Ируна:
09.12.15 15:44
» Глава 12
Глава 12
Ева не шевелится и напряженно прислушивается к удаляющимся шагам. И лишь после того, как за закрытой дверью стихают все звуки, резко поднимается с кровати и бежит в ванную. Осматривает себя на наличие синяков и укусов, и не находит. Неужели таки приснилось? Ведь даже ее обмен веществ не справился бы так быстро со свежим укусом. Хотя, возможно, вампир укусил ее сразу же как она уснула, а потом воспользовался ее беспомощностью.
Ева охотнее соглашается с подобным выводом. Не хочется думать, что ее подсознание само выкидывает такие фокусы. Ведь оно выдает желаемое. А Ева отнюдь не хочет того, что происходило с ней во сне. Во всяком случае, не с Эрихом в главной роли. Хотя, как бы ни хотелось в этом признаваться, ее телу понравилось то, что с ним делали. Сон это был, или явь.
Не важно, нравится ее телу или нет. Еве претила даже мысль о том, что ею могут пользоваться вот таким наглым способом. Осталось только проверить. Да? Или нет? Вот только как? Ответа не было. Она решает оставить эту задачу на потом. А пока ей нужно было собираться.
Медленно поправляет кружевную кромку на чулках. И опускает юбку. До колен. Она такие не носит. Не ее длина. Не ее фасон. Да и цвет не ее: угольно-черный. Цвет, от одного вида которого начинает тошнить. Вот только кого это волнует. Эрих явно помешан на черном. Сам носит такие тона. И ее заставляет. Еще и особняк полон черных вещей - начиная от покрытия полов, заканчивая простынями. Чертов упырь. У нее ведь на всю оставшуюся жизнь выработается стойкая ассоциация. Нехорошая ассоциация. Вряд ли, когда выберется из особняка, сможет спокойно, не вспоминая о вампире, надеть на себя что-то темное.
Ева отгоняет нерадужные мысли. И рассматривает собственное отражение в зеркале. Отмечает, как начинают дрожать неспешно застегивающие блузку пальцы. И как начинает расти раздражение. Волнами. Пульсируя вдоль позвоночника. Чертовы черные пуговицы, на такой же черной, как смоль рубашке. Высокие, неудобные шпильки. За всеми этими нервозными реакциями кроется страх. Обвитый нежеланием. И неуверенностью. Не смотря на все "надо". Не смотря на то, что сама искала и звала. Ева упирается обеими руками в зеркальную стену и опускает на них голову. Крепко зажмуривается, глубоко дышит и считает до десяти. До двадцати. И дальше. Пока не успокаивается. Относительно. Поднимает голову. Открывает глаза. И шепчет. Одними губами: надо Ева. Надо.
Пробует улыбнуться. Чтобы хоть немного добавить любезности в чересчур нелюбезное выражение лица. Не получается. Ее улыбка и раньше не блистала особой искренностью, а сейчас и вовсе отдает фальшью. Плевать. Не будет она ради него стараться и выворачивать себя наизнанку. Да и ни за какими улыбками не скроешь от вампира то, что чувствуешь. Он мигом ощутит страх: по учащенному пульсу, по бешено барабанящему об ребра сердцу, по расширившимся от переизбытка адреналина зрачкам. Она может улыбаться, как полоумная. Только толку?
Будь, что будет! Ева разворачивается. И, осторожно ступая по гладкой и скользкой мраморной поверхности пола, выходит из ванной. Эрих ждет ее внизу. У края широкой лестницы. Небрежно облокотившись об перила и засунув руки в карманы. На мгновение кажется, что на обычно нахмуренном лице отражается любопытство. И интерес. Ева старается на него не смотреть. Вернее, смотрит она только под ноги. Неудобные туфли не только не способствуют грациозности походки, но еще и грозят весьма эффектным приземлением к ногам вампира. На пятую точку.
Ева останавливается на уровне с Эрихом. Собирает всю свою силу воли в кулак. Смотрит на своего мучителя. Прямо. Не отрывая и не пряча взгляд. И говорит:
– У меня есть к тебе предложение!
Чистый утренний воздух оседает на рецепторах осязания. Кружит голову расширенным диапазоном запахов: от приторно-смоляного аромата кустов можжевельника, растущих по краю аллеи, до сладко-терпкого благоухания красных, как кровь, роз. Свежесрезанных. С капельками росы на ярких лепестках. Ева нервничает, слова, до этого выстроенные в голове в четкую логическую цепочку, сминаются в исковерканные фразы. Она ожидала чего угодно: издевки, насмешки, пренебрежения, очередного унижения. Но никак не приглашения выйти на трассу. К круглому стеклянному столику. С уютными плетеными креслами и мягкими подушками. И двумя чашками ароматного кофе. С пенкой. И еле заметной струйкой пара, исходящей от еще горячего напитка.
