла несильно. Над овражками и ручьями были наведены каменные мосты.
Дорога да многоступенчатая громада крепости, заметная отовсюду - казалось, единственные рукотворные сооружения в этом забытом и затерянном мире.
Путники двигались вперед с оглядкой. В месте, породившем страшные предания, следовало соблюдать удвоенные или утроенные меры предосторожности, иначе недолго пропасть. И не найдет никто…
Яробор, в ближнем дозоре, перед каждым холмом сворачивал с дороги, взбирался на вершину и осматривал окрестности. Светозар ехал замыкающим.
Горислав почти оправился после тяжелого испытания, которое вовсе не считал своим подвигом, поскольку действовал не по велению души и сердца, а по принуждению и через силу. Его настроение, по мере удаления от мостовой горы, улучшалось, как бывает, когда минует опасность, и внутри поднимается волна радости жизни, даже принялся мурлыкать веселую песенку. Созерцая живописные окрестности, он заметил на обочине куртину с белыми цветочками. Подобные ей росли повсюду: густо-зелеными пятнами разной формы лежали вдоль дороги и на склонах холмов. Их небольшие, пушистые, ослепительно белые цветы, все как один, были повернуты на запад, обращены к солнцу, клонящемуся к закату.
- «Мой дом стоит в краю чудесном,
где черная земля и белые цветы.
К нему под облаками мост ведет,
на радугу похожий.
Пойдем со мной, и ты узнаешь тайну -
увидишь бездны дно», - с выражением прочитал он стихотворение из сборника «Песни Прошлого», до того уместными казались эти строки.
- Красивые стихи, - заметил Светозар.
- На древнем языке они звучат еще красивее, более складно. Их сочинил великан, который в Прошлом жил здесь, в Тибендоле.
- Откуда знаешь?
- Да я только сейчас догадался, когда увидел цветы. Все сходится. Мост, на радугу похожий… под облаками. Черная земля и белые цветы.
- Где ты этот стих вычитал?
- Ну как же! Они довольно известны, – воскликнул Горислав и, не встретив понимания, сделал вывод. - В узком кругу любителей изысканной поэзии… Они входят в собрание переводов. Сборник так и называется «Песни Прошлого». В Хранилище я нашел рукопись - первоисточник на велевом языке, точнее часть древнего пергамента, без начала и конца. Хотел свой перевод сделать… - Он грустно улыбнулся. - Тогда я представить себе не мог, что подобное место существует в действительности. И уж тем более не предполагал, что окажусь здесь.
- Цветы называются дневные звездицы, - пояснил Светозар. – Кстати, одомашненные гораздо крупнее диких. Неужели ты их ни разу не замечал их в городе? А земля здесь черная потому, что обильно удобрена илом.
Умел Светозар срывать с вещей таинственные покровы!
- Вероятно, после зимы тут случился потоп, - продолжил вель. – Видишь, молодая зелень ближе к подножью только начала пробиваться, значит, вода сошла недавно.
Иловые наносы покрывали склоны холмов на треть. На солнцепеке высохший донный осадок превратился в корку, посерел и растрескался, а во впадинах все еще оставался влажным и черноватым. Над лужами в самых глубоких местах роились тучи мошкары.
- Вниз лучше не сходить, увязнуть можно… по самую макушку, - предупредил Светозар.
- Здесь глубоко?
- Нам хватит. Грязь сюда наносило многие века, поэтому… - Светозар осекся, высматривая что-то вдали.
- Что там? – Горислав перехватил его взгляд. – Что ты заметил?
- Не знаю. – Вель пожал плечами. – Ощущение такое, будто за нами наблюдают.
- Чудовища? – Книговед, чье вмиг разыгравшееся воображение стало рисовать картины предстоящей встречи с местными обитателями, одну страшней другой, - перешел на шепот. – Они почуяли наше присутствие? Ведь грохот был страшный, когда скала опустилась. Должно быть, шум испугал их, и они попрятались в свои норы… И теперь следят за нами изо всех щелей? Горбуль! – Обратился он к вестнику. – Слетай на разведку.
Тот сгорбился еще больше, выражая, таким образом, неподчинение и буркнул:
- Если они в норах, как я увижу твоих чудовищ?
- Зарянь, он может их обнаружить?
Светозар шевельнул бровями, выражая недоумение, будто они говорили о разных вещах.
- Не знаю, Горик. Но здесь определенно кто-то есть, кроме нас.
- В смысле? Кроме нас и чудовищ? Кто-то… кто-то разумный?
- Вроде того, - согласился вель. Почти согласился…
Далее пытать великана на этот счет было бесполезно, но и молчание тяготило.
- Что там за камни? – спросил книговед, кивнув в сторону видневшейся невдалеке скалистой плеши, где горкой были сложены рыжевато-коричневые, шарообразные камни. – Ведь это великаны соорудили, да?
- Теперь уже не узнать.
- Может, это небесные камни? Погасшие звезды, упавшие с неба? Я читал, что в Прошлом в полуденных краях почитали какие-то священные камни.
- Великаны не стали бы поклоняться камням, даже свалившимся с неба.
- Да. Вот незадача, - пробормотал Горислав. - Как же я не подумал…
***
Он уже задавался вопросом: а во что, собственно, и как сильно верят его благородные спутники? Как Неждана, объясняют все хитросплетения бытия случаем?
Сам Горислав так же не отличался особой набожностью, однако, хотя и не выполнял обряды, иногда мысленно и вслух обращался к богам за помощью. На его памяти лишь раз великаны присутствовали при обряде, на похоронах Людомила Клыка. Но молился ли Яробор во время всенощного бдения?
В Кудельске Гориславу довелось стать свидетелем беседы Светозара с тамошним жрецом. Кто-то мог принять их разговор за спор… Вот только великану не о чем спорить со священнослужителем.
Жрец в сопровождении учеников прогуливался в храмовом саду, когда заметил за оградкой хранителей, покидавших город. Он знал, что перед ним великаны, поскольку намедни присутствовал на пиру, устроенном судьей-правителем в честь прибытия почетных гостей. Возможно, тот ожидал, что божичи его поприветствуют, но удостоился лишь мимолетного взгляда. Оскорбленный подобным невниманием к своему сану, жрец громко обратился к окружению:
- Благородные, вне всякого сомнения, наносят вере вред, потому что не посещают храмы, возведенные в честь их отцов и Отца отцов.
Светозара было сложно вывести из себя, почти невозможно, но тут, тихо ругнувшись, он повернул коня к ограде, за которой, чинно сложив на пузе руки, с довольным видом стоял жрец.
- Кто наделил тебя правом осуждать великанов? – взглянул на него исподлобья Светозар.
Жрец испуганно отступил, зазвенев золотыми побрякушками, которых хватило бы украсить десяток женщин. Уже пожалев, что задел благородного, тот оправдался:
- Не я, почтенный… люди так говорят.
- Когда же вы поймете, наконец, что у вас и у нас - разные пути к богам. Чего мы забыли в ваших храмах? Вы храмы не для Трижды Великих строите, а для себя.
- Но люди смотрят на вас и думают, что вы не верите…
- Что за привычка, навешивать на велей всех собак! Если мы будем ходить в ваши храмы, люди больше возверуют? Вера изнутри исходит. Ее не втолкуешь, не вдолбишь ни в голову, ни в душу.
- Вот! Большинство людей неразумны, - ухватился за Светозарову мысль жрец, - их нужно наставлять на путь истинной веры. Пока глаза им не откроешь, они бредут в потемках.
- Не за веру вы радеете, а за число прихожан. Вера - или есть, или ее нет. Человеку, чтобы обращаться к богам, посредник не нужен.
Жрец растерянно обвел глазами своих учеников, которые в свою очередь пялились на великана, как на диво дивное, и снова пожалел, что втянул божича в разговор.
- Люди сами приходят в храм, - нашелся он. - Никто их силком не тянет.
- Грехи их ведут под руки. Потому что ваша братия внушила всем, что от греха можно откупиться. Получается, вы потворствуете греховодникам. Люди же уверены, что у каждого греха есть своя цена, заплатив которую они снова станут чистым.
- Э, нет! – возразил жрец и тоном мудрого наставника продолжил. - Мы строго осуждаем за грехи, и призываем богов в свидетели. В отдельных случаях, даже отлучаем от веры. Наше наказание - оно пострашнее мирского суда.
- Сам-то веришь в то, что говоришь? – строго спросил Светозар. – Деньги да дары от грешников вы же все равно принимаете, и не спрашиваете, каким образом добро добыто. А ведь богам деньги ни к чему. Вы, жрецы, живете на подаяния. И живете, замечу, не плохо. Не в упрек сказано, вы, служители, не голодаете и в дерюжке не ходите. Хуже, что вы стараетесь заменить собой богов.
- Помилуйте, боги! Это ложь! – жрец замахал концами богатого, молельного пояса. - Мы хранители учения, тайноведы, а посему относимся к прихожанам, как добрые отцы к детям своим, и только. Ведь в священных книгах написано: «Волю Мою, закон Мой да донесут до людей посвященные». Посвященные, суть, священнослужители.
- Книги написаны людьми. И если есть в Писании что-то от Трижды Великих – это три завета о праведной жизни, которые надо знать и соблюдать каждому. Все прочее - молитвы, службы и обряды - придуманы людьми, суть, вашими предшественниками, служителями в алтаре.
- Вот! Все вы, божичи, такие, - жрец понемногу терял самообладание. Его лицо, круглое, как блин, и такое же масляное, побагровело. - Удивительно, как только Порядок держится, когда вы своими речами охальными норовите поднять смуту в миру. Ну, конечно! Для вас всегда открыта дорога на небеса.
- Завидуешь, жрец? А что так? Если твоя душа чиста, тебе беспокоиться не о чем. Тоже там будешь после смерти. В противном же случае, ты и при жизни не достоин места, что ныне занимаешь.
- Удумал мне читать проповеди! – взорвался жрец. - Много на себя берете!
Негодуя, он запахнул расшитый золотом алый плащ и, бренча золотыми украшениями, быстро удалился.
- Не подумай чего, я не против храмов, - сказал потом Светозар спутникам. – И не считаю, что в них ходят одни грешники. На самом деле, среди священников есть много достойных людей, как моя наставница, светлая ей память. Но раз уж вопрос был повернут таким боком… Вообще, любые внешние проявления веры - не более чем показуха. Все, что выставляется напоказ, перестает быть личным. Настоящая вера хранится внутри.
- Готов подписаться под каждым твоим словом, - Горислав вовсе не думал спорить. - Ты прав. Я с тобой полностью согласен, и не из-за твоего благородства. В твоих словах - правда. Не могут великаны нанести вред вере, потому что служат Добру.
***
За поворотом, поставив коня поперек дороги, ждал Яробор.
- Что случилось? – забеспокоился Горислав.
- Гляньте-ка! – концом плети он указал вниз.
В черной высохшей грязи на дне широкой, придорожной канавы, сохранилась вереница крупных следов. Это были неглубокие отпечатки четырехпалых лап, похожих на птичьи.
- Если такой след, то каков сам зверь, – с деланным безразличием, заметил Яробор.
Светозар спешился и прошел немного вперед по обочине, изучая отпечатки.
- Очень большой зверь, - сделал он вывод, как знаток всякой живности. – С подобным я никогда прежде не встречался.
- Насколько большой?
- Раза в два больше твоего коня.
- Что же он кушал, чтобы вырасти таким огромным?
- Может, травку, а, может, совсем наоборот. Мне что-то не очень хочется выяснять, чем он питается, - Светозар поковырял носком сапога затвердевший ил. Потом плюнул и проследил за тем, как плевок впитался. - После того, как наш неизвестный зверь здесь прошел, дождя не было. Иначе след исчез бы, а он - четкий. Не знаю, быстро ли высыхает эта грязь, и какая тут стояла погода… След мог быть оставлен и три дня назад, и десять…
- Вот, здорово! Только огромных зверюг нам не хватало.
- «Зверюга» уже был тут, когда мы сюда пришли. Это его земля, а мы здесь незваные гости. Так что, давай, попробуем не нарушать здешний порядок, - рассудил Светозар, и продолжил делиться выводами. - Судя по следу, сначала зверь шел. Тут остановился, должно быть, что-то или кого-то увидел, потоптался на месте… Эвон, как все развез. И побежал, побежал иноходью. Поднялся по склону, – вель вскарабкался по откосу и перешел на противоположную сторону. – Пересек дорогу… Здесь он припустил галопом. Если учитывать его вес и размеры, мчался во всю прыть.
- Что же это получается? – Яробор пригладил волосы, выдав волнение. - Не врал, значит, дед Крапчик про огромных чудовищ? Помнится, болтал он про каких-то ужасных тварей…
- Сказывал, что одни были рогатыми и многоголовыми, другие огнем дышали, третьи убивали взглядом, - подтвердил Горислав.
- И еще какие-то… похожие на… - Яробор наморщил лоб.
- Не похожие, – подсказал Светозар. – Не-похожие-ни-на-что.
- Что осьмнадцать, что без двух двадцать, – встрял Горбуль. - Все они - кровожадные твари!
Горислав вжал голову в плечи и зажмурился, потому что озираться по сторонам было страшно. Ведь это уже было не смутное Светозарово предчувствие. Неизвестный огромный зверь, бродил где-то рядом!
За следующим поворотом путников ждало новое пугающее открытие. Они увидели полосы выжженной земли, расходившиеся лучами от одного места. Следы огня черными дорожками пролегали в зарослях молодого тростника. Земля спеклась настолько, что с той поры, когда это случилось, на ней не пробилось ни одного зеленого ростка.
- Значит, наш зверюга огнедышащий.
- Будь он неладен!
- Батюшки святы…
- Дней десять, - сказал Светозар и, встретив обращенные к нему, непонимающие взгляды спутников, объяснил. – Судя по всему, это случилось дней десять назад.
- Да какая разница! – Яробор напряженно приподнялся в стременах. – Хоть двадцать. По любому, эта тварь гуляет где-то здесь в окрестностях.
С дорожной насыпи был хорошо виден путь чудовища. Он тянулся через тростниковый островок, где часть вытоптанных камышей еще не поднялась, через серебристо-зеленый луг, где зияли прогалины от вырванных кусков дерна. А за лугом, в роще кряжистых деревцев на вершине холма, была проломлена просека. Какой же силой надо обладать, чтобы разорвать переплетения черных ползучих ветвей?
Хранители обогнули возвышенность. Яробор, ускакавший на разведку, далеко не уехал. Сразу за холмом на поверхность выступала скала с плоской, двухступенчатой вершиной. На изрезанной трещинами поверхности среди разбросанных рыжеватых валунов белел огромный скелет. Такой огромный, что меж его ребрами можно было устроить шалаш – натягивай на ребра шкуры да живи, всем троим места хватит.
- Зарянь, глянь-ка, тут зверюга приняла последний бой.
- А может, здесь погиб тот, кого наш птиценогий догонял?
Великаны направили коней в сторону скалистой плеши.
- Эй! Не ходите туда, - попытался их удержать Горислав. – Остановитесь! Будьте благоразумными.
Его призыв остался не услышанным. Книговеду больше ничего не оставалось, как послать Тучку следом за спутниками. Потому что оставаться одному было еще хуже!
Великаны спешились и приблизились к костяку.
- Только в одном мы можем быть уверены, эти животные - не оборотни, - заметил Светозар. - Они самые настоящие, если после смерти от них остаются кости.
Яробор перевернул ногой, лежавший на боку, череп. Морда у чудовища была вытянутая, лоб украшал длинный острый рог.
- Единорог, мать его…
- У него тесаки, как у травоядного, – Светозар указал на стесанные пластины зубов. – Клыков нет.
- На кой ляд ему клыки, если он огнем плюется? – Яробор нахмурился, вспомнив огнедышащих птиценогих коней на Сытном подворье. – Его оружие - убийственней любых клыков.
- Он пал всего дней десять назад, - продолжал Светозар, - однако его кости обглоданы дочиста.
- Вот поработал кто-то! Любо дорого посмотреть. – Горбуль скакал по топорщившемуся позвонками хребту чудовища, как лягушка.
- Скелет не растащили, следовательно, падальщики некрупные. Интересно, они летают или бегают по земле?
- Как ты можешь говорить об этом так спокойно! – возмутился Горислав. – Кругом чудовища, хищники, пожирающие мертвечину, и еще неизвестно что... разумное!
- Чего орать-то? Разоряйся тише, а то беду накличешь. Зверье туточки непуганое и оттого, вероятно, ужасно любопытное, – Светозар вовсе не хотел подшутить над книговедом или испугать. Ярик мог бы, но не Заряня… Он просто изложил истинное положение дел. И как всегда, предупреждал о самом худшем, чем могло обернуться дело.
Горислава восхищала его способность предвидеть ход событий и вызывала зависть, но черную. А как он следы читал! Словно книгу раскрытую, словно сам был свидетелем произошедшего. Последняя способность для книговеда оставалась за гранью разумения.
- У чудовища остались сородичи. Одно точно где-то тут шляется, - закивал Яробор.
- Ага! Вот они, следы от зубок, - непонятно чему, обрадовался Светозар. – Страшные зубки. Острые, как иглы, и изогнутые, как разбойничий нож. Даже не слышал о подобных существах. Смотрите сюда. Видите дырочки? Это иглозуб вцепился в ребро. Росточком он, примерно, как средняя собака, но пасть у него широкая, как две собачьих. Он хотел выломать кость, да силенок ему не достало, только расшатал. И… хватка у него мертвая. Коль ухватится за мягкое место, запросто кусок вырвет.
- Эка пасть, хоть бы ей пропасть, - пожелал Горбуль.
Яробор меж тем подошел к рыжеватым валунам.
- Да. Драчка тут была жаркая, валуны в стороны разлетались, как мячики. Эвон, аж куда…
Горислав робко ступил на верхнюю площадку, усыпанную рыжей крошкой и обломками. Один из рябиновых шаров был расколот на две половины – однородный по составу, он не имел ядра. Подняв небольшой обломок, книговед взвесил его на ладони. Камень был легкий и пористый, почти невесомый.
- Похоже, под этими камнями разводили костер. И довольно часто, - сказал Светозар. Он стоял около рыжих валунов, не задетых чудовищами и не раскатившимися во время боя, оставшимися на своем месте, и, склонившись, рассматривал землю в небольшой впадине. Под взрытым дерном обнажился нижний слой, сплошь из золы.
- Для чего разводить под камнями костер? – удивился Горислав.
- Подумай. Найдешь ответ на эту загадку, сразу узнаешь - что это за камни, кто их поставил и для чего? То есть, какую пользу можно из этого извлечь. Сложных решений не ищи. Объяснение, поверь мне, должно быть простое.
- Зарянь, иди сюда. Скорей! – вставший на самый край каменной плеши Яробор, зазывая, махнул рукой.
Под скосом, выдавая заболоченную местность, рос камышовый лес. В буйной остролистной влаголюбивой зелени яркими желто-красными пятнами высовывались бока трех каменных шаров, сброшенных с площадки. За камышами чернело подернутое серебристой рябью озерцо или протока. Изумрудные заросли отражались в темном глянце воды. Над водной гладью выступали небольшие замшелые островки.
На одном из островков, отстоящим на расстоянии полета стрелы, лежали три огромных ящера. Точнее, обликом они более всего походили на ящериц, но были гораздо крупнее, размером с собаку, как и предполагал вель-следопыт. Морды у них были змеиные, глаза лягушачьи, гребень и сережки - петушиные. Красные перья украшали хребет. А зубы у них были – ох, какие! – страшные, скрещенные гребни, как есть, изо рта торчали. Блаженно жмурясь, чудовища грелись на солнышке. Почуяв чужаков, они повернули головы и, ощетинившись всеми своими красными наростами, раскрыли иглозубые пасти, очевидно, зашипели.
- Не то, что худо - никуда не годится, - скрипнул Горбуль. – Вот ведь, создал же Творец уродищ.
- Ха! Чья бы мычала, - прошептал Яробор. - Сам-то свою рожу в зеркале видел?
- Не делайте резких движений, - предупредил Светозар уголком рта. – Медленно… медленно отступаем.
Хранители попятились, не сводя глаз с верхней площадки, забрались в седла и развернули коней к дороге.
Не страх заставил великанов отступить и отнюдь не опасение получить раны, сколь нежелание тратить время на драку. Ведь иглозубы – твари дикие, и по законам своего звериного мира непременно нападут, чтобы показать, кто на болоте хозяин. И тогда великанам придется защищаться, может даже убивать, ведь иначе зверье не отступит. Сомнительно, чтобы сей ратный труд принесет славу. Убивать без необходимости – дело, не достойное воина. Пусть ящеры - твари дикие и бездушные, однако живые существа, а всякое дыхание возносит хвалу Создателю. Если же иглозуб нанесет увечье – в том чести не будет, такая рана не заслуживает уважения, ибо воину приличествует иметь раны, полученные в поединке с противником более сильным, или хотя бы известным.
Вопреки ожиданиям, ящеры не пытались их догнать, не бросились в погоню. Во всяком случае, на дорогу они не выскочили.
***
Хранители беспрепятственно добрались до пирамиды.
- Вот он какой. Дом Братства Огня… - Светозар придержал коня.
- Не думал, что он такой огромный, - признался Яробор, никогда прежде, до своего путешествия, не видевший сооружений выше луговинского храма.
Горислав ничего не сказал потому, что вмиг забыл весь свой богатый словарный запас при виде представшего за поворотом ступенчатого колосса, увенчанного солнечным диском. Солнце, клонившееся к закату, будто зацепилось за колонны на верхней площадке, и его косые лучи ослепительно выстреливали через проемы разрушенной надстройки.
Не верилось, что подобное возвели люди…
Древнее сооружение впечатляло, удивляло, поражало своими размерами. Лишенное изящества, но не грубое, тяжеловесно попирающее основанием землю и вместе с тем устремленное ввысь. Ни замысловатых украшений, ни вычурных деталей, только прямые линии и строгие формы. Все продумано и просто.
Строители пирамиды не знали, что создают памятник самим себе на долгие века. Ведь не из-за честолюбивых помыслов, не ради неувядающей славы они оставили свой след в Тибендоле по пути к бессмертию. Когда выполняешь долг, не загадываешь, станут ли следующие поколения считать дело твоей жизни чем-то выдающемся или нет.
Потомки без сомнения высоко оценили бы беспримерный подвиг монументального зодчества. Но – увы! – недоступное для созерцания сие творение за давностью лет было предано забвению. В людской памяти не сохранилось ни имен его создателей, ни достоверных свидетельств о происходивших здесь событиях, только его имя, ставшее легендарным – «Дом Братства Огня».
Горислав с глубоким почтением любовался гордо возносящимся над холмистой долиной величественным памятником делам давно минувшим, безмолвным свидетелем славного Прошлого. Перед этой громадой он казался себе маленьким и ничтожным. Смотрел и не мог стронуться с места.
- Поехали! – поторопил его Светозар. - Скоро солнце зайдет. Если не найдем выхода, то хотя бы разведаем, куда ведет дорога.
Дорога прямиком вела в пирамиду. Объезжать ее не было нужды – если туда можно въехать, значит, можно и выехать. Оставалось надеяться, что выход находится не том же самом месте, где вход. К тому же очень хотелось посмотреть, что представляет собой ступенчатое сооружение изнутри.
- Дом Братства Огня! Войти в его стены, все равно, что побывать в сказке, - выдал свои мысли Горислав, когда кони ступили на широкий каменный мост, ведущий к воротам пирамиды. - Впрочем, спустившись в Провал, мы уже оказались в заповедном мире.
- Город-крепость, - сказал Светозар. – В Прошлом здесь, вместо обычного моста, был подъемный мост. Когда требовалось его поднять, вон, через те смотровые окошки вбирали цепи воротом подъемного устройства. Вдоль стены шел ров с водой. – Он указал на заболоченную ложбину, тянувшуюся в обе стороны от моста. – Крепость со всех сторон была окружена водой. Воины в ней могли долго держать оборону…
- Ха! И понятно от кого, - воскликнул Яробор. - Тут чудовищ полным-полно. Иглозубов всяких, единорогов. Еще какие-нибудь страшилища бегают, небось, по округе.
Они въехали в заброшенный город через широкую арку двойных ворот. Массивные проржавевшие петли свидетельствовали о толщине, тяжести и надежности створок, некогда на них крепившихся, но от деревянных частей из-за влажности ничего не сохранилось.
При всей грандиозности замысла и непревзойденной монументальности пирамида оставалась творением земного происхождения и выглядела изнутри, как любое человеческое жилище. Покинутое - оно медленно разрушалось под воздействием дождей и ветров. На пустынной улице, заросшей, как и все здесь, серебристой травой, ощущалось отнюдь не дыхание вечности, а невидимое, неумолимое и все уничтожающее веяние времени.
По обе стороны от проезда располагались, в основном, хозяйственные постройки: просторные загоны для скота, конюшни, зернохранилища, размеры коих говорили, если не о богатстве, то о достатке местных жителей. Перекрытия всех помещений, примыкавших к наружной стене пирамиды, обвалились. Полы устилал травяной ковер, углы и стены оплетали тонкие, ползучие стебли вьюнков, на невысоких холмиках жемчужинами белели дневные звездицы.
Запустение некогда процветавшего города нагоняло в голову мысли о бренности земного существования. Волей-неволей призадумаешься о незначительности собственного бытия и своей беспомощности перед беспощадными жерновами грядущего…
Если уж камень рушится и обращается в пыль, что тогда говорить о телесном вместилище человеческого духа?
Хранители спешились.
- Ты сказал, что это «Дом Братства Огня»? – Горислав повернулся к Светозару.
- Он самый…
- Но я читал, что «Дом Братства Огня» провалился под землю.
- А он, разве не провалился? – Яробор усмехнулся. – Или он должен был совсем в землю уйти?
- Честное слово! – Горислав поднял руку в клятвенном жесте. – Когда я искал… Неважно, что искал. Зарянь, на чертеже, который ты мне дал, это сооружение называется «Старая крепость». Вероятно, в сравнении с «Новым городом», Новогородом. Хотя дед Крапчик назвал эту крепость «Огненной», что ближе к истине… В предании «Дом Братства Огня» - это самый первый дом на земле, построенный тремя братьями-великанами. Это очень древнее предание… Оно было записано на глиняных табличках, а, значит, еще до Темных веков. - Встретив вопросительный взгляд Яробора, он пояснил. - В Прошлом в полуденных краях записи производились на тонких глиняных пластинках. Грамотеи писали заостренной палочкой на мягкой глине. Потом таблички высушивали, скрепляли веревочкой и складывали в хранилище. Таким образом, свидетельства могли храниться очень долго. У нас было большое собрание разных текстов, в том числе, предание о Доме Братства Огня. Хотя они написаны людьми… Беспристрастной и точной может быть, разве что, книга ростовщика. В сказаниях же… даже в бывальщинах, хватает придуманных деталей, которые, как говаривал Брянчень, взяты из двух источников на букву «Пэ».
- Что за источники?
- «Потолок» да «палец». В смысле, «высосаны из пальца» и «взяты с потолка». А в нашем случае, между событием и временем, когда о нем написали - срок огромный. Что-то люди успели забыть, что-то наоборот…
- Вспомнили? – Светозар приподнял бровь.
- Домыслили. Приукрасили. Преувеличили…
- Но ведь мы на «Дне земли». Может, на черепках было написано, что «Дом» провалился на «Дно земли»?
- Нет. В перечне, где указаны древние велевы владения и крепости, нет ни слова о «Доме Братства Огня», а «Тибендол», то есть, «Долина на дне», упомянут, да. – Горислав задумчиво наморщил лоб. – Откровенно говоря, я полагал, что «Дом Братства Огня» где-то за морем, в полуденных землях. Да и таблички оттуда… Я думаю, что оттуда.
- И все же это - «Дом Братства Огня». Каждый вель, увидев его – узнает, - уверенно произнес Светозар. – Правда, Яра?
Яробор, вопреки ожиданиям, пожал плечами.
- Погодите. Вы говорите о тех ребятах, что научили людей пахать-сеять и жрачку готовить на огне? – спохватился он. – Слышал я в Луговинске, как бродячий сказитель что-то такое пел про трех великанов из Дома Огня.
- Я могу вам рассказать, - предложил Горислав, - если хотите…
- Если не трудно, - кивнул Светозар.
- Только не придирайтесь, если я в чем-то ошибусь, - предупредил книговед, - ведь вы знаете больше моего.
- Отнюдь, брат Горик, - признался Светозар. – Мне Синеок только о «Доме» рассказывал, а про братьев не знаю.
- Горик, да они не сном ни духом, как там было на самом деле, - подал голос Горбуль. - Так что, можешь, смело врать.
- Нет! Я ничего от себя добавлять не буду. Расскажу то, что было записано на глине. И так. Давным-давно жили на земле три брата-великана - Храбр, Златоуст и Чернец.
- Погодь-погодь, - прервал его Яробор и скрылся в темном проеме.
«Неблагодарное это занятие - мысль доносить до слушателей, которые все время отвлекаются», - подумал Горислав, тем не менее, после того как Яробор, подтягивая штаны, вернулся, он продолжил:
- Храбр был смелым и ловким охотником, он понимал язык зверей и птиц. Чернец был мастером на все руки: плотником, кузнецом, гончаром. А Златоуст слагал красивые песни. Когда он начинал играть на гуслях и петь, смолкали сладкоголосые соловьи, и деи спускались с небес, чтобы послушать его сказы. Братья построили большой дом, который назвали «Дом Братства Огня», ведь они, братья, научили людей добывать огонь и готовить на кострах пищу.
Три великана стали учителями во всем людям. Храбр показал, как ловить и приручать скот, разводить домашних птиц. Чернец, которого прозвали так, из-за того, что его лицо всегда было покрыто копотью, научил людей обрабатывать металл, ковать наконечники для стрел и копий для охоты, серпы для сбора урожая, топоры, чтобы рубить лес, ножи и другие вещи, необходимые в хозяйстве. Златоуст был покровителем искусств. От него люди узнали, как делать красивые вещи и слагать песни, услаждающие слух. Жили братья, не тужили, с людьми дружили, но тут на землю явился злой бог по прозвищу «Повелитель Мух». Он так дурно пах, что вокруг него всегда клубились тучи навозных мух. Он проделал дыру в земле и выбрался из Мрака на поверхность. Вместе с ним вылезли ужасные, кровожадные твари. Братья-великаны стали убивать чудовищ. Они научили людей делать оружие и сражаться. Злой бог разозлился пуще прежнего, и в его темной голове зародился коварный замысел. Когда братья после боя вернулись домой, чтобы отдохнуть, он, только того и ждавший, воскликнул: «Умрите же!» - и наступил своей большой черной пятой на жилище великанов. В одночасье Дом Братства Огня исчез под землей.
- Наступил на Дом? - удивился Яробор и фыркнул. - Ха! А что? Он же может раздуваться и становится огромным. Вон, в «Подкове» своей тушей пол проломил.
- В предании говорится, что наступил ногой, - повторил Горислав. - Стены выдержали удар, но дом провалился очень глубоко под землю. Осталась узкая расщелина, и когда братья смотрели наверх, белый свет далеко наверху казался тонкой белой ниточкой. Долго думали братья, что делать, да так ничего и не придумали. Тогда Златоуст взял гусли и стал играть. Его чарующее пение привлекло одну маленькую птичку малиновку. Желая увидеть обладателя чудесного голоса, она спустилась вниз. Ловкий Храбр поймал птичку на лету. «Отпусти меня, вель, - взмолилась птичка. – И я помогу вам выбраться». - «Чем ты нам поможешь? Ведь ты, такая маленькая». - «Я знаю, где живет волшебница-шевья, - ответила птичка. - Я полечу к ней и расскажу про вашу беду». - «Лети и возвращайся», - сказал Храбр и отпустил малиновку. Она взмыла вверх, к тонкой полоске света наверху, и вскоре скрылась из виду. Прошло три дня и три ночи, а птичка все не возвращалась. Братьям было холодно, у них кончились запасы пищи. «Зря ты ее отпустил, - сказал Чернец Храбру. - Лучше бы мы ее съели». И тут послышалось веселое щебетание. Птичка влетела через дымоход над очагом. «Радуйтесь! Вы спасены», - пропела она. Малиновка привела волшебницу-шевью, которая сплела солнечные лучи и сделала из них длинную лестницу. Братья-великаны выбрались на землю и победили Злого бога в Великой битве. Вот и все, - закончил он и обвел слушателей взглядом.
- Лестница из лучей – не мост ли, часом, а? Согласись, что после того, что мы видели, сказание не кажется выдумкой, - заключил Светозар.
- Ты говорил, мол, в пробаснях все преувеличено, - заметил Яробор. - А тут, все получается наоборот?
- Лестница, - задумчиво повторил Горислав. – Да. Может быть… Раньше как-то не обращал внимание, но теперь… Вероятно, в этом предании объединены два разных сказа, изначально независимых друг от друга. Один наслоился на другой. В народном воображении они слились из-за похожести, такое бывает, я уже сталкивался с подобным. Первая часть явно относится к очень древним временам, когда произошла битва Великого Творца с Морконом, который «проделал дыру в земле».
- Так это не про Злыду? - удивился Яробор.
- Злыдень вышел из Мертвого моря, - пояснил Горислав и продолжил рассуждения. - Уж не знаю, правда ли, что великаны принимали участие в богоборстве… - он позволил себе усомниться, но тут же добавил. – Никто не спорит, что они научили людей ремеслам. Но сражались ли они со Моркошей? Как-то не верится.
- Почему?
- Так богоборство произошло аж в первые земные века. Достоверно неизвестно, были в то время уже созданы люди или нет? Если нет, то значит, и великанов не было на земле, и они не могли научить людей ремеслам. По моему разумению, сначала состоялось богоборство, и уже после того, как Творец низверг Моркона обратно в его владения, великаны стали учить людей. А вот к пришествию Злыдня точно, и великаны рождались, и люди много чего умели. Не исключаю, что легендарные братья жили именно здесь, но задолго до Смутного времени. Данное же сооружение построили другие великаны, много веков спустя. И если оно, в самом деле, Дом Братства Огня, то, получается, он провалился в Смутное время?
- Да. Дом Братства Огня стоял в плодородной долине и провалился в одночасье, так мне Синеок сказал, – подтвердил догадку книговеда Светозар. – А может, нынешний Дом был построен на месте, где стоял дом трех братьев и от него получил свое имя?
- Вполне правдоподобное предположение, - закивал Горислав. – И вовсе необязательно, что дом стоял именно здесь. Эту крепость могли просто так назвать в память о первых велях. И она вполне оправдывает свое название. Ведь великаны в Смутное время объединились в братство.
- Хотелось бы узнать, почему земля провалилась. Если это сделал Злыда, то каким образом? – думал о своем Светозар.
Горислав не успел ничего ответить. Свернув за угол, он не удержался от восторженного возгласа и встал столбом. Вели тоже остановились.
Казалось, что по древней улице бежит алая река, бурля и пенясь. Все кругом было затоплено красно-красным.
- Это цветы! Маковки! – первым пришел в себя Яробор.
- Да. Маки-самосеянки, - подтвердил Светозар. – Сон-трава.
- Маки-маковочки, алые головочки, - восхитился Горбуль. - Красотища-то какая!
Маки росли густо. Их алые нежные блестящие чаши в безветрии неподвижно возвышались над серебристо-зеленой острозубчатой листвой.
- До захода солнца будем стоять? – голос Светозара развеял чары. Он забрался в седло, подавая пример своим спутникам.
- А мы не заразимся сонной болезнью? – спросил Горислав.
- Бабкины сказки…
Хранители медленно двинулись дальше.
Недалеко от поворота их ждало еще одно потрясающее открытие.
- Кладбище единорогов! – воскликнул Яробор.
В пустых просторных загонах возле наружной стены из маковых зарослей торчали огромные острые ребра, белые среди красного. Скелетов было не меньше двух десятков.
- Похоже, чудовища приходят сюда умирать, - предположил Светозар. - Пожуют мак и засыпают навечно.
- Ты хочешь сказать, что единороги под старость сами избирают щадящий способ ухода из жизни? – усомнился Горислав. - Но если они знают, что такое смерть, значит, они разумны.
- А кто сказал, что звери – глупые создания?
- Брось! – Яробор махнул рукой. - Они же дикие. Ты же сам говорил, что они травоядные. Жрут, что ни попадя, вот и дохнут.
- Спорим? – приподнял бровь Светозар.
При всей своей азартности Яробор отрицательно покачал головой. Коль его собрат в спорщики заделался, знать, был уверен в собственной правоте, а посему спорить с ним – останешься в проигрыше.
Со снисходительной улыбкой Светозар продолжил:
- Оглядись, ты не увидишь ни одного маленького скелета, только особи взрослые. Бьюсь об заклад, их резаки сточены по самый корень. Если здесь есть костяк хоть одного молодого зверя, значит, он приполз сюда поломанный и смертельно раненный. Хочешь, проверим? Сломанные при жизни кости заметно.
- Ладно-ладно, не задавайся! - Яробор не обиделся, только раззадорился. – Проверим сейчас. Я тоже кое-что в этом смыслю. - Он повернул Огнеца в проем ворот и стал выискивать среди маков рогатые черепа.
- Единорогам известно о свойствах растений, - уверенно бросил ему в спину Светозар. - Млечный сок – хорошее болеутоляющее и сильнейшее снотворное средство. Зверям ведомы такие тайны, какие нам не снились.
Что-то страшно заскрежетало вдалеке, загрохотало, и по долине разнесся гул.
- Я разведаю! – крикнул Яробор, погоняя коня к покатому всходу на второй ярус пирамиды.
Огнец мчался, безжалостно вытаптывая маковые заросли. Сбитые цветы алыми брызгами разлетались из-под копыт во все стороны.
Земля перестала гудеть. Эхо раздробило отзвуки грохота и стихло вдали.
- Что это было? – шепотом спросил Горислав.
- Очень надеюсь не то, что я подумал, - уклончиво ответил Светозар, прислушиваясь к удаляющемуся стуку копыт Огнеца. – А то, может статься, нам никакая малиновка не поможет.
- О, боги! – Горислав тоже начал догадываться.
Дорога заметно сужалась впереди. Некогда на этой улице перемычкой стояли ворота, теперь от арочного проема почти ничего не осталось.
- Гляди-ка, как все здесь устроено для обороны. - Светозар указал вперед. – Древние строители все продумали. Вот представь, что врагам удалось переправиться через ров, и они ворвались в крепость. Но попасть на вторую ступень с наскока они не могут. Им надо пройти от первых ворот в восточной стене, сюда, на южную сторону, то есть проделать тоже путь, который только что прошли мы. Здесь, как видишь, дорога сужается - одному верховому трудно развернуться. Поэтому враги растягиваются цепью. Скат сделан против движения, и враги волей неволей сбавляют прыть. Они уже не так стремительны - ни скорости, ни напора… Для обороны этих ворот требовалось всего человек пять. Несколько хорошо обученных воинов могли сдерживать целое войско. Горик, о чем задумался?
Горислав тяжело вздохнул и прочитал стихи:
- «Война иль мир, а солнце поутру
поднимется на небо, как обычно.
И будет новый день.
Лучи животворящие земли коснутся.
Цветок зари взойдет из крови воина,
на поле боя павшего».
- Красиво… «Цветок утренней зари хорошо растет на крови».
- Раньше я не понимал смысл этого стихотворения… А теперь вот, понял.
- Еще бы! Мирный человек – сколько ему не объясняй, что такое война, - не поймет, пока война не войдет в его дом. Одних только слов бывает недостаточно. Становится понятно, только когда на себе испытаешь. Чтобы узнать сладость меда, надо его хоть раз попробовать. Чтобы понять, что такое боль, надо ее претерпеть…
- Должно быть, крови тут пролилось немало. Раз маки разрослись.
- Полагаю, что никаким врагам ни разу не удалось ворваться в эту крепость.
На скате показался Яробор. Он мчался во весь опор, словно за ним гналось огнедышащее чудовище.
- Язык отвалился! - крикнул он.
- Какой язык? – Горислав не сразу понял, о чем речь.
- Скала отломилась и упала на дно.
- Значит, пути назад нет. - Светозар с безразличным видом развел руками. – Теперь, в любом случае, придется идти на запад. Искать выход из Провала в другой стороне. Давайте, поторопимся. Скоро стемнеет.
- Мы не осмотрим пирамиду? Не будем наверх подниматься? – Гориславу очень хотелось обойти Дом Братства Огня, изучить его устройство, узнать, как жили великаны Прошлого. Записать в книжицу впечатления, на память.
Как можно, оказаться в таком чудесном месте - в стенах древней святыни, колыбели человеческой культуры, так сказать, - и ничего не увидеть!
- Как бы тут насовсем не остаться.
Tannit:
07.11.20 11:17
» Глава девятнадцатая - 2
***
Они покинули Дом Братства Огня через западные ворота, где над речкой - ни широкой, ни узкой - сохранился целехонький каменный мост. Едва они спустились в низину, дорога исчезла, потому что весенние наводнения занесли плато землей, тонкого слоя которой хватало для корней беложильчатой травы и невысоких кустиков, торчавших соломинами с пучками длинных салатовых нитей на концах. «Паучьи» деревья кое-где тоже зацепились.
Посовещавшись, великаны решили ехать напрямки к видневшимся недалеко руинам у реки, рассудив, что древняя дорога вела именно к ним.
Западная граница провала надвигалась темно-серой, ребристой, растрескавшейся, отвесной стеной. Чтобы обозреть ее верхнюю кромку, приходилось запрокидывать голову так, что шапка слетела бы… Подножье неприступных скал широкой лентой окаймляла река.
По перемычке заросшего моста хранители попали на островок, очерченный заболоченными оврагами, которые в прошлом служили оборонительными рвами. От стен сторожевой крепости остались только крупные камни основания да часть кладки, примыкавшая к восточным воротам, представлявшим собой цельное каменное кольцо, сквозь которое мог пройти всадник, не пригибаясь. Этому рукотворному сооружению, в отличие от Дома Братства Огня, природа нанесла гораздо больший ущерб, обратив его в живописные груды обтесанных глыб.
На дальней оконечности островка над рекой в беспорядке стояли высокие каменные столбы разной высоты и толщины, поэтому оставалось гадать: вбиты ли они великанами при строительстве стены или имеют естественное происхождение. Подобно солнечным часам они отбрасывали на восток длинные тени, полосуя серебристое травяное поле. Река казалась неподвижной, застывшей, ее течение было таким тихоструйным, что сразу не угадать, в какую сторону движется мутный поток. Под осыпавшимся обрывом тянулась узкая илистая полоса, освоенная влаголюбивой зеленью. Торчавшие поплавками позеленевшие верхушки камней, отражались в черном глянце воды.
- Шагов сорок, - прикинул Светозар ширину реки.
- Бережок близко, да идти склизко.
- А берега-то и нету...
Действительно, по ту сторону водного потока не было береговой полосы, как таковой - только голая крутизна - ни уступа, куда можно ногу поставить, ни грота.
- Опять, что ли, камни ворочать, - подумал вслух Яробор.
- Горик, что там у тебя на карте?
- «Мост подле Перста».
- Значит, в Прошлом здесь был мост.
Все посмотрели вверх, надеясь увидеть призрачную дорожку, наподобие той, что привела их на дно. У Горислава выхолодило потроха при воспоминании о недавнем хождении по воздуху.
- То «язык», то «палец», - проворчал Яробор. – Они бы хоть поясняли, что у них там и чего означает. А то, поди, догадайся! Морду бы набить тому, кто придумал образные выражения! Трудно было прямо сказать? Мол, скала такого-то вида стоит там-то…
- Я-то что, – нахмурился задетый замечанием книговед. – Задолго до меня все придумали. Я только читаю и толкую.
- Любишь ты всякие мудрености. У тебя башка не кружится от заумных мыслей?
- Нет ничего плохого в том, что я стремлюсь к знаниям и не отвергаю с порога все непонятное, как какой-нибудь невежа.
- Давай еще стишок расскажи, по случаю, - прицепился вель-степняк и, осененный сиюминутным вдохновением, сочинил стих:
- «Я стою на берегу,
грустно глядя на реку,
всем голову морочу
и брод найти не хочу», - довольный собой Яробор заржал как конь. Горбуль гнусным поскрипыванием одобрил шутку.
- Хочу! - книговед сжал кулаки от бессильной обиды на веля-пересмешника. - Больше тебя хочу поскорей отсюда выбраться. А твой стих, вообще, неграмотный!
- Зато складный, не то, что твои.
- Потому что мои стихи в переводе. А на древнем языке складней твоих в сто раз будут. Но ты не знаешь «первый земной язык» и не можешь оценить их первозданную красоту.
- Задохлик рукописный.
- А ты… Тебе только коней пасти да Крупеню мутузить, вот!
- Ага-ага. И девок по темным углам тискать, - не преминул вставить словечко Горбуль. - Тоже много ума не надо.
- Хватит вам! – прикрикнул на них Светозар. – Яра, что ты, право!
Повисла напряженная тишина. Спорщики отвернулись друг от друга.
- Должно быть, «перст» - это тот столб, - вель указал на высокую скалу, стоявшую особняком у самого обрыва, похожую на огромный палец. Однако рядом с ней не наблюдалось ничего, даже отдаленно напоминающего мост. – Пойдем.
Хранители двинулись над обрывом вдоль реки.
- О! Вспомнил! – с радостным возгласом Горислав подпрыгнул в седле, напугав Горбуля, который свалился с плеча. – Есть одно стихотворение, из того же обрывка древней велевой рукописи. Про путь на запад. Может, оно о том, как выбраться из Тибендола…
- Вышел утром я к реке, мост стоит на береге, - на Яробора снова напал приступ стихоплетства.
Погрозив ему кулаком, Светозар кивнул Гориславу.
- Излагай, Горик.
Запинаясь от волнения, сосредоточенно и без выражения книговед прочитал по памяти:
- «Край солнца показался над обрывом,
Скользнул по дну ущелья первый луч.
Ввысь устремленная скала,
Похожая на перст, грозящий небесам,
Тень уронила наземь длинной полосою.
Все тени на восходе, как одна,
Указывают точно путь на запад».
Яробор хмыкнул, а Светозар, погоняв морщины на лбу, заключил:
- Если я правильно понял, то тень скалы, именуемой Перст, на восходе укажет точное направление к выходу из Провала. Так был здесь в Прошлом мост или нет?
Они объехали кругом похожий на палец столп и, не обнаружив на нем ничего примечательного, остановились над обрывом.
- Ха! Никаких следов моста.
- Горик, может, имелся в виду брод, а не мост? – предположил Светозар.
- Слова «язык» и «перст» служат подсказками, - пояснил Горислав, - то есть дают представление о том, какой вид имеет скала… Или встарь эти скалы, действительно, так назывались: «Язык» и «Перст» - это их собственные имена. Вполне возможно, что «мост» - тоже скала, некая перемычка, удобное место для преодоления водной преграды…
- Почему! Ну почему нельзя было объяснить простым человеческим языком? Почему нельзя сказать, что тут - брод! - Яробор хлопнул себя по ляжке.
- А, может, мост опустился под воду или уровень реки с тех пор поднялся, - продолжил развивать свою мысль Светозар.
- Чего голову ломать! Надо взять да проверить, - вель-степняк спрыгнул на землю и стянул сапоги. - Попробую промерить глубину. Если есть брод, мы его найдем. Ха! Вот только я не вижу, куда там дальше. Есть там пещера или ход какой-нибудь?
- Будем надеяться, что есть.
Противоположный берег тонул в фиолетовом сумраке. Складки у подножья скалы углубились, каждая, обманывая глаз, казалась щелью. По вечерним теням было невозможно определить точное направление рассветной тени Перста, поскольку они уже исчезли. Западная стена затеняла Провал прозрачной вуалью синего сумрака, который медленно полз на восток, отодвигая свет по равнине к Дому Братства Огня.
- Палец-то какой-то кривенький, - заметил Светозар и последовал за собратом, спустившимся в широкий овраг.
Горислав спешился и подошел к обрыву.
- По сторонам поглядывай! – было наказано ему.
Вспомнив о чудовищах, книговед внимательно огляделся по сторонам. Ему не хотелось оставаться в одиночестве, но лазить по грязи - тоже…
Великаны продирались через заросли белоцветных растений с блестящими сердцевидными листьями. Солнце почти не заглядывало в низинку, поэтому белокрыльник расцвел пышным цветом. Крупные желто-зеленые пушистые початки, обернутые белыми покрывальцами, терпко благоухали, перебивая запах болота.
- Кони спустятся, - убедился Светозар. - И по оврагу пройдут.
- Коль уж по мосту прошли - тут пройдут запросто, - поддакнул Яробор.
- Там дальше, похоже, могут быть ямы. Лучше держаться края. Для коней здесь места достаточно.
- Наши кони еще нам дорогу укажут. Иногда думаю, что не я правлю Огнецом, а он сам везет меня, куда ему хочется. У тебя не возникает такое чувство?
- Есть маленько.
- Что и говорить, чудо-кони! Сколько коней перевидал за свою жизнь, а Огнец - единственный на земле. Вот последний был… Буяша. Славный умный коник, да только с Огнецом, все равно, ни в какое сравнение не идет.
Великаны встали под каменным перстом, прикидывая, куда должна указывать рассветная тень, прищурились, обметали взглядами скалу напротив.
- Как будем мерить глубину? Тут ни одной палки не найдешь. Вешки бы сделать. - Светозар вытащил из ножен меч Белажицы.
- Если найдем, так запомним.
- Не нравится мне эта речка. Тихая, мутная. Лучше было бы искать брод при свете дня.
- Речка, как речка. Плохо, что дна не видно, но так нам из нее не пить. Или чуешь неладное?
- Измерить все равно надобно.
- Мы осторожненько. По ходу дела разберемся…
Горбуль, припав на передние конечности, застыл над обрывом.
- Плохое место, - проворчал вестник, поводив клювом и принюхавшись. – Ох, плохое… Гиблое.
- Почему? – книговед напрягся.
- Тихо необычайно. Зловещая это тишина. И пахнет здесь… то ли волшебством, то ли смертью.
- Ты бы определился сначала! А то, как всегда, говоришь, не думая. Накаркаешь еще!
Великаны - по колено в черной воде - бродили вдоль берега.
- Есть! – воскликнул Яробор. – Ну, точно, мост! Зарянь, тут, кажись, плита каменная. – Бочком медленно он двинулся к середине реки. Вода доходила ему до щиколоток.
- Ровненько. Дорога мощенная, прямо, только скользко.
- Яра, ты бы не торопился. Неизвестно, какие твари тут водятся.
Не внявший предупреждению - ибо послушание не входило в число его добродетелей – вель-степняк продолжил путь,
Горислав, окинув реку взглядом, с высоты заметил, как подле замшелой скалы на гладкой поверхности всплыли пузырьки воздуха.
- Ой! – В испуге он прижал руку к груди. – Яра, возвращайся! К тебе кто-то плывет.
- Яра, назад давай! И не бултыхайся сильно. Вода хорошо проводит звук.
- Вот, растудыть твою! - глядя на пузырящуюся дорожку и осторожно отступая назад, Яробор сдернул с шеи плеть, левой рукой извлек из заплечных ножен меч. От берега его отделяло шагов десять, но даже это расстояние он бы не успел преодолеть.
- Ляд с тобой! – Он повернулся лицом к плывущему под водой существу. – Показывайся, давай! – Готовясь отразить удар, он расставил ноги и устрашающе заревел, но изумленно смолк, когда из воды вынырнуло нечто длинное и черное.
Чудовище стремительно по дуге пронеслось над мостом, в пяти шагах пяти от Яробора - мелькнула массивная ромбическая морда со светящимися желтыми глазами, за которой тянулось покрытое блестящей чешуей тело с перепончатым гребнем по всему хребту, - и нырнуло обратно в реку, пустив круговые волны по поверхности.
- Что это… кто это был? – прошептал Горислав. Даже если эта тварь была змеей какой-то особой разновидности, то очень крупная.
- Яра, оно тебя рассматривало! – крикнул Светозар. - Сейчас нападет! Отступай! Я тебя прикрою.
Рискуя поскользнуться, Яробор попятился…
Загадочный змееподобный речной обитатель, вынырнув ниже по течению, снова устремился к перемычке. Очень большой, длиной два человеческих роста, с тяжелой клиновидной головой - он приближался со скоростью летящей стрелы, рассекая гладкую поверхность перепончатым гребнем. Когда он выстрелил из воды, впечатление было такое, что с глубины кто-то вытолкнул огромную булаву.
- Берегись, Яра!
Последующие события разворачивались невероятно быстро.
«Невероятно быстро» для Горислава, но не для великанов. Будучи свидетелем, он все видел, да только не мог понять и поверить, что подобное возможно. Все произошло быстрее, чем человек способен постичь увиденное. Уже потом, когда все закончилось, он мысленно восстановил схватку велей с водным змеем. Потом… Но, когда происходил сам бой, он видел только мелькание тел, блеск клинков, черно-красные брызги и слышал ужасный крик, причем кричал он сам.
Яробор подпрыгнул, взлетел над черной водой, казалось, не прилагая к тому особых усилий, и не только ушел от удара, но и расставил ловушку для противника, превратив плеть в силок. Когда промахнувшееся чудовище шлепнулось брюхом на мост, плеть затянулась тугой петлей. Вель опустился точно на спину змея, продолжавшего скользить вперед, и, подтверждая славу лихого наездника, невероятным образом удержался и сохранил равновесие. Вместе с тем он дернул витень с такой силой, что чудовище встало на дыбы. Клинок Яробора сверкнул разящей молнией и отсек чудовищу голову. Короткий пронзительный крик змея огласил окрестности. Подоспевший на подмогу Светозар одним махом отделил хвост, вложив в удар столько силы, что лезвие, разрубив плоть, заскрежетало по камню.
Яробор спрыгнул на затопленную плиту, подняв столп черной илистой воды, опустился на колено. Рядом шлепнулись три половины чудовища. Передняя часть за головой ушла на глубину, оставшиеся две забились в предсмертной агонии, разбрызгивая грязь вперемежку с кровью. Вель-степняк вскочил на ноги и, перепрыгнув через бьющийся хвост, бросился к берегу. И вовремя! Потому что по обе стороны подводного моста, обозначая его границу, река забурлила, будто закипела.
- Ой, ой! Вот слезки Моркошины! Лядово отродье! – высоко задирая коленки, будто кто-то кусал его за пятки, Яробор добежал до пробитой остролистной зеленью, береговой полосы, где начал матерится по-черному.
Причина бурления скоро выяснилась: к мосту приплыли рыбы, привлеченные вкусом крови убитого змея. Только они были не похожи на привычных рыб, ибо, как вся прочая живность, обитавшая в Тибендоле, имели очень необычный вид – круглые, как шары, и с пастями, как кошели. Даже великаны ахнули, когда эти серые круглые твари начали выскакивать на отмель, одна за другой.
Головастики набросились на шевелящиеся обрубки змея, как стая… как стая хищных существ. Они впивались в добычу мертвой хваткой и вырывали огромные куски мяса. Те, кому не хватило места на кровавом пиршестве, мячиками прыгали вокруг и разевали свои пасти-кошели, усеянные мелкими острыми зубками. Слышалось урчание, чавканье, плеск, но громче всего - щелканье челюстей, смыкавшихся вхолостую. Клац-клац-клац…
- Ох, мать честная, что деется, - сказал Горбуль. - Эх, поесть бы сейчас.
- Ты опять о еде! Ты ничем не лучше их! – Гориславу сделалось дурно, у него перед глазами все поплыло. Он с отвращением отвернулся, и тут на него, будто с неба, свалился головастик, что привело его в чувство и в немалой степени взбодрило.
Нет, рыбы-шары – слава всем богам! - летать не умели, просто Яробор, вытянув из воды плеть, обнаружил на ее конце речного хищника, терзавшего туго сплетенную кожу, как голодная собака кость, единственное, не рычал, и, недолго думая, хлестнул по скале, дабы тот отцепился. Сорвавшаяся «рыбка» попала прямо в полуобморочного книговеда, который качнулся, однако устоял на ногах и, тоненько пискнув, резво отпрыгнул в сторону, мигом забыв о своей слабости.
Известно же, что опасность лечит любое недомогание.
Горислав - чье любопытство взяло верх над страхом, а неожиданно пробудившаяся дерзость естествоиспытателя подтолкнула вперед, подкрался к неподвижно лежавшему на земле, существу, желая лучше рассмотреть. Когда еще такое увидишь!
Местное водоплавающее - серое бугристое, размером с голову ребенка - было скорее продолговатым, чем шаровидным. Если бы не рот, похожий длинный на рваный шрам, то и не поймешь, где у него зад-перед. Наросты на боках были ли недоразвитыми плавниками, то ли уродливыми пальцами. Три пары маленьких дырочек над пастью служили органами обоняния и зрения, но сразу не угадаешь: какие из них глаза, а какие ноздри.
- «Моркошины слезы»… - он осмелел настолько, что легонько толкнул его носком сапога, о чем сразу же пожалел, потому что страшная рыбка подпрыгнула, бойко и пугающе стуча острыми зубами.
- Ах, ты нечисть! Я тебе сейчас…
Пока он кружился волчком на месте, пытаясь вытянуть из заплечных ножен волшебный меч, головастик доскакал до обрыва и свалился вниз.
Горислав бочком приблизился к краю.
На реке творилось что-то невообразимое. Хищные рыбы всей стаей переваливали через подводный мост. Десятки серых шарообразных тел катились, прыгали через искромсанные части тулова водного змея и друг через друга, и уходили на глубину. Они очень, очень торопились. Устроили прямо исход, вызывая у наблюдателя смятение и желание тоже бежать отсюда подальше. Голодных зубастых тварей явно что-то сильно испугало, иначе бы эти обжоры не оторвались от еды. Но они бросили свою добычу и убегали. Убегали, как только могут бежать существа, не имеющие ног.
- Зарянь, ты тоже видишь? – спросил Яробор упавшим голосом.
- Сматываться надо… – отозвался Светозар. – Живо!
Ниже по течению показалось нечто. Поверхность реки поседение ненадолго взгорбилась и снова стала ровной, если не считать ряби от брызг удирающих головастиков. Можно было подумать, что приближается огромный сом.
Только это был совсем не сом…
Возле моста разверзлась бездна! Если не бездна, то глубоченная яма. Однако всем известно, что в жидкости ямы не образуются. А тут - в черной воде черная яма. И мало того! Из ямы выпростался язык - то, что это был язык, стало понятно потом – серо-лиловая лопасть в пупырышках. Шлеп на отмель - и повлеклась, как метлой смела все подчистую: растерзанные останки змееподобного чудовища и всех головастиков, до которых дотянулась. После чего обладатель невероятно огромного языка почти беззвучно, без брызг, захлопнул пасть и убрался восвояси. Еще недолго кружился водоворот, и на поверхности покачивались белые ошметки змеиного мяса.
Снова наступила тишина да такая, что пробирала до оторопи.
Великаны вернулись на возвышенность задумчивые и хмурые, с непроницаемыми лицами.
- Чудо на чуде, да дивом погоняет, - только и сказал Светозар.
- Пожирают друг дружку на завтрак, обед и ужин - и не подавятся, - оскалился Яробор, хотя ему было совсем не весело, и приладил непокорные волосы, выдав-таки волнение и растерянность.
- Яра, что это за рыбы были? – Горислав все еще смотрел на реку, выискивая признаки, затаившегося в темной воде самого большого из чудовищ, того что шуровало языком на отмели.
- Почем мне знать, - вель-степняк передернул плечами
- Ты же знаток всякой плавучей живности. Заклинания для рыбы знаешь. Может, есть одно, чтобы ее отогнать.
- Я знаю волшебные слова для приманивания, но отпугивать чудовищ не умею.
Встав в круг, хранители принялись советоваться. Первым держал слово Светозар.
- Что, друже, на восходе будем пытать удачу? Пока вернемся в Дом Братства Огня? – он спрашивал, но, вместе с тем, в его вопросах был заключен ответ. – Местных обитателей мы видели, посему я бы не рискнул спать за пределами крепостных стен. Еще неизвестно, сколько опасностей таит ночь…
- Утро вечера мудренее, – поддержал его Яробор. - Переночуем в крепости, а на рассвете рванем через этот брод. Другого-то пути отсюда все равно нет.
- Горик, что скажешь? – Светозар обратил пытливый взор на книговеда, который все еще находился под глубоким впечатлением от сражения на реке.
- Язык проглотил? – вторил ему Яробор.
«Можно подумать, что мое слово имеет какое-то значение. Все равно, как решат, так и сделают», - подумал он и произнес то, что хотели от него услышать:
- В примечании на чертеже сказано: на восходе. И сказано не просто так - примечания писались не из-за любви к красоте вязи. Кстати, на пергаменте имеется еще одна пометка: «Читай – и пройдешь». Я встречал ее раньше, на другом чертеже, и тогда подумал, что это такая игра слов, но теперь понимаю, что это приказ следовать букве, то есть в точности выполнять все указания.
- Переправиться-то мы переправимся… но вдруг на том берегу нет прохода, – Яробор напряжено вглядывался в водную границу.
- Если мы чего-то не видим, то не значит, что этого не существует, - жутковатым голосом изрек Горбуль.
***
Великаны хотели устроиться на ночлег на второй ступени, но осмотренные помещения им не понравились: одно было слишком открытое; другое – наоборот; здесь нависала плита, готовая вот-вот обрушиться, там провалился пол. К тому же надо было где-то разместить коней, и желательно поблизости, и хорошо бы, если бы для них корм какой-нибудь подножный нашелся. Впрочем, кормежкой можно было не озадачиваться, ибо руины заброшенного города-крепости мирно завоевала трава.
Горислав следуя за спутниками, смотрел по сторонам и все запоминал. Он был немного разочарован - не обнаружив ничего необычного, такого, чтобы «ах». У него возникло ощущение, что его жестоко обманули. Он думал, что за распахнувшимися перед ним воротами в Прошлое кроется нечто важное, а на поверку оказалось, что нет в наследии великанов ничегошеньки занимательного.
«Где же тайна?» – вопрошал он. - «А нет здесь никакой тайны, сам посмотри», - отвечали ему руины.
Город как город, только давно заброшенный. Улицы прямые, стены одинаковые, одно строение похоже на другое…
Но вот книговед стал замечать некоторые особенности, проникся, так сказать, идеей древних зодчих. Строительство велось по плану, и все здесь было продумано до мелочей.
Уцелевшие крыши домов были односкатными, с наклоном к наружной стене, на них кое-где сохранились желобки водостоков. В жилищах было светло, благодаря отверстиям, проделанным в перекрытиях, и предназначавшимся, то ли для солнечных лучей, то ли для отвода дыма очага, а может для того и другого сразу. В прошлом между домами росли фруктовые деревья, теперь о них напоминали их редкие одичавшие потомки, кривившиеся наподобие паучьих деревьев. Но ведь сады требовали ухода! Значит, здесь имелся водопровод, а может даже каналы.
Так из разрозненных частей складывалась общая картина прошлого города-крепости - Дом Братства Огня в пору расцвета.
Его жители были окружены удобствами, даже излишествами, каковыми Горислав счел задние дворики или места для прогулок. В одном из них, где в центре высилось нечто похожее на беседку, он случайно наткнулся на большую кучу помета, из которой торчали тонкие белые ребрышки неизвестного зверька.
- Это то, что я думаю? – спросил он в замешательстве.
- Навоз, - подтвердил Светозар и побрел дальше. – Огромная куча. Яра, слышь, единороги-то, оказывается, всеядные.
- Как ужасно, - прошептал книговед и тяжело вздохнул.
- Горик, ей, ты будто первый день живешь на земле! - Горбуль свалился ему на плечо. – Оно же такое дело… В порядке вещей! Вспомни, что мы видели нынче на реке. Все хотят есть. Маленькие существа стаями нападают на больших, большие – поглощают за один глоток целые стаи маленьких… Приглядись, прислушайся – и кругом увидишь смерть, услышишь ее шаги. Червячки едят траву, червячков склевывают птицы, какой-нибудь ловкий зверек словит птицу и съест с перьями и потрохами, а зверька в свою очередь слопает другой более большой прожорливый зверь. Потом на костях вырастет трава, и даст пищу для новой жизни.
- Горбуль, перестань. - Горислав поспешил прочь от места, неподходящего для споров мыслителей.
Вестник же, в приступе высокопарного многословия, продолжал:
- Таково земное бытие, заключающее в себе два величайших таинства – рождение и смерть. Вечный круговорот вещей в природе. Все живое происходит от живого. Все рожденное обречено на смерть. Смерть – враг всего живого, но она же - величайшее благо.
- Так это же открытый мною закон сохранения вещей… Все это я тебе рассказывал намедни! Ты присвоил себе мою мысль, Горбуль! – уличил его книговед. - Ничто на свете не исчезает бесследно - оно просто принимает другой вид.
- Ты мне рассказывал? – удивился вестник. – Ну и ладно. А коли ты все понимаешь, тогда чего нос повесил?
- Ничего не могу с собой поделать, поскольку вид смерти не вызывает у меня чувство радости.
- Слыхал? – вели переглянулись. – Надо же до такого додуматься. Они друг друга стоят.
- Ага. Ха! Разум доводит до раздумья, а ум до безумья.
Хранители поднялись по скату на третью ступень пирамиды, благо, что до темноты еще оставалось время.
Кроме жилищ, здесь стояли общественные здания. Особо выделялось одно, с двумя рядами колон перед входом. Горислав мысленно назвал его «храмом», еще не зная, что увидит внутри. Пусть великаны никогда не строили культовые сооружения, как утверждал Светозар, оно вполне могло служить для собраний или проведения каких-то других обрядов. Нерелигиозных. Какие-то обряды-то великаны все же должны были выполнять, известно же, что все живые существа оправляют обряды.
- «Для единения духом возведен», - прочитал он первую, попавшуюся на глаза надпись.
И все же это был храм, с какой стороны не смотри, и что о нем не думай…
Первое, на что наталкивался входящий – это огромная стопа, вызывавшая желание узнать, кому она принадлежит, и, поднимая глаза, человек видел далеко наверху лик Великого Творца, взиравшего на него задумчиво и строго. Окна были устроены таким образом, что лицо Трижды Великого освещалось вплоть до наступления темноты, и поскольку все вокруг тонуло в густой тени, казалось, что лик сияет. Создавалось впечатление, что Творец вот-вот оживет и заговорит. Его немигающий пристальный и все понимающий взгляд заставлял всякого входящего замереть и вспомнить о своих плохих поступках и мыслях, и задуматься, и ощутить себя маленьким и ничтожным. И если человек выдерживал взгляд бога, не опускал глаза, то замечал руку, отведенную в сторону, будто указующую. А под простертой дланью - кружились вихри, бушевали волны, летели облака, гонимые деями. И земная твердь раздвигала воды, в дыму вздымались горы и полыхало пламя. Воплощался величайший замысел… Начало. Творение мира, как свершение.
Казалось, что стихии движутся: переплетаются, плавно перетекают одна в другую, видоизменяются, преобразуются во что-то новое, - но, на самом деле, скользил лишь взгляд желавшего постичь задумку Трижды Великих, постичь хотя бы отчасти, понять, какое место в мироздании занимает человек.
Что касалось замысла строителей храма, то он был предельно ясен. Каждый, кто входил сюда, ощущал благоговейный трепет пред великим и вечным воплощением и, вместе с тем, обретал уверенность в себе, в своих силах. Ибо, увидев храм изнутри, человек как бы заглядывал внутрь самого себя и чувствовал свою причастность к тайне мироздания, но не в ничтожности своего существования, а осознавая себя божественным творением.
Какое же впечатление производил вид храма на людей в Прошлом, попавших в него впервые, если доныне потрясал воображение? Даже великаны не удержали восхищенных возгласов.
Не верилось, что подобное великолепие создано людьми. Невозможно представить, сколько времени, умения и сил затратили каменотесы, преображая столь чудесным образом скалу, стоявшую в основе пирамиды. Но дело того стоило! И своим беспримерным трудом древние ваятели увековечили добрую память о себе.
Хранители разбрелись по залу, разглядывая стены, сплошь украшенные чудесными, выполненными в реалистичной манере барельефами, некогда оживленными разноцветными красками. Между сюжетными сценами были помещены пояснительные надписи и мудрые изречения.
- Что здесь написано? – Яробор указал на красивую вязь в углу панно, на котором суша поднималась из вод мирового океана.
- «Создано было творение многоблаженное, многопрекрасное, многообразное и многополезное», - прочитал Горислав.
- А это что? - Светозар разглядывал сцену битвы Великого Творца с Морконом.
- «Бессмертны избравшие Истину, и да сольются их души с Вечным Светлым Духом Творца». Удивительно! Должно быть, здесь, именно здесь, в Доме Братства Огня в Смутное время и Темные века хранилась первая часть Повестей: Творение, Богоборство, Начало Земной Жизни. Здесь же Священное писание было дополнено главами о пришествии Исчадья Мрака.
- Почему ты так решил?
- Сам посмотри, все священные истины здесь даны кратко и предельно ясно, как в «Повестях». Для того чтобы установление обрело такой точный законченный вид требуется очень много времени. Заповеди появились не после Темных веков, а задолго до первого пришествия Исчадья Мрака, но в Смутное время люди отказались от веры в богов Света, забыли учение, все книги, не только «Повести Первых Земных веков». Рукописи сжигались, таблички уничтожались. Народ разучился читать и писать. В Смуту письменность осталась только у великанов. Во время войны со Злом более надежного хранилища, чем Дом Братства Огня, для книг с учением о Добре и Свете было не найти. В местное собрание, должно быть входили и летописи, и какие-то научные книги, хоть по траволечению. Вообще, тут могло храниться много чего необычайно интересного. Верно говорю, первоисточник «Повестей» хранился здесь, больше негде. Потом его перевели, и во время возрождения храмов Трижды Великих и возобновления служб эта книга распространилась по всему свету.
- Хочешь сказать, что великаны распространяли веру?
- Нет. Вы же - не проповедники. Вместе с великанами, призванными на правление, шли священники и книговеды-просветители. Кстати, возможно, что здесь был создан первый свод велевых законов, а может, сама Книга Судей. Эх, жалко, что не успею переписать все надписи, – посетовал книговед.
- И почему языки разные? – проворчал Яробор, соскребая ногтем патину с надписи «Все люди – братья и сестры, равные от рождения».
- Так заведено.
- Зачем? Чтобы еще больше все запутать? Чтоб никто не догадался?
- Мудрый Творец позволил первым людям наречь все сущее своими именами и, тем самым оказал великую честь людям, преисполнить мир смыслом. Имя есть бытийная сущность вещи.
- А почему нельзя было сказать, что и как называется? – Яробор честно пытался во всем разобраться. - Зачем все усложнять? Какой смысл-то?
- Смысл, Яра, не солянка, ложкой не расхлебаешь, - проскрипел Горбуль.
- Яра, если ты, божич, не можешь постичь божественный замысел, то я и тем более, - вздохнул книговед. – Могу лишь предположить, что Великий Творец руководствовался соображением «каждому - свое». Те, кто внизу не должны понимать речь тех, кто наверху. Каждое слово – великая тайна. В одном слове богов может быть заключено такое понятие, которое не объяснить сотней людских слов, а иное божественное слово – и сравнить не с чем на земле. Ведь люди дали названия только тем вещам и явлениям, которое видят вокруг себя, а мир людей, известно, ограничен в пространстве и времени. По той же причине, великаны в Прошлом говорили на своем языке - им было, что скрывать.
- Тот, кто не умет хранить тайну, выдаст ее, на каком бы языке не говорил, – заметил Светозар.
- Верно, - поддакнул Яробор. – Языки изучать - только лишняя морока.
- Всю хитрость не изучишь, а себя измучишь, - Горбуль крякнул, усмехаясь.
- Чужой язык - великая тайна, сам по себе, - продолжал Горислав. - Он делает особенным того, кто им владеет… вызывает особое отношение окружающих. Велев язык – первый земной - который отличался от людского, свидетельствовал о благородном происхождении.
Вели переглянулись, мысленно соглашаясь с книговедом. Ведь знание языка возвысило его до равного положения. Умение читать и понимать непонятные надписи, определенно, заслуживало уважения. А Горислав, чистая душа, даже заметил, насколько вырос в глазах спутников. Ведь про значение языков он пояснил, про межу прочим, рассуждая как ученый. Он вовсе не думал кичиться своим образованием или извлекать из того выгоду.
Они покинули Дом Братства Огня через западные ворота, где над речкой - ни широкой, ни узкой - сохранился целехонький каменный мост. Едва они спустились в низину, дорога исчезла, потому что весенние наводнения занесли плато землей, тонкого слоя которой хватало для корней беложильчатой травы и невысоких кустиков, торчавших соломинами с пучками длинных салатовых нитей на концах. «Паучьи» деревья кое-где тоже зацепились.
Посовещавшись, великаны решили ехать напрямки к видневшимся недалеко руинам у реки, рассудив, что древняя дорога вела именно к ним.
Западная граница провала надвигалась темно-серой, ребристой, растрескавшейся, отвесной стеной. Чтобы обозреть ее верхнюю кромку, приходилось запрокидывать голову так, что шапка слетела бы… Подножье неприступных скал широкой лентой окаймляла река.
По перемычке заросшего моста хранители попали на островок, очерченный заболоченными оврагами, которые в прошлом служили оборонительными рвами. От стен сторожевой крепости остались только крупные камни основания да часть кладки, примыкавшая к восточным воротам, представлявшим собой цельное каменное кольцо, сквозь которое мог пройти всадник, не пригибаясь. Этому рукотворному сооружению, в отличие от Дома Братства Огня, природа нанесла гораздо больший ущерб, обратив его в живописные груды обтесанных глыб.
На дальней оконечности островка над рекой в беспорядке стояли высокие каменные столбы разной высоты и толщины, поэтому оставалось гадать: вбиты ли они великанами при строительстве стены или имеют естественное происхождение. Подобно солнечным часам они отбрасывали на восток длинные тени, полосуя серебристое травяное поле. Река казалась неподвижной, застывшей, ее течение было таким тихоструйным, что сразу не угадать, в какую сторону движется мутный поток. Под осыпавшимся обрывом тянулась узкая илистая полоса, освоенная влаголюбивой зеленью. Торчавшие поплавками позеленевшие верхушки камней, отражались в черном глянце воды.
- Шагов сорок, - прикинул Светозар ширину реки.
- Бережок близко, да идти склизко.
- А берега-то и нету...
Действительно, по ту сторону водного потока не было береговой полосы, как таковой - только голая крутизна - ни уступа, куда можно ногу поставить, ни грота.
- Опять, что ли, камни ворочать, - подумал вслух Яробор.
- Горик, что там у тебя на карте?
- «Мост подле Перста».
- Значит, в Прошлом здесь был мост.
Все посмотрели вверх, надеясь увидеть призрачную дорожку, наподобие той, что привела их на дно. У Горислава выхолодило потроха при воспоминании о недавнем хождении по воздуху.
- То «язык», то «палец», - проворчал Яробор. – Они бы хоть поясняли, что у них там и чего означает. А то, поди, догадайся! Морду бы набить тому, кто придумал образные выражения! Трудно было прямо сказать? Мол, скала такого-то вида стоит там-то…
- Я-то что, – нахмурился задетый замечанием книговед. – Задолго до меня все придумали. Я только читаю и толкую.
- Любишь ты всякие мудрености. У тебя башка не кружится от заумных мыслей?
- Нет ничего плохого в том, что я стремлюсь к знаниям и не отвергаю с порога все непонятное, как какой-нибудь невежа.
- Давай еще стишок расскажи, по случаю, - прицепился вель-степняк и, осененный сиюминутным вдохновением, сочинил стих:
- «Я стою на берегу,
грустно глядя на реку,
всем голову морочу
и брод найти не хочу», - довольный собой Яробор заржал как конь. Горбуль гнусным поскрипыванием одобрил шутку.
- Хочу! - книговед сжал кулаки от бессильной обиды на веля-пересмешника. - Больше тебя хочу поскорей отсюда выбраться. А твой стих, вообще, неграмотный!
- Зато складный, не то, что твои.
- Потому что мои стихи в переводе. А на древнем языке складней твоих в сто раз будут. Но ты не знаешь «первый земной язык» и не можешь оценить их первозданную красоту.
- Задохлик рукописный.
- А ты… Тебе только коней пасти да Крупеню мутузить, вот!
- Ага-ага. И девок по темным углам тискать, - не преминул вставить словечко Горбуль. - Тоже много ума не надо.
- Хватит вам! – прикрикнул на них Светозар. – Яра, что ты, право!
Повисла напряженная тишина. Спорщики отвернулись друг от друга.
- Должно быть, «перст» - это тот столб, - вель указал на высокую скалу, стоявшую особняком у самого обрыва, похожую на огромный палец. Однако рядом с ней не наблюдалось ничего, даже отдаленно напоминающего мост. – Пойдем.
Хранители двинулись над обрывом вдоль реки.
- О! Вспомнил! – с радостным возгласом Горислав подпрыгнул в седле, напугав Горбуля, который свалился с плеча. – Есть одно стихотворение, из того же обрывка древней велевой рукописи. Про путь на запад. Может, оно о том, как выбраться из Тибендола…
- Вышел утром я к реке, мост стоит на береге, - на Яробора снова напал приступ стихоплетства.
Погрозив ему кулаком, Светозар кивнул Гориславу.
- Излагай, Горик.
Запинаясь от волнения, сосредоточенно и без выражения книговед прочитал по памяти:
- «Край солнца показался над обрывом,
Скользнул по дну ущелья первый луч.
Ввысь устремленная скала,
Похожая на перст, грозящий небесам,
Тень уронила наземь длинной полосою.
Все тени на восходе, как одна,
Указывают точно путь на запад».
Яробор хмыкнул, а Светозар, погоняв морщины на лбу, заключил:
- Если я правильно понял, то тень скалы, именуемой Перст, на восходе укажет точное направление к выходу из Провала. Так был здесь в Прошлом мост или нет?
Они объехали кругом похожий на палец столп и, не обнаружив на нем ничего примечательного, остановились над обрывом.
- Ха! Никаких следов моста.
- Горик, может, имелся в виду брод, а не мост? – предположил Светозар.
- Слова «язык» и «перст» служат подсказками, - пояснил Горислав, - то есть дают представление о том, какой вид имеет скала… Или встарь эти скалы, действительно, так назывались: «Язык» и «Перст» - это их собственные имена. Вполне возможно, что «мост» - тоже скала, некая перемычка, удобное место для преодоления водной преграды…
- Почему! Ну почему нельзя было объяснить простым человеческим языком? Почему нельзя сказать, что тут - брод! - Яробор хлопнул себя по ляжке.
- А, может, мост опустился под воду или уровень реки с тех пор поднялся, - продолжил развивать свою мысль Светозар.
- Чего голову ломать! Надо взять да проверить, - вель-степняк спрыгнул на землю и стянул сапоги. - Попробую промерить глубину. Если есть брод, мы его найдем. Ха! Вот только я не вижу, куда там дальше. Есть там пещера или ход какой-нибудь?
- Будем надеяться, что есть.
Противоположный берег тонул в фиолетовом сумраке. Складки у подножья скалы углубились, каждая, обманывая глаз, казалась щелью. По вечерним теням было невозможно определить точное направление рассветной тени Перста, поскольку они уже исчезли. Западная стена затеняла Провал прозрачной вуалью синего сумрака, который медленно полз на восток, отодвигая свет по равнине к Дому Братства Огня.
- Палец-то какой-то кривенький, - заметил Светозар и последовал за собратом, спустившимся в широкий овраг.
Горислав спешился и подошел к обрыву.
- По сторонам поглядывай! – было наказано ему.
Вспомнив о чудовищах, книговед внимательно огляделся по сторонам. Ему не хотелось оставаться в одиночестве, но лазить по грязи - тоже…
Великаны продирались через заросли белоцветных растений с блестящими сердцевидными листьями. Солнце почти не заглядывало в низинку, поэтому белокрыльник расцвел пышным цветом. Крупные желто-зеленые пушистые початки, обернутые белыми покрывальцами, терпко благоухали, перебивая запах болота.
- Кони спустятся, - убедился Светозар. - И по оврагу пройдут.
- Коль уж по мосту прошли - тут пройдут запросто, - поддакнул Яробор.
- Там дальше, похоже, могут быть ямы. Лучше держаться края. Для коней здесь места достаточно.
- Наши кони еще нам дорогу укажут. Иногда думаю, что не я правлю Огнецом, а он сам везет меня, куда ему хочется. У тебя не возникает такое чувство?
- Есть маленько.
- Что и говорить, чудо-кони! Сколько коней перевидал за свою жизнь, а Огнец - единственный на земле. Вот последний был… Буяша. Славный умный коник, да только с Огнецом, все равно, ни в какое сравнение не идет.
Великаны встали под каменным перстом, прикидывая, куда должна указывать рассветная тень, прищурились, обметали взглядами скалу напротив.
- Как будем мерить глубину? Тут ни одной палки не найдешь. Вешки бы сделать. - Светозар вытащил из ножен меч Белажицы.
- Если найдем, так запомним.
- Не нравится мне эта речка. Тихая, мутная. Лучше было бы искать брод при свете дня.
- Речка, как речка. Плохо, что дна не видно, но так нам из нее не пить. Или чуешь неладное?
- Измерить все равно надобно.
- Мы осторожненько. По ходу дела разберемся…
Горбуль, припав на передние конечности, застыл над обрывом.
- Плохое место, - проворчал вестник, поводив клювом и принюхавшись. – Ох, плохое… Гиблое.
- Почему? – книговед напрягся.
- Тихо необычайно. Зловещая это тишина. И пахнет здесь… то ли волшебством, то ли смертью.
- Ты бы определился сначала! А то, как всегда, говоришь, не думая. Накаркаешь еще!
Великаны - по колено в черной воде - бродили вдоль берега.
- Есть! – воскликнул Яробор. – Ну, точно, мост! Зарянь, тут, кажись, плита каменная. – Бочком медленно он двинулся к середине реки. Вода доходила ему до щиколоток.
- Ровненько. Дорога мощенная, прямо, только скользко.
- Яра, ты бы не торопился. Неизвестно, какие твари тут водятся.
Не внявший предупреждению - ибо послушание не входило в число его добродетелей – вель-степняк продолжил путь,
Горислав, окинув реку взглядом, с высоты заметил, как подле замшелой скалы на гладкой поверхности всплыли пузырьки воздуха.
- Ой! – В испуге он прижал руку к груди. – Яра, возвращайся! К тебе кто-то плывет.
- Яра, назад давай! И не бултыхайся сильно. Вода хорошо проводит звук.
- Вот, растудыть твою! - глядя на пузырящуюся дорожку и осторожно отступая назад, Яробор сдернул с шеи плеть, левой рукой извлек из заплечных ножен меч. От берега его отделяло шагов десять, но даже это расстояние он бы не успел преодолеть.
- Ляд с тобой! – Он повернулся лицом к плывущему под водой существу. – Показывайся, давай! – Готовясь отразить удар, он расставил ноги и устрашающе заревел, но изумленно смолк, когда из воды вынырнуло нечто длинное и черное.
Чудовище стремительно по дуге пронеслось над мостом, в пяти шагах пяти от Яробора - мелькнула массивная ромбическая морда со светящимися желтыми глазами, за которой тянулось покрытое блестящей чешуей тело с перепончатым гребнем по всему хребту, - и нырнуло обратно в реку, пустив круговые волны по поверхности.
- Что это… кто это был? – прошептал Горислав. Даже если эта тварь была змеей какой-то особой разновидности, то очень крупная.
- Яра, оно тебя рассматривало! – крикнул Светозар. - Сейчас нападет! Отступай! Я тебя прикрою.
Рискуя поскользнуться, Яробор попятился…
Загадочный змееподобный речной обитатель, вынырнув ниже по течению, снова устремился к перемычке. Очень большой, длиной два человеческих роста, с тяжелой клиновидной головой - он приближался со скоростью летящей стрелы, рассекая гладкую поверхность перепончатым гребнем. Когда он выстрелил из воды, впечатление было такое, что с глубины кто-то вытолкнул огромную булаву.
- Берегись, Яра!
Последующие события разворачивались невероятно быстро.
«Невероятно быстро» для Горислава, но не для великанов. Будучи свидетелем, он все видел, да только не мог понять и поверить, что подобное возможно. Все произошло быстрее, чем человек способен постичь увиденное. Уже потом, когда все закончилось, он мысленно восстановил схватку велей с водным змеем. Потом… Но, когда происходил сам бой, он видел только мелькание тел, блеск клинков, черно-красные брызги и слышал ужасный крик, причем кричал он сам.
Яробор подпрыгнул, взлетел над черной водой, казалось, не прилагая к тому особых усилий, и не только ушел от удара, но и расставил ловушку для противника, превратив плеть в силок. Когда промахнувшееся чудовище шлепнулось брюхом на мост, плеть затянулась тугой петлей. Вель опустился точно на спину змея, продолжавшего скользить вперед, и, подтверждая славу лихого наездника, невероятным образом удержался и сохранил равновесие. Вместе с тем он дернул витень с такой силой, что чудовище встало на дыбы. Клинок Яробора сверкнул разящей молнией и отсек чудовищу голову. Короткий пронзительный крик змея огласил окрестности. Подоспевший на подмогу Светозар одним махом отделил хвост, вложив в удар столько силы, что лезвие, разрубив плоть, заскрежетало по камню.
Яробор спрыгнул на затопленную плиту, подняв столп черной илистой воды, опустился на колено. Рядом шлепнулись три половины чудовища. Передняя часть за головой ушла на глубину, оставшиеся две забились в предсмертной агонии, разбрызгивая грязь вперемежку с кровью. Вель-степняк вскочил на ноги и, перепрыгнув через бьющийся хвост, бросился к берегу. И вовремя! Потому что по обе стороны подводного моста, обозначая его границу, река забурлила, будто закипела.
- Ой, ой! Вот слезки Моркошины! Лядово отродье! – высоко задирая коленки, будто кто-то кусал его за пятки, Яробор добежал до пробитой остролистной зеленью, береговой полосы, где начал матерится по-черному.
Причина бурления скоро выяснилась: к мосту приплыли рыбы, привлеченные вкусом крови убитого змея. Только они были не похожи на привычных рыб, ибо, как вся прочая живность, обитавшая в Тибендоле, имели очень необычный вид – круглые, как шары, и с пастями, как кошели. Даже великаны ахнули, когда эти серые круглые твари начали выскакивать на отмель, одна за другой.
Головастики набросились на шевелящиеся обрубки змея, как стая… как стая хищных существ. Они впивались в добычу мертвой хваткой и вырывали огромные куски мяса. Те, кому не хватило места на кровавом пиршестве, мячиками прыгали вокруг и разевали свои пасти-кошели, усеянные мелкими острыми зубками. Слышалось урчание, чавканье, плеск, но громче всего - щелканье челюстей, смыкавшихся вхолостую. Клац-клац-клац…
- Ох, мать честная, что деется, - сказал Горбуль. - Эх, поесть бы сейчас.
- Ты опять о еде! Ты ничем не лучше их! – Гориславу сделалось дурно, у него перед глазами все поплыло. Он с отвращением отвернулся, и тут на него, будто с неба, свалился головастик, что привело его в чувство и в немалой степени взбодрило.
Нет, рыбы-шары – слава всем богам! - летать не умели, просто Яробор, вытянув из воды плеть, обнаружил на ее конце речного хищника, терзавшего туго сплетенную кожу, как голодная собака кость, единственное, не рычал, и, недолго думая, хлестнул по скале, дабы тот отцепился. Сорвавшаяся «рыбка» попала прямо в полуобморочного книговеда, который качнулся, однако устоял на ногах и, тоненько пискнув, резво отпрыгнул в сторону, мигом забыв о своей слабости.
Известно же, что опасность лечит любое недомогание.
Горислав - чье любопытство взяло верх над страхом, а неожиданно пробудившаяся дерзость естествоиспытателя подтолкнула вперед, подкрался к неподвижно лежавшему на земле, существу, желая лучше рассмотреть. Когда еще такое увидишь!
Местное водоплавающее - серое бугристое, размером с голову ребенка - было скорее продолговатым, чем шаровидным. Если бы не рот, похожий длинный на рваный шрам, то и не поймешь, где у него зад-перед. Наросты на боках были ли недоразвитыми плавниками, то ли уродливыми пальцами. Три пары маленьких дырочек над пастью служили органами обоняния и зрения, но сразу не угадаешь: какие из них глаза, а какие ноздри.
- «Моркошины слезы»… - он осмелел настолько, что легонько толкнул его носком сапога, о чем сразу же пожалел, потому что страшная рыбка подпрыгнула, бойко и пугающе стуча острыми зубами.
- Ах, ты нечисть! Я тебе сейчас…
Пока он кружился волчком на месте, пытаясь вытянуть из заплечных ножен волшебный меч, головастик доскакал до обрыва и свалился вниз.
Горислав бочком приблизился к краю.
На реке творилось что-то невообразимое. Хищные рыбы всей стаей переваливали через подводный мост. Десятки серых шарообразных тел катились, прыгали через искромсанные части тулова водного змея и друг через друга, и уходили на глубину. Они очень, очень торопились. Устроили прямо исход, вызывая у наблюдателя смятение и желание тоже бежать отсюда подальше. Голодных зубастых тварей явно что-то сильно испугало, иначе бы эти обжоры не оторвались от еды. Но они бросили свою добычу и убегали. Убегали, как только могут бежать существа, не имеющие ног.
- Зарянь, ты тоже видишь? – спросил Яробор упавшим голосом.
- Сматываться надо… – отозвался Светозар. – Живо!
Ниже по течению показалось нечто. Поверхность реки поседение ненадолго взгорбилась и снова стала ровной, если не считать ряби от брызг удирающих головастиков. Можно было подумать, что приближается огромный сом.
Только это был совсем не сом…
Возле моста разверзлась бездна! Если не бездна, то глубоченная яма. Однако всем известно, что в жидкости ямы не образуются. А тут - в черной воде черная яма. И мало того! Из ямы выпростался язык - то, что это был язык, стало понятно потом – серо-лиловая лопасть в пупырышках. Шлеп на отмель - и повлеклась, как метлой смела все подчистую: растерзанные останки змееподобного чудовища и всех головастиков, до которых дотянулась. После чего обладатель невероятно огромного языка почти беззвучно, без брызг, захлопнул пасть и убрался восвояси. Еще недолго кружился водоворот, и на поверхности покачивались белые ошметки змеиного мяса.
Снова наступила тишина да такая, что пробирала до оторопи.
Великаны вернулись на возвышенность задумчивые и хмурые, с непроницаемыми лицами.
- Чудо на чуде, да дивом погоняет, - только и сказал Светозар.
- Пожирают друг дружку на завтрак, обед и ужин - и не подавятся, - оскалился Яробор, хотя ему было совсем не весело, и приладил непокорные волосы, выдав-таки волнение и растерянность.
- Яра, что это за рыбы были? – Горислав все еще смотрел на реку, выискивая признаки, затаившегося в темной воде самого большого из чудовищ, того что шуровало языком на отмели.
- Почем мне знать, - вель-степняк передернул плечами
- Ты же знаток всякой плавучей живности. Заклинания для рыбы знаешь. Может, есть одно, чтобы ее отогнать.
- Я знаю волшебные слова для приманивания, но отпугивать чудовищ не умею.
Встав в круг, хранители принялись советоваться. Первым держал слово Светозар.
- Что, друже, на восходе будем пытать удачу? Пока вернемся в Дом Братства Огня? – он спрашивал, но, вместе с тем, в его вопросах был заключен ответ. – Местных обитателей мы видели, посему я бы не рискнул спать за пределами крепостных стен. Еще неизвестно, сколько опасностей таит ночь…
- Утро вечера мудренее, – поддержал его Яробор. - Переночуем в крепости, а на рассвете рванем через этот брод. Другого-то пути отсюда все равно нет.
- Горик, что скажешь? – Светозар обратил пытливый взор на книговеда, который все еще находился под глубоким впечатлением от сражения на реке.
- Язык проглотил? – вторил ему Яробор.
«Можно подумать, что мое слово имеет какое-то значение. Все равно, как решат, так и сделают», - подумал он и произнес то, что хотели от него услышать:
- В примечании на чертеже сказано: на восходе. И сказано не просто так - примечания писались не из-за любви к красоте вязи. Кстати, на пергаменте имеется еще одна пометка: «Читай – и пройдешь». Я встречал ее раньше, на другом чертеже, и тогда подумал, что это такая игра слов, но теперь понимаю, что это приказ следовать букве, то есть в точности выполнять все указания.
- Переправиться-то мы переправимся… но вдруг на том берегу нет прохода, – Яробор напряжено вглядывался в водную границу.
- Если мы чего-то не видим, то не значит, что этого не существует, - жутковатым голосом изрек Горбуль.
***
Великаны хотели устроиться на ночлег на второй ступени, но осмотренные помещения им не понравились: одно было слишком открытое; другое – наоборот; здесь нависала плита, готовая вот-вот обрушиться, там провалился пол. К тому же надо было где-то разместить коней, и желательно поблизости, и хорошо бы, если бы для них корм какой-нибудь подножный нашелся. Впрочем, кормежкой можно было не озадачиваться, ибо руины заброшенного города-крепости мирно завоевала трава.
Горислав следуя за спутниками, смотрел по сторонам и все запоминал. Он был немного разочарован - не обнаружив ничего необычного, такого, чтобы «ах». У него возникло ощущение, что его жестоко обманули. Он думал, что за распахнувшимися перед ним воротами в Прошлое кроется нечто важное, а на поверку оказалось, что нет в наследии великанов ничегошеньки занимательного.
«Где же тайна?» – вопрошал он. - «А нет здесь никакой тайны, сам посмотри», - отвечали ему руины.
Город как город, только давно заброшенный. Улицы прямые, стены одинаковые, одно строение похоже на другое…
Но вот книговед стал замечать некоторые особенности, проникся, так сказать, идеей древних зодчих. Строительство велось по плану, и все здесь было продумано до мелочей.
Уцелевшие крыши домов были односкатными, с наклоном к наружной стене, на них кое-где сохранились желобки водостоков. В жилищах было светло, благодаря отверстиям, проделанным в перекрытиях, и предназначавшимся, то ли для солнечных лучей, то ли для отвода дыма очага, а может для того и другого сразу. В прошлом между домами росли фруктовые деревья, теперь о них напоминали их редкие одичавшие потомки, кривившиеся наподобие паучьих деревьев. Но ведь сады требовали ухода! Значит, здесь имелся водопровод, а может даже каналы.
Так из разрозненных частей складывалась общая картина прошлого города-крепости - Дом Братства Огня в пору расцвета.
Его жители были окружены удобствами, даже излишествами, каковыми Горислав счел задние дворики или места для прогулок. В одном из них, где в центре высилось нечто похожее на беседку, он случайно наткнулся на большую кучу помета, из которой торчали тонкие белые ребрышки неизвестного зверька.
- Это то, что я думаю? – спросил он в замешательстве.
- Навоз, - подтвердил Светозар и побрел дальше. – Огромная куча. Яра, слышь, единороги-то, оказывается, всеядные.
- Как ужасно, - прошептал книговед и тяжело вздохнул.
- Горик, ей, ты будто первый день живешь на земле! - Горбуль свалился ему на плечо. – Оно же такое дело… В порядке вещей! Вспомни, что мы видели нынче на реке. Все хотят есть. Маленькие существа стаями нападают на больших, большие – поглощают за один глоток целые стаи маленьких… Приглядись, прислушайся – и кругом увидишь смерть, услышишь ее шаги. Червячки едят траву, червячков склевывают птицы, какой-нибудь ловкий зверек словит птицу и съест с перьями и потрохами, а зверька в свою очередь слопает другой более большой прожорливый зверь. Потом на костях вырастет трава, и даст пищу для новой жизни.
- Горбуль, перестань. - Горислав поспешил прочь от места, неподходящего для споров мыслителей.
Вестник же, в приступе высокопарного многословия, продолжал:
- Таково земное бытие, заключающее в себе два величайших таинства – рождение и смерть. Вечный круговорот вещей в природе. Все живое происходит от живого. Все рожденное обречено на смерть. Смерть – враг всего живого, но она же - величайшее благо.
- Так это же открытый мною закон сохранения вещей… Все это я тебе рассказывал намедни! Ты присвоил себе мою мысль, Горбуль! – уличил его книговед. - Ничто на свете не исчезает бесследно - оно просто принимает другой вид.
- Ты мне рассказывал? – удивился вестник. – Ну и ладно. А коли ты все понимаешь, тогда чего нос повесил?
- Ничего не могу с собой поделать, поскольку вид смерти не вызывает у меня чувство радости.
- Слыхал? – вели переглянулись. – Надо же до такого додуматься. Они друг друга стоят.
- Ага. Ха! Разум доводит до раздумья, а ум до безумья.
Хранители поднялись по скату на третью ступень пирамиды, благо, что до темноты еще оставалось время.
Кроме жилищ, здесь стояли общественные здания. Особо выделялось одно, с двумя рядами колон перед входом. Горислав мысленно назвал его «храмом», еще не зная, что увидит внутри. Пусть великаны никогда не строили культовые сооружения, как утверждал Светозар, оно вполне могло служить для собраний или проведения каких-то других обрядов. Нерелигиозных. Какие-то обряды-то великаны все же должны были выполнять, известно же, что все живые существа оправляют обряды.
- «Для единения духом возведен», - прочитал он первую, попавшуюся на глаза надпись.
И все же это был храм, с какой стороны не смотри, и что о нем не думай…
Первое, на что наталкивался входящий – это огромная стопа, вызывавшая желание узнать, кому она принадлежит, и, поднимая глаза, человек видел далеко наверху лик Великого Творца, взиравшего на него задумчиво и строго. Окна были устроены таким образом, что лицо Трижды Великого освещалось вплоть до наступления темноты, и поскольку все вокруг тонуло в густой тени, казалось, что лик сияет. Создавалось впечатление, что Творец вот-вот оживет и заговорит. Его немигающий пристальный и все понимающий взгляд заставлял всякого входящего замереть и вспомнить о своих плохих поступках и мыслях, и задуматься, и ощутить себя маленьким и ничтожным. И если человек выдерживал взгляд бога, не опускал глаза, то замечал руку, отведенную в сторону, будто указующую. А под простертой дланью - кружились вихри, бушевали волны, летели облака, гонимые деями. И земная твердь раздвигала воды, в дыму вздымались горы и полыхало пламя. Воплощался величайший замысел… Начало. Творение мира, как свершение.
Казалось, что стихии движутся: переплетаются, плавно перетекают одна в другую, видоизменяются, преобразуются во что-то новое, - но, на самом деле, скользил лишь взгляд желавшего постичь задумку Трижды Великих, постичь хотя бы отчасти, понять, какое место в мироздании занимает человек.
Что касалось замысла строителей храма, то он был предельно ясен. Каждый, кто входил сюда, ощущал благоговейный трепет пред великим и вечным воплощением и, вместе с тем, обретал уверенность в себе, в своих силах. Ибо, увидев храм изнутри, человек как бы заглядывал внутрь самого себя и чувствовал свою причастность к тайне мироздания, но не в ничтожности своего существования, а осознавая себя божественным творением.
Какое же впечатление производил вид храма на людей в Прошлом, попавших в него впервые, если доныне потрясал воображение? Даже великаны не удержали восхищенных возгласов.
Не верилось, что подобное великолепие создано людьми. Невозможно представить, сколько времени, умения и сил затратили каменотесы, преображая столь чудесным образом скалу, стоявшую в основе пирамиды. Но дело того стоило! И своим беспримерным трудом древние ваятели увековечили добрую память о себе.
Хранители разбрелись по залу, разглядывая стены, сплошь украшенные чудесными, выполненными в реалистичной манере барельефами, некогда оживленными разноцветными красками. Между сюжетными сценами были помещены пояснительные надписи и мудрые изречения.
- Что здесь написано? – Яробор указал на красивую вязь в углу панно, на котором суша поднималась из вод мирового океана.
- «Создано было творение многоблаженное, многопрекрасное, многообразное и многополезное», - прочитал Горислав.
- А это что? - Светозар разглядывал сцену битвы Великого Творца с Морконом.
- «Бессмертны избравшие Истину, и да сольются их души с Вечным Светлым Духом Творца». Удивительно! Должно быть, здесь, именно здесь, в Доме Братства Огня в Смутное время и Темные века хранилась первая часть Повестей: Творение, Богоборство, Начало Земной Жизни. Здесь же Священное писание было дополнено главами о пришествии Исчадья Мрака.
- Почему ты так решил?
- Сам посмотри, все священные истины здесь даны кратко и предельно ясно, как в «Повестях». Для того чтобы установление обрело такой точный законченный вид требуется очень много времени. Заповеди появились не после Темных веков, а задолго до первого пришествия Исчадья Мрака, но в Смутное время люди отказались от веры в богов Света, забыли учение, все книги, не только «Повести Первых Земных веков». Рукописи сжигались, таблички уничтожались. Народ разучился читать и писать. В Смуту письменность осталась только у великанов. Во время войны со Злом более надежного хранилища, чем Дом Братства Огня, для книг с учением о Добре и Свете было не найти. В местное собрание, должно быть входили и летописи, и какие-то научные книги, хоть по траволечению. Вообще, тут могло храниться много чего необычайно интересного. Верно говорю, первоисточник «Повестей» хранился здесь, больше негде. Потом его перевели, и во время возрождения храмов Трижды Великих и возобновления служб эта книга распространилась по всему свету.
- Хочешь сказать, что великаны распространяли веру?
- Нет. Вы же - не проповедники. Вместе с великанами, призванными на правление, шли священники и книговеды-просветители. Кстати, возможно, что здесь был создан первый свод велевых законов, а может, сама Книга Судей. Эх, жалко, что не успею переписать все надписи, – посетовал книговед.
- И почему языки разные? – проворчал Яробор, соскребая ногтем патину с надписи «Все люди – братья и сестры, равные от рождения».
- Так заведено.
- Зачем? Чтобы еще больше все запутать? Чтоб никто не догадался?
- Мудрый Творец позволил первым людям наречь все сущее своими именами и, тем самым оказал великую честь людям, преисполнить мир смыслом. Имя есть бытийная сущность вещи.
- А почему нельзя было сказать, что и как называется? – Яробор честно пытался во всем разобраться. - Зачем все усложнять? Какой смысл-то?
- Смысл, Яра, не солянка, ложкой не расхлебаешь, - проскрипел Горбуль.
- Яра, если ты, божич, не можешь постичь божественный замысел, то я и тем более, - вздохнул книговед. – Могу лишь предположить, что Великий Творец руководствовался соображением «каждому - свое». Те, кто внизу не должны понимать речь тех, кто наверху. Каждое слово – великая тайна. В одном слове богов может быть заключено такое понятие, которое не объяснить сотней людских слов, а иное божественное слово – и сравнить не с чем на земле. Ведь люди дали названия только тем вещам и явлениям, которое видят вокруг себя, а мир людей, известно, ограничен в пространстве и времени. По той же причине, великаны в Прошлом говорили на своем языке - им было, что скрывать.
- Тот, кто не умет хранить тайну, выдаст ее, на каком бы языке не говорил, – заметил Светозар.
- Верно, - поддакнул Яробор. – Языки изучать - только лишняя морока.
- Всю хитрость не изучишь, а себя измучишь, - Горбуль крякнул, усмехаясь.
- Чужой язык - великая тайна, сам по себе, - продолжал Горислав. - Он делает особенным того, кто им владеет… вызывает особое отношение окружающих. Велев язык – первый земной - который отличался от людского, свидетельствовал о благородном происхождении.
Вели переглянулись, мысленно соглашаясь с книговедом. Ведь знание языка возвысило его до равного положения. Умение читать и понимать непонятные надписи, определенно, заслуживало уважения. А Горислав, чистая душа, даже заметил, насколько вырос в глазах спутников. Ведь про значение языков он пояснил, про межу прочим, рассуждая как ученый. Он вовсе не думал кичиться своим образованием или извлекать из того выгоду.
Tannit:
07.11.20 11:18
» Глава девятнадцатая - 3
***
Увлеченный изучением надписей, Горислав не заметил, как великаны покинули храм, чтобы продолжить поиски места для ночлега.
- «Есть только движение к свету или от света во тьму. Каждый сам делает свой выбор», - прищурившись, он разобрал в сумраке древнюю замысловатую вязь.
Кто-то толкнул его в спину. Он отмахнулся, решив почему-то, что это Тучка проявляет нетерпение.
- Сейчас, уже иду.
Позади кто-то громко засопел и фыркнул. Не по лошадиному вовсе…
Гадая над природой звука, Горислав остолбенел, а бег его мыслей остановился. Наконец, он напряжено и медленно повернулся и, ахнув, забыл дышать. На расстоянии вытянутой руки стоял… единорог. Настоящий единорог! Он увидел сказочного зверя наяву, насколько мог видеть человек, привыкший к темноте. На мгновение ему показалось, что он смотрит в глаза смерти - большие круглые любопытные…
- Свят, свят, свят! - книговед отпрянул, из чувства самосохранения, когда единорог, потянулся к нему, трепетно раздувая ноздри и выстукивая зубами дробь. Неизвестно, что означало сие щелканье, но только не страх и не холод. - О, боги, спасите-помогите, - он попятился, ощутив жар, исходивший от зверя. – Знаю, я уже просил вас сегодня… Помню, что обещал сходить в храм. Клянусь, что обязательно исполню! Но вы же видите, я снова оказался в трудном положении.
Единорог удивительным образом сочетал в себе черты лошади, козы и птицы: с продолговатой приплюснутой головой и огромными желтыми глазами; острым рогом на лбу; покрытый светлой гладкой шерстью; гривастый; с изогнутой лебединой шеей и птичьими лапами, - он был вовсе не страшный, а скорее забавный, если забыть об его огненном дыхании.
Вглядываясь в чужака, будто удивляясь присутствию человека в своих владениях, единорог щурился, курлыкал, морщил нос, раздраженный незнакомым запахом. Чихнув и обрызгав книговеда, он помотал головой. Потом опять чихнул.
Стараясь не производить резких движений, как учил Светозар, дабы не дразнить чудовище, Горислав по стеночке добрался до выхода и, когда чудо-зверь снова чихнул, выскочил из храма.
Он бежал, не чувствуя под ногами земли. Бежал без оглядки, сам не зная куда. Скорей, скорей найти великанов! Только они могут его спасти, защитить от чудовища.
- Горик, куда бежим? – проснулся Горбуль.
- Чу… чу…
- Чудовище? Что опять?
- Е… е… рог…
- Единорог? Который огнем дышит? Ой-ой-ой! – вестник заполошно взвился и упорхнул.
Свернув за угол, Горислав с разгона налетел на Светозара. Ему показалось, что он столкнулся с каменной стеной, а вель даже не покачнулся.
- Горик, что стряслось?
Книговед не смог произнести ни слова, но его вид говорил о многом – выпучив глаза и хватая воздух ртом, одной рукой он потирал ушибленную грудь, другой – махал, будто отгонял кого-то за спиной.
- Кто там? – взмахнув мечом, Светозар, готовый к встрече с противником, выглянул из-за угла.
Улица была пуста.
- Нет никого. Что ты видел?
- Нет никого! – вторил Горбуль, грохнувшийся в желоб водостока. – Горик, от кого мы убегали?
- Там, в храме… единорог… огнедышащий, - сообщил Горислав, удостоверившись, что его никто не преследует.
- Ты не мог ошибиться? – вель поднял брови, выражая сомнение.
- Он подошел ко мне очень близко. Я видел его, как тебя сейчас.
Великан еще раз осмотрел улицу и, обняв книговеда за плечо, увлек с собой.
- Пойдем. Мы нашли ночлег. Все расскажешь, когда успокоишься.
Не успели они пройти десяти шагов, как на дорогу перед ними свалилось чудовище, то самое, из храма - спрыгнуло с крыши.
- Это же единорог! – воскликнул Светозар.
- А я что говорю!
Повизгивая и повиливая коротким хвостиком с пушистой кисточкой на конце, свесив из угла пасти толстый темный язык, единорог возбужденно подскакивал, словно говорил, мол, как я вас обманул.
- Это детеныш. Он подумал, что ты с ним играешь.
- Ничего себе детеныш… как лошадь. А напугал как…
Единорог плюхнулся на землю и задней лапой почесал за ухом, по-собачьи. И все бы ничего, только шею выгнул вопросительным знаком и лапы у него были как у курицы.
- Ты же его не убьешь, Зарянь? – Гориславу стало жалко бесстрашного глупыша.
- Не убиваю без нужды. Чай, не бой и не охота.
- Что делать-то? Поиграть, что ль, с ним?
- Не мели чушь! Он же, заигравшись, пыхнет на тебя огнем, не со зла, и будет любоваться, как ты горишь. Отступаем. - Как назло, поблизости не было ни одной лазейки, где можно укрыться. Пришлось пятиться обратно за угол.
Едва хранители стронулись с места, зверь бодро подскочил на месте и, припал на передние лапы, готовясь к новому прыжку.
И путь к отступлению тоже оказался отрезан!
- Нет-нет, только не это. Сгинь, сгинь бесповоротно! – простонал Горислав. Заклинать было поздно… На них неслась огромная зверюга светлого окраса - единорог, точнее, единорожка, судя по козьему вымени, болтавшемуся из стороны в сторону.
Ее галоп нисколько не походил на летящий лошадиный бег, в ее движениях напрочь отсутствовала легкость. Более того, земля от ее прыжков ощутимо сотрясалась. И было слышно, как что-то плещется у нее внутри, как в бурдюке, залитом только наполовину.
- Вот и мамаша, - печально и обреченно проронил Светозар и задвинул Горислава себе за спину. Был бы один, нашел способ спастись, однако в нынешних условиях не мог - не имел права! - бросать друга на произвол судьбы. Он оглянулся на молодого игривого единорога и… из двух бед выбрал меньшую.
- Горик, быстро за мной! – позвал он.
На повороте огромную однорогую козу занесло, и она врезалась в стену, устроив каменную осыпь и взбив облако пыли. Великан, тем временем, взял в заложники ее детеныша, одной рукой обхватил его за шею, другой крепко сжал рог. Животное вело себя на удивление спокойно, его нисколько не пугал меч в руке веля.
Хозяйка древней крепости остановилась и всхрапнула, выпустив из ноздрей облачка пара.
Если бы сущность каждого зверя определялась по внешнему виду: красивый, значит, добрый, а безобразный - злой, - то единороги, пожалуй, относились бы к первым. Ростом она была с приземистый дом, в обхвате - три конских тулова. По облику коза козой, но ее шесть кучерявилась, особенно на грудине и брюхе. Длинные завитки гривы ниспадали на длинную лебяжью шею. Куриные лапы портили ее, что тут говорить, но Творцу видней – кому и какие части тела приделывать.
Она замычала, подзывая детеныша, и он хотел броситься к ней, но стиснутый велем, не смог сдвинуться с места. Тогда он просто сел и стал ждать, что будет дальше.
Вытянув и изгибая змеей шею, мамаша внимательно осмотрела его, дабы убедиться, что он не покалечен, и захлопала пушистыми белыми ресницами.
- Смилуйтесь, пощадите дитя малое, неразумное, - послышался грудной женский голос.
Горислав поначалу не понял, откуда доносится голос, и когда понял - не поверил, что с ним разговаривает единорог. Да еще на древнем языке!
- Что она говорит? – углом рта спросил Светозар.
- Ты тоже слышишь? Фух… А то думал, что у меня начался бред. Она просит отпустить ее детеныша.
- Ответь ей что-нибудь.
- Что? Не знаю, о чем говорить со зверями.
- Ты же с Горбулем разговариваешь!
- Сравнил! Горбуль маленький и не убивает огнем!
- Горик, она говорит, как разумное создание. Скажи, что козленку ничто не угрожает. Мы его отпустим, но она не должна плеваться в нас огнем.
- Мы не причиним вреда твоему детенышу, - запинаясь от волнения, начал переговоры Горислав. - Мы пришли с миром.
- Хоть кто-то пришел с миром, - беззвучно произнесла она и опустила голову на уровень глаз собеседника. - Я знаю, кто вы. Мне знаком ваш запах, – она повела носом в сторону нацеленного на нее велева меча. – Божич… Вы спустились по небесному мосту, потом «Язык» упал…
- Вы тоже слышали, да? Мы тут ни при чем, – книговед смутился, будто он сам был виновником обрушения. Хотя, если хорошенько подумать, кто, если не он? Правда, без злого умысла. - Прости, что нарушили твой покой.
- Мой покой уже ничто не нарушит, ибо он нарушен давно.
- Тебе приказано убивать чужаков?
- Никто не может приказывать Стражу Ночи. Мы свободны, свободны по-настоящему, ибо знаем, что делать со своей свободой.
- Свобода дает вам право убивать сородичей?
- В чем ты обвиняешь Стражей Ночи?
- По дороге через болота мы видели кости.
- Ах, это… Наш собрат пал в неравном бою с чудовищем из Мрака.
- Зарянь, она говорит, что в Провале обитают чудовища из Мрака.
- Выходит, правдивые сказки сказывал дед Крапчик. Горик, спроси, кто живет на болоте.
- Мы видели на болоте чудовищ, похожих на больших ящериц.
- Иглозубы – наши давние добрые соседи. Они любят солнце.
- Горик, скажи ей, пусть покажет дорогу, и мы уйдем немедля.
