Кому довелось видеть, как идут барханы - надолго запомнит эту завораживающую мистическую картину.
«Волны пустыни»… Зыбкие холмы, гонимые ветром - властителем ашайских просторов, незримой и могучей силой, разрушителем скал и творцом пейзажей. Своими дуновениями он переносил с места на место горы песчинок, поющих под его аккомпанемент.
Бархан рождается незаметно. Сначала появляется небольшой холмик, и на его подветренной стороне начинается завихрение. С тихим шуршанием песчинки кружатся в воздухе маленьким призрачным смерчем и создают острый гребень, который растет, словно окутанный желтоватым дымком. Песок переваливается через хребет и стекает под силой тяжести. Края ползут вперед, загибаются, придавая холму серповидную форму. По наветренному пологому склону бежит мелкая рябь… Бархан увеличивается и движется туда, куда дует ветер. Движется вместе с другими песчаными волнами на необъятной равнине…
Ашай наступал на Джибу-Джайли…
Плоскогорье из песчаника в центре пустыни, тянувшееся с востока на запад, было изрезано многочисленными каньонами, которые свидетельствовали о том, что в далеком прошлом – задолго до возникновения цивилизаций древнего Мисура и Куфрейна - массив подвергся воздействию бурных водных потоков, долго трудившихся над рельефом местности. Доисторические реки размыли горную породу, просверлили гроты и пещеры, придали огромным глыбам причудливые формы. Ныне от рек остались одни упоминания и сухие русла – «вади», которые заполнял песок.
Вади-Феззарах – самый крупный в цепочке из трех оазисов – оказался довольно живописным местом, с несколькими колодцами, озерцами, арыками, огородами, большими пальмовыми и оливковыми рощами. Поселение с белыми толстостенными домами без окон посреди этого островка жизни походило на крепость. Караваны останавливались поодаль от жилищ, за озерцом в уютном урочище. Скалистые уступы с зияющими арками глубоких пустот окружали место стоянки амфитеатром.
Нурали заплатил дорожную пошлину и преподнес дары главе племени шейху Ахмату, который, по обычаю, пригласил караван-баши к себе в дом.
«Гостей присылает Всевышний», - говорили ашайцы.
Гость - источник вестей в изолированном мире, а осведомленность нужна для принятия мудрых и дальновидных решений. Племя уважает и прислушивается к мнению человека, который знает больше других. Умный шейх обратит полученные сведения в пользу для своих соплеменников. Поэтому для ашайцев, соблюдать гостеприимство – священный долг.
Стоянка в Вади-Феззарах была самой продолжительной по времени. Караван мог простоять в этом оазисе целые сутки, потому что шейх и старейшины должны были узнать все новости, расспросить обо всем, что им интересно, таким образом, полностью удовлетворить свое любопытство. Кроме того, Нурали – давний знакомец местных жителей – раздавал заказы, которые принял на пути в Куфрейн.
Пока дядя Теймур кашеварил, готовил плов с купленным у ашайцев мясом, что в пути считалось праздничным обедом, путешественники занялись стиркой. Тот, у кого не было сменной одежды, не раздеваясь, погружался в озеро и жмыхал носимые вещи прямо на себе, и на себе же сушил.
Демонстрацию тела магрибы считали страшным грехом. Вид обнаженной натуры оскорблял их религиозные чувства до того, что в общественных банях, в чисто мужской компании, рекомендовалось прикрываться от пупка до колен. Мужчине строжайше запрещалось оголять торс в местах, где его могли увидеть посторонние женщины. С другой стороны, женщине нельзя было смотреть даже на лицо мужчины, если оно вызывает у нее страсть.
Виттория и Тизири испытывали острую потребность в мытье и чистых вещах. Их одежда пропиталась солью и запахом пота и запылилась. От них исходила вонь, как от грязных фелахов, чистивших хлев от восхода до заката.