Ева опускается в предложенное кресло. И старается не смотреть на вампира. Куда угодно. По сторонам. Вскользь отмечая, что солнца сегодня не будет – тяжелые тучи затянули небо сплошным покрывалом. Что утро выдалось довольно прохладным. Что розы, поставленные в вазу, срезаны все в идеальную линию. Ева вздрагивает, когда на плечи опускается теплый кашемировый плед. И буквально кожей чувствует, как в дюйме от ее шеи замирает чужая рука. Ева замирает вместе с ней. С трудом сдерживает вздох облегчения, когда едва ощутимое давление за ее спиной исчезает, и в кресло напротив нее садится Эрих.
- Ну что ж... Даже интересно, что ты можешь мне предложить!
Звук его голоса режет слух. Ровными и спокойными интонациями. Вежливыми и учтивыми. Не вяжущимися с хищным блеском темных глаз и скрытым подтекстом в словах, с клубящейся и сгущающейся вокруг него чернотой. Ева ведь тоже не человек, и ее не так уж просто обмануть показным спокойствием. Если ее выдавало бешено колотящееся сердце, то его - слишком высокая концентрация энергии. Вампиру явно было также некомфортно, как и ей.
Подобный вывод придает смелости. Ева улыбается лишь краешком губ и берет со столика черную чашку. На языке крутится язвительное замечание по поводу зацикленности вампира на черном, но молчит. Если он пойдет на ее условия, то не так уж и долго осталось терпеть его странности.
Делает короткий глоток. Обжигающий. Ева не обращает внимания ни на вкус, ни на крепость любимого напитка. Собирается с мыслями и говорит:
– Я могу достать вакцину.
Ева делает паузу и наблюдает за произведенным эффектом. К ее глубокому разочарованию вампир не кажется удивленным или заинтересованным.
– Или тебя это больше не интересует?
– Почему же... Интересует! – и после непродолжительной паузы добавляет: – Что ты хочешь взамен?
– Свободу! Для себя и девочек! – Ева сообщает свою цену на одном дыхании и замирает. Пальцы сжимают чашку с такой силой, что кажется, еще секунда – и хрупкая вещь разлетится на сотни осколков.
На самом деле разлетается ее надежда. И выдержка. С его коротким и спокойным:
– Нет!
– Почему? – голос срывается в хрип. Импульсивный и несдержанный. Переходящий в злые полутона. – Почему нет? Разве не этого ты хотел? Разве не из-за этого я здесь? Разве ты не собирался обменять меня на вакцину? Какая разница, кто тебе ее принесет: я или Алекс? Я была его ассистентом, работала вместе с ним над созданием всех вирусов, я знаю все коды доступа!
Эрих усмехается. Иронично. И ехидно.
– Ты с такой легкостью обрекаешь собственную расу на уничтожение? – его усмешка в секунду меняется на злобный оскал. Демонстрируя острые клыки: – Ты представляешь, что случится с твоими сородичами, как только такие, как я, до них доберутся?
Ева зло отмахивается:
– Не тебе судить о моей морали. Я предлагаю тебе сделку, а с последствиями и сама разберусь!
На самом деле Ева так не думает. Надеется что-нибудь придумать, и выкрутиться. Например, подкорректировать вакцину. Добавить в нее парочку новых вирусов, которые нейтрализуют действие через определенное время. Достаточное для того, чтобы Ева и девочки оказались под защитой одного из щитов мегаполисов. А дальше, дальше она не думала. Как и о том, что будет делать, если Эрих откажется от ее предложения. Он в очередной раз загнал ее в тупик.
Ева молчит и пытается унять набирающую обороты злость и раздражение. Тишина зависает в воздухе. Неестественно. И удушающе. Надо бы еще что-то сказать. Привести какой-нибудь довод. Хоть как-то убедить Эриха. Но выражение его лица останавливает. Категоричное и нахмуренное. И взгляд. Красноречиво говорящий: это все? Свободна.
Он нарушает молчание первым. Тихим и вкрадчивым голосом. От которого по коже мгновенно расползаются мурашки и поднимаются по телу волоски.
