Аз Буки

Croshka: 19.07.14 21:48

ivankka, почему именно ночью?))
Спасибо за комментарий, за терпение и за добрые слова об этом рассказе.

Следующее нечто имеет предисловие.
Я поняла, что напишу это в зале исламской культуры Ближнего Востока в музее V&A в Лондоне.
Смотрела на кувшины из цельного куска хрусталя, на синюю, ярко-синюю керамику сафавидов, на расшитые с добавлением серебра ковры, читала о техниках росписи и понимала, что напишу это.
Сложить не удавалось, это все еще остается сырым. И у меня есть желание отсечь одну ниточку в этом коротком рассказе. Посмотрим.

...

Croshka: 19.07.14 21:53

 » О каменных Богах

Данный рассказ является фанфиком по мотивам сюжета игры Забытый мир. Не отражает мироустройство игры и не является руководством к игре. В значительной степени является размышлением автора о том, какой могла быть судьба тех, кого слеза Санвы обратила в камень. Фанфик является авторским развитием идеи автора Russet о двенадцати каменных богах/идолах/пророках/первых детях Санвы, застывших на кладбище Богов в Амире. С автором данная интерпретация не согласована.


Even an idle has ended up in dust
Below your feet.

Pain of Love.

Белую глину скроет черным ангобом* кисть. Мазки мастера точны и умелы, уж давно не дрожит рука в страхе взять больше нужного или неровно положить основу. Стоит просохнуть черному слою, снимет мастер резцом линии своего рисунка. Расцветет амирским солнцем, зверем диковинным, птицей нездешней бок будущей пузатой вазы. Покроет ее, как и все мастера, бирюзовой глазурью, гончар Ахмед да и отставит в сторону - к другим для обжига.**

Дочь Ахмеда тиха и покорна, нет в ней силы и воли свободных амирских дев. Так же, как прячет огненно-рыжие волосы под платок, выходя на улицу, опускает глаза Дженсу - нелегко нести память о матери-чужеземке. То и дело дергает огненный локон за чтением или шитьем - почему не как все, почему она. Не может смирить свое сердце Дженсу. Не может принять себя, как сильно ни была бы любима отцом.

Только в одном забывает Дженсу о всяком сомнении и стыде - когда отец позволяет помочь в работе. Крепко лежит резец в тонких пальцах девушки, тверда рука ее. Крылья птиц расправлены будто слетят с блюда, лучи солнца острее и ярче всяких. Много лет назад маленькой дочери впервые показал Ахмед дело свое. Годы прошли, лучше любого из подмастерьев дочь гончара в искусстве его. Зорче всех ее взгляд.

Ничто не тревожит и не отвлекает ее. Порой только слишком рано к обожженной глине тянутся руки девушки, боится отец, что светлую кожу в неосторожности запятнает поцелуй ожога.

Никому не ведомо, что с давних пор, стоит девушке сесть и коснуться резцом или кистью, пальцами, белой глины сосуда, черного ангоба, покрывающего его, или хладной поверхности камня, ждущего росписи своей, будто чей-то мятежный дух садится слева ей на плечо. Садится невесомый и незримый и поет ей песнь, от которой девичье сердце замирает.

Дженсу была юной, смысл слов ускользал, поначалу казался лишь дивным напевом - так не был похож говоривший с ней голос, на всякий другой в мире под ликами Солнц.

Голос пел ей часто и долго, о красоте ее, но и о красоте миров. О невиданных горах, о зелени леса, о росчерке неба, не золоченного солнцами, о каплях влаги, падающих с неба. Дженсу пятнадцать благословений, дождь в рассказах отца и слуг для нее только сказка.

То был день, когда ей показалось, что кто-то толкнул ее под руку. Она несла склянку с окисью меди, осторожно, чтобы не обжечься, раствором покрывали жестяные кувшины. Вскрикнув девушка отдернула руку, расплескавшиеся капли впитывались в обожженное блюдо поверх глазури, оставляя причудливый узор. Задержав дыхание и забыв о страхе, Дженсу склонилась над блюдом, вглядываясь в то, как окись разъедает глазурь, застывая.***

Как далека ты, а я недвижим.
Дух мой упьется бессмертьем твоим.
О, возврати мне хотя бы частицу
Жизни, которую ты отняла!

Плавленое золото дорого, для пробы не должно просить такое. Но в день когда Санва благословила дочерью Ахмеда, разве может он отказать любимице. Только все чаще думает старый гончар, что дочь его забыла друзей, отдавая всю душу росписи.