Набрав воды в чайник, девушки укрылись в живописной пещере близ стоянки, где обтерлись и переоделись. Потом постирали в озерце свои рубахи и шаровары и развесили сушиться на натянутой между пальмами веревке. Свой отжатый почти насухо лиф Тизири набросила на низкий куст и накрыла полотенцем, не опасаясь, что кому-то взбредет в голову под него заглядывать – многовековая практика отрубания рук за кражу, согласно священному кодексу, отбивала всякое желание прикасаться к чужим вещам без разрешения.
Они перебирали свой багаж из переметных седельных сумок и вытрясали песок, когда к ним подошел дядя Теймур, доверив приготовление плова Мураду.
- Эй, Гумар, брат, - тихо позвал он.
- Запахнись, - процедила сквозь зубы Виттория, с ужасом глядя, как Тизири величественно распрямляется и расправляет плечи.
- Гумар, - начал Теймур, подобострастно впившись взглядом в лицо Тизири, надменно скрестившей руки на груди. - Верю, что ты хороший воин. Молю Всевышнего, чтобы тебе не пришлось применить свое оружие против единоверцев, но надеюсь, что мастерство тебя не подведет, если потребуется защищаться от врагов, дабы спасти свою жизнь, Джафара и наших спутников.
Тизири вопросительно кивнула.
- В Феззарахе мы находимся под защитой шейха Ахмата, да пребудет с ним Бог… Но у нас нет друзей в Ашае.
- Шейх Ахмат - скрытый враг? – насторожилась Виттория.
- Тот, кто живет в хрустальном дворце, не бросает в людей камни, – караванщик усмехнулся. - Потом как-нибудь расскажу тебе о старых обычаях ашайцев, Джафар. Сейчас поговорим о проблемах настоящего времени. Кратко. А то у меня плов подгорит. К вам может подойти кто-то из местных, начнет о грузе расспрашивать… Будьте с ним любезны, но не говорите, какой товар мы везем. Не говорите, какая у нас охрана…
- А мы ничего не знаем, – Виттория замотала головой. - Гумар, так, вообще… даже, если захочет что-нибудь сказать - не сможет.
- Вот и хорошо! То есть, плохо, что Гумар немой, – Теймур всплеснул руками. – Ладно, я не о том. Внимательно поглядывайте по сторонам и подмечайте все подозрительное. Смотрите, кто и в какую сторону поехал из поселения, кто из наших попутчиков болтает с чужаками. Гумар, заранее прошу, когда тронемся в путь, не удаляйся от каравана настолько, чтобы исчезнуть из виду.
- Угу, – кивнула тарга, без наставлений понимавшая всю серьезность положения.
- Не забывайте, что мы в гостях. Встретили нас по-доброму, но удалимся на два перехода от Феззараха - добра не ждите, – он повернулся к костру, но вопрос Виттории остановил его.
- Дядя Теймур, что-то случилось?
- Нет, – он растерянно оглянулся. - Пока не случилось.
- Но вас что-то беспокоит.
- Предчувствие, Джафар. Дурное предчувствие…
- Надо клеить бороду, - вынесла свой вердикт Виттория, едва мисурец удалился на расстояние десяти шагов. - Хотя бы на время стоянки. Все открыли лица. И ты среди них, как белая ворона! Сегодня мы не сможем отказаться от обеда в общем кругу, мы просто не найдем убедительного повода для отказа. Бери свою бороду с усами, и пошли в нашу пещеру.
«Ты мне поможешь», - Тизири произвела жест, похожий на детскую считалочку, и повесила на плечо свою переметную суму.
Незаметно проскользнуть в укрытие не удалось. Неожиданно на пути возникло препятствие в лице Мурада, обгладывавшего баранье ребрышко, перепавшее ему как племяннику до обеда. Накинув на мокрые волосы платок, надев на голое тело халат, он нагнал сестер на полпути к пещере.
- Вы куда? Плов уже скоро будет готов. Вкусный. Что-то интересное в скалах нашли, да?
- Для тебя там нет ничего интересного.
- Да ладно вам! Что за тайны?
- Не ходи за нами, Мурад. Нам надо побыть одним.
- Зачем?
- Не твое дело. Возвращайся к костру, а то плов подгорит.
