Птичка певчая:
15.09.14 22:56
» Глава 20
Глава 20
Горло обжигает, когда виски неспешно катится вниз огненным шаром. Напряжение трудового дня отпускает постепенно, но, вопреки моим ожиданиям, голова по прежнему остается тяжелой.
Рассеянный свет от уличных фонарей и рекламных вывесок освещает полутемную квартиру. Единственный источник света внутри – люминесцентные лампы над стойкой бара, где я сижу. Мое логово – пример холостяцкого жилища. Минимализм, большие площади для досуга, абсолютное отсутствие каких-то милых вещей, которые придают помещению мягкость, уют, которые дают понять, что для кого-то это дом.
Я всегда могу сорваться отсюда, переехать в другое место, подобное этому, не испытывая ни малейшего дискомфорта. Так было всегда и по отношению ко всему, что меня окружало. Я легко менял квартиры, место работы, подружек.
Еще одна порция виски катится вниз по пищеводу. Наконец, голова становится немного легче.
Меня не покидает одна навязчивая мысль.
Что у меня было с Ирой?
Несколько жарких, ни к чему не обязывающих свиданий, чудесный отдых в красивом месте? Но когда все это закончилось, почему мне кажется, что я упустил что-то важное? Почему сейчас, потягивая любимый алкоголь, я смотрю на телефон и думаю, какого черта она не звонит?
Мне часто признавались в любви. Из корысти, в порыве страсти, или, скорее, похоти, от банальной глупости – нужно же что-то говорить после секса, чтобы заполнить неловкую тишину. Самые умные молчали, понимая, что все эти ничего не значащие признания меня только раздражают, заставляют быстрее бросать тех, кто их произносит. Но она … оказалась совсем не такой. Она сказала то, что думала, не требуя ответа, не стараясь разбавить мое молчание своим глупым щебетом.
Она призналась не сразу, только после того, как я рассказал ей о своей матери. По сути, показал ей, как мало меня любили в детстве и почему я так же поступаю, став взрослым.
Может быть, пожалела?
Нет, такая женщина, как она, может отличить откровенность от стремления слабого, пустого человека вызвать к себе жалость, тем самым завоевать внимание. Мне внимания всегда хватало, особенно женского. И она это прекрасно знает.
Почему тогда после всего она не сказала, что хочет продолжать видеться? Зачем подвела грань под нашими отношениями? Тем более, что я почти наверняка знаю, что мужа она отшила.
Закрываю глаза и откидываю голову назад. В самую первую ночь, когда она должна была его встретить, я вдруг сошел с ума. Да, я не привык делать первый шаг. К тому же, она сумела все так красиво закончить, как я ни разу не смог ни с одной из моих бывших подружек. И этот ее поступок явно свидетельствовал о том, что ей тоже не нужны дальнейшие отношения, что она понимает, что у нас нет будущего.
Невесело усмехаюсь. Слово-то какое – отношения. Это у меня с ней отношения? А я думал, просто секс. Конечно, она в постели просто нечто – откровенная и жадная до ласк, как грешница, и в то же время такая же наивная и открытая, как девственница. Да, именно прямота в ее взгляде всегда потрясала меня. Ни одна эмоция, промелькнувшей в ее глазах, не была прикрыта фальшью, наигранна. Я мог читать ее, как книгу, но не потому, что она не знала жизни и не умела скрывать своих мыслей, а потому, что она позволяла мне это делать, потому что ни в чем не притворялась.
За окном в какой-то молочной дымке центр города. Индустриальный, пыльный, совершенно равнодушный к людям, которые в нем живут. То ли дело Крит. Жаркое, умытое солнцем утро, еще не разбудившее владельцев кафе и магазинов, мирно отсыпающихся после бойкой ночной торговли, томный день на пляже, холодное вино в тени моей виллы и она, неспешно и изящно накалывающая на вилку салат из помидоров, оливок и феты, заправленный маслом из оливок, собранных в моем саду.
Она улыбается и смотрит на меня, снова отправляет в рот кусочек, на миг закрывая глаза, и опять ее лучистый взгляд прикован к моему лицу.
Солнечная женщина, сплетенная и света, порывов свежего ветра и морской лазури. Такой я запомню ее навсегда.
