В тебе моя жизнь... (исторический ЛР)

Marian: 05.07.10 16:12

 » Глава 12

Итак, следующая по счету глава...

Глава 12

Воронин в последний раз поправил воротник мундира и, натянув перчатки, вышел из дома. Все его мысли были посвящены предстоящей охоте у Арсеньевых. Но ни гон лис занимал его настолько, что он сегодня был даже слегка рассеян, что никогда не замечалось за ним ранее, ни его замечательные борзые, которых он всегда берет с собой на охоту.
«Будьте на охоте», - написала она, и его сердце трепетало каждый раз, когда он вспоминал ее записку. Значило ли ее желание увидеть его нечто большее? Или он сам себе придумывает, выдает желаемое за действительное?

Задумавшись, он чуть было не проехал мимо Загорского, спешившего куда-то ему навстречу. Тот, заметив графа еще издалека, направил свою лошадь прямо на него, чтобы он не смог избежать встречи. Едва он подъехал ближе, как Анатолю бросились в глаза немного помятый и испачканный мундир, красные от недосыпа и выпивки глаза, растрепанные волосы.
- Доброе утро, Серж. Бурная ночь? – поинтересовался Анатоль у друга.
- Весьма. Давненько мы так не куролесили, как нынче ночью, - улыбнулся Сергей. – Моя голова трещит так, словно в ней сидят маленькие кузнецы и старательно что-то выковывают. Мы были нынче сначала в трактире этого пройдохи Шарни, славное там жаркое, скажу я тебе. Наконец-то старый француз сменил повара.

Сергей вдруг прервался и, зажмурив глаза, подставил лицо ласковому, еще не жаркому утреннему солнышку. Он выглядел таким умиротворенным в этот момент, что Анатоль не преминул заметить это.
- Я умиротворен, потому что наконец-то примирился с собственной натурой. Мой разум победил гордыню.
- Не разум победил твою гордыню, а вино, - рассмеялся Анатоль. Короткая записка Марины привела его в некое состояние довольства всем и всеми, и его хорошее настроение казалось, ничто не могло повредить. – Твое счастье, что я встретил тебя, а не Микулин• или тем паче, великий князь. Ты же знаешь, он любитель утренних прогулок верхом. Иногда мне даже кажется, что он специально выезжает так рано, чтобы подловить таких вот загулявших офицеров, как ты.
- В таком случае, позволь откланяться, - шутливо поклонился ему Загорский. – Поеду отосплюсь, благо не надо в полк ни сегодня, ни завтра. Тем более, завтра я должен быть свеж, как никогда. Обожаю гон, а с дурной головой там делать нечего.
- Ты тоже приглашен на охоту? – спросил, нахмурившись, Анатоль.
- Да, и ожидаю от нее крупной добычи, - хищно улыбнулся Загорский. Воронин, видя его улыбку, рассвирепел. Сотни раз он видел ее в те моменты, когда тот говорил о предстоящей победе, но несколько в ином виде охоты. Мысль о том, что князь рассматривает Марину в виде своего очередного трофея, уязвляла Воронина.

- Оставь ее, - вдруг вырвалось у него. С лица Загорского моментально сошла улыбка. – Оставь, разве ты не видишь, она другая.
- Она другая, не спорю, - согласился Сергей. – Именно поэтому она и нужна мне.
- Нужна тебе? В качестве кого? – с горечью бросил Анатоль. – Оставь ее, прошу тебя. Достаточно морочить ей голову, как предыдущим своим … пассиям. Если ты поставил своей целью снова показать свое превосходство надо мной в искусстве обаять женщину, то напрасно – я признаю его и так. Я люблю ее, Серж. Я люблю ее, как никогда и никого до этого момента не любил. Я намерен просить ее стать моей женой, ввести ее в свой дом, в свою жизнь. Потому прошу тебя, как друга, - отступись.

Загорский, молча, смотрел на Анатоля, потом перевел свой взгляд куда-то ему за плечо.
- Нет, - коротко бросил он.
- Нет? – вскрикнул Анатоль в сердцах. – Вот так – нет?! Ты отказываешься от нашей дружбы ради своего минутного каприза. Ради того, чтобы доказать самому себе, что ты лучший всегда и во всем – в детских играх, в науках, в стрельбе, в искусстве соблазнения. Остановись, молю тебя. Когда-нибудь твое эго заведет тебя не туда, куда следовало бы.
- Мое эго? – Загорский зло прищурил глаза. – Я мог бы точно так же просить в этом случае тебя. «Отступись, Анатоль, оставь свои ухаживания за этой девушкой. Ради нашей дружбы забудь про свои чувства и удались со сцены». Но я более честен, я не буду этого делать. Я не буду просить тебя. Мы в равных условиях с тобой, мы оба вольны поступать согласно нашей воле. Все зависит от нее. От ее выбора. Ей выбирать – ты или я. И ни ты, ни я не в силах повлиять на ее решение.
- Значит, вот так. Что ж справедливо, - лошадь под Анатолем почувствовала его напряжение и стала волноваться. Ему пришлось приложить усилия, чтобы удержать ее на месте и успокоить. Он принялся гладить ее по шее, стремясь успокоить ее и самому взять свои чувства под контроль. Впервые он разговаривал с Сергеем, которого знал юных лет, а видел перед собой совсем чужого ему человека.

- Ты ее любишь? – после недолгого молчания спросил Анатоль, по-прежнему поглаживая лошадь и не смея поднять глаза на человека, которого он совсем недавно считал своим лучшим другом. – Ты любишь ее? Ты хочешь видеть ее своей супругой?
Если бы сейчас Загорский улыбнулся своей слегка хитрой улыбкой и сказал откровенно: «Да, я люблю ее», то Анатоль отступился бы, как не было бы ему тяжело. Ради него, человека, с которым они кровно побратались в юности, он был готов на это. И ради нее, которую явно влекло к Загорскому, словно мотылька к огню.
Отойти в тень и предоставить ему полную свободу ухаживать за Мариной и повести ее к алтарю, а самому занять скромную позицию друга семьи и только где-то в глубине души таить свою любовь к ней, которая, как он был уверен, не пройдет и через десяток лет.

Но Загорский лишь коротко бросил:
- Прости, но не имею желания выворачивать свою душу на пыльной дороге. Если тебя это так интересует, то мог бы спросить об этом и ранее, а не увиваться вокруг нее, забыв про всех и вся.
Анатоль почувствовал, как его сердце болезненно сжалось. Почему он так жесток, так груб? Что с ними произошло? Как случилось, что они перестали быть близки друг другу, как раньше? Может быть, Натали права, и Серж изменился за последние годы. Натали… Он неожиданно вспомнил ее недавний визит к нему и ее рассказ.

- Прости, мне надо ехать, - отвлек Анатоля от его мыслей голос Загорского. – Не дай Бог встретить кого в такой час, да еще и чувствую себя неважно.
- Так ты будешь на охоте, Анатоль? – вернулся прежний приветливо улыбающийся Сергей, словно и не было того тяжелого для них обоих разговора. - Я помню твоих божественных борзых. Они просто чудо! Как жаль, что ты не так и согласился их продать. Могу ли я надеяться хотя бы на приплод?
- Я буду там, - Анатоль задумался на мгновение, а затем сказал. – Марина Александровна просила быть, и, хотя я должен быть на службе завтра, я постараюсь взять отпуск на несколько дней и уважить ее просьбу.

Какое же это удовольствие видеть растерянность и злость в глазах соперника! Анатоль всегда считал злорадство недостойным чувством, но сейчас его просто распирало от желания показать, что его еще рано списывать со счетов, что он еще не отыграл своей роли.
- Неужели? – быстро справившись с эмоциями, осведомился Загорский, улыбаясь одним уголком рта. – Тогда твоя просьба сегодняшняя совсем напрасна, не находишь? До скорой встречи у Арсеньевых, mon ami.

Они разъехались каждый в сторону, раскланявшись согласно этикету. Не враги, но уже и не друзья. Каждый ощущал странную горечь во рту от их случайной беседы, что так явно выявила – когда дело доходит до любовных дел, не всякая дружба выдержит это испытание.

Воронин, впрочем, скоро забыл о происшедшем. Он совсем закрутился в ворохе повседневных служебных дел в приемной государя. Прошения, письма, указы, аудиенции…
В тот день было более многолюдно, чем обычно, - просителей и вызванных на прием по той или иной причине. От этого скопления в комнате стояла духота, многие пытались обмахиваться прошениями. Даже распахнутые настежь окна не давали маломальской прохлады, настолько жаркой и удушливой был день. Людям в возрасте Арсеньев приказал подать воды, видя, что тем довольно тяжело находиться тут. Какой-то даме стало дурно, и ее препроводили с солями на свежий воздух.

- Вот, скрепите печатью и отправьте в Москву, - Арсеньев подал младшему адъютанту за столом в приемной несколько писем. Он чувствовал, как по его спине под мундиром и рубахой течет пот. Боже, как он ненавидел летнюю пору в такие минуты! Анатоль достал платок из рукава мундира и вытер капли пота со лба.
- Боже, какая духота!
- Да уж, - откликнулся адъютант. – Вон его превосходительство генерал-майор Обухов говорит, что видать скоро будет гроза, и немалая. Хорошо еще осталось только четыре человека к государю. Может, пораньше закончим с приемами нынче. Эх, сейчас бы в деревню да в пруд! Вот это настоящее блаженство в эту пору, скажу я вам, - он посмотрел за спину Воронину. – Анатоль Михайлович, к нам еще визитер. Не думаю, что ему было назначено.

Анатоль обернулся. В приемную с трудом входил пожилой мужчина, тяжело опираясь на трость. Было видно, что весь его путь сюда дался весьма нелегко.
- Как же он прошел сюда? – ни к кому конкретно не обращаясь, удивился Анатоль и поспешил в вошедшему. – Позвольте, я помогу вам присесть.
- Благодарю вас, - старик оперся на предложенную руку, и Воронин провел его до кресла.
- Может, приказать принести вам воды? – предложил Анатоль, когда старик разместился на предложенном месте.
- Благодарю вас, было бы не лишне, - посетитель с трудом пытался отдышаться. Он запрокинул голову вверх, и Анатоль с удивлением узнал в нем графа Ланского. Всегда подтянутый довольно крепкий пожилой мужчина сейчас выглядел столетним стариком. Было видно, что его просто потрясло что-то, но что именно?
«Что ему здесь угодно?» подумал Анатоль «Прошение? Но о чем?». Он кивнул лакею, стоявшему поодаль, и тот поспешил подать воды пришедшему.

Из кабинета императора раздался пронзительный звон, призывающий к себе адъютанта.
- Мне необходимо оставить вас, ваше сиятельство, - сказал Анатоль графу. – Вам лучше? Если почувствуете дурноту, то сообщите об этом капитану Шангину (тот привстал из-за своего стола и склонил голову). Нынче у нас тут очень душно. Я всенепременно сообщу о вашем визите Его Императорское Величество. Что у вас за прошение?
Ланской поднял на него влажные глаза. В них стояла такая тоска, что Анатоль без труда угадал его душевное состояние сейчас.
- Это сугубо личный вопрос, - едва слышно прошептал он. Анатоль кивнул и отступил.

Император был не в духе. Либо сказывалась погода, довольно жаркая для начала июня в Петербурге, либо какая другая причина, но он то и дело ходил по кабинету из угла в угол, что выдавало в нем крайнюю степень раздражительности, и запросто мог сорваться на крик, если чем-то был весьма недоволен, что бывало очень редко.
Вот и сейчас император ходил по кабинету, заложив руки за спину.
- Принесли пакет из моего полка, - дойдя до стены, он резко развернулся и двинулся в путь в обратном направлении. – Сплошные жалобы на поведение моих офицеров. Одни только жалобы!

Он вдруг подошел к столу и схватил письмо.
- Вот, пожалуйста: «Нынче ночью за трактиром господина Шарни состоялся тренировочный бой на саблях между поручиком Кулагиным и поручиком Загорским. В ходе него поручик Загорский был легко ранен в левое предплечье, а поручик Кулагин получил порез на лице». Тренировочный бой! Дуэль! Чистой воды дуэль! Они думают, мы не можем читать между строк. Или вот полюбуйтесь! Где это? А вот: «…в ходе беседы возникли разногласия, в связи с чем и произошла небольшая потасовка между шестерыми студентами Петербургского университета и четырьмя офицерами Преображенского полка…». Драку они еще затеяли. Офицеры! Драться на кулаках, как мужичье. А вот это самый пикантный момент из всего послания генерала: «…предложил зайти в пекарню, увидев, что там горит свет. Пекарь, вследствие их просьб позволить им ознакомиться с его нелегким трудом, разрешил самостоятельно испечь утренний хлеб, что офицеры и сделали, придав хлебу неприличную форму. Вся опара была изведена на данное непотребство, и пекарь не смог выставить на продажу утреннюю партию. В связи с этим он покорнейше просит возместить ему убытки…». Непотребство… Только это чинить и могут. Совсем голову потеряли. Думают, мы не узнаем об их бесчинствах. Мы, шеф полка!

Император замолчал на мгновение, потом повернулся к Анатолю.
- Кто там еще ожидает?
Воронин глянул в список и назвал четыре фамилии. Все с прошениями - кто о переводе, кто о пенсиях.
- Возьмите прошения и скажите им, что мы ознакомимся и примем решение, о чем уведомим их письмом, - махнул рукой император. Анатоль вспомнил о графе Ланском.
- Ваше Величество, к вам еще один проситель. Его сиятельство граф Ланской Алексей Алексеевич. По личному вопросу.
- По личному? – нахмурился император. – Он ведь не просил о визите?
- Нет, Ваше величество. Позвольте сказать, ваше величество, что он весьма плох. Видимо, у него очень серьезный вопрос, если он приехал без предварительной просьбы об аудиенции. Я… - Анатоль замялся, но затем вспомнил глаза старика. – Я прошу вас, Ваше величество, принять его.
Император задумался на минуту, затем глянул на часы и коротко кивнул.
- Просите его. Только предупредите, чтобы побыстрее.

Анатоль склонил голову, щелкнув каблуками, и поспешно вышел. В приемной он направился сразу к Ланскому:
- Ступайте в кабинет, Его Императорское Величество примет вас. Капитан проводит вас. Только прошу вас, излагайте свое дело коротко и ясно, - затем он обернулся к остальным сидящим в приемной. – Господа, прошу вас отдать мне ваши прошения. Его Императорское Величество непременно рассмотрит их и уведомит о своем решении.

Спустя некоторое время Анатоля снова вызвали в кабинет. Император стоял у окна и смотрел на ясное небо, нахмурившись. Граф сидел в кресле напротив стола императора, сгорбившись. Казалось, он словно уменьшился в размерах за время, проведенное в кабинете.
- Пусть капитан проводит его сиятельство, - распорядился император, и младший адъютант, подскочив в мгновение ока из-за двери, помог графу подняться из кресла и проводил того к двери, плотно закрыв за собой.
- Вы ведь знакомы с князем Загорским, Анатоль Михайлович? – спросил император, не поворачиваясь от окна. – Я имею, в виду молодого князя, поручика Преображенского полка.
- Имею честь, Ваше величество, - открыто признался Анатоль. – Мы вместе обучались в Кадетском корпусе и весьма дружны с тех пор.
- А вы были в курсе l’amour Загорского и графини Ланской?

Анатоль потерял дар речи, на мгновение растерявшись. По голосу императора он понял, что его весьма интересует этот вопрос, и он с нетерпением ждет ответа на него.
- Многие в обществе были ознакомлены со сплетнями об этом, Ваше величество, - осторожно ответил Анатоль.
- Я не интересуюсь сплетнями, капитан. Я спрашиваю о фактах, - резко ответил император, поворачиваясь к Воронину. – Я спрашиваю коротко и ясно: вы были осведомлены о романе между Загорским и графиней?
- Да, Ваше величество, - вытянулся Анатоль.
- Да уж, крутить роман прямо под носом у супруга. Каково?! А этот Загорский… - император наклонился к столу и поднял одно из писем. – Ночные бесчинства, совращение замужней женщины, дуэль… Не многовато ли? Ну, хочешь гулять – гуляй, но аккуратно, хочешь крутить роман с замужней женщиной – изволь, но опять же – чтоб муж не знал об том. Граф просит соизволения удалиться заграницу вместе с супругой на длительное проживание. Говорит, что эта история сильно подорвала его здоровье. А куда ему ехать, спрашивается?! Он и сам на ногах не стоит. Еще помрет в дороге ненароком, не приведи Господь. Стыдно должно быть поручику, старый и больной человек, который даже честь свою отстоять не может. Кому заступиться за него, как не нам? Заступничества просит его сиятельство у нас, заступничества.

Пока император говорил, мозг Анатоля напряженно работал в поиске решения выхода из этой ситуации. Как вывести Загорского сухим из воды и на этот раз? Как помочь ему и смягчить наказание? Ведь император нынче зол, и наказание может быть весьма крутым, даже старый князь не сможет умилостивить его. Что это будет? Тюрьма? Разжалование в чине? Или того хуже - в солдаты?

Вдруг внутри у Анатоля заговорил некий голос, нашептывающий ему: «Вот твой шанс устранить Загорского со своей дороги. Не будет его рядом, и Марина не склонится к нему, а снова станет прежней, той, которая так благоволила к тебе. Удали его из Петербурга. Попроси ему ссылку в деревню на долгий срок. А там уж и решится все… Удали Загорского. Ссылка в деревню – все же лучше, чем разжалование в солдаты или тюрьма. И друга спасешь, и себе поспособствуешь».
- Дозвольте мне высказать, Ваше величество, - решился Анатоль. Император поднял на него глаза и коротко кивнул нему, разрешая продолжать. – Вы сказали, что его сиятельство не может покинуть Петербург. Но это может сделать поручик Загорский. Пусть отправится на несколько месяцев в деревню, подальше от столицы. Свежий воздух он способствует ясности мысли, как ничто иное.
Император прищурил глаза, ненадолго задумавшись над предложением Воронина.
- Вероятно, вы правы. Свежий воздух как никогда необходим князю Загорскому, - наконец сказал он. Потом император обратился к Анатолю, слегка смягчив голос. - Мы слышали, вы собираетесь завтра на охоту. Ступайте домой и отдохните. Удачного гона! Увидимся с вами на следующей неделе. Да, и позовите к нам капитана, надо подговорить приказы. Офицеры моего полка должны понять наконец-то, что, даже не находясь на службе, они должны представлять собой образец чести и благородства русского офицера.
- До следующей недели, Ваше величество, - Анатоль щелкнул каблуками и склонил голову в прощальном поклоне.