– Ты думаешь, тебя бы защитил щит? Глупая, самоуверенная девочка. Ты слишком мало знаешь о мире, в котором живешь. – Чуть помедлив, добавляет: – И о людях, которые тебя окружают. Я мог бы выманить и Алекса. Уж за свою жизнь он бы все отдал. Но условием сделки была ты. И теперь я понимаю, почему.
Эрих склоняется к Еве, вдыхает ее манящий аромат полной грудью. Ева от столь близкого контакта съеживается и забивается как можно глубже в кресло. Голос хрипит и подводит:
– Почему?
Эрих молчит. Отстраняется. Протягивает руку ко второй, еще теплой чашке кофе. Полностью игнорируя заданный ему вопрос.
– Это из-за нее? Да? Из-за Анастасии? – Ева говорит это почти шепотом.
Говорит. И замирает. Испуганная собственной смелостью. Пониманием, что полезла не в свое дело. Мрачнеющим взглядом вампира. Но отступать было поздно. Как ни крути, на кону стояла ее жизнь. Ее свобода. А за себя она готова драться до последнего вздоха.
– Ты не отпускаешь меня из-за того, что я похожа на твою жену? Но я – не она. Удерживая меня, ты ее не вернешь.
Ева притихла и прикусила губу. Плотнее вжалась в кресло. Столько злости в его глазах не было даже тогда, когда изо всех сил лупила его своей энергией. То, чем ей это обернулось, помнила хорошо. И совсем не хотела повторения.
Ироничная усмешка вместо ожидаемой вспышки ярости приводит ее в замешательство.
– Нужно таки запретить тебе свободно ходить по дому.
Эрих ставит на столик чашку. Медленно поднимается. Засовывает руки в карманы брюк. Склоняется к Еве и тихо говорит:
- У тебя слишком богатая фантазия.
Слегка отстраняется и добавляет. Сухим, неестественно равнодушным тоном:
- И я никогда не был женат.
После его ухода Ева еще долго сидит в кресле. Кутается в теплый плед. И смотрит в одну точку. На нетронутую вторую чашку уже остывшего кофе. Пока та не расплывается в сплошное черное пятно. Голова гудит от вопросов, на которые не могла найти ответы. И от вскользь оброненных слов. Эрих намекнул о людях, ее окружающих. Она еще раньше поняла, что ее предали. Из его слов следовало, что от нее целенаправленно избавились. Но кто?
Ева не замечала ничего подозрительного. Все вели себя, как обычно. Да и особой нелюбви к себе не чувствовала. Кому же она так мешала, что он не побоялся поставить под удар целую расу?
А еще эта Анастасия. Кто же она такая? Если не жена Эриха, то кто?
Ее мысли прерывает шумное сопение. Сопровождаемее тяжелой поступью. Ева отрывает взгляд от чашки и смотрит в сторону, откуда доносятся звуки. И на секунду перестает дышать.
Буквально в метре от нее останавливается собака. С учетом того, что Ева сидит, монстр кажется еще огромнее, чем раньше. Первая реакция – бежать. Куда глаза глядят. Не думая о том, что зверь может ее догнать в один прыжок.
Ева резко поднимается, но предупреждающее рычание заставляет сесть обратно. Собака опускается на землю рядом с ней. Морда монстра оказывается в непосредственной близости от ее лица. С губ непроизвольно срывается ругательство, и Ева сильнее вжимается в кресло. Лихорадочно пытается вспомнить, как зовут ужасную псину, но бесполезно.
Шум, раздающийся со стороны аллеи, и вовсе лишает самообладания. К монстру подходят и рассаживаются по сторонам остальные собаки. Ева шепчет:
– Хорошие псинки! Хорошие! – И уже более громко, боясь криком спровоцировать собак на агрессию, зовет: – Эрих!
Никогда бы не подумала, что в минуту опасности позовет его. Но наличие семи доберманов размером с лошадь напрочь лишали гордости и самолюбия. И никогда бы раньше не подумала, что будет рада его видеть.
– Фараон! Место!
Ужасное животное беспрекословно подчиняется: поднимается и отходит в сторону хозяина. Остальные собаки повторяют маневр вожака. И рассаживаются полукругом чуть поодаль кресла.
Эрих опускается напротив, лениво вытягивает ноги и скрещивает руки на груди.
– Я думал, что после своего феерического побега ты собак больше не боишься!
Ева раздраженно фыркает и занимает более расслабленную позу. Тогда всеми ее действиями руководил адреналин и отсутствие выбора. К тому же ей могло просто повезти. Проверять же свою везучесть без лишней необходимости не хотелось. К тому же в этом доме есть монстр и похуже.
