Жаклин Рединг "Белый рыцарь"

Спасибо за продолжение!
Скоро наш Кристиан привяжется к этой земле так же как и Грейс.
_________________

НОВАЯ ГЛАВА
_________________

МонаРи, Москвичка, Фройляйн спасибо за великолепный перевод и исторические справки![/b]
_________________

Спасибо! Спасибо! Новая глава так скоро!

Многострадальная прекрасная Шотландия! Кристиан своими глазами увидит эту страну и поймет Грейс за что она любит ее и почему хочет помочь жителям.

МонаРи, Москвичка, Фройляйн, спасибо за главу!

Стопудово! Он уже это понимает и думает про Грейс, как про одинокого рыцаря...
Забавно, ведь Грейс про него подумала так же (из-за имени)

МонаРи, Москвичка, Фройляйн, спасибо большое за новую главу в чудесном переводе!!!!

_________________

Тяжелая глава, пронизанная грустью, печалью и какой-то безнадежностью, а конец и вообще трагичен. Что там на самом деле произошло, за что столько боли людям? Спасибо огромное, перевод как всегда великолепен.
_________________

Ура продолжение!!! Какой титанический труд и скорость. Спасибо.
_________________

 » Глава 29

Перевод - МонаРи
Бета-ридинг - Москвичка, Нюрчек
Вычитка - Фройляйн


Глава 29

Шонак застонала, когда её скрутила очередная схватка. Несколько бесконечных мгновений боль нарастала и ширилась, вынуждая взмокшую от пота женщину приподниматься с грубой кровати, приткнувшейся в затенённом углу замковой кухни. День сменился ночью, и теперь уютное помещение освещалось лишь огнём очага и пламенем расставленных повсюду свечей.
– Feumaidh tu dean laighe,[1] – шептала Дейдре, укладывая Шонак обратно. – Ты должна лечь, piuthar.[2]
Щёки Шонак раскраснелись, а взмокшие волосы облепили лицо. Когда она откинула голову назад в затихающем вопле, отразившемся эхом от стропил в главном зале, сведённые схваткой мышцы не давали ей сделать вдох.
Дейдре по-гэльски говорила успокаивающие слова, протирая ей лоб прохладной мокрой тряпкой. Флора поставила кипятиться воду, сходила за чистой одеждой, зажгла свечу – хваталась за всё, что заняло бы её делом среди этого затянувшегося хаоса.
Они вдвоём стянули с Шонак одежду, смыли грязь и сажу, а потом одели в огромную нижнюю мужскую сорочку. Низ живота роженицы укрыли простыней, а под спину и руки подложили ткань так, чтобы Флора с помощницей могли чуть приподнять Шонак для облегчения боли, когда начнутся роды.
Стемнело, но в зáмке никто не спал. Наверху, в главном зале, люди сидели на соломенных тюфяках, перешептываясь, пока их не прерывал один из долетавших с кухни стонов Шонак. Они замолкали, пытаясь уловить долгожданный тихий плач младенца, крепко прижимая к себе собственных детей.
Не услыхав крика, они снова принимались ждать, в последней надежде шепча молитвы на гэльском.
Шонак, сестра Тома, умершего мужа Дейдре, оставалась её единственной родственницей. Дейдре считала, что до родов оставался, по крайней мере, ещё месяц. Несколько недель назад она навещала невестку, и тогда всё шло хорошо. Оно бы так и продолжалось, если бы два дня назад в сумерках к дому Шонак не пришли солдаты – выселять.
Шонак с мужем Эханом вот уже семь лет жили на арендованной ими маленькой ферме в Сантергленском поместье, на которое работал Эхан. Тем вечером, когда пришли солдаты, Шонак уже легла спать. Она и не подозревала, что припасла ей судьба, когда её поднял с постели внезапный и настойчивый стук в дверь. Эхан только накануне покинул их дом, чтобы перегнать скот к родственникам, живущим по ту сторону холмов обширного поместья Сантерглен. Он думал оставить стадо на их попечение, чтобы самому быть рядом с женой после рождения их первенца. Эхан знал, что вернётся домой задолго до начала родов, иначе он никогда бы не оставил Шонак одну.
Солдаты выгнали беременную Шонак из дома в ночную темень, оставив ей время только на то, чтобы взять шерстяное одеяло, которое будущая мать вязала для своего ребёнка. Она с ужасом смотрела, как солдаты подносят факелы к соломенной крыше небогатого дома и как в ночном небе полыхают зарницы пожара. Когда всё было кончено, ей приказали убираться прочь из поместья, не разрешив остаться у тлеющих руин дожидаться мужа. У несчастной женщины не было иного выхода, кроме как начать трудный путь до Скайнигэла. Она знала, что там-то точно найдёт приют в доме вдовы брата. А Эхан по возвращении обнаружит опустевшее пепелище, где не найдёт ни дома, который сровняли с землёй, ни жены с ещё нерождённым ребёнком.
Уже наступила полночь, когда наконец в крошечной кухне Скайнигэла жизнеутверждающий крик младенца разорвал напряжённую тишину. Радостные возгласы, полные облегчения, зазвучали в главном зале, у очага подняли кружки с элем в честь новой маленькой жизни, которая появилась на свет вопреки всем тем ужасам, что пришлось пережить Шонак. Это был мальчик, с копной ярко-рыжих волос, как у отца, и глазами столь же голубыми, как и чистейшее летнее небо Высокогорья. Оба, сын и мать – несмотря на её измождённость – чувствовали себя хорошо.
Кристиан и Роберт ушли спать вскоре после рождения мальчика, так как на рассвете собирались ехать в Сантерглен искать Эхана, надеясь привезти его в Скайнигэл к жене и сыну. Флора, измучившись за время родов, от нервного напряжения почувствовала себя полностью опустошённой. Дейдре до сих пор оставалась с ребёнком и матерью. Грейс, оказавшись в одиночестве, решила немного прогуляться при лунном свете и постараться справиться с эмоциями, которые ей с трудом удавалось сдерживать последние несколько часов.
Она сегодня видела рождение сына Шонак и обрела новое чувство – чувство почтения ко всему, что дарит нам жизнь: уязвимость её начала, чудо её продолжающегося обновления. Малыш, появившийся на свет раньше времени из-за отвратительных действий солдат, вопреки огромным трудностям преодолел всё и вся. Созерцание того, как Дейдре помогала новой жизни появиться в этом мире, удивило Грейс и напугало больше, чем она могла себе представить. Дейдре замечательно действовала. Она знала, что сказать и что сделать для облегчения родов. В то мгновение, когда разнёсся крик младенца, всё остальное перестало иметь значение. Солдаты, пожар – всё исчезло в один миг. Это был самый чудесный, богоданный момент, несомненный символ надежды на будущее.
Грейс присела на одну из больших гранитных плит, лежащих повсюду в тихом дворике, и посильнее закуталась в шаль. Ночь была холодной. На землю лился свет луны и звёзд. Впервые за много дней небо было чистое, странно, но облака, обычно бродившие по нему в этот час, рассеялись. Грейс решила, что ясное небо, несомненно, предвестник доброй судьбы для только что появившейся на свет жизни. Она положила руку на живот, лишь слегка округлившийся под просторной юбкой её платья, размышляя о том, что никогда прежде не чувствовала отсутствия матери острее, чем сейчас.
Грейс росла, столь оберегаемая окружающими, что при ней никогда не обсуждались наиболее серьёзные для жизни вещи. Она была ошеломлена грубой реальностью родов, настоящей правдой о том, как одна жизнь даёт начало другой. Как бы она хотела поговорить с Нонни, задать ей дюжины беспорядочно проносившихся в уме вопросов. Как ей узнать, что ребёнку пришло время появиться на свет? Терял ли кто-нибудь сознание во время родов? Как же ей научиться кормить ребёнка, купать его?
Грейс услышала звук шагов по гравию. Оглянувшись, она увидела Дейдре, выходившую из освещённой кухни, – без привычной косынки, с волосами ниже пояса, тёмными волнами струящимися по спине. Когда Дейдре подошла поближе, Грейс отметила, что с непокрытой головой та выглядит гораздо моложе, почти её ровесницей, что было удивительно для кого-то столь знающего.
– Вы чувствуете себя слегка не в своей тарелке после этих родов, да?
Грейс покачала головой, а затем прибавила:
– Немного, пожалуй.
Дейдре подошла и села рядом.
– Это пугает, миледи, не правда ли? Видеть роды так близко? Заставляет бояться того времени, когда наступит час и вашему ребёночку появиться на свет, да?
Грейс взглянула на неё. Она-то думала, что никто, кроме Лизы, не знает о её беременности. Хотя то, что Дейдре угадала истинное её состояние, не сильно удивило Грейс. Дейдре могла неведомым образом проникнуть в самые потаённые мысли и распознать самые сокровенные чувства. Грейс часто задумывалась, а не обладает ли эта женщина и впрямь тем «виденьем», которое, кажется, всегда ей приписывал Аластер.
– Мне было немного страшновато всё это видеть. Я не предполагала, что это будет так... так...
– Так грязно? – закончила Дейдре. – Догадываюсь, всё, что вам до сих пор довелось знать про матерей с младенцами – это маленькие сладкие свёрточки в белых мягких покрывалах, нежно воркующие и сладко пахнущие.
Грейс кивнула, внезапно устыдившись своего невежества.
– В родах нет ничего приятного, миледи. Но не стоит переживать об этом. У Шонак всё прошло труднее, чем у остальных. Роды начались слишком рано, и её ребёнок ещё не был готов. Мне пришлось перевернуть...
Дейдре, должно быть, почувствовала, что Грейс не имеет ни малейшего представления, о чём ей говорят. Замолчав, Дейдре осторожно положила руку на живот Грейс, развернув ладонь пальцами вверх. Тепло нежного женского прикосновения успокаивало, проникая сквозь шерсть платья.
– Сейчас головка ребёнка повёрнута вверх. Когда же ему приходит время выходить из материнского чрева, природа переворачивает его, – Дейдре сместила руку, – головкой вниз, чтобы облегчить ему появление на свет.
Грейс взглянула на живот и внезапно осознала, что её нерождённый ребёнок – не предположение, не фантазия, не мечта. Он действительно существует, растёт внутри неё. Будет ли это мальчик или девочка? Светленькая или тёмненькая? Грейс закрыла глаза. Будет ли малыш любим отцом, который ещё даже не знает о его существовании?
– Мне так страшно, Дейдре.
Эмоции накатили на неё, и наконец хлынули слёзы, сдерживаемые так долго. Она громко всхлипывала, уткнувшись в Дейдре, пока та молча обнимала её за вздрагивавшие плечи и прижимала её голову к своей тёплой щеке. Грейс опиралась на более хрупкую Дейдре, и так они и сидели, не разговаривая, даже не чувствуя нужды в разговорах. Вечерний бриз, вихря́ опавшие листья, мягко обдувал их, Дейдре, поглаживая Грейс по волосам, заправила непослушный локон ей за ухо. Уже во второй раз Дейдре была рядом, когда Грейс так нуждалась в ней, по-матерински успокаивая её, совсем как в первую ночь в Скайнигэле, когда именно прикосновения Дейдре успокоили Грейс.
– Вы ещё не сказали лэрду о ребёнке, да?
Грейс молча покачала головой.
– И сколько вы собираетесь откладывать?