- Какова! А? Ну, какова! – император снова повернулся к окну. – «Я считаю, недостойным для себя быть нечестной по отношению к супругу…».
Анатоль похолодел, услышав эти слова. Неужели император когда-то хотел наделить своей благосклонностью Натали, а та отказала ему? Всем было известно, что его величество с пониманием относится к решениям дамы, но никогда не смиряется с предпочтением ему другого… О Боже, что будет в этом случае? Но ведь император согласился с ссылкой Загорского в деревню, n'est-ce-pas•?
- Пройдите с бумагой и перьями к Его императорскому величеству, - обратился он к младшему адъютанту в приемной. – Я уезжаю. Останетесь вы и майор Чернышов. Он сейчас в офицерской.
Капитан быстро взял письменные принадлежности и немедля прошел в кабинет императора, а Воронин взял лист бумаги и перо и написал несколько строк.
«Вопрос решен. Князь Загорский будет выслан, так что вам нет нужды покидать столицу».
Он коротко расписался и запечатал записку, потом вызвал лакея и передал тому письмо.
- Пошлите графу Ланскому. Передать лично в руки.

Затем Анатоль в очередной раз проверил бумаги на столе, чтобы убедиться все в порядке. Как-никак он отвечал сегодня за порядок приема у государя, и ему хотелось, чтобы все было в должном виде. Хотя, если признаться, он попросту дожидался своего коллегу по сегодняшнему суматошному дню, чтобы удостовериться, что Загорскому определено не тяжелое наказание.

Спустя какое-то время, капитан Шангин вернулся в приемную, держа в руке стопку указов.
- Все на сегодня, - улыбнулся он Анатолю. – Можно отправлять указы, и на сегодня я тоже свободен. Оставляют только дежурного офицера.
- Что там с офицерами Преображенского? – спросил Анатоль. – Один из них мой друг, я надеюсь, что он будет наказан не сурово.
- Да уж повеселились голубчики нынче. Так могут гулять только гвардейцы, - с легкой завистью сказал капитан. Он имел все основания для этого – очень многим приходилось флигель-адъютантам жертвовать в дни своей молодости, только бы не лишиться своих адъютантских аксельбантов.

Капитан открыл папку и пролистал указы.
- Паре офицеров - гауптвахта на две недели, некие корнеты Облонев и Шумской. За творимые ими бесчинства и недостойное офицера российской армии поведение. Один разжалован в солдаты за дуэль, некий капитан Кулагин. Да уж, - протянул капитан. – Полетела карьера к черту. Дуэль все-таки. Другой дуэлянт – перевод из Преображенского полка в…. Черт, что у меня за почерк? В общем, ссылка. Подождите минуту, сейчас прочитаю полк и его фамилию.
- Не стоит утруждаться, я уже знаю, - прервал его уже от дверей Анатоль с улыбкой. Он очень спешил – завтра ему предстоял довольно тяжелый день. Он щелкнул каблуками и прощально кивнул.
- Счастливо оставаться, капитан.

Капитан захлопнул папку в недоумении. Чему так радовался граф? Тому, что его друга высылают? Хотя если посмотреть это все же лучше, чем разжалование в солдаты. Вот уж беда так беда для офицера. Можно, конечно, опять получить свой чин со временем, но все равно – встать в строй солдат…
Но с другой стороны, он снова перечитал указ, перевод в Нижегородский драгунский полк тоже нельзя назвать мягким наказанием. «Хочет саблей помахать, пусть помашет на благо империи», - вспомнились слова императора.

Кавказ. Хотя там и более-менее спокойно нынче по сравнению с предыдущими годами и даже сам государь намечает посетить этот край по осени, Кавказ все же не любая другая провинция империи.

- Да уж, голубчик, нелегка твоя доля, - прошептал капитан и принялся ставить печати на все указы, чтобы впоследствии передать их для дальнейшего выполнения. Внезапно он замер, найдя несоответствие в бумагах: в тех, что касались всех офицеров, кроме поручика Загорского, стояло «Немедля заключить под стражу для дальнейшего хода наказания», в той же, что была о переводе Загорского – нет. Шангин напряг память, пытаясь вспомнить, касалось ли распоряжение об аресте и князя, но как ни силился, так и не смог вспомнить, говорил ли об этом император или нет. Все-таки князь был представителем одной из знатнейших дворянских фамилий России, может, в этом послаблении и был какой-то смысл, а не упущение со стороны капитана, записывавшего указ.

Шангин вздохнул. Пусть погуляет пока на свободе, все равно уже спустя сутки будут готовы все бумаги о его переводе в полк, а значит, тому необходимо будет покинуть столицу в три дня.

•генерал-адъютант генерал-майор Василий Яковлевич Микулин, командир лейб-гвардии Преображенского полка
• разве не так? (фр.)

...

Marian: 08.07.10 12:09

Девы, у меня к вам вопрос такой.

Моя история первоначально задумывалась, как Симс-сериал для одного из форумов, посвященных этой игрушке. Люди там тоже увлекаются писательством, но там к тому же это действо надо сопровождать картинками, что меня в конце концов и отвернуло от идеи сериала и привело сюда, к вам. Но тут на меня что-то нашло (какой-то странный порыв, не иначе), и я решила посмотреть, какими я вижу своих героев. Создала их в игре, нашлепала картинок. Мы еще с сестрой шутили, что обложку для романа создаем на пару (она у меня тоже периодически поигрывает, правда, чаще, чем я - я, увлекшись писательством, совсем уже забросила остальное ).

А вопрос, собственно, вот в чем: выложить ли вам сюда пару картинок? К месту будет это или нет? Увидеть героев так, какими они живут в моей голове?

...

Marian: 14.07.10 08:45

 » Глава 13

Никто мне так и не ответил . Буду тогда действовать на свой страх и риск, уж не обессудьте.
А пока следующая глава. Встречайте, надеюсь продолжение вас не разочарует...

Глава 13

Марина в последний раз глянула на свое отражение в зеркале. Ей не нравилась бледность ее лица и грустное выражение глаз. Она словно всем своим видом выражала глубокую печаль, которая овладела ее сердцем. Марина пощипала себя за щеки, чтобы вернуть на них румянец, и покусала губы. Подождав, когда кровь прильет к коже, и та потеряет благородную бледность, Марина взяла в руки хлыст и, сжав в другой ладони подол амазонки, вышла из комнаты. По пути ей никто не встретился, даже прислуга, что совсем ее не удивило – намечался гон, и все, взбудораженные этим событием, толпились во дворе – и господа, и дворня. Сквозь открытые настежь окна слышались разговоры, ржание лошадей и визг собак.

День намечался солнечным, а старый егерь божился, что нынче подняли волка да нашли несколько лисьих нор, чьи обитатели наделали бед давеча в птичниках, значит, господа будут довольны сегодняшней охотой. Марина улыбнулась. Она уже предвкушала азарт гона и быструю скачку, что всегда заставляло ее кровь быстрее струиться по жилам.
Единственное, что омрачило ее настроение, это отсутствие Воронина да Загорский, прибывший с первыми приглашенными на охоту и выискивающий кого-то (а она была уверена, что знает кого) среди гостей, стоявших во дворе или уже сидевших в седле.
Он так уверенно держался сейчас в седле, так был хорош, то и дело обходя двор по периметру, чтобы не дать застояться лошади, что Марина невольно залюбовалась им.
Внезапно он побледнел и схватился одной рукой за левое предплечье, словно у князя возникла в нем резкая боль. Марина нахмурилась, сама того не желая встревожившись за него. Что там с ним?

- Дай ему шанс, ma cherie, - сказала из-за ее спины неслышно вышедшая на крыльцо Юленька и ласково обняла ее за талию. Давеча после ужина девушка пересказала подруге их разговор с Загорским, и та теперь настойчиво уговаривала ее дать князю выговориться, убежденная в том, что Марина была слишком нетерпелива. – Я не уверена, что ты права в своей суровости по отношению к нему.
- Ты ошибаешься, Жюли. Раньше ты была более прозорлива, что же теперь расположило тебя к нему?
- Его глаза, когда он смотрит на тебя, - в этот момент Загорский взглянул в их сторону, и действительно, его глаза словно потеплели. – Я никогда не слышала раньше, что князь способен так долго и нежно ухаживать за девушкой, и не поверила бы, если бы не видела это сейчас. А еще твои глаза, когда ты смотришь на него украдкой. Дай ему шанс выговориться, ma bonne ami, и, кто знает, каков будет тогда результат вашей беседы.
- Нет, ты много не знаешь, - покачала головой Марина. Она утаила от Юленьки и анонимное письмо, и собственные соображения на этот счет. – Я не имею ни малейшего желания говорить с ним, и будь этот дом моим, я бы приказала дворне никогда не пускать его сюда на порог.
- Я бы пошла навстречу твоему желанию, ma cherie, но этот дом также и дом моего супруга, а князь его друг. И потом в размолвке только вы оба, и, по моему сугубо личному мнению, исключительно по недоразумению.

В это время был дан сигнал выезжать, и Юленька, оставив Марину на крыльце, сбежала со ступенек прямо в руки своего супруга, который поспешил ей навстречу.
- Ах, mon cher, вы так любезны, - улыбнулась она ему, когда он помогал сесть на лошадь. Жюли обернулась к Загорскому и задорно улыбнулась. – Не окажите ли любезность помочь нашей гостье сесть в седло? Недавно мой супруг потянул спину, и я боюсь за его здоровье. Будьте так любезны, возьмите на себя эту обязанность хозяина, как его близкий друг.
Жюли обернулась к мужу и нежно улыбнулась, словно прося простить ей ее маленькую ложь, тот ничего не сказал в ответ, лишь коротко кивнул Загорскому и вскочил в седло. Марина, видя, какой поворот приняли события, поспешила сойти с крыльца к кобыле, что ожидала ее. Она не хотела даже на миг оказаться так близко к князю. Но не успела она пройти и несколько шагов, как была перехвачена сильной рукой.
- Не торопитесь, Марина Александровна, лошадь никуда не убежит.
Вся собравшаяся компания рассмеялась его словам, а Марина слегка покраснела, раздосадованная. Вечно он ставит ее в неловкое положение, выставляя перед всеми совсем уж глупышкой.

Тут ее мысли прервались, так как она почувствовала на своей талии ладони князя. Мой Бог, простое вежливое прикосновение, а в ее горле вдруг пересохло, и кровь бешено заструилась по венам. Нет, определенно, страшись своих желаний, вспомнила Марина цитату из книги.
Мгновение, и она словно взлетела в седло. Он поднял ее так легко, будто она не весила ни одного пуда. Лишь поморщился после, в который раз положив руку на предплечье.
- Что с вами? – невольно сорвалось с языка Марины. Она слегка скривила губы от неудовольствия, услышав собственный дрожащий голос.
- Ровным счетом, пустяки, не стоящие вашего внимания, Марина Александровна, - улыбнулся он одним уголком рта. – Так, пустячная царапина.
Он отошел к своей лошади, а она долго, не отрывая взгляда, смотрела ему вслед, пока не был дан сигнал выезжать.

Направляя лошадь вслед остальным, Марина напряженно размышляла о том, что происходит с ней. Увидев эту его кривую улыбку, ее сердце пустилось вскачь, и она до сих пор не могла успокоить его. В то же время ее кровь просто вскипала, когда она вспоминала их последний разговор и то, что происходило с ними двумя за последние годы. Ей до смерти захотелось причинить князю боль, какую она испытывала из-за него. Пусть даже не моральную, ибо она сомневалась, что способна пробить его броню к его душе. О, с каким удовольствием она бы его помучила физически, подумала она, удивляясь своей кровожадности.

Спустя какое-то время, очнувшись от придумывания способов мучительных казней князя в своих мыслях, Марина вдруг обнаружила, что она едет с предметом своих грез наедине, исключая приставленного ей берейтора и помощника егеря. Они подъезжали к редким кустарникам и березкам, стоявшим на краю у луга. Справа от Марины через несколько десятков метров виднелся небольшой лесок.

- Где мы? Куда подевались остальные? – резко остановив лошадь, спросила Марина.
Загорский удивленно обернулся к ней.
- Мы едем сейчас к прилужью. По словам Фомы (он кивнул головой в сторону помощника егеря, а тот, сняв шапку, подтвердил его слова) там наивыгоднейшее место первыми встать в гон лис. Остальные будут гнать их прямо на нас из бора. Там луг, свободное пространство, и мы быстро сможем набрать скорость. Я спрашивал вашего разрешения, Марина Александровна, вы кивнули, и я расценил это, как знак согласия.

- Мы на месте, барин, - проговорил Фома, и, спешившись, прислушался к звукам утра. – Даже не подняли еще лис-то доныне. Можно отдохнуть малость. Я скажу, когда.
Фома повел свою лошадь к ближайшим кустам, и, привязав ее поводья к ветвям, сел в тень, отбрасываемую редкими деревцами. Берейтор Марины, судя по всему, не знал, как ему поступить. Ему тоже хотелось спешиться и сесть в тень, так как солнышко уже начинало припекать ему голову, да и его зад уже заранее ныл, словно в предвкушении полудня в седле. Но он не смел сделать это и искоса посматривал в сторону девушки, к которой был приставлен, что там она решит.

Загорский спрыгнул с лошади и подошел к Марине, чтобы помочь той.
- Нет уж, благодарю покорно, но спешиваться я не буду, - зло прошипела Марина. – Неизвестно, с какими целями вы меня сюда завезли!
- Ну уж точно не за тем, о чем мысли сейчас бродят в вашей прекрасной головке! – бросил ей в ответ насмешливо Загорский. – Если бы я решился на это, то точно не на глазах двух мужиков.

Марину разозлили эти слова донельзя. Он постоянно выставлял ее дурой, даже наедине с собой.
- Прекратите немедленно! – взвизгнула она. – Как вы смеете!
Лицо князя посерьезнело вмиг. Он коротко кивнул, соглашаясь с ней, что перегнул палку.
- Прошу прощения, Марина Александровна, я забылся под действием чар ваших глаз.
- Не лгите мне! Уже не стоит даже малейшего усилия прилагать для того, чтобы снова запудрить мне голову. У вас это отныне не получится.
- О! Какие выражения! – Загорский улыбнулся одним уголком рта, глядя на нее снизу вверх. – Ладно уж, начистоту так начистоту. – Он коротко вздохнул и нерешительно продолжил, делая паузы, словно сказанное давалось ему с большим трудом. - Я не умею говорить красиво, чтобы вы там не говорили в мой адрес, Марина Александровна. Вы вымотали меня до самых кончиков моей души. Я не знаю каким образом, но вы надежно взяли в плен мое сердце, и я не уверен, что хочу получить его назад. Даже такая взбалмошная, вы мне по душе, даже такая сердитая…

Марина отвернулась от него в сторону. Эти выворачивающие ее душу серые глаза, этот нежный голос… Девушка чувствовала, как медленно тает ее желание презирать отныне Загорского, рассеивается ее намерение ненавидеть его всей своей душой.
Она должна сейчас же уехать от него, кликнув берейтора – тот сможет проводить ее к остальным. С самого начала так и следовало поступить. Остаться наедине с ним – большая ошибка. Марина сжала в отчаянье поводья, не в силах решиться и двинуться с места.

Внезапно, словно прочитав ее мысли, ладонь князя легла на щиколотку. Простое прикосновение, но даже сквозь юбки Марину оно обожгло будто огнем. Не в силах поверить в реальность его поступка, она повернула свое лицо к Загорскому.
- Подите вон от меня, - процедила она сквозь зубы, собрав последние душевные силы. – Я вас ненавижу.
- Я выворачиваю вам душу, а вы даже не удостаиваете меня взглядом, словно презренного раба, - будто не слыша ее, продолжил князь. - Хотя, вы правы в этом – я раб. Раб, потому что не могу не следовать за вами в надежде на ваш мимолетный взгляд. Раб, потому что я сейчас у ваших ног…
- Тем легче, - презрительно бросила Марина с коротким смешком. – Будет легче вас растоптать, чтобы навсегда убрались из моей жизни.

Загорский прищурил глаза, и Марина поняла, что зацепила его. Ага, вот так тебе! Пусть тебе будет так же больно, как и мне, пусть так же неприятно.
Но он справился с собой и удержал грубые слова, что помимо его воли чуть не сорвались с его языка. Он отвернулся от нее и мгновение смотрел на луг. Затем снова перевел на Марину свои серебристые глаза и сильнее сжал ее щиколотку.
- Я открываю вам свою душу, а вы не преминете плюнуть в нее. Ну, что ж, позвольте тогда напомнить, что вы сами недавно предлагали мне себя. Целиком. Вместе с этими ногами, которыми хотите нынче растоптать меня. Что же…- но договорить Загорский не успел.

Кровь Марины при его словах вскипела моментально, а тело словно решило действовать сама по себе. Не осознавая, что делает, она подняла свою руку с зажатым в ладони хлыстом и ударила его. Наотмашь. Со всей силы.

Она услышала в тот же миг, как дружно ахнули басом мужики от удивления, и этот звук заставил ее прийти в себя. Марина смотрела на князя и видела, как быстро бьется венка у него на виске, как кровь начинает медленно сочиться из его раны. Слава Богу, она не попала по лицу, а лишь рассекла ему кожу сбоку лба. Небольшая царапина до виска, но кровь из нее начала капать так, словно там глубокая рана. Хотя кто знает…

Марина вдруг осознала, что натворила, и пришла в ужас. Она почувствовала, что рука князя медленно сжимает ее ногу все сильнее и с ощутимым напором тянет на себя. Еще мгновение, и он стащит ее с лошади. Марина помнила, что когда он злился, Загорский слегка щурил глаза. Сейчас же его глаза были широко открыты, он, не отрывая взгляда от ее глаз, тащил ее на себя, и только бешено бьющаяся на виске венка выдавала его ярость.

Мозг настойчиво кричал «Беги! Беги!», предчувствуя опасность, и она подчинилась его приказу. Марина снова подняла хлыст. Ударила ли бы она Загорского снова, он не знал, но никак не стал закрываться от предполагаемого удара, ничем не заслонился, не отступил. И это только добавило страху в душу Марины.
Девушка схлестнула свою лошадь по крупу с силой, которую и не ожидала от себя. Та рванулась вперед с такой скоростью, что Марина едва удержалась в седле. Она снова и снова била лошадь, погоняя ее вперед, ибо, только ускакав подальше, и желательно к людям, надеялась найти свое спасение от Загорского.