- Уважаемая, мы держим путь на запад. Подскажи, пожалуйста, как отсюда выбраться, и мы не станем здесь задерживаться.
- Ждите рассвет. На запад только одна дорога - Дорога Утренней Тени, другой дороги нет. Утром я вас провожу.
Лишенный внимания, маленький единорог заворчал и стал бодаться. Светозар погладил беззаботное создание и подтолкнул к матери.
- Кстати, в реке кто живет, тоже ваши соседи?
- Обычные рыбы.
- Обычные? Что же тогда вы считаете необычным?
- В Прошлом эти рыбы выглядели иначе, просто им тоже пришлось приспосабливаться к новой жизни. Хорошо, что вы пришили в Дом до наступления темноты.
- Ночь – время чудовищ?
- Злобные порождения Моркона поднимаются из Сумеречного мира.
- Сумеречный мир – это не Вековечный Мрак? – уточнил Горислав.
- Порубежье, отделяющее землю от Мрака.
- Откуда там чудовища?
- Потерянное воинство…
- Войско Исчадья Мрака? Злыдень может его призвать?
- В Прошлом черное воинство было вызвано на землю колдовством.
- Ага. Значит, без колдовства чудовища не могут выйти на белый свет, поэтому днем они прячутся.
- Исчадье Мрака уже приходило в Тибендол.
- Злыдень был здесь?
- Мы застали его у Врат Сумрака.
- Это ворота, через которые вылезают чудовища? – Горислав еде успевал постигать открывающиеся ему тайны.
- В срок Исчадье Мрака вернется за ними.
- А эти ворота никак нельзя закрыть? Или завалить чем-нибудь?
- Проще сдвинуть треснувшую землю.
- Ворота далеко? – спросил великан.
- Можно к ним сходить, посмотреть? – в книговеде пробудился жгучий научный интерес.
- Хотите увидеть, возьмитесь за мой рог, - она подалась вперед, ее большая голова оказалась перед хранителями. – Смелей.
Светозар первым осторожно обхватил длинный острый рог. Горислав помедлил и, убедившись, что ничего ужасного с ним не случится, последовал его примеру.
Окружающая действительность поплыла перед глазами, но почти сразу из мути начали проступать изломанные грани горного ущелья. Линии становились четче, цвета ярче, картина обрела объем… На дне ущелья, усеянного огромными валунами, два белых единорога остановились перед глубокой трещиной, прорезавшей отвесную скалу от подножья до самого верха.
Врата Сумрака находились посередине серой стены - высоко над землей и далеко от верхней кромки скал, незаметные издали и завораживающие своим видом вблизи. При первом же взгляде на них – неуместных в диких горах, полностью выточенных из твердой породы неизвестным способом и пугающих своим необъяснимым происхождением, чужеродностью, неузнаваемостью деталей - становилось понятно, что это сооружение является именно воротами, созданными очень давно кем-то всемогущим и непревзойденно искусным. Землетрясение раскололо их вдоль, прорезав скалу - одна половина с покосившейся створкой сползла ниже другой, от второй створки отвалился кусок, оставив треугольную брешь в нижнем углу, о ступнях и пороге напоминали лишь неровные обломки…
Видение исчезло, когда единорожка мотнула головой, стряхивая ладони гостей, и оглянулась.
- Кто там? - Светозар насторожился и поднял меч, а Горислав из чувства самосохранения зашел к нему за спину.
- Спрячь оружие, мы вам не враги, - заверил сказочный зверь. – Хотя наши пути давно разошлись, мы делаем одно общее дело – сражаемся со Злом. Удивительно… - казалось, она улыбается, – вы первые - из людей, кому мы можем сказать, что Стражи Ночи оберегают землю от Зла.
В конце улицы перед храмом появилась пара единорогов. Потом еще два. Потом еще… Они возникали из воздуха, выходили прямо из стен. У Горислава, ставшего свидетелем волшебства, возникло ощущение, что продолжается видение.
- Целый табун. Я их не видел, не слышал и свежих следов не заметил, – заговорил в великане уязвленный охотник-следопыт
И все же единороги были необычайно величественными животными, несмотря на смешные конечности.
- Рады принимать Великих воинов на земле древнего Тибендола.
- Здравствуйте, уважаемые. Почему вы не показывались нам? – спросил Горислав.
- Что изменилось бы? Мы слишком долго живем порознь, в разных мирах. На рассвете вы уйдете, а мы останемся, - ответил единорог с самым большим рогом, возможно, вожак. - Мы знаем, почему вы здесь. Этого нам достаточно.
- А сейчас, что изменилось, коль вы предстали перед нами?
- Мы убедились, что предсказание сбылось.
- Какое? Мы сами не знали, что окажемся… у вас в гостях. Если бы не дед Крапчик, с его подсказками…
- Сегодняшний день был предсказан. Великие воины – те, от кого зависит судьба мира, идущие на последнюю битву Добра и Зла, вернулись в Дом Братства Огня. Вам известно о Мосте Утренней Тени. Слова ни к чему, когда все понимаешь и знаешь обо всем, о чем должен знать.
- К нашему величайшему сожалению, мы осведомлены не слишком хорошо. Да что там говорить, из плохо осведомлены.
- Спрашивайте, если есть вопросы - ответим, если знаем ответ.
- Как уничтожить Исчадье Мрака? – переводя вопрос великана Горислав, попенял на себя, что сам не догадался спросить об этом в первую очередь.
- Сия тайна нам неведома.
- А кому? Кто нам поможет?
Единороги переглянулись и зашелестели:
- Шевьи, шевьи… - это слово было понятно великану без перевода.
- Мы как раз направляемся к змеиному народу. А Врата Сумрака далеко отсюда?
- В Змеиных горах, что тянутся на полдень до самого моря.
- Из ущелья есть выход к морю?
- В море Стражами Ночи поставлены осьминоги. Сверху ущелье стерегут змеи-горынычи.
- Получается, что война не закончилась в Прошлом, - сделал вывод Горислав. – Вы, Стражи Ночи, до сих пор ведете бои…
- Чтобы наверху сохранялся мир, внизу идет война.
Расшалившийся детеныш-единорог начал скакать вокруг гостей. Мама поймала за хвост и удержала возле себя.
- А люди-то даже не подозревают, кто и где оберегает землю от Зла и сражается за мир, - заметил Светозар. - Много чудовищ выходит?
- Бывает, много. Особенно в слепые ночи. Тогда мы зажигаем огонь перед ущельем. Порождения Мрака боятся света. Однако, независимо от полноты лун, каждую ночь мы обходим наш удел.
- А если Злыдень откроет Врата Сумрака и расколдует свое воинство?
- Мы вступим в войну.
- Почему великаны покинули Тибендол?
- Многие погибли в Великой битве, другие ушли в верхние земли, призванные на правление людьми.
- Они погибли в битве на Каменной Плеши? – Горислав проявил свою просвещенность.
- Мы называем это место «Скошень».
- Значит, Скошень находится рядом с Вратами, - благодаря новым подробностям, он понял об этой битве Прошлого главное. – Из Тибендола, случайно, нет дороги в земли змеиного народа?
- В Прошлом был прямой путь, от Скошени. Змеиный народ пришел по нему на Великую битву.
- А ныне?
- Ныне все не так, как в Прошлом. Если хотите попасть к шевьям, ступайте своей, известной вам, дорогой.
- Позвольте полюбопытствовать, что за круглые красные камни стоят на холмах? – Горислав решил воспользоваться случаем, раз уж было позволено…
- Мы делаем огненные горки, от которых светло, почти как днем.
- Из чего вы их делаете?
В долине раздался рев, похожий на трубный глас. Единороги, все как один вытянув шеи, посмотрели поверх крыш.
- Нам пора отправляться в дозор.
- Горик, спроси их, может, им помощь нужна? – Светозар легонько толкнул его в спину.
- Благодарим, – единорог по-людски покачал головой. – Сегодня ночью в Тибендол не придет враг, с которым мы не смогли бы справиться сами. Отдыхайте. Утром мы вас проводим.
Единороги, один за другим, направились к спуску. Детеныш, поскакав вокруг гостей и не получив ласки, вприпрыжку побежал за старшими. Перед хранителями остался стоять старый одноглазый единорог с плешивой розовой переносицей.
- Воины, вы должны не допустить, чтобы чудовища из Мрака вышли на свет, - у него был тихий и уставший голос. – Только вы можете сохранить мир и вернуть все на свои места.
- В смысле, «вернуть на свои места»? Тибендол поднять, землю сдвинуть? – предположил Горислав, вдруг узнав о своем всемогуществе. - Каким образом?
- Вы храните Вещь.
- И что с ней надо делать? – книговед навострил уши, приготовившись услышать страшную тайну Ключа.
- Исполните завет.
- Объединиться и соединить. Ясно. А что потом?
- Удачи, - единорог уходил прямо в каменную стену, вывернув шею и глядя на хранителей.
- Сказка, ставшая былью, - восхитился подлетевший Горбуль, издали наблюдавший за встречей представителей разных миров. – Полечу, позырю, чем эти козы там занимаются.
- Плохо, что не удалось расспросить их обо всем более подробно, - сокрушенно произнес Горислав.
- Появилось больше новых вопросов, чем было получено ответов, - заметил Светозар.
- Зарянь, ты мог представить себе подобное - что война в одном месте сохраняла мир на всей земле? Покуда не явился Злыдень… А о Вратах Сумрака?
- Нет, Горик, я об этом не знал, хотя жил рядом с Провалом и встречался с пернатыми змеями. А думать о мировом равновесии… Я же - воин, а не мудрец.
Неизвестно, какую пользу извлек из знакомства с единорогами Светозар, Горислав же сделал следующие выводы. Во-первых, ему открылась еще одна страшная тайна – тайна Врат Сумрака. Как верно подметил Горбуль: «Если вы о чем-то не знаете, то не значит, что этого нет». Во-вторых, даже единорогам известно о Ключе больше, чем самим хранителям. В-третьих, все может быть далеко не таким, каким представляется, то есть внешний вид бывает обманчивым. Единорог - на первый взгляд, огнедышащее чудовище - оказалось милейшим созданием, которое служит Добру. Иглозубы любят солнце. Рыбы в реке просто выживают… В-четвертых, на земле есть места, населенные дивными существами, ведущими отличный от общепринятого образ жизни. Они существуют, несмотря на то, что о них ничего неизвестно и никаких свидетельств о них не сохранилось. И, в-пятых, то, что происходит в одном месте, находит некое отражение в другом.
Век живи, век учись.
- Горик, что думаешь о Сумеречном мире? – спросил Светозар, когда они шли к своему ночному убежищу.
- О Вратах не знал, но о самом Сумраке попадались кое-какие упоминания, когда я занимался поисками… ну, в общем, искал письменные свидетельства о Великих воинах. Но еще до этого ученые мужи в моем книжном цеху доказывали существование «третьего мира». Они, вообще, частенько брались оспаривать некоторые утверждения священного писания. Говорили, что если есть Вечный Свет и Вековечный Мрак, то почему не может быть чего-то среднего, полумрака или полусвета? Ведь если существуют разные народы, так не похожие друг на друга, то где-то должны быть и другие земли. Или внеземелья… иные миры.
- А другие народы тут причем?
- Предположительно, разнообразие земных народов свидетельствует о том, что Трижды Великие, стремясь создать наиболее совершенное творение, проводили опыты. Я так думаю, - уточнил он. – Хотя мне, конечно, мне не дано постичь божественное разумение полностью и до конца…
- Мысль вполне здравая, - поддержал Светозар.
- Когда мне впервые встретилось упоминание, что Исчадье Мрака призвало воинство сумеречных чудовищ, поначалу я подумал, что это такое образное выражение, обозначавшее уродливых тварей, появившихся в потемках. А потом в описаниях Великой битвы мне попались слова «Суморок», «Сутемния мистина» и я понял, что сумрак не имеет никакого отношения к их внешнему виду, если только отчасти, а является местом их обитания. Но теперь мы точно знаем, что туда ведут Врата!
- Чем дальше, тем больше убеждаюсь, что мои познания – более чем скромные, - вель хмыкнул.
- В летописях ни слова о том, что Злыдень использовал колдовство, дабы чудовища не боялись дневного света. Старый единорог сказал - да если б сказал, а то намекнул и только! - что мы можем предотвратить вторжение черного воинства.
- Что надо делать?
- Выполнить завет Великих воинов. Но я не понимаю, как связаны наши ключи с черным воинством.
- Это ключи от Врат в Сумрак?
- Врата разрушены, сам видел. Нет, Зарянь, мы храним нечто большее. Похоже, это, действительно, ключи для сохранения мира на земле.
- Знать бы еще, как их применять.
***
- Что там за шум был? Еще что-то упало? – спросил Яробор, отгоняя дым разгоравшегося костерка.
- Мы встретили единорогов, которые охраняют землю от «черного воинства». Воины Моркона - это не ящеры с болота и не рыбы, которых мы сегодня видели, а чудовища, вылезающие по ночам из щели в земле, - подробно пояснил Горислав.
- Мы остаемся? – вель-степняк перевел взгляд на собрата.
- Нет. Единорогам наша помощь не нужна. Мы продолжим путь.
- А где они сейчас?
- Ушли в ущелье в Змеиных горах.
- Жалко, меня с вами не было. Ни разу в жизни не видел единорогов.
- Познакомишься с ними утром.
В доме, где хранители расположились на ночлег, сохранилась крыша, имелись два запасных выхода. Полы вдоль стен покрывал мох, в углах росли грибы на тонких длинных ножках со шляпками в виде крапчатых колпаков. В центре зала, под отверстием в потолке, где образовался целый холмик земли, белели звездицы. Кони паслись на площадке у наружной стены.
- Яра, из чего ты разжег костер? – Горислав заинтересовало странное топливо.
- Чтобы теплее было и суше, - отозвался вель-степняк, укладываясь спать.
- Я спрашиваю «из чего», а не «для чего», – он подошел к костру так близко, насколько позволял жар, и стал рассматривать большие ядра, лежащие среди кривых пылающих веток.
- Не видишь, что ль? Из навоза. В степи мы жгли все, что находили.
- Ведь это помет единорога!
- Угу. Там полно куч. Да какая разница! Главное – тепло и сухо.
- Они краснеют. Я все понял, Зарянь! – радостно воскликнул Горислав. – Понял про шары, что лежат на болотах! Единороги назвали их «огненными горками». Они скатывают свой помет и зажигают, чтобы отпугивать ночных чудовищ. Смотри, они начинают светиться!
- Вижу. Слушай, давай перекусим, - предложил Светозар.
- Единороги – волшебные создания, – книговед был заворожен желтоватым лучистым светом, пробивавший сквозь красный огонь. – Дети Света во всем, не то, что люди…
Свет становился все ярче, покуда не залил помещения полностью. Оказалось, что стены испещрены надписями. Едва обнаружилось сие обстоятельство, как ужин стал для Горислава делом второстепенным - он не мог не причаститься от источника знаний.
- Что оставили братья на память благодарным потомкам? – пошутил Светозар, наблюдая за книговедом, который так увлекся чтением надписей, что забывал жевать.
- «Грамота - не волшебство». Воистину так! Мне кажется, что это Дом писцов. Или здесь хранили свитки. Впрочем, одно другому не мешает, верно? Тут прямо таки витает святоотеческий дух. Вон, видишь надпись? «Благой Помысел есть сердце Творца. Задумав творение в сердце своем, Он назвал задуманное языком». Помнишь, как в Священном писании? «Слово было всему начало…»
Ветки сгорели, костер погас, но прозрачный желтый свет от нагревшихся, ставших красными катышей ослаб только самую малость. Горислав еще бродил вдоль стен и что-то записывал в книжицу, в то время как Светозар, заложив часть кострища влажным дерном, дабы убавить освещение, вытянулся в полный рост на ложе изо мха.
- Горик, давай, ложись уже, - позвал он. – Мы снимается до рассвета, чтобы успеть добраться до реки перед восходом.
- Жаль, что мы не можем остаться еще ненадолго. Тут так много всего познавательного… И единороги.
Улегшись рядом с великаном, он невольно засмотрелся на грибы, нашедшие благодатную среду для произрастания. Их было множество, и они отбрасывали на стену тени, похожие на воинов в шлемах, целые отряды воинов, готовых к битве.
- Зарянь, как отличить съедобный гриб от ядовитого?
- У съедобных грибов не бывает юбочки. Правда, у опят есть… Но для них еще рано. Хотя есть весенние опята…
- Значит, если в юбочке, то его есть нельзя.
- Кто в юбке? Чего нельзя? – раздался сонный голос Яробора.
- Спи. Мы про грибы говорим, - успокоил его собрат.
- А, про грибы…
- Вот смотрю я на грибы и думаю, зачем мы живем? - произнес Горислав. – Ведь мы все равно рано или поздно умрем.
- Какая связь?
- На примере скоротечного существования гриба можно увидеть всю бессмысленную тщетность нашей жизни.
- Не считаю себя грибом, - пробормотал вель-степняк.
- Никто его не съест, и он оплывет, превратится в мерзкую слизь, и ничего от него не останется ни на земле, ни в чьей-либо памяти. Вот и человек живет и не знает, принесет он какую-нибудь пользу иль нет, будет ли от него толк или жизнь его пройдет без толка. Не представится ему случай, так и помрет. И всё. Обратится в прах.
- Поменьше бы башку себе забивал всякой чепухой, - пробурчал Яробор. – Жизнь - в каждом вздохе. Надо наслаждаться…
- Да спи ты! – шикнул на него Светозар. – Тебе свет мешает, что ли?
Поднявшись, он нарезал дерна и полностью заложил кострище.
- Мы идем-идем, а куда придем, сами не ведаем, - продолжал Горислав. – Я не представляю, куда иду и зачем, тащусь прицепом. Нет, предначертание я знаю, но гладко только на бумаге. На деле, столько всего по пути случается… А брось меня - я даже обратной дороги не найду.
Светозар понял жалобу буквально.
- Дорогу найди проще простого. Вон, видишь созвездие, похожее на ковш, оно называется Лосиха. В нем есть одна неподвижная звезда, Глаз Лосихи. Все звезды кочуют по небосводу, а эта стоит на месте. Она помощник всем странникам, потому что всегда указывает на полночь, на север, значит, благодаря чему можно точно рассчитать любое направление.
- И что? Выбрать направление правильно - оно, конечно, часть успеха. Но я бы хотел знать, что меня ждет в конце пути.
- Мы найдем других хранителей и выполним завет.
- Мне бы твою уверенность.
- Горик, ты спать собираешься? Разве ты не устал?
- Устал, – Горислав повернулся на бок и увидел чудную картину - на холмике в центре зала сверкала и переливалась россыпь жемчужин - таковыми показались ему звездицы в столпе лунного света. Над ними в замысловатом танце кружили ночные белокрылые бабочки.
- Зарянь, я еще один стих вспомнил. Слушай:
«В ночи я видел белые цветы на черноземе.
Их венчики тянулись к лунам,
плывущим по чернильным небесам.
Цветы казались отраженьем звезд.
А мотыльки, порхавшие над ними,
Как опадающие лепестки.
Ночь-чаровница, ты – обманщица».
- «Отражение звезд»?– Светозар приподнялся и посмотрел на цветы. – Да, что-то есть. Ты слышал предание о том, как появились дневные звездицы?
- Нет.
- Мой наставник Синеок знал много преданий о растениях, мне рассказывал, когда учил траволечению. Сейчас кажется, что это было очень… в другой жизни. Иногда силюсь вспомнить что-нибудь из того времени - и не могу. А увижу какой-нибудь цветок или дерево и сразу все вспоминаю, слово в слово. Вот и сейчас само собой на ум пришло…
- Расскажи. Мне очень интересно.
- Однажды, взглянув на землю, Великая Мать увидела, что деи, от прикосновений которых распускаются цветы, плачут. «Почему вы плачете?» - спросила она. – «Днем мы скучаем по звездам, а ночью по солнцу, - ответили поднебесные богини. – Сотвори для нас цветок, который днем заменял бы нам звезды, а ночью – солнце». «Не надо печалиться, ваша беда поправима», - сказала Мать Всего Сущего. В тот день, прощаясь с солнцем, деи снова заплакали - их слезы упали на траву росой, а ночью, когда землю заливал лунный свет, звезды отразились в их слезах и превратились в маленькие белые цветы. Солнце на восходе удивилось, увидев на земле новые прекрасные цветы, и подумало, что это звезды упали с неба. Оно прикоснулось к ним своими лучами и оставило в самой середине свой след - желтое пятнышко. Дневные звездицы цветут круглый год. Днем - они поворачиваются вслед за солнцем, а ночью следят за лунами. Люди считают эти цветы знаком доброты и сердечности Ма.
Горислав тихо всхрапнул. Он спал, подложив под щеку ладонь.
- Без сказки на ночь заснуть не может, - вель с улыбкой закрыл глаза.
***
В эту ночь Светозар увидел странный сон. Будто он шел по древней дороге между холмами, где на вершинах, переплетаясь кривыми ветвями, росли черные паучьи деревья.
Из-за поворота ему навстречу выбежал его сын – светловолосый сероглазый мальчик, недавно научившийся ходить. Светозар сразу его узнал и, радостно засмеявшись, подхватил на руки и, прижав к груди, поцеловал. Молчаливая Белажица, простоволосая, в длиной белой рубахе, с расшитым воротом, босая, взяла его под руку.
Всей семьей, они пошли дальше, будто не разлучались никогда.
На обочине, на взгорке сидел Синеок, в соломенной шляпе с широкими полями, длинных поношенных одеждах, с посохом на коленях. Зажмурившись, подставив лицо солнцу, старец улыбался. Потом знакомо кивнул, приглашая присесть.
Светозар, баюкая сына, опустился рядом с наставником на траву. Белажица осталась стоять рядом, любуясь на них.
- Не держи их, Зарянь, отпусти… Ты виноват не в том, что не сумел их защитить, а в том, что возжелал от жизни большего, решив, что тебе это дозволено. Пусть идут…
Безымянный младенец вырвался, выскользнул из отцовских объятий. Белажица взяла ребенка на руки и, кивнув на прощание мужу, начала пониматься на небо по прозрачной, высвеченной солнечными лучами, лестнице, ступени которой переливались всеми цветами. Жена не оглядывалась.
- Теперь спрашивай, - буднично произнес учитель. – Чую, тебя гложут сомнения.
- Синеок, я считал, что обладаю многими знаниями, - начал молодой вель, нисколько не удивившись, что небесная лестница вдруг исчезла, - и значит, могу многое понять.
- Ложное убеждение. Сколько живешь, столько будешь учиться.
- Создается впечатление, что все мы играем в какую-то непонятную игру, - продолжал Светозар. – Поди туда, не зная куда, принеси то, не зная что. Правила игры нам неизвестны, как неизвестно число участников. Мы бредем наугад, как слепые. Наш путь состоит из множества перепутий, едва пройдем одну развилку - сразу оказываемся перед новой. Мы всегда должны выбирать. Выбирать, не зная, не умея, не будучи уверенными… Боюсь, что однажды я не сумею сделать правильный выбор.
- Исчадье Мрака ждет, когда вы допустите ошибку, - старый вель погрозил пальцем. - Хуже, если ты совершишь человеческую ошибку. Не стремись быть человеком и поступать по-людски. Ты не человек и не будешь им никогда.
- Мне трудно, - признался он. - Делая выбор, мне приходится брать всю ответственность на себя.
- Никто не говорил, что это будет легко. Путь Ключа - это путь испытаний, сомнений, исканий. Может статься, что ваши поиски более важны, чем то, к чему, в конце концов, вас приведет путь. В одном ты должен быть уверен - все, что надо у тебя при себе - вера, ум и сила.
***
Яробору тоже приснился его наставник Людомил Клык.
Снова, как когда-то, еще в той беззаботной жизни, Яробор мчался по степи верхом на Буяше. Ветер гнал волны по морю высокой травы, простиравшемуся до самого горизонта, и ясное голубое небо казалось близким-близким…
Когда его нагнал Людомил, он не испугался, только удивился немного.
- Ты же умер…
Людомил широко улыбнулся - так мог улыбаться только живой.
- Я жив, - ответил он. – Яра, я буду жить, пока ты помнишь обо мне, но перестану существовать, когда ты забудешь обо мне.
- Как же я раньше об этом не догадался! - Яробор испытал счастье, узнав, что вернуть учителя можно таким простым образом. - Живи, Клык! Клянусь, я тебя никогда не забуду!
- Знаю, что ты меня не подведешь, сынок.
- Клык, слово веля! Теперь ты с нами поедешь?
- Я всегда с вами.
Яробор уверовал, что теперь все будет хорошо, и он продолжит путь вместе с Клыком.
Он смеялся, летя по степи наперегонки с наставником.
***
Гориславу почему-то приснился единорог.
- Страж Ночи, - говорил Горислав, - сотвори для меня цветок да такой, чтобы днем он заменял звезды, а ночью - солнце.
- Хорошо, - кивнул единорог.
- Сделай так, чтобы цветок пах, как Неждана.
- Проще простого!
- Еще желаю, чтобы цветок прибавлял силу, изгонял страх из души, развевал грусть-тоску и утолял голод и жажду.
- Ха! Раз плюнуть, - заверил единорог. – Держи!
- Благодарствую, - Горислав протянул руки, и единорог, разжав свою куриную лапу, выронил в раскрытые ладони катышек навоза.
***
В верхних землях уже рассвело, но чаша Провала еще была заполнена мутным серым сумраком. Дно застилал густой туман, доходивший коням до ноздрей.
На реке стояла удивительная тишина. Ни плеска, ни шороха… ни звука.
Хранители и единороги, и даже Горбуль - все сохраняли молчание.
Ждали… Повернувшись к востоку, они смотрели вдаль, туда, где над кромкой обрыва поднималось алое зарево, возвещавшее о скором восходе солнца.
Светло быстро. Удивительное, непохожее на рассвет на равнинах, утро вступало в свои права. Уже обозначились бледные тени остроконечных скал-столпов. Туман прореживался и оседал. Скала-Палец отбросило неясную тень на реку.
- Горик, проснись! – Светозар толкнул в плечо клевавшего носом книговеда.
- Уже? – встрепенулся тот.
- Нет, еще рано, но ты не спи.
Наконец, над восточным горизонтом показался край солнечного диска, и в Провал хлынул свет, ослепительно яркий свет нового дня. Сумрак мгновенно исчез, темнота забилась в щели, все вокруг стало розовато-желтым. Изломанная фиолетовая тень Пальца стекла по обрыву, пересекла Черную речку и, уткнувшись в отвесную стену на противоположном берегу, обозначила вход в пещеру.
- Вчера ее там не было! - воскликнул Яробор. – Ну, точно! Не было ее вчера! Я, что, не заметил бы такую дырищу?
Времени для рассуждений не было.
- Все, братцы. Пора, - сказал Светозар. – Яра, ты - первый.
О том, в каком порядке они будут переправляться, договорились заранее. За Яробором, как всегда в серединке, шел Горислав. Светозар был замыкающим.
- И да поможет вам Свет, - зашептали единороги и закачали головами на длинных шеях. – В добрый путь.
- Спасибо за приют, - еще раз от имени всех поблагодарил их Светозар.
- Зовите, когда понадобится наша помощь, - в свою очередь, напомнили Стражи ночи. – Война со Злом - и наша война.
Они стояли, будто увязнув в тумане - розовые в свете восхода, чем-то похожие на однорогих коз-переростков, сбившихся в стадо.
Горислав стиснул зубы и заскулил, когда его конь, спустившись в заросли белокрыльника, увяз по самое брюхо в болотной жиже, испугавшись, что его затянет в трясину. Однако Тучка уверенно направился вдоль крутого берега к мосту, следом за рыжеватым конем Яробора. Скоро чавканье грязи под копытами, сменилось плеском воды.
- Гони, - крикнул позади Светозар, и Горислав сдавил пятками бока коня.
Если бы его спросили, как он сумел переправиться, он не смог бы ответить ничего внятного. Он слышал только гулкий стук копыт, шум воды и видел стремительно приближающийся, черный зев пещеры. Краем глаза он заметил слева струю огня и густые клубы пара, с шипением поднявшиеся над рекой. Уже потом Светозар сказал, что единороги, заметив в реке чудовище, помешали ему подплыть к мосту. Но в тот миг сознание Горислава от страха сжалось до размера ореха, в котором раскаленной иглой засела единственная мысль: быстрей, быстрей бы добраться до пещеры.
Тучка благополучно пересек границу света и тьмы. При этом у Горислава почему-то заложило уши, отчего возникло ощущение, что он оказался в большом пузыре. Вдобавок ко всему, погрузившись в кромешный мрак, он ослеп и ничегошеньки не мог разглядеть, как не выпучивал глаза.
- Стой! – заорал на него Яробор.
Тучка замедлил бег и встал. Горислав с трудом разжал онемевшие пальцы, отпуская повод. Сердце бешено колотилось, будто он пересек реку не верхом на коне, а бежал со скоростью ветра на своих двоих.
Теперь река, с кишащими в ней чудовищами, осталась позади.
С облегчением книговед подумал, что прошел и это испытание тоже. Мысли понемногу упорядочивались. Он завертелся в седле, пытаясь определить, где находится, но сделать это мог разве что, на ощупь. Единственным светлым пятном во мраке был вход в пещеру.
- Темно, как в ноздре бога Мрака, - посетовал Яробор.
- Везде-то ты побывал, - послышался ехидный голос Горбуля.
- Цыц, мелюзга!
Великаны, которым темнота обычно не доставляла неудобства, в том смысле, что ночью они видели все вокруг не хуже, чем днем, не торопились углубляться по ходу вглубь скалы.
- Нам понадобится свет, - сказал Светозар. – Может, мы не встретим чудовищ из Мрака, но осторожность не помешает.
- Хорошо, что мы прихватили катыши, - заметил Яробор, возвращаясь к выходу наружу. – Горик, молодец, присоветовал набрать этого…этого самого… навоза, в общем. И как это тебя спросонья такая умная мысль озарила?
- С вечера в голове сидела, - соврал Горислав.
Великаны спешились.
- О! Сколько дров половодьем нанесло. - Яробор поднял две кривые палки. - Правда, сыроваты немного. Но ничего… прогорят. Раскалим катыши и сложим в котелок. Они же долго светятся…
- Возьмем хворост с собой, когда понадобится, еще раз нагреем. Этот ход может тянуться, ляд его знает, как далеко.
- Хорошо, что припасов у нас много. Хоть о съестном не надо думать.
Горислав сполз с лошади и на деревянных ногах направился к спутникам. Они стояли почти у самого входа по колено в тумане, натекшего с реки. Над обрывом, на самом краю стояли единороги и, изгибая длинные шеи, высматривали что-то в реке.
- Зарянь, ты видел, что это было? – спросил Яробор. - Вчерашнее чудовище, да?
- Скорей всего, - согласился тот. – Единороги называют его Речной охотник. И как они его только разглядели… в тумане-то.
- Сторожило оно нас здесь, что ли?
- Может, и сторожило.
- Ха! И как они здесь живут, среди чудовищ?
- В Прошлом в долине не было чудовищ. Они появились уже после того, как Дом Братства Огня провалился, когда разрушились Врата в Сумрак. А потом… ко всему можно привыкнуть. К тому же, когда знаешь, что на пути ждет чудовище, у тебя появляется преимущество, и только от тебя зависит, сумеешь ли ты воспользоваться своим знанием.
- Оно верно.
- Можно привыкнуть ко всему, кроме Зла, - добавил Светозар.
Великаны принялись собирать в устилавшей дно пещеры дымке, толстые ветки, принесенные рекой.
- Горик, давай, помогай.
- Сейчас. Только проверю кое-что, - он подкрался к самой кромке воды, протянул руку вперед и тут же боязливо одернул, когда почувствовал некое сопротивление. Виды снаружи исказились от разбегающихся в воздухе кругов.
Выходит, не почудилось! То-то у него возникло на въезде странное ощущение, страх не в счет, будто паутину прорвал. И уши заложило, будто в воду погрузился. Пещера была отгорожена от внешнего мира обманчивой стеной, потому великаны и не заметили ее вчера вечером.
- Вы знаете что это? – спросил он спутников. - Шапка-невидимка, часом, не из этой ли материи шьется?
- Если уж шить, то плащ, - рассудил стоявший рядом Светозар, и лицо у него было такое серьезное, что не поймешь – шутит или наоборот.
- Ты, Горик, это… - сказал Яробор. - Я понимаю, ты у нас умный… Но хоть немного помогай, давай.
Прошло немного времени, и чудесный навоз единорогов раскалился до свечения. Светозар и Горислав собрали в округе все, что может гореть, и привязали охапки к седлам. Яробор успел сгонять в разведку и обследовать небольшой участок подземного хода.
Выстроившись в своем обычном порядке, они продолжили путь.
Ход был широкий, в нем свободно могли поместиться в ряд три всадника, и достаточно прямой для проезда телег, которые оставили на каменном полу неглубокие колеи.
Самочувствие Горислава, вынужденно молчавшего, было отвратительнейшее. Во-первых, он прямо-таки ощущал вес каменной громады над головой. Во-вторых, он не переставал думать о том, что ждет их в кромешной темноте, впереди.
А если подземная дорога ведет в тупик? Вдруг там завал или какое другое, непреодолимое препятствие? А если встретиться чудовище?
Он украдкой поглядывал на своих спутников, но не видел и тени тревоги. Хотя, без сомнения, им тоже приходили в голову подобные мысли.
Эх, научиться бы сохранять спокойствие, как божичи!
Никогда – никогда! - ему не стать таким же, как они, чего бы там Светозар не говорил. Никогда не сравниться с ними по силе, выносливости и находчивости – качествах столь необходимых в дальнем походе. И не было в нем ни дерзости, ни уверенности…
Да, судьба сблизила его с благородными, но, казалось, сделала это в насмешку, дабы он осознал всю разницу.
Кто другой, менее совестливый, радовался бы, что водит дружбу с великанами - мол, эти крепкие парни заступятся в случае чего, пусть недруг трепещет - только не Горислав. Он неподдельно смущался, когда спутники снисходили до того, что без лукавства называли его братом.
Бесспорно одно: Путь их сроднил.
Ощутив тяжесть таинственной святыни, Горислав приободрился. Хорошо, что на земле есть вещи, благодаря которым можешь хоть немного возвыситься над суетностью мирской.
***
- Яра, тебя не удивляет, что за все время мы не обнаружили здесь никаких следов пребывания живых существ? – спросил Светозар, когда река осталась далеко позади.
- Не-а. Вход-то был запечатан. Как я понял, заговорен от чужих глаз. И еще, может, от чудовищ…
- Я тоже думаю, что чародеи наложили заклинания на вход и выход. И за все то время, пока им не пользовались, не появилось ни одной лазейки, через которую сюда могли проникнуть какие-нибудь дикие звери – змеи, там, или медведи…
- А если где-то здесь земля треснула до самого Мрака, - раздался голос Горбуля, высунувшего голову из сумки, - и оттуда вылезают чудовища? Может, единороги нарочно послали вас… нас на верную гибель? Ну… чтобы сохранить тайну Провала.
Вели в один голос приказали ему заткнуться, и Горбуль быстренько нырнул обратно в сумку.
Хвала всем богам Света! Обошлось без происшествий. Только в одном месте пришлось разбирать завал. Простоем воспользовались, чтобы накалить катыши. Пока великаны ворочали глыбы, Горислав поддерживал огонь в костерке. Он очень боялся, что свод может обрушиться еще больше, если начал обвалиться, и обрушится как раз над ним, но этого не случилось.
Самым опасным оказался участок подземного пути в пещере с водопадом. Дорога проходила по широкому, но скользкому, как гнилая кожура, выступу над ущельем, в которое откуда-то сверху со страшным грохотом обрушивалась вода. Брызги хлестали по лицу, влажность затрудняла дыхание. Гул стоял такой, что не было слышно даже собственных мыслей. Для того чтобы не остаться совсем без света, Яробор прикрыл котелок полой куртки. Приходилось идти на ощупь. И хорошо даже, что темнота избавила Горислава от необходимости созерцать сам водопад. Он и без того натерпелся и промок.
Когда в конце тоннеля забрезжил свет, хранители поторопили коней.
Выход наружу, как и в Провале, завешивала невидимая пелена, в чем хранители могли убедиться – от протянутой руки, как в воду окунутой, разбежались круги. Преграда ощущалась, но конечность легко проходила сквозь нее и возвращалась. Даже Горбуль – не слишком большой любитель опасных опытов - вылетел наружу и залетел обратно.
У самого подножья скал, подтачивая основание, текла речка, узкая и прозрачная, в отличие от мутноводной реки в забытых велевых владениях. Неизвестно, какой глубины она была в Прошлом, но за века ее русло углубилось, и образовался небольшой уступ. В общем, теперь телега здесь не прошла бы, слетела с осей.
- Ха! Все равно мокрые насквозь, хоть отжимай, – Яробор безразлично пожал плечами и направил Огнеца в воду, показывая пример спутниками.
***
Увлеченный изучением надписей, Горислав не заметил, как великаны покинули храм, чтобы продолжить поиски места для ночлега.
- «Есть только движение к свету или от света во тьму. Каждый сам делает свой выбор», - прищурившись, он разобрал в сумраке древнюю замысловатую вязь.
Кто-то толкнул его в спину. Он отмахнулся, решив почему-то, что это Тучка проявляет нетерпение.
- Сейчас, уже иду.
Позади кто-то громко засопел и фыркнул. Не по лошадиному вовсе…
Гадая над природой звука, Горислав остолбенел, а бег его мыслей остановился. Наконец, он напряжено и медленно повернулся и, ахнув, забыл дышать. На расстоянии вытянутой руки стоял… единорог. Настоящий единорог! Он увидел сказочного зверя наяву, насколько мог видеть человек, привыкший к темноте. На мгновение ему показалось, что он смотрит в глаза смерти - большие круглые любопытные…
- Свят, свят, свят! - книговед отпрянул, из чувства самосохранения, когда единорог, потянулся к нему, трепетно раздувая ноздри и выстукивая зубами дробь. Неизвестно, что означало сие щелканье, но только не страх и не холод. - О, боги, спасите-помогите, - он попятился, ощутив жар, исходивший от зверя. – Знаю, я уже просил вас сегодня… Помню, что обещал сходить в храм. Клянусь, что обязательно исполню! Но вы же видите, я снова оказался в трудном положении.
Единорог удивительным образом сочетал в себе черты лошади, козы и птицы: с продолговатой приплюснутой головой и огромными желтыми глазами; острым рогом на лбу; покрытый светлой гладкой шерстью; гривастый; с изогнутой лебединой шеей и птичьими лапами, - он был вовсе не страшный, а скорее забавный, если забыть об его огненном дыхании.
Вглядываясь в чужака, будто удивляясь присутствию человека в своих владениях, единорог щурился, курлыкал, морщил нос, раздраженный незнакомым запахом. Чихнув и обрызгав книговеда, он помотал головой. Потом опять чихнул.
Стараясь не производить резких движений, как учил Светозар, дабы не дразнить чудовище, Горислав по стеночке добрался до выхода и, когда чудо-зверь снова чихнул, выскочил из храма.
Он бежал, не чувствуя под ногами земли. Бежал без оглядки, сам не зная куда. Скорей, скорей найти великанов! Только они могут его спасти, защитить от чудовища.
- Горик, куда бежим? – проснулся Горбуль.
- Чу… чу…
- Чудовище? Что опять?
- Е… е… рог…
- Единорог? Который огнем дышит? Ой-ой-ой! – вестник заполошно взвился и упорхнул.
Свернув за угол, Горислав с разгона налетел на Светозара. Ему показалось, что он столкнулся с каменной стеной, а вель даже не покачнулся.
- Горик, что стряслось?
Книговед не смог произнести ни слова, но его вид говорил о многом – выпучив глаза и хватая воздух ртом, одной рукой он потирал ушибленную грудь, другой – махал, будто отгонял кого-то за спиной.
- Кто там? – взмахнув мечом, Светозар, готовый к встрече с противником, выглянул из-за угла.
Улица была пуста.
- Нет никого. Что ты видел?
- Нет никого! – вторил Горбуль, грохнувшийся в желоб водостока. – Горик, от кого мы убегали?
- Там, в храме… единорог… огнедышащий, - сообщил Горислав, удостоверившись, что его никто не преследует.
- Ты не мог ошибиться? – вель поднял брови, выражая сомнение.
- Он подошел ко мне очень близко. Я видел его, как тебя сейчас.
Великан еще раз осмотрел улицу и, обняв книговеда за плечо, увлек с собой.
- Пойдем. Мы нашли ночлег. Все расскажешь, когда успокоишься.
Не успели они пройти десяти шагов, как на дорогу перед ними свалилось чудовище, то самое, из храма - спрыгнуло с крыши.
- Это же единорог! – воскликнул Светозар.
- А я что говорю!
Повизгивая и повиливая коротким хвостиком с пушистой кисточкой на конце, свесив из угла пасти толстый темный язык, единорог возбужденно подскакивал, словно говорил, мол, как я вас обманул.
- Это детеныш. Он подумал, что ты с ним играешь.
- Ничего себе детеныш… как лошадь. А напугал как…
Единорог плюхнулся на землю и задней лапой почесал за ухом, по-собачьи. И все бы ничего, только шею выгнул вопросительным знаком и лапы у него были как у курицы.
- Ты же его не убьешь, Зарянь? – Гориславу стало жалко бесстрашного глупыша.
- Не убиваю без нужды. Чай, не бой и не охота.
- Что делать-то? Поиграть, что ль, с ним?
- Не мели чушь! Он же, заигравшись, пыхнет на тебя огнем, не со зла, и будет любоваться, как ты горишь. Отступаем. - Как назло, поблизости не было ни одной лазейки, где можно укрыться. Пришлось пятиться обратно за угол.
Едва хранители стронулись с места, зверь бодро подскочил на месте и, припал на передние лапы, готовясь к новому прыжку.
И путь к отступлению тоже оказался отрезан!
- Нет-нет, только не это. Сгинь, сгинь бесповоротно! – простонал Горислав. Заклинать было поздно… На них неслась огромная зверюга светлого окраса - единорог, точнее, единорожка, судя по козьему вымени, болтавшемуся из стороны в сторону.
Ее галоп нисколько не походил на летящий лошадиный бег, в ее движениях напрочь отсутствовала легкость. Более того, земля от ее прыжков ощутимо сотрясалась. И было слышно, как что-то плещется у нее внутри, как в бурдюке, залитом только наполовину.
- Вот и мамаша, - печально и обреченно проронил Светозар и задвинул Горислава себе за спину. Был бы один, нашел способ спастись, однако в нынешних условиях не мог - не имел права! - бросать друга на произвол судьбы. Он оглянулся на молодого игривого единорога и… из двух бед выбрал меньшую.
- Горик, быстро за мной! – позвал он.
На повороте огромную однорогую козу занесло, и она врезалась в стену, устроив каменную осыпь и взбив облако пыли. Великан, тем временем, взял в заложники ее детеныша, одной рукой обхватил его за шею, другой крепко сжал рог. Животное вело себя на удивление спокойно, его нисколько не пугал меч в руке веля.
Хозяйка древней крепости остановилась и всхрапнула, выпустив из ноздрей облачка пара.
Если бы сущность каждого зверя определялась по внешнему виду: красивый, значит, добрый, а безобразный - злой, - то единороги, пожалуй, относились бы к первым. Ростом она была с приземистый дом, в обхвате - три конских тулова. По облику коза козой, но ее шесть кучерявилась, особенно на грудине и брюхе. Длинные завитки гривы ниспадали на длинную лебяжью шею. Куриные лапы портили ее, что тут говорить, но Творцу видней – кому и какие части тела приделывать.
Она замычала, подзывая детеныша, и он хотел броситься к ней, но стиснутый велем, не смог сдвинуться с места. Тогда он просто сел и стал ждать, что будет дальше.
Вытянув и изгибая змеей шею, мамаша внимательно осмотрела его, дабы убедиться, что он не покалечен, и захлопала пушистыми белыми ресницами.
- Смилуйтесь, пощадите дитя малое, неразумное, - послышался грудной женский голос.
Горислав поначалу не понял, откуда доносится голос, и когда понял - не поверил, что с ним разговаривает единорог. Да еще на древнем языке!
- Что она говорит? – углом рта спросил Светозар.
- Ты тоже слышишь? Фух… А то думал, что у меня начался бред. Она просит отпустить ее детеныша.
- Ответь ей что-нибудь.
- Что? Не знаю, о чем говорить со зверями.
- Ты же с Горбулем разговариваешь!
- Сравнил! Горбуль маленький и не убивает огнем!
- Горик, она говорит, как разумное создание. Скажи, что козленку ничто не угрожает. Мы его отпустим, но она не должна плеваться в нас огнем.
- Мы не причиним вреда твоему детенышу, - запинаясь от волнения, начал переговоры Горислав. - Мы пришли с миром.
- Хоть кто-то пришел с миром, - беззвучно произнесла она и опустила голову на уровень глаз собеседника. - Я знаю, кто вы. Мне знаком ваш запах, – она повела носом в сторону нацеленного на нее велева меча. – Божич… Вы спустились по небесному мосту, потом «Язык» упал…
- Вы тоже слышали, да? Мы тут ни при чем, – книговед смутился, будто он сам был виновником обрушения. Хотя, если хорошенько подумать, кто, если не он? Правда, без злого умысла. - Прости, что нарушили твой покой.
- Мой покой уже ничто не нарушит, ибо он нарушен давно.
- Тебе приказано убивать чужаков?
- Никто не может приказывать Стражу Ночи. Мы свободны, свободны по-настоящему, ибо знаем, что делать со своей свободой.
- Свобода дает вам право убивать сородичей?
- В чем ты обвиняешь Стражей Ночи?
- По дороге через болота мы видели кости.
- Ах, это… Наш собрат пал в неравном бою с чудовищем из Мрака.
- Зарянь, она говорит, что в Провале обитают чудовища из Мрака.
- Выходит, правдивые сказки сказывал дед Крапчик. Горик, спроси, кто живет на болоте.
- Мы видели на болоте чудовищ, похожих на больших ящериц.
- Иглозубы – наши давние добрые соседи. Они любят солнце.
- Горик, скажи ей, пусть покажет дорогу, и мы уйдем немедля.
- Уважаемая, мы держим путь на запад. Подскажи, пожалуйста, как отсюда выбраться, и мы не станем здесь задерживаться.
- Ждите рассвет. На запад только одна дорога - Дорога Утренней Тени, другой дороги нет. Утром я вас провожу.
Лишенный внимания, маленький единорог заворчал и стал бодаться. Светозар погладил беззаботное создание и подтолкнул к матери.
- Кстати, в реке кто живет, тоже ваши соседи?
- Обычные рыбы.
- Обычные? Что же тогда вы считаете необычным?
- В Прошлом эти рыбы выглядели иначе, просто им тоже пришлось приспосабливаться к новой жизни. Хорошо, что вы пришили в Дом до наступления темноты.
- Ночь – время чудовищ?
- Злобные порождения Моркона поднимаются из Сумеречного мира.
- Сумеречный мир – это не Вековечный Мрак? – уточнил Горислав.
- Порубежье, отделяющее землю от Мрака.
- Откуда там чудовища?
- Потерянное воинство…
- Войско Исчадья Мрака? Злыдень может его призвать?
- В Прошлом черное воинство было вызвано на землю колдовством.
- Ага. Значит, без колдовства чудовища не могут выйти на белый свет, поэтому днем они прячутся.
- Исчадье Мрака уже приходило в Тибендол.
- Злыдень был здесь?
- Мы застали его у Врат Сумрака.
- Это ворота, через которые вылезают чудовища? – Горислав еде успевал постигать открывающиеся ему тайны.
- В срок Исчадье Мрака вернется за ними.
- А эти ворота никак нельзя закрыть? Или завалить чем-нибудь?
- Проще сдвинуть треснувшую землю.
- Ворота далеко? – спросил великан.
- Можно к ним сходить, посмотреть? – в книговеде пробудился жгучий научный интерес.
- Хотите увидеть, возьмитесь за мой рог, - она подалась вперед, ее большая голова оказалась перед хранителями. – Смелей.
Светозар первым осторожно обхватил длинный острый рог. Горислав помедлил и, убедившись, что ничего ужасного с ним не случится, последовал его примеру.
Окружающая действительность поплыла перед глазами, но почти сразу из мути начали проступать изломанные грани горного ущелья. Линии становились четче, цвета ярче, картина обрела объем… На дне ущелья, усеянного огромными валунами, два белых единорога остановились перед глубокой трещиной, прорезавшей отвесную скалу от подножья до самого верха.
Врата Сумрака находились посередине серой стены - высоко над землей и далеко от верхней кромки скал, незаметные издали и завораживающие своим видом вблизи. При первом же взгляде на них – неуместных в диких горах, полностью выточенных из твердой породы неизвестным способом и пугающих своим необъяснимым происхождением, чужеродностью, неузнаваемостью деталей - становилось понятно, что это сооружение является именно воротами, созданными очень давно кем-то всемогущим и непревзойденно искусным. Землетрясение раскололо их вдоль, прорезав скалу - одна половина с покосившейся створкой сползла ниже другой, от второй створки отвалился кусок, оставив треугольную брешь в нижнем углу, о ступнях и пороге напоминали лишь неровные обломки…
Видение исчезло, когда единорожка мотнула головой, стряхивая ладони гостей, и оглянулась.
- Кто там? - Светозар насторожился и поднял меч, а Горислав из чувства самосохранения зашел к нему за спину.
- Спрячь оружие, мы вам не враги, - заверил сказочный зверь. – Хотя наши пути давно разошлись, мы делаем одно общее дело – сражаемся со Злом. Удивительно… - казалось, она улыбается, – вы первые - из людей, кому мы можем сказать, что Стражи Ночи оберегают землю от Зла.
В конце улицы перед храмом появилась пара единорогов. Потом еще два. Потом еще… Они возникали из воздуха, выходили прямо из стен. У Горислава, ставшего свидетелем волшебства, возникло ощущение, что продолжается видение.
- Целый табун. Я их не видел, не слышал и свежих следов не заметил, – заговорил в великане уязвленный охотник-следопыт
И все же единороги были необычайно величественными животными, несмотря на смешные конечности.
- Рады принимать Великих воинов на земле древнего Тибендола.
- Здравствуйте, уважаемые. Почему вы не показывались нам? – спросил Горислав.
- Что изменилось бы? Мы слишком долго живем порознь, в разных мирах. На рассвете вы уйдете, а мы останемся, - ответил единорог с самым большим рогом, возможно, вожак. - Мы знаем, почему вы здесь. Этого нам достаточно.
- А сейчас, что изменилось, коль вы предстали перед нами?
- Мы убедились, что предсказание сбылось.
- Какое? Мы сами не знали, что окажемся… у вас в гостях. Если бы не дед Крапчик, с его подсказками…
- Сегодняшний день был предсказан. Великие воины – те, от кого зависит судьба мира, идущие на последнюю битву Добра и Зла, вернулись в Дом Братства Огня. Вам известно о Мосте Утренней Тени. Слова ни к чему, когда все понимаешь и знаешь обо всем, о чем должен знать.
- К нашему величайшему сожалению, мы осведомлены не слишком хорошо. Да что там говорить, из плохо осведомлены.
- Спрашивайте, если есть вопросы - ответим, если знаем ответ.
- Как уничтожить Исчадье Мрака? – переводя вопрос великана Горислав, попенял на себя, что сам не догадался спросить об этом в первую очередь.
- Сия тайна нам неведома.
- А кому? Кто нам поможет?
Единороги переглянулись и зашелестели:
- Шевьи, шевьи… - это слово было понятно великану без перевода.
- Мы как раз направляемся к змеиному народу. А Врата Сумрака далеко отсюда?
- В Змеиных горах, что тянутся на полдень до самого моря.
- Из ущелья есть выход к морю?
- В море Стражами Ночи поставлены осьминоги. Сверху ущелье стерегут змеи-горынычи.
- Получается, что война не закончилась в Прошлом, - сделал вывод Горислав. – Вы, Стражи Ночи, до сих пор ведете бои…
- Чтобы наверху сохранялся мир, внизу идет война.
Расшалившийся детеныш-единорог начал скакать вокруг гостей. Мама поймала за хвост и удержала возле себя.
- А люди-то даже не подозревают, кто и где оберегает землю от Зла и сражается за мир, - заметил Светозар. - Много чудовищ выходит?
- Бывает, много. Особенно в слепые ночи. Тогда мы зажигаем огонь перед ущельем. Порождения Мрака боятся света. Однако, независимо от полноты лун, каждую ночь мы обходим наш удел.
- А если Злыдень откроет Врата Сумрака и расколдует свое воинство?
- Мы вступим в войну.
- Почему великаны покинули Тибендол?
- Многие погибли в Великой битве, другие ушли в верхние земли, призванные на правление людьми.
- Они погибли в битве на Каменной Плеши? – Горислав проявил свою просвещенность.
- Мы называем это место «Скошень».
- Значит, Скошень находится рядом с Вратами, - благодаря новым подробностям, он понял об этой битве Прошлого главное. – Из Тибендола, случайно, нет дороги в земли змеиного народа?
- В Прошлом был прямой путь, от Скошени. Змеиный народ пришел по нему на Великую битву.
- А ныне?
- Ныне все не так, как в Прошлом. Если хотите попасть к шевьям, ступайте своей, известной вам, дорогой.
- Позвольте полюбопытствовать, что за круглые красные камни стоят на холмах? – Горислав решил воспользоваться случаем, раз уж было позволено…
- Мы делаем огненные горки, от которых светло, почти как днем.
- Из чего вы их делаете?
В долине раздался рев, похожий на трубный глас. Единороги, все как один вытянув шеи, посмотрели поверх крыш.
- Нам пора отправляться в дозор.
- Горик, спроси их, может, им помощь нужна? – Светозар легонько толкнул его в спину.
- Благодарим, – единорог по-людски покачал головой. – Сегодня ночью в Тибендол не придет враг, с которым мы не смогли бы справиться сами. Отдыхайте. Утром мы вас проводим.
Единороги, один за другим, направились к спуску. Детеныш, поскакав вокруг гостей и не получив ласки, вприпрыжку побежал за старшими. Перед хранителями остался стоять старый одноглазый единорог с плешивой розовой переносицей.
- Воины, вы должны не допустить, чтобы чудовища из Мрака вышли на свет, - у него был тихий и уставший голос. – Только вы можете сохранить мир и вернуть все на свои места.
- В смысле, «вернуть на свои места»? Тибендол поднять, землю сдвинуть? – предположил Горислав, вдруг узнав о своем всемогуществе. - Каким образом?
- Вы храните Вещь.
- И что с ней надо делать? – книговед навострил уши, приготовившись услышать страшную тайну Ключа.
- Исполните завет.
- Объединиться и соединить. Ясно. А что потом?
- Удачи, - единорог уходил прямо в каменную стену, вывернув шею и глядя на хранителей.
- Сказка, ставшая былью, - восхитился подлетевший Горбуль, издали наблюдавший за встречей представителей разных миров. – Полечу, позырю, чем эти козы там занимаются.
- Плохо, что не удалось расспросить их обо всем более подробно, - сокрушенно произнес Горислав.
- Появилось больше новых вопросов, чем было получено ответов, - заметил Светозар.
- Зарянь, ты мог представить себе подобное - что война в одном месте сохраняла мир на всей земле? Покуда не явился Злыдень… А о Вратах Сумрака?
- Нет, Горик, я об этом не знал, хотя жил рядом с Провалом и встречался с пернатыми змеями. А думать о мировом равновесии… Я же - воин, а не мудрец.
Неизвестно, какую пользу извлек из знакомства с единорогами Светозар, Горислав же сделал следующие выводы. Во-первых, ему открылась еще одна страшная тайна – тайна Врат Сумрака. Как верно подметил Горбуль: «Если вы о чем-то не знаете, то не значит, что этого нет». Во-вторых, даже единорогам известно о Ключе больше, чем самим хранителям. В-третьих, все может быть далеко не таким, каким представляется, то есть внешний вид бывает обманчивым. Единорог - на первый взгляд, огнедышащее чудовище - оказалось милейшим созданием, которое служит Добру. Иглозубы любят солнце. Рыбы в реке просто выживают… В-четвертых, на земле есть места, населенные дивными существами, ведущими отличный от общепринятого образ жизни. Они существуют, несмотря на то, что о них ничего неизвестно и никаких свидетельств о них не сохранилось. И, в-пятых, то, что происходит в одном месте, находит некое отражение в другом.
Век живи, век учись.
- Горик, что думаешь о Сумеречном мире? – спросил Светозар, когда они шли к своему ночному убежищу.
- О Вратах не знал, но о самом Сумраке попадались кое-какие упоминания, когда я занимался поисками… ну, в общем, искал письменные свидетельства о Великих воинах. Но еще до этого ученые мужи в моем книжном цеху доказывали существование «третьего мира». Они, вообще, частенько брались оспаривать некоторые утверждения священного писания. Говорили, что если есть Вечный Свет и Вековечный Мрак, то почему не может быть чего-то среднего, полумрака или полусвета? Ведь если существуют разные народы, так не похожие друг на друга, то где-то должны быть и другие земли. Или внеземелья… иные миры.
- А другие народы тут причем?
- Предположительно, разнообразие земных народов свидетельствует о том, что Трижды Великие, стремясь создать наиболее совершенное творение, проводили опыты. Я так думаю, - уточнил он. – Хотя мне, конечно, мне не дано постичь божественное разумение полностью и до конца…
- Мысль вполне здравая, - поддержал Светозар.
- Когда мне впервые встретилось упоминание, что Исчадье Мрака призвало воинство сумеречных чудовищ, поначалу я подумал, что это такое образное выражение, обозначавшее уродливых тварей, появившихся в потемках. А потом в описаниях Великой битвы мне попались слова «Суморок», «Сутемния мистина» и я понял, что сумрак не имеет никакого отношения к их внешнему виду, если только отчасти, а является местом их обитания. Но теперь мы точно знаем, что туда ведут Врата!
- Чем дальше, тем больше убеждаюсь, что мои познания – более чем скромные, - вель хмыкнул.
- В летописях ни слова о том, что Злыдень использовал колдовство, дабы чудовища не боялись дневного света. Старый единорог сказал - да если б сказал, а то намекнул и только! - что мы можем предотвратить вторжение черного воинства.
- Что надо делать?
- Выполнить завет Великих воинов. Но я не понимаю, как связаны наши ключи с черным воинством.
- Это ключи от Врат в Сумрак?
- Врата разрушены, сам видел. Нет, Зарянь, мы храним нечто большее. Похоже, это, действительно, ключи для сохранения мира на земле.
- Знать бы еще, как их применять.
***
- Что там за шум был? Еще что-то упало? – спросил Яробор, отгоняя дым разгоравшегося костерка.
- Мы встретили единорогов, которые охраняют землю от «черного воинства». Воины Моркона - это не ящеры с болота и не рыбы, которых мы сегодня видели, а чудовища, вылезающие по ночам из щели в земле, - подробно пояснил Горислав.
- Мы остаемся? – вель-степняк перевел взгляд на собрата.
- Нет. Единорогам наша помощь не нужна. Мы продолжим путь.
- А где они сейчас?
- Ушли в ущелье в Змеиных горах.
- Жалко, меня с вами не было. Ни разу в жизни не видел единорогов.
- Познакомишься с ними утром.
В доме, где хранители расположились на ночлег, сохранилась крыша, имелись два запасных выхода. Полы вдоль стен покрывал мох, в углах росли грибы на тонких длинных ножках со шляпками в виде крапчатых колпаков. В центре зала, под отверстием в потолке, где образовался целый холмик земли, белели звездицы. Кони паслись на площадке у наружной стены.
- Яра, из чего ты разжег костер? – Горислав заинтересовало странное топливо.
- Чтобы теплее было и суше, - отозвался вель-степняк, укладываясь спать.
- Я спрашиваю «из чего», а не «для чего», – он подошел к костру так близко, насколько позволял жар, и стал рассматривать большие ядра, лежащие среди кривых пылающих веток.
- Не видишь, что ль? Из навоза. В степи мы жгли все, что находили.
- Ведь это помет единорога!
- Угу. Там полно куч. Да какая разница! Главное – тепло и сухо.
- Они краснеют. Я все понял, Зарянь! – радостно воскликнул Горислав. – Понял про шары, что лежат на болотах! Единороги назвали их «огненными горками». Они скатывают свой помет и зажигают, чтобы отпугивать ночных чудовищ. Смотри, они начинают светиться!
- Вижу. Слушай, давай перекусим, - предложил Светозар.
- Единороги – волшебные создания, – книговед был заворожен желтоватым лучистым светом, пробивавший сквозь красный огонь. – Дети Света во всем, не то, что люди…
Свет становился все ярче, покуда не залил помещения полностью. Оказалось, что стены испещрены надписями. Едва обнаружилось сие обстоятельство, как ужин стал для Горислава делом второстепенным - он не мог не причаститься от источника знаний.
- Что оставили братья на память благодарным потомкам? – пошутил Светозар, наблюдая за книговедом, который так увлекся чтением надписей, что забывал жевать.
- «Грамота - не волшебство». Воистину так! Мне кажется, что это Дом писцов. Или здесь хранили свитки. Впрочем, одно другому не мешает, верно? Тут прямо таки витает святоотеческий дух. Вон, видишь надпись? «Благой Помысел есть сердце Творца. Задумав творение в сердце своем, Он назвал задуманное языком». Помнишь, как в Священном писании? «Слово было всему начало…»
Ветки сгорели, костер погас, но прозрачный желтый свет от нагревшихся, ставших красными катышей ослаб только самую малость. Горислав еще бродил вдоль стен и что-то записывал в книжицу, в то время как Светозар, заложив часть кострища влажным дерном, дабы убавить освещение, вытянулся в полный рост на ложе изо мха.
- Горик, давай, ложись уже, - позвал он. – Мы снимается до рассвета, чтобы успеть добраться до реки перед восходом.
- Жаль, что мы не можем остаться еще ненадолго. Тут так много всего познавательного… И единороги.
Улегшись рядом с великаном, он невольно засмотрелся на грибы, нашедшие благодатную среду для произрастания. Их было множество, и они отбрасывали на стену тени, похожие на воинов в шлемах, целые отряды воинов, готовых к битве.
- Зарянь, как отличить съедобный гриб от ядовитого?
- У съедобных грибов не бывает юбочки. Правда, у опят есть… Но для них еще рано. Хотя есть весенние опята…
- Значит, если в юбочке, то его есть нельзя.
- Кто в юбке? Чего нельзя? – раздался сонный голос Яробора.
- Спи. Мы про грибы говорим, - успокоил его собрат.
- А, про грибы…
- Вот смотрю я на грибы и думаю, зачем мы живем? - произнес Горислав. – Ведь мы все равно рано или поздно умрем.
- Какая связь?
- На примере скоротечного существования гриба можно увидеть всю бессмысленную тщетность нашей жизни.
- Не считаю себя грибом, - пробормотал вель-степняк.
- Никто его не съест, и он оплывет, превратится в мерзкую слизь, и ничего от него не останется ни на земле, ни в чьей-либо памяти. Вот и человек живет и не знает, принесет он какую-нибудь пользу иль нет, будет ли от него толк или жизнь его пройдет без толка. Не представится ему случай, так и помрет. И всё. Обратится в прах.
- Поменьше бы башку себе забивал всякой чепухой, - пробурчал Яробор. – Жизнь - в каждом вздохе. Надо наслаждаться…
- Да спи ты! – шикнул на него Светозар. – Тебе свет мешает, что ли?
Поднявшись, он нарезал дерна и полностью заложил кострище.
- Мы идем-идем, а куда придем, сами не ведаем, - продолжал Горислав. – Я не представляю, куда иду и зачем, тащусь прицепом. Нет, предначертание я знаю, но гладко только на бумаге. На деле, столько всего по пути случается… А брось меня - я даже обратной дороги не найду.
Светозар понял жалобу буквально.
- Дорогу найди проще простого. Вон, видишь созвездие, похожее на ковш, оно называется Лосиха. В нем есть одна неподвижная звезда, Глаз Лосихи. Все звезды кочуют по небосводу, а эта стоит на месте. Она помощник всем странникам, потому что всегда указывает на полночь, на север, значит, благодаря чему можно точно рассчитать любое направление.
- И что? Выбрать направление правильно - оно, конечно, часть успеха. Но я бы хотел знать, что меня ждет в конце пути.
- Мы найдем других хранителей и выполним завет.
- Мне бы твою уверенность.
- Горик, ты спать собираешься? Разве ты не устал?
- Устал, – Горислав повернулся на бок и увидел чудную картину - на холмике в центре зала сверкала и переливалась россыпь жемчужин - таковыми показались ему звездицы в столпе лунного света. Над ними в замысловатом танце кружили ночные белокрылые бабочки.
- Зарянь, я еще один стих вспомнил. Слушай:
«В ночи я видел белые цветы на черноземе.
Их венчики тянулись к лунам,
плывущим по чернильным небесам.
Цветы казались отраженьем звезд.
А мотыльки, порхавшие над ними,
Как опадающие лепестки.
Ночь-чаровница, ты – обманщица».
- «Отражение звезд»?– Светозар приподнялся и посмотрел на цветы. – Да, что-то есть. Ты слышал предание о том, как появились дневные звездицы?
- Нет.
- Мой наставник Синеок знал много преданий о растениях, мне рассказывал, когда учил траволечению. Сейчас кажется, что это было очень… в другой жизни. Иногда силюсь вспомнить что-нибудь из того времени - и не могу. А увижу какой-нибудь цветок или дерево и сразу все вспоминаю, слово в слово. Вот и сейчас само собой на ум пришло…
- Расскажи. Мне очень интересно.
- Однажды, взглянув на землю, Великая Мать увидела, что деи, от прикосновений которых распускаются цветы, плачут. «Почему вы плачете?» - спросила она. – «Днем мы скучаем по звездам, а ночью по солнцу, - ответили поднебесные богини. – Сотвори для нас цветок, который днем заменял бы нам звезды, а ночью – солнце». «Не надо печалиться, ваша беда поправима», - сказала Мать Всего Сущего. В тот день, прощаясь с солнцем, деи снова заплакали - их слезы упали на траву росой, а ночью, когда землю заливал лунный свет, звезды отразились в их слезах и превратились в маленькие белые цветы. Солнце на восходе удивилось, увидев на земле новые прекрасные цветы, и подумало, что это звезды упали с неба. Оно прикоснулось к ним своими лучами и оставило в самой середине свой след - желтое пятнышко. Дневные звездицы цветут круглый год. Днем - они поворачиваются вслед за солнцем, а ночью следят за лунами. Люди считают эти цветы знаком доброты и сердечности Ма.
Горислав тихо всхрапнул. Он спал, подложив под щеку ладонь.
- Без сказки на ночь заснуть не может, - вель с улыбкой закрыл глаза.
***
В эту ночь Светозар увидел странный сон. Будто он шел по древней дороге между холмами, где на вершинах, переплетаясь кривыми ветвями, росли черные паучьи деревья.
Из-за поворота ему навстречу выбежал его сын – светловолосый сероглазый мальчик, недавно научившийся ходить. Светозар сразу его узнал и, радостно засмеявшись, подхватил на руки и, прижав к груди, поцеловал. Молчаливая Белажица, простоволосая, в длиной белой рубахе, с расшитым воротом, босая, взяла его под руку.
Всей семьей, они пошли дальше, будто не разлучались никогда.
На обочине, на взгорке сидел Синеок, в соломенной шляпе с широкими полями, длинных поношенных одеждах, с посохом на коленях. Зажмурившись, подставив лицо солнцу, старец улыбался. Потом знакомо кивнул, приглашая присесть.
Светозар, баюкая сына, опустился рядом с наставником на траву. Белажица осталась стоять рядом, любуясь на них.
- Не держи их, Зарянь, отпусти… Ты виноват не в том, что не сумел их защитить, а в том, что возжелал от жизни большего, решив, что тебе это дозволено. Пусть идут…
Безымянный младенец вырвался, выскользнул из отцовских объятий. Белажица взяла ребенка на руки и, кивнув на прощание мужу, начала пониматься на небо по прозрачной, высвеченной солнечными лучами, лестнице, ступени которой переливались всеми цветами. Жена не оглядывалась.
- Теперь спрашивай, - буднично произнес учитель. – Чую, тебя гложут сомнения.
- Синеок, я считал, что обладаю многими знаниями, - начал молодой вель, нисколько не удивившись, что небесная лестница вдруг исчезла, - и значит, могу многое понять.
- Ложное убеждение. Сколько живешь, столько будешь учиться.
- Создается впечатление, что все мы играем в какую-то непонятную игру, - продолжал Светозар. – Поди туда, не зная куда, принеси то, не зная что. Правила игры нам неизвестны, как неизвестно число участников. Мы бредем наугад, как слепые. Наш путь состоит из множества перепутий, едва пройдем одну развилку - сразу оказываемся перед новой. Мы всегда должны выбирать. Выбирать, не зная, не умея, не будучи уверенными… Боюсь, что однажды я не сумею сделать правильный выбор.
- Исчадье Мрака ждет, когда вы допустите ошибку, - старый вель погрозил пальцем. - Хуже, если ты совершишь человеческую ошибку. Не стремись быть человеком и поступать по-людски. Ты не человек и не будешь им никогда.
- Мне трудно, - признался он. - Делая выбор, мне приходится брать всю ответственность на себя.
- Никто не говорил, что это будет легко. Путь Ключа - это путь испытаний, сомнений, исканий. Может статься, что ваши поиски более важны, чем то, к чему, в конце концов, вас приведет путь. В одном ты должен быть уверен - все, что надо у тебя при себе - вера, ум и сила.
***
Яробору тоже приснился его наставник Людомил Клык.
Снова, как когда-то, еще в той беззаботной жизни, Яробор мчался по степи верхом на Буяше. Ветер гнал волны по морю высокой травы, простиравшемуся до самого горизонта, и ясное голубое небо казалось близким-близким…
Когда его нагнал Людомил, он не испугался, только удивился немного.
- Ты же умер…
Людомил широко улыбнулся - так мог улыбаться только живой.
- Я жив, - ответил он. – Яра, я буду жить, пока ты помнишь обо мне, но перестану существовать, когда ты забудешь обо мне.
- Как же я раньше об этом не догадался! - Яробор испытал счастье, узнав, что вернуть учителя можно таким простым образом. - Живи, Клык! Клянусь, я тебя никогда не забуду!
- Знаю, что ты меня не подведешь, сынок.
- Клык, слово веля! Теперь ты с нами поедешь?
- Я всегда с вами.
Яробор уверовал, что теперь все будет хорошо, и он продолжит путь вместе с Клыком.
Он смеялся, летя по степи наперегонки с наставником.
***
Гориславу почему-то приснился единорог.
- Страж Ночи, - говорил Горислав, - сотвори для меня цветок да такой, чтобы днем он заменял звезды, а ночью - солнце.
- Хорошо, - кивнул единорог.
- Сделай так, чтобы цветок пах, как Неждана.
- Проще простого!
- Еще желаю, чтобы цветок прибавлял силу, изгонял страх из души, развевал грусть-тоску и утолял голод и жажду.
- Ха! Раз плюнуть, - заверил единорог. – Держи!
- Благодарствую, - Горислав протянул руки, и единорог, разжав свою куриную лапу, выронил в раскрытые ладони катышек навоза.
***
В верхних землях уже рассвело, но чаша Провала еще была заполнена мутным серым сумраком. Дно застилал густой туман, доходивший коням до ноздрей.
На реке стояла удивительная тишина. Ни плеска, ни шороха… ни звука.
Хранители и единороги, и даже Горбуль - все сохраняли молчание.
Ждали… Повернувшись к востоку, они смотрели вдаль, туда, где над кромкой обрыва поднималось алое зарево, возвещавшее о скором восходе солнца.
Светло быстро. Удивительное, непохожее на рассвет на равнинах, утро вступало в свои права. Уже обозначились бледные тени остроконечных скал-столпов. Туман прореживался и оседал. Скала-Палец отбросило неясную тень на реку.
- Горик, проснись! – Светозар толкнул в плечо клевавшего носом книговеда.
- Уже? – встрепенулся тот.
- Нет, еще рано, но ты не спи.
Наконец, над восточным горизонтом показался край солнечного диска, и в Провал хлынул свет, ослепительно яркий свет нового дня. Сумрак мгновенно исчез, темнота забилась в щели, все вокруг стало розовато-желтым. Изломанная фиолетовая тень Пальца стекла по обрыву, пересекла Черную речку и, уткнувшись в отвесную стену на противоположном берегу, обозначила вход в пещеру.
- Вчера ее там не было! - воскликнул Яробор. – Ну, точно! Не было ее вчера! Я, что, не заметил бы такую дырищу?
Времени для рассуждений не было.
- Все, братцы. Пора, - сказал Светозар. – Яра, ты - первый.
О том, в каком порядке они будут переправляться, договорились заранее. За Яробором, как всегда в серединке, шел Горислав. Светозар был замыкающим.
- И да поможет вам Свет, - зашептали единороги и закачали головами на длинных шеях. – В добрый путь.
- Спасибо за приют, - еще раз от имени всех поблагодарил их Светозар.
- Зовите, когда понадобится наша помощь, - в свою очередь, напомнили Стражи ночи. – Война со Злом - и наша война.
Они стояли, будто увязнув в тумане - розовые в свете восхода, чем-то похожие на однорогих коз-переростков, сбившихся в стадо.
Горислав стиснул зубы и заскулил, когда его конь, спустившись в заросли белокрыльника, увяз по самое брюхо в болотной жиже, испугавшись, что его затянет в трясину. Однако Тучка уверенно направился вдоль крутого берега к мосту, следом за рыжеватым конем Яробора. Скоро чавканье грязи под копытами, сменилось плеском воды.
- Гони, - крикнул позади Светозар, и Горислав сдавил пятками бока коня.
Если бы его спросили, как он сумел переправиться, он не смог бы ответить ничего внятного. Он слышал только гулкий стук копыт, шум воды и видел стремительно приближающийся, черный зев пещеры. Краем глаза он заметил слева струю огня и густые клубы пара, с шипением поднявшиеся над рекой. Уже потом Светозар сказал, что единороги, заметив в реке чудовище, помешали ему подплыть к мосту. Но в тот миг сознание Горислава от страха сжалось до размера ореха, в котором раскаленной иглой засела единственная мысль: быстрей, быстрей бы добраться до пещеры.
Тучка благополучно пересек границу света и тьмы. При этом у Горислава почему-то заложило уши, отчего возникло ощущение, что он оказался в большом пузыре. Вдобавок ко всему, погрузившись в кромешный мрак, он ослеп и ничегошеньки не мог разглядеть, как не выпучивал глаза.
- Стой! – заорал на него Яробор.
Тучка замедлил бег и встал. Горислав с трудом разжал онемевшие пальцы, отпуская повод. Сердце бешено колотилось, будто он пересек реку не верхом на коне, а бежал со скоростью ветра на своих двоих.
Теперь река, с кишащими в ней чудовищами, осталась позади.
С облегчением книговед подумал, что прошел и это испытание тоже. Мысли понемногу упорядочивались. Он завертелся в седле, пытаясь определить, где находится, но сделать это мог разве что, на ощупь. Единственным светлым пятном во мраке был вход в пещеру.
- Темно, как в ноздре бога Мрака, - посетовал Яробор.
- Везде-то ты побывал, - послышался ехидный голос Горбуля.
- Цыц, мелюзга!
Великаны, которым темнота обычно не доставляла неудобства, в том смысле, что ночью они видели все вокруг не хуже, чем днем, не торопились углубляться по ходу вглубь скалы.
- Нам понадобится свет, - сказал Светозар. – Может, мы не встретим чудовищ из Мрака, но осторожность не помешает.
- Хорошо, что мы прихватили катыши, - заметил Яробор, возвращаясь к выходу наружу. – Горик, молодец, присоветовал набрать этого…этого самого… навоза, в общем. И как это тебя спросонья такая умная мысль озарила?
- С вечера в голове сидела, - соврал Горислав.
Великаны спешились.
- О! Сколько дров половодьем нанесло. - Яробор поднял две кривые палки. - Правда, сыроваты немного. Но ничего… прогорят. Раскалим катыши и сложим в котелок. Они же долго светятся…
- Возьмем хворост с собой, когда понадобится, еще раз нагреем. Этот ход может тянуться, ляд его знает, как далеко.
- Хорошо, что припасов у нас много. Хоть о съестном не надо думать.
Горислав сполз с лошади и на деревянных ногах направился к спутникам. Они стояли почти у самого входа по колено в тумане, натекшего с реки. Над обрывом, на самом краю стояли единороги и, изгибая длинные шеи, высматривали что-то в реке.
- Зарянь, ты видел, что это было? – спросил Яробор. - Вчерашнее чудовище, да?
- Скорей всего, - согласился тот. – Единороги называют его Речной охотник. И как они его только разглядели… в тумане-то.
- Сторожило оно нас здесь, что ли?
- Может, и сторожило.
- Ха! И как они здесь живут, среди чудовищ?
- В Прошлом в долине не было чудовищ. Они появились уже после того, как Дом Братства Огня провалился, когда разрушились Врата в Сумрак. А потом… ко всему можно привыкнуть. К тому же, когда знаешь, что на пути ждет чудовище, у тебя появляется преимущество, и только от тебя зависит, сумеешь ли ты воспользоваться своим знанием.
- Оно верно.
- Можно привыкнуть ко всему, кроме Зла, - добавил Светозар.
Великаны принялись собирать в устилавшей дно пещеры дымке, толстые ветки, принесенные рекой.
- Горик, давай, помогай.
- Сейчас. Только проверю кое-что, - он подкрался к самой кромке воды, протянул руку вперед и тут же боязливо одернул, когда почувствовал некое сопротивление. Виды снаружи исказились от разбегающихся в воздухе кругов.
Выходит, не почудилось! То-то у него возникло на въезде странное ощущение, страх не в счет, будто паутину прорвал. И уши заложило, будто в воду погрузился. Пещера была отгорожена от внешнего мира обманчивой стеной, потому великаны и не заметили ее вчера вечером.
- Вы знаете что это? – спросил он спутников. - Шапка-невидимка, часом, не из этой ли материи шьется?
- Если уж шить, то плащ, - рассудил стоявший рядом Светозар, и лицо у него было такое серьезное, что не поймешь – шутит или наоборот.
- Ты, Горик, это… - сказал Яробор. - Я понимаю, ты у нас умный… Но хоть немного помогай, давай.
Прошло немного времени, и чудесный навоз единорогов раскалился до свечения. Светозар и Горислав собрали в округе все, что может гореть, и привязали охапки к седлам. Яробор успел сгонять в разведку и обследовать небольшой участок подземного хода.
Выстроившись в своем обычном порядке, они продолжили путь.
Ход был широкий, в нем свободно могли поместиться в ряд три всадника, и достаточно прямой для проезда телег, которые оставили на каменном полу неглубокие колеи.
Самочувствие Горислава, вынужденно молчавшего, было отвратительнейшее. Во-первых, он прямо-таки ощущал вес каменной громады над головой. Во-вторых, он не переставал думать о том, что ждет их в кромешной темноте, впереди.
А если подземная дорога ведет в тупик? Вдруг там завал или какое другое, непреодолимое препятствие? А если встретиться чудовище?
Он украдкой поглядывал на своих спутников, но не видел и тени тревоги. Хотя, без сомнения, им тоже приходили в голову подобные мысли.
Эх, научиться бы сохранять спокойствие, как божичи!
Никогда – никогда! - ему не стать таким же, как они, чего бы там Светозар не говорил. Никогда не сравниться с ними по силе, выносливости и находчивости – качествах столь необходимых в дальнем походе. И не было в нем ни дерзости, ни уверенности…
Да, судьба сблизила его с благородными, но, казалось, сделала это в насмешку, дабы он осознал всю разницу.
Кто другой, менее совестливый, радовался бы, что водит дружбу с великанами - мол, эти крепкие парни заступятся в случае чего, пусть недруг трепещет - только не Горислав. Он неподдельно смущался, когда спутники снисходили до того, что без лукавства называли его братом.
Бесспорно одно: Путь их сроднил.
Ощутив тяжесть таинственной святыни, Горислав приободрился. Хорошо, что на земле есть вещи, благодаря которым можешь хоть немного возвыситься над суетностью мирской.
***
- Яра, тебя не удивляет, что за все время мы не обнаружили здесь никаких следов пребывания живых существ? – спросил Светозар, когда река осталась далеко позади.
- Не-а. Вход-то был запечатан. Как я понял, заговорен от чужих глаз. И еще, может, от чудовищ…
- Я тоже думаю, что чародеи наложили заклинания на вход и выход. И за все то время, пока им не пользовались, не появилось ни одной лазейки, через которую сюда могли проникнуть какие-нибудь дикие звери – змеи, там, или медведи…
- А если где-то здесь земля треснула до самого Мрака, - раздался голос Горбуля, высунувшего голову из сумки, - и оттуда вылезают чудовища? Может, единороги нарочно послали вас… нас на верную гибель? Ну… чтобы сохранить тайну Провала.
Вели в один голос приказали ему заткнуться, и Горбуль быстренько нырнул обратно в сумку.
Хвала всем богам Света! Обошлось без происшествий. Только в одном месте пришлось разбирать завал. Простоем воспользовались, чтобы накалить катыши. Пока великаны ворочали глыбы, Горислав поддерживал огонь в костерке. Он очень боялся, что свод может обрушиться еще больше, если начал обвалиться, и обрушится как раз над ним, но этого не случилось.
Самым опасным оказался участок подземного пути в пещере с водопадом. Дорога проходила по широкому, но скользкому, как гнилая кожура, выступу над ущельем, в которое откуда-то сверху со страшным грохотом обрушивалась вода. Брызги хлестали по лицу, влажность затрудняла дыхание. Гул стоял такой, что не было слышно даже собственных мыслей. Для того чтобы не остаться совсем без света, Яробор прикрыл котелок полой куртки. Приходилось идти на ощупь. И хорошо даже, что темнота избавила Горислава от необходимости созерцать сам водопад. Он и без того натерпелся и промок.
Когда в конце тоннеля забрезжил свет, хранители поторопили коней.
Выход наружу, как и в Провале, завешивала невидимая пелена, в чем хранители могли убедиться – от протянутой руки, как в воду окунутой, разбежались круги. Преграда ощущалась, но конечность легко проходила сквозь нее и возвращалась. Даже Горбуль – не слишком большой любитель опасных опытов - вылетел наружу и залетел обратно.
У самого подножья скал, подтачивая основание, текла речка, узкая и прозрачная, в отличие от мутноводной реки в забытых велевых владениях. Неизвестно, какой глубины она была в Прошлом, но за века ее русло углубилось, и образовался небольшой уступ. В общем, теперь телега здесь не прошла бы, слетела с осей.
- Ха! Все равно мокрые насквозь, хоть отжимай, – Яробор безразлично пожал плечами и направил Огнеца в воду, показывая пример спутниками.
***
Tannit:
07.11.20 11:20
» Глава двадцатая - 1
Глава двадцатая, о дороге через Поречье и встрече с кромешниками в Тиховине«Разве мы не догадываемся, что судьба наша предопределена от рождения? Однако мы не можем знать, что нам уготовано.
Перемены наступают, когда их меньше всего ждешь. И невозможно остаться в стороне, и сделать вид, будто ничего не происходит, сама жизнь не позволит так поступить.
Принять вызов судьбы – особое испытание», Книга Премудростей Великанов.
***
Казалось, всадники вышли прямо из скалы, один за другим.
Если бы кто-то из простых смертных стал тому свидетелем, он бы - после того как справился с крайним изумлением - бросился бы рассказывать об увиденном всем и каждому, и рассказывал бы до скончания века: и детям своим, и внукам, и правнукам, до того удивительным было зрелище. Однако поблизости не оказалось ни одной живой души.
Кони неспешно побрели по мелкому руслу, зажатому между отвесной скалой с одной стороны и осыпающимся обрывистым берегом с другой к пологому, освещенному солнцем участку, видневшемуся невдалеке.
- Сейчас выберемся, привал сделаем, - сказал Светозар. – Обсушимся.
- Вот дорожный камень, - указал Горислав на угрожающе нависший над краем обрыва, большой валун с древними письменами, который будто запутался в толстых корнях. - Только дороги давно быльем поросли.
Камень же памятный все стоял на своем месте, и буквицы на нем даже не поистерлись. Хотя пройдет еще немного времени - и он вместе с береговой кромкой обрушится в воду.
- Чего на нем написано?
- На полночь - Новый город. На полдень – какое-то Кольцо, прямо на запад - Тихов.
С мелководья кони вынесли своих седоков на широкий мысок, за которым виднелось озерцо, окруженное лесом, где хранителей, наконец, заметили. Неподалеку на пригорке мальчишка лет десяти, натягивавший для просушки мелкоячеистые сети, остолбенел с весьма уморительным выражением лица.
- Здорово, малый! – обратился к нему Светозар.
- Здоров, - неуверенно отозвался тот и, уронив сеть, попятился. – Вы велиты из реки?
- Велиты – мы, ты нас не бойся.
Заверение Светозара странно на него подействовало.
- Беда! Беда пришла! – заорал он диким голосом и бросился наутек.
Яробор пустился в погоню и, нагнав удиравшего со всех ног мальчику, подхватил и усадил перед собой в седло. Стиснув его в железных объятиях, рявкнул:
- Не ори! Сказано тебе, велиты - мы. Посему нас не бойся!
Светозар осуждающе покачал головой.
- Ты, малый, успокойся, и толком расскажи, что у вас за беда, - обратился он к мальчику, привезенному на мыс.
- Беда в том, что вы пришли, - тоном для непонятливых изрек тот.
- Прикажешь, нам обратно уйти?
- Обрат - не обрат - уже без разницы. Пророчество, считай, сбылось. Дед мне сказывал, а ему его дед, а ему…
- Опять сказка про белого бычка, - фыркнул Яробор.
- Предание, что ль, какое? – нахмурился Светозар. – Давай, сразу окончание рассказывай, чего там деды говорили?
- Сказывали, что когда из реки выйдут велиты, значит, жди беды - война начнется, Великая битва будет, люди поубивают друг друга, и конец света наступит, - на одном дыхании выпалил мальчишка.
- Всякое про конец света слышал, - протянул Светозар, почесывая макушку, - и про чудищ, одно другого ужасней, и про глас трубный, и про реки огненные, и про смоляные небеса, но чтобы такое…
Горислав помалкивал. Его не спрашивали ни о чем - он не встревал в разговор. Сбросив мокрую куртку, он принялся стягивать сапоги.
Ясно же, что предки мальчишки были правы. Ох, как правы! Вот ведь, примету придумали. И попробуй сказать, что все это чепуха, дедкины сказки да бабкины подсказки.
- У нас всякий знает, что если велиты да из реки…
- От твоего крика, что война начнется, как ты заметил, уже ничего не изменится, - начал Светозар как опытный переговорщик. – Наказы были какие-нибудь? Что надо делать после того, когда появятся великаны?
- Кажись, нет.
- Тогда, считай, что ты нас не видел, - сверкнул белозубой улыбкой Яробор.
- Блаженны чистые сердцем, миротворцы, правду глаголющие, - проскрипел Горбуль, только вель-степняк ничуть не устыдился и, подмигнув, заулыбался еще шире.
- Не видел? Да как же? Вот же вы! – мальчик был готов расплакаться.
Великаны переглянулись.
- Плохо, что ваши предки не оставили вам никаких указаний, а только одну примету, – посетовал Светозар. – Но, как говорится, чему быть - того не миновать.
- Скоро Великая битва начнется? – мальчик утер нос.
- Как бы мы знали, то бы было… Мы идем вовсе не на битву. И в Десятиградье, откуда мы прибыли, пока никто не собирается на битву.
- Нашенские мужики сказывают, что Злюха со своим разбойничьим войском уже половину полуденных земель захватила, и скоро в наши края придет грабить и убивать. Да еще - вы тут, откуда не возьмись…
- За полуденные края ничего не могу сказать, не бывал, а вот в полуночных не наберется у Исчадья Мрака столько сил, не найдется столько преданных слуг, чтобы - не то, что в битву вступить - войну начать и не потерпеть при этом поражение.
- Точно? – мальчик подозрительно прищурился.
- Поверь нам, мы о войне знаем более твоего. Злыдины слуги могут захватить город или селение, если его жители не готовы дать отпор, но нападение можно предотвратить. Люди должны ополчиться и действовать сообща, а не каждый сам за себя. Сами должны сражаться за свою землю, а не сиднями сидеть и ждать, когда кто-то придет и защитит их.
- А вы? Вы куда, если не на Битву?
Горислав позавидовал смелости мальчишки. Да как он смеет требовать ответа у благородных!
- У нас свой путь, но обещаю, что мы все силы приложим, дабы никакой Битвы не было.
- Расскажите?
Великан улыбнулся и кивнул.
- Вижу, ты парень смышленый, серьезный, самостоятельный. Как тебя зовут?
- Весёлка.
Светозар представил себя и спутников.
- Вот что, Весёлка, имеется очень важное поручение для тебя, - начал он и для большей убедительности положил руку ему на плечо. Тот приготовился слушать, и не только ушами, но и глазами, и ртом - до того широко открыл. – Собери-ка нам хворост для костра, видишь же, мы мокрые насквозь, а потом мы с тобой поделимся хлебом и поговорим обо всем обстоятельно.
***
- Много ли у вас бывает гостей? – спросил Светозар, когда коней расседлали, а все вещи развесили и разложили для просушки и, расположившись вокруг костра, устроили скромный пир.
- Не очень. Если кто заплутает, с пути собьется, тот забредает в наши края, а до большака отсюда - аж два дня пути. У нас же тут - край света. За горами Скобленками - Пустотень. Дальше на полдень Скошень. Она скалистая, посему нежилая да необитаемая.
- Пустотень?
- Нет там ничего. Пусто. Погодь! Так вы же из Скобленок пришли…
Хранители оглянулись. Скалы, оставшиеся позади, имели такой вид, будто их действительно, скоблили. Отвесные склоны сверху и до самого подножья были прорезаны ровными бороздами, будто неизвестный огромный зверь, ростом до неба, точил о них когти.
- С этой стороны вообще не заберешься, - Светозар обметал скалы внимательным взглядом, – а если заберешься, не спустишься.
- Местные называют Провал «Пустотенью». - Горислав подумал, что это слово не встречалось ему в старых книгах. В западных краях язык отличался, вот и великанов они называют «велитами».
- Ну да, земля провалилась, и стало пусто, - согласился Весёлка, чутко внимавший разговору. - А вы как прошли?
- Много будешь знать – плохо будешь спать! – Яробор ответил ему как взрослому.
- Не можем мы открыть тебе сию тайну, ибо она не наша собственная, - пояснил более миролюбивый Светозар.
- Не хотите говорить, и не надо. Глядите, чтоб башка не лопнула от всех ваших тайн замороченных, - с детским презрением произнес Весёлка.
- Далеко ли отсюда до Новогорода?
- По большаку - дней десять пути, а до большака…
- Два дня пути. Понятно, - Светозар кивнул. - А ты, случайно, не знаешь, где Родничковые горы?
- Как же мне не знать, – самодовольно усмехнулся мальчик.
- Далече?
- Вы к шевьям идете, да?
- Догадливый. Знаешь, туда дорогу?
- Кто ж не знает!
- Мы не знаем, потому что прибыли к вам издалека.
- К шевьям все идут через Тиховину, - Веселка, как коренной житель, был хорошо знаком с местностью, - чтобы Серебряну-реку по мосту перейти. Серебряна-то, хоть и тиховодная, да только шибко широкая и с омутами. И лучше же по дороге ехать, верно?
- Полностью с тобой согласны.
- А то некоторые идут к шевьям, а дороги в точности не ведают, - мальчик проникся собственной значимостью оттого, что ему внимали и просто взрослые, а божичи. - Они-то напрямки едут, думают, что скорее доберутся, а получается, что удлиняют себе путь. Родничковые горы только видать близко, а на самом деле, до них пёхать да пёхать, - знающе пояснил он, должно быть, повторяя чьи-то слова – деда ли, отца. – Только через Сырое ущелье можно попасть в земли змеиного народа, а другого пути туда нет - и не ищи.
- Сколько времени займет путь, если следовать твоим указаниям?
- До Тиховины - дней пять пути, от Тиховины - еще день до ущелья, по ущелью Сырому – тоже день. Если на восходе войти в ущелье, то только к вечеру из него выйдешь.
- Ты что же, к шевьям хаживал?
- Дались они мне! - с наигранным пренебрежением поморщился отрок. – Чего я там забыл-то?
- А из вашего села кто-нибудь бывал у шевий?
- Что значит, медведь через колоду скачет? – хохотнул Весёлка. - Либо пень невысок, либо медведь сердит. Не знаете, что ль, да?
- Не спрашивали бы, коль ведали. Ты уж будь добр, просвети.
- Если бы каждый, кому вздумается, к шевьям ходил, змеиные земли превратились бы в проходной двор. Владения шевий стеной огораживает лес заклятый да непролазное болото-жабье. До шевий идут самые отчаянные, дабы удачу испытать. Или те, у кого нужда большая до ихнего волшебства иль мудрости. И еще те, кто страстно желает выучиться на змеиного лекаря. Ближе всех к шевьям живут кики, племя такое. Они мены с шевьями делают.
- Торгуют с ними?
- Чего бы им не торговать! Они же у самого волшебного леса.
- Шевьи к ним приходят? А в Тиховину?
- Нашенские мужики, что по осени в город ездили, сказывали, что видели волшебниц в городе, будто шевьи важно шли по улице, в богатых нарядах, украшенных перьями птиц невиданных, и каждый встречный-поперечный им кланялся, точно они чем-то облагодетельствовали его. Мужикам нашенским тоже пришлось спину гнуть, как велит обычай. Прям, перегнулись…
- Ты, что ж, сомневаешься, что видели?
- Батяня грит, что брешут мужики, как сивые мерины, чтобы завидки вызвать. Шевьям больше делать нечего, как по всяким Тиховинам расхаживать. А мой дед, вообще, сказал, что ноги у шевий не приспособлены для перемещения по нашей земле, и посему не могут они свои владения покидать.
- Если надо, то очень даже могут, - буркнул Яробор, вытягиваясь в полный рост на солнышке. – Да еще нас с тобой обгонят.
- Не обгонят. У них вместо ног - хвост змеиный, толстенный как печная труба. Сверху-то они как люди, а снизу – как червяки.
- Слышь, малой, я своими глазами видел бегающих по нашей земле шевяков. И верно тебе говорю, с трубой вместо ног, так не поскачешь.
- Весёлка, ты можешь описать внешность шевий? – вступил в разговор Горислав. – Сильно от нас отличаются?
- Не спутаешь. У них лица – позолоченные и сияющие, волосы как бусы стеклянные и сверкают, а глаза светятся в темноте как у кошек. Если шевий разгневать, то они могут взглядом поджечь. Человечка изжарить – им раз плюнуть. Грят, в Тиховине они спалили одного страшного грешника, вместе с домом и со всем его богатством, обманом нажитым. Но добрым людям их бояться нечего, потому что шевьи-волшебницы и видят любого человека насквозь. На хорошего человека взглянут, как пряником медовым одарят.
- Значит, шевьи бывают в Тиховине?
- Мужики похвалялись, что видели, - Весёлка пожал плечами.
- Кто у вас в селении за порядок отвечает? – спросил Светозар. - Стражи или судьи?
- Не, у нас три старейшины всем заправляют. Бывает, начнут меж собой спорить – крику на всю округу - народ потешается. А так-то они - добрые и мудрые.
- Тогда, запоминай, передашь все старейшинам слово в слово. Скажешь им, что пророчество исполнилось. Война не началась, но мир рушится, и если люди хотят, чтобы сохранился Порядок… Проще говоря, если хотят выжить, сберечь свой дом, имущество, пусть готовятся к Битве. Только не ори как оглашенный. Скажешь, что Исчадье Мрака шлет во все стороны света своих лазутчиков, чтобы вредить людям, их хозяйству и скоту. Злыдины слуги убивают судей, стражей и старейшин, чтобы напугать народ.
- Чего это мы испугаемся, если наших старейшин убьют? Они же и так скоро помрут, а смерти они не бояться.
- Вот уж у кого безразличное отношение к смерти, так это у беззаботного и невинного отрочества, - заметил Горбуль.
- Хорошо, объясню. – Терпению Светозара можно было позавидовать. – Старейшина – глава вашей общины, верно? Он - голова, понимаешь? Что вам старейшины скажут, то вы и делаете.
- Э, нет! Не всегда. Иногда спорим на совете.
- Ишь, какой спорщик выискался, – поддел мальчугана Яробор. - Будто на совете тебя кто-то о чем-то спрашивает.
- Последнее-то слово чье? – спросил Светозар.
- Ихнее, конечно, а то чье же еще! Они бунтарей и дураков быстро унимают.
- Так-то. Решение, все одно, принимают старейшины. Значит, если ваши деды - голова, то вы, всем селом – их тулово. А как думаешь, что станет, если отделить голову от тела? Оно будет жизнеспособно?
- Шутишь? Без руки там или без ноги - еще туда-сюда, - начал рассуждать Весёлка, - трудновато, правда, убогому, но жить можно. Есть у нас на селе один сухорукий, Дергуном кличут. Деды говорят, что Дергун в Тиховине на торгах чужое скрал, за что и был проклят. Торговец крикнул ему в след: «Да чтобы у тебя руки отсохли». И точно! Сначала руки у Дергуна отнялись - длиннющие они у него были, коленки чесал, не сгибаясь. А тут в раз - и плетьми повисли, как будто плечи ему перебили. Дергун испугался, понес краденое обратно, а торговца-то на том месте уже и нет. Теперь у Дергуши руки короче локтя, вот как иссохли! Мается он, бедненький, по четыре раза в году в Тиховину мотается, ищет все того торговца, чтобы повиниться. Грят, он даже к шевьям ходил. Вот.
- Он же безрукий, но не безголовый!
- Да, безрукий, - согласился мальчик. - А про безголовых людей я не слыхал. Представляю, какой крик поднимется, если к нам в село забредет мужик без головы.
- Нет таких в природе! И не о том речь. Я веду к тому, что если вы останетесь без старейшины, считай, голову потеряете. Всем вам очень плохо придется. Посему зорко следите за чужаками, что явятся к вам в село, и колодцы берегите как зеницу ока, иначе Злыдины слуги наколдуют на воду, и из нее чудовища полезут. Даров от чужаков не принимайте. Станут предлагать на обмен вам снадобья какие чудодейственные, не берите ни в коем случае – она обернется погибелью.
- Даже у змеиных лекарей не брать?
- Они часто к вам заходят?
- Не-а. Чего им у нас делать-то? К тому ж, у нас свой знахарь есть. Он сам у змеиного лекаря учился.
- Тогда, тем более! Злыдины лазутчики под видом лекарства дают отраву, от которой люди навсегда теряют человеческий облик и начинают всех убивать, без страха и жалости.
- Они навсегда в чудовищ превращаются? – Веселка округлил глаза. - А расколдовать их можно?
- Оборотней надо убивать, невзирая на родство и звание.
- Даже шевьи их не могут расколдовать?
- Когда мы будем в краю змеиного народа, спросим, а вы пока зорко за чужаками следите и колодцы стерегите. Убережете родичей от обращения, избежите беды. – Светозар коснулся плеча Весёлки. - Все запомнил?
- Разве вы к нам не заедете? Сами бы все рассказали дедам.
- Боишься, что не справишься с важным поручением? А мы-то обнадеялись. Думали, что ты уже взрослый, и на тебя можно положиться, - говорил-то великан серьезно, однако хитрил.
- Справлюсь я, дяденьки велиты, старейшинам все передам, слово в слово. Жалко, конечно, что вы не хотите к нам в гости. У нас велиты никогда не бывали. Вот народ подивился бы.
- Зарянь, он нам смотрины хочет устроить, будто мы девки на выданье. - Яробор потянулся, поднялся и отправился перетряхивать вещи.
- Некогда нам по гостям рассиживаться, - Светозар развел руками. - Ты уж прости нас. Торопимся мы.
- Сначала к шевьям, а потом на Великую битву?
Ответ последовал краткий, понятный, но уклончивый:
- Пока у нас совсем иное дело, и выполнить его требуется обязательно, и чем скорей, тем лучше. Но если встретиться на пути враг, мы будем сражаться, как в Великой Битве.
Весёлке, да и другим людям тоже, незачем знать всю правду.
«Знать больше других – сущее наказание, - подумал Горислав. – Сломят меня, в конце концов, велевы тайны, перешибут как обухом. Нет! Еще хуже – рубанет острым краем в полную силу. Хрясь - и расколется голова. Ужасно понимать суть происходящего и знать, что не можешь ничего изменить, исправить, остановить.
Мы встречаем по дороге разных людей, наши судьбы переплетаются с их судьбами, а потом мы расстаемся с ними, идем своим Путем дальше, без оглядки, и каждый раз почему-то возникает чувство, будто мы предаем их всех.
Муторно становится на душе оттого, что миротворец ради высшей цели вынужден идти на жертвы. Сколько еще невинных жизней будет погублено?
Неизвестность и безысходность… Они одновременно и душат, и распирают изнутри!
Хотя с меня какой спрос? Я всего лишь простой смертный, случайно вступивший на Путь. Впрочем, сие обстоятельство - слабое утешение. Теперь, хочешь-не хочешь, никуда не денешься. Как сказал Горбуль, попал в стаю, лай не лай, а хвостом виляй.
Я-то еще что! Великанам каково осознавать свое бессилие? Они бы и сейчас с превеликим воодушевлением отправились за море, сражаться с черным воинством, но вместо того выполняют непонятный наказ, идут по Пути Ключа.
Кажется, что они бегут от войны…
На самом деле, они идут к Великой битве.
Если Битвы не избежать, пусть обойдется без большого кровопролития, и «Великой» ее нарекут не из-за числа участников, а из-за важности свершения, как последний и решающий бой между силами Добра и Зла».
***
О Великой Битве Велигрив в своем поведении ничего не написал, впрочем, как и о Ключе, точнее, его назначении.
- Только о Пути, - задумчиво произнес Светозар, после того как, по его просьбе, Горислав прочитал рукопись-путеводитель до конца. - Мы должны пройти через земли других народов, но не сказано, есть ли у них ключи.
- Полагаю, что у других народов есть ключи, а, значит, есть хранители, или, что еще лучше, Великие воины, с которыми мы должны объединиться. Иначе, зачем нас туда отправлять?
- Получается, мы обойдем вокруг земли и вернемся в Двуречье?
- Последним назван Край Голубых вершин, где живет крылатый народ. Не знаю, сколько дней пути от них до Двуречья, но к уделу птерисов примыкает Мореный край.
- Что за Мореный край?
- Ничейная земля, там никто не живет. Посреди Мореного края лежит Большая Пустошь. На ней произошло одно из великих сражений Прошлого. В Смутное время там стояла крепость Исчадья Мрака, последний оплот Зла на земле. Кстати, Лесной край граничит с Мореным, их разделяет река. Возбранка, как раз, на ее берегу.
- Горик, это что же выходит, Злыду похоронили рядом с Пустошью, чтобы далеко не везти?
- Не знаю, Зарянь, но похоже на то. Мне не попадались упоминания о том, кто и при каких обстоятельствах похоронил Исчадье Мрака. Думаю, что в этом участвовал Велигрив.
- Плохо, что Гривата ничего не написал прямо и подробно.
- Да, какой-то глупый завет, - возмутился Яробор. – Мудреный-перемудренный, ей, как сто баб нашептали. Тут даже с башкой, как бочка семи-ведерная, не разберешься. Взять бы эту рукопись, свернуть и да запихнуть…
- Все тайные знания, по обычаю, передаются устно, - Горислав вздохнул и убрал рукопись в кожух. - Последним прямым наследником Велигрива был Всевлад. Он, наверняка, знал все – куда, зачем и почему. Нам еще крупно повезло, что у нас есть этот свиток.
- Ни умом, ни разумом не пойму! По мне уж лучше с кромешниками биться, чем тащиться, неизвестно куда и зачем. Мы, поди, единственные на земле, кто способен одолеть Злыду, а занимаемся… Да ляд знает, чем мы занимается!
- На подвиги тянет?
- Мне бы настоящим делом заняться! Уж столько народу погибло, Злыде на радость…
- Да, печально. И это еще не плата за мир. За него тоже придется платить жизнью и кровью. И никакая другая цена не принимается…
- У меня есть сила, и я умею ее применять, а тут…
- Мы покамест не в силах справиться с Исчадьем Мрака. Нас мало, чтобы сражаться с его черным воинством. Нам никто не поможет, люди не готовы к войне, хотя она уже идет. Так, что ты, зазря свое рвение не растачай. Соизмеряй свои желания со своими возможностями. А кромешники – это скрытые враги, их просто так не вызовешь на честный бой. Если Злыда им прикажет, то они, конечно, выйдут, никуда не денутся…
- Зарянь, как думаешь, будет Великая битва?
- Яра, я как ты, чем гляжу, тем и вижу. И, если нам с тобой суждено в ней участвовать, мы на нее не опоздаем. Даже если захотим отказаться, то не сможем. Есть такая премудрость: судьба ведет каждого человека через предначертания, а нежелающего идти влачит насильно. Вон, как Горика.
- Клык то же самое баял. Не про Горика, про судьбу…
***
Вспоминая этот разговор, Горислав подумал: «Неужели, я тоже буду сражаться с черным воинством. О, боги, нет! Я же ничего не умею. Меня убьют в первом же бою. А может, вели проявят великодушие? Оставят где-нибудь, в каком-нибудь укромном месте. Все равно в бою от меня мало толка. Но вправе ли я прятаться?»
- Маленькая трусость лучше, чем вечная смерть, - проронил Горбуль, и книговед понял, что рассуждает вслух.
- Тише! – шикнул он на вестника.
Хорошо, что великаны не слышали. Светозар ехал далеко впереди в дозоре, а Яробор, склонив голову на грудь, спал в седле по кочевой привычке.
Уже четвертый день они двигались к Тиховине, городу, в Прошлом именуемому «Тиховым».
- А чего такого? Велигрив сказал же, что живой заяц лучше мертвого медведя, - продолжал вестник. - В мудрости Велигрива никто не сомневается, даже сам Злыда.
- Не лукавь! Вот у тебя дурацкая привычка - перевирать чужие слова и все переиначивать. Там смысл был совсем другой. Мудрый Велигрив писал, что лучше умереть, чем выслушивать попреки в трусости и малодушии. Надо поступать, как велит совесть. Что же до Исчадья Мрака, то, думаю, чем слабее вера людей в Свет и Добро, тем сильнее Зло.
- Воистину так.
- Почему так, Горбуль? Каждый человек, если только он не полоумный, способен оценивать свои поступки, понимать то, правильно ли он что-то сделал или нет.
- Ну да, большинство людей отдает себе отчет в своих действиях.
- Ага! Человек, совершая то или иное действие, заведомо знает - осудят его люди, станут презирать или скажут спасибо и начнут уважать. В общем, рано или поздно он задет себе вопрос: что скажут люди?
- Как назовут его поступок: подвиг или преступление…
- Да. И, казалось бы, что проще: совершай себе добрые дела и живи не тужи. Но ведь лиходеи умышлено творят злодеяния. Не конченых душепродавцев имею в виду. Хотя тоже не понимаю, как человек в здравом уме может верить душегубу и кровопийце?
- С этими как раз, все ясно и просто. Исчадье Мрака сделало им такое предложение, от которого они не смогли отказаться. Ведь многие его слуги пошли за ним отнюдь не ради личной выгоды, а потому как деваться им было некуда.
- Я понимаю, человек слаб, иногда его разум и сущность вступают в разлад, - продолжал книговед. - Горбуль, объясни мне, почему лихие люди не хотят или не могут перебороть свои преступные наклонности? Неужели, они не в силах побороть в себе зло? Можешь ли ты, только без ссылок на Священное писание и другие богословские книги, объяснить мне природу злодеев? Ну почему, почему один будет умирать от голода, но куска хлеба не сворует, а другой сытый идет на разбой? Почему за полторы тысячи веков мира люди не смогли изжить в себе все злое? Почему не исчезли ненависть, насилие, несправедливость? Горбуль, слышь? – Горислав ткнул в спину вестника, сидевшего между ушами Тучки.
- Слышу, - проворчал тот и повернулся. – Значит, Священное писание как источник, тебя уже не устраивает, а? Нет, Горик, ну, ты скажи!
- Чтобы я не ответил, в любом случае, ты обвинишь меня в вероотступничестве.
- Да, наговорил ты достаточно. Только не мне, Горик, не мне тебя судить. Уж я-то знаю, как чиста твоя душа. Твое доброе сердце готово к состраданию. Даже обещания, данные богам, выполняешь - намедни подношения храму сделал и честно отстоял до конца целую благодарственную службу, хотя было тебе скучно так, что челюсти от зевоты сводило. Всем ты хорош! Вот только твой пытливый ум, Горик, все норовит вторгнуться в запретные пределы.
- Я ж не виноват, что мысли мои возносятся так высоко.
- Пожалуй, расскажу-ка я тебе быль. Давным-давно, когда небосвод был ниже, и птицы взлетая ввысь, ударялись крыльями о небо, когда еще не было городов и наук, а страннику на дороге было проще встретить дея, чем человека, жил да был один славный парень. И однажды посчастливилось ему встретить прекрасную волшебницу-шевью… Известно же, что шевьи – великие волшебницы. И вот, змееногая кудесница, увидев, как замечательно хорош собой паренек, воспылала к нему страстью и увлекла в чувственный водоворот. В общем, разговоров меж ними было мало, все больше – дела полюбовного. А молодец - и рад-радешенек угодить. Утолив жажду известного свойства, шевья пожелала поощрить своего любовника и подарила ему горящий алым пламенем, волшебный цветок папоротника. «Загадай любое желание, – сказала она. – Что ты хочешь – силу, здоровье, любовь?» - «Да силой я, кажись, не обделен, и на здоровье тоже не жалуюсь, а девки меня и так шибко любят», - похвалился паренек. - «Тогда проси дом с крепкими стенами, в котором тепло зимой, прохладно в летний зной и сухо в непогоду», - подсказала шевья. - «Соседи будут завидовать, а там до ненависти недалеко», - скромно отказался тот. – «Тогда, проси скатерть-самобранку, чтобы в твоем доме всегда было много еды». – «О, нет! Тогда соседи ко мне в гости ходить повадятся, не выгонишь». – «Так, что же ты тогда хочешь?» - «Желаю мудрости, ни с чем не сравнимой», - говорит. Полыхнул цветок папоротника живым огнем и обратился в пепел. Исполнилось желание заветное - и загрустил молодец. «О чем, призадумался, мудрейший из мудрейших?» - спросила его шевья, и он ответил: «Едой надо было брать».
- Уж ты бы, Горбуль, точно не раздумывал, какой дар принять, - не удержался от улыбки Горислав.
- Да не о жрачке я! Я ж к чему веду… Одному мудрость как награда, другому – беда. От бездумья с ума не сходят, Горик. Однажды заведет тебя твой пытливый ум в темные дебри, из которых нет возврата.
- Лучше скажи то, чего я про себя не знаю.
- Ты задаешь слишком много вопросов, ответов на которые не существует. Творцу-то, знамо дело, известно все, да только у него не выспросишь. А ты даром морщины по лбу гоняешь, так, глядишь, состаришься раньше сроку.
- Но ведь, интересно же! Может, шевьи меня хоть немного просветят. Не даром Велигрив считал их равными богам. Если есть хоть доля правды в том, что о них говорят, возможно, и я смогу расспросить их...
- Угу. Не забудь списочек в своей книжице накрапать. Вон они, Родничковые горы.
Чудесный вид впереди отвлек Горислав от мыслей, тревоживших всего мгновение назад.
Местность впереди плавно опускалась, внизу лежали поля с разноцветными посевами, которые перемежались пролесками и неглубокими оврагами. Чуть в стороне блестела, окаймленная густым кустарником, зеркальная гладь реки, отражавшая редкие облачка. А вдали, там, где встречались небо и земля, тянулась темная, широкая, волнистая полоса гор.
- Близко совсем! – радостно воскликнул Горислав, криком своим разбудив Яробора. – Может, ошибся малец?
- Близко видать да далеко шагать, - отозвался Горбуль. – Сказано тебе было - до гор два дня пути.
***
Путь до Тиховины занял пять дней. В Поречье, так называлась местность, великаны, памятуя о встрече с Весёлкой, всячески старались скрыть свое благородное происхождение, даже грубили особо любопытным.
По мере приближения к уделу змеиного народа, хранители узнавали о нем все больше. Основными источниками знаний, безусловно, являлись предания о славных деяниях шевий в Прошлом, о добрых делах в настоящем, и о любви во все времена. В правдоподобии отдельных историй Горислав сомневался, считая их красивыми и немножко страшными сказками, придуманными бродячими торговцами, которые, известно, мастера байки травить, лишь бы свой товарец сбагрить, однако, в отличие от великанов, просто принимавших россказни к сведению, все записывал в книжицу.
Немало удивляло, что о дороге к шевьям - о том, как пройти от Менялова через Зачарованный лес и болото-жабье - никто ничего толком сказать не мог. Осведомители говорили, что путь знают лишь жители приграничья да еще бродячие целители, прозванные в народе «змеиными», которые лечат людей по шевьим премудростям за умеренную плату, но лучше сразу обращаться к первым, потому что вторых надо еще поискать и найти, ибо бродят они, где им вдумается, да и пробираются к шевьям в одиночку, по своей надобности, попутчиков не берут.