– Если хочешь остаться без собак, я могу повторить!
– Не стоит. Хотя... – Эрих задумчиво смотрит на Еву. – Мне интересно, как ты это сделала.
– Могу показать! На тебе! – Ева с вызовом смотрит на вампира. – Если, конечно, не боишься! Я ведь могу и убить!
Он усмехается. И качает головой.
– Не боюсь! Показывай! Если получится...
Ева пожимает плечами и с трудом удерживает маску равнодушия на лице. Ее поражает возможность, которую он ей дает. Так просто позволить ей проникнуть в сознание, не зная последствий, мог только либо идиот, либо самоубийца. А ведь у нее столько поводов желать ему смерти. А он сам дает ей такую возможность.
Ева все же улыбается. Искренне. Впервые за все время, проведенное в плену.
– Хорошо!
Немного сбивает с толку блуждающая на его губах усмешка и уверенное заявление, что у нее ничего не получится. Конечно же, она помнит, что он может отражать ее удары. Но сознание... Она никогда не сосредотачивалась на его разуме. Но раз он сам не против рискнуть, почему бы не использовать этот шанс?
Ева концентрирует всю свою силу и прямо смотрит ему в глаза. Цепляется взглядом за темно-фиолетовую радужку и словно паразит подтягивает свою энергию к его зрачкам. Продвигается к зрительному нерву и дальше дает течь своей энергии по волокнам свободным потоком. Еще чуть-чуть – и она нащупает его слабое место. И можно будет сказать "прощай". Не успевает Ева обрадоваться, что она с такой легкостью проникла в его голову, как с резким щелчком ее отбрасывает обратно. Словно она наткнулась на очень мощный энергетический барьер.
Ева раздраженно трясет головой. Сидящий напротив живой и невредимый Эрих тихонько посмеивался над ее разочарованным видом.
– Но как?
Она действительно этого не понимала. Как он мог отражать ее удары? Как смог выкинуть из своей головы?
– А ты думала, я дам себя убить?
Ева промолчала. Не думала. Надеялась. Глупая. Она отворачивается от него и с досадой поджимает губы.
– Я и не думала.
– Естественно! – Эрих усмехается, и добавляет: – Если захочешь, позволю потянуть из себя энергию при других обстоятельствах.
Ева недоуменно вскидывает бровь.
- Я видел, что ты делала в лесу. С человеком. Можем повторить. Ты только попроси!
От подобной наглости Ева на мгновение теряет дар речи. Поднявшаяся волна злости комом стает в груди и не дает нормально дышать. А выражение самодовольства на его лице вызывает желание зарядить ему по челюсти. Прекрасно понимая, что вспышки злости могут быть чреваты последствиями, Ева незаметно себя щипает и мысленно умоляет успокоиться.
А ведь не уходит, паразит. Сидит. Смотрит. Наблюдает за ее реакцией. Ева отворачивается и говорит первое, что приходит в голову:
– Откуда у тебя такие собаки? – Она и не ждала, что он ответит. Спросила так, чтобы отвлечься. И сильно удивилась, когда он начал рассказывать.
– Они у меня были еще до переворота. Фараон – вожак. Остальные – его дети. Обычные доберманы.
– Ничего себе, обычные, – поразилась Ева. – Особенно по размерам.
– В этом можешь винить своих любимых ученых. Вирус подействовал на всех, кто пил кровь энергетических. На собаках – вот таким вот способом.
Ева с удивлением смотрела на Эриха. Она и не знала, что у вируса может быть подобное побочное действие. Но буквально сразу за удивлением пришло понимание им сказанного. И ужас.
– Вы поили собак нашей кровью?
Эрих нахмурился и поморщился.
- Это была идея моего отца. Собаки участвовали в охоте, они должны были...
Ева не выдерживает и перерывает:
– В охоте? На таких, как мы? Не удивительно, что наша раса захотела вас уничтожить!
– А ваша раса поступила гуманнее? Вы перебили практически всех, просто поскручивали шеи, когда мы ослабли из-за вируса!
– Вы это заслужили! – Ева видела, как завелся Эрих, видела, что он чуть ли не рычит от злости, но не могла остановится: – Вас всех нужно было уничтожить. Еще тогда.
Ева с трудом проглатывает уже готовые сорваться с языка слова: " И тогда такой паразит, как ты, ко мне бы не притронулся!".