Все произошло считанные секунды: этот нелепый вызванный эмоциями удар и ее бегство, но Марине казалось, прошла целая вечность. Она слышала, как что-то кричит ей вслед Фома своим громким густым басом, но со страху не разобрала ни слова. Потом она скорее почувствовала, чем разобрала слухом, погоню за своей спиной и, полуобернувшись, увидела, как князь скачет такой же бешеной скачкой за ней. Это заставило Марину еще сильнее хлестнуть бедную лошадь. Ветер свистел у нее в ушах, шпильки в волосах не выдержали столь быстрой скачки, и постепенно друг за другом часть из них выпала из ее волос, выпустив несколько кудрей на свободу. Затем с головы уже не удерживаемая ничем слетела маленькая шляпка-цилиндр. Длинные юбки развевались на ветру.

Но Марину ничуть не заботил внешний вид. Ее сейчас волновали две вещи: непредназначенное для такой скачки дамское седло, в котором она еле удерживалась, минуя очередную неровность на лугу, и Загорский, неумолимо настигающий ее и что-то кричащий вслед.
- ….аг! … вай! ....вай! ….аг! – доносилось до нее сквозь шум ветра в ушах. Потом до нее донеслось очередное «…вай!», а затем ясное до последнего звука «Твою мать!». На нее еще никогда не ругались такими непотребными словами. Видимо, князь совсем вышел из себя.

Марина полуобернулась на князя, прилагая неимоверные усилия, чтобы не выпасть из седла. Она желала убедиться, что Загорский по-прежнему достаточно далеко, ей совсем не хотелось, чтобы тот ее догнал раньше, чем она встретится с кем-либо из присутствующих на гоне.
Он был на приличном расстоянии от нее, но поведение князя заставило Марину нахмуриться. Он скакал во весь опор, держась лишь одной рукой за поводья. Второй он отчаянно махал, словно пытаясь что-то убрать с дороги.

Марина вдруг поняла, что Загорский пытается этим жестом показать ей, чтобы именно она убиралась с дороги. До ее сознание вдруг дошло значение слов, что он пытался докричать до нее.

Овраг. Поворачивай.

Она в ужасе всмотрелась в высокую траву и сделала это весьма своевременно. Впереди, буквально в нескольких метрах от нее пролегал овраг шириной около трех метров. Если бы она не обратила внимание сейчас на Загорского, то прямиком свалилась бы в него, переломав себе кости.
Мозг Марины за те секунды, что остались до того, как она достигнет оврага, лихорадочно прикидывал возможные способы сохранить и свои кости в целостности, и лошади, которая вовсе не виновата в приступе ярости Марины и ее отчаянном бегстве.
Если она сейчас резко остановит кобылу, ей ни за что не удержаться в седле, и она упадет в овраг. Лошадь цела, Марина – нет.
Если она резко повернет и направит животное в сторону, то тоже не факт, что сможет остаться в седле. Опять лошадь цела, она – нет. Но зато она упадет не в овраг, глубину которого она даже не могла прикинуть. Покалечится точно, но жизнь сохранит.

Марина вдруг вспомнила, как прыгала в Ольховке через ограды посевных, что всегда вызывало дикий ужас у матери и восторженный смех отца. Что, если попробовать перепрыгнуть? Но в Ольховке Марина прыгала исключительно в мужском седле (она всегда считала его более приспособленным для верховой езды, не то, что дамское) и ни разу не делала этого в дамском. Удержится ли она?

Времени к тому моменту, когда ей пришла в голову эта мысль, уже не было, и другого пути, кроме как подстегнуть еще раз кобылу, и, вцепившись изо всех сил в поводья и пригнувшись к шее животного, направить ее прямо к оврагу. Лишь бы лошадь не испугалась, мелькнула в голове Марины мысль, но было уже поздно что-то менять.
Лошадь оттолкнулась ногами от края оврага и вместе с всадницей взлетела в воздух. Позади нее раздался отчаянный вопль Загорского, и Марина едва подавила в себе порыв посмотреть на него, что наверняка привело бы ее к падению. Она лишь сильнее прижалась к шее кобылы и молча взмолилась к небесам о спасении.
- Господи, помоги, - прошептали ее губы. Она и не предполагала, что овраг так глубок и так широк.

В это мгновение лошадь достигла противоположного края расщелины. Ее передние ноги опустились на твердую почву, а вот задние – на мягкий песок с края обрыва, поэтому она слегка завалилась назад.
- Давай, милая, давай! – крикнула Марина изо всех сил, вцепившись в лошадь. Та напряглась и все-таки смогла выправиться. Мгновение, и лошадь стояла на твердой почве на краю оврага.

Опасность падения миновала, и напряжение, сковывавшее Марину, отпустило. Она отвела животное подальше от края и развернулась в сторону Загорского. Он в это время уже достиг оврага и, пришпорив коня, прыгнул через него.
У Марины свело дыхание, когда она увидела, как князь и его конь перелетели глубокую расщелину. Это было так красиво и в то же время так опасно, что у девушки сердце рухнуло куда-то вниз.
Но вот Загорский приземлился на этом краю оврага (в отличие от нее без каких-либо происшествий) и быстро направился к ней.

- Вы видели, как я прыгнула? – восторженно крикнула она ему, рассмеявшись. Дикая радость от собственной выходки переполняла ее грудь. Она смогла сделать то, что даже не любой мужчина способен выполнить!
Ни слова не говоря в ответ, Загорский спрыгнул почти на ходу с седла и, подскочив к ней, стащил ее с лошади. Он так сильно схватил ее за плечи своими длинными пальцами, что Марина невольно поморщилась от боли.
- Какая же ты дуреха! – закричал он ей прямо в лицо. – Безмозглая дуреха!
Губы его дрожали, руки ходили ходуном, словно от неимоверного напряжения, что не могла не заметить с удивлением Марина. Она, сама того не ожидая от себя, вдруг подняла руку и положила пальцы ему на губы, прерывая его яростные крики. Загорский замолчал недоуменно, а потом вдруг притянул девушку к себе и поцеловал.

Марину целовали ранее в губы. Всего пару раз. Эти интимные поцелуи срывал с ее губ Воронин. Первый раз – на катании в санях, словно случайно, второй раз – в зимнем саду на Рождественском балу в Михайловском дворце, улучив момент, когда маменька отвернулась от них и увлекая Марину за пальму в кадке. Но это были настолько мимолетные касания губ, что Марина даже не успевала их прочувствовать и даже слегка была разочарована, неужели это и есть те самые поцелуи, от которых у героинь романов захватывает дух?

Но этот поцелуй, соединивший их с Загорским, был совсем другим. Глубоким, длительным, требовательным. Поцелуй, который вытеснил из головы Марины, все мысли, и она стала совершенно пуста. Поцелуй, заставший ее сердце пуститься вскачь в бешеном ритме, а руки – взметнуться вверх и обнять его за шею, что привело к тому, что Загорский прижал ее к себе еще теснее.
Марине было хорошо в этот момент, как никогда ранее. Она перебирала пальцами короткие мягкие волосы на затылке Загорского, и их мягкость, запах мужского тела и сама близость князя пустили ее голову кругом. Он целовал и целовал ее, а ей хотелось, чтобы их поцелуй никогда не заканчивался.

Наконец Загорский отстранился от нее и, коснувшись лбом ее лба, глядя ей в глаза, прошептал еле слышно:
- Ты напугала меня до полусмерти. Я думал, мое сердце разорвется на куски от страха, когда увидел, что ты прыгаешь через этот овраг. Прости, что напугал тебя там, на поляне.
Марина отстранилась и посмотрела на его рану. Она все еще кровоточила.
- Прости ты меня, - она с удивлением обнаружила, как легко срывается с ее губ столь интимное «ты». Марина аккуратно коснулась пальцами его раны. – Я просто вышла из себя. Я никогда в жизни не била другого человека, и сейчас чувствую себя из-за этого преотвратно. Надеюсь, шрама не останется?
- Пусть останется, - улыбнулся Загорский. – У меня еще ни разу не было шрама от руки женщины. Пусть будет, как знак того, что я принадлежу тебе.
Он опять склонился к ней, и Марина, угадав его мысли, сама в этот раз подставила губы. Вот оно, самое настоящее. Такое сладкое, такое приятное…

Внезапно девушка напряглась, и Загорский, почувствовав это, оторвался от ее губ, хотя и с трудом. Распухшие от его требовательных поцелуев, они так и манили его.
- В чем дело, милая? – князь каким-то шестым чувством угадал перемену ее настроения и предвидел, что ему сейчас предстоит опять выслушать.
- Так нельзя, - Марина попыталась вырваться из его объятий, но он удержал ее. – Так не должно.
- Не должно? Перед кем? Перед тобой? Или перед другими?
- В первую очередь, передо мной, - Марина прекратила свои попытки выйти из кольца его рук и покорно смирилась со своим положением, лишь отвела в сторону взгляд. Ей было неловко и стыдно смотреть ему в глаза. Стыдно за свое свободное поведение. – Кто я вам, князь?

Загорского неприятно кольнуло это «вы» спустя несколько минут их сближения.
- Ты – моя любимая, - он помолчал, а затем продолжил. – Ты – моя любовь, моя душа, мое сердце. Ты – мой воздух, которым я дышу. В тебе – моя жизнь, и только от тебя зависит, какой она будет.

Марина молчала не в силах что-либо сказать. Сердце ее ликовало и пело – она любима Загорским. Столько времени она ждала от князя этих слов, его нежных прикосновений, его ласки. Ее сердцу было вполне достаточно того, что происходило между ними сейчас.
Но разум… Разум не хотел смиряться. Он требовал большего. Он настойчиво твердил, что не всегда подобные чувства приводят к алтарю, а не к позору. Разум напоминал о предполагаемых намерениях князя, описанных в анонимке, и требовал доказательств серьезности мыслей Загорского.

Князь словно почувствовал ее настроение, ту борьбу между сердцем и разумом, что сейчас шла внутри нее, и отступил от нее, опустив руки.
- Я думал, ты другая. Ты так отличалась от остальных девушек на выданье еще с первой нашей встречи на балконе. Такая дерзкая и своевольная. Такая… такая настоящая. Меня потянуло к тебе с первых же минут нашей беседы на балконе. Я не мог поверить, что кто-то из женского пола так свободно разговаривает со мной, так шутит. Но я испугался, признаю это. Испугался тех чувств, что ты пробудила во мне, тех эмоций. Я не держал карандаш в руках почти пять лет до этого, а тут снова появилось желание рисовать. Я не смеялся свободно и искренне долгие годы, а тут захотелось до боли стать неимоверно счастливым и полным жизни, как ты. Я понял, что меняюсь, и не захотел принять этого. Мне было комфортно в моем панцире, я не хотел никаких перемен в моем положении. И я отступил тогда. Ну, почему ты не вышла замуж в своей глухомани? Я уверен, что у тебя там было достаточно ухажеров. Тогда я бы успокоился и с легкой душой продолжил бы свою жизнь. Пусть она такая, как есть, и многим не по душе, но зато мне так комфортно, так спокойно. Но тебе же нужен был столичный муж, и ты вернулась на этот огромный рынок юных курочек. Нет, не прерывай меня, - поднял протестующе ладонь Загорский, видя, что Марина хочет ему возразить. – Я не уверен, что потом смогу сказать то, что говорю сейчас. Поэтому позволь мне продолжить. Ты вернулась в столицу, и я понял, что от судьбы убежать невозможно. Видно, моя доля снова и снова видеть тебя, чувствуя, как ростки моей любви к тебе снова пробиваются в моей душе. Я понял, что должен вернуть твое расположение, но в этот раз ты отвергла меня. Признаюсь, это не могло не подстегнуть меня добиться тебя. Тем более, этого же захотел и Анатоль. Ты колдунья, признайся? – он улыбнулся уголком рта. - Я думаю, да. Ведь сбить с пути истинного двух убежденных холостяков, как Анатоль и я, возможно только с помощью чар. Твои зеленые глаза… я еще не встречал таких у обычных людей, знаешь ли. Они заманили меня в твои сети и заставили потерять голову и сердце, как я не сопротивлялся. И вот я перед тобой. У твоих ног, в твоих сетях. Что ты желаешь от меня? Последнее, что у меня осталось, - мою свободу. Знаешь ли, я всегда знал, что ты не похожа на других, но так открыто требовать брачных уз…

Марина резко повернулась в намерении уйти, но Загорский схватил ее за руку чуть повыше локтя и рывком развернул к себе.
- Тебя оскорбляют мои слова? А меня оскорбляют твои. Я перестаю чувствовать себя мужчиной, когда снова и снова ты выдвигаешь свои требования о браке. Милая, это мужчина должен делать предложение, а не женщина. Так уж заведено, - он посмотрел на ее губы, затем снова взглянул в ее глаза. - Заметив в них слезы, Загорский слегка ослабил хватку и уже более нежно привлек Марину к себе. – Прости, если я причинил тебе боль. Просто у меня с давних пор слово «брак» и все, что с ним связано, вызывает некие приступы агрессии, как ранее вызывало слово «любовь». Но видишь, я с ним свыкся. Понадобилось время, конечно, но это произошло.

Загорский обнял Марину, и, уткнувшись носом в ее растрепанные волосы, продолжил:
- Дай мне время, и, быть может, я смогу свыкнуться и с другим. Мне нужно время. И ты, мне нужна ты. Будь моей, будь рядом, и я уверен, когда-нибудь…
- «Когда-нибудь» это когда? – зло бросила Марина. – Год, два, пять? Что будет за это время? Я буду ходить в девках или вы все-таки соизволите назвать меня невестой перед светом? Мне двадцать один год. Я уже не столь юна. Единственное мое богатство – моя красота. Есть еще ум и душа, но на рынке юных курочек, как вы выразились, они не ценятся, к сожалению. Так что только красота – мой товар, а этого мало. У меня еще четверо сестер, и только от меня зависит их будущее. К тому же, пока я не выйду замуж, эта дорога из дома тоже закрыта им. Значит, мой долг подумать и о них при выборе своего пути. Я не принадлежу себе, князь. У меня нет иного выбора, чем замужество. Именно поэтому я и просила вас ответить мне честно и откровенно, каковы ваши намерения, чтобы знать, как поступить далее. Ведь вашими ухаживаниями и вы, князь, и Анатоль Михайлович даете остальным моим поклонникам понять, что имеете виды. Из-за вас я не получила ни одного предложения, никто не желает конкурировать с вами в этом вопросе.

Марина высвободилась из объятий Загорского, и в этот раз он не стал ее удерживать. Она отошла от него к лошади и, еле сдерживая слезы, уткнулась той в шею.
- Что ты хочешь этим сказать? – медленно проговорил князь, глядя ей в спину.
- Я хочу попросить вас не приближаться ко мне более и прекратить ваше ухаживание за мной, раз вы не можете предложить то, что я хочу. Не стоит впустую терять ваше и мое время. Как ни горько мне это говорить сейчас.

Загорский рванулся было к ней, но остановился на полпути, запустив пальцы в волосы.
- Ты не можешь так поступить с нами, - сказал он.
- Я должна, - глухо ответила Марина. – У меня иного выбора нет.
- Значит, вот как, - вскрикнул зло князь. – Я предполагал, что все женщины продажны донельзя, но не думал, что и вы такая!
Марина повернулась к нему, и при виде горя, плескавшегося в ее глазах, у него самого перехватило горло.
- Я же женщина, князь, а потому такая же продажная, как остальные. Мы различаемся только ценой. Моя цена – честное имя и обручальное кольцо на пальце. Да еще благополучие моих близких.

Он открыл было рот, чтобы ответить ей, но внезапно услышал какой-то посторонний шум. Загорский повернул голову в его сторону и увидел кавалькаду всадников, приближающуюся к ним.
- К нам едут ваши спасители, Марина Александровна, - криво улыбнулся он. – Они спасут вас и от моего общества тоже.

Марина тоже посмотрела на всадников. Впереди скакала, сломя голову ее преданная подруга Жюли, удерживаемая от бешеной скачки только своим супругом, который старался держаться с ней вровень. Газовый шарф на ее шляпке, словно флаг, развевался на ветру. Слава Богу, среди всадников были только Арсеньевы, ее берейтор да Фома. Значит, она может не опасаться косых взглядов в ее сторону! Еще пара минут, и они будут здесь.

Марина повернулась к Загорскому, который стоял поодаль и, молча, жевал травинку.
- Я люблю вас, Сергей Кириллович. Но у меня, как и у вас, есть долг, и я никогда не смогу пойти наперекор ему.
С этими словами она схватила лошадь под уздцы, а другой рукой юбки амазонки и пошла навстречу всадникам, ведя свою кобылу следом на поводу. Князь остался один.

Загорский выплюнул травинку изо рта и довольно улыбнулся. Партия почти сыграна. Еще один последний ход, и он выиграет ее.
- Прости, mon ami, - прошептал он, легко запрыгивая в седло, прокручивая в памяти свой разговор с Анатолем. – Но тебе, похоже, шах.

...

Mary: 14.07.10 09:05

Marian, лично я была не против увидеть изображения героев.

...

Marian: 14.07.10 10:34

Тогда скоро выложу и картинки

...

Marian: 16.07.10 15:40

Вот такими главные герои пришли в мою голову...

...

Marian: 19.07.10 17:06

 » Глава 14

По ходу дела, я тут одна сижу...
Но все-таки вот очередная глава наметилась... Читайте на досуге.

Глава 14

Случившееся поутру вызвало в Марине такой спутанный клубок эмоций, что она сама не понимала, что она испытывает – злость, разочарование, возбуждение от того, что Загорский там открыто говорил о своих чувствах к ней, а может, даже досаду, что открылась ему сама. Все эти чувства подгоняли ее на охоте, заставляя скакать впереди, наравне с мужчинами, что не могло не вызвать косых взглядов. Чтобы хоть как-то поддержать подругу, Юленька пыталась не отставать от нее, но она была не столь опытной наездницей да и не любила особо верховую езду, что спустя какое-то время сдалась и ехала позади среди остальных дам. Затем дамы вообще остановились на окраине небольшого леска, где для них слуги постелили покрывало и доставали из коробов легкие закуски и прохладительные напитки. Марина же предпочла остаться, сославшись на то, что не устала.

- Вы прямо-таки сама Диана, - улыбнулся ей восторженно один из гостей, а Марина только улыбнулась тому в ответ, подстегнула лошадь и ускакала прочь, вспомнив похожую реплику, произнесенную когда-то на балу.
«… - Откуда вы взялись, прекрасная Диана? Клянусь, я впервые вижу такую девушку, как вы. Не смотрите на меня так возмущенно, это комплимент от чистого сердца. Вы очаровательны, юное создание…».
И поцелуй, последовавший за ней.