- Не беспокойся. Дядя Теймур за ним приглядывает.
- Тогда иди, приглядывай за дядей Теймуром, а не за нами.
- А! Так вы это… – он подозрительно прищурился. - Вы это, что ль?
- Не знаю, что ты имеешь в виду.
- Зато я знаю!
Виттория удержалась от того, чтобы презрительно не расхохотаться ему в лицо, и вопросительно покосилась на Тизири. Тарга подмигнула, давая понять, что у нее есть какой-то план относительно юноши. Оставалось надеяться, что она, действительно, знает, как поступить с нежелательным свидетелем, не убив его при этом.
Они поднялись по осыпающемуся склону. У входа в пещеру Тизири остановила Мурада, опустив тяжелую руку на его плечо, и, показав пальцами на свои глаза, обвела ладонью окрестности.
- Гумар просит тебя, что ты нас посторожил, - растолковала смысл ее жестов Виттория, в душе восхищаясь находчивостью сестры. Просьба уважаемого человека обязывала парня оставаться на месте и возлагала на него ответственность. – Ведь ты наш друг? И взрослый…
- Так бы сразу и сказали, - он обиделся, получив подтверждение своей догадки.
- Договорились? Свистнешь, если кто-нибудь сюда пойдет.
Тизири склонила голову набок, сверля Мурада стальным взглядом.
- Хорошо, Гумар, - загипнотизировано прошептал он. – Посторожу вас.
Обняв хихикающую Витторию, тарга увлекла ее в пещеру.
Полость в скале с угрожающе нависающим сводом была завалена крупными глыбами, упавшими сверху. Через трещину в стене солнечный день снопом рассекал полумрак.
Тизири села на камень с плоской поверхностью, лицом к свету.
- Давай, быстро, - Виттория с опаской поглядывала в сторону выхода. – Ему нельзя доверять. С ним надо держать ухо востро.
Тарга достала из своей сумки завернутые в тряпицу немного слежавшиеся маскарадные атрибуты и разгладила их на колене, выложила пузырек с театральным клеем, разжеванную на конце палочку, заменявшую кисточку, и приготовила зеркальце. Виттория, часто помогавшая ей гримироваться, быстро принялась за дело - и вскоре красивое женское лицо превратилось в не менее привлекательное мужское.
- Зира, как думаешь, он подслушивает? – она ни на миг не забывала о любопытном Мураде.
- Угу.
- Хорошо, что не поглядывает. Стоит там, бедный и несчастный, за углом и думает: «Ах-ах, Гумар, какой же ты красавчик! Я так тебя люблю, что при виде тебя у меня останавливается сердце. Поцелуй меня! Чмок-чмок-чмок!», – шептала она, приглаживая накладную растительность в естественном направлении.
Тарга фыркнула.
- «Хочу вместе с тобой провожать солнце на закате и встречать рассвет! Хочу, чтобы ты меня крепко обнял, но могу лишь идти за тобой по твоим следам на песке. Отдамся! Подари же, наконец, мне свои ласки!»
Тизири хохотнула.
- Нет, он, в самом деле, вожделеет тебя, как женщина мужчину.
Тарга не согласилась и показала кулак под пупком
- Вах! Вожделеет как мужчина, проявляя основной признак? Но при этом мечтает побыть в роли твоей «жены»? А с виду, приличный юноша. Приятный и неглупый. И такой конфуз! Угораздило же его влюбиться в представителя своего же пола, – она сокрушено вздохнула. - Интересно, между двумя мужчинами может вспыхнуть безумная страсть? Такая, что за возлюбленным - и в огонь, и в воду.
- Угу.
- Странно. Мужчины все же должны вести себя сдержанно. У них мышление, более рациональное. Хотя магрибы очень темпераментные, вспыхивают, как сухостой при пожаре в лесу. Согласись, что европейские мужчины менее порочны и сластолюбивы.
- Угу.
- Нет, неправильно назвать сексуальный интерес одного мужчины к другому «любовью». Потому что подобная тяга - это дьявольские козни. Или божье наказание. А настоящая любовь – прекрасное, светлое и нежное чувство – может возникнуть только между мужчиной и женщиной.