Да, она не смогла бы смолчать, она все рассказала мужу. А он ведь любит ее, даже сейчас это видно. Он сам придет к ней, потому что не сможет прожить без ее улыбки ни дня, потому что будет больным, если не услышит ее ласковый шепот, потому что не сможет забыть ее тихих вздохов в постели. Захочет ли она все вернуть, как было? Поцелует ли его при примирении так же, как целовала меня на прощание? Захочет ли отдаться ему в честь их воссоединения? Станет ли думать обо мне, когда его губы и его руки буду прикасаться к ее телу?
Очередной стакан виски делает картины более реалистичными и подробными. Я не хочу этого видеть, мне это не нужно.
Женщины никогда не занимали в моей жизни много места. Как и в жизни отца. Когда же Ира успела забраться под мою кожу? Поэтому меня лихорадит? Или это виски на голодный желудок?
Отбросив все мысли, пытаюсь отвлечься. Звоню отцу, долго разговариваю с ним о его больной печени, о воспалившемся коленном суставе. В его голосе слышу тревогу и нотки удивления. Он не понимает, что со мной. Не устал ли? Не заболел? Разговор начинает напрягать.
Я резковато прерываю все его попытки проявить заботу. Старик явно сдает. Раньше он не был таким сентиментальным и мягким. А мне сейчас его переживания только действуют на нервы.
Подхожу к окну и опять смотрю в ночь, будто смогу увидеть ее через километры, через груды бетона, через все те вещи, которые делают наше будущее невозможным.
И сейчас мне хочется вернуться в прошлое, когда я мог совершать безумные поступки ради любви, как мне тогда казалось. Это было глупо и одновременно прекрасно – я напоминал себе благородных рыцарей Средневековья, готовых на любой подвиг ради своей дамы. Как это было давно. Как я был молод и наивен. Как искренне еще верил в то, что один человек может дать другому так много, что душа будет рваться на клочки, и получить еще больше.
Внизу по тротуару идет женщина со светлыми волосами. Она разговаривает по телефону и замедляет шаг, подходя к моему подъезду. Я сжимаю стакан. Она поднимает голову и смотрит вверх. Она смотрит на меня? Ищет глазами мою квартиру? Ира?
Ноги становятся свинцовыми, а голова совсем легкой. Она пришла? Женщина опускает голову и начинает медленно идти дальше.
Я срываюсь и вылетаю в коридор. Не закрывая двери, опрометью бегу к лифту. Нажимаю кнопку миллион раз, прислушиваясь к почти неслышному шороху. Кабинка остановилась где-то на пять этажей ниже, потом двери неторопливо закрылись и, наконец, я еду вниз, вызывая недоуменные взгляды пожилой дамы.
Она пришла ко мне? Но не смогла найти в себе сил сделать первый шаг, так же как и я? Да, это трудно. Трудно первым признать, что готов рискнуть своим спокойствием, своим благополучием, своей сложившейся жизнью. В конце концов, трудно рискнуть своим сердцем, потому что я не признаю полумер. Если ты впускаешь кого-то в свою жизнь, то не проводишь его через черный вход, чтобы никто не видел, чтобы можно было делать вид, что все по-старому.
Это бесчестно, это умаляет важность этого человека для тебя и важность собственного поступка.
Хотя она же рискнула. Призналась в любви, изменила мужу, уехала со мной, несмотря ни на что. И ушла, не дождавшись ответных действий с моей стороны.
Выбегаю на улицу и ищу ее фигуру в призрачном свете уличных фонарей.
Да, я готов попробовать, черт его дери! Я не хочу делать вид и дальше, что она безразлична мне, что мне легко отпустить ее. Глупцы те, кто ради своей гордости не замечает того, что может сделать их счастливыми. Возможно, это мой последний шанс в жизни почувствовать себя живым, почувствовать, что я не одинок, что нужен ей.
Я замечаю тонкую женскую фигуру. Бегу за ней по намокшему от тумана асфальту. Звуки шагов глухие, словно вокруг вата. И когда я уже почти настиг ее, женщина оборачивается. Ее испуганные глаза смотрят на меня, будто я насильник или грабитель. Ее испуганные карие глаза… Это не Ира.