Марина посмотрела исподтишка на Загорского, который легко скакал во главе их небольшой кавалькады. Помнит ли он их встречу так же ясно, как и она? Будет ли в его памяти она в дальнейшем, когда их пути разойдутся навеки?
Спустя время лисы стали заслуженной добычей охотников. Часть из них, правда, не досталась охотникам – доезжачий не подоспел вовремя, и гончие в пылу охотничьей ярости разорвали пару несчастных на куски. Эти две несчастные отчаянно уводили собак в сторону от своей норы, но и она впоследствии была обнаружена вместе с их маленьким потомством – шестью лисятами.
Марина в ужасе вскрикнула, когда первый лисенок был вытащен из норы мощными собачьими челюстями и в мгновение ока лишился жизни.
- Прошу вас, стойте, - вырвалось помимо ее воли. – Отзовите собак.

Охотники посмотрели на нее недоуменно, Арсеньев с любопытством, а Загорский вообще отвел взгляд в сторону, заметив ее подозрительно заблестевшие глаза, и поднял руку, подавая сигнал придержать собак.
- Марина Александровна, при всем моем уважении к вам, - начал было Арсеньев, но потом покачал головой.
- Что происходит, господа? – громко возмутился один из охотников. – Это те же лисы, только маленькие. Подрастут и будут также душить птиц в птичниках. Павел Григорьевич, давайте же сигнал!

- Вот когда подрастут, тогда мы опять соберемся в Киреевке всей нашей компанией на очередной гон, - задорно улыбнувшись, произнес Загорский. – А то перебьем всех лис, и на кого гон будем устраивать? Лисы такие проворные существа, что устраивают нам хорошую, скажу я вам, гонку.
Мужчины засмеялись и дружно загалдели. Доезжачий по знаку Арсеньева убрал взмыленных собак.
- А вы знаете, господа, в Англии вывели особую породу собак для охоты на лис, - смеясь, развернул лошадь Загорский. Остальные дружно последовали за ним на поляну, где предполагался завтрак для участвующих в гоне. – Они настолько малы, что могут пролезть в какую угодно нору и достать лису. Не выписать ли вам таких собачек, Павел Григорьевич? Это внесет определенное разнообразие в наш быт – вне гона она сможет быть тихим домашним любимцем. Подумайте, какая находчивость – собака и для дам, и для кавалеров.
Дружный хохот мужчин был ему ответом. Было видно, что все расслабились и забыли тот неприятный инцидент несколько минут назад. Только стареющий предводитель уездного дворянства Кочергин раздраженно пробормотал себе под нос:
- Не место бабе на охоте! Пущай дома сидит, горемычная.

Марина сделала вид, что не слышала его бормотания. Тронутая до глубины души, поступком князя, напрасно ловила она его взгляд, чтобы выразить улыбкой свою признательность ему. Он не смотрел на нее, даже не оглянулся, чтобы посмотреть едет ли она вообще в арьергарде их кавалькады. Лишь Арсеньев поехал рядом с ней.
- Как вам охота, Марина Александровна?
- Все было очень увлекательно, благодарю вас.
- Сей инцидент не испортил ваше впечатление?
- Отнюдь. Я хотела бы поблагодарить вас за проявленную милость к тем несчастным животным.
- О нет, благодарность вы адресуете не по адресу. Не я первый принял решение сохранить им жизнь, - Арсеньев взглянул на Загорского, ведущего оживленную беседу с окружающими его участниками гона.

Марина тоже взглянула на князя и слегка покраснела. Затем перевела взгляд на Арсеньева и улыбнулась тому.
- Но все же только ваше решение было окончательным, ведь вы хозяин гона. За это и благодарю вас.
Арсеньев коротко кивнул в ответ и улыбнулся, увидев впереди машущую рукой жену.
- Э-ге-гей, охотники! – кричала она.
- Э-ге-гей! – крикнул в ответ Арсеньев и с улыбкой повернулся к Марине. – По-моемому, моей супруге напекло голову – я еще не видел ее такой возбужденной и счастливой.
- Это все ваша предстоящая поездка, - сказала Марина. – Она так ждет ее, с такими надежами считает дни.
- Поверьте, Марина Александровна, я тоже. В последнее время Жюли была так подавлена. Я ведь отнюдь не слепой и глухой, вижу, что ей несладко сейчас живется. Да и maman вносит свою лепту. Предстоящее путешествие словно вдохнуло в нее радость жизни, и я готов увезти ее куда угодно, даже если это принесет ожидаемого результата. Только бы Жюли улыбалась так, как сейчас. С вашего позволения, - он вежливо кивнул ей и, пришпорив коня, поскакал навстречу супруге, которая ждала его у края поляны.

Марина улыбнулась, видя, как Арсеньев одним махом соскочил с седла и, притянув к себе за талию Жюли, нежно прижался губами к ее руке. Они так влюблены друг в друга. Какое счастье, что сговор их родителей о браке принес им только счастье и любовь. Следует признать, что далеко не каждый союз похож на их. Может, Загорский прав, и не стоит пытаться объединить чувства и долг, брачные обязательства?

Девушка тихим шагом доехала до поляны и спешилась с помощью берейтора.
- Как охота? Я наслышана уже о malentendu insignifiant• .
- Да, я позволила себе испытать жалость, что вызвало недопонимание мужчин, - Марина стянула с ладоней кожаные перчатки для езды и, бросив их на траву, с удовольствием подставила легкому ветерку слегка вспотевшие за время охоты ладони, пользуясь тем, что они с Жюли стояли несколько в сторонке от остальных. – Но твой супруг поступил благородно и пошел навстречу пожеланиям дамы.
- Мой супруг? А почему ты умалчиваешь о князе? – Жюли не отрывала взгляда от лица Марины и сразу же заметила перемену ее настроения при упоминании Загорского. – Он же первый принял решение, Paul только поддержал его.

Марина промолчала в ответ, сделав вид, что занята, и ей не до разговоров – она натягивала на руки кружевные митенки.
- Честь и хвала человеку, придумавшему митенки, - улыбнулась она. – Я бы просто умерла, если бы сейчас была вынуждена надеть перчатки.
- Что между вами произошло? – не унималась Жюли. – Там, у оврага. Вы выяснили?
- Выяснили, - зло бросила Марина. – Князь признался мне в любви. Я ответила ему тем же.
- Ты призналась? Хотя к чему были слова, все было видно и без них, - Юленька предпочла проигнорировать убийственный взгляд подруги. – Прости мне мое любопытство, но я просто схожу с ума при мысли, что самый холостяк и волокита Петербурга попался на крючок.
- Не радуйся ранее, чем следует. Ни какой крючок не способен удержать Загорского.
- Что ты имеешь в виду? – нахмурилась подруга. – Не хочешь ли ты сказать, что он осмелился…
- Разумеется, нет. Я же все-таки барышня, - горько рассмеялась Марина. – Он любит, но не желает сейчас говорить о браке. Просит время, чтобы все обдумать. Боится расставаться с привычной жизнью, страшится резких перемен.
- Помолвка? Он предложил длительную помолвку?
- Нет! – резче, чем следовало, ответила Марина. – О помолвке не было и речи. Просто время, в течение которого я не должна, видимо, принимать ухаживания других, а уж тем паче, предложения, в ожидании, когда он решится на этот шаг. Мы оба свободны в своих действиях и желаниях, но я – лишь формально. Подождать… Неужели он не понимает, что я не могу ждать?! Ситуация в моей семье осложнилась уже настолько…
- Если дело исключительно в денежном вопросе, ты же знаешь, - проговорила Юленька. Марина не дала той договорить, положив свою руку на ее ладонь.
- Знаю, ma cherie. Я очень благодарна тебе за помощь, но принять от вас с Павлом Григорьевичем в долг не могу, не смею… К тому же, как я могу быть уверена, что не пройдет время, и Сергей Кириллович не увлечется другой? Я не переживу этого опять. Не хочу обмануться. Уж лучше оставить все, как есть. Скажи мне лучше, приехал ли Анатоль Михайлович? Я писала ему, просила сегодня быть на гоне. Он передал через Агнешку, что непременно прибудет. Но уж полдень минул, а его все нет. Уж не нездоров ли часом?
- Нет, не прибыл покамест. Но он вчера прислал записку, что будет у нас сегодня, так что мы его ждем. Ты знаешь, cherie, служба. Он же человек своего рода подневольный. Но, тем не менее, человек чести – раз обещался, значит, будет, - Жюли взяла подругу под руку, и они вместе направились медленным шагом к остальным гостям. – Зачем тебе вдруг понадобился Анатоль Михайлович? Заскучала по поклоннику?
- Просто вдруг подумала, что, погнавшись за журавлем, я упустила синицу, - улыбнулась Марина. – Маменька этого не переживет.
- А ты, ma bonne? Что думаешь ты?

Некоторое время подруги шли, молча, лишь почти подойдя к месту пикника, Марина остановилась и, взглянув в ясное голубое небо, улыбнулась.
- Я тоже буду переживать. За последние полгода я очень привязалась к нему. Анатоль – очень хороший человек, и я буду благодарна, если он сделает мне предложение.
- Благодарна, но не счастлива? – грустно спросила Юленька.
- Ах, Жюли, счастье – такая переменчивая вещь…

Отличное французское вино в жаркий солнечный день слегка разморило мужчин и развязало им языки. То и дело в рассказываемых ими историях об охоте или анекдотах они немного выходили за рамки приличий, что заставляло дам краснеть и жеманно хихикать в ответ на их извинения. Марину забавляло это. Она сидела на покрывале, подставив лицо ласковому солнышку, совсем не пряча его, как остальные женщины, под зонтиком или широкополой шляпой. Легкий загар был всегда ей к лицу, удачно оттеняя светлый цвет ее волос. Хотя взбучка от маменьки «за неподобающий барышне вид» девушке была обеспечена.
Марина повернула голову в сторону гостей, вдруг поймав себя на мысли, что давно не слышала голоса Загорского.
Его не было.

Она еще раз внимательно огляделась по сторонам, но наткнулась только на ожидающий взгляд обслуживающего их компанию лакея. Куда делся князь? Только она слышала его голос, рассказывающий анекдот, и вот его уже нет.
Марина наклонилась к уху Юленьки и прошептала:
- Я не вижу Загорского.
- Верно, он же получил записку из полка с требованием срочно прибыть, вот и уехал, - Юленька с улыбкой покачала головой. – Замечталась совсем. Он же прощался, а ты даже головы не повернула, словно не желаешь, даже видеть его. Все обратили на этот факт внимание и уже успели обсудить, перешептываясь, а ты все в облаках витаешь. Я-то думала, что так и было тобой задумано – холодная неприступность, знаешь ли, иногда творит чудеса.
- Только не в этом случае, - буркнула Марина, расстроившись. И тут же разозлилась на себя за подобный упадок духом – ей совсем не по душе, что ее настроение зависит от присутствия Загорского.
- Кстати, лакей еще одну записку принес, - проговорила Юленька. – От графа Воронина. Он извиняется за свое отсутствие и пишет, что будет нынче вечером.
- Господа, господа! – воскликнул один из гостей, возвращаясь от лакея с бокалом вина. – Недалече показался цыганский табор. Видимо, кочует в здешних местах. Предлагаю разнообразить наш вечер цыганским развлечением.

Мужчины ответили дружным согласием, женщины же только переглянулись слегка укоризненно – мужчины, что с них возьмешь? Разве им известно, что не стоит пускать цыган в дом? Они знают цыган только по ресторациям, а там совсем другие люди. Эти же, кочующие и славящиеся своими воровскими наклонностями, опасны для любого места.
- Ну, же Поль, соглашайтесь, - уговаривали сомневающегося хозяина гости. – Возьмем с барона слово, что за право остановиться в вашей деревне они обязуются быть примерными гостями и вести себя подобающе. Подумайте, какая музыка, какие романсы…

Арсеньев повернулся к супруге, прищурив от солнечного света глаза.
- Что скажешь, милая?
- Решай сам, mon cher. Я же не против при условии, что в доме принимать их не будем, а слуги будут следить за нашими случайными гостями. Можно устроить в саду отличный вечер.
- Отличнейшая идея, Юлия Алексеевна, - откликнулся один из гостей на ее слова. – Нынче стоит преотличнейшая погода, поэтому что может быть лучше вечера на воздухе?
- Единственный минус всей нашей затеи, - возразил ему другой. – Только один – мошкара да мухи.
- Ах, вечно вы брюзжите, ваше сиятельство, - шутливо толкнул его в бок третий гость. Все дружно рассмеялись над этой репликой.

Послали человека в табор, а другого предупредить домашних слуг о намечавшемся вечере. Затем потихоньку стали собираться возвращаться в имение – в такой жаркий день просто необходим был дневной отдых в тиши дома.
По приезду Марина сменила платье для верховой езды на более легкое, батистовое. В отличие от большинства гостей она ничуть не устала от гона и жаркой погоды, поэтому отдыхать ей вовсе не хотелось. Она было думала пойти в диванную и поиграть на фортепьяно, но поняла, что нарушит тем самым покой остальных и загрустила. Читать ей не хотелось, а без какого-либо занятия в голову постоянно лезли разные мысли.

Может, она поступает неверно, отвергая Загорского? Может, это действительно ее единственный шанс на счастье с любимым человеком? Марина присела к окну диванной и стала в задумчивости наблюдать за мухой, пытавшейся попасть в дом сквозь легкие занавеси. Насекомое то и дело тыкалось в ткань, словно недоумевая, что за препятствие у нее на пути, затем меняла путь и снова натыкалась на преграду.

Вот так же и она, улыбнулась Марина. Какой бы путь не выбрала, конец всегда один – тупик, из которого она не ведает выхода. Ждать Загорского? Сколько? Год, два, десять? Этак и жизнь пройдет в девках, а ей этого ой как не хотелось. Она где-то в глубине своей души все же таила грех тщеславия – ей непременно хотелось (хоть чуть-чуть, но все-таки) выйти замуж за достойного, знатного, состоятельного. Чтобы все те, кто когда-то не дал ей возможность получить место фрейлины, поняли, что она может добиться удачной партии и без помощи шифра.

Раздался резкий стук в дверь, заставший Марину вздрогнуть от неожиданности.
- Entrez, - произнесла она, ожидая увидеть кого-то из дворни.
Дверь открылась, и в комнату ступил Воронин. Раскрасневшиеся от жары скулы, его сбившееся дыхание говорили о том, он выдержал хорошую скачку, и видимо, скачку от самого Петербурга.
- Анатоль Михайлович, - растерянно произнесла Марина. Она была удивлена его неожиданным появлением и непривычным для него, вечно застегнутого на все пуговицы, видом.

Он несмело шагнул в ее сторону, но резко остановился на полпути, сжимая в руках головной убор.
- Марина Александровна, простите меня великодушно за то, что обманул ваши надежды, и не был на гоне. Я… - он замялся, не зная, как продолжить разговор. – Я не нахожу себе оправдания. Вы просили меня, я обещался, и … Мои причины неуважительны, недостойны, чтобы упоминать их в разговоре с вами… О Боже!
Он окончательно сбился и в раздражении запустил пятерню в свои волосы, словно этим движением старался поправить мысли в голове.

- Я вас люблю, - вдруг сказал Анатоль, резко вскинув голову и посмотрев прямо Марине в глаза. – Я полюбил вас сразу же, как увидел, и так же без раздумий решил, что хочу видеть вас своей супругой. Хочу пройти с вами через все жизненные невзгоды и радости, разделить с вами счастье и беды. Хочу иметь детей с вашими глазами и улыбкой. Хочу встретить бок о бок старость, если судьба будет столь благосклонна к нам. Я прошу вас быть моей супругой, матерью моих детей, моих другом и моей возлюбленной до конца моих дней.

Он замолчал. Молчала и Марина. Ее так тронуло это маленькое, но в тоже время такое огромное признание мужчины, что она не находила слов для ответа ему. Она смотрела в его карие глаза, которые с такой надеждой глядели на нее, и чувствовала, как замирает ее сердце. Признание Анатоля столь отличалось от слов любви Загорского, было так нежно и трогательно. В нем ясно чувствовалось, как нужна ему Марина, здесь и сейчас, несмотря на обстоятельства и чужие мнения.

- Я согласна, - тихо произнесла Марина и протянула мужчине руки. Тот с каким-то странным полувскриком-полустоном выронил головной убор из рук и бросился перед ней на колени. Он обхватил ее ноги руками в цепком объятии и уткнулся головой в ее юбки. Марина легонько гладила его по волосам нежными движениями и с улыбкой думала о том, как трогателен этот большой мужчина, которого лишь одна короткая фраза способна поставить на колени.

Воронин поднял голову и посмотрел Марине в глаза.
- Я клянусь вам, вы никогда не пожалеете о своем решении. Отныне моя жизнь будет посвящена только вам. Вам и вашему счастью.

Марина промолчала. Она просто напросто не знала, что ей сказать. Она смотрела в глаза Воронина и повторяла про себя: «Mon époux Анатоль Михайлович, mon époux• …», словно стараясь убедить себя в правильности принятого решения.
Анатоль быстро поднялся с колен и достал из извлеченного из-за обшлага мундира платка некий предмет. Затем взял в ладонь правую руку Марины и одел ей на безымянный палец кольцо.
- Это наше фамильное кольцо Ворониных, которое по традиции жених преподносит невесте в день заключения помолвки. Я бы хотел дать вам его в знак моей безграничной любви к вам и моей преданности.
Кольцо было довольно крупным, но очень красивым и явно старинным. Мерцающее серебро, ярко блестевшие синие камни, выложенные в форме цветка с серебристыми лепестками.

Марина почувствовала тяжесть кольца на своем пальце и внезапно осознала, что теперь уже почти принадлежит этому человеку напротив нее, который со счастливой улыбкой на губах целовал ее руки. Ее сердце тревожно сжалось. Не натворила ли она беды, поддавшись эмоциям и согласившись на брак? Ведь она руководствовалась в этот момент лишь трогательностью момента, радостью осознания, что она столь любима Анатолем, злостью на Загорского.

Графиня Воронина Марина Александровна.

Душа ее похолодела от тревоги и какого-то неясного чувства беды.
Ради моей семьи… Я должна.

• маленькое недоразумение (фр.)
• Мой супруг, ... мой супруг (фр.)

...