Загадочный змеиный народ оставался загадкой даже для людей, живущих по соседству с ними.
***
К Тиховине, главному городу Поречья, хранители подъехали далеко за полдень.
Остановившись на ночлег на сельском постоялом дворе, великаны еще вечером подгадали со временем - порешили между собой переждать из осторожности утреннее торговое оживление, чтобы бы улицы просматривались, и можно было внимательно обозреть каждого встречного и не упустить из виду опасность. Сговорились они подняться, когда устанут валяться, а не потому, что надо вставать. Отчего бы разок не позволить себе такую роскошь, тем более что последнее время редко доводилось спать в мягкой постели.
На том самом подворье под вывеской «Золотой колос», где вели устроили себе поблажку, случилось с Гориславом далеко незаурядное событие, коим иной стал гордиться бы. Он же скорее наоборот…
Попутал-таки его ляд! Но уж очень сильно походила внешне хорошенькая дочь владельца подворья на Неждану. Не устоял, нарушил-таки верность вельше, которой от него никто не требовал…
Когда он впервые увидел девицу возле колодца посреди двора, его сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
- Данка? – удивился он, воодушевленный и обрадованный, и уж хотел броситься к ней, но тут понял, что обознался. И в самом деле, что могла забыть вельша в этой глухомани?
Однако, даже осознав, что обманулся, Горислав не мог оторвать от нее взгляд. Высокая ладная, с живым лицом, сверкающими голубыми глазами и заразительной улыбкой - она с полным ведром встретила гостей въехавших в ворота.
- Добро пожаловать, гости дорогие! Надолго к нам? У нас для вас есть хорошие комнаты с мягкими постелями. На ужин подадим крольчатину с овощами и блинчики с творогом да медом.
- Помочь, красавица? – Яробор, спрыгнув на землю, устремился к девице. – Как тебя звать-величать?
- Долинкой нарекли.
- Есть кто на постое? – осведомился Светозар, спешиваясь.
Передав Яробору ведро, Долинка встала, подбоченившись и оценивающе поглядывая на новоприбывших.
- Нынче вы - наши единственные гости. Посему можете рассчитывать на наше безраздельное внимание.
- А сама ты, как будешь о нас заботиться? – игриво спросил Яробор.
- На кухне матушке помогу да велю купальню нагреть. Вы же хотите помыться с дороги? Как раз ужин подоспеет.
- Спинку мне потрешь? – легко толкнул ее плечом вель-степняк.
- Вас же трое, - указала Долинка на очевидное и, усмехнувшись, перекинула русую косу назад. - Сами потрете друг другу все, что надо. – Развернувшись, она направилась к летней кухне. – И вообще! Гостям мужеского пола брат прислуживает.
- Зачем мне твой брат? – Яробор пристроился рядом. – Твои-то ручки, поди, понежней будут.
- Похожа на твою вельшу, да? – догадался Светозар, искоса наблюдавший за отражавшимися на лице книговеда переживаниями.
- И похожа, и не очень, - Горислав кивнул, глядя на удалявшуюся парочку, потом пожал плечами. - Хотя взгляд, улыбка… Бывает же такое. Только все равно она - не Данка, – вздохнув, он опустил глаза. Ему ли соперничать с Яробором? Если велю приглянулась девица, он своего добьется. И лучше не вставать у него на пути.
Но Яробор почему-то неожиданно отступился, неожиданно для Горислава.
- Горик, коль лежит душа к девице, не встану поперек, - шепнул он, когда ужин подходил к концу. – Даже не взгляну в ее сторону.
Подловленный, как вор на месте преступления, Горислав встрепенулся и воззрился на степняка так, словно тот прочитал ему наизусть все Священное писание да на древнем языке.
Весь вечер он глаз не сводил с принарядившейся Долинки, которая, в корсете желтом, юбке красной с синим и кружевном переднике, порхала от стола постояльцев к столу, где два местных мужичка разогревались медовухой. Понимал Горислав, что она просто похожая девушка, но ничего не мог с собой поделать. Желала же его душа видеть, и сердце подпрыгивало, как рвалось наружу.
- Давай, не робей, - подбодрил Яробор.
- Ты, что, серьезно? – выдавил удивленно книговед. - Да как… как я могу? Ты божич, ты нравишься женщинам. А я кто? Да и не пойдет она со мной. Она же такая… И вообще, не смотрит на меня. Всего три раза взглянула, а улыбнулась только раз.
- Ну, Горик, ты и телок, - подал голос Горбуль, который весь вечер сохранял подозрительное молчание. – Видишь препятствия даже там, где их нет. Что у тебя разлад такой с самим собой? Девица же твоя при гостином дворе, а они все… Ой! – вспугнутый Яробором, вестник спорхнул.
- Заткнись! Тебя никто не спрашивает, – шикнул на него вель.
Горислав поискал глазами Долинку и почувствовал, как в нем вскипает ревность и негодование, когда обнаружил, что она любезничает со Светозаром, зажавшим ее в дверях на кухню. Из-под велева локтя девушка лукаво взглянула в его сторону, вогнав в краску и заставив потупить взор. Он не заметил, и хотел бы, не заметил бы того, как вель вложил в ее ладонь монеты, которые не были платой за постой или ужин…
В конце ужина Светозар пригласил за стол владельца «Золотого колоса» и стал расспрашивать о Поречье, Тиховине, шевьях и дороге в земли змеиного племени. Хозяин оказался разговорчивым, потом подсели местные мужички… Поднялся досужий шум. Долинка куда-то исчезла, а Яробор оставался на виду, будто щадя Гориковы чувства.
- Горик, иди, отдыхай, - проявил заботу Светозар. – Уже носом клюешь. Здесь ты уже ничего нового и интересного не узнаешь.
- Пойду, - согласился книговед, поискал девушку взглядом и, вздохнув, поднялся из-за стола. – Записями займусь в спокойной обстановке.
На ночь они сняли отдельные комнаты. Светозар сказал, что хочет-де хорошенько выспаться. Будто кто-то прежде мешал великанам дрыхнуть, сколько им вздумается! Если не считать Горбуля.
Отворив дверь, Горислав замер на пороге. В свете масляной лампы он увидел Неждану. В поддеве без рукавов, она сидела на краю кровати и заплетала косу.
- Ты? Здесь? – он замер, завороженный движением ее голых рук. Его сердце подпрыгнуло и забилось в горле.
Должно быть, он ошибся дверью!
- Ой! Не буду мешать,– Горбуль слетел с плеча и скрылся в темноте коридора.
- Что так долго, Горик? Уже заждалась тебя, - сказала Долинка и, втянув в комнатку остолбеневшего книговеда, заперла дверь.
- Погоди, - взмолился он, чувствуя, как поднимается жар. Он покраснел и загорелся желанием одновременно. – Почему? Зачем ты пришла?
- Потому что я нужна тебе, Горик, – она прильнула к его груди, тесно прижалась животом, да так, что он со стоном прикусил губу. При всей двусмысленности положения молодое, здоровое тело – что с ним делать! – ощущая манящую близость женщины, настойчиво требовало свое. Жаждущей плоти лишь бы насытиться, ей важной женское тело, а то, кому оно принадлежит.
- Это неправильно!
- Нужна, – уверилась девушка, без упрека и насмешки.
Возражать было глупо. Отрицанье было бы ложью.
- О, нет! То есть да, но… - он хотел объяснить ей, что нужна, только вовсе не она. Но как ей сказать, чтобы не обидеть? Мысли отчаянно путались. Ему бы немного времени, чтобы нужные слова подобрать, только случившееся неожиданно развивалось слишком стремительно. - Понимаешь, дело в том…
- Ты такой хорошенький, молодой, - девушка, похожая на Неждану, погладила его щеку и распахнула на нем безрукавку.
- Данка, - пробормотал он, зажмурившись и не в силах сопротивляться влечению. В свое оправдание он подумал, что переборол бы искушение, не будь она… – Долинка, ты не можешь!
- Могу, - заверила она его, запуская руки под рубашку.
- Мы едва знакомы.
- Вот и познакомимся поближе, - она хохотнула, совсем как вельша, и взялась за пояс его штанов.
- Так нельзя.
- Отчего же? – ее порывистый шепот отозвался тянущей истомой во всем теле.
- Ты же… ты… - он схватил девушку за плечи, чтобы отстранить от себя, но вместо того, ощутив гладкость ее кожи, упругость тела, тепло и податливость, подтолкнул к постели.
Его губы и руки, под восторженные девичьи стоны, жадно и бесстыдно искали, что желали, и находили. Только все недоставало сладости, отчего становилось еще мучительней.
Как не облизывай край чаши с питьем, не утолишь жажды.
Начать-то Горислав начал, да не хватило ему, как бы сильно он не хотел изведать ни с чем несравнимое блаженство обладания, чуточки решимости, дабы продолжить.
Разжалобленная страдальческим вздохом, Долинка оказала милость. Манящим словом и дерзкой лаской, тем самым выдав за собой больший опыт по части любовных дел, она смела последнюю незримую преграду, возведенную протестующим разумом.
Она помогла ему. Помогла единственный раз за всю бессонную ночь…
***
Утром Долинка не появилась во время завтрака и не вышла провожать. Горислав собрался было отправиться на ее поиски, но Светозар его удержал.
- Не ищи, она в город уехала, - сказал он, отводя в сторону виноватый взгляд, а Яробор отвернулся, чтобы скрыть усмешку, отчего Горислав начал безудержно краснеть.
Великаны, конечно, знали - не могли не знать! - о его полюбах с хозяйской дочкой. У них же звериный слух, поступь мышки слышат. А он-то, кажись, в полный голос возвещал о своем наслаждении. Хорошо еще, что не расспрашивали о подробностях и не подшучивали, за что книговед был крайне им благодарен. Только все равно чувствовал стыд. Даже несмотря на заверения Горбуля, пытавшегося внушить ему, страдавшему от угрызений совести и презиравшему себя за легкость и готовность, с какими он поддался соблазну, что никакого греха он не совершал.
- Дело молодое, житейское, - увещевал тот, - не насильничал, все по взаимному согласию. Велики сами – блудодеи еще те, поглядел бы, что они вытворяют, а Ярик, так вообще…
Еще было стыдно оттого, что все равно приятно.
- Не хорошо как-то, уехать, не попрощавшись, - пояснил Горислав, когда оглянувшись на ворота покинутого подворья, встретил насмешливый взгляд Яробора.
Светозар только покачал головой.
- Горик, ей, что ты, право, как пыльным мешком пришибленный! – проскрипел Горбуль, повисая на гриве Тучки, и готовясь куда-то лететь. – Чего оглядываться? Смотри вперед.
***
Тиховина, раскинувшаяся на обоих берегах Серебряны-реки, была большим городом и, как уверяли местные, ни в чем не уступала самому Новогороду. Горислав же, сравнивавший все города со своим родным, отметил, что Тиховина меньше Небесных Врат раз в семь, по числу холмов. Да и до величия Вечного города ей было далеко, еще расстраиваться и расстраиваться, да разрастаться вверх и вширь.
Пригород ничем особым воображение не пожал, разве что пышными фруктовыми садами. Великаны обратили внимание, что многие ограды перед особняками были совсем недавно надстроены, новая кладка отличалась от старой, следовательно, жители в последнее время стали опасаться чего-то. Хотя ограда, конечно, не ахти какая защита от чудовищ или разбойников, но она внушала обманчивое ощущение безопасности.
От окраины к мосту вела горбатая грунтовая дорога, в этот час малолюдная. Лишь раз хранителям пришлось посторониться, пропуская телегу сельского жителя.
Чем ближе к реке, тем больше становилось двухэтажных домов, с низом из серого камня, бревенчатым побеленным верхом, оплетенным деревянными решетками, кровлями из серо-голубой черепицы. Вскоре из-за поворота показалась громада главного храма на противоположном берегу. Казалось, величественное сооружение скользит, подобно кораблю, по морю черепичных крыш и среди пенной белизны стен домов.
Хранители приостановились, чтобы обозреть открывшийся вид и обсудить свои дальнейшие действия. Яробор, встав под высокой каменной оградой, притянул, усыпанную крупными черными ягодами ветку черешни, словно предлагавшую вкусить ее спелые ягоды.
- Ничего себе городишко, - оценил он и выплюнул косточку.
Горбуль перелетел с плеча Горислава на дерево и начал ощипывать ягоды, напоминая большую уродливую и очень жадную птицу.
- Не будем знакомиться с местной властью? – спорил Горислав.
От владельца «Золотого колоса», а так же из других источников, они знали, что великанов в городе не осталось, последнего убили год назад. О том, кто и как убил начальника стражи Порядка, выяснить не удалось, потому что подробностей было слишком много, и одни противоречили другим.
- Только время зря потратим, - Светозар повел плечом. - Прикупим съестное, переночуем на каком-нибудь подворье на западной окраине и поедем дальше. Обойдемся без проводника. Дорогу до Сырого ущелья мы найдем, не ошибемся, – он осмотрелся. – В городе будем держаться все вместе. Слышь, Яра?
- Слышу. Понял. Девки по боку.
- Будь я Злыдой, - продолжил Светозар, - и знай про Путь, непременно устроил бы засаду в Тиховине, направил бы сюда кромешников, дабы стерегли дороги, особенно выезды в сторону Сырого ущелья. Так, что не расслабляйся особо.
- Как думаешь, в городе есть кромешники? – Горислав, заразившись примером Яробора, набирал черешню в ладонь.
- Увидим, - просто ответил вель.
***
Впереди заблестела серебристая гладь реки. Показался широкий каменный мост и деревянная пристань с десятком небольших лодчонок. Чуть ниже по течению тянулся каменный причал с деревянными мостками, зубьями врезавшимися в реку, где стояли четыре довольно крупных парусно-весельных судна, возле которых наблюдалось оживление - одни готовились к отбытию, другие разгружались.
Главной достопримечательностью Тиховины, без сомнения, являлся храм. Он выступал над крышами домов на добрые две своей высоты. Его богатое убранство восхищало взор. Позолоченное всевидящее око на шпиле купола, будто обозревая окрестности, медленно вращалось, подчиняясь воздушным потокам. Храмовые башни, покрытые изумрудной глазурью, были увенчаны золотыми маковками. В огромных окнах драгоценными россыпями сверкали витражи. Простенки украшали узорчатые изразцы.
Тиховинский храм отличался от всех, что путники видели прежде. Должно быть, в нем отразилось влияние западных соседей, шевий. Одно можно сказать точно, если горожане и не были сильно набожными, то тиховинское жречество не бедствовало.
Люди, идущие по своим делам, поглядывали на великанов, мужчины - настороженно, женщины – игриво. Трех мальчишек, засеменивших следом, Яробор отпугнул грозным окриком: «А ну, брысь!»
Хранители проехали на противоположный берег по арочному мосту, один пролет которого был деревянным и поднимался для пропуска торговых судов. На набережной неподалеку, в тени одинокого, обнесенного оградкой раскидистого дуба, стояла неопрятного вида торговка рыбой. Возле нее крутилась стая пестрых кошек.
- Эй, красавцы-мужчины, рыбки соленой не желаете? - окликнула она надтреснутым пропитым голосом. – Вы только поглядите, какая хорошая рыбка. Вкусная какая, пальчики оближешь. Больше нигде такой не отведаете.
Она выгребла из бочонка целый черпак мелких длинных рыбешек и показала всадникам.
- Стухла, небось, - Яробор глянул через плечо на ее отекшее лицо, потом на мутноглазую кильку в ковшике.
- Свежего совсем засола, - соврала торговка, глазом не моргнув. – Берите за полцены. Я еще вам полмеры сверху задаром отдам.
- В другой раз, милая, - пообещал Яробор бархатным голосом и улыбнулся, отчего торговка вдруг смутилась. Кильки из черпака посыпались на камни мостовой, на радость кошкам.
Уже удалившись от торговки, Светозар раздосадовано хлопнул себя по ноге.
- Надо было узнать последние новости, что в городе творится, какие тут нынче умонастроения. Торговки собирают все слухи и сплетни.
- Давай, вернемся, - предложил Яробор.
- Лучше, если к ней подойдет кто-то один. Три слушателя для нее изрядно, еще очумеет от утроенного внимания. Сходи, давай. Ты уже наладил связь.
- Ничего я не налаживал.
- Ну как же! Глазки ей строил, обещал, что в другой раз… Вот и Горик тому свидетель.
Яробор покосился на Горислава, который, едва сдерживая улыбку, кивнул. Было замечено, вель становился невосприимчив к шуткам, стоило задеть его честолюбие.
- Ребята, вы что? Да чтобы я на такую позарился? – начал оправдываться он. - Да ни в жизнь! Как вы могли подумать! На нее ж смотреть тошно. С ее рожей-то сидеть под рогожей. Да такую во сне увидишь – не проснешься.
- Тогда зачем ты назвал ее «милой»? Хотел ей сердце разбить?
- Это ж… оборот речи, такой.
- Оборот-не оборот, а слово - не воробей, - тоном наставника заметил Горбуль.
- Я ж без намерений!
- И со Злыдой… не ты кувыркался, а твой хотей, – усмехаясь, Горбуль скрипнул.
- Самому-то похвалиться нечем, вот и берут тебя завидки.
- Кто о чем, - вздохнул Светозар.
- Тудыть вашу! Теперь до скончания века будете мне поминать Сытное подворье?
- Забудешь такое, - заметил Светозар, не в укор, пряча усмешку.
- Сказал же, опоили меня чем-то. К тому же Злыда притворился раскрасавицей! Эта же… Ну, ты глянь на нее, чучело чучелом. Хорошо же вы обо мне думаете, - проворчал он. - Еще друзьями называются.
- Влюбил в себя бабу и прикидывается невиноватым, - Светозар с осуждением покачал головой. – Отнекивается еще.
- Я чего, виноват, что ли, что нравлюсь бабам? А эта… Просто, я детство вспомнил. Я же в рыбачьем поселке родился. Моя матушка рыбачка… была. Я ж без всякой задней мысли. Нельзя, что ли, ласковое слово бабе сказать? Это же не преступление.
- Ладно. Ты на дыбы не вскидывайся, тебя ж не просят на ней жениться. Давай, ступай к тетке, расспроси про положение дел.
Яробор сердито прикусил губу и дернул повод.
- Не верхом, Яра, - упредил его действия Светозар. - Нехорошо разговаривать с женщиной свысока.
Вель-степняк нахмурился, засопел и сполз на землю.
- Только без нахрапа, - посоветовал вдогонку Светозар.
Развернув коней, хранители следили за своим послом, при приближении которого торговка заулыбалась так широко, что можно было пересчитать все зубы у нее во рту. Все шесть. Он остановился в трех шагах от нее, не решаясь подойти ближе.
Женщина сама сократила расстояние, пиная по пути кошек-попрошаек. Яробор отступил, она - за ним.
- Стой, где стоишь! – гаркнул вель и, перестав пятиться, выставил перед собой руку, таким образом, определяя допустимую близость.
После первого же Яроборова вопроса торговка разразилась грязной бранью. Похоже, сильно осерчала она на местную власть. Ох, и честила она глав округов да стражей. Самыми мягкими выражения, ею изрыгнутыми были: «козлы драные, тварюги поганые и сволочи». Она размахивала руками, грозила кулаком куда-то в сторону, показывала кукиши, мол, вот вам всем.
- Приходится признать, что затея не очень удачная, - заметил Светозар.
- Все, женщина! Довольно, - донесся голос Яробора. – Хватит, сказал!
Он возвращался к спутникам быстрым шагом, и возвращение его уж больно походило на бегство. Впрочем, понять его можно.
- Довольны? – бросил он в упрек. – Все слышали? Рядом с ней стоять невозможно, - сказал он и, лихо запрыгнув в седло, тронулся с места. - От нее рыбой за версту несет.
- Экий ты, братец, капризный. – Светозар подмигнул Гориславу. - Девок-то благоуханных мы с Гориком и сами понюхали бы.
- Узнал что-нибудь полезное? – спросил Горислав.
- Правит здесь городской совет. Все они - козлы драные и прочее, потому что принимают дурацкие законы против народа.
- Она имела в виду законы, угнетающие пьянчужек? – спросил Светозар. Он слышал весь разговор от начала до конца. Хотя книговед тоже кое-что расслышал, потому что торговка говорила очень громко. По ее словам, местных и заезжих пьяниц пытались перевоспитать с помощью общественно полезного труда - тех, кто не знал меры горячительному и буянил в хмельном угаре, стражи задерживали и заставляли убирать улицы.
- Что ж, ее недовольство вполне объяснимо.
- Ага. Пожаловалась мне, что ее определили чистить водосборники, по личному распоряжению Бориски, начальника стражи. Сказала, что Бориска этот - сволота первостатейная, потому что никому житья не дает.
- Бориска, надо думать, учился у веля, которого злодейски убили год назад, - задумчиво произнес Светозар.
- Да, – Яробор кивнул. – Ему, в самом деле, отрезали голову и унесли с собой. На поленницу веля положили без головы, а его сына, тоже стража, похоронили в земле. А велева жена села на корабль и уплыла.
- Выходит, побывали здесь-таки злыдины слуги, - заключил Горислав. - А чудовища?
- Оборотней нет, - Яробор замотал головой. – Если верить тетке, все чудовища заседают в совете судей.
- Наши сведения подтверждаются. Порядок в городе держится, - подвел итог книговед и подпрыгнул от испуга, когда прямо перед ним на луку седла рухнул Горбуль, сияющий от счастья и прижимающий к груди связку мелких сушеных рыбин.
- Ты опять украл еду.
- Не украл, а без спросу взял. Вовремя я подсуетился! – похвалился он. - Пока Яра ее забалтывал…
- Не напоминай! – процедил Яробор сквозь зубы.
- И брось эту гадость, - поморщился Горислав, указывая на воблу.
- Еще чего!
- Она протухла, наверное.
- Тебе никто не предлагает, – Горбуль свалил свою добычу в разверзнутую пасть седельной сумы и сам нырнул следом, съязвив напоследок. – Ишь, какие мы чувствительные.
- Эй! Сумка провоняет, - Горислав пихнул коленом шевелящий на дне сумы бугор. – Знал, что ты обжора, но нельзя же быть таким неразборчивым в еде.
***
От реки широкая мощеная дорога вела в сердце города. Застройка на правом берегу была более плотная, двух-, трехэтажные дома, жавшиеся стена к стене, уже давно вытеснили все сады. На узких улочках, расходившихся в стороны от главной дороги, высоко над головой на веревках, натянутых между домами, сушились разноцветные длиннополые рубахи, полотенца, скатерки, простыни. Еще обращала на себя внимание отменная чистота – ни кучек мусора на обочинах, ни хлама в проулках.
- Ты его заметил? – спросил Яробор, слегка склоняясь к собрату.
- Да, слышу его. Идет за нами от самого моста, – подтвердил Светозар. Его слово следопыта дорогого стоило. Он слышал, как трава растет, да не глядел - видел.
- Кто идет? Кромешник? - Горислав взволнованно заерзал в седле.
- Не оглядывайся и сохраняй спокойствие.
Ничем не выдав своей тревоги, великаны спешились. Сделав вид, что разминаются после долгого поездки верхом, они прошлись взад-вперед, поправили упряжь на конях и между делом украдкой осмотрели дорогу.
- Исчез куда-то, - послышался шепот Яробора. – Кажись, в проулок шмыгнул.
- Побежал своих предупредить.
- Что будем делать?
- Ждать. Подождем, пока они нападут.
- О боги! – пробормотал книговед, сползая на мостовую. – Может, лучше обратится за помощью к стражам?
- Да? – усмехнулся Яробор. - И что мы им скажем? «Помогите, добрые дяденьки, за нами охотятся кромешники».
- Пусть его проверят, допросят.
-Ага! - Яробор тряхнул головой. - Допустим, стражи его схватят. И что дальше? Вины за ним никакой нет, а спросят его, почему следил, он им ответит, что знать ничего не знает, просто прогуливался по улице и дышал свежим воздухом.
Гориславу больше ничего не оставалось, как согласиться. Убедительный довод. Кроме того, великаны считали зазорным звать на подмогу простых смертных – мешали предрассудки и, может, излишняя самоуверенность. Да и гордость и не позволяла.
- А вы уверены, что он… кромешник?
- Горик… Ха! Надо было подойти к нему и спросить, да? – Шутливый тон Яробора вдруг стал серьезным. - Я врага нутром чую, а ты, коль ничего не смыслишь в таких делах, свои дурацкие сомнения при себе держи. Помалкивай и делай, что тебе говорят.
- Я ж только спросил, - обиделся книговед. – И вам хорошо… Вы, вон, какие. Не боитесь ничего. Оружием разным владеете. А что я буду делать, когда они нападут?
- Горик, чего кукарекаешь, когда до восхода далеко?
- В смысле? – от испуга Горислав туго соображал. - А! Это присказка. - Он приостановился и по привычке полез в сумку за книжицей, чтобы записать изречение, но Светозар подтолкнул его вперед.
- Мы сами все сделаем. Все, что от тебя требуется: быть внимательным и осторожным. Давай, иди вперед. Если они нападут, то со спины, они же трусы. Мы тебя прикроем.
Держась ближе к стенам домов и укрываясь за шеей Тучки, Горислав побрел вдоль сточной канавы. Его спутники, словно бросая вызов врагу, шли открыто и тихо переговаривались меж собой.
Tannit:
07.11.20 11:21
» Глава двадцатая - 2
***
Дорога привела их на центральную площадь, где находились три главных городских здания. Впереди стоял храм, а слева и справа, прямо напротив друг друга, Дом Советов и Дом стражей. Здесь во второй половине дня, как на всех улицах, не наблюдалось большого оживления.
Пятеро мужчин, собравшись в круг и бурно жестикулируя, обсуждали взаимосвязь выдержки вина и его цены. В одном из окон управы, расположившись прямо на широком подоконнике, писарь составлял прошение или жалобу от женщины с заплаканным лицом, которая стояла под окном. Торговец в богатых одеждах, потрясая перед своим спутником мятой бумажкой, возмущался по поводу непомерно высокого налога и с ненавистью поглядывал в сторону заведения, где находились его обидчики. На ступенях здания охраны порядка два голых по пояс стража начищали оружие. Неподалеку беседовали как старые знакомые мужчина с ручной тележкой и женщина с курицей в корзине. В общем, находившиеся на площади люди были заняты своими делами, и появление чужаков их мало заинтересовало.
Перед храмом хранители свернули на широкую улицу, ведущую к порту. Здесь на гостином дворе «Веселый речник», замеченном по вывеске, было решено оставить коней. Отрок, служивший при конюшне, деловито стребовал с гостей плату вперед.
- Коли нету мелочи, - сказал он, - так мы и съестным чем-нибудь возьмем, не побрезгуем. - Взамен была обещана полная сохранность «коняк, а так жо имущества при них». – У нас воров нет, мы законы строго блюдем.
Светозар заплатил за всех. Забрав свою переметную суму со скорострелом, он сунул руку в горикову седельную сумку и выудил из нее Горбуля. Вестник, застигнутый врасплох, однако не выпустивший рыбешку из клюва, испуганно вытаращился на великана.
После недолгих переговоров Горбуль со скрипом согласился выполнить поручение и, заглотив на дорожку последнюю кильку, улетел.
Пешим ходом хранители двинулись дальше, читая по дороге красочные вывески вдоль дороги, в основном торговых лавок. Одни оставались открытыми и предлагали товары, выставленные напоказ чуть ли не на середину улицы, другие уже были забраны ставнями и заперты. Зайдя к торговцу бумажными изделиями, Горислав купил новую книжицу для записей, ибо в старой оставалось всего пара чистых листов.
Вместе с припозднившимися покупателями великаны неторопливо с беззаботным видом переходили от лавки к лавке. Они притворялись, что рассматривают товар, а на самом деле тайком оглядывали улицу, дабы упредить нападение. Стоило взволнованному Гориславу вырваться вперед, как его придерживали за локоть и оттесняли к стене.
Нежданно-негаданно на пути хранителей оказались два юных стража. Хохоча и толкаясь, они вываливались из дверей харчевни. Следом за ними выскочила девица, грозно потрясая метлой.
- Прочь, шалопаи! – крикнула она.- Вот, я вас, бездельники!
«Ей, как дети, право. Таким разве до службы? - подумал Горислав. - Вместо того чтобы следить за порядком, обхаживают девок».
- Таких-то на помощь призывать, а? – не преминул указать на поведение юношей Яробор.
Девица первая заметила чужаков и юркнула обратно в харчевню, через миг в дверном проеме показалось ее раскрасневшееся личико с глазами, горящими любопытством.
Стражи поначалу растерялись, однако вспомнив о своих служебных обязанностях, напустили на себя суровый вид и расправили плечи. Они двинулись наперерез хранителям, на ходу подпоясываясь и оправляя одежду.
- Стоять, не двигаться! Кто такие? – спросил старший, с лицом гладким и приятным. Двумя руками он сжимал черен меча, скорее для самоуверенности, нежели для острастки. - Откуда будете?
- Из тех же ворот, откуда весь народ, - нагло ухмыльнулся Яробор.
- Из каких краев прибыли, вас спрашивают, – пояснил другой - рыжий и конопатый, ростом пониже напарника.
- Из Десятиградья мы, - спокойно ответил Светозар, назвал свое имя, представил спутников.
- Какова цель вашего приезда в наш город? Где на постой определились?
- Мы в Тиховине проездом, остановились в «Веселом речнике». Задержимся у вас недолго, ровно столько, сколько потребуется, чтобы запастись в дорогу всем необходимым.
- До шевий решили податься, - предположил младший.
- Вас не касается, ребятки, - вежливо заметил вель. – Негоже докучать гостям праздным любопытством.
- Подумаешь, тайна какая! Ясно же день Божий, что вы к шевьям идете, - не унимался рыжий. – Только припозднились вы. Или наоборот спешите.
- В смысле? – насторожился Светозар.
- Двойное полнолуние же, - пояснил рыжий гостям, как бестолковым.
- Искорка, не мешай вести дознание, - толкнул его старший. - А что, нынче все странники вооружены аж двумя мечами?
- Да, трудное время настало для странников, - развел руками вель. – Много разных опасностей на дорогах. Сейчас никак нельзя отправляться в дальний путь без оружия. И мы не прячем свои мечи, между прочим, тем самым показываем, что злодейских намерений не имеем, но в случае чего сможем за себя постоять. Или в вашем городе запрещено ношение мечей?
- Не запрещено, но…
- Вот и хорошо. Что не запрещено, то разрешено. Верно?
- Какие-то вы - странные странники, – подозрительно прищурился рыжий. Хотя он был ниже ростом и помладше, по части смекалки напарника обгонял. – Уж не велиты ли вы, часом?
- Нельзя быть великаном всего час. Божич – всегда божич, от рождения. Или не великан вовсе, - раздраженно выдал Горислав, сам от себя не ожидая того.
- Горик, брось разглагольствовать, - предостерег его Яробор, конечно, в шутку, - а то еще, чего доброго, они нас в темницу упекут, за неуважение к служителям закона.
- Так, вы велиты, да? – глаза стражей округлились, стали как плошки. Мысль, что они могут, вот так запросто разговаривать с благородными, явно привела их в восторг. – Вот здорово!
Не тут-то было. Светозар и Яробор переглянулись и, сделав честные глаза, отрицательно покачали головой, то ли памятуя о встрече с мальцом у Пустотени, то ли по иной весомой причине.
Восхищение тут же сошло с лиц юных стражей и сменилось обидой. Еще бы! Были обмануты их лучшие надежды, а ведь каким знаменательным событием, не только для них самих, для всего города, мог стать приезд великанов.
- Мы, пожалуй, пойдем, а? – запросил разрешение Светозар. - Если у вас больше нет вопросов.
Возражений не последовало. Хранители обошли молодых людей с двух сторон и неспешно побрели дальше.
- Надо Бориске доложить, - послышался за спиной взволнованный шепот конопатого. – Помнишь, было велено докладывать. Видал же, какие они! Да еще с оружием.
- А чего мы доложим-то? Не было же ничего.
- Наше дело доложить о подозрительных личностях, а там пусть сами разбираются.
Светозар остановился и, повернувшись к юношам, посоветовал:
- Ребятки, не забудьте доложить, что в служебное время вы сидите в харчевне и к девицам пристаете, - он многозначительно посмотрел на юницу, стоявшую в обнимку с метлой в дверях харчевни. Она ахнула и, смущенная обращенными на нее взорами, скрылась в темном проеме.
Яробор подмигнул Гориславу и хлопнул по плечу.
- Ну, вот, Горик, а ты боялся. За подмогой уже побежали.
Горислав оглянулся, на молодых стражей, спешивших вверх по улице, в сторону площади.
«А успеют ли?» - отстранено подумал он.
***
В конце дороги показался порт, где как муравьи копошились люди. Слышались отрывистые крики распорядителей работ.
- Пойдем-ка, посмотрим, что здесь, - Светозар увлек Горислава на узкую и тихую улочку.
Яробор куда-то пропал – отстал ли, вошел ли в какую-то дверь. Книговед не стал задумываться, куда девался вель-степняк, - было не до того. Он весь извелся от страха. Ожидание вымотало его. Силы и терпение были на пределе.
- Что мы ищем? – спросил он Светозара.
- Поймем, когда увидим.
- Укрытие какое-нибудь, да?
- Да, - согласился вель. - Будет лучше, если ты спрячешься где-нибудь. По крайней мере, избавишь нас от лишних хлопот.
- Знаю, что я для вас обуза, - обречено изрек Горислав. Он поймал себя на мысли, что испытывает странное удовольствие, упиваясь жалостью к себе. – Вам проще бросить меня…
- Не начинай! Не время выяснять отношения. Знаю, сейчас ты испуган, и не понимаешь, что говоришь.
- Но ведь это так! Признайся, Зарянь.
- От моего признания ни тебе, ни мне не станет легче.
- Но я же не виноват, что не приспособлен к походной жизни. К войне, тем более.
- Походная жизнь – дело привычки, а в бою… Жизнелюбивая человеческая сущность в любом деле изыщет путь к самосохранению. Ты даже не представляешь, сколько силы таит в себе человеческий дух. Ты удивишься, когда узнаешь, на что ты способен, когда эти силы в тебе однажды раскроются.
- Когда еще они раскроются… Да я быстрее глаза вытаращу.
- Горик, хватит уже меня жалобить! Мне надоело с тобой надо нянчиться как с маленьким.
- Зарянь, у меня к тебе просьба. - В голосе книговеда зазвучали твердые нотки. - Если со мной что-нибудь случиться…
- Ничего с тобой не случится!
- И все же. Тогда, вы сожгите мое тело. Думаю, я, как хранитель, вправе требовать проведение подобного обряда. Дело тут отнюдь не в тщеславии, - Горислав ненадолго умолк. Живо представив себе картину собственных похорон и скорбящих великанов, он шмыгнул носом. – Просто потом ты возьмешь горсть моего праха с собой в Путь. Я буду с вами до конца. Пообещай, что сделаешь это для меня. Так мне легче будет умирать.
- Горик, если не заткнешься, я сам тебя похороню, безо всякого сожжения! - резкость веля не оскорбила книговеда.
«Он прав, - подумал Горислав. – Скоро начнется бой, а я пристаю со своими мелочными просьбами».
Отчаяние с еще большей силой сдавило грудь, а воображение стало рисовать картины гибели, одну другой ужасней. Чем нанесут смертельный удар - мечом или ножом? Или это будет отравленная стрела?
По лицу что-то щекотно скользнуло. Перед глазами запестрело. Сверху сыпались разноцветные хлопья – белые, рыжие, коричневые. Они парили меж серых, унылых стен и падали на камни мостовой.
Погруженный в грустные раздумья, книговед не сразу понял, что происходит. Подставив ладонь, он поймал перышко, рыжее и невесомое, и поднял глаза к небу.
На деревянном мостке, перекинутом через улицу и соединявшем верхние этажи домов, молодая женщина переворачивала переброшенную через поручень, огромную перину, вынесенную для просушки. Разноцветный пух, выбившийся из чехла, кружился и летел по улице.
- Гляди-ка, что там такое? – обняв Горислава за плечо, Светозар ускорил шаг.
Впереди на деревянном щите, висевшем поперек улицы, была изображена грудастая женщина с извивающимися змеями вместо ног. Надпись гласила: «Лавка Голуба. Чудесные вещи из страны шевий».
Лавка размещалась на первом этаже дома. Двери были распахнуты настежь, как бы приглашая войти. За грязным стеклом на широком подоконнике, служившем прилавком, на черных и зеленых бархатных тряпицах лежали гладкие прозрачные желтовато-коричневые камни. Косые лучи солнца, катившегося к западу, пронизывали их насквозь и, наполняя светом, расплескивались вокруг сиянием.
Горислава уже не нужно было подгонять – завороженный, он сам спешил к прилавку, где выпуклыми боками поблескивала чудесная россыпь камней всех оттенков меда. Они были разного размера, но не больше кулака, одни по виду напоминали яйцо, другие походили на каплю, третьи - на шляпку гриба. Но больше всего удивляло то, что таилось внутри камней. В каждом хранилось какое-нибудь насекомое - жук, комар, златоглазка или мотылек.
- Воистину, чудесные вещи, волшебные – выдохнул пораженный книговед.
- Это солнечные камни из страны шевий, - послышалось из глубины дома. - Все они разные. Каждый из них неповторимо прекрасен. Посмотри на них, ты не увидишь двух одинаковых. Солнечные камни обладают волшебным свойством - избавляют от головных болей и предохраняют от страшных снов.
Заглянув в дверной проем, Горислав заметил человека, вставшего из-за стола, вероятно, самого владельца лавки, по имени Голуб.
- Добрый день.
- Приветствую тебя, дорогой гость. Солнечные камни хороши, как для украшений, так и для оберегов потайных. Можно поднести эту чудесную вещь кому-нибудь в подарок. Возьми для своей жены.
- Я не женат.
- Для матушки.
- Я – сирота.
- Тогда купи его для своей возлюбленной. У такого видного, молодого человека должна быть невеста. - Голуб вышел на улицу. Это был мужчина лет пятидесяти, высокий, худой, с узким лицом, клиновидной бородкой и широким лбом, прорезанным морщинами мыслителя над переносицей. Его длинные, темные волосы, тронутые сединой, заплетенные косу на затылке, стояли петлей. Поверх синей рубахи он носил длинную до пят безрукавку, расшитую замысловатыми узорами, а на шее – не меньше десятка разнообразных оберегов.
- Позволь посмотреть их поближе и подержать в руке, – попросил книговед и, когда торговец открыл окно, осторожно взял камень с мухой внутри. На ощупь он был твердый, гладкий и теплый. - Камни из страны шевий?
- Их можно найти только там и нигде больше, но на дороге они не валяются, как ты мог подумать и, вообще, подаются довольно редко.
- Как в них запихнули букашек?
- Букашек в них никто не запихивал. Солнечные камни, мой юный друг, вещи нерукотворные, ибо созданы самой природой, без участия человека или шевьи. Это даже не совсем камни, в привычном понимании, - голос торговца понизился до шепота. – Это мед. Букашки в нем увязли, когда он был еще в жидком состоянии.
- Не пахнет медом, - Горислав недоверчиво поднес камень к носу и понюхал.
- Он затвердел очень давно. Задолго до начала нового летосчисления, - пояснил Голуб тоном мудреца, ведающего во сто крат больше собеседника. - В те далекие времена небо было ниже, деревья выше, а люди еще не умели строить города. Запах меда за долгие века попросту выветрился.
Светозар, стоявший чуть поодаль и следивший за перекрестком, не удержавшись, из любопытства подошел к прилавку.
- Что ж за пчелы приносят такой мед? – спросил он, напугав торговца своим появлением. – Особой породы?
- Вы правы, уважаемый, - заискивая, согласился Голуб, то ли кивая, то ли кланяясь, и при этом кося на крестовины мечей, торчавшие за плечами веля. - Волшебные пчелы, длиною в пядь. Они обитают только в стране шевий, на западной оконечности земли.
- Если они собирают мед с липы, то еще ничего, - заметил Светозар. - Но ежели с цветов луговых, то у медоносов должны быть стволы обхватом с руку, не тоньше. Иначе такие огроменные пчелы все цветы поломают. Да что там сломают! Вытопчут как коровы все поляны подчистую.
- В стране шевий все иначе, чем на нашей земле, и звери, и растения, – произнес торговец заученную речь, нисколько не сбитый с толку велевой подковыркой. – Что для людей удивительно, для шевий – обычное дело.
- А жало у них длиною с палец?
- Врать не буду, про жало ничего не могу сказать. Знаю только, что их укусы смертельны. Ужаленный конь валится замертво. А человек умирает еще до того, как начнет падать.
- Про пчел понятно, одного не могу взять в толк. Мед может загустеть, засахариться, - пробормотал Горислав. – Но чтобы затвердеть, да до такой степени… Как же он превратился в камень?
- Я же объясняю вам, у волшебных пчел мед особенный. Дело в том, что для сохранения жидких свойств этому меду требуется полная темнота, но едва он окажется на свету, тут же твердеет. В хороший год одна пчела приносит не менее ведра меда. Представьте себе, сколько собирает целый рой. Меда накапливается столько, что он вытекает из гнезда, капает на землю, где в него попадают разные насекомые. Завершают дело солнечные лучи. И вот – перед вами то, что, в конце концов, получилось, – Голуб вошел в раж, сам того не заметив. – Это редкостной красоты, радующие глаз, приятные на ощупь, чудесные вещи. Вы заходите в лавку. Прошу. У меня много разнообразных товаров. Вам наверняка что-то приглянется.
- Ты иди, Горик, - подтолкнул книговеда вель и шепотом добавил. - Расспроси его про шевий.
- Добро пожаловать в лавку Голуба, - пригласил торговец широким жестом, склоняя голову в легком поклоне. – Только у меня вы можете увидеть и приобрести настоящие чудесные вещи из страны шевий.
- Будь здесь, я зайду за тобой, когда все закончится, - послышался за спиной голос Светозара, однако Горислав не придал значения его словам. Он забыл обо всем, что еще недавно его тревожило, потому что оказался в другом чудесном мире. Обыденность, суетность, опасность остались за порогом.
В доме было прохладно и тихо. Нос щекотали незнакомые, немного пугающие запахи, не без привкуса плесени и тлена, который не забивали даже приторные благовония. Только так и не иначе могла пахнуть тайна! Назначение многих вещей, расставленных на полках в особом порядке, определить с первого взгляда не представлялось возможным, и посему оставалось лишь удивленно таращиться на них. Возможно, их внешний вид и содержал некий намек на сущность - казалось, присмотрись внимательней и сразу найдешь объяснение. Но, увы, трудно сосредоточиться на чем-то одном, когда глаза разбегаются.
- Прошу простить за любопытство, - вкрадчиво начал торговец. – Из каких краев вы изволили к нам прибыть? Судя по всему, вы издалека.
- Ты прав, хозяин, - согласился Горислав, увлеченный разглядыванием небольших, стеклянных шаров, заполненных на треть зеленой жидкостью, в каждом из них на поверхности жидкости что-нибудь плавало – лебеди, лодочки или цветы.
- Это маленькие миры, сотворенные шевьями. - Голуб легонько качнул полку, отчего внутри шаров поднялось волнение, и крохотные подобия лодок и лебедей, поразительным образом, пришли в движение. - Так, откуда же вы пожаловали?
- Я родом из Небесных Врат, и жил там до по последнего времени.
- О, Вечный город. Как же! Наслышаны-наслышаны. - Голуб вплеснул руками и, сцепив пальцы, прижал к груди. – Это же у вас хотели построить Лестницу на Небо?
- Лестницы уже давно нет. От нее осталось несколько глыб как напоминание.
- Купцы, что бывали в Небесных Вратах, рассказывали много всего интересного. Сказывали, что городом правят благородные велиты, судят мудро и справедливо. И все люди богатые. Храмов в Вечном городе, сказывали, не счесть, и все они красивей нашего и гораздо выше.
- Верно, храмов много, - кивнул книговед.
- Я так думаю, что изобилие земли вашей исходит от истовой веры и богобоязни, и да не иссякнет божественная благодать во веки веков, да будут пребывать в благополучии ее жители. Да не оставят боги без покровительства ваш славный город.
- Да будет так. Хвала божественному Свету, - Горислав тяжело вздохнул, нисколько не желая начинать разговор о своей прошлой жизни. - А это что такое? – Он потянулся к висевшим на стене длинным полупрозрачным и сетчатым рукавам из странного материала, с виду сухого и ломкого.
- Кожа шевий.
- Зачем кому-то понадобилось сдирать с шевий кожу? - книговед одернул руку.
- Не беспокойся, мой юный друг, никто не совершал преступления, чтобы добыть их кожу, - успокоил его Голуб. - Ноги шевий подобны змеиным хвостам и линяют как змеи, кожа слезает с них прямо чулком. Смею заверить, получена она на законных основаниях. Кстати, это незаменимое средство для лечения больных ног. Снимает усталость, заживляет мозоли. Весьма полезно иметь в пути.
- Мне оно ни к чему. Мы странствуем верхом.
- Вы объехали Пустотень с севера?
- Нет.
- Но, если по морю, а потом по реке, то выходит еще дольше.
- Мы прошли через Пустотень, как вы ее называете, - Горислав широко улыбнулся. Ему не нравился издевательски покровительственный тон хозяина лавки. - Там не пусто вовсе. На дне ущелья находится велево владение Тибендол, которое лежит намного ниже других земель.
- О! Возможно ли? - лицо торговца сделалось глупым и вежливым. - Вообще-то я слышал, что в древние времена существовала дорога, но чтобы по ней пройти, надо быть волшебником или, по крайней мере, знать некие заветные слова. Как же вам это удалось?
- Случайно, – Горислав, с деланным равнодушием, повел плечами, хотя душа в пятки ушла при воспоминании о хрустальном мосте. – Мы обнаружили дорогу совершенно случайно.
- Какие удивительные вещи ты рассказываешь, гость! Значит, тысячу лет там никто не ходил, а ты со своим другом прошел, да? И чудовищ, поди, вы видели?
- Ты спрашиваешь про чудовищ, сброшенных великанами в Провал? Нет, их мы не видели. Они не показываются днем и выходят на поверхность только ночью, зато встретили других тварей, которые не боятся солнца. Эти чудовища: уродливые, зубастые и очень прожорливые. Еще мы видели единорогов. Они, напугали нас поначалу, но на поверку оказались очень дружелюбными созданиями, - он умышленно поделился подробностями, захотелось ему показать свою осведомленность. Мол, сами с усами, тоже кое-какими тайнами владеем, пусть не задается.
- А в каком же месте вы через Скобленки перевалили? – Голуб недоверчиво повернулся.
- Мы прошли сквозь горы, по потайному ходу. В толще скал, что у вас зовутся Скобленками, великаны в Прошлом пробили широкий проход. Раньше от него до вашей Тиховины вела прямая дорога, всего пять дней пути. Правда, ныне от той дороги не осталось и следа, но камень-указатель, что стоял в начале, сохранился по сей день.
Торговец хмыкнул, не зная, как отнестись к его словам. Сам-то он иногда не жалел красного словца, даже привирал чуток, дабы убедить покупателя в необходимости приобретения товара. С другой же стороны, как купец, имел нюх на обман. А гость, не врал он, похоже. Да и какой ему прок? Не он первый заговорил о дороге через Пустотень.
- Сам ходишь к шевьям за товаром? Или берешь в Менялово? – спросил Горислав, глядя на Голуба прямо и безбоязненно.
- В Менялово, у кик беру, - торопливо признался торговец. - Но уже давно не ездил к ним. Товар плохо расходится.
- А что, дорога через Зачарованный лес, вправду, так трудна и опасна, как сказывают? Якобы деревья в том лесу растут волшебные, каждое на свой лад заговоренное шевьями.
- Все так и есть, уважаемый. Для желающего свести счеты с жизнью – верный путь на тот свет. Лишь человек, которого боги наделили великой отвагой, ловкостью и звериным чутьем, способен пройти через Зачарованный лес. Пройдет, если удача будет ему сопутствовать.
- Откуда знаешь, если сам не ходил?
- Не ходил, - ответил Голуб, едва ли не с вызовом. – Хотя в молодости покуролесил, много чего повидал. И на севере побывал, и на юге. Теперь не имею права подвергать свою жизнь опасности. Ведь, случись со мной беда, кто будет заботиться о моей семье, помогать моим старикам-родителям? Скажу больше. Два моих хороших знакомца - друзья мои, с которыми я свое торговое дело начинал - отправились к шевьям, да и сгинули в том лесу - ни слуху о них, ни духу…
- Верно ли, что за лесом Зачарованным лежит болото непролазное?
- Кики ходят, не все ходят, конечно. Есть среди пучкотрясов особые люди, которые этим промыслом занимаются, вроде родового ремесла, они называются «ступалами». Только ступалам ведомы тайные тропки через лес и болото.
- Как найти ступал?
- Они в Менялово живут. Их там все знают.
- Можно договориться с этими ступалами?
- За определенную плату.
- А твои знакомцы что же не смогли договориться?
- Вообще договариваться они умели, переговорщики были знатные…
- Пожадничали, значит? Сами пошли без проводника.
- Так кики, бывает, и за хорошую плату отказываются помогать. Хотя, может, дружки мои, решили, что сами найдут дорогу к шевьям… и пропали без вести. Но я ни в чем не виню меняловских. Кики по-своему правы – они же перепродажей кормятся - это их хлеб.
Горислав, соглашаясь, кивнул, и отвел взгляд в сторону, дабы не смущать Голуба, вдруг пустившего скорбную слезу. И тут ему на глаза попались тонкие металлические листы с древними рисуночными письменами, лежавшие на одной из полок.
«Главы Священного Писания или молитвы? Или рассказ о некоем важном событии», - предположил он, ведь на металле писали только в особых случаях.
Размером пластины были чуть больше ладони - тонкие с разводами патины, помятые, полопавшиеся по краю, потому что их хранили где-то свернутыми в трубочку, тем не менее, сохранившие целиком. Для записи использовался способ «змейка», то есть первая строка читалась справа налево, следующая в обратном порядке, и снова - справа налево.
Горислав перенес листы на стол под окном и немедленно приступил к изучению текстов. Разочарованно отложил одну пластину, потом, хмыкнув, другую.
- Это письмена шевий, - пояснил Голуб и, чувствуя неладное, добавил. – Они очень-очень древние. Человек, который продал их, уверял, что выменял их в землях змеиного народа.
- Вот как! – притворно удивился книговед, не отрываясь от своего занятия. – Оказывается, в древности шевьи использовали то же письмо, что и люди? С чего бы это?
- Не понял. Что тебе не нравится?
- Обманули тебя, уважаемый Голуб. Шевьи говорят на древнем языке и для надписей используют не рисуночное, а вот такое. - Он указал на подставку под одним из шаров – «маленьких миров», где изящной вязью было выведено: «Плывет корабль по морю, качается на волнах». – Вижу, их письменность за прошедшие века не претерпела особых изменений. Значит, здесь, - он постучал по пластинкам, - должны быть похожие буквицы. Ты сравни. Похоже? Нет. Посему, записи эти самые обыкновенные, людские.
- Ты ошибаешься, – фыркнул торговец.
- Не в этот раз. Я ошибся лишь однажды, когда со всей ответственностью принялся выполнять поручение своего деда. Надеюсь, он просит меня за то, что я оставил его без погребения. Не успел его похоронить, виноват перед ним, но обстоятельства были сильнее меня.
- И да сольется его душа с Вечным Светом Трижды Великих, – владелец лавки с глубоким поклоном прижал ладонь к груди, выражая соболезнование.
- Я книговед, уважаемый Голуб. В Небесных Вратах я служил в Хранилище знаний и смыслю кое-что в письменных памятниках, посему уверяю тебя, на этих железных листах людские письмена. Молитвы Трижды Великим. Очевидно, какие-то местные. Я бы отнес их к Смутному времени. Хотя, возможно, они более древние. Однако они по любому старше Священного писания. А вот этот текст не является богослужебным. – Он разделил листы по содержанию, отодвинув три и оставив перед собой два, соединенных между собой двумя колечками.
- Ну вот, хоть один настоящий! – воскликнул Голуб.
- Нет. Он тоже является делом рук человеческих.
- И о чем тут написано? - Голуб с любопытством воззрился на говорящие за себя знаки рисуночного письма.
- Составлено в память о победе великой, - начал читать Горислав. Глаза привычно скользили по значкам, черточкам, разделяющим слова. – Воины света побили черное воинство, посланное на землю нашу Исчадьем Мрака, когда сошлись с ним на… Скошени. Ага… Местечковое название Каменной Плеши. Единороги ее тоже так назвали. «Скошень возле… Змеиного изгиба»?
- Все знают, что Великая Битва состоялась на Мертвой Скошени.
- Ну, я могу назвать еще два места в других краях, где якобы состоялась Великая битва, - заметил книговед с некоторым самодовольством. – Кстати тут не говорится, что Скошень – «мертвая». Должно быть, она умерла уже после Великой Битвы.
- Мертвая Скошень – скалистое плоскогорье вниз по течению Серебряны. Скобленки же только с востока крутые и острые, а если пройти на полдень, то там как раз и будет Скошень, и на нее очень даже можно подняться. Серебяна-река прорезает плоскогорье насквозь, русло там поуже будет, чем в Тиховине. Берега высокие, отвесные – воду с берега не достать, и с воды на берег не выйти. В одном месте река делает крутой изгиб, он и называется Змеиный. Речники не любят это место. Всем богам молятся, когда мимо идут, особенно, под мостами. Мосты те, говорят, шевьи навели, когда шли на Великую битву.
- Почему бояться?
- Говорят, по ночам на мостах можно увидеть призраки павших воинов. Они все еще стоят в дозоре, потому что не знают, что умерли. Их же не похоронили по-людски. Обрядов не проводили…
- Понятно, - пробормотал книговед, изучавший свидетельство. Если в первый раз он просмотрел его бегло, то теперь занялся им основательно, и уже сделал один вывод. – Злыдень послал войско, но сам его не возглавлял. Значит, он не участвовал в Битве. Верно заметил Брянчень…
Читая про себя следующую строку, он замер, наткнувшись глазами на знак в виде очерченного ступенчатой пирамидой очага с огнем.
«Злыда Окаянный хотел разрушить Дом Братства Огня, - перечитал он, - и ударил по земле… от Моркона…»
Он вгляделся в незнакомый знак в виде круга поделенного на четыре части с крестиком снизу. Знак, означавший некую вещь, принадлежавшую богу Мрака. Имя вещи, дающей божественное могущество и обладающей разрушительной силой…
Прелюбопытнейшее послание из Прошлого!
«И ударил по земле «вещью Моркона», что держал в руке. И плодородная долина в одночасье глубоко провалилась».
Это было не только первое достоверное свидетельство Смутного времени о легендарном Доме Братства Огня, но и доказательство того, что провал долины великанов произошел по вине Злыдня, применившего в колдовстве некую вещь, принадлежавшую Моркону.
Дальше – больше.
«Однако, благодаря тому, что с нами были «святые-жизнь-родившие», город устоял, и все мы остались целы и невредимы. Врата Сумрака на полдень от Дома Братства Огня разрушились, и открылся путь во Мрак, откуда полезли чудовища. «Святые-жизнь-родившие» волшебством своим навели мосты и проложили ходы в земли людей, по которым мы вышли из Провала. Врата в Сумеречный мир было невозможно запечатать так, чтобы не осталось лазеек - такое под силу только богам, но не их детям».
Осознание ценности находки пришло неожиданно и сразу. Ей цены не было!
Горислав едва удержался, чтобы не закричать от радости.
- Что там дальше? Чего еще любопытного? – спросил Голуб. Заметив перемены в госте, он принялся пристально рассматривать вереницу непонятных значков, пытаясь вникнуть в их суть. «Не прогадать бы с ценой», - было написано у него на лице.
- В основном, все про битву на Скошени, - нисколько не лукавя, ответил книговед. – В нашем хранилище такого свидетельства не было, а битва на Скошени у нас больше известна, как битва на Каменной плеши, поэтому я удивился немного…
- Редкая вещь?
- Да как сказать, - протянул Горислав, думая о том, как бы чем себя не выдать. - Вполне обычное описание… Великой битвы. Все летописи – они же будто одна с другой списаны. Отличаются только названия. Может, еще есть небольшая разница в деталях.
Смущенный тем, как Голуб вперился в его лицо, он опустил глаза и продолжил чтение:
- «Три дня и три ночи мы били врагов на Скошени. Раненные падали на убитых, под убитыми оказались погребены раненные, и не было видно земли под телами павших. Вода в Серебряне-реке стала красной от крови до самого моря, и горы мертвых тел прибило к перекатам, и воронье налетело черными тучами и застило небо. После победы на Скошени мы еще много дней добивали чудовищ окрест - и вниз по течению, и вверх, и в Скобленках, и Родничковых горах», - он прервался, не в силах побороть желание завладеть Памятной о Великой битве. – Я приобрел бы это для нашего собрания. Свидетельство само по себе любопытно, пусть и повторяет уже известные писания, - начал он осторожно. - Хотя у вас здесь, должно быть, свое книгохранилище имеется… И не знаю, как у вас, но по законам Двуречья, люди, обнаружившие древние письменные памятники, передают их в хранилище безвозмездно.
Голуб заметно напрягся. Очевидно, подобный закон действовал и в западных краях, но торговец древностями махнул рукой на него рукой.
- Уступлю его тебе, совсем недорого, - предложил он. - По сходной цене.
Он не стал спорить, когда безыскусный в торговле гость извлек мелкую золотую монету, то ли оттого, что сделка носила незаконный характер, то ли потому, что предложенная плата за никому ненужные железные листы с непонятными письменами, его вполне устроила.
Оба остались довольны. Горислав сложил пластины и вложил их между страницами своей новой книжицы.
- Эх, видел бы Брянчень эту Памятную, - вздохнул он. – Вот удивился бы! Таких текстов у него на хранении не было. Мы с Брянчей перевернули целую гору разных свидетельств о Великой Битве, и если бы среди них…
- Что за шум? - Голуб бросился к окну. – Слышишь?
С улицы доносились крики, звон разбитого стекла и лязг металла. Где-то совсем близко пронзительно завизжала баба.
***
Отстав от спутников, Яробор свернул в маленький двор и спрятался за кузовом двухколесной тележки, прислоненной стене. В щели между досками можно было наблюдать за участком улицы, по которой должны пройти преследователи.
Великаны между собой договорились, действовать по обстоятельствам. Разделившись, они получали преимущество перед противником, который не ожидал удара с тыла, и возможность, если не окружить – понятно, что вдвоем шайку не окружишь, - то взять врага в клещи, чтобы не разбежались.
Кромешники не заставили себя ждать.
Скоро они появились. Сначала прошли трое, потом с небольшим отставанием еще пятеро. Всего восемь хмурых мужиков, все как один закутанные в плащи. И это в теплый погожий день? В тяжелых складках они прятали нечто, не предназначенное для посторонних взоров.
Яробор ничем не выдал своего присутствия, когда они проходили мимо, и отнюдь не потому, что его испугала их численность. Просто он вдруг подумал, что среди них есть стрелки, то уж один-то может успеть выстрелить, а наконечники стрел смазаны ядом!
Он услышал быстрые шаги, враг возвращался. Вбегая в арку, тот достал из-под плаща самострел и закинул на плечо. Кромешник направлялся к лестнице, приставленной к стене. Замысел его был очевиден: с крыши просматривается почти вся улица, да и прицелиться не помешают. Он поставил ногу на первую перекладину и замер. Его вдруг охватило - не осознание, нет - предчувствие большой опасности. Сгустилась, что ли, тень вокруг? Или воздух уплотнился от некой примеси? И страшно было оглянуться.
Он не успел понять, что умирает.
Ступая легко и бесшумно, как кошка, Яробор подкрался к стрелку со спины и свернул ему шею. Он расправился с врагом скоро и без сожаления, чтобы тот криком не предупредил дружков и не переполошил жителей.
Обстановка требовала решительных действий. Оправдания выслушивать некогда, да и ни к чему. От лишних слов слабеют руки. Доказательства все налицо: Злыде служил, взял в руки оружие, готовил преступление против добрых людей. О чем еще говорить? Никому не интересно, что толкнуло его на кривую дорожку.
Оттащив стрелка в угол двора, великан спрятал его за кузов тележки, чтобы его никто не обнаружил раньше срока и, подобрав самострел, вскарабкался по лестнице наверх.
Дома примыкали друг к другу вплотную. Двускатные крыши, щетинясь трубами, надстройками чердачных окон, тянулись изломанным хребтом до следующего перекрестка.
С плетью в одной руке и самострелом в другой, Яробор быстрыми, мелкими шажками направился по желобу водостока, следом за кромешниками. Те не успели далеко уйти. Встав в круг возле мостка, перекинутого между домами, они о чем-то заспорили. Вместо семи их было шестеро. Не иначе как еще один стрелок отправился искать удобное место. Великан перебрался на другую сторону крыши, чтобы не попасться стрелку на глаза, и двинулся вперед, не бегом, но довольно быстро, при этом уверенно сохраняя равновесие.
Такое дельце, как раз по нему!
Не это ли настоящая жизнь? Определенно, близкая опасность и полная неизвестность позволяют ощутить вкус жизни. Когда бурлит кровь, и каждый вздох как последний. Когда в диком азарте несешься по узкой дорожке над пропастью, не чувствуя под собой ног. Наперегонки со смертью…
Яробор выглянул из-за надстройки и убедился, что обошел разбойников, которые все еще держали совет на прежнем месте. Стала понятна причина их заминки: дальше за поворотом возле какой-то лавки стоял Светозар. Он был один. А кромешники-то надеялись разделаться со всеми тремя хранителями сразу…
***
Светозар притворялся, что увлечен разговором с торговцем, но оставался предельно собран и внимателен. Еще до того, как враги ступили на кривую улочку, он был предупрежден об их приближении Горбулем.
Вестник упал на подставленную руку и скороговоркой выдал:
- Их восемь. Оружие прячут под плащами. Главарь у них, похоже, смагл с косичками на бороде.
- Молодец, - похвалил его вель. – С меня кусок колбасы.
- Чего так мало! – возмутился вестник. – Я целый кругляш заслужил.
- Друзьям надо помогать безвозмездно. И вообще, твоя услуга тянет только на половину кругляша.
- Я ради вас жизнь рисковал!
- Безусловно! Очень опасно издали понаблюдать, когда к тому ж тебя самого не видно, – Светозар покачал головой. - Маму родную продашь за колбасу.
- Не продам, - обиделся Горбуль. – И нет у меня никакой мамы. И вообще, из родни у меня только один Горик и остался.
- Ты - не человек, а Горик - не вестник.
- Мы с ним одной крови! – Горбуль ударил себя в грудь кулачком. – Между нами кровное родство, самое, что ни наесть, близкое.
- Откуда в тебе кровь? Ты же деревянный. Письменный стол – твоя единственная родня.
- Ах, так! И еще благородным называется. Вот и старайся для вас… Тьфу на тебя, - сказал вестник и улетел.
- И правильно, - прошептал Светозар, - а то тебя ненароком заденут – и разлетишься на щепки.
Вель отошел от лавки и достал из переметной сумы самострел. К этому оружию он относился с пренебрежением - не мог иначе, памятуя о дне, когда обрел его. Неизвестно, сколько жизней оборвали выпущенные из него стрелы. Впрочем, оружие само по себе не стреляет, лишь поражает цель, выбранную стрелком. На расстоянии. С таким оружием способен победить и слабый, и трусливый, и даже ребенок, имеющий навык. Для честных поединков самострел не годится, в меткости, разве что, соревноваться. Понятно же, что изобретен он для убийства, когда требуется нанести один меткий удар издали, не придумано для подобного случая оружия надежней. А если врагов больше, чем один, и они близко? Сколько времени уйдет на перезарядку? И руки всего две. Верней уж в каждую взять по мечу.
Для Великого воина нет лучше оружия, чем меч.
К Светозару, натянувшему тетиву, подступили печальные призраки учителя и жены. Не желая внимать их мольбам о возмездии, великан мысленно отгородился от них. Жажда мести отупляет, а сейчас, как никогда, ему нужен был ясный рассудок.
- Послужи-ка ты силам Добра, - вложив в желоб стрелу, тихо обратился он к самострелу и погладил полированный приклад. - Искупи позор бесчестия, коим покрыл тебя бывший владелец. Кто-то потрудился над тобой изрядно, доводя до совершенства, чтобы, соблазнившись легкостью твоей и гладкостью, владелец прикипел к тебе. Только я свой меч на тебя не променяю.
Светозар заметил Яробора, приникшего к надстройке. Тот на пальцах показал, что врагов осталось семеро, прояснив при этом весьма красноречивым жестом, как расправился с восьмым. Дал понять, что видит преследователей.
Кромешники находились рядом, и один из них поминутно выглядывал из-за угла.
***
Яробор следил за стрелком, показавшимся на крыше дома, на другой стороне улицы. Кромешник на четвереньках пополз к краю ската и был так занят сохранением равновесия, что не замечал ничего вокруг. Тем временем остальные, наконец, столковавшись, подсадили на мостик белобрысого и бледнолицего мужичка. Похоже, хотели устроить засаду, но не тут-то было. Едва тот оказался на мостике, из дома с криком выскочила хозяйка перин и подушек, сушившихся на поручнях. Она приняла его за вора, покусившегося на ее добро.
- Заткнись, дура! – зарычал белый. – Не нужно мне твое барахло!
Медлить было нельзя. Яробор, прицелился в кромешника на крыше, и спустил тетиву. Из такого оружия да с близкого расстояния он просто не имел права промазать. Враг вздрогнул и, припав к черепице, обмяк. Земное притяжение повлекло безжизненное тело по крутому скату вниз, однако водосточный желоб удержал его от падения, где уже застрял стреломет, скатившийся чуть раньше своего владельца.
С проворством паука Яробор бесшумно спустился по решетчатому переплету стены на мостик и оказался в тылу врага. Белесый разбойник наступал на хозяйку подушек и перин, заталкивая ее обратно в дом.
- Эй! Нельзя грубить женщине, у которой такая большая и мягкая постель, – заметил вель.
Кромешник оглянулся, подпрыгнул и развернулся. Его бледное лицо, поскольку бледнеть ему было дальше некуда, пошло лиловыми пятнами. Он никак не ожидал встретить великана, по крайней мере, здесь и сейчас.
Воспользовавшись его замешательством, Яробор ударом плети выбил из его рук самострел. Плетка щелкнула еще раз, резко и сухо, и подсеченный враг, так и не успевший опомниться, взбрыкнув, опрокинулся на спину.
- Ступай в дом, милая, – ласково обратился Яробор к хозяйке перины. Женщина закивала, ее глаза были огромными, а губы подрагивали, изображая улыбку. – Быстро! Если хочешь жить, - уже жестче поторопил он.
Приподнявшись, кромешник попытался предупредить своих дружков, но успел похрипеть только «эй». Нож, пущенный Яробором, вошел в его шею почти до самого упора.
Кромешники слышали, что на мостике творится что-то странное, но за развешенным на поручнях хозяйским добром ничего увидеть не могли.
- Белый, - тихо окликнули они дружка. – Что у тебя там?
Прячась от врагов, Яробор пригнулся. Он посмотрел на молодую женщину, которая стояла в дверях, в ужасе зажав рот рукой. На всякий случай, он приложил палец к губам, приказывая молчать.
Один из разбойников отбежал от мостка, чтобы расширить себе обзор и увидеть, за что едва не поплатился. Ему чудом удалось увернуться от тела стрелка, сорвавшегося с крыши. Безбожно матерясь, он бросился обратно.
Злыдневы слуги признали в мертвеце своего товарища, который недавно отправился на крышу, так же от них не укрылся способ, коим он был лишен жизни. От злости они начали рубить и колоть перины, до которых только мечами и могли дотянуться, рассчитывая, таким образом, лишить своего противника укрытия, но сделали хуже только себе. Вследствие необдуманных действий их засыпало содержимым перин.
Перья – белые, рыжие, черные - похожие на тучи мотыльков воспарили в воздухе, кружась, полетели в разные концы улицы и застили все пространство рядом с мостиком.
Яробор же, целый и невредимый, прислушивался к ругани и перемещениям под собой. Он знал, что достать его непросто - два наката под ногами были хорошей защитой от всякого удара.
Он выдернул нож и вытер его о плащ разбойника. Не зная, что предпринять дальше, он свистнул собрату. Тот был на подходе…
Хотя Светозар не видел, что происходит, но слышал каждый звук: слово, стук, звон, плевок, - и знал, что врагов осталось пятеро. С лихим посвистом он вышел из-за поворота, с мечом в правой руке и самострелом в левой.
При его появлении Яробор, перемахнув через поручень, спрыгнул на мостовую. Прежде, чем поднялась туча перьев, взбитая его приземлением, он наотмашь ударил разбойника, стоявшего поблизости, да с такой силой, что тот отлетел к стене дома и, разбив стекло, наполовину застрял в оконном проеме, ощерившемся поломанными поперечинами рамы.
На мостке раздался дикий крик, завизжала женщина, оставшаяся наедине с трупом и, наконец, осознавшая, что стала свидетелем убийства.
Кромешники, никак не ожидавшие нападения - ведь это они же должны были нападать! – растерялись еще больше. Только один их главарь, защищаясь, выстрелил. Хотя, может, непроизвольно от неожиданности спустил тетиву, ведь он держал свой самострел наготове.
Отпрыгнув в сторону, Светозар выстрелил в ответ и бородатый смагл, испустив удивленный вздох, упал, сея смятение среди своих подчиненных.
Светозар, выхватив из ножен второй меч, побежал на врагов. У оставшихся кромешников не было самострелов, только мечи и ножи, которые они выставили перед собой. Судя по их уверенности, они держали оружие в руках не впервые.
Великан с ходу вступил в схватку. Один против двоих. Зазвенели, заскрежетали клинки. Атаковавший справа здоровяк был отброшен назад. Второй длинноволосый смагл, сам поспешно отскочил, испытав силу великана. Вихрями закружись перья, поднятые стремительными перемещениями противников.
- А мечи у вас не смазаны ядом? – спросил Светозар. – Вдруг ненароком своего чиркнете.
- Мы и без яда тебя убьем! Прощайся со своей башкой, вель! – самоуверенно ответили они.
Поначалу кромешники набросились на великана одновременно, но после первой отбитой атаки, стали делать выпады поочередно, чтобы не мешать и не поранить друг друга. Светозар про себя отметил, что биться на мечах они умеют. Только какой бы основательной ни была их подготовка, победить великана им было не по силам. По определению.
Он ловко поймал в перекрестье мечей клинок здоровяка, провел по наклонной и выдернул из цепкой руки. Выскользнувший меч, загремел по мостовой, взрывая перьевой покров. В тот же миг к нему подскочил смагл, решивший, что ему представились хорошая возможность поразить великана. Он забыл в запале боя, с кем имеет дело. Он еще злорадно скалился, когда его рука, подброшенная вверх вместе с отбитым мечом, оставила без защиты его тело. Холодный, острый металл вошел под ребра, снизу вверх и так же быстро выскользнул.
- Ой, ма… - выронив нож и меч, патлатый смагл схватился двумя руками за бок и, сделав неуверенный шаг вперед, рухнул на колени.
Здоровяк, улучив мгновение, прыгнул к своему мечу. Подцепив клинок носом сапога, он подбросил меч и ловко поймал черен…
Яробор сражался по другую сторону от мостика. Он не обнажал меч, ему хватало и плети. Обезоружив врага, он стал нещадно его хлестать, не позволяя вырваться из узкого пространства и взрывая круговерти перьев. Не имея никакой возможности увернуться от жалящих ударов витеня, кромешник громко взвизгивал и бранился.
Другой кромешник, застрявший в окне, наконец, очухался и, выбравшись из поломанной рамы, заспешил на подмогу к своим дружкам. От ярости он не чувствовал боль многочисленных порезов.
- Ну, я вас сейчас… Я вам, - приговаривал он, отплевываясь и утирая кровь с посеченного стеклом лица.
- Давай, иди сюда! – подзадорил его Яробор и сильным ударом плети, сшиб с ног его загнанного товарища.
- Убью! – рассвирепевший порезанный на веля, размахивая коротким мечом.
Плеть перехлестнулась на его шее. В тщетной попытке ослабить давление, разбойник схватился за витую удавку, не выпуская меч. Яробор, сократив расстояние, потащил его как на поводке под мостик. Тот упирался, шарахался из стороны в сторону, но освободиться не мог.
В то же время неподалеку Светозар пошел по кругу. Его шаги были легкими и мягкими, так что перья на мостовой лишь слабо взметывались под пятками. Он медлил, но не потому, что не обнаружил слабины у врага, а испытывал его терпение. Противник, не уступавший ему в росте и внушительности, кружился вместе с ним, не менее сосредоточенный. Опасный противник, опытный для простого смертного… злой. А великан хотел понять, каким образом головорез обрел навыки боя, долго ли обучался злодей, и какими приемами владеет.
Все испортил Яробор. Он ведь что сделал? Взял да и отпустил своего пленного, сдернув с его шеи плеть и хорошенько наподдав для скорости. Спотыкаясь, тот побежал вперед и с разгона врезался в здоровяка, который его оттолкнул. Да не просто оттолкнул, а умышленно направил в сторону Светозара, а тот не стал вникать в стечение обстоятельств. Он видел в руке человека, бегущего на него, меч и отразил нападение.
Поднялось облако перьев, завесив пестрым мельтешением противников. Кромешник, которого Светозар рубанул по всей ширине груди, согнулся пополам, харкнул кровью и повалился лицом в землю.
Подставив своего дружка, здоровяк ровным счетом ничего не выгадал, лишь приблизил свою смерть, но еще надеялся на что-то, когда с полуоборота налетел на великана и ударил со всего маху, и тут же отскочил назад. Он не ощутил ответного удара, поэтому удивился, когда ноги подкосились при попытке сделать шаг в сторону. Меч выпал из руки. Кромешник рухнул на колени и, уронив голову на грудь, уставился на собственные внутренности, показавшиеся из дыры над ремнем.
- Убил-таки, - печально заметил он и, схватившись за живот, упал.
Вместе с оседающими перьями на улицу опустилась тишина.
В окнах ближайших домов показались лица обитателей, искаженные от страха. Горожане не осмеливались выходить на улицу.
К велям подбежал запыхавшийся Горислав с мечом в руке.
- Уже всё? Кончилось? – спросил он, глядя то на своих спутников, то на мертвых кромешников.
Глаза Светозара потемнели. Гориславу был хорошо знаком этот угрожающий взгляд, пронзительный и холодный как клинок.
- Тебе было сказано, где ждать? - спросил вель.
Книговед виновато опустил глаза, покосился на меч в своей руке, как некий неуместный предмет. Он чувствовал себя ребенком, которого взрослые пристыдили за недетские игры. Вспомнил, как опозорился перед лавочником Голубом, когда не смог достать меч с первого раза.
- Вы их всех убили, да? – промямлил он.
- Одного, вон, тебе оставили, – с кривой усмешкой Яробор указал на барахтавшегося в перьях разбойника.
- Э, так не честно! – жалобно протянул тот. - Лежачего не бьют!
- Кто бы говорил о чести.
Вдалеке послышались крики и конский топот. В начале улицы показались всадники, десяток верховых. Они неслись во весь опор.
- Стоять! Бросай оружие. Ни с места!
- А вот и стража. Быстро же они, однако.
Хранители и не думали бежать, а то еще, чего доброго, свои же укокошат. Пусть от стражей бегут преступники. Они же готовы держать ответ за содеянное, но оружие бросать не стали, не имели привычки разбрасываться оружием. А вдруг понадобится? Вдруг не выйдет согласия с местными, не захотят мирно разойтись… Так вот, как раз в этом случае, меч должен находиться там, где ему надлежит. И коль понадобится обнажить клинок – о чем речь! - стражи не успеют глазом моргнуть.
Светозар загнал мечи в ножны, Яробор повесил плеть на шею, а нож сунул в сапог. Горислав незамедлительно последовал их примеру. Правда, убрал меч не без помощи веля.
***
Дорога привела их на центральную площадь, где находились три главных городских здания. Впереди стоял храм, а слева и справа, прямо напротив друг друга, Дом Советов и Дом стражей. Здесь во второй половине дня, как на всех улицах, не наблюдалось большого оживления.
Пятеро мужчин, собравшись в круг и бурно жестикулируя, обсуждали взаимосвязь выдержки вина и его цены. В одном из окон управы, расположившись прямо на широком подоконнике, писарь составлял прошение или жалобу от женщины с заплаканным лицом, которая стояла под окном. Торговец в богатых одеждах, потрясая перед своим спутником мятой бумажкой, возмущался по поводу непомерно высокого налога и с ненавистью поглядывал в сторону заведения, где находились его обидчики. На ступенях здания охраны порядка два голых по пояс стража начищали оружие. Неподалеку беседовали как старые знакомые мужчина с ручной тележкой и женщина с курицей в корзине. В общем, находившиеся на площади люди были заняты своими делами, и появление чужаков их мало заинтересовало.
Перед храмом хранители свернули на широкую улицу, ведущую к порту. Здесь на гостином дворе «Веселый речник», замеченном по вывеске, было решено оставить коней. Отрок, служивший при конюшне, деловито стребовал с гостей плату вперед.
- Коли нету мелочи, - сказал он, - так мы и съестным чем-нибудь возьмем, не побрезгуем. - Взамен была обещана полная сохранность «коняк, а так жо имущества при них». – У нас воров нет, мы законы строго блюдем.
Светозар заплатил за всех. Забрав свою переметную суму со скорострелом, он сунул руку в горикову седельную сумку и выудил из нее Горбуля. Вестник, застигнутый врасплох, однако не выпустивший рыбешку из клюва, испуганно вытаращился на великана.
После недолгих переговоров Горбуль со скрипом согласился выполнить поручение и, заглотив на дорожку последнюю кильку, улетел.
Пешим ходом хранители двинулись дальше, читая по дороге красочные вывески вдоль дороги, в основном торговых лавок. Одни оставались открытыми и предлагали товары, выставленные напоказ чуть ли не на середину улицы, другие уже были забраны ставнями и заперты. Зайдя к торговцу бумажными изделиями, Горислав купил новую книжицу для записей, ибо в старой оставалось всего пара чистых листов.
Вместе с припозднившимися покупателями великаны неторопливо с беззаботным видом переходили от лавки к лавке. Они притворялись, что рассматривают товар, а на самом деле тайком оглядывали улицу, дабы упредить нападение. Стоило взволнованному Гориславу вырваться вперед, как его придерживали за локоть и оттесняли к стене.
Нежданно-негаданно на пути хранителей оказались два юных стража. Хохоча и толкаясь, они вываливались из дверей харчевни. Следом за ними выскочила девица, грозно потрясая метлой.
- Прочь, шалопаи! – крикнула она.- Вот, я вас, бездельники!
«Ей, как дети, право. Таким разве до службы? - подумал Горислав. - Вместо того чтобы следить за порядком, обхаживают девок».
- Таких-то на помощь призывать, а? – не преминул указать на поведение юношей Яробор.
Девица первая заметила чужаков и юркнула обратно в харчевню, через миг в дверном проеме показалось ее раскрасневшееся личико с глазами, горящими любопытством.
Стражи поначалу растерялись, однако вспомнив о своих служебных обязанностях, напустили на себя суровый вид и расправили плечи. Они двинулись наперерез хранителям, на ходу подпоясываясь и оправляя одежду.
- Стоять, не двигаться! Кто такие? – спросил старший, с лицом гладким и приятным. Двумя руками он сжимал черен меча, скорее для самоуверенности, нежели для острастки. - Откуда будете?
- Из тех же ворот, откуда весь народ, - нагло ухмыльнулся Яробор.
- Из каких краев прибыли, вас спрашивают, – пояснил другой - рыжий и конопатый, ростом пониже напарника.
- Из Десятиградья мы, - спокойно ответил Светозар, назвал свое имя, представил спутников.
- Какова цель вашего приезда в наш город? Где на постой определились?
- Мы в Тиховине проездом, остановились в «Веселом речнике». Задержимся у вас недолго, ровно столько, сколько потребуется, чтобы запастись в дорогу всем необходимым.
- До шевий решили податься, - предположил младший.
- Вас не касается, ребятки, - вежливо заметил вель. – Негоже докучать гостям праздным любопытством.
- Подумаешь, тайна какая! Ясно же день Божий, что вы к шевьям идете, - не унимался рыжий. – Только припозднились вы. Или наоборот спешите.
- В смысле? – насторожился Светозар.
- Двойное полнолуние же, - пояснил рыжий гостям, как бестолковым.
- Искорка, не мешай вести дознание, - толкнул его старший. - А что, нынче все странники вооружены аж двумя мечами?
- Да, трудное время настало для странников, - развел руками вель. – Много разных опасностей на дорогах. Сейчас никак нельзя отправляться в дальний путь без оружия. И мы не прячем свои мечи, между прочим, тем самым показываем, что злодейских намерений не имеем, но в случае чего сможем за себя постоять. Или в вашем городе запрещено ношение мечей?
- Не запрещено, но…
- Вот и хорошо. Что не запрещено, то разрешено. Верно?
- Какие-то вы - странные странники, – подозрительно прищурился рыжий. Хотя он был ниже ростом и помладше, по части смекалки напарника обгонял. – Уж не велиты ли вы, часом?
- Нельзя быть великаном всего час. Божич – всегда божич, от рождения. Или не великан вовсе, - раздраженно выдал Горислав, сам от себя не ожидая того.
- Горик, брось разглагольствовать, - предостерег его Яробор, конечно, в шутку, - а то еще, чего доброго, они нас в темницу упекут, за неуважение к служителям закона.
- Так, вы велиты, да? – глаза стражей округлились, стали как плошки. Мысль, что они могут, вот так запросто разговаривать с благородными, явно привела их в восторг. – Вот здорово!
Не тут-то было. Светозар и Яробор переглянулись и, сделав честные глаза, отрицательно покачали головой, то ли памятуя о встрече с мальцом у Пустотени, то ли по иной весомой причине.
Восхищение тут же сошло с лиц юных стражей и сменилось обидой. Еще бы! Были обмануты их лучшие надежды, а ведь каким знаменательным событием, не только для них самих, для всего города, мог стать приезд великанов.
- Мы, пожалуй, пойдем, а? – запросил разрешение Светозар. - Если у вас больше нет вопросов.
Возражений не последовало. Хранители обошли молодых людей с двух сторон и неспешно побрели дальше.
- Надо Бориске доложить, - послышался за спиной взволнованный шепот конопатого. – Помнишь, было велено докладывать. Видал же, какие они! Да еще с оружием.
- А чего мы доложим-то? Не было же ничего.
- Наше дело доложить о подозрительных личностях, а там пусть сами разбираются.
Светозар остановился и, повернувшись к юношам, посоветовал:
- Ребятки, не забудьте доложить, что в служебное время вы сидите в харчевне и к девицам пристаете, - он многозначительно посмотрел на юницу, стоявшую в обнимку с метлой в дверях харчевни. Она ахнула и, смущенная обращенными на нее взорами, скрылась в темном проеме.
Яробор подмигнул Гориславу и хлопнул по плечу.
- Ну, вот, Горик, а ты боялся. За подмогой уже побежали.
Горислав оглянулся, на молодых стражей, спешивших вверх по улице, в сторону площади.
«А успеют ли?» - отстранено подумал он.
***
В конце дороги показался порт, где как муравьи копошились люди. Слышались отрывистые крики распорядителей работ.
- Пойдем-ка, посмотрим, что здесь, - Светозар увлек Горислава на узкую и тихую улочку.
Яробор куда-то пропал – отстал ли, вошел ли в какую-то дверь. Книговед не стал задумываться, куда девался вель-степняк, - было не до того. Он весь извелся от страха. Ожидание вымотало его. Силы и терпение были на пределе.
- Что мы ищем? – спросил он Светозара.
- Поймем, когда увидим.
- Укрытие какое-нибудь, да?
- Да, - согласился вель. - Будет лучше, если ты спрячешься где-нибудь. По крайней мере, избавишь нас от лишних хлопот.
- Знаю, что я для вас обуза, - обречено изрек Горислав. Он поймал себя на мысли, что испытывает странное удовольствие, упиваясь жалостью к себе. – Вам проще бросить меня…
- Не начинай! Не время выяснять отношения. Знаю, сейчас ты испуган, и не понимаешь, что говоришь.
- Но ведь это так! Признайся, Зарянь.
- От моего признания ни тебе, ни мне не станет легче.
- Но я же не виноват, что не приспособлен к походной жизни. К войне, тем более.
- Походная жизнь – дело привычки, а в бою… Жизнелюбивая человеческая сущность в любом деле изыщет путь к самосохранению. Ты даже не представляешь, сколько силы таит в себе человеческий дух. Ты удивишься, когда узнаешь, на что ты способен, когда эти силы в тебе однажды раскроются.
- Когда еще они раскроются… Да я быстрее глаза вытаращу.
- Горик, хватит уже меня жалобить! Мне надоело с тобой надо нянчиться как с маленьким.
- Зарянь, у меня к тебе просьба. - В голосе книговеда зазвучали твердые нотки. - Если со мной что-нибудь случиться…
- Ничего с тобой не случится!
- И все же. Тогда, вы сожгите мое тело. Думаю, я, как хранитель, вправе требовать проведение подобного обряда. Дело тут отнюдь не в тщеславии, - Горислав ненадолго умолк. Живо представив себе картину собственных похорон и скорбящих великанов, он шмыгнул носом. – Просто потом ты возьмешь горсть моего праха с собой в Путь. Я буду с вами до конца. Пообещай, что сделаешь это для меня. Так мне легче будет умирать.
- Горик, если не заткнешься, я сам тебя похороню, безо всякого сожжения! - резкость веля не оскорбила книговеда.
«Он прав, - подумал Горислав. – Скоро начнется бой, а я пристаю со своими мелочными просьбами».
Отчаяние с еще большей силой сдавило грудь, а воображение стало рисовать картины гибели, одну другой ужасней. Чем нанесут смертельный удар - мечом или ножом? Или это будет отравленная стрела?
По лицу что-то щекотно скользнуло. Перед глазами запестрело. Сверху сыпались разноцветные хлопья – белые, рыжие, коричневые. Они парили меж серых, унылых стен и падали на камни мостовой.
Погруженный в грустные раздумья, книговед не сразу понял, что происходит. Подставив ладонь, он поймал перышко, рыжее и невесомое, и поднял глаза к небу.
На деревянном мостке, перекинутом через улицу и соединявшем верхние этажи домов, молодая женщина переворачивала переброшенную через поручень, огромную перину, вынесенную для просушки. Разноцветный пух, выбившийся из чехла, кружился и летел по улице.
- Гляди-ка, что там такое? – обняв Горислава за плечо, Светозар ускорил шаг.
Впереди на деревянном щите, висевшем поперек улицы, была изображена грудастая женщина с извивающимися змеями вместо ног. Надпись гласила: «Лавка Голуба. Чудесные вещи из страны шевий».
Лавка размещалась на первом этаже дома. Двери были распахнуты настежь, как бы приглашая войти. За грязным стеклом на широком подоконнике, служившем прилавком, на черных и зеленых бархатных тряпицах лежали гладкие прозрачные желтовато-коричневые камни. Косые лучи солнца, катившегося к западу, пронизывали их насквозь и, наполняя светом, расплескивались вокруг сиянием.
Горислава уже не нужно было подгонять – завороженный, он сам спешил к прилавку, где выпуклыми боками поблескивала чудесная россыпь камней всех оттенков меда. Они были разного размера, но не больше кулака, одни по виду напоминали яйцо, другие походили на каплю, третьи - на шляпку гриба. Но больше всего удивляло то, что таилось внутри камней. В каждом хранилось какое-нибудь насекомое - жук, комар, златоглазка или мотылек.
- Воистину, чудесные вещи, волшебные – выдохнул пораженный книговед.
- Это солнечные камни из страны шевий, - послышалось из глубины дома. - Все они разные. Каждый из них неповторимо прекрасен. Посмотри на них, ты не увидишь двух одинаковых. Солнечные камни обладают волшебным свойством - избавляют от головных болей и предохраняют от страшных снов.
Заглянув в дверной проем, Горислав заметил человека, вставшего из-за стола, вероятно, самого владельца лавки, по имени Голуб.
- Добрый день.
- Приветствую тебя, дорогой гость. Солнечные камни хороши, как для украшений, так и для оберегов потайных. Можно поднести эту чудесную вещь кому-нибудь в подарок. Возьми для своей жены.
- Я не женат.
- Для матушки.
- Я – сирота.
- Тогда купи его для своей возлюбленной. У такого видного, молодого человека должна быть невеста. - Голуб вышел на улицу. Это был мужчина лет пятидесяти, высокий, худой, с узким лицом, клиновидной бородкой и широким лбом, прорезанным морщинами мыслителя над переносицей. Его длинные, темные волосы, тронутые сединой, заплетенные косу на затылке, стояли петлей. Поверх синей рубахи он носил длинную до пят безрукавку, расшитую замысловатыми узорами, а на шее – не меньше десятка разнообразных оберегов.
- Позволь посмотреть их поближе и подержать в руке, – попросил книговед и, когда торговец открыл окно, осторожно взял камень с мухой внутри. На ощупь он был твердый, гладкий и теплый. - Камни из страны шевий?
- Их можно найти только там и нигде больше, но на дороге они не валяются, как ты мог подумать и, вообще, подаются довольно редко.
- Как в них запихнули букашек?
- Букашек в них никто не запихивал. Солнечные камни, мой юный друг, вещи нерукотворные, ибо созданы самой природой, без участия человека или шевьи. Это даже не совсем камни, в привычном понимании, - голос торговца понизился до шепота. – Это мед. Букашки в нем увязли, когда он был еще в жидком состоянии.
- Не пахнет медом, - Горислав недоверчиво поднес камень к носу и понюхал.
- Он затвердел очень давно. Задолго до начала нового летосчисления, - пояснил Голуб тоном мудреца, ведающего во сто крат больше собеседника. - В те далекие времена небо было ниже, деревья выше, а люди еще не умели строить города. Запах меда за долгие века попросту выветрился.
Светозар, стоявший чуть поодаль и следивший за перекрестком, не удержавшись, из любопытства подошел к прилавку.
- Что ж за пчелы приносят такой мед? – спросил он, напугав торговца своим появлением. – Особой породы?
- Вы правы, уважаемый, - заискивая, согласился Голуб, то ли кивая, то ли кланяясь, и при этом кося на крестовины мечей, торчавшие за плечами веля. - Волшебные пчелы, длиною в пядь. Они обитают только в стране шевий, на западной оконечности земли.
- Если они собирают мед с липы, то еще ничего, - заметил Светозар. - Но ежели с цветов луговых, то у медоносов должны быть стволы обхватом с руку, не тоньше. Иначе такие огроменные пчелы все цветы поломают. Да что там сломают! Вытопчут как коровы все поляны подчистую.
- В стране шевий все иначе, чем на нашей земле, и звери, и растения, – произнес торговец заученную речь, нисколько не сбитый с толку велевой подковыркой. – Что для людей удивительно, для шевий – обычное дело.
- А жало у них длиною с палец?
- Врать не буду, про жало ничего не могу сказать. Знаю только, что их укусы смертельны. Ужаленный конь валится замертво. А человек умирает еще до того, как начнет падать.
- Про пчел понятно, одного не могу взять в толк. Мед может загустеть, засахариться, - пробормотал Горислав. – Но чтобы затвердеть, да до такой степени… Как же он превратился в камень?
- Я же объясняю вам, у волшебных пчел мед особенный. Дело в том, что для сохранения жидких свойств этому меду требуется полная темнота, но едва он окажется на свету, тут же твердеет. В хороший год одна пчела приносит не менее ведра меда. Представьте себе, сколько собирает целый рой. Меда накапливается столько, что он вытекает из гнезда, капает на землю, где в него попадают разные насекомые. Завершают дело солнечные лучи. И вот – перед вами то, что, в конце концов, получилось, – Голуб вошел в раж, сам того не заметив. – Это редкостной красоты, радующие глаз, приятные на ощупь, чудесные вещи. Вы заходите в лавку. Прошу. У меня много разнообразных товаров. Вам наверняка что-то приглянется.
- Ты иди, Горик, - подтолкнул книговеда вель и шепотом добавил. - Расспроси его про шевий.
- Добро пожаловать в лавку Голуба, - пригласил торговец широким жестом, склоняя голову в легком поклоне. – Только у меня вы можете увидеть и приобрести настоящие чудесные вещи из страны шевий.
- Будь здесь, я зайду за тобой, когда все закончится, - послышался за спиной голос Светозара, однако Горислав не придал значения его словам. Он забыл обо всем, что еще недавно его тревожило, потому что оказался в другом чудесном мире. Обыденность, суетность, опасность остались за порогом.
В доме было прохладно и тихо. Нос щекотали незнакомые, немного пугающие запахи, не без привкуса плесени и тлена, который не забивали даже приторные благовония. Только так и не иначе могла пахнуть тайна! Назначение многих вещей, расставленных на полках в особом порядке, определить с первого взгляда не представлялось возможным, и посему оставалось лишь удивленно таращиться на них. Возможно, их внешний вид и содержал некий намек на сущность - казалось, присмотрись внимательней и сразу найдешь объяснение. Но, увы, трудно сосредоточиться на чем-то одном, когда глаза разбегаются.
- Прошу простить за любопытство, - вкрадчиво начал торговец. – Из каких краев вы изволили к нам прибыть? Судя по всему, вы издалека.
- Ты прав, хозяин, - согласился Горислав, увлеченный разглядыванием небольших, стеклянных шаров, заполненных на треть зеленой жидкостью, в каждом из них на поверхности жидкости что-нибудь плавало – лебеди, лодочки или цветы.
- Это маленькие миры, сотворенные шевьями. - Голуб легонько качнул полку, отчего внутри шаров поднялось волнение, и крохотные подобия лодок и лебедей, поразительным образом, пришли в движение. - Так, откуда же вы пожаловали?
- Я родом из Небесных Врат, и жил там до по последнего времени.
- О, Вечный город. Как же! Наслышаны-наслышаны. - Голуб вплеснул руками и, сцепив пальцы, прижал к груди. – Это же у вас хотели построить Лестницу на Небо?
- Лестницы уже давно нет. От нее осталось несколько глыб как напоминание.
- Купцы, что бывали в Небесных Вратах, рассказывали много всего интересного. Сказывали, что городом правят благородные велиты, судят мудро и справедливо. И все люди богатые. Храмов в Вечном городе, сказывали, не счесть, и все они красивей нашего и гораздо выше.
- Верно, храмов много, - кивнул книговед.
- Я так думаю, что изобилие земли вашей исходит от истовой веры и богобоязни, и да не иссякнет божественная благодать во веки веков, да будут пребывать в благополучии ее жители. Да не оставят боги без покровительства ваш славный город.
- Да будет так. Хвала божественному Свету, - Горислав тяжело вздохнул, нисколько не желая начинать разговор о своей прошлой жизни. - А это что такое? – Он потянулся к висевшим на стене длинным полупрозрачным и сетчатым рукавам из странного материала, с виду сухого и ломкого.
- Кожа шевий.
- Зачем кому-то понадобилось сдирать с шевий кожу? - книговед одернул руку.
- Не беспокойся, мой юный друг, никто не совершал преступления, чтобы добыть их кожу, - успокоил его Голуб. - Ноги шевий подобны змеиным хвостам и линяют как змеи, кожа слезает с них прямо чулком. Смею заверить, получена она на законных основаниях. Кстати, это незаменимое средство для лечения больных ног. Снимает усталость, заживляет мозоли. Весьма полезно иметь в пути.
- Мне оно ни к чему. Мы странствуем верхом.
- Вы объехали Пустотень с севера?
- Нет.
- Но, если по морю, а потом по реке, то выходит еще дольше.
- Мы прошли через Пустотень, как вы ее называете, - Горислав широко улыбнулся. Ему не нравился издевательски покровительственный тон хозяина лавки. - Там не пусто вовсе. На дне ущелья находится велево владение Тибендол, которое лежит намного ниже других земель.
- О! Возможно ли? - лицо торговца сделалось глупым и вежливым. - Вообще-то я слышал, что в древние времена существовала дорога, но чтобы по ней пройти, надо быть волшебником или, по крайней мере, знать некие заветные слова. Как же вам это удалось?
- Случайно, – Горислав, с деланным равнодушием, повел плечами, хотя душа в пятки ушла при воспоминании о хрустальном мосте. – Мы обнаружили дорогу совершенно случайно.
- Какие удивительные вещи ты рассказываешь, гость! Значит, тысячу лет там никто не ходил, а ты со своим другом прошел, да? И чудовищ, поди, вы видели?
- Ты спрашиваешь про чудовищ, сброшенных великанами в Провал? Нет, их мы не видели. Они не показываются днем и выходят на поверхность только ночью, зато встретили других тварей, которые не боятся солнца. Эти чудовища: уродливые, зубастые и очень прожорливые. Еще мы видели единорогов. Они, напугали нас поначалу, но на поверку оказались очень дружелюбными созданиями, - он умышленно поделился подробностями, захотелось ему показать свою осведомленность. Мол, сами с усами, тоже кое-какими тайнами владеем, пусть не задается.
- А в каком же месте вы через Скобленки перевалили? – Голуб недоверчиво повернулся.
- Мы прошли сквозь горы, по потайному ходу. В толще скал, что у вас зовутся Скобленками, великаны в Прошлом пробили широкий проход. Раньше от него до вашей Тиховины вела прямая дорога, всего пять дней пути. Правда, ныне от той дороги не осталось и следа, но камень-указатель, что стоял в начале, сохранился по сей день.
Торговец хмыкнул, не зная, как отнестись к его словам. Сам-то он иногда не жалел красного словца, даже привирал чуток, дабы убедить покупателя в необходимости приобретения товара. С другой же стороны, как купец, имел нюх на обман. А гость, не врал он, похоже. Да и какой ему прок? Не он первый заговорил о дороге через Пустотень.
- Сам ходишь к шевьям за товаром? Или берешь в Менялово? – спросил Горислав, глядя на Голуба прямо и безбоязненно.
- В Менялово, у кик беру, - торопливо признался торговец. - Но уже давно не ездил к ним. Товар плохо расходится.
- А что, дорога через Зачарованный лес, вправду, так трудна и опасна, как сказывают? Якобы деревья в том лесу растут волшебные, каждое на свой лад заговоренное шевьями.
- Все так и есть, уважаемый. Для желающего свести счеты с жизнью – верный путь на тот свет. Лишь человек, которого боги наделили великой отвагой, ловкостью и звериным чутьем, способен пройти через Зачарованный лес. Пройдет, если удача будет ему сопутствовать.
- Откуда знаешь, если сам не ходил?
- Не ходил, - ответил Голуб, едва ли не с вызовом. – Хотя в молодости покуролесил, много чего повидал. И на севере побывал, и на юге. Теперь не имею права подвергать свою жизнь опасности. Ведь, случись со мной беда, кто будет заботиться о моей семье, помогать моим старикам-родителям? Скажу больше. Два моих хороших знакомца - друзья мои, с которыми я свое торговое дело начинал - отправились к шевьям, да и сгинули в том лесу - ни слуху о них, ни духу…
- Верно ли, что за лесом Зачарованным лежит болото непролазное?
- Кики ходят, не все ходят, конечно. Есть среди пучкотрясов особые люди, которые этим промыслом занимаются, вроде родового ремесла, они называются «ступалами». Только ступалам ведомы тайные тропки через лес и болото.
- Как найти ступал?
- Они в Менялово живут. Их там все знают.
- Можно договориться с этими ступалами?
- За определенную плату.
- А твои знакомцы что же не смогли договориться?
- Вообще договариваться они умели, переговорщики были знатные…
- Пожадничали, значит? Сами пошли без проводника.
- Так кики, бывает, и за хорошую плату отказываются помогать. Хотя, может, дружки мои, решили, что сами найдут дорогу к шевьям… и пропали без вести. Но я ни в чем не виню меняловских. Кики по-своему правы – они же перепродажей кормятся - это их хлеб.
Горислав, соглашаясь, кивнул, и отвел взгляд в сторону, дабы не смущать Голуба, вдруг пустившего скорбную слезу. И тут ему на глаза попались тонкие металлические листы с древними рисуночными письменами, лежавшие на одной из полок.
«Главы Священного Писания или молитвы? Или рассказ о некоем важном событии», - предположил он, ведь на металле писали только в особых случаях.
Размером пластины были чуть больше ладони - тонкие с разводами патины, помятые, полопавшиеся по краю, потому что их хранили где-то свернутыми в трубочку, тем не менее, сохранившие целиком. Для записи использовался способ «змейка», то есть первая строка читалась справа налево, следующая в обратном порядке, и снова - справа налево.
Горислав перенес листы на стол под окном и немедленно приступил к изучению текстов. Разочарованно отложил одну пластину, потом, хмыкнув, другую.
- Это письмена шевий, - пояснил Голуб и, чувствуя неладное, добавил. – Они очень-очень древние. Человек, который продал их, уверял, что выменял их в землях змеиного народа.
- Вот как! – притворно удивился книговед, не отрываясь от своего занятия. – Оказывается, в древности шевьи использовали то же письмо, что и люди? С чего бы это?
- Не понял. Что тебе не нравится?
- Обманули тебя, уважаемый Голуб. Шевьи говорят на древнем языке и для надписей используют не рисуночное, а вот такое. - Он указал на подставку под одним из шаров – «маленьких миров», где изящной вязью было выведено: «Плывет корабль по морю, качается на волнах». – Вижу, их письменность за прошедшие века не претерпела особых изменений. Значит, здесь, - он постучал по пластинкам, - должны быть похожие буквицы. Ты сравни. Похоже? Нет. Посему, записи эти самые обыкновенные, людские.
- Ты ошибаешься, – фыркнул торговец.
- Не в этот раз. Я ошибся лишь однажды, когда со всей ответственностью принялся выполнять поручение своего деда. Надеюсь, он просит меня за то, что я оставил его без погребения. Не успел его похоронить, виноват перед ним, но обстоятельства были сильнее меня.
- И да сольется его душа с Вечным Светом Трижды Великих, – владелец лавки с глубоким поклоном прижал ладонь к груди, выражая соболезнование.
- Я книговед, уважаемый Голуб. В Небесных Вратах я служил в Хранилище знаний и смыслю кое-что в письменных памятниках, посему уверяю тебя, на этих железных листах людские письмена. Молитвы Трижды Великим. Очевидно, какие-то местные. Я бы отнес их к Смутному времени. Хотя, возможно, они более древние. Однако они по любому старше Священного писания. А вот этот текст не является богослужебным. – Он разделил листы по содержанию, отодвинув три и оставив перед собой два, соединенных между собой двумя колечками.
- Ну вот, хоть один настоящий! – воскликнул Голуб.
- Нет. Он тоже является делом рук человеческих.
- И о чем тут написано? - Голуб с любопытством воззрился на говорящие за себя знаки рисуночного письма.
- Составлено в память о победе великой, - начал читать Горислав. Глаза привычно скользили по значкам, черточкам, разделяющим слова. – Воины света побили черное воинство, посланное на землю нашу Исчадьем Мрака, когда сошлись с ним на… Скошени. Ага… Местечковое название Каменной Плеши. Единороги ее тоже так назвали. «Скошень возле… Змеиного изгиба»?
- Все знают, что Великая Битва состоялась на Мертвой Скошени.
- Ну, я могу назвать еще два места в других краях, где якобы состоялась Великая битва, - заметил книговед с некоторым самодовольством. – Кстати тут не говорится, что Скошень – «мертвая». Должно быть, она умерла уже после Великой Битвы.
- Мертвая Скошень – скалистое плоскогорье вниз по течению Серебряны. Скобленки же только с востока крутые и острые, а если пройти на полдень, то там как раз и будет Скошень, и на нее очень даже можно подняться. Серебяна-река прорезает плоскогорье насквозь, русло там поуже будет, чем в Тиховине. Берега высокие, отвесные – воду с берега не достать, и с воды на берег не выйти. В одном месте река делает крутой изгиб, он и называется Змеиный. Речники не любят это место. Всем богам молятся, когда мимо идут, особенно, под мостами. Мосты те, говорят, шевьи навели, когда шли на Великую битву.
- Почему бояться?
- Говорят, по ночам на мостах можно увидеть призраки павших воинов. Они все еще стоят в дозоре, потому что не знают, что умерли. Их же не похоронили по-людски. Обрядов не проводили…
- Понятно, - пробормотал книговед, изучавший свидетельство. Если в первый раз он просмотрел его бегло, то теперь занялся им основательно, и уже сделал один вывод. – Злыдень послал войско, но сам его не возглавлял. Значит, он не участвовал в Битве. Верно заметил Брянчень…
Читая про себя следующую строку, он замер, наткнувшись глазами на знак в виде очерченного ступенчатой пирамидой очага с огнем.
«Злыда Окаянный хотел разрушить Дом Братства Огня, - перечитал он, - и ударил по земле… от Моркона…»
Он вгляделся в незнакомый знак в виде круга поделенного на четыре части с крестиком снизу. Знак, означавший некую вещь, принадлежавшую богу Мрака. Имя вещи, дающей божественное могущество и обладающей разрушительной силой…
Прелюбопытнейшее послание из Прошлого!
«И ударил по земле «вещью Моркона», что держал в руке. И плодородная долина в одночасье глубоко провалилась».
Это было не только первое достоверное свидетельство Смутного времени о легендарном Доме Братства Огня, но и доказательство того, что провал долины великанов произошел по вине Злыдня, применившего в колдовстве некую вещь, принадлежавшую Моркону.
Дальше – больше.
«Однако, благодаря тому, что с нами были «святые-жизнь-родившие», город устоял, и все мы остались целы и невредимы. Врата Сумрака на полдень от Дома Братства Огня разрушились, и открылся путь во Мрак, откуда полезли чудовища. «Святые-жизнь-родившие» волшебством своим навели мосты и проложили ходы в земли людей, по которым мы вышли из Провала. Врата в Сумеречный мир было невозможно запечатать так, чтобы не осталось лазеек - такое под силу только богам, но не их детям».
Осознание ценности находки пришло неожиданно и сразу. Ей цены не было!
Горислав едва удержался, чтобы не закричать от радости.
- Что там дальше? Чего еще любопытного? – спросил Голуб. Заметив перемены в госте, он принялся пристально рассматривать вереницу непонятных значков, пытаясь вникнуть в их суть. «Не прогадать бы с ценой», - было написано у него на лице.
- В основном, все про битву на Скошени, - нисколько не лукавя, ответил книговед. – В нашем хранилище такого свидетельства не было, а битва на Скошени у нас больше известна, как битва на Каменной плеши, поэтому я удивился немного…
- Редкая вещь?
- Да как сказать, - протянул Горислав, думая о том, как бы чем себя не выдать. - Вполне обычное описание… Великой битвы. Все летописи – они же будто одна с другой списаны. Отличаются только названия. Может, еще есть небольшая разница в деталях.
Смущенный тем, как Голуб вперился в его лицо, он опустил глаза и продолжил чтение:
- «Три дня и три ночи мы били врагов на Скошени. Раненные падали на убитых, под убитыми оказались погребены раненные, и не было видно земли под телами павших. Вода в Серебряне-реке стала красной от крови до самого моря, и горы мертвых тел прибило к перекатам, и воронье налетело черными тучами и застило небо. После победы на Скошени мы еще много дней добивали чудовищ окрест - и вниз по течению, и вверх, и в Скобленках, и Родничковых горах», - он прервался, не в силах побороть желание завладеть Памятной о Великой битве. – Я приобрел бы это для нашего собрания. Свидетельство само по себе любопытно, пусть и повторяет уже известные писания, - начал он осторожно. - Хотя у вас здесь, должно быть, свое книгохранилище имеется… И не знаю, как у вас, но по законам Двуречья, люди, обнаружившие древние письменные памятники, передают их в хранилище безвозмездно.
Голуб заметно напрягся. Очевидно, подобный закон действовал и в западных краях, но торговец древностями махнул рукой на него рукой.
- Уступлю его тебе, совсем недорого, - предложил он. - По сходной цене.
Он не стал спорить, когда безыскусный в торговле гость извлек мелкую золотую монету, то ли оттого, что сделка носила незаконный характер, то ли потому, что предложенная плата за никому ненужные железные листы с непонятными письменами, его вполне устроила.
Оба остались довольны. Горислав сложил пластины и вложил их между страницами своей новой книжицы.
- Эх, видел бы Брянчень эту Памятную, - вздохнул он. – Вот удивился бы! Таких текстов у него на хранении не было. Мы с Брянчей перевернули целую гору разных свидетельств о Великой Битве, и если бы среди них…
- Что за шум? - Голуб бросился к окну. – Слышишь?
С улицы доносились крики, звон разбитого стекла и лязг металла. Где-то совсем близко пронзительно завизжала баба.
***
Отстав от спутников, Яробор свернул в маленький двор и спрятался за кузовом двухколесной тележки, прислоненной стене. В щели между досками можно было наблюдать за участком улицы, по которой должны пройти преследователи.
Великаны между собой договорились, действовать по обстоятельствам. Разделившись, они получали преимущество перед противником, который не ожидал удара с тыла, и возможность, если не окружить – понятно, что вдвоем шайку не окружишь, - то взять врага в клещи, чтобы не разбежались.
Кромешники не заставили себя ждать.
Скоро они появились. Сначала прошли трое, потом с небольшим отставанием еще пятеро. Всего восемь хмурых мужиков, все как один закутанные в плащи. И это в теплый погожий день? В тяжелых складках они прятали нечто, не предназначенное для посторонних взоров.
Яробор ничем не выдал своего присутствия, когда они проходили мимо, и отнюдь не потому, что его испугала их численность. Просто он вдруг подумал, что среди них есть стрелки, то уж один-то может успеть выстрелить, а наконечники стрел смазаны ядом!
Он услышал быстрые шаги, враг возвращался. Вбегая в арку, тот достал из-под плаща самострел и закинул на плечо. Кромешник направлялся к лестнице, приставленной к стене. Замысел его был очевиден: с крыши просматривается почти вся улица, да и прицелиться не помешают. Он поставил ногу на первую перекладину и замер. Его вдруг охватило - не осознание, нет - предчувствие большой опасности. Сгустилась, что ли, тень вокруг? Или воздух уплотнился от некой примеси? И страшно было оглянуться.
Он не успел понять, что умирает.
Ступая легко и бесшумно, как кошка, Яробор подкрался к стрелку со спины и свернул ему шею. Он расправился с врагом скоро и без сожаления, чтобы тот криком не предупредил дружков и не переполошил жителей.
Обстановка требовала решительных действий. Оправдания выслушивать некогда, да и ни к чему. От лишних слов слабеют руки. Доказательства все налицо: Злыде служил, взял в руки оружие, готовил преступление против добрых людей. О чем еще говорить? Никому не интересно, что толкнуло его на кривую дорожку.
Оттащив стрелка в угол двора, великан спрятал его за кузов тележки, чтобы его никто не обнаружил раньше срока и, подобрав самострел, вскарабкался по лестнице наверх.
Дома примыкали друг к другу вплотную. Двускатные крыши, щетинясь трубами, надстройками чердачных окон, тянулись изломанным хребтом до следующего перекрестка.
С плетью в одной руке и самострелом в другой, Яробор быстрыми, мелкими шажками направился по желобу водостока, следом за кромешниками. Те не успели далеко уйти. Встав в круг возле мостка, перекинутого между домами, они о чем-то заспорили. Вместо семи их было шестеро. Не иначе как еще один стрелок отправился искать удобное место. Великан перебрался на другую сторону крыши, чтобы не попасться стрелку на глаза, и двинулся вперед, не бегом, но довольно быстро, при этом уверенно сохраняя равновесие.
Такое дельце, как раз по нему!
Не это ли настоящая жизнь? Определенно, близкая опасность и полная неизвестность позволяют ощутить вкус жизни. Когда бурлит кровь, и каждый вздох как последний. Когда в диком азарте несешься по узкой дорожке над пропастью, не чувствуя под собой ног. Наперегонки со смертью…
Яробор выглянул из-за надстройки и убедился, что обошел разбойников, которые все еще держали совет на прежнем месте. Стала понятна причина их заминки: дальше за поворотом возле какой-то лавки стоял Светозар. Он был один. А кромешники-то надеялись разделаться со всеми тремя хранителями сразу…
***
Светозар притворялся, что увлечен разговором с торговцем, но оставался предельно собран и внимателен. Еще до того, как враги ступили на кривую улочку, он был предупрежден об их приближении Горбулем.
Вестник упал на подставленную руку и скороговоркой выдал:
- Их восемь. Оружие прячут под плащами. Главарь у них, похоже, смагл с косичками на бороде.
- Молодец, - похвалил его вель. – С меня кусок колбасы.
- Чего так мало! – возмутился вестник. – Я целый кругляш заслужил.
- Друзьям надо помогать безвозмездно. И вообще, твоя услуга тянет только на половину кругляша.
- Я ради вас жизнь рисковал!
- Безусловно! Очень опасно издали понаблюдать, когда к тому ж тебя самого не видно, – Светозар покачал головой. - Маму родную продашь за колбасу.
- Не продам, - обиделся Горбуль. – И нет у меня никакой мамы. И вообще, из родни у меня только один Горик и остался.