Я резко останавливаюсь и бормочу какие-то извинения. Она почти убегает, а я стою неподвижно, всматриваясь в грязную, словно испачканный мольберт, темноту. И понимаю, что только одна улыбка смогла бы сделать для меня этот вечер не мерзким, а таинственным и полным обещаний. Я скучаю, я ревную, я не могу без нее.
Мне плевать, почему она не звонит. Нет. Я знаю, почему она не звонит. Хочет, чтобы я впервые поступил по-мужски. Ждет, что ее мужчина не окажется слабаком, трусом, фальшивкой. Я боюсь думать, что уже не ждет, что уже поздно.
Слишком часто я закрывал парадные двери, и не знаю сейчас, смогут ли они раскрыться для самой желанной гостьи, которая, я надеюсь, останется со мной надолго уже в другом качестве.
Беру телефон и набираю ее номер. Один гудок, второй, третий… Сейчас одиннадцать ночи. Она уже спит? Или не хочет говорить со мной? Или она не одна? Влад успел понять, что он теряет, и поспешил вернуть себе жену? И сейчас уговаривает ее всеми способами, какими только может? Кровь начинает закипать, когда я вдруг слышу хриплый, тихий голос:
- Алло?
Ночь мерцает тысячью огней. Одни более яркие, другие – как далекие звезды, чей переливающийся свет с трудом долетает сквозь расстояние и время. Но даже их слабое свечение мириадами драгоценных камней горит в каплях на лобовом стекле.
Я еду в машине, забравшись на переднее сидение с ногами, закутанными в плед, и вдыхаю его запах. Не могу налюбоваться им, не могу надышаться. Его растрепанные темные волосы, спадающие на лоб, удивительные глаза, четкая линия скул и гордый прямой нос с едва заметной горбинкой, твердые губы, сжатые чуть сильнее, чем обычно, решительное очертание челюсти – этот портрет рисует мое сердце, рисует в моей памяти, чтобы навсегда оставить его там, чтобы я видела моего любимого мужчину даже тогда, когда его не будет рядом.
Он приехал за мной! Он не смог меня оставить.
Я улыбаюсь.
Его звонок раздался тогда, когда я перестала ждать. Когда, наконец, заснула, впервые не глядя на телефон. Просто пришла и легла в постель, закрыла глаза и не услышала ни одной мыли в голове.
Он спросил лишь, где я. Я назвала адрес и через двадцать минут он уже ворвался в квартиру моих родителей, как ураган, как порыв свежего ветра, схватил меня, как была – в пижамных штанах и майке – и, закутав в плед, унес в машину.
Он изредка бросает на меня взгляды, которые незнакомый человек назвал бы строгими. Но я-то знаю – он едва сдерживает свои эмоции. Наверное, он немного зол: на меня - за то что перевернула его жизнь с ног на голову, на себя - за то, что не смог вернутся в привычный ритм, с привычными правилами, где нет места чему-то, с чем сложно бороться, что трудно принять, где нет места мне.
Он торопится и проезжает на красный свет. Я смеюсь. Я знаю, чего он хочет сейчас больше всего. Того же, чего и я. И я вне себя от восторга, что наши желания так согласны.
Мы в подземном гараже, мутная сумеречная дымка все еще неспящего города позади. Звуки шагов отскакивают от стен и теряются в темноте. Мы целуемся жадно, неистово, мы были вдали друг от друга тысячи секунд. Это целая вечность, отсчитанная ударами сердца.
Мое тело узнает его прикосновения, и почти сразу же я проваливаюсь в какое-то узкое, тесное место, кокон, чья граница определяется лишь длинной его рук. Там, где заканчиваются его тонкие, сильные пальцы, заканчиваюсь и я.
Неужели я хотя бы на мгновение могла представить свою жизнь без него?
Иногда люди проживают годы с человеком, с которым им комфортно и надежно, от него рожают детей с ним ходят в гости, его лицо видят по утрам, когда открывают глаза. И даже не подозревают, что удобный для отношений человек и любимый – это огромная разница. Принимая одно за другое, они делают фатальную ошибку. Однако если осознание этого к ним не приходит, то это самые счастливые люди на земле. Потому что любить тяжело и больно, потому что оставаться любимым до последнего вздоха- невероятный труд души. А найти своего единственного – почти невыполнимая задача. Только случай, судьба могут преподнести такой поистине королевский подарок. И исключительно смелый человек способен его принять.