бяка: 20.07.10 15:22

блин, блин, блин.
Ну, нигде не успеваю.
Marian , привет!
Опять скоперила, на работе распечатаю.
А по тому, что, копировала ранее, повторюсь опять - безупречно, читается легко, сюжет держит в напряжении.
Великолепные главы!
В токостях не разбираюсь, но мне кажется, что атмосфера, нравы и быт того времени, воссозданы отлично.
Насчет картинок. Если блондин - это Загорский, то - нет, на него не похож. У Загорского на лице должно быть нарисовано знание жизни и циничность А этот киношный вьюноша романтично нежен....
Блин, опять тока через месяц сюда залезу....

...

Marian: 21.07.10 19:49

Привет, привет... Ты даже себе не представляешь, как я тебе рада . Уже соскучиться успела по общению в теме



Спасибо огромное! Признаюсь, очень приятно читать ваши комплименты .



Спасибо, стараюсь, как могу - три часа в книгах о быте того времени, три дня на обдумывание доступных действий и слов той эпохи.



Дык атмосфера обязывает ... Это что-то типа спойлера. У нас и другие картинки есть. Вот там уж циничен донельзя. Мне просто он внешне на них не нравится, вот и выложила самую романтичную.
Поспойлерить вам в картинках, что ли? Разбудить ваше любопытство? Уж прямо руки чешутся.



Жаль... Буду ждать твоего возвращения через месяц с новыми главами. Обещаю не разочаровать .

...

Marian: 23.07.10 10:06

Еще немного картинок - иллюстраций

Из прошлого давнего


Загорский (тут он далеко не вьюноша )


ПыСы. Умоляю, простить мне мундир . В игре просто нет мундира Преображенки. Есть только такой. Поэтому все мои офицеры будут щеголять в таких, если одеты в форму. Уж простите...

И небольшой спойлер... Совсем маленький

[/img]

...

Marian: 30.07.10 12:44

 » Глава 15

Глава 15

Первым делом о помолвке сообщили чете Арсеньевых. Жюли выглядела после оглашения этой новости слегка обескуражено, а ее супруг лишь задумчиво кивнул обрученным.
- Поздравляю вас, Марина Александровна, поздравляю, Анатоль, - обнял он друга и его невесту.
- Как это неожиданно! – воскликнула Юленька. – Конечно же, я тоже поздравляю вас обоих.

Она подбежала к подруге и расцеловала ее в обе щеки. Затем обратилась к Воронину:
- Вам, видимо, стоит немедля написать родителям Марины о свершившимся. Негоже им узнать после наших гостей. Вы ведь объявите нынче вечером или отложите оглашение?
- Родители Марины знали о моих намерениях и дали свое благословение, - ответил Анатоль. – Я был у них нынче утром и просил руки моей нареченной по всем правилам.

Марина горько улыбнулась. Как, видимо, счастлива маменька! Она ведь так ратовала за этот брак.
Своим поступком Воронин словно отрезал ей любой путь назад – маменька ни за что на свете не упустит возможности сделать свою дочь графиней.
- Когда вы планируете назначить дату венчания? – спросил Арсеньев.
- О, мы пока не задумывались об этом, - улыбнулся Воронин ему в ответ. – Сколько обычно длится помолвка по правилам? Год, полгода?
- О, какие правила! Мне кажется, их уже никто и не блюдет в этом вопросе, – рассмеялась Юленька. – Вы и только вы должны определиться с датой.
- Когда бы ты хотела назначить дату, ma cherie? – обратился Анатоль к своей растерянной невесте. Та, очнувшись от глубокого раздумья, в которое была погружена во время этого короткого разговора, неловко улыбнулась в ответ:
- Признаться честно, я еще не загадывала так далеко. У меня до сих пор голова идет кругом от произошедшего.

Ее признание вызвало дружеский смех у мужчин, и только Юленька не улыбнулась. Марина видела, что ее подруга недоумевает столь резкой перемене в ее предпочтениях, и не понимает спешности принятия этого неожиданного предложения руки и сердца. Хотя какое же оно неожиданное – весь свет следил за развязкой длительного ухаживания графа за ней.

Постепенно диванная наполнялась гостями, собирающимися к ужину, столы для которого уже вынесли в сад и расставили в тени деревьев. Слегка в отдалении поставили стол и несколько кресел для предполагавшегося среди прочих развлечений гадания по руке – как заявил цыганский барон, его старая мать прекрасно читает линии, начертанные при рождении на ладони самим Богом. Дамы были слегка взбудоражены возможностью узнать свою судьбу и взволнованно обсуждали известные им случаи гадания, сбывшиеся и несбывшиеся. Мужчины же шутили над их верой в «шарлатанство» и предвкушали весьма нескучный вечер под цыганские напевы.

Наконец пригласили всех к накрытому столу. Попарно гости выходили из диванной сквозь распахнутые французские окна в сад и рассаживались по местам. Марина вышла под руку с Ворониным и с ним же сидела рядом за ужином. Гости были осведомлены еще в диванной об их помолвке, и несколько раз за столом поднимались бокалы и звучали здравицы в их честь и тосты за предстоящее торжество.

- Лучше всего венчаться в июне, - говорила одна гостья. – Так красиво доцветают деревья в эту пору. Да и на украшения залы для обеда можно сэкономить – оранжерейные цветы нынче так дороги.
- Ах, вы уже решили, Марина Александровна, где платье пошьете для торжества? – спрашивала другая через стол. – Непременно должна быть хорошая портниха, непременно. Ведь более сотни глаз будут смотреть на вас и только на вас.
- Сотня? – перехватило у Марины дыхание от представленного количества гостей. – Почему сотня?
- А как же иначе? – изумилась ее соседка по столу. – Ведь его сиятельство – адъютант Его Императорского Величества. Тот всенепременно посетит ваше венчание, а может быть и обед. Разумеется, многие захотят получить приглашение на это торжество.

Марина побледнела. Раньше ей казалось происходящее с ней каким-то сном, зато теперь она осознала, что все это происходит наяву. Внезапно на ее ладонь легла рука Анатоля.
- Не пугайтесь, - нежно прошептал он в ухо, склонившись, - Это не так страшно, как кажется. И потом – мы всегда можем устроить не такой большой прием, как вам расписали. Пусть нас не поймут в свете. Мне совсем не важно, как мы обвенчаемся, и какой обед будет после. Главное для меня – само таинство.
- И вы будете согласны устроить скоромную свадьбу ради меня? – тихо спросила Марина, повернув к нему свое лицо.
- Поверьте, я готов и на большее ради вас, - произнес он, и по его глазам Марина прочитала, как сильно его чувство к ней.
У нее перехватило дыхание от внезапно кольнувшей ее сердце боли. Анатоль совсем не заслуживает такой невесты, как она – идущей под венец без любви, без сердечного трепета…

Внезапно раздались звуки музыки и веселых цыганских напевов. Медленно к Арсеньевым и их гостям приближались приглашенные на вечер цыгане. Женщины в ярких одеждах, позвякивая широкими ожерельями-монистами, закружились вкруг стола в каком-то быстром танце, постепенно убыстряя темп танца вслед музыке, которая словно стремилась обогнать танцующих. Быстрее, быстрее, быстрее… Вокруг сидящих за столом мелькали яркие цвета юбок и блузок, смуглая кожа глубоких вырезов, золото украшений, белые улыбки. Гости возбужденно загалдели и хлопали танцующим в такт музыке.

Лишь Марина и Анатоль не обратили внимания на происходящее рядом с ними. Они словно не могли оторвать друг от друга взгляды, по-прежнему сохраняя зрительный контакт.
- Я боюсь, что не смогу сделать вас столь счастливым, сколь вы того заслуживаете, - прошептала Марина, не надеясь, что он ее услышит сквозь эти безумные звуки гитар и скрипки.
Но он услышал.

Анатоль медленно улыбнулся и поднес ее ладонь к своим губам. Долго, слишком долго для вежливого поцелуя не отрывал он их от ее руки. Потом он нежно улыбнулся ей и произнес:
- Ты себе не представляешь, каким счастливым ты делаешь меня, просто находясь рядом. Будь со мной – это все, что нужно мне для счастия, только это.
Тут их разговор прервали – цыгане закончили свое вступление и, сопровождаемые аплодисментами благодарных слушателей и зрителей, кланялись. Марине пришлось отнять свою руку у Воронина и тоже присоединиться к остальным в рукоплескании артистам.

Арсеньев дал знак, и гости медленно стали подниматься из-за стола, направляясь к небольшой площадке в саду, окруженной стульями для гостей. Именно там и предполагалось слушать романсы приглашенных цыган. Некоторые женщины сразу же отделились и направились к старой цыганке, занявшей предназначенное место за небольшим столиком.
- Вы желаете пойти туда? – кивнул в сторону гадалки Воронин. – Или послушаем цыган?
- Я бы хотела послушать. Признаться, я их никогда ранее так близко не видела, - смущенно улыбнулась Марина. – На улицах лакей всегда отгоняет их прочь. А папенька не разрешал никогда останавливаться на своей земле.
- По сути своей, он совершенно прав, - согласился Воронин. – Говорят, что цыгане не только воры и конокрады, но еще и слуги дьявола.
- Вы шутите? – взглянула на него испуганно Марина.
- Так действительно говорят, Марина Александровна, но я в это не верю. Они такие же люди, как и мы с вами. Только с кожей другого цвета, другим наречием и верованием.

За разговором они приблизились к стульям, и Воронин помог невесте присесть. Затем он встал рядом с ней, облокотившись плечом о яблоню, растущую рядом.
- Я уже сомневаюсь в благоразумии этой затеи, - тихо призналась Юленька подруге, занимая место рядом с ней. – Надо будет приказать слугам убрать столовое серебро в буфет и зорко следить за ним в оба глаза.
- Ты говоришь, как моя маменька, - рассмеялась Марина, и Жюли улыбнулась ей в ответ.
- Иногда она удивительно права. Как и в случае с выбором жениха. Что такое произошло в твоей голове, что ты, сломя голову, приняла предложение Воронина?
- Тсс, - шикнула Марина. – Они начинают. Я хочу послушать.

Сначала представление увлекло Марину. Быстрые танцы, веселая музыка разгорячили ее кровь. Ее ноги под длинными юбками сами пустились в пляс незаметно для окружающих, не в силах противиться зажигательным мелодиям. Как же ей хотелось сейчас встать со стула и влиться в этот вихрь танца! Как же она сейчас слегка завидовала свободным цыганкам!

Но затем настроение Марины резко пошло на спад. В центр площадки ступила молодая красивая и статная женщина и, сложив руки на груди, начала петь своим проникновенным голосом под плач скрипки и гитар романс.

Ах, зачем эта ночь...
Так была хороша!
Не болела бы грудь,
Не страдала б душа.

Полюбил я ее,
Полюбил горячо,
А она на любовь
Смотрит так холодно.

Не понравился ей
Моей жизни конец,
И с постылым назло
Мне пошла под венец.

От слов, звучавших в этой вечерней тиши, девушке стало так горько. Слезы навернулись на глаза, и она изо всех сил сдерживалась, чтобы не пролить их прямо здесь, у всех на глазах.
Ей казалось, что она уже отстрадала свое решение забыть обо всем, что могло связывать их с Загорским, но этот простой романс, слышанный ей не раз, снова заставил боль в груди развернуться во всю силу. Нет, нелегко вычеркнуть из памяти его слова, его клятвы и заверения в любви, невозможно заставить глупое сердце перестать тихо ныть при любом намеке на их возможный l’amour.

- Я бы хотела сходить к гадалке, - вдруг поднялась с места Юленька. Она повернулась к подруге и взяла ее за руку. – Пойдем со мной, Мари. Я немного опасаюсь одна услышать то, что она скажет.
- С вашего позволения, господа, - поднялась Марина, едва взглянув на окружающих ее гостей. Она была весьма благодарна Юленьке за неожиданную поддержку.
- Боже, зачем ты это сделала? – воскликнула Жюли, едва они удалились подальше. – Раз уж решилась, милочка, на этот брак, то следует держать себя в руках. Видела бы ты лицо Анатоля, когда она заметил слезы на твоих глазах!
- Все заметили? – ужаснулась Марина.
- Нет, не все. Но он заметил. Ах, Мари, он так тебя любит! Но ежели у тебя нет таких чувств к нему, ежели не сможешь забыть князя, то не стоит даже пытаться заставить свое сердце принять этот брак. Ты сделаешь несчастными трех людей, и прежде всего, себя. Как ты сможешь видеть Загорского в свете и не выдать себя при этом?
- Я смогу, я должна, - ответила ей Марина.
- Может, тебе назначить венчание как можно дальше по времени, - предложила Юленька. – Скажем, через год-полтора. За это время, глядишь, и князь одумается. Вдруг он тоже решится на предложение?
- Ах, Жюли, твои слова да Богу в уши! – воскликнула Марина. – Все равно, что будет скандал, все равно, что будет презрение графа да непонимание света. Я бы тотчас… тотчас…

Не в силах сдерживаться более, Марина дала волю чувствам и разрыдалась. Подруга привлекла ее к себе и обняла.
- Ах, милая, милая, - прошептала она. – Я и не ведала, что ты так любишь его. И пусть я считаю, что он все же недостоин твоей любви, но против задуманного Богом разве пойдешь? Успокойся, ma cherie, за год может многое измениться. Кто знает, вдруг и ты переменишь свое решение. И князь…

Спустя некоторое время слезы высохли. Коротко вздохнув, Марина вытерла лицо платком и пощипала себя за щеки, стараясь вернуть румянец.
- Не слишком красные глаза? Не заметят ли, что я плакала? – спросила она у Юленьки.
- Отнюдь, ma cherie. Они у тебя сейчас так блестят, что все решат, в саду ты была не со мной и не плакала, а…
Марина подхватила подругу под руку, не давая договорить, и увлекла за собой в направлении столика гадалки.
- Пойдем же уже…

Гадалка сидела за столиком одна. Основной поток дам, желающих узнать свое будущее, уже схлынул, поэтому она просто сидела и курила трубку.
Марине при виде этой старой женщины в ярком цветастом платье стало вдруг не по себе. Она не была суеверна, но в гадания верила. Обычно, как и все девушки, она принимала участие в рождественских ворожбах, но на картах или по руке она еще ни разу не гадала, поэтому вдруг оробела от серьезного взгляда старухи из-под густых бровей, направленного, казалось, в самую душу.

- Пришла-таки, - проговорила цыганка. Голос ее был хриплый и прокуренный. Словно карканье вороны, подумалось Марине, и она невольно хихикнула. Старуха сразу же перевела взгляд на нее. – Потом тебе скажу то, что должна. Сначала она.

Цыганка откинулась на спинку кресла и жестом пригласила Юленьку присесть напротив. Та медленно подчинилась, не отрывая взгляда от пронзительных глаз гадалки.
- Много горя, много слез пролила, - даже не спрося ладонь Жюли, только глядя той в глаза, начала свою речь цыганка. – Страстно желаешь, но не можешь получить. Будет, милая, будет. Не плачь отныне.
Жюли тихонько всхлипнула при этих словах и прижала платок, который до этого теребила в руках, к губам. Цыганка протянула руку и взяла ладонь женщины в свою.
- Будет, милая, точно вижу. Трое детей у тебя – два мальчика и девочка. Получишь ты желаемое, не обделит тебя Господь, не ропщи. Жизнь твоя будет спокойная и благодатная. На зависть всем. Теперь иди. Устала я, а мне еще надо с ней потолковать, - кивнула старуха в сторону Марины.

Марина заняла место Юленьки, которая тотчас бросилась в сад. Ей, видимо, не терпелось поделиться с мужем сказанным гадалкой. Но Марине же, оставшись наедине, с цыганкой стало совсем не по себе, даже пальцы задрожали мелко – то ли от страха услышать что-то не то, то ли от волнения, сжимающего ее грудь.
- Дай свою руку, - бросила цыганка, и девушка подчинилась, протянув той свою ладонь. Старуха смотрела некоторое время на линии руки, затем взглянула Марине прямо в глаза. – Веришь в судьбу? Верь, дорогая. Предначертано тебе многое, скажу лишь часть.
Старуха глубоко затянулась трубкой и выпустила густую струю дыма в воздух, словно наслаждаясь нетерпением девушки узнать свою судьбу.
- Ты впустила в свое сердце любовь, и эта любовь поможет тебе пережить то тяжкое, что ждет тебя. Ты любима. Любима так, как многие мечтают, но принесет ли тебе радость эта любовь? Если сможешь открыть свое сердце, сможешь довериться, будешь счастлива. А нет… - старуха пожала плечами. – Будет у тебя два мужа, дорогая…
- Я буду вдовой? – ужаснулась Марина.
- Разве я так сказала? – раздраженно воскликнула цыганка. – Не перебивай меня! Твое дело слушать, а не говорить. Говорить здесь я должна.

Старуха помолчала, раскуривая трубку. Ее пальцы были все унизаны кольцами, которые тускло блестели в свете садовых фонарей.
Затем цыганка снова обратила свой пронзительный взор на Марину.

- Два мужа, дорогая. Дети, которые придут к тебе через большие муки. Но радость материнства стоит того. Ты должна всегда желать их, дорогая, нежеланных детей не должно быть. Предательство ждет тебя. Предательство от близкого тебе человека, от которого и ждать-то его не будешь. Оно изменит твою жизнь, изменит тебя. Много слез и горя принесет, ой, как много, дорогая.

Постепенно смеркалось, и черты лица цыганки растворялись в наступающей мгле все больше и больше, только ее глаза да драгоценности на ее шее и пальцах тускло сверкали, и трубка вспыхивала красным огоньком. От этого Марине стало совсем страшно, а от дальнейших слов старухи она и вовсе пришла в ужас.
- Давно тебя заметила, дорогая. Черное облако смерти витает над тобой. Но не твоя это смерть, не тебя Господь забрать хочет. Рано еще. До старости доживешь, правнуков увидишь.
Цыганка прислушалась к чему-то, потом улыбнулась и пробормотала себе под нос.
- Идет за тобой…

Марина в ужасе приподнялась, готовая бежать без оглядки от этой странной и столь пугающей ее женщины, как вдруг мужская ладонь легла ей на плечо, заставив ее вскрикнуть от испуга.
- Не пугайтесь, Марина Александровна, это я, - Анатоль обошел ее стул и присел на корточки рядом. Он взял ее руку в свои ладони. – Простите, что напугал вас. Вы столь долго отсутствовали, что я решил пойти проведать вас тут. Юлия Алексеевна вернулась такая… такая взволнованная, что мне стало не по себе ваше присутствие здесь.
Он коротко взглянул на цыганку, которая, откинувшись на спинку кресла, молча попыхивала своей трубкой и внимательно наблюдала за ним. Затем он повернулся к Марине.
- Пойдемте, Марина Александровна. Становится прохладно.
Марина кивнула ему и поднялась. Анатоль тоже встал и предложил ей руку.
- Боже, ваши руки… они словно лед. Нельзя же так, Марина Александровна, так и заболеть недолго. Пойдемте в дом.