- Ты - не человек, а Горик - не вестник.
- Мы с ним одной крови! – Горбуль ударил себя в грудь кулачком. – Между нами кровное родство, самое, что ни наесть, близкое.
- Откуда в тебе кровь? Ты же деревянный. Письменный стол – твоя единственная родня.
- Ах, так! И еще благородным называется. Вот и старайся для вас… Тьфу на тебя, - сказал вестник и улетел.
- И правильно, - прошептал Светозар, - а то тебя ненароком заденут – и разлетишься на щепки.
Вель отошел от лавки и достал из переметной сумы самострел. К этому оружию он относился с пренебрежением - не мог иначе, памятуя о дне, когда обрел его. Неизвестно, сколько жизней оборвали выпущенные из него стрелы. Впрочем, оружие само по себе не стреляет, лишь поражает цель, выбранную стрелком. На расстоянии. С таким оружием способен победить и слабый, и трусливый, и даже ребенок, имеющий навык. Для честных поединков самострел не годится, в меткости, разве что, соревноваться. Понятно же, что изобретен он для убийства, когда требуется нанести один меткий удар издали, не придумано для подобного случая оружия надежней. А если врагов больше, чем один, и они близко? Сколько времени уйдет на перезарядку? И руки всего две. Верней уж в каждую взять по мечу.
Для Великого воина нет лучше оружия, чем меч.
К Светозару, натянувшему тетиву, подступили печальные призраки учителя и жены. Не желая внимать их мольбам о возмездии, великан мысленно отгородился от них. Жажда мести отупляет, а сейчас, как никогда, ему нужен был ясный рассудок.
- Послужи-ка ты силам Добра, - вложив в желоб стрелу, тихо обратился он к самострелу и погладил полированный приклад. - Искупи позор бесчестия, коим покрыл тебя бывший владелец. Кто-то потрудился над тобой изрядно, доводя до совершенства, чтобы, соблазнившись легкостью твоей и гладкостью, владелец прикипел к тебе. Только я свой меч на тебя не променяю.
Светозар заметил Яробора, приникшего к надстройке. Тот на пальцах показал, что врагов осталось семеро, прояснив при этом весьма красноречивым жестом, как расправился с восьмым. Дал понять, что видит преследователей.
Кромешники находились рядом, и один из них поминутно выглядывал из-за угла.
***
Яробор следил за стрелком, показавшимся на крыше дома, на другой стороне улицы. Кромешник на четвереньках пополз к краю ската и был так занят сохранением равновесия, что не замечал ничего вокруг. Тем временем остальные, наконец, столковавшись, подсадили на мостик белобрысого и бледнолицего мужичка. Похоже, хотели устроить засаду, но не тут-то было. Едва тот оказался на мостике, из дома с криком выскочила хозяйка перин и подушек, сушившихся на поручнях. Она приняла его за вора, покусившегося на ее добро.
- Заткнись, дура! – зарычал белый. – Не нужно мне твое барахло!
Медлить было нельзя. Яробор, прицелился в кромешника на крыше, и спустил тетиву. Из такого оружия да с близкого расстояния он просто не имел права промазать. Враг вздрогнул и, припав к черепице, обмяк. Земное притяжение повлекло безжизненное тело по крутому скату вниз, однако водосточный желоб удержал его от падения, где уже застрял стреломет, скатившийся чуть раньше своего владельца.
С проворством паука Яробор бесшумно спустился по решетчатому переплету стены на мостик и оказался в тылу врага. Белесый разбойник наступал на хозяйку подушек и перин, заталкивая ее обратно в дом.
- Эй! Нельзя грубить женщине, у которой такая большая и мягкая постель, – заметил вель.
Кромешник оглянулся, подпрыгнул и развернулся. Его бледное лицо, поскольку бледнеть ему было дальше некуда, пошло лиловыми пятнами. Он никак не ожидал встретить великана, по крайней мере, здесь и сейчас.
Воспользовавшись его замешательством, Яробор ударом плети выбил из его рук самострел. Плетка щелкнула еще раз, резко и сухо, и подсеченный враг, так и не успевший опомниться, взбрыкнув, опрокинулся на спину.
- Ступай в дом, милая, – ласково обратился Яробор к хозяйке перины. Женщина закивала, ее глаза были огромными, а губы подрагивали, изображая улыбку. – Быстро! Если хочешь жить, - уже жестче поторопил он.
Приподнявшись, кромешник попытался предупредить своих дружков, но успел похрипеть только «эй». Нож, пущенный Яробором, вошел в его шею почти до самого упора.
Кромешники слышали, что на мостике творится что-то странное, но за развешенным на поручнях хозяйским добром ничего увидеть не могли.
- Белый, - тихо окликнули они дружка. – Что у тебя там?
Прячась от врагов, Яробор пригнулся. Он посмотрел на молодую женщину, которая стояла в дверях, в ужасе зажав рот рукой. На всякий случай, он приложил палец к губам, приказывая молчать.
Один из разбойников отбежал от мостка, чтобы расширить себе обзор и увидеть, за что едва не поплатился. Ему чудом удалось увернуться от тела стрелка, сорвавшегося с крыши. Безбожно матерясь, он бросился обратно.
Злыдневы слуги признали в мертвеце своего товарища, который недавно отправился на крышу, так же от них не укрылся способ, коим он был лишен жизни. От злости они начали рубить и колоть перины, до которых только мечами и могли дотянуться, рассчитывая, таким образом, лишить своего противника укрытия, но сделали хуже только себе. Вследствие необдуманных действий их засыпало содержимым перин.
Перья – белые, рыжие, черные - похожие на тучи мотыльков воспарили в воздухе, кружась, полетели в разные концы улицы и застили все пространство рядом с мостиком.
Яробор же, целый и невредимый, прислушивался к ругани и перемещениям под собой. Он знал, что достать его непросто - два наката под ногами были хорошей защитой от всякого удара.
Он выдернул нож и вытер его о плащ разбойника. Не зная, что предпринять дальше, он свистнул собрату. Тот был на подходе…
Хотя Светозар не видел, что происходит, но слышал каждый звук: слово, стук, звон, плевок, - и знал, что врагов осталось пятеро. С лихим посвистом он вышел из-за поворота, с мечом в правой руке и самострелом в левой.
При его появлении Яробор, перемахнув через поручень, спрыгнул на мостовую. Прежде, чем поднялась туча перьев, взбитая его приземлением, он наотмашь ударил разбойника, стоявшего поблизости, да с такой силой, что тот отлетел к стене дома и, разбив стекло, наполовину застрял в оконном проеме, ощерившемся поломанными поперечинами рамы.
На мостке раздался дикий крик, завизжала женщина, оставшаяся наедине с трупом и, наконец, осознавшая, что стала свидетелем убийства.
Кромешники, никак не ожидавшие нападения - ведь это они же должны были нападать! – растерялись еще больше. Только один их главарь, защищаясь, выстрелил. Хотя, может, непроизвольно от неожиданности спустил тетиву, ведь он держал свой самострел наготове.
Отпрыгнув в сторону, Светозар выстрелил в ответ и бородатый смагл, испустив удивленный вздох, упал, сея смятение среди своих подчиненных.
Светозар, выхватив из ножен второй меч, побежал на врагов. У оставшихся кромешников не было самострелов, только мечи и ножи, которые они выставили перед собой. Судя по их уверенности, они держали оружие в руках не впервые.
Великан с ходу вступил в схватку. Один против двоих. Зазвенели, заскрежетали клинки. Атаковавший справа здоровяк был отброшен назад. Второй длинноволосый смагл, сам поспешно отскочил, испытав силу великана. Вихрями закружись перья, поднятые стремительными перемещениями противников.
- А мечи у вас не смазаны ядом? – спросил Светозар. – Вдруг ненароком своего чиркнете.
- Мы и без яда тебя убьем! Прощайся со своей башкой, вель! – самоуверенно ответили они.
Поначалу кромешники набросились на великана одновременно, но после первой отбитой атаки, стали делать выпады поочередно, чтобы не мешать и не поранить друг друга. Светозар про себя отметил, что биться на мечах они умеют. Только какой бы основательной ни была их подготовка, победить великана им было не по силам. По определению.
Он ловко поймал в перекрестье мечей клинок здоровяка, провел по наклонной и выдернул из цепкой руки. Выскользнувший меч, загремел по мостовой, взрывая перьевой покров. В тот же миг к нему подскочил смагл, решивший, что ему представились хорошая возможность поразить великана. Он забыл в запале боя, с кем имеет дело. Он еще злорадно скалился, когда его рука, подброшенная вверх вместе с отбитым мечом, оставила без защиты его тело. Холодный, острый металл вошел под ребра, снизу вверх и так же быстро выскользнул.
- Ой, ма… - выронив нож и меч, патлатый смагл схватился двумя руками за бок и, сделав неуверенный шаг вперед, рухнул на колени.
Здоровяк, улучив мгновение, прыгнул к своему мечу. Подцепив клинок носом сапога, он подбросил меч и ловко поймал черен…
Яробор сражался по другую сторону от мостика. Он не обнажал меч, ему хватало и плети. Обезоружив врага, он стал нещадно его хлестать, не позволяя вырваться из узкого пространства и взрывая круговерти перьев. Не имея никакой возможности увернуться от жалящих ударов витеня, кромешник громко взвизгивал и бранился.
Другой кромешник, застрявший в окне, наконец, очухался и, выбравшись из поломанной рамы, заспешил на подмогу к своим дружкам. От ярости он не чувствовал боль многочисленных порезов.
- Ну, я вас сейчас… Я вам, - приговаривал он, отплевываясь и утирая кровь с посеченного стеклом лица.
- Давай, иди сюда! – подзадорил его Яробор и сильным ударом плети, сшиб с ног его загнанного товарища.
- Убью! – рассвирепевший порезанный на веля, размахивая коротким мечом.
Плеть перехлестнулась на его шее. В тщетной попытке ослабить давление, разбойник схватился за витую удавку, не выпуская меч. Яробор, сократив расстояние, потащил его как на поводке под мостик. Тот упирался, шарахался из стороны в сторону, но освободиться не мог.
В то же время неподалеку Светозар пошел по кругу. Его шаги были легкими и мягкими, так что перья на мостовой лишь слабо взметывались под пятками. Он медлил, но не потому, что не обнаружил слабины у врага, а испытывал его терпение. Противник, не уступавший ему в росте и внушительности, кружился вместе с ним, не менее сосредоточенный. Опасный противник, опытный для простого смертного… злой. А великан хотел понять, каким образом головорез обрел навыки боя, долго ли обучался злодей, и какими приемами владеет.
Все испортил Яробор. Он ведь что сделал? Взял да и отпустил своего пленного, сдернув с его шеи плеть и хорошенько наподдав для скорости. Спотыкаясь, тот побежал вперед и с разгона врезался в здоровяка, который его оттолкнул. Да не просто оттолкнул, а умышленно направил в сторону Светозара, а тот не стал вникать в стечение обстоятельств. Он видел в руке человека, бегущего на него, меч и отразил нападение.
Поднялось облако перьев, завесив пестрым мельтешением противников. Кромешник, которого Светозар рубанул по всей ширине груди, согнулся пополам, харкнул кровью и повалился лицом в землю.
Подставив своего дружка, здоровяк ровным счетом ничего не выгадал, лишь приблизил свою смерть, но еще надеялся на что-то, когда с полуоборота налетел на великана и ударил со всего маху, и тут же отскочил назад. Он не ощутил ответного удара, поэтому удивился, когда ноги подкосились при попытке сделать шаг в сторону. Меч выпал из руки. Кромешник рухнул на колени и, уронив голову на грудь, уставился на собственные внутренности, показавшиеся из дыры над ремнем.
- Убил-таки, - печально заметил он и, схватившись за живот, упал.
Вместе с оседающими перьями на улицу опустилась тишина.
В окнах ближайших домов показались лица обитателей, искаженные от страха. Горожане не осмеливались выходить на улицу.
К велям подбежал запыхавшийся Горислав с мечом в руке.
- Уже всё? Кончилось? – спросил он, глядя то на своих спутников, то на мертвых кромешников.
Глаза Светозара потемнели. Гориславу был хорошо знаком этот угрожающий взгляд, пронзительный и холодный как клинок.
- Тебе было сказано, где ждать? - спросил вель.
Книговед виновато опустил глаза, покосился на меч в своей руке, как некий неуместный предмет. Он чувствовал себя ребенком, которого взрослые пристыдили за недетские игры. Вспомнил, как опозорился перед лавочником Голубом, когда не смог достать меч с первого раза.
- Вы их всех убили, да? – промямлил он.
- Одного, вон, тебе оставили, – с кривой усмешкой Яробор указал на барахтавшегося в перьях разбойника.
- Э, так не честно! – жалобно протянул тот. - Лежачего не бьют!
- Кто бы говорил о чести.
Вдалеке послышались крики и конский топот. В начале улицы показались всадники, десяток верховых. Они неслись во весь опор.
- Стоять! Бросай оружие. Ни с места!
- А вот и стража. Быстро же они, однако.
Хранители и не думали бежать, а то еще, чего доброго, свои же укокошат. Пусть от стражей бегут преступники. Они же готовы держать ответ за содеянное, но оружие бросать не стали, не имели привычки разбрасываться оружием. А вдруг понадобится? Вдруг не выйдет согласия с местными, не захотят мирно разойтись… Так вот, как раз в этом случае, меч должен находиться там, где ему надлежит. И коль понадобится обнажить клинок – о чем речь! - стражи не успеют глазом моргнуть.
Светозар загнал мечи в ножны, Яробор повесил плеть на шею, а нож сунул в сапог. Горислав незамедлительно последовал их примеру. Правда, убрал меч не без помощи веля.
***
Tannit:
07.11.20 11:23
» Глава двадцать первая - 1
Глава двадцать первая, о знакомстве с начальником тиховинской стражи, следствии по делу о вражеских происках и добром ужине с ночлегом«Недаром говорят: наша правда, ваша правда… Нет бесспорных истин.
Суть вещей и явлений изменчива. То, что представляется хорошо изученным, в действительности, может оставаться сокрытым и непостижимым для разума, очевидное же, напротив, мниться недостоверным. В какую-нибудь нелепицу верят без доказательств, а бесспорное суждение вдруг, на поверку, оказывается полным заблуждением.
Нет бесспорных истин.
Мудрый знает, что путь к истине лежит по хрупкому льду познания…
Многие хотели отделить истинное от ложного, провести меж ними черту, только никто из них не был прав. Никто никогда не будет прав, ибо у каждого - своя правда»,
Книга Премудростей Великанов
***
Служители закона пустили коней шагом, пригнулись, проезжая под мостиком. Великаны попятились, сохраняя почтительное расстояние.
- Бориска… Бориска, - послышались голоса горожан, высунувшихся из окон, боявшихся выходить на улицу.
- Сам начальник стражи пожаловал, - Яробор выискивал взглядом пресловутого Бориску.
- Тем лучше, - Светозар поднял руки, показывая, что не имеет злых намерений. - Уладим дело на месте. Не поймешь, кто из них главный…
Бориска ничем не отличался от подчиненных, ибо все стражи были одеты одинаково: ни богато, не бедно, простенько, но продумано; в колеты с приклепанными бляшками, кожаные конические колпаки с железными шишаками и длинными наушинами; вооружены мечами, выкованными по одному образцу. И не обзавелся народ в Тиховине обычаем: писать должность на лбу!
Стражи действовали слаженно, без чьих-либо приказов. Трое объехали хранителей, отрезая путь к отступлению. Пятеро спешились, чтобы осмотреть бездыханные тела разбойников - переворачивали трупы, смахивали и сдували перья с лиц, качали головами, то ли сочувствуя, то ли просто отмечая наступление смерти. Подняли на ноги единственного живого кромешника, который не хотел вставать и вырывался.
С лицом круглым и рябым, среднего росточка, коренастый, простоватый, мимо пройдет - не заметишь и по виду не догадаешься, что злодей, да только схвачен был с поличным.
- Они их всех убили! – противно жаловался он. – И меня хотели укокошить… Тот, вон, чернявый, плеткой чуть вусмерть не запорол.
- Разберемся. И с тебя спросим, - буркнул страж, запримеченный велями на площади за точкой оружия. Крепко сбитый, в расцвете сил, с суровой внешностью – он вполне мог быть начальником. - Не скули! Радуйся, что уцелел.
- Испустил дух горемычный, - доложил страж-здоровяк с окладистой бородой, перевернув последнего из убитых разбойников.
- Эй, служивые, - позвала женщина на мостике. - У меня тут еще один… Унесите его отсюда!
Ближний к ней верховой лихо вскочил на седло и перебрался через поручни.
- Что там, Баша? – окликнули его с мостовой.
- Покойник прирезанный. Белобрысый…
- Ущерб кто возмещать будет? Всю перину мне выпотрошили! – возмущалась свидетельница. – Что ж мне теперь спать на голых досках?
- Жалобу пиши. Взыщем.
- Да с кого ты тут взыщешь!
- С тех, кто испортил твое имущество.
- С мертвецов какой спрос?
- Так это лиходеи воевали с твоей периной?
- Кто ж еще! А тот, вон, смуглявенький вступился за меня, - она помахала рукой Яробору. – Кабы он у нас служил в охране Порядка, не допустил бы такого безобразия!
- Все равно пиши жалобу, хозяйка. Мы изымем разбойничье имущество, с распродажи хватит средств тебе на новую перину.
Великанов ни о чем не спрашивали, однако за ними следили, косили не по-доброму, при каждом их движении и будто чего-то ждали.
- Что, всех опознали, братцы? Да, они. Почти все тут… – тихо переговаривались меж собой стражи. – А кто сегодня дежурит у гостиного? Почему их семеро?
Выходило, что местные служители правопорядка знали о кромешниках. Их общая численность, уж точно была известна.
- Восемь, – помог в подсчете Яробор. – Дружка ихнего найдете в подворотне, в начале улицы, за возком.
Мельком взглянув на веля-степняка, «суровый страж» приказал своим людям:
- Острогляд, Благуш, стрелой летите на гостиный двор. Возьмите под стражу кликушу. Свяжите, скрутите, оглушите, если будет сопротивляться, и на допрос этого муд… мудреца.
Названные всадники развернули коней и помчались вверх по улице.
- Кто вы такие? За что и по какому праву убили всех этих людей? – раздался за спиной женский голос, поразивший велей, как гром среди ясного неба, красивый, зычный, проникновенный – заслушаешься, даром, что осуждал. – Именем закона и властью, данной мне городским советом, за совершенное преступление вы будете взяты под стражу и преданы суду.
- Под стражу? – Яробор фыркнул. – Она это серьезно?
- Какие уж тут шутки, если она собирается нас судить, - процедил Светозар.
Великаны повернулись к строгой обвинительнице.
Она была довольно миловидной. Мягкий овал лица, тонкие черты, нежная кожа, глаза как солнечные камни… Из-под шлема выбивалась длинная челка. Но, наверняка, не за красивые глаза великан принял ее в ученицы, а городской совет поставил во главу стражи Порядка.
- Ох, ты! Готов сдаться без боя, если меня будет сторожить такая красавица, – пустился в заигрывания Яробор, вызывав своими речами неодобрительный гул стражей.
- Я - начальник стражей Порядка, - недовольно поморщилась молодуха в мужской одежде. – И не смей назвать меня красавицей!
- Но если я вижу… - начал Яробор старую песню.
- Яра, не усугубляй, - пресек его словоохотливость собрат.
- Кем бы вы ни были, обращайтесь к Борисвете уважительно, - настоятельно посоветовал «суровый страж». – Не забывайте, что говорите с представителем закона.
- Кто вы такие? – повторила Борисвета вопрос тоном человека, облеченного властью. – Откуда и зачем явились в Тиховину?
- Меня зовут Светозар, - выступив вперед и приложив руку к груди, с поклоном представился вель. – Мы прибыли из Десятиградья. Никаких преступлений мы не совершали, ибо казнь кромешников – не является нарушением закона, а наоборот. У нас есть право меча - по воле своей судить и казнить злодеев на месте, не спрашивая ничьего дозволения.
- Вы – чужаки и не можете заменять собой закон! Хоть вы и благородные… с виду, - уверенно твердо произнесла она, грозно взирая с высоты седла.
- Можем, уважаемая Борисвета, - возразил Светозар. – Мы - можем. Ибо напрямую унаследовали это право вместе с оружием от Великих воинов Прошлого.
- Воины… неужто… велиты. Ведь и, вправду, велиты, - зашептали стражи с облегчением и радостью. – Слышь, Бориска, велиты, как в пророчестве… И в Книге Судей писано…
Неприязнь служителей закона сменилась благорасположением, подозрительность - благожелательностью.
Ведь великаны - дети поднебесных богов, живое свидетельство любви Трижды Великих к людям, только выглядят как простые люди. Но они - непростые, а, может, даже не люди. Божичи выше простых смертных и ближе всех к Творцам. В Прошлом они победили воплощенное Зло и спасли человечество от гибели. Недаром предки почитали их, как самых великих на земле. Доверие к ним у людей в крови, ибо испокон веков великаны помогали, защищали и справедливо решали споры.
Они правы всегда и во всем, чего бы ни сделали.
Они стоят над законом, потому что закон произошел от них.
Их слово ценится вдвое весомей слова любого простого смертного, какую бы должность тот не занимал, какое бы звание не носил…
Только Борисвета не пожелала им уступать. Дабы оставаться хозяйкой положения и не утратить достоинства в глазах окружающих, она упорно отстаивала свою правду.
- За что вы казнили этих людей? – продолжила она допрос. - У вас есть доказательства их вероотступничества? Вы располагаете свидетельствами о совершении ими каких-либо злодеяний?
Девушка старалась сохранить самообладание но, когда Светозар шагнул к ней, подобралась, выдав свое замешательство. Он удержал ее встревоженно заходившего коня под уздцы и, присмиряя, похлопал его по шее.
- По городу, по вверенной тебе под охрану земле, бродила, и не один день, разбойничья шайка – восемь здоровых опасных мужиков, вооруженных мечами и самострелами, - укор гостя был подобен увесистой пощечине, и ведь поделом. - Их ты спрашивала, откуда и зачем они прибыли?
Борисвета поджала губы и окинула подчиненных взглядом, молящим о помощи и поддержке, однако вспомнив, что нельзя показывать слабину, расправила плечи.
- Значит, вы не можете доказать связь убитых вами людей с Исчадьем Мрака?
- Кромешники ждали нас в вашем городе, следили за нами от самого моста и намеревались нас убить.
- Голословное обвинение. Вы на них напали, а не они на вас.
- Нам следовало безропотно принять смерть? – глаза Светозара потемнели. – Похоже, в Тиховине стражи только после убийства начинают шевелиться…
- Начальница, а ты рябого спроси – вот и будут тебе доказательства, – Яробор указал на уцелевшего лиходея, о котором, в споре о законах, все позабыли.
- Эй, Баша! – крикнул Светозар стражу на мостике, крутившему в руках и пытливо изучавшему заряженный самострел. – Стрелы ядовитые, поосторожней с ними.
Застигнутый врасплох Баша ненароком спустил тетиву. Болт, угодив в печную трубу, отскочил, закувыркался по черепичному скату и, перепрыгнув водосточный желоб, упал на мостовую. Стражи, стоявшие у стены, шарахнулись от него врассыпную, над чем кромешник глумливо захихикал. Бородач схватил его за грудки и сильно встряхнул:
- Ну! Признавайся, какое злодейское дело затевали?
- Ничего не знаю ни про какие злодейства! И никаких доказательств против меня у вас нет, а без доказательств - нельзя обвинять и судить честных людей, - гордо вскинул голову рябой. - Я же человек мирный, и мухи не обижу. Ей, служивые, вы, верно, меня с кем-то спутали. Я тут мимо шел, просто гулял по вашему чудесному городу.
- Давай, я спрошу, - предложил Яробор, скидывая с плеча плеть.
- Нет! – завопил разбойник, сгорбившись и заслонившись руками. - Избавьте от меня этого шкуродера!
- Выкладывай, что знаешь. Живо! – потребовала Борисвета. - И не темни!
- Не казните. Я – человек маленький, и, вообще, случайно к ним прибился, - быстро заговорил рябой, глядя на витень в руке веля. – У них Жега был главарем, – он двинул подбородком в сторону смагла, у которого из груди, облепленной красными от крови перьями, торчал хвостовик болта. – Он всем заправлял, с него и надо спрашивать.
- Твой дружок уже ничего не скажет. Тебе одному придется держать за всех ответ.
- Помилуйте! С какой стати я должен за них отдуваться? Они где-то что-то натворили, а вы на меня всех собак спустите?
- Раньше надо было думать! До того, как душу продал, - надвинулся на него Светозар. – Откуда про нас узнали?
- Так Жега сказал.
- Что сказал?
- Грит, смотрите в оба, ищите божичей, их породу видать издали, не ошибетесь. Точно вас описал. Ага! Грит, приедут чернявый лохматый и светловолосый в одеже из змея… Третий - из простых, но совсем непрост. Все трое на конях приметных разноцветных. Жега баял, что всем нам будет большая удача, коль вас встретим. Удастся прикончить, грит, господин всех озолотит. Обереги ваши одинаковые приказано было незамедлительно господину отвезть.
- Кто твой господин?
- Молодой господин. Очень молодой. Мальчишка. Имени, что было дадено ему родителями, не знаю. Клянусь, взаправду не ведаю, как его зовут. Я и видел-то его всего один раз, издали, когда он с Жегой о деле толковал.
- Где видел?
- В Новогороде. Они же там вас поджидают. Из Десятиградья в Тиховину один путь, через Горбы да Новогород. Не представляю, какими окольными путями вы их обошли. Жега говорил, что вы хитрые и опасные, что с вами надобно осторожность блюсти…
- Достаточно доказательств? - Светозар повернулся к Борисвете.
- Почему вы не поставили в известность власти? – гнула она свою линию.
- О чем вас следовало известить, уважаемая?
- О своем прибытии.
- Указ касается всех гостей или только нас? – Яробор обнял за шею ее коня.
- При въезде никто не предупредил, что мы обязаны доложить о своем прибытии, - отмахнулся от ее надуманных придирок Светозар. - У ваших стражей, что прохлаждались возле порта, мы не вызвали нареканий.
- Вы знали, что за вами охотятся кромешники.
- Ха! Да если б мы не засекли лазутчика, то ты, красавица, сейчас считала бы наши трупы, – Яробор нагло рассматривал хмурившуюся девушку, которая под его взглядом хотела подать назад, только конь ее не послушался, замер как статуя.
- Безголовые трупы, – уточнил Светозар и оглянулся на рябого. – Ведь вам было приказано снять с нас головы, верно?
Кромешник сделал вид, что не услышал вопрос, и, уставившись в землю, принялся ворошить ногой перья.
- Зачем вы следили за их шайкой? – Яробор с улыбкой потрепал холку жеребца. - Чего ждали? Пока они кого-нибудь порешат?
- Думай, что говоришь! Еще в пособничестве меня обвини, - Борисвета прикусила губу от огорчения. Одержать в споре верх над заезжими велями не удалось, и теперь самой оправдываться приходилось.
Она ловко спрыгнула на мостовую.
Обнаружился ее высокий рост, чего она, впрочем, нисколько не стеснялась и не сутулилась, велям уступала, но на некоторых из своих подчиненных могла смотреть свысока, а вот внушительности ей явно не хватало, потому что была на диво стройна.
- Откуда нам было знать, что лиходеи вас поджидают, – встав почти вплотную к Светозару, зашептала она. – Они вели себя тихо, постой оплатили полностью, владелец гостиного двора на них не жаловался. Мы подозревали, что они хотят разорить сокровищницу храма, время выгадывают… Нам надо было взять их под стражу за подозрение в злом умысле? По такому обвинению полгорода можно посадить под замок.
- О том и речь, – крайницкий вель тоже понизил голос. - С вашим трепетным почитанием буквы закона, вы бы к ним вообще никогда не подступились, так бы и ждали, пока они залезут в храмовую сокровищницу. Что должно случиться в вашем городе, чтобы стражи, наконец, поняли, в какое время живут и забыли о щепетильности?
- Уже случилось! Год назад. Кромешники убили очень дорогих мне людей.
- Слышали о твоем горе. Прими наши глубочайшие соболезнования, - склонил голову в поминальном поклоне Светозар. – Наших наставников тоже убили кромешники, поэтому мы, как никто другой, знаем цену твоей потери.
- Возьму твою боль, - вторил Яробор.
- Поэтому стражи очень даже хорошо все понимают, - продолжила она. - Однако мы не имеем права без оснований хватать всех подозрительных гостей.
- У тебя на примете есть еще какие-то подозреваемые? Ты их мне покажи, – страстно сверкая глазами, предложил Яробор отнюдь не деловым тоном, а будто на свидание приглашал. - Я очень хорошо предотвращаю всякие злодеяния - избавлю тебя от лишних хлопот.
- Прыткий какой! С вашими благими намерениями, вы уже и так добавили мне хлопот.
- Так вот, да? Мы за вас всю грязную работу выполнили - и никакой благодарности, - напирал Яробор.
- Вы должны были прийти ко мне и все рассказать.
- Пойми ты, уважаемая, мы с тобой одно дело делаем, - внушал Светозар, оттеснив собрата. - У нас это получается лучше, чем у вас, не в обиду сказано.
- Вас никто не просил! – повела плечами Борисвета.
- Нас не надо просить. Мы просто выполняем свой долг.
- А мы, по-вашему, чем занимаемся? - возмущенно зашипела она. – Лентяя празднуем да от безделья не знаем, на какой бок лечь?
- Все равно вы нам ничем не помогли бы, и уж тем более - не защитили. А если бы ты потеряла кого-нибудь из своих людей?
- Вы, как все велиты, никому не доверяете. Мои стражи, между прочим, отлично подготовлены и дело свое знают крепко.
- Хорошо, коль так, - заметил Светозар, с явным сомнением. - Скоро им понадобится все их умение. Готовы ли они убивать, чтобы жить? Именно такая служба требуется ныне от всех стражей.
Борисвета огляделась. К ее огорчению кое-кто из подчиненных все же слышал, как ее распекают гости.
- Чего уши развесили? – прикрикнула она. - Делом занимайтесь.
- Служить и защищать бескровно уже нельзя, - подвел черту Светозар.
- Люди не поймут, если мы станем убивать на улицах приезжих, заподозренных в связях со Злыднем. Мы и без того с великим трудом мы поддерживаем в городе порядок. Пускай уж сохраняется видимость благополучия. И без того народ в страхе пребывает…
- Война уже началась. Для тебя она началась год назад, когда кромешники убили твоего наставника-веля.
Борисвета сникла, вздохнула и оправила куртку.
- В конце концов, закон никто не отменял, - отчеканила она. - Вы, хоть и велиты неприкасаемые, мы обязаны вас препроводить в Дом стражи для судебного разбирательства, поскольку вы на глазах горожан убили семь человек.
- А восьмого - взяли в плен, – добавил Яробор.
- Так и быть, пошли. Тебе тоже надо выполнить свой долг, - не стал противиться Светозар.
***
- Может, останетесь ненадолго? - спросила Борисвета. – Все равно вам придется пережидать полнолуние.
Вчетвером они сидели за длинным столом в небольшом помещении на втором этаже Дома Стражей на главной площади. Похоже, здесь служители порядка - и совещались, и обедали, а, может, совмещали то и другое.
- Зачем пережидать?
- Не пройдете вы нынче через волшебный лес. Он вас не пустит.
- Мы не останемся в городе, - Светозар покачал головой. – Уже, поди, вся округа оповещена о нашем прибытии. Отбоя не будет от любопытных посетителей. Да и Злыда на пятки наступает, исхитрился даже опередить…
- Переночуете в моем доме. Обещаю, угощу вас вкусным ужином.
- Благодарствуем, Бориска, но будет лучше, если мы найдем какую-нибудь гостиницу за городом, где нас никто не знает. А здесь… любопытствующих развлекать - нам недосуг.
- Не будет никого, кроме меня. Если кто-нибудь явится непрошеными - не впущу. Дом у меня большой, живу одна. Никто вам не помешает отдохнуть с дороги. Клянусь, я буду охранять ваш покой как верный пес.
- Так-то уж зачем?
- Пожалуйста, прошу вас. Светозар, Яробор и Горислав, - обратилась она к каждому по имени. - Окажите мне честь.
Хранители переглянулись. Если Светозар еще колебался, то Яробор и Горислав были готовы принять заманчивое предложение, каждый - из своих соображений.
- Хорошо, - ответил Светозар за всех. – Мы согласны.
- Вот и славно. - Борисвета улыбнулась и послала Яробору торжествующий взгляд, словно меж ними был заключен некий договор. – Пойду, распоряжусь на счет ужина. Я быстренько.
- Никого не пускать, ни под каким предлогом, - приказала она стражу у двери.
- Не беспокойся, Бориска. У меня мышь не прошмыгнет, - заверили ее.
- А ведь она так, вообще, нас не отпустит, - прошептал Горислав.
- Брось, Горик. У них духу не хватит, нас задержать, - махнул рукой Яробор. – А на одну ночь, пожалуй, можно остаться. Живет она одна…
- Яра, по-хорошему прошу, не вздумай обхаживать хозяйку на людях, - предостерег собрат. – Хочется оставить после себя добрую память.
- Уж я-то оставлю. Уж я-то расстараюсь.
- Ладно. Теперь без шуток, – Светозар, ждавший случай, чтобы наедине обсудить нечто важное, взглядом обвел спутников. – Итак, Злыда знает, что мы направляемся к змеиному народу, то есть ему известно не только направление, но и наша конечная цель. Если бы мы поехали через Новогород, то попали бы в ловушку. Кромешники, поди, все дороги от Зеленых горбов стерегут. Мы бы не отделались так легко, как сегодня…
- Может, Злыда сам где-нибудь в окрестностях Новогорода засел?
- Кабы знать… Верховодит кромешниками в Новогороде злыденыш, сам же слышал. Но у злыдиного отродья есть незримая связь с родителем. Если он способен в них вселяться, то общаться на расстоянии, полагаю, им еще легче, будь они хоть на разных концах земли.
- Хорошо, что мы нашли прямой и короткий путь, – Горислав, наконец, осознавший, какой смертельно-опасной встречи удалось избежать, с благодарностью к высшим силам, возвел глаза под потолок.
- Как пить дать, в Новогороде всем нам… - Яробор сжал кулаки. - Нет, я не против хорошей драчки, но только если все по-честному.
- Забудь. Они - душепродавцы. Им чужды человеческие понятия.
- Клык говорил, что обладание оружием внушает им обманчивое ощущение силы. Злыдины прихвостни трусливы и потому безжалостны, но в попытке доказать обратное, они не щадят ни стариков, ни женщин, ни детей.
- Нам придется изменить свое мнение о кромешниках, – закрыв глаза Светозар, обратился к памяти и нахмурился. - Сегодня мне впервые довелось сражаться с ними на мечах, и скажу вам, они неплохо владеют приемами боя. Вы видели, какие у них мечи?
- Ныне обзавестись оружием – плевое дело, - пожал плечами Яробор, не понимая, к чему клонит собрат.
- Я не о том. Подобные навыки сами собой не появляются. Вот ты сколько постигал воинскую науку и упражнялся с мечом?
- Ха! Сколько себя помню.
- Давешних головорезов кто-то обучал, мастеровитый и требовательный. Обучал старательно и не один день. Мечом владеть – не дубиной махать. Это настоящее искусство. Подобным умением до последнего времени владели только стражи порядка. С тех пор как закончилась война простые люди не брали в руки боевое оружие. Мы столкнулись с врагами обученными, как воины.
- Слышь, Зарянь, кромешники в точности знали, как мы выглядим, - вспомнил Яробор.
- Причем знали давно. От Новогорода до Тиховины десять дней пути. Кромешники прибыли в Тиховину, уже зная нас в лицо. Да! И были сюда посланы, на всякий случай. Какая предусмотрительность, однако…
- Злыдень описал нас своему отродью, устно или посредством образов… Он видел нас всех троих в Луговинске, - уверенно произнес Горислав.
- Точно! – Яробор поморщился. - Она же… оно… видело.
- Тебя, так, вообще, разглядело со всех сторон… во всех подробностях, - напомнили ему спутники.
- Кромешники уже ждали нас в Тиховине, когда мы еще не догадывались, что окажемся здесь, – ужаснувшись, книговед облизал пересохшие губы.
Светозар поднял руку, призывая к тишине.
В коридоре послышалась возня.
- Куда прешь! – раздался грубый оклик стража, поставленного перед дверью, чтобы гостей не тревожили любопытные. – А ну-ка, давай, ступай отседова!
- Там велиты, да? Посмотреть охота, - просил другой голос.
- Приказано никого не пускать! Смотрины вам здесь, что ли?
- Дай, хоть в щелочку глянуть одним глазком.
- Ага, щас, как же! «Одним глазком»… Я твою морду наглую знаю! Тебе только нос просунуть – весь вопрешься!
- На кого они похожи-то?
- «На кого», «на кого»… На людей!
- Значит, скоро война начнется…
- Чего придумываешь-то!
- Да чтоб у меня язык отсох, если брешу. Старики сказывали, когда придут велиты с востока, война начнется. Вот, как только явятся божичи – жди беды.
- Покаркай еще мне тут! А ну, ступай! Пока я тебя с лестницы не спустил. Брехун!
Похоже, посетитель ушел.
- Далеко и глубоко Злыда раскинул сети, - сделал вывод Светозар.
- Но откуда Злыдень узнал, что мы направляемся на запад к шевьям, а не юг, там, и не на север? – задался Горислав естественным вопросом.
- Он подслушал наш разговор в Луговинске, - предположил Светозар. – Как думаешь, Яра?
- Через гляделку, не иначе. Больше ему знать неоткуда, - вель-степняк пожал плечами.
- Может, в «Были о Победе Велей» все же содержались какие-то сведения о Пути? - размышлял вслух книговед. – Или Злыдень знает, по опыту Прошлого, что мы пойдем к змеиному народу, чтобы заручиться их поддержкой. Нам нужен сильный союзник, а шевьи - волшебницы. Да и не к кому нам больше обратиться за советом.
- Слышь, Горик, а может ли Злыда вселяться в своих слуг, точно так же как в злыденышей? – Светозар думал о своем. – Или связь с ними как-то поддерживать?
- Понятия не имею.
- Плохо.
- А что случилось?
- Если в каждом, сколь-нибудь важном городе или поселении проживает кромешник, - начал пояснять Горислав, догадавшийся к чему клонит Светозар, - с которым Злыдень общается, хотя бы посредством мысли, то получается, что он знает обо всем на свете. Надо будет спросить Борисвету о кромешниках, что совершили в городе убийство год назад.
- Если верить слухам, их не поймали. Полагаю, не местные. Приехали, сделали свое черное дело, и скрылись.
- Охотники за вашими головами – тоже не местные.
- И за твоей, Горик, - напомнил Светозар. – И на твоей шее свято-хранимая вещица висит. Но я не об этом. Ловушки мы с вами обошли, все ловушки, устроенные Злыдой возле Новогорода. Миновали засады, благодаря тому, что нашли прямой путь через Провал. И если нас не ждут в Сыром ущелье или Менялово, то мы, считай, беспрепятственно доберемся до шевий. Так вот, думаю, знает ли Исчадье Мрака, что произошло здесь сегодня? Была ли у него мысленная связь с шайкой? И если нет, то, как скоро узнает?
- Ха! – Яробора предположения нисколько не покоробили. - Даже если он пошлет за нами погоню, его слуги не успеют нас нагнать.
- Все же очень неприятно осознавать, что Злыде ведомо наше нынешнее местонахождение, - прошептал Горислав. – Следит за нами чужими глазами…
- Слышьте! – Яробор хлопнул по столу. - А ведь все это время он мог нас легко настичь. Он же способен переметнуть свои телеса быстро и сразу на большое расстояние. И ему без разницы, что впереди – горы или провал в земле… Так?
- Верно, если вспомнить, как быстро он прибыл из Небесных Врат в Луговинск.
- Тогда почему он сам не нападает на нас, а посылает кромешников, чтобы нас убить?
- Думаю, по той же причине, по которой он не смог убить тебя на Сытном подворье. Ведь он для того имел все возможности…
***
Вернулась Борисвета, в сопровождении молодого стража.
- Это Стребеж. Он десятник, - представила она спутника и, заняв прежнее место во главе стола, поставила перед собой ящичек с письменными принадлежностями.
- Ребята допросили кромешника. В подвале. С пристрастием, - сообщила она. – Покаялся душепродавец во всех грехах. Я сейчас весточку черкану Порываю, новогородскому начальнику стражи. Он же «проворонивши» заговор! Злыдье у него под носом гнездо свило, а он и в ус не дует. Правда, и сами мы… - Она почесала темечко пятерней и вдохнула. – Оплошали мы, чего уж тут говорить. Напишу ему, чтоб неотложно принял меры.
- Так пока гонец письмо доставит, сколько времени уйдет?
- А мы его - с голубем. Завтра уже в Новогороде будет, - пояснила она, разглаживая перед собой на столе узкую полоску тонкой бумаги.
- Новогородскому начальнику стражи можно доверять? – осторожно поинтересовался Светозар.
Она глянула на него из-под сведенных бровей и сверкнула янтарными глазами, но отчего-то раздумала отвечать резко.
- Порывай учился у моего отца. Он - дельный мужик. Он применит право меча, не раздумывая, если ты об этом…
- Напрасно оскорбляешься, Бориска. – Светозар был спокоен и сдержан. - Твои достоинства, как начальника, никто не принижает. Ты терпима, потому что осознаешь, что на тебя возложена большая ответственность. И ты боишься сделать что-то не так.
- Делаю все, как велит закон.
- Похвально твое стремление угодить общественности. Должно быть, ты многим жертвуешь, но все равно не удается избежать нареканий. Уж я-то знаю, как трудно быть добрым в недобром мире. Жаль, что люди не могут оценить по достоинству твои благородные поступки.
- Почему?
- Потому что все твои старания сохранить порядок люди принимают, как должное. Люди стали ленивы, и телом, и душой. Лишь бы их никто не трогал… И они во всем полагаются на власть. Они думают, что когда придет беда, их защитит кто-то, ты или другой страж. Пускай бы так было в мирное время, но нынче старые способы борьбы не годятся. Образно выражаясь, ты занимаешься тем, что пытаешься удержать крышу в доме с прогнившими полами. По чьей вине полы стали дырявым, известно.
- Ты имеешь в виду, что многие провалились в подпол? – Борисвета тоже умела выражаться образно.
- Само собой разумеется, – кивнул Светозар. – Но я говорю о тебе. Вместо того чтобы дыры латать, ты подпираешь крышу. А под угрозой уже стены. Когда их сломают, крыша тебя придавит.
- Завернул ты, однако.
- Чего ты Бориску вразумляешь! – вмешался в разговор десятник. Он был молод, высок, широкоплеч, имел приятную наружность и носил по местному обычаю длинную челку, при коротко стриженом затылке. Стоя за спиной начальницы, всем своим видом он выказывал готовность к действию, все равно какому - и перетаптывался нетерпеливо, и плечи расправлял, и ноздри раздувал, точно норовистый жеребец, единственное, что не фыркал, да не бил копытом. Тут же его, словно подхлестнули. - Чего ты на нее насел! У нее, что, своих мозгов нет? Думаешь, если благородный, то все можно? А мы и без вас все знаем! Больно много о себе мните. Чего, вообще, вы ей указываете? Вы приехали и уехали, а нам здесь жить!
Яробор дернулся, желая встать, но Светозар удержал его. Еще не хватало, учинить драку в Доме стражи.
- Стребеж, повежливей, - процедила Борисвета. - И вообще, тебя никто ни о чем не спрашивал.
- Бориска, тебе же не простят своевольства. Совет завтра сожрет тебя с потрохами. Они тут дел наворотили, а тебе – отвечай за них. Взялись невесть откуда на наши головы…
Борисвета хлопнула ладонью по столу, и в ящичке зазвенели пузырьки с чернилами и песком.
- Стребеж, велиты – мои гости, – сказала она, как отрезала, и заодно напомнила, кто из них главный. - Чего ты встреваешь? Кто тебя о чем спрашивал?
- Ты их не слушай, Бориска, они же божичи. Вот и позволяют себе…
- Голубя принеси, - попросила она его.
Стребеж все-таки фыркнул и топнул ногой.
- Пожалуйста, - произнесла она с нажимом.
Десятник, развернувшись на каблуках, вышел и громко хлопнул дверью.
- А-а, - махнула рукой Борисвета и виновато улыбнулась. - Он всегда так, когда появляются новые люди.
- Он твой жених?
- Вот еще! Он десятник. Хотя думает, что жених… Да мне плевать, чего он там о себе думает! – Она стала серьезной. - Какая тут может быть свадьба, когда такие дела творятся. Да теперь еще пророчество исполнилось! Только в нем не говорилось, что велиты будут в Тиховине проездом. Странно как-то… Пророчество такое древнее, а вы такие молодые.
- Да, чудно, - подхватил Яробор. – Нас еще на свете не было, и наши матери еще не родились… Да что там матери! Наших прабабок на свете не было, а про нас уже знали.
- Город гудит как пчелиный улей, что пришли велиты – предвестники войны. – Она потерла виски. – Что может быть хуже времени перемен… Предчувствие беды мутит людям рассудок, а раз так, то законы мирного бытия уже не годятся, верно? Нужны новые законы. Точнее, другие законы. Мой отец говорил, что право меча - мера жестокая, не всегда справедливая, но действенная и посему оправданная.
- Добро должно быть вооружено, иначе ему не победить Зло, - поддержал Светозар.
- И это отец говорил. Он бывал просто невыносим… И крут, и груб. Мог с обыском в порт нагрянуть, и допрос учинить подозрительному гостю, и задержать до выяснения личности. Наши торгаши боялись, что он отвадит всех заезжих купцов. Много недовольства на себя навлек. Но люди никогда против него в открытую не выступали. Да он бы их в порошок стер! Никто из смертных - велю не указ.
- Бориска, так ты – дочь веля? – наконец дошло до Яробора.
В отличие от него, Светозар и Горислав, сложив воедино имевшиеся сведения, давно догадались, что Борисвета – дочь великана, начальника стражи, убитого год назад. Поведение, выдававшее необычное для девицы воспитание, рост, внешний облик, речь – все указывало на ее благородное происхождение. Но должность ей вряд ли досталась по наследству. Она должна была обладать выдающимися достоинствами, чтобы городской совет доверил ей охрану Порядка и верховодить вооруженными мужчинами!
- Моя матушка - дочь велита. Поднебесные боги любили моих прародительниц. А я… - она пригладила короткие волосы. - Хотя во мне благородной крови три четверти, для всех я – не человек и не вель.
Борисвета, хоть и молодуха, имела прошлое.
Ее окружали с одной стороны призраки, с другой – живые люди. Отсюда ее бунтарство и упорное неприятие, казалось бы, простых вещей. Стремление доказать, что она достойная наследница великих предков. Она бросала вызов всему и всем, чтобы, не дайте боги, не быть обвиненной в ущербности.
- Ты начальник стражи и представитель власти, - нашел нужные слова Светозар, чтобы приободрить ее.
- О, да! Взялась, а теперь жалею. Иногда хочется все бросить и уплыть с матерью куда-нибудь, подальше отсюда. Возглавить стражей должен был мой брат, в нем отец видел своего наследника. Но брата убили в тот же день, что отца, – в ее глазах блеснули слезы, ранние морщинки на ее лице углубились, и в печали она будто состарилась на десять лет.
- Каждый из нас в этой войне потерял самых близких людей, - поддержал ее и посочувствовал крайницкий вель. – Я тоже в один день остался без наставника и жены. Она была на сносях…
- Мой наставник попал в засаду, устроенную кромешниками в лесу. Ему отрубили голову и бросили в костер, – помянул Яробор Людомила. – Прах Клыка всегда со мной.
Борисвета с любопытством покосилась на Горислава, ожидая его признания.
- Моего деда убил Злыдень, собственноручно, - исповедался книговед. – Убил своими лапами и обезглавил.
- Бедные… Соболезную. Я все поняла. Мне мое горе казалось самым огромным на свете, а вас послушала… Нет горю меры. Но хватит о мертвых, - Борисвета махнула рукой, будто отсекая прошлое. - Завтра же на городском Совете объявлю о расширении полномочий стражей Порядка. Нет у нас велитов, чтобы право меча вводить. Сегодня главы округов, уже все по домам разошлись, а завтра мне все равно отсчитываться за ваши подвиги. Так им и скажу, что в связи с вновь возникшими обстоятельствами, коим является прибытие в наш славный город Великих воинов, меры по охране порядка следует ужесточить. В общем, поставлю Совет в известность. Пусть они там обсуждают, осуждают, согласовывают, какие меры допустимы, какие нет… Согласятся они или нет, значение не имеет. Ваше появление, которое напрямую связано с этим треклятым, известным всем, древним пророчеством – весомый довод в пользу возобновления действия древних законов. Ведь законы эти никто не отменял. Просто некоторые из них перестали приводить в исполнение, когда необходимость в них отпала.
Вот, молодец, Борисвета! Молода, да мудра - и от совета не отказалась, и выдала подсказку за собственное решение, и независимость явила и дурой упертой в глазах гостей не осталась.
- Я напишу Порываю про право меча, - она достала тонкое перо. – Порываю-то оно сейчас нужнее, чем мне. Вы опасность от города отвели…
- На некоторое время, - предостерег ее Светозар. – Злыда не оставит ваш город без пригляда.
- Рябой сказал, что в Новогороде да окрестностях осталось полтора десятка его дружков. – Она склонилась над полосой бумаги, похожая на прилежную ученицу, старательно выводящую буквицы. Подчерк у нее был мелкий, строчки издали казались ниточками.
- Рябой не говорил, кто их учил владеть мечом?
- Нет. Сказал, что мечом обзавелся недавно и ничему толком не научился. Смагл показал ему пару приемчиков… Вообще, Рябой все сваливает на полудников. Мол, они - самые опасные и злые. Они же составляли костяк ватаги. А сам он - из Озерного края, примкнул к шайке недавно.
- Надо было мне с ним потолковать, - заметил Яробор.
- Верю, что всем заправляли смаглы, – продолжала Борисвета. – Они раньше нас научились воевать. В полуденных краях кровавая круговерть давно началась. Безвластие, беспорядки, убийства… Злыда уже половину долины Величаны-реки захватила… Говорят, что воины у Величанской ведьмы не от сохи, обучил их кто-то.
- Не забудь написать про ядовитые стрелы, - напомнил Светозар. - И еще. Напиши, что возглавляет разбойников злыденыш. Пусть не обманываются его внешностью - несмотря на юный возраст, он очень опасен. К тому же, колдун.
- Да. Рябой сказал, что «господин» лет тринадцати, не старше, - подтвердила Борисвета, – но «сила от него исходит страшная, а глянет, то прямо мороз по коже». Врет, наверное, чтобы напугать.
- Не врет, - тихо произнес Светозар.
Борисвета смерила его пытливым взглядом, уяснив что-то для себя, кивнула и продолжила набирать полоске бумаги бисер слов.
- Хорошо. Так и напишем, что дела у Порывая обстоят, совсем худо. О чем еще его следует предупредить?
- Если кромешники в Новогороде отравили источники питьевой воды, то люди превратятся в чудовищ. Не исключено, что у злыденыша имеется колдовское средство.
- Мы в Луговинске видели оборотня, - закивал Яробор. - Прямо у нас на глазах один мужик обернулся чудовищем. Пришлось его…
- Что вы сделали? – встрепенулась Борисвета.
- Мы его убили, - ответил Светозар. - Останься он в живых – погибли бы другие люди.
- Как узнать, что колодцы отравлены? – деловито осведомилась Борисвета.
- Да хоть на курах. Правда, яд может подействовать не сразу.
- Как долго действие отравы может не проявляться?
Великаны повернулись к Гориславу, который дремал, подперев ладонью щеку. Днем он переволновался, а теперь, в уюте и безопасности, расслабился.
- Горик, проснись! – легонько толкнул его Светозар.
- Я не сплю! – книговед разлепил тяжелые веки. – Вы про отравленную воду говорили? Когда Злыдень наслал порчу на Небесные Врата, все подумали, что это чума, занесенная откуда-то из полуденных краев. А первые оборотни стали появляться лет через десять. Ну, может, чуть раньше. И до сих пор люди продолжают превращаться в чудовищ. Про то, что Злыдень вернулся, еще ничего толком не знали, вот и приняли порчу за болезнь заразную. Семьями слегали, целыми улицами… За два дня тогда полгорода вымерло. У меня из родных никто не выжил, кроме деда да бабушки, а потом бабушка…
- Горик, давай по делу, - остановил словоизлияние Светозар.
- Другие люди поправлялись, жили - не тужили, а потом – раз! – и в чудовищ превращались. Сначала их было немного, и городские власти не придавали тому особого значения. Оборотней считали много кем угодно: призраками, душами умерших, тварями из Мрака, но не теми, кем они являлись на самом деле. С каждым годом, в каждую слепую и полуслепую ночь, их становились все больше и больше. Но к этому времени стражи уже не бездействовали. Как только все поняли, что чудовища опасны, их стали истреблять. Вот если начнут люди пропадать - верный признак того, что скоро появятся чудовища.
- Если злыдины слуги отравят воду в Новогороде, то чудовища появятся не через десять лет, а гораздо раньше, - снова заговорил Светозар. - В Луговинске человек обернулся через пару часов, после того как выпил воды из отравленного колодца. В Небесных Вратах черное колдовство обнаружилось не сразу, потому что такова была задумка Исчадья Мрака. Он загадывал далеко на будущее. Ему нужно было выиграть время. Теперь же он набрался сил и нашел помощников.
- Понятно, - Борисвета тяжело вдохнула. – Значит, дела у Порывая обстоят не худо, а хуже некуда.
Откуда-то снизу донесся мужской бас, обладатель которого грозился «разнести всю лядову лавочку», если срочно не будут приняты меры. Или что-то вроде того. Плохо было слышно, потому что толстые каменные стены, разнести которые не так-то просто, глушили голос жалобщика.
Борисвета прислушалась и, махнув рукой, мол, без меня разберутся, продолжила писать послание.
- «Хвала благословенному свету», - прочитала она последнюю строчку и дописала. – «Привет семье».
Присыпав полоску бумаги песком из стеклянного пузырька, она оставила чернила сохнуть.
В коридоре раздался топот, дверь распахнулась, и в зал вошли пять стражей, среди них Стребеж, с небольшой птичьей клеткой.
- Что за шум внизу? – спросила Борисвета. – Снова Черныш буянит?
- Да. Жаловаться пришел, что в его коптильню ворвалось чудовище.
- Чудовище, – упавшим голосом повторила начальница, и краски сошли с ее лица.
- Как выглядело чудовище? – осведомился Светозар.
- Черныш говорит, страшенное. Огромное крылатое, и глаза у него - бешеные. Залетело в коптильню и окорок сперло.
- Оно напало на кого-то? Убило, поранило?
- Нет, вроде, не напало, только работницу напугало до смерти.
- В Небесных Вратах крылатых не было, - Горислав призвал в подспорье свою память. – Подпрыгивали они высоко, да, но крыльев у них точно не было.
- Откуда Черныш знает подробности, если сам не видел чудовище? - продолжал допытываться Светозар.
- Не видел, верно. А ты откуда знаешь, что не видел? – подозрительно прищурился страж.
Вель пропустил его вопрос мимо ушей, и тихо пояснил Борисвете:
- Никакое это ни чудовище было. И не огромное оно вовсе. Это у страха глаза велики…
Стражи заговорили все одновременно, заспорили меж собой, перебивая друг друга и что-то доказывая.
- Кто же тогда прилетел в коптильню? - Борисвета подалась через угол стола к Светозару за ответом. – Рассказывай.
- Скорее всего, туда наведался Горбуль.
- Ваш друг?
- Не совсем. Внешность у него, конечно, не слишком привлекательная, но он доброе создание, - выгораживая вестника, вель поглядывал на Горислава. Мол, каждый раз приходится из-за него краснеть.
- Как будто я заставляю его воровать, - проворчал книговед. – Я не виноват, что он всегда голодный.
- Значит, чудовище ваше.
- Он крохотный, как котенок и безобидный.
- Но может испугать, - продолжила Борисвета.
- Самую малость и только того, кто видит его впервые.
- Если он маленький, как же тогда он окорок утащил?
- Окорок утащить, это он запросто. У него, воистину, непреодолимая тяга к еде. Мы возместим убыток Чернышу.
Мрачный Стребеж поставил на стол между ними клетку с беспокойным голубем.
- Ах, да, письмо! – вспомнила Борисвета и прикрикнула на стражей. – Эй, вы, тише! Птицу пугаете.
Стражи немедленно смолкли. Стало слышно, как потрескивают прутья клетки под голубиными лапками.
- Черныш требует навести порядок, говорит, надобно отрядить людей, чтобы найти чудовищную тварь, - прошептал дежурный.
- Где сейчас Черныш? – спросила начальница, сворачивая письмо
- Мы его заперли в свободную темницу.
- Как же вы его туда затолкали? – она усмехнулась. Похоже, Черныш был личностью незаурядной.
- Обманом. Сказали, что ты ведешь допрос в подвале.
- Он дверь не вышибет?
- А мы ее лавкой подперли, - хором доложили довольные своей находчивостью стражи. – Он, конечно, буянить начал… Теперь, кажись, затих. Устал, наверное.
- Он пришел с топором?
- Ага. Но мы отобрали у него топор, сказали, что с оружием в подвал нельзя.
- Ладно. Пусть остынет.
- Чудовище будем ловить? – буднично спросил страж, словно ловить чудовищ было для него привычным делом.
- Служба у нас такая, ловить чудовищ, - пространно и задумчиво ответила Борисвета и спохватилась. – А почему вы дежурку без присмотра оставили, а?
- Так Ланок сторожит. И там Острогляд с ребятами вернулся. Привез из гостиного двора барахло злодеев.
- Почему сразу не доложили?
- Так вот же, докладываем.
Борисвета поднялась из-за стола и грозно воззрилась на подчиненных.
- Ну-ка, все вниз! Живо! Внимательно осмотрите разбойничьи вещи. Если обнаружите какие-нибудь пузырьки или коробочки, или что-то еще, в чем можно хранить колдовское зелье, принесите мне. Не открывать, не нюхать, не пробовать! Понятно?
- Да что мы, дети малые? Ей, Бориска, чего мы, дураки, что ли, жрать, что ни попадя? Придумаешь тоже… - раздался нестройный хор возмущенных голосов. - Поучаешь нас, прямо как несмышленышей каких.
- Повторите, что я сказала.
Подчиненные вразнобой повторили приказ.
- Все. Ступайте.
Стражи с шумом удалились. Однако не все. Стребеж без приглашения уселся за стол, потеснив Яробора. Другой же, невысокой крепкий старик, остался стоять у стеночки, где стоял все это время молчком. В разговоре не участвовал, как будто был сам по себе, и теперь ждал, когда на него обратят внимание.
- Чего тебе, дядька Пшен? – вздохнув, спросила Борисвета.
Покряхтев и откашлявшись, старый Пшен шагнул вперед.
- С конями-то ихними что делать? Добрые кони, даром, что под злодеями ходили. Мы их, вон, во двор привели. Как распорядишься ими, свет-Бориска?
Поднявшись из-за стола и выглянув наружу, она одобрительно кивнула и постановила:
- Кони изымаются для городских нужд.
- Какие кони? Какой масти? – встревожился Яробор и бросился к окну.
- Разные. Черные да гнедые.
- Зеленодольские есть? Черной масти в синеву? С шишками на лбу.
- Известна нам такая порода. В былые годы, при Володаре, у каждого стража был рогатый конь, а нынче перестали привозить, поскольку накладно. Хотя у наших богатеев в конюшнях стоит их с пяток…
- Значит, кони кромешников не зеленодольские, - заключил Светозар.
- Не, зеленодольских не было. Хотя все кони темные, без единого белого пятнышка. Зачем злодею конь приметный? – принялся рассуждать старик. - Ему такой конь нужон, чтобы ночью его никто не разглядел. Ведь злодеи, что днем умышляют, то по ночам творят. Все преступники свету белого боятся.
- Другие нынче злодеи. Сегодня они, чуть было, среди бела дня не учинили расправу, - покачала головой начальница. – Нет у них ни стыда, ни совести… ни души. Ступай, дядька Пшен, займись конями.
- Будет сделано, дочка, – обратился Пшен к ней по-родственному. – За коней не беспокойся, определю их. Они ж ни в чем не виноваты. Даже жалко их… Скоро-то человек человека жалеть перестанет. Коль велиты явились, знать, война, неравен час, начнется. Но покамест порядок худо-бедно держится, по-людски надобно со скотиной обходиться. Я так мыслю, - с этими словами он ушел.
- Пшен - справный служака, - пояснила Борисвета. – Опыт у него огромный, есть чему молодежь поучить. Он не просто выполняет обязанности – делает все добросовестно.
Затолкав свернутое трубочкой письмо в полый тростниковый цилиндр, с помощью десятника Борисвета закрепила его на тонких ремешках, надетых на голубя.
Она не сразу выпустила птицу - поцеловала, прижала к лицу, будто хотела доверить ему свои тайные думы, и, на прощание еще шепнув что-то, подбросила.
- Отец сказал, в день, когда сбудется пророчество, все мы узнаем настоящую беспомощность, - произнесла она. – Нас охватят тоска и страх… Но отчаиваться нельзя, нужно собрать всю силу духа, потому что эта первая беспомощность, по сравнению с тем, что нам предстоит пережить - капля в море, лишь крохи уготованных нам испытаний.
Ее растерянный взгляд заскользил, не останавливаясь, по стенам и предметам остановки - все здесь напоминало ей об отце, чей беспокойный дух витал в Доме Стражей, требуя отмщения.
Воцарившуюся тишину нарушил грохот двери, распахнутой настежь. Запыхавшийся от бега юный страж, один из тех, что встретился велям у харчевни, повис на дверной ручке.
- Словили его, - выпалил он, - проповедника ихнего. В порту его взяли. Чего с ним делать-то? – заметив велей, он вжал голову в плечи. - А, это вы. Здрасте.
- Искорка! – вознегодовала Борисвета. – Где уважение к начальству? Учишь тебя, учишь - ты же, все равно, прешься как баран.
- Ой, забыл. Прости, Бориска. Так велено же было срочно доложить, - нашел он себе оправдание.
- Пусть приведут. Потолковать с ним охота.
Tannit:
07.11.20 11:24
» Глава двадцать первая - 2
- С новогородской ладьи сняли, - доложил Ланок, тот самый «суровый страж» и Борискина «правая рука», с которым хранители познакомились по дороге в Дом Стражей. - Он с речниками сговорился, хотел в верховья драпануть. Прятался среди тюков.
- Быстро, однако, до него долетели слухи о смерти дружков, - заметила Борисвета.
- Так в городе к вечеру разве что глухой не слышал о «подвиге» наших гостей, - Ланок покосился на велей. - Шум-то до небес стоял…
- Как прошло задержание?
- Тихо, без кровопролития. Правда, ребята его немного поколотили, за оказание сопротивления и неуважение представителей закона. Ну, еще сняли с него все обереги, а то мало ли… может, колдовские погремушки.
- Останешься на допросе, Ланиш?
- Позже зайду. Прежде надо с разбойничьим барахлом разобраться. Ты же с меня опись спросишь. Заодно зелье поищу, о котором ты говорила.
- Если найдете, значит, мы исправно несем свою службу, и все, что мы делаем – не напрасно.
- И не сомневайся, - Ланок по-отцовски нежно похлопал ее по плечу.
- Потребую у городского совета вам прибавки к жалованию, потому что наша служба становится все более опасной.
- Вот это дело! – одобрил бывалый страж. - От прибавки не откажусь. – В дверях он оглянулся, подмигнул начальнице и приказал охранникам:
- Заводите!
Бродячий сказитель предстал перед честным собранием с мешком на голове, петлей на шее и связанными руками. Его длинное темно-синее одеяние походило на жреческие, только без богатой отделки. Когда с него стянули мешковину, он всех разочаровывал своей заурядной внешностью - средних лет, с землистым невыразительным лицом, блеклыми маленькими бегающими глазками, длинными сальными волосами и редкой бородкой. Побитый, помятый и дрожащий – краснобай, пленявший пламенными речами людские умы, и смутьян, способный увлечь и возглавить толпу, утратил былые самоуверенные повадки.
- Ты называешь себя Златоуст? - начала допрос Борисвета. – Хотя при рождении тебя нарекли иначе.
- Это было в другой жизни, в новой я стал Златоустом.
- Не слишком дорого ценишь свои речи, - подступила она ближе, сверля взглядом, будто желала проникнуть в его мысли.
- Истина – золото, а вовсе не молчание.
- Да уж лучше бы ты молчал. Твои истины тянут на смертный приговор. Знаешь, кто я?
- Глава стражей… велева дочь, - боясь поднять глаза, кромешник вперился в ее грудь.
- Тебе известно, что мой отец был злодейски убит? И если я найду того, кто это сделал… – Она протянула к нему руку, но трогать побрезговала.
- Это не я! Не я… Нет! Я никого не убивал, - скороговоркой выпалил он, отшатнувшись. - У меня и оружия-то никакого нет. Я ничего не делаю, я только говорю. Учу людей.
- Ты хуже, чем убийца. Твои деяния - страшнее во сто крат. Своими проповедями ты губишь людские души!
- Я доношу до людей истину. Знание истины не может навредить. Жить в незнании - все равно, что блуждать в дремучем лесу. Я же указываю людям правильный путь.
- Не позволяй ему втягивать себя в богословский спор! – Светозар поднялся из-за стола.
Кромешник хищно ощерился, признав в нем великана, которого господин приказал убить любой ценой, и, поискав двух других хранителей и убедился, что «чернявый вель и простой смертный, который непрост» живые и здоровые преспокойно сидят за столом.
- Вот оно что, - процедил он, кривясь от досады. - Значит, вы проскочили… - он грубо, с ненавистью непримиримого врага, матерно выругался.
- Даром, что сам рожден женщиной, - ответствовал ничуть не оскорбившийся Светозар. – Она бы порадовалась, узнав, кем ты стал.
- Я вас ненавижу, выродки деевы! - зашипел кромешник. – Благо, что стараниями Властелина, вы - последние остались!
- Не бреши! Нас хватит, чтобы уничтожить твоего Властелина навсегда, а не как Прошлом.
- Вам Его не победить. Все ваши надежды сохранить ваш Порядок – тщета и прах. Меня убьете, вместо меня придут другие.
- Это будут такие же трусливые ничтожества, как ты, продавшие за посулы душу Злыде, - потеснила великана Борисвета, - выгоняющие из дома вдову с детьми и отнимающие хлеб у сирот.
- Кто тебя сюда звал? – надвинулся на проповедника Стребеж. - Зачем ты приехал в наш город? Обращать людей в свою поганую веру?
- Где ты встретился с Исчадьем Мрака? Кого из кромешников в других городах ты знаешь?
- Выкладывай все без утайки!
- Добровольно сознаешься или хочешь помучиться перед смертью?
- Тебе известно, что твои дружки мертвы, а бессмертия их душам не видать?
- Говори по делу, не юли!
При каждом вопросе стражей кромешник вздрагивал как от оплеухи и съеживался все больше от двойного напора. Потом задрожал как осиновый лист…
Казалось, Златоуст окончательно сломлен, но вдруг он распрямился и вскинул голову, удивляя своим преображением.
- Вы все слепцы, вы бродите во тьме, - твердым голосом произнес он, обводя присутствующих горящим взором. - Вы не видите, не осознаете могущества Темнозрачного Властелина. А я прозрел! И был вознагражден. Я обрел свободу!
- Не путай свободу с разгульной вольностью, – назвала вещи своими именами Борисвета.
- Я ему язык вырву! – Стребеж схватил кромешника за шею.
- Оставь, - придержала его начальница и отступила на шаг. Пусть говорит. Хочу послушать.
- И морду бить не будете? – Златоуст захлопал глазами.
- Это мы всегда успеем, - заверил его десятник.
- Ничего… Готов пострадать за правду, - заявил Златоуст, с завидной в его положении, дерзостью.
- Ишь, ты! Мученика из себя корчит, - с наигранным недоумением всплеснула руками Борисвета.
- За свободомыслие претерпеваю!
- Не забывай, с кем дело имеешь! И не дави на жалость, не купимся.
- Держал бы при себе свои мысли, урод, и никто не стал бы с тебя за них спрашивать, разве что, Справедливый судья, – Борисвета вздохнула. - Хотя у тебя нет души… Но ты же людям головы дурил!
- Люди сами ко мне идут, и спрашивают, и слушают. Я объясняю им то, что они не могли понять. Они хотят перемен, перемен во всем.
- Мне докладывали, что ты называл законопослушных людей «скотами».
- Нет-нет. Я говорил, что наш народ подобен стаду. Ведь люди, хотя и являются самыми умными, в большинстве своем, божьими созданиями, существа стадные. Однако, в отличие от всех других земных тварей, не подчиняются законам природы, исходящими как бы изнутри, согласно потребностям. Люди живут по особому закону, придуманному. Это правила о том, как можно и как нельзя себя вести, и прочее. И даже если тебя такие правила не устраивают, ты обязан подчиняться, иначе будешь наказан, - речь вероотступника была спорящей и убеждающей. Он сумел-таки завладеть вниманием слушателей, причем настроенных враждебно, заворожил их доверительным тоном, искренней убежденностью в собственной правоте и обещанием ответа на животрепещущие вопросы. Внимавшие ему охранники, отодвинулись, будто вокруг него распространялось нечто осязаемое. Его голос крепчал, лицо обрело вдохновенное выражение, взгляд был устремлен куда-то вдаль и вместе с тем обращен внутрь. – Что есть ваше бытие? Это существование в узких рамках, установленных кем-то когда-то давным-давно. Ну, разве не похоже людское общество на стадо, которое пастухи гонят неизвестно куда, по своей прихоти? Закон – это кнут в руке пастуха. И если кто-то начинает делать что-то не так, думать иначе, то есть, отбивается от стада, желая идти в другую сторону, то его преследуют и забивают как зараженного бешенством. Почему одни люди возвысились над другими, почему решили, что имеют право судить других? Разве люди не равны от рождения? Вы когда-нибудь задумывались, что собой представляет Порядок? Что это за устройство такое, которое можно разрушить словом?
- Святое не трогай! – предупредил Стребеж, но не был услышан.
- Ваши священники говорят, что такой порядок угоден вашим богам. Но разве люди стали лучше, с тех пор как он был установлен? За это время люди научились лишь хорошо скрывать свои пороки. Кто из нас не тщеславен, в ком ни разу в жизни не взыграла гордыня, не заговорила ревность, кого не душила ненависть? Кто никогда не гневался и не проклинал ближнего? Ваши священники называют грешными чувства, которые естественны для человеческой природы. А ведь люди не вчера стали порочными… Они были такими всегда. Нет, определенно, человек не может быть творением светлых и добрых богов.
- Э-э, ты к чему клонишь? – возмущенно выдохнул один из охранников. – По-твоему людей создал Моркоша?
- Он вовсе не злой. Зло в человеческих сердцах. А он был так щедр, что послал на землю своего сына.
- Злыдня, что ль? Так от него все беды и пошли!
- Нет. Было все не так, как говорят жрецы ваших богов, - мягко возразил Златоуст. - Темнозрачный Владыка лишь хотел вернуть земной престол, завещанный ему богом-отцом. Ведь землю создал Трижды Великий Моркон, поэтому земля по праву должна принадлежать его сыну. Но он был подло обманут…
- Чушь собачья! Тебе-то откуда знать?
- Мне было видение. Я погрузился во мрак, который выше разума, и мне открылась истина. Темнозрачный Владыка - единственный на земле живой и бессмертный бог. Кому, как не ему, править миром!
- Свят, свят, свят… - забормотал охранник. - Губителя рода человеческого, чудовище кровавое… славословить.
- Он - Бог. Никто из смертных не вправе его судить. Он такой, какой он есть, и его ничуть не беспокоит, верят в него или нет. Он свободен. Разве вас не восхищает его высшая степень свободы, его величие, его гордыня?
- Все! Хватит святотатствовать! – не выдержала Борисвета. – С меня довольно! Больше не позволю смущать умы богоотвратными речами.
- Вы придушите его втихую, - посоветовал Яробор, - а скажите, что сам помер от черной злобы.
- Всех не передушите! – Златоуст забился в руках охранников. – Скоро вы все сгинете! А мне воздастся! Я верно служу Владыке, я не противился его приходу. Я его ждал. И теперь восхваляю! Мое слово будет жить в веках. Меня назовут мудрым и разумным, ибо я верил в него, а вы - нет.
- Успокойте уже его, - приказала Борисвета.
Приказ выполнили немедленно и с удовольствием, ибо уже не было мочи слушать угрозы кликуши, хоть уши затыкай. Оглушенный вероотступник уронил голову на грудь и повис на руках стражей.
- Куда его? В темницу?
- Погодите. Надо узнать, с кем из горожан он сошелся. Хотя он в городе недавно, возможно, уже обрел сторонников, которые согласились служить Злыдню. Сами слышали, увещевать он горазд. Необходимо выявить неблагонадежных и срочно принять по отношению к ним меры. Мы не должны их жалеть, ведь они встали на сторону врага добровольно. За вероотступничество надо наказывать, по всей строгости. После сегодняшних событий, новообращенные затаятся или попытаются скрыться из города.
Охранники поволокли кромешника к столу.
- Нет, - упредила их действия начальница. - Не за стол! Оскверниться же! У стены положите. Очухается, еще потолкуем с ним.
***
Мыслила Борисвета правильно.
Да только Златоуст, очнувшись, отказался выдавать своих сторонников. Более того, снова стал сыпать угрозами.
- Вы все - уже покойники! Скоро Великий Владыка вас покарает. Кровью заплатите, в муках сдохнете. Трепещите, ничтожные твари! Земля содрогнется, когда Темнозрачный Властелин выступит в поход, дабы очистить все края от неверных. Жалкие людишки, вы - грязь у него под ногами.
- Ох, застращал, - усмехнулся Стребеж. - Не хочешь отвечать по-хорошему, так мы можем и по-плохому спросить.
- Нет у вас власти надо мной! Ничего я вам не скажу, - заявил кромешник и, выражая презрение к стражам, смачно плюнул.
- Неправильный ответ, - пожурила его Борисвета. Ее голос был медовым, но лицо окаменело. – Придется, звать палача. Уж он-то развяжет тебе язык.
Она поднялась и, открыв дверь, застала за ней согнувшегося Искорку, чья нелепая поза свидетельствовала о неблаговидном поступке.
- Тебя чего здесь поставили?
- А я ничего, - виновато промямлил юноша, выпрямляясь. – Я сапог поправлял.
- Зови Черныша, - приказала начальница. – Живо.
- А топор? – спросил Искорка, то ли поддерживая игру, то ли, действительно, ничего не понимая.
- С ума сошел! Без топора, конечно. Не хватало только, чтобы он здесь все кровью залил. Начнет же, как всегда, топором махать, увлечется - не остановишь. Еще с прошлого раза полы не отскребли.
Не гонкой волка бьют, а уловкой…
Все, кроме вероотступника, поняли, что затеяла Борисвета.
Затворив дверь, она повернулась к притихшему и насторожившемуся пленнику.
- Поглядим, сколько ты продержишься. Дружок твой сразу раскололся. Все выложил. Рассказал про Новогород, численность вашей шайки и про злыденыша-господина. Мы знаем, что вы приехали в Тиховину, чтобы перехватить странствующих велитов. После чего должны были убить всех старейшин, судей, стражей и отравить колодцы. Пусть вы не успели выполнить приказ своего сопливого «господина», отвечать за преступные умыслы тебе все равно придется. Выставим тебя на суд народа, вот и доказывай, что ты ничего не делал, а только говорил. Что опять? – Борисвета повернулась к приоткрывшейся двери, из-за которой наполовину показался страж.
- Можно войти? Кажись, нашел отраву.
- Молодец, Острогляд. Давай сюда, посмотрим.
Острогляд медленно поднес отполированную палку: толстую, длиной в пядь, черного цвета, со скругленными концами.
- Думал, ножны, - начал он. – Открыл, а там… вот, - он поспешил избавиться от своей ноши, передав его начальнице.
- И что там? Порошок?
- Стеклянная трубка с чем-то зеленым, - ответил страж, вытирая о куртку вспотевшие руки. – Полная почти.
- Такие штуки обычно используют для хранения дорогих ароматных масел, - Борисвета осторожно раздвинула две части пенала из мореного дерева, открывая запечатанную, тонкостенную стеклянную трубку с прозрачной желто-зеленой жидкостью.
Сомнений быть не могло: за хрупкими стеклянными стенками плескалась сама людская погибель!
- Что за драгоценную водицу возил с собой злодей? Златоуст, ведь ты знаешь, что это, - она не спрашивала, а утверждала, потому что от нее не ускользнуло, как болезненно исказилось его лицо при виде необычной находки.
- Впервые вижу! Вещь не моя… Откуда про нее мне знать?
- Сам себе вредишь своим упрямством. Мы сейчас испытаем зелье на тебе - посмотрим, что из тебя получится. Для колдовства надобно всего пару капель. Верно? Но мы для тебя - и пяти не пожалеем.
И тут произошло неожиданное. Златоуст вырвался, воспользовавшись тем, что охранники сторонились его как заразного, и держали веревки небрежно. И откуда только силы взялись в тщедушном теле.
Он бросился к открытому окну.
Стражи успели сделать всего пол-оборота, а Яробор уже преградил путь беглецу, метнулся настолько скоро, как неспособен ни один простой смертный. При столкновении из кромешника выбило дух, ибо налететь на великана с разбегу - все равно что врезаться в каменную стену. Крякнув и стараясь удержать равновесие, он попятился, изумленно таращась и хватая воздух ртом. Яробор схватил его и припечатал к стене, без усилий удерживая одной рукой и не позволяя встать на пол. Задыхаясь, проповедник выпучил глаза и задрыгал ногами.
- Нет! Не убивай его, – раздался властный голос Борисветы.
Вель-степняк мотнул головой, стряхивая праведную ярость, и оглянулся.
- Нам надо его допросить, - напомнила она.
- Он твой, красавица! - Яробор отнял руку и отступил. Обморочный пленник повалился на пол мешком.
- Я не… - начала было она, но передумала возражать, дабы не выглядеть глупо.
В гнетущем безмолвии хрипел вероотступник, виновато кряхтели охранники, сопел ревнивый Стребеж, поэтому стали отчетливо слышны шаги. По деревянной лестнице поднимался кто-то очень большой и тяжелый или… грохотали умышленно.
Все с ожиданием воззрились на дверь, петли которой скрипнули, и в щель просунул голову Искорка.
- Черныш идет. Пускать? – возбуждено спросил он.
- Посмотрела бы я, как ты его не пустишь, - после этого замечания Бориски хранители еще больше захотели лицезреть Черныша.
Да, лучше было один раз увидеть…
Протискиваясь в дверной проем, Черныш пригнулся и повернулся чуть боком, чтобы не застрять, а когда распрямился, всем находившимся в помещении стало тесно. Из одежды на нем были только черные, атласные шаровары да длинный кожаный передник в бурых разводах – признак ремесла.
- Побольше Крупени будет, - заметил Горислав, и Яробор, соглашаясь, кивнул.
Черныш был огромным! Обладая могучим телосложением, он имел свирепую, звериную наружность. Вот наградили боги! Из-под нависших лохматых бровей на мир недоверчиво поглядывали черные как угли глаза; ноздри короткого вздернутого носа зияли дырками; мясистые губы красным пятном выделялись среди густой черной растительности на нижней части лица.
- Доброго здравичка тебе, матушка свет-Бориска, - пророкотал он, с почтением кланяясь начальнице и никого больше не замечая.
Черныш не догадывался, для чего приглашен. Он обиделся бы, узнав, что ему отведена роль пугала. Кроме своего основного мясницкого ремесла, ничем другим он не занимался, и не имел непосредственного отношения к страже, однако порядок уважал безмерно и бдительно следил, чтобы все вокруг соблюдали закон. Не о себе заботился, а о всеобщем благе. Поэтому появление чудовища и вызвало у него возмущение, ведь никаких чудовищ, по замыслу Творцов и по его собственному мнению, быть не должно. В общем, непорядок это был.
- Поймали его, да? – спросил он, имея в виду давешнее чудовище.
- Поймали злодея, - Борисвета указывая на скорчившегося у стены вероотступника, - а он не хочет говорить.
- Про чудовище?
- И про чудовищ тоже.
Черныш нахмурился, зашевелил бровями, будто мысленно передвигал десяток коровьих туш. Его губы шевелились как два жирных красных червяка. Он отчаянно пытался сообразить, какое отношение имеет бродячий сказитель к чудовищу, чуть не разорившему коптильню.
Борисвета глянула через плечо на Златоуста, который поднимался, путаясь в складках длинного одеяния. Похоже, он утратил связь с действительностью. Вздрагивая всем телом, он сдавленно покашливал. Его пустой взгляд беспокойно бегал по дощатому полу.
- Мы были терпеливы, - обратилась она к нему, - но попусту тратили время. Вести с тобою душеспасительные беседы бесполезно. Слова кончились, теперь будет дело.
Черныш издал жуткий утробный рык, и его лицо исказила свирепая гримаса.
- Ах ты, злодей! – пробасил он. - Порядок нарушать удумал!
Кромешник внешне был спокоен, даже слабо улыбался чему-то. Когда он поднес связанные руки к лицу, ведь веревки никто не удерживал, все подумали, что с этим молитвенным жестом, он хочет обратиться к богам Мрака.
Он обратился, после того, как положил в рот лесной орех, который незаметно достал из многочисленных складок одежды, из потайного кармана.
- О, Творец всего сущего, властелин Тьмы, прими верного слугу. Иду к тебе, - быстро прошептал он и, раздавив зубами скорлупу, поморщился.
- Эй, ты что сделал?
Никто ничего не понимал.
- Будьте вы прокляты! – страшно прохрипел пленник, выплевывая розовую слюну с крошками ореховой скорлупы. – Скоро вы все… - его последняя пророческая речь оборвалась на полуслове, изо рта полетели брызги пены. Пронзенный острой болью, он прогнулся и завыл диким нечеловеческим голосом. В припадке трясучей он засучил ногами, деревянные каблуки громко застучали по дощатому настилу. Будто куда-то или от кого-то бежал…
Люди, ставшие свидетелями его мучений, ничего не могли изменить, только смотреть или отвернуться.
Агония продолжалась недолго. Закатив глаза, кромешник всхрапнул последний раз и обмяк.
- Эй, да он никак отравился! – воскликнул один их охранников.
- Самоубийца! – другой зашарил рукой по груди в поисках оберега. – Да еще проклял…
- Чего это он?
Вопрос остался без ответа. Уже не узнать было, что вынудило кромешника покончить с жизнью. Вид ли Черныша на него подействовал или угроза напоить содержимым стеклянной трубки? Или все вместе? А может, имелась иная причина.
- Он точно мертв? – шепотом спросила Борисвета, будто боялась, что злодей очнется от ее голоса.
Стражи переглядывались, не решаясь подойти к затихшему пленнику. Уж больно жуткое выражение застыло на его лице. На коже выступили лиловые пятна, что-то булькало у него в глотке, а изо рта все еще текла пузырящаяся пена.
Светозар оказал услугу стражам. Склонившись над кромешником, он прислушался, поводил ладонью перед его лицом, приложил большой палец к жилке на шее, и дабы окончательно убедиться, в наступлении смерти, пнул мыском сапога в голень.
- Он выбрал ужасную, но быструю смерть, - вынес заключение вель.
- Все же испоганил нам столовую! - Борисвета ударила кулаком по столу и очень неприлично выругалась. – Вот! Всем нам урок на будущее. В следующий раз обыскивайте врага более тщательно.
- Бориска-матушка, - жалобно пробасил Черныш-мясник. – Он меня испугался?
- Нет, ты ни при чем. Злодея убила черная ненависть к Порядку, - успокоила его Борисвета, а то еще примет из-за суеверия несуществующий грех на душу. – Ты желаешь всем только добра, Черныш, не допускаешь плохих мыслей. Всевидящее око зрит, и боги знают, как ты стараешься нам помочь. Ступай домой, и да поможет тебе в твоем ремесле Всеблагая Ма. Искорка!
- Что, Бориска? – немедленно возник на пороге юноша, только и ждавший повода зайти в зал.
- Проводи нашего гостя.
- Которого? – уточнил Искорка, вывернув шею и, с открытым ртом, глазея на мертвого кромешника.
- Черныша, проводи, - с нажимом произнесла начальница.
- Ага. Хорошо.
- Черныш, послушай меня, - Борисвета положила руку на грудь великана, который заулыбался от подобного знака внимания. - Обещай мне, что никому не скажешь о том, что здесь видел.
- Ты поймаешь чудовище, матушка?
- Обязательно поймаю.
- А что случилось? – он мотнул головой в сторону бездыханного вероотступника. - Может, ему лекаря кликнуть?
- Мы все сами сделаем. Ступай.
Пробурчав что-то, Черныш в глубокой задумчивости направился на выход и ударился лбом о притолоку. Искорка хихикнул и получил от Борисветы подзатыльник.
- До дома проводишь. Окажем честь Чернышу.
- Будут исполнено, - обижено шмыгнул носом юноша.
В зале воцарилась тишина. За дверью слышались удающиеся шаги Черныша, а за окном стоял не стихающий гул голосов горожан, собравшихся на площади.
- Унесите! - распорядилась Бориска, указав на тело кромешника. - Мешок на голову и в телегу к остальным.
Морщась от отвращения, стражи выполнили приказ.
***
Большое красное солнце закатывалось за Родничковые горы. Догорая, оно золотило редкие перистые облака, парившие над грядой. Заканчивался еще один земной день, день ставший для всех днем новых испытаний.
День долгий и трудный…
Хранители спустились во внутренний двор, где размещались хозяйственные постройки и проведали своих коней в служебной конюшне. Дядька Пшен успел о них позаботиться, и сытые животные приветствовали хозяев довольным ржанием. Потом Светозар и Яробор отправились в соседний сарай, посмотреть на тела разбойников, сложенные в телегу и накрытые дерюгой. Стражи собирались под покровом ночи вывезти мертвецов за город и похоронить в лесу, в неосвещенной земле и головой на север.
Горислав не пошел смотреть на покойников, остался с Тучкой. Вели не настаивали на его присутствии, хотя он мог придумать сотню отговорок, одна другой убедительней. И, в конце концов, он был не единственным человеком на земле, кого ужасно угнетал вид смерти, пусть смерти злодеев.
- А, может, смерть, и вправду, посланница бога Мрака, врага всего живого? – спросил он Тучку шепотом. - Ведь если по замыслу творцов каждому человеку, без исключения, суждено завершить свой земного пути через умирание - если уж смерть неизбежна! - откуда этот страх, мятущаяся тоска и отвращение?
- Нет, погоди, Бориска, - неподалеку раздался голос Стребежа.
Увлеченный мыслями о смерти, книговед не слышал, как начальница и десятник приблизились к конюшне.
- Мне некогда, - несколько резко ответила Бориска.
- Почему ты не пригласила меня на пир? Верного друга по боку?
Оставаясь незамеченным, Горислав через узкое окошко мог видеть то, что происходит в проходе между хозяйственными постройками. Случайно став свидетелем чужого разговора, он не придумал ничего лучше, как затаиться, а то еще, чего доброго, решат, что он подслушивает умышленно. С другой стороны, ему было отчаянно любопытно, в каких отношениях состоят эти двое…
- Не начинай снова.
- Отчего же? – Стребеж хотел приласкать молодуху, но она отвела его руку в сторону.
- Сказано тебе было, они мои гости. Я их пригласила, и обещала, что им никто не будет докучать.
- Или тебе мешать? – ухажер расправил плечи и вскинул подбородок. – Ровню себе нашла, да? Я стал не слишком хорош для тебя? Быстро ты забыла о том, что между нами было.
- Это было в другой жизни, мирной. Теперь началась война.
- Однако полюбезничать с велитами ты не прочь. Может, даже хочешь одного из них завлечь к себе постель, а?
- Остынь! Думай, что говоришь! От ревности умом тронулся?
- Я заметил, как ты им глазки строила. Еще бы! Благородные, молодые да красавчики писаные… Куда мне до них! – не унимался жених, оскорбленный в лучших чувствах. – Надо же, доблестные велиты осчастливили нас своим явлением! Да мне плевать, что такое бывает раз в тысячу лет.
- Слушай, Стребеж, у всех нас был очень трудный день. Я очень устала. Так что, не мотай мне душу, – она смягчилась, надеясь утихомирить «верного друга». – Велиты в нашем городе проездом. Завтра их здесь уже не будет. Они поедут дальше своей дорогой.
- И ты поедешь с ними?
- Нет. Мое место в Тиховине. Я не вправе покидать город. Оставить дело своего отца, значит, предать его память. Это мой долг. И я должна делать больше, чем сделал бы отец или брат. Второе больше, за них и за себя.
Ее высокопарная речь не подействовала на Стребежа, который вернулся к приземленной теме.
- Ты всегда хотела казаться значительней, чем ты есть на самом деле. Как бы высоко ты себя не ценила, ты – полукровка. Думаешь, переспишь с велитом, и в тебя вольется часть его силы?
- Какая низость… Как это подло с твоей стороны! А ну, проваливай! И чтоб глаза мои больше тебя не видели! – резко развернувшись на каблуках, Борисвета направилась к открытым дверям сарая, где стояли Светозар и Яробор.
- Постой, Бориска, - взмолился Стребеж.
- Не смей меня задерживать. Меня ждут гости.
- Я только хотел сказать…
- Уже не важно, - бросила она через плечо.
- Бориска, прости. Я не хотел…
Ответа не последовало.
Гориславу стало стыдно за себя, за то, что стал свидетелем разрыва их отношений. Он почему-то был уверен, что между бывшими полюбовниками - какими бы ни были их отношения до сего часа, - пролегла глубокая трещина, целый Провал. Еще подумал, что ревность, не то чувство, которому можно давать волю.
Он вспомнил Неждану… Борисвета чем-то походила на своенравную вельшу, не только ростом и телосложением. Она обладала сильным духом, смелостью, самостоятельностью - всеми теми чертами, которые мужчины обычно не желают видеть в женщине. Стребеж не должен был так разговаривать с ней, если только не хотел потерять ее навсегда. И ревность здесь никак не может служить оправданием.
***
Борисвета наказала оставшимся на дежурстве стражам, говорить главам округов, когда явятся за объяснениями, что начальница и гости покинули город, мол, поехали по неотложному делу, кое является велевой тайной и разглашению не подлежит. На самом деле, они вчетвером покинули Дом стражей через хозяйственный двор и закоулками обошли стороной главную площадь, где собралась толпа горожан, желавших узнать подробности о дневном происшествии из первых уст. Слухи разлетелись быстро, и взбудоражили обывателей. Все хотели увидеть велитов из пророчества. Несмолкающий гул людских голосов поднимался над старой частью города и был слышен даже на противоположном берегу Серебряны-реки.
Виновники всеобщего переполоха в сгущающихся сумерках петляли по узким проулкам. Редкий припозднившийся прохожий: ухажер ли тайком спешащий к любовнице, или обыватель, засидевшийся в гостях и выбравший для возвращения короткий путь, или пьянчужка, свернувший за угол справить нужду, - замечая странную четверку, торопился убраться с их пути.
В другой раз великаны воспротивились бы тому, что приходится красться, подобно ворам, но уж мочи не было переносить досужее восторженное любопытство. Раздражать начинало, что разглядывают как вещь, выставленную на продажу. Людям только дай волю, начнут трогать, щипать и тыкать пальцем в бок, как на торжище.
Борисвета привела гостей в свой дом через задний дворик, огороженный высокими стенами и густо заросший ягодными кустами. Будто извиняясь, что колючие растения, лезут на тропинку и цепляются за одежду, она сказала:
- Ухаживать некогда. В этом году будет много ягод. Не знаю, кто их будет собирать. Может, детишкам соседским предложу…
У колодца под навесом летней кухни, великаны с позволения хозяйки обнажились по пояс и окатили друг друга холодной водой. Горислав ограничился умыванием. Все это время в деревянной пристройке кто-то шевелился, топтался и басисто порыкивал.
- Кто там у тебя? – полюбопытствовал Яробор, обтираясь полотенцем, поданным Борисветой.
- Собаки, – пояснила она. – Сторожевые. Зайдете в дом, я их выпущу.
Дом казался темным и нежилым. Хозяйка уверенно перемещалась в родных стенах без света. Великаны тоже. И только Горислав, плетущийся замыкающим, спотыкался о пороги и стукался об углы. О том, что прибыли на место, он понял, когда уткнулся носом в спину Светозара.
Борисвета зажгла большие лампы, и просторную столовую залил желтый свет.
Убранство помещения говорило о богатстве хозяев дома. Посередине стоял длинный стол для большой семьи, около него - стулья с высокими резными спинками. Камин, отделанный зеленым с черными прожилками камнем, напоминал вход в храм. Окна завешивал тяжелый зеленый бархат с золотой бахромой. Широкий диван так же был обтянут бархатом. На стене над ним висели портреты в массивных позолоченных рамах. В большом открытом шкафу у стены напротив и на длинных, навесных полках красовались серебряные блюда и чаши, кувшины, вазы, кубки из разноцветного стекла, разнообразная тонкостенная, обливная и расписная глиняная посуда. Привезенные из дальних стран, эти вещи были размещены так, чтобы радовать глаз.
Кто-то весьма преуспел, стараясь создать в столовой теплую уютную обстановку, вызывавшую умиротворение. В ней, действительно, если не завидовать достатку хозяев, отпускала тревога, и окутывало спокойствие. И пахло вкусно, по крайней мере, в настоящее время - на столе стояли горшочки, кувшины, накрытые плошки, распространявшие такие ароматы, что слюнки текли.
- Я попросила дядю Провору приготовить нам ужин. Он держит харчевню «Небесная солянка», здесь, недалеко. Самая лучшая кухня во всем западном краю. Ей, не вру. Он знает толк в еде. Готовит, язык проглотите, такая вкуснятина.
- Да. Пахнет вкусно!
- Вы располагайтесь, - предложила хозяйка и взяла ведро с мослами, стоявшее у двери. - Я скоро вернусь, только собак покормлю
- Можно, с тобой? – попросился Яробор. – Посмотреть охота.
- Только с порога ни шагу, - предупредила она.
- Разве ты не знаешь, что собаки не трогают благородных? – голос веля был задушевным и вкрадчивым.
- Придумщик! – засмеялась Борисвета.
- Честное слово. Собаки чуют нашу доброту.
Светозар окинул тоскливым взглядом горшочки с едой, вздохнул и отправился следом за парочкой. Ярины полюбы могли отсрочить и без того поздний ужин. Яробора-то, конечно, ничто не удержит, он же нахальный, но Борисвета, должно быть, постесняется принимать его ухаживания в присутствии третьего.
На Борискиных собак стоило посмотреть. Это были огромные зверюги: тупомордые, безухие и бесхвостые, черные, со светлыми подпалинами на груди. Чудовища, а не псы. Они крошили толстые мослы своими мощными челюстями как жерновами. Легко представить, что станет человеческой конечностью, если такая псина прихватит.
- Красавцы, правда? – не без гордости произнесла Борисвета, любуясь, как ее питомцы грызут кости. – Мы купили их у горцев, в Родничковых горах. Вообще-то это – пастушьи собаки. Стерегут стада овец от волков. Сейчас в городе многие завели собак. Ограды нагородили. Нынче люди всего боятся.
- Это как-то связано… с гибелью твоих близких? – осторожно спросил Светозар.
- Да, - у нее на глаза навернулись слезы, но голос не дрогнул. - Когда убивают благородного, простые люди чувствуют себя еще более уязвимыми. Думают, если уж такое случилось с велитом, что будет со мной? А отца убили жестоко, будто мстили за что-то. Тогда мне казалось, что и моя жизнь кончилась, и я вот-вот умру, так плохо было. Боль была настоящая… Она словно выжгла все внутри.
- Помнить о погибших - наш долг, - сочувственно заметил Светозар. – Однако не нужно изводить себя мыслями о том, что мы не сумели или не успели для них сделать. Ты не спасешь то, что уже нельзя спасти
- Ты не сможешь вернуть то, что потеряно навсегда, - вторил собрату Яробор. – Хотя трудно привыкнуть к этой мысли, по себе знаю.
- Верно, - вздохнула Борисвета. – Мама вышибает клин клином. Не может оставаться в городе надолго, все тут ее тяготит, воспоминания навевает. Впрочем, она и раньше не любила дома сидеть.
- Твоя мама занимается торговлей? – спросил Светозар.
- У нас есть два корабля. В прошлом месяце ма снова отправилась в полуденные края. Очень беспокоюсь за нее.
- Быстро, однако, до него долетели слухи о смерти дружков, - заметила Борисвета.
- Так в городе к вечеру разве что глухой не слышал о «подвиге» наших гостей, - Ланок покосился на велей. - Шум-то до небес стоял…
- Как прошло задержание?
- Тихо, без кровопролития. Правда, ребята его немного поколотили, за оказание сопротивления и неуважение представителей закона. Ну, еще сняли с него все обереги, а то мало ли… может, колдовские погремушки.
- Останешься на допросе, Ланиш?
- Позже зайду. Прежде надо с разбойничьим барахлом разобраться. Ты же с меня опись спросишь. Заодно зелье поищу, о котором ты говорила.
- Если найдете, значит, мы исправно несем свою службу, и все, что мы делаем – не напрасно.
- И не сомневайся, - Ланок по-отцовски нежно похлопал ее по плечу.
- Потребую у городского совета вам прибавки к жалованию, потому что наша служба становится все более опасной.
- Вот это дело! – одобрил бывалый страж. - От прибавки не откажусь. – В дверях он оглянулся, подмигнул начальнице и приказал охранникам:
- Заводите!
Бродячий сказитель предстал перед честным собранием с мешком на голове, петлей на шее и связанными руками. Его длинное темно-синее одеяние походило на жреческие, только без богатой отделки. Когда с него стянули мешковину, он всех разочаровывал своей заурядной внешностью - средних лет, с землистым невыразительным лицом, блеклыми маленькими бегающими глазками, длинными сальными волосами и редкой бородкой. Побитый, помятый и дрожащий – краснобай, пленявший пламенными речами людские умы, и смутьян, способный увлечь и возглавить толпу, утратил былые самоуверенные повадки.
- Ты называешь себя Златоуст? - начала допрос Борисвета. – Хотя при рождении тебя нарекли иначе.
- Это было в другой жизни, в новой я стал Златоустом.
- Не слишком дорого ценишь свои речи, - подступила она ближе, сверля взглядом, будто желала проникнуть в его мысли.
- Истина – золото, а вовсе не молчание.
- Да уж лучше бы ты молчал. Твои истины тянут на смертный приговор. Знаешь, кто я?
- Глава стражей… велева дочь, - боясь поднять глаза, кромешник вперился в ее грудь.
- Тебе известно, что мой отец был злодейски убит? И если я найду того, кто это сделал… – Она протянула к нему руку, но трогать побрезговала.
- Это не я! Не я… Нет! Я никого не убивал, - скороговоркой выпалил он, отшатнувшись. - У меня и оружия-то никакого нет. Я ничего не делаю, я только говорю. Учу людей.
- Ты хуже, чем убийца. Твои деяния - страшнее во сто крат. Своими проповедями ты губишь людские души!
- Я доношу до людей истину. Знание истины не может навредить. Жить в незнании - все равно, что блуждать в дремучем лесу. Я же указываю людям правильный путь.
- Не позволяй ему втягивать себя в богословский спор! – Светозар поднялся из-за стола.
Кромешник хищно ощерился, признав в нем великана, которого господин приказал убить любой ценой, и, поискав двух других хранителей и убедился, что «чернявый вель и простой смертный, который непрост» живые и здоровые преспокойно сидят за столом.
- Вот оно что, - процедил он, кривясь от досады. - Значит, вы проскочили… - он грубо, с ненавистью непримиримого врага, матерно выругался.
- Даром, что сам рожден женщиной, - ответствовал ничуть не оскорбившийся Светозар. – Она бы порадовалась, узнав, кем ты стал.
- Я вас ненавижу, выродки деевы! - зашипел кромешник. – Благо, что стараниями Властелина, вы - последние остались!
- Не бреши! Нас хватит, чтобы уничтожить твоего Властелина навсегда, а не как Прошлом.
- Вам Его не победить. Все ваши надежды сохранить ваш Порядок – тщета и прах. Меня убьете, вместо меня придут другие.
- Это будут такие же трусливые ничтожества, как ты, продавшие за посулы душу Злыде, - потеснила великана Борисвета, - выгоняющие из дома вдову с детьми и отнимающие хлеб у сирот.
- Кто тебя сюда звал? – надвинулся на проповедника Стребеж. - Зачем ты приехал в наш город? Обращать людей в свою поганую веру?
- Где ты встретился с Исчадьем Мрака? Кого из кромешников в других городах ты знаешь?
- Выкладывай все без утайки!
- Добровольно сознаешься или хочешь помучиться перед смертью?
- Тебе известно, что твои дружки мертвы, а бессмертия их душам не видать?
- Говори по делу, не юли!
При каждом вопросе стражей кромешник вздрагивал как от оплеухи и съеживался все больше от двойного напора. Потом задрожал как осиновый лист…
Казалось, Златоуст окончательно сломлен, но вдруг он распрямился и вскинул голову, удивляя своим преображением.
- Вы все слепцы, вы бродите во тьме, - твердым голосом произнес он, обводя присутствующих горящим взором. - Вы не видите, не осознаете могущества Темнозрачного Властелина. А я прозрел! И был вознагражден. Я обрел свободу!
- Не путай свободу с разгульной вольностью, – назвала вещи своими именами Борисвета.
- Я ему язык вырву! – Стребеж схватил кромешника за шею.
- Оставь, - придержала его начальница и отступила на шаг. Пусть говорит. Хочу послушать.
- И морду бить не будете? – Златоуст захлопал глазами.
- Это мы всегда успеем, - заверил его десятник.
- Ничего… Готов пострадать за правду, - заявил Златоуст, с завидной в его положении, дерзостью.
- Ишь, ты! Мученика из себя корчит, - с наигранным недоумением всплеснула руками Борисвета.
- За свободомыслие претерпеваю!
- Не забывай, с кем дело имеешь! И не дави на жалость, не купимся.
- Держал бы при себе свои мысли, урод, и никто не стал бы с тебя за них спрашивать, разве что, Справедливый судья, – Борисвета вздохнула. - Хотя у тебя нет души… Но ты же людям головы дурил!
- Люди сами ко мне идут, и спрашивают, и слушают. Я объясняю им то, что они не могли понять. Они хотят перемен, перемен во всем.
- Мне докладывали, что ты называл законопослушных людей «скотами».
- Нет-нет. Я говорил, что наш народ подобен стаду. Ведь люди, хотя и являются самыми умными, в большинстве своем, божьими созданиями, существа стадные. Однако, в отличие от всех других земных тварей, не подчиняются законам природы, исходящими как бы изнутри, согласно потребностям. Люди живут по особому закону, придуманному. Это правила о том, как можно и как нельзя себя вести, и прочее. И даже если тебя такие правила не устраивают, ты обязан подчиняться, иначе будешь наказан, - речь вероотступника была спорящей и убеждающей. Он сумел-таки завладеть вниманием слушателей, причем настроенных враждебно, заворожил их доверительным тоном, искренней убежденностью в собственной правоте и обещанием ответа на животрепещущие вопросы. Внимавшие ему охранники, отодвинулись, будто вокруг него распространялось нечто осязаемое. Его голос крепчал, лицо обрело вдохновенное выражение, взгляд был устремлен куда-то вдаль и вместе с тем обращен внутрь. – Что есть ваше бытие? Это существование в узких рамках, установленных кем-то когда-то давным-давно. Ну, разве не похоже людское общество на стадо, которое пастухи гонят неизвестно куда, по своей прихоти? Закон – это кнут в руке пастуха. И если кто-то начинает делать что-то не так, думать иначе, то есть, отбивается от стада, желая идти в другую сторону, то его преследуют и забивают как зараженного бешенством. Почему одни люди возвысились над другими, почему решили, что имеют право судить других? Разве люди не равны от рождения? Вы когда-нибудь задумывались, что собой представляет Порядок? Что это за устройство такое, которое можно разрушить словом?
- Святое не трогай! – предупредил Стребеж, но не был услышан.
- Ваши священники говорят, что такой порядок угоден вашим богам. Но разве люди стали лучше, с тех пор как он был установлен? За это время люди научились лишь хорошо скрывать свои пороки. Кто из нас не тщеславен, в ком ни разу в жизни не взыграла гордыня, не заговорила ревность, кого не душила ненависть? Кто никогда не гневался и не проклинал ближнего? Ваши священники называют грешными чувства, которые естественны для человеческой природы. А ведь люди не вчера стали порочными… Они были такими всегда. Нет, определенно, человек не может быть творением светлых и добрых богов.
- Э-э, ты к чему клонишь? – возмущенно выдохнул один из охранников. – По-твоему людей создал Моркоша?
- Он вовсе не злой. Зло в человеческих сердцах. А он был так щедр, что послал на землю своего сына.
- Злыдня, что ль? Так от него все беды и пошли!
- Нет. Было все не так, как говорят жрецы ваших богов, - мягко возразил Златоуст. - Темнозрачный Владыка лишь хотел вернуть земной престол, завещанный ему богом-отцом. Ведь землю создал Трижды Великий Моркон, поэтому земля по праву должна принадлежать его сыну. Но он был подло обманут…
- Чушь собачья! Тебе-то откуда знать?
- Мне было видение. Я погрузился во мрак, который выше разума, и мне открылась истина. Темнозрачный Владыка - единственный на земле живой и бессмертный бог. Кому, как не ему, править миром!
- Свят, свят, свят… - забормотал охранник. - Губителя рода человеческого, чудовище кровавое… славословить.
- Он - Бог. Никто из смертных не вправе его судить. Он такой, какой он есть, и его ничуть не беспокоит, верят в него или нет. Он свободен. Разве вас не восхищает его высшая степень свободы, его величие, его гордыня?
- Все! Хватит святотатствовать! – не выдержала Борисвета. – С меня довольно! Больше не позволю смущать умы богоотвратными речами.
- Вы придушите его втихую, - посоветовал Яробор, - а скажите, что сам помер от черной злобы.
- Всех не передушите! – Златоуст забился в руках охранников. – Скоро вы все сгинете! А мне воздастся! Я верно служу Владыке, я не противился его приходу. Я его ждал. И теперь восхваляю! Мое слово будет жить в веках. Меня назовут мудрым и разумным, ибо я верил в него, а вы - нет.
- Успокойте уже его, - приказала Борисвета.
Приказ выполнили немедленно и с удовольствием, ибо уже не было мочи слушать угрозы кликуши, хоть уши затыкай. Оглушенный вероотступник уронил голову на грудь и повис на руках стражей.
- Куда его? В темницу?
- Погодите. Надо узнать, с кем из горожан он сошелся. Хотя он в городе недавно, возможно, уже обрел сторонников, которые согласились служить Злыдню. Сами слышали, увещевать он горазд. Необходимо выявить неблагонадежных и срочно принять по отношению к ним меры. Мы не должны их жалеть, ведь они встали на сторону врага добровольно. За вероотступничество надо наказывать, по всей строгости. После сегодняшних событий, новообращенные затаятся или попытаются скрыться из города.
Охранники поволокли кромешника к столу.
- Нет, - упредила их действия начальница. - Не за стол! Оскверниться же! У стены положите. Очухается, еще потолкуем с ним.
***
Мыслила Борисвета правильно.
Да только Златоуст, очнувшись, отказался выдавать своих сторонников. Более того, снова стал сыпать угрозами.
- Вы все - уже покойники! Скоро Великий Владыка вас покарает. Кровью заплатите, в муках сдохнете. Трепещите, ничтожные твари! Земля содрогнется, когда Темнозрачный Властелин выступит в поход, дабы очистить все края от неверных. Жалкие людишки, вы - грязь у него под ногами.
- Ох, застращал, - усмехнулся Стребеж. - Не хочешь отвечать по-хорошему, так мы можем и по-плохому спросить.
- Нет у вас власти надо мной! Ничего я вам не скажу, - заявил кромешник и, выражая презрение к стражам, смачно плюнул.
- Неправильный ответ, - пожурила его Борисвета. Ее голос был медовым, но лицо окаменело. – Придется, звать палача. Уж он-то развяжет тебе язык.
Она поднялась и, открыв дверь, застала за ней согнувшегося Искорку, чья нелепая поза свидетельствовала о неблаговидном поступке.
- Тебя чего здесь поставили?
- А я ничего, - виновато промямлил юноша, выпрямляясь. – Я сапог поправлял.
- Зови Черныша, - приказала начальница. – Живо.
- А топор? – спросил Искорка, то ли поддерживая игру, то ли, действительно, ничего не понимая.
- С ума сошел! Без топора, конечно. Не хватало только, чтобы он здесь все кровью залил. Начнет же, как всегда, топором махать, увлечется - не остановишь. Еще с прошлого раза полы не отскребли.
Не гонкой волка бьют, а уловкой…
Все, кроме вероотступника, поняли, что затеяла Борисвета.
Затворив дверь, она повернулась к притихшему и насторожившемуся пленнику.
- Поглядим, сколько ты продержишься. Дружок твой сразу раскололся. Все выложил. Рассказал про Новогород, численность вашей шайки и про злыденыша-господина. Мы знаем, что вы приехали в Тиховину, чтобы перехватить странствующих велитов. После чего должны были убить всех старейшин, судей, стражей и отравить колодцы. Пусть вы не успели выполнить приказ своего сопливого «господина», отвечать за преступные умыслы тебе все равно придется. Выставим тебя на суд народа, вот и доказывай, что ты ничего не делал, а только говорил. Что опять? – Борисвета повернулась к приоткрывшейся двери, из-за которой наполовину показался страж.
- Можно войти? Кажись, нашел отраву.
- Молодец, Острогляд. Давай сюда, посмотрим.
Острогляд медленно поднес отполированную палку: толстую, длиной в пядь, черного цвета, со скругленными концами.
- Думал, ножны, - начал он. – Открыл, а там… вот, - он поспешил избавиться от своей ноши, передав его начальнице.
- И что там? Порошок?
- Стеклянная трубка с чем-то зеленым, - ответил страж, вытирая о куртку вспотевшие руки. – Полная почти.
- Такие штуки обычно используют для хранения дорогих ароматных масел, - Борисвета осторожно раздвинула две части пенала из мореного дерева, открывая запечатанную, тонкостенную стеклянную трубку с прозрачной желто-зеленой жидкостью.
Сомнений быть не могло: за хрупкими стеклянными стенками плескалась сама людская погибель!
- Что за драгоценную водицу возил с собой злодей? Златоуст, ведь ты знаешь, что это, - она не спрашивала, а утверждала, потому что от нее не ускользнуло, как болезненно исказилось его лицо при виде необычной находки.
- Впервые вижу! Вещь не моя… Откуда про нее мне знать?
- Сам себе вредишь своим упрямством. Мы сейчас испытаем зелье на тебе - посмотрим, что из тебя получится. Для колдовства надобно всего пару капель. Верно? Но мы для тебя - и пяти не пожалеем.
И тут произошло неожиданное. Златоуст вырвался, воспользовавшись тем, что охранники сторонились его как заразного, и держали веревки небрежно. И откуда только силы взялись в тщедушном теле.
Он бросился к открытому окну.
Стражи успели сделать всего пол-оборота, а Яробор уже преградил путь беглецу, метнулся настолько скоро, как неспособен ни один простой смертный. При столкновении из кромешника выбило дух, ибо налететь на великана с разбегу - все равно что врезаться в каменную стену. Крякнув и стараясь удержать равновесие, он попятился, изумленно таращась и хватая воздух ртом. Яробор схватил его и припечатал к стене, без усилий удерживая одной рукой и не позволяя встать на пол. Задыхаясь, проповедник выпучил глаза и задрыгал ногами.
- Нет! Не убивай его, – раздался властный голос Борисветы.
Вель-степняк мотнул головой, стряхивая праведную ярость, и оглянулся.
- Нам надо его допросить, - напомнила она.
- Он твой, красавица! - Яробор отнял руку и отступил. Обморочный пленник повалился на пол мешком.
- Я не… - начала было она, но передумала возражать, дабы не выглядеть глупо.
В гнетущем безмолвии хрипел вероотступник, виновато кряхтели охранники, сопел ревнивый Стребеж, поэтому стали отчетливо слышны шаги. По деревянной лестнице поднимался кто-то очень большой и тяжелый или… грохотали умышленно.
Все с ожиданием воззрились на дверь, петли которой скрипнули, и в щель просунул голову Искорка.
- Черныш идет. Пускать? – возбуждено спросил он.
- Посмотрела бы я, как ты его не пустишь, - после этого замечания Бориски хранители еще больше захотели лицезреть Черныша.
Да, лучше было один раз увидеть…
Протискиваясь в дверной проем, Черныш пригнулся и повернулся чуть боком, чтобы не застрять, а когда распрямился, всем находившимся в помещении стало тесно. Из одежды на нем были только черные, атласные шаровары да длинный кожаный передник в бурых разводах – признак ремесла.