Мы максимально близки с ним только в сексе. Наши тела отлично ладят, но я все еще не уверена, что могу доверится ему, хотя все мое естество просто требует этого. Будто я пещерная женщиная, единственный смысл существования которой - быть рядом со своим мужчиной, идти за ним куда угодно, рожать ему детей и являться его дополнением.
Как мы встретим рассвет? Какие слова он скажет, какие предпочтет никогда не произносить? Что будет со мной, когда солнце разбудит нас и покажет все в новом свете, без прикрас, отчетливо и ясно. Сейчас тени скрывают многое, прячут мысли. Но рассвет принесет откровение. И я боюсь его.
Он движется надо мной, но вдруг останавливается и смотрит на меня, так же плотно сжимая губы. Я не хочу, чтобы он останавливался. Мне хорошо с ним, только с ним. Дрожь пробегает по его плечам и напряженным рукам. Он немного отстраняется, но его бедра еще теснее прижимаются ко мне, вызывая судорогу в разведенных ногах.
- Ира?
- Почему ты остановился? Прошу тебя…
- Ты думаешь, что завтра ты уйдешь?
- Я не знаю.
- Ты думаешь, что это всего лишь очередная ночь?
- Сережа, - я почти умоляю. Я не хочу, чтобы рассвет наступал так быстро. Слишком долго его не было со мной, во мне.
- Нет, я не собираюсь тебя больше отпускать, - он говорит это таким тоном, что я даже пугаюсь. Его брови нахмурены, на скулах играют желваки. – Никогда больше.
Он вновь начинает двигаться, жестче и сильнее. Он вбивается в меня, скользит и трется о мою кожу, словно лепит скульптуру собственным телом, отрезает ненужное, примиряется с тем, что нельзя убрать, заново постигает и делает меня своим творением. И я с радостью принимаю своего творца. Завтра я проснусь измененной, усовершенствованной, исцеленной. Завтра я проснусь счастливой. Завтра буду новая я.
- Ты ушла от мужа.
Солнечный луч поселился на моем плече. Другой играет на смуглой широкой груди Вронского. Несмотря на усталость, я хочу прогнать наглого гостя, хочу пройтись по его следу своими губами. Улыбаюсь своим развратным мыслям. Не могу перестать улыбаться.
Сергей не спросил. Он утверждал. Значит, Влад что-то говорил на работе? Неприятный момент. Я всегда выступала за то, чтобы не обсуждать личные отношения на людях. Влад тоже придерживался этого мнения, хотя, если это больше не секрет, выдержка ему изменила и теперь он не намерен щадить меня.
- Как ты узнал?
- Я догадался. Влад хмурый и неразговорчивый. Даже на сотрудников бросается.
- Ему нелегко сейчас.
- Но ты не сказала ему, к кому уходишь.
- Ухожу? На тот момент я просто расставалась с ним, а не уходила к кому-то.
- Не к кому-то, а ко мне.
Вронский буквально сверлит меня взглядом. Да, мне по нраву этот собственнический взгляд. Я хочу, чтобы он смотрел на меня так всю жизнь.
- А Женя? Ты подумал, что я приду к тебе не одна. Я не оставлю дочь.
- Я скажу тебе откровенно – у меня нет ни малейшего понятия, как себя вести с детьми. Но твоя дочка мне нравится. Я надеюсь, что мы сможем поладить, хотя надежда – не та ставка, на которую я бы хотел поставить. Я привык быть уверенным в своем выборе. А твоя дочь, скорее всего, возненавидит меня. Я ей не отец, я абсолютно чужой человек. И если она достаточно взрослая, то поймет, что именно я стал причиной твоего ухода от Влада.
Я тихо вздыхаю. Да. Женя – это тот якорь, который прочно связывает меня с моим замужеством. И я боюсь сказать ей, что больше не люблю ее отца, что мы не станем жить вместе и дальше.
Сергей чувствует, что я переживаю. Он сжимает мою руку и потом целует запястье.
- Не переживай, милая. Все образуется.
- Ты так думаешь?
- Я знаю, что не буду препятствовать тому, чтобы Влад виделся с тобой и дочкой. Наоборот, я постараюсь способствовать этому. В конце концов, она привыкнет. Поймет, что вы оба по-прежнему любите ее.
- Твоими устами да мед пить, - слабо улыбаюсь я. Мне страшно смотреть в будущее.
- Тогда давай сделаем это прямо сейчас. Иди ко мне, моя медовая, - он тянется ко мне, и я смеюсь ему в губы.
- Проказник.
- Когда мы скажем Владу?
- Не знаю, - я отстраняюсь. Мне кажется, что этого удара мой муж не сможет вынести так же стойко.
- Это нужно сделать.
- Я понимаю.
- Рано или поздно он узнает.
- Да, я согласна с тобой. Но дай ему время опомниться. Он еще не сказал мне ни слова после моего признания. Мне нужно получить развод, мне нужно уладить наши совместные … хм.. вопросы.
- О деньгах не волнуйся. Переезжай сюда, бери дочь.
- Я не хочу, чтобы мы жили вместе, пока я не получу развод. Извини, но я настаиваю на этом.
- И где же ты собираешься жить?
- Скорее всего, у родителей. В нашей квартире я оставила Влада.
- Я сниму вам с дочкой квартиру. Здесь есть несколько подходящих. Ты будешь рядом, я в любой момент смогу тебя увидеть.
- Сережа…
- Не спорь со мной. Пока твои родители будут рядом, мы не сможем видеться. К тому же, мне почему-то кажется, что они проедят тебе весь мозг. У вас была семья, есть ребенок. Они вряд ли обрадуются такой перемене.
- Да. Они не обрадуются. И мне придется выдержать еще и их натиск.
- Ничего. Мы прорвемся, не так ли?
Я ничего не спрашиваю. Наше будущее пока рисуется очень туманно и неясно. Но теперь я хотя бы знаю, что оно совместное. В качестве жены или любовницы, но рядом с ним. Решение жить вместе, втроем, уже серьезный шаг. Он готов принять Женечку, за это я люблю его еще больше. Теперь все зависит от меня. От того, как умело и грамотно я смогу преподнести новость о нашем с Владом разрыве.
И несмотря на то, что ожидание встречи с родителями и дочкой расстраивает меня и заставляет бесконечное количество раз мысленно представлять этот разговор, я все же чувствую поток мощной, теплой энергии, вливающийся в меня, как новая кровь в вены. Мой мужчина рядом, он поддерживает меня, он знает, что я вверила свою судьбу ему, и ценит это.
Родители приехали без предупреждения и гораздо раньше, чем планировали. Мама сначала обрадовалась, когда застала меня у них дома, но, увидев разложенную на диване постель, замерла.
- Ира, что происходит? Ты ночевала здесь?
- Да.
Я обнимаю Женю, которая прижимается ко мне всем своим потяжелевшим и загоревшим тельцем. Она замечательно выглядит и так счастлива, что я на мгновение забываю обо всем на свете и купаюсь в сиянии ее глаз. Милая моя девочка! Как же я соскучилась.
- Мама, давай поговорим позже.
Я пристально смотрю маме в глаза из-за Жениной спины. Моя мама – неглупая женщина. Она недовольно поджимает губы и замолкает, однако по тому, как тяжело и часто ходит ее грудь, понимаю, что она взволнована.
- Привет, пап. Как отдохнули?
- Да неплохо, если не учитывать, что у меня дырка в голове, и я почти оглох от женской трескотни.
- Ничего, мы скоро оставим вас с мамой в покое, и ты сможешь отдохнуть.
- Что-то мне подсказывает, что это не так.
Папа внимательно смотрит на меня, держа на расстоянии вытянутых рук. Его большие ладони крепко лежат на моих плечах. Я вижу, что ему тревожно, что он тоже догадывается, в чем причина моего переезда.
- Мам, а где папа?
- Дома.
- А когда мы поедем к нему?
- Скоро. Зайка, давай я приготовлю нам всем поесть, а ты пока иди в зал, включай мультфильмы и не путайся у меня под ногами.
- Будто мне на кухне с вами будет хорошо, - фыркает Женя и я с удивлением на нее смотрю. В характере моей дочки появилась новые, не очень привлекательные черты?
- Итак, что у тебя с Владом? – мама берет быка за рога как только слышит звук телевизора.
- Мы не живем больше вместе, - тихо говорю я, следя за ее реакцией.