– А чем вы отличаетесь от нас, Ева? Благородством? Черта с два! Ты точно так же, как и я, пользуешься чужой жизненной силой, чтобы жить. Ты точно так же можешь убить человека. А ведь не все мы были плохие. Многие пытались жить по другим, не навязанным законам. А вы – убили. Лишь за одну принадлежность к нашей расе.
Ева не сдерживается и зло фыркает.
– Тебя послушать, так вы все ангелы во плоти!
– А разве тогда, двадцать лет назад, тебя кто-то тронул? – Ева непонимающе на него смотрит. И приходит в шок от его дальнейших слов. – В лесу. В самый разгар охоты. Ни тебя. Ни твоих подруг. Если бы мы были такими плохими, вами бы развлеклось с десяток вампиров, не смотря на то, что вы дети. И прикопали бы в лесу останки.
Ева пораженно замолкает. Картинки так упорно забываемого детства замелькали перед глазами, восстанавливая момент побега через лес. Жуткую, непроглядную темноту. Громкий собачий лай. Дикие крики. И страх. Липкий. Парализующий. Помнит, как прятались под корягой. И помнит мужчин. Двоих. Один к ней протянул руки.
Ева пораженно ахает. И останавливает рассеянный взгляд на лице Эриха. Сопоставляет с тем. Из воспоминаний. И растерянно бормочет:
– Ты меня с кем-то перепутал.
Ева поднимается в свою комнату. Уставшая и подавленная. А еще и напуганная. Эрих узнал в ней ту девочку из леса. Как она не отнекивалась. Как ни отрицала. Он твердо стоял на своем. А еще так дико было услышать из его уст свое старое имя. Настя. Он помнил даже его.
А она нет. Она забыла о той встрече, стоило им оказаться в безопасности. А зря. Судьба снова их столкнула спустя двадцать лет. Вот только вампир с тех пор сильно изменился. Тот, что пощадил ее в прошлом, не пощадил в настоящем. Но и она теперь не двенадцатилетняя девочка.
...
Ируна:
09.12.15 15:45
» Глава 13
Глава 13
Ева сидит в столовой. Застыв в неестественно прямой позе. С выпрямленной спиной и сложенными на коленях руками. Этакая поза смирения. Или отрешения. Отсутствия в данном пространстве и определенном отрезке времени.
На длинном столе, покрытом белоснежной скатертью, стоят толстые свечи, мигающие яркими бликами. Ярко синего цвета. С запахом. Ванили и лаванды. Они-то и привлекают внимание. Отвлекают и напоминают. О других свечах. Других бликах. На потолке и стенах. И о других обстоятельствах.
Странно, но прошедшую ночь она помнит очень хорошо. Отчетливо. Со всеми деталями. И нюансами. От покрывающейся мурашками кожи до сдавленного вскрика удовольствия. А если учесть, что она как обычно спала, то подобные сновидения не способствовали хорошему настроению. С утра. Ибо во сне ей снова снился он.
Ева недовольно хмурится и отрывает взгляд от свечи. В дальнем углу столовой сидит женщина. Кормилица. Лет сорока. Девушек помоложе ей больше не дают. Помнят прошлый инцидент. И боятся. Хотя какая разница? Ева с легкостью могла бы убить любого человека. Независимо от возраста и пола.
Есть почему-то не хотелось. Да и привычной для голода слабости нет. И это странно. Ей давно пора подкрепится. Ресурсы, отобранные у прошлой кормилицы, уже должны были исчерпаться. А Ева чувствует себя отлично. Нет характерной вялости и тяжести в теле. У нее столько сил, что могла бы поделиться еще с одним существом типа себя.
Бьющая через край энергия еще больше портит настроение. Она, конечно, помнит. Момент из сна. Как перехватывает дыхание. В такт движению. Как буквально проваливается в темноту его глаз. Как тянет на себя черные нити его жизненней силы. Как выгибается. Словно сытая, довольная кошка. И расслабленно откидывается на подушки.
Ева со злостью сжимает пальцы в кулак. До боли. До хруста в суставах. И не устал этот чертов упырь делать из нее идиотку? Если раньше еще могла хоть как-то списать происходящее на стресс и разыгравшуюся фантазию, но не сейчас. Не хватает духу в реальности подойти к ней, так затеял эти грязные игры? Зачем? Он ведь мог и днем получать все, что хотел. Эрих ведь ясно обозначил цель ее пребывания в его доме. Вряд ли бы у нее хватало сил сопротивляться.