- Побольше Крупени будет, - заметил Горислав, и Яробор, соглашаясь, кивнул.
Черныш был огромным! Обладая могучим телосложением, он имел свирепую, звериную наружность. Вот наградили боги! Из-под нависших лохматых бровей на мир недоверчиво поглядывали черные как угли глаза; ноздри короткого вздернутого носа зияли дырками; мясистые губы красным пятном выделялись среди густой черной растительности на нижней части лица.
- Доброго здравичка тебе, матушка свет-Бориска, - пророкотал он, с почтением кланяясь начальнице и никого больше не замечая.
Черныш не догадывался, для чего приглашен. Он обиделся бы, узнав, что ему отведена роль пугала. Кроме своего основного мясницкого ремесла, ничем другим он не занимался, и не имел непосредственного отношения к страже, однако порядок уважал безмерно и бдительно следил, чтобы все вокруг соблюдали закон. Не о себе заботился, а о всеобщем благе. Поэтому появление чудовища и вызвало у него возмущение, ведь никаких чудовищ, по замыслу Творцов и по его собственному мнению, быть не должно. В общем, непорядок это был.
- Поймали его, да? – спросил он, имея в виду давешнее чудовище.
- Поймали злодея, - Борисвета указывая на скорчившегося у стены вероотступника, - а он не хочет говорить.
- Про чудовище?
- И про чудовищ тоже.
Черныш нахмурился, зашевелил бровями, будто мысленно передвигал десяток коровьих туш. Его губы шевелились как два жирных красных червяка. Он отчаянно пытался сообразить, какое отношение имеет бродячий сказитель к чудовищу, чуть не разорившему коптильню.
Борисвета глянула через плечо на Златоуста, который поднимался, путаясь в складках длинного одеяния. Похоже, он утратил связь с действительностью. Вздрагивая всем телом, он сдавленно покашливал. Его пустой взгляд беспокойно бегал по дощатому полу.
- Мы были терпеливы, - обратилась она к нему, - но попусту тратили время. Вести с тобою душеспасительные беседы бесполезно. Слова кончились, теперь будет дело.
Черныш издал жуткий утробный рык, и его лицо исказила свирепая гримаса.
- Ах ты, злодей! – пробасил он. - Порядок нарушать удумал!
Кромешник внешне был спокоен, даже слабо улыбался чему-то. Когда он поднес связанные руки к лицу, ведь веревки никто не удерживал, все подумали, что с этим молитвенным жестом, он хочет обратиться к богам Мрака.
Он обратился, после того, как положил в рот лесной орех, который незаметно достал из многочисленных складок одежды, из потайного кармана.
- О, Творец всего сущего, властелин Тьмы, прими верного слугу. Иду к тебе, - быстро прошептал он и, раздавив зубами скорлупу, поморщился.
- Эй, ты что сделал?
Никто ничего не понимал.
- Будьте вы прокляты! – страшно прохрипел пленник, выплевывая розовую слюну с крошками ореховой скорлупы. – Скоро вы все… - его последняя пророческая речь оборвалась на полуслове, изо рта полетели брызги пены. Пронзенный острой болью, он прогнулся и завыл диким нечеловеческим голосом. В припадке трясучей он засучил ногами, деревянные каблуки громко застучали по дощатому настилу. Будто куда-то или от кого-то бежал…
Люди, ставшие свидетелями его мучений, ничего не могли изменить, только смотреть или отвернуться.
Агония продолжалась недолго. Закатив глаза, кромешник всхрапнул последний раз и обмяк.
- Эй, да он никак отравился! – воскликнул один их охранников.
- Самоубийца! – другой зашарил рукой по груди в поисках оберега. – Да еще проклял…
- Чего это он?
Вопрос остался без ответа. Уже не узнать было, что вынудило кромешника покончить с жизнью. Вид ли Черныша на него подействовал или угроза напоить содержимым стеклянной трубки? Или все вместе? А может, имелась иная причина.
- Он точно мертв? – шепотом спросила Борисвета, будто боялась, что злодей очнется от ее голоса.
Стражи переглядывались, не решаясь подойти к затихшему пленнику. Уж больно жуткое выражение застыло на его лице. На коже выступили лиловые пятна, что-то булькало у него в глотке, а изо рта все еще текла пузырящаяся пена.
Светозар оказал услугу стражам. Склонившись над кромешником, он прислушался, поводил ладонью перед его лицом, приложил большой палец к жилке на шее, и дабы окончательно убедиться, в наступлении смерти, пнул мыском сапога в голень.
- Он выбрал ужасную, но быструю смерть, - вынес заключение вель.
- Все же испоганил нам столовую! - Борисвета ударила кулаком по столу и очень неприлично выругалась. – Вот! Всем нам урок на будущее. В следующий раз обыскивайте врага более тщательно.
- Бориска-матушка, - жалобно пробасил Черныш-мясник. – Он меня испугался?
- Нет, ты ни при чем. Злодея убила черная ненависть к Порядку, - успокоила его Борисвета, а то еще примет из-за суеверия несуществующий грех на душу. – Ты желаешь всем только добра, Черныш, не допускаешь плохих мыслей. Всевидящее око зрит, и боги знают, как ты стараешься нам помочь. Ступай домой, и да поможет тебе в твоем ремесле Всеблагая Ма. Искорка!
- Что, Бориска? – немедленно возник на пороге юноша, только и ждавший повода зайти в зал.
- Проводи нашего гостя.
- Которого? – уточнил Искорка, вывернув шею и, с открытым ртом, глазея на мертвого кромешника.
- Черныша, проводи, - с нажимом произнесла начальница.
- Ага. Хорошо.
- Черныш, послушай меня, - Борисвета положила руку на грудь великана, который заулыбался от подобного знака внимания. - Обещай мне, что никому не скажешь о том, что здесь видел.
- Ты поймаешь чудовище, матушка?
- Обязательно поймаю.
- А что случилось? – он мотнул головой в сторону бездыханного вероотступника. - Может, ему лекаря кликнуть?
- Мы все сами сделаем. Ступай.
Пробурчав что-то, Черныш в глубокой задумчивости направился на выход и ударился лбом о притолоку. Искорка хихикнул и получил от Борисветы подзатыльник.
- До дома проводишь. Окажем честь Чернышу.
- Будут исполнено, - обижено шмыгнул носом юноша.
В зале воцарилась тишина. За дверью слышались удающиеся шаги Черныша, а за окном стоял не стихающий гул голосов горожан, собравшихся на площади.
- Унесите! - распорядилась Бориска, указав на тело кромешника. - Мешок на голову и в телегу к остальным.
Морщась от отвращения, стражи выполнили приказ.
***
Большое красное солнце закатывалось за Родничковые горы. Догорая, оно золотило редкие перистые облака, парившие над грядой. Заканчивался еще один земной день, день ставший для всех днем новых испытаний.
День долгий и трудный…
Хранители спустились во внутренний двор, где размещались хозяйственные постройки и проведали своих коней в служебной конюшне. Дядька Пшен успел о них позаботиться, и сытые животные приветствовали хозяев довольным ржанием. Потом Светозар и Яробор отправились в соседний сарай, посмотреть на тела разбойников, сложенные в телегу и накрытые дерюгой. Стражи собирались под покровом ночи вывезти мертвецов за город и похоронить в лесу, в неосвещенной земле и головой на север.
Горислав не пошел смотреть на покойников, остался с Тучкой. Вели не настаивали на его присутствии, хотя он мог придумать сотню отговорок, одна другой убедительней. И, в конце концов, он был не единственным человеком на земле, кого ужасно угнетал вид смерти, пусть смерти злодеев.
- А, может, смерть, и вправду, посланница бога Мрака, врага всего живого? – спросил он Тучку шепотом. - Ведь если по замыслу творцов каждому человеку, без исключения, суждено завершить свой земного пути через умирание - если уж смерть неизбежна! - откуда этот страх, мятущаяся тоска и отвращение?
- Нет, погоди, Бориска, - неподалеку раздался голос Стребежа.
Увлеченный мыслями о смерти, книговед не слышал, как начальница и десятник приблизились к конюшне.
- Мне некогда, - несколько резко ответила Бориска.
- Почему ты не пригласила меня на пир? Верного друга по боку?
Оставаясь незамеченным, Горислав через узкое окошко мог видеть то, что происходит в проходе между хозяйственными постройками. Случайно став свидетелем чужого разговора, он не придумал ничего лучше, как затаиться, а то еще, чего доброго, решат, что он подслушивает умышленно. С другой стороны, ему было отчаянно любопытно, в каких отношениях состоят эти двое…
- Не начинай снова.
- Отчего же? – Стребеж хотел приласкать молодуху, но она отвела его руку в сторону.
- Сказано тебе было, они мои гости. Я их пригласила, и обещала, что им никто не будет докучать.
- Или тебе мешать? – ухажер расправил плечи и вскинул подбородок. – Ровню себе нашла, да? Я стал не слишком хорош для тебя? Быстро ты забыла о том, что между нами было.
- Это было в другой жизни, мирной. Теперь началась война.
- Однако полюбезничать с велитами ты не прочь. Может, даже хочешь одного из них завлечь к себе постель, а?
- Остынь! Думай, что говоришь! От ревности умом тронулся?
- Я заметил, как ты им глазки строила. Еще бы! Благородные, молодые да красавчики писаные… Куда мне до них! – не унимался жених, оскорбленный в лучших чувствах. – Надо же, доблестные велиты осчастливили нас своим явлением! Да мне плевать, что такое бывает раз в тысячу лет.
- Слушай, Стребеж, у всех нас был очень трудный день. Я очень устала. Так что, не мотай мне душу, – она смягчилась, надеясь утихомирить «верного друга». – Велиты в нашем городе проездом. Завтра их здесь уже не будет. Они поедут дальше своей дорогой.
- И ты поедешь с ними?
- Нет. Мое место в Тиховине. Я не вправе покидать город. Оставить дело своего отца, значит, предать его память. Это мой долг. И я должна делать больше, чем сделал бы отец или брат. Второе больше, за них и за себя.
Ее высокопарная речь не подействовала на Стребежа, который вернулся к приземленной теме.
- Ты всегда хотела казаться значительней, чем ты есть на самом деле. Как бы высоко ты себя не ценила, ты – полукровка. Думаешь, переспишь с велитом, и в тебя вольется часть его силы?
- Какая низость… Как это подло с твоей стороны! А ну, проваливай! И чтоб глаза мои больше тебя не видели! – резко развернувшись на каблуках, Борисвета направилась к открытым дверям сарая, где стояли Светозар и Яробор.
- Постой, Бориска, - взмолился Стребеж.
- Не смей меня задерживать. Меня ждут гости.
- Я только хотел сказать…
- Уже не важно, - бросила она через плечо.
- Бориска, прости. Я не хотел…
Ответа не последовало.
Гориславу стало стыдно за себя, за то, что стал свидетелем разрыва их отношений. Он почему-то был уверен, что между бывшими полюбовниками - какими бы ни были их отношения до сего часа, - пролегла глубокая трещина, целый Провал. Еще подумал, что ревность, не то чувство, которому можно давать волю.
Он вспомнил Неждану… Борисвета чем-то походила на своенравную вельшу, не только ростом и телосложением. Она обладала сильным духом, смелостью, самостоятельностью - всеми теми чертами, которые мужчины обычно не желают видеть в женщине. Стребеж не должен был так разговаривать с ней, если только не хотел потерять ее навсегда. И ревность здесь никак не может служить оправданием.
***
Борисвета наказала оставшимся на дежурстве стражам, говорить главам округов, когда явятся за объяснениями, что начальница и гости покинули город, мол, поехали по неотложному делу, кое является велевой тайной и разглашению не подлежит. На самом деле, они вчетвером покинули Дом стражей через хозяйственный двор и закоулками обошли стороной главную площадь, где собралась толпа горожан, желавших узнать подробности о дневном происшествии из первых уст. Слухи разлетелись быстро, и взбудоражили обывателей. Все хотели увидеть велитов из пророчества. Несмолкающий гул людских голосов поднимался над старой частью города и был слышен даже на противоположном берегу Серебряны-реки.
Виновники всеобщего переполоха в сгущающихся сумерках петляли по узким проулкам. Редкий припозднившийся прохожий: ухажер ли тайком спешащий к любовнице, или обыватель, засидевшийся в гостях и выбравший для возвращения короткий путь, или пьянчужка, свернувший за угол справить нужду, - замечая странную четверку, торопился убраться с их пути.
В другой раз великаны воспротивились бы тому, что приходится красться, подобно ворам, но уж мочи не было переносить досужее восторженное любопытство. Раздражать начинало, что разглядывают как вещь, выставленную на продажу. Людям только дай волю, начнут трогать, щипать и тыкать пальцем в бок, как на торжище.
Борисвета привела гостей в свой дом через задний дворик, огороженный высокими стенами и густо заросший ягодными кустами. Будто извиняясь, что колючие растения, лезут на тропинку и цепляются за одежду, она сказала:
- Ухаживать некогда. В этом году будет много ягод. Не знаю, кто их будет собирать. Может, детишкам соседским предложу…
У колодца под навесом летней кухни, великаны с позволения хозяйки обнажились по пояс и окатили друг друга холодной водой. Горислав ограничился умыванием. Все это время в деревянной пристройке кто-то шевелился, топтался и басисто порыкивал.
- Кто там у тебя? – полюбопытствовал Яробор, обтираясь полотенцем, поданным Борисветой.
- Собаки, – пояснила она. – Сторожевые. Зайдете в дом, я их выпущу.
Дом казался темным и нежилым. Хозяйка уверенно перемещалась в родных стенах без света. Великаны тоже. И только Горислав, плетущийся замыкающим, спотыкался о пороги и стукался об углы. О том, что прибыли на место, он понял, когда уткнулся носом в спину Светозара.
Борисвета зажгла большие лампы, и просторную столовую залил желтый свет.
Убранство помещения говорило о богатстве хозяев дома. Посередине стоял длинный стол для большой семьи, около него - стулья с высокими резными спинками. Камин, отделанный зеленым с черными прожилками камнем, напоминал вход в храм. Окна завешивал тяжелый зеленый бархат с золотой бахромой. Широкий диван так же был обтянут бархатом. На стене над ним висели портреты в массивных позолоченных рамах. В большом открытом шкафу у стены напротив и на длинных, навесных полках красовались серебряные блюда и чаши, кувшины, вазы, кубки из разноцветного стекла, разнообразная тонкостенная, обливная и расписная глиняная посуда. Привезенные из дальних стран, эти вещи были размещены так, чтобы радовать глаз.
Кто-то весьма преуспел, стараясь создать в столовой теплую уютную обстановку, вызывавшую умиротворение. В ней, действительно, если не завидовать достатку хозяев, отпускала тревога, и окутывало спокойствие. И пахло вкусно, по крайней мере, в настоящее время - на столе стояли горшочки, кувшины, накрытые плошки, распространявшие такие ароматы, что слюнки текли.
- Я попросила дядю Провору приготовить нам ужин. Он держит харчевню «Небесная солянка», здесь, недалеко. Самая лучшая кухня во всем западном краю. Ей, не вру. Он знает толк в еде. Готовит, язык проглотите, такая вкуснятина.
- Да. Пахнет вкусно!
- Вы располагайтесь, - предложила хозяйка и взяла ведро с мослами, стоявшее у двери. - Я скоро вернусь, только собак покормлю
- Можно, с тобой? – попросился Яробор. – Посмотреть охота.
- Только с порога ни шагу, - предупредила она.
- Разве ты не знаешь, что собаки не трогают благородных? – голос веля был задушевным и вкрадчивым.
- Придумщик! – засмеялась Борисвета.
- Честное слово. Собаки чуют нашу доброту.
Светозар окинул тоскливым взглядом горшочки с едой, вздохнул и отправился следом за парочкой. Ярины полюбы могли отсрочить и без того поздний ужин. Яробора-то, конечно, ничто не удержит, он же нахальный, но Борисвета, должно быть, постесняется принимать его ухаживания в присутствии третьего.
На Борискиных собак стоило посмотреть. Это были огромные зверюги: тупомордые, безухие и бесхвостые, черные, со светлыми подпалинами на груди. Чудовища, а не псы. Они крошили толстые мослы своими мощными челюстями как жерновами. Легко представить, что станет человеческой конечностью, если такая псина прихватит.
- Красавцы, правда? – не без гордости произнесла Борисвета, любуясь, как ее питомцы грызут кости. – Мы купили их у горцев, в Родничковых горах. Вообще-то это – пастушьи собаки. Стерегут стада овец от волков. Сейчас в городе многие завели собак. Ограды нагородили. Нынче люди всего боятся.
- Это как-то связано… с гибелью твоих близких? – осторожно спросил Светозар.
- Да, - у нее на глаза навернулись слезы, но голос не дрогнул. - Когда убивают благородного, простые люди чувствуют себя еще более уязвимыми. Думают, если уж такое случилось с велитом, что будет со мной? А отца убили жестоко, будто мстили за что-то. Тогда мне казалось, что и моя жизнь кончилась, и я вот-вот умру, так плохо было. Боль была настоящая… Она словно выжгла все внутри.
- Помнить о погибших - наш долг, - сочувственно заметил Светозар. – Однако не нужно изводить себя мыслями о том, что мы не сумели или не успели для них сделать. Ты не спасешь то, что уже нельзя спасти
- Ты не сможешь вернуть то, что потеряно навсегда, - вторил собрату Яробор. – Хотя трудно привыкнуть к этой мысли, по себе знаю.
- Верно, - вздохнула Борисвета. – Мама вышибает клин клином. Не может оставаться в городе надолго, все тут ее тяготит, воспоминания навевает. Впрочем, она и раньше не любила дома сидеть.
- Твоя мама занимается торговлей? – спросил Светозар.
- У нас есть два корабля. В прошлом месяце ма снова отправилась в полуденные края. Очень беспокоюсь за нее.
Tannit:
07.11.20 11:25
» Глава двадцать первая - 3
***
За столом грусть-печаль быстро развеялась. Ничто так не улучшает настроение странника, как добрый ужин. Борисвета, будучи радушной и щедрой хозяйкой, очень постаралась угодить гостям. Хотя некоторые кушанья успели остыть. Но разве бродяга, перебивавшийся в дороге тем, чем поделятся добрые люди, станет привередничать? Тем более что другие блюда еще оставались теплыми, а третьи и вовсе подавали охлажденными.
Под одобрительное мычание, слов не было, исчезла половина яств.
- Если здесь каждый день так кормят, то я, пожалуй, остался бы подольше, - пробубнил с набитым ртом Яробор, легонько толкнув локтем сидевшую рядом Борисвету.
- Правда? - она замерла и посмотрела на него с радостной надеждой.
- Он хотел сказать, что твой дядя выдающийся повар, - пояснил Светозар. - Его искусство выше всяких похвал. Большое ему спасибо.
- А, дядя, да, - разочаровано протянула она. – Я же вам говорила, что у него лучшая на свете кухня. Мама привозит ему много разных пряностей, которые придают блюдам особый вкус и аромат. Правда, я в них не очень разбираюсь. Еще ма привозит диковинные сушеные плоды. Жалко, что их нельзя свежими доставлять, они такие нежные, что сгниют по дороге. Хочется попробовать.
- Вино она привезла? – Светозар разливал из кувшина в стеклянные бокалы золотистый напиток.
- Нет. Вино из Солнечной долины, что в низовьях Серебряны-реки. Осенний урожай. Очень хорошее вино. Называется «Дар Солнца».
- За что выпьем? – спросил Яробор.
Борисвета вздрогнула и удивленно покосилась на него. Дело было не в вопросе, просто Яробор обнял ее за талию.
- Давайте, выпьем за наше знакомство, - предложил Светозар. - За этот чудесный дом и его гостеприимную хозяйку.
Она благодарно кивнула Светозару и больно ущипнула Яробора под столом, судя по тому, что тот ойкнул. Однако руку не отнял и не отодвинулся.
- Ты похожа на свою маму, - крайницкий вель кивнул на один из портретов.
К этому времени в горшочках и плошках показалось дно, и они уже не сильно притягивали взор, посему можно было и по сторонам посмотреть.
- Нет, это моя бабушка, - покачала головой Борисвета, проследив за его взглядом. - Мама в красном.
Гости занялись изучением портретов. Всего их было шесть, мужских и женских, поровну. На последнем была изображена Борисвета, в мужской одежде. В отличие от нынешней, нарисованная носила длинные косы.
- Все портреты написаны пять лет назад. Ба настояла. Привезла из южных краев художника… и заставила нас стоять перед ним по нескольку часов в день. Говорила, что мы так редко собираемся все вместе, что скоро узнавать друг друга перестанем. Мы, в самом деле, виделись редко. Все вместе за стол садились два раза в году. Бабуля с матушкой, как уйдут в плавание, так по нескольку месяцев от них ни слуху, ни духу.
- Бабушка тоже в плавание отправилась?
- Она погибла… раньше отца. Корабль попал в шторм, и на нее упала мачта. Волны вырвали ее тело из маминых рук. Море – большая могила, - Борисвета оглянулась на картину с изображением красивой загорелой женщины, одетой, по обычаю смаглов, в широкий размахай зеленого цвета и пестрые шаровары, ее темные с проседью волосы были уложены венцом. – А здесь бабушка живая.
- Рядом с ней твой дед-вель? – Яробор указал на портрет светловолосого голубоглазого мужчины в простой, без украшений, одежде.
- Нет. Это дядя Провора, который держит харчевню «Небесная солянка».
Как оказалось, Борискин дядя не стал моряком, потому что не переносит качку. Но, может, оно к лучшему, ведь он нашел свое призвание на родном берегу и ничуть не сожалел, что не увидел другие страны, да и было кому продолжить семейное ремесло. Внешностью в отца-веля пошла и матушка Борисветы. Светловолосая, с мягкими чертами лица - она отличалась строгой красотой. Южное солнце позолотило ее кожу, отчего фиалковые глаза казались ярче. Она улыбалась, и ее взгляд был лукав и мудр.
- Мама встречалась с дедом, - сказала Борисвета, - когда бабушка была еще жива. Он живет за морем.
- В полуденных краях? – уточнил Светозар.
- Да. Бабуля плавала к нему. Всегда она к нему плавала, а он к ней - никогда. Вот такая любовь… Дед никогда не бывал в Тиховине.
- Как его зовут?
- Добролет Пустынник. Может, слышали?
- Нет, к сожалению.
- Он караваны водит с морского побережья через пустынные земли к самим желунам. Бабушка встречалась с ним в Красногорске, город такой в устье Величаны-реки.
- Мы не были в полуденных краях.
- Вечно вы, велиты, со своим долгом, как с грузилами на ногах, лишний шаг не ступите. Вот он сидел там в своей дыре, неизвестно что высиживал, - проворчала она.
- Твой дед жив?
- Не знаю. Надеюсь, что жив. Три года назад мама хотела его найти, чтобы рассказать про бабушку, но так и не нашла. Сама тогда еле ноги унесла. Слышали же, что полуденных краях твориться… Да и в море сейчас небезопасно.
Хранители, внимая рассказам Борисветы, проникались все большим уважением к ее семье, где каждый, сам по себе, являлся выдающейся личностью. Вдобавок все они, кроме деда-веля, были перед глазами. Удивительная и замечательная семья!
Борисвета не хвасталась, что у нее такая родня - вели, отважные женщины-мореплаватели - для нее они были самыми близкими и любимыми людьми. Она называла их без затей, по-домашнему, «ба», «ма», «па»…
Когда очередь дошла до рассказа об отце, за окном раздалась дробь - кто-то стучал в стекло и очень настойчиво.
- Горик, открой! Я знаю, что ты здесь, - послышался глухой голос. - Ты хочешь один все съесть, не поделившись со своим единственным родственником? – взывал к братским чувствам, Горбуль приникнув клювом к щели.
- Кто это? – Борисвета с округлившимися глазами прижалась к Яробору, к его преогромной радости. – Почему его собаки не унюхали?
- Это Горбуль, - Светозар поморщился как от зубной боли.
- Тот, который у Черныша окорок украл?
- Может, не пустим его? – вель-степняк оглаживал молодуху, пользуясь ее замешательством.
- Нет, впустите его, - потребовала она. - Хочу его увидеть.
- Я мог бы через дымоход, - говорил Горбуль. – Но в нем сажа. Неудобно грязным за стол садиться, не хочется портить первое впечатление о себе.
- Когда тебя это останавливало? Порядочность не относиться к твоим добродетелям, - Горислав нехотя поднялся и, отодвинув тяжелую штору, приоткрыл окно.
В саду затрещали кусты. Собаки, обнаружив непрошеного гостя, грозно зарычали. Горбуль стрижем влетел в столовую под недовольное ворчание Яробора и вскрик Борисветы.
- Что это было? – заорал вестник
- Собаки, - сонно ответил Горислав.
- Чудовища какие-то, а не собаки!
- Сам ты чудовище, – заступилась за своих питомцев Борисвета, наблюдая за выкрутасами вестника под потолком с недоверием и каким-то детским восторгом.
- Да у них пасти огромные как ведро и зубастые как частокол. Они меня чуть не сожрали!
- Они же не бобры, чтобы грызть деревяшку, - вступил с ним в перепалку Яробор, как обычно.
- Бобры – не бобры, а помолотили бы, за милую душу.
Высмотрев место для посадки, Горбуль грохнулся на стол.
- Фух! Еле вас нашел. Приветствую честное собрание! Отдельный низкий поклон красавице-хозяйке, - он прошелся по столу, заглядывая в горшочки. - О, сколько угощений!
- Чего потерял, Горбуль? – ехидно поинтересовался Яробор.
- Не совесть ли? – подхватил Светозар.
- Все съели, да? – обиделся вестник.
- Ваша птичка… Или кто он есть? Он голодный? – прошептала Борисвета, чтобы не спугнуть дивное создание, которое, совсем обнаглев, влезло наполовину в горшок и зачавкало.
- Он всегда голодный, - крайницкий вель подхватил горшочек с застрявшим в нем вестником и переставил на край стола. - Иди отсюда, Горбуль. От тебя рыбой несет.
- Да уж… Что сказал бы Черныш, когда увидел это… этого… А это точно был он?
- Горбуль, зачем ты украл окорок? – спросил судейским тоном Светозар.
- Какой окорок? – притворился непонимающим Горбуль. – Ах, окорок! Да там кусочек был, ну, не больше твоего кулака, Зарянь. Ей, не вру. Тетка припрятала его в корзине с грязным бельем, чтобы тайком из коптильни вынести.
- Выходит, вор у вора… - Борисвета покачала головой. – Попадись тетка на краже, Черныш бы ее… - О том, что сделал бы Черныш с нечистой на руку работницей, она умолчала, вместо того, выдав свои мысли, произнесла:
- Отец хотел добиться «права меча» для стражей, когда из Десятиградья стали приходить дурные вести, но дальше разговоров и споров в Совете дело не продвинулось. Весомых оснований, видите ли, не было. Отец тогда ездил в Родничковые горы к своему наставнику Дивею Отшельнику, чтобы с ним потолковать, звал его обратно в город… Но старец отказался возвращаться. Страшную обиду он затаил на Совет.
- За что?
- Да много всего разного было… Дивей давно ушел из города, лет двадцать назад. Началось все с того, он по каким-то приметам узнал о втором пришествии Исчадья Мрака, и потребовал возобновить действие старых законов, вернуть «право меча», но главы засомневались в подобной необходимости. В ту пору у нас было все тихо и спокойно. Старейшины сказали, мол, вы – велиты, делайте, что хотите, но стражи пусть придерживаются заведенного порядка, никаких расправ на месте. Да и мнимых обид у Дивея было много. Рассорился с моим отцом, когда он на моей маме женился. Говорил, что потомки полукровок будут много брать на себя, позорить всех велитов. Подозрительным стал под старость…
- Дивей - воин?
- Всю жизнь служил начальником стражи. И еще был знатным тайноведом. Всю «Книгу судей» наизусть помнил, точь-в-точь, представляете? Он много чего о Прошлом знал. У нашего края богатая история, много памятных мест в округе. Великая битва произошла недалеко от нашего города, на Скошени, что возле Змеиного изгиба. Уцелевшие чудовища убежали в Родничковые горы. Они там до сих пор живут.
- Так уж и до сих пор? – Яробор щекотал губами ее ухо.
Сблизившись незаметно и естественно, они уже никого не стеснялись - сидели, тесно придвинувшись друг другу и путаясь руками под столом.
- Хотелось бы мне ошибаться, - отвечала Борисвета, с нежной страстью рассматривая его лицо и наслаждаясь его благородным запахом. – Были смельчаки, желавшие проверить, только никто из них ущелья не вернулся. Дивей жил в старой крепости у самого входа в ущелье, за что получил второе прозвище - Страж Врат. Люди верили, что не выпускал злые силы на волю и охранял мир людей.
- Что, на самом деле, там Дивей охранял?
- Умирать он туда ушел. Но чудовища в ущелье, правда, водятся. Хотя, может, они не из черного воинства, а из удела змеиного народа. Отец сказал, что волшебницы-шевьи так же, как околдовали лес, населили ущелье чудовищами, чтобы не шлялся кто ни попадя. В Прошлом через ущелье пролегала дорога, шевяки по ней пришли на Великую битву.
- А сейчас?
- Сейчас там прохода нет. Если бы можно было пройти через Ущелье чудовищ, то Дивей и отец не стали бы делать крюк, а они через Сырое ущелье к шевьям ходили.
- Дивей умер? – Светозар подпер подбородок кулаком.
С печальным вздохом молодуха, оставив Яробора без внимания, повернулась к его собрату.
- Да. Он умер. В одиночестве. Только мы о том не сразу узнали. После похорон отца, мы со Стребежем поехали к нему, чтобы сообщить… Вошли в башню, глядь, а Дивей мертвый на полати лежит, усох уже… Он был очень древний. Отец говорил, что ему лет триста, велит же. Мы его сожгли, по обычаю, со всеми почестями, помянули, как положено.
- Бориска, ваши корабли ходят к шевьям?
- Бабуля с матушкой ходили. Они хорошо знают путь. Только опытный мореход может провести судно в залив Ящера. Скалы Зубатой пасти наугад не пройдешь.
- В Тиховину приходят суда шевий?
- Нет. Зачем? Посуху, через кик, можно больше товаров доставить. Раньше шевьи со всем побережьем торговали, даже вверх по течению Величаны ходили, а нынче они не пускаются далеко на восток они, в Красногорск не ходят, а в Солнечной долине, в низовьях Серебряны и на Счастливом береге еще появляются.
- Мы слышали по пути, что в Тиховине шевьи покарали грешника. Дом сожгли, со всем добром.
Высвободившись из объятий Яробора, Борисвета выпрямилась. Похоже, дело было серьезное.
- Несчастный случай. Шевьи тут ни причем. А дом не сгорел. Его хозяин - мерзавец был редкостный. Кромешник… Поделом ему досталось!
- Что он натворил?
- Сволота он был. Чуть жену не забил до смерти. Добрейшая милейшая женщина, десять лет его выходки терпела, трех детей ему родила… Так он прогнал ее из дому ночью, в холод. Хорошо, соседи ее приняли, обогрели. Ростовщичеством занимался… Должников своих до нитки обирал. Все грабастал: дом, скарб, скотину, урожай. Последний горшок мог забрать! У одного несчастного горожанина потребовал дочь малолетнюю, в услужение. Так вот, когда батяню убили… Нет, сначала брата убили, в темноте его приняли за отца, они же были очень похожи, - от волнения и ее речь стала путанной. - В общем, мне донесли, что в доме у этого жадобы на постое были личности подозрительные. Сам-то он не принимал участия в убийстве… - сболтнув лишнее, она прикусила губу, ведь слушатели, если не глупые, зададутся вопросом: откуда, собственно, ей все это известно? Ростовщик, что, предсмертную записку оставил?
Однако гости, будто ничего не заподозрили, не стали лезть в душу, выспрашивая подробности. Они рассматривали портреты двух удивительно похожих друг на друга мужчин богатырского телосложения – славного веля Володара и его сына. Их можно было принять за братьев, старшего и младшего, по виду и не догадаешься о большой разнице в возрасте. Сложись их судьба иначе, сын состарился бы раньше отца.
Долголетие - божественный дар, вызывавший зависть у простых смертных - оборачивалось для великанов сущим наказанием, когда им приходилось хоронить своих детей, и внуков, и правнуков…
Разве не мучительно больно видеть, как старятся и умирают родные, и быть бессильным?
О, если бы только можно было отдать им часть своей долгой жизни! Жизни, которая с каждой новой утратой, начинает казаться все более бессмысленной…
- Значит, погибший был грешником и сгорел в собственном доме? – Светозар вернулся к тому, с чего начал, избавив Борисвету от объяснений.
- Дом не сгорел, только столовая в нем, и то немного. В ночь, когда все случилось, было очень холодно, а ростовщик хмельного перебрал, не уследил за очагом, искра попала на циновки, сухой камыш занялся… - она говорила, как по написанному, ровно, почти равнодушно. Уж столько раз повторяла одно и то же, что сама, поди, начала верить. Однако сегодняшние слушатели понимали, что жестокосердный ростовщик погиб отнюдь не от несчастного случая. - Стражи вовремя заметили начавший пожар. Потушили и нашли его на полу, мертвого уже. А через пару дней по городу слухи поползли, что якобы возле его дома видели шевий. Свидетели нашлись, которые божились, что слышали, как шевьи выносили приговор… Его дом давно починили, теперь в нем живет вдова с детьми.
- Вы узнали что-нибудь про гостивших у него кромешников?
- Они прибыли к нему скрытно, ночью. Ночью приехали, ночью уехали… и злодейство свое сотворили под покровом ночи. Соседи только потом, уже после того, как отца нашли, вспомнили, что видели за день до этого подозрительных постояльцев. Ростовщик-то один жил с тех пор, как семью прогнал, и друзей у него не было, а тут, откуда не возьмись, появились. Заприметили у него во дворе мужиков с разбойничьими рожами. Мясники дали показания, что закупался он на десятерых, у пекарей взял мешок хлеба. Когда мы к нему с обыском нагрянули, в конюшне еще лежал свежий навоз - несколько дней там стояли шесть коней. Он даже не потрудился навоз выгрести. Наглец! Говорил, что гора навоза - это не повод для обвинения, и ровным счетом ничего не доказывает. А кромешников, которых он укрывал, к тому времени и след простыл, – развеяв последние сомнения в своей непричастности к пожару, Борисвета спрятала лицо в ладонях. Яробор с сочувствием погладил ее по спине.
- И сразу после этого люди стали городить высокие заборы? – спросил Светозар, не давая ей замкнуться.
- Угу. И дня не прошло после похорон, как половина горожан отправилась в ближние каменоломни. Строители - мать их! - думают, что за высокими стенами можно спрятаться от смерти.
- Злыда все продумал. Убийство благородных, не только убавляет число непримиримых врагов, но и колеблет веру народа в силу власти. Он хочет запугать людей. Запуганный – сговорчив.
- Ему это неплохо удается, - отозвалась дочь веля.
- Нам нельзя падать духом. Мы все осиротели, нам всем тяжело, но о нас зависит будущее.
- Ненавижу, - прошептала Борисвета. - Я его ненавижу за то, что он сделал с моей семьей. Ненавижу себя за бессилие, – она устремила взгляд на зашторенное окно. Нежные черты ее лица заострились, ожесточились. Там, в земной ночи, заклятый враг творил очередное злодеяние, возможно, даже творил сию минуту.
При мысли о коварном вездесущем Исчадье Мрака бархатный позолоченный уют стал казаться хрупким, а каменные стены ненадежными. Как будто вдруг откуда-то повеяло холодком, отрезвляющим, остужающим кровь, о которого сердце замирало.
Обманчивым было величественное спокойствие Борискиного дома - маленького островка, где еще сохранялось мирное бытие с его добрым неторопливым укладом и семейными обычаями, но берега которого уже омыли волны горя и навсегда лишили его обитателей прежней радостной жизни. Трое погибших родичей смотрели с полотен весело и выглядели на них как живые, только они уже никогда не сядут за этот большой стол.
В тягостной тишине стало слышно, как Горбуль соскребает со стенок горшочка остатки тушеного мяса. Вот беззаботное создание! Его нисколько не тревожило - не то, что будущее - завтрашнее утро.
- В Прошлом великаны победили Зло. Значит, Добро сильнее, - начал Светозар, осторожно подбирая слова.
- Мы победим, - сказал Яробор, как отрезал, будто у него в кармане было чудо-средство, с помощью которого он покончит с Исчадьем Мрака на веки вечные. – Найдем других Великих воинов и победим.
- Что толку от ваших угроз, - подал голос Горбуль. – Болтаете-болтаете, только воздух сотрясаете. Запомнят же поступки, а не слова.
- Был бы хозяин мужиком, давно бы тебе навалял, - Светозар смахнул вестника в горшок и накрыл горловину ладонью.
«Нет, определенно, Горбуля надо гнать взашей, - подумал Горислав. - Доколе он будет дух подтачивать! Он может испортить настроение даже когда, кажется, что хуже уже некуда».
- Дай его сюда, - потянулся к горшку Яробор, давно жаждавший расправы над вредным вестником. – Я ему сейчас язык укорочу.
Горбуль не собирался сдаваться без боя и, клюнув велеву руку, вырвался на свободу.
- Что у вас за обереги такие? – Борисвета налегла грудью на велево плечо и запустила руку ему за пазуху. Она заприметила одинаковые, странной формы подвески на шее у гостей во время умывания, точнее ключи своим мерцанием привлекли ее взгляд. - Для чего они нужны?
- Ха! Мне бы самому хотелось знать, - Яробор прижал ее руку к груди.
- А ты знаешь? - Борисвета повернулась за объяснением к Светозару.
- Они доверены нам для хранения. Не они нас оберегают, а мы их. Тайну Ключа хранит кто-то другой.
- Знамо кто, - проскрипел Горбуль, повисший на шторе. – Кому они нужней больше всего, а? То-то он гоняется за нами по всей земле.
- Не примазывайся! Ты-то ему на кой? – фыркнул Яробор.
- Ну, так я же с вами, - ударил себя в грудь вестник. - За веру, за правду…
- Ага, а чуть что, заваруха какая-нибудь или воробей чихнет, тебя не сыщешь, упорхнул и был таков, – он осекся и удивленно уставился на Борисвету, коснувшуюся его губ легким поцелуем. Таким образом, смутив веля, коварная женщина вытянула у него из-под рубахи подвеску.
- Ключ? Кажется, я что-то слышала о нем. Да! Точно слышала, только очень давно. Кто-то мне рассказывал о некоем Ключе, который не похож на ключ… бабушка или отец, не помню, – наморщив носик, она задумчиво разглядывала чудесную вещь, ставшую на свету непроницаемо черной. Гости ждали, что она вот-вот откроет нечто важное, относительно этого сокровища, но молодуха покачала головой. – Нет, сейчас уже не вспомню, – она зевнула в кулачок.
- Жаль, нам важно найти других хранителей, раньше Злыды.
- Может, вспомню утром. Утро вечера мудренее. Пора спать. Вставать рано, ни свет ни заря.
Гости помогли убрать со стола, посуду оставили на краю стола.
- Дядя Провора утром заберет, - сказала Борисвета. – Он принесет вам немного съестного для дальней дороги, такого, что долго хранится, а дядька Пшен приведет к дому коней из служебной конюшни, чтобы вам не ходить через полгорода.
Обо всем подумала, обо всем позаботилась…
- Благодарствуем, Бориска. Вовек не забудем.
- Вы бы для меня сделали то же самое. Пошли, покажу вам гостевые покои.
***
В прежние годы в Борискином доме любили принимать гостей, но ныне хозяйкам стало не до приемов. Богатая обстановка гостевой спальни была забрана запылившимися чехлами. Половину покоев, занимала огромная, от стены до стены, мягкая лежанка, хоть вдоль на ней пластайся, хоть поперек.
- Ба! Какие роскошества! – восхитился Горбуль.
Стянув с полати холщевое полотнище, Борисвета сделала широкий приглашающий жест.
- Располагайтесь, гости дорогие. Подушки в сундуках, выбирайте, какие желаете - большие, маленькие, мягкие, жесткие.
- Не беспокойся, Бориска, сами разберемся. Спасибо.
- Если больше ничего не нужно, я пойду к себе. Спокойной ночи, - пожелала она перед уходом. – Легких снов.
- Я тебя провожу, - промурлыкал Яробор, нисколько не удивив своим поведение спутников.
Однако скоро он вернулся, отвергнутый, обиженный, оскорбленный в лучших чувствах и разъяренный, потому что хозяйка захлопнула дверь своей спальни у него перед носом.
- Не поймешь этих городских! Ведь хорошо все начиналось, чего взбрыкивать-то? Жаренный петух, что ли, клюнул… Вдруг надумала блюсти приличие, - ворчал он, меря шагами расстояние между стенами. – Не почитай я законы гостеприимства, я бы ей так соблюл, то есть, соблюдел… Горик, как правильно будет?
- Не знаю, - Горислав улыбнулся в темноте.
«Так и ему и надо, - думал он, злорадствуя отчего-то, что другу дали от ворот поворот. - Не отказывали ему, что ль, никогда? Вот пусть на собственной шкуре ощутит, каково другим бывает, а то, ишь, разогнался. Считает, раз божич, значит, все можно. Взглядом стрельнул и сразу поразил девицу в сердце, и она рухнет… как куропатка, сбитая намедни Заряней».
- Яра, заканчивай метаться, - Светозар выбрал подушку и кинул на лежанку.
- Я же теперь не усну! Зачем было меня распалять?
- О, плотское желание, смущающее душу и лишающее сна, - прошелестел Горбуль. - О, любовная страсть, незнающая порядка…
Обычно отпускавший скабрезные замечания по поводу Яроборовых блудов, в этот раз вестник не ерничал. Наевшись, он даже мог посочувствовать или, по крайней мере, никого не раздражать.
- Я же к ней со всей душой, любезно, без нахрапа. Сама меня приманила… Прямо напрашивалась! - Яробор одернул тяжелую штору, пуская в спальню яркий свет полнолуния. – Не была бы она хозяйкой, главой стражей и велевой дочкой, я бы ей показал! Чего я молокосос какой, чтобы со мной играться. Зачем было дразнить и ручки шаловливые распускать? Ну, вы же видели!
- Не видели мы ничего такого, - возразил Горбуль.
- Тебя никто не спрашивал, заноза. И вообще, ты ничего, кроме жрачки, не замечаешь.
- Яра, мы не станем тебя меньше уважать, если ты одну ночь не потрешься о молодуху, - заверил его собрат, взбивая постель. – Девиц на свете много.
- Таких, как Бориска, больше нет. Она – одна такая.
- Ты, что, влюбился? – Светозар замер с занесенным над подушкой кулаком.
- С чего бы это? Нет, - вель-степняк, застигнутый врасплох подобным предположением, замотал головой. – Я думал, что она… не прочь потешиться.
- Лучше забудь о ней, у нее есть жених.
- Чего ж тогда она ко мне ластилась да в глаза заглядывала?
- Нет у нее больше жениха, - произнес Горислав из приязни к Борисветы, дабы оправдать ее вольности за ужином, а не в угоду любвеобильному Яробору.
- Ай да, Горик, хранитель тайн сердечных, - попрекнул его вестник.
- Все. Больше ничего не скажу, - буркнул книговед.
- Зовет, что ли? – Яробор прислушался. Его страдальчески искаженное лицо, посеребренное лунным светом, казалось бледным, только глаза диковато блестели.
- Открыла дверь и позвала, - подтвердил Светозар.
- Меня?
- Нет, дядьку своего, повара.
- Ну, я ей сейчас… – Яробор в волнении запустил пятерни в свои взлохмаченные волосы, дабы пригладить их. – Сейчас я ее…
- Яр, а ты отомсти Бориске, - проскрипел Горбуль. - Не ходи к ней. Пусть знает наших!
- Цыц! Пиявка с крыльями.
- Иди уже, не испытывай терпение хозяйки, - напутствовал Светозар. – И смотри, не оплошай от перевозбуждения, а то ведь, чего доброго, выставит нас из-за тебя посреди ночи на улицу.
- Да я… Была бы моя воля… - взъерепенился вель-степняк, чья мужская состоятельность была поставлена под сомнение. – Да если надо, моей силы на раз хватит, чтобы вы тут спали десять дней к ряду, с перерывами на обед и ужин. - Он бесшумно выскользнул из покоев.
Горислав ждал худшего, однако испуганного женского крика не раздалось.
- Любовное желание изначально было творящей силой. Оно подвигло Трижды Великих на созидание. От него произошло все сущее, - Горбуль вспорхнул и перелетел на подоконник. – Кто ж знал, что высокий духовный порыв в воплощенном мире обратится в низменные позывы и сосредоточится в известном месте.
- Не понимаю женщин, - прошептал книговед, укладываясь на мягкую подушку. – Неужели они настолько легкомысленны, что предпочитают общество ветреника?
- Ты о ком сейчас?
- Ни о ком, в общем. С Яриком все понятно… Девица отвергает того, кто ее любит, кто ей предан… кто имеет по отношению к ней серьезные намерения, и легко поддается обаянию первого встречного хлыща, который не будет хранить верность, не обещает ей большой и светлой любви до гроба, а если обещает, то не сдержит свое обещание.
- Горик, есть Любовь и любовь, в смысле, страсть. Это две большие разницы. Они как небо и земля. Страсть – временное помутнение рассудка, вспыхивает и гаснет. Вон, как у тебя намедни, – Светозар поднялся, чтобы задернуть штору. - Тебя, что, тянет обратно в «Золотой колос»?
Вспыхнув от стыда, Горислав мысленно согласился с велем. Ему нисколько не хотелось возвращаться в пригородную гостиницу, к Долинке, ведь она была только похожа на Неждану, а объясняться тем более. Что ей скажет? «Прости, но я люблю другую»?
- А любовь… - начал вель, но умолк, задумавшись о чем-то своем и глядя в окно.
- …чувство, требующее проверки временем, – продолжил Горислав. О разнице он знал, и спрашивал-то о другом.
- «Полюбишь и козла» - это о страсти, - поделился своими соображениями вестник, когда разговор уже можно было считать законченным.
- По-моему, это, как раз, о любви, - не согласился книговед.
- Полнолуние. Прекрасная ночь… - Светозар устремил взгляд ввысь, где звездному небосводу круглобокие ночные светила. - И она выбрала его…
- Зарянь, а тебя это заедает, да? - Горбуль был похож на маленькое изваяние. Лунный свет покрывал его мутным безжизненным блеском. - Вот уж никогда бы не подумал.
- И Яра может никогда не узнать…
- Вы о чем? – навострил уши Горислав.
- Горик прав, что «про козла» - это о любви…
- Хотя я могу ошибаться, и сегодняшней ночью ей нужен не божич, а просто мужская ласка. Но лучше пусть я окажусь прав. Она будет себя беречь. Война – не для женщин.
- Да о чем вы говорите-то? – Горислав терялся в догадках, понимая, что от него ускользнуло нечто важное.
***
Приглушенный ночник на прикроватном столике освещал лишь дальний угол. Вокруг него порхал и бился о стекло большой мотылек.
Борискина спальня нисколько не походила на девичью, ее немногочисленная обстановка была строгой, без рюшей, бантиков, кружевных салфеток, вазочек, глиняных котиков и прочих милых безделушек, которыми обычно украшают свои покои женщины.
Хозяйка дома, полураздетая, в поддеве без рукавов, штанах и босиком, стояла возле двери, понуро склонив голову и теребя подол короткой рубашки.
Не так девица должна встречать возлюбленного…
Сбитый с толку Яробор вмиг забыл о своих угрозах, его любовный раж поубавился, а на душе стало тягостно от неясной вины.
- Бориска, ты чего? – он взял приунывшую девушку за плечи и заглянул в глаза. - Не бойся, не обижу.
- Плохо я поступаю, Яра.
- Да чего плохого-то? – он легонько встряхнул ее. – Ведь я тебе желанен. Или нет?
- Коль не желала, не позвала бы… Еще с первой встречи, как увидела тебя в проулке, так ты сразу пленил мое сердце. Весь день только о тебе и думала. Яра, я лишь ради тебя, пригласила всех вас в гости, хотела выгадать случай, чтобы помиловаться с тобой наедине. Боялась, что вы откажитесь. Даже не верится, что ты со мной…
- Тогда чего же ты?
- Не думай, что я вертихвостка, и с каждым встречным-поперечным шашни кручу.
- Бориска, я и мысли дурной про тебя не допускаю, - он приложил ладонь к груди. - Клянусь божественным светом, я к тебе с превеликим уважением и почтением. Знаю, ты особенная. Ты мне сразу приглянулась.
- Не должна была тебя пускать. Радости бабьей захотела, когда беда близко…
- Ха, что за вздор! Чего ж теперь, раз беда, так и не тешится вовсе, лишать себя земных благ да услад? - он властно привлек ее к себе и заключил в объятия, однако ощутив, как молодуха окаменела, ослабил напор. - Бориска, один раз живем. Надо хватать обоими руками, что дарует тебе судьба.
- Ты привык брать от жизни лучшее, - заметила она, но не в укор, а признавая за божичем такое право.
- И ты бери! Кто тебе мешает? – поглаживая ее напряженную спину, он изгонял девичье стеснение. - Не обделяй себя, Бориска, будто ты не заслуживаешь любви.
- Ты лучший. И пахнешь вкусно, как отец, - она с наслаждением втянула пьянящий запах вольной степи, горькой полыни и трав, обожженных солнцем. – Тебя ко мне привело само божественное проведение.
Бориска обмерла, будто боясь вспугнуть привалившее счастье. Ропот совести, стыдивший ее в неблаговидном поступке, затих. В кольце нежных и сильных мужских рук, волнующих своим уютом все женское, что в ней было, она уже нисколько не сопротивлялась притяжению горячего крепкого тела, наоборот, отринув всякие сомнения, тесно прижалась к нему, в желании еще большей близости.
- Бориска, - позвал Яробор и не ради того, что услышать согласие, все нужные слова уже были сказаны, а чтобы прочитать в ее глазах об окончательном и бесповоротном выборе.
Он не лукавил, назвав ее особенной. С ней все было иначе, чем с прочими женщинами. Н одна из них не вызвала столько противоречивых чувств, и ни с какой другой не думал, что может показаться грубым.
- Открылась же, Яра, не томи, уж мочи нет, - она потянулась к его губам за поцелуем.
Порывисто вздохнув, он прогнулся от приступа вожделения, которое доселе обуздывал, дабы молодуха разобралась в своих чувствах и привыкла к нему, позволяя событиям развиваться своим чередом. Теперь она сама просила как о милости, дабы он овладел ею. Он припал к ее приоткрытым губам, теплым и податливым, и она ответила с не меньшей страстью.
Только сладость поцелуя, скрепившего негласный договор, не утоляла жажду любви, лишь усиливала плотский голод. Дикая природная сила, вырвавшаяся из-под гнета затуманенного разума, утяжелила до боли чресла и раскачивала бедра.
Не размыкая объятий, как пришитые, они переместились кровати и повалились на жесткий тюфяк. Рассмеявшись над своей неуклюжестью, они принялись стягивать друг с друга одежду, не прекращая ласк и поцелуев и мимолетно воздавая каждой обнажившейся части тела.
Яробор с суеверным трепетом провел ладонью по высокой крепкой груди, плоскому животу…
Тяжело дыша, Бориска откинулась на подушку и от его легкого прикосновения, отвела колено в сторону…
Медленно накрывая ее собой и сливаясь, Яробор смотрел в ее глаза и поймал губами испуганный и восторженный вздох…
***
- Скоро начнет светать, - отодвинув штору, Яробор рассматривал утренние созвездия.
- И ты уедешь, - завернутая в простыню Бориска прижалась щекой к его плечу.
- Должен, - он обнял девушку. - Не могу остаться в Тиховине, как бы мне не хотелось.
- Не смею удерживать.
- Не хочу, чтобы ты думала обо мне, как… что соблазнил и бросил.
- Яра, я же сама. Эта ночь с тобой - самое лучшее, что было в моей жизни.
- Бориска, я к тебе, правда, со всей душой.
- Верю.
- Я был неосторожен, - запоздало спохватился вель. – Прости.
Он нещадно корил себя. Вдруг ненароком обрюхатил молодуху. В дурмане жаркой страсти он не смог остановиться вовремя – это было выше его сил! - ни в первый, ни во второй, ни в третий раз - как и думать о последствиях. Борисвета одарила его таким неземным блаженством, что он вовсе лишился способности трезво соображать!
- Забудь. Это не твоя забота, - девушка влажно блеснув глазами, улыбнулась. – Иначе от любви и смысла не было бы…
- Прости, если из-за меня тебе добавится хлопот, – он виновато заглянул ей в лицо. - Ведь все будет хорошо?
- Все будет, как надо, Яра, - заверила она. – Не беспокойся обо мне.
- Точно?
- Да. Не сомневайся.
- Бориска, я бы очень хотел быть с тобой…
- Я все понимаю, - она избавила его от сложных объяснений. – У тебя - долг. Тебе нельзя обзаводиться семьей. Тем более, сейчас. Если б не было войны, я бы приезжала к тебе в степь, как моя ба к моему деду…
Яробор с благодарностью поцеловал ее в висок.
- Тяжело тебе с мужиками справляться?
- Бывает, спорим, но ребята всегда мне очень помогают и поддерживают во всем. Мне здесь только с городским советом трудно договариваться, я же не велит. Отец бы их всех быстро на место поставил.
- Не хочешь бросить службу? У тебя же все есть: дом, достаток… дядя-повар. Мать жива.
- Долг перед отцом не позволяет дома сидеть. Пусть не найду убийц, но верно защищаю людей. Если только…
- Что?
- Еще подумаю, - уклонилась она от прямого ответа. - Может, брошу.
Она прижалась обнаженным телом и, укутав в свою простыню, начала осыпать поцелуями шею, ключицы, грудь.
- Бориска… - Яробор запрокинул голову, ощущая, как волной понимается вожделение. – Кабы я был хозяином сам себе, то никуда бы не поехал, остался с тобой… не помышлял бы о других…
- Каких других? – она прихватила зубами сосок, заставив полюбовника издать шумный вздох.
- Никаких, - он прикусил губу. – Бориска, если мы снова начнем… ты так и не поспишь.
- Сейчас мне нужней всего ты и только ты! Я бы все свои сны поменяла на то, чтобы побыть с тобой подольше.
- Погоди, - Яробор тщетно силился остановить ее дерзкую ласку. Он еще не сказал ей главное, но эти простые слова никак не шли из горла.
- Полноте. Не противься, - игриво шептала обольстительница. – Разве ты не знаешь, что прощальное любление – слаще всего…
За столом грусть-печаль быстро развеялась. Ничто так не улучшает настроение странника, как добрый ужин. Борисвета, будучи радушной и щедрой хозяйкой, очень постаралась угодить гостям. Хотя некоторые кушанья успели остыть. Но разве бродяга, перебивавшийся в дороге тем, чем поделятся добрые люди, станет привередничать? Тем более что другие блюда еще оставались теплыми, а третьи и вовсе подавали охлажденными.
Под одобрительное мычание, слов не было, исчезла половина яств.
- Если здесь каждый день так кормят, то я, пожалуй, остался бы подольше, - пробубнил с набитым ртом Яробор, легонько толкнув локтем сидевшую рядом Борисвету.
- Правда? - она замерла и посмотрела на него с радостной надеждой.
- Он хотел сказать, что твой дядя выдающийся повар, - пояснил Светозар. - Его искусство выше всяких похвал. Большое ему спасибо.
- А, дядя, да, - разочаровано протянула она. – Я же вам говорила, что у него лучшая на свете кухня. Мама привозит ему много разных пряностей, которые придают блюдам особый вкус и аромат. Правда, я в них не очень разбираюсь. Еще ма привозит диковинные сушеные плоды. Жалко, что их нельзя свежими доставлять, они такие нежные, что сгниют по дороге. Хочется попробовать.
- Вино она привезла? – Светозар разливал из кувшина в стеклянные бокалы золотистый напиток.
- Нет. Вино из Солнечной долины, что в низовьях Серебряны-реки. Осенний урожай. Очень хорошее вино. Называется «Дар Солнца».
- За что выпьем? – спросил Яробор.
Борисвета вздрогнула и удивленно покосилась на него. Дело было не в вопросе, просто Яробор обнял ее за талию.
- Давайте, выпьем за наше знакомство, - предложил Светозар. - За этот чудесный дом и его гостеприимную хозяйку.
Она благодарно кивнула Светозару и больно ущипнула Яробора под столом, судя по тому, что тот ойкнул. Однако руку не отнял и не отодвинулся.
- Ты похожа на свою маму, - крайницкий вель кивнул на один из портретов.
К этому времени в горшочках и плошках показалось дно, и они уже не сильно притягивали взор, посему можно было и по сторонам посмотреть.
- Нет, это моя бабушка, - покачала головой Борисвета, проследив за его взглядом. - Мама в красном.
Гости занялись изучением портретов. Всего их было шесть, мужских и женских, поровну. На последнем была изображена Борисвета, в мужской одежде. В отличие от нынешней, нарисованная носила длинные косы.
- Все портреты написаны пять лет назад. Ба настояла. Привезла из южных краев художника… и заставила нас стоять перед ним по нескольку часов в день. Говорила, что мы так редко собираемся все вместе, что скоро узнавать друг друга перестанем. Мы, в самом деле, виделись редко. Все вместе за стол садились два раза в году. Бабуля с матушкой, как уйдут в плавание, так по нескольку месяцев от них ни слуху, ни духу.
- Бабушка тоже в плавание отправилась?
- Она погибла… раньше отца. Корабль попал в шторм, и на нее упала мачта. Волны вырвали ее тело из маминых рук. Море – большая могила, - Борисвета оглянулась на картину с изображением красивой загорелой женщины, одетой, по обычаю смаглов, в широкий размахай зеленого цвета и пестрые шаровары, ее темные с проседью волосы были уложены венцом. – А здесь бабушка живая.
- Рядом с ней твой дед-вель? – Яробор указал на портрет светловолосого голубоглазого мужчины в простой, без украшений, одежде.
- Нет. Это дядя Провора, который держит харчевню «Небесная солянка».
Как оказалось, Борискин дядя не стал моряком, потому что не переносит качку. Но, может, оно к лучшему, ведь он нашел свое призвание на родном берегу и ничуть не сожалел, что не увидел другие страны, да и было кому продолжить семейное ремесло. Внешностью в отца-веля пошла и матушка Борисветы. Светловолосая, с мягкими чертами лица - она отличалась строгой красотой. Южное солнце позолотило ее кожу, отчего фиалковые глаза казались ярче. Она улыбалась, и ее взгляд был лукав и мудр.
- Мама встречалась с дедом, - сказала Борисвета, - когда бабушка была еще жива. Он живет за морем.
- В полуденных краях? – уточнил Светозар.
- Да. Бабуля плавала к нему. Всегда она к нему плавала, а он к ней - никогда. Вот такая любовь… Дед никогда не бывал в Тиховине.
- Как его зовут?
- Добролет Пустынник. Может, слышали?
- Нет, к сожалению.
- Он караваны водит с морского побережья через пустынные земли к самим желунам. Бабушка встречалась с ним в Красногорске, город такой в устье Величаны-реки.
- Мы не были в полуденных краях.
- Вечно вы, велиты, со своим долгом, как с грузилами на ногах, лишний шаг не ступите. Вот он сидел там в своей дыре, неизвестно что высиживал, - проворчала она.
- Твой дед жив?
- Не знаю. Надеюсь, что жив. Три года назад мама хотела его найти, чтобы рассказать про бабушку, но так и не нашла. Сама тогда еле ноги унесла. Слышали же, что полуденных краях твориться… Да и в море сейчас небезопасно.
Хранители, внимая рассказам Борисветы, проникались все большим уважением к ее семье, где каждый, сам по себе, являлся выдающейся личностью. Вдобавок все они, кроме деда-веля, были перед глазами. Удивительная и замечательная семья!
Борисвета не хвасталась, что у нее такая родня - вели, отважные женщины-мореплаватели - для нее они были самыми близкими и любимыми людьми. Она называла их без затей, по-домашнему, «ба», «ма», «па»…
Когда очередь дошла до рассказа об отце, за окном раздалась дробь - кто-то стучал в стекло и очень настойчиво.
- Горик, открой! Я знаю, что ты здесь, - послышался глухой голос. - Ты хочешь один все съесть, не поделившись со своим единственным родственником? – взывал к братским чувствам, Горбуль приникнув клювом к щели.
- Кто это? – Борисвета с округлившимися глазами прижалась к Яробору, к его преогромной радости. – Почему его собаки не унюхали?
- Это Горбуль, - Светозар поморщился как от зубной боли.
- Тот, который у Черныша окорок украл?
- Может, не пустим его? – вель-степняк оглаживал молодуху, пользуясь ее замешательством.
- Нет, впустите его, - потребовала она. - Хочу его увидеть.
- Я мог бы через дымоход, - говорил Горбуль. – Но в нем сажа. Неудобно грязным за стол садиться, не хочется портить первое впечатление о себе.
- Когда тебя это останавливало? Порядочность не относиться к твоим добродетелям, - Горислав нехотя поднялся и, отодвинув тяжелую штору, приоткрыл окно.
В саду затрещали кусты. Собаки, обнаружив непрошеного гостя, грозно зарычали. Горбуль стрижем влетел в столовую под недовольное ворчание Яробора и вскрик Борисветы.
- Что это было? – заорал вестник
- Собаки, - сонно ответил Горислав.
- Чудовища какие-то, а не собаки!
- Сам ты чудовище, – заступилась за своих питомцев Борисвета, наблюдая за выкрутасами вестника под потолком с недоверием и каким-то детским восторгом.
- Да у них пасти огромные как ведро и зубастые как частокол. Они меня чуть не сожрали!
- Они же не бобры, чтобы грызть деревяшку, - вступил с ним в перепалку Яробор, как обычно.
- Бобры – не бобры, а помолотили бы, за милую душу.
Высмотрев место для посадки, Горбуль грохнулся на стол.
- Фух! Еле вас нашел. Приветствую честное собрание! Отдельный низкий поклон красавице-хозяйке, - он прошелся по столу, заглядывая в горшочки. - О, сколько угощений!
- Чего потерял, Горбуль? – ехидно поинтересовался Яробор.
- Не совесть ли? – подхватил Светозар.
- Все съели, да? – обиделся вестник.
- Ваша птичка… Или кто он есть? Он голодный? – прошептала Борисвета, чтобы не спугнуть дивное создание, которое, совсем обнаглев, влезло наполовину в горшок и зачавкало.
- Он всегда голодный, - крайницкий вель подхватил горшочек с застрявшим в нем вестником и переставил на край стола. - Иди отсюда, Горбуль. От тебя рыбой несет.
- Да уж… Что сказал бы Черныш, когда увидел это… этого… А это точно был он?
- Горбуль, зачем ты украл окорок? – спросил судейским тоном Светозар.
- Какой окорок? – притворился непонимающим Горбуль. – Ах, окорок! Да там кусочек был, ну, не больше твоего кулака, Зарянь. Ей, не вру. Тетка припрятала его в корзине с грязным бельем, чтобы тайком из коптильни вынести.
- Выходит, вор у вора… - Борисвета покачала головой. – Попадись тетка на краже, Черныш бы ее… - О том, что сделал бы Черныш с нечистой на руку работницей, она умолчала, вместо того, выдав свои мысли, произнесла:
- Отец хотел добиться «права меча» для стражей, когда из Десятиградья стали приходить дурные вести, но дальше разговоров и споров в Совете дело не продвинулось. Весомых оснований, видите ли, не было. Отец тогда ездил в Родничковые горы к своему наставнику Дивею Отшельнику, чтобы с ним потолковать, звал его обратно в город… Но старец отказался возвращаться. Страшную обиду он затаил на Совет.
- За что?
- Да много всего разного было… Дивей давно ушел из города, лет двадцать назад. Началось все с того, он по каким-то приметам узнал о втором пришествии Исчадья Мрака, и потребовал возобновить действие старых законов, вернуть «право меча», но главы засомневались в подобной необходимости. В ту пору у нас было все тихо и спокойно. Старейшины сказали, мол, вы – велиты, делайте, что хотите, но стражи пусть придерживаются заведенного порядка, никаких расправ на месте. Да и мнимых обид у Дивея было много. Рассорился с моим отцом, когда он на моей маме женился. Говорил, что потомки полукровок будут много брать на себя, позорить всех велитов. Подозрительным стал под старость…
- Дивей - воин?
- Всю жизнь служил начальником стражи. И еще был знатным тайноведом. Всю «Книгу судей» наизусть помнил, точь-в-точь, представляете? Он много чего о Прошлом знал. У нашего края богатая история, много памятных мест в округе. Великая битва произошла недалеко от нашего города, на Скошени, что возле Змеиного изгиба. Уцелевшие чудовища убежали в Родничковые горы. Они там до сих пор живут.
- Так уж и до сих пор? – Яробор щекотал губами ее ухо.
Сблизившись незаметно и естественно, они уже никого не стеснялись - сидели, тесно придвинувшись друг другу и путаясь руками под столом.
- Хотелось бы мне ошибаться, - отвечала Борисвета, с нежной страстью рассматривая его лицо и наслаждаясь его благородным запахом. – Были смельчаки, желавшие проверить, только никто из них ущелья не вернулся. Дивей жил в старой крепости у самого входа в ущелье, за что получил второе прозвище - Страж Врат. Люди верили, что не выпускал злые силы на волю и охранял мир людей.
- Что, на самом деле, там Дивей охранял?
- Умирать он туда ушел. Но чудовища в ущелье, правда, водятся. Хотя, может, они не из черного воинства, а из удела змеиного народа. Отец сказал, что волшебницы-шевьи так же, как околдовали лес, населили ущелье чудовищами, чтобы не шлялся кто ни попадя. В Прошлом через ущелье пролегала дорога, шевяки по ней пришли на Великую битву.
- А сейчас?
- Сейчас там прохода нет. Если бы можно было пройти через Ущелье чудовищ, то Дивей и отец не стали бы делать крюк, а они через Сырое ущелье к шевьям ходили.
- Дивей умер? – Светозар подпер подбородок кулаком.
С печальным вздохом молодуха, оставив Яробора без внимания, повернулась к его собрату.
- Да. Он умер. В одиночестве. Только мы о том не сразу узнали. После похорон отца, мы со Стребежем поехали к нему, чтобы сообщить… Вошли в башню, глядь, а Дивей мертвый на полати лежит, усох уже… Он был очень древний. Отец говорил, что ему лет триста, велит же. Мы его сожгли, по обычаю, со всеми почестями, помянули, как положено.
- Бориска, ваши корабли ходят к шевьям?
- Бабуля с матушкой ходили. Они хорошо знают путь. Только опытный мореход может провести судно в залив Ящера. Скалы Зубатой пасти наугад не пройдешь.
- В Тиховину приходят суда шевий?
- Нет. Зачем? Посуху, через кик, можно больше товаров доставить. Раньше шевьи со всем побережьем торговали, даже вверх по течению Величаны ходили, а нынче они не пускаются далеко на восток они, в Красногорск не ходят, а в Солнечной долине, в низовьях Серебряны и на Счастливом береге еще появляются.
- Мы слышали по пути, что в Тиховине шевьи покарали грешника. Дом сожгли, со всем добром.
Высвободившись из объятий Яробора, Борисвета выпрямилась. Похоже, дело было серьезное.
- Несчастный случай. Шевьи тут ни причем. А дом не сгорел. Его хозяин - мерзавец был редкостный. Кромешник… Поделом ему досталось!
- Что он натворил?
- Сволота он был. Чуть жену не забил до смерти. Добрейшая милейшая женщина, десять лет его выходки терпела, трех детей ему родила… Так он прогнал ее из дому ночью, в холод. Хорошо, соседи ее приняли, обогрели. Ростовщичеством занимался… Должников своих до нитки обирал. Все грабастал: дом, скарб, скотину, урожай. Последний горшок мог забрать! У одного несчастного горожанина потребовал дочь малолетнюю, в услужение. Так вот, когда батяню убили… Нет, сначала брата убили, в темноте его приняли за отца, они же были очень похожи, - от волнения и ее речь стала путанной. - В общем, мне донесли, что в доме у этого жадобы на постое были личности подозрительные. Сам-то он не принимал участия в убийстве… - сболтнув лишнее, она прикусила губу, ведь слушатели, если не глупые, зададутся вопросом: откуда, собственно, ей все это известно? Ростовщик, что, предсмертную записку оставил?
Однако гости, будто ничего не заподозрили, не стали лезть в душу, выспрашивая подробности. Они рассматривали портреты двух удивительно похожих друг на друга мужчин богатырского телосложения – славного веля Володара и его сына. Их можно было принять за братьев, старшего и младшего, по виду и не догадаешься о большой разнице в возрасте. Сложись их судьба иначе, сын состарился бы раньше отца.
Долголетие - божественный дар, вызывавший зависть у простых смертных - оборачивалось для великанов сущим наказанием, когда им приходилось хоронить своих детей, и внуков, и правнуков…
Разве не мучительно больно видеть, как старятся и умирают родные, и быть бессильным?
О, если бы только можно было отдать им часть своей долгой жизни! Жизни, которая с каждой новой утратой, начинает казаться все более бессмысленной…
- Значит, погибший был грешником и сгорел в собственном доме? – Светозар вернулся к тому, с чего начал, избавив Борисвету от объяснений.
- Дом не сгорел, только столовая в нем, и то немного. В ночь, когда все случилось, было очень холодно, а ростовщик хмельного перебрал, не уследил за очагом, искра попала на циновки, сухой камыш занялся… - она говорила, как по написанному, ровно, почти равнодушно. Уж столько раз повторяла одно и то же, что сама, поди, начала верить. Однако сегодняшние слушатели понимали, что жестокосердный ростовщик погиб отнюдь не от несчастного случая. - Стражи вовремя заметили начавший пожар. Потушили и нашли его на полу, мертвого уже. А через пару дней по городу слухи поползли, что якобы возле его дома видели шевий. Свидетели нашлись, которые божились, что слышали, как шевьи выносили приговор… Его дом давно починили, теперь в нем живет вдова с детьми.
- Вы узнали что-нибудь про гостивших у него кромешников?
- Они прибыли к нему скрытно, ночью. Ночью приехали, ночью уехали… и злодейство свое сотворили под покровом ночи. Соседи только потом, уже после того, как отца нашли, вспомнили, что видели за день до этого подозрительных постояльцев. Ростовщик-то один жил с тех пор, как семью прогнал, и друзей у него не было, а тут, откуда не возьмись, появились. Заприметили у него во дворе мужиков с разбойничьими рожами. Мясники дали показания, что закупался он на десятерых, у пекарей взял мешок хлеба. Когда мы к нему с обыском нагрянули, в конюшне еще лежал свежий навоз - несколько дней там стояли шесть коней. Он даже не потрудился навоз выгрести. Наглец! Говорил, что гора навоза - это не повод для обвинения, и ровным счетом ничего не доказывает. А кромешников, которых он укрывал, к тому времени и след простыл, – развеяв последние сомнения в своей непричастности к пожару, Борисвета спрятала лицо в ладонях. Яробор с сочувствием погладил ее по спине.
- И сразу после этого люди стали городить высокие заборы? – спросил Светозар, не давая ей замкнуться.
- Угу. И дня не прошло после похорон, как половина горожан отправилась в ближние каменоломни. Строители - мать их! - думают, что за высокими стенами можно спрятаться от смерти.
- Злыда все продумал. Убийство благородных, не только убавляет число непримиримых врагов, но и колеблет веру народа в силу власти. Он хочет запугать людей. Запуганный – сговорчив.
- Ему это неплохо удается, - отозвалась дочь веля.
- Нам нельзя падать духом. Мы все осиротели, нам всем тяжело, но о нас зависит будущее.
- Ненавижу, - прошептала Борисвета. - Я его ненавижу за то, что он сделал с моей семьей. Ненавижу себя за бессилие, – она устремила взгляд на зашторенное окно. Нежные черты ее лица заострились, ожесточились. Там, в земной ночи, заклятый враг творил очередное злодеяние, возможно, даже творил сию минуту.
При мысли о коварном вездесущем Исчадье Мрака бархатный позолоченный уют стал казаться хрупким, а каменные стены ненадежными. Как будто вдруг откуда-то повеяло холодком, отрезвляющим, остужающим кровь, о которого сердце замирало.
Обманчивым было величественное спокойствие Борискиного дома - маленького островка, где еще сохранялось мирное бытие с его добрым неторопливым укладом и семейными обычаями, но берега которого уже омыли волны горя и навсегда лишили его обитателей прежней радостной жизни. Трое погибших родичей смотрели с полотен весело и выглядели на них как живые, только они уже никогда не сядут за этот большой стол.
В тягостной тишине стало слышно, как Горбуль соскребает со стенок горшочка остатки тушеного мяса. Вот беззаботное создание! Его нисколько не тревожило - не то, что будущее - завтрашнее утро.
- В Прошлом великаны победили Зло. Значит, Добро сильнее, - начал Светозар, осторожно подбирая слова.
- Мы победим, - сказал Яробор, как отрезал, будто у него в кармане было чудо-средство, с помощью которого он покончит с Исчадьем Мрака на веки вечные. – Найдем других Великих воинов и победим.
- Что толку от ваших угроз, - подал голос Горбуль. – Болтаете-болтаете, только воздух сотрясаете. Запомнят же поступки, а не слова.
- Был бы хозяин мужиком, давно бы тебе навалял, - Светозар смахнул вестника в горшок и накрыл горловину ладонью.
«Нет, определенно, Горбуля надо гнать взашей, - подумал Горислав. - Доколе он будет дух подтачивать! Он может испортить настроение даже когда, кажется, что хуже уже некуда».
- Дай его сюда, - потянулся к горшку Яробор, давно жаждавший расправы над вредным вестником. – Я ему сейчас язык укорочу.
Горбуль не собирался сдаваться без боя и, клюнув велеву руку, вырвался на свободу.
- Что у вас за обереги такие? – Борисвета налегла грудью на велево плечо и запустила руку ему за пазуху. Она заприметила одинаковые, странной формы подвески на шее у гостей во время умывания, точнее ключи своим мерцанием привлекли ее взгляд. - Для чего они нужны?
- Ха! Мне бы самому хотелось знать, - Яробор прижал ее руку к груди.
- А ты знаешь? - Борисвета повернулась за объяснением к Светозару.
- Они доверены нам для хранения. Не они нас оберегают, а мы их. Тайну Ключа хранит кто-то другой.
- Знамо кто, - проскрипел Горбуль, повисший на шторе. – Кому они нужней больше всего, а? То-то он гоняется за нами по всей земле.
- Не примазывайся! Ты-то ему на кой? – фыркнул Яробор.
- Ну, так я же с вами, - ударил себя в грудь вестник. - За веру, за правду…
- Ага, а чуть что, заваруха какая-нибудь или воробей чихнет, тебя не сыщешь, упорхнул и был таков, – он осекся и удивленно уставился на Борисвету, коснувшуюся его губ легким поцелуем. Таким образом, смутив веля, коварная женщина вытянула у него из-под рубахи подвеску.
- Ключ? Кажется, я что-то слышала о нем. Да! Точно слышала, только очень давно. Кто-то мне рассказывал о некоем Ключе, который не похож на ключ… бабушка или отец, не помню, – наморщив носик, она задумчиво разглядывала чудесную вещь, ставшую на свету непроницаемо черной. Гости ждали, что она вот-вот откроет нечто важное, относительно этого сокровища, но молодуха покачала головой. – Нет, сейчас уже не вспомню, – она зевнула в кулачок.
- Жаль, нам важно найти других хранителей, раньше Злыды.
- Может, вспомню утром. Утро вечера мудренее. Пора спать. Вставать рано, ни свет ни заря.
Гости помогли убрать со стола, посуду оставили на краю стола.
- Дядя Провора утром заберет, - сказала Борисвета. – Он принесет вам немного съестного для дальней дороги, такого, что долго хранится, а дядька Пшен приведет к дому коней из служебной конюшни, чтобы вам не ходить через полгорода.
Обо всем подумала, обо всем позаботилась…
- Благодарствуем, Бориска. Вовек не забудем.
- Вы бы для меня сделали то же самое. Пошли, покажу вам гостевые покои.
***
В прежние годы в Борискином доме любили принимать гостей, но ныне хозяйкам стало не до приемов. Богатая обстановка гостевой спальни была забрана запылившимися чехлами. Половину покоев, занимала огромная, от стены до стены, мягкая лежанка, хоть вдоль на ней пластайся, хоть поперек.
- Ба! Какие роскошества! – восхитился Горбуль.
Стянув с полати холщевое полотнище, Борисвета сделала широкий приглашающий жест.
- Располагайтесь, гости дорогие. Подушки в сундуках, выбирайте, какие желаете - большие, маленькие, мягкие, жесткие.
- Не беспокойся, Бориска, сами разберемся. Спасибо.
- Если больше ничего не нужно, я пойду к себе. Спокойной ночи, - пожелала она перед уходом. – Легких снов.
- Я тебя провожу, - промурлыкал Яробор, нисколько не удивив своим поведение спутников.
Однако скоро он вернулся, отвергнутый, обиженный, оскорбленный в лучших чувствах и разъяренный, потому что хозяйка захлопнула дверь своей спальни у него перед носом.
- Не поймешь этих городских! Ведь хорошо все начиналось, чего взбрыкивать-то? Жаренный петух, что ли, клюнул… Вдруг надумала блюсти приличие, - ворчал он, меря шагами расстояние между стенами. – Не почитай я законы гостеприимства, я бы ей так соблюл, то есть, соблюдел… Горик, как правильно будет?
- Не знаю, - Горислав улыбнулся в темноте.
«Так и ему и надо, - думал он, злорадствуя отчего-то, что другу дали от ворот поворот. - Не отказывали ему, что ль, никогда? Вот пусть на собственной шкуре ощутит, каково другим бывает, а то, ишь, разогнался. Считает, раз божич, значит, все можно. Взглядом стрельнул и сразу поразил девицу в сердце, и она рухнет… как куропатка, сбитая намедни Заряней».
- Яра, заканчивай метаться, - Светозар выбрал подушку и кинул на лежанку.
- Я же теперь не усну! Зачем было меня распалять?
- О, плотское желание, смущающее душу и лишающее сна, - прошелестел Горбуль. - О, любовная страсть, незнающая порядка…
Обычно отпускавший скабрезные замечания по поводу Яроборовых блудов, в этот раз вестник не ерничал. Наевшись, он даже мог посочувствовать или, по крайней мере, никого не раздражать.
- Я же к ней со всей душой, любезно, без нахрапа. Сама меня приманила… Прямо напрашивалась! - Яробор одернул тяжелую штору, пуская в спальню яркий свет полнолуния. – Не была бы она хозяйкой, главой стражей и велевой дочкой, я бы ей показал! Чего я молокосос какой, чтобы со мной играться. Зачем было дразнить и ручки шаловливые распускать? Ну, вы же видели!
- Не видели мы ничего такого, - возразил Горбуль.
- Тебя никто не спрашивал, заноза. И вообще, ты ничего, кроме жрачки, не замечаешь.
- Яра, мы не станем тебя меньше уважать, если ты одну ночь не потрешься о молодуху, - заверил его собрат, взбивая постель. – Девиц на свете много.
- Таких, как Бориска, больше нет. Она – одна такая.
- Ты, что, влюбился? – Светозар замер с занесенным над подушкой кулаком.
- С чего бы это? Нет, - вель-степняк, застигнутый врасплох подобным предположением, замотал головой. – Я думал, что она… не прочь потешиться.
- Лучше забудь о ней, у нее есть жених.
- Чего ж тогда она ко мне ластилась да в глаза заглядывала?
- Нет у нее больше жениха, - произнес Горислав из приязни к Борисветы, дабы оправдать ее вольности за ужином, а не в угоду любвеобильному Яробору.
- Ай да, Горик, хранитель тайн сердечных, - попрекнул его вестник.
- Все. Больше ничего не скажу, - буркнул книговед.
- Зовет, что ли? – Яробор прислушался. Его страдальчески искаженное лицо, посеребренное лунным светом, казалось бледным, только глаза диковато блестели.
- Открыла дверь и позвала, - подтвердил Светозар.
- Меня?
- Нет, дядьку своего, повара.
- Ну, я ей сейчас… – Яробор в волнении запустил пятерни в свои взлохмаченные волосы, дабы пригладить их. – Сейчас я ее…
- Яр, а ты отомсти Бориске, - проскрипел Горбуль. - Не ходи к ней. Пусть знает наших!
- Цыц! Пиявка с крыльями.
- Иди уже, не испытывай терпение хозяйки, - напутствовал Светозар. – И смотри, не оплошай от перевозбуждения, а то ведь, чего доброго, выставит нас из-за тебя посреди ночи на улицу.
- Да я… Была бы моя воля… - взъерепенился вель-степняк, чья мужская состоятельность была поставлена под сомнение. – Да если надо, моей силы на раз хватит, чтобы вы тут спали десять дней к ряду, с перерывами на обед и ужин. - Он бесшумно выскользнул из покоев.
Горислав ждал худшего, однако испуганного женского крика не раздалось.
- Любовное желание изначально было творящей силой. Оно подвигло Трижды Великих на созидание. От него произошло все сущее, - Горбуль вспорхнул и перелетел на подоконник. – Кто ж знал, что высокий духовный порыв в воплощенном мире обратится в низменные позывы и сосредоточится в известном месте.
- Не понимаю женщин, - прошептал книговед, укладываясь на мягкую подушку. – Неужели они настолько легкомысленны, что предпочитают общество ветреника?
- Ты о ком сейчас?
- Ни о ком, в общем. С Яриком все понятно… Девица отвергает того, кто ее любит, кто ей предан… кто имеет по отношению к ней серьезные намерения, и легко поддается обаянию первого встречного хлыща, который не будет хранить верность, не обещает ей большой и светлой любви до гроба, а если обещает, то не сдержит свое обещание.
- Горик, есть Любовь и любовь, в смысле, страсть. Это две большие разницы. Они как небо и земля. Страсть – временное помутнение рассудка, вспыхивает и гаснет. Вон, как у тебя намедни, – Светозар поднялся, чтобы задернуть штору. - Тебя, что, тянет обратно в «Золотой колос»?
Вспыхнув от стыда, Горислав мысленно согласился с велем. Ему нисколько не хотелось возвращаться в пригородную гостиницу, к Долинке, ведь она была только похожа на Неждану, а объясняться тем более. Что ей скажет? «Прости, но я люблю другую»?
- А любовь… - начал вель, но умолк, задумавшись о чем-то своем и глядя в окно.
- …чувство, требующее проверки временем, – продолжил Горислав. О разнице он знал, и спрашивал-то о другом.
- «Полюбишь и козла» - это о страсти, - поделился своими соображениями вестник, когда разговор уже можно было считать законченным.
- По-моему, это, как раз, о любви, - не согласился книговед.
- Полнолуние. Прекрасная ночь… - Светозар устремил взгляд ввысь, где звездному небосводу круглобокие ночные светила. - И она выбрала его…
- Зарянь, а тебя это заедает, да? - Горбуль был похож на маленькое изваяние. Лунный свет покрывал его мутным безжизненным блеском. - Вот уж никогда бы не подумал.
- И Яра может никогда не узнать…
- Вы о чем? – навострил уши Горислав.
- Горик прав, что «про козла» - это о любви…
- Хотя я могу ошибаться, и сегодняшней ночью ей нужен не божич, а просто мужская ласка. Но лучше пусть я окажусь прав. Она будет себя беречь. Война – не для женщин.
- Да о чем вы говорите-то? – Горислав терялся в догадках, понимая, что от него ускользнуло нечто важное.
***
Приглушенный ночник на прикроватном столике освещал лишь дальний угол. Вокруг него порхал и бился о стекло большой мотылек.
Борискина спальня нисколько не походила на девичью, ее немногочисленная обстановка была строгой, без рюшей, бантиков, кружевных салфеток, вазочек, глиняных котиков и прочих милых безделушек, которыми обычно украшают свои покои женщины.
Хозяйка дома, полураздетая, в поддеве без рукавов, штанах и босиком, стояла возле двери, понуро склонив голову и теребя подол короткой рубашки.
Не так девица должна встречать возлюбленного…
Сбитый с толку Яробор вмиг забыл о своих угрозах, его любовный раж поубавился, а на душе стало тягостно от неясной вины.
- Бориска, ты чего? – он взял приунывшую девушку за плечи и заглянул в глаза. - Не бойся, не обижу.
- Плохо я поступаю, Яра.
- Да чего плохого-то? – он легонько встряхнул ее. – Ведь я тебе желанен. Или нет?
- Коль не желала, не позвала бы… Еще с первой встречи, как увидела тебя в проулке, так ты сразу пленил мое сердце. Весь день только о тебе и думала. Яра, я лишь ради тебя, пригласила всех вас в гости, хотела выгадать случай, чтобы помиловаться с тобой наедине. Боялась, что вы откажитесь. Даже не верится, что ты со мной…
- Тогда чего же ты?
- Не думай, что я вертихвостка, и с каждым встречным-поперечным шашни кручу.
- Бориска, я и мысли дурной про тебя не допускаю, - он приложил ладонь к груди. - Клянусь божественным светом, я к тебе с превеликим уважением и почтением. Знаю, ты особенная. Ты мне сразу приглянулась.
- Не должна была тебя пускать. Радости бабьей захотела, когда беда близко…
- Ха, что за вздор! Чего ж теперь, раз беда, так и не тешится вовсе, лишать себя земных благ да услад? - он властно привлек ее к себе и заключил в объятия, однако ощутив, как молодуха окаменела, ослабил напор. - Бориска, один раз живем. Надо хватать обоими руками, что дарует тебе судьба.
- Ты привык брать от жизни лучшее, - заметила она, но не в укор, а признавая за божичем такое право.
- И ты бери! Кто тебе мешает? – поглаживая ее напряженную спину, он изгонял девичье стеснение. - Не обделяй себя, Бориска, будто ты не заслуживаешь любви.
- Ты лучший. И пахнешь вкусно, как отец, - она с наслаждением втянула пьянящий запах вольной степи, горькой полыни и трав, обожженных солнцем. – Тебя ко мне привело само божественное проведение.
Бориска обмерла, будто боясь вспугнуть привалившее счастье. Ропот совести, стыдивший ее в неблаговидном поступке, затих. В кольце нежных и сильных мужских рук, волнующих своим уютом все женское, что в ней было, она уже нисколько не сопротивлялась притяжению горячего крепкого тела, наоборот, отринув всякие сомнения, тесно прижалась к нему, в желании еще большей близости.
- Бориска, - позвал Яробор и не ради того, что услышать согласие, все нужные слова уже были сказаны, а чтобы прочитать в ее глазах об окончательном и бесповоротном выборе.
Он не лукавил, назвав ее особенной. С ней все было иначе, чем с прочими женщинами. Н одна из них не вызвала столько противоречивых чувств, и ни с какой другой не думал, что может показаться грубым.
- Открылась же, Яра, не томи, уж мочи нет, - она потянулась к его губам за поцелуем.
Порывисто вздохнув, он прогнулся от приступа вожделения, которое доселе обуздывал, дабы молодуха разобралась в своих чувствах и привыкла к нему, позволяя событиям развиваться своим чередом. Теперь она сама просила как о милости, дабы он овладел ею. Он припал к ее приоткрытым губам, теплым и податливым, и она ответила с не меньшей страстью.
Только сладость поцелуя, скрепившего негласный договор, не утоляла жажду любви, лишь усиливала плотский голод. Дикая природная сила, вырвавшаяся из-под гнета затуманенного разума, утяжелила до боли чресла и раскачивала бедра.
Не размыкая объятий, как пришитые, они переместились кровати и повалились на жесткий тюфяк. Рассмеявшись над своей неуклюжестью, они принялись стягивать друг с друга одежду, не прекращая ласк и поцелуев и мимолетно воздавая каждой обнажившейся части тела.
Яробор с суеверным трепетом провел ладонью по высокой крепкой груди, плоскому животу…
Тяжело дыша, Бориска откинулась на подушку и от его легкого прикосновения, отвела колено в сторону…
Медленно накрывая ее собой и сливаясь, Яробор смотрел в ее глаза и поймал губами испуганный и восторженный вздох…
***
- Скоро начнет светать, - отодвинув штору, Яробор рассматривал утренние созвездия.
- И ты уедешь, - завернутая в простыню Бориска прижалась щекой к его плечу.
- Должен, - он обнял девушку. - Не могу остаться в Тиховине, как бы мне не хотелось.
- Не смею удерживать.
- Не хочу, чтобы ты думала обо мне, как… что соблазнил и бросил.
- Яра, я же сама. Эта ночь с тобой - самое лучшее, что было в моей жизни.
- Бориска, я к тебе, правда, со всей душой.
- Верю.
- Я был неосторожен, - запоздало спохватился вель. – Прости.
Он нещадно корил себя. Вдруг ненароком обрюхатил молодуху. В дурмане жаркой страсти он не смог остановиться вовремя – это было выше его сил! - ни в первый, ни во второй, ни в третий раз - как и думать о последствиях. Борисвета одарила его таким неземным блаженством, что он вовсе лишился способности трезво соображать!
- Забудь. Это не твоя забота, - девушка влажно блеснув глазами, улыбнулась. – Иначе от любви и смысла не было бы…
- Прости, если из-за меня тебе добавится хлопот, – он виновато заглянул ей в лицо. - Ведь все будет хорошо?
- Все будет, как надо, Яра, - заверила она. – Не беспокойся обо мне.
- Точно?
- Да. Не сомневайся.
- Бориска, я бы очень хотел быть с тобой…
- Я все понимаю, - она избавила его от сложных объяснений. – У тебя - долг. Тебе нельзя обзаводиться семьей. Тем более, сейчас. Если б не было войны, я бы приезжала к тебе в степь, как моя ба к моему деду…
Яробор с благодарностью поцеловал ее в висок.
- Тяжело тебе с мужиками справляться?
- Бывает, спорим, но ребята всегда мне очень помогают и поддерживают во всем. Мне здесь только с городским советом трудно договариваться, я же не велит. Отец бы их всех быстро на место поставил.
- Не хочешь бросить службу? У тебя же все есть: дом, достаток… дядя-повар. Мать жива.
- Долг перед отцом не позволяет дома сидеть. Пусть не найду убийц, но верно защищаю людей. Если только…
- Что?
- Еще подумаю, - уклонилась она от прямого ответа. - Может, брошу.
Она прижалась обнаженным телом и, укутав в свою простыню, начала осыпать поцелуями шею, ключицы, грудь.
- Бориска… - Яробор запрокинул голову, ощущая, как волной понимается вожделение. – Кабы я был хозяином сам себе, то никуда бы не поехал, остался с тобой… не помышлял бы о других…
- Каких других? – она прихватила зубами сосок, заставив полюбовника издать шумный вздох.
- Никаких, - он прикусил губу. – Бориска, если мы снова начнем… ты так и не поспишь.
- Сейчас мне нужней всего ты и только ты! Я бы все свои сны поменяла на то, чтобы побыть с тобой подольше.
- Погоди, - Яробор тщетно силился остановить ее дерзкую ласку. Он еще не сказал ей главное, но эти простые слова никак не шли из горла.
- Полноте. Не противься, - игриво шептала обольстительница. – Разве ты не знаешь, что прощальное любление – слаще всего…
Tannit:
07.11.20 11:28
» Глава двадцать вторая - 1
Глава двадцать вторая, о меняловском гостеприимстве, Зачарованном лесе и Болоте-Жабье«Увидели Трижды Великие, что остались на земле места необжитые, труднодоступные для людей, и заселили их другими народами: болото-жабьё - ползоногими шевьями; лесистые горы – волошбяками звероподобными; бескрайние, песчаные пустоши, обдуваемые ветрами-суховеями – твердокаменными четырехрукими желунами; кручи скалистые – крылатыми птерицами; трещины в земле - низкорослыми ночниками», Повести Первых Земных Веков.
***
Сырое ущелье прорезало Родничковые горы в юго-западном направлении и представляло собой цепочку заболоченных долин. Скалы - то сближались, подступая отвесными стенами к самой дороге, то разбегались далеко по сторонам, освобождая простор. Влажность, почти осязаемая, давшая название местности, затрудняла дыхание.
Путь проходил по берегу ручья, который, питаясь ключами, постепенно превращался мелководную речушку. На возвышенностях почва под ногами была твердой, а в низменностях, где речка разливалась и терялась во влаголюбивой растительности, заболоченной и вязкой. На широких спусках и подъемах в подсохшей глине были заметны оставленные в слякотную погоду колесами телег глубокие многорядные колеи. Благоустройством дороги никто не занимался, хотя попадались участки, мощенные на скорую руку бревнами - по весне осенью или по осени торговцы рубили деревья на окрестных, пологих склонах, чтобы подложить их под колеса телег.
Но хуже ненадежности пути была мошкара, роившаяся тучами, сырость стала благодатной средой для насекомых, размножившихся в невероятном количестве. В ушах стоял не стихающий звон.
Хранителям повезло, что они попали в Сырое ущелье в пору более-менее благоприятную для путешествия - в начале лета мошкара была беззлобной и не кусалась. Страшно представить, каково было купцам, направлявшимся в Менялово в другое время года.
- В конце лета мошка может заживо сожрать, особенно ночью, - рассказывал дядька Пшен, провожавший хранителей. - Нынче легко ущелье пройдете, только лица косынками прикройте, если не хотите наглотаться гнуса. Хотя вы, ребятки, все равно неудачное время выбрали для лазания по Жабью.
- Почему?
- Так в полнолуние же Зачарованный лес глумится… А еще кики сказывают, что змеюки в глазастые ночи проводят какие-то особые священные обряды, и посему, для сохранения тайны, запрещают людям приходить. Верно говорю, ступалы, проводники тамошние, значит, никого не поведут через болото при полных лунах. Купцы, которые давно с киками торгуют или сами ходят к шевьям, едут в Менялово в пору новолуния или полуслепых ночей. Да и лекари змеиные тоже…
- Что за обряды проводят шевьи?
- Мне подробности не ведомы, – дядька Пшен пожал плечами. - Я за что купил, за то и продаю. Вот, прибудете на место - сами спросите у кик про обычаи. Вам бы переждать маленько. Да ведь вы все равно в Тиховине не остались бы, даже если бы мы вас всем городом упрашивали.
- Не остались бы, дядька Пшен.
- Вы велиты, может, и сговоритесь с кем из ступал, проводят вас хотя бы до Болота-Жабья, да укажут дорогу дальше. Вам, божичам, дозволяется то, что простым смертным запрещено… Это я к тому говорю, что вы изыщете способ добраться до шевий, если кики не согласятся вас провести, коль уж вы через Пустотень прошли…
- Дядька Пшен, а что про Зачарованный лес знаешь?
- Сам я в Зачарованном лесу не бывал, а бают про него разное… Только к одному все сходится: заколдован лес. Шевьи на него чары напустили, чтобы он стеной ограждал их владения, оберегал от лишнего беспокойства и укрывал от любопытных взоров. Сгинуло бесследно в том лесу бессчетное множество людей.
- И все равно люди идут.
- А то! Надобности всякие толкают, а то и гонят к шевьям людей, но тот, кто по другую сторону леса выходит целехоньким, тот, считай, отмерил две трети пути до змеиных владений.
Старый страж довел хранителей до развилки, за которой начиналась прямая дорога к ущелью, и повернул обратно, в Тиховину.
- Дальше один путь до Менялова, не заблудитесь, – сказал он на прощание.
***
Хранители добрались до Менялово под вечер. Крепость, упомянутая Велигривом, стояла на уступе отрога Родничковых гор.
Дороги во владения шевий в привычном виде, как таковой, не было. В том месте, где она могла начинаться, как раз заканчивались все дороги. Обширная долина, тянувшаяся на север, была последним пределом, дальше на запад и юг люди не жили. Местное население именовалось киками, за свой странный обычай сооружать из волос высокие, чудные прически. Кики еще в стародавние времена заключили с шевьями торговый договор и ходили к ним с разной меной. Полученные товары они продавали или опять-таки выменивали на что-нибудь приезжим купцам.
В крепости Меняйлы был устроен постоялый двор. Гостевыми домами служили мощные башни. Стены же древнего укрепления сохранились лишь частично, и жители продолжали их потихоньку разбирать на хозяйственные нужды, основания всех домов в городе, расстроившемся в долине, были сложены из древних камней. Одному Творцу известно, каким образом кики перемещали необхватные глыбы. Впрочем, тут можно вспомнить поговорку про «свою ношу»…
Нынче в крепости гостей было мало, на просторном дворе стояли всего две телеги. Их владельцы неподалеку громко спорили о чем-то с мужичком, чьи волосы, по местному обычаю, были уложены в пучок и украшены разноцветными перьями и низкой бусин.
Навстречу хранителям из восточной башни вышел краснолицый толстяк в длинной зеленой рубахе. Рыхлый пук волос на его голове, так же как у его земляка был утыкан перьями, а в тонкие косички на висках и за ушами вплетены нитки бисера. Вот уж взаправду, кики делали себе прически, одна другой чудней.
С уважением поглядывая на рукояти мечей за плечами приезжих, хозяин гостиницы пригласил к себе, обещая чудесный ужин и мягкую постель. К его радости гости сразу согласились заплатить назначенную за постой цену.
К тому времени на землю опустились сумерки.
Хранители, прежде позаботившись о конях и умывшись в желобе, который наполнялся чистейшей водой одного из ключей, кои во множестве пробивались сквозь каменную толщу Родничковых гор, вошли в башню.
В небольшом полутемном прокопченном зале хозяин неторопливо расставлял на столе, ближайшем к очагу, нехитрую снедь.
- Пожалуйте к столу, – он с улыбкой засеменил навстречу. Багряные щеки тряслись при каждом шаге. Покачивались разноцветные перья в пучке, искрился бисер в черных косичках. – Скоро мясо подоспеет. Прошу прощение за задержку. Сегодня я не ждал гостей.
- Хозяин, один кусок сделай с кровью! – прокаркал Горбуль, со стуком опустившийся на доски стола. Он - или забыл, что его просили не высовываться, или решил, что раз уж меняловский люд общается со змееногим народом, то его ничем не удивишь. - Один кусок не прожаривай, пожалуйста…
Хозяин захлопал глазами, но более ничем не выдал своего изумления.
- Конечно-конечно, - он затряс пучком и щеками.
- От не прожаренного мяса червячки заведутся, - заметил Яробор.
- Какие еще червячки? – встрепенулся Горбуль.
- Древоточцы! – довольный своей шуткой, вель заржал.
- Как звать тебя, добрый человек? – из вежливости поинтересовался Горислав, но более для того, чтобы отвлечь хозяина от перепалки между спутниками.
- Первычем кличут, - закивал толстяк. Перья в его прическе закачались.
- Уважаемый, а где тут у вас можно нанять проводника, чтобы провел нас к шевьям? – спросил Светозар, опускаясь на скамью.
Возможно, в Менялово спрашивать об этом в лоб было непринято или вообще запрещено, поэтому случилась заминка. Толстяк, явно возмущенный вопросом, надул и без того толстые щеки и зашевелил кустистыми бровями. Стало слышно, как трещат дрова в очаге и спорят купцы во дворе.
- Вы не знаете наших порядков?
- Конечно, не знаем, - пробубнил Яробор с набитым закусками ртом.
- Ладно, растолкую вам, что к чему, - хозяин больше не заискивал. Его голос стал твердым. - Во-первых, шевьи допускают к себе только избранных. Во-вторых, избранные, мы их зовем «ступалы», никого не водят через лес. Купцы заказывают ступалам все, что им надо: снадобья, благовонья или чего для души, - и дожидаются их здесь. В-третьих, в ближайшие дни ни один ступала к шевьям не пойдет.
- Хоть мы и не ступалы, но тоже избранные, - по-простецки признался Яробор.
- Хорошая шутка. Не спрашиваю, что привело вас в наши края. Не мое дело, за какой надобностью вы собрались к шевьям, да не оставят они нас без покровительства… - Первыч мельком бросил взгляд на изваяние женщины-змеи, стоящее в нише над очагом, и перешел на шепот. – Но послушайтесь моего совета, обождите немного. Нынче ни один кика не войдет в лес.
- Сведи нас со ступалой, мы хорошо заплатим, - попросил Светозар.
- Никто из наших ни за какую плату не пойдет! – жестко повторил хозяин башни. Он изменился в лице, будто осерчал, побагровел, сжал губы, свел брови к переносице.
- Почему?
- Посмотрите на небо. Погибели себе ищете? – он оглянулся на хранительницу очага. - О, Великая Ма, сделай так, чтобы они одумались!
- Мы не можем ждать. Для нас промедление еще более погибельно, - тихо произнес Светозар и глянул в окно.
На почерневшее небо одна за другой восходили полные луны. Первая, малая, по имени Рыба, растекшаяся блином жидкого металла, уже проделала часть своего ночного пути. Другое светило, именуемое Заяц, окутанное легкой дымкой и бледное по сравнению со своей спутницей, но намного больше размером, только поднялось над горами и начало свое шествие по нижнему пути.
Хранители налегли на еду. Они больше не задавали вопросы хмурому Первычу, когда тот принес плошку с куском недожаренного мяса для Горбуля.
Напускное безразличие спутников действовало на Горислава даже хуже, чем их беспримерная решимость. Напрасно он ждал, что они будут обсуждать, как поступить. Хотя, что тут обсуждать? И так все ясно - они продолжат путь, не внемля предупреждениям, завтра на рассвете, с проводником или без него. Его мнением, как обычно, пренебрегли… Но могли бы из приличия сообщить ему о своих намерениях.
Супясь и глядя недобро, Первыч поставил на стол глиняную лохань с жареной говядиной. Великаны опять будто не заметили его присутствия.
Горбуль, успевший съесть свою долю еще до того, как дошло остальное, подобрался к лохани и вцепился в кусок мяса, свисавший с края. В следующий миг он уже болтался в воздухе, подергивая ногами, как лягушка. Яробор, подцепивший мясо ножом, пытался стряхнуть вестника, но тот оказался не менее вредным, и ни в какую не хотел выпускать добычу. Светозар некоторое время наблюдал за борьбой, а потом достал свой нож и одним махом рассек спорный кусок на две половины.
- Делать вам больше нечего, - сказал он и жестом усмирил собрата.
- Сила есть – ума не надо, - буркнул Горбуль. Поднявшись, он потер ушибленный зад и в обнимку со своим куском проследовал на край стола, где уселся, свесив ножки, спиной к велям, выражая презрение.
- Сам мелюзга, а сжирает больше трех здоровых мужиков. И как только в него столько еды помещается? И ведь она вся в нем остается!
- Потому что вся еда уходит на восстановление сил, - объяснил вестник. – Я их слишком много трачу на полеты и разговоры со всякими пустоголовыми велями. К Заряне сие замечание, естественно, не относится.
Яробор хотел прихлопнуть Горбуля, но тот, угадав его намерение, отскочил на край стола и теперь, пританцовывая, кривлялся, вывесив свой длинный черный язык.
- Я до тебя еще доберусь, - пригрозил вель-степняк.
- Сначала добираловку отрасти!
Горислав безучастно наблюдал за происходящим и еле ворочал челюстями, не ощущая вкуса еды, так ему хотелось спать. Хотя желудок урчал по-звериному, чувство голода куда-то пропало. Веки тяжелели, по телу разлилось приятное тепло. Проглотив пару кусочков, он не заметил, как задремал. Он уронил голову на плечо, потом на стол, и, громко стукнувшись лбом, проснулся. Встрепенувшись, он испуганно огляделся по сторонам, не узнавая места, и встретил пристальный взгляд Светозара.
- Доставай писание Гриваты, посмотри, - приказал вель.
Горислав сунул руку в суму, охнул и, достав кожаный мешочек, тупо уставился на него.
- Забыл, - он осторожно опустил мешочек перед собой и одернул руку, будто тот кусался. - Борисвета просила вам передать.
К собственному стыду, Горислав не слишком отчетливо помнил обстоятельства, при которых кошель оказался у него, тогда час был ранний и ужасно хотелось спать. Борисвета что-то сунула в его суму и сказала, что потом пригодится… Он не возражал и воспринял все с безразличием полусонного или не проснувшегося до конца человека, и тут же забыл об этом.
- Что это? – Светозар нахмурился.
- Она хотела помочь хоть чем-нибудь. Да! Там еще перстень.
- Ну, Бориска! – Яробор закусил губу. – Я отказался брать, так она его через Горика…
- Что, Яра, плата за ночь любви? – не удержался от едкого замечания Горбуль. – Чем же таким ты удивил молодуху?
- Изыди, деревяшка говорящая!
- Что за перстень? Можно взглянуть? – Светозар развязал кожаную тесемку на кошеле.
- Перстень ее деда-веля, бабке ее подаренный, - пояснил Яробор. - Якобы приносит удачу в дальней дороге. Вот только не уберег перстенек бабулю…
- Нет совершенной защиты ни от одной напасти. Тому, кто сам себя не бережет, обереги мало помогают.
- Сделала меня… то ли своим должником, то ли женихом, - Яробор с ненавистью смотрел на мелкие золотые монеты, поблескивающие в мутном свете лампады. - А я-то думал, мы хорошо расстались.
- Иной счел бы наградой, а ты воспринимаешь как наказание, - Светозар неодобрительно покачал головой. - Твои слова оскорбили бы Бориску, услышь она тебя сейчас. Хоть немного уважай ее волю. Бориска - мудрая женщина и понимает, что ей не удержать тебя ни за какие сокровища мира, а ты – дурак, если не замечаешь в женщинах ничего, кроме привлекательной наружности и телесных роскошеств. Считаешь, что они созданы исключительно для утоления твоего любовного желания.
- Не… Отчего же? Они очень умные бывают, - пытался защититься собрат. - Просто у степняков не принято дарить свои обереги, тем более унаследованные от предков. Обычай старше закона!
- Ты не дома, Яра. А на пути, что город, то новый норов да иной обычай. Бориска, таким образом, проявила о тебе заботу. Искреннюю заботу, - продолжал поучать Светозар и выложил на стол Борискин подарок: огромный, размером с яблочко-дичку, редкого голубого цвета камень в простенькой оправе. Он был прозрачным только наполовину, нижняя его часть, где краски сгущались до синевы, оставалась непроницаемой.
- Она хотела, чтобы ты имел в дороге защиту, потому что от тебя… и от нас зависит ее судьба и судьба ее города. И ей не нужно ничего взамен. Ты же, со своим недоверием и подозрительностью, не заслуживаешь подобного отношения.
- Эх, Горик, кто тебя просил! - пристыженный Яробор покосился на книговеда, считая его виновным в своем унижении.
- Не надо было брать?
- Взял, так взял, - примирительно произнес Светозар.
- Я ж не знал, - промямлил растерянно Горислав. - Она просила передать… сказала, что тебе это нужно. Если встретишь ее деда, веля Добролета, вернешь ему. Она так сказала… А с деньгами что делать?
- Теперь это твоя ноша.
- Нет. Это же для всех… нас, - заволновался книговед, не понимая, что ему доверено хранить, а не тратить.
- Пока у себя оставь. И послание Гриваты доставай.
- Зачем? Я тебе читал… В нем ничего нового, о чем ты не знаешь, не появилось, - произнес он, но все же достал кожух и, вытряхнув рукопись, развернул на столе.
- Случайно не знаешь, почему змеиный народ называют «шевьями»? – спросил Светозар.
Случайно Горислав знал.
- Шевья – это искаженное «шевелья», от «шевелиться». Вероятно, они так названы по… необычному способу их передвижения. В древнем языке, это слово… этот корень… В общем, если по-простому, это слово обозначает - и движение, и пошатывание, и звук, возникающий при движении.
- Шевелятся, значит, - фыркнул степняк, примеряя под столом перстень.
- Ярик питает ненормальный… просто бешеный, интерес ко всему, что шевелится, - поддел его Горбуль.
- Но мудрый Велигрив называл шевий иначе… - Горислав бережно разгладил лист, которого касалась рука великана, победившего в Прошлом воплощенное Зло.
О чем думал Велигрив, расставляя точки, изукрашивая завитками и росчерками пустоту вокруг слов? Думал ли, что его поведание может попасть в руки человека, не причастного к велевым тайнам. Скромного книговеда… Человека, хотя и старательного, и тяготеющего к знаниям, но не благородного.
- Ближе к делу, – проявил нетерпение Светозар.
- Сейчас, - Горислав нашел нужный столбец, где был описан путь к шевьям. – «…отправиться посуху… ущелье, называемое Сырое… По ущелью… до крепости Меняйлы. Далее - через лес Зачарованный. Деревья в этом лесу растут особые, каждое на свой лад заговоренное. Сразу за лесом начинается Болото-Жабье с топями непролазными».
- И все? – Яробор, впервые познакомившись с посланием, удивился. - Про лес-то все что ли? Разве не написано, как идти, куда идти?
- К шевьям… - Светозар задумчиво тер подбородок.
- И никаких подробностей?
- Про путь ничего… Остальное: про самих шевий, - книговед вглядывался в ровные вереницы буквиц, простых и сложных начертаний, особых затейливо выведенных знаков. Связанные друг с другом росчерком-перемычкой - разрозненные понятия, превращаясь в слова, обретали смысл, складывались в предложения. - «Дочери Великой богини, с первых земных веков самые мудрые на свете. Им ведомы все тайны природы. «Родившие жизнь» станут для хранителей проводниками к тайной мудрости Ползоногие – великие волшебницы, способные оживлять мертвецов и менять по желанию свой облик».
- Только на них и остается уповать, - проронил крайницкий вель.
- Они не просто волшебницы. Слово «родившие жизнь», что надо понимать как «шевьи», писано под взметом. Эта черта над словом обозначает святость. Я же тебе говорил тогда…
- Во времена Велигрива к шевьям относились как к божествам, – Светозар кивнул.
- А может, у Гриваты по старости рука дрогнула? - усомнился Яробор. - Вот и черкнул невзначай.
- Тогда помарка была бы только в одном месте, - Горислав пожал плечами. - Здесь же взмет над каждым словом «родившие жизнь». Да и само подобное наименование о многом говорит. К тому же мудрый Велигрив прямо пишет: «дочери Великой богини»…
- Ха! - усмехнулся Яробор. - Знамо дело. Все мы – дети богов.
- Ага, - послышался голос Горбуля с края стола. – Только люди… Да что там люди! Даже великаны не обладают способностью к волшбе, а некоторым, похоже, не досталось и здравого рассудка. – Последние слова гулко отозвались в пустом, опрокинутом кувшине.
- Дармоеды не трындят, - бросил степняк.
- Вот, непримиримые. – Светозар вздохнул.
- Великаны – дети поднебесных богов, а шевьи… - Горислав посмотрел на изваяние женщины-змеи в нише над очагом и подумал: «Первыч назвал ее «Великой матерью»! Неужто, действительно, прародительница всего живого была шевьей? Забавно… Боги создали людей, а люди придумали богов по своему подобию. Только кики, в виду своей близости к змеиному народу, сохранили память о Ма настоящей…»
- Что взгрустнул, знайка ты наш? – спросил Яробор.
- Шевьи, а не люди были сотворены по образу и подобию богов, - неожиданно для себя и для всех выдал Горислав, - по образу, Трижды Великой Ма – это уж точно. Шевьи были первым земным народом, а не люди, как утверждается в Писании. Может они даже помогали Трижды Великим богам во дни Творения… Однако о том, что супруга Светлого Творца, Мать всего живого - змееподобная богиня, из всех людей помнят только кики. Не знаю, как и из чего созданы первые шевьи, но ныне живущие являются прямыми наследницами Ма на земле.
- В шевьях больше божественного участия, чем земли, - поддержал его Горбуль, подбираясь ближе, - в отличие от людишек, которые, сами по себе, грязь грязью. Не в обиду Горику сказано. Это всё придумали люди от завидок, что первородные шевьи тоже из глины слеплены. По себе всех судят!
- Мало того, что люди забыли, как выглядит Трижды Великая богиня, ее значение со временем было преуменьшено. В Небесных Вратах она почиталась не как равная, а вторая после Творца. К ней обращались только женщины, со своими женскими делами. Правда, есть храм Ма-любовницы и небольшая обитель, где Трижды Великой поклоняются, как богине Мудрости… Ладно, нет равнопочитания, но ведь и почитают в ином обличии!
Излагая свои умозаключения, Горислав смотрел на Горбуля, но не видел его. Однако тот его прекрасно слышал и, в отличие от великанов, вник в суть сказанного, вследствие чего изрек:
- Если устоявшееся мнение рушится перед открывшейся действительностью, то есть оказывается положением ложным, не следует ли пересмотреть другие утверждения, которые считаются непререкаемыми истинами? Давай, Горик, разнеси Книгу книг в пух и прах.
- Это частность, Горбуль! На учение в целом никто не покушается, - оправдался книговед. – И вопрос в том, с умыслом ли искажена истина или просто память подвела?
- С умыслом, конечно, – вестник не раздумывал над ответом. – И еще от людских завидок.
- Но шевьи смертны… Ведь все живущее на земле умирает, - продолжил размышлять вслух книговед. - И судя по всему, уклад жизни у них, как у людей, земной. Они торгуют, врачуют. При своем-то могуществе и безграничных возможностях…
Вернулся Первыч, выходивший наружу. В одной руке он нес огромную бутыль, в другой небольшой кувшин из обливной глины.
