Отважные беглянки добрались до Баская за десять дней.
В чужой негостеприимной стране, населенной иноверцами, несмотря на палящее солнце, влажность, гнавшую пот и затруднявшую дыхание, неутолимую жажду при небольшом запасе пригодной для питья воды, Виттория чувствовала себя гораздо лучше, чем дома в окружении соплеменников. Она испытывала душевный покой и умиротворение оттого, что никто не обращал на нее внимания, не пытался проявлять ненужную заботу, не читал нравоучений, не принуждал следовать неписаным правилам высшего света и подчиняться законам патриархального общества. Мужской наряд полностью избавил ее от ущербной роли, которая отведена женщине в мужском мире.
Сестры не боялись погони, потому что альбигонцы вряд ли решились преследовать их на вражеской территории, даже если бы знали, в каком направлении вести поиски. Они не торопились, но и не задерживались нигде дольше, чем было необходимо, кроме тех случаев, когда научный интерес Виттории требовал изучения древнемисурского памятника, но поскольку большинство архитектурных сооружений было засыпано песком и требовало длительных раскопок, осмотр не отнимал много времени. Ночевали в караван-сараях, не отказываясь от удобств, кои предлагала магрибская сфера услуг состоятельным странникам, пополняли съестные припасы на базарах и расспрашивали торговцев о пути на юг.
В среднем течении Эн-Нейля, по счастливому случаю, они обзавелись важным и крайне необходимым для цивилизованного путешественника аксессуаром. В лавке жестянщика, в ходе торгов сбив изначально запрошенную сумму на треть, они приобрели подзорную трубу. Невесть как попавший в мисурскую глубинку и оказавшийся невостребованным ремесленниками и земледельцами из-за дороговизны и бесполезности, поцарапанный, с облупившейся краской, но целехонькими линзами – оптический прибор лежал на полке среди дешевой домашней утвари. Тизири была несказанно рада появившейся у нее игрушке и не выпускала ее из рук, обозревая во время дневных переходов окрестности, а по вечерам - рассматривала звезды и луну на низком небе.
Атаранские горы – синий призрачный волнистый гребень на южном горизонте, приметный в речной долине издали – становились все ближе. Тянущиеся с запада на восток - они упирались заснеженными пиками в бледно-голубое небо и врезались серыми отрогами в рыжую баскайскую степь. Где-то в сердце массива, на неприступных плато и в глубоких скалистых складках, была надежно скрыта тайна истока великого Эн-Нейля.
Суровые и прекрасные Атаранские горы - могучие каменные стражи на границе между магрибским Мисуром и древними городами-крепостями Хабашата - много веков несокрушимой стеной разделяли непохожие друг на друга народы с разными культурами, религиями, языками.
После гибели последних таргов прошло более десяти лет, но магрибы все еще боялись селиться в предгорье, и не только потому, что верили злобных джиннов, обитавших в горах - на Атаранах будто лежало проклятье или существовал негласный запрет их тревожить. Суеверные земледельцы и пастухи южных провинций, помнившие опустошительные набеги «ночных львиц», рассказывали о бесследно сгинувших смельчаках, которые ушли на поиски сокровищ грозных воительниц. Из уст в уста передавались небывальщины о том, как в горах красивые белые девы заманивают песнями и смехом неосторожных путников на скалистые уступы и сбрасывают несчастных в ущелье, или превращаются в фантастических зверей и разрывают на части.
- Хогар - чужая земля. Плохие места… - Ибрахим бережливо сгреб палкой угольки в кострище. – Скоро перегоним стадо, завтра уйдем отсюда… крайний срок - послезавтра.
Встреченный в предгорье старый пастух с двумя сыновьями охранял большую отару. Он пригласил сестер в свой бедный кочевой стан и позволил вскипятить воду для чая. Виттория рассказала ему придуманную в пути легенду о том, что направляется в Эль-Харуг во дворец губернатора, где «брат» поступит на службу к самому Осман-паше, который обещал наградить своих верных воинов наделами в южном приграничье.
- Брат хочет взять вторую жену, - доверительно сообщила девушка, задобрив старика сладостями. – Гумар собирается построить новый большой дом, место ищет. Потом мы заберем к себе отца. Наш городской дом в Эль-Бадраше очень тесный.
- Никто не живет в горах… боятся люди, - покачиваясь, Ибрахим задумчиво перебирал разноцветные цукаты в своей грубой ладони. - Вдруг вернутся хозяева из южной страны.
- Тарги живы?
- Может, живы… а, может, превратились в мстительных шайтанов. Все тарги - дети дивов… своих отцов не знали, - речь у Ибрахима была тихая тягучая монотонная, как у всякого человека, который никуда не торопится. - Нельзя здесь оставаться надолго, иначе беда придет. Всевышний бережет того, кто сам себя бережет.
- Мы к реке идем, там будем смотреть. Гумар попросит Осман-пашу дать землю ближе к излучине. Мой брат хороший сильный воин.
- Да… я слышал, что наш Осман-паша нанимает новых воинов, - старик с покосился на Тизири, которая сидела на большом камне и рассматривала овец через подзорную трубу. – К войне, что ли, Осман готовится… Простым людям война не нужна. Мы хотим жить в мире и ничего не боятся, спать спокойно, есть свой хлеб и сыр… и не думать, что ночью придут враги и всех убьют, и детей и жен… и сожгут дом. Раньше в верховьях было много селений, с полями и каналами. Потом тарги все порушили, ни одной живой души не осталось. Сейчас в старых местах люди снова потихоньку обживаются в заброшенных домах… и новые строят.
- Про караваны что-нибудь знаешь? Наш дядя Теймур рассказывал, что караваны в Хабашат всегда ходили, даже во время войны.
- Чего им не ходить? У караванщиков такой промысел – в других странах бывать, товары брать. Водят караваны по старым путям. Войны нет, их никто не трогает… у них договор с многобожниками.
- Уважаемый Ибрахим, ты давно на земле живешь, встречался с таргами?
- Сколько прожил, хвала Богу, мои годы уже никто не отнимет, – Ибрахим пригладил обвислые усы и редкую седую бороду, белые на темном от загара, круглом морщинистом лице. – Одни люди доживают до глубокой старости, другие умирают детьми, не пожив толком, третьи уже рождаются мертвыми, на все воля Всевышнего. Видел я таргов, как же… давно, когда молодым был. Они тогда еще торговать к нам приходили. Наши богачи покупали у них быков… в Мисуре таких не разводят. У этих быков были огромные рога… точно, как летний полумесяц, когда он низко висит, над самыми горами… большой и остророгий. Нынче домашний скот измельчал… все овец да коз держат. И потом таргов видел, когда они убивать приходили…
- А в самом Хогаре бывал? Говорят, в горах есть большое озеро, а над ним стоит древняя крепость.
- Озеро называется Тан, а крепость - Агэрум. Но что крепостные стены без защитников? Мертвые камни… никому не угрожают, никому не страшны. Женщины у таргов были красивые… ничего не боялись, лицо не скрывали. Наши солдаты их всех убили. Всех… и бросили на съедение волкам да орлам.
Тизири выпрямилась, с ненавистью глядя на старика.
- Мудрые полководцы говорили, что победа над слабым противником равна поражению, - заметила Виттория. - Сильный должен быть милосердным.
- Пророк велел убивать многобожников, изгонять нечестивых отовсюду, где бы они не встретились… Таково воздаяние неверующим. Искушение хуже, чем убийство. Всевышний любит правоверных, - магриб, как заведено, оправдал нетерпимость, жестокость и подлость единоверцев-земляков религиозными установлениями. – Народ таргов был сильным и смелым, но сам выбрал свой путь.
- Уважаемый Ибрахим, мы слышали, что люди ходят в горы, искать сокровища, - девушка сменила тему разговора.
- Дураков на свете много. Ищут золото - находят смерть. Мой Махсуд тоже хотел разбогатеть, чтобы не работать, - он указал черным кривым пальцем на старшего сына, который стоял поодаль посреди овец и, опираясь на посох, любовался горами. – Опять голоса слушает…
- Какие голоса? – насторожилась Виттория, украдкой изучая молодого человека, который за все время разговора не сдвинулся с места, удостоив гостей лишь коротким поклоном.
- Голоса прекрасных дев… ждет, что позовут его…
- Махсуд верит в сказки?
- Кто ж его знает, - вздохнул старый пастух. - В Хогаре есть проклятое ущелье, где живут джинны. Одного человека могут напугать, с другим поговорить, а третий пройдет – ничего не услышит.
- Разве такое может быть? – Виттория повернулась к Тизири, и та утвердительно кивнула.
- Махсуд бывал в этом ущелье. Со своим другом Алимом туда ходил, - Ибрахим покачивался, глядя в небо. - Раньше только о проклятом ущелье и болтал... болтал без умолку. Теперь из него слова не вытянешь. Никак не смириться со своей судьбой. Говорю ему, все войско шаха искало золото… ни крупинки не нашли. Быстрей рыба на дерево залезет, что ты все горы обойдешь. В нашем роду все были пастухами - мой отец, и мой дед… и ты спокойно паси овец. Радуйся, что есть хлеб каждый день. Махсуд, хвала Всевышнему, остался жив… а упрямый Алим, когда второй раз отправился в Хогар, пропал навсегда… не вернулся обратно.
- Давно пропал?
- Два года назад. Осенью. Тогда мой Махсуд с ним не пошел, не бросил меня, старика. Я расшибся в конце лета… во дворе нашего дома. Всю жизнь по горам ходил – ни разу не споткнулся, и тарги меня не убили, разминулись наши тропы, а тут… упал на ровном месте, бок сильно отбил, подняться не мог. Чуть не отправился на райский пир к святым праведникам… Всевышний сохранил мне жизнь. Воистину, никто не знает свою судьбу. Пока я болел, Махсуд оставался в доме за старшего. Алим другого нашего соседа подбил на подвиги… и сгинули оба. Их никто не стал искать. Где их найдешь в горах? Алимка с детства был непоседой… и упрямый как ишак, прямо беда для его уважаемых родителей, мало его наказывали. После своего первого похода совсем одержимый сделался. Не узнать его было, как засела в его голове мысль о золоте. Голоса дев ему начали чудиться, звали они его в горы, говорили: иди к нам, мы покажем тебе, где спрятано богатство. Его отец приводил священника из соседнего села. Читали над Алимом ним молитвы два дня. Ничего не помогло.
- Алим сошел с ума?
- Бог посмеялся над ним. Наказал за жадность, превратив в безумца, и отвернулся от него.
Тизири сложила трубу, поднялась и отправилась к верблюдам за сумкой с провизией.
- Джафар, а что твой брат Гумар совсем ничего не говорит? – тихо спросил Ибрахим, подавшись вперед.
- Немой с детства, зато слышит очень хорошо.
- Плохо, когда человек не может совсем ничего сказать… чему он радуется в жизни, чем огорчен.
- Мы понимаем друг друга без слов. А Осман-паша охотнее примет на службу молчаливого воина, чем говорливого.
- Махсуд, вон, может говорить, да не хочет - тоже беда… Эй, Хусейн, Махсуд! Идите сюда, - позвал Ибрагим сыновей к костру, - чай готов.
Глядя на братьев, никто бы не подумал, что они родные. У нелюдимого Махсуда, внешне похожего на отца, был горящий блуждающий взгляд и упрямо сжатый рот, с опущенными вниз уголками. Хусейн, напротив, выглядел дружелюбно, унаследовав мягкие материнские черты, короткий нос и большие улыбчивые губы.
Махсуд поблагодарил за чай поклоном, отошел в сторонку и сел на камень. Наблюдая за ним, Ибрахим лишь неодобрительно покачал головой. Хусейн, обрадованный возможности общаться с горожанами, засыпал Витторию вопросами. Его интересовало все - дом, семья, родственники в Эль-Бадраше, сумма выкупа за первую жену и строительство в Эль-Фарейзе.
- Откуда знаешь про строительство?
- Много мужчин из нашего села ушли копать глину. Потом ее отвозят к морю. Говорят, в заливе строят порт.
- Хусейн, - неожиданно обратился к нему отец. - Присмотри за Махсудом, он хочет уйти в горы.
- Он тебе что-то сказал?
- Отцовское сердце видит дальше, чем глаза.
- Может, его связать? – пошутил Хусейн.
- Перегрызет веревку и все равно сбежит.
- На все воля Всевышнего, отец. Бог видит, как ты любишь Махсуда, заботишься о нем, и сбережет его ради тебя. Ты не сделаешь для Махсуда больше, чем можешь сделать.
- Кто не ценит семейное счастье, тот близится к несчастью.
Тронутая отцовской заботой, выказанной старым Ибрахимом по отношению к непутевому сыну, Виттория почувствовала вину перед дядей Нэтом. Пусть он не родной отец, но искренне - не по долгу опекунских обязанностей, а как близкий человек, друг семьи – заботился о ней. И теперь, должно быть, сильно переживал, не переставал думать о ней, несмотря на загруженность служебными делами. Другие мужчины тоже, безусловно, тревожились…
Алекс Фростэн – не светский Недотепа, а настоящий, каким его никто не знает – желанный, нежный, страстный любовник, с которым ее связывала порочная тайна…
Верный и мудрый Джон Рик, быстро завоевавший симпатию…
Лейтенант Корди – романтик, мыслитель, рыцарь и просто обаятельный молодой человек…
И даже Рональд - циничный и коварный искуситель, шайтан его раздери!
Воспоминания о них не вызывали покаяния. Вообще, она старалась не допускать мыслей о переполохе, поднявшемся в миссии после их побега, потому что сентиментальность в этом походе – непозволительная слабость. И без того тяжко на душе.
Поступок совершен, и дабы затраченные усилия не пошли прахом, следовало довести начатое до конца. Объясняться и просить прощение она будет потом, когда вернется из Атаранских гор в Кахир. Но сейчас на полпути, уже добравшись до предгорий, она ни за что не повернет назад, даже если ей предложат индульгенцию.
Отдохнув в компании гостеприимных пастухов, сестры отправились дальше. В благодарность за приют, Виттория отсыпала Ибрагиму горсть сушенных чайных листьев и впервые за все время странствий не спросила магрибов о дороге…
Тизири знала горы лучше магрибов.
Тарга вернулась на родину.
Виттория открывала для себя строгую красоту Атаранских гор, любовалась панорамными видами ущелий и дикой природой. Непохожие один на другой пейзажи, несмотря на скромный и неброский колорит, впечатляли своим величественным спокойствием.
Спокойствие гор – это не отсутствие движения, просто иное течение жизни, где нет суеты и лишнего шума.
- Только в горах начинаешь немного понимать… нет, даже не понимать, потому что это уму непостижимо, а догадываться о могучей силе земли, которая таится глубоко в ее недрах. Земля породила эти внушительные каменные громады и несет их на себе десятки тысяч лет или намного больше. Интересно, сколько веков этим горам? Веками ли измеряться их возраст? Зира, ты представляешь, как много мы еще не знаем о нашей планете?
Тарга отрицательно помотала головой.
- Вот и я не представляю. Люди ходят по земле, о которой почти ничего не знают, почему в одном месте на ней стоят горы, в другом – образовалась пустыня, в третьем - появилось море. А сколько веков Агэруму? Джафар говорил, что крепость была построена задолго до прихода магрибов в Мисур. Она хорошо сохранилась?
«Наполовину».
- Мы зайдем в город? Осмотрим крепость?
«Нет. Мы идем на юго-восток, а крепость – в другой в стороне. В долине нас заметят, там местность открытая, все видно как на ладони».
- Кто нас заметит? Здесь же никого нет.
«Враги».
- Думаешь, магрибы устроили в крепости наблюдательный пункт или даже форпост, чтобы контролировать путь в Хабашат? Ведь они готовятся к войне… Или мы можем встретить торговый караван? Но они же нечасто ходят.
Тизири кивнула и неопределенно пожала плечами.
- Зира, ну, давай, хоть издали посмотрим. Я всю жизнь мечтала увидеть вашу крепость, защитники которой оборонялись до последнего. Погибли, но не сдались. У нас же есть подзорная труба!
«Сначала надо добраться до места и все разведать».
- Здесь может быть кто-то, кроме нас?
«Головорезы».
- Разбойники? Беглые преступники? Вах! Ты меня не пугай. Хотя горы – это отличное укрытие. Здесь трудно найти того, кто хочет спрятаться, даже если долго искать. Зира, пожалуйста, не оставляй меня одну!
«Мы вместе», - сестра сцепила ладони замком.
Тизири вела небольшой караван вглубь горного массива по известному только ей маршруту. Она была опытным проводником и прекрасно помнила все дороги и тайные тропы своей родины и безошибочно нашла первый спрятанный колодец. Напрасно Виттория тревожилась, что они заблудятся.
Поначалу путь был сложным и труднопреодолимым для верблюдов – на узкой тропе приходилось соблюдать осторожность, чтобы не сорваться вниз с огромной высоты – но на второй день, после перевала, ступенчатый ландшафт позволял передвигаться верхом без боязни.
Тарга изменилась – в ней появилось нечто незнакомое, чужое. Непривычно было видеть ее отстраненной сосредоточенной и глубоко задумчивой. Может, всколыхнувшаяся в ней кровь предков сделала ее взрослей и серьезней.
Что чувствует человек, вернувшийся через десять лет в свой опустевший и разграбленный дом? Боль сиротства, скорбь по погибшим родным, невыразимую тоску о том, что безвозвратно потеряно…
Однако Тизири заверила, что с ней все хорошо, и шла вперед уверенно и целеустремленно.
Атараны не были безжизненным нагромождением камней. Пологие склоны, на которых некогда паслись легендарные быки с огромными рогами, устилал травяной покров, обожженный до желтизны на солнцепеках. Пышными островками разросся колючий кустарник. Чем дальше, тем чаще встречались рощицы низких деревьев с кривыми стволами и ажурными мелколистными кронами. В расщелинах били чистые холодные родники, питавшие Эн-Нейль подземными ручьями, которые едва показавшись на поверхности, исчезали в трещинах. В обезлюдевшем и одичавшем уделе таргов расплодилась мелкая живность. Забавные зверьки, похожие на сурков, почуяв приближение чужаков, пугливо разбегались и прятались в норах. За ними можно было наблюдать издали, через подзорную трубу. Крупные хищники тоже водились, но пока не попадались.
Тизири не теряла бдительность, в то время как Витторию охватила научно-исследовательская лихорадка. Она с удовольствием приобщалась к хогарской культуре.
Знакомство с народным творчеством таргов для нее началось с эпиграфических памятников – высеченных или выведенных охрой автографов и дорожных указателей, выполненных алфавитным письмом. Это были имена таргов, их прозвища, названия местностей и селений, и расстояния.
На привале Виттория достала из сумки амбарную книгу, специально приобретенную для дневника и научных заметок, и записала местный алфавит с помощью Тизири, которая своим корявым почерком сделала транскрипции и переводы скопированных надписей. Девушка решила не отвлекать таргу при переходах от дозора, и все сложные вопросы решать во время стоянок.
Первый крупный памятник встретился только на третий день, в гроте. Это было красочное панно, нарисованное обычными пастухами, некогда кочевавшими в этих краях со стадами крупного рогатого скота, отчего пещерная живопись вызывала еще больший интерес. Безымянные художники использовали в своей палитре всего четыре цвета – белый, черный, красный и желтый – но весьма мастерски.
- Потрясающе красиво! Зира, я хочу все это скопировать, - заявила Виттория, внимательно изучая фреску, размером около семнадцати футов в длину, и десять в высоту, занимавшую почти всю стену и состоявшую из нескольких сюжетов. – Твои земляки оставили на память о себе удивительные произведения искусства.
Она любовалась застывшим отражением исчезнувшего мира…
Куда-то брело многочисленное стадо быков и коров - все разной масти - черные, рыжие и белые с черными пятнами...
Пастух в плаще из коровьей шкуры с бахромой, с копьем или посохом, стоял в окружении непропорционально маленьких быков...
Собаки гнались за волком, в которого целился лучник.
Пастухи поставили шатер и расположились на отдых у костра...
Женщина села доить корову...
- Я хотела бы сделать копию, один в один, сохранив масштаб оригинала, и повесить в Корстэнфорте в музейном зале. Не верится, что это создали обычные пастухи. Посмотри, с какой любовью изображены коровы. Даже чувствуется, что у каждой свой характер. Должно быть, отдельные части композиции рисовали разные люди, в разные годы.
- Угу.
Вопреки желанию Виттории остаться подольше в древней «картинной галерее», Тизири вывела ее под руку наружу и объяснила, что они должны добраться до места ночлега до темноты, иначе «все ноги себе переломают или шею свернут».
Ночь в горах наступает быстро. Закатные сумерки скоротечны. Свет гас с последним солнечным отблеском, и низменности тонули в непроглядном мраке. Передвигаться в них можно было только наощупь. Лунное сияние в ночных походах по горам - ненадежное подспорье.
Путешественницы успели дойти засветло…
- Это то самое проклятое ущелье, в котором обитают джинны? – взволновано спросила Виттория, увидев внизу сказочный пейзаж. - О нем говорил Ибрахим?
Сверху открывался впечатляющий вид извилистого каньона с отвесными склонами, на дне которого природные стихии - вода, ветер и песок - в доисторические времена выточили целый лабиринт из стен и столбов, где, действительно, можно было переломать ноги в темноте и заблудиться, не зная дороги.
Тизири ее успокоила, заверив, что это другое ущелье – «Каменные копья», названное так, не только из-за ландшафта – в прошлом эта была территория рода «Каменное копье».
Вниз вела построенная с умом дорога-серпантин - прежде широкая, ныне местами осыпавшаяся, но еще вполне пригодная для верховых.
Спустившись без происшествий и недолго пропетляв между причудливых природных образований, тарга по ориентирам, неизвестным чужакам, нашла вход в пещеру, скрытый за скальным выступом и незаметный со стороны. Девушки разгрузили верблюдов и, предоставив животных сами себе, занесли внутрь свои вещи – сумки, ковры и вязанку хвороста, собранного по дороге. В отличие от Баскайской степи, в Атаранах хватало топлива для костра – сезонные дожди смывали со склонов сломанные деревья и ветки, которые теперь валялись в сухих руслах.
Временное пристанище – просторное, с ровным полом и высоким сводом – казалось уютным. Виттория несказанно обрадовалась - ахнула, хлопнула в ладоши и подпрыгнула – увидев, что стены украшены наскальной живописью разных стилей, от примитивного до высокохудожественного. Древние каменотесы вырубили две большие ниши, похожие на скамьи в углублениях, и несколько маленьких, вероятно, для ламп. В центре находился огороженный камнями очаг.
- Зира, это склеп? – она заглянула в прямоугольный отсек, куда аккурат поместился бы мраморный гроб. Ей претило ночевать на кладбище, пусть забытом и заброшенном. – Раньше в этой пещере хоронили покойников?
«Нет. Никогда. Не волнуйся».
- Мы не нарушаем табу? – Виттория внимательно наблюдала за таргой, полившей водой из фляги трещину в стене, что явно являлось ритуальным действием и убеждало в святости места. - Здесь точно можно спать?
Тизири в ответ выразительно кивнула и указала на большую нишу в стене, как доказательство. Предполагаемый пьедестал для гроба оказался каменной кроватью! Кроме того, судя по отверстиям от штырей, в прошлом спальню завешивали ковром или шкурой.
- Здесь ночевали служители культа? – она водрузила на ложе переметную суму.
«Потом объясню. Пока не мешай», - отмахнувшись, тарга продолжила выполнять какой-то, вероятно, обязательный обряд.
Она достала из квадратного оконца на уровне глаз плоский камень, протерла его поверхность рукавом, положила на него, как на блюдо, половину лепешки, кусочек сыра, по горстке цукатов и орехов и вернула обратно. Погладив алтарную стену и поклонившись, она повернулась к сестре.
- Ты сделала подношение душам своих предков? – Виттория извелась в ожидании окончания церемониальных действий.
«Нет», - Тизири загадочно улыбнулась.
- А кому? Владыке гор?
Тарга почмокала губами и нарисовала пальцами сердце.
- Поцелуй… сердце… Любовь? Богине любви!
«Бога!» - недвусмысленным знаком она обозначила половую принадлежность божества.
Виттория была несколько ошарашена новостью. Имея неполное представление о хогарской религии, она узнала о существовании бога любви только в его храме.
- Впрочем, нечего удивительного, что у вас был бог любви. Было бы странно его отсутствие в вашем пантеоне.
«Он тут живет», - Тизири с сердитым видом взмахнула руками, представляя пещеру обиталищем божества.
- Вах, прости, не хотела оскорбить твои религиозные чувства, - поспешила оправдаться она. – Конечно же, он здесь обитает, если ты его кормишь. Все боги бессмертны и живут вечно. Как его зовут?
«Тамо», - вывела тарга на подставленной ладони.
- Как Тамо выглядит?
«Он молодой и красивый, до умопомрачения, - Тизири томно закатила глаза. - У него длинные ресницы, игривый взгляд и нежные губы. От его сладких поцелуев женщины пьянеют. Он дарит людям радость».
- Очень интересно! Почему ты мне ничего не рассказывала о Тамо? Здесь где-нибудь есть его изображения?
Тарга окинула взглядом примитивные охристые стилизованные фрески и ткнула пальцем в персонажа, очень похожего на бабочку, с усиками и ножками, или на четырехлепестковый цветок.
- Он превращается в бабочку? Бог-насекомое? Совсем как в древнем Мисуре, хотя у них были зооморфы.
«Тамо – человек! Просто на нем длинный плащ и два пера в волосах. Он бродит по узким горным тропам, и его плащ развевается на ветру».
- Романтичный бог…
«Он играет на барабане и поет».
- И его барабан похож на песочные часы, - перевела Виттория жестикуляцию тарги. - Нет? А на что? А! На женскую фигуру. Какая разница? Зира, вот нарисованы женщины – вылитые песочные часы с ручками и ножками, - она ткнула в живописную фреску с гротесковыми образами местных дам.
«Барабан небесный».
- Волшебный?
«Да! Этот барабан околдовывает людей своими звуками, от его ударов сильнее бьется сердце», - тарга постучала себя по груди.
- Понятно, барабан отождествляется с женским телом, охваченным страстью. Ведь Тамо – бог любви и, судя по всему, страстной любви.
«Большой Любви».
- Зира, а как же наша вера? – не могла не спросить Виттория, при всем уважении к чужим древним традициям. - Ведь ты приняла крещение. Ходила на церковные службы, молилась. Ты снова впала в язычество?
Тарга сжала в кулак крестик под рубашкой, будто желая убедиться, что не потеряла его, и пояснила:
«Наша вера там, за предгорьями, а здесь земля древних богов».
Оставив Витторию разглядывать пещерную живопись, она занялась костром.
В горах наступил короткий вечер.
Света от огня в очаге едва хватало, чтобы рассмотреть рисунки в дальней части пещеры. Виттория взяла горящую ветку и использовала ее как факел, для освещения стен.
- Плохо, что ты не хочешь написать о культуре своего народа, религии и традициях, - выговаривала она тарге, кипятившей в котелке воду для чая. - Зира, ты - последняя хранительница обычаев! Ты героическая «ночная львица», человек с удивительной судьбой. Только ты одна можешь написать правду о Хогаре. Твои мемуары помогли бы мне разобраться с мировоззрением древнего Мисура. Вах! Что это? - Виттория глупо хихикнула, обнаружив эротическую сцену. - Зира, только посмотри! Какое безобразие! Какая пошлость! – возмутилась она, схватившись за сердце и внимательно изучая порнографическое граффити, на котором женщина лежала с широко разведенными бедрами перед мужчиной, демонстрирующем свою готовность к сексу, судя по эрегированному половому органу, явно преувеличенного размера. - Разве подобное допустимо?
«Чего такого», - непонимающе-вопросительно всплеснула руками Тизири, вставшая рядом.
- Ты считаешь, что в храме можно рисовать непристойные картинки?
Тарга показала на стенную нишу с лежанкой.
- Ты хочешь сказать, что это… это не просто спальное место, а ложе любви? В этом святилище занимались любовью? – оглушенная догадкой, Виттория вжала голову в плечи. – Значит, ниша, не что иное, как главный алтарь культа бога любви Тамо? Ну, конечно, логично. Чем же еще заниматься в храме бога любви? Не молиться же, в самом деле… Тем более что у вас была свобода нравов. Тарги относились к сексу проще, чем наше патриархальное спесивое ханжеское общество. И мы с тобой будем спать на этой… этом месте для блуда?
«Ты не поняла, - насмешливо фыркнув, Тизири взмахом руки приостановила ход ее рассуждений. – Сюда приходили пары для зачатия».
- Вах! У вас зачатье считалось священным актом? Потрясающе…
Тизири хлопнула себя по лбу, потом по животу.
- Ага, ясно. Женщины планировали беременность. Когда они желали обзавестись наследником или наследницей, выбирали самое лучшее время для оплодотворения и приходили сюда с потенциальным отцом своего будущего ребенка.
«И получали благословение небес».
- Бог любви становился покровителем младенца?
Тизири с окаменевшим лицом, взяла сестру за локоть и, устремив немигающий взгляд на что-то за ее спиной, потянулась к сабле.
- Что там? – упавшим голосом спросила Виттория, холодея от страха. Сзади находился проход в дальний зал, который они проверили, однако не нашли в нем ничего заслуживающего внимания. - Кто там, Зира? - она боялась не то, что оглянуться, даже пошевелиться. Ее воображение живописало полупрозрачных призраков и фантастических чудовищ, одно уродливей другого.
Успокаивающе зашипев, тарга потянула ее на себя, уводя от опасности. Медленно, мелкими шажками, они начали отступать к выходу.
Ожидая удара в спину и прислушиваясь, Виттория не дышала, от напряжения деревенело тело, сердце, казалось, перестало биться. Каждый миг ей стоил года жизни…
Вдруг Тизири отпустила ее и стремительно скользнула назад.
Зашуршала ткань, зашелестел клинок, рассекая воздух, зазвенел металл, ударивший по камням…
И все закончилось.
Удовлетворенно вздохнув, воительница распрямилась и замерла с опущенной головой.
- Уже все? – Виттория быстро повернулась. - Что это было, Зира? С кем ты сражалась?
Тизири кивком пригласила ее подойти ближе.
Собравшись духом и освещая дорогу горящей веткой, Виттория бочком двинулась вдоль стены. Сначала она ничего не увидела, кроме маслянистой груды у ног тарги, и когда поняла, что это, волосы под тюрбаном зашевелились.
- Змея! – воскликнула она, к собственному ужасу опознав черное, свернувшееся кольцами, чешуйчатое тело. Отрубленная ромбовидная голова лежала рядом.
Тизири обняла ее свободной рукой и, прижав к себе, поцеловала в висок.
- Как ты ее увидела?
«Услышала», - тарга показала на свое ухо, потом подцепила саблей хвост с деформированным кончиком-трещоткой.
Виттория знала, что гремучие змеи, предупреждая о нападении, издают характерное шуршание, ей доводилось прежде встречаться с ними, на раскопках и в Ашае.
- А я ничего не слышала, кроме своих мыслей. Ты меня спасла, Зира. Ты всегда меня спасаешь.
Позже Виттория собственноручно разложила по нижнему стыку перед нишей веревку, сплетенную из немытой овечьей шерсти, жесткий волос и запах которой отпугивали змей и ядовитых насекомых. Об этом приспособлении, необходимом в пути через местности, где водятся ядовитые гады, рассказал дядя Нурали. Караванщики им пользовались, огораживая место ночлега. Поэтому сестры по дороге в Атараны приобрели шерстяной аркан в лавке торговца седлами.
Убитую змею Тизири выпотрошила, разделала и зажарила на углях, заверив, что ядовита только голова, остальная часть тушки вполне съедобна. В отличие от магрибов, которым религиозные законы запрещали употреблять в пищу мясо змеи, как «нечистое», тарги разнообразили им свой рацион, более того, использовали как лечебное средство. Они считали, что змеиное мясо сохраняет молодость, очищает кровь, продлевает жизнь, прибавляет мужскую силу и улучшает зрение.
Пока готовился экзотический деликатес, Виттория изучила змеиную трещотку. У нее давно вызывала научный интерес природа предупреждающего змеиного звука, поэтому она не упустила возможность восполнить пробел в знаниях. Однако ее гипотеза не подтвердилась - кончик змеиного хвоста был устроен иначе, чем детская погремушка.
- Зира, оказывается, треск издают твердые чешуйчатые пластины, при трении друг о друга, - немедленно сообщила она свой вывод.
Тизири не спорила.
Розовато-желтое слоистое змеиное мясо, разрезанное на части и пожаренное с кожей, по виду походило на красную рыбу, и если бы Виттория не видела, как оно добыто, то, может, не догадалась бы о его происхождении. Поначалу она отказалась его пробовать, из-за предрассудков и страха перед пресмыкающимися, но Тизири уговорила ее съесть кусочек.
- Совсем немножко… Как ученая дама и естествоиспытатель, я должна проводить рискованные эксперименты, - убеждала она себя. - Тем более что мясо змеи – это традиционное и, значит, не опасное, блюдо вашей кухни. Мы с тобой в Ашае кашу на горькой воде ели, и ничего, живы. Зира, от него точно никому не было плохо?
«Смелей!» - тарга хлопнула ее по коленке и взяла себе добавку.
Ради дегустации Виттории пришлось совершить над собой насилие, однако распробовав угощение, пусть пригоревшее и пахнувшее костром, и оценив его изысканность, съела порцию целиком.
- По вкусу похоже на куриное мясо, только нежнее. Вполне себе яство для гурманов, - резюмировала она.
Сестры не стали растягивать незапланированный ужин, поскольку хотели встать пораньше, дабы пройти в светлое время суток большее расстояние. Подбросив веток в очаг, чтобы камелек рассеивал мрак ночи, и, подложив под головы переметные сумки, они вытянулись в скальной нише, в которой зарождались тарги.
Виттория погружалась в сон, пресыщенная событиями минувшего дня, морально удовлетворенная и, несмотря на трудности и опасности, довольная приключением. Третий день в Атаранских горах для нее стал знаменательным из-за важных научных открытий.
Она обязательно напишет о своем путешествие в Хогар, о простых пастухах-таргах, которые были настоящими эстетами, и о храме бога любви…
В очаге полыхнула сухая ветка, занявшись пламенем и озарив настенную роспись напротив. Яркий свет чудесным образом, расширил пространство и придал фигурам объем. Рисунки ожили.
Пятнистая корова мотнула головой и, медленно переставив ногу, стронулась с места, за ней – другая, потом третья… Стадо длинной вереницей побрело к селению. Взмахнула руками женщина, заспорив о чем-то с соседкой, несущей на плече высокую корзину. Мимо них пробежали дети и собаки. Два всадника мчали наперегонки по горному склону.