Ответ приходит сам собой. Укус делал ее податливой и послушной. Безвольной куклой, не способной сказать нет. Зачем ему напрягаться, если можно получать удовольствие с отзывчивой жертвой и утолять не только плотский голод. Была еще одна мысль, и она очень сильно ей не понравилась. Возможно, вампир пытался привязать ее к себе, подсадив на удовольствие, которое мог дать. Он видел ее в лесу с человеком. Знал, что она помолвлена с Алексом. И, видимо, подобное вольное поведение накануне свадьбы могло натолкнуть его на определенные размышления. О ее персоне. Ведь есть женщины, ставящие секс во главе угла. Забывая про гордость и самоуважение, теряясь в череде бесконечных любовников. А он не мог не знать, как подобные ему действуют на таких, как она. Но если это так. Зачем это ему? Ведь мог запереть в подвале и пользоваться по надобности. Не усложняя себе жизнь. Зачем весь этот маскарад? С якобы вольным перемещением по дому. С иллюзией мнимой свободы. И якобы наличием выбора: захочешь - попроси.
Кормилица, до этого сидящая тихо и не шевелясь, нервно заерзала на стуле. Не хочется думать, что она ощущает в этот момент. Какие мысленные па происходят в ее голове. Наверняка не комфортно. И до чертиков страшно. Один на один. С застывшей в неестественной позе упырицей. Ева решает больше не изводить ее ожиданием и, махнув рукой на дверь, говорит:
- Свободна!
Получается резко. Нервно. И дерганно. Но по-другому уже не получается. Этот чертов особняк и его хозяин делают из нее неврастеничку. Провожает взглядом поспешно уходящую кормилицу. И пытается не замечать облегченный вздох, вырвавшийся из груди женщины. Уважением среди прислуги она явно пользоваться не будет, да это ее и не особо волнует.
Ева на мгновение зажмуривается и трясет головой. Не думать. Больше не думать. Ибо мысли сводят с ума. Лучше решить, чем занять очередной день. Бесконечный в своей череде. И обреченности. Поиски в особняке не приносили особого успеха. Она никак не могла отыскать место заточения своих подруг. Возможно, она не там ищет. Или их вообще нет в доме. Остров-то большой, и одному лишь вампиру известно, где он их спрятал.
Ева выходит в широкую гостиную и замирает. Посреди комнаты. Налево – коридор, ведущий в сторону крыла прислуги и в подвал. Она там уже была. Правда, далеко зайти так и не смогла. Закрытая дверь в конце коридора преграждала дорогу. Ева пыталась настроиться на девочек, но не почувствовала следы их энергии. Но это и не значило, что их там нет. За закрытой дверью мог находиться другой коридор. Кто знает, сколько подземных лабиринтов расположено у нее под ногами.
Направо - выход на улицу. В парк с идеально ровно подстриженными газонами и кустами. С дорожкой к бурлящему от обилия водоворотов озеру.
Решение проходит мгновенно. Этот проклятый дом настолько на нее давит и угнетает, что хочется его покинуть хотя бы на секунду. Ведь вряд ли ей дадут ступить дальше порога. Ева распахивает входную дверь и щурится от яркого солнечного света. Прислушивается. За спиной - тишина. Ее никто не останавливает. А ведь стоит сделать шаг. И она свободна. Упырь не сможет выйти вслед за ней.
Конечно же помнит, что снаружи ее ждут собаки. Но у нее есть одно предположение. Малюсенькое. Но дающее надежду. Собак, как и вампиров, изменил вирус, а это значит, что на солнечный свет они должны реагировать так же, как и их хозяин. О том, что может ошибаться, старается не думать. Как и о том, что слишком легко покинула пределы дома.
Ева подставляет лицо солнечным лучам. Пусть искаженным осенним небом и не дающим тепла. Плевать. Она улыбается и стоит так пару минут. Захваченная врасплох неожиданно защемившей сердце мимолетной радостью. Вздыхает, и открывает глаза. Чертов упырь, из-за него она уже радуется таким простым вещам, которым раньше не придавала особого значения. Принимая за должное.
Ева оборачивается к дому. К зияющему чернотой, разбавленной редкими бликами свечей, дверному проему. Где-то там, в глубине дома, в вечной тьме скрывался его мрачный хозяин. На мгновение даже почувствовала к нему что-то, похожее на сочувствие. Она находилась в вынужденном заточении считанные дни, и уже так истосковалась за солнцем, а какого было ему? Столько лет. Не удивительно, что он ненавидит ей подобных. Она бы тоже ненавидела. И пыталась отомстить. И вернуть все. На свои места.