- К брату заходил в южную башню, - объяснил он свое отсутствие, – у нас общий винный погреб. Нынешние постояльцы, вы их видели во дворе, до сих пор торгуются, привезли из низовий Серебряны для обмена вино. Дорогое вино, «Солнца дар» называется. Так что вы решили?
- Хочешь что-то предложить – предлагай. Или не мешай.
- Что ж… - закивал хозяин гостиницы, качая пучком. – Если вы такие решительные, так и быть, сведу вас завтра утром с одним моим знакомым ступалой. Может, сговоритесь.
- Сговоримся непременно, - заверил его Светозар.
- Отменное вино осеннего урожая, – он поставил кувшин на стол. – Пробуйте, не пожалеете.
- Пробовали, хорошее вино. Благодарствуем.
Горбуль подкрался к кувшину, думал, незаметно, и был крайне раздосадован тем, что выпивка исчезла, а вместо нее перед самым носом возник жирный кукиш. Яробор, ловко подстроивший подмену, остался доволен собой.
- Так не честно! - обиделся вестник и затопал ногами. – Верни на место, по-хорошему.
- А по-плохому - набьешь мне морду? - продолжая ухмыляться, он, поднес кувшин ко рту.
- Не пей! – остановил его Светозар. - Вино отравлено, - в подтверждение своих слов он показал перстень с почерневшим камнем. Брызги попали на заветное кольцо, когда степняк поднял кувшин рывком и, случайно, на свое счастье, выплеснул немного через край.
Великаны переглянулись, им были не нужны слова, чтобы понять друг друга.
- Вот, гад…
- Эй, хозяин! Поди-ка сюда, - позвал они Первыча, следившего за гостями из глубины дома.
- Что угодно? – он вышел в зал, всем своим видом показывая радушие, но приблизился неуверенно.
- Присядь, выпей с нами за удачу, - предложил Яробор, сдвигаясь на край скамьи.
- Да что вы! Тут вам самим мало будет, - попытался схитрить тот.
- Первыч, просим, уважь гостей. Или ты не веришь в нашу удачу? – Светозар поднялся, за ним вскочил Яробор, опрокинув скамью.
- Э! Вы что? – кика испуганно попятился.
- Отравить нас удумал! Так-то вы в Менялове чтите законы гостеприимства!
- Я его сейчас придушу! – Яробор схватил хозяина за грудки.
- Погоди, Яра, успеешь, - придержал его собрат. – Признавайся, кто тебя надоумил яда в вино подсыпать?
От великанов исходила такая могучая ярость, что даже Горислав сжался, зажмурился и втянул голову в плечи, будто его собирались бить. Каким же жалким и беспомощным чувствовал себя Первыч перед божичами!
- Сознавайся, Злыде в услужение подрядился?
- Упаси Ма! Ведать не ведаю, - пролепетал кика, утративший всякое присутствие духа. Он побагровел и заколыхался весь, начиная от пуза и заканчивая перьями на макушке.
- В Тиховине не удалось, думаешь, здесь выйдет?
- Я не понимаю, о чем вы говорите. Не знаю, что с вами случилось в Тиховине, но я к тому касательства не имею. Клянусь! О, Ма-заступница… Я ж хотел, как лучше.
- Позволь усомниться в доброте твоих намерений и твоем бескорыстии. Совсем не уважаешь ты гостей, Первыч, - заметил Светозар.
- Что вы! Очень уважаю.
- Тогда, зачем отравой нас потчуешь?
- Вино не отравленное вовсе!
- А вот мы сейчас проверим.
Первыч вознамерился отбиваться, но ведь известно, ни один человек, какой бы огромной силой не обладал, ни за что на свете не победит великана. Двух, тем более. Светозар схватил кику за грудки, поднял в воздух и бросил на стол и удерживал, пока Яробор вливал тому в глотку содержимое кувшина, а чтобы коварный кика шире открыл рот, зажимал ему нос.
Вина действительно оказалось немного, и мучительство закончилось быстро.
- И что сейчас будет? – задушевным тоном поинтересовался Светозар, усаживаясь на скамейку.
- Не то, что вы подумали, - ответил толстяк, утирая рукавом лицо. Вид у него был жалкий, рубаха на груди залита вином, перья поломаны. – То ж была всего лишь сон-трава.
- Мы бы и так спали без задних ног.
- Вы проспали бы несколько дней, а там бы и луны убавились…
- Лучше признайся, что хотел побольше срубить с нас за постой.
- Нет-нет! Клянусь Великой Матерью-шевьей, да пребудем мы все в благости от ее милости, - Первыч тяжело поднялся, сел и свесил ноги. – Вы же не купцы?
- Нет. Зря ты решил, что мы приехали у кик хлеб отбирать.
- Вы – гости особо важные.
- И что с того? - Великаны переглянулись.
- Я сразу понял, что вы не торгаши. Не из-за алчности или корысти вы к шевьям торопитесь. Жадных-то сразу видно. А вы – благородные.
- Так уж и благородные. С чего ты взял?
- Исходит от вас что-то… как свет, только невидимый. Я различаю хороших людей и плохих. Тех, кто хочет быстро разбогатеть, я не стал бы удерживать – щит тому в руки, и пусть сам ищет путь. Тут, бывает, такие жадюги наезжают, даже со ступалами договориться не могут! Без посредников норовят обойтись, чтобы самим больше досталось, а шевьи-то, да отведут они от нас всякие беды, говорят: Великий Творец делиться велел.
- Мы же тебе плату предлагали.
- Не о том я… Вы бы завтра со старейшинами нашими поговорили. Может, старики дали бы «добро», и тогда кто-нибудь из ступал проводил вас до шевий, – у Первыча развязался язык, от вина ли, или это было побочное действие сон-травы. – Только погодя, дней через пять… Да я сам дам вам щиты, веревки, паклю… Поймите меня правильно, такой у нас в Менялово порядок. Я же вас по-хорошему предупреждаю. У вас к шевьям дело особое, верно?
- Вроде того.
- Думаю, что от вас зависят судьбы многих людей. До нас доходят разные слухи. Знаю, что Порядок на земле рушится. Ваш поход к мамам как-то с этим связан, да? Не хотите - не отвечайте. Своей жизнью не дорожите, так о других подумайте, о тех, кто надеется на вас.
- Посмотри на него! – не удержался Яробор. – Сначала чуть не отравил нас, а теперь поучает.
- Ваша погибель… на мою душу ляжет, - речь Первыча стала пьяной тягучей, слова будто вязли у него во рту.
- Первыч, а разве в лесу нет тропинки? Ступалы ваши, поди, часто к шевьям ходят. Неужели не протоптали дорогу?
- Стежка узкая там… ненадёга, а нынче, она - не путь к спасению, отнюдь. Даже если лес пройдете, кувшинки вас не пропустят… Не думайте обо мне… плохо. Законов гостеприимства я не нарушал. Закон позволяет нам удерживать гостей… особо в полнолуние.
- Иди-ка ты… под хвост своим шевьям, с такими законами! – возмутился Яробор.
- Откуда такая уверенность, что мы погибнем? – спросил Светозар.
- Так будет, если нынче пойдете. О! Сон-трава начала… пробирать. Кувшинки сейчас… или поубиваете… друга… Я ж вам добра… - Первыч не договорил, затих и стал завалиться на бок. Светозар подхватил обмякшее тело и, уложив на стол, прислушался к ровному дыханию.
- Не обманул про сон-траву.
- Ну и порядки у них здесь, в Менялово, – Яробор покачал головой. - Наврал все, небось, чтобы коварство свое оправдать.
- С вином он погорячился, а насчет полнолуния…
- Слышь, Зарянь, может, кики все нарочно придумывают? Страсти про Зачарованный лес рассказывают купцам, чтобы оставаться здесь хозяевами и чужих не попускать к своей кормушке.
- Пока сам не проверишь – не узнаешь, – ответил Светозар и, подперев лоб кулаком, призадумался.
Яробор от нечего делать пошел гулять по залу. Остановившись около очага, он принялся рассматривать со всех сторон изваяние, особенно, нижнюю часть, закрученную спиралью, но не трогал, не безделушка, а образ богини. Вели-то – они, хоть и неверующие, но тоже с понятием.
Когда Первыч громко раскатисто захрапел, Светозар очнулся.
- Выходим завтра на рассвете, – сказал он и поднялся из-за стола.
- О, боги, - прошептал Горислав. – Боги, которые еще не забыли о людях, спасите и сохраните.
- Что там наш гостеприимный хозяин говорил про щиты и веревки?
- Еще паклю, - напомнил Яробор, застывший перед изваянием шевьи. – Пакля, должно быть, нужна, чтобы факелы делать. Очень темно, что ли, в Зачарованном лесу?
- Пойду, поищу необходимое снаряжение. Первыч говорил, что у него все есть, - Светозар скрылся в арке, ведущей дальнюю часть башни, и принялся греметь чем-то.
- До чего ж чудные эти шевьи, - выдал свои мысли Яробор, изучавший статую. – Слушай, Горик, ты случайно не знаешь, каким местом они детей рожают?
- Нет, - Горислав густо покраснел и, пряча глаза, стал сворачивать рукопись.
- Понял, чем он думает? – ехидно заметил Горбуль.
Скоро вернулся Светозар с вещами, по словам Первыча, необходимыми для похода. Щиты были равносторонними и представляли собой три грубые доски, размером локтя полтора, скрепленные двумя поперечинами, с простыми веревками вместо внутренних ремней.
Сложив предметы на свободном столе, великаны принялись гадать, что и для какого случая применимо. Оставалось надеяться, что смекалка упредит опасность. На том и порешили.
- Горик, ты ложись спать, - сказал Светозар, - а мы с Ярой в дозор сходим, оглядимся…
- Вы надолго уходите?
- Как получится.
- Горик, не бойся, - хлопнул его по плечу Яробор. – Без тебя мы не уйдем.
Книговед думал, что после событий последних дней глаз не сомкнет, однако ошибся. Он провалился в сон, едва прижался щекой к подушке, набитой сеном.
Сырое ущелье прорезало Родничковые горы в юго-западном направлении и представляло собой цепочку заболоченных долин. Скалы - то сближались, подступая отвесными стенами к самой дороге, то разбегались далеко по сторонам, освобождая простор. Влажность, почти осязаемая, давшая название местности, затрудняла дыхание.
Путь проходил по берегу ручья, который, питаясь ключами, постепенно превращался мелководную речушку. На возвышенностях почва под ногами была твердой, а в низменностях, где речка разливалась и терялась во влаголюбивой растительности, заболоченной и вязкой. На широких спусках и подъемах в подсохшей глине были заметны оставленные в слякотную погоду колесами телег глубокие многорядные колеи. Благоустройством дороги никто не занимался, хотя попадались участки, мощенные на скорую руку бревнами - по весне осенью или по осени торговцы рубили деревья на окрестных, пологих склонах, чтобы подложить их под колеса телег.
Но хуже ненадежности пути была мошкара, роившаяся тучами, сырость стала благодатной средой для насекомых, размножившихся в невероятном количестве. В ушах стоял не стихающий звон.
Хранителям повезло, что они попали в Сырое ущелье в пору более-менее благоприятную для путешествия - в начале лета мошкара была беззлобной и не кусалась. Страшно представить, каково было купцам, направлявшимся в Менялово в другое время года.
- В конце лета мошка может заживо сожрать, особенно ночью, - рассказывал дядька Пшен, провожавший хранителей. - Нынче легко ущелье пройдете, только лица косынками прикройте, если не хотите наглотаться гнуса. Хотя вы, ребятки, все равно неудачное время выбрали для лазания по Жабью.
- Почему?
- Так в полнолуние же Зачарованный лес глумится… А еще кики сказывают, что змеюки в глазастые ночи проводят какие-то особые священные обряды, и посему, для сохранения тайны, запрещают людям приходить. Верно говорю, ступалы, проводники тамошние, значит, никого не поведут через болото при полных лунах. Купцы, которые давно с киками торгуют или сами ходят к шевьям, едут в Менялово в пору новолуния или полуслепых ночей. Да и лекари змеиные тоже…
- Что за обряды проводят шевьи?
- Мне подробности не ведомы, – дядька Пшен пожал плечами. - Я за что купил, за то и продаю. Вот, прибудете на место - сами спросите у кик про обычаи. Вам бы переждать маленько. Да ведь вы все равно в Тиховине не остались бы, даже если бы мы вас всем городом упрашивали.
- Не остались бы, дядька Пшен.
- Вы велиты, может, и сговоритесь с кем из ступал, проводят вас хотя бы до Болота-Жабья, да укажут дорогу дальше. Вам, божичам, дозволяется то, что простым смертным запрещено… Это я к тому говорю, что вы изыщете способ добраться до шевий, если кики не согласятся вас провести, коль уж вы через Пустотень прошли…
- Дядька Пшен, а что про Зачарованный лес знаешь?
- Сам я в Зачарованном лесу не бывал, а бают про него разное… Только к одному все сходится: заколдован лес. Шевьи на него чары напустили, чтобы он стеной ограждал их владения, оберегал от лишнего беспокойства и укрывал от любопытных взоров. Сгинуло бесследно в том лесу бессчетное множество людей.
- И все равно люди идут.
- А то! Надобности всякие толкают, а то и гонят к шевьям людей, но тот, кто по другую сторону леса выходит целехоньким, тот, считай, отмерил две трети пути до змеиных владений.
Старый страж довел хранителей до развилки, за которой начиналась прямая дорога к ущелью, и повернул обратно, в Тиховину.
- Дальше один путь до Менялова, не заблудитесь, – сказал он на прощание.
***
Хранители добрались до Менялово под вечер. Крепость, упомянутая Велигривом, стояла на уступе отрога Родничковых гор.
Дороги во владения шевий в привычном виде, как таковой, не было. В том месте, где она могла начинаться, как раз заканчивались все дороги. Обширная долина, тянувшаяся на север, была последним пределом, дальше на запад и юг люди не жили. Местное население именовалось киками, за свой странный обычай сооружать из волос высокие, чудные прически. Кики еще в стародавние времена заключили с шевьями торговый договор и ходили к ним с разной меной. Полученные товары они продавали или опять-таки выменивали на что-нибудь приезжим купцам.
В крепости Меняйлы был устроен постоялый двор. Гостевыми домами служили мощные башни. Стены же древнего укрепления сохранились лишь частично, и жители продолжали их потихоньку разбирать на хозяйственные нужды, основания всех домов в городе, расстроившемся в долине, были сложены из древних камней. Одному Творцу известно, каким образом кики перемещали необхватные глыбы. Впрочем, тут можно вспомнить поговорку про «свою ношу»…
Нынче в крепости гостей было мало, на просторном дворе стояли всего две телеги. Их владельцы неподалеку громко спорили о чем-то с мужичком, чьи волосы, по местному обычаю, были уложены в пучок и украшены разноцветными перьями и низкой бусин.
Навстречу хранителям из восточной башни вышел краснолицый толстяк в длинной зеленой рубахе. Рыхлый пук волос на его голове, так же как у его земляка был утыкан перьями, а в тонкие косички на висках и за ушами вплетены нитки бисера. Вот уж взаправду, кики делали себе прически, одна другой чудней.
С уважением поглядывая на рукояти мечей за плечами приезжих, хозяин гостиницы пригласил к себе, обещая чудесный ужин и мягкую постель. К его радости гости сразу согласились заплатить назначенную за постой цену.
К тому времени на землю опустились сумерки.
Хранители, прежде позаботившись о конях и умывшись в желобе, который наполнялся чистейшей водой одного из ключей, кои во множестве пробивались сквозь каменную толщу Родничковых гор, вошли в башню.
В небольшом полутемном прокопченном зале хозяин неторопливо расставлял на столе, ближайшем к очагу, нехитрую снедь.
- Пожалуйте к столу, – он с улыбкой засеменил навстречу. Багряные щеки тряслись при каждом шаге. Покачивались разноцветные перья в пучке, искрился бисер в черных косичках. – Скоро мясо подоспеет. Прошу прощение за задержку. Сегодня я не ждал гостей.
- Хозяин, один кусок сделай с кровью! – прокаркал Горбуль, со стуком опустившийся на доски стола. Он - или забыл, что его просили не высовываться, или решил, что раз уж меняловский люд общается со змееногим народом, то его ничем не удивишь. - Один кусок не прожаривай, пожалуйста…
Хозяин захлопал глазами, но более ничем не выдал своего изумления.
- Конечно-конечно, - он затряс пучком и щеками.
- От не прожаренного мяса червячки заведутся, - заметил Яробор.
- Какие еще червячки? – встрепенулся Горбуль.
- Древоточцы! – довольный своей шуткой, вель заржал.
- Как звать тебя, добрый человек? – из вежливости поинтересовался Горислав, но более для того, чтобы отвлечь хозяина от перепалки между спутниками.
- Первычем кличут, - закивал толстяк. Перья в его прическе закачались.
- Уважаемый, а где тут у вас можно нанять проводника, чтобы провел нас к шевьям? – спросил Светозар, опускаясь на скамью.
Возможно, в Менялово спрашивать об этом в лоб было непринято или вообще запрещено, поэтому случилась заминка. Толстяк, явно возмущенный вопросом, надул и без того толстые щеки и зашевелил кустистыми бровями. Стало слышно, как трещат дрова в очаге и спорят купцы во дворе.
- Вы не знаете наших порядков?
- Конечно, не знаем, - пробубнил Яробор с набитым закусками ртом.
- Ладно, растолкую вам, что к чему, - хозяин больше не заискивал. Его голос стал твердым. - Во-первых, шевьи допускают к себе только избранных. Во-вторых, избранные, мы их зовем «ступалы», никого не водят через лес. Купцы заказывают ступалам все, что им надо: снадобья, благовонья или чего для души, - и дожидаются их здесь. В-третьих, в ближайшие дни ни один ступала к шевьям не пойдет.
- Хоть мы и не ступалы, но тоже избранные, - по-простецки признался Яробор.
- Хорошая шутка. Не спрашиваю, что привело вас в наши края. Не мое дело, за какой надобностью вы собрались к шевьям, да не оставят они нас без покровительства… - Первыч мельком бросил взгляд на изваяние женщины-змеи, стоящее в нише над очагом, и перешел на шепот. – Но послушайтесь моего совета, обождите немного. Нынче ни один кика не войдет в лес.
- Сведи нас со ступалой, мы хорошо заплатим, - попросил Светозар.
- Никто из наших ни за какую плату не пойдет! – жестко повторил хозяин башни. Он изменился в лице, будто осерчал, побагровел, сжал губы, свел брови к переносице.
- Почему?
- Посмотрите на небо. Погибели себе ищете? – он оглянулся на хранительницу очага. - О, Великая Ма, сделай так, чтобы они одумались!
- Мы не можем ждать. Для нас промедление еще более погибельно, - тихо произнес Светозар и глянул в окно.
На почерневшее небо одна за другой восходили полные луны. Первая, малая, по имени Рыба, растекшаяся блином жидкого металла, уже проделала часть своего ночного пути. Другое светило, именуемое Заяц, окутанное легкой дымкой и бледное по сравнению со своей спутницей, но намного больше размером, только поднялось над горами и начало свое шествие по нижнему пути.
Хранители налегли на еду. Они больше не задавали вопросы хмурому Первычу, когда тот принес плошку с куском недожаренного мяса для Горбуля.
Напускное безразличие спутников действовало на Горислава даже хуже, чем их беспримерная решимость. Напрасно он ждал, что они будут обсуждать, как поступить. Хотя, что тут обсуждать? И так все ясно - они продолжат путь, не внемля предупреждениям, завтра на рассвете, с проводником или без него. Его мнением, как обычно, пренебрегли… Но могли бы из приличия сообщить ему о своих намерениях.
Супясь и глядя недобро, Первыч поставил на стол глиняную лохань с жареной говядиной. Великаны опять будто не заметили его присутствия.
Горбуль, успевший съесть свою долю еще до того, как дошло остальное, подобрался к лохани и вцепился в кусок мяса, свисавший с края. В следующий миг он уже болтался в воздухе, подергивая ногами, как лягушка. Яробор, подцепивший мясо ножом, пытался стряхнуть вестника, но тот оказался не менее вредным, и ни в какую не хотел выпускать добычу. Светозар некоторое время наблюдал за борьбой, а потом достал свой нож и одним махом рассек спорный кусок на две половины.
- Делать вам больше нечего, - сказал он и жестом усмирил собрата.
- Сила есть – ума не надо, - буркнул Горбуль. Поднявшись, он потер ушибленный зад и в обнимку со своим куском проследовал на край стола, где уселся, свесив ножки, спиной к велям, выражая презрение.
- Сам мелюзга, а сжирает больше трех здоровых мужиков. И как только в него столько еды помещается? И ведь она вся в нем остается!
- Потому что вся еда уходит на восстановление сил, - объяснил вестник. – Я их слишком много трачу на полеты и разговоры со всякими пустоголовыми велями. К Заряне сие замечание, естественно, не относится.
Яробор хотел прихлопнуть Горбуля, но тот, угадав его намерение, отскочил на край стола и теперь, пританцовывая, кривлялся, вывесив свой длинный черный язык.
- Я до тебя еще доберусь, - пригрозил вель-степняк.
- Сначала добираловку отрасти!
Горислав безучастно наблюдал за происходящим и еле ворочал челюстями, не ощущая вкуса еды, так ему хотелось спать. Хотя желудок урчал по-звериному, чувство голода куда-то пропало. Веки тяжелели, по телу разлилось приятное тепло. Проглотив пару кусочков, он не заметил, как задремал. Он уронил голову на плечо, потом на стол, и, громко стукнувшись лбом, проснулся. Встрепенувшись, он испуганно огляделся по сторонам, не узнавая места, и встретил пристальный взгляд Светозара.
- Доставай писание Гриваты, посмотри, - приказал вель.
Горислав сунул руку в суму, охнул и, достав кожаный мешочек, тупо уставился на него.
- Забыл, - он осторожно опустил мешочек перед собой и одернул руку, будто тот кусался. - Борисвета просила вам передать.
К собственному стыду, Горислав не слишком отчетливо помнил обстоятельства, при которых кошель оказался у него, тогда час был ранний и ужасно хотелось спать. Борисвета что-то сунула в его суму и сказала, что потом пригодится… Он не возражал и воспринял все с безразличием полусонного или не проснувшегося до конца человека, и тут же забыл об этом.
- Что это? – Светозар нахмурился.
- Она хотела помочь хоть чем-нибудь. Да! Там еще перстень.
- Ну, Бориска! – Яробор закусил губу. – Я отказался брать, так она его через Горика…
- Что, Яра, плата за ночь любви? – не удержался от едкого замечания Горбуль. – Чем же таким ты удивил молодуху?
- Изыди, деревяшка говорящая!
- Что за перстень? Можно взглянуть? – Светозар развязал кожаную тесемку на кошеле.
- Перстень ее деда-веля, бабке ее подаренный, - пояснил Яробор. - Якобы приносит удачу в дальней дороге. Вот только не уберег перстенек бабулю…
- Нет совершенной защиты ни от одной напасти. Тому, кто сам себя не бережет, обереги мало помогают.
- Сделала меня… то ли своим должником, то ли женихом, - Яробор с ненавистью смотрел на мелкие золотые монеты, поблескивающие в мутном свете лампады. - А я-то думал, мы хорошо расстались.
- Иной счел бы наградой, а ты воспринимаешь как наказание, - Светозар неодобрительно покачал головой. - Твои слова оскорбили бы Бориску, услышь она тебя сейчас. Хоть немного уважай ее волю. Бориска - мудрая женщина и понимает, что ей не удержать тебя ни за какие сокровища мира, а ты – дурак, если не замечаешь в женщинах ничего, кроме привлекательной наружности и телесных роскошеств. Считаешь, что они созданы исключительно для утоления твоего любовного желания.
- Не… Отчего же? Они очень умные бывают, - пытался защититься собрат. - Просто у степняков не принято дарить свои обереги, тем более унаследованные от предков. Обычай старше закона!
- Ты не дома, Яра. А на пути, что город, то новый норов да иной обычай. Бориска, таким образом, проявила о тебе заботу. Искреннюю заботу, - продолжал поучать Светозар и выложил на стол Борискин подарок: огромный, размером с яблочко-дичку, редкого голубого цвета камень в простенькой оправе. Он был прозрачным только наполовину, нижняя его часть, где краски сгущались до синевы, оставалась непроницаемой.
- Она хотела, чтобы ты имел в дороге защиту, потому что от тебя… и от нас зависит ее судьба и судьба ее города. И ей не нужно ничего взамен. Ты же, со своим недоверием и подозрительностью, не заслуживаешь подобного отношения.
- Эх, Горик, кто тебя просил! - пристыженный Яробор покосился на книговеда, считая его виновным в своем унижении.
- Не надо было брать?
- Взял, так взял, - примирительно произнес Светозар.
- Я ж не знал, - промямлил растерянно Горислав. - Она просила передать… сказала, что тебе это нужно. Если встретишь ее деда, веля Добролета, вернешь ему. Она так сказала… А с деньгами что делать?
- Теперь это твоя ноша.
- Нет. Это же для всех… нас, - заволновался книговед, не понимая, что ему доверено хранить, а не тратить.
- Пока у себя оставь. И послание Гриваты доставай.
- Зачем? Я тебе читал… В нем ничего нового, о чем ты не знаешь, не появилось, - произнес он, но все же достал кожух и, вытряхнув рукопись, развернул на столе.
- Случайно не знаешь, почему змеиный народ называют «шевьями»? – спросил Светозар.
Случайно Горислав знал.
- Шевья – это искаженное «шевелья», от «шевелиться». Вероятно, они так названы по… необычному способу их передвижения. В древнем языке, это слово… этот корень… В общем, если по-простому, это слово обозначает - и движение, и пошатывание, и звук, возникающий при движении.
- Шевелятся, значит, - фыркнул степняк, примеряя под столом перстень.
- Ярик питает ненормальный… просто бешеный, интерес ко всему, что шевелится, - поддел его Горбуль.
- Но мудрый Велигрив называл шевий иначе… - Горислав бережно разгладил лист, которого касалась рука великана, победившего в Прошлом воплощенное Зло.
О чем думал Велигрив, расставляя точки, изукрашивая завитками и росчерками пустоту вокруг слов? Думал ли, что его поведание может попасть в руки человека, не причастного к велевым тайнам. Скромного книговеда… Человека, хотя и старательного, и тяготеющего к знаниям, но не благородного.
- Ближе к делу, – проявил нетерпение Светозар.
- Сейчас, - Горислав нашел нужный столбец, где был описан путь к шевьям. – «…отправиться посуху… ущелье, называемое Сырое… По ущелью… до крепости Меняйлы. Далее - через лес Зачарованный. Деревья в этом лесу растут особые, каждое на свой лад заговоренное. Сразу за лесом начинается Болото-Жабье с топями непролазными».
- И все? – Яробор, впервые познакомившись с посланием, удивился. - Про лес-то все что ли? Разве не написано, как идти, куда идти?
- К шевьям… - Светозар задумчиво тер подбородок.
- И никаких подробностей?
- Про путь ничего… Остальное: про самих шевий, - книговед вглядывался в ровные вереницы буквиц, простых и сложных начертаний, особых затейливо выведенных знаков. Связанные друг с другом росчерком-перемычкой - разрозненные понятия, превращаясь в слова, обретали смысл, складывались в предложения. - «Дочери Великой богини, с первых земных веков самые мудрые на свете. Им ведомы все тайны природы. «Родившие жизнь» станут для хранителей проводниками к тайной мудрости Ползоногие – великие волшебницы, способные оживлять мертвецов и менять по желанию свой облик».
- Только на них и остается уповать, - проронил крайницкий вель.
- Они не просто волшебницы. Слово «родившие жизнь», что надо понимать как «шевьи», писано под взметом. Эта черта над словом обозначает святость. Я же тебе говорил тогда…
- Во времена Велигрива к шевьям относились как к божествам, – Светозар кивнул.
- А может, у Гриваты по старости рука дрогнула? - усомнился Яробор. - Вот и черкнул невзначай.
- Тогда помарка была бы только в одном месте, - Горислав пожал плечами. - Здесь же взмет над каждым словом «родившие жизнь». Да и само подобное наименование о многом говорит. К тому же мудрый Велигрив прямо пишет: «дочери Великой богини»…
- Ха! - усмехнулся Яробор. - Знамо дело. Все мы – дети богов.
- Ага, - послышался голос Горбуля с края стола. – Только люди… Да что там люди! Даже великаны не обладают способностью к волшбе, а некоторым, похоже, не досталось и здравого рассудка. – Последние слова гулко отозвались в пустом, опрокинутом кувшине.
- Дармоеды не трындят, - бросил степняк.
- Вот, непримиримые. – Светозар вздохнул.
- Великаны – дети поднебесных богов, а шевьи… - Горислав посмотрел на изваяние женщины-змеи в нише над очагом и подумал: «Первыч назвал ее «Великой матерью»! Неужто, действительно, прародительница всего живого была шевьей? Забавно… Боги создали людей, а люди придумали богов по своему подобию. Только кики, в виду своей близости к змеиному народу, сохранили память о Ма настоящей…»
- Что взгрустнул, знайка ты наш? – спросил Яробор.
- Шевьи, а не люди были сотворены по образу и подобию богов, - неожиданно для себя и для всех выдал Горислав, - по образу, Трижды Великой Ма – это уж точно. Шевьи были первым земным народом, а не люди, как утверждается в Писании. Может они даже помогали Трижды Великим богам во дни Творения… Однако о том, что супруга Светлого Творца, Мать всего живого - змееподобная богиня, из всех людей помнят только кики. Не знаю, как и из чего созданы первые шевьи, но ныне живущие являются прямыми наследницами Ма на земле.
- В шевьях больше божественного участия, чем земли, - поддержал его Горбуль, подбираясь ближе, - в отличие от людишек, которые, сами по себе, грязь грязью. Не в обиду Горику сказано. Это всё придумали люди от завидок, что первородные шевьи тоже из глины слеплены. По себе всех судят!
- Мало того, что люди забыли, как выглядит Трижды Великая богиня, ее значение со временем было преуменьшено. В Небесных Вратах она почиталась не как равная, а вторая после Творца. К ней обращались только женщины, со своими женскими делами. Правда, есть храм Ма-любовницы и небольшая обитель, где Трижды Великой поклоняются, как богине Мудрости… Ладно, нет равнопочитания, но ведь и почитают в ином обличии!
Излагая свои умозаключения, Горислав смотрел на Горбуля, но не видел его. Однако тот его прекрасно слышал и, в отличие от великанов, вник в суть сказанного, вследствие чего изрек:
- Если устоявшееся мнение рушится перед открывшейся действительностью, то есть оказывается положением ложным, не следует ли пересмотреть другие утверждения, которые считаются непререкаемыми истинами? Давай, Горик, разнеси Книгу книг в пух и прах.
- Это частность, Горбуль! На учение в целом никто не покушается, - оправдался книговед. – И вопрос в том, с умыслом ли искажена истина или просто память подвела?
- С умыслом, конечно, – вестник не раздумывал над ответом. – И еще от людских завидок.
- Но шевьи смертны… Ведь все живущее на земле умирает, - продолжил размышлять вслух книговед. - И судя по всему, уклад жизни у них, как у людей, земной. Они торгуют, врачуют. При своем-то могуществе и безграничных возможностях…
Вернулся Первыч, выходивший наружу. В одной руке он нес огромную бутыль, в другой небольшой кувшин из обливной глины.
- К брату заходил в южную башню, - объяснил он свое отсутствие, – у нас общий винный погреб. Нынешние постояльцы, вы их видели во дворе, до сих пор торгуются, привезли из низовий Серебряны для обмена вино. Дорогое вино, «Солнца дар» называется. Так что вы решили?
- Хочешь что-то предложить – предлагай. Или не мешай.
- Что ж… - закивал хозяин гостиницы, качая пучком. – Если вы такие решительные, так и быть, сведу вас завтра утром с одним моим знакомым ступалой. Может, сговоритесь.
- Сговоримся непременно, - заверил его Светозар.
- Отменное вино осеннего урожая, – он поставил кувшин на стол. – Пробуйте, не пожалеете.
- Пробовали, хорошее вино. Благодарствуем.
Горбуль подкрался к кувшину, думал, незаметно, и был крайне раздосадован тем, что выпивка исчезла, а вместо нее перед самым носом возник жирный кукиш. Яробор, ловко подстроивший подмену, остался доволен собой.
- Так не честно! - обиделся вестник и затопал ногами. – Верни на место, по-хорошему.
- А по-плохому - набьешь мне морду? - продолжая ухмыляться, он, поднес кувшин ко рту.
- Не пей! – остановил его Светозар. - Вино отравлено, - в подтверждение своих слов он показал перстень с почерневшим камнем. Брызги попали на заветное кольцо, когда степняк поднял кувшин рывком и, случайно, на свое счастье, выплеснул немного через край.
Великаны переглянулись, им были не нужны слова, чтобы понять друг друга.
- Вот, гад…
- Эй, хозяин! Поди-ка сюда, - позвал они Первыча, следившего за гостями из глубины дома.
- Что угодно? – он вышел в зал, всем своим видом показывая радушие, но приблизился неуверенно.
- Присядь, выпей с нами за удачу, - предложил Яробор, сдвигаясь на край скамьи.
- Да что вы! Тут вам самим мало будет, - попытался схитрить тот.
- Первыч, просим, уважь гостей. Или ты не веришь в нашу удачу? – Светозар поднялся, за ним вскочил Яробор, опрокинув скамью.
- Э! Вы что? – кика испуганно попятился.
- Отравить нас удумал! Так-то вы в Менялове чтите законы гостеприимства!
- Я его сейчас придушу! – Яробор схватил хозяина за грудки.
- Погоди, Яра, успеешь, - придержал его собрат. – Признавайся, кто тебя надоумил яда в вино подсыпать?
От великанов исходила такая могучая ярость, что даже Горислав сжался, зажмурился и втянул голову в плечи, будто его собирались бить. Каким же жалким и беспомощным чувствовал себя Первыч перед божичами!
- Сознавайся, Злыде в услужение подрядился?
- Упаси Ма! Ведать не ведаю, - пролепетал кика, утративший всякое присутствие духа. Он побагровел и заколыхался весь, начиная от пуза и заканчивая перьями на макушке.
- В Тиховине не удалось, думаешь, здесь выйдет?
- Я не понимаю, о чем вы говорите. Не знаю, что с вами случилось в Тиховине, но я к тому касательства не имею. Клянусь! О, Ма-заступница… Я ж хотел, как лучше.
- Позволь усомниться в доброте твоих намерений и твоем бескорыстии. Совсем не уважаешь ты гостей, Первыч, - заметил Светозар.
- Что вы! Очень уважаю.
- Тогда, зачем отравой нас потчуешь?
- Вино не отравленное вовсе!
- А вот мы сейчас проверим.
Первыч вознамерился отбиваться, но ведь известно, ни один человек, какой бы огромной силой не обладал, ни за что на свете не победит великана. Двух, тем более. Светозар схватил кику за грудки, поднял в воздух и бросил на стол и удерживал, пока Яробор вливал тому в глотку содержимое кувшина, а чтобы коварный кика шире открыл рот, зажимал ему нос.
Вина действительно оказалось немного, и мучительство закончилось быстро.
- И что сейчас будет? – задушевным тоном поинтересовался Светозар, усаживаясь на скамейку.
- Не то, что вы подумали, - ответил толстяк, утирая рукавом лицо. Вид у него был жалкий, рубаха на груди залита вином, перья поломаны. – То ж была всего лишь сон-трава.
- Мы бы и так спали без задних ног.
- Вы проспали бы несколько дней, а там бы и луны убавились…
- Лучше признайся, что хотел побольше срубить с нас за постой.
- Нет-нет! Клянусь Великой Матерью-шевьей, да пребудем мы все в благости от ее милости, - Первыч тяжело поднялся, сел и свесил ноги. – Вы же не купцы?
- Нет. Зря ты решил, что мы приехали у кик хлеб отбирать.
- Вы – гости особо важные.
- И что с того? - Великаны переглянулись.
- Я сразу понял, что вы не торгаши. Не из-за алчности или корысти вы к шевьям торопитесь. Жадных-то сразу видно. А вы – благородные.
- Так уж и благородные. С чего ты взял?
- Исходит от вас что-то… как свет, только невидимый. Я различаю хороших людей и плохих. Тех, кто хочет быстро разбогатеть, я не стал бы удерживать – щит тому в руки, и пусть сам ищет путь. Тут, бывает, такие жадюги наезжают, даже со ступалами договориться не могут! Без посредников норовят обойтись, чтобы самим больше досталось, а шевьи-то, да отведут они от нас всякие беды, говорят: Великий Творец делиться велел.
- Мы же тебе плату предлагали.
- Не о том я… Вы бы завтра со старейшинами нашими поговорили. Может, старики дали бы «добро», и тогда кто-нибудь из ступал проводил вас до шевий, – у Первыча развязался язык, от вина ли, или это было побочное действие сон-травы. – Только погодя, дней через пять… Да я сам дам вам щиты, веревки, паклю… Поймите меня правильно, такой у нас в Менялово порядок. Я же вас по-хорошему предупреждаю. У вас к шевьям дело особое, верно?
- Вроде того.
- Думаю, что от вас зависят судьбы многих людей. До нас доходят разные слухи. Знаю, что Порядок на земле рушится. Ваш поход к мамам как-то с этим связан, да? Не хотите - не отвечайте. Своей жизнью не дорожите, так о других подумайте, о тех, кто надеется на вас.
- Посмотри на него! – не удержался Яробор. – Сначала чуть не отравил нас, а теперь поучает.
- Ваша погибель… на мою душу ляжет, - речь Первыча стала пьяной тягучей, слова будто вязли у него во рту.
- Первыч, а разве в лесу нет тропинки? Ступалы ваши, поди, часто к шевьям ходят. Неужели не протоптали дорогу?
- Стежка узкая там… ненадёга, а нынче, она - не путь к спасению, отнюдь. Даже если лес пройдете, кувшинки вас не пропустят… Не думайте обо мне… плохо. Законов гостеприимства я не нарушал. Закон позволяет нам удерживать гостей… особо в полнолуние.
- Иди-ка ты… под хвост своим шевьям, с такими законами! – возмутился Яробор.
- Откуда такая уверенность, что мы погибнем? – спросил Светозар.
- Так будет, если нынче пойдете. О! Сон-трава начала… пробирать. Кувшинки сейчас… или поубиваете… друга… Я ж вам добра… - Первыч не договорил, затих и стал завалиться на бок. Светозар подхватил обмякшее тело и, уложив на стол, прислушался к ровному дыханию.
- Не обманул про сон-траву.
- Ну и порядки у них здесь, в Менялово, – Яробор покачал головой. - Наврал все, небось, чтобы коварство свое оправдать.
- С вином он погорячился, а насчет полнолуния…
- Слышь, Зарянь, может, кики все нарочно придумывают? Страсти про Зачарованный лес рассказывают купцам, чтобы оставаться здесь хозяевами и чужих не попускать к своей кормушке.
- Пока сам не проверишь – не узнаешь, – ответил Светозар и, подперев лоб кулаком, призадумался.
Яробор от нечего делать пошел гулять по залу. Остановившись около очага, он принялся рассматривать со всех сторон изваяние, особенно, нижнюю часть, закрученную спиралью, но не трогал, не безделушка, а образ богини. Вели-то – они, хоть и неверующие, но тоже с понятием.
Когда Первыч громко раскатисто захрапел, Светозар очнулся.
- Выходим завтра на рассвете, – сказал он и поднялся из-за стола.
- О, боги, - прошептал Горислав. – Боги, которые еще не забыли о людях, спасите и сохраните.
- Что там наш гостеприимный хозяин говорил про щиты и веревки?
- Еще паклю, - напомнил Яробор, застывший перед изваянием шевьи. – Пакля, должно быть, нужна, чтобы факелы делать. Очень темно, что ли, в Зачарованном лесу?
- Пойду, поищу необходимое снаряжение. Первыч говорил, что у него все есть, - Светозар скрылся в арке, ведущей дальнюю часть башни, и принялся греметь чем-то.
- До чего ж чудные эти шевьи, - выдал свои мысли Яробор, изучавший статую. – Слушай, Горик, ты случайно не знаешь, каким местом они детей рожают?
- Нет, - Горислав густо покраснел и, пряча глаза, стал сворачивать рукопись.
- Понял, чем он думает? – ехидно заметил Горбуль.
Скоро вернулся Светозар с вещами, по словам Первыча, необходимыми для похода. Щиты были равносторонними и представляли собой три грубые доски, размером локтя полтора, скрепленные двумя поперечинами, с простыми веревками вместо внутренних ремней.
Сложив предметы на свободном столе, великаны принялись гадать, что и для какого случая применимо. Оставалось надеяться, что смекалка упредит опасность. На том и порешили.
- Горик, ты ложись спать, - сказал Светозар, - а мы с Ярой в дозор сходим, оглядимся…
- Вы надолго уходите?
- Как получится.
- Горик, не бойся, - хлопнул его по плечу Яробор. – Без тебя мы не уйдем.
Книговед думал, что после событий последних дней глаз не сомкнет, однако ошибся. Он провалился в сон, едва прижался щекой к подушке, набитой сеном.
Tannit:
07.11.20 11:31
» Глава двадцать вторая - 2
***
Гориславу показалось, что он только закрыл глаза, когда Светозар потряс его за плечо.
- Вставай, Горик.
- Только уснул же… Случилось что?
- Светает. Давай, подымайся.
Небо на востоке посветлело и становилось все более прозрачным. Чернота ночи отступала перед розоватым светом, предвещавшим восход.
Необычный в здешних краях был рассвет, с сиреневым оттенком.
Наскоро перекусив найденной в кладовой, холодной снедью, хранители вышли из восточной башни и направились в южную. Не потревожив умаявшихся на вечерних торгах купцов, они подняли с постели Вторака, брата Первыча – выдумки, что ль не доставало их родителям? - и попросили выйти во двор.
Кика выскочил, в чем был, на ходу стаскивая с головы плат, оберегавший ночью высокий пук волос, оплетенный косичками.
- Твой братец спит беспробудным сном, - сообщил ему Светозар. - Когда проснется одним шевьям известно. Так что имей в виду, его башня осталась без присмотра.
Взволнованный Вторак осторожно спросил у видных, судя по всему, серьезно настроенных гостей, что они сделали с его братом. Его заверили, что ничего не сделали.
- Мы не разбойники, а мирные странники, - ответствовал Светозар.
- Вчера он нас вином потчевал, да сам чуток перебрал, - усмехнулся Яробор.
- Он выпил вино? Или… – кика ужаснулся своей догадке и вознамерился немедленно пойти в восточную башню и проверить, но тяжелая рука великана удержала его на месте.
- Мы идем к шевьям, - начал Светозар.
- Подождите! Хотя бы дней пять…
- Разве я спрашивал, когда идти? – рыкнул Светозар, и Вторак, наверняка бы упал, если бы у него за спиной не стоял Яробор. – И не надо так смотреть! Мы заплатили за стол и ночлег и не забрали деньги обратно, несмотря на попытку твоего брата отравить нас.
- Только усыпить! Ради вашего же блага. Он понял, что вы не станете его слушать. Мой брат пожалел вашу молодость.
- Вы все здесь замороченные, что ль? – воскликнул Яробор. - Блага? Чтобы мы валялись без чувств, а вы обобрали нас до нитки?
- Нет, что вы! Он и в мыслях ничего такого не держал, – горячо возразил кика.
- А мы решили именно так! Но мы миролюбивы, поэтому прощаем вас. Однако кто-то другой такой «заботы» может не понять. И вообще, вам следует пересмотреть ваши законы гостеприимства.
- Нельзя сейчас к шевьям, поймите, - гнул свое кика.
- Пока нам ясно только одно - вы не хотите нас отпускать.
- В полнолуние никто не ходит в лес, таков закон.
- Ох уж, эти ваши законы. Сыты мы ими по горло! Если нынче в лесу опасно, то хотелось бы знать почему?
- Кабы знать, кому какую погибель Зачарованный лес готовит… Одного прихлопнет, а над другим в том же месте лишь поглумится и больше ничего. Не пройдете вы! Да у любого спросите, вам тут каждый скажет…
- Да вы здесь все за одно, – высказал свои подозрения Яробор. - Небось, сговорено у вас дурачить приезжих. Вы здесь, в своем Менялово, поди, все родственники: братья, кумовья да сваты.
- Светом Ма клянусь! О вас же печемся…
- Ладно-ладно. Без вас разберемся, что нам хорошо, а что плохо.
- Понятно, всяк умен… кто сперва, а кто опосля, - не сдавался Вторак.
- Зарянь, слышал, каков мудрец выискался!
- Уверяю вас, что ныне не лучшая пора, чтобы идти. Своих коней вы точно потеряете… Верно говорю, оставите коней в Лошадиной могиле. Даже в новолуние верхом никто не проедет через лес. Вы поступаете безрассудно. Как бы вам не пришлось о том горько пожалеть.
- Позволь, для начала нам самим убедиться, что путь взаправду так опасен, как вы, кики, твердите.
- Не верите? Думаете, мы из корысти… Кики – честные торговцы! – Вторак ударил себя в грудь.
- Ага! Кричала блудница о своей невинности, - фыркнул Яробор.
- Погоди, Яра, - обдернул его Светозар. - Если в лесу, действительно, смертельно опасно, мы вернемся.
- Не вернетесь вы, - тихо и без ехидства, даже с сочувствием произнес кика. – У нас говорят: трудно уберечь того, кто сам беспечен до крайности.
- Если слова твои, вправду, от чистого сердца, благодарим за предупреждение. Если же нет…
- Я вас предупредил. Пеняйте на себя.
- Уж больно настойчиво они нас упрашивали, - заметил Яробор, когда они покидали развалины старой крепости. Вторак стоял и махал платком им вслед. – Что такого в этом лесу, а?
- Увидим скоро, – Светозар повел плечами. - По мне, так лучше проверить, чем сидеть и ждать.
Горислав оглянулся. Вторак с оглядкой трусил к восточной башне.
***
В стародавние времена Зачарованный лес подступал к самому городку, но теперь между лесом и западной окраиной Менялово простерлась широкая вырубка, всюду среди высокой травы торчали прогнившие пни. Еще издали было видно большую арку на самой кромке заповедного леса, за ней валить деревья кики не осмеливались. Арка стояла на воображаемой границе Заповедного леса и служила воротами, хотя рядом никаких следов ограды не было. Должно быть в Прошлом, когда шевьи еще поддерживали более тесные отношения с людьми, через нее проходила дорога, от которой ныне не осталось и следа.
С лицевой стороны арку украшали знаки земли и воды, рождения и жизни – все они относились к шевьям. С обратной стороны были вырезаны Ключи Жизни и другие схожие по сути, почти одинаковые в начертании, символы.
- Какое многообразие! Сколько смысла в одном знаке. Записать бы все это, - прошептал Горислав, зная, что вели ждать не станут. – Запомню, а запишу потом. - Его взгляд скользил по поверхности камня, подмечая малейшее различие в рисунках.
Имеющий глаза да увидит…
Ключ Жизни. Крест с петлей объединяет в себе два знака: крест как символ жизни и круг как символ вечности. Вместе они обозначают бессмертие. Вот Ключ Жизни внутри двойной стрельчатой рамки – ключ, которым можно открыть ворота смерти. Другой «ключ» объединяющий, в нем сплелись два начала, мужское и женское. Ключ в виде молящегося человека, воздевшего руки к небесам… Далее ряд крестов. Крест с загнутыми концами, как круговорот, как извечное колесо бытия. Крест в круге с точками в углах полях - это плодородие. Крест - повелитель стихий, на его концах символы, обозначающие землю, воду, огонь, ветер…
- Горик, догоняй! – крикнул Светозар.
Узкая тропа, прежде прямая, начала извиваться и петлять. Она огибала буреломы, вела в обход, мимо непролазных чащ, спускалась в овражки, по дну которых струились ручейки, карабкалась по склону. Иногда тропа исчезала вовсе - то ли успевала зарасти травой, пока продолжалось полнолуние, то ли в этих местах каждый ходил, где хотел, - тогда Яробор или Светозар отправлялись на разведку, а Горислав ждал.
Хранители успели достаточно углубиться в Зачарованный лес, когда обнаружилась его коварная сущность. Первым страшным открытием стала Лошадиная могила, упомянутая кикой. Любой дурак понял бы, что это именно она… По всему склону, слева и справа, виднелись лошадиные кости. Лошадиные черепа были повешены кем-то на нижних сучьях деревьев.
- Не брехал кика, - произнес Светозар, внимательно изучая местность впереди.
- Может, они нарочно натащили сюда костяки для острастки? – предположил Горислав, больше для самоуспокоения.
- Посмотри на их зубы, - покачал головой помрачневший Яробор. – Все кони молодые и здоровые. Интересно, почему они погибли? Что тут за напасть такая лошадиная кроется?
- Пойдем пешком, - сказал Светозар.
Хранители спешились. Щиты несли на себе на всякий случай, ведь толком не знали, когда и зачем они понадобятся. Присматривались к своим коням, не изменилось ли в них что-нибудь? Кони же, обычно предчувствующие беду, вели себя совершенно спокойно. И точно - никаких неожиданностей на склоне не случилось. Сошли благополучно. Лошадиное кладбище осталось позади.
Спустились в ложбину, по дну которой протекал мелкий, прозрачный ручей.
- Фух, кажись, пронесло, - сказал Яробор, все еще не веря в удачу. – Я так боялся я за Огнеца, аж поджилки тряслись.
Он обнял коня за шею, потрепал по холке и забрался в седло.
- Наши кони волшебные. Может, оттого и не проняло их заклятие шевий, – Горислав говорил шепотом, чтобы не накликать беду.
- Хорошо, коль так.
Едва они перевели дыхание и воспрянули духом, как кони исчезли, будто сквозь землю провалились. Одновременно, в один миг. Во всей упряжи, под седлами. Одни переметные сумы и остались.
Вот, только что туточки стояли - красивые, большие, смирные… И – раз! – нет их уже. И ни звука, ни дымка…
Яробор, уж на что, скорый - даже он опомниться не успел. С высоты седла сверзься да мягким местом приземлился. Хорошо, что коряжек с острыми сучками под ним не оказалось. Рядом с ним упал котелок, что был привязан к седлу.
- Да что же это, а? - глаза Яробора сделались круглым от удивления, а, может, от страха. Даже смуглота не могла скрыть его бледности. - Куда Огнец подевался?
- Вот тебе раз, – озираясь по сторонам, Светозар взялся за рукоять меча.
Горислав ничего не сказал, замер в оцепенении, глядя перед собой в пустоту.
- Ну, шевьи! Подлюки… Это же надо, так ненавидеть коней! Мне бы только добраться до вас! – Яробор вскочил на ноги и зарычал по-звериному.
- Беда-то какая… как же мы дальше-то без коней, - шмыгая носом в расстроенных чувствах, Горислав уронил взгляд… На ядовито-зеленом мхе, в том месте, где только что стоял Тучка, лежал бесформенный кусок мутного, белого льда.
«И откуда бы это здесь льду взяться?» - отстранено подумал он и склонился, чтобы лучше рассмотреть сие необъяснимое явление.
И тут его внезапно осенило! Непонятно как, но он догадался о том, что произошло с конями.
- Ой! Это же мой Тучка. Смотрите, что с ним стало, – не ощущая холода, он взял лед в ладони. – Бедненький мой…
- Клади ее сюда, а то растает. – Светозар подставил котелок.
- Он все равно растает.
- У тебя же есть стеклянный пузырек, через который ты на солнце смотришь. Перельешь в него… коня.
У Горислава, в самом деле, имелся пузырек из синего стекла со стеклянной же затычкой. Один из тех, что принадлежал Злыдню, и единственный уцелевший в огне пожарища. Он подобрал его на пепелище на Сытном подворье, отмыл. Иногда он любовался сквозь синее стекло на окружающую природу. Забавно было - все становилось синеньким, прямо, как иной мир.
- Хорошо, - кивнул Горислав в расстроенных чувствах. – У меня останется память о Тучке. Только он потом… в пар обратится. Жалко.
- Не успеет. Доберемся до шевий, потребуем, чтобы они обратно наколдовали нам наших коней, - пообещал Светозар. Похоже, он действительно верил в то, что говорил.
- Шевьи смогут обратно?
- Куда они денутся! – процедил Яробор. – Нет, вы только гляньте, что от Огнеца осталось! – он показал горсть углей, поднес к лицу, будто хотел понюхать. – Эх, конь мой, конь…
- Печалься не печалься, а не изменишь ничего уже, - Светозар поднял с земли небольшую, длиной с локоть, коряжку. Если хорошенько приглядеться, в ней можно было обнаружить лошадиные черты. Повертев и ласково погладив, вель прижал ее к груди. – Должно быть, наши кони и при ущербных лунах тут не прошли бы, - вздохнул он.
- Вот, Огнец, какое издевательство над тобой учинили, - проворчал Яробор, бережно пеленая угольки в тряпицу.
- Знали, на что идем, Яра. Напрасно понадеялись, что авось пронесет. Получили вместо коней коряжку, угли да талую ледышку. Сие обстоятельство послужит нам уроком.
- Если бы мне сказали, что в один прекрасный день мне всю дорогу придется нести на себе своего коня, ни в жизнь не поверил бы.
***
Зачарованный лес был неоднородным. По прихоти шевий, в нем соседствовали самые разные деревья. Сразу за хрупким низкорослым сухостоем начинался бор из могучих деревьев-великанов, чьи толстенные, замшелые корни представляли собой, казалось, непреодолимое препятствие, за бором - белело в глазах от березняка; то подлесок цеплялся за портки, то ноги вязли в опавшей хвое; а то вдруг дорога становилась ровной, ни колдобины, ни бурелома, ни овражка; лес то сгущался до непроглядности, то редел, становился немного скучным, даже сонным.
Самой обыкновенной, на первый взгляд, показалась величественная роща на возвышенности, лежавшей поперек пути. Светозар сказал, что деревья похожи на липы. Только похожи… Деревья были выше и толще обычных, но их кроны пожиже, сучья короче, а листья мельче.
Спокойствие рощи не усыпило бдительность велей, после пропажи коней ни на миг не забывавших об осторожности. Их сосредоточенный вид говорил, что они стараются упредить опасность. Напасть могла обрушиться, откуда угодно, с любой стороны, снизу, сверху.
Хранители уже поднялись на возвышенность, когда высоко над головой зашумели ветви. И это в безветренную погоду…
Деревья будто перешептываться начали, казалось, прислушайся и поймешь, о чем они говорят. И сговаривались они погубить непрошеных гостей.
Перед самым носом Светозара стремительно пролетело что-то темное и ушло в землю. Другое семечко, как бы невзначай оброненное деревом, упало плашмя, похожее на тыквенное, только коричневого цвета, размером с ладонь, и будто специально заточенное с острого конца. Запросто могло убить и, попади оно в голову, пробить насквозь.
- Щиты! - крикнул Светозар. – Горик, подними щит!
Яробор в подсказке не нуждался и уже поднял щит над головой. И еще успел прикрыть замешкавшегося книговеда.
Началась беспощадная бомбежка. Поднялся невообразимый шум. Вокруг трещало, свистело, щелкало. Коварные деревья осыпали непрошеных гостей градом семян. Выпущенные с силой, они грохотали по щитам, втыкались в землю вокруг, мельтешили перед глазами.
Горислав за собственным криком почти не слышал грохота. Он бежал следом за велями. Один раз споткнулся и, только чудом не выронив щит, упал на колени. О, ужас! Прямо перед собой он увидел человеческий череп, в лобной кости которого козырьком торчало семя. Заорав еще громче, так, что заложило уши, он вскочил на ноги и бросился вдогонку за спутниками.
Едва хранители оказались в низменности, все стихло, словно ничего и не было, только в щитах страшным напоминанием о пережитом торчали коричневые семена.
- Прочно засели, - заметил Яробор и, выдернув одну из семечек, отшвырнул ее в сторону. – А тропинку мы потеряли…
- Главное, что сами остались целы и невредимы. Тропинку мы найдем, если она есть.
Вели сделали как раньше: разошлись в стороны, на всякий случай, держа над головой щит. Гориславу же было наказано стоять на месте. Он не хотел оставаться один, но, стиснув зубы, сдержал рвущийся возглас протеста.
Может, он повел себя глупо, корча из себя героя, но, по крайней мере, избежал упреков в том, что с ним приходится постоянно нянчиться, как с маленьким. Горбуль, высунувший из сумки голову, был подозрительно молчалив.
Оставшись в одиночестве, Горбуль не в счет, Горислав обругал себя за честолюбие, потому что вели все равно не оценят его поступок.
От нетерпения переминаясь с ноги на ногу, он разглядывал лес впереди. Назад смотреть боялся. Вдруг там появятся призраки погибших людей? Разные чувства в своих крайностях накатывали волнами, то озноб сменялся горячкой, то сковывало оцепенение, выбивая холодный пот и мурашки, то охватывала радость оттого, что все обошлось.
Горислав еще полностью не осознал, что был на волосок от смерти, но в нем уже пробудилась жалость к людям, которые не смогли достичь безопасной низины. Сколько их тут деревья побили градом семян?
Чу! Уж не шепот ли послышался позади? Помстилось иль вправду, раздались человеческие голоса? Совсем тихие, но если напрячь слух, то, казалось, можно разобрать отдельные слова.
Никак души погибших напомнили о себе…
Да, все они тут – души несчастных, погибших на склоне холма. Они не обрели покой после смерти, потому что не было проведено должного обряда, прах не возвращен в землю, как того требовал обычай. Теперь вот, маются между миром живых и мертвых…
Окликают Горислава. Спрашивают, мол, кто ты, зачем ты пришел в это проклятое место. Разве ты не видишь, не понимаешь, что не выйти тебе отсюда живым? Возвращайся, пока не поздно…
Голоса, множество голосов, речь порывистая, торопливая, тяжелые вздохи…
Невидимые призраки обступили Горислава полукругом.
Ни шороха, ни звука шагов, ни хруста ломаемых веток, но ощущение такое, будто приближается нечто большое и недружелюбное. Накатывает, подобно туче грозовой. Гонит перед собой волну страха…
Вжав голову в плечи, книговед страстно пожелал, чтобы его спина стала узкой и неприметной. Да лучше встретиться с угрозой лицом к лицу!
Собравшись духом, он резко повернулся, взглядом заскользил по склону… и не нашел ничего, за что можно зацепиться - ничего подозрительного.
Зачарованный лес хорошо прятал свои жертвы…
Переводя дыхание, он подумал: «А я все-таки смелый», - и вместе с облегчением почувствовал разочарование оттого, что ничего не увидел. Ведь раскуражился уже! Уж устоял как-нибудь бы на месте – возникни перед ним десяток-другой привидений.
Он повернулся лицом на полдень, в сторону, куда ушли вели, и увидел в шагах тридцати своего Тучку. Он его узнал, хотя тот был полупрозрачным. Понуро свесив голову, конь брел на юг. Видение длилось недолго. Зайдя за дерево, по другую сторону ствола он уже не вышел.
Когда Яробор тройным посвистом возвестил о том, что нашел тропу, Горислав еще продолжал всматриваться в призрачный мир через окно, в котором показался Тучка.
***
Далее путь лежал через хвойный лес. Светозар условно назвал его хвойным, так как в нем росли ни сосны и даже ни ели, а незнакомые деревья. Их хвоя была точь-в-точь оленьи рога. Возможно, деревья были вечнозелеными и зимой не сбрасывали свой наряд. И при появлении чужаков тоже не сбрасывали.
Вопреки ожиданиям хранителей, иголки странного вида им на голову не посыпались. Яробор, дабы окончательно убедиться в том, что нет угрозы, пнул одно из деревьев - и ничего не произошло.
Опустив щиты, хранители гуськом стали спускаться по тропе.
Горислав шел последним. С опаской и любопытством он поглядывал по сторонам. Здесь не было подлеска, и пологий склон, усыпанный толстым слоем опавшей хвои, просматривался отлично. Мимо скользили толстые стволы с рыжевато-серой корой и наплывами прозрачной желтой смолы. То там, то здесь на глаза попадались огромные муравейники, странной формы. В воздухе витал чудесный аромат, терпкий и пьянящий.
Ему сделалось хорошо и весело. Он не думал о том, что отстал от своих спутников. Он уже не боялся остаться один. Его шаг сделался нетвердым. Все вокруг – стволы деревьев, муравейники, спина Яробора, идущего впереди - подернулось мутной пеленой.
Горислав прислонился к толстому стволу дереву, сполз по нему на землю и завалился на бок, придавив Горбуля, сидевшего в сумке. Он уронил голову на небольшой бугорок как на подушку и, уткнувшись в сгиб локтя, уснул.
***
…Он оказался в прекрасном саду, наполненном благоуханием. Цветущие деревья сбрасывали белые и розовые лепестки, которые кружились в воздухе и опускались на землю, устилая ее шелковистым ковром. В глубине сада стояла нагая девушка, окутанная облаком серебристо-зеленых волос. Она поманила его.
- Иди ко мне, - звала она, протягивая руки. - Иди, не бойся.
Он и не боялся вовсе. Даже не испытывал чувства стыда, при виде ее ослепительной наготы. Он сделал шаг, потом еще один. Потянул руки к томной красавице и… девушку заслонила голова Тучки.
- Горик! – сказал конь, не шевеля губами, и, сильно встряхнув, дернул вверх и поставил на ноги, не слушая невнятных Гориковых возражений.
Тучкина морда поплыла, и вместо нее возникло встревоженное лицо Светозара.
- Очнись!
- Где девушка? – пьяно улыбаясь, прошептал Горислав. Его голос был слаб, но Яробор, тем не менее, услышал его и вкрадчиво поинтересовался:
- Какая девушка?
- Не спать! – великан начал трясти книговеда, опять впадающего в беспамятство. Горикова голова болталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы, но взор стал проясняться. - Надо немедля уносить отсюда ноги, иначе впадешь в беспробудный сон. И дыши через раз. Чары этого леса в его запахе, – схватив за рукав, Светозар грубо повлек его за собой.
Горислав нашел в себе силы бороться с опьянением. Но, казалось, что запах – густой, смолистый, терпкий – проникает внутрь через поры и впитывается в кожу и волосы. Он будто вяз в этом чарующем аромате. Ощущение было такое, будто он гребет против течения, и только крепкая рука Светозара не позволяла ему сдаться и утонуть.
На великанов дремотное благоухание леса, похоже, вовсе не действовало…
- Как же кики здесь ходят? – спросил Яробор.
- Может, принимают какое-то противоядие, - отозвался крайницкий вель. – Или за долгие века стали невосприимчивы к чарам.
Светозар остановился, когда случайно задел округлый предмет, и тот откатился вперед по тропе. Следовавший за ним попятам Горислав налетел на него и ойкнул.
Вель рассматривал лежавший земле коричневатый полупрозрачный шар со скорчившимся внутри мелким зверьком, белкой или бурундуком.
- Это же солнечный камень! – книговед с ужасом уставился на застывшего грызуна, живо представив, как бедное животное пыталось вырваться из западни. Оно барахталось, но увязало все больше, скалилось, рычало, но ничего не помогло, так и остекленело с открытой пастью. – Зарянь, помнишь, мы видели такие же камни в Тиховине? Только они были поменьше размером.
- И с букашками внутри, - поддакнул вель. – Никакой это не мед, оказывается… Это смола, - он указал на большую прозрачную желтую каплю, свисавшую с толстого сука и вот-вот готовую сорваться. – Окаменевшие древесные слезы.
- Выходит, солнечные камни добывают не на западном краю земли, а здесь, в Зачарованном лесу, – Горислав поднял глаза вверх по застывшему смоляному ручью на стволе дерева. – Наврал, значит, торговец про огромных пчел и мед их твердеющий. Да, с дохлой-то зверушкой «солнечный камень» выглядит не слишком привлекательно, верно? Даже пугающе. Он говорил, что камни эти несут избавление от страшных снов?
- Ему бы такую жуть под подушку положить, - продолжил его мысль вель. - И с таким серьезным видом, едрить, рассказывал…
- И ведь я ему поверил…
Может, в том не было вины торговца по имени Голуб, и сказки про пчел придумали кики? Ведь если станет достоянием гласности, что солнечные камни можно собрать совсем недалеко от Менялово, - это сколько же народу сразу повалит в Зачарованный лес, презрев опасности выгоды ради! И вещи эти сразу перестанут быть редкими и загадочными, и цены на них упадут.
Яробор, глянув на Светозарову находку, хмыкнул, озадаченно почесал голову и обвел округу взглядом, явно заподозрив что-то.
- Пойду, проверю, - сказал он и, свернув с тропы, подошел к одному из множества муравейников и легонько толкнул его ногой.
Гора хвои закачалась, как неваляшка. Посыпалась труха, слетел игольник - и открылась страшная картина гибели неизвестного путника. Было не узнать, как давно и за какой надобностью он направлялся к шевьям. Знал или нет о вредном свойстве чарующего аромата. Шел или бежал… Одно известно точно: ступив под сень обманчиво тихого «хвойного» бора, он обрек себя на смерть. Последний десяток шагов он прошел медленно неуверенно, возможно, его ноги заплетались. Опустившись на землю, он подтянул колени к груди и, уронив голову, крепко уснул. Уснул навеки. И прозрачная желтая смола капала и капала на него, создавая твердую, прочную оболочку, благодаря чему невезучий безымянный путник сохранился таким, каким он был тогда, во всем снаряжении, со щитом, сумой…
Вообще-то, на подходе к бору Горислав обратил внимание на то, что муравейники по форме напоминают человеческие очертания, и голову можно было узнать, и плечи, но ничего такого не заподозрил, а неистовый Яробор, вот, одним пинком проверил свою догадку. Не слишком уважительно по отношению к покойному, зато вмиг пропали все вопросы.
- Поберегись!
Смоляная глыба с человеческими останками упала и, сопровождаемая грубой бранью Яробора, покатилась к тропе.
Горислав оплошал. Мало того, что ему было плохо, так при виде мертвеца сделалось еще хуже. В голове назойливой мухой кружила мысль, что подобная участь могла постичь его тоже.
Светозар оттолкнул его в сторону и удержал на месте, чтобы не рухнул. Потом, схватив под руку, повел дальше по тропе.
- Пойдем. Мы должны идти.
Мелькали рыжевато-серые стволы деревьев, по которым скатывались крупные капли, между ними виднелись оплывшие силуэты людей, застывших в разных позах и засыпанных крупным игольником. Чем дальше, тем больше… Рядом с одним из них на дереве висел щит с надписью: «Вперед без остановки!»
Остановился-таки владелец щита…
- Все! Хоть убейте… Больше не могу, - Горислав повалился на землю. Он так устал от быстрого шага, что ему, действительно, было все равно, что с ним станет.
- Ладно. Передохнем немного, - смилостивился Светозар. - Похоже, здесь безопасное место.
Горислав почувствовал облегчение уже только от одних его слов и, вытянув ноги, расслабился. Веки смежились, и от усилия заставить их разомкнуться, только слабо вздрагивали.
Кажется, он задремал, вдыхая доносящийся из бора аромат смолы. Или он потерял сознание, потому что сновидений в этот раз не было. Голые девицы не являлись точно…
***
Светозар растолкал его, требуя открыть глаза.
- Горик, очнись ты наконец! Смотри, что я нашел, - сказал он.
В его раскрытой ладони лежала крупная, оттенка липового меда слеза, внутри которой было заключено незнакомое насекомое, с желто-черным полосатым брюшком, чешуйчатыми крылышками, длинными закрученными усиками и большими переливающимися глазами.
- Красиво. Очень красиво. Где ты его нашел? – спросил он, не в силах оторвать взгляд от велевой находки.
- Тут недалеко, в ручье. На, возьми, - вель протянул камень. – Подаришь своей возлюбленной.
- Нет у меня никакой возлюбленной, - соврал Горислав.
- А как же Неждана?
- Не шути так. Не надо, - проснувшись окончательно, он пытливо посмотрел на великана.
- Я серьезно, от чистого сердца, – Светозар клятвенно прижал руку к груди.
- Она просто мой друг. Между нами не может быть никакой любви.
- Ладно, не ерепенься, друг, так друг, но она же девица, и, думаю, она будет не прочь получить такую красивую вещицу в дар.
- О, боги! Я даже не знаю, жива ли она, и если окажется, что она жива, то неизвестно, увижу ли я ее еще когда-нибудь.
- Но ты надеешься на встречу с ней, - уверенно произнес вель. – И правильно делаешь! Надо надеяться на лучшее.
- Ты хочешь меня приободрить, да?
Светозар ловко увильнул от прямого ответа, потому что был мудрым. Он умел подобрать нужные, подходящие случаю слова. И дары вот подносил желаемые.
- Горик, я вижу, как тебе трудно, - сказал он. – И страдания эти не только телесные. Если бы я мог принять, хотя бы часть той тяжести, что ты несешь внутри… Но увы! Я не в силах облегчить твою душевную боль. У каждого из нас есть незаживающие сердечные раны, которые не излечит даже время. В твоем случае, еще ничего не потеряно, у тебя все впереди. И главное, ты веришь, что встретишь Неждану.
- Неужели так заметно? – удивился Горислав, выдав себя с головой и подтвердив то, что отрицал еще несколько мгновений назад.
- Скажу тебе больше, только благодаря своей надежде на встречу, ты до сих пор жив. Надежда - хороший спутник. Не теряй ее и ты не обманешься в своих ожиданиях.
- Но если Неждана не нагнала нас раньше, то где я встречу ее? - сокрушенно произнес Горислав. - Думаешь, она пройдет через этот лес?
- Ей незачем за нами гнаться. Наш Путь пересекают другие дороги. Возможно, мы встретим Неждану на одном из таких перекрестков.
- Даже не знаю теперь. После твоих слов, я не хочу… боюсь загадывать.
- Держи, – Светозар вложил солнечный камень в его ладонь. – Оставь его себе на память.
- Ой, о таком лучше не вспоминать, – книговед хотел вернуть подарок, но его рука против воли стиснула теплый гладкий камень.
- Бери просто так.
- Спасибо, Зарянь, ты благородный во всем – в словах, поступках.
- Неждана - твоя подружка? – Яробор приблизился со спины совершенно бесшумно. - Красивая?
Горислав улыбнулся. Вспомнив купающуюся вельшу, а отнюдь не ночь на сеновале, он даже не покраснел.
- Ага. Такая красивая, что ни в сказке сказать, ни пером описать, - сказал он со значением.
***
Далее путь пролегал по дну длинного оврага. В каком-нибудь другом лесу, пройдешь в подобном месте и не вспомнишь о нем потом, но ложбина в лесу Зачарованном видом своим врезалась в память.
Вдоль тропки, по обе стороны стояли прислоненные к склонам щиты, утыканные знакомыми смертоносными семенами - одни совсем новые, другие - растрескавшиеся, почерневшие от времени, полусгнившие, на некоторых можно было прочесть вырезанные имена и прозвища владельцев. Щиты оставили здесь потому, что в них отпала надобность – впереди не было мест, где они могли пригодиться, да и нести их тяжело. За их сохранность можно было не беспокоиться. Кто их тут сопрет? А забрать щит можно было на обратном пути. Похоже, за оврагом дорога всего одна…
Вот только никто не забрал щиты, стоявшие рядком тропы на дне.
Зрелище удручающее. Даже хуже, чем на кладбище. Надгробия с именами были, однако покойники под ними не лежали. Где они нашли последний приют, известно лишь Трижды Великим, да еще, может, шевьям.
Памятники отваге, граничащей с безрассудством, и жадности, бросившей вызов смерти…
Хранители поставили свои щиты на свободные места, им надоело таскать на себе лишнее, чем дальше, тем тяжелее становилось, но не стали вырезать на них свои имена.
По расщелине, через заросли зонтичного вёха, вымахавшего выше головы, они вышли к пересохшей реке. Русло было неглубоким, дно песчаным. Противоположный берег - высокий и обрывистый - поднимался вверх уступом, словно земля вздыбилась и опрокинулась на бок. С обрыва свисали веревки, подсказывая способ переправы. Концы веревок, потрепанные, разлохмаченные ветрами, болтались высоко над землей, но если подпрыгнуть, то можно дотянуться.
Яробор спустился на дно сухого русла. Нет, он не стремился быть во всем первым, просто опережал свои мысли или его мысли не успевали за ним. Ему бы вспомнить народную мудрость, утверждавшую: «тише едешь – дальше будешь». Известно ж, когда спешка хороша! Подумать бы ему совсем недолго, а еще лучше - посоветоваться…
К сожалению, подобной привычкой Яробор не обзавелся, и не прошел трех шагов, как провалился в песок по колено. Ругнулся, попытался высвободить ногу, только увяз еще глубже.
Песчаная река пусть была без быстрин, да с глубокими омутами.
- Не шевелись! – крикнул Светозар, сразу догадавшийся, что любое движение осложнит дело.
Горислав же растерялся так, что вообще ни о чем не мог думать.
Яробор больше не дергался, только все равно продолжал быстро погружаться в песок, будто сила какая-то тянула его вниз. Светозар бросил ему веревку. Вель, увязший по самые плечи, ухватился за нее и намотал на запястье.
Если бы Светозар – хвала ему за сообразительность! – не проявил смекалки, чуть замешкался, если бы не обладал сверхчеловеческой силой, то зыбучие пески непременно поглотили бы его неосмотрительного собрата.
Вскоре, безбожно матерясь, Яробор в безопасном месте вытрясал песок из сапог и одежды, а противоположный берег после его неудачной попытки стал казаться еще более неприступным.
Теперь уже все включились в совет.
- Может, кики промеряли глубину щупами?
- Скорее всего, они точно знают, где брод. Ведь сколько веков ходят…
- Я могу накинуть петлю, было бы на что, - сказал Яробор.
- Натянуть бы веревку и перебраться по верху…
- Эх, перелететь бы, - подумал вслух Горислав.
Все посмотрели на Горбуля, который всю дорогу безвылазно просидел в суме, притворяясь хворым.
- Горбуль, ты должен перелететь на тот берег и привязать веревку к дереву.
- Не, крылья болят, - протянул он слабым голоском. - Воздух здешний плохо сказывается на моем самочувствии, – пожаловавшись, он спрятался.
- Гляньте на него! – возмутился Яробор. – Можно подумать, что мы чувствуем себя хорошо! И удовольствие получаем, как от увеселительной прогулки.
- Кто вас, великов, знает, - глухо отозвался вестник.
- Вот тварь! – прошипел Яробор. Он хотел пнуть сумку, но Светозар удержал его.
- Не кипятись, Яра.
Светозар самолично вытряхнул Горбуля из сумки и стал упрашивать, мол, давай, красавчик, нам всем тяжело пришлось, пособи малость, крылатый друг, ради великого дела… Или так и будешь задаром наш хлеб лопать?
- Пусть Яра признает, что от меня есть толк! Пусть скажет, что я не вредный, а полезный, - выдвинул условие вестник.
Яробор хотел возмутиться, но под взглядами спутников, опустил голову.
- Хорошо, - буркнул он. – Есть от тебя польза. Иногда.
- Теперь мне нужна колбаса, - заявил приободрившийся Горбуль.
- Держи, вымогатель, – Светозар отломил кусок от кругляша.
Быстро, не снимая шкурки и почти не разжевывая, Горбуль запихнул колбасу в себя и принялся за дело.
- Как привязывать: узелком или бантиком? - спросил он, взяв конец веревки.
- Накрепко! – сказал Яробор.
- Главное, чтобы держалось! – сказал Светозар.
- Ох, уж не знаю, как получится, - Горбуль притворно закатил глаза.
- А ты постарайся, чтобы получилось хорошо!
***
Первым на другой берег быстро перебрался Светозар. Вторым переполз Горислав.
Вот страху натерпелся! Даже не почувствовал, как руки в кровь ободрал. Дорожная сума тянула вниз, веревка от тяжести тела провисала, казалось, что зыбкое песчаное дно совсем рядом, опусти ноги и коснешься. Он подтягивался бесконечно долго, так долго, что даже Яробор устал напутствовать его бранными словами. Ох, сколько нового узнал о себе книговед, но добрался-таки!
Светозар схватил за ворот и втянул на утес. Горислав на карачках отполз от края, сел на траву и тупо уставился на свои кровоточащие ладони.
«Со мной ли происходит?» - подумал он.
Не успел он отдышаться, как вели сказали, что пора идти дальше. Они не захотели устраивать привал. Их неутомимости и неустрашимости перед лицом тяжких испытаний, можно было только позавидовать. Позавидовать без зла.
- Надо идти, Горик, надо, - внушительно произнес Светозар, ставя несчастного книговеда на ноги. – Знаешь же, что нельзя останавливаться в Зачарованном лесу - погибнешь. Отдыхать будем потом.
Яробор тоже хотел подбодрить по-своему, пинком под зад, однако Горислав успел увернуться. И вместе с обидой откуда-то появились силы.
Хорошо, что дорога шла под уклон, но плохо, что приходилось перепрыгивать через глубокие трещины, весь склон был изрезан ими поперек. Через последнюю, как по мосту, перешли по толстому выгнутому корню, которым дерево будто пыталось притянуть землю обратно.
В лесу, куда попали хранители, деревья, презрев законы природы, росли подобно виноградным лозам, извиваясь, переплетаясь стволами, цепляясь друг за друга кривыми, казалось, надломленными ветвями. Их кроны образовали сплошной плотный шатер. Одни сросшиеся стволы были толстыми, размером с дом, у других в основании оставались пустоты, где поместился бы конь.
Под густым сводом было сыро, прохладно и очень темно. В таком лесу заблудишься – потеряешь счет времени, потому что не определишь день или ночь на земле. Заблудиться здесь легко, ведь свет дня сюда не проникал.
- Сделаем факелы, – решили великаны. Недаром просмоленная пакля являлась одной из трех, необходимых в Зачарованном лесу вещей, составлявших снаряжение ступал. Хотя, обладая острым зрением, при необходимости они могли обойтись и без освещения, но здесь не стали отступать от людского обычая.
Подобрав несколько подходящих веток и обмотав их паклей, вели высекли огонь. Пространство вокруг озарилось. Запрыгали, заплясали неясные зловещие тени. На бугристой растрескавшейся коре проступили рельефы дивных существ, и сами деревья стали похожи на гигантских спящих чудовищ. Казалось, тронь – и оживут, зашевелят уродливыми ветвями, откроют глаза, разверзнут немотные уста и спросят: «Как посмели вы, ничтожные, потревожить наш многовековой покой?»
Игра света и тени создавала причудливые образы, меняющиеся прямо на глазах. В глубине леса, в кромешной темноте прыгали, вспыхивали и гасли белые огоньки неизвестной природы. Отовсюду слышались скрипы, стоны, вздохи и тихие голоса.
Испуганно таращась по сторонам, Горислав шел за спутниками, едва не наступая им на пятки, так боялся отстать. Обладая богатым воображением, он представлял себе, как из какого-нибудь дупла выглянет лохматый длинноносый поросший грибами-поганками лесовик, заухает и закуражится… Или ворох опавшей листвы обернется лядом-лихом, закружиться волчком, поднимет бурю.
Заглядевшись на что-то, он все же стукнулся головой о ножны на спине Светозара, когда тот остановился, потеряв тропинку.
Вели принялись в полголоса обсуждать, куда идти дальше. Понятно, что на юг. Но как определить, в какой он стороне? Солнца-то не видно… По мху на деревьях? Так мох здесь облеплял деревья со всех сторон.
Горислав подумал, если уж великаны в Зачарованном лесу утратили свою обычную самоуверенность, то, каково здесь будет простым смертным, которые решат отправиться к шевьям, пусть хоть целой ватагой. Он устало опустился на мшистый бугорок, желая немного передохнуть, потому что гудели ноги, но тут же резво подскочил, потому что бугорок под ним шевельнулся. С криком книговед бросился к велям, которые успели выхватить мечи.
Существо, ставшее причиной переполоха, оказалось чудным зверьком, некой поместью жабы и зайца. Рассмотреть его во всех подробностях не удалось, потому что оно, совершив огромный скачок в темноту, скрылось из виду.
Наконец, Светозар определил направление, неизвестно, как и по каким приметам, просто сказал: «Туда», - и ткнул пальцем в темноту.
Горислав подозревал, что у великанов имеется некий особый орган, делающих их обладателями дополнительного чувства, отсутствующего даже у самых чутких людей.
Светозар не ошибся. Уже скоро впереди забрезжил свет.
Выйдя из-под темного свода, они попали в редколесье. В рощице росли тоненькие молодые деревца с корой серо-голубого цвета и листвой бледнее обычного. Просветы за деревьями говорили, что Болото уже совсем близко.
Неужели Зачарованный лес пройден?
Поход через лес стал для Горислава тяжелым испытанием. Казалось, самым тяжелым испытанием в пути, потому что воспоминания были еще свежи и пока не осмысленны, в них отсутствовали подробности, которые потом воображение станет отчетливо прорисовывать.
Он оглянулся, будто хотел обозреть целиком пройденный путь…
Он его прошел! Выдержал, не подвел спутников. Мелкие неприятности не в счет!
***
Чем ближе к болоту, тем мягче становилась почва. Ноги по щиколотку вязли в ядовито-зеленом мхе. Но кто по-настоящему тут был ядовитым - это рогатые ящерки, кои все чаще попадались на глаза. Известно же, всякая рогатая тварь может причинить вред, о том знает даже ребенок. Крупные рогатые твари опасны своей силой, а мелкие – ядовиты. Рога – особый знак, предупреждающий, мол, не подходи. Впрочем, без ящерок было понятно, что место гиблое, о чем свидетельствовали пожелтевшие, поросшие лишайником черепа, и торчавшие из земли гребнями ребра скелетов.
Ящерки - гибкие, серебристые, гладенькие – пластались на кочках и пнях и, скучая, позевывали. При приближении чужаков, они распахивали красные глазки, вскидывали острые мордочки, высовывали длинные, раздвоенные языки и пробовали на вкус незнакомый запах.
Вопреки ожиданиям, ни одна из них не попыталась напасть - то ли это было как-то связано с полнолунием, то ли запах велей их отпугивал.
- Глянь-ка! Должно быть, эти хреновины и есть кувшинки, - Яробор указал на деревья, стволы которых походили на кувшины. Грязно-зеленые, пузатые, высотой полтора человеческих роста, увенчанные пучками жидкой ботвы, они росли полосой почти у самой воды. – Про них, что ль, говорил Первыч?
- Жаль, не успели расспросить его подробно.
За рядами кувшинок стояло большее каменное сооружение, похожее на ворота. Оно выделялось своей чужеродностью на фоне буро-зеленой равнины. Должно быть, каждый, кто его видел, задавал себе вопрос: кому в голову взбрело ставить перед топями ворота?
Ворота среди болот? Это же, по меньшей степени, нелепо…
Хранители направились к арке, как единственному указателю дороги.
Под ногами хлюпало. На дне глубоко вдавленных в мшистый покров следов выступала коричневая жижа. Мокрядь, висевшая в воздухе, пахла гнилью. Казалось, что погода над Болотом-Жабьем никогда не меняется, и эта постоянная пора – серая, сырая, унылая - напоминала раннюю весну или позднюю осень. Даже редкие солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь облачную пелену, висевшую над топями, нисколько не красили однообразные мрачноватые виды. Над островками чахлых камышей сиротливо высились тонкие голые деревца. Среди рыхлого ржавого мха чернели прогалины воды. Кочек, высоких и низких, было не счесть. Но их зеленый цвет при всем множестве оттенков не казался жизнерадостным. Может оттого, что кочки напоминали могильные холмики? Впечатление усиливали торчавшие из болота шесты, обвязанные полинявшими, некогда пестрыми лоскутами.
Помня о предостережении кики, хранители шли очень осторожно. Всё гадали, какую угрозу могут представлять собой кувшинки. Долго гадать не пришлось.
Яробор – вот не везло ему сегодня! - угодил в силки.
Рядом с ним из-под земли вдруг выпросталось нечто длинное, чешуйчатое и гибкое, похожее на змею, которая в мгновение ока обвила его, опутала и обездвижила. Казалось, веля обмотали толстой веревкой. И хотя тот удержался на ногах, не мог и шагу ступить, как ни напрягал мышцы, как ни тужился, как ни ругался… Трясина вокруг зашевелилась, и в воздух плетьми взвились еще несколько корней. Разбрызгивая черную жижу и рассеивая клочья мха, они устремились к велю и обернулись вокруг него, лишая последней возможности высвободиться.
- Держись, Яра!
Быстро нашедшийся Светозар оттолкнул остолбеневшего книговеда назад, в безопасное удаление, и, выхватив меч, бросился рубить живые путы - лихо, с размаху, со всей силы - и еще успевал отбиваться от новых отростков, вылезавших на поверхность.
Клинок рассекал воздух так быстро, что исчезал из виду, оставляя лишь смазанный след, да слышался его звенящий шелест. Раздавались отрывистые боевые крики великана, чавкала болотная грязь, трещала кора, лопалась сочная мякоть растений. Обрубки разлетались во все стороны и шлепались на мох, где продолжали извиваться и сворачиваться кольцами, изрыгая что-то зеленое, густое, пузырящееся. Подергивались и сочились зеленью корни, которые кувшинка быстро втягивала обратно под зеленый покров. Земля вокруг шевелилась, будто у самой поверхности копошилось целое полчище дождевых червей-переростков.
Три ближних дерева стали морщиться и увядать прямо на глазах. На макушках, словно моля о пощаде, трепетала бледная ботва.
Человек в очередной раз одержал верх над природой. Но было ли это победой?
В круге взрытого мха стоял несчастный Яробор, с лицом бледным и перекошенным, в перепачканной грязью одежде. Его заметно покачивало, он и не валился, может, только потому, что увяз в трясине по колено. Живые путы осыпались с него, как труха с гнилого пня. Тонкие, покрытые блестящей сероватой чешуей, похожие на обезглавленных змей - падая мох, они корчились и судорожно дергались, пока из них вместе со слизью вытекала жизнь.
Естествоиспытательская сторона Гориковой натуры медленно и несмело, но упорно повлекла его к изучению безмозглого растения, которые вело себя так, будто обладало разумом. Он стал рассматривать один из корней и, обнаружив у него на конце пучок белых шипов, предположил, что они предназначались для лучшего сцепления с телом жертвы.
Кувшинки были хищными, с волшебством или без оного. Их корни не уходили вглубь, а пластались у самой поверхности, под тонким слоем изумрудного мха. Не находили они в бедной болотной почве вещества, необходимые для развития и роста - вот и хватали без разбора все, что ни попадя, стоило тому приблизиться. Сначала душили свою жертву, а потом высасывали из нее соки.
- Все хотят жрать, - вторил его мыслям Горбуль, тоже заинтересовавшийся устройством растения.
- Пошли быстрее, - приказал Светозар.
- Продрались-таки, а кика говорил, что не пропустят, – Яробор победно потряс кулаком.
Он хотел казаться бодрее, чем себя чувствовал на самом деле. Похоже, кувшинка чуток его поломала. Он шел, прихрамывая и держась за бок. От его былой бойкости не осталось и следа. Горислав повернулся к Светозару, как бы вопрошая: «С ним все будет хорошо?». Тот в ответ дернул плечом и вскинул брови, что означало, если не беспомощность, то растерянность.
- Скажи Ярику… скажи, что все оттого, что он нос задирает. Лучше бы под ноги смотрел, - тихонько подначивал книговеда Горбуль.
- Ты хуже Злыдня, - зашипел на него книговед. - Не видишь, что ли, ему плохо.
Дойдя до арки, Яробор привалился к камням спиной и закатил глаза.
- Давай, передохнем немного, - предложил он.
- Конечно, присядь, отдохни, - согласился Светозар. – И давай-ка, я осмотрю твои раны.
Шипы понаделали в коже много маленьких ранок, но для жизни они не представляли опасности и не кровоточили уже. Светозар присыпал их порошком, чтобы не было воспаления. Яробор не возражал.
- Я сейчас дам тебе одно средство для подкрепления сил, - сказал Светозар. - И на всякий случай, прими противоядие.
- В корнях был яд, да?
- Похоже на отравление. Голова кружится? Тошнит? Раны твои раны с виду не опасны, даже для простого смертного. Плохо тебе не от них. Не знаю, повреждены ли твои ребра…
- Переживу как-нибудь.
- Ядом нас не убьешь. По крайней мере, я о таком не слышал.
- А кромешники чем стрелы мазали?
- Думаю, обездвиживающим ядом, но ты-то не утратил способности шевелиться. Хотя яд кувшинок должен быть посильней, ведь он – свежий. Скоро твой житоч обезвредит отраву, и она выйдет из твоего тела вместе с потом и мочой.
- Зарянь, тебя они тоже задели. У тебя кровь на щеке.
- Пустяк, царапина.
Горислав тем временем обошел ворота кругом, но никаких знаков не обнаружил. Только под арочными сводом, на противоположных стенах, были сделаны два глубоких оттиска Ключа Жизни. Они находились примерно на уровне груди. Горислав поковырял углубление пальцем, почесал голову и посмотрел в туманную даль…
Определенно, это сооружение поставлено тут неспроста…
- Что думаешь? – спросил он Горбуля, высунувшего голову из сумки.
- Ворота, как ворота, но если подумать…
- Ворота в никуда? Или их все же можно открыть? Несмотря на то, что они ничего не закрывают…
Проверяя догадку, Горислав, прижавшись щекой к стене, попытался приложить свой ключ, висевший на шее к отпечатку на камнях, но длина кожаной полоски не позволила. Тогда он разрезал шнур. Ключ вошел в углубление ровно, словно с него и был сделан оттиск.
- Смотрите! – обрадовавшись, воскликнул он.
- И что дальше? – спросил Светозар, войдя в арку.
- Там, напротив, есть вторая выемка. Вставь в нее свой Ключ.
Вель отнесся к его просьбе серьезно. Он внимательно осмотрел углубление в камне, срезал свой ключ и вложил его в отпечаток.
Прошло мгновение, вокруг обоих ключей стали расползаться темные пятна, отчего мерцание внутри них усилилось. Камни окрашивалась в черный цвет, будто наполнялись мраком.
- Ой! – Горислава охватил испуг и восторг одновременно, как это обычно бывает при явлении чуда. Чуда, которое сотворил он сам. Но если что-то пойдет не так, то спросится с него же? - Что сейчас будет?
- Хуже, чем есть, не станет, - заверил его вель. – Не бойся.
- Все равно, мне страшно…
Послышался гул - негромкий, равномерный - источник которого определить было сложно. Он будто был где-то рядом, и в тоже время, звук шел отовсюду. Его сила нарастала.
Не духи ли это подземных недр и болот, пробужденные волшебством, с воем спешили собраться все в одном месте?
Земля качнулась и встала на место. Ржавая вода болота, кое-где затянутая бледно-зеленой ряской, заволновалась, поверхность подернулась рябью, хотя ветра не было. Оживились и заметались быстрее обычного длинноногие пауки-водомерки. Начали всплывать пузырьки воздуха, сначала перед воротами, потом все дальше и дальше. Густо пахнуло гнилью илистых глубин.
- Прямо как у моста на Черной реке, - заметил Светозар. - Только без головастиков.
- Значит, мы нашли дорогу к шевьям? – Горислав все еще не верил в происходящее.
- По вязкой и кривой тропке идти все же лучше, чем наугад, верно?
Вода продолжала бурлить. Чернота сползала с ворот и широким чернильным ручьем, понизу - невысоко над водой, не выше, чем на пядь - потекла над болотом вдаль.
- Бабушка моя, Трижды Великая, - удивился Яробор, глядя на черную ленту над водой.
- Мы привлекли для волшебства силы Мрака, - испуганно прошептал Горислав и потянул себя за нос. – Свят-свят-свят.
- Разве не Моркон создал болота? – Светозар искал и нашел подходящее объяснение. - Почему бы в них не остаться частице Мрака? Сам по себе, Мрак - не зло. И вряд ли шевьи допустили бы возможность использовать в своих владениях какое-либо Зло.
Горислав кивнул, мысленно соглашаясь с доводом веля.
Гориславу показалось, что он только закрыл глаза, когда Светозар потряс его за плечо.
- Вставай, Горик.
- Только уснул же… Случилось что?
- Светает. Давай, подымайся.
Небо на востоке посветлело и становилось все более прозрачным. Чернота ночи отступала перед розоватым светом, предвещавшим восход.
Необычный в здешних краях был рассвет, с сиреневым оттенком.
Наскоро перекусив найденной в кладовой, холодной снедью, хранители вышли из восточной башни и направились в южную. Не потревожив умаявшихся на вечерних торгах купцов, они подняли с постели Вторака, брата Первыча – выдумки, что ль не доставало их родителям? - и попросили выйти во двор.
Кика выскочил, в чем был, на ходу стаскивая с головы плат, оберегавший ночью высокий пук волос, оплетенный косичками.
- Твой братец спит беспробудным сном, - сообщил ему Светозар. - Когда проснется одним шевьям известно. Так что имей в виду, его башня осталась без присмотра.
Взволнованный Вторак осторожно спросил у видных, судя по всему, серьезно настроенных гостей, что они сделали с его братом. Его заверили, что ничего не сделали.
- Мы не разбойники, а мирные странники, - ответствовал Светозар.
- Вчера он нас вином потчевал, да сам чуток перебрал, - усмехнулся Яробор.
- Он выпил вино? Или… – кика ужаснулся своей догадке и вознамерился немедленно пойти в восточную башню и проверить, но тяжелая рука великана удержала его на месте.
- Мы идем к шевьям, - начал Светозар.
- Подождите! Хотя бы дней пять…
- Разве я спрашивал, когда идти? – рыкнул Светозар, и Вторак, наверняка бы упал, если бы у него за спиной не стоял Яробор. – И не надо так смотреть! Мы заплатили за стол и ночлег и не забрали деньги обратно, несмотря на попытку твоего брата отравить нас.
- Только усыпить! Ради вашего же блага. Он понял, что вы не станете его слушать. Мой брат пожалел вашу молодость.
- Вы все здесь замороченные, что ль? – воскликнул Яробор. - Блага? Чтобы мы валялись без чувств, а вы обобрали нас до нитки?
- Нет, что вы! Он и в мыслях ничего такого не держал, – горячо возразил кика.
- А мы решили именно так! Но мы миролюбивы, поэтому прощаем вас. Однако кто-то другой такой «заботы» может не понять. И вообще, вам следует пересмотреть ваши законы гостеприимства.
- Нельзя сейчас к шевьям, поймите, - гнул свое кика.
- Пока нам ясно только одно - вы не хотите нас отпускать.
- В полнолуние никто не ходит в лес, таков закон.
- Ох уж, эти ваши законы. Сыты мы ими по горло! Если нынче в лесу опасно, то хотелось бы знать почему?
- Кабы знать, кому какую погибель Зачарованный лес готовит… Одного прихлопнет, а над другим в том же месте лишь поглумится и больше ничего. Не пройдете вы! Да у любого спросите, вам тут каждый скажет…
- Да вы здесь все за одно, – высказал свои подозрения Яробор. - Небось, сговорено у вас дурачить приезжих. Вы здесь, в своем Менялово, поди, все родственники: братья, кумовья да сваты.
- Светом Ма клянусь! О вас же печемся…
- Ладно-ладно. Без вас разберемся, что нам хорошо, а что плохо.
- Понятно, всяк умен… кто сперва, а кто опосля, - не сдавался Вторак.
- Зарянь, слышал, каков мудрец выискался!
- Уверяю вас, что ныне не лучшая пора, чтобы идти. Своих коней вы точно потеряете… Верно говорю, оставите коней в Лошадиной могиле. Даже в новолуние верхом никто не проедет через лес. Вы поступаете безрассудно. Как бы вам не пришлось о том горько пожалеть.
- Позволь, для начала нам самим убедиться, что путь взаправду так опасен, как вы, кики, твердите.
- Не верите? Думаете, мы из корысти… Кики – честные торговцы! – Вторак ударил себя в грудь.
- Ага! Кричала блудница о своей невинности, - фыркнул Яробор.
- Погоди, Яра, - обдернул его Светозар. - Если в лесу, действительно, смертельно опасно, мы вернемся.
- Не вернетесь вы, - тихо и без ехидства, даже с сочувствием произнес кика. – У нас говорят: трудно уберечь того, кто сам беспечен до крайности.
- Если слова твои, вправду, от чистого сердца, благодарим за предупреждение. Если же нет…
- Я вас предупредил. Пеняйте на себя.
- Уж больно настойчиво они нас упрашивали, - заметил Яробор, когда они покидали развалины старой крепости. Вторак стоял и махал платком им вслед. – Что такого в этом лесу, а?
- Увидим скоро, – Светозар повел плечами. - По мне, так лучше проверить, чем сидеть и ждать.
Горислав оглянулся. Вторак с оглядкой трусил к восточной башне.
***
В стародавние времена Зачарованный лес подступал к самому городку, но теперь между лесом и западной окраиной Менялово простерлась широкая вырубка, всюду среди высокой травы торчали прогнившие пни. Еще издали было видно большую арку на самой кромке заповедного леса, за ней валить деревья кики не осмеливались. Арка стояла на воображаемой границе Заповедного леса и служила воротами, хотя рядом никаких следов ограды не было. Должно быть в Прошлом, когда шевьи еще поддерживали более тесные отношения с людьми, через нее проходила дорога, от которой ныне не осталось и следа.
С лицевой стороны арку украшали знаки земли и воды, рождения и жизни – все они относились к шевьям. С обратной стороны были вырезаны Ключи Жизни и другие схожие по сути, почти одинаковые в начертании, символы.
- Какое многообразие! Сколько смысла в одном знаке. Записать бы все это, - прошептал Горислав, зная, что вели ждать не станут. – Запомню, а запишу потом. - Его взгляд скользил по поверхности камня, подмечая малейшее различие в рисунках.
Имеющий глаза да увидит…
Ключ Жизни. Крест с петлей объединяет в себе два знака: крест как символ жизни и круг как символ вечности. Вместе они обозначают бессмертие. Вот Ключ Жизни внутри двойной стрельчатой рамки – ключ, которым можно открыть ворота смерти. Другой «ключ» объединяющий, в нем сплелись два начала, мужское и женское. Ключ в виде молящегося человека, воздевшего руки к небесам… Далее ряд крестов. Крест с загнутыми концами, как круговорот, как извечное колесо бытия. Крест в круге с точками в углах полях - это плодородие. Крест - повелитель стихий, на его концах символы, обозначающие землю, воду, огонь, ветер…
- Горик, догоняй! – крикнул Светозар.
Узкая тропа, прежде прямая, начала извиваться и петлять. Она огибала буреломы, вела в обход, мимо непролазных чащ, спускалась в овражки, по дну которых струились ручейки, карабкалась по склону. Иногда тропа исчезала вовсе - то ли успевала зарасти травой, пока продолжалось полнолуние, то ли в этих местах каждый ходил, где хотел, - тогда Яробор или Светозар отправлялись на разведку, а Горислав ждал.
Хранители успели достаточно углубиться в Зачарованный лес, когда обнаружилась его коварная сущность. Первым страшным открытием стала Лошадиная могила, упомянутая кикой. Любой дурак понял бы, что это именно она… По всему склону, слева и справа, виднелись лошадиные кости. Лошадиные черепа были повешены кем-то на нижних сучьях деревьев.
- Не брехал кика, - произнес Светозар, внимательно изучая местность впереди.
- Может, они нарочно натащили сюда костяки для острастки? – предположил Горислав, больше для самоуспокоения.
- Посмотри на их зубы, - покачал головой помрачневший Яробор. – Все кони молодые и здоровые. Интересно, почему они погибли? Что тут за напасть такая лошадиная кроется?
- Пойдем пешком, - сказал Светозар.
Хранители спешились. Щиты несли на себе на всякий случай, ведь толком не знали, когда и зачем они понадобятся. Присматривались к своим коням, не изменилось ли в них что-нибудь? Кони же, обычно предчувствующие беду, вели себя совершенно спокойно. И точно - никаких неожиданностей на склоне не случилось. Сошли благополучно. Лошадиное кладбище осталось позади.
Спустились в ложбину, по дну которой протекал мелкий, прозрачный ручей.
- Фух, кажись, пронесло, - сказал Яробор, все еще не веря в удачу. – Я так боялся я за Огнеца, аж поджилки тряслись.
Он обнял коня за шею, потрепал по холке и забрался в седло.
- Наши кони волшебные. Может, оттого и не проняло их заклятие шевий, – Горислав говорил шепотом, чтобы не накликать беду.
- Хорошо, коль так.
Едва они перевели дыхание и воспрянули духом, как кони исчезли, будто сквозь землю провалились. Одновременно, в один миг. Во всей упряжи, под седлами. Одни переметные сумы и остались.
Вот, только что туточки стояли - красивые, большие, смирные… И – раз! – нет их уже. И ни звука, ни дымка…
Яробор, уж на что, скорый - даже он опомниться не успел. С высоты седла сверзься да мягким местом приземлился. Хорошо, что коряжек с острыми сучками под ним не оказалось. Рядом с ним упал котелок, что был привязан к седлу.
- Да что же это, а? - глаза Яробора сделались круглым от удивления, а, может, от страха. Даже смуглота не могла скрыть его бледности. - Куда Огнец подевался?
- Вот тебе раз, – озираясь по сторонам, Светозар взялся за рукоять меча.
Горислав ничего не сказал, замер в оцепенении, глядя перед собой в пустоту.
- Ну, шевьи! Подлюки… Это же надо, так ненавидеть коней! Мне бы только добраться до вас! – Яробор вскочил на ноги и зарычал по-звериному.
- Беда-то какая… как же мы дальше-то без коней, - шмыгая носом в расстроенных чувствах, Горислав уронил взгляд… На ядовито-зеленом мхе, в том месте, где только что стоял Тучка, лежал бесформенный кусок мутного, белого льда.
«И откуда бы это здесь льду взяться?» - отстранено подумал он и склонился, чтобы лучше рассмотреть сие необъяснимое явление.
И тут его внезапно осенило! Непонятно как, но он догадался о том, что произошло с конями.
- Ой! Это же мой Тучка. Смотрите, что с ним стало, – не ощущая холода, он взял лед в ладони. – Бедненький мой…
- Клади ее сюда, а то растает. – Светозар подставил котелок.
- Он все равно растает.
- У тебя же есть стеклянный пузырек, через который ты на солнце смотришь. Перельешь в него… коня.
У Горислава, в самом деле, имелся пузырек из синего стекла со стеклянной же затычкой. Один из тех, что принадлежал Злыдню, и единственный уцелевший в огне пожарища. Он подобрал его на пепелище на Сытном подворье, отмыл. Иногда он любовался сквозь синее стекло на окружающую природу. Забавно было - все становилось синеньким, прямо, как иной мир.
- Хорошо, - кивнул Горислав в расстроенных чувствах. – У меня останется память о Тучке. Только он потом… в пар обратится. Жалко.
- Не успеет. Доберемся до шевий, потребуем, чтобы они обратно наколдовали нам наших коней, - пообещал Светозар. Похоже, он действительно верил в то, что говорил.
- Шевьи смогут обратно?
- Куда они денутся! – процедил Яробор. – Нет, вы только гляньте, что от Огнеца осталось! – он показал горсть углей, поднес к лицу, будто хотел понюхать. – Эх, конь мой, конь…
- Печалься не печалься, а не изменишь ничего уже, - Светозар поднял с земли небольшую, длиной с локоть, коряжку. Если хорошенько приглядеться, в ней можно было обнаружить лошадиные черты. Повертев и ласково погладив, вель прижал ее к груди. – Должно быть, наши кони и при ущербных лунах тут не прошли бы, - вздохнул он.
- Вот, Огнец, какое издевательство над тобой учинили, - проворчал Яробор, бережно пеленая угольки в тряпицу.
- Знали, на что идем, Яра. Напрасно понадеялись, что авось пронесет. Получили вместо коней коряжку, угли да талую ледышку. Сие обстоятельство послужит нам уроком.
- Если бы мне сказали, что в один прекрасный день мне всю дорогу придется нести на себе своего коня, ни в жизнь не поверил бы.
***
Зачарованный лес был неоднородным. По прихоти шевий, в нем соседствовали самые разные деревья. Сразу за хрупким низкорослым сухостоем начинался бор из могучих деревьев-великанов, чьи толстенные, замшелые корни представляли собой, казалось, непреодолимое препятствие, за бором - белело в глазах от березняка; то подлесок цеплялся за портки, то ноги вязли в опавшей хвое; а то вдруг дорога становилась ровной, ни колдобины, ни бурелома, ни овражка; лес то сгущался до непроглядности, то редел, становился немного скучным, даже сонным.
Самой обыкновенной, на первый взгляд, показалась величественная роща на возвышенности, лежавшей поперек пути. Светозар сказал, что деревья похожи на липы. Только похожи… Деревья были выше и толще обычных, но их кроны пожиже, сучья короче, а листья мельче.
Спокойствие рощи не усыпило бдительность велей, после пропажи коней ни на миг не забывавших об осторожности. Их сосредоточенный вид говорил, что они стараются упредить опасность. Напасть могла обрушиться, откуда угодно, с любой стороны, снизу, сверху.
Хранители уже поднялись на возвышенность, когда высоко над головой зашумели ветви. И это в безветренную погоду…
Деревья будто перешептываться начали, казалось, прислушайся и поймешь, о чем они говорят. И сговаривались они погубить непрошеных гостей.
Перед самым носом Светозара стремительно пролетело что-то темное и ушло в землю. Другое семечко, как бы невзначай оброненное деревом, упало плашмя, похожее на тыквенное, только коричневого цвета, размером с ладонь, и будто специально заточенное с острого конца. Запросто могло убить и, попади оно в голову, пробить насквозь.
- Щиты! - крикнул Светозар. – Горик, подними щит!
Яробор в подсказке не нуждался и уже поднял щит над головой. И еще успел прикрыть замешкавшегося книговеда.
Началась беспощадная бомбежка. Поднялся невообразимый шум. Вокруг трещало, свистело, щелкало. Коварные деревья осыпали непрошеных гостей градом семян. Выпущенные с силой, они грохотали по щитам, втыкались в землю вокруг, мельтешили перед глазами.
Горислав за собственным криком почти не слышал грохота. Он бежал следом за велями. Один раз споткнулся и, только чудом не выронив щит, упал на колени. О, ужас! Прямо перед собой он увидел человеческий череп, в лобной кости которого козырьком торчало семя. Заорав еще громче, так, что заложило уши, он вскочил на ноги и бросился вдогонку за спутниками.
Едва хранители оказались в низменности, все стихло, словно ничего и не было, только в щитах страшным напоминанием о пережитом торчали коричневые семена.
- Прочно засели, - заметил Яробор и, выдернув одну из семечек, отшвырнул ее в сторону. – А тропинку мы потеряли…
- Главное, что сами остались целы и невредимы. Тропинку мы найдем, если она есть.
Вели сделали как раньше: разошлись в стороны, на всякий случай, держа над головой щит. Гориславу же было наказано стоять на месте. Он не хотел оставаться один, но, стиснув зубы, сдержал рвущийся возглас протеста.
Может, он повел себя глупо, корча из себя героя, но, по крайней мере, избежал упреков в том, что с ним приходится постоянно нянчиться, как с маленьким. Горбуль, высунувший из сумки голову, был подозрительно молчалив.
Оставшись в одиночестве, Горбуль не в счет, Горислав обругал себя за честолюбие, потому что вели все равно не оценят его поступок.
От нетерпения переминаясь с ноги на ногу, он разглядывал лес впереди. Назад смотреть боялся. Вдруг там появятся призраки погибших людей? Разные чувства в своих крайностях накатывали волнами, то озноб сменялся горячкой, то сковывало оцепенение, выбивая холодный пот и мурашки, то охватывала радость оттого, что все обошлось.
Горислав еще полностью не осознал, что был на волосок от смерти, но в нем уже пробудилась жалость к людям, которые не смогли достичь безопасной низины. Сколько их тут деревья побили градом семян?
Чу! Уж не шепот ли послышался позади? Помстилось иль вправду, раздались человеческие голоса? Совсем тихие, но если напрячь слух, то, казалось, можно разобрать отдельные слова.
Никак души погибших напомнили о себе…
Да, все они тут – души несчастных, погибших на склоне холма. Они не обрели покой после смерти, потому что не было проведено должного обряда, прах не возвращен в землю, как того требовал обычай. Теперь вот, маются между миром живых и мертвых…
Окликают Горислава. Спрашивают, мол, кто ты, зачем ты пришел в это проклятое место. Разве ты не видишь, не понимаешь, что не выйти тебе отсюда живым? Возвращайся, пока не поздно…
Голоса, множество голосов, речь порывистая, торопливая, тяжелые вздохи…
Невидимые призраки обступили Горислава полукругом.
Ни шороха, ни звука шагов, ни хруста ломаемых веток, но ощущение такое, будто приближается нечто большое и недружелюбное. Накатывает, подобно туче грозовой. Гонит перед собой волну страха…
Вжав голову в плечи, книговед страстно пожелал, чтобы его спина стала узкой и неприметной. Да лучше встретиться с угрозой лицом к лицу!
Собравшись духом, он резко повернулся, взглядом заскользил по склону… и не нашел ничего, за что можно зацепиться - ничего подозрительного.
Зачарованный лес хорошо прятал свои жертвы…
Переводя дыхание, он подумал: «А я все-таки смелый», - и вместе с облегчением почувствовал разочарование оттого, что ничего не увидел. Ведь раскуражился уже! Уж устоял как-нибудь бы на месте – возникни перед ним десяток-другой привидений.
Он повернулся лицом на полдень, в сторону, куда ушли вели, и увидел в шагах тридцати своего Тучку. Он его узнал, хотя тот был полупрозрачным. Понуро свесив голову, конь брел на юг. Видение длилось недолго. Зайдя за дерево, по другую сторону ствола он уже не вышел.
Когда Яробор тройным посвистом возвестил о том, что нашел тропу, Горислав еще продолжал всматриваться в призрачный мир через окно, в котором показался Тучка.
***
Далее путь лежал через хвойный лес. Светозар условно назвал его хвойным, так как в нем росли ни сосны и даже ни ели, а незнакомые деревья. Их хвоя была точь-в-точь оленьи рога. Возможно, деревья были вечнозелеными и зимой не сбрасывали свой наряд. И при появлении чужаков тоже не сбрасывали.
Вопреки ожиданиям хранителей, иголки странного вида им на голову не посыпались. Яробор, дабы окончательно убедиться в том, что нет угрозы, пнул одно из деревьев - и ничего не произошло.
Опустив щиты, хранители гуськом стали спускаться по тропе.
Горислав шел последним. С опаской и любопытством он поглядывал по сторонам. Здесь не было подлеска, и пологий склон, усыпанный толстым слоем опавшей хвои, просматривался отлично. Мимо скользили толстые стволы с рыжевато-серой корой и наплывами прозрачной желтой смолы. То там, то здесь на глаза попадались огромные муравейники, странной формы. В воздухе витал чудесный аромат, терпкий и пьянящий.
Ему сделалось хорошо и весело. Он не думал о том, что отстал от своих спутников. Он уже не боялся остаться один. Его шаг сделался нетвердым. Все вокруг – стволы деревьев, муравейники, спина Яробора, идущего впереди - подернулось мутной пеленой.
Горислав прислонился к толстому стволу дереву, сполз по нему на землю и завалился на бок, придавив Горбуля, сидевшего в сумке. Он уронил голову на небольшой бугорок как на подушку и, уткнувшись в сгиб локтя, уснул.
***
…Он оказался в прекрасном саду, наполненном благоуханием. Цветущие деревья сбрасывали белые и розовые лепестки, которые кружились в воздухе и опускались на землю, устилая ее шелковистым ковром. В глубине сада стояла нагая девушка, окутанная облаком серебристо-зеленых волос. Она поманила его.
- Иди ко мне, - звала она, протягивая руки. - Иди, не бойся.
Он и не боялся вовсе. Даже не испытывал чувства стыда, при виде ее ослепительной наготы. Он сделал шаг, потом еще один. Потянул руки к томной красавице и… девушку заслонила голова Тучки.
- Горик! – сказал конь, не шевеля губами, и, сильно встряхнув, дернул вверх и поставил на ноги, не слушая невнятных Гориковых возражений.
Тучкина морда поплыла, и вместо нее возникло встревоженное лицо Светозара.
- Очнись!
- Где девушка? – пьяно улыбаясь, прошептал Горислав. Его голос был слаб, но Яробор, тем не менее, услышал его и вкрадчиво поинтересовался:
- Какая девушка?
- Не спать! – великан начал трясти книговеда, опять впадающего в беспамятство. Горикова голова болталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы, но взор стал проясняться. - Надо немедля уносить отсюда ноги, иначе впадешь в беспробудный сон. И дыши через раз. Чары этого леса в его запахе, – схватив за рукав, Светозар грубо повлек его за собой.
Горислав нашел в себе силы бороться с опьянением. Но, казалось, что запах – густой, смолистый, терпкий – проникает внутрь через поры и впитывается в кожу и волосы. Он будто вяз в этом чарующем аромате. Ощущение было такое, будто он гребет против течения, и только крепкая рука Светозара не позволяла ему сдаться и утонуть.
На великанов дремотное благоухание леса, похоже, вовсе не действовало…
- Как же кики здесь ходят? – спросил Яробор.
- Может, принимают какое-то противоядие, - отозвался крайницкий вель. – Или за долгие века стали невосприимчивы к чарам.
