Конкурсные экзерсисы

uljascha: 05.05.16 01:50

 » ОПГ "Неожиданные истории" История одной дуэли

Первая фраза мне приснилась. От нее пошел и весь рассказ. Он писался в "Неожиданные истории", где выбранный случайным жребием соавтор закончил мое начало. Потом авторов первых частей попросили озвучить, как бы они сами завершили свой текст. Выкладываю тут оба варианта.


– «Поручик князь Гантиуров разжалован в солдаты за дуэль». Стыд какой, – полковник Уваров швырнул на стол «Военные ведомости», – что скажешь, князь? Что мне отцу твоему отписать? Государю? Во вверенном мне полку офицеры стреляются из-за бабы, как петухи, понимаешь. Это мне сообщить по начальству?
Высокий худой юноша в солдатской шинели, из-под которой торчали концы щегольских новеньких сапог, угрюмо молчал, уставившись в пол.
– Молчишь, и правильно, молчи. И на глаза мне не показывайся боле. И сапоги сними. Не по форме. К каптенармусу пойдешь, ботинки получишь, с обмоточками, – тучный мужчина откинулся в кресле и расстегнул две верхние пуговицы мундира. – Не стой как истукан, сядь. Высок больно вымахал, смотреть на тебя тяжко. Ума вот только. – Полковник не договорил, взял с подноса графин, налил в стакан воды и выпил его жадными глотками. – Вложить бы тебе ума в задние ворота, а то братец больно добренький. Лаской тебя воспитывал, да любовью. И довоспитался… на мою голову.
– Гос пподин пол кков ник, – чуть заикаясь, тихо произнес Алексей Гантиуров, – вви нноват, ссам не знаа ю каак онно. – потом, успокоившись, добавил, – но Букреев жив. Я…
– Счастье твое, щенок, что жив, был бы мертвым, тебя б не в солдаты, а в Сибирь, да в кандалах. – перебил Уваров, гневно глядя на виновного. – Как ты мог? Такую карьеру загубил! Другие полжизни тратят, а ты! Из корпуса на хорошую должность…
– Я не просил, – насупился разжалованный поручик.
– Молчать! – полковник встал и нервно заходил по кабинету, заложив руки за спину. – Не просил он. Думай лучше, как звание вернуть. – Уваров несколько минут молча рассекал комнату из угла в угол, потом подошел к родственнику совсем близко. – Эх, Алешка, Алешка, натворил ты дел, как теперь расхлебывать, – он по доброму потрепал Гантиурова по плечу, и тот, не выдержав, схватил полковника за руку и заплакал.
– Ппро сти тте, ддя дюш ка, – Алексей с детства заикался, когда начинал волноваться, но если говорил спокойно и медленно, недуг совсем не был заметен, – вви нноват, ссам не знаа ю, каак онно.
– Ну, полно, полно, Алеша, – Уваров приобнял юношу, – полно. Сделанного не воротишь. Служи впредь исправно, да на учениях отличись, глядишь, и смилуется государь-то. Букреев, хоть и не титулованный, а птица, видать, высокого полета, раз сразу наверх доложили. Коли б в полку разбирали, а так… вишь, как оно вышло-то, – полковник вздохнул. – Ступай в казарму, да усы сбрить не забудь, не положено.
– Слушаюсь, Ваше Благородие, – Гантиуров щелкнул каблуками, повернулся через левое плечо и пошел из кабинета.
– Раньше слушаться надо было, Ваша светлость, – напутствовал его полковник, – эх, грехи наши тяжкие, – перекрестившись на образ Николы Угодника, вздохнул Уваров. – Мальчишка совсем. Пропадет ни за грош. По доброте своей пропадет.
 
Дело о дуэли рассматривалось в столице. В полк приезжал неприятного вида судейский полковник. Ходил, выспрашивал, вынюхивал. Буквально носом рыл землю, опросив всех офицеров полка, денщиков, полкового лекаря, холуев в офицерском собрании. В театр он, конечно, сам не пошел и вообще сор из избы не выносили – суд был закрытым – но то, что дуэль была из-за певицы, сыскному было доподлинно известно. Равно как ее имя, звание и положение в обществе. Это стало понятно по тому, что буквально на другой день после появления судейского полковника девушка исчезла не только из театра, но и из города. Поговаривали, что она получила ангажемент в Польше, но сведущим лицам было доподлинно известно, что не только в Польше, но и нигде в империи места она не получит, хорошо еще, если желтый билет не выдадут.
Князь Гантиуров был разжалован в рядовые как зачинщик и подстрекатель, второй участник, прапорщик Букреев, направлен на излечение, а после оного – в дальний гарнизон, но в чине не понижен. Сказывали, рука у него есть на самом верху, потому и наказание не столь тяжкое.
Впрочем, как часто бывает в таких разбирательствах, судейский увидел и услышал то, что хотел увидеть и услышать, а истинную картину происшествия не знал никто, кроме самих участников. Даже секунданты и ближайшие друзья были посвящены не во все…
 
Алеша Гантиуров был тихим и скромным мальчиком, воспитанным матерью в Богом забытом имении под Тифлисом. Он очень любил книги, но не прочь был и с мальчишками за абрикосами сгонять в сад к городскому главе. Смышленый и развитый не по летам, Алеша в шесть лет умел читать и писать, сносно считал и решал арифметические задачи. Маменька даже хотела отдать его в гимназию или позвать на дом учителя – студента, жившего неподалеку, но неожиданно приехавший из столицы старый князь решил по-своему. Мальчик был отдан в кадетский корпус – сначала в Тифлисе, а когда показал там хорошие успехи и примерное поведение, окончив первый класс с похвальной грамотой, отец забрал его в столицу. И с тех пор пристально следил за мальчиком, решив сделать из него настоящего офицера. Поначалу-то старый князь не больно интересовался незаконнорожденным ребенком, но когда родной его сын умер от скоротечной чахотки, вспомнил о маленьком Алеше, признал его, дал свое имя, а впоследствии и титул. Как уж ему удалось узаконить происхождение байстрюка и выправить все бумаги, осталось неясным, вероятно, сделали свое дело имя и деньги. Даже слухов в столице практически не было – так легкий шепоток по бальным залам – нашел де старый князь Гантиуров младшего сынка, давно пропавшего, а что, где, как – никому не ведомо.
Алеша окончил корпус, поступил в училище, стал лучшим в своем выпуске, был направлен в Академию, а оттуда – по окончании курса – в армию в чине подпоручика в расквартированный в Риге полк под командованием Андрея Федоровича Уварова, приходившегося старому князю Гантиурову то ли двоюродным, то ли троюродным кузеном.
 
Юноша служил исправно и через год был произведен в следующий чин. Из штабной характеристики, представленной в суд, явствовало, что Алексей Гантиуров всегда был примерным офицером, в баловствах и пьянстве не замечен. Да и по свидетельству офицеров полка, князь Гантиуров был человеком строгих правил и чести, в офицерском собрании не кутил, девиц не портил и к актрисам не ездил. Потому неожиданная дуэль, на которую он сам спровоцировал прапорщика Букреева, прилюдно обвинив того во лжи, всколыхнула весь гарнизон. А уж последовавшие затем события и вовсе вызвали слухи и сплетни по всему городу. И в полку, и в офицерском собрании, и даже в Домском соборе во время мессы только и разговоров было о дуэли. Все жалели «молоденького душку поручика», но большинство надеялись, что обойдется выговором.
Приговор был как гром среди ясного неба – подобной строгости за такую провинность никто не ожидал. Поговаривали даже, что у квартиры городского прокурора поздним вечером видели даму под вуалью, которая приезжала просить за молодого князя и разъяснить все обстоятельства… Но приговор обжалован не был, а потому мера пресечения осталась прежней – Гантиурова разжаловали в солдаты с возможностью искупить свою вину примерной службой и храбростью на предстоящих учениях.
 
Учения прошли по высшему разряду, полк заслужил благодарность императора, на высочайшее имя была направлена бумага касательно князя Гантиурова, но то ли она затерялась по дороге, то ли еще какой казус приключился, только с учений прошло добрый три месяца, а ответа из имперской канцелярии так и не было. В Генеральном штабе тоже помалкивали, и хоть полковник Уваров исправно интересовался судьбой опального родственника, конкретного ответа не получил.
 
Теплый сентябрь сменился промозглым октябрем, на смену которому пришел неожиданно снежный ноябрь. Отговели Филиппов пост, отпраздновали Рождество, а на Святках в Благородном собрании городской глава давал бал, на который неизменно приглашались все офицеры.
Решив сделать родственнику рождественский подарок, полковник Уваров вызвал к себе рядового Гантиурова.
– Проходи, Алеша, садись, без церемоний, – Андрей Федорович встал из-за стола и закрыл за князем дверь. – Я вот чаю приказал и марципанов принесли из кондитерской, – он показал на накрытый белой скатертью низкий столик, на котором стояли чашки с горячим чаем, большая ваза с марципанами и маленькая – с засахаренными фруктами.
– Ддя дюшка, спа сс и бо, – заикаясь, проговорил Алексей, присаживаясь к столу. Он осторожно взял в руки чашку майсоновского фарфора и пригубил чай.
– Что, соскучился, поди, на солдатских харчах? – полковник сел напротив, с доброй улыбкой глядя на молодого родственника.
– Неет, чтоо вввы, – замялся Гантиуров, – отправляя в рот засахаренный фрукт и вытирая салфеткой пальцы. – Яяя пп рри вык.
– Хорошо, хорошо, только не волнуйся ты так, спокойно сиди и кушай, а то ишь, разнервничался. – Уваров знал об особенности Алексея и переживал за него, – как доктор говорил – успокойся, подыши и потом говори медленно. Ты офицер, солдаты должны тебя понимать.
– Да кка кой я… – начал князь, но Андрей Федорович не дал ему договорить.
– Самый настоящий, храбрый и верный. А недоразумение скоро будет исправлено, не волнуйся. Прошение написано, вот-вот будет ответ и твое производство. А пока – подарок тебе, – полковник положил на стол кусок картона с золотой вязью. – Приглашение на бал в Благородное собрание. Пойдешь в штатском. Сюртук-то у тебя есть?
Гантиуров отрицательно покачал головой, казалось, он потерял дар речи, ошарашенный неожиданной новостью.
– Ничего, в прокат возьму. Бал костюмированный, так что никто и не догадается, если сам дурака не сваляешь. Пришлю за тобой пораньше. Тут переоденешься, в моей карете поедешь. И как Золушка, – Уваров засмеялся, – в полночь чтобы обратно.
Молодой князь кивнул благодарно, продолжая с удовольствием уничтожать сладости. Он был настолько взволнован, что счел за лучшее молчать, чем заикаться на каждом слове.
– А скажи мне, Алеша, – полковник испытующе посмотрел на племянника, – актерка ведь не причем в дуэли твоей? Не за нее ты этого хлыща Букреева во лжи обвинил.
– Увольте, Андрей Федорович, – Гантиуров как-то весь подобрался, стараясь говорить медленно и спокойно, – право, увольте, не могу ничего сказать. Оставим эту тему. Прошу вас. – чувствовалось, что он волнуется, и правильная речь дается с трудом.
– Полно, полно, Алеша, – Уваров слегка похлопал по руке князя, – молчу, так и быть, молчу, – проговорил он, явно разочарованный, что попытка добиться правды не удалась. Полковник и сам не знал, зачем затеял этот разговор, словно бы правда о произошедшей дуэли могла помочь скорейшему производству князя обратно в офицерский чин. Конечно, Уваров ждал этого с нетерпением, как и возвращения племяннику доброго имени – все-таки тень падала не только на молодого Гантиурова, но и на старого князя, а, значит, и на самого полковника. Но в собственной заинтересованности в этом деле Андрей Федорович Уваров не признавался даже себе самому, считая, что просто радеет за несправедливо наказанного родственника.
 
Приехав в дом дяди заранее, Алексей долго и с удовольствием отмокал в ванне с ароматической солью, потом оделся в хороший дрогой сюртук, с помощью полковничьего денщика повязал белый шейный платок каким-то модным узлом, который тот подсмотрел у «самого генерала». Благоухая туалетной водой, князь Гантиуров вышел в прихожую, у зеркала приладил розу в петлицу и, напутствуемый полковником Уваровым, сел в поданную ко крыльцу карету.
«Но, пошел», – кони тронулись легкой рысью, Алеша надел черную полумаску, откинулся на подушки кареты и задумался.
 
Как странно обошлась с ним судьба – подняла почти на самый верх, привезя из бедного Тифлиса в столицу, позволив поступить в училище и окончить курс по первому разряду, да и вообще отнеслась достаточно благосклонно, а потом вот так бросила оземь. Нет, Гантиуров не жалел о своем поступки, случись такое же снова, он бы, не задумываясь, повторил свои слова – терпеть не мог лжи и притворства, а так же хамства и лицемерия – просто обидно было, что на прошение до сих пор нет ответа. Ему хотелось как можно скорее вернуться в свою должность, Алексей явно чувствовал себя не на месте. Он исправно служил, выполнял свой долг, но гораздо больше пользы мог принести Отечеству в офицерском чине…
 
Карета подъехала к трехэтажном зданию в стиле ампир, князь Гантиуров вышел, жестом отпустил кучера и легко взбежал по ступеням на крыльцо. На верхней площадке парадной лестницы приехавших встречали распорядитель вечера барон Данзас с супругой, с которыми Алексей раскланялся, поцеловал затянутую в перчатку дамскую ручку, получил в ответ милую улыбку и прошел в залу.
Встав у колонны, огляделся. Бальная зала блистала огнями, нарядные дамы сидели в мягких креслах у стен, колонны подпирали такие же, как он сейчас, светские хлыщи в черных фраках и сюртуках, офицеры собирались группками у столов с напитками, дебютантки в белых платьях стайкой стояли у большого окна и хихикали, закрываясь веерами.
Одно лицо показалось князю знакомым, и он унесся воспоминанием в прошлогодний пасхальный бал, когда он впервые переступил порог этой залы…



Я же оказалась не такой романтичной, и продолжение вышло совсем иным. Причем, мне снова приснилось несколько кусочков текста – слова и какие-то картинки. Так появилась Плевна и вообще война, и вот такое окончание.
 
Пасха в тот год была поздняя, и к балу, устраиваемому в пятницу на Светлой, все расцвело – деревья, кусты, цветы на клумбах, природа играла яркими красками на фоне голубого неба, а душа пела от всей этой красоты и ощущения полноты бытия.
Князь Гантиуров, возглавлявший роту наряженных на бал младших офицеров полка, был одет в новенький мундир, который сидел на нем просто превосходно. Белые перчатки, начищенные сапоги, весь он был какой-то новенький и щегольский, если так можно выразиться и светился изнутри этой своей радостью, которая не покидала Алексея всю пасхальную неделю. Намедни он получил письмо от матери, сообщавшей, что выхлопотала разрешение у старого князя навестить сына, чему поручик был крайне рад, поскольку виделся с матерью довольно редко – все их общение проходило в длинных письмах, полных любви и бережного отношения друг к другу.
Окна в зале были распахнуты, ветер шевелил легкие занавески, дамы с радостью танцевали с молодым князем, благосклонно отвечая на его улыбки и светскую беседу. Алеша был рад такой искренней радостью молодости, когда не думаешь еще о том, что расположение девицы может вызвать твой титул, имя, внешность, звание, а не ты сам и твой внутренний мир. Жениться он пока не собирался, да и выбор невесты полагал за отцом, потому просто радовался жизни, музыке, теплу и своему хорошему настроению.
Танцуя вальс с только что представленной ему княжной Зинаидой Дмитриевной Белопольской, поручик улыбался девушке, спрашивал, где она провела Пасху, куда ходила к обедне и как ее нравятся стоящие погоды. Она отвечала, потупив взор, а потом неожиданно во время очередного поворота спутала па и чуть не упала. Алексею пришлось ее поддержать и прижать чуть сильнее к себе, тогда же он заглянул в ее глаза и неожиданно понял, что пропал. Нет, он не влюбился так сразу, но сердце забилось чуть чаще и ему захотелось больше узнать о Зинаиде Дмитриевне, разговорить ее, потому что девушка явно стеснялась, а в глазах ее – умных и глубоких – увидел поручик что-то такое, что тронуло его душу.
После танца, испросив позволения девушки и ее старой тетки княгини Белопольской-Белозерской, Алексей отвел Зинаиду Дмитриевну к столам с едой и напитками. От шампанского она отказалась, попросила только бокал крюшона, а выпив его, велела отвести ее обратно к тетушке.
Разговора не получилось, и больше в тот вечер Гантиуров приглашать юную княжну не решился, да и вообще танцевать ему расхотелось. Поручик прошел в соседнюю комнату, где играли в карты и даже перекинулся в вист с двумя морскими лейтенантами и сорвал банк. Ставка была смешная – по полушке и выигрыш мизерный, но это немного вернуло хорошее настроение. Алексей вернулся в залу, предполагая пропустить последний танец перед ужином, но неожиданно для себя пригласил грустившую у колонны дочь хозяина бала графа Андрея Павловича Чернышова.
Протанцевав с Катенькой Чернышовой – они были знакомы давно, дружили семьями и поручик имел дозволение называть девушку по имени, естественно, когда их никто не слышал – тур лансье, Алексей проводил ее к ужину и после – снова в бальную залу.
В столовой, когда они подошли туда, все большие столы были уже заняты, пришлось сесть вдвоем за небольшой столик в углу. Непосредственная и живая Екатерина Андреевна болтала без умолку, весло смеялась шуткам Гантиурова и вообще вела себя довольно раскованно…
Расставшись с ней на пороге бальной залы, поручик поцеловал затянутую в атласную перчатку руку и откланялся, совершенно не предполагая, что это общение будет иметь какие-то последствия.
В субботу идя от Всенощной, князь Гантиуров неожиданно увидел Зинаиду Дмитриевну с тетушкой, подошел поздороваться и предложил их проводить. На этот раз девушка не был так скованна, как на балу, и между молодыми людьми завязалась беседа, нашлись и общие знакомые в Москве.
В воскресенье после обедни князь возил княжну кататься в экипаже, а вечером в офицерском собрании прапорщик Букреев, проиграв Гантиурову три рубля в карты, неожиданно заявил, что тот играет нечестно. И не только играет, но и ведет себя с дамами. Обещал де жениться на Катеньке Чернышовой, а сам теперь дурит голову княжне Белопольской.
Ошарашенный вопиющей наглостью прапорщика и его явным враньем, князь обвинил Букреева во лжи, а тот тут же бросил ему перчатку.
– Мои секунданты будут у вас до полуночи, – Алексей долго еще слышал нагловатый чуть картавый выговор приятеля, вспоминая те события. Сам он просто развернулся и вышел.
Стрелялись на рассвете, и Гантиуров вообще собирался выстрелить в воздух, но делая шаг к барьеру, слегка поскользнулся и потерял равновесие. Пистолет выстрелил. Пуля попала Букрееву в правую руку, чем дуэль и закончилась.
Имя актрисы Незванской, давней любовницы Букреева, всплыло благодаря одному из секундантов, слышавшему имя девушки, из-за которой вроде был брошен вызов. А Незванскую звали как раз Катенькой.
 