- Угу.
- Зира, а они постоянно, один «папа», другой «мама»? Или меняются ролями?
Тизири считала, что не меняются.
- Ага. Значит, партнерство не на равных, только один из них доминирует. И оба наслаждаются и «улетают на небо»? Но ведь второй не получает мужское удовольствие от обладания телом. Пусть любовник будет ласкать его руками везде. Природа недаром устроила так, что мужчину влечет к женщине, а женщину к мужчине. Если бы сношение руками было таким же, как совокупление с женщиной, и первым можно было заменить второе, то мужчины не женились бы. Нет, заключали бы браки, для продолжения рода, рождения наследников, чтобы было кому потом передать состояние, но не испытывали бы привязанности к супруге. А так, даже магрибы, для которых брак – торговая сделка, а жены - товар, который можно купить и продать, и то питают симпатию к женщинам в своем гареме, одну жену любят сильнее, другую меньше. Кроме того, магрибские священные законы строжайше запрещают рукоблудие и грозят проклятьем.
Тарга издала хрюкающий звук, с которым принуждают встать верблюда.
- Я что-то не так понимаю?
Тизири сделал пальцами сердечко, указала на сестру, прижала ладонь к своей груди и ко лбу.
- Я, как женщина, люблю сердцем и умом… Ага. А мужчины, как любят?
Оказалось, что мужчины любят не головой, а своим половым органом.
Объяснение продолжалось новыми манипуляциями.
- А! У них желание накапливается и возникает само по себе… необязательно при виде объекта. Мужчинам все равно, каким образом удовлетворить похоть. Все равно, кто будет их партнером – мужчина или женщина. Главное, доминировать, да? Нет? А что тогда? Вах! «На небо слетать»… Ой, ну ты меня прямо убиваешь! Хочешь сказать, что мужчины совсем не испытывают любви?
Тизири сделала успокаивающий жест.
- Ага. Все же испытывают. Вот и я думаю, что испытывают. Не все мужчины такие похотливые. И не все занимаются рукоблудием. Воздерживаются и усмиряют свою плоть, даже когда рядом нет женщин, как монахи. Отец и Томас? – прочитала Виттория на ладони слова, начертанные Тизири. – Да, им была отвратительна сама мысль об ублажении себя рукой. Они же благородные, благовоспитанные. Ну вот! Разобрались. А то получалось, что жена нужна мужчине исключительно в постели.
«Нет».
- Люди не животные, чтобы всю жизнь только есть, спать и совокупляться. У нас есть душа. Мы думаем, мечтаем, создаем прекрасное. Слушаем музыку!
- Ш-ш-ш… - Тизири приложила палец к ее губам, останавливая словоизлияние.
Виттория, стоявшая лицом к выходу, не видела того, что услышала «ночная львица».
- Он рядом? Подкрался, да?
Тарга встала с камня и, подмигнув двумя глазами по очереди, нежно обняла ее и прижала к себе, изображая влюбленного.
- О, Гумар, дорогой! Желаю тебя больше жизни! – театрально воскликнула Виттория, дабы не обмануть ожидания «шпиона». – Поцелуй меня. В последнее время ты уделяешь мне так мало внимания. Ты меня совсем не любишь?
Они присели на корточки, скрываясь из виду.
- Гумар, как жаль, что я не могу услышать твой голос! Твое признание в любви, - продолжала она, сдерживая смех. – Хочу, чтобы ты сказал мне: «Я люблю тебя, Джафар». Поцелуй меня! У тебя очень нежные губы. И борода щекотная.
Тизири покачала головой, тяжко вздохнула и, пригнувшись, двинулась в обход скалистых обломков, отгораживавших пещеру от коридора.
- Ласкай меня, вот здесь! И еще здесь, - взмолилась ей вдогонку Виттория и притворно застонала.
- Гумар? – испуганный возглас Мурада свидетельствовал о том, что Тизири застала его на месте преступления. – Нет! Пусти! Я же вам не мешал! Я никому не расскажу про вас.