Ева отворачивается от двери. Взгляд скользит по красивому, ухоженному парку. Созданному когда-то давно, во времена господства и поддерживаемому умелой рукой. Интересно кто следит за ним? Как-то не представляется Эрих с секатором в руках. Разводящим розы и выравнивающим в ряд кусты можжевельника. Хотя, что она о нем знает? Ева смотрит на куст ярко-красных роз и фыркает. Нет. Их садил точно не упырь. Была бы его воля, он бы явно все засадил розами угольно-черного цвета. Ева видела такие. Кажется, их разводят в Турции.
Скорее всего, планированием парка занималась женщина. Бывшая хозяйка? Анастасия? Ева пожимает плечами и спускается вниз по тропинке. Что толку гадать. Все равно правду не узнает. Да и нужна она ей? Нет. Она не собирается задерживаться здесь надолго. Нужно думать как найти девочек и обезвредить упыря, а не отвлекаться на всякую ерунду.
Несмотря на подобное убеждение, в дом Ева так и не возвращается. Понимает, что искать нужно именно в особняке. Но все равно продолжает спускаться вниз по тропинке, к озеру. В какой-то момент решает свернуть. Наугад. Оставляя позади выложенную булыжником тропинку. И особняк. Постепенно кустарник сменяется широкими и высокими стволами секвойи.
Парк закончился. Впереди густой лес. Раскидистые ветви многолетних растений, переплетаясь в кронах, создавали практически непроницаемый для солнечных лучей зеленый покров. Сразу становится холодно и неуютно. По коже пробегает озноб. Ева ежится от неприятного ощущения. Чужого. Пристального внимания. Обхватывает себя руками и оглядывается. Прислушивается. Никого. Нет даже собак. Никаких свежих энергетических следов присутствия другого существа. Почему же ей так неуютно?
Ответ она находит неожиданно. Когда решает не искушать судьбу и вернуться обратно. Только выходит она из леса абсолютно в другом месте. Другом участке парка. Огороженного кованным металлическим забором. С калиткой, свободно болтающейся на покосившихся петлях. В отличие от всего остального парка, этот участок находился в явном запустении. Ева, осторожно пробираясь сквозь заросли папоротника, заходит внутрь ограждения. И останавливается напротив статуи. Она никогда не была особо набожной. Вернее она вообще не верила в Бога. Но первое, что Ева произносит при виде свой находки: о Боже!
Кладбище. Маленькое. Персональное. Всего на одну могилу. С надгробием в виде статуи. Женщины. Из потемневшего от времени белого мрамора. С до боли похожими чертами. Ева опускается на колени и руками расчищает надпись на надгробной плите: Анастасия Лафар. Годы жизни: 1830-1860.
Время словно останавливается. Ева замирает. И практически не дышит. Значит, ее копия умерла. И если судить по дате, то очень давно.
– Нагулялась?
Ева вздрагивает. И испугано оборачивается. Она не знает, что ее пугает больше: нахмуренный и злой Эрих, стоящий в тени деревьев, его угрожающе вкрадчивый голос. Или то, что он застал ее возле могилы Анастасии.
Страх стает комом в горле, но Ева все же пытается взять себя руки. Поднимается с колен. Голос дрожит, но она не обращает на это внимания:
– Она умерла... – это скорее не вопрос. Констатация. Факта. Давно свершившегося.
Эрих молчит. И не смотрит на нее. Зато Ева видит его глаза. Его взгляд. На статую. Полный ненависти. Взгляд, от которого подкашиваются ноги и замирает сердце.
– Сама? – Ева запинается и отступает на шаг. Видит ответ в его глазах. Понимает, что перегибает грань дозволенного, но уже не может остановиться. Она должна знать. Чтобы понимать, что ее ждет.
– Почему? – получилось сипло. Голос подвел окончательно. Но подводил не только он. Колени дрожали, и чтобы не упасть Ева цепляется за статую.
– Пыталась убежать! – он отвечает так равнодушно, словно речь шла не об убийстве человека. Его ответ лишает последних сил. Веры в лучшее. И элементарной надежды. Ноги таки подкашиваются, и Ева оседает в заросли папоротника.
Эрих, не обращая внимания на ее состояние, разворачивается и через плечо бросает:
– Пошли! Тебе здесь не место!
Ева отрешенно мотает головой.
– Зачем?
Она устала. Устала бояться. Страх постепенно, из сковывающей слабости перерастал в истерику. Эрих останавливается, но так и не оборачивается.