Внезапно цыганка приподнялась и схватила Воронина за рукав мундира, останавливая его.
- Постой, дорогой, не спеши. Пару слов хочу тебе сказать.
Анатоль повернулся к ней, посмотрел в глаза и проговорил медленно:
- Меня совсем не интересует ни прошлое, ни настоящее, ни будущее. Прошу вас отпустите мундир.
- Ой, не торопись, дорогой! Ты должен услышать то, что сказать хочу. Понравился ты мне. Я людей насквозь вижу, всю их сущность до нутра самого. Ты хороший человек. А хорошим людям не всегда везет. Помочь тебе хочу. От судьбы уберечь хочу, от предначертанного. Иногда так бывает. Господь позволяет изменить то, что задумал. Иногда, - цыганка, видя неверие в глазах Анатоля и желание уйти поскорее прочь от нее, вцепилась в ткань рукава еще сильнее. – Ты любишь ее. Любишь, хотя знаешь, что нет отклика в ее сердце.
Марина при этих словах глухо вскрикнула и стиснула руку Воронина, чувствуя, как слабеют ноги.

- Надежда питает тебя. Надежда, что когда-нибудь она откроет тебе свою душу. Верь, дорогой, в это, верь. Ведь, если веришь сильно, то желаемое свершится. Она – судьба твоя, дорогой. Будет с тобой рядом до конца твоих дней. Но прошу тебя - укроти свой гнев, прими прощение в душу. Забудь о правилах, по которым живешь. Жизнь пишет свои законы, отличные от принятых вами и вашим обществом. Укроти свой гнев, и жизнь свою сохранишь.
- Я не понимаю вас, - холодно произнес Воронин, глядя гадалке в глаза, и цыганка, словно признавая свое поражение, опустила руки.
- Ступай, раз не веришь. Одно скажу тебе – опасайся белого человека, когда снег будет падать в мае. Прости ему его поступки, прими его слова. Он будет искренен. Есть два пути в твоей жизни. Выберешь прощение – жизнь сохранишь. Выберешь гнев – погибнешь.

Марина ахнула при этих словах и растерянно взглянула на Анатоля. Его губы были плотно сжаты, а глаза словно буравили гадалку. Затем он встряхнул головой и, молча, потянул Марину прочь от этого места и этой женщины, придерживая ее за талию.

В голове девушки крутились слова гадалки. «…Черное облако смерти витает над тобой. Но не твоя это смерть, не тебя Господь забрать хочет…». «…Выберешь прощение – жизнь сохранишь. Выберешь гнев – погибнешь…» Означало ли это, что именно она принесет смерть Анатолю, ведь тому старая цыганка предсказала смерть? Нет, ей не хотелось об этом думать.

Уходя, девушка обернулась. Гадалка смотрела им вслед, не отрывая взгляд. Ее глаза странно блестели в летних сумерках. Были ли это слезы? Или Марине просто показалось в наступающей темноте и неверном свете фонарей?

...

Marian: 18.08.10 22:02

 » Глава 16

Глава 16

Слова гадалки, сказанные и ей, и Воронину, еще долго не шли у Марины из головы. Они и пугали ее донельзя, и интриговали, словно головоломка, которые она обожала решать. Кто этот белый человек, что принесет смерть графу? Что произойдет, что только прощение или гнев способны дать путь разрешения этого дела? Да и сама она… Цыганка предсказала Воронину, что Марина станет его судьбой и пройдет с ним рука об руку до конца дней. Значит, ей с самого начала было суждено стать его супругой, иного и быть не могло. А Загорский… Загорский был прекрасным моментом в ее жизни, который показал ей, какой обжигающей может быть страсть, какой опасной и одновременно сладкой и приятной.

Марина поделилась услышанными предсказаниями с Юленькой, и та ее выслушала внимательно, в отличие от графа, что отмахнулся тем же вечером от нее.
- Не стоит верить в шарлатанство. Это все лишь тонкая игра, ничего более. Что стоило узнать, что у хозяйки имения нет детей в течение долгого времени после свадьбы? Естественно, ей стоит сказать, что в итоге она все-таки станет матерью. Что хотят услышать юные девушки? Разумеется, что будут любимы и счастливы всю их дальнейшую жизнь, - говорил он ей.
- Но как насчет предсказания скорой смерти в моем окружении? – возразила ему Марина.
- Покажите мне хоть одного человека, у которого нет пожилого родственника, - улыбнулся Воронин. – Дальний или близкий, все едино. Конечно, в скором времени он непременно предстанет перед Богом, вот вам и предсказанная смерть.
- А предсказания вам? – не унималась Марина.
- Мне? Помилуй Бог, Марина Александровна, не трудно догадаться, что вы помолвлены (у вас на пальце кольцо). Я пришел за вами, значит, имею права жениха. Следовательно, можно сообщить мне, что вы будете моей супругой.
- Хорошо, а как она узнала, что я… что пока… - Марина запнулась, так как не могла подобрать слова, чтобы правильно выразить свою мысль и при этом не обидеть жениха.
- Что вы не любите меня? – грустно усмехнулся Анатоль. – Поверьте, это не нонсенс, когда невеста идет замуж без любви, скорее наоборот. Вы – не исключение из правил, Марина Александровна. Но довольно обсуждать эту шарлатанку и ее нелепые догадки. Лучше скажите мне, вы уже писали вашим родителям, что приняли мое предложение?

Далее они обсуждали предстоящее торжество по случаю обручения и намечали приличествующие этикету визиты к знакомым и родственникам. Тем не менее, несмотря на всю логику слов Воронина, Марина не могла отделаться от мыслей о предсказаниях давеча вечером, которые все витали и витали в ее голове. Она была благодарна Юленьке, что та хотя бы без какого-либо скептицизма выслушала ее страхи и сомнения.
- Конечно, мужчинам не понять этого, - вздохнула подруга. – Но, согласись, Анатоль Михайлович, все так объяснил с точки зрения рассудка, что с этим трудно поспорить. Трудно, но все-таки можно, потому что я вижу очень много белых пятен в его объяснении. Если не ошибаюсь, смерть только в твоем предсказании да Воронину. У остальных были довольно легкие предсказания о любви, деньгах, браках. И сколько угодно готова спорить о достоверности слов гадалки, потому что сама в них хочу верить.

Юленька так запальчиво проговорила последние слова, что Марина подалась к ней и взяла ее за руку в знак поддержки и согласия.
- Конечно, ma cherie, все будет так, как сказала цыганка, - улыбнулась она подруге. – Вы поедете на воды, ты поправишь здоровье, и, я уверена, после этого ты вернешься в столицу и обрадуешь нас своими новостями. А я буду непрестанно молиться за тебя, Жюли. Вот увидишь, Господь услышит наши с тобой молитвы.
- А я буду молиться и за тебя, ma bonne. За твое счастье. За то, чтобы наконец-то твое сердце успокоилось, и ты наконец-то обрела то, о чем мы так мечтали с тобой в Смольном, - обняла подругу Юленька. – Ты будешь непременно счастлива, я уверена в этом.

На второй день после гона гости разъехались из Киреевки, и в доме воцарилась непривычная уху тишина. Собирался в Петербург и Воронин. Во-первых, его ждала служба; во-вторых, он чувствовал себя обязанным посетить пансион M-m Lesarge в Москве, где проходила обучение его сестра.
- Я обязан сообщить ей лично новость о моей помолвке. Она единственная, кто остался у меня из ближайших родственников, посему я должен ехать в Москву.
- Почему она обучается в Москве, а не в Петербурге? – удивилась Марина. – Почему не Смольный?
- Я предпочел маленький пансион для сестры, потому что хотел, чтобы она смогла вырасти в почти семейной обстановке, чего была лишена с рождения. Там не такая строгая дисциплина, как в институте, и madam просто обожает своих воспитанниц, словно дочерей. И потом – в пансионе не так строго с посещениями, как в Смольном. Я думаю, это наилучший вариант для Катишь, - улыбнулся Воронин, упоминая имя сестры, и Марину поразила теплота, которая скользнула при этом в его голосе.
- Вижу, вы очень любите свою сестру.
- Очень, - честно признался Анатоль. – Я уже говорил, она – единственный мой ближайший родственник. К тому же по воле судьбы мне пришлось заменить ей родителей. Катишь – мой самый любимый человек на земле. Хотя нет – теперь уже две такие персоны в моей судьбе: Катишь и вы, Мари, - с этими словами он нежно привлек девушку к себе и легко коснулся губами ее губ.

Первой реакцией Марины было немедля сжать плотно губы. Но затем в ее голове промелькнула мысль, что Анатоль теперь имеет право на ее поцелуи, пусть и не сейчас, но впоследствии точно, поэтому ни к чему ей отталкивать его. Не разумнее ли уступить и начать постепенно привыкать к его близости?
Поцелуй мужчины был нежен и приятен. Его губы так легко касались ее губ, что Марина невольно стала сама отвечать ему, что удивило не только Воронина, но и ее саму.

Осознав сей факт, она быстро отстранилась от него, краснея от лба до начала выреза ее платья.
- Боже мой! – воскликнула она взволнованно. – Я не знаю сама, что произошло со мной. Я…
- Не стоит, - Анатоль ласково прервал ее речь. – Я ничуть не осуждаю вас, поверьте. Я даже рад, что я вам так приятен. Это означает лишь одно – наш брак будет не так уж и безрадостен, как я полагал вначале.

Он поднес ее ладонь к губам и поцеловал ее тыльную сторону, что вызвало легкий трепет в душе Марины.
- Я вынужден удалиться, Марина Александровна. Поверьте, я с удовольствием остался бы тут, в этом дивном саду, с вами, но, к сожалению, мои дела требуют, чтобы я оставил вас, - он поднялся со скамьи беседки, где они сидели вдвоем, и, глядя на Марину сверху вниз, добавил. – Обещаю, что поспешу разделаться со своими обязанностями как можно скорее, чтобы снова иметь удовольствие видеть вас. Я планирую вернуться в Петербург в конце следующей недели. Вы уже покинете Киреевку и будете у тетушки, я правильно полагаю?
- Да, вы правы. Арсеньевы скоро уезжают. Поэтому по возвращении вы найдете меня на Морской.
- С вашего позволения, Марина Александровна, - Воронин в последний раз приложился к ее руке и пошел прочь из беседки. Повинуясь порыву, Марина вдруг подскочила и окликнула его:
- Анатоль Михайлович!
Он обернулся к ней, и она быстро, чтобы не передумать, проговорила:
- Счастливого пути. Езжайте с Богом! Буду ждать вашего возвращения…
Анатоль задорно улыбнулся ей в ответ, взмахнул рукой в прощальном жесте и продолжил путь к дому, где согласно принятым правилам он должен попрощаться с хозяевами дома.

Марина же прислонилась к перилам беседки и задумчиво смотрела ему вслед. Что происходит с ней? Ужели она поцеловала графа? Ужели ее глупое сердце впустило в себя приязнь к другому мужчине?
Марина задумалась. Нельзя было отрицать, что ей весьма приятен Анатоль. Ей импонировало в нем многое: и его внешность, и его поведение, и его характер. Хотя признаться, она видела лишь одну сторону его натуры, ту, которая ей была показана, но, вспоминая слова старой цыганки об Анатоле, она не могла не согласиться с ней.

Тьфу ты, встряхнула головой девушка, словно сама себя убеждаю, что поступаю верно. Довольно отныне сомнений. Хватит думать о том, что могло бы быть да не сложилось.

Краем глаза Марина заметила движение и повернула голову. К беседке спешила одна из дворовых девок. В ее руке Марина увидела письмо и решила, что наконец-то маменька поспешила выразить ей, как счастлива она, получив известие о помолвке дочери с графом.
Девушка ошиблась в одном – горничная действительно несла ей почту, но писем было два. Одно от маменьки, второе (Марина, замирая сердце, перевернула его, чтобы посмотреть отправителя) … от князя Загорского. Сердце ее бешено заколотилось, а руки, державшие письмо задрожали. Она вмиг забыла обо всем, что занимало ее в последнее время, лишь этот лист бумаги отныне занимал все ее думы.

Вскрыть или нет? Она уже почти замужняя дама, не пристало получать письма от чужих мужчин. Но любопытство тревожило ее сердце, любопытство подталкивало ее узнать, о чем мог написать ей Загорский. А вдруг он уже знает о ее решении стать женой Воронина? Вдруг это письмо связано именно с этим? Марина быстро, не раздумывая долее, развернула лист бумаги.

Первым делом ее взгляд упал на дату письма внизу листа. Оно было писано два дня назад, когда проходила охота, и она лишь после полудня встретилась с графом. Стало быть, Загорский писал к ней, не зная о том, что она отныне невеста другого.

«Милая Марина Александровна, мое сердце, моя душа…
Вы перевернули весь мой мир с ног на голову и никогда впредь ему не быть прежним. Кто знает, что могло бы случиться, не подоспей вовремя ваши спасители? Быть может, я совсем потерял бы голову и заставил вас потерять ее, что было бы только к лучшему, ведь иного выхода, чем брак, из сложившегося положения не существовало бы?
Но вы предпочли снова отвергнуть меня, снова удалились прочь, тем самым, упустив возможность поймать меня в сети Гименея, как вы того столь страстно желали когда-то. Вы позволили мне ускользнуть. Это снова поставило меня в тупик. Это снова заставило меня понять, насколько вы – другая, не такая, как остальные барышни.
Вы – моя жизнь, я не устану это повторять никогда, ибо только сейчас я понял, как это истинно. Мне не жить без вас, ваших дивных глаз и чарующей улыбки…

Не жить, но я должен. Должен, ибо жестокая рука провидения разлучает нас. Меня удаляют из Петербурга, душа моя. Запальчивая натура толкнула меня на путь грешника, и вот я жестоко наказан за мои грехи разлукой с вами, моим сердцем. Приказом императора я был давеча переведен из Преображенского полка в Нижегородский драгунский, а это означает, перевод из Петербурга. На долгие двенадцать месяцев я буду разлучен с вами, моя душа. Целая вечность!

Мы расстались так хладно, так жестоко, что предстоящая разлука с вами страшит меня не только невозможностью видеть вас и слышать ваш голос, но вашей странной решимостью удалить меня из вашей жизни и моей невозможностью помешать этому отныне.

Я умоляю вас не совершать спешных поступков за время моего невольного отсутствия рядом с вами, способных навсегда перечеркнуть наше совместное будущее, ибо я уверен, что разлука с вами лишь укрепит меня в своих чувствах к вам, и я приму то самое верное решение, что удовлетворит нас обоих.

Я люблю вас, Марина Александровна. Прошу вас помните об этом.
Навеки ваш преданный раб,
Сергей Загорский

Писано 12 июня 1836 года»

Марина прочитала письмо и опустилась на скамью беседки, потому что ноги более не держали ее. Выслан на год из Петербурга. Его не будет рядом так долго!
«…Жестокая рука провидения разлучает нас…». Марина грустно улыбнулась. Ах, если б знал он, как прав! В тот миг, когда Загорский писал это письмо, а его денщик паковал вещи для поездки, она принимала предложение руки и сердца Анатоля. Знать, судьба верно хочет развести их с князем. Знать, и вправду разные у них дороги в этой жизни, и им не суждено быть вместе, как бы страстно они оба не хотели этого. Ведь получи она это письмо до разговора с графом Ворониным, она бы согласилась ждать и отвергла бы Анатоля, несмотря на все требования и угрозы матери. Потому что, не стоит отрицать очевидного - слаба она в своей любви к Загорскому, и все решения ее относительно разрыва с князем недолговечны и нетверды. Знать, необходимо было, чтобы Воронин сделал предложение ранее, а это письмо запоздало с почтовыми.

- Судьба… - прошептала Марина и резкими движениями порвала письмо князя на мелкие кусочки. Ей не хотелось оставлять его у себя, как напоминание о том, что могло бы быть, но так и не сложилось. – Судьба моя такая…

Она бросила кусочки бумаги при выходе из беседки под куст сирени и быстрым шагом, не оглядываясь, пошла к дому. Письмо матери она решила прочитать позднее, после ужина. Ничего нового оно содержать не могло. Лишь радостные слова о грядущем браке да жалобы на жизнь и сестер, а лишнего напоминания о своей помолвке Марина видеть не хотела.

За ужином Марина была молчалива. Она слушала разговор четы Арсеньевых вполуха, не особо вникая в их слова, что не могло не насторожить Юленьку. За десертом она вдруг повернулась к Марине и сказала:
- Paul получил письмо из Петербурга с вестями о нашем общем знакомом.
- Действительно? – переспросила подруга. – О котором? У нас множество общих знакомых.
- О Загорском. Бедняга переведен из Петербурга в какой-то уездный полк, - словно не замечая недовольного взгляда супруга, продолжила Юленька. Она смотрела за ответной реакцией Марины на ее слова. Та же даже бровью не повела – она уже знала о случившемся из письма, но сообщать об этом не желала даже подруге.
- Переведен, значит, было за что, - вставил реплику Арсеньев. – Не бывает наказания без вины.
- А за что его перевели, Павел Григорьевич? – вдруг встрепенулась Марина, словно очнувшись от полусна, в котором пребывала в течение всего ужина. – Что за вина?

Арсеньев насупился недовольный самим собой. Ну, кто тянул его за язык? Он глотнул вина, надеясь, что своим молчанием даст понять, что вопрос неуместен, но судя по выжидательным взглядам Марины и Юленьки, так и буравившим его, уйти от ответа ему не удастся никак. Павел смирился с поражением и отставил в сторону бокал.
- Подробностей я не знаю, да и не для дамских ушей они, - недовольно буркнул он. – Вечер вашей с ним размолвки, Марина Александровна, князь продолжил в питейном заведении и малость перебрал. А выпитое, оно всегда, знаете ли, тянет на приключения. А император наш не особо любит, когда гвардейцы его полка куролесят так, что после их забав жалобы сыпятся, как из рога изобилия. Вот и наказал согласно уставу.