Виттория подхватила переметную суму и поторопилась к выходу, где застала сцену забавную борьбы. Мурад, подтягивая шаровары до груди, пытался высвободиться из объятий Тизири, которая прижимала его к себе спиной и крепко удерживала правую руку.
- Гумар, пусти! – юноша предпринял еще одну попытку вырваться, и безуспешно. – Прошу!
- Мурад, а мы просили тебя нас посторожить, - напомнила девушка и вдруг осознала, чем он занимался. – А ты здесь, оказывается… Ах, ты… хвостик от алычи!
- Я больше так не буду, - он стих, сник и, признавая за собой грех, зажмурился и отвернулся. – Богом клянусь!
- Вах! Какой извращенец, – осудила его Виттория. Но вместо долженствующего моменту отвращения или свойственного девицам смущения, в ней пробудилось совсем неприличное любопытство.
- А сами-то! Голубки…
- Вах! Так это мы виноваты, что ты сбился с «прямого пути»? Мы заставили тебя заниматься непотребством? – выговаривала Виттория, не в силах отвести взгляд от гладкого смуглого тела под распахнутым халатом. – О ласках Гумара мечтал?
Требуя ответа, Тизири еще сильнее стиснула своего пленника, который был ниже ее на полголовы.
- Нет! – он прогнулся, сжимая в кулаке распущенный пояс штанов, не имея возможности его завязать. – Не знаю, как это получилось.
Он был таким хорошеньким. Его уязвимость и трогательный вид вызывали самые противоречивые эмоции – хотелось и наказать его, и пожалеть.
- Не бойся. Мы никому не скажем, что ты предстанешь перед Всевышним с беременной рукой.
- Гумар, пожалуйста…
- О чем ты его просишь? Чтобы он приласкал тебя еще сильнее? – прошептала Виттория и закусила губу, одолеваемая страстным желанием увидеть его обнаженный торс полностью. Плечи, грудь и предел мечтаний – соски и пупок! – Вожделеешь Гумара, да?
Словно прочитав ее мысли, «ночная львица» затеяла любовную игру. Утробно зарычав, она принялась нежно истязать свою жертву. Стянув халат с левого плеча юноши, она поцеловала его в изгиб шеи, прихватила зубами мочку уха.
- Нельзя… - лицо Мурада расслабилось от блаженства, но тут же сморщилось от жгучего стыда. – Не надо! Это плохо…
Тарга мурлыкнула. Водя губами по его голому плечу, она запустила руку под полосатый батист, погладила безволосую грудь и ухватила пальцами сосок.
- Как может быть плохо то, что тебе хорошо? – искушала его Виттория. - Ведь тебе приятно. Тебе нравятся ласки моего брата.
- Не делай этого, Гумар. Нас казнят, если узнают, - взывал Мурад к благоразумию Тизири, сам не в состоянии сопротивляться. Он уже не вырывался, только еще крепче вцепился в шаровары спереди.
- Никто ничего не узнает, - заверила его Виттория.
Она не могла отказаться от возможности видеть то, что она видела! Перед ней стоял не плоский древний мисурец с фрески, а настоящий юноша из плоти, живой и прекрасный в своей любовной страсти.
Она получала удовольствие, созерцая полуобнаженное мужское тело – уже не детское, но еще не взрослое, не заматеревшее. Ее бесстыдный жадный взгляд метался по выпуклостям и ложбинкам в меру развитого торса, впивался в темные ореолы сосков, буравил ямочку между ключицами. Она сама не заметила, как эстетическое наслаждение переросло в томление, которое, то волной пробегало по чреву, то потягивало лоно. Пробудившейся в ней женщине захотелось прикоснуться к юноше, осязать тепло его тела и упругость кожи. Ее тянуло к нему до слабости в коленках…
Тизири увлеклась. Возбуждаясь сильнее уже не от игры, а от близости и доступности мужчины, она ласкала его, как возлюбленного, желая ответных ласк и большего. Ее рука скользнула по ребрам, ощупала кулаки, удерживавшие шаровары от падения, и накрыла то, что ей было нужно для усмирения взыгравшей похоти.