Светозар остановился, когда случайно задел округлый предмет, и тот откатился вперед по тропе. Следовавший за ним попятам Горислав налетел на него и ойкнул.
Вель рассматривал лежавший земле коричневатый полупрозрачный шар со скорчившимся внутри мелким зверьком, белкой или бурундуком.
- Это же солнечный камень! – книговед с ужасом уставился на застывшего грызуна, живо представив, как бедное животное пыталось вырваться из западни. Оно барахталось, но увязало все больше, скалилось, рычало, но ничего не помогло, так и остекленело с открытой пастью. – Зарянь, помнишь, мы видели такие же камни в Тиховине? Только они были поменьше размером.
- И с букашками внутри, - поддакнул вель. – Никакой это не мед, оказывается… Это смола, - он указал на большую прозрачную желтую каплю, свисавшую с толстого сука и вот-вот готовую сорваться. – Окаменевшие древесные слезы.
- Выходит, солнечные камни добывают не на западном краю земли, а здесь, в Зачарованном лесу, – Горислав поднял глаза вверх по застывшему смоляному ручью на стволе дерева. – Наврал, значит, торговец про огромных пчел и мед их твердеющий. Да, с дохлой-то зверушкой «солнечный камень» выглядит не слишком привлекательно, верно? Даже пугающе. Он говорил, что камни эти несут избавление от страшных снов?
- Ему бы такую жуть под подушку положить, - продолжил его мысль вель. - И с таким серьезным видом, едрить, рассказывал…
- И ведь я ему поверил…
Может, в том не было вины торговца по имени Голуб, и сказки про пчел придумали кики? Ведь если станет достоянием гласности, что солнечные камни можно собрать совсем недалеко от Менялово, - это сколько же народу сразу повалит в Зачарованный лес, презрев опасности выгоды ради! И вещи эти сразу перестанут быть редкими и загадочными, и цены на них упадут.
Яробор, глянув на Светозарову находку, хмыкнул, озадаченно почесал голову и обвел округу взглядом, явно заподозрив что-то.
- Пойду, проверю, - сказал он и, свернув с тропы, подошел к одному из множества муравейников и легонько толкнул его ногой.
Гора хвои закачалась, как неваляшка. Посыпалась труха, слетел игольник - и открылась страшная картина гибели неизвестного путника. Было не узнать, как давно и за какой надобностью он направлялся к шевьям. Знал или нет о вредном свойстве чарующего аромата. Шел или бежал… Одно известно точно: ступив под сень обманчиво тихого «хвойного» бора, он обрек себя на смерть. Последний десяток шагов он прошел медленно неуверенно, возможно, его ноги заплетались. Опустившись на землю, он подтянул колени к груди и, уронив голову, крепко уснул. Уснул навеки. И прозрачная желтая смола капала и капала на него, создавая твердую, прочную оболочку, благодаря чему невезучий безымянный путник сохранился таким, каким он был тогда, во всем снаряжении, со щитом, сумой…
Вообще-то, на подходе к бору Горислав обратил внимание на то, что муравейники по форме напоминают человеческие очертания, и голову можно было узнать, и плечи, но ничего такого не заподозрил, а неистовый Яробор, вот, одним пинком проверил свою догадку. Не слишком уважительно по отношению к покойному, зато вмиг пропали все вопросы.
- Поберегись!
Смоляная глыба с человеческими останками упала и, сопровождаемая грубой бранью Яробора, покатилась к тропе.
Горислав оплошал. Мало того, что ему было плохо, так при виде мертвеца сделалось еще хуже. В голове назойливой мухой кружила мысль, что подобная участь могла постичь его тоже.
Светозар оттолкнул его в сторону и удержал на месте, чтобы не рухнул. Потом, схватив под руку, повел дальше по тропе.
- Пойдем. Мы должны идти.
Мелькали рыжевато-серые стволы деревьев, по которым скатывались крупные капли, между ними виднелись оплывшие силуэты людей, застывших в разных позах и засыпанных крупным игольником. Чем дальше, тем больше… Рядом с одним из них на дереве висел щит с надписью: «Вперед без остановки!»
Остановился-таки владелец щита…
- Все! Хоть убейте… Больше не могу, - Горислав повалился на землю. Он так устал от быстрого шага, что ему, действительно, было все равно, что с ним станет.
- Ладно. Передохнем немного, - смилостивился Светозар. - Похоже, здесь безопасное место.
Горислав почувствовал облегчение уже только от одних его слов и, вытянув ноги, расслабился. Веки смежились, и от усилия заставить их разомкнуться, только слабо вздрагивали.
Кажется, он задремал, вдыхая доносящийся из бора аромат смолы. Или он потерял сознание, потому что сновидений в этот раз не было. Голые девицы не являлись точно…
***
Светозар растолкал его, требуя открыть глаза.
- Горик, очнись ты наконец! Смотри, что я нашел, - сказал он.
В его раскрытой ладони лежала крупная, оттенка липового меда слеза, внутри которой было заключено незнакомое насекомое, с желто-черным полосатым брюшком, чешуйчатыми крылышками, длинными закрученными усиками и большими переливающимися глазами.
- Красиво. Очень красиво. Где ты его нашел? – спросил он, не в силах оторвать взгляд от велевой находки.
- Тут недалеко, в ручье. На, возьми, - вель протянул камень. – Подаришь своей возлюбленной.
- Нет у меня никакой возлюбленной, - соврал Горислав.
- А как же Неждана?
- Не шути так. Не надо, - проснувшись окончательно, он пытливо посмотрел на великана.
- Я серьезно, от чистого сердца, – Светозар клятвенно прижал руку к груди.
- Она просто мой друг. Между нами не может быть никакой любви.
- Ладно, не ерепенься, друг, так друг, но она же девица, и, думаю, она будет не прочь получить такую красивую вещицу в дар.
- О, боги! Я даже не знаю, жива ли она, и если окажется, что она жива, то неизвестно, увижу ли я ее еще когда-нибудь.
- Но ты надеешься на встречу с ней, - уверенно произнес вель. – И правильно делаешь! Надо надеяться на лучшее.
- Ты хочешь меня приободрить, да?
Светозар ловко увильнул от прямого ответа, потому что был мудрым. Он умел подобрать нужные, подходящие случаю слова. И дары вот подносил желаемые.
- Горик, я вижу, как тебе трудно, - сказал он. – И страдания эти не только телесные. Если бы я мог принять, хотя бы часть той тяжести, что ты несешь внутри… Но увы! Я не в силах облегчить твою душевную боль. У каждого из нас есть незаживающие сердечные раны, которые не излечит даже время. В твоем случае, еще ничего не потеряно, у тебя все впереди. И главное, ты веришь, что встретишь Неждану.
- Неужели так заметно? – удивился Горислав, выдав себя с головой и подтвердив то, что отрицал еще несколько мгновений назад.
- Скажу тебе больше, только благодаря своей надежде на встречу, ты до сих пор жив. Надежда - хороший спутник. Не теряй ее и ты не обманешься в своих ожиданиях.
- Но если Неждана не нагнала нас раньше, то где я встречу ее? - сокрушенно произнес Горислав. - Думаешь, она пройдет через этот лес?
- Ей незачем за нами гнаться. Наш Путь пересекают другие дороги. Возможно, мы встретим Неждану на одном из таких перекрестков.
- Даже не знаю теперь. После твоих слов, я не хочу… боюсь загадывать.
- Держи, – Светозар вложил солнечный камень в его ладонь. – Оставь его себе на память.
- Ой, о таком лучше не вспоминать, – книговед хотел вернуть подарок, но его рука против воли стиснула теплый гладкий камень.
- Бери просто так.
- Спасибо, Зарянь, ты благородный во всем – в словах, поступках.
- Неждана - твоя подружка? – Яробор приблизился со спины совершенно бесшумно. - Красивая?
Горислав улыбнулся. Вспомнив купающуюся вельшу, а отнюдь не ночь на сеновале, он даже не покраснел.
- Ага. Такая красивая, что ни в сказке сказать, ни пером описать, - сказал он со значением.
***
Далее путь пролегал по дну длинного оврага. В каком-нибудь другом лесу, пройдешь в подобном месте и не вспомнишь о нем потом, но ложбина в лесу Зачарованном видом своим врезалась в память.
Вдоль тропки, по обе стороны стояли прислоненные к склонам щиты, утыканные знакомыми смертоносными семенами - одни совсем новые, другие - растрескавшиеся, почерневшие от времени, полусгнившие, на некоторых можно было прочесть вырезанные имена и прозвища владельцев. Щиты оставили здесь потому, что в них отпала надобность – впереди не было мест, где они могли пригодиться, да и нести их тяжело. За их сохранность можно было не беспокоиться. Кто их тут сопрет? А забрать щит можно было на обратном пути. Похоже, за оврагом дорога всего одна…
Вот только никто не забрал щиты, стоявшие рядком тропы на дне.
Зрелище удручающее. Даже хуже, чем на кладбище. Надгробия с именами были, однако покойники под ними не лежали. Где они нашли последний приют, известно лишь Трижды Великим, да еще, может, шевьям.
Памятники отваге, граничащей с безрассудством, и жадности, бросившей вызов смерти…
Хранители поставили свои щиты на свободные места, им надоело таскать на себе лишнее, чем дальше, тем тяжелее становилось, но не стали вырезать на них свои имена.
По расщелине, через заросли зонтичного вёха, вымахавшего выше головы, они вышли к пересохшей реке. Русло было неглубоким, дно песчаным. Противоположный берег - высокий и обрывистый - поднимался вверх уступом, словно земля вздыбилась и опрокинулась на бок. С обрыва свисали веревки, подсказывая способ переправы. Концы веревок, потрепанные, разлохмаченные ветрами, болтались высоко над землей, но если подпрыгнуть, то можно дотянуться.
Яробор спустился на дно сухого русла. Нет, он не стремился быть во всем первым, просто опережал свои мысли или его мысли не успевали за ним. Ему бы вспомнить народную мудрость, утверждавшую: «тише едешь – дальше будешь». Известно ж, когда спешка хороша! Подумать бы ему совсем недолго, а еще лучше - посоветоваться…
К сожалению, подобной привычкой Яробор не обзавелся, и не прошел трех шагов, как провалился в песок по колено. Ругнулся, попытался высвободить ногу, только увяз еще глубже.
Песчаная река пусть была без быстрин, да с глубокими омутами.
- Не шевелись! – крикнул Светозар, сразу догадавшийся, что любое движение осложнит дело.
Горислав же растерялся так, что вообще ни о чем не мог думать.
Яробор больше не дергался, только все равно продолжал быстро погружаться в песок, будто сила какая-то тянула его вниз. Светозар бросил ему веревку. Вель, увязший по самые плечи, ухватился за нее и намотал на запястье.
Если бы Светозар – хвала ему за сообразительность! – не проявил смекалки, чуть замешкался, если бы не обладал сверхчеловеческой силой, то зыбучие пески непременно поглотили бы его неосмотрительного собрата.
Вскоре, безбожно матерясь, Яробор в безопасном месте вытрясал песок из сапог и одежды, а противоположный берег после его неудачной попытки стал казаться еще более неприступным.
Теперь уже все включились в совет.
- Может, кики промеряли глубину щупами?
- Скорее всего, они точно знают, где брод. Ведь сколько веков ходят…
- Я могу накинуть петлю, было бы на что, - сказал Яробор.
- Натянуть бы веревку и перебраться по верху…
- Эх, перелететь бы, - подумал вслух Горислав.
Все посмотрели на Горбуля, который всю дорогу безвылазно просидел в суме, притворяясь хворым.
- Горбуль, ты должен перелететь на тот берег и привязать веревку к дереву.
- Не, крылья болят, - протянул он слабым голоском. - Воздух здешний плохо сказывается на моем самочувствии, – пожаловавшись, он спрятался.
- Гляньте на него! – возмутился Яробор. – Можно подумать, что мы чувствуем себя хорошо! И удовольствие получаем, как от увеселительной прогулки.
- Кто вас, великов, знает, - глухо отозвался вестник.
- Вот тварь! – прошипел Яробор. Он хотел пнуть сумку, но Светозар удержал его.
- Не кипятись, Яра.
Светозар самолично вытряхнул Горбуля из сумки и стал упрашивать, мол, давай, красавчик, нам всем тяжело пришлось, пособи малость, крылатый друг, ради великого дела… Или так и будешь задаром наш хлеб лопать?
- Пусть Яра признает, что от меня есть толк! Пусть скажет, что я не вредный, а полезный, - выдвинул условие вестник.
Яробор хотел возмутиться, но под взглядами спутников, опустил голову.
- Хорошо, - буркнул он. – Есть от тебя польза. Иногда.
- Теперь мне нужна колбаса, - заявил приободрившийся Горбуль.
- Держи, вымогатель, – Светозар отломил кусок от кругляша.
Быстро, не снимая шкурки и почти не разжевывая, Горбуль запихнул колбасу в себя и принялся за дело.
- Как привязывать: узелком или бантиком? - спросил он, взяв конец веревки.
- Накрепко! – сказал Яробор.
- Главное, чтобы держалось! – сказал Светозар.
- Ох, уж не знаю, как получится, - Горбуль притворно закатил глаза.
- А ты постарайся, чтобы получилось хорошо!
***
Первым на другой берег быстро перебрался Светозар. Вторым переполз Горислав.
Вот страху натерпелся! Даже не почувствовал, как руки в кровь ободрал. Дорожная сума тянула вниз, веревка от тяжести тела провисала, казалось, что зыбкое песчаное дно совсем рядом, опусти ноги и коснешься. Он подтягивался бесконечно долго, так долго, что даже Яробор устал напутствовать его бранными словами. Ох, сколько нового узнал о себе книговед, но добрался-таки!
Светозар схватил за ворот и втянул на утес. Горислав на карачках отполз от края, сел на траву и тупо уставился на свои кровоточащие ладони.
«Со мной ли происходит?» - подумал он.
Не успел он отдышаться, как вели сказали, что пора идти дальше. Они не захотели устраивать привал. Их неутомимости и неустрашимости перед лицом тяжких испытаний, можно было только позавидовать. Позавидовать без зла.
- Надо идти, Горик, надо, - внушительно произнес Светозар, ставя несчастного книговеда на ноги. – Знаешь же, что нельзя останавливаться в Зачарованном лесу - погибнешь. Отдыхать будем потом.
Яробор тоже хотел подбодрить по-своему, пинком под зад, однако Горислав успел увернуться. И вместе с обидой откуда-то появились силы.
Хорошо, что дорога шла под уклон, но плохо, что приходилось перепрыгивать через глубокие трещины, весь склон был изрезан ими поперек. Через последнюю, как по мосту, перешли по толстому выгнутому корню, которым дерево будто пыталось притянуть землю обратно.
В лесу, куда попали хранители, деревья, презрев законы природы, росли подобно виноградным лозам, извиваясь, переплетаясь стволами, цепляясь друг за друга кривыми, казалось, надломленными ветвями. Их кроны образовали сплошной плотный шатер. Одни сросшиеся стволы были толстыми, размером с дом, у других в основании оставались пустоты, где поместился бы конь.
Под густым сводом было сыро, прохладно и очень темно. В таком лесу заблудишься – потеряешь счет времени, потому что не определишь день или ночь на земле. Заблудиться здесь легко, ведь свет дня сюда не проникал.
- Сделаем факелы, – решили великаны. Недаром просмоленная пакля являлась одной из трех, необходимых в Зачарованном лесу вещей, составлявших снаряжение ступал. Хотя, обладая острым зрением, при необходимости они могли обойтись и без освещения, но здесь не стали отступать от людского обычая.
Подобрав несколько подходящих веток и обмотав их паклей, вели высекли огонь. Пространство вокруг озарилось. Запрыгали, заплясали неясные зловещие тени. На бугристой растрескавшейся коре проступили рельефы дивных существ, и сами деревья стали похожи на гигантских спящих чудовищ. Казалось, тронь – и оживут, зашевелят уродливыми ветвями, откроют глаза, разверзнут немотные уста и спросят: «Как посмели вы, ничтожные, потревожить наш многовековой покой?»
Игра света и тени создавала причудливые образы, меняющиеся прямо на глазах. В глубине леса, в кромешной темноте прыгали, вспыхивали и гасли белые огоньки неизвестной природы. Отовсюду слышались скрипы, стоны, вздохи и тихие голоса.
Испуганно таращась по сторонам, Горислав шел за спутниками, едва не наступая им на пятки, так боялся отстать. Обладая богатым воображением, он представлял себе, как из какого-нибудь дупла выглянет лохматый длинноносый поросший грибами-поганками лесовик, заухает и закуражится… Или ворох опавшей листвы обернется лядом-лихом, закружиться волчком, поднимет бурю.
Заглядевшись на что-то, он все же стукнулся головой о ножны на спине Светозара, когда тот остановился, потеряв тропинку.
Вели принялись в полголоса обсуждать, куда идти дальше. Понятно, что на юг. Но как определить, в какой он стороне? Солнца-то не видно… По мху на деревьях? Так мох здесь облеплял деревья со всех сторон.
Горислав подумал, если уж великаны в Зачарованном лесу утратили свою обычную самоуверенность, то, каково здесь будет простым смертным, которые решат отправиться к шевьям, пусть хоть целой ватагой. Он устало опустился на мшистый бугорок, желая немного передохнуть, потому что гудели ноги, но тут же резво подскочил, потому что бугорок под ним шевельнулся. С криком книговед бросился к велям, которые успели выхватить мечи.
Существо, ставшее причиной переполоха, оказалось чудным зверьком, некой поместью жабы и зайца. Рассмотреть его во всех подробностях не удалось, потому что оно, совершив огромный скачок в темноту, скрылось из виду.
Наконец, Светозар определил направление, неизвестно, как и по каким приметам, просто сказал: «Туда», - и ткнул пальцем в темноту.
Горислав подозревал, что у великанов имеется некий особый орган, делающих их обладателями дополнительного чувства, отсутствующего даже у самых чутких людей.
Светозар не ошибся. Уже скоро впереди забрезжил свет.
Выйдя из-под темного свода, они попали в редколесье. В рощице росли тоненькие молодые деревца с корой серо-голубого цвета и листвой бледнее обычного. Просветы за деревьями говорили, что Болото уже совсем близко.
Неужели Зачарованный лес пройден?
Поход через лес стал для Горислава тяжелым испытанием. Казалось, самым тяжелым испытанием в пути, потому что воспоминания были еще свежи и пока не осмысленны, в них отсутствовали подробности, которые потом воображение станет отчетливо прорисовывать.
Он оглянулся, будто хотел обозреть целиком пройденный путь…
Он его прошел! Выдержал, не подвел спутников. Мелкие неприятности не в счет!
***
Чем ближе к болоту, тем мягче становилась почва. Ноги по щиколотку вязли в ядовито-зеленом мхе. Но кто по-настоящему тут был ядовитым - это рогатые ящерки, кои все чаще попадались на глаза. Известно же, всякая рогатая тварь может причинить вред, о том знает даже ребенок. Крупные рогатые твари опасны своей силой, а мелкие – ядовиты. Рога – особый знак, предупреждающий, мол, не подходи. Впрочем, без ящерок было понятно, что место гиблое, о чем свидетельствовали пожелтевшие, поросшие лишайником черепа, и торчавшие из земли гребнями ребра скелетов.
Ящерки - гибкие, серебристые, гладенькие – пластались на кочках и пнях и, скучая, позевывали. При приближении чужаков, они распахивали красные глазки, вскидывали острые мордочки, высовывали длинные, раздвоенные языки и пробовали на вкус незнакомый запах.
Вопреки ожиданиям, ни одна из них не попыталась напасть - то ли это было как-то связано с полнолунием, то ли запах велей их отпугивал.
- Глянь-ка! Должно быть, эти хреновины и есть кувшинки, - Яробор указал на деревья, стволы которых походили на кувшины. Грязно-зеленые, пузатые, высотой полтора человеческих роста, увенчанные пучками жидкой ботвы, они росли полосой почти у самой воды. – Про них, что ль, говорил Первыч?
- Жаль, не успели расспросить его подробно.
За рядами кувшинок стояло большее каменное сооружение, похожее на ворота. Оно выделялось своей чужеродностью на фоне буро-зеленой равнины. Должно быть, каждый, кто его видел, задавал себе вопрос: кому в голову взбрело ставить перед топями ворота?
Ворота среди болот? Это же, по меньшей степени, нелепо…
Хранители направились к арке, как единственному указателю дороги.
Под ногами хлюпало. На дне глубоко вдавленных в мшистый покров следов выступала коричневая жижа. Мокрядь, висевшая в воздухе, пахла гнилью. Казалось, что погода над Болотом-Жабьем никогда не меняется, и эта постоянная пора – серая, сырая, унылая - напоминала раннюю весну или позднюю осень. Даже редкие солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь облачную пелену, висевшую над топями, нисколько не красили однообразные мрачноватые виды. Над островками чахлых камышей сиротливо высились тонкие голые деревца. Среди рыхлого ржавого мха чернели прогалины воды. Кочек, высоких и низких, было не счесть. Но их зеленый цвет при всем множестве оттенков не казался жизнерадостным. Может оттого, что кочки напоминали могильные холмики? Впечатление усиливали торчавшие из болота шесты, обвязанные полинявшими, некогда пестрыми лоскутами.
Помня о предостережении кики, хранители шли очень осторожно. Всё гадали, какую угрозу могут представлять собой кувшинки. Долго гадать не пришлось.
Яробор – вот не везло ему сегодня! - угодил в силки.
Рядом с ним из-под земли вдруг выпросталось нечто длинное, чешуйчатое и гибкое, похожее на змею, которая в мгновение ока обвила его, опутала и обездвижила. Казалось, веля обмотали толстой веревкой. И хотя тот удержался на ногах, не мог и шагу ступить, как ни напрягал мышцы, как ни тужился, как ни ругался… Трясина вокруг зашевелилась, и в воздух плетьми взвились еще несколько корней. Разбрызгивая черную жижу и рассеивая клочья мха, они устремились к велю и обернулись вокруг него, лишая последней возможности высвободиться.
- Держись, Яра!
Быстро нашедшийся Светозар оттолкнул остолбеневшего книговеда назад, в безопасное удаление, и, выхватив меч, бросился рубить живые путы - лихо, с размаху, со всей силы - и еще успевал отбиваться от новых отростков, вылезавших на поверхность.
Клинок рассекал воздух так быстро, что исчезал из виду, оставляя лишь смазанный след, да слышался его звенящий шелест. Раздавались отрывистые боевые крики великана, чавкала болотная грязь, трещала кора, лопалась сочная мякоть растений. Обрубки разлетались во все стороны и шлепались на мох, где продолжали извиваться и сворачиваться кольцами, изрыгая что-то зеленое, густое, пузырящееся. Подергивались и сочились зеленью корни, которые кувшинка быстро втягивала обратно под зеленый покров. Земля вокруг шевелилась, будто у самой поверхности копошилось целое полчище дождевых червей-переростков.
Три ближних дерева стали морщиться и увядать прямо на глазах. На макушках, словно моля о пощаде, трепетала бледная ботва.
Человек в очередной раз одержал верх над природой. Но было ли это победой?
В круге взрытого мха стоял несчастный Яробор, с лицом бледным и перекошенным, в перепачканной грязью одежде. Его заметно покачивало, он и не валился, может, только потому, что увяз в трясине по колено. Живые путы осыпались с него, как труха с гнилого пня. Тонкие, покрытые блестящей сероватой чешуей, похожие на обезглавленных змей - падая мох, они корчились и судорожно дергались, пока из них вместе со слизью вытекала жизнь.
Естествоиспытательская сторона Гориковой натуры медленно и несмело, но упорно повлекла его к изучению безмозглого растения, которые вело себя так, будто обладало разумом. Он стал рассматривать один из корней и, обнаружив у него на конце пучок белых шипов, предположил, что они предназначались для лучшего сцепления с телом жертвы.
Кувшинки были хищными, с волшебством или без оного. Их корни не уходили вглубь, а пластались у самой поверхности, под тонким слоем изумрудного мха. Не находили они в бедной болотной почве вещества, необходимые для развития и роста - вот и хватали без разбора все, что ни попадя, стоило тому приблизиться. Сначала душили свою жертву, а потом высасывали из нее соки.
- Все хотят жрать, - вторил его мыслям Горбуль, тоже заинтересовавшийся устройством растения.
- Пошли быстрее, - приказал Светозар.
- Продрались-таки, а кика говорил, что не пропустят, – Яробор победно потряс кулаком.
Он хотел казаться бодрее, чем себя чувствовал на самом деле. Похоже, кувшинка чуток его поломала. Он шел, прихрамывая и держась за бок. От его былой бойкости не осталось и следа. Горислав повернулся к Светозару, как бы вопрошая: «С ним все будет хорошо?». Тот в ответ дернул плечом и вскинул брови, что означало, если не беспомощность, то растерянность.
- Скажи Ярику… скажи, что все оттого, что он нос задирает. Лучше бы под ноги смотрел, - тихонько подначивал книговеда Горбуль.
- Ты хуже Злыдня, - зашипел на него книговед. - Не видишь, что ли, ему плохо.
Дойдя до арки, Яробор привалился к камням спиной и закатил глаза.
- Давай, передохнем немного, - предложил он.
- Конечно, присядь, отдохни, - согласился Светозар. – И давай-ка, я осмотрю твои раны.
Шипы понаделали в коже много маленьких ранок, но для жизни они не представляли опасности и не кровоточили уже. Светозар присыпал их порошком, чтобы не было воспаления. Яробор не возражал.
- Я сейчас дам тебе одно средство для подкрепления сил, - сказал Светозар. - И на всякий случай, прими противоядие.
- В корнях был яд, да?
- Похоже на отравление. Голова кружится? Тошнит? Раны твои раны с виду не опасны, даже для простого смертного. Плохо тебе не от них. Не знаю, повреждены ли твои ребра…
- Переживу как-нибудь.
- Ядом нас не убьешь. По крайней мере, я о таком не слышал.
- А кромешники чем стрелы мазали?
- Думаю, обездвиживающим ядом, но ты-то не утратил способности шевелиться. Хотя яд кувшинок должен быть посильней, ведь он – свежий. Скоро твой житоч обезвредит отраву, и она выйдет из твоего тела вместе с потом и мочой.
- Зарянь, тебя они тоже задели. У тебя кровь на щеке.
- Пустяк, царапина.
Горислав тем временем обошел ворота кругом, но никаких знаков не обнаружил. Только под арочными сводом, на противоположных стенах, были сделаны два глубоких оттиска Ключа Жизни. Они находились примерно на уровне груди. Горислав поковырял углубление пальцем, почесал голову и посмотрел в туманную даль…
Определенно, это сооружение поставлено тут неспроста…
- Что думаешь? – спросил он Горбуля, высунувшего голову из сумки.
- Ворота, как ворота, но если подумать…
- Ворота в никуда? Или их все же можно открыть? Несмотря на то, что они ничего не закрывают…
Проверяя догадку, Горислав, прижавшись щекой к стене, попытался приложить свой ключ, висевший на шее к отпечатку на камнях, но длина кожаной полоски не позволила. Тогда он разрезал шнур. Ключ вошел в углубление ровно, словно с него и был сделан оттиск.
- Смотрите! – обрадовавшись, воскликнул он.
- И что дальше? – спросил Светозар, войдя в арку.
- Там, напротив, есть вторая выемка. Вставь в нее свой Ключ.
Вель отнесся к его просьбе серьезно. Он внимательно осмотрел углубление в камне, срезал свой ключ и вложил его в отпечаток.
Прошло мгновение, вокруг обоих ключей стали расползаться темные пятна, отчего мерцание внутри них усилилось. Камни окрашивалась в черный цвет, будто наполнялись мраком.
- Ой! – Горислава охватил испуг и восторг одновременно, как это обычно бывает при явлении чуда. Чуда, которое сотворил он сам. Но если что-то пойдет не так, то спросится с него же? - Что сейчас будет?
- Хуже, чем есть, не станет, - заверил его вель. – Не бойся.
- Все равно, мне страшно…
Послышался гул - негромкий, равномерный - источник которого определить было сложно. Он будто был где-то рядом, и в тоже время, звук шел отовсюду. Его сила нарастала.
Не духи ли это подземных недр и болот, пробужденные волшебством, с воем спешили собраться все в одном месте?
Земля качнулась и встала на место. Ржавая вода болота, кое-где затянутая бледно-зеленой ряской, заволновалась, поверхность подернулась рябью, хотя ветра не было. Оживились и заметались быстрее обычного длинноногие пауки-водомерки. Начали всплывать пузырьки воздуха, сначала перед воротами, потом все дальше и дальше. Густо пахнуло гнилью илистых глубин.
- Прямо как у моста на Черной реке, - заметил Светозар. - Только без головастиков.
- Значит, мы нашли дорогу к шевьям? – Горислав все еще не верил в происходящее.
- По вязкой и кривой тропке идти все же лучше, чем наугад, верно?
Вода продолжала бурлить. Чернота сползала с ворот и широким чернильным ручьем, понизу - невысоко над водой, не выше, чем на пядь - потекла над болотом вдаль.
- Бабушка моя, Трижды Великая, - удивился Яробор, глядя на черную ленту над водой.
- Мы привлекли для волшебства силы Мрака, - испуганно прошептал Горислав и потянул себя за нос. – Свят-свят-свят.
- Разве не Моркон создал болота? – Светозар искал и нашел подходящее объяснение. - Почему бы в них не остаться частице Мрака? Сам по себе, Мрак - не зло. И вряд ли шевьи допустили бы возможность использовать в своих владениях какое-либо Зло.
Горислав кивнул, мысленно соглашаясь с доводом веля.
Tannit:
07.11.20 11:32
» Глава двадцать вторая - 3
У самого берега, разорвав черный невесомый покров, поднялась большая прямоугольная плита, каменная или деревянная, сразу и не поймешь. Судя по толстому слою ила, она поднялась с самого дна и вынесла на поверхность клубки тонких путаных корней и сети темно-зеленой тины. В жидкой грязи копошились желтобрюхие пиявки. За первой плитой поднялась вторая, потом третья… Они вставали мостом, торец к торцу, почти без зазоров.
- Ну вот! Мрак исчез, – возвестил Светозар, хотя его спутники сами все видели. - Это даже лучше, чем тропинка!
Он выдернул шест, торчавший у самого берега, и проверил плиту на устойчивость.
- Твердая, не шатается, - он прошел немного вперед, чтобы убедиться в надежности настила. - Хоть одежда сухой останется, а ноги мы все равно промочили.
- Но можно ли? – засомневался Горислав. – Мы же черное колдовство использовали.
- Можно. И нужно, - Светозар вернулся на берег. – Пойдем, Ключи заберем.
- Но если мы их вынем, вдруг мост исчезнет?
- Увидим. Знаешь же, что Ключи нельзя оставлять! – вель остановился, не узнав свое оберегаемое сокровище. Мерцание обычно заключенное внутри выплеснулось наружу. Он осторожно протянулся руку, и ключ словно узнав своего владельца, вылетел из стены и лег на ладонь веля. – Гать никуда не денется. Тот, кто это придумал, все рассчитал. – Он спрятал ключ в сумку на поясе.
Горислав недоверчиво потянулся к своему ключу. Он никогда не думал, что между ним и хранимой им волшебной вещью существует некая связь. Ведь он простой книговед, в отличие от благородного Светозара…
Связь была. Как иначе объяснить, что ключ, продолжая рассыпать вокруг себя голубые искорки, медленно вышел из углубления? Его ничто не поддерживало. Он парил в воздухе, как пушинка, и мерцал. Книговед едва успел его подхватить, когда тот неожиданно перестал играть и упал, как отпущенный.
Погруженный в свои мысли, он едва не столкнулся со Светозаром.
- Ты пойдешь первым, - сказал вель, протягивая шест.
- Но я же… А если…
- Надо, Горик! Тащить Яру на себе ты все равно не сможешь.
- Вдруг в болоте обитают чудовища, как в Провале? – принялся нагонять на себя страх Горислав.
- Вдруг ноги у человека не раздвоились бы, что было бы? – буркнул вель. – Мы должны идти дальше. Это наш единственный путь. Оставаться здесь нельзя. И возвращаться назад в Менялово глупо… после всего. Давай, делай, что должен!
- Помолиться бы на дорожку, – проронил Горислав, помешивая шестом грязь на плите. Он нашел причину для того, чтобы еще ненадолго задержаться на берегу.
- Хочешь молиться - молись быстрей. Надо спешить, - Светозар подставил плечо Яробору.
- В последние дни, я так часто обращался к богам с ничтожными просьбами, что даже не знаю, удобно ли опять просить их о вспоможении, - глядя в серое небо, торопливо признался книговед с мученическим выражением на лице.
С тех пор как его жизнь круто изменилась, он стал частенько думать о божественном участии в своей судьбе. Он верил, что боги не оставят его в беде.
Нельзя ему теперь без веры…
- Хорошо, - произнес догадливый вель. - Я за тебя помолюсь. Мне боги не откажут в помощи.
- Буду тебе очень признателен.
- О, великие, пресветлые боги! – громко произнес Светозар. - Обращаюсь к вам по праву сыновьему и воинскому! Охраните наш путь, и да не оставьте в трудный час нас без покровительства. На вас уповаю. Заранее благодарю. Давай, Горик, двигай уже. Боги с тобой.
- А если…
- Довольно препираться! - потемневший взгляд веля, весь его вид говорил, что лучше не спорить с ним. – Вперед! Живо!
- Уже иду, – Горислав ступил на плиту. Его нога, по щиколотку увязшая в грязи, ощутила твердость. Содрогаясь при виде шевелящихся пиявок, он неуверенно дошел до края первой плиты и уперся шестом в следующую, так же прочно стоящую.
«Я не трус! Я не трус, - мысленно твердил он себе, словно заговаривал источник страха. – Боязнь, прочь из сердца».
Он знал, что достаточно собраться духом, взглянуть на происходящее разумно и… оцепенение отпустит. Ах! Если бы еще так просто было это сделать. Ведь страх - он внутри, а не снаружи. Слаб человек, но испуганный - слабее вдвойне.
Казалось, Горислав нашел в себе силы, чтобы двигаться вперед, однако, на самом деле, его движущей силой было отчаяние и робость перед велями.
Он быстро приноровился выполнять возложенную на него обязанность, тем более что она была не так уж сложна: всего-то орудовать шестом. Благо, поверхность плит чуток бугрилась, поэтому идти было не слишком скользко. Скоро его шаг стал более твердым, движения проворными. Он старался не обращать внимания на пиявок. Пусть они имели пугающий омерзительный вид, но, вынесенные на поверхность, сделались беспомощными. Он не хотел думать о своих дырявых сапогах, потому что думать о мокрых ногах среди болота поздно. Или еще рано? В общем, несвоевременно.
Гнетущую тишину нарушали бульканье, всплески, но более всего отчетливо слышались тяжкие вздохи Яробора. Поэтому книговед мог не смотреть назад, дабы убедиться, что его спутники не отстали. Уставший и продрогший, он тупо, как заведенный, шел вперед. Он держал шест наперевес, прижимая его к себе локтем, или толкал перед собой, пропахивая борозду в иле, которая, впрочем, тут же затягивалась.
***
Хранители миновали равнинную полосу, местами вздыбленную обманчиво твердыми зелеными взгорками, расцвеченную рыжими пятнами мха и черными кляксами воды. Стали все чаще попадаться холмики, окруженные камышом и поросшие кустарником. Гать вела дальше, по открытой воде, поверхность которой была затянута ряской.
Горислав, тыкая шестом в плиты под толстым слоем тины, размышлял над тем, что будет, если одна из частей моста застряла на дне и не поднялась. И, как уже случалось во время тяжелых испытаний, представлял себе картины своей гибели. Словно прочитав его мысли, Светозар спросил:
- Горик, ты плавать умеешь?
- Нет, - ответил он, не оборачиваясь.
- Ничего, научишься.
- Я боюсь воды.
- Думаю, кики каким-то другим путем ходят к шевьям, - сменил тему разговора вель. - Об этой гати они не знают. Не могут знать.
- Конечно. Это путь избранных. Да и откуда у кик волшебные ключи?
- Зарянь, оставь меня здесь, - попросил Яробор. - Я чуток отдохну и догоню вас.
Горислав остановился и оглянулся. Вели находились на соседней плите. Яробор, повисавший на плече собрата, имел жуткий вид, краше в могилу кладут: бледное лицо перекошено, все в пятнах, и круги черные вокруг глаз.
- Давай, поторопимся, Горик, покуда Яре не стало совсем худо. Вон, уж лихоманка на него напала.
- Шевьи должны знать противоядие от кувшинок. Они непременно помогут Яре, - Горислав произнес вслух то, о чем вель подумал, да не сказал.
Только до шевий еще надо было добраться. И неизвестно, как они встретят не прошеных гостей. Какие там у них законы? Может, они имеют право, отказаться лечить пришельца? Скажут, мол, ни мы к вам, а вы к нам проперлись, хотя вас никто не звал сюда.
Шевьи-то не особо поддерживали отношения с людьми. Огородились почему-то после Великой битвы. Знать, на то была причина. Может, они затаили давнюю обиду на людей или великанов? Вдруг за ту обиду потребуют держать ответ? Только, вот, нынешние великаны ведать ничего не ведают о делах давних…
- Горик, что думаешь о змеином народе? - спросил Светозар, словно прочитав его мысли. – Чего нам ждать?
Книговед приостановился.
- Горик, ты не стой. На ходу рассказывай.
- В Прошлом хорошие были отношения, - начал он издалека. - Добрые, дружеские… Я тебе еще не говорил, что купил в Тиховине у Голуба Памятную о Великой Битве, писаную на металле, – он оживился. - В ней содержится подтверждение, что Провал наколдовал Злыдень! Но крепость не разрушилась, благодаря волшебству шевий. Потом они создали хрустальный мост и проход через Скобленки.
- Почему-то именно так я и подумал, – Светозар ерничал. - Кто, как ни шевьи, мог сотворить мост на небе…
- В преданиях сказано, что шевьи уже рождаются зрячими и знающими многие тайны.
- Как у них общество устроено? Как они живут, кто ими правит? Кто судит?
- Не знаю. Правда, заметил одну странную вещь. Похоже, волшебным даром у них обладают только женщины.
- Их женщины не покидают свои владения. Торговлей у них занимаются шевяки.
- Сейчас занимаются, а как было в Прошлом, точно неведомо. К сожалению, большинство письменных памятников было утеряно и уничтожено в Смутное время, а в Темные века многое забыто. Вы сами могли убедиться, что нынче, чем дальше на восток, тем меньше известно о змеином народе. Зато по мере приближения к их владениям, мы узнавали о них все больше нового.
- Судя по всем этим рассказам, шевьи - существа притягательные, но опасные, - поделился Светозар своими выводами. - Синеок говорил, что у них очень красивые голоса, чтобы услышать их волшебное пение, мужчины готовы отдать жизнь.
- Да, мне знакомо это предание, - Горислав улыбнулся при мысли, что он осведомлен лучше спутников, благодаря товарищу-книговеду, который ходил на рынок за купеческими байками. - Но, скорее всего, в его основе лежит желание отречься от суетного бытия, избавиться от человеческих забот и обрести блаженство. Сам понимаешь, мы часто выдаем желаемое за действительное.
- Тогда какие предания можно считать правдоподобными?
- Не возьмусь утверждать что-то однозначно… и, вообще, я мало интересовался шевьями. Раньше их страна была для меня далекой и недосягаемой. Теперь оказалось, змеиный народ отгородился от нас… и этой своей нарочитой обособленностью они словно говорят: «Люди! Оставьте нас в покое». Не разбираюсь в торговле, но, по-моему, в ней большую выгоду получают люди, нежели шевьи.
- Почему они отгородились? Была для того причина?
- Шевьи не враждовали с людьми. Во всяком случае, мне о том ничего не известно. Согласно широко распространенному устойчивому поверью, в древности шевьи принимали человеческий облик и жили среди людей, но когда кто-то догадывался об их истинном происхождении, они исчезали. Есть предание, что если завладеть какой-нибудь вещью, принадлежащей шевье, можно просить об исполнении любого желания. Не знаю, правда ли, но слышал, шевьи даже становились женами людей и рожали детей, однако подобные брачные союзы были недолговечными.
- Горик, как думаешь, они могли за что-то обидеться на людей? – спросил Светозар.
- Люди и шевьи – разные. Шевьи ведут иной образ жизни. Они не имеют семьи… в привычном для нас понятии.
- Что значит, «не имеют семьи»? А как же они производят потомство?
- Голован Верховат, мой наставник, рассказывал, что у шевий свободные любовные отношения. Если человек ценит прежде всего верность своего возлюбленного или возлюбленной, то шевьи…
- Развратны, - подсказал Светозар.
- Не стал бы так говорить, - возразил Горислав, хотя именно так и подумал, но было неразумно оскорблять народ, по земле которого они шли. Вдруг шевьи услышат? – Такого понятия, как любовная измена, у них попросту не существует. Они влюбчивы, страстны и непостоянны.
- Замечательно - прохрипел Яробор.
- Не разговаривай, Яра, береги силы, - заботливо обратился к нему Светозар. – Выходит, шевьи склонны к прелюбодейству?
- Разве к богиням применимо подобное определение? Я-то думал, что прелюбодейство - один из человеческих грехов, - глубокомысленно заметил Горислав. – С другой стороны, следует ли считать грехом то, что обществом – в данном случае, змеиным народом - не порицается? У шевий-то по данной части нет запретов. Если брачные союзы не заключаются, и никто никому не клянется в верности…
- Не пустословь, по делу говори.
- О чем?
- Хочу понять, почему шевьи отгородились от людей. Только из-за разных взглядов на семейные отношения?
- Чушь! Они же как деи. Вольные. Кто им может что-то запретить? Если только они сами не захотят подчиниться… Да и вообще, чихали они на людские законы, - спохватившись, Горислав обернулся к Светозару. Не обиделся ли? Ведь законы для людей придумали великаны… Однако вель сосредоточено смотрел себе под ноги. - Хотя, возможно, шевьи огородились, чтобы не смущать людские умы, из уважения к нашим законам, - попытался он исправить свою оплошность, - кои сочли справедливыми и необходимыми для человеческого общества. Не мудрствуя лукаво, шевьи рассудили, что так будет лучше для всех.
- Хорошо, коль так, и не было никаких серьезных причин для размолвки, - произнес вель. - Иначе трудновато нам придется.
- Ты думаешь, они откажутся помочь Яре? Не может быть, чтобы шевьям было чуждо милосердие! Даже если питают некоторую неприязнь к людям, разве они не помогут благородному? Тот, кто обладает великими знаниями, должен быть снисходительным к тем, от кого тайны сокрыты. Да, наша наука и опыт значительно уступают их знаниям, приходится это признать… к немалому сожалению. Многие великие начинания в науках, кои могли иметь великое будущее, почему-то не получают развития из-за отсутствия к ним интереса у большинства людей. – Случалось, Горислава прорывало, когда речь заходила о науке. – Многие открытия забываются, а древние знания - те, что передаются по наследству - умирают вместе с их обладателями. Божичи, если не находят учеников среди равных, ни с кем не делятся своими тайнами. Шевьям, вероятно, удалось сохранить тайные знания в полном объеме. И как бы эти знания не преобразовывались, изначально они - добрые, так как получены от Трижды Великих.
- Суть ясна, - пресек его рассуждения крайницкий вель. - Только вдруг окажется, что шевьи имеют иные соображения на этот счет.
- Нас можно презирать за суетность, мелочность, но, имея все возможности, жестоко не оказать помощь раненому. Хуже того, это… Это умышленное убийство! По каким бы законам они не жили, должны различать Добро и Зло.
- Горик, заткнись! Меня уже тошнит от твоей болтовни, - выдавил Яробор.
- Да, Горик. Помолчи. Про умышленное убийство, ты, конечно, зря.
Горислав уже сосредоточился на своих мыслях, когда Светозар сказал:
- Вот, ты помянул про добро и зло… Если шевьи такие всемогущие добрые волшебницы, то почему никак не борются со Злыдой?
- Может, нас ждут, – робко предположил книговед.
- О! Горик, гляди-ка, похоже, впереди дома. Неужели, добрались…
***
Вскоре хранители ступили на твердую землю и прошли под аркой ворот на берегу. Сооружение, которое они поначалу приняли за жилище шевий, оказалось древним храмом, давно заброшенным и поросшим понизу мхом. Его центральная часть, грубо обтесанные стены, куполообразный свод и глубокая купель, ныне заполненная болотной водой, сохранились полностью, благодаря тому, что были выдолблены внутри скалы. Преддверия же по четырем сторонам света разрушились и лежали перед зияющими проемами бесформенными грудами камней.
Надежда на скорую встречу с шевьями таяла.
Крошечный островок, на который их привела волшебная гать, был необитаем, но хуже, что путь назад был отрезан - плиты исчезли, погрузившись обратно в болото.
Обход острова много времени не занял. Светозар не обнаружил ни следов живых существ, ни кострищ, ни пней от срубленных деревьев. Даже дорожка, которая должна была вести от арки ворот на берегу к храму, заросла.
Отчаянию хранителей не было предела.
- Мы найдем выход, с острова, - прошептал Горислав, больше для самоуспокоения, чем из-за действительной веры. – Мы всегда находили выход! Хотя шли дорогами, о которых не знал никто из живущих ныне. И ведь не было еще такого, чтобы не прошли.
- Все случается в первый раз, Горик, - проскрипел Горбуль.
- И это вместо слов поддержки!
- Хорошо. Кто ищет, тот всегда найдет, - исправился вестник.
- Горбуль, почему у меня иногда создается впечатление, что ты говоришь меньше, чем знаешь? Или попусту мелешь несусветную чушь, – вступил в разговор Светозар. - Не пойму я, ты с нами или против нас?
- У меня глаза там же, где у вас, значит, я вижу ровно столько, сколько видите вы, – вестник пожал плечами и хотел спрятаться, но вель схватил сумку за лямку и вместе с книговедом потянул к себе.
- Ты, давай, не прикидывайся! – он бесцеремонно запустил руку внутрь, однако Горбуль каким-то образом выскользнул наружу, взлетел и сел на перекрытие храма.
- Зарянь, ты чего, теперь Ярика заменяешь по части ругани? – спросил он сверху.
- Нет, я сейчас раздолбаю эту деревяшку хренову, – Яробор, мертвенно бледный, с посиневшими губами, сидевший на груде камней у входа, сделал попытку подняться. - Слышь, недомерок? Устрою из тебя погребальный костер!
- Ой, боюсь-боюсь, - отозвался Горбуль мерзким голоском. – Чья бы мычала! Велик недобитый. Как бы раньше для тебя не пришлось костер устраивать.
При этих словах Горислав вздрогнул и суеверно прошептал: «Типун тебе на язык». Светозар прикрикнул на вестника:
- Не каркал бы ты, горбатый!
- Взял бы этого вреднючку и вытряс из него дух… или что там у него, – погрозил степняк слабым голосом.
- Бе-бе-бе, - передразнил его вестник, свесившись вниз головой. – Толку-то, что вы лес прошли! Навстречу своей погибели торопились. Здесь и перемрете, несмотря на то, что двужильные. Там, в лесу я думал: «Вот сгинут они, и останусь я один-одинешенек. Буду сиротинушка по свету шляться». Но сейчас думаю, что ничего, как-нибудь и без вас обойдусь. Ой! – Горбуль увернулся от руки подпрыгнувшего Светозара и благоразумно перебрался на место повыше.
- Что вы ругаетесь? Болотного яда надышались, что ль? Нашли время ссориться, - пристыдил своих спутников книговед.
Светозар сильно напугал его, когда, схватив за грудки и притянув к себе, пытливо вгляделся в лицо. Взгляд веля, мало того, что потемнел, был будто пьяный.
- Тебе-то что за дело? – он приподнял книговеда над землей. – Кто ты такой, чтобы нам указывать?
- Светозар, ты не отдаешь себе отчет в своих поступках, - пролепетал Горислав. – Не ведаешь, что творишь… Отпусти меня! Пожалуйста!
Когда вель неожиданно разжал тиски, книговед едва удержался на ногах. Краем глаза, он увидел то, что отмело всякие сомнения.
- Светозар, ты отравлен, – произнес он, стараясь, чтобы голос звучал как можно более твердо. – Посмотри на перстень!
Великан по-бычьи мотнул головой и посмотрел на свое кольцо со змеиным глазом: черточка-зрачок расширилась в два раза.
- И, правда, - проворчал он. – Вот напасть! Только этого не хватало…
- Помнишь, Первыч предупреждал, говорил, что если не кувшинки, то сами друг друга поубиваете…
Светозар грозно свел брови, но удержался от грубости, переборол низменный позыв выразить свое неудовольствие насилием. Узнав правду, он не позволил ярости заглушать рассудок.
- Не понимаю, - произнес он. – Почему на меня действует яд кувшинок? Мои раны маленькие, много отравы через них попасть не могло. Мой житоч давно должен был ее обезвредить! А сознание туманится… Как думаешь, тут священная земля?
- Явно была таковой, когда шевьи возводили храм.
Светозар сел, потом лег и вытянулся в полный рост.
- Не знаю, чего я взбесился. Хорошо, что ты перстень заметил. Вроде, отпускает меня… Значит, сохранилась святость в земле. Буйство проходит. Ты – молодец, несмотря на то, что…
- Слабак? Говори, я не обижусь.
- Простой смертный.
Горислав бросил на Светозара пристальный взгляд – уж не льстится ли вель? - но тот озабоченно поглядывал на Яробора, который сидел с закрытыми глазами, привалившись к стене. Его дыхание было тяжелым и порывистым.
- Совсем плох, - прошептал Светозар.
- Но ведь ты дал ему противоядие. Разве оно не поможет?
- Я дал ему средство для очищения крови, но пока не заметно никаких улучшений. Должно быть, у кувшинок очень сильный яд. Это только в сказках бывает живая водица, исцеляющая от всех недугов сразу. В действительности, для каждой хвори готовится свое лекарство по определенному составу. Но вели не болеют, и яды на них не действуют. По крайней мере, не убивают.
- Значит, нам остается только ждать? – Горислав бросил тревожный взгляд на веля-степняка, и прямо у него на глазах тот качнулся и скатился с груды камней. Упираясь руками в мох, он встал на колени и тут же, совсем лишившись чувств, рухнул.
Светозар заботливо уложил собрата под стеной.
- Будь с ним, - сказал он книговеду, подбирая брошенный шест. – Я еще раз обойду остров и промерю глубину у берега.
- Яра умирает, да? – спросил Горбуль с каменного ската купола, когда вель ушел.
- Противный ты, Горбуль!
- Да, я знаю! Но ничего не могу с собой поделать. Как люди ко мне, так и я к ним. Ярик вообще хотел меня сжечь, как полено какое-нибудь! Я тоже обижаться умею.
- Лучше бы ты научился прощать.
- Ой, только не надо читать мне проповеди!
Горислав покосился на темный проем храма.
- Слушай, Горбуль, будь другом, присмотри за Ярой. Хочу еще раз осмотреть святилище. Может, надписи или знаки какие найду.
- Иди, - проронил вестник с безразличием. - Кто тебя держит?
- Позовешь, если что, - наказал он, перебираясь через груду камней.
Внутренне пространство храма было небольшим, шагов десять в поперечнике. В нем было ни углов, ни одной прямой линии. Никаких отверстий в стенах, кроме дверных проемов, не имелось, какие-либо ниши отсутствовали. В середине находилась круглая купальня, огороженная низким бортиком, со ступенями с восточной стороны. О ее глубине судить было трудно, потому что зеленовато-желтая вода сохраняла прозрачность на пару локтей, а дальше ничего не просматривалось.
Горислав обошел зал по кругу, но не обнаружил ни одной надписи на стенах, кроме высеченных над выходами знаков земли, воды, воздуха и огня. Хотя символы относились к волшебному письму, он знал их значение, благодаря своему путешествию на Возбранку.
В проеме он увидел Горбуля, который сидя на переметной суме, доедал колбасу.
- Ты хочешь нас совсем без еды оставить? – возмутился Горислав. – Совесть поимей!
- Шевьи вас накормят.
- Твои бы слова да богам в уши. Откуда знаешь?
- Так, предполагаю. Или помрете тут от голода.
- Может, здесь рыба водиться, - тоже предположил Горислав.
- Толку-то. Из нас четверых, только Яра знает заговор на рыбу, а он, вон, валяется без чувств.
- Все! Молчи. Не желаю тебя слушать.
Горислав отвернулся от вестника и заметил, освещенные косыми лучами, падавшими из западного входа на бортик, с которого отвалился пласт мха, две буквы древнего письма. Мшистый покров содрал кто-то, он или Светозар, когда заглядывал в водоем.
Вооружившись ножом, книговед немедля приступил к расчистке камней и уже скоро прочитал «доброе сердце». Определив, направление надписи, он перешел к ее началу и продолжил свое занятие. Не требовалось соскабливать мох со всего бортика, поскольку высота надписи была с пядь, и шла одной строкой. Хотя Горислав, местами соскребал мягкую зелень и выше и ниже высеченных букв, чтобы убедиться, что ничего пропустил.
Подобную замысловатую вязь, выполненную на камне столь же великолепно, просто волшебно, он видел лишь один раз в жизни – на печати, запиравшей вход в пещеру на Возбранке. Резчики путеводных камней пусть обиженно сопят в сторонке.
Наконец Горислав мог перевести послание на бортике.
- «Да будут чисты помыслы, светла душа и добро сердце всякого входящего в Первое Место на Земле», - положив нож на бортик, он полез в сумку за своей книжицей. – «Входящего»… Через купель, что ли?
Высказав догадку, он заглянул через край. Случайно задетый нож, соскользнул в воду, и мало того, что не булькнул, так и не оставил после себя следов. Звякнул где-то в глубине…
- Неужели?
Книговед, на четвереньках, как был, подполз к лестнице, ведущей вниз, лег на мох и, протянув руку к гладкой поверхности, погрузил ее в воду…
Да! Это ощущение было ему знакомо. Ладонь, встретив слабое сопротивление тонкой волшебной препоны, прошла сквозь нее и оказалась в пустоте. Прозрачная пелена, сотворенная, по осязательным ощущениям из воды, обманывала зрение.
Хранители на своем пути встречали много необычного и необъяснимого: памятники великого прошлого земли, воплощения непостижимых замыслов, творения несравненного волшебства. Но почему-то почти все свидетельства могущества древних волшебников были надежно скрыты от людских глаз. Все чудеса – небесный мост, пирамида в Провале, завесы в Скобленках, Зачарованный лес - начинались там, где кончался мир людей…
И вот снова, вдали от всех людских путей-дорог - чудо дивное…
С виду жидкость, а на самом деле, тонкий слой воды, невесть как, растянутый между стенками купели, ровненько, без морщинок и складочек. И не поддерживается ничем, кроме воздуха. И за многие века пелена не исчезла, ни прорвалась, ни лопнула…
Ум за разум заходил, при попытке постичь природу чуда. Ход мыслей разлаживается потому, что не заложено в человеческом уме основ для приятия подобных явлений, не с чем ему сравнивать. И как следствие, от непонимания возникает страх. Но еще больший ужас охватывает при думе о создателе чуда, кое сотворено из вещей самых привычных, но не приспособленных для того, чтобы из них строить, что бы то ни было. Если неизвестный волшебник сумел воду натянуть как простынку, дабы она загораживала путь, но притом не мешала проходу, то есть ли предел его возможностям?
Горислав, оперся руками о ступени и приблизил лицо к поверхности волшебной пелены. Зажмурившись и затаив дыхание, он окунулся…
Открыв глаза, он увидел длинный полутемный зал и втянул терпкий аромат благовоний. В помещении было тихо, и никто не двигался. У подножья лестницы, лежал его нож.
Книговед вынырнул, отполз он купели и, вскочив на ноги, бросился наружу.
- Заряня! – радостно закричал он.
- Чего орешь? – Светозар с фляжкой в руке стоял на коленях возле Яробора, который с влажным от пота лицом и пеной у рта, метался в горячке, бормотал что-то, кого-то звал. Его глаза были открыты, но вряд ли видели что-то вокруг. Он то улыбался, то хмурился, прогоняя рукой бредотного призрака.
- Как он? – спросил книговед, потрясенный видом страдающего веля.
- Лихорадка пришла не одна, с ней ее сестры – Огневица и Знобья, и Сухота, небось, тоже. А ты чего такой мокрый?
- Я нашел вход! Пошли скорей.
- В храме? – Светозар уже собирался.
- Да. Лестница в купели ведет в храм шевий.
- Тоже заброшенный?
- Там благовония курятся. Правда, лестница немного крутая… Но не очень длинная.
- Возьми сумки. Мне придется тащить Яру на себе.
Горислав быстро подхватил переметные сумы и забросил их в храм.
- Я помогу тебе перенести Яру через завал.
Великан от помощи не отказался. Вдвоем они внесли Яробора в храм, вместе с Горбулем. Тот спрыгнул с крыши ему на грудь, когда того протаскивали в проем.
- Может, сначала я схожу на разведку? – предложил Светозар, задумчиво поглядывая на гладкую поверхность в купели. – Была у меня мысль, что там ход, но думал, что затопленный.
- Вместе пойдем, - ответил Горислав. Он не хотел оставаться, ни один, ни с Яробором, ни вообще на острове. - Если нам суждено сгинуть…
- Вчетвером, - подал голос Горбуль.
Горислав собрал сумы и самоотверженно вошел в купель. Светозар ни словом, ни движением не попытался его задержать. Спустившись до середины лестницы, он бросил свою ношу, и вернулся к велям.
Вдвоем они подняли Яробора.
- Где я? - спросил степняк, приходя в себя и слепо озираясь. – Куда мы идем?
- Спасение уже близко, - приободрил его собрат. – Крепись.
- Скорей бы, а то очень больно…
Втроем они начали медленно спускаться по крутой лестнице. Яробор, хотя и пытался идти сам, спотыкался на каждом шагу. Горислав услышал, как Светозар перед обманчивой преградой шумно вдохнул, готовясь затаить дыхание, и так же облегченно выдохнул, когда препона осталась позади.
Яробор всю дорогу дышал с хрипами и, похоже, совсем не видел, куда его ведут. У подножья он тяжело опустился на последнюю ступень.
- Мы совершили переход через пространство, - отметил Светозар и посмотрел наверх, где в зазеркалье виднелось слабо освещенное начало лестницы, свод храма тонул в темноте. – Определенно, путь мы сократили.
- Пришли уже, да? А то с вашими переходами я чего-то проголодался, - признался Горбуль и взлетел.
- Стой! Ты куда?
- Я на разведку.
- Шкуру он свою спасает. Трус, - презрительно процедил сквозь зубы Яробор, узнавший Горбуля по голосу.
- Во-первых, у меня нет шкуры, - отозвался вестник. – А во-вторых, за труса можно и схлопотать… Но я слабых не трогаю. - Вот у кого можно поучиться куражу! Если верить пословице «наглость – второе счастье», то Горбуль должен быть счастлив, как никто на земле.
- Я до тебя еще доберусь, гаденыш, - прошептал степняк, но вестник уже вылетел в маленькое окно, расположенное под самым потолком. Хлопанье крыльев удалилось.
Горислав подобрал свой нож. Потом стал складывать обратно в переметные сумы высыпавшееся из них содержимое.
- Будем ждать шевий? – спросил он.
- Подождем немного ради приличия, - отозвался Светозар, занятый изучением обстановки.
Зал был полностью вырублен в скале, вместе с длинными рядами колон вдоль стен, никаких следов кладки. В узкие окна под сводом лился чистый солнечный свет, более яркий чем на болоте. Лучистые потоки скрещивались и падали на пол, в их в косых снопах кружились и плясали пылинки. Над чашами курильниц в противоположном конце зала вился белый дымок – свидетельство того, что недавно кто-то зажег здесь благовония.
Между курильницами у стены стоял белый валун, в половину человеческого роста с горящими письменами на одной из сторон.
- Горик, что там написано?
- Сейчас гляну, - книговед свалил сумки в одном месте. – Где надпись?
- Не надо, - остановил его Светозар, возвращаясь быстрым шагом обратно к лестнице. – Хозяйки идут.
***
- Ну вот! Мрак исчез, – возвестил Светозар, хотя его спутники сами все видели. - Это даже лучше, чем тропинка!
Он выдернул шест, торчавший у самого берега, и проверил плиту на устойчивость.
- Твердая, не шатается, - он прошел немного вперед, чтобы убедиться в надежности настила. - Хоть одежда сухой останется, а ноги мы все равно промочили.
- Но можно ли? – засомневался Горислав. – Мы же черное колдовство использовали.
- Можно. И нужно, - Светозар вернулся на берег. – Пойдем, Ключи заберем.
- Но если мы их вынем, вдруг мост исчезнет?
- Увидим. Знаешь же, что Ключи нельзя оставлять! – вель остановился, не узнав свое оберегаемое сокровище. Мерцание обычно заключенное внутри выплеснулось наружу. Он осторожно протянулся руку, и ключ словно узнав своего владельца, вылетел из стены и лег на ладонь веля. – Гать никуда не денется. Тот, кто это придумал, все рассчитал. – Он спрятал ключ в сумку на поясе.
Горислав недоверчиво потянулся к своему ключу. Он никогда не думал, что между ним и хранимой им волшебной вещью существует некая связь. Ведь он простой книговед, в отличие от благородного Светозара…
Связь была. Как иначе объяснить, что ключ, продолжая рассыпать вокруг себя голубые искорки, медленно вышел из углубления? Его ничто не поддерживало. Он парил в воздухе, как пушинка, и мерцал. Книговед едва успел его подхватить, когда тот неожиданно перестал играть и упал, как отпущенный.
Погруженный в свои мысли, он едва не столкнулся со Светозаром.
- Ты пойдешь первым, - сказал вель, протягивая шест.
- Но я же… А если…
- Надо, Горик! Тащить Яру на себе ты все равно не сможешь.
- Вдруг в болоте обитают чудовища, как в Провале? – принялся нагонять на себя страх Горислав.
- Вдруг ноги у человека не раздвоились бы, что было бы? – буркнул вель. – Мы должны идти дальше. Это наш единственный путь. Оставаться здесь нельзя. И возвращаться назад в Менялово глупо… после всего. Давай, делай, что должен!
- Помолиться бы на дорожку, – проронил Горислав, помешивая шестом грязь на плите. Он нашел причину для того, чтобы еще ненадолго задержаться на берегу.
- Хочешь молиться - молись быстрей. Надо спешить, - Светозар подставил плечо Яробору.
- В последние дни, я так часто обращался к богам с ничтожными просьбами, что даже не знаю, удобно ли опять просить их о вспоможении, - глядя в серое небо, торопливо признался книговед с мученическим выражением на лице.
С тех пор как его жизнь круто изменилась, он стал частенько думать о божественном участии в своей судьбе. Он верил, что боги не оставят его в беде.
Нельзя ему теперь без веры…
- Хорошо, - произнес догадливый вель. - Я за тебя помолюсь. Мне боги не откажут в помощи.
- Буду тебе очень признателен.
- О, великие, пресветлые боги! – громко произнес Светозар. - Обращаюсь к вам по праву сыновьему и воинскому! Охраните наш путь, и да не оставьте в трудный час нас без покровительства. На вас уповаю. Заранее благодарю. Давай, Горик, двигай уже. Боги с тобой.
- А если…
- Довольно препираться! - потемневший взгляд веля, весь его вид говорил, что лучше не спорить с ним. – Вперед! Живо!
- Уже иду, – Горислав ступил на плиту. Его нога, по щиколотку увязшая в грязи, ощутила твердость. Содрогаясь при виде шевелящихся пиявок, он неуверенно дошел до края первой плиты и уперся шестом в следующую, так же прочно стоящую.
«Я не трус! Я не трус, - мысленно твердил он себе, словно заговаривал источник страха. – Боязнь, прочь из сердца».
Он знал, что достаточно собраться духом, взглянуть на происходящее разумно и… оцепенение отпустит. Ах! Если бы еще так просто было это сделать. Ведь страх - он внутри, а не снаружи. Слаб человек, но испуганный - слабее вдвойне.
Казалось, Горислав нашел в себе силы, чтобы двигаться вперед, однако, на самом деле, его движущей силой было отчаяние и робость перед велями.
Он быстро приноровился выполнять возложенную на него обязанность, тем более что она была не так уж сложна: всего-то орудовать шестом. Благо, поверхность плит чуток бугрилась, поэтому идти было не слишком скользко. Скоро его шаг стал более твердым, движения проворными. Он старался не обращать внимания на пиявок. Пусть они имели пугающий омерзительный вид, но, вынесенные на поверхность, сделались беспомощными. Он не хотел думать о своих дырявых сапогах, потому что думать о мокрых ногах среди болота поздно. Или еще рано? В общем, несвоевременно.
Гнетущую тишину нарушали бульканье, всплески, но более всего отчетливо слышались тяжкие вздохи Яробора. Поэтому книговед мог не смотреть назад, дабы убедиться, что его спутники не отстали. Уставший и продрогший, он тупо, как заведенный, шел вперед. Он держал шест наперевес, прижимая его к себе локтем, или толкал перед собой, пропахивая борозду в иле, которая, впрочем, тут же затягивалась.
***
Хранители миновали равнинную полосу, местами вздыбленную обманчиво твердыми зелеными взгорками, расцвеченную рыжими пятнами мха и черными кляксами воды. Стали все чаще попадаться холмики, окруженные камышом и поросшие кустарником. Гать вела дальше, по открытой воде, поверхность которой была затянута ряской.
Горислав, тыкая шестом в плиты под толстым слоем тины, размышлял над тем, что будет, если одна из частей моста застряла на дне и не поднялась. И, как уже случалось во время тяжелых испытаний, представлял себе картины своей гибели. Словно прочитав его мысли, Светозар спросил:
- Горик, ты плавать умеешь?
- Нет, - ответил он, не оборачиваясь.
- Ничего, научишься.
- Я боюсь воды.
- Думаю, кики каким-то другим путем ходят к шевьям, - сменил тему разговора вель. - Об этой гати они не знают. Не могут знать.
- Конечно. Это путь избранных. Да и откуда у кик волшебные ключи?
- Зарянь, оставь меня здесь, - попросил Яробор. - Я чуток отдохну и догоню вас.
Горислав остановился и оглянулся. Вели находились на соседней плите. Яробор, повисавший на плече собрата, имел жуткий вид, краше в могилу кладут: бледное лицо перекошено, все в пятнах, и круги черные вокруг глаз.
- Давай, поторопимся, Горик, покуда Яре не стало совсем худо. Вон, уж лихоманка на него напала.
- Шевьи должны знать противоядие от кувшинок. Они непременно помогут Яре, - Горислав произнес вслух то, о чем вель подумал, да не сказал.
Только до шевий еще надо было добраться. И неизвестно, как они встретят не прошеных гостей. Какие там у них законы? Может, они имеют право, отказаться лечить пришельца? Скажут, мол, ни мы к вам, а вы к нам проперлись, хотя вас никто не звал сюда.
Шевьи-то не особо поддерживали отношения с людьми. Огородились почему-то после Великой битвы. Знать, на то была причина. Может, они затаили давнюю обиду на людей или великанов? Вдруг за ту обиду потребуют держать ответ? Только, вот, нынешние великаны ведать ничего не ведают о делах давних…
- Горик, что думаешь о змеином народе? - спросил Светозар, словно прочитав его мысли. – Чего нам ждать?
Книговед приостановился.
- Горик, ты не стой. На ходу рассказывай.
- В Прошлом хорошие были отношения, - начал он издалека. - Добрые, дружеские… Я тебе еще не говорил, что купил в Тиховине у Голуба Памятную о Великой Битве, писаную на металле, – он оживился. - В ней содержится подтверждение, что Провал наколдовал Злыдень! Но крепость не разрушилась, благодаря волшебству шевий. Потом они создали хрустальный мост и проход через Скобленки.
- Почему-то именно так я и подумал, – Светозар ерничал. - Кто, как ни шевьи, мог сотворить мост на небе…
- В преданиях сказано, что шевьи уже рождаются зрячими и знающими многие тайны.
- Как у них общество устроено? Как они живут, кто ими правит? Кто судит?
- Не знаю. Правда, заметил одну странную вещь. Похоже, волшебным даром у них обладают только женщины.
- Их женщины не покидают свои владения. Торговлей у них занимаются шевяки.
- Сейчас занимаются, а как было в Прошлом, точно неведомо. К сожалению, большинство письменных памятников было утеряно и уничтожено в Смутное время, а в Темные века многое забыто. Вы сами могли убедиться, что нынче, чем дальше на восток, тем меньше известно о змеином народе. Зато по мере приближения к их владениям, мы узнавали о них все больше нового.
- Судя по всем этим рассказам, шевьи - существа притягательные, но опасные, - поделился Светозар своими выводами. - Синеок говорил, что у них очень красивые голоса, чтобы услышать их волшебное пение, мужчины готовы отдать жизнь.
- Да, мне знакомо это предание, - Горислав улыбнулся при мысли, что он осведомлен лучше спутников, благодаря товарищу-книговеду, который ходил на рынок за купеческими байками. - Но, скорее всего, в его основе лежит желание отречься от суетного бытия, избавиться от человеческих забот и обрести блаженство. Сам понимаешь, мы часто выдаем желаемое за действительное.
- Тогда какие предания можно считать правдоподобными?
- Не возьмусь утверждать что-то однозначно… и, вообще, я мало интересовался шевьями. Раньше их страна была для меня далекой и недосягаемой. Теперь оказалось, змеиный народ отгородился от нас… и этой своей нарочитой обособленностью они словно говорят: «Люди! Оставьте нас в покое». Не разбираюсь в торговле, но, по-моему, в ней большую выгоду получают люди, нежели шевьи.
- Почему они отгородились? Была для того причина?
- Шевьи не враждовали с людьми. Во всяком случае, мне о том ничего не известно. Согласно широко распространенному устойчивому поверью, в древности шевьи принимали человеческий облик и жили среди людей, но когда кто-то догадывался об их истинном происхождении, они исчезали. Есть предание, что если завладеть какой-нибудь вещью, принадлежащей шевье, можно просить об исполнении любого желания. Не знаю, правда ли, но слышал, шевьи даже становились женами людей и рожали детей, однако подобные брачные союзы были недолговечными.
- Горик, как думаешь, они могли за что-то обидеться на людей? – спросил Светозар.
- Люди и шевьи – разные. Шевьи ведут иной образ жизни. Они не имеют семьи… в привычном для нас понятии.
- Что значит, «не имеют семьи»? А как же они производят потомство?
- Голован Верховат, мой наставник, рассказывал, что у шевий свободные любовные отношения. Если человек ценит прежде всего верность своего возлюбленного или возлюбленной, то шевьи…
- Развратны, - подсказал Светозар.
- Не стал бы так говорить, - возразил Горислав, хотя именно так и подумал, но было неразумно оскорблять народ, по земле которого они шли. Вдруг шевьи услышат? – Такого понятия, как любовная измена, у них попросту не существует. Они влюбчивы, страстны и непостоянны.
- Замечательно - прохрипел Яробор.
- Не разговаривай, Яра, береги силы, - заботливо обратился к нему Светозар. – Выходит, шевьи склонны к прелюбодейству?
- Разве к богиням применимо подобное определение? Я-то думал, что прелюбодейство - один из человеческих грехов, - глубокомысленно заметил Горислав. – С другой стороны, следует ли считать грехом то, что обществом – в данном случае, змеиным народом - не порицается? У шевий-то по данной части нет запретов. Если брачные союзы не заключаются, и никто никому не клянется в верности…
- Не пустословь, по делу говори.
- О чем?
- Хочу понять, почему шевьи отгородились от людей. Только из-за разных взглядов на семейные отношения?
- Чушь! Они же как деи. Вольные. Кто им может что-то запретить? Если только они сами не захотят подчиниться… Да и вообще, чихали они на людские законы, - спохватившись, Горислав обернулся к Светозару. Не обиделся ли? Ведь законы для людей придумали великаны… Однако вель сосредоточено смотрел себе под ноги. - Хотя, возможно, шевьи огородились, чтобы не смущать людские умы, из уважения к нашим законам, - попытался он исправить свою оплошность, - кои сочли справедливыми и необходимыми для человеческого общества. Не мудрствуя лукаво, шевьи рассудили, что так будет лучше для всех.
- Хорошо, коль так, и не было никаких серьезных причин для размолвки, - произнес вель. - Иначе трудновато нам придется.
- Ты думаешь, они откажутся помочь Яре? Не может быть, чтобы шевьям было чуждо милосердие! Даже если питают некоторую неприязнь к людям, разве они не помогут благородному? Тот, кто обладает великими знаниями, должен быть снисходительным к тем, от кого тайны сокрыты. Да, наша наука и опыт значительно уступают их знаниям, приходится это признать… к немалому сожалению. Многие великие начинания в науках, кои могли иметь великое будущее, почему-то не получают развития из-за отсутствия к ним интереса у большинства людей. – Случалось, Горислава прорывало, когда речь заходила о науке. – Многие открытия забываются, а древние знания - те, что передаются по наследству - умирают вместе с их обладателями. Божичи, если не находят учеников среди равных, ни с кем не делятся своими тайнами. Шевьям, вероятно, удалось сохранить тайные знания в полном объеме. И как бы эти знания не преобразовывались, изначально они - добрые, так как получены от Трижды Великих.
- Суть ясна, - пресек его рассуждения крайницкий вель. - Только вдруг окажется, что шевьи имеют иные соображения на этот счет.
- Нас можно презирать за суетность, мелочность, но, имея все возможности, жестоко не оказать помощь раненому. Хуже того, это… Это умышленное убийство! По каким бы законам они не жили, должны различать Добро и Зло.
- Горик, заткнись! Меня уже тошнит от твоей болтовни, - выдавил Яробор.
- Да, Горик. Помолчи. Про умышленное убийство, ты, конечно, зря.
Горислав уже сосредоточился на своих мыслях, когда Светозар сказал:
- Вот, ты помянул про добро и зло… Если шевьи такие всемогущие добрые волшебницы, то почему никак не борются со Злыдой?
- Может, нас ждут, – робко предположил книговед.
- О! Горик, гляди-ка, похоже, впереди дома. Неужели, добрались…
***
Вскоре хранители ступили на твердую землю и прошли под аркой ворот на берегу. Сооружение, которое они поначалу приняли за жилище шевий, оказалось древним храмом, давно заброшенным и поросшим понизу мхом. Его центральная часть, грубо обтесанные стены, куполообразный свод и глубокая купель, ныне заполненная болотной водой, сохранились полностью, благодаря тому, что были выдолблены внутри скалы. Преддверия же по четырем сторонам света разрушились и лежали перед зияющими проемами бесформенными грудами камней.
Надежда на скорую встречу с шевьями таяла.
Крошечный островок, на который их привела волшебная гать, был необитаем, но хуже, что путь назад был отрезан - плиты исчезли, погрузившись обратно в болото.
Обход острова много времени не занял. Светозар не обнаружил ни следов живых существ, ни кострищ, ни пней от срубленных деревьев. Даже дорожка, которая должна была вести от арки ворот на берегу к храму, заросла.
Отчаянию хранителей не было предела.
- Мы найдем выход, с острова, - прошептал Горислав, больше для самоуспокоения, чем из-за действительной веры. – Мы всегда находили выход! Хотя шли дорогами, о которых не знал никто из живущих ныне. И ведь не было еще такого, чтобы не прошли.
- Все случается в первый раз, Горик, - проскрипел Горбуль.
- И это вместо слов поддержки!
- Хорошо. Кто ищет, тот всегда найдет, - исправился вестник.
- Горбуль, почему у меня иногда создается впечатление, что ты говоришь меньше, чем знаешь? Или попусту мелешь несусветную чушь, – вступил в разговор Светозар. - Не пойму я, ты с нами или против нас?
- У меня глаза там же, где у вас, значит, я вижу ровно столько, сколько видите вы, – вестник пожал плечами и хотел спрятаться, но вель схватил сумку за лямку и вместе с книговедом потянул к себе.
- Ты, давай, не прикидывайся! – он бесцеремонно запустил руку внутрь, однако Горбуль каким-то образом выскользнул наружу, взлетел и сел на перекрытие храма.
- Зарянь, ты чего, теперь Ярика заменяешь по части ругани? – спросил он сверху.
- Нет, я сейчас раздолбаю эту деревяшку хренову, – Яробор, мертвенно бледный, с посиневшими губами, сидевший на груде камней у входа, сделал попытку подняться. - Слышь, недомерок? Устрою из тебя погребальный костер!
- Ой, боюсь-боюсь, - отозвался Горбуль мерзким голоском. – Чья бы мычала! Велик недобитый. Как бы раньше для тебя не пришлось костер устраивать.
При этих словах Горислав вздрогнул и суеверно прошептал: «Типун тебе на язык». Светозар прикрикнул на вестника:
- Не каркал бы ты, горбатый!
- Взял бы этого вреднючку и вытряс из него дух… или что там у него, – погрозил степняк слабым голосом.
- Бе-бе-бе, - передразнил его вестник, свесившись вниз головой. – Толку-то, что вы лес прошли! Навстречу своей погибели торопились. Здесь и перемрете, несмотря на то, что двужильные. Там, в лесу я думал: «Вот сгинут они, и останусь я один-одинешенек. Буду сиротинушка по свету шляться». Но сейчас думаю, что ничего, как-нибудь и без вас обойдусь. Ой! – Горбуль увернулся от руки подпрыгнувшего Светозара и благоразумно перебрался на место повыше.
- Что вы ругаетесь? Болотного яда надышались, что ль? Нашли время ссориться, - пристыдил своих спутников книговед.
Светозар сильно напугал его, когда, схватив за грудки и притянув к себе, пытливо вгляделся в лицо. Взгляд веля, мало того, что потемнел, был будто пьяный.
- Тебе-то что за дело? – он приподнял книговеда над землей. – Кто ты такой, чтобы нам указывать?
- Светозар, ты не отдаешь себе отчет в своих поступках, - пролепетал Горислав. – Не ведаешь, что творишь… Отпусти меня! Пожалуйста!
Когда вель неожиданно разжал тиски, книговед едва удержался на ногах. Краем глаза, он увидел то, что отмело всякие сомнения.
- Светозар, ты отравлен, – произнес он, стараясь, чтобы голос звучал как можно более твердо. – Посмотри на перстень!
Великан по-бычьи мотнул головой и посмотрел на свое кольцо со змеиным глазом: черточка-зрачок расширилась в два раза.
- И, правда, - проворчал он. – Вот напасть! Только этого не хватало…
- Помнишь, Первыч предупреждал, говорил, что если не кувшинки, то сами друг друга поубиваете…
Светозар грозно свел брови, но удержался от грубости, переборол низменный позыв выразить свое неудовольствие насилием. Узнав правду, он не позволил ярости заглушать рассудок.
- Не понимаю, - произнес он. – Почему на меня действует яд кувшинок? Мои раны маленькие, много отравы через них попасть не могло. Мой житоч давно должен был ее обезвредить! А сознание туманится… Как думаешь, тут священная земля?
- Явно была таковой, когда шевьи возводили храм.
Светозар сел, потом лег и вытянулся в полный рост.
- Не знаю, чего я взбесился. Хорошо, что ты перстень заметил. Вроде, отпускает меня… Значит, сохранилась святость в земле. Буйство проходит. Ты – молодец, несмотря на то, что…
- Слабак? Говори, я не обижусь.
- Простой смертный.
Горислав бросил на Светозара пристальный взгляд – уж не льстится ли вель? - но тот озабоченно поглядывал на Яробора, который сидел с закрытыми глазами, привалившись к стене. Его дыхание было тяжелым и порывистым.
- Совсем плох, - прошептал Светозар.
- Но ведь ты дал ему противоядие. Разве оно не поможет?
- Я дал ему средство для очищения крови, но пока не заметно никаких улучшений. Должно быть, у кувшинок очень сильный яд. Это только в сказках бывает живая водица, исцеляющая от всех недугов сразу. В действительности, для каждой хвори готовится свое лекарство по определенному составу. Но вели не болеют, и яды на них не действуют. По крайней мере, не убивают.
- Значит, нам остается только ждать? – Горислав бросил тревожный взгляд на веля-степняка, и прямо у него на глазах тот качнулся и скатился с груды камней. Упираясь руками в мох, он встал на колени и тут же, совсем лишившись чувств, рухнул.
Светозар заботливо уложил собрата под стеной.
- Будь с ним, - сказал он книговеду, подбирая брошенный шест. – Я еще раз обойду остров и промерю глубину у берега.
- Яра умирает, да? – спросил Горбуль с каменного ската купола, когда вель ушел.
- Противный ты, Горбуль!
- Да, я знаю! Но ничего не могу с собой поделать. Как люди ко мне, так и я к ним. Ярик вообще хотел меня сжечь, как полено какое-нибудь! Я тоже обижаться умею.
- Лучше бы ты научился прощать.
- Ой, только не надо читать мне проповеди!
Горислав покосился на темный проем храма.
- Слушай, Горбуль, будь другом, присмотри за Ярой. Хочу еще раз осмотреть святилище. Может, надписи или знаки какие найду.
- Иди, - проронил вестник с безразличием. - Кто тебя держит?
- Позовешь, если что, - наказал он, перебираясь через груду камней.
Внутренне пространство храма было небольшим, шагов десять в поперечнике. В нем было ни углов, ни одной прямой линии. Никаких отверстий в стенах, кроме дверных проемов, не имелось, какие-либо ниши отсутствовали. В середине находилась круглая купальня, огороженная низким бортиком, со ступенями с восточной стороны. О ее глубине судить было трудно, потому что зеленовато-желтая вода сохраняла прозрачность на пару локтей, а дальше ничего не просматривалось.
Горислав обошел зал по кругу, но не обнаружил ни одной надписи на стенах, кроме высеченных над выходами знаков земли, воды, воздуха и огня. Хотя символы относились к волшебному письму, он знал их значение, благодаря своему путешествию на Возбранку.
В проеме он увидел Горбуля, который сидя на переметной суме, доедал колбасу.
- Ты хочешь нас совсем без еды оставить? – возмутился Горислав. – Совесть поимей!
- Шевьи вас накормят.
- Твои бы слова да богам в уши. Откуда знаешь?
- Так, предполагаю. Или помрете тут от голода.
- Может, здесь рыба водиться, - тоже предположил Горислав.
- Толку-то. Из нас четверых, только Яра знает заговор на рыбу, а он, вон, валяется без чувств.
- Все! Молчи. Не желаю тебя слушать.
Горислав отвернулся от вестника и заметил, освещенные косыми лучами, падавшими из западного входа на бортик, с которого отвалился пласт мха, две буквы древнего письма. Мшистый покров содрал кто-то, он или Светозар, когда заглядывал в водоем.
Вооружившись ножом, книговед немедля приступил к расчистке камней и уже скоро прочитал «доброе сердце». Определив, направление надписи, он перешел к ее началу и продолжил свое занятие. Не требовалось соскабливать мох со всего бортика, поскольку высота надписи была с пядь, и шла одной строкой. Хотя Горислав, местами соскребал мягкую зелень и выше и ниже высеченных букв, чтобы убедиться, что ничего пропустил.
Подобную замысловатую вязь, выполненную на камне столь же великолепно, просто волшебно, он видел лишь один раз в жизни – на печати, запиравшей вход в пещеру на Возбранке. Резчики путеводных камней пусть обиженно сопят в сторонке.
Наконец Горислав мог перевести послание на бортике.
- «Да будут чисты помыслы, светла душа и добро сердце всякого входящего в Первое Место на Земле», - положив нож на бортик, он полез в сумку за своей книжицей. – «Входящего»… Через купель, что ли?
Высказав догадку, он заглянул через край. Случайно задетый нож, соскользнул в воду, и мало того, что не булькнул, так и не оставил после себя следов. Звякнул где-то в глубине…
- Неужели?
Книговед, на четвереньках, как был, подполз к лестнице, ведущей вниз, лег на мох и, протянув руку к гладкой поверхности, погрузил ее в воду…
Да! Это ощущение было ему знакомо. Ладонь, встретив слабое сопротивление тонкой волшебной препоны, прошла сквозь нее и оказалась в пустоте. Прозрачная пелена, сотворенная, по осязательным ощущениям из воды, обманывала зрение.
Хранители на своем пути встречали много необычного и необъяснимого: памятники великого прошлого земли, воплощения непостижимых замыслов, творения несравненного волшебства. Но почему-то почти все свидетельства могущества древних волшебников были надежно скрыты от людских глаз. Все чудеса – небесный мост, пирамида в Провале, завесы в Скобленках, Зачарованный лес - начинались там, где кончался мир людей…
И вот снова, вдали от всех людских путей-дорог - чудо дивное…
С виду жидкость, а на самом деле, тонкий слой воды, невесть как, растянутый между стенками купели, ровненько, без морщинок и складочек. И не поддерживается ничем, кроме воздуха. И за многие века пелена не исчезла, ни прорвалась, ни лопнула…
Ум за разум заходил, при попытке постичь природу чуда. Ход мыслей разлаживается потому, что не заложено в человеческом уме основ для приятия подобных явлений, не с чем ему сравнивать. И как следствие, от непонимания возникает страх. Но еще больший ужас охватывает при думе о создателе чуда, кое сотворено из вещей самых привычных, но не приспособленных для того, чтобы из них строить, что бы то ни было. Если неизвестный волшебник сумел воду натянуть как простынку, дабы она загораживала путь, но притом не мешала проходу, то есть ли предел его возможностям?
Горислав, оперся руками о ступени и приблизил лицо к поверхности волшебной пелены. Зажмурившись и затаив дыхание, он окунулся…
Открыв глаза, он увидел длинный полутемный зал и втянул терпкий аромат благовоний. В помещении было тихо, и никто не двигался. У подножья лестницы, лежал его нож.
Книговед вынырнул, отполз он купели и, вскочив на ноги, бросился наружу.
- Заряня! – радостно закричал он.
- Чего орешь? – Светозар с фляжкой в руке стоял на коленях возле Яробора, который с влажным от пота лицом и пеной у рта, метался в горячке, бормотал что-то, кого-то звал. Его глаза были открыты, но вряд ли видели что-то вокруг. Он то улыбался, то хмурился, прогоняя рукой бредотного призрака.
- Как он? – спросил книговед, потрясенный видом страдающего веля.
- Лихорадка пришла не одна, с ней ее сестры – Огневица и Знобья, и Сухота, небось, тоже. А ты чего такой мокрый?
- Я нашел вход! Пошли скорей.
- В храме? – Светозар уже собирался.
- Да. Лестница в купели ведет в храм шевий.
- Тоже заброшенный?
- Там благовония курятся. Правда, лестница немного крутая… Но не очень длинная.
- Возьми сумки. Мне придется тащить Яру на себе.
Горислав быстро подхватил переметные сумы и забросил их в храм.
- Я помогу тебе перенести Яру через завал.
Великан от помощи не отказался. Вдвоем они внесли Яробора в храм, вместе с Горбулем. Тот спрыгнул с крыши ему на грудь, когда того протаскивали в проем.
- Может, сначала я схожу на разведку? – предложил Светозар, задумчиво поглядывая на гладкую поверхность в купели. – Была у меня мысль, что там ход, но думал, что затопленный.
- Вместе пойдем, - ответил Горислав. Он не хотел оставаться, ни один, ни с Яробором, ни вообще на острове. - Если нам суждено сгинуть…
- Вчетвером, - подал голос Горбуль.
Горислав собрал сумы и самоотверженно вошел в купель. Светозар ни словом, ни движением не попытался его задержать. Спустившись до середины лестницы, он бросил свою ношу, и вернулся к велям.
Вдвоем они подняли Яробора.
- Где я? - спросил степняк, приходя в себя и слепо озираясь. – Куда мы идем?
- Спасение уже близко, - приободрил его собрат. – Крепись.
- Скорей бы, а то очень больно…
Втроем они начали медленно спускаться по крутой лестнице. Яробор, хотя и пытался идти сам, спотыкался на каждом шагу. Горислав услышал, как Светозар перед обманчивой преградой шумно вдохнул, готовясь затаить дыхание, и так же облегченно выдохнул, когда препона осталась позади.
Яробор всю дорогу дышал с хрипами и, похоже, совсем не видел, куда его ведут. У подножья он тяжело опустился на последнюю ступень.
- Мы совершили переход через пространство, - отметил Светозар и посмотрел наверх, где в зазеркалье виднелось слабо освещенное начало лестницы, свод храма тонул в темноте. – Определенно, путь мы сократили.
- Пришли уже, да? А то с вашими переходами я чего-то проголодался, - признался Горбуль и взлетел.
- Стой! Ты куда?
- Я на разведку.
- Шкуру он свою спасает. Трус, - презрительно процедил сквозь зубы Яробор, узнавший Горбуля по голосу.
- Во-первых, у меня нет шкуры, - отозвался вестник. – А во-вторых, за труса можно и схлопотать… Но я слабых не трогаю. - Вот у кого можно поучиться куражу! Если верить пословице «наглость – второе счастье», то Горбуль должен быть счастлив, как никто на земле.
- Я до тебя еще доберусь, гаденыш, - прошептал степняк, но вестник уже вылетел в маленькое окно, расположенное под самым потолком. Хлопанье крыльев удалилось.
Горислав подобрал свой нож. Потом стал складывать обратно в переметные сумы высыпавшееся из них содержимое.
- Будем ждать шевий? – спросил он.
- Подождем немного ради приличия, - отозвался Светозар, занятый изучением обстановки.
Зал был полностью вырублен в скале, вместе с длинными рядами колон вдоль стен, никаких следов кладки. В узкие окна под сводом лился чистый солнечный свет, более яркий чем на болоте. Лучистые потоки скрещивались и падали на пол, в их в косых снопах кружились и плясали пылинки. Над чашами курильниц в противоположном конце зала вился белый дымок – свидетельство того, что недавно кто-то зажег здесь благовония.
Между курильницами у стены стоял белый валун, в половину человеческого роста с горящими письменами на одной из сторон.
- Горик, что там написано?
- Сейчас гляну, - книговед свалил сумки в одном месте. – Где надпись?
- Не надо, - остановил его Светозар, возвращаясь быстрым шагом обратно к лестнице. – Хозяйки идут.
***
Tannit:
07.11.20 11:35
» Глава двадцать третья - 1
Глава двадцать третья, о стране змеиного народа и волшебстве малом и великом«С первых веков - шевьи самые мудрые на земле. Постигли они все тайны природы, даже о Творении ведают так, будто воочию узрели все деяния Трижды Великих. Ни один другой народ на свете не наделен большим могуществом.
Живут среди змеиного племени великие чародейки, кои способны превращаться, по собственному желанию, во что угодно; чарами своими они излечивают безнадежно больных и оживляют мертвых. Однако, пользуя свой дар во благо, шевьи не распыляют его, как и силу свою без нужны не применяют.
Доведется человеку встретить шевью-чародейку, прежде чем спросить ее о чем-либо, пусть подумает, насколько важен для него ответ. Ибо правда может оказаться страшной и отвращающей, такой, какую лучше не знать», Книга о земных народах и разнице между ними.
Из-за колонн выступили шевьи и неспешно направились к гостям. Издали их можно было принять за обычных женщин в необычной одежде. Их облегающие наряды с длинными шлейфами поблескивали и рассыпали разноцветные искры, кружевные вуали, накинутые на высокие прически, серебристыми облаками окутывали головы и плечи.
- Здравствуйте! Мир вам! – голос Светозара гулко прокатился под сводами.
Приветствие осталось без ответа.
- Завет знают все, но у этих было предписание. Долго они шли, – прошелестела одна на древнем языке. Она говорила негромко, но ее голос был отчетливо слышен. – И пришли только трое.
- Одному - больно, другому – страшно, - отозвалась ее подруга. - А третий…
- Третий – твердыш. Не поймешь, что у него на уме.
Рассекая столпы света, шевьи не шли, а как будто плыли, их нижние конечности отчасти были похожи на человеческие ноги, однако ничто не выдавало чередование колен.
- Чуешь запах пернатого змея?
- У них еще что-то есть, какие-то волшебные вещи, кроме ключей, - они продолжали беззастенчиво обсуждать гостей.
- Зачем благородные взяли с собой простого смертного?
Горислав попятился, когда о нем заговорили, и спрятался за спину Светозара.
- Что они говорят? – спросил вель.
- Они все о нас знают, - пояснил он смысл шепота хозяек.
- Они понимают человеческий язык?
- Могу перевести. Ой! – Горислав вздрогнул, когда Яробор, ища опору и желая подняться, схватил его за руку.
- Многоуважаемые, - обратился к шевьям Светозар, – просим прощение за свое вторжение. Нас привели сюда чрезвычайные обстоятельства.
- Они ждали наш, то есть ваш приход. Знают о завете Великих воинов и Пути Ключа, - книговед избавил спутника от необходимости объясняться.
- Мы здесь, хотели вы того или нет, - Светозар расправил плечи. - Мне ваши законы не ведомы, и если у вас принято держать гостей на пороге, я не сдвинусь с места. Об одном прошу - помогите моему брату. Он нуждается в лечении.
- Мне уже лучше, - прохрипел Яробор, поддерживаемый товарищами. Его пошатывало. Лицо было белым, как простыня, губы синими, а круги вокруг глаз - черными. – Пустите меня, я не упаду.
- Какой бойкий, - шевьи перешли на понятную речь. Оказывается, они все прекрасно владели языком людей. Даже более того…
- Он пропитан ядом насквозь, - от их зловещего шипения бежали мурашки.
- Жаль, если он навсегда впадет в беспамятство. Или помрет… молодой. Красивый.
Уже можно было рассмотреть внешность хозяек. В их облике сочетались человеческие и некие звероподобные черты, что ничуть не портило впечатление. Казалось необычным - да, но отнюдь не безобразным. Височные кости выступали небольшими дугами и гранили лоб, ломали линию бровей, придавая взгляду надменно-удивленное выражение. Глаза с вертикальными зрачками, расширенными в темноте – большие круглые, немного выпуклые - были наполнены прозрачной зеленью. На верхних веках змеились тонкие рельефные волны. Тот же замысловатый рисунок из завитков и точек - естественный или искусственный - украшал виски и впалые щеки. Гладкая кожа сухо блестела.
- Вы ему поможете? – с надеждой спросил Светозар и снова не удостоился ответа.
Шевьи вышли из-под перекрещенных потоков света и остановились. В обманчивой полутени их лица стали похожи на маски, на которых выделялись клиновидные лбы, высокие скулы и острые подбородки. У одной лоб был гладкий, у другой - прорезан глубокой поперечной сладкой, выдающей возраст.
- Вот уж не чаяла увидеть снова живого божича, - произнесла старшая. - И полуживого тоже…
- Ха! Это я-то полуживой? – вель-степняк качнулся, закатил глаза и рухнул.
- Нет, - шевья покачала головой, - скорее полумертвого.
- Вы - великие знахарки. У вас должно быть противоядие, – Светозар опустился на колени рядом с собратом и стрельнул грозным взглядом в хозяек.
- Вы выбрали не лучшее время для того, чтобы проверять свои силы, - упрекнула старшая, не пошелохнувшись. - Кики должны были вас предупредить. Вы видели, что луны всходят полными?
- Видели. Однако наше дело не может ждать.
- Неужто? К шевьям идут не за праздностью - что не ходок, то с важным и безотлагательным делом.
- Роса, право, они выполняют свой долг, – вступилась за гостей младшая. – Их путь и цель известны. За спасение всей земли радеют. Для всех народов стараются…
- Для всех… По пути благого помысла может вести не только непоколебимая вера, но и беспросветная глупость. Впрочем, одно другому не мешает.
«Вот тебе и шевьи, - подумал Горислав. - Тут хороший человек умирает, а они - то ли шутят, то ли вовсе издеваются».
- Вы должны ему помочь, – настаивал Светозар. – Пожалуйста.
- Гость, явивший без приглашения, не должен требовать у хозяев участия к себе, как исполнения своих желаний. Достоин ли гость доброго обхождения или нет, решает хозяин.
- Премного благодарен за поучение, почтенная. Осознаем свою ошибку. Оплошность наша в том, что мы следовали наказу Великих воинов.
- Сам не знаешь, зачем к нам пришел.
- Знаю! За помощью великих волшебниц. И надеялся на иной прием. Уже начинаю сомневаться, так ли вы добры и справедливы, как утверждает людская молва.
- Мы такие, какие есть. От твоих сомнений мы не изменимся и не будем думать о себе хуже, независимо от того, что болтают о нас люди.
- Роса, перестань. Наше знакомство и без твоих отповедей омрачено, – младшая снова призвала ее к благоразумию. – Они впрямь решат, что шевьи плохие и у себя на уме.
- Что там? - встревожился Светозар и, оттеснив Горислава к лестнице, потянулся к мечу. - Что происходит?
- Оставь оружие, - остановила его Роса. – Сестра идет…
- А ты говорила, что не успеет, - прошептала младшая на древнем языке.
- Все равно, она уже не так расторопна, как раньше.
- Твои ученицы тоже идут.
- Кто их сюда звал? Только этих вертиножек не хватало! Ну я им задам.
Горислав прислушался. Его проняло неясное беспокойство, когда он уловил какие-то непонятные звуки, те самые, что намного раньше насторожили Светозара. Он всегда спохватывался с запозданием, намного позже своих спутников. Иногда даже испугаться не успевал.
Пласты воздуха пришли в движение, и тяжелый дух курящихся благовоний сменился свежестью зеленого луга, облегчив дыхание. Пылинки в снопах солнечного света взбесились. Послышался сухой треск. Сначала тихий – он становился все громче и громче. Странный, неуместный звук… Так перегибается и ломается камыш под осенним ветром, так лопается и облетает шелуха, так бьется крыльями о стекло бабочка, так сыпется песок…
Чешуя? Уж не шелест ли это чешуи, возвещавший о приближении множества женщин-змей?
Шевьи выныривали из-за колонн и устремлялись к гостям. Они перемещались зигзагами, пересекая дорогу друг другу, похожие на стаю рыб в своих длинных, сверкающих одеяниях с хвостами, влачащимися по полу.
Ученицы Росы остановились перед гостями, выстроились рядком. С любопытством разглядывая пришельцев, они зашушукались, своим поведением напоминая человеческих девиц, собравшихся поглазеть на привозную диковинку, хорошо, что семечки не лузгали. В отличие от взрослых шевий, молоденькие были совсем неприглядны: страшненькие, нескладные, похожие на диких зверьков, одетых в платья.
- Ведите себя достойно, – прикрикнула на них Роса. – Явились без спроса, да еще повыпячивались.
Последней прибыла старая горбатая шевья.
- Двиньтесь, кривохвостые пустошипелки, - она растолкала девиц. - Надо ж, сколько сразу божичей пожаловало, а грязищи-то натащили…
- Приветствуем тебя, Сияющая Подобно Утренней Звезде, - старшая поклонилась. – Во всеведении нет тебе равных. Ты знаешь и замечаешь все, что происходит на земле.
- Вот именно! Сама не придешь - ни за что не позовете. Никакого уважения к старшим. Ох, эта нынешняя молодежь – погляди да брось.
- Да и старики уж невесть каки.
- Спрячь жало, Роса. Не излечишь боль, причиняя ее другим.
Сияющая Подобно Утреней Звезде уже давно отсияла и успела одряхлеть. Она олицетворяла собой саму древность – древность земли и своего народа. Лицо у нее было маленькое морщинистое, с запавшими глазами, коротким носом с ноздрями-дырками, тонкогубым ртом и костистым подбородком.
Подслеповато щурясь, она обвела взглядом хранителей и прошелестела на понятном языке:
- Не скажу, что мы рады вас видеть.
- Да мы сами уже не рады тому, - произнес Светозар, глядя в ее желтые, рассеченные змеиными зрачками глаза.
Неизвестно, как великану удавалось сохранять спокойствие, Горислава же охватывала оторопь всякий раз, когда шевьи переходили на свистящий шепот. Возможно, ему что-то подсказывала кровь предков, именуемая наследственной памятью? Простой человек всегда испытывал благоговейный трепет перед шевьями… Или внутренний голос нашептывал, что надо держаться настороже? Однако последний порой напрягал и без причины.
- Злыда знает, что вы здесь.
- Мы прошли через Болото-Жабье по дороге Мрака, - Светозар понял, что она имеет в виду.
- Ты тоже хранитель? – обратилась старая шевья к Гориславу.
- Угу, - пискнул тот.
- Дожили…
- Простите, так получилось, - прошептал книговед.
- Разойдитесь, не толпитесь тут, - велела старица и опустилась - укоротилась, будто растаяла - рядом с Яробором, не подававшим признаков жизни и, казалось, уже не дышавшим. Она повернулась ухом к груди веля, потом принюхалась, расширяя ноздри-дырки. При этом ее нижние конечности под широким подолом шевелились как пара змей - свивались кольцами, подрагивали, будто существовали сами по себе.
- Это же яд кувшинок, а не стрелы.
- Да, Яру покусали корни болотных растений.
- А я что говорю, – буркнула старица. – Не будь он божичем, сразу бы помер.
Выпростав из рукава узкую ладонь с тонкими костлявыми пальцами и черными, загнутыми крючками, звериными ногтями, она потрогала покрытый испариной лоб Яробора.
- С ним все ясно, - заключила она, вытягиваясь до прежнего роста.
- Что ясно?
- Все! – шевья показала в оскале острые звериные клыки. – Теперь отойдите дальше и не мешайте.
Она проделала руками плавные круговые движения, и Яробор воспарил. В полете он перевернулся лицом вверх и повис на высоте полторы сажени над полом. Без объяснений волшебница развернулась и направилась к выходу. Бездыханное тело веля полетело следом за ней, как привязанное. Девицы расступились, освобождая путь.
- Ползите за ней. Проводите, - строго приказала Роса, найдя повод спровадить учениц. – Поглазели - и будет.
Юницы без возражений отправились за Сияющей Подобно Утреней Звезде. Торжественность шествия портило то, что девушки непрестанно оглядывались и наталкивались друг на дружку.
Пока остолбеневший Горислав пытался хотя бы отчасти постичь чудо, свидетелем которого стал, Светозар подхватил с пола свою сумку.
- Нет, тебе туда нельзя, - остановила его Роса.
- Куда его забрали? – потребовал ответ вель. – Что с ним будут делать?
- Ты просил о помощи. Мы постараемся помочь.
- Постараетесь?
- Если еще не поздно.
- Яре так худо?
- Хуже некуда. Сестра попытается вернуть к жизни твоего собрата, - пояснила молодая шевья, имя которой не было названо. – Кроме нее, никто на земле не сможет его исцелить.
- Умеете вы обнадеживать страждущего.
- Всяк просящий да будет готов услышать отказ.
«И не поспоришь, - подумал Горислав. – Вот тебе - и сладкоголосые певуньи. Однако Велигрив назвал шевий великими волшебницами, способными оживлять мертвецов. Значит, так оно и есть. Они помогут Яробору, если не из милосердия, то для того, чтобы подтвердить само звание «великих волшебниц». Они его спасут!»
- Надеюсь, вы нам сразу сообщите. Огорчите или обрадуете… насчет Яры.
- Мы вас известим.
- Итак, вам известно, кто мы и какова цель нашего прихода, - обратился к ним Светозар. – Не сочтите за труд, почтенные, указать дорогу к вашим старейшинам или подсказать, к кому мы можем обратиться.
- Большой Совет вас выслушает, раз уж вы пришли, - неохотно произнесла Роса, будто одолжение делала. После такого ее ответа, уж и не хотелось ни о чем просить.
Светозар, тем не менее, продолжил, едва удерживаясь от того, чтобы не нагрубить.
- Какая снисходительность! Благодарю заранее, что вы все же соизволите нас выслушать. Вам, должно быть, известно больше нашего о том, что творит Злыда, о деяниях его, остающимися безнаказанными. И сила его день ото дня растет…
- Нам ведомо про делища Злыдины. На одной земле живем.
- Ведомо, - тихо повторил вель. – Может, вы знали о возвращении Исчадья Мрака с первого дня, с того мига, как он выбрался на свет божий. Однако делаете вид, что вас оно не касается. Вы не подсказали людям, даже тем, что обретаются с вами по соседству, ни одного способа, кои, я уверен, вам известны, как распознать злодеев и колдовство.
- Благородный, а укоряешь шевий как простолюдин смертный.
- Я и есть смертный. Не витаю в облаках… хожу по земле, живу среди людей.
- Прямиковая душа – да в разбежку пошла.
- Так вы тоже - без околичностей!
- Имеем право! Шевьи знали истину, когда люди еще не различали добро и зло. Недаром нас называют – «самые мудрые на земле с первых земных лет». Мы владели волшебными чарами, когда люди только учились складывать очаг. Мы живем в своем уделе. Разве мы кого зовем? Люди сами идут к нам. Идут, только когда им совсем худо. Вымаливают слезно, кто исцеление, кто отпущение грехов. В другое же время и не вспоминают о нас вовсе.
С Росой было сложно вести переговоры – она перечила каждому слову. Если все шевьи такие, то искать среди них союзников бесполезно…
- Когда состоится Совет?
- Вас известят. Танцующая на Радуге проводит вас в гостевой дом, где вы сможете смыть дорожную грязь и отдохнуть. Она позаботится, чтобы вам доставили пищу.
- Простите за настойчивость, но хотелось бы знать про Совет точнее, – осторожно произнес Светозар. – Поймите меня правильно, я пекусь отнюдь не о себе самом. Разве не были оговорены заранее условия встречи? Мы очень рассчитываем на вашу помощь в деле.
Шевья приблизилась стремительно – исчезла в одном месте и вмиг появилась другом. Горислав от испуга вскрикнул и отскочил, а Светозар и бровью не повел.
- Не жди, что шевьи скажут: «Мы, дочери Ма, считаем своим долгом заступиться за людей и готовы отдать жизнь в войне с Исчадьем Мрака».
- Уже хорошо, что вы не отрицаете, что представляете силы Добра, и понимаете, что людям требуется заступничество. У нас – общий враг.
- Не думай, что борьба со Злом нас объединит. Вечно вам, божичам, больше всех надо, - добавила она сердито.
- Да, я великан, и выполняю свое предназначение.
- Вот опять! Ты не сам избрал свою судьбу. Тебя направили по Пути.
- Ничего подобного. В путь мы отправились добровольно. И сделаем все, что от нас зависит, – Светозар говорил так уверенно, будто и в самом деле знал, что нужно делать. Ни сию минуту, конечно, а в ближайшем будущем.
- Тогда на кой вам, таким разудалым молодцам, наша помощь?
- Шевьи и люди сейчас должны быть вместе.
- У людей своя правда, а у нас - своя, - отмахнулась Роса.
- Уважаемая, ты говоришь так, словно затаила обиду на людей. Или великаны тебя чем-то задели. Скажи прямо. А то я, сам не зная почему, чувствую себя перед тобой виноватым.
- Что я тебе говорила, Ция, - Роса повернулась к своей спутнице. – Они все такие. Перед людьми они чувствуют вину за свое благородное происхождение, перед другими народами – за то, что похожи на людей.
- Неправда! – возразил Светозар.
- Вас, божичей, заботит все на свете. Люди не ценят того, что вы делаете для них и ради них.
- Почему вы презираете людей?
- Презираем? Кто презирает кротов, буравящих свекольное поле? Или птиц, гадящих ненароком на голову? В лучшем случае, сии неприятности воспринимают как неизбежную беду, а в худшем… - она умолкла, предоставив простор воображению. – Мы живем рядом, но не вместе. Посмотри на себя и на нас - мы разные.
- Да, я заметил. Что с того?
- Первородное право принадлежит дочерям Ма. Земля завещана нам. Люди же почему-то считают, что богоизбранный народ – это они. Если их и избрал кто-то, то его имя – Исчадье Мрака. Знамо, где он обретался все эти годы, на чьей земле, чувствовал себя вольготно. Кто был его пищей? Откуда черпал он силу? Где Зло пустило корни и расцвело пышным цветом? Кто более всех на земле подвержен грехам и порокам?
- Но хороших людей больше!
- Только плохие встречаются чаще. Люди - потерянный земной народ, а вы, божичи, отстаиваете их право на существование. У каждого народа есть средство для борьбы с Злыдой, и только люди не знают ни одного способа. Нет у них оружия, чтобы победить Зло.
«Верно, не знают люди, как противостоять Злыдню, - подумал Горислав. – Вот и поведание Велигрива всего лишь путеводитель, который указывает правильное направление, но о конечной цели в нем ни слова».
- Мы, вели - людское оружие против Злыды, – спорил Светозар.
- Вы, божичи, всего лишь взвалили на себя некий непонятный долг по отношению к людям. Знали бы великаны в Прошлом наперед, какое это неблагодарное занятие – не взялись бы защищать людей.
- Ты говоришь, – Светозар повысил голос. - Будто хочешь оскорбить память всех моих предшественников.
- Ты говоришь! – в свою очередь возразила шевья. – И обманываешься, если думаешь иначе.
- Не расточай яд. Для меня священна память об учителе и тех, кому он наследовал. Я не отступлюсь от завета.
- Ты столь же уперт, сколь наивен.
- Право охаивать гостей ты получила вместе с правом первородства? – все же утратив отчасти самообладание, Светозар шагнул к шевье, но та утекла от него.
- Увидимся на Совете. Ция, проводи их, - приказала она и, отступив во мрак, будто растворилась в нем.
- Да что же это такое! – Светозар сжал кулаки и беззвучно зашевелил губами, по которым можно было прочесть страшные ругательства.
Гориславу еще ни разу не доводилось видеть своего спутника в подобном состоянии.
***
- Не принимай ее слова близко к сердцу, божич. Роса в последнее время сама не своя. На самом деле она не такая, - Танцующая на Радуге приблизилась. Стал различим ее свежий цветочный запах, пробившийся сквозь тяжелое сладкое амбре храмовых благовоний.
Можно было подумать, что она благоволит к хранителям, поскольку не участвовала в споре и даже пыталась вступиться за гостей… Однако произнесенная ею речь испортила напрочь первое впечатление.
- Хочу предупредить кое о чем вас, - без шипения и присвиста, начала она. - Запомните несколько простых правил и соблюдайте их, дабы не навредить тому хорошему представлению о вас, которое останется в нашей памяти после вашего отбытия. Во-первых, не прикасайтесь к нам. Мы - создания нежные и очень не любим, когда нас хватают, пытаются пожать руку, похлопать по плечу, ущипнуть и прочее. Тем более не пытайтесь оказывать действия насильственного характера – оттолкнуть или ударить. Ради своего же блага, не трогайте нас, если только вам не позволят прикоснуться. Во-вторых, вы не должны навязывать нам свою волю, особенно на Совете. В-третьих, не смейте вмешиваться в наши дела, чтобы ни случилось. В-четвертых, не приставайте с расспросами. Мы терпеливы, но настырность пресечем сразу. Мы сами расскажем вам все, что сочтем нужным. В-пятых, не надо спорить. Возражая, вы нас ни в чем не убедите. Это только у людей – истина рождается в споре, и более красноречивый докажет любое утверждение, хотя оно может отстоять очень далеко от истины. Споры – пустое сотрясание воздуха. Одни и те же слова каждый использует по своей прихоти, как ему выгодно, и начинает с утверждения «я прав, а вы заблуждаетесь». Нам же ведомы иные пути постижения всех правд. – Молодая шевья прищурила змеиные глаза. - Это понятно?
- Вполне. Говоря проще, нам надо делать вид, что мы ничего не слышим и ничего не видим, - обобщил услышанное Светозар.
Танцующая на Радуге согласно кивнула.
- Можно уточнить относительно третьего правила? – робко подал голос Горислав. – Что такого может случиться?
- Надеюсь, ничего такого, что вы не так поймете, - она слабо улыбнулась. - И старицы будут единодушны как никогда, принимая решение. Но повторю. Не удивляйтесь, чтобы ни произошло. Свое кривое мерило не прилагайте к поступкам шевий и не вмешивайтесь ни в коем случае.
- Согласен, - Светозар кивнул, – но только, если мне при этом не придется поступаться со своими понятиями о чести и достоинстве.
- Помнишь про кривое мерило? Лучше не вмешивайся, Светозар.
- Разве я называл свое имя?
Шевья запрокинула голову, будто хотела засмеяться. И стало понятно, что ей узнать чье-либо имя - проще простого. Ведь она, если ей вздумается, и душу может наизнанку вывернуть и все глубоко сокрытые тайны извлечь наружу…
- Твое имя начертано на Белом камне, - она указала за спину, туда, где у дальней стены, стоял валун, и добавила. – Как имя всякого чужака, попавшего в священный город. И последнее. Ничего не требуйте и не выдвигайте никаких условий. А теперь, пойдемте, я вас провожу в гостевой дом, - Танцующая на Радуге поманила хранителей за собой широким плавным жестом.
Горислав остановился около Белого камня, на котором действительно светились три слова.
«Волшебные письмена, – он постарался запомнить незнакомые знаки. Если верить шевье - а не верить, оснований не было - это их имена. - Переписать бы, а потом разгадать их значение».
Однако достать книжицу он постеснялся.
Было еще одно слово – четвертое, светившееся не так ярко.
- Это Неждана? – воскликнул Горислав.
- Что? – шевья остановилась и обернулась.
- Четвертое имя на камне! Неждана, да? – взволнованный книговед с надеждой поспешил к провожатой. - Девушка-вельша. Она была у вас?
- Ах, это… Нет. Девы здесь не было.
- Не было? А кто это? - Горислав хотел узнать, чье же это имя.