– Зачем? Если меня ждет тоже самое. Когда я тебе надоем.
– Ты – не она! – Эрих поворачивается и, смотря куда-то поверх Евы, говорит: – Пошли. Я кое-что тебе покажу. Тогда ты поймешь.
Ева едва поспевает за широким шагом Эриха. Уже было собралась остановиться и высказаться, что она не собирается сдавать марафон, бегая вокруг острова, как вампир застыл и Ева чуть не влетела в его спину. Она обходит Эриха и становится рядом. Взгляд упирается в еще одно надгробие. Ухоженное. С ярко- красным букетом свежих роз на надгробной плите. Со статуей в виде женщины-ангела со сложенными крыльями. Ева смотрит на древнюю могилу и не понимает, зачем он ее сюда привел. В подобных местах она чувствовала себя особо не комфортно и старалась обходить их десятой дорогой. Два визита на кладбище за один день были для нее испытанием.
– Мне было двадцать пять лет, когда отец привез Настю из России. Он выиграл ее. В карты. Поселил у нас дома. До этого Настя жила в дворянской семье, была хорошо образована и воспитана. И достаточно хитра, чтобы втереться в доверие к отцу.
Ева отводит взгляд от статуи и с любопытством смотрит на вампира. Внешне спокойного. Уравновешенного. Равнодушно рассказывающего факты. Личные. Из жизни, которая была у него раньше.
Ева видит, как сложно даются ему слова. И не понимает, зачем он ей все это рассказывает. Какая ему разница, что и как она подумает. Она бы так не смогла. Ее прошлая жизнь. Ее личные воспоминания запечатаны за семью замками. И под страхом смерти она бы не открылась. Никому бы не рассказала.
- Отец женился. Вопреки всему. Наперекор всем. Она словно околдовала его. И не только его. Она умела очаровывать. – Эрих горько усмехается. – В этом ей не было равных.
– Тебя она тоже очаровала?
Он не отвечает. Хотя Еве не нужны были слова. Ответ был очевиден. Он лежал на поверхности: в тоне его голоса, в выражении лица. И если она была права, то ему можно было только посочувствовать. Любить жену отца. Такого и врагу не пожелаешь.
– Такая красивая оболочка. И такая гнилая внутри. Ей было мало внимания отца. Она хотела полного господства. Над всеми. – Эрих кивает в сторону статуи. – А она ей мешала.
– Она?
– Моя мать. Она убила ее, сымитировав несчастный случай.
Услышанное не укладывалось в голове. Конечно же знала, что ради любви мужчины и женщины совершали безумства, но убийство? Да и разве легко убить вампира? Разве что если его мать была такой же, как и Ева. Это бы многое объяснило. Дети от подобных союзов рождались нечасто, но они были более сильными, чем обычные вампиры. Обладали защитой от таких, как Ева. Теперь она понимала, почему не могла причинить ему вред, почему не могла пробить его защиту.
– Мне жаль... – Ева действительно так думает.
Поражается сама себе. Как она может его жалеть? Монстра, который измывается над ней, как ему заблагорассудится. Ева пытается отогнать от себя навязчивое чувство, но не получается. Тема родителей всегда была для нее болезненной.
– Не стоит! – губы Эриха кривит недобрая усмешка. – Она заплатила. Сполна. Я отомстил за мать.
Он был прав, когда говорил, что она поймет. Ева бы поступила так же. Она даже могла понять, почему он ведет себя так с ней. Сложно находится рядом с кем-то, кто так похож на того, кого ненавидишь. Но все равно это его не оправдывало. Ничто не могло оправдать насилия.
– Зачем ты тогда хранишь ее портрет?
– Чтобы помнить. Ничто не придает столько сил для борьбы, как ненависть.
Еве нечего на это сказать. Да и как относится к подобному откровению, не понимает. В ее мире было не принято открывать душу. У нее всегда и для всех все было хорошо. И никаких копаний в прошлом и настоящем.
– А ты так на нее похожа.
Эрих протягивает руку и осторожно касается ее лица, проводит пальцами по контуру скулы и замирает, прикоснувшись к губам.
- И это сводит меня с ума!
Ева замирает вместе с ним. Взгляд приковывают его глаза. Ярко-фиолетового цвета. Насыщенного. С отблесками солнечных лучей на темной радужке. Ева пораженно охает и отступает на шаг. Только сейчас отмечая то, что так опрометчиво опустила. Все это время они стояли на открытом пространстве. Под прямыми лучами солнца.
...