Вплетается золото в окись, тонка металлическая кисть, Дженсу больше не вырезает узоры - Дженсу пишет картины. Образы того, что нашептывает ей голос. Голос мужчины, который звучит все громче. Заставляя крепче сжимать пальцы на стилосе кисти и покорять себя - то непрошеное горячечное, что отвечает голосу, сбивая дыхание все чаще.

Привлеченные красотой новых творений мастера Ахмеда, пошли к его шатру на рынке богатые купцы. После них приближенные шаха. За ними и сам сын Амир-шаха пожелал увидеть творение Ахмеда. Получив столовый набор, украшенный тонким плетением золота поверх глазури, принц, затаив дыхание, водил пальцами, распутывая след цветочного узора. Затем поднял взгляд и долго смотрел в усталые глаза гончара.
- Кто тот мастер, чьей руки этот узор?
Ахмед уже готов был ответить, когда голос принца зазвучал резче.
- Осмелишься ли ты лгать, крови и наместнику государя своего под Солнцами, мастер Ахмед?
Не желал Ахмед раскрывать дочь свою, но вынужден был назвать имя под неотрывным взглядом принца. Имя своего лучшего ученика - сына. Так пытался скрыть свою дочь старый мастер.

Принц пожелал украсить стену строящегося малого храма Санве в садах Амир-шаха творением молодого мастера.
Скрыв волосы, руки до локтей и ноги тяжелой тканью, Дженсу изо дня в день приходит к стене храма, ведет по белым камням пальцами и зовет того, чей голос затих. Зовет в дерзкой и отчаянной мольбе показать ей снова, еще одно, последнее видение.

Голос вернулся, когда путь Солнц по небосводу стал короче всего и они сменяли друг друга так часто, что в краткий промежуток никто не мог улучить и трех часов для отдыха прежде, чем Солнце в зените вновь ярко ударит даже сквозь занавеси окон.
Он пел ей песнь, непривычную и тревожную. Он пел ей о той, чей лик не мог описать. О ее касании, столь ярком, обжигающем и столь единовременно нежном, что ощутив его лишь единожды - в миг своего явления - он принял всю красоту миров. В одном восторженном вздохе он забрал часть Ее тепла, которое ему более никогда не суждено было познать.
Он пел о братьях своих. И поверх раствора складывались тонкие каменные дощечки мозаики. Покрывались оттенками синевы и лазури - неба то ясного, то мятежного, глубокого - неба, в котором родились все двенадцать старших братьев Его.

***

В храм входила неприметная фигурка, закутанная в темно-коричневый бурнус. Принц не мешал, не тревожил мастера во время работы. Но после с каждым новым днем он находил в кругу лик Мужчины. С каждым днем нового. Чем-то близкого и понятного - такого же, как и все дети великой Санвы, но иного - отличного столь сильно, что к ним подходило лишь одно имя - имя Бога.
Место в сердцевине круга так и оставалось пустым - белело ярким пятном нетронутого известняка.
На седьмой день принц остался у одного из окон боковой стены. Дженсу, ведомая своими мыслями, и не заметила его.
На восьмой день случайно упавший с ее головы платок открыл ярким солнечным лучам золото ее волос - столь огненных, что принцу показалось, что он ослеп.
На девятый день он столкнулся с "сыном мастера" на пути к дому, одетый, как простой горожанин. Сверкнули сапфирами с острова Царя неземные глаза девушки. Сверкнули и даже на мгновение не задержали на нем сияние свое.
На десятый день принц возжелал ту, из-под чьей руки на стене рождались лики забытых Богов.

Круг почти замкнулся, ждал последнего - тринадцатого. Дженсу знала, что, наконец, увидит лицо того, чей голос стал ее мыслями, ее душой и жизнью ее...
В ту ночь он пел ей песнь своего предательства. Он пел ей о том, как кровь детей Санвы на руках его навсегда отняла его дар сложить песнь хоть для кого-нибудь. Он пел и лицо его выходило самым кровавым и страшным из всех братьев - с карминными губами, с каплями крови невинных на щеках его.

Слеза была поймана дрожащими пальцами девушки. И словно он звал и просил - требовал этого - лишь только влага коснулась камня с подушечек ее пальцев - в центре круга под тихий удивленный вздох девушки - воссияла ослепляя лучами Санва.

Голос затих в тот миг. Дженсу ждала. Ждала, вслушиваясь в отнимавшую жизнь тишину, что Он вернется и снова заведет ей песнь о землях далеких и близких, о братьях своих, о матери и о предательстве. Своем предательстве.

Девушка ждала, будучи пленницей в покоях принца, который не смел ее тронуть, согласно законам, но и не имел воли отпустить.

Однажды в зените обоих Солнц Дженсу, испросив разрешения вернуться к образам богов в храм, выпила окись меди, прекратив вскрывающую жилы пытку тишиной.

Спит Дженсу в белой гробнице в садах Амир-шаха.

Сияет Санва в своем величии на стене недостроенного храма - там, где камень впитал слезу маленького мастера по имени Дженсу. Единственная в мире Санва, окруженная своими первыми тринадцатью детьми.

Крепнет голос того, кто в миг, когда слеза скатилась по девичьей щеке, впервые за тысячелетия разомкнул уста. Скованные камнем уста белого мраморного идола на Кладбище богов.
Братья звали его Салават.

---------------------
*ангоб - покрытие из жидкой глины, наносят до обжига.
** техника для "силуэтных" или рельефных керамических изделий.
Все описано упрощенно и настолько, насколько я могла понять из описаний.
*** техника люстровой керамики. Люстр - пигмент, смесь окиси меди и/или золота, наносили поверх обожженной глазури.

...

uljascha: 19.07.14 23:43

Читается на одном дыхании, как восточная сказка,не в плане, что вымысел, а вот словно кто-то рассказывает, акын или как он там называется, играет на домре и рассказывает легенду. Как легенды Крыма что ли, не знаю. Так певуче-напевно, мелодично. И как в каждой легенде есть и любовь и красота и жестокость обладания - я вот об этом, и свобода. Так, как ее понимает героиня. Прошу прощения за пространный и довольно сумбурный отзыв, мне понравилось, очень.

...

Jenev-Eva: 19.07.14 23:54

Крошик, спасибо за такую красивую, яркую восточную сказку.
Очень понравился образ девушки и рыжие будто огненные волосы. Весь текст пропитан солнцем, словно сам сияет самостоятельно подобно маленькому светилу.
Драгоценные, словно кусочки мозаики, слова сплетаются в волшебный узор неповторимых образов. Спасибо за возможность прикоснуться.

...

ivankka: 20.07.14 00:38

Автор, ваш рассказ завораживает своей изысканностью, тонкостью и мелодичностью. Очень понравилось! Сразу пошла ассоциация со статуэткой из фарфора, ну или как вы вдохновились экспонатом из знаменитого музея.
У Yasmine Ghata есть книга «la nuit des calligraphes» (ночь каллиграфов).Книга о женщине - каллиграфе в Турции, которая пошла в исключительно мужскую среду и профессию, и которая отдала всю жизнь любви к каллиграфии как способ общения с Богом.
У Вас получилось не хуже, но опять же, из за соотношения содержание/ объем намного ярче и острее, по особенному глубоко и важно. Спасибо Вам за удовольствие!


острее воспринимается!)))) очень тонизирует!))))0

...

Croshka: 20.07.14 11:12

Спасибо, приятно знать, что первое впечатление может быть таким.
Спасибо за то, что поделилась)
Jenev-Eva, спасибо за отзыв
ivankka, спасибо за слова о рассказе.
Книга о женщине - каллиграфе в Турции, которая пошла в исключительно мужскую среду и профессию, и которая отдала всю жизнь любви к каллиграфии как способ общения с Богом.
Да, работы с каллиграфией там тоже были. Это очень красиво. И сложно, судя по всему) Я не знаю, почему тот зал очаровал меня настолько, но я даже делала записи) думаю принести сюда в тему фотографии и показать, если интересно.
Спасибо за такое сравнение


))

...

Ejevichka: 20.07.14 14:49

Привет, Крошка!
Прости, отзывы писать не умею. Но вот прочла последний рассказ и оно само рвется.
Читая его, просто видела восточный город, девушку, постигающую науку отца, а потом - стоящую у стен строящегося храма и творящую волшебство. Волшебство восточной сказки. Волшебство искусства.
Спасибо!

...

Charisma: 20.07.14 15:09

Крошик привет))
прочитала на одном дыхании!!! Красиво написано, очень красивый язык который передает не просто слова а словно переносит в этот мир и дает увидеть все воочию!
Очень ярко и очень красиво, большое спасибо за такую яркую работу!!!
Вдохновения тебе!!!

...

Croshka: 21.07.14 16:27

Привет, Ejevichka, спасибо, мне приятно знать, что тебе понравилось.
Charisma, спасибо за отзыв

...

Croshka: 04.01.15 01:22

 » All of me

You are my end and my beginning.

Наступило время, когда друзья ее сошлись в мысли, что она любит свое страдание. Женщина, никогда не знавшая, что любовь и страдание имеют хоть что-то общее.