Хозяйка посмотрела него так выразительно, что он забыл все вопросы.
***
После серых гнилых топей и сумрака храма, приятно было снова очутиться на солнечном свету и свежем воздухе.
Оказалось, что храм находился внутри невысокого холма, снаружи его окна походили на вырытые в склонах большие звериные норы. На плоской вершине росли деревца с шаровидными кронами. Вокруг высилось множество других больших и малых холмов, с небольшими рощицами на вершинах.
Местность вокруг нисколько не напоминала Болото-Жабье, где, как утверждалось в священном писании, Трижды Великие поселили шевий. Болото и Зачарованный лес были всего лишь пограничной полосой, разделявшей земли двух народов.
Конечно, глупо думать, что для шевий - самых первых своих созданий - Творцы отвели гиблое место, где могут жить, разве что, пиявки, водомерки и ящерки. «Повести» написаны людьми и для людей. «Богоизбранному народу», само собой разумеется, полагалось иметь самые лучшие угодья на земле, а все другие народы, не такие любимые, пусть ютятся где-нибудь на отшибе - в болоте или на кручах скалистых, или в пустошах песчаных, или вовсе в трещинах.
«У каждого своя правда», - мысленно согласился Горислав с шевьей по имени Роса.
- Вы находитесь в Первом Месте на земле. Это священный город, - пояснила Танцующая на Радуге.
- Да не иссякнет изобилие вашей благодатной земли, осиянной божественным светом, - в знак уважения произнес Светозар.
- Во веки веков, - подхватила шевья.
При свете дня Танцующая на Радуге предстала во всей своей сказочной красе: золотистая кожа; удивительные, изумрудно-зеленые глаза; будто покрытые бледно-розовым воском, губы; волосы как бисер, нежно-небесного цвета, с преломляющимся стеклянным блеском, нанизанный на нити. Непохожесть ее черт на человеческие - граненый лоб, высокие уголками брови, узоры на висках и щеках - только прибавляли привлекательности. Это, если не думать про острые клыки…
Горислав был очарован. На миг он вдруг почувствовал себя героем преданий, на все готовым из-за любви к прекрасной волшебнице.
- Кики здесь бывают? – спросил Светозар деловым тоном, будто не замечая блистательного великолепия провожатой.
- Это священная земля! Здесь живут избранные. Чужакам путь сюда закрыт. Кики обменивают товары в приграничных поселениях, а другие люди, что приходят морем, торгуют в заливе.
- Слышал я, что морской путь тоже смертельно опасен. И не всякий его знает.
- Людям только дай волю…
- Что ж вы их так… Вы не очень высокого мнения о людях.
- Обычная неприязнь к другому народу, - шевья повела плечиком, - который иначе выглядит, иначе думает. Существует иначе… А люди правда слишком беспокойные соседи.
- Вы всегда были такими нетерпимыми?
- Отнюдь. Но верно говорится, что от добра - добра не ищут.
«Уж как великаны далеки от народа, а шевьи – еще дальше», - подумал Горислав. Он начал понимать природу этих своенравных и могущественных существ. Шевьи, по праву своего первородства, не были высокомерными заносчивыми или ворчливыми старухами, обиженными на весь белый свет, как могло показаться. Таково их естественное поведение. Они не обязаны ни перед кем заискивать и возбуждать ложные надежды.
- Чем больше даешь, - продолжала Танцующая на Радуге, - тем больше начинают требовать. Хуже того, считают, что мы обязаны выполнять всякие глупые прихоти, а когда отказываешь - упрекают в несправедливости.
- Мне это знакомо. Нет ничего хуже, чем выслушивать незаслуженные обвинения, – Светозар сел на землю и начал стягивать мокрые сапоги.
- Не советую это делать, - остановила его шевья. – Здесь полно змей. Забыл, где находишься?
Как тут забудешь! При первом же взгляде на окрестности становилось ясно, что вокруг чужой мир, так много было непонятного и незнакомого вокруг. Создавалось впечатление, что произошло страшное землетрясение и все строения провалились под землю по самые крыши, только одна башня и осталась торчать. На вершинах холмиков, над жилищами в беспорядке росли плодовые деревья, однако каких-либо следов ухода за ними не замечалось. Единственное, о чем заботились местные обитатели, так это о своих огородах, разбитых на маленькие ровные квадраты, где были засеяны ни репа или морковь, и даже ни капуста, а с виду сорняки какие-то.
- Разные травки, - пояснила провожатая, заметив интерес книговеда.
- Волшебные?
- Мы не выращиваем молодильные яблоки и папоротники, исполняющие желания, если ты об этом.
«Ответила еще до того, как задан вопрос. Возможно, ей известны такие тайны, при одной мысли о которых становится страшно», - Горислав заклинал себя быть более воздержанным на слова и сохранять здравомыслие.
В священном городе было много узеньких мелких ручейков, чистейших прудиков и родничков. Проездных путей шевьи не накатали, а пешеходные дорожки представляли собой круглые каменные блины. По пути встречались большие, выше головы, изваяния полулюдей-полузверей с выразительными лицами-мордами и пронзительными взглядами, сделанные настолько правдоподобно, что когда одно из них неожиданно появлялось из-за кустов или поворота, Горислав вздрагивал и сторонился чудовища, а то вдруг оживет…
Хранителям приходилось соразмерять шаг, чтобы не наступить на цветы, растущие между плитами. Любопытно, как ходят шевьи, раз не вытоптали траву вокруг? Или они перемещаются, не касаясь земли вовсе?
Горислав, идущий следом за Танцующей на Радуге, заметил, что она не сломала ни один цветок, только пригнула.
Она ему нравилась, несмотря на недружелюбие, ужасный прием и все то новое, что он узнал о шевьях. Любовался бы и любовался. Правда, пока в основном приходилось созерцать ее заднюю часть, но сие занятие нельзя было назвать утомительным. Со спины она казалась вылитой дочерью человеческой, и ее походка была преисполнена величавой женственности. Серебристо-зеленое платье из ткани, похожей на чешую, облегало изгибы ее стройного тела, как вторая кожа, и поблескивало на выпуклостях при каждом движении. Эти переливы при мерном покачивании бедер завораживали взгляд. Хотя кто-то мог счесть Танцующую на Радуге слишком худой…
Горислав старался держаться на некотором расстоянии, чтобы ненароком не наступить длинный шлейф, волочившийся по земле. Всякий раз, когда его взгляд взбегал по подолу вверх и останавливался там, где портниха умело собрала ткань в складки, он гадал - нет, ничего зазорного! - над устройством змееподобных конечностей, коих, судя по всему, было по меньшей мере две. Когда он, забыв о всяком приличии уставился на полушария, обтянутые сверкающей чешуей, шевья остановилась и посмотрела на него через плечо.
- Показать? – спросила она с насмешкой. Ее зрачки на свету сузились, поэтому изумрудная глубина глаз казалась бездонной.
- Что? – оторопел Горик.
- Ты же хочешь заглянуть под подол моего платья?
- Прости, - Горислав почувствовал, как загорелись щеки и уши, и тяжело сглотнул. - И в мыслях не держал подобного, - он был готов от стыда провалиться под землю. Его спас Светозар.
- Это дозорная башня, да? – спросил вель, указывая на единственное в округе высотное сооружение. Оно было похоже на копье, устремленное в небеса.
- Мы залезаем туда, чтобы разгонять облака, - улыбнулась Танцующая на Радуге.
- Шутишь? – вель вскинул брови.
- Шучу. В особых случаях, мы подаем оттуда знаки. Ее отовсюду видно.
- Какие знаки, если не тайна?
- Дым цветной пускаем, когда случается что-нибудь особенное.
- Вот мы, например, явились, - продолжил ее мысль Светозар.
- Может, я тебя огорчу, но дыма для такого случая не предусмотрено.
- Танцующая…
- Зовите меня просто Ция.
- Ция, позволь спросить. Врата на болоте… Вы ими пользуетесь?
- Очень редко, но открываем другим волшебным способом. Уже не помню, когда в последний раз мы ходили через болото и лес. Нет необходимости.
- То есть гать по болоту мостят силы света?
- Это же очевидно…
- Ция, если я правильно понял, в подземном храме были одни женщины.
- Верно.
- А где ваши… - вель умолк, подбирая нужное слово.
- Ты хотел спросить, где наши мужи? Они на кухне. Где же им еще быть.
Удивление на лице Светозара вызвало у нее смешок. Удалось-таки ей ввергнуть в замешательство невозмутимого веля.
- У вас есть воины?
- У нас все есть, но мы не допускаем мужчин к переговорам. Они больно вспыльчивые и гневливые, будто отведавши кувшинкиных корешков. Мужское начало - и ничего тут не поделаешь. Дух соперничества в них неистребим - это извечное стремление одерживать верх, выставлять напоказ свои достоинства, состязаться в силе, переходящей в насилие. Будто кто сомневается в их полноценности…
- И мужчин вы презираете, - уверенно произнес Светозар.
- И плохие-то шевьи со всех сторон, – отозвалась Ция ему в тон, и уже серьезно продолжила. – Нельзя судить о птичке, увидев только ее хвост. Как мы можем не любить своих единокровных братьев? Родственные узы святы. Что же до сынов человеческих, заверяю тебя, мы поддерживаем с ними очень теплые отношения.
Светозар живо воспользовался тем, что разговор свернул в нужное русло, дабы извлечь из него пользу. Безусловно, было любопытно, в чем именно выражается теплота отношений, но важней - узнать, есть ли среди шевяков-воинов избранные, и если есть, не была ли вверена одному из них на хранение часть Ключа.
- Много у вас воинов?
- Окольным путем решил зайти, - она улыбнулась уголком рта. – У нас достаточно воинов, чтобы дать отпор черному воинству. Наши мужи – достойные наследники своих предков, тех, что сражались в великих битвах Прошлого: на Пустоши, Плеши и за морем. Это доблестные воины. Сильные, смелые, выносливые. - Можно было поучиться у шевий говорить много да ничего. - Почти пришли. Вон, уже гостевой дом виднеется.
- Однако, при всем при этом, своим воинам Ключ на хранение вы не доверили, - продолжал ничуть не сбитый с толку Светозар.
- Понимай, как хочешь, - проронила Ция.
Помня о предупреждении, Светозар не стал больше приставать с расспросами.
«Как же Велигрив нашел с ними общий язык? - подумал Горислав. – Но он неспроста наказал к ним в первую очередь идти. Только за какой такой надобностью? За советом-поучением? Ведь шевьи - самые мудрые на земле. Или чтобы узнать какую-то тайну – одну единственную из множества тайн, хранимых змеиным народом? Определенно, они знают намного больше, чем те, кому положено знать. «Спроси учителя» - это о них. Но они не горят желанием стать нашими наставницами и помогать».
***
Гостевой дом отличался от всех сооружений змеиного города тем, что возвышался над землей. Хотя поначалу, увидев за кустами цветущий бугор, хранители приняли его за землянку. Оказалось, что сам дом находился по другую сторону. Каменотесы вырубили его целиком - стены, крышу, колонны у входа, площадку - из тверди, лежавшей в основе возвышенности. Пусть дальней стеной служила скала, а крыша поросла травой, прямые линии и ровные углы, придавали ему вид обычного человеческого жилища.
- Погодите! - Ция остановилась у входа. – Дом давно пустует. В нем поселились змеи. Попрошу их уйти.
Горислав попятился - как всякий человек, он испытывал перед змеями непреодолимый страх, - но Светозар удержал его на месте.
Танцующая на Радуге зашептала заклинание, взмахнула руками и, вытянув их перед собой, застыла. Книговед напряженно вслушивался в шелест ее скороговорки, и, кажется, понял с пяток слов волшебного языка. Судя по тому, что слова эти повторялись, шевья произнесла одно и то же заклинание несколько раз.
Сначала ничего не происходило, и когда казалось, что уже не произойдет, поднялся легкий ветерок, пробежал понизу, взбил пыль на площадке перед домом, заколебал траву, растущую в щелях. Потом раздался странный гул… Так завывает ветер в пустых стенах. Но вот звуки стали громче, отчетливей - и уже не глухое гудение, а услаждающая слух мелодия разлилась над склоном холма. То был голос свирели - чистый, протяжный, печальный. Попытка увидеть неизвестного дударя оказалась тщетной, потому что чарующие переливы исходили из ниоткуда, возникали прямо из воздуха над головой.
Показалась первая змея. Остановившись между колонн, она подняла свою клиновидную голову высоко над землей и закивала, будто вопрошая о чем-то.
- Так надо, - сказала ей Ция. – Уже скоро вы сможете вернуться обратно.
Змея замерла, уставившись немигающим взглядом – размышляла или сомневалась, стоит ли верить обещанию, - но все же повлеклась прочь. Следом за ней дом покинули ее сородичи. Извиваясь, они выползали из оконных и дверных проемов, щелей в основании. Настоящий исход… Пресмыкающихся было не меньше полусотни. Длинные и не очень, толстые и тонкие, простенькие серые и разноцветные, с затейливыми узорами – обтекая троицу на площадке, они расползались в разные стороны. Когда змеиный поток иссяк, из жилища выползло нечто буро-зеленое, по манере передвижения напоминающее гусеницу – червяк не червяк, улитка не улитка. Обиженно медленно, с остановками, оно направилось за змеями.
- Ты-то куда? Можешь остаться, - разрешила ему Ция.
Существо радостно пискнуло и поспешило обратно.
- Это ползун. Он безвредный, - пояснила гостям шевья и вошла в дом. – Добро пожаловать.
Светозар потянул за рукав Горислава, который еще не пришел в себя от пережитого ужаса.
Дом был заброшен давно. В нем отсутствовали напрочь двери, ставни и какие бы то ни было иные заслоны. Неудивительно, что в него наползло столько всяких гадов.
- Змеи не вернутся? – спросил вель. – А то пришибу ненароком.
- Не беспокойся. Дом окружен охранным заклинанием. Однако выходя наружу, обязательно смотрите под ноги.
Жилище было не велико, не мало – в самый раз. В нем имелось все, что нужно: очаг, стол, скамьи, лежаки и даже купальня, правда, непривычного вида. Высокий квадратный очаг размещался в середине. Стол низкий – кушать с него только стоя на коленях. Полати, сделанные наподобие люлек или качелей, были подвешены к потолку. Да еще купальня эта…
Из вежливости гости старались не обращать внимания на грязь, которую отсюда не выгребали, судя по всему, лет двести – в отхожем месте чище. То-то змеи облюбовали дом для гнезда – здесь было, где спрятаться.
- Сейчас наведу порядок, - пообещала Танцующая на Радуге.
- Мы поможем, - выступил Светозар.
Шевья уставилась на него зеленющими глазищами. Ее взгляд был странным, но нисколько не напоминал змеиный.
- Лучше не мешайте, - прошипела она и медленно двинулась вдоль стены.
Там, где она проходила, все невероятным образом очищалось, светлело, начинало сверкать. Серый налет исчезал, вещи приобретали новизну. Качнулись, будто только что обструганные и оглаженные, подвесные скамьи со спинками, и на них разноцветным ворохом взгромоздились подушки. Растаяла, растворилась в воздухе паутина, висевшая лохматой бородой под потолком, и напуганные пауки бросились врассыпную. Цветущая зеленью вода купальни обрела прозрачность, и откуда-то сверху на ее поверхность посыпались лепестки цветов. В очищенном от сажи очаге-колодце горкой легли дрова. На низком столике появились цветы.
Объяснить подобное невозможно. Не придумано для того слов, кроме одного – «волшебство». Да и как тут объяснить, когда сам ничего не понимаешь, даже наблюдая это явление.
Горислав, что сильно зажмурился, а потом открыл глаза и убедился, что все происходит наяву.
- Ну вот, теперь можно жить, - удовлетворенно потирая руки, Ция осмотрелась. – Ах, да! Как же я забыла, – спохватилась она и, вытянув руку, выпустила из ладони пламенеющий шар, который упал в очаг и растекся по дровам. – Немного жара.
- Благодарствуем, - поклонился Светозар. – Вижу, шевьи могут угодить гостям, но нас трое, а здесь только два лежака.
- Я умею считать, - спокойно ответила шевья.
- Яру можно не ждать? – на лице веля заходили желваки.
- Ваш друг проведет ночь в другом месте.
- Он жив?
- Он не умер, - произнесла она, будто к чему-то прислушиваясь. - Молитесь за него, если знаете подходящие по случаю молитвы.
- Что сие означает? - Светозар, усевшись на приступок, начал стягивать сапоги. Горислав последовал его примеру.
- Яробор шагнул одной ногой за грань, разделяющую жизнь и смерть. Если в нем можно возродить жизнь, то никому, кроме Сияющей, не под силу это сделать. В теле вашего друга столько яда, что вывести его очень сложно, если вообще возможно. Умереть не умрет, но и жить не будет.
- Как это?
- Останется неподвижным телом с духом, заточенным глубоко внутри.
- Ваша Сияющая - самая всемогущая волшебница на земле? - Светозар босиком, оставляя на полу мокрые следы, приступил к более внимательному изучению жилища.
- В своем роде…
- Значит, каждая из вас обладает волшебством разной силы? - Горислав присел на подвешенную к потолку скамью и качнулся. – Или у каждой дар своего рода?
- Много будешь знать, плохо будешь спать, - шевья сверкнула глазами.
- Прости, вырвалось, – прикусил язык книговед и виновато опустил голову.
- Ты тоже ранен, – хозяйка подступила к великану, чтобы лучше разглядеть царапину на щеке.
- Ничего страшного. Яд уже вышел.
- Яд кувшинок сам по себе не выходит, - она покачала головой и обласкала взглядом веля с головы до ног. - Даже из такого благородного тела. Недаром эти растения называют Пальцами Смерти, их сок - единственный яд на земле, который убивает божичей. Посмотри на свое кольцо.
- Но я прекрасно себя чувствую, - Светозар удивленно шевельнул бровями, убедившись, что зрачок на камне расширен.
- Ты не чувствуешь боль, поэтому думаешь, что здоров. Ты молод. Ты божич… житоч в тебе очень силен. Горячка пути еще не отпустила тебя до конца. Ты вобрал в себя немного силы от священной земли… В спокойном состоянии, ты ощущал бы себя несколько иначе, чем сейчас, когда еще не отошел от переживаний последних часов, - пояснила она, извивалась всем телом. Ее голос изменился - не стал выше или ниже, но в нем появились едва различимые, еле уловимые чарующие слух переливы. – В твою кровь попал живой яд полнолуния, и если не выгнать его немедленно, то через день или два ты начнешь слабеть, и уже скоро тебе будет так же плохо, как твоему брату сегодня.
- Ты хочешь мне помочь? – спросил он так, словно это было нужно не ему, а Цие.
- Доверься мне, Светозар, – ворожила она, заглядывая велю в глаза.
- Хорошо, - согласился тот, неотрывно глядя на ее губы. – Что надо делать?
- Я сама все сделаю. Раздевайся, - она отодвинулась.
- Догола?
- Да. Мне надо тебя осмотреть.
Оцепеневший книговед пришел в себя и, отвернувшись в сторону, ущипнул себя за щеку. Он обругал себя за то, что угодил-таки во власть змеиных чар, притом что заклинал себя быть настороже.
- У меня одежда из кожи пернатого змея. Такую броню - не то, что шипами - мечом не пробьешь, - заверил шевью вель.
- Ты ничего не знаешь о шипах кувшинки. Один из десяти пробьет даже шкуру пернатого змея, а броня, которая не пропускает снаружи, так же не выпускает изнутри.
Расстегнув ремни, Светозар сбросил боевое снаряжение и, покосившись на покрасневшего и ерзавшего книговеда, кивком указал на выход.
Горислав испытывал стыд оттого, что стал свидетелем чего-то, по его убеждению, не предназначенного для посторонних глаз.
- Мне уйти? – спросил он с глупым лицом.
- Да!
- Нет, - удержала его Ция.
Великан и шевья вперились друг в друга взглядами.
- Пока разберу наши вещи, - Горислав вздохнул и поднялся, понимая, что ничего не понимает. - Не буду вам мешать.
Подхватив переметные сумы, он направился с ними к приступку у входа, где принялся выкладывать все съестное и мокрые вещи для просушки. При этом он чутко прислушивался, но шевья и великан молчали. Не в силах сдержать любопытство, он покосился на парочку и увидел, как обнаженный вель распрямился и расправил плечи, всем своим видом будто бросая вызов хозяйке.
«Даже срам не прикрывши, - подумал книговед, отворачиваясь. – Он что, хочет ее… напугать?»
Однако Ция не смутилась, наоборот, выразила восторг.
- Какое великолепное тело, - послышался ее тихий голос. – Пресуществленное совершенство… О, Мать всего живого, великаны - один из твоих лучших замыслов. Руки покажи. Да, есть царапины. Пока не знаю, что это - от когтей кувшинки или просто ссадины… Скоро увидим.
Горислав до боли прикусил губу, чтобы не повестись на игривые переливы чарующего голоса Танцующей на Радуге. Голоса покоряющего, влюбляющего, пробуждающего плотское желание, обещающего блаженство...
- У тебя, должно быть, большой опыт, по части лечения от укусов кувшинок, - произнес вель с придыханием.
- Божичей спасать не доводилось. Какой чудесный запах… Аж голова кружится. Боюсь - дотронусь и прилеплюсь. На ноге тоже есть ранки… Сапоги-то у тебя не из кожи змея. О, Ма-жизнедавица, дай мне силы делать то, что нужно, а не то, чего хочется.
- Ция, прошу… Умоляю! Перестань, не привораживай. По-обычному говори, и говори только о моих болячках, – вель угрожал. - Или на своем болтай. И без того… Видишь же, как ты на меня действуешь. Не искушай, если не можешь себе позволить…
- Уже скоро смогу.
- Ты это нарочно! - Светозар утробно зарычал.
Горислав, набравшись смелости, покосился на них.
Танцующая на Радуге медленно поднималась, совсем не так, как поднимался бы человек.
- Теперь - ни слова, - предупредила она.
Шепча заклинание, она протянула руку к солнечному свету, лившемуся через окно и поймала пальцами лучик, тоненький как ниточка. Потянула и начала сворачивать светящийся клубок.
Клубок в ее руках вертелся немыслимо быстро и уже скоро стал размером с голову, что заняло совсем немного времени. Продолжая шептать заклинание, она жмыхала и лохматила моток солнечных лучей.
- Будет немного горячо, Светозар. Ты готов? - она опустилась к ногам веля и, оторвав от клубка пучок светящихся волосков, вдела их в ранку и вогнала под кожу. Свечение заветвилось по ноге, заполняя все мельчайшие сосуды в теле…
Если Светозар и ощущал жжение, то отнюдь не болезненное, а очень даже приятное, как догадался книговед, глядя на него.
По окончанию трудов волшебницы вель сиял, подобно небожителю. Не стоял бы Горислав на коленях, преклонился бы в восторженном почтении, впечатленный богоподобием.
Ция оплыла вокруг Светозара и выставила руки перед собой, притягивая свет, который начал вытекать наружу через поры и собираться в шар между ее расставленными ладонями.
Потом светлое отделилось от темного и рассеялось, а черный комок остался висеть. Прямо из воздуха Ция выхватила стеклянный пузырек и слила в него черноту.
- Видишь, сколько крови попортил яд, - сказала она, затыкая склянку пробкой. – Завтра было бы намного больше.
- Ция, злыдины слуги могли добыть сок кувшинок для своих стрел?
- Нет, никто из людей… Исчадье Мрака само приходило на Болото-Жабье.
- И вы допустили?
- Уже сгладилась, - она дотронулась до щеки веля, на которой исчезал след царапины.
- Благодарю за заботу, - Светозар, накрыв своей большой загорелой рукой узкую ладонь шевьи, прижал к лицу и поцеловал.
Ввергнутая в смятение, Ция вырвалась и сжала с кулак, словно хотела сберечь тепло губ веля.
- Отдыхайте, - она отстранилась. - Идите, мойтесь, пока вода не остыла. Чуть позже подам ужин.
Tannit:
07.11.20 11:36
» Глава двадцать третья - 2
***
Близился к концу еще один земной день. При условии, что в уделе шевий день сменяла ночь, и сразу за вечером не наступало утро.
- Как думаешь, он у них есть? - спросил вель сидевшего в купальне напротив книговеда.
Горислав, непозволительно расслабившийся и разомлевший в теплой ароматной водичке, не сразу понял смысл вопроса.
- Ключ? Хотя бы один должен быть, - лениво ответил он. - Злыдню до него ни за что не добраться. Шевьи уж измыслят способ, как не допустить подобное…
- Горик, у тебя есть хоть какие-то предположения, относительно того, для чего Исчадью Мрака нужны ключи?
- Если уж ты, законный наследник Великих воинов и хранитель по призванию, ни сном, ни духом, то откуда это знать мне, простому книговеду?
- Не скромничай. Догадываешься зачем?
- Для колдовства.
- Почему они называются «ключами»?
- Не уверен, что это их настоящее имя. Не могут они называться так же, как Ключ Великой Ма, хотя похожи. На воротах перед Зачарованным лесом Ключ Ма был изображен, как знак бессмертия и ключ от врат Смерти, - пустился он в объяснения, но решив, что для веля доводы сии маловразумительны, пошел от обратного. - Ни ты, ни Яра не знаете, из чего сделаны ключи - для чего, кем, когда, сколько их всего… По сути, они вам без пользы, но ваши учителя наказали вам беречь их пуще жизни. Предметы ценные, но никто из нас… может, за исключением шевий, не представляет их цены. Сдается мне, что вещицы сии изначально Злыдневы, точнее, Вещь, которая получится, если ключи соединить, как велит наказ. При этом необходимо, чтобы все – все до одной! – части соединились. И необязательно, что получится нечто, даже отдалено напоминающее Ключ. Уж не с помощью ли этой «вещи» Злыдень, желая разрушить Дом Братства Огня, сделал Провал? Тогда получается, что до него «вещью» владел сам Моркон. Вот сказали бы мне: «Нет, ты не прав, ты ошибаешься», - и я бы тому был очень даже рад, но ты же сам видел на болоте…
- Ключ от ворот Мрака?
- Возможно. В Повестях сказано: «Задумал Злыдень открыть дыру в земле, запечатанную Великим Творцом, и впустить Моркона». Кроме того, если соединить части, получится Вещь, обладающая огромной разрушительной силой.
- А кто разделил Вещь? Гривата?
- Гривата вместе с шевьями.
- Зачем тогда их надо соединить?
- Может когда-нибудь мы узнаем тайну ключей, - книговед пожал плечами. - Ведь будет несправедливо, если мы не узнаем за что претерпеваем. Понятно, что за Добро, но уж больно обобщенно звучит… Покамест же мы - заложники ключей. Это они нас ведут. Иначе почему наш путь так называется? Путь Ключа, а не Дорога Великих Воинов, там, или Велева Тропа, – он потянулся и поплескал на лицо воду, чтобы избавиться от сонливости. Ключ, лежавший у него на груди, отозвался переливами. - Ты не пробовал его расколоть? Чем не выход? Дабы он не достался Злыдню…
- В своем ли ты уме!
- Не знаю, – честно признался Горислав. - В последнее время я ни в чем не уверен… Но ты согласен, что таким образом… ну, если бы уничтожили ключи, то избавились бы от лишних хлопот?
- Если бы в том была необходимость, Ключ разбили бы еще в Прошлом.
- А вот и нет. Как ты можешь это утверждать, если тебе почти ничего не известно о Ключе? Для тебя, Заряня, эта вещь стала столь же обыденна, как солнце на небе в похожий день. Тебе привычно ощущать ее тяжесть. Ты не задумываешься о его свойствах, – он зевнул. - Ключ невозможно расколоть. На нем даже царапины не остаются. Сколько ему веков? А все как новенький, ни одной царапинки.
- Что ты хочешь сказать?
- Ничего. Я все сказал. Ой! - Горислав подобрался, заметив, как к нему направляется старый знакомый – ползун. Только животное мало интересовал человек - оно стало поедать розовые лепестки, рассыпанные на бортике купальни.
- Будто играем в жмурки в буераках, - вздохнул Светозар. Ему вспомнилось странное сновидение во время ночевки в Провале. Во сне он говорил Синеоку то же самое: про непонятную игру, правила которой неизвестны, число участников тоже. – Не равен час, споткнешься и если не свернешь шею, то лоб расшибешь до крови наверняка. Как думаешь, шевьи просветят нас хоть немного на этот счет?
- Было же тебе сказано, если сочтут нужным… Шевьи все делают согласно своему разумению, кое у них весьма своеобразное.
- Братцы! Вот вы где! – радостно проскрипел Горбуль, свалившись на подоконник. – Еле вас нашел. Взлетел, смотрю, а внизу ничего нет. Я уж было решил, что пока я это… коптильню осматривал, все дома под землю провались! Потом поднялся повыше, гляжу – а нет! - один торчит. Вы знаете, что этот дом единственный возвышается над землей… более-менее.
- Но коптильню ты как-то обнаружил.
- Так по запаху. Как бы глубоко они не зарылись - дым-то вверх идет. Ну, я прямиком к ней. Думаю, дай чуток понюхаю. Глядь в оконце, а там – ба!
- Свинье только рыло просунуть, и вся пролезет.
- Рыбка там – язык проглотишь, - Горбуль спрыгнул на скамейку под окном и, привалившись к стене, вытянул ножки.
- Кто на коптильне работает - мужики или бабы?
- Все в юбках, но бородатые. И злые. Ругаются на чем свет стоит, но не по-нашему.
- Тебя заметили?
- Нет. Они меж собой перебрехивались, а я по-тихому стащил одну рыбеху и - в окно.
- Ох, Горбуль, как бы нам не пришлось расплачиваться за твое обжорство, - Горислав обрызгал его водой из купальни.
- Не порть блеск, - буркнул тот и смахнул с пуза капли. Сытый и довольный собой, он устало прикрыл глаза.
Тем временем, к нему на скамью взобрался ползун. Ох, до чего же чудное и не в меру любопытное это было существо! Облик вестника ему так понравился, что он вдруг обратился в его голову, на большее у него не хватило веса и объема. И так похоже - прямо точь-в-точь Горбулевская башка, даже глаза глупо моргали.
Светозар и Горислав - свидетели забавного превращения - переглянулись меж собой.
- Горбуль, чего это у тебя голова отвалилась? – хитро спросил вель, сдерживая улыбку. - От влажности, что ль? Аль от переедания?
Вестник приоткрыл один глаз, потом другой и, увидев пред собой голову, да еще удивлено моргавшую, сделал глаза совершенно круглыми. Вылупился так, словно узрел огненную змею, разевающую пасть, а ползун - возьми, да вылупись тоже.
- Это шевьи на тебя чары наслали.
Горбуль про чары поверил. Порок чревоугодия его так тяготил, что ждал он кары, если не с минуты на минуту, то со дня на день. Оказывается, не такой уж бессовестный он был, чтобы не понимать, что не только грешит, так еще и совершает преступления из обжорства.
- Ой-ой-ой, - хрипло застонал он, притворяясь умирающим. - Кажется, я потерял голову! Чем же я теперь буду есть?
Кряхтя, он протянул лапы к ползуну, но тот отодвинулся.
- Будешь знать, как еду воровать, - судейским тоном произнес Горислав. В душе, конечно, он веселился.
- Я больше так не буду! Только поставьте мою голову на место.
Вернулась Ция с целым подносом снеди. Напуганный Горбуль на еду даже не взглянул, потому что следил за своей, как он думал, головой.
- Забыла сказать, второе имя ползуна – пересмешник, – поспешила испортить веселье и поставила поднос на стол. - Очень похоже, правда?
- Что похоже? – спросил Горбуль.
- Похоже на твою голову, вестник.
Горбуль схватил лапками свой клюв, недоверчиво ощупал щеки и расплылся в страшненькой улыбке. Тем временем ползун, хоть и был слизнем, проявил разумение и проворно соскользнул со скамьи.
- Благодарствую, добрая женщина, ты меня спасла от голодной смерти. О, еды-то сколько! – воскликнул он, заметив поднос с угощениями. - И за угощения премного благодарствую.
- Есть какие-нибудь новости о Яре? – спросил Светозар.
- Рано еще об этом говорить. Вестник? – опомнилась шевья с некоторым запозданием. Вскинув руку, она набросила на него невидимые сети и притянула к себе. – Ты кто? - она внимательно изучала висевшего перед ней в воздухе, застывшего в нелепой позе Горбуля.
- Я - Горбуль, тетенька волшебница, - представил тот, с трудом раскрывая клюв. – Не убивай.
- Странно, - удивленно пробормотала Ция и ослабила силки. Горбуль со стуком упал на пол. - Разве вестники едят? – она вопросительно обернулась к великану.
- Этот ест. Один за троих.
- Тогда, должно быть, польза от него тоже тройная?
- Пользы его не измерить. Дело делать и за себя не может, зато кричит один за всех.
- Предвещает?
- А-то! Предвещает, где на обед пустые щи, а где говядина парная. Никогда не ошибается.
- И я для них еще веревку бантиком завязывал, - обиделся Горбуль.
- Бантиком? – переспросил Горислав упавшим голосом.
- Он шутит, - заверил вель. – Я проверил узел и еще затянул.
- Оботретесь и оденете рубашки. - Ция подхватила стопку полотняных вещей и разделила надвое. - Походите в них, пока сохнут ваши вещи.
- Только рубашки?
- Во всей округе ни одних штанов не сыщешь, - она уверенно направилась к купальне.
Дива блистающая! Ее кожа золотилась, сверкали изумрудные омуты глаз, блестели волосы, подобные лазоревым бисерным низкам. Легко и грациозно она несла свое длинное гибкое тело, обтянутое блестящей серебристо-зеленой тканью.
Было просто невозможно не попасть во власть ее естественных чар.
Земная богиня, дочь Ма… Удивительным образом в ней соединилось все прекрасное и притягательное, что есть в земных женщинах, и таинственное и опасное, что есть в змее.
Горислав смотрел на молодую шевью, забыв обо всем на свете, с неприкрытым восторгом, с обожанием верного почитателя. Если бы Танцующая на Радуге позвала его, он бы не раздумывая подчинился. Пошел, побежал, пополз к ней, как был, нагой. Но – слава всем богам! – наваждение длилось всего несколько мгновений и внезапно исчезло с первыми скрипучими звуками голоса Горбуля.
- Это что, рыба?
Книговед вспомнил, кто он и где находится, и покраснел.
Ничуть не смущенная видом двух голых мужчин, Ция встала у края воды. Горислав весь сжался, хотя совсем не интересовал хозяйку. Ее взор был прикован к Светозару - пытал, призывал, ворожил.
- Какой невозможный, - прошептала она.
- Знаю. Мне говорили, - признался вель без лишней скромности.
Ция улыбнулась. Подол ее платья колыхнулся, из-под него показался змеиный хвост и пополз по камням. Извивающаяся чешуйчатая конечность, при виде которой у Горислава едва сердце не выпрыгнуло из горла, скользнула в воду.
- Вода-то остыла.
Книговед вздрогнул, когда рядом с ним на бортик шлепнулось свернутое полотнище.
- Ничего, мы привычные, - заверил шевью вель.
- Я бы замерзла. Выбирайтесь уже. Ужин остынет. Или Горбуль все слопает.
Пока Горислав, пыхтя и краснея, вжимался в угол, пытаясь дотянуться до простыни, Светозар поднялся и выбрался из купальни. Он не торопился одеться, позволив шевье обозреть себя и рассмотреть все, что она не заметила в первый раз. Ее глаза загорелись, в их глубине по-настоящему вспыхнул и погас свет. Будто приглашенная на смотрины, лаская взглядом могучее тело веля, она медленно обошла вокруг. Потом, чуть помедлив, накинула развернутое полотнище на его широкие плечи, обернула и прижалась грудью к его спине. Вель великодушно позволил ей приластиться, словно подобные знаки внимания были для него обычным делом.
«Какое бесстыдство! Так они и… Нет! Они же едва знакомы. И они… они такие непохожие», - Горислав перестал дышать, увидев, как Ция высунула длинный темно-лиловый раздвоенный язычок - вот уж, по настоящему, змеиная привычка! – и повела им в воздухе.
Светозар, как не в чем ни бывало, он направился к столу. Ция сникла, опустила голову и тихо зашипела от досады.
Горислав почувствовал себя третьим лишним, и ему снова стало грустно и бесконечно одиноко.
***
Первое Место на Земле… Здесь сошедшая с небес Великая Мать, поставив свою божественную стопу, коснулась земли.
Тот, кто судил о величине города по сооружениям на поверхности, получал ложное представление, потому что видел лишь малую часть. Под землей, в ее недрах, тянулись извилистые запутанные ходы, соединяя большие и малые залы, пещеры с водопадами, озерами и колоннами, созданными природой. Нынешние шевьи сами не знали насколько огромен их город, потому что многие его закоулки уже давно были необитаемы. Постороннему, впервые попавшему сюда, ничего не стоило заблудиться в бесконечных переходах.
В глубинах древнего города, в большом круглом зале, называемом Обитель Ма, Сияющая Подобно Утренней Звезде уложила на Камень жизни омытое тело Яробора.
Камень был большой плоский, как жернов, перемалывающий жито в муку, и круглый, как солнечный диск, отдающий земле свет и тепло. Его поверхность была сплошь испещрена волшебными знаками. Знающий мог их понять, но только сведущий был способен сплести из них заклинания на самом древнем языке вселенной. По преданию, на этом камне Великая Богиня создала из капли своей крови первую шевью. Камень жизни почитался как святыня, что однако не мешало принимать на нем роды.
- Какое великолепие, – Сияющая Подобно Утренней Звезде провела костлявой рукой с длинными черными ногтями по обнаженной груди веля. – Хвала тебе, Ма, за воплощение замысла, пусть в ненадежное хранилище ты поместила дух, - она запрокинула голову и, подслеповато щурясь, посмотрела на каменное лицо богини под сводом.
Это изображение Матери Всего Сущего было самым древним на земле. Богиня будто присела отдохнуть от многотрудных дел своих. Ее взгляд, обращенный вниз, был усталым и все понимающим, на губах застыла загадочная улыбка. Тело – само изобилие - занимало треть стены и представляло собой множество повисающих сосцов. Руки, украшенные браслетами, обнимали внутреннее пространство, в раскрытых соприкоснувшихся ладонях лежал Ключ Жизни. Широко разведенные бедра опоясывали зал, голени перекрещивались и вились змееподобными конечностями. На месте лона зияла арка единственного входа - каждый входящий в обитель, как бы рождался заново и представал перед богиней чистым.
Одним взмахом древняя шевья приказала дверным створкам захлопнутся.
- О милостивая и милосердная, благословенны небеса Твои и земля под ними, сотворенная Тобой. Счастливым мог быть мир, если бы сбылось так, как хотела Ты, Трижды Великая. Сохрани жизнь того, кто верно служит тебе. Рано ему еще отправляться в царство Вечного Света. Слышишь? - она обращалась к великой богине, как к старой знакомой. – Не дай божественному свету угаснуть в его теле. Пусть продолжится земной путь Яробора, ибо он только начал свое служение. Ему отмерен короткий срок, а трудов и забот столько, что двух жизней не хватит. Не для себя, Великая Мать Всего Сущего, не для себя прошу – ради вечной славы Твоей.
Сияющая Подобно Утренней Звезде знала много разных средств - исцеляющих, заживляющих раны, прибавляющих жизненные силы, защищающих и снимающих проклятья, - но все они не годились.
Яробор только чудом удержался на грани, из-за которой нет возврата.
Слишком много ранок, из которых вытекала жизнь…
Слишком много яда вошло в плоть.
Слишком много времени упущено…
Ему могло помочь только одно единственное средство – великое волшебство.
Вот времена настали…
Еще совсем недавно никто не вспоминал о великом волшебстве, разве, что старицы. Бывало, соберутся на солнцепеке - и давай шипеть: «Вот раньше времена были…» И великое волшебство, и волшебство-которое-убивает, и первый день Творения – все вспоминали.
- Он должен выполнить свое предназначение и пройти Путь, кроме него, некому, - волшебница склонилась над великаном, будто прислушиваясь к биению его сердца, а на самом деле, внимая звукам и голосам, которые никто из живых, кроме нее, не мог уловить и распознать. - Нет, смертушка, ты его не получишь, – прошипела она. – Не сейчас… Я не позволю тебе забрать божича, не будь я величайшей волшебницей.
Она его спасет!
Она применит тайные знания - знания своих наставниц, мудрейших на земле, которые наследовали помощницам самой Великой Ма.
- Ох, что за наказание… на старости-то лет, - ворчала Сияющая, собираясь силами. Для того, чтобы войти в особое состояние, настроиться на нужный лад, чтобы улавливать и направлять потоки волшебной силы, требовалось некоторое время. Хотя на счету каждый миг, спешка все испортит.
Великое волшебство сотворить непросто…
- Второй раз… и опять яд, и опять великан. Как уязвим мир, воплощенный тобой, Ма.
Плохо. Хуже некуда! Уже второй раз с начала года придется обращаться к великому волшебству, ведь иначе никак не проложить дорогу в мир теней. Вовлекать в действо воинство духов стихий, а значит, высвобождать огромную неуправляемую мощь, что нарушит установленное равновесие. Хорошо, если вода обрушится ливнем на земли, страдающие от засухи, огонь не затронет жилищ, а ветер пронесется над пустынной степью.
Хвала мудрости и дальновидности Ма, наделившей волшебным даром лишь достойных!
Сияющая, как никто другой на земле, понимала, что даже осторожное вмешательство поколеблет заведенный круговорот вещей в природе. Творить чудеса и, тем самым, нарушать естественный порядок вещей - это все равно, что рубить цепь, размыкать звенья, отсекая их навсегда. Волшебство изменит что-то в будущем, не произойдет то, что должно было произойти, и произойдет то, чего не должно было случиться. Ведь каждое событие влечет за собой череду новых, а каких - ведомо только Творцу. Прибегнув к последнему средству – пусть волшебству во благо всех – безусловно, придется чем-то пожертвовать, и потеря может оказаться гораздо большей, нежели приобретение. Не торги, чай, никто тебе цену не сбросит…
- Как же там? Ох, Ма пресвятая, дай памяти, - поморщившись, шевья скинула капюшон. Голова у нее была маленькая, сухая, покрытая вязаной шапочкой-сеткой. Из крупных ячеек торчали редкие, белые, похожие на перья, волосы. - Ох-ох-ох… старая я стала… для выкрутасов.
Но она вернет Яробора на землю, потому что должна это сделать. Это было не ее решение… За нее все решили давно там, наверху, а она лишь тонкая спица в колесе бытия.
- Во имя Добра и Света, - провозгласила волшебница и подняла тонкие руки высоко над головой. – Я, Сияющая Подобно Утренней Звезде, призываю стихии…
Заплясало пламя в чашах на треногах, полегая и перегибаясь через край. Заметались длинные тени. Когда казалось, что светильники вот-вот погаснут, огонь взметнулся вверх, лизнул алыми языками множество каменных грудей Великой Матери и разлился ровным желтым сиянием по всему пространству.
- Вода, появись! – призвала шевья. Звуки ее голоса поглотили стены, оплетенные каменными телесами Великой Богини. Эхо молчало, будто боялось повторять слова божественного языка. – Вода, ты была тогда, когда не было ничего - ни времени, ни пространства, ни горя, ни радости. Ты первая возникла из пустоты. В тебе был заключен источник жизни. Вода животворящая, ты течешь, волнуешь, взбухаешь и плещешься. Ты – слезы неба и кровь земли. Ты можешь стать непреодолимой преградой, всему живому принести гибель, но ты же влечешь к себе жаждущих, оживляешь, орошаешь и даришь изобилие. Беру для благого дела частицу твоей животворной влаги.
Замелькали бело-голубые всполохи, и воздух потяжелел. Насыщаясь влагой, он сгущался все больше. Над головой заиграли яркие блики и отразились на серых камнях стен. Под куполом, как в перевернутой чаше, появилась чистейшая прозрачная жидкость. Под ее слоями, осиянное преломляющимся светом, казалось, ожило лицо Ма.
- Оставайся, где есть, вода, - приказала шевья. - Не плескайся и земли не касайся.
Вода больше не рябила. И не лилась вниз, словно была легче воздуха.
- Зову ветер, - продолжала волшебница. - Ветер и вода – две вещи, которые не были созданы. И ничего другого не было рядом с богами. В начале мироздания ветер носился над водой. Ты, ветер – и вдох, и выдох, и дыхание богов. Тебя ни постичь, ни сжечь, ни отбросить. Ты можешь быть легким, как птичий пух, ласковым, спасительным, но можешь валить деревья и сокрушать горы…
Явившиеся на зов, духи ветров сначала тихо перешептывались, потом вдруг взвыли на разные голоса, засвистели, возмутили воздух и воду, смешивая тепло и холод, и разные запахи. Порыв ледяного ветра с воем пронесся по низу, второй - горячий - выдул из щелей слежавшийся сор, погнал вокруг Камня Жизни столбиками завихрений, третий – легкий и ласковый - принес благоухание цветущего сада, а четвертый - соленый запах моря. Поверхность воды забурлила и вздыбилась. Под сводами зала разбушевался настоящий шторм. Волны с пенными барашками на гребнях разбивались о стены и утекали вверх.
Старая шевья сгорбилась, с трудом удерживаясь на месте. Ветры трепали ее одежды, развевали редкие белые волосы.
- Уймитесь, ветры! – зашипела она. - Ты, восточный ветер - ветер разума, ты, южный ветер – ветер страсти и перемен, ты, западный ветер – ветер любви, мира, покоя, и ты, ветер северный – ветер богатства и благополучия. Духи вольные, свободные, мне нужна ваша сила и легкость.
Стихия покорилась. От дуновения северного ветра подернутая рябью вода застыла, превратившись в лед, но уже через мгновение, вобрав в себя тепло южного ветра, растаяла. Ее поверхность разгладилась.
Руки волшебницы, плетущей заклинание - несмотря на возраст, удивительно проворные и легкие - пребывали в непрерывном движении. И пальцы были необычайно гибки.
- Призываю огонь сжигающий, греющий, очищающий! Ты – гнев богов, от небес до земли прорезающий воздух молнией. Ты, живущий смертью земли в своей бесконечной подвижности. Ты – губительное пламя пожаров, не щадящее ни живое, ни мертвое, ни твердое, ни мягкое, ни имеющее форму, ни бесформенное. Все, к чему ты прикасаешься, обращается в пепел.
Свободное пространство прорезали голубые и белые молнии, и вокруг Камня Жизни стеной поднялось пламя. Сначала оно было бледно желтым и прозрачным, но потом разогрелось до оранжево-красного. Воздух накалился. От воды вниз повалил пар.
- Ты, огонь, всеми ты огнями огонь. От тебя защиты нет, нет спасения. Непостоянный ты и никогда не обманывающий, - волшебница, тяжело дыша от жары, спрятала лицо в сгибе локтя. – Ты огонь – господин и слуга. Будь кроток, огонь, будь милостив. Прирученный и укрощенный, в очаге горящий – ты благо. Ты негаснущий огонь святилища. Стань огнем очищающим, от болезней защищающим. Укроти свой мятежный нрав. Жар, не жаль!
Пламя спало и растеклось огненно-красным кольцом. По мановению руки волшебницы ветры разогнали горячий туман. Капли влаги, упавшие на пол, испарились.
Сияющая прижала руки ладонями к камню-алтарю, но искала в нем не опору и поддержку, а нащупывала незримые нити, подобные тоненьким корешкам, прочнее прочного связывавшие его с землей.
- Услышь меня, Земля, творение богов священное. Ты стала началом воплощения Замысла. Ты легла внизу против неба. Великая и щедрая, светло светлая и украсно-украшенная, породила ты и вскормила саму жизнь. Земля благодатная, жизнетворная в объятиях богов, все живое от тебя силы черпает и опору в тебе обретает. Все живое тянется к тебе кореньями и корнями сердца своего, и переплетается в бесконечных сплетениях, в потаенных недрах твоих. Ты, денно и нощно дающая и принимающая, видящая и слышащая, страдающая и сострадающая, очнись от своего упокоения. Отзовись, земля.
Земля, названная по имени, данному в день творения, загудела в ответ, задрожала. Дрожь пронизала толщу скал. Стены затряслись, посыпалась каменная крошка. Ветры подняли и закружили клубы пыли. Из огненного круга с шумом взметнулись языки пламени. Вода заплескалась, рождая клочковатую дымку и расшвыривая в стороны ледяную крупу.
- Не дрожи, земля, будь тверда! Будь милостива, Мать-земля, во имя Добра и Света.
Шевья распрямилась и, разведя руки в стороны, обратилась к каждой стихии отдельно:
- Вода, ты очищаешь и даешь силу. Раствори, утопи боль Яробора, возроди его! Воздух, ты хранишь жизненные силы тела. Пронзи тело и одушеви Яробора. Огонь, ты очищаешь своим пламенем. Пресеки мученья и боль, наполни Яробора теплом. Земля, дай сыну своему, Яробору, от твердости твоей, от изобилия твоего дай силы исцеляющие.
Волшебница легко воспарила над полом и опустилась на камень Ма.
- Соединитесь, слейтесь стихии и станьте, как одно целое! – приказала она.
В следующий миг вода обрушилась вниз, огонь поднялся ей навстречу - стихии столкнулись, и зал наполнил густой белый пар. Ветер пронзительно запел свою песню, закружил влажную пелену, закручивая ее вокруг Камня. Вместе с тем задрожала земля. Волна, изгибая пол, бежала за ветром вкруговую. Твердая скала внизу стала мягкой, как влажная глина, и выпустила побеги, каменные стволы потянулись вверх, изгибаясь и переплетаясь.
Слияние стихий окончилось яркой, ослепительной вспышкой. Волшебница, готовая к тому, зажмурилась и загородила глаза рукой…
Полый внутри, водяной шар, помещенный в каменную хитросплетенную оправу, медленно вращался вокруг алтаря Трижды Великой Богини-Матери. Его освещали разряды красных и голубых молний, мечущихся в водной стенке.
Сияющая Подобно Утренней Звезде и Яробор висели над поверхностью Камня, ничего не касаясь. Они находились между земной явью и потусторонним миром.
- Яробор, позволь мне соединиться с тобой. Я твой друг и помогу тебе справиться с болью. Впусти меня, – волшебница обращалась к душе веля, не к разуму. Ибо душа шире, чем может представить разум. Душа внимает и понимает, когда разум слеп и глух. - Иду к тебе.
Сияющая обняла Яробора, прижалась щекой к плечу, оплела нижними конечностями его ноги и закрыла глаза.
Близился к концу еще один земной день. При условии, что в уделе шевий день сменяла ночь, и сразу за вечером не наступало утро.
- Как думаешь, он у них есть? - спросил вель сидевшего в купальне напротив книговеда.
Горислав, непозволительно расслабившийся и разомлевший в теплой ароматной водичке, не сразу понял смысл вопроса.
- Ключ? Хотя бы один должен быть, - лениво ответил он. - Злыдню до него ни за что не добраться. Шевьи уж измыслят способ, как не допустить подобное…
- Горик, у тебя есть хоть какие-то предположения, относительно того, для чего Исчадью Мрака нужны ключи?
- Если уж ты, законный наследник Великих воинов и хранитель по призванию, ни сном, ни духом, то откуда это знать мне, простому книговеду?
- Не скромничай. Догадываешься зачем?
- Для колдовства.
- Почему они называются «ключами»?
- Не уверен, что это их настоящее имя. Не могут они называться так же, как Ключ Великой Ма, хотя похожи. На воротах перед Зачарованным лесом Ключ Ма был изображен, как знак бессмертия и ключ от врат Смерти, - пустился он в объяснения, но решив, что для веля доводы сии маловразумительны, пошел от обратного. - Ни ты, ни Яра не знаете, из чего сделаны ключи - для чего, кем, когда, сколько их всего… По сути, они вам без пользы, но ваши учителя наказали вам беречь их пуще жизни. Предметы ценные, но никто из нас… может, за исключением шевий, не представляет их цены. Сдается мне, что вещицы сии изначально Злыдневы, точнее, Вещь, которая получится, если ключи соединить, как велит наказ. При этом необходимо, чтобы все – все до одной! – части соединились. И необязательно, что получится нечто, даже отдалено напоминающее Ключ. Уж не с помощью ли этой «вещи» Злыдень, желая разрушить Дом Братства Огня, сделал Провал? Тогда получается, что до него «вещью» владел сам Моркон. Вот сказали бы мне: «Нет, ты не прав, ты ошибаешься», - и я бы тому был очень даже рад, но ты же сам видел на болоте…
- Ключ от ворот Мрака?
- Возможно. В Повестях сказано: «Задумал Злыдень открыть дыру в земле, запечатанную Великим Творцом, и впустить Моркона». Кроме того, если соединить части, получится Вещь, обладающая огромной разрушительной силой.
- А кто разделил Вещь? Гривата?
- Гривата вместе с шевьями.
- Зачем тогда их надо соединить?
- Может когда-нибудь мы узнаем тайну ключей, - книговед пожал плечами. - Ведь будет несправедливо, если мы не узнаем за что претерпеваем. Понятно, что за Добро, но уж больно обобщенно звучит… Покамест же мы - заложники ключей. Это они нас ведут. Иначе почему наш путь так называется? Путь Ключа, а не Дорога Великих Воинов, там, или Велева Тропа, – он потянулся и поплескал на лицо воду, чтобы избавиться от сонливости. Ключ, лежавший у него на груди, отозвался переливами. - Ты не пробовал его расколоть? Чем не выход? Дабы он не достался Злыдню…
- В своем ли ты уме!
- Не знаю, – честно признался Горислав. - В последнее время я ни в чем не уверен… Но ты согласен, что таким образом… ну, если бы уничтожили ключи, то избавились бы от лишних хлопот?
- Если бы в том была необходимость, Ключ разбили бы еще в Прошлом.
- А вот и нет. Как ты можешь это утверждать, если тебе почти ничего не известно о Ключе? Для тебя, Заряня, эта вещь стала столь же обыденна, как солнце на небе в похожий день. Тебе привычно ощущать ее тяжесть. Ты не задумываешься о его свойствах, – он зевнул. - Ключ невозможно расколоть. На нем даже царапины не остаются. Сколько ему веков? А все как новенький, ни одной царапинки.
- Что ты хочешь сказать?
- Ничего. Я все сказал. Ой! - Горислав подобрался, заметив, как к нему направляется старый знакомый – ползун. Только животное мало интересовал человек - оно стало поедать розовые лепестки, рассыпанные на бортике купальни.
- Будто играем в жмурки в буераках, - вздохнул Светозар. Ему вспомнилось странное сновидение во время ночевки в Провале. Во сне он говорил Синеоку то же самое: про непонятную игру, правила которой неизвестны, число участников тоже. – Не равен час, споткнешься и если не свернешь шею, то лоб расшибешь до крови наверняка. Как думаешь, шевьи просветят нас хоть немного на этот счет?
- Было же тебе сказано, если сочтут нужным… Шевьи все делают согласно своему разумению, кое у них весьма своеобразное.
- Братцы! Вот вы где! – радостно проскрипел Горбуль, свалившись на подоконник. – Еле вас нашел. Взлетел, смотрю, а внизу ничего нет. Я уж было решил, что пока я это… коптильню осматривал, все дома под землю провались! Потом поднялся повыше, гляжу – а нет! - один торчит. Вы знаете, что этот дом единственный возвышается над землей… более-менее.
- Но коптильню ты как-то обнаружил.
- Так по запаху. Как бы глубоко они не зарылись - дым-то вверх идет. Ну, я прямиком к ней. Думаю, дай чуток понюхаю. Глядь в оконце, а там – ба!
- Свинье только рыло просунуть, и вся пролезет.
- Рыбка там – язык проглотишь, - Горбуль спрыгнул на скамейку под окном и, привалившись к стене, вытянул ножки.
- Кто на коптильне работает - мужики или бабы?
- Все в юбках, но бородатые. И злые. Ругаются на чем свет стоит, но не по-нашему.
- Тебя заметили?
- Нет. Они меж собой перебрехивались, а я по-тихому стащил одну рыбеху и - в окно.
- Ох, Горбуль, как бы нам не пришлось расплачиваться за твое обжорство, - Горислав обрызгал его водой из купальни.
- Не порть блеск, - буркнул тот и смахнул с пуза капли. Сытый и довольный собой, он устало прикрыл глаза.
Тем временем, к нему на скамью взобрался ползун. Ох, до чего же чудное и не в меру любопытное это было существо! Облик вестника ему так понравился, что он вдруг обратился в его голову, на большее у него не хватило веса и объема. И так похоже - прямо точь-в-точь Горбулевская башка, даже глаза глупо моргали.
Светозар и Горислав - свидетели забавного превращения - переглянулись меж собой.
- Горбуль, чего это у тебя голова отвалилась? – хитро спросил вель, сдерживая улыбку. - От влажности, что ль? Аль от переедания?
Вестник приоткрыл один глаз, потом другой и, увидев пред собой голову, да еще удивлено моргавшую, сделал глаза совершенно круглыми. Вылупился так, словно узрел огненную змею, разевающую пасть, а ползун - возьми, да вылупись тоже.
- Это шевьи на тебя чары наслали.
Горбуль про чары поверил. Порок чревоугодия его так тяготил, что ждал он кары, если не с минуты на минуту, то со дня на день. Оказывается, не такой уж бессовестный он был, чтобы не понимать, что не только грешит, так еще и совершает преступления из обжорства.
- Ой-ой-ой, - хрипло застонал он, притворяясь умирающим. - Кажется, я потерял голову! Чем же я теперь буду есть?
Кряхтя, он протянул лапы к ползуну, но тот отодвинулся.
- Будешь знать, как еду воровать, - судейским тоном произнес Горислав. В душе, конечно, он веселился.
- Я больше так не буду! Только поставьте мою голову на место.
Вернулась Ция с целым подносом снеди. Напуганный Горбуль на еду даже не взглянул, потому что следил за своей, как он думал, головой.
- Забыла сказать, второе имя ползуна – пересмешник, – поспешила испортить веселье и поставила поднос на стол. - Очень похоже, правда?
- Что похоже? – спросил Горбуль.
- Похоже на твою голову, вестник.
Горбуль схватил лапками свой клюв, недоверчиво ощупал щеки и расплылся в страшненькой улыбке. Тем временем ползун, хоть и был слизнем, проявил разумение и проворно соскользнул со скамьи.
- Благодарствую, добрая женщина, ты меня спасла от голодной смерти. О, еды-то сколько! – воскликнул он, заметив поднос с угощениями. - И за угощения премного благодарствую.
- Есть какие-нибудь новости о Яре? – спросил Светозар.
- Рано еще об этом говорить. Вестник? – опомнилась шевья с некоторым запозданием. Вскинув руку, она набросила на него невидимые сети и притянула к себе. – Ты кто? - она внимательно изучала висевшего перед ней в воздухе, застывшего в нелепой позе Горбуля.
- Я - Горбуль, тетенька волшебница, - представил тот, с трудом раскрывая клюв. – Не убивай.
- Странно, - удивленно пробормотала Ция и ослабила силки. Горбуль со стуком упал на пол. - Разве вестники едят? – она вопросительно обернулась к великану.
- Этот ест. Один за троих.
- Тогда, должно быть, польза от него тоже тройная?
- Пользы его не измерить. Дело делать и за себя не может, зато кричит один за всех.
- Предвещает?
- А-то! Предвещает, где на обед пустые щи, а где говядина парная. Никогда не ошибается.
- И я для них еще веревку бантиком завязывал, - обиделся Горбуль.
- Бантиком? – переспросил Горислав упавшим голосом.
- Он шутит, - заверил вель. – Я проверил узел и еще затянул.
- Оботретесь и оденете рубашки. - Ция подхватила стопку полотняных вещей и разделила надвое. - Походите в них, пока сохнут ваши вещи.
- Только рубашки?
- Во всей округе ни одних штанов не сыщешь, - она уверенно направилась к купальне.
Дива блистающая! Ее кожа золотилась, сверкали изумрудные омуты глаз, блестели волосы, подобные лазоревым бисерным низкам. Легко и грациозно она несла свое длинное гибкое тело, обтянутое блестящей серебристо-зеленой тканью.
Было просто невозможно не попасть во власть ее естественных чар.
Земная богиня, дочь Ма… Удивительным образом в ней соединилось все прекрасное и притягательное, что есть в земных женщинах, и таинственное и опасное, что есть в змее.
Горислав смотрел на молодую шевью, забыв обо всем на свете, с неприкрытым восторгом, с обожанием верного почитателя. Если бы Танцующая на Радуге позвала его, он бы не раздумывая подчинился. Пошел, побежал, пополз к ней, как был, нагой. Но – слава всем богам! – наваждение длилось всего несколько мгновений и внезапно исчезло с первыми скрипучими звуками голоса Горбуля.
- Это что, рыба?
Книговед вспомнил, кто он и где находится, и покраснел.
Ничуть не смущенная видом двух голых мужчин, Ция встала у края воды. Горислав весь сжался, хотя совсем не интересовал хозяйку. Ее взор был прикован к Светозару - пытал, призывал, ворожил.
- Какой невозможный, - прошептала она.
- Знаю. Мне говорили, - признался вель без лишней скромности.
Ция улыбнулась. Подол ее платья колыхнулся, из-под него показался змеиный хвост и пополз по камням. Извивающаяся чешуйчатая конечность, при виде которой у Горислава едва сердце не выпрыгнуло из горла, скользнула в воду.
- Вода-то остыла.
Книговед вздрогнул, когда рядом с ним на бортик шлепнулось свернутое полотнище.
- Ничего, мы привычные, - заверил шевью вель.
- Я бы замерзла. Выбирайтесь уже. Ужин остынет. Или Горбуль все слопает.
Пока Горислав, пыхтя и краснея, вжимался в угол, пытаясь дотянуться до простыни, Светозар поднялся и выбрался из купальни. Он не торопился одеться, позволив шевье обозреть себя и рассмотреть все, что она не заметила в первый раз. Ее глаза загорелись, в их глубине по-настоящему вспыхнул и погас свет. Будто приглашенная на смотрины, лаская взглядом могучее тело веля, она медленно обошла вокруг. Потом, чуть помедлив, накинула развернутое полотнище на его широкие плечи, обернула и прижалась грудью к его спине. Вель великодушно позволил ей приластиться, словно подобные знаки внимания были для него обычным делом.
«Какое бесстыдство! Так они и… Нет! Они же едва знакомы. И они… они такие непохожие», - Горислав перестал дышать, увидев, как Ция высунула длинный темно-лиловый раздвоенный язычок - вот уж, по настоящему, змеиная привычка! – и повела им в воздухе.
Светозар, как не в чем ни бывало, он направился к столу. Ция сникла, опустила голову и тихо зашипела от досады.
Горислав почувствовал себя третьим лишним, и ему снова стало грустно и бесконечно одиноко.
***
Первое Место на Земле… Здесь сошедшая с небес Великая Мать, поставив свою божественную стопу, коснулась земли.
Тот, кто судил о величине города по сооружениям на поверхности, получал ложное представление, потому что видел лишь малую часть. Под землей, в ее недрах, тянулись извилистые запутанные ходы, соединяя большие и малые залы, пещеры с водопадами, озерами и колоннами, созданными природой. Нынешние шевьи сами не знали насколько огромен их город, потому что многие его закоулки уже давно были необитаемы. Постороннему, впервые попавшему сюда, ничего не стоило заблудиться в бесконечных переходах.
В глубинах древнего города, в большом круглом зале, называемом Обитель Ма, Сияющая Подобно Утренней Звезде уложила на Камень жизни омытое тело Яробора.
Камень был большой плоский, как жернов, перемалывающий жито в муку, и круглый, как солнечный диск, отдающий земле свет и тепло. Его поверхность была сплошь испещрена волшебными знаками. Знающий мог их понять, но только сведущий был способен сплести из них заклинания на самом древнем языке вселенной. По преданию, на этом камне Великая Богиня создала из капли своей крови первую шевью. Камень жизни почитался как святыня, что однако не мешало принимать на нем роды.
- Какое великолепие, – Сияющая Подобно Утренней Звезде провела костлявой рукой с длинными черными ногтями по обнаженной груди веля. – Хвала тебе, Ма, за воплощение замысла, пусть в ненадежное хранилище ты поместила дух, - она запрокинула голову и, подслеповато щурясь, посмотрела на каменное лицо богини под сводом.
Это изображение Матери Всего Сущего было самым древним на земле. Богиня будто присела отдохнуть от многотрудных дел своих. Ее взгляд, обращенный вниз, был усталым и все понимающим, на губах застыла загадочная улыбка. Тело – само изобилие - занимало треть стены и представляло собой множество повисающих сосцов. Руки, украшенные браслетами, обнимали внутреннее пространство, в раскрытых соприкоснувшихся ладонях лежал Ключ Жизни. Широко разведенные бедра опоясывали зал, голени перекрещивались и вились змееподобными конечностями. На месте лона зияла арка единственного входа - каждый входящий в обитель, как бы рождался заново и представал перед богиней чистым.
Одним взмахом древняя шевья приказала дверным створкам захлопнутся.
- О милостивая и милосердная, благословенны небеса Твои и земля под ними, сотворенная Тобой. Счастливым мог быть мир, если бы сбылось так, как хотела Ты, Трижды Великая. Сохрани жизнь того, кто верно служит тебе. Рано ему еще отправляться в царство Вечного Света. Слышишь? - она обращалась к великой богине, как к старой знакомой. – Не дай божественному свету угаснуть в его теле. Пусть продолжится земной путь Яробора, ибо он только начал свое служение. Ему отмерен короткий срок, а трудов и забот столько, что двух жизней не хватит. Не для себя, Великая Мать Всего Сущего, не для себя прошу – ради вечной славы Твоей.
Сияющая Подобно Утренней Звезде знала много разных средств - исцеляющих, заживляющих раны, прибавляющих жизненные силы, защищающих и снимающих проклятья, - но все они не годились.
Яробор только чудом удержался на грани, из-за которой нет возврата.
Слишком много ранок, из которых вытекала жизнь…
Слишком много яда вошло в плоть.
Слишком много времени упущено…
Ему могло помочь только одно единственное средство – великое волшебство.
Вот времена настали…
Еще совсем недавно никто не вспоминал о великом волшебстве, разве, что старицы. Бывало, соберутся на солнцепеке - и давай шипеть: «Вот раньше времена были…» И великое волшебство, и волшебство-которое-убивает, и первый день Творения – все вспоминали.
- Он должен выполнить свое предназначение и пройти Путь, кроме него, некому, - волшебница склонилась над великаном, будто прислушиваясь к биению его сердца, а на самом деле, внимая звукам и голосам, которые никто из живых, кроме нее, не мог уловить и распознать. - Нет, смертушка, ты его не получишь, – прошипела она. – Не сейчас… Я не позволю тебе забрать божича, не будь я величайшей волшебницей.
Она его спасет!
Она применит тайные знания - знания своих наставниц, мудрейших на земле, которые наследовали помощницам самой Великой Ма.
- Ох, что за наказание… на старости-то лет, - ворчала Сияющая, собираясь силами. Для того, чтобы войти в особое состояние, настроиться на нужный лад, чтобы улавливать и направлять потоки волшебной силы, требовалось некоторое время. Хотя на счету каждый миг, спешка все испортит.
Великое волшебство сотворить непросто…
- Второй раз… и опять яд, и опять великан. Как уязвим мир, воплощенный тобой, Ма.
Плохо. Хуже некуда! Уже второй раз с начала года придется обращаться к великому волшебству, ведь иначе никак не проложить дорогу в мир теней. Вовлекать в действо воинство духов стихий, а значит, высвобождать огромную неуправляемую мощь, что нарушит установленное равновесие. Хорошо, если вода обрушится ливнем на земли, страдающие от засухи, огонь не затронет жилищ, а ветер пронесется над пустынной степью.
Хвала мудрости и дальновидности Ма, наделившей волшебным даром лишь достойных!
Сияющая, как никто другой на земле, понимала, что даже осторожное вмешательство поколеблет заведенный круговорот вещей в природе. Творить чудеса и, тем самым, нарушать естественный порядок вещей - это все равно, что рубить цепь, размыкать звенья, отсекая их навсегда. Волшебство изменит что-то в будущем, не произойдет то, что должно было произойти, и произойдет то, чего не должно было случиться. Ведь каждое событие влечет за собой череду новых, а каких - ведомо только Творцу. Прибегнув к последнему средству – пусть волшебству во благо всех – безусловно, придется чем-то пожертвовать, и потеря может оказаться гораздо большей, нежели приобретение. Не торги, чай, никто тебе цену не сбросит…
- Как же там? Ох, Ма пресвятая, дай памяти, - поморщившись, шевья скинула капюшон. Голова у нее была маленькая, сухая, покрытая вязаной шапочкой-сеткой. Из крупных ячеек торчали редкие, белые, похожие на перья, волосы. - Ох-ох-ох… старая я стала… для выкрутасов.
Но она вернет Яробора на землю, потому что должна это сделать. Это было не ее решение… За нее все решили давно там, наверху, а она лишь тонкая спица в колесе бытия.
- Во имя Добра и Света, - провозгласила волшебница и подняла тонкие руки высоко над головой. – Я, Сияющая Подобно Утренней Звезде, призываю стихии…
Заплясало пламя в чашах на треногах, полегая и перегибаясь через край. Заметались длинные тени. Когда казалось, что светильники вот-вот погаснут, огонь взметнулся вверх, лизнул алыми языками множество каменных грудей Великой Матери и разлился ровным желтым сиянием по всему пространству.
- Вода, появись! – призвала шевья. Звуки ее голоса поглотили стены, оплетенные каменными телесами Великой Богини. Эхо молчало, будто боялось повторять слова божественного языка. – Вода, ты была тогда, когда не было ничего - ни времени, ни пространства, ни горя, ни радости. Ты первая возникла из пустоты. В тебе был заключен источник жизни. Вода животворящая, ты течешь, волнуешь, взбухаешь и плещешься. Ты – слезы неба и кровь земли. Ты можешь стать непреодолимой преградой, всему живому принести гибель, но ты же влечешь к себе жаждущих, оживляешь, орошаешь и даришь изобилие. Беру для благого дела частицу твоей животворной влаги.
Замелькали бело-голубые всполохи, и воздух потяжелел. Насыщаясь влагой, он сгущался все больше. Над головой заиграли яркие блики и отразились на серых камнях стен. Под куполом, как в перевернутой чаше, появилась чистейшая прозрачная жидкость. Под ее слоями, осиянное преломляющимся светом, казалось, ожило лицо Ма.
- Оставайся, где есть, вода, - приказала шевья. - Не плескайся и земли не касайся.
Вода больше не рябила. И не лилась вниз, словно была легче воздуха.
- Зову ветер, - продолжала волшебница. - Ветер и вода – две вещи, которые не были созданы. И ничего другого не было рядом с богами. В начале мироздания ветер носился над водой. Ты, ветер – и вдох, и выдох, и дыхание богов. Тебя ни постичь, ни сжечь, ни отбросить. Ты можешь быть легким, как птичий пух, ласковым, спасительным, но можешь валить деревья и сокрушать горы…
Явившиеся на зов, духи ветров сначала тихо перешептывались, потом вдруг взвыли на разные голоса, засвистели, возмутили воздух и воду, смешивая тепло и холод, и разные запахи. Порыв ледяного ветра с воем пронесся по низу, второй - горячий - выдул из щелей слежавшийся сор, погнал вокруг Камня Жизни столбиками завихрений, третий – легкий и ласковый - принес благоухание цветущего сада, а четвертый - соленый запах моря. Поверхность воды забурлила и вздыбилась. Под сводами зала разбушевался настоящий шторм. Волны с пенными барашками на гребнях разбивались о стены и утекали вверх.
Старая шевья сгорбилась, с трудом удерживаясь на месте. Ветры трепали ее одежды, развевали редкие белые волосы.
- Уймитесь, ветры! – зашипела она. - Ты, восточный ветер - ветер разума, ты, южный ветер – ветер страсти и перемен, ты, западный ветер – ветер любви, мира, покоя, и ты, ветер северный – ветер богатства и благополучия. Духи вольные, свободные, мне нужна ваша сила и легкость.
Стихия покорилась. От дуновения северного ветра подернутая рябью вода застыла, превратившись в лед, но уже через мгновение, вобрав в себя тепло южного ветра, растаяла. Ее поверхность разгладилась.
Руки волшебницы, плетущей заклинание - несмотря на возраст, удивительно проворные и легкие - пребывали в непрерывном движении. И пальцы были необычайно гибки.
- Призываю огонь сжигающий, греющий, очищающий! Ты – гнев богов, от небес до земли прорезающий воздух молнией. Ты, живущий смертью земли в своей бесконечной подвижности. Ты – губительное пламя пожаров, не щадящее ни живое, ни мертвое, ни твердое, ни мягкое, ни имеющее форму, ни бесформенное. Все, к чему ты прикасаешься, обращается в пепел.
Свободное пространство прорезали голубые и белые молнии, и вокруг Камня Жизни стеной поднялось пламя. Сначала оно было бледно желтым и прозрачным, но потом разогрелось до оранжево-красного. Воздух накалился. От воды вниз повалил пар.
- Ты, огонь, всеми ты огнями огонь. От тебя защиты нет, нет спасения. Непостоянный ты и никогда не обманывающий, - волшебница, тяжело дыша от жары, спрятала лицо в сгибе локтя. – Ты огонь – господин и слуга. Будь кроток, огонь, будь милостив. Прирученный и укрощенный, в очаге горящий – ты благо. Ты негаснущий огонь святилища. Стань огнем очищающим, от болезней защищающим. Укроти свой мятежный нрав. Жар, не жаль!
Пламя спало и растеклось огненно-красным кольцом. По мановению руки волшебницы ветры разогнали горячий туман. Капли влаги, упавшие на пол, испарились.
Сияющая прижала руки ладонями к камню-алтарю, но искала в нем не опору и поддержку, а нащупывала незримые нити, подобные тоненьким корешкам, прочнее прочного связывавшие его с землей.
- Услышь меня, Земля, творение богов священное. Ты стала началом воплощения Замысла. Ты легла внизу против неба. Великая и щедрая, светло светлая и украсно-украшенная, породила ты и вскормила саму жизнь. Земля благодатная, жизнетворная в объятиях богов, все живое от тебя силы черпает и опору в тебе обретает. Все живое тянется к тебе кореньями и корнями сердца своего, и переплетается в бесконечных сплетениях, в потаенных недрах твоих. Ты, денно и нощно дающая и принимающая, видящая и слышащая, страдающая и сострадающая, очнись от своего упокоения. Отзовись, земля.
Земля, названная по имени, данному в день творения, загудела в ответ, задрожала. Дрожь пронизала толщу скал. Стены затряслись, посыпалась каменная крошка. Ветры подняли и закружили клубы пыли. Из огненного круга с шумом взметнулись языки пламени. Вода заплескалась, рождая клочковатую дымку и расшвыривая в стороны ледяную крупу.
- Не дрожи, земля, будь тверда! Будь милостива, Мать-земля, во имя Добра и Света.
Шевья распрямилась и, разведя руки в стороны, обратилась к каждой стихии отдельно:
- Вода, ты очищаешь и даешь силу. Раствори, утопи боль Яробора, возроди его! Воздух, ты хранишь жизненные силы тела. Пронзи тело и одушеви Яробора. Огонь, ты очищаешь своим пламенем. Пресеки мученья и боль, наполни Яробора теплом. Земля, дай сыну своему, Яробору, от твердости твоей, от изобилия твоего дай силы исцеляющие.
Волшебница легко воспарила над полом и опустилась на камень Ма.
- Соединитесь, слейтесь стихии и станьте, как одно целое! – приказала она.
В следующий миг вода обрушилась вниз, огонь поднялся ей навстречу - стихии столкнулись, и зал наполнил густой белый пар. Ветер пронзительно запел свою песню, закружил влажную пелену, закручивая ее вокруг Камня. Вместе с тем задрожала земля. Волна, изгибая пол, бежала за ветром вкруговую. Твердая скала внизу стала мягкой, как влажная глина, и выпустила побеги, каменные стволы потянулись вверх, изгибаясь и переплетаясь.
Слияние стихий окончилось яркой, ослепительной вспышкой. Волшебница, готовая к тому, зажмурилась и загородила глаза рукой…
Полый внутри, водяной шар, помещенный в каменную хитросплетенную оправу, медленно вращался вокруг алтаря Трижды Великой Богини-Матери. Его освещали разряды красных и голубых молний, мечущихся в водной стенке.
Сияющая Подобно Утренней Звезде и Яробор висели над поверхностью Камня, ничего не касаясь. Они находились между земной явью и потусторонним миром.
- Яробор, позволь мне соединиться с тобой. Я твой друг и помогу тебе справиться с болью. Впусти меня, – волшебница обращалась к душе веля, не к разуму. Ибо душа шире, чем может представить разум. Душа внимает и понимает, когда разум слеп и глух. - Иду к тебе.
Сияющая обняла Яробора, прижалась щекой к плечу, оплела нижними конечностями его ноги и закрыла глаза.
Tannit:
07.11.20 11:37
» Глава двадцать третья - 3
***
Волшебница отказалась от всего, что удерживало ее в действительности, от всех земных забот и желаний. Она не знала, найдет или нет обратную дорогу, и хватит ли у нее сил на возвращение, но решительно покинула свою древнюю плоть…
Нет человека без души, но душа - частица божественного духа - незрима во время пребывания в теле. Она невидима, как сам Творец-жизнедавец. Она незаметно приходит и, невидимая, снова покидает его, и тогда тело распадается. Все, чего касается душа, живет и исполняется сил, но, стоит ей уйти - чахнет и умирает. Такова заключенная в ней сила бессмертия.
Сияющая перешагнула грань, за которой не было ничего, что принадлежало бы ей самой - только душа веля, привычки, память - и стала его неотъемлемой частью. Ей открылась вся жизнь Яробора - это был прямой путь без извилин, судьба великана.
Назад, в прошлое…
Провал. Брод, охраняемый чудовищами… Единороги… Сколько величия в бесподобии этих однорогих существ. Дом Братства Огня. Хрустальный мост…
Подворье. Горячка боя. Кони-чудовища, скачущие по двору. Кровь, крики умирающих. Действие, опережающее мысль…
Бессилие, отчаянье… и бегство. Протрезвление, и вместе с тем – ни мысли в пустой и ясной голове. Неужто сам Злыдень? Тяжесть меча в руке не придает уверенности… Отвращение, сменившееся диким ужасом. Ужасное чудовище, в которое превратилась пышногрудая красавица.
Боль, горе и яростное желание отомстить… Обугленные останки учителя. Догорающий костер на дороге. Холодная решимость, расправиться с врагами. Засада в ночном лесу…
Память хранит все без разбора, нужное и ненужное.
Память - не разум. Одно не способно подменить другое. Но разума без памяти не существует, а память порой обретается без разума, сама по себе. Она может быть подобна глубокому колодцу, куда страшно заглядывать. Или открытыми полками, где все разложено по порядку, и откуда при желании без усилий можно извлечь любую вещь, кроме тех, что спрятаны за полками в потайных нишах, забитые подальше и нарочно забытые. Или чердаком, где все навалено в беспорядке, и поэтому вещи здесь взаимопроникающие, события перепутанные, образы - размытые и ускользающие. Память бережно хранит все: каждую мелочь, каждый оттенок, отзвук, запах. Даже то, с чем человек соприкоснулся лишь случайно, видел одно мгновение и, скользнув взглядом, не стремился запомнить.
Слой за слоем, все дальше от действительности…
Сияющая проникалась Яроборовым сокровенным, она испытывала все его чувства – любовь, ненависть, страдание, отчаяние, вожделение.
Туман над полями, сомлевшая красавица. Самодовольство высшей степени, но и разочарование, и даже чуток досады.
Кочевки, объездка диких жеребцов, дороги, городки и селения, торги, женщины, простор степи и бешеная скачка верхом, ночи у костра…
Сияющая вошла в Яроборову юность, замечательную пору. Возраст, когда все кажется простым и понятным: и горы по плечу, и море по колено. Только на самом деле - все непонятно и сложно. Дни почему-то тянулись дольше. Время, что ли, текло медленнее? И все было внове и впервые.
Вот первый любовный опыт, потрясший до глубины души и стоивший мучительных переживаний. Коварная девица просто использовала его, а он-то думал, что соблазнил ее.
Вот восторг победы, гордость и осознание своего всемогущества. Он впервые самостоятельно заарканил и присмирил коня - дикого красавца-иноходца.
Сколько нового, незнакомого прежде, открылось по дороге на торги! Земля-то, оказывается, огромная, и много всякого разного на лице ее. Как красиво, весело, интересно на торжище в городе!
Вот ужасная невыносимая боль. Тело, будто мечом пронзило, скрутило, ослепило. «О, боги, как больно! Лучше сразу умереть». Что это было? Падение с коня? Так сильно расшибся, думал, что все кости переломал. Хороший урок на будущее… Нет, он умел правильно приземляться, просто как-то все случайно получилось, неожиданно. Благо, что болячки на нем заживают быстро.
Занятия с учителем. Утомительные, усыпляющие, наводящие скуку… Ладно бы, только боевая подготовка или рукопашный бой – еще куда ни шло! Но эти бесконечные нудные наставления - как они надоели! - каждый раз возникает желание убежать куда глаза глядят… или захворать, лишь бы Людомил отстал.
Воспоминания не умирают. Все здесь было живо - двигалось, шумело, пахло…
Лазоревое море. Вдали серые рифы, похожие на обломанные зубы акулы. Запах водорослей и рыбы. Белый горячий песок на берегу. Шум прибоя, крики чаек. Песня рыбачки, разносящаяся над берегом. Песня ожидания - грустная, протяжная, выбивающая слезу.
Склоняется бородатый мужчина, заглядывает в глаза. Его зовут Людомил, он называет себя собратом. Он божич… Великан…
- Пойдем со мной, Яробор. Меня прислало к тебе Провидение. Я буду твоим наставником. Ты станешь Великим Воином.
Какие странные непонятные слова он говорит. Хотя «Великий воин» - звучит очень красиво.
- Я научу тебя сражаться. На всей земле не будет равных тебе по силе и ловкости. Я подарю тебе быстрого коня. Открою слово всадника. Знаешь, что это такое?
Яробор качает головой.
- Слово всадника - волшебное слово. Шепнешь такое слово любому коню, пусть самому норовистому, и он будет тебя слушаться.
- А я… ой! - Яробор хочет сказать, что уже знает волшебные слова, но прикусывает язык.
- Пойдем со мной. Я покажу тебе, как огромен мир, – Людомил подмигивает. Его карие глаза смеются, от прищура морщинки залегают лучиками.
Людомил хороший и добрый, от него как будто тепло исходит. С ним чувствуешь себя спокойно и безопасно. Только дедушка строго-настрого запретил разговаривать с чужаками. Мол, если явится незнакомец, который начнет сулить вещи всякие хорошие, так беги от него подальше со всех ног, не поддавайся на его уговоры, иначе потом жалеть будешь да горько плакать.
- Мне нельзя с тобой болтать.
- С тебя же не убудет, если мы поговорим чуток.
- Недосуг мне помышлять о разных глупостях. Я должен жить, как человек. Мне дед так наказывал.
- О, если бы только мы могли жить, как люди. Твоя судьба предопределена. И никто – ни твой дед, ни ваш старейшина - не может запретить мне забрать тебя из семьи. Таков закон, понимаешь? Таков обычай. Так заведено испокон веков….
- Дед сказал, что ему начхать на всякие такие обычаи. Человек должен жить там, где родился, и делать то, что делали его родители.
- Понимаю твоего деда. Его можно простить, потому что он так сказал из любви к тебе. Он хочет оградить тебя от всех бед, но он старый и слабый, ему тяжело.
- Дед огорчиться, если я убегу.
- Ты – божич, Яра. Многовековой закон гласит: великан должен покинуть родной дом и пойти учиться у другого великана, а потом охранять мир и порядок на земле, ибо великан рождается не для своей семьи, а для всего мира. Твой дед и бабушка уже очень старенькие, им становится все труднее управляться с вами: с тобой и твоими братьями… заботиться о вас. Тяжело прокормить столько ртов.
- Мы взрослые! Мы сами ловим рыбу. Ходим в море, ставим сети. Бабушка говорит, что теперь мы – главные добытчики в семье.
- Ты рожден не для того, чтобы всю жизнь прозябать в рыбачьем селении, жить впроголодь и зависеть от удачного улова.
- Без улова не останусь, - смело заявляет Яробор. Он снова чуть было не проболтался, что умеет заклинать рыбу.
- А ты, брат, самоуверенный, однако, - усмехается Людомил. - И что дальше? Каждый день будешь уходить в море, ловить рыбу, трудиться в поте лица. Доживешь до старости, как твой дед, если повезет и не погибнешь во время шторма, как твоя мать. И будешь горько сожалеть о том, что остался, отказался идти со мной.
Будущее, которое пророчил Людомил, было безрадостным до слез.
Яробор вспоминает, как намедни рыбаки, злые и проклинающие богов, вернулись в поселок порожние. Потом представляет себя взрослым – усталым, бородатым мужиком, вытаскивающим на берег лодку с двумя тощими рыбинами и маленьким крабом на дне; потом видит себя морщинистым сгорбленным стариком, встречающим на берегу лодку своих внуков и недовольно ворошащим посохом сети со скудным уловом.
Он думает о дедушке, у которого слезятся глаза и ломит кости задолго до ненастья. Днем он ворчит, а ночью стонет и охает, мучаясь от бессонницы. Братья его совсем не боятся, насмехаются над ним за глаза и успевают убежать прежде, чем до них дотянется его палка.
Нет! Упасите боги – не желаю такой участи!
Впервые в жизни маленький Яробор ощущает – нет, еще не свою избранность - гордость оттого, что он не такой, как все и может изменить свою судьбу.
Образы - четкие, ясные, многокрасочные…
Вот мать, лицо которой повзрослевший Яробор не мог вспомнить - красавица-смуглянка с белозубой улыбкой, по имени Чернава. Бойкая, жизнерадостная, острая на язык. Сильная.
Она - рыбачка. И вдова. Ее муж не первый и не последний мужчина из поселка, чьей могилой стало море. Яробор, появившийся на свет много позже его гибели, никак не мог быть его сыном.
Разговоры о том, что Яробор - плод божественной любви, начались в поселке еще до его рождения. Будто видел кто-то из рыбаков, как Чернавина плоскодонка сама заползла на песок, из нее вспорхнул сиявший, как третья луна, дей и улетел на небо. Другие говорили, что Чернава поймала в сети морского дея, плывшего куда-то по своим делам или, наоборот, шлявшегося без дела. И тот сразу воспылав к красавице-рыбачке чувством страстным и неудержимым, возжелал ее и возлег с ней по праву дея, а потом открыл ей волшебное слово, которое велит рыбе заплывать в сети, ведь она никогда без улова не возвращалась.
Чернава погибла, разделив судьбу своего мужа и многих других рыбаков, когда Яробору шел пятый год.
В тот день ничто не предвещало беды. Поутру море было спокойным. Рыбаки толкнули лодки на воду, забрались на борт и пошли в сторону рифов.
Яробор с братьями проводил мать, а потом стоял на берегу и смотрел ей вслед, шепча молитву.
***
…Снаружи бушует шторм, огромные валы разбиваются о скалы, пугающе завывает ветер. Дети сидят на тростниковой подстилке на полу возле очага.
- С вечера чуял, что гроза надвигается. Говорил же Чернавке, не ходи. Да разве ей втолкуешь. Упертая баба! Она ж думает, что дей-полюбовник бросится ее спасать, а он забыл ее, поди, в тот же день, - ворчит дед.
Яробор не понимает, почему разгневались небеса. Охваченный страхом, он вздрагивает каждый раз, когда снаружи раздаются раскаты грома. Он с ожиданием смотрит на дверь, подпертую палкой, надеясь, что за ней послышится голос мамы. От порывов ветра двери и ставни на окнах трещат и скрипят, шуршит тростник на крыше, и кажется, что он зловещим шепотом пророчит чью-то погибель.
- Где мама? – не выдерживает Яробор. – Когда она придет?
Вскочив с пола, он бежит к бабушке, которая коптит рыбу над ямой, и прижимается к ней. Она пахнет рыбой, дымом костра и старостью.
- На все воля богов,– она ласково гладит внука по голове. – Ты молись, чтобы боги указали ей дорогу к берегу и провели ее лодку меж скал.
- От нас ничего не зависит, - ворчит дед, не поднимая глаз и продолжая плести корзину. – Нас никто не спрашивает - хотим мы родиться или нет. Выкатываемся из материнской утробы на белый свет и мучаемся тут. И о смертном часе никто не предуведомит…
- Тьфу на тебя, пустобрех! - бабушка тянется к оберегу. - На все воля богов.
- «Боги, боги…» Разве ж дозовешься их, когда надо? - дед нарочно повышает голос. – На богов надейся, а сам не плошай.
- Ой, помолчал бы ты, старый!
***
Волшебница, прорвав паутину забвения, упала в люльку, сплетенную из младенческих снов и яви, похожей на сон.
Яробор еще ничего не понимает, но уже все видит и слышит.
Мама… На ней рубаха с мокрыми пятнами от грудного молока, широкий ворот сполз с плеча, подол пестрой юбки подоткнут.
Мама хохочет, запрокинув голову. У нее белые зубы и ямочки на щеках.
- Я буду тебя любить, жалеть, - говорит Укрома. Он произносит слова медленно, протяжно.
Укрома – местный дурачок. Каждое утро его мужики подсылают к Чернаве, чтобы выведать волшебное слово, приманивающее рыбу в сети.
Мама перестает смеяться.
- Ма, слышь! Укрома замуж меня возьмет, если я научу его рыбу заклинать, - обращается она к бабушке. Та отмахивается, будто мух отгоняет.
- У Чернавки уж и так три дитя на руках, на кой хрен ей еще одно, - ругается бабушка. - Ступай-ка, Укрома, к своей мамке.
- Тогда, давай водиться, - не отстает дурачок.
- Ой, Укрома! С тобой водиться, что задом в крапиву садиться, - смеется мама, сталкивая свою лодку на воду.
Она завязывает на затылке красный платок. Потом поднимает с песка тростниковую корзину, в которой лежит Яробор, склоняется к нему и шепчет:
- Ути, мой сладенький. Пойдем, попросим у твоего папаши немного рыбки?
Мама всегда берет его с собой в море, чтобы не пропускать кормление, чтобы не плакал от голода.
Неподалеку, по колено в воде стоят возле своей лодки два рыбака-соседа. Голые по пояс, жилистые, почти черные от загара, со связками амулетов на шее. Они сердито глядят на маму.
- Почему одним - все, а другим – рыбий хвост на воротник, - говорит первый. - И ведь всего-то, что сделала - ноги раздвинула.
- Ага, - соглашается другой. - И удовольствие получила, да еще и дар.
- Эй, Чернавка! – грубо окликает ее первый. - Может и мою рыбу подержишь между ног?
- Вот еще! – бросает мама через плечо. – Далась мне твоя, тухлая.
Первый рыбак решительно направляется к ней, в то время как его товарищ ржет над шуткой.
- А, может, тебе понравится! И ты мне скажешь слово дея, - говорит первый, намереваясь схватить маму.
Взметнулась узкая мамина рука, а в ней - холодно блеснуло острое узкое лезвие ножа для разделки рыбы.
- Только тронь! – цедит мама сквозь зубы. - Клянусь, я разделаю тебя, как рыбину, и брошу твои потроха на съедение крабам!
Яробор в корзине, не слишком бережно опущенной на песок, начинает плакать.
- Не трогай Чернаву, - протяжно вступается Укрома, игравший с песком поблизости. – Я ее люблю…
Мама скалится, готовая вступить в схватку.
- Оставь ее! – кричит товарищ оскорбленного рыбака. – Не видишь, они оба полоумные.
Мужчина отступает.
И вот уже нет ничего, кроме белесой мути, пронизанной прямыми лучами света нетленного житоча…
***
Яробор – не младенец, а муж, каким он был в настоящем – осязал чужое присутствие. Сквозь вязкий дремотный морок он услышал тихий далекий зов, почувствовал прикосновение. Прикосновение было легким, теплым, отчего он понял, что был совсем холодный и неподвижный. Пробудившийся разум вырвался из-под липкого гнета небытия и, сбрасывая шелуху обрывочных воспоминаний, устремился навстречу к тому чужеродному, что его потревожило.
Оно было всюду кругом. Оказалось, оно неразрывно связано с ним самим. Оно опутало его. Благожелательное, уверенное, сильное, спокойное… Оно слилось с ним!
И он принял эту странность как нечто своё собственное и, приняв, увидел шевью.
Женщину красоты дивной, нечеловеческой – с тонкими чертами лица, гладкой золотистой кожей, изящными рисунками-завитками на щеках, ясными янтарными глазами и розовыми искрящимися, подобными бисерным низкам, волосами.
- Кто ты? – спросил Яробор.
- Я часть тебя, твоего прошлого и настоящего.
- Как ты можешь быть моей частью? Ты – не я.
- Прислушайся к себе. И убедишься, что я не лгу.
Яробор это знал и согласился:
- Да, оно так. Но как ты тут очутилась? Почему ты здесь?
- Я пришла за тобой. Я буду твоим проводником на обратном пути. Ты должен вернуться в мир живых.
- Зачем? Мне тут хорошо. Здесь тепло и нет боли. Меня любят самой искренней любовью… Я нашел сладчайшее успокоение, потому что стал сам по себе.
- Не обманывайся. Воспоминания живут в тебе, а не ты живешь в них. Ты зашел слишком далеко.
- Значит, скоро я встречусь с мамой… и Людомилом.
- Не в этот раз. Люди, которые тебя любили и любят, не хотели бы этого. Ты должен жить. Ты молод и еще не закончил свои земные дела. Остался долг… Вспомни, ты дал клятву Людомилу, что выполнишь долг Великого воина. Подумай, наконец, о своих друзьях. Твоя смерть очень огорчит их. Тебе нельзя здесь больше оставаться. Пойдем со мной.
Попытка Яробора сдвинуться с места оказалась тщетной. Он будто увяз в трясине, и его затягивало глубже.
- Не могу. Ты права… я слишком далеко зашел.
- Я тебе помогу. Ты сейчас слаб, но я сильная. Тебе нужна моя сила. Прими ее. Быстрее! Чувствуешь? Становиться холодно… Врата Царства Теней уже разверзлись для тебя.
- О, боги! – взмолился он. – Я хочу жить! Помоги мне, чародейка. Я принимаю твою силу.
- Пойдем со мной к Свету. Держись за меня, Яробор.
Внутренний мир свернулся, когда он проявив волю к жизни, воспрянул духом.
- Большое доброе сердце, сейчас ты хранишь рассудок, волю и чувства, удерживаешь душу и дух в расслабленном теле. Бейся чаще! – раздался в пустоте голос, исходящий ниоткуда и отовсюду. – Пусть воссоединиться душа с плотью и вновь превратит ее в свое восприимчивое орудие, наделенное чувствами. И да будет снова владеть им. Восстань! Возродись!
Яробор почувствовал боль. Так могло болеть только живое тело…
***
Волшебница отказалась от всего, что удерживало ее в действительности, от всех земных забот и желаний. Она не знала, найдет или нет обратную дорогу, и хватит ли у нее сил на возвращение, но решительно покинула свою древнюю плоть…
Нет человека без души, но душа - частица божественного духа - незрима во время пребывания в теле. Она невидима, как сам Творец-жизнедавец. Она незаметно приходит и, невидимая, снова покидает его, и тогда тело распадается. Все, чего касается душа, живет и исполняется сил, но, стоит ей уйти - чахнет и умирает. Такова заключенная в ней сила бессмертия.
Сияющая перешагнула грань, за которой не было ничего, что принадлежало бы ей самой - только душа веля, привычки, память - и стала его неотъемлемой частью. Ей открылась вся жизнь Яробора - это был прямой путь без извилин, судьба великана.
Назад, в прошлое…
Провал. Брод, охраняемый чудовищами… Единороги… Сколько величия в бесподобии этих однорогих существ. Дом Братства Огня. Хрустальный мост…
Подворье. Горячка боя. Кони-чудовища, скачущие по двору. Кровь, крики умирающих. Действие, опережающее мысль…
Бессилие, отчаянье… и бегство. Протрезвление, и вместе с тем – ни мысли в пустой и ясной голове. Неужто сам Злыдень? Тяжесть меча в руке не придает уверенности… Отвращение, сменившееся диким ужасом. Ужасное чудовище, в которое превратилась пышногрудая красавица.
Боль, горе и яростное желание отомстить… Обугленные останки учителя. Догорающий костер на дороге. Холодная решимость, расправиться с врагами. Засада в ночном лесу…
Память хранит все без разбора, нужное и ненужное.
Память - не разум. Одно не способно подменить другое. Но разума без памяти не существует, а память порой обретается без разума, сама по себе. Она может быть подобна глубокому колодцу, куда страшно заглядывать. Или открытыми полками, где все разложено по порядку, и откуда при желании без усилий можно извлечь любую вещь, кроме тех, что спрятаны за полками в потайных нишах, забитые подальше и нарочно забытые. Или чердаком, где все навалено в беспорядке, и поэтому вещи здесь взаимопроникающие, события перепутанные, образы - размытые и ускользающие. Память бережно хранит все: каждую мелочь, каждый оттенок, отзвук, запах. Даже то, с чем человек соприкоснулся лишь случайно, видел одно мгновение и, скользнув взглядом, не стремился запомнить.
Слой за слоем, все дальше от действительности…
Сияющая проникалась Яроборовым сокровенным, она испытывала все его чувства – любовь, ненависть, страдание, отчаяние, вожделение.
Туман над полями, сомлевшая красавица. Самодовольство высшей степени, но и разочарование, и даже чуток досады.
Кочевки, объездка диких жеребцов, дороги, городки и селения, торги, женщины, простор степи и бешеная скачка верхом, ночи у костра…
Сияющая вошла в Яроборову юность, замечательную пору. Возраст, когда все кажется простым и понятным: и горы по плечу, и море по колено. Только на самом деле - все непонятно и сложно. Дни почему-то тянулись дольше. Время, что ли, текло медленнее? И все было внове и впервые.
Вот первый любовный опыт, потрясший до глубины души и стоивший мучительных переживаний. Коварная девица просто использовала его, а он-то думал, что соблазнил ее.
Вот восторг победы, гордость и осознание своего всемогущества. Он впервые самостоятельно заарканил и присмирил коня - дикого красавца-иноходца.
Сколько нового, незнакомого прежде, открылось по дороге на торги! Земля-то, оказывается, огромная, и много всякого разного на лице ее. Как красиво, весело, интересно на торжище в городе!
Вот ужасная невыносимая боль. Тело, будто мечом пронзило, скрутило, ослепило. «О, боги, как больно! Лучше сразу умереть». Что это было? Падение с коня? Так сильно расшибся, думал, что все кости переломал. Хороший урок на будущее… Нет, он умел правильно приземляться, просто как-то все случайно получилось, неожиданно. Благо, что болячки на нем заживают быстро.
Занятия с учителем. Утомительные, усыпляющие, наводящие скуку… Ладно бы, только боевая подготовка или рукопашный бой – еще куда ни шло! Но эти бесконечные нудные наставления - как они надоели! - каждый раз возникает желание убежать куда глаза глядят… или захворать, лишь бы Людомил отстал.
Воспоминания не умирают. Все здесь было живо - двигалось, шумело, пахло…
Лазоревое море. Вдали серые рифы, похожие на обломанные зубы акулы. Запах водорослей и рыбы. Белый горячий песок на берегу. Шум прибоя, крики чаек. Песня рыбачки, разносящаяся над берегом. Песня ожидания - грустная, протяжная, выбивающая слезу.
Склоняется бородатый мужчина, заглядывает в глаза. Его зовут Людомил, он называет себя собратом. Он божич… Великан…
- Пойдем со мной, Яробор. Меня прислало к тебе Провидение. Я буду твоим наставником. Ты станешь Великим Воином.
Какие странные непонятные слова он говорит. Хотя «Великий воин» - звучит очень красиво.
- Я научу тебя сражаться. На всей земле не будет равных тебе по силе и ловкости. Я подарю тебе быстрого коня. Открою слово всадника. Знаешь, что это такое?
Яробор качает головой.
- Слово всадника - волшебное слово. Шепнешь такое слово любому коню, пусть самому норовистому, и он будет тебя слушаться.
- А я… ой! - Яробор хочет сказать, что уже знает волшебные слова, но прикусывает язык.
- Пойдем со мной. Я покажу тебе, как огромен мир, – Людомил подмигивает. Его карие глаза смеются, от прищура морщинки залегают лучиками.
Людомил хороший и добрый, от него как будто тепло исходит. С ним чувствуешь себя спокойно и безопасно. Только дедушка строго-настрого запретил разговаривать с чужаками. Мол, если явится незнакомец, который начнет сулить вещи всякие хорошие, так беги от него подальше со всех ног, не поддавайся на его уговоры, иначе потом жалеть будешь да горько плакать.
- Мне нельзя с тобой болтать.
- С тебя же не убудет, если мы поговорим чуток.
- Недосуг мне помышлять о разных глупостях. Я должен жить, как человек. Мне дед так наказывал.
- О, если бы только мы могли жить, как люди. Твоя судьба предопределена. И никто – ни твой дед, ни ваш старейшина - не может запретить мне забрать тебя из семьи. Таков закон, понимаешь? Таков обычай. Так заведено испокон веков….
- Дед сказал, что ему начхать на всякие такие обычаи. Человек должен жить там, где родился, и делать то, что делали его родители.
- Понимаю твоего деда. Его можно простить, потому что он так сказал из любви к тебе. Он хочет оградить тебя от всех бед, но он старый и слабый, ему тяжело.
- Дед огорчиться, если я убегу.
- Ты – божич, Яра. Многовековой закон гласит: великан должен покинуть родной дом и пойти учиться у другого великана, а потом охранять мир и порядок на земле, ибо великан рождается не для своей семьи, а для всего мира. Твой дед и бабушка уже очень старенькие, им становится все труднее управляться с вами: с тобой и твоими братьями… заботиться о вас. Тяжело прокормить столько ртов.
- Мы взрослые! Мы сами ловим рыбу. Ходим в море, ставим сети. Бабушка говорит, что теперь мы – главные добытчики в семье.
- Ты рожден не для того, чтобы всю жизнь прозябать в рыбачьем селении, жить впроголодь и зависеть от удачного улова.
- Без улова не останусь, - смело заявляет Яробор. Он снова чуть было не проболтался, что умеет заклинать рыбу.
- А ты, брат, самоуверенный, однако, - усмехается Людомил. - И что дальше? Каждый день будешь уходить в море, ловить рыбу, трудиться в поте лица. Доживешь до старости, как твой дед, если повезет и не погибнешь во время шторма, как твоя мать. И будешь горько сожалеть о том, что остался, отказался идти со мной.
Будущее, которое пророчил Людомил, было безрадостным до слез.
Яробор вспоминает, как намедни рыбаки, злые и проклинающие богов, вернулись в поселок порожние. Потом представляет себя взрослым – усталым, бородатым мужиком, вытаскивающим на берег лодку с двумя тощими рыбинами и маленьким крабом на дне; потом видит себя морщинистым сгорбленным стариком, встречающим на берегу лодку своих внуков и недовольно ворошащим посохом сети со скудным уловом.
Он думает о дедушке, у которого слезятся глаза и ломит кости задолго до ненастья. Днем он ворчит, а ночью стонет и охает, мучаясь от бессонницы. Братья его совсем не боятся, насмехаются над ним за глаза и успевают убежать прежде, чем до них дотянется его палка.
Нет! Упасите боги – не желаю такой участи!
Впервые в жизни маленький Яробор ощущает – нет, еще не свою избранность - гордость оттого, что он не такой, как все и может изменить свою судьбу.
Образы - четкие, ясные, многокрасочные…
Вот мать, лицо которой повзрослевший Яробор не мог вспомнить - красавица-смуглянка с белозубой улыбкой, по имени Чернава. Бойкая, жизнерадостная, острая на язык. Сильная.
Она - рыбачка. И вдова. Ее муж не первый и не последний мужчина из поселка, чьей могилой стало море. Яробор, появившийся на свет много позже его гибели, никак не мог быть его сыном.
Разговоры о том, что Яробор - плод божественной любви, начались в поселке еще до его рождения. Будто видел кто-то из рыбаков, как Чернавина плоскодонка сама заползла на песок, из нее вспорхнул сиявший, как третья луна, дей и улетел на небо. Другие говорили, что Чернава поймала в сети морского дея, плывшего куда-то по своим делам или, наоборот, шлявшегося без дела. И тот сразу воспылав к красавице-рыбачке чувством страстным и неудержимым, возжелал ее и возлег с ней по праву дея, а потом открыл ей волшебное слово, которое велит рыбе заплывать в сети, ведь она никогда без улова не возвращалась.
Чернава погибла, разделив судьбу своего мужа и многих других рыбаков, когда Яробору шел пятый год.
В тот день ничто не предвещало беды. Поутру море было спокойным. Рыбаки толкнули лодки на воду, забрались на борт и пошли в сторону рифов.
Яробор с братьями проводил мать, а потом стоял на берегу и смотрел ей вслед, шепча молитву.
***
…Снаружи бушует шторм, огромные валы разбиваются о скалы, пугающе завывает ветер. Дети сидят на тростниковой подстилке на полу возле очага.
- С вечера чуял, что гроза надвигается. Говорил же Чернавке, не ходи. Да разве ей втолкуешь. Упертая баба! Она ж думает, что дей-полюбовник бросится ее спасать, а он забыл ее, поди, в тот же день, - ворчит дед.
Яробор не понимает, почему разгневались небеса. Охваченный страхом, он вздрагивает каждый раз, когда снаружи раздаются раскаты грома. Он с ожиданием смотрит на дверь, подпертую палкой, надеясь, что за ней послышится голос мамы. От порывов ветра двери и ставни на окнах трещат и скрипят, шуршит тростник на крыше, и кажется, что он зловещим шепотом пророчит чью-то погибель.
- Где мама? – не выдерживает Яробор. – Когда она придет?
Вскочив с пола, он бежит к бабушке, которая коптит рыбу над ямой, и прижимается к ней. Она пахнет рыбой, дымом костра и старостью.
- На все воля богов,– она ласково гладит внука по голове. – Ты молись, чтобы боги указали ей дорогу к берегу и провели ее лодку меж скал.
- От нас ничего не зависит, - ворчит дед, не поднимая глаз и продолжая плести корзину. – Нас никто не спрашивает - хотим мы родиться или нет. Выкатываемся из материнской утробы на белый свет и мучаемся тут. И о смертном часе никто не предуведомит…
- Тьфу на тебя, пустобрех! - бабушка тянется к оберегу. - На все воля богов.
- «Боги, боги…» Разве ж дозовешься их, когда надо? - дед нарочно повышает голос. – На богов надейся, а сам не плошай.
- Ой, помолчал бы ты, старый!
***
Волшебница, прорвав паутину забвения, упала в люльку, сплетенную из младенческих снов и яви, похожей на сон.
Яробор еще ничего не понимает, но уже все видит и слышит.
Мама… На ней рубаха с мокрыми пятнами от грудного молока, широкий ворот сполз с плеча, подол пестрой юбки подоткнут.
Мама хохочет, запрокинув голову. У нее белые зубы и ямочки на щеках.
- Я буду тебя любить, жалеть, - говорит Укрома. Он произносит слова медленно, протяжно.
Укрома – местный дурачок. Каждое утро его мужики подсылают к Чернаве, чтобы выведать волшебное слово, приманивающее рыбу в сети.
Мама перестает смеяться.
- Ма, слышь! Укрома замуж меня возьмет, если я научу его рыбу заклинать, - обращается она к бабушке. Та отмахивается, будто мух отгоняет.
- У Чернавки уж и так три дитя на руках, на кой хрен ей еще одно, - ругается бабушка. - Ступай-ка, Укрома, к своей мамке.
- Тогда, давай водиться, - не отстает дурачок.
- Ой, Укрома! С тобой водиться, что задом в крапиву садиться, - смеется мама, сталкивая свою лодку на воду.
Она завязывает на затылке красный платок. Потом поднимает с песка тростниковую корзину, в которой лежит Яробор, склоняется к нему и шепчет:
- Ути, мой сладенький. Пойдем, попросим у твоего папаши немного рыбки?
Мама всегда берет его с собой в море, чтобы не пропускать кормление, чтобы не плакал от голода.
Неподалеку, по колено в воде стоят возле своей лодки два рыбака-соседа. Голые по пояс, жилистые, почти черные от загара, со связками амулетов на шее. Они сердито глядят на маму.
- Почему одним - все, а другим – рыбий хвост на воротник, - говорит первый. - И ведь всего-то, что сделала - ноги раздвинула.
- Ага, - соглашается другой. - И удовольствие получила, да еще и дар.
- Эй, Чернавка! – грубо окликает ее первый. - Может и мою рыбу подержишь между ног?
- Вот еще! – бросает мама через плечо. – Далась мне твоя, тухлая.
Первый рыбак решительно направляется к ней, в то время как его товарищ ржет над шуткой.
- А, может, тебе понравится! И ты мне скажешь слово дея, - говорит первый, намереваясь схватить маму.
Взметнулась узкая мамина рука, а в ней - холодно блеснуло острое узкое лезвие ножа для разделки рыбы.
- Только тронь! – цедит мама сквозь зубы. - Клянусь, я разделаю тебя, как рыбину, и брошу твои потроха на съедение крабам!
Яробор в корзине, не слишком бережно опущенной на песок, начинает плакать.
- Не трогай Чернаву, - протяжно вступается Укрома, игравший с песком поблизости. – Я ее люблю…
Мама скалится, готовая вступить в схватку.
- Оставь ее! – кричит товарищ оскорбленного рыбака. – Не видишь, они оба полоумные.
Мужчина отступает.
И вот уже нет ничего, кроме белесой мути, пронизанной прямыми лучами света нетленного житоча…
***
Яробор – не младенец, а муж, каким он был в настоящем – осязал чужое присутствие. Сквозь вязкий дремотный морок он услышал тихий далекий зов, почувствовал прикосновение. Прикосновение было легким, теплым, отчего он понял, что был совсем холодный и неподвижный. Пробудившийся разум вырвался из-под липкого гнета небытия и, сбрасывая шелуху обрывочных воспоминаний, устремился навстречу к тому чужеродному, что его потревожило.
Оно было всюду кругом. Оказалось, оно неразрывно связано с ним самим. Оно опутало его. Благожелательное, уверенное, сильное, спокойное… Оно слилось с ним!
И он принял эту странность как нечто своё собственное и, приняв, увидел шевью.
Женщину красоты дивной, нечеловеческой – с тонкими чертами лица, гладкой золотистой кожей, изящными рисунками-завитками на щеках, ясными янтарными глазами и розовыми искрящимися, подобными бисерным низкам, волосами.
- Кто ты? – спросил Яробор.
- Я часть тебя, твоего прошлого и настоящего.
- Как ты можешь быть моей частью? Ты – не я.
- Прислушайся к себе. И убедишься, что я не лгу.
Яробор это знал и согласился:
- Да, оно так. Но как ты тут очутилась? Почему ты здесь?
- Я пришла за тобой. Я буду твоим проводником на обратном пути. Ты должен вернуться в мир живых.
- Зачем? Мне тут хорошо. Здесь тепло и нет боли. Меня любят самой искренней любовью… Я нашел сладчайшее успокоение, потому что стал сам по себе.
- Не обманывайся. Воспоминания живут в тебе, а не ты живешь в них. Ты зашел слишком далеко.
- Значит, скоро я встречусь с мамой… и Людомилом.
- Не в этот раз. Люди, которые тебя любили и любят, не хотели бы этого. Ты должен жить. Ты молод и еще не закончил свои земные дела. Остался долг… Вспомни, ты дал клятву Людомилу, что выполнишь долг Великого воина. Подумай, наконец, о своих друзьях. Твоя смерть очень огорчит их. Тебе нельзя здесь больше оставаться. Пойдем со мной.
Попытка Яробора сдвинуться с места оказалась тщетной. Он будто увяз в трясине, и его затягивало глубже.
- Не могу. Ты права… я слишком далеко зашел.
- Я тебе помогу. Ты сейчас слаб, но я сильная. Тебе нужна моя сила. Прими ее. Быстрее! Чувствуешь? Становиться холодно… Врата Царства Теней уже разверзлись для тебя.
- О, боги! – взмолился он. – Я хочу жить! Помоги мне, чародейка. Я принимаю твою силу.
- Пойдем со мной к Свету. Держись за меня, Яробор.
Внутренний мир свернулся, когда он проявив волю к жизни, воспрянул духом.
- Большое доброе сердце, сейчас ты хранишь рассудок, волю и чувства, удерживаешь душу и дух в расслабленном теле. Бейся чаще! – раздался в пустоте голос, исходящий ниоткуда и отовсюду. – Пусть воссоединиться душа с плотью и вновь превратит ее в свое восприимчивое орудие, наделенное чувствами. И да будет снова владеть им. Восстань! Возродись!
Яробор почувствовал боль. Так могло болеть только живое тело…
***
Зарегистрируйтесь для получения дополнительных возможностей на сайте и форуме
Полная версия ·
Регистрация
· Вход
· Пользователи
· VIP
· Новости
· Карта сайта
· Контакты
· Настроить это меню
Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение
Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение