Лиза Ван Аллен "Нити желаний"

Тина , Маша , Аня , Ира , спасибо огромное за выбор книги и за вашу работу
обожаю Сару Эдиссон Аллен , и с удовольствием буду читать книгу нового автора в вашем переводе
Очень интригующее начало. Жаль Обри , которая осталась одна. Очень хочется узнать , почему молодая девушка так странно одевается. Думаю этому будет объяснение
рада , что есть человек , который её поддерживает , но увы есть и враги.
Жду приезда сестер. Видимо им вместе придется бороться с этим мерзким Харпером (ну мерзкий же , раз довел старушку до сердечного приступа).
Девочки , ещё раз спасибо за то , что выбираете такие великолепные книги и дарите нам радость
___________________________________

Какой тягуче-плавный язык И правда создается впечатление, что автор нанизывает слова, как петли на спицы.

Пока не прочитала о том, что Обри 28, думала, что описывается какая-то старушка. Неужели, эти ее глаза и принадлежность к семейству Ван Риппер сделали из нее парию в городе? Надеюсь, приезд сестер ее оживит.

Да и интересно узнать, что там за Вик такой

Тина, Анюта, Маша, Ира спасибо!
_________________

Какое красивое, медленное повествование. И этот дом, как живое существо.

Странная девушка Обри. Непонятно почему она так одета, ведь вяжет же другим красивые вещи, почему бы себе не связать. В 28 лет выглядит такой же обветшалой, как и этот старый дом.. И бедность тут ни при чем, просто она мазнула на себя рукой. Чувствуется в ней какая-то обреченность, покорность судьбе что ли. А ведь она наверно очень красивая девушка, с этими светлыми волосами и невероятно синими огромными глазами. Не удивительно, что люди шепчутся за ее спиной. Она даже не выходит из дома без крайней необходимости, как я поняла.
___________________________________

Спасибо, девы, начинает быть интересно!))
_________________

Большое-пребольшое спасибо за новую главу


___________________________________

С небольшим опозданием присоединяюсь к читательницам нового перевода, нового для меня автора. Даже в самом названии книги, есть что то магическое. Тина, Маша, Аня, Ира, СПАСИБО за выбор книги и перевод первых глав.

Спасибо за главу! Очень интересно и интригующе.
С одеждой Обри или связана отдельная история, или она не видит смысла менять что-то в своем стиле. Возможно, эта манера одеваться защищает ее от окружающих.
С нетерпением жду новую главу!

Большое спасибо за перевод книги!
Автор для меня новый, но аннотация интригующая, к тому же , очень люблю книги Сары Эдисон Аллен.

Дорогие наши читательницы!
Поздравляем вас с наступающим Новым Годом
Желаем счастья, здоровья и ярких эмоций и приключений не только на страницах книг
Спасибо за ваш интерес к данному переводу, за активность и поддержку!
Для нас это очень много значит
Выкладка продолжится уже в первых числах января
До скорой встречи

_________________

Поздравляю вас так, и желаю всех благ!
_________________

Девушки привет! С праздниками Вас))

Когда ждать новую главу?

, читатели скромные и не требовательные, думаю многие молчат и просто жду. Да и я сама буду ждать сколько понадобится. Так как подозреваю, что будни у вас сейчас загруженные. И пишу скорее для того, чтобы напомнить, что этот перевод не забыт читательницами. Просто, в последнее время, комментируется.
Всего, вам, хорошего. В том числе и
_________________

Ничего страшного. Кажется в начале года у всех бывает запарка и потеря ритма. Потом наверстываем. И мы, каждая свое, догоним.
_________________

Замечательная новость! Значит пора освежить в памяти начало истории. Спасибо огромное!
___________________________________

 » 3. Прибавить 4

Извиняюсь за такую некрасивую заминку практически на старте.
Мы возвращаемся в строй))

Перевод: gloomy glory
Редактирование: Мария Ширинова
Оформление: Архивариус

Вторая пятница октября принесла в Тарритаун дождь: небо посерело, Гудзон казался закованным в олово, железные балки моста Тэппэн-Зи меланхолично цепляли на себя дождевые капли, а угольно-свинцовые деревья будто сошли с гризайлевого эскиза.
Лило как из ведра, когда Битти разбудила детей, спавших на заднем сидении минивэна. Карсон прижимался щекой к окну, и от его дыхания на покрытом крапинками дождя стекле танцевало белое пламя. Ярко-рыжие волосы Нессы разметались по плечам, а под голову вместо подушки она сунула свёрнутую куртку. Вряд ли кому-то из них было удобно.

– Подъём, ребята, – сказала Битти. – Просыпайтесь. Хватайте сумки.
Не дожидаясь, когда дети окончательно вынырнут из дремоты, она распахнула свою дверцу и не успела даже на землю ступить, а холодный дождь уже промочил джинсы. Вода бежала по улице миниатюрными речками, волоча за собой ветки и палые листья. Битти вгляделась в узкий проулок между Заплатником и соседним домом, но Гудзона не увидела. Слишком сильный туман.
Затем отодвинула заднюю дверцу и сунула голову в салон:
– Ребята, я же сказала, подъём.

– Боже, мам, – устало и тихо пробормотала Несса. Битти едва расслышала её за стуком дождя. – Сей… то… семь утра?
– Пожалуйста, просто помогите мне.
Битти схватила всё, что удалось: спортивную сумку, рюкзак, баул из продуктового, сейчас забитый кроссовками Карсона, и коричневый кожаный чемодан, который использовала впервые. Дети выползли из машины.
– Я промокла, – пожаловалась Несса.
– Мы все промокли, глупая, – буркнул Карсон.

Битти захлопнула дверь.
– Так поторопитесь! Вперёд.
И она побежала – пошатываясь от количества сумок – к защищённому от дождя крыльцу и на мгновение будто перенеслась в прошлое. Вот она так же бежит по этим ступенькам к сёстрам. Бежит, задыхаясь, удирает от издевательств сверстников, которые преследовали её до самого дома, пока Битти не научилась давать отпор. А вот стоит в темноте крыльца, тайком целуется с тем, кто клялся любить её вечно.

Обернувшись, Битти поняла, что дети не пошли следом. Окружённые дождём и грязью, они сверлили взглядами Заплатник, что возвышался над промокшей лужайкой и неодобрительно взирал на мир хмурым крыльцом времён Великой депрессии.
– Ребят… дёмте. Всё хорошо.
Они переглянулись – её малыши уже начали искать друг в друге поддержку, точно дети из неблагополучной семьи, прибывшие на новое место, – затем Карсон подтянул лямки рюкзака и быстро двинулся вперёд. Несса, наоборот, шла медленно – двенадцатилетняя и слишком крутая, чтобы волноваться о таких пустяках, как дождь.

– Это не дом, а яма с дерьмом, – выдала она.
– Следи за языком…
– Она имела в виду яму с какашками, – поправил Карсон.
Битти осмотрелась, думая, что бы такого сказать по-матерински обнадёживающего, вроде «Всё не так уж плохо». Но двор зарос, дом разваливался, да и весь район пребывал на грани.
– Отлично. Это яма с какашками, – согласилась Битти.

Когда приехала Битти с детьми, Обри ещё даже не переоделась. Она всю ночь просидела в спальне Мэрайи. Нашла на полу у кровати открытое «Нортенгерское аббатство» и начала читать с того места, где остановилась тётя. Ночью, спасаясь от осенней прохлады, натянула тётин же пушистый розовый халат. А утром не стала выползать из-под одеяла – так и лежала, пытаясь вернуться в сон, где вязала свитер для дерева и не успела разобраться с пропорциями. Когда с лестницы донёсся голос старшей сестры – «Привет! Есть кто?» – Обри не удивилась. Она звонила Битти и ждала её приезда. Так что теперь просто затянула халат потуже и пошла вниз.

Последний раз Обри видела сестру, когда Карсон был беззубым недоношенным младенцем. Он кричал и извивался в её руках – такой маленьким, что мог поместить в обувную коробку, – а двухлетняя Несса в розовом платьице активно выражала недовольство тем, что брат перетянул на себя всё внимание самим фактом своего появления на свет.

За две недели до рождения Карсона Обри связала свитер… Очень простой, чулочной вязкой, из сливочных и голубых нитей. И пока вязала, думала о желаниях для племянника. Прокручивала в голове мальчишеские радости, которые скрасят его детство: книги, жуки, походы за грибами, игры в пятнашки с друзьями. Затем представила, как ему вручают диплом, предлагают работу мечты. А потом пожелала спутницу, идеальную половинку сердца, и всех проблем, радостей и открытий, которые подарят им собственные дети. Обри старалась как можно ярче запечатлеть всё это в свитере – всё это и многое другое, – и когда наконец пришла пора закрыть последний ряд, помолилась, чтобы однажды Карсон легко и непринуждённо отправился в лучший мир, в окружении правнуков, прожив долгую, полную удивительных деяний жизнь.

Свитер получился красивый, с почти невидимыми швами, крошечными петлями и воротом, который закрывался берёзовой пуговицей на плече. Но когда на празднике в честь рождения малыша Битти разорвала обёрточную бумагу и достала подарок, прямо на глазах у всех – богатых родственников и модных подружек-мамочек – её лицо исказилось.
– О, спасибо, – пробормотала она и перешла к следующему подарку, будто Обри вручила ей похабную коротенькую ночнушку или подписку на журнал о похудении, или ещё что-то, что так неловко и стыдно получать на публике.

В тот день Обри пришлось признать то, от чего прежде она отмахивалась: Битти окончательно и бесповоротно отринула их детство, отвернулась от жизни в Заплатнике. Вскоре наезды сестры домой сменились телефонными звонками, звонки – поздравительными открытками, открытки – электронными письмами, письма становились всё короче и реже, пока все эти годы врозь не заволокло туманом, спрятав и отделив их друг от друга. И женщина, кричавшая сейчас из прихожей Заплатника: «Привет! Есть кто?», – это уже не та сестра, что заплетала Обри косы, оборачивала вокруг её ног одеяло, чтобы Обри могла почувствовать себя русалкой, и готовила молочные коктейли, когда Обри оцарапывала локоть и плакала.

Положив руку на перила, Обри замерла – немного театрально, как сделала бы Мэрайя – и посмотрела на стоявшую внизу сестру:
– Ты приехала.
– Да. – Вода стекала с волос Битти за воротник. Она опустила сумки – много, много сумок, – но дети лишь крепче вцепились в свои. – Я получила голосовое сообщение и приехала, как только смогла. – Она натянуто улыбнулась. – Мы пытались устроиться в отеле, но в городе какая-то конвенция.

– Собрание Общества потомков голландских переселенцев. А что с твоим мужем? Он?..
– Мы оставили Крейгу записку, не хотели будить. – Битти прокашлялась и повернулась к детям. – Ребята, не будьте грубиянами. Поздоровайтесь с тётей Обри.
– Привет, тётя Обри, – послушался Карсон.
Обри засмеялась.
Несса тоже пробормотала слова приветствия.
– Рада позна… вас видеть, – сказала Обри.

И вцепилась в гладкий деревянный шар, венчающий перила. Она была рада видеть племянников, какая-то часть пустоты в её сердце заполнилась. Но внутри зародилось и другое чувство, название которому никак не подбиралось. Вот они, Несса и Карсон. Несса с львиной гривой рыжих волос, и Карсон – ещё мальчишка, но с налётом мужской статности. И Обри уже любила их всем своим существом. Однако почти ничего о них не знала.
– Отличный шарф, – выдавила она, спустившись к гостям.

Несса непроизвольно коснулась вязаной вещицы, небрежно обмотанной вокруг её шеи. Шарф был цвета поджаренного овса, с тёмно-зелёными и коричневыми вставками. Толстые косы пересекались и обвивали друг друга, точно змеи, а между ними гнездились десятки маленьких шишечек. Несса стянула его вниз.
– Спасибо.
– Сама связала?
– Мама купила.

– Не возражаешь? – Обри протянулась к шарфу, но не успела дотронуться и кончиками пальцев, как тут же отдёрнула руку. Подозрения подтвердились. – Акрил. – Она повернулась к сестре. – Ты купила ей акрил?
Битти пожала плечами:
– Что продавалось.
– Я свяжу ей другой, пока вы здесь. А ещё лучше – научу, и она сама свяжет.
– Научите? – Глаза Нессы загорелись. – Правда? Вы умеете сами делать такие штуки?

В одно мгновение всё вокруг изменилось, и даже воздух будто стал легче и свежее. Когда Обри была маленькой, такой маленькой, что ещё не знала слов вроде «ожидание» и «отчуждение», Мэрайя усадила её на низенькую скамейку, а сама устроилась позади, почти сжимая своими коленями. Затем обняла, и тётины руки оказались прямо перед лицом Обри. Угол зрения вязальщицы. По сей день она не нашла другого места, где чувствовала бы себя столь же защищённой, другого столь же любимого места. Вокруг левой руки Мэрайи обвивалась толстая шерстяная нить и свисала с кончика вытянутого указательного пальца, словно леска с удочки. Обри затаила дыхание…
«Вот, – сказала тётя. – Смотри».

Обри потуже затянула пояс пушистого халата. Ветер на улице усилился и ускорился, боковые створки окон загромыхали, точно расшатанные зубы. В ожидании ответа Несса чуть приподнялась на носочки.
Обри улыбнулась:
– Конечно. Я с удовольствием научу тебя вязать. Для меня это честь.
Но Битти обхватила дочь за плечи и притянула к себе.
– Прости, но нет. Мы только на похороны. А потом уедем.

Сёстры Ван Риппер, возможно, не всегда сходились во взглядах, и во времена их юности соседи частенько становились свидетелями препирательств по самым разнообразным поводам: кого включать в коллекцию любимых червей, чья очередь стричь тётушке ногти на ногах, как правильно содержать лягушку. Но одно девочки очень рано научились делать вместе без всяких споров. Вязать.
На целый час – обычно после ужина и домашней работы, но незадолго до сна – Обри и две её сестры встречались с тётей в комнате, которая прежде, видимо, служила главным в Заплатнике салоном для приёма гостей.

В магазине пряжа была просто пряжей, но в руках Мэрайи она превращалась в свитера, шарфы, шапочки, первые поцелуи, хорошие отметки, новорожденных детей и во всё, что только пожелаешь. Как всегда, в пёстром платье с ужасными цветами и повисшими вдоль лица седыми волосами, больше похожими на морские водоросли, Мэрайя зажигала свечу и читала молитву. А затем начиналось вязание, и каждая сестра оставалась наедине с собственным дыханием и с петлями, что падали в общий ряд точно камешки в неподвижное озеро.

«Хитрость в том, – говорила тётя, – чтобы очистить свой разум». Отпустить мысли. Вязальщица всегда орудует как минимум двумя нитями: одна реальная, а вторая – невидимая, само существо вязальщицы, что проходит через каждую петлю. Пока вы работаете, ясный ум поддерживает желание, протягивает его через всё полотно, а затем, едва полотно становится свитером или шапкой – желание сбывается. Таким образом, пресловутое волшебство – это не что иное, как целенаправленное интенсивное пожелание. На словах очень просто. На деле – куда сложнее.
И так, с самого раннего детства, девочки учились творить в тишине, постигая искусство ниочёмнедуманья и психологически готовясь к тому дню, когда одна из них, выбранная хранительницей, и в самом деле начнёт вязать заклинания.

Из всех трёх сестёр Мэгги, самая младшая, в этот час вела себя наиболее беспокойно. Другие дети в детском саду учились завязывать шнурки, но Мэгги уже была экспертом и в узелках, и в петлях – нравилось ей это или нет. Она ёрзала, пыхтела, стискивала пальцы и скрипела зубами. И всякий раз, едва Мэгги наконец-то (наконец-то!) погружалась в работу – в таком ритме, словно взмывала вверх на огромной океанской волне, а потом мягко опускалась на ноги, – час истекал. Чем старше она становилась, тем яснее понимала: есть нечто прекрасное в этих простых движениях пальцев, в усмирении собственного разума… но самой Мэгги не суждено достигнуть большего, кроме как открыть дверь в сие мирное место, прежде чем она вновь захлопнется.

Порой Мэгги обижалась на Обри, которой всё давалось легко и быстро. С зажатыми в пальцах спицами из розового дерева и мотком мягкой серой пряжи сестра казалась такой красивой – ну прямо Пресвятая Дева. И синие глаза светились из-под полуопущенных век, точно окна церкви тёмной ночью. Мэгги меж тем ни на секунду не могла усмирить свой разум, вечно занятый множеством мыслей: что тётя забрала её из школы, что нормальные дети в этом возрасте играют в настоящих классах, а не в сидят в дурацкой гостиной, что нормальные дети получают футбольные, балетные, да хоть математические трофеи, а у Мэгги есть только вязание – бесконечное вязание, петля за петлёй.

С годами Мэгги становилась всё беспокойнее. А когда ей исполнилось двенадцать, Битти, которой оставалось восемнадцать месяцев до окончания школы, сбежала с мужчиной – своим будущим мужем. Вязальные вечера и дальше шли по расписанию, разве что теперь без неё. Мэгги побегу сестры не удивилась. В подростковый период та всё чаще и чаще пропускала тётушкины уроки, расшатывая и вырывая себя из Заплатника, как Мэгги расшатывала и вырывала свои последние молочные зубы. Так что к моменту окончательного исчезновения Битти, Мэгги уже была готова это пережить.
Ей и самой предстояло покинуть Заплатник. Но не по стопам сестры, нет. Мэгги собиралась прорубать, прорезать, продираться сквозь чащу и найти собственный путь.
И останутся здесь только Обри и Мэрайя.

Однажды, когда Мэгги было почти восемнадцать, тётя нашла в её шкафу старый красный рюкзак, набитый вещами на случай необходимости срочного побега. «Ты можешь уйти, – сказала тогда Мэрайя, – но никогда не уйдёшь по-настоящему. Заплатник позовёт, и когда это случится, ты должна будешь бросить всё, чем бы ни занималась. И вернуться домой».
В двадцать два, после четырёх лет свободы от удушающей атмосферы Заплатника, Мэгги поняла, что это предупреждение было не совсем уж метафоричным. Они с её новым парнем-другом лежали в кровати, охваченные приятной усталостью и липкие от пота. Они всего десять минут назад ввалились в его жилище в Саванне. Футболка Мэгги валялась на гитарном кейсе Фила. Трусы Фила свисали с огромного чёрного усилка.

Мэгги подхватила нитку, выбившуюся из потёртого края её футболки, и проследила до другого конца, что обнаружился на растатуированной груди Фила – дракон, ноты, маленькая летучая мышь… На прошлой неделе он заявил, что хочет набить под сердцем её имя, но Мэгги предупредила: не надо.
– Что хочешь на ужин? – спросил Фил.
– Не знаю.
– Китайская кухня? Итальянская?
– Без разницы. Я не очень-то голодна.

Разговоры о еде, особенно те, что повторяются снова и снова, – дурной знак. И пьянящее ощущение, появившееся при знакомстве с Филом – когда словно слишком долго задерживаешь дыхание, – постепенно исчезало. Мэгги знала себя. Знала, что, вновь начав чувствовать под собой ноги, она обычно уходит.
Она вздохнула, увидев нить вокруг своего розового соска. Затем нашла ещё несколько и подумала, что пора избавиться от футболки. Собрав с груди все нитки, Мэгги подбросила их и наблюдала, как они медленно, одна за другой, опускаются на Фила, скручиваясь в петли и спирали.

Она приподнялась на локте.
– Что такое? – спросил Фил.
Мэгги вновь сгребла нитки, подняла кулак и разжала. Ну вот, опять. Медленное падение, медленное скручивание в невероятные узоры. Голова казалась одновременно тяжелой и лёгкой.
– Ты чего? – удивился Фил.
– Разве ты не видишь?
Он вжал голову в плечи, утопив подбородок на груди, и хмуро уставился на обосновавшиеся на нём нитки.
– А что я должен увидеть?
– Ничего.

В полночь Мэгги уже тряслась в автобусе, направляясь на север. Мягкая низина Джорджии простиралась за спиной, словно несбывшаяся мечта, а маячивший впереди частокол из пяти сотен футов скалистых триасовых диабазов в её воображении превратился в зубчатую стену. Мужчина в соседнем кресле храпел и пускал слюни на свой костюм.
«А в детстве? – спрашивали все встречные-поперечные, когда узнавали, что Мэгги родом из Тарритауна. – Ты же выросла в окружении историй о Всаднике без головы… Не страшно было?»
Она упёрлась лбом в оконное стекло.
«Почему было? – отвечала Мэгги. – До сих пор страшно».
Нити, сложившись в слово, доставили ей простое послание:

Конечно, всегда остаётся вопрос: что реальное, а что истинное. Ведь нечто, будучи истинным, может оказаться нереальным. Никому не дано постигнуть этого полностью, но не волнуйтесь. Такова природа веры, магии, искусства, праведной жизни: если вы когда-нибудь полностью поймёте, что делаете, придётся тот час же прекратить.

_________________