– Пока не буду уверена, что он не заставит меня покинуть Скайнигэл.
Пальцы Дейдре замерли на голове Грейс.
– Уж не хотите ли вы сказать, что лэрд не собирается жить в Скайнигэле?
– Нет, Дейдре, нет. На самом деле он уже предлагал мне вернуться с ним в Лондон – к той жизни, что я там оставила. Я ответила, что никуда не поеду.
Дейдре помолчала немного и произнесла:
– Отказываясь вернуться в Лондон, вы хотите выяснить, любит ли он вас.
Грейс подняла голову.
– Если бы всё было так просто, Дейдре. Но всё гораздо сложнее. Кристиан никогда не хотел на мне жениться – его заставил дед, герцог. И приезд в Скайнигэл был больше зовом долга, чем заботой обо мне.
Дейдре покачала головой:
– А я думаю, это нечто большее, чем просто долг.
– О, Дейдре, как бы я хотела, чтобы это было так.
Дейдре заставила Грейс посмотреть на неё и широко улыбнулась ей, убирая с глаз завиток.
– Эти ваши слова, миледи, в них нет смысла. Это же очевидно, что хоть капельку, но ему есть до вас дело. Вы же носите его ребёночка, не так ли?
Грейс глубоко вдохнула.
– Дейдре, ты совсем не знаешь той жизни, какой я жила до приезда сюда. Всё так отличается. Тебе, возможно, будет трудно в это поверить, особенно учитывая, какую любовь ты разделила со своим мужем, но в некоторых кругах общества мужчина и женщина вступают в брак по причинам, отличным от любви или даже симпатии. В Лондоне гораздо чаще из-за денег и желания сохранить эти деньги, родив наследника мужского пола, – она нахмурилась, – и неважно, какой неприятной для джентльмена может оказаться повседневность.
– Ох, миледи, природа так устроила, что, по крайней мере, для мужчин делить постель с какой бы то ни было женщиной – занятие не столь уж неприятное. Я до сих пор не видела мужчину, не думавшего об этом день и ночь. Это у них в крови. – Дейдре посмотрела на неё, слегка приподняв бровь: – Из вашего рассказа мне понятно, что вы запали лэрду в душу гораздо сильнее, чем ему бы хотелось думать.
В ответ Грейс только покачала головой.
– Вы любите его.
Грейс замерла, серьёзно глядя на Дейдре.
– Да. Едва только я увидела Кристиана, как поняла, что буду любить его до конца своей жизни.
– Тогда вы должны сказать ему.
Грейс открыла было рот, чтобы назвать все те причины, по которым она не могла этого сделать, но Дейдре подняла руку, останавливая её:
– Миледи, если вы так и не скажете ему, что любите, то вы никогда не узнаете, питает ли он те же чувства к вам. Не медлите, ибо никто не может быть уверен, что будет завтра.
Грейс почувствовала тяжесть единственной слезинки, катящейся по щеке.
– Но я знаю, что он чувствует ко мне, Дейдре. Кристиан не оставил мне сомнений. Он никогда не хотел видеть меня своей женой. Разве ты не понимаешь? Поэтому я оставила его и приехала в Шотландию.
Дейдре только улыбнулась и снова покачала головой:
– Нет, миледи. Это вы не понимаете. Если бы ему и взаправду не было до вас дела, то и его бы здесь не было.

____________________

[1] ты должна прилечь
[2] сестра
_________________

Продочка!
Девочки, огромное зпасибо за главку!!!
Побежала читать!

Спасибо большое! Очень хорошая работа!
А роды...Это действительно трудно! Особенно в одиночестве! Но я думаю, что долго скрывать беременность она все равно не сможет Так,что у Кристиана есть возможность проявить себя и свои чувства. Скорей бы уже!
_________________

Девочки, благодарю за новую главу. Великолепно.

спасибо большое за прекрасную новую главу! Мне очень понравился разговор Грейс с Дейдре! Как разумная женщина!