Алексей же все время, что был лишен звания и возможности появиться в обществе, хотел объясниться, но не с Чернышовой, которая вскоре после дуэли вышла замуж за какого-то иностранца и уехала в Европу, а с княжной Белопольской, чье имя он невольно скомпрометировал. Князь Гантиуров надеялся, что Букреев не станет болтать лишнего, но в то же время хотел как-то рассказать девушке о произошедшем и предупредить ее быть осторожной, буде ей когда придется общаться с прапорщиком. С другой стороны говорить о дуэли не хотелось…
И вот сейчас он стоял у колонны и наблюдал за Зинаидой Дмитриевной, кружащейся в вальсе, и совершенно не знал, как поступить. Вроде и огородить девушку от сплетника следует, но и сказать про дуэль – выставить себя эдаким героем-защитником, к тому же нарушить дуэльный кодекс, чего Гантиуров ни в коем случае не хотел.
Неожиданно девушка обернулась, и князь поймал ее взгляд – чего в нем было больше – узнавания или испуга, Алексей не понял, но Зинаида Дмитриевна испугалась слишком явно, потому Гантиуров посчитал, что, подойдя к княжне, поставит ее в неловкое положение, вышел из залы и уехал с бала, даже не дождавшись ужина.
– Что так рано воротился? – полковник Уваров сидел в кресле у камина, поджидая племянника. – Неужто танцевать не захотел? Или девицы у нас теперь страшны как смертный грех, – Андрей Федорович оглядел князя с ног до головы.
– Все хорошо, право слово, просто замечательно, да вот как на грех голова разболелась, – попробовал вывернуться Гантиуров.
– В твоем возрасте голова болеть не должна, – изрек Уваров, внимательно наблюдая за молодым человеком. – Порошок возьми на тумбочке в спальне, да чаю