«Священное место, - объяснила себе феномен Виттория. - Обиталище духа любви… на земле древних богов».
Откуда-то выпорхнула белая бабочка и, покружив над коровами, полетела дальше. Прямо на глаза она быстро увеличилась в размерах – и оказалось, что это вовсе не насекомое, а человек в развевающемся на ветру плаще с двумя перьями в темных волосах.
Не успела Виттория опомниться, как бог любви Тамо сошел с фрески в пещерное святилище. Почему-то он был похож на Рональда. Но ведь бог мог принимать любой облик…
- Рад видеть тебя в моем доме, Вита, - произнес он чарующим голосом Мэрвила-младшего. – Я тебя ждал.
- Говорите тише, – девушка поднялась, старясь не разбудить таргу, и спустилась на пол, необычайно взволнованная внезапным появлением небожителя. – Вы меня ждали, милорд? Ой, простите, не знаю, как к вам обращаться.
- Зови меня просто Тамо, официоз ни к чему, – он придвинулся на неприличное расстояние. Но он был богом, и мог позволить себе все, что запрещено простым смертным.
- Вы знали, что мы с Зирой собираемся в Атараны?
- Мне все ведомо, Вита, - проникновенно пояснил он. – Тебе нужен наследник.
- Я пришла в ваш храм с Зирой.
- Не имеет значения.
- Женщина не может зачать от женщины, - возразила она.
- Поэтому я здесь, – с загадочной улыбкой сфинкса Тамо-Рональд приподнял бровь.
- Нет, не надо превращать Зиру в мужчину!
- Я сам подарю тебе наследника. Здорового крепкого и пухлого карапуза.
- Тамо, вы не знаете законы моего мира, - начала объяснять она, смущенная и приятно возбужденная его откровенным предложением. – У нас принято обзаводиться детьми в браке, а мы с вами не обвенчаны.
- К моему величайшему сожалению, миледи, не могу принадлежать вам всецело, ведь я бог и должен уделять внимание всем дамам детородного возраста.
- Простите, вынуждена отказаться от вашей услуги, - произнесла она, однако никакие доводы разума не могли унять внезапно взыгравшую похоть. Страстное сексуальное желание было настолько сильным, что потайное местечко между ног стало сокращаться, само по себе.
- Посмотри на меня, Вита, - продолжал обольщать колдовским голосом Тамо, похожий на Рональда, небрежно сбрасывая плащ, - какой красивый, сильный, нежный, и я дам тебе все, что ты хочешь…
- Оденьтесь немедленно! - она отвернулась от прекрасного обнаженного бога-мужчины, чтобы он не догадался о том, какой эффект на нее производит его близость, и чтобы окончательно не впасть в соблазн. Вместе с тем она наслаждалась ощущениями, которые волнами поднимались из глубин тела и скручивали в предвкушение чрево.
- Вита, тебе нужен наследник, и ты его родишь, – он бережно обнял ее и прижал к себе.
- Но не от вас. Вы не мой супруг, - Виттория обнаружила, что ее одежда исчезла. Она стояла перед ним абсолютно голая. - Рональд, не смейте прикасаться ко мне.
- Я не Рональд, а бог любви Тамо, вечно-молодой и бессмертный. Я дарю радость людям, играю на барабане и пою.
- Что за вздор!
- Мои поцелуи пьянят…
Чувство стыда, примешавшись к эйфории, погнало сладостно-мучительные токи еще быстрее, высвобождая дикую женскую природу.
- Пустите, милорд… – Виттория застонала, уже не владея собой…
- Тише-тише, разбудишь Зиру. Ш-ш-ш…
- Ш-ш-ш, - шипела Тизири, ласково поглаживая ее плечо.
Вырвавшись из объятий эротического сна, Виттория испуганно осмотрелась и в слабом сером свете раннего утра узнала пещеру-святилище бога Тамо.
- Вах! Так это был сон, - разочарованно протянула она.
Тарга издала вопрошающий звук, настойчиво требуя рассказать о причине стонов.
- Зира, скажи, он под плащом голый?
«Кто?»
- Бог любви. Тамо!
Тизири затряслась от беззвучного смеха и откинулась на суму, заменявшую ей подушку.
26.12.16 06:16 
. .
Я в этом плане ленивая. А ты так подробно, но не навязчиво, провела нас по всем тропками, дала возможность взглянуть глазами Виттории на горы, на рисунки. Виттория-исследователь, наконец-то, она занялась любимым делом.
И почему Бог любви явился в образе Рональда? 
Всплыли наружу потаённые мысли? Хоть Вита и ругается всё время на Рональда, а мысленно-то желает его 
Скажу тебе, Танюша, твоими же словами: либо я давно твой роман в руки не брала, либо ты стала писать лучше. 
(Зря ты мне сказала, про разницу в стиле, для меня это, как для гончей красный флажок. Второй день сижу и редактирую).
вроде как уехала науку вперед двигать, а в подсознании совсем другие мысли бродят. Не была бы она влюблена, не произвел бы на нее такое впечатление храм любви.
Очень приятно.