Мурад застонал, когда она бережно и уверенно обхватила его мужское достоинство.
- Нет, - он напряженно вытянулся.
- Тарга издала удивленный возглас.
- Что там? Что, Зир… Гумар? – Виттория в любопытстве приоткрыла рот.
Тизири закатила глаза и покачала головой, таким образом, выражая восторг, и начала производить нехитрые неспешные манипуляции, натягивая ткань и выдавая форму самой интимной части мужского тела. Виттория завороженно наблюдала за развратом и гадала, что в нем нашла ее сестра-грешница, которая, не довольствуясь достигнутым, нырнула рукой под пояс шаровар. У нее не возникло и мысли осуждения, когда тарга принялась уже беспрепятственно исследовать интересующий ее предмет, заставляя своего случайного любовника жалобно охать.
- Нельзя! Запрещено… - еще протестуя разумом, Мурад с громким сопением уже отдался дрожавшим телом, жаждавшим не райского, а земного наслаждения.
Строгие священные магрибские законы, естественно, не могли остановить Тизири, продолжившую напористо и нежно их попирать.
- Гумар, пожалуйста! Если ты не престанешь, я не удержусь. Я же сейчас… Ой! - он застонал и инстинктивно заколебался. – Я не виноват!
Мурад отпустил штаны, которые стекли по длинным мускулистым ногам на землю. Ухватившись одной рукой за предплечье Тизири на своей груди, а другой накрыв ее кисть, орудующую в паху, он затрясся как в лихорадке.
Охнув, Виттория отскочила в сторону, чтобы не быть обрызганной белесой жидкостью, неожиданно извергнутой гладкой розовой «шишкой» в кулаке тарги.
«Вот как это происходит…» - она сжала под рубашкой четки из слоновой кости.
Мужской оргазм во всей своей откровенности и явности произвел на нее сильнейшее впечатление и всколыхнул ее женское нутро. Она была до остолбенения поражена видом обнаженного юноши, бившегося в экстазе в объятиях ее сестры. Позор придал ему еще большую необъяснимую соблазнительность.
Воцарившуюся тишину нарушали только тяжелое дыхание и сладостные стоны.
Тизири, запрокинув голову, замерла на пару мгновений, потом развернула беззвучно зарыдавшего от счастья и раскаяния Мурада и, прижав к себе, крепко обняла.
- Нет! Гумар! - опомнилась Виттория, выразительными жестами показывая тарге, что обнаружится ее женская грудь, но та, одарив ее мутным взглядом, начала ощупывать крепкие ягодицы млеющего в ее объятиях юноши и призывно тереться об него животом.
- Эй! Стой! Хватит! – она попыталась оторвать сестру от любовника, даже пришлось стукнуть ее кулаком по плечу, чтобы привести в чувство. – Отпусти его! Немедленно!
Тарга недовольно крякнула, но выполнила просьбу, оставив в покое свою сконфуженную жертву.
- Все! Пойдем, - Виттория потянула ее к выходу, держа за руку, как маленького ребенка. - Плов уже готов.
Тизири шлепнула по заду нагнувшего за шароварами Мурада.
- Дураки проклятые! – злобно ругнулся он.
- Вах! Конечно! Мы-то полностью прикрыты, а ты от любви штаны потерял. Бесстыдник!
- Знаешь, кто ты? – рассерженным шепотом выговаривала Виттория по дороге к стоянке. – Чокнутая бородатая женщина! Больше так не делай! Вот вернемся в Кахир, тогда и развращай своих пастушков, которые с нами не знакомы!
Тизири виновато закряхтела.
- Нас чуть не разоблачили! Тебе надо срочно надеть лиф. Мурад же теперь будет к тебе присматриваться, - испугалась она, но сразу успокоила себя. – Нет, ему теперь будет стыдно смотреть нам в глаза. Теперь он, вообще, станет обходить нас стороной.
- Угу.