С их последней встречи прошло полгода. Лидия стояла перед ним, такая же, как и всегда. Темные волосы собраны в хитро заплетенный узел на затылке, волосок к волоску. Помада красная - сушит губы в тонкую линию. И только глаза. Глаза ее выцвели.
- Ты не можешь уволиться, - лист бумаги падает на стол перед ней. Он поднимает к Лидии лицо и зачесывает пальцами темные волосы ото лба назад.
- Рабство отменили даже в Миссисипи, - наверное, это последнее, что осталось в ней - способность шутить.
- По условиям контракта, ты не можешь уволиться. Слишком велик размер неустойки.
- Значит, я должна остаться здесь и смотреть? - он знает, о чем она. Знает, но никогда не поймет. Что ревность не имеет ничего общего с личностью людей, мужчин или женщин, вокруг него. Ревность сводится к праву других его касаться. Праву, которого Лидия была лишена.
Ответ она знает. Ответ в ее вечном вопросе себе самой: почему бы просто не уйти, оставив все.

- Чего ты от меня хочешь? Ну хочешь, я буду с тобой?!
Она замирает перед дверью. Даже не сжимает пальцы на ручке в театральном жесте. Оборачивается Лидия медленно. Нет сил даже на то, чтобы захлебнуться смехом. Раньше были.
Хочешь, я буду с тобой? Хочешь? Подачку. Очередную. Выпросила. Больше всего она боится, что лицо ее дрогнет в гримасе.
- Нет, не хочу. Прости, Виктор.
Чего ты хочешь? Чтобы ушла и прекратилась боль.
Ложь. Быть с ним. Больше всего на свете. Несбыточность глупых мыслей все же вызывает на ее лице улыбку.

Виктор наблюдает за тем, как она сидит с другим на первом этаже их здания в кафе. На самом деле, они только делят на двоих имбирно-пряничный латте. Если быть точными, ее латте.
Подняв голову и в вернувшемся из далекой легкости жесте слизнув пенку кофе с губ, Лидия встречается взглядом с начальником и застывает.
Мужчина рядом перехватывает взгляд, но не говорит ничего. Таково молчаливое соглашение.
- Тебя отвезти домой? - спустя какое-то время, когда имбирь и пряник окончательно потеряли свой вкус. В его голосе нет жалости, только спокойное осознание того, что с ней происходит.
Лидия благодарно кивает и позволяет согреть свои пальцы в его ладони.

Они прощаются у двери ее квартиры. Легкий поцелуй в щеку она не чувствует, стараясь удержаться. Дверь закрывается. Она ждет еще пару секунд, чтобы он успел уйти, в тишине сползая на пол у двери. Это стало умением Лидии - способность задавить в себе стон от физической боли. Потому что она стала такой давно.

Рыдание срывается. Когда, еще стараясь его заглушить, она закрывает лицо руками, зажимает рот ладонью.
Женщина плачет на полу, обхватив живот руками, умоляя себя перестать.
Мужчина за дверью склоняет голову и качает ею едва заметно. Но все же отходит от двери, чтобы спуститься вниз по лестнице.

Возможно, любовь никогда не заканчивается.
Заканчивается только способность принимать боль.

My head's under water
But I'm breathing fine.

...

Croshka: 04.01.15 01:24

 » Подарок

У Волшебника была присказка. Он говорил "мне нравится, маленькая, ломать тебя и залечивать". Велик был Волшебник и слишком наивен. Ничего никогда не залечивал.

В Ведьме жизни было на девять с лишком. Она поклонялась ему бездумно. Принимая любую прихоть за часть и смысл своей любви.

- Они говорили мне, что ненавидят, - пел он, лицо лаская в своих ладонях. В пальцах сжимая волосы и заставляя сильнее выгнуться. Ведьма улыбалась легко и открыто: безумные, как могли они его не любить? Тогда не знала она, что будет день, когда выкрикнет "ненавижу". И все существо согнется от боли немого крика: ненавидеть она захочет, но не сумеет.

Пока же счастье было простым и зыбким. Счастье заснуть у него на коленях и проснуться с ним же, знать, что он еще не ушел. Счастье отсчитывать время, отданное для нее. Счастье, уже омраченное словами "приду, как только попросишь". Ведьма не умела просить. Но выучилась. Слова обжигали губы, язык и небо. Сжигали что-то с каждым разом внутри нее. Но жизней было на девять с лишним. Он приходил, она еще вздрагивала, привыкая заново, и вновь отдавала все.