- Это я уже поняла. Что случилось?
Папа садится на стул, одна его рука ложится на стол и нервно отстукивает едва слышный ритм. Мама продолжает стоять, сложив руки на груди. Я начинаю чувствовать себя провинившейся школьницей, которая сейчас вынуждена будет признаться в том, что получила двойку за поведение.
- Я ушла.
- Вот как? И что же тебя толкнуло на этот безумный шаг? – мама что есть сил сдерживается, чтобы не повысить голос, хотя мне кажется, что я уже вижу струйки пара из ее ноздрей.
- Да. Именно так. Я ушла. Но то, что случилось между нами, вас не касается, - без обиняков заявила я. – В любом случае, мое решение окончательное.
- Неужели? Ты, наверное, решила, что такие мужики, как твой муж, на каждом углу валяются? Из-за чего бы вы там не поссорились, я не поверю, что это невозможно уладить.
- Я не собираюсь оправдываться перед тобой за свое решение.
- Так это было твое решение? – мама на пределе.
- Да. Я решила уйти.
- И что же он сделал?
- Ничего.
- И ты решила уйти из-за ничего?
- Нет. Так не бывает.
- Он гуляет? – она понизила голос, чтобы Женя ничего не слышала.
- Нет.
- Он что, бросил работу и решил податься в странствующие музыканты?
- Что за бред ты несешь?
- Нет, моя милая, бред сейчас несешь ты! – полные, но все еще красивые и ухоженные пальцы указали прямо на меня. – У тебя прекрасный, работящий муж, который любит тебя и дочку, который все несет в семью, а не наоборот. Ни разу пальцем тебя не тронул, словом не оскорбил. На других и не смотрит, только на тебя одну. Что ж должно было случиться, что тебе в голову взбрело это … это… бестолковое решение?
- Я изменилась, мама.
- Это уж я заметила. Резко поглупела.
- Неужели ты не можешь принять мою позицию? Тебе обязательно защищать моего мужа?
- А что делать, если моя дочь решила собственными руками разрушить свою жизнь?
- Я больше не хочу быть с ним!
- А ты хорошо подумала?
- Хорошо!
- Он же так любит тебя…
- Но я его не люблю!
Мама замолкает, папа перестает барабанить по столу пальцами и опять пристально смотрит на меня, словно знает причину моего поступка, словно понимает меня гораздо лучше, чем мне кажется.
- А скажи-ка мне, милая, - начинает мама, и по тому, как она это произносит, я понимаю, что она вновь набирает обороты, - кто тебе сказал, что семейная жизнь будет похожа на сказку? Это труд! И кто поленится, тот окажется на обочине на старости лет, в одиночестве и нужде.
- Я не собираюсь оставаться в одиночестве, - в запале отвечаю я, но тут же понимаю, что оспаривая нарисованное мамой будущее, ненароком раскрыла свой секрет.
- Так-так. Значит, нашла кого-то уже? Или загуляла, как сучка в течке, и теперь рушишь семью?
- Как ты со мной разговариваешь?
- Так, как этого, по всей видимости, заслуживаешь. Ты что, побежала по мужикам, пока нас тут не было?
- Я никуда не побежала. Я просто давно разлюбила своего мужа.
- И понять тебе это помог какой-то красавчик? Девкой молодой себя возомнила? Да кому ты с ребенком нужна-то будешь? Пару лет – и заменит тебя твой хахаль на молодую да бездетную. Ты об этом думала? Что тогда будешь делать? Приползешь к Владу обратно, как собака побитая? Опомнись! Слышишь? Сохрани сейчас и свое достоинство, и семью. Пока еще не поздно.
- Поздно, мама. Я не вернусь к Владу.
- Такие мужики, как он, долго в одиночестве не останутся. Расхватают, как пить дать! И будешь рада вернуться, да не сможешь.
- Не захочу я возвращаться. Мне это не нужно.
- Дура! – моя мама даже в детстве не позволяла себе так выражаться, она никогда не называла меня глупой или тупицей, а уж тем более дурой. Сейчас я поняла, как сильно она разочарована, как сердита и растеряна. Ей кажется, что я совершаю ошибку. Я вздыхаю и отворачиваюсь.
- А о Жене ты подумала? – спрашивает она тихо. – Ведь чужого ребенка никто не будет любить так же сильно, как любит родной отец.
- Я знаю.
- Ты готова пожертвовать счастьем Жени?
- Не формулируй это так.
- А как? Ради собственного удовольствия, которое вполне может оказаться мимолетным, ты рискуешь Жениным будущим. Кем она будет для тебя и твоего нового жениха? Помехой. Напоминанием о другом мужчине, нежеланным придатком к тебе. Или ее бросишь?
- Никогда! Как ты только могла подумать?
- А Влад отдаст?
- А что, ты думаешь, что он захочет заняться ее воспитанием сам? Он прекрасно осознает, что я ее мать, что я ей нужнее, чем он. Думаю, он не станет строить мне козни и судиться из-за Жени.
- Но это ты еще не выясняла.
- Нет.
- Что ж, отец, скажи своей дочери, как «умно» она поступает. Скажи, как «весело» и «легко» ей будет житься на одну ее зарплату. Кстати, ты об этом подумала? Вытянешь дочь? И где ты будешь жить?
- Я так понимаю, что на приют здесь, в этом доме, мне нечего и надеяться? И помогать вы мне тоже ни в чем не намерены?- язвительно замечаю я. Как же мне горько, что мои родители не поддерживают меня в такой момент, что отрекаются от своей блудницы-дочери в пользу святого зятя. Но все же я их кровь и плоть, какая-никакая.
- Я не буду потакать твоим безумствам! Прочувствуй на своей шкуре, каково это! И что, твой ухажер не в состоянии содержать семью? Или он думает, что и в шалаше ему будет отлично?
- Нет, мама, в шалаше мы жить не будем. Но я так думаю, что место, которое вскоре станет нашим новым домом, не должно тебя сильно интересовать. По крайней мере, я не стану тебе о нем сообщать. Ты так просто отворачиваешься от меня, не хочешь понять, каково мне жилось последние годы, легко ли было ложиться в постель к нелюбимому – прости, папа, если это слишком откровенно для тебя – что я просто уверена, что после развода ты лично будешь кормить своего ненаглядного зятя, пока не найдешь ему подходящую жену на замену испорченной дуре!
- Ира, детка, ты всегда можешь рассчитывать на нас, ты всегда можешь вернуться домой, если … если почувствуешь необходимость, - твердо говорит папа. Как я ему благодарна в эту минуту. За поддержку, за ту корректность и чуткость, присущую ему, интеллигенту и любящему отцу. Он не сказал, что я могу возвращаться сюда, когда меня бросят, он сформулировал это в более мягкой форме, хотя сам не думает, что у меня что-то получиться построить.
- Витя! – возмущенно восклицает мама. Ей, наверное, кажется, что ее предали. Что ж, теперь она знает, каково мне от ее слов.
- Ты хочешь поругаться с нашей дочкой? Хочешь перестать видеться с внучкой?
- Я хочу вложить ей в голову хоть немного мозгов! Она же ни с чем останется!
- Ну, бомжевать не буду. Спасибо, мама, за поддержку. Не забуду. Пап, я тебе позвоню, как все разрешиться.
Отворачиваюсь, чтобы родители не увидели моих слез, и зову Женю.
- Зайка, поехали домой! Встретишь папу с работы.
Мама пытается что-то сказать, но я демонстративно ухожу в другую комнату и вызываю такси. Интересно, сколько денег останется у меня к концу недели? И у кого занять? Вот она – неприглядная правда жизни. Но как только мы с Женей вышли из подъезда с двумя сумками – моей и ее – мой телефон завибрировал.
- Алле.
- Ира, я уже договорился о квартире. На два этажа ниже, чем моя. Но даже больше. Вам хватит места.
- Спасибо. Так быстро …
- Где ты сейчас?
- Еду домой. Женя вернулась с родителями.
- Вы возвращаетесь к Владу? – в голосе настороженность.
- Мы едем встретить папу с работы и поговорить.
- Как только ты мне скажешь, я заеду за тобой…
- Нет!
- Тогда пришлю такси.
- Хорошо. Я позвоню.
Нажимаю на отбой и продолжаю держаться только на одной мысли – у меня есть будущее. Теперь главное –разобраться с настоящим и сделать его прошлым.
...