- Он тебе понравился, да? Понравился, знаю. Надеюсь, ты сохранишь благоразумие? Не изнасилуешь его?
«Нет».
- Зира, а ведь он «слетал на небо», получил мужское наслаждение. Ты ему помогла своей… эм… своей рукой. Хотя это выглядело… выглядело это… Нет, вовсе не ужасно. Естественное не может быть безобразным. Пикантно смотрелось, да. Вах! Теперь я понимаю. Все про мужчин понимаю, какие они… Какие они эгоисты!
Тизири поддержала ее мнение громким вздохом.
- Но ведь они не все такие? Не все так быстро… отдают семя?
«Нет».
- Мурад юный и не воздержанный, и поэтому он… – Виттория поймала себя на мысли, что снова хочет увидеть его обнаженное тело, и, вспомнив картину его грехопадения, затаила дыхание. – Милый и темпераментный…
Нет, она не влюбилась в Мурада, потому что относилась к нему, как к изучаемому подопытному объекту, вроде исторического памятника. При этом признаваясь себе, что эффект от вида живой обнаженной натуры оказался совсем иным, нежели от изучения нарисованных стилизованных мужских фигур. Хотя эстетическое удовольствие превалировало над порочным чувством.
Тизири заглянула ей в глаза и, раскрыв ладонь, потребовала продолжать размышления вслух.
- Что тут говорить? Я не изменю свое мнение относительно того, что это надо делать в законном браке с любимым человеком, а не с попутчиком или кем-то другим, привлекательным, но мало знакомым.
Тарга взяла ее правую руку и провела по безымянному пальцу.
- Замуж? Хочу ли я замуж? С чего бы? – Виттория пыхнула от возмущения. – Вот уж нет! Зачем?
Сестра ткнула ее в живот.
- Да. Немного хотелось… попробовать, - призналась Виттория и возмутилась. - Ты предлагаешь мне, связать себя узами брака только потому, что я иногда испытываю женскую потребность? Брак - это не только совместное возлежание на супружеском ложе! Это множество других обязанностей, разные домашние дела… Когда появятся дети, совсем не останется времени на науку. А я хочу совершать археологические экспедиции, делать исторические открытия. Вот если бы у меня был такой муж, как наш папа. Я бы любила его и уважала, – она перекрестилась тайком от окружающих, и Тизири последовала ее примеру. – Зира, у нас траур, а мы с тобой…
Витторию кольнуло чувство вины. Она корила себя за то, что, понимая важность поминальных ритуалов, но, не имея возможности выполнять их церемониальную сторону, из-за необходимости скрывать свою настоящую личность и веру, приняла участие в сексуальной забаве тарги.
Неужели она такая плохая дочь, что стала забывать об отце и братьях? Будто совсем не любила их…
Нет, она их любила! Даже по Эмилии скорбела, простив отцу то, что он предал память о маме, женившись на другой женщине. И никогда их не забудет. Разве можно забыть то, что произошло? Она несет это горе в себе, от него никак не избавиться, оно часть ее жизни…
Однако ей было уже так больно, как первые дни. Пережитое понемногу отпускало ее, позволяя смотреть на трагедию как бы со стороны. Не как жертве…
Что же произошло? Что с ней происходит?
Она ощутила свободу, какой у нее никогда не было, и ее порочность, которую прежде сдерживали рамки условностей, дала о себе знать? Она не осудила прелюбодейку-сестру, и все, что та творила с парнишкой, вызвало в ее душе бурный отклик. Практический урок по давно интересовавшей ее запретной теме произвел на нее сильнейше впечатление. Не меньшее, чем подсмотренный секс Тизири с Томасом. Может, даже больше. Потому что сейчас она острее чувствовала вкус жизни.
Потому что она должна была погибнуть, но чудом осталась жива. Потому что после смерти невозможно будет испытать неизведанное ею земное наслаждение…
Даже папа, неподдельно горевавший после скоропостижной кончины мамы, ставшей для него страшным ударом, и годичного траура, женился второй раз, как он тогда сказал, чтобы не быть одному… Но он солгал! Ему как мужчине была нужна женщина, для удовлетворения своих мужских потребностей.