Слов было много. Что все "удобные", а она одна. Что все другие, а она "его". За право коснуться так, чтобы сердце рванулось в глотку, ей он мог бесконечно петь.
Она готовила завтраки. Смотрела, как он снимает майки, под его взглядом натягивала их на себя. И ему же скользить позволяла под ткань ладонями. Выгибаясь и рвано хватая губами воздух, так что Волшебник вздрагивал рядом, повторяя, что он живой.

Она пела песни. Украдкой, когда удавалось, заснуть чуть позже него, прижимала голову его к груди. Ведьма, жестокая, злая Ведьма баюкала, как ребенка, мужчину. Чтобы наутро он был магическим по уши для других.

Слезы случались чаще, слова давались с трудом. Когда от его касаний все начало болеть, она еще не пыталась спастись. Думала так и нужно. "Больно, значит жива", - пел ей безумный маг, сам давно позабыв смысл своих же слов.

Ведьма жила под крышей, в комнате с круглым окном. Ведьма пекла ему черничные кексы и каждый раз красила стены в немыслимые цвета.
Ведьма топила в нежности - пальцами в волосах. По сухим худощавым ребрам - ладонями наспех. И поцелуи гасить в плечо.

На простое "за что ты меня разлюбил" ответ был таким, что Ведьма смотрела долго, кивнула коротко и решила, что ей плевать. На всех живущих в мире под всеми солнцами и небесами. Ведьме не будет больно, даже если сгорит амвон.

Солнце вставало прежнее. Из-за линии на востоке. Небо сияло синее - с облаками, в разрыв и в клочья.

Синий кругляш средь прочих - бусина на цепочке, одна из многих.
Гладила Ведьма подарок пальцами и смотрела в глаза любимого.
Ты не вернешься, счастье. Ты не вернешься, милый. Гордый, непримиримый - ты не приучен ползать? Просят лишь у тебя?

Ведьма еще не знала. Не было ничего. Крепко обняв за шею, она целовала жадно.
- Мой, - в устах ее власть и сила.
Еще рано, не знает Ведьма, что станет обычной женщиной. Что из власти ее и силы, останется только сердце, скрытое от других, да дрожь от чужих касаний.
- Мой, - губами вслепую касаясь виска и скулы.
Счастье кружило голову, от счастья дрожали пальцы, как не дрогнуть им никогда.

- За что мне это? - спросит однажды женщина.
- С ней я чувствовал себя живым, - ответит беспечно маг.

Синюю бусину будут другие ловить и дергать, насмешничать и не ведать.

...

Croshka: 04.01.15 01:26

Наверное, такого скопилось слишком много. Что-то я выложу, что-то так и оставлю себе. Первый отрывок оказался дополнен под впечатлением от чужой истории, второй написан какое-то время назад. Это и многое другое не выкладывалось долго. Потому что писанина не должна быть направленной болью) сама писала об этом в конкурсах. Но, возможно, если писать, обязательно получится что-нибудь светлое.

...

Solazzo: 04.01.15 02:00

Круто. Я о двух последних рассказах. Пока прочла только их.
Бессонница подбила.
Местами туманно, местами звеняще остро.
В обрывках эмоций и красках слов.
Совершенно непостижимый для меня стиль. Манит адски, как Ведьма.

Рассказ цепляет с первого предложения. Ёмко.
Не буду разводить философию о смыслах. Пустое, да и есть все.

Очень понравилось. Честно.
P.s.
Не представляю, как такое можно хранить на компе. Оно должно там зудеть.

...

uljascha: 04.01.15 02:14

Знаешь, я рада, что оно появилось тут, а не осталось где-то в папке на компе.
Остро, пронзительно, живо и образно
и снова - стихами
Не говори мне, что не пишешь стихов, не поверю.

вот так прочти и послушай

И ему же скользить позволяла
под ткань ладонями.
Выгибаясь и рвано хватая губами воздух,
так что Волшебник вздрагивал рядом,
повторяя, что он живой.


На всех живущих в мире
под всеми солнцами и небесами.
Ведьме не будет больно,
даже если сгорит амвон.


Ты не вернешься, счастье.
Ты не вернешься, милый.
Гордый, непримиримый -
ты не приучен ползать?
Просят лишь у тебя?

А последнее - это просто вот ножом по сердцу.

Пиши, выкладывай, и ...спасибо.

...

Jenev-Eva: 04.01.15 02:31

Когда нужно найти слова, почему-то все кажется таким неподходящим, недостаточным и бедным.
Я перечитала несколько раз... ты пишешь безумно красиво, остро, чувственно и ощутимо.
Сказать хочется очень много, но слова это только слова.
Скажу первое, что пришло на ум, когда читала: я это вижу, я это чувствую.
Спасибо за то, что написала это здесь.

пусть так и будет

...