Арсеньев замолчал, всем своим видом давая понять, что более ничего не скажет.
- Я заметила, что у князя что-то было не так с плечом давеча на гоне, - сказала Жюли. – Знать, не простой был загул, раз было повреждено оно.
- Жюли! – одернул ее Арсеньев. – Не пристало даме обсуждать такие вещи.
- Я уже не юная дева, мой друг, - ответила ему жена. – Я свободна наедине с вами и моей ближайшей подругой на любые действия и слова.

Арсеньев коротко пожал плечами, словно давая понять, что не намерен далее продолжать разговор в таком тоне. Он принялся молча доедать свой кусок вишневого пирога.
- Значит, была дуэль, - спустя минуту не то вопросительно, не то утвердительно произнесла Юленька в наступившей тишине. Арсеньев в раздражении бросил вилку. Она пронзительно звякнула о тарелку, и этот резкий звук заставил остальных сидящих за столом вздрогнуть от неожиданности.
- Помилуй Бог, как ты любопытна! Да уж то это твое дело, Жюли? – вспылил он. – Уверен, ты легко сможешь узнать это из столичных сплетен, которые всенепременно коснутся и нашей провинции.

Юленька обиженно поджала губы. Марина, заметив, что ее глаза подозрительно заблестели от навернувшихся слез, поспешила разрядить накалившуюся атмосферу:
- Ах, Павел Григорьевич, простите вашей супруге ее интерес к этому делу. Она всегда отличалась неуемным любопытством ко всему, что происходило в ее ближайшем окружении. К тому же, мы все озабочены судьбой Сергея Кирилловича.

Арсеньев хмуро взглянул на нее, и Марина поняла, как сильно он недоволен сложившейся вокруг Загорского ситуации. В его глазах легко читалось беспокойство и какая-то напряженность.
- Простите и вы меня за мою вспыльчивость, Марина Александровна, и ты, ma cherie. Я обеспокоен весьма тем, что произошло. Конечно, Загорский сам виноват в этом, но суть от этого не меняется – наказание уже вынесено, и князь обязан покинуть столицу. Он переведен в Нижегородский полк.
- Ну, это уж не так далеко, - с явным облегчением, сама того не желая, выдохнула Марина.
- Вы думаете, он переведен в Нижегородскую губернию? – невесело усмехнулся Арсеньев. – Вы ошибаетесь, Марина Александровна. Серж едет на Кавказ. Именно там квартирует сейчас его новый полк.
- Кавказ? – похолодела Марина. – Ведь там же… там же…
- Война? Да, вы правы, там мы ведем военную кампанию. Но, прошу вас, успокойтесь, - поспешил продолжить Павел. – Несмотря на то, что де юре там идет война, де факто там спокойно уже несколько лет после последнего похода против сил имама. Не зря сам Его Императорское Величество планирует посетить сей край по осени, как говорил давеча Анатоль.

Нет, заныло вдруг сердце Марины в груди, все, конечно, хорошо звучит, но откуда же к ней придет дурная весть, как не с места военных действий. Неужели цыганка не ошиблась? Неужели Загорского ждет гибель от руки какого-нибудь горца в том краю?

- Вам дурно? – проговорил Павел, заметив ее неестественную бледность, разливавшуюся по ее лицу.
- Нет, благодарю вас, - еле слышно произнесла Марина. – Просто на мгновение голова пошла кругом. Нынче был такой знойный день, в доме духота…
Юленька поднялась с места и, обойдя стол, подошла к подруге и предложила той руку.
- Пойдем в сад, ma cherie, там посвежее. Прости нас, Paul.

С этими словами он увлекла бледную Марину в сад, где усадила ту на ближайшую к дому скамью под сенью яблонь.
- Что с тобой, милая? Что ты так бледна?
- Ах, Жюли, как это может быть? Ссылка на Кавказ. Кавказ! Ты понимаешь, что это означает?!
- Я понимаю, что ты сейчас в панике, Мари, но подумай – разве Paul не объяснил тебе, что там нынче не так опасно? Что горцы признали поражение, и, может быть, скоро конец этой войне?
- Нет, - возразила ей Марина. – Ты не понимаешь! Разве не напророчили ли мне скорую смерть в моем окружении? Разве нет?
- О Боже, прекрати немедленно! Не гневи Господа своими словами! – разозлилась Жюли. – Разве не знаешь ты, как опасно говорить дурное? Оно, словно, так и норовит сбыться. Так что мой тебе наказ – не думай об этом. Гони от себя эти мысли из головы, гони прочь!

Марина тяжело вздохнула и опустила лицо в ладони.
- Мы с ним даже не попрощались перед его отъездом. А расстались и уж вовсе из рук вон плохо. Как же так? Как же так?
Весь следующий день Марина ходила, словно в воду опущенная. У нее не было аппетита, а тело стало таким тяжелым, что ей то и дело хотелось прилечь и не подниматься более. Она отказалась следующим утром ехать на службу в церковь, что вызвало недоумение у подруги и няни – Марина хоть и не была очень набожной, как некоторые молодые девушки ее окружения, но службы посещала исправно. Арсеньевы уехали одни, а по возвращении Юленька тотчас прошла в спальню к девушке.
- Что с тобой, ma cherie ami? Ты не больна, часом? Может, на солнце перегрелась давеча?
- Нет, Жюли, я здорова. Просто слегка устала, - Марина лежала в постели одетая, словно собиралась выйти, да силы покинули ее прямо на пороге комнаты.
- Что тебя гложет, милая? Откройся мне, - Юленька присела на край постели рядом с подругой и легко погладила ту по волосам. – Что столь тяготит тебя? Возвращение в Петербург в качестве нареченной Воронина? Или отъезд Загорского?
- Ах, Юленька, и то, и другое, - со вздохом призналась Марина. – Хотя тяжелее на душе все-таки становится при мысли о Сергее Кирилловиче. Я ведь так разговаривала с ним в тот последний день, так оскорбляла его. Я наслаждалась моментом, что он смиренно просит меня о взаимности, а я раз за разом отвергаю его. Сколько времени я мечтала об этом миге, когда была в Ольховке! Сколько раз представляла его на коленях пред собой! И вот это свершилось. Сергей Кириллович признавался в своих чувствах, а я отвергла его. Но почему тогда нет удовлетворения в душе? Я думала, мне будет приятно, что он прочувствовал все то, что чувствовала я, получив тогда, несколько лет назад, его письмо… А мне тяжко… тяжко! – она присела на кровати. Слезы градом покатились по ее лицу. – А как подумаю… как представлю, что ему сообщат о том, что я… что мы с Анатолем Михайловичем помолвлены… Его друг и любимая! Как больно ему будет! Мне бы радоваться, я же хотела этого. А я плачу. Плачу!

Юленька привлекла к себе подругу и крепко обняла ее, позволяя выплакать ее горе на своем плече.
- Ах, милая, как ты закрутила все! – тихо проговорила она. – Как запуталась сама, и запутала остальных… Разве хорошо это? Как же помочь тебе разобраться?

Спустя некоторое время Марина прекратила плакать и, выпив предложенных Юленькой успокоительных капель, уснула. Женщина укрыла подругу легким шелковым покрывалом и направилась к двери. У выхода из комнаты она обернулась и посмотрела на спящую.
- И вправду, - прошептала она. – Нет мук более горьких, чем мы создаем себе сами.

Юленька нашла своего супруга сидящим на летней веранде и читающим письмо. Лоб его был нахмурен, посему женщина решила, что вести не особо приятные для читателя. Она присела на ручку кресла, в котором сидел супруг, и ласково провела ладонью по его щеке.
- Дурные вести, милый? – спросила она.
Арсеньев ничего не ответил. Лишь передал ей письмо, а сам поставил руки на стол перед собой и сплел пальцы, в задумчивости устремив взгляд в никуда.

Юленька быстро прочитала написанное и счастливо улыбнулась.
- Ах, Боже мой, mon cher! Неужто....?!
- Именно, - коротко бросил ее супруг. – Какой-то водевиль получается. Что мне теперь делать, душа моя? Отказать? Согласиться? Я словно меж двух огней - куда не пойдешь, везде обожжешься всенепременно. Помощь одному – предательство другого. Я не желаю делать такой выбор, но судьба… Куда убежать от судьбы?

Юленька опустилась перед супругом на колени и нашла глазами его взгляд. Он явно был расстроен тем, свидетелем чего ему приходится невольно стать. Она взяла лицо мужа в ладони и потерлась носом о его кончик его носа. Потом ласково прикоснулась губами к его губам и прошептала, отстраняясь:
- Все решено за нас с тобой, милый, свыше и давно уже. Еще несколько лет назад. Мы не в силах противиться судьбе. Так давай поможем ей, сделаем то, что от нас требуется.
- Я потеряю друга, - возразил ей Арсеньев.
- Нет, не думаю. Он поймет, я уверена. Не сразу, разумеется, со временем, но поймет. А поймет, значит, простит. И потом – ты всегда можешь сослаться на то, что я тебя принудила, ведь я тоже далеко не последнее лицо в этой истории, - со смехом закончила она, подошла к столу и позвонила в колокольчик, призывая кого-нибудь из дворни. – Ты напишешь сейчас ответ, что согласен протянуть свою руку помощи, как преданный друг. И ни слова до поры Марине. Не стоит ей говорить раньше времени, она и так наломала уже порядочно дров. Я ее знаю - опять может учудить что-нибудь, побуждаемая исключительно добрыми намерениями, - Юленька взглянула еще раз на письмо и улыбнулась. - Ах, c'est si romantique, mon cher! Si romantique!•

• это так романтично, мой милый! Так романтично! (фр.)

...

Marian: 21.08.10 21:12

 » Глава 17

Глава 17

Загорский снова прошелся от яблони к ограде, покусывая травинку во рту. Затем у самой ограды он в который раз развернулся, чтобы вернуться к этой дичке, выросшей тут без какого-либо ухода человеческих рук, и плоды которой сейчас с таким аппетитом грыз стоявший подле Кулагин.

- Который сейчас час? – спросил он у приятеля.
- Прибавь четверть часа к тому, что я называл тебе недавно, - вяло откликнулся тот. – Господи Боже, если бы я не знал тебя, решил, что ты сейчас почти в горячке.
Загорский резко повернулся к нему.
- Ах, прекрати есть это недоразумение! Это и яблоком-то назвать нельзя – лишь зачаток. Умучаешься животом потом.
- Главное, что не во время нашего дела, - деловито заметил второй полковой товарищ Загорского, поручик Донцев. – Иначе случится конфуз.
Загорский метнул на него сердитый взгляд. Донцев пожал плечами и замолчал. Кулагин, усмехаясь, продолжил опустошать дикую яблоню.
Конечно, они оба могут быть спокойны, ведь это не им предстоит сегодня пойти наперекор своим принципам, выработанным годами. Загорский снова развернулся и пустился в привычный уже путь к деревянной ограде.

Почему так долго? Они уже давно должны быть на месте. Неужели не сложилось? Неужели она опять выкинула коленце?

Нельзя было сказать, что князь встретил известие о собственной ссылке на Кавказ спокойно, несмотря на то, что ни один мускул не дрогнул на его лице, пока командир полка зачитывал указ государя. В его мозгу бешено носились мысли о том, что Марина может окончательно охладеть к нему за это время, что он проведет вне Петербурга. И лишь потом он подумал, как зол будет дед, узнав о произошедшем.
Он намеревался завернуть в Киреевку для последнего перед ссылкой объяснения с Мариной, хоть это и было не по пути, но словно прочитав его мысли, командир полка потребовал его слова чести направиться прямиком к месту назначения.
- Государь и так гневается на вас, поручик. Не испытывайте судьбу более. Служите без нареканий, и я уверен, по прошествии полугода вы сможете подать прошение о пересмотре срока вашего пребывания в Нижегородском полку.

Год на Кавказе. Целый год вдали от нее. Этот срок сводил его с ума – многое могло случиться за двенадцать месяцев. Даже дети вынашиваются за это время.
К большому удивлению Сергея, дед не ждал его на квартире, как предполагал Загорский, и даже не прислал записки. Словно, ему уже было абсолютно все равно, что происходит в жизни его внука, как решил Загорский, и эта мысль разозлила его донельзя в довершении ко всему, что мучило его все это время.

Загорский быстро написал письма Марине, Арсеньеву и – после долгих размышлений – Воронину. Деду он не стал писать ни строчки принципиально, презрев все правила приличия и родственных отношений. Раз старый князь был слишком занят, чтобы хоть как-то отреагировать на этот неприятный случай с его внуком, Загорский не будет отвлекать его по столь ничтожному для старика поводу.

Но дед не забыл про него.
Загорский вспомнил, с каким тревожным сердцем разворачивал письмо, догнавшее его спустя почти два дня его пути к месту дислокации полка. Письмо было от деда, он сразу же узнал его почерк. Человек, привезший его, устал и почти загнал свою лошадь, значит, дед приказал ему доставить письмо как можно скорее.
Сердце билось, как бешеное, перегоняя кровь по венам. Старик не мог прислать хороших вестей. Значит, Сергею стоит готовить себя к худшему. Но таких новостей он явно не ожидал увидеть.

«Мой дражайший внук,
С превеликой моей радостью сообщаю тебе, что я вынужден изменить своим привычкам и нарушить свое уединение в эту прекрасную летнюю пору, дабы почтить присутствием торжество, устраиваемое по случаю обручения его сиятельства графа Воронина Анатоля Михайловича и некоей полячки, которая добилась-таки своего и получит графскую диадему на свою белокурую головку. Обещаю, что непременно принесу свои поздравления от всей нашей семьи, будь покоен на этот счет.
Весьма сожалею, что твой неумный темперамент снова завлек тебя туда, куда ты мог бы и не попасть, следуя разуму, данному тебе природой и моим любимым сыном, а не твоим многочисленным порокам. Завещаю тебе поступать отныне, как истинный Загорский, а не беспечно подчиняться порочным склонностям. Поступай по совести и сердцу.
Князь Матвей Сергеевич Загорский».

Сергей почувствовал, как кровь отхлынула от его лица, и задрожали руки.
Нет, это не может быть правдой! Не так скоро… так беспечно… Разумеется, Загорский предполагал, что те слова, сказанные тогда на поляне, были говорены от разума, но он даже не смел подумать, как быстро Марина решится на задуманное.

Он-то надеялся, что у него есть время, но она переиграла его. Черт! Он не может. Нет, не так. Он не должен быть побежденным в их игре. Он всегда выигрывал в своих партиях. Обязан выиграть и на этот раз.
- Шах, - прошептали его губы еле слышно. – Но не мат… Нет, еще не мат, дорогая.

Загорский смял бумагу в кулаке и с размаху ударил им о стену почтовой станции. Степан, проверявший в это время копыта коня хозяина, вздрогнул от неожиданности и поднял глаза на князя.
- Плохие вести, барин? – спросил денщик.
- Наихудшайшие, Степан, - процедил Загорский. Он разжал руку и бросил на землю письмо, словно оно жгло ему руку. – Такие худые, что даже не знаю, что и делать теперь.
- Его сиятельство сильно гневается? – Степан с малого детства ходил дядькой за Загорским, потому меж них не было тайн. Был он осведомлен и о натянутых отношениях между внуком и дедом, посему весьма был озабочен выражением лица своего хозяина. А что, если старый князь лишил внука содержания из-за того, что произошло давеча, из-за этой ссылки? Каково-то им придется с барином жить только на офицерский оклад. Степану-то ничего – он к лишениям-то привыкший, а вот барин-то…
- Нет, судя по всему, он даже доволен сложившимся положением, - холодно сказал Загорский. – С глаз долой, и голова не болит более…

Он прошел до своего коня и уткнулся лицом в его гриву, медленно поглаживая тому шею. Степан хорошо знал своего барина и понял, что тот сейчас собирается с мыслями, и лучше его не беспокоить. Поэтому он только вздохнул и прошел в станцию проверить, готова ли комната для ночлега его хозяина, и нет ли в ней клопов – Загорский люто ненавидел насекомых, коими обычно кишели постели для постоя.
Эта на удивление оказалась чистой, что объяснялось домовитостью жены почтового смотрителя, что уже разогрела самовар и сейчас спешно накрывала на стол. Справная баба, решил Степан, усмехаясь в усы, наблюдая, как она суетится из кухни к столу. Сразу поняла, что гость не обычный офицер, и скупиться не станет.

- Степан, Быстрый очень устал? – вдруг отвлек Загорский своего денщика от мыслей, в которых тот уже с наслаждением хлебал горячие щи. – Можем ли мы двинуться в путь немедля?
- Бог с вами, барин, куда на ночь глядя? – изумился Степан. – Да и Быстрому-то отдохнуть надо, и нам – дорога-то совсем измотала.
- Мне нужно возвращаться, - отрезал князь и сел на лавку рядом, задумчиво уставившись на кушанья на столе, словно не видя их.
- Куда? Скоро стемнеет, - отговаривал денщик хозяина, но по его упрямо сжатым губам уже понял, что это бесполезное занятие. – Как поедете-то? Коню отдых нужен. Я-то что, я на почтовой могу. А рысак-то ваш захромает, вот вам крест!
- Вот потому и поедешь завтра поутру за мной на Быстром, - решительно сказал Загорский. – Я же почтовую возьму и поеду немедля. Воротаюсь обратно, в Киреевку еду.
- Да вы что, барин, нам ехать надо! Еще навлечете на себя опять гнев государев! Побойтесь…
- Не боюсь никого! – вдруг вскочил Загорский на ноги и засмеялся. Как-то жутко звучал этот смех, что у Степана даже мурашки побежали по спине. – Ворочусь, и никто меня не остановит. Слышишь, никто! Дело сделаю и поеду в полк. А не возвращаться в Киреевку мне сейчас нельзя. Никак нельзя! Смотритель! Лошадь есть? Седлай мне самую спорую!
- Куда вы в ночь-то, барин? Да еще один? – взмолился Степан и схватил Загорского за руку. – Шею свернете по темноте-то. А вдруг и люди лихие…
- Брось, Степан, не позорь меня своим нытьем! – резко осадил его князь. – Я еду, и этим все сказано. Не переживай, поеду аккуратно. А что до людей лихих, то сабля да мои серебряные всегда со мной, - Загорский похлопал по сумке, где лежали его дуэльные пистолеты.