И ей после траура придется выйти замуж…
- Жаль, что Ник мой кузен. Я бы с удовольствием с ним обвенчалась. Мы с ним родственные души. С ним можно беседовать бесконечно долго. У нас общий интерес. Мы могли бы вместе путешествовать по Мисуру. Согласись, что Ник намного, намного милее Джаспера. Я не люблю графа Альге! Он мне вообще не нравится. Зачем ты о нем напомнила!
Тизири замотала головой и пожала плечами, делая вид, что она ни при чем.
- Нет, напомнила, - возразила Виттория. – А, может, Джаспер уже женился? Хорошо бы, если он женился, ведь я дала ему отставку. Это избавит меня от позора. А если он ждет моего возвращения? И готов ждать еще полгода или даже год, пока не закончится траур? И мы все равно обвенчаемся, а я… Как я ему объясню?
«Раскрой ему сердце», - подсказала жестом тарга.
- Рассказать ему правду? А вдруг он не поверит? Обвинит меня в развратности… Он такой чопорный. Хотя мы с тобой уже без того нарушили все возможные правила приличия, чтобы обвинять нас в непристойном поведении. Мы с тобой, обе «порочные девицы» - путешествуем в обществе абсолютно посторонних мужчин. Диких магрибов, иноверцев! Джаспер непременно об этом узнает.
«Как?»
- Скоро в Альбигонии станет известно о гибели тиградской миссии. Эта новость пойдет первой полосой во всей европейской прессе. Во всем цивилизованном мире трагические события вызовут огромный резонанс. А мы с тобой – единственные, кто выжил. Дядя Нэт постарается защитить нашу честь, придумает что-нибудь… В крайнем случае, спрячет от журналистов. Но в обществе распространятся несусветные сплетни. И эти слухи обязательно дойдут до Джаспера… Он будет вправе отказаться от брачной партии со мной. Ну и пусть! – она все же нашла для себя выгоду, хотя и сомнительную, во всей этой ситуации. - Нет худа без добра.
Тизири недовольно зарычала.
- Зира, я не смогу признаться мужу, даже любимому… Любимому, тем более, не смогу! Как я ему скажу? Как признаюсь в том, что я… что меня… - ее губы задрожали, а на глаза навернулись слезы. - Ведь он поймет, что я не девственница, спросит, кто лишил меня невинности… Да я же от стыда провалюсь под землю! – она приложила ладошки к горящим щекам.
Тизири обняла ее за плечо и притянула к себе.
- Зира… - она уткнулась носом в ее грудь. – Я не могу представить, как возлягу с мужем в первую брачную ночь. Как вспомню тех мерзких магрибов… От одной мысли, что ко мне… к моему телу будет прикасаться мужчина, мне становится не по себе. Жутко. А если у меня начнется истерика, когда он прикоснется ко мне? Я умру от страха.
Тизири подняла вверх указательный палец.
- Думаешь, мне будет страшно только в первый раз?
Тизири закивала и сразу предложила попробовать с «пастушком».
- Нет, Зира! Ты что! Ты с ума сошла? Даже не уговаривай. Я леди, и не могу позволить себе… с пастушками, как ты.
«У страха глаза велики. Тебе надо попробовать один раз – и все пройдет».
Виттория была согласна на счет эксперимента, но в настоящее она была к нему не готова, ни физически, ни морально.
- С другой стороны, в любовной игре участвует не титул, а живой человек, - рассуждала она. - Все мужчины устроены одинаково. Шах и погонщик мулов испытывают одинаковые желания – голод, жажду, блаженство. У короля половой орган не оправлен в золото – между ног у него точно такая же плоть, как у бедняка. А тело простолюдина может быть даже намного красивей, чем у лорда, и чувства более искренние, чем у иного благовоспитанного аристократа. Твои пастушки, может, даже более достойны любви, чем кто бы то ни был.
Виттория оперировала философскими категориями, однако у нее перед глазами отчетливо предстал полуобнаженный Мурад в белой мисурской юбке.