Он выехал тогда в ночь и скакал, как безумный, от станции к станции, где деньги да его имя позволяли быстро менять лошадей, не задерживаясь в пути. Это позволило ему за ночь и часть дня покрыть путь, что они проделали со Степаном до той станции, где нашло его дедово письмо. Он еле держался в седле к концу своего путешествия, но мысль, что сидела в голове князя, пришедшая к нему тогда на почтовой станции, давала дополнительные силы.
Загорский остановился в небольшом трактире в трех часах езды до уезда, к которому относилась Киреевка. Он снял комнату на два дня, за которые надеялся решить эту столь неожиданно возникшую проблему в его пользу.
Только в его пользу! Он не может быть проигравшим! Ни за что на свете!

В тот первый же день Загорский разослал несколько писем и с нетерпением ждал ответов на них. Именно от этих писем зависел исход его замысла. Он всей душой надеялся на положительные результаты. Только их он ждал.

На следующий день Загорский получил то, что так страстно желал – все участники, которым в его затее отводилась определенная роль, согласились принять участие в ней. К вечеру двое из них уже были у него в трактире. С остальными он надеялся встретиться на месте, найти и договориться о котором у него ушел почти весь минувший день.
- Ба, Загорский! – басил в его комнате Кулагин. – Не ожидал от вас подобного шага. Уж от кого угодно, но не от вас.
- Я такой же человек, как остальные, - отвечал тому князь, салютуя бокалом. – Я так же подвержен человеческим страстям.

Они пили всю ночь до утра – князь и два его товарища, Кулагин и Донцев. При мысли о том, что произойдет завтра днем, Загорскому хотелось захмелеть да так, чтобы языка не вязать, но вино почему-то не пьянило его. Страх, глодавший его душу, да оголенные нервы забирали весь хмель на себя.
Почему он так страшится завтрашнего дня? Он, сердце которого никогда ранее не дрогало ни в каких-либо сентиментальных ситуациях. Он, который ни во что не ставил чувства между мужчиной и женщиной, а узы меж ними считал вечным и тяжелым ярмом.
- Что ж, жребий брошен, - прошептал он, когда первые лучи солнца проникли сквозь оконное стекло.
Назад пути нет. Как бы ни вопила его совесть, Загорский сделает то, что запланировал, не будь он Сергеем Загорским, главным шалопаем из всех гвардейских шалопаев.

- Для тебя, дед, - просалютовал князь в сторону окна и с силой бросил бокал об пол, перепугав еще толком не проснувшихся товарищей. И глядя на многочисленные осколки стекла, привычно улыбнулся им уголком рта. – На счастье, господа!

И вот теперь, он стоит тут, у этой деревянной церквушки, а его руки дрожат так, как не дрожали во время того боя с горцами, за который он получил своего «Георгия».

- Барин, уж насилу вас нашел, - к Загорскому спешил со всех ног его верный Степан, ведя на поводу его славного вороного. – Был в трахтире, но там отправили сюда. Сказали, вы в церковь поехали…
Загорский молча смотрел, как его денщик спешивается и быстрым движением крестится, повернувшись лицом к куполам церквушки. Затем тот обернулся к князю:
- Пошто мы тут? Служба-то давно кончилась. Когда в путь-то двинемся, барин? Ведь накажут же.. ой, накажут…
- Не стони, Степан, - с улыбкой проговорил Кулагин, поедая очередное подобие яблока. – Лучше поздравь барина. Твой барин нынче венчается. Разумеется, при условии, что дама будет согласна.
Степан взглянул опасливо на Загорского:
- Как же это, барин? Без благословения под венец? Как же?
Загорский взглянул на него тем самым взглядом, что ранее сразу же остановил бы Степана и заставил его замолчать, но фигура в сутане, появившаяся на крыльце церкви, ошеломила его:
- Это как же… Это же… Барин, вы же…Так же нельзя. Не по-людски это…
- Цыц! – шикнул на него Загорский. Он вдруг замер и посмотрел на приближающуюся к ним по дороге коляску. – Умолкни, и чтобы я тебя не слышал более!

Из остановившейся в небольшом отдалении от церковной ограды вышли трое: мужчина и две женщины. Пристальное внимание Загорского было приковано лишь к одной из них – стройной блондинке в легком летнем платье, придерживающую одной рукой шляпку, оглядывающуюся вокруг.
- Барышня Ольховская… - каким-то странным тоном произнес Степан, заметив новоприбывших, то ли с горечью, то ли с недоумением в голосе.

Это действительно была Марина. Она приехала сюда вместе с Арсеньевыми и сейчас с удивлением оглядывалась, силясь понять, почему они приехали на прогулку именно в это место, к этой деревянной церквушке, стоявшей в небольшом отдалении от них в окружении диких яблонь и колючего кустарника боярышника.

Под действием успокоительных капель Марина проспала давеча целые сутки. Из-за этого наутро этого дня она поднялась довольно рано, едва успело взойти солнце.
- Ах, сердэнько мое, - суетилась вокруг нее нянечка, подавая ей в постель поднос с завтраком. – Как же долгонько ты почивала. Целый день. Я уж беспокоиться стала, здорова ли ты, нет ли жара.
- Все хорошо, Гнеша, - успокоила ее Марина. – Я просто устала за последние дни. К тому же в деревне у меня всегда крепкий и долгий сон.
- Ну, на то и деревня, - согласилась с ней нянюшка. – Не то, что Петербурх. Одна пылища да духота и вонь. Да, милочка моя, запамятовала совсем – Юлия Лексеевна просили сообщить, когда встанешь ты.
- Зачем? – удивилась Марина. Вроде бы не было запланировано у них на это воскресенье ни поездок, ни прогулок никаких. К чему это она понадобилась Юленьке да еще с самого утра?
- А я почем знаю? – удивилась Агнешка. – Мне велено сообщить, а уж зачем, то только она ведает да Боженька.

Вскоре Марина узнала причину, по которой ее хотела видеть поутру подруга. Та вошла в ее комнату сразу же, как ей передала одна из дворовых девок, что Марина уже проснулась и завтракает у себя.
- С добрым утром, соня, - улыбнулась Юленька подруге и опустилась на край кровати. – Так всю жизнь проспать можно.
- Да что уж тебе, - отмахнулась Марина, отпивая из чашки горячий ароматный чай, настоянный на ромашке (для спокойных нерхвов, как сказала Гнеша). – Скажешь тоже – всю жизнь.
- Ну, всю не всю, а главное событие точно можно пропустить, - загадочно улыбнулась подруга. Затем она взяла с тарелки Марины сдобу и с явным удовольствием укусила кусок. – Собирайся, ma cherie. Мой супруг запланировал для нас нынче прогулку, причем далеко – в соседний уезд.
- Зачем? – удивилась Марина. – Едем кому-то в гости?
- Можно сказать и так, - улыбнулась Жюли. – Собирайся, милая. Да поскорее.
Она поднялась и прошла к платьям Марины, висевшим на ширме. Немного подумав, она извлекла из этого вороха кисеи и батиста одно - белое с ворохом кружев по вороту.
- Надень нынче вот это, - Юленька передала платье Агнешке. – Оно всегда мне нравилось. Ты в нем такая юная, такая хорошенькая. Словно дева из наших наилюбимейших романов.
Она снова улыбнулась своим мыслям, затем повернулась к подруге.
- У тебя час на сборы, ma cherie. Путь неблизкий. Хотелось бы тронуться до жары.

Почти весь путь до этой церквушки в коляске Арсеньевых сохранялось напряженное молчание. Марина явственно осязала неким шестым чувством, что происходит что-то, участницей чего она непосредственно является, но угадать, что именно так и не могла, как не ломала голову.
Арсеньев был явно не в духе. Он то и дело косился на Марину, потом словно собирался ей сказать пару слов, но, натолкнувшись на взгляд Юленьки, отворачивался и смотрел на поля и луга, которые они проезжали. Его супруга напротив то и дело кривила губы, словно ей очень хотелось во весь рот улыбнуться, но она стеснялась окружающих и сдерживала себя. Марина не могла понять причину их столь странного поведения, как ни силилась ее угадать.

- Марина Александровна, - вдруг нарушил молчание Арсеньев, вырвав Марину из ее раздумий. – Я заранее прошу у вас прощения, что мы подстроили это… это действо. Жюли заверила меня, что мы просто обязаны сделать это, помочь вам, вашему счастию…
Павел внезапно подошел к недоумевающей девушке и взял в свои руки ее ладонь.
- Если вам не по душе будет то, что вы сейчас увидите… то, что вам предложат, вы тотчас подадите мне знак, и я увезу вас отсюда, невзирая ни что и ни на кого. Я даю вам слово. Один только знак, и мы покинем это место.
Растерянная Марина кивнула в ответ. Она перевела взгляд на Жюли, в надежде понять в ее глазах, что происходит здесь в данный момент, но та напряженно смотрела в сторону церкви, так сильно стиснув ручку кружевного ридикюля, что у нее побелели костяшки пальцев.

Марина тоже взглянула на церковь, словно именно там ей и следовало искать причину странного поведения Арсеньевых, и внезапно поняла, что так и есть, заметив фигуру мужчины, идущего к ним. Этого мужчину она никогда не перепутала бы ни с кем другим. Именно он так часто являлся к ней в снах, в ее грезах и бесконечных фантазиях о любви, что она отыскала бы его взглядом даже в толчее.

Загорский (а это был именно он) поприветствовал без лишних слов Арсеньевых, а затем повернулся к Марине, едва дышавшей от сильного волнения, сдавившего ей грудь.
- Марина Александровна, дозвольте поговорить с вами. Я бы очень хотел, чтобы вы выслушали меня, ибо мне на этот раз есть, что сказать вам.
Марина перевела взгляд на Жюли – та ей кивнула, несмело улыбаясь, затем взглянула на Арсеньева, стоявшего подле в явном напряжении.
- Если на это есть ваше желание, то я бы хотел, чтобы вы выслушали Сержа, - хмурясь, сказал тот и быстро добавил. – Помните, всего лишь один знак…

Марина, не в силах даже взглянуть на князя, чтобы он не смог прочитать в ее глазах того смятения, в котором пребывала сейчас ее душа, и той нелепой радости, что вспыхнула в ее сердце едва она увидела его, быстро кивнула в знак согласия и неспешным шагом двинулась прочь от Арсеньевых. Она прямо-таки спиной чувствовала на себе взгляд Загорского, прожигающий ее насквозь, и ей было неловко от собственной реакции на его появление.
Внезапно она развернулась к нему, посчитав, что они достаточно удалились от посторонних ушей, но не скрылись с глаз ее попечителей, и едва не упала, совершив столь резкий маневр для ее юбок. Загорский, шедший следом, успел подхватить ее за локоть и удержать от позорного падения. Этот вполне невинный жест просто бросил Марину в жар.
Простое прикосновение. Ничего не более. Но ее сердце бьется так, словно она битый час играла в салки с деревенскими детьми.

Марина отпрянула от князя так далеко, как было возможно в этой ситуации. Она не должна чувствовать такого по отношению к мужчине. Это столь непозволительно для нее, давшей слово совсем другому человеку.
- Что вам угодно, сударь? – холодно начала она. – К чему эти тайные свидания да разговоры? Да еще, помнится, вы должны быть совсем в другом месте.
- Должен, - согласился с ней Загорский, слегка прищурив глаза, словно стремясь скрыть их выражение от своего визави. – Но как видите, я здесь, перед вами. Да и где мне прикажете быть, когда вы, сударыня, признавшись мне в своих чувствах, в тот же день принимаете предложение другого! Я не поверил своим глазам, когда прочитал о вашей спешной помолвке.
- И вовсе она неспешная! – слегка повысила голос Марина, мгновенно потеряв над собой контроль, услышав его обвинения в свой адрес.
- Неспешная? Я готов биться об заклад, что вы, сударыня, назначили бы венчание на месяц до моего возвращения из ссылки. Разве нет? Разве мысль об этом не приходила в вашу очаровательную головку? А! Вы краснеете, значит, все-таки приходила. Зачем вы приняли его предложение?
- Позвольте, по какому праву вы задаете мне подобные вопросы?! – возмутилась Марина.
- Отвечайте на вопрос. Вы не любите его, я знаю это. Тогда что? Деньги, титул? Разумеется, - с горечью в голосе проговорил Загорский. – Он довольно выгодная партия. Уверен, ваша маменька довольна вами и уже успела письменно заверить вас, как она счастлива, что у нее такая благоразумная дочь.

Он замолчал, словно не желая продолжать разговор. Молчала и Марина. Тон его голоса, эта горечь и боль, звучавшие в нем, пронзили ее душу. Она даже и предположить не могла, что князь будет так задет случившимся, что это так тронет его душу.

Внезапно Загорский взял девушку за руку и опустился на одно колено перед ней, что удивило ее донельзя.
- Ах, что вы делаете, Сергей Кириллович, - прошептала она растерянно.
- Как что? Опускаюсь перед вами на колени, милая Марина Александровна. Разве не так поступают герои в романах, что вы читали? – спросил он ее с улыбкой на губах.
- Зачем? Зачем вам это? Ах, не шутите со мной так!
- Милая Марина Александровна, - уже без улыбки продолжил Загорский, глядя на нее снизу вверх. – Я делаю это потому, что не поступи я так, вы станете женой другого, не успей я даже воротиться из моего невольного удаления от вас. Не сделай это, то другой займет место подле вас, предназначенное мне самой судьбой.
Я люблю вас, Марина Александровна. Впервые за последние годы эти слова так легко слетают с моих губ, ибо идут они от сердца. Я делаю это, чтобы удержать вас от этого неразумного поступка, который вы совершаете в первую очередь наперекор мне и своим чувствам. Разве не вы признались мне несколько дней назад, что свое счастие вы видите только во мне и ни в ком ином? Вы тогда еще сказали, что хотите видеть во мне не только своего возлюбленного, но и супруга, и только это дает мне надежду, что этот мой поступок найдет отклик в вашем сердце. Я на коленях у ваших ног, милая Марина Александровна, и смиренно жду вашего ответа на вопрос: вы станете моей женой?

Маринино сердце вдруг резко ухнуло в груди куда-то вниз.
- Что вы сказали? – прошептала она.
- Я прошу вас составить мое счастие и оказать мне честь стать моей супругой. Да, я вынужден признать, что Анатоль будет для вас гораздо лучшим супругом, чем я, ибо к чему скрывать – мой нрав далеко не сахар. Я не уверен в том, что мой дед признает наш брак, а это означает, что я не могу предложить вам такое благосостояние, что положил к вашим ногам Анатоль. Я могу рассчитывать только на офицерское жалование да на доходы от небольшого имения, что раньше принадлежало моей матери, а теперь мое по праву наследства. Да и доходное ли оно? Я не проверял состояние дел в нем уже несколько лет, предоставив это управляющему моего деда. Я не могу да и не хочу сделать карьеру при дворе, я не столь честолюбив, может, это мой минус, посему не могу обещать вам того участия в светской жизни, что вы могли бы получить по праву супруги флигель-адъютанта. Как видите, все, что могу положить к вашим ногам, лишь мое сердце и моя рука. Примите ли вы их, милая Марина Александровна?

Загорский замолчал и смотрел на ее лицо в ожидании ответа. Молчала и Марина. Она была столь ошеломлена происходящим, что потеряла дар речи в этот миг. Потом она медленно опустилась на колени и взяла его лицо в свои ладони.
- Ты хочешь, чтобы я стала твоей женой? – прошептала она.
- Всем сердцем, - ответил ей князь.
- Я стану ею.
Эти тихие слова заставили его почувствовать себя, словно в эйфории. Он и не подозревал, насколько был напряжен все это время, что говорил ей о своих чувствах и намерениях.

Загорский нежно прикоснулся губами к губам девушки и прошептал прямо в них:
- Тогда пошли со мной, и стань ею сейчас.
- Сейчас? – удивленно отпрянула Марина и посмотрела в его глаза. Ей казалось, что он опять пошутил, но выражение его глаз свидетельствовало об обратном.
- Мы рядом с церковью. У меня есть два свидетеля и согласие служителя обвенчать нас немедля при твоем согласии, - сказал он. – Я не уверен, что, даже получив твое согласие на брак со мной, ты снова не переменишь решение, едва сообщишь об этой вести своей семье. Решайся, милая. Слишком много препон будет меж нами, промедли мы сейчас с браком. Мой дед, твоя семья, твой долг…
- Но как же, вот так – без благословения? - прошептала Марина.
- Само провидение благословляет нас, милая. Разве тебе этого недостаточно? Да и потом – я не уверен, что твоя маменька благословит нас на брак. Анатоль для нее уж куда получше партия для тебя, чем я. Что ты решишь, милая? Я весь твой сейчас. Только от тебя зависит, как мы поступим далее.

Марина на мгновение задумалась. Да, Сергей прав – ее мать никогда не даст благословения на этот брак. Да и его дед тоже, судя по тому, что ей известно о старом князе. К тому же совсем неизвестно, что случится за это время, что они проведут в разлуке, а она была так долга.
- Пойдем, - протянула ему свою руку Марина. – Я согласна.
Загорский подскочил на ноги и, подняв девушку с земли, крепко и страстно поцеловал, словно печатью закрепляя ее слова на устах.

Мат. Партия окончена.
Он выиграл.

...

Marian: 24.08.10 07:20

С грустью наблюдаю, как падает % просмотров день ото дня
Девочки, если что-то не так, если по каким-то причинам сей опус перестал приносить вам удовольствие от прочтения, вы мне напишите. Хоть знать буду причины... А то словно по-прежнему пишу в стол...

Да еще мой редактор куда-то пропала... Как-то не по себе...

...

Lukassa: 30.08.10 07:05

Прочитала до третьей главы. Должна сказать, что начало очень интересное. Чувствуется "знак качества" - хороший язык, знание истории.

Пока напишу зацепки по мере прочтения:



Везде Марина скрытые смыслы ищет. Повтор.


Марина смотрит на профиль, начерченный грифелем. В нем невозмодно рассмотреть линию рта. Лучше сказать - она вспомнила Сергея, когда увидела его впервые.

Благодаря связям и деньгам - повтор, а так же фраза выглядит странно в мыслях Марины.


Не знаю, если пригодится следующее наблюдение. Очень подробно описываются переживания, чувства, слова, но почти отсутствует визуальный ряд, запах, звуки. В историческом романе неплохо бы их добавить для полного эфекта присутствия. Цитаты приводить не буду, но Сергей прислал Марине букет цветов. Каких цветов не указано. При таком описании картинки не возникает. А ведь тогда цветы в букетах были целым языком. Ведь если он прислал желтые розы - то предлагает дружбу, красные любовь и так далее. Марина не могла не обратить на букет внимания.

Надеюсь, что не обидела замечаниями, хотела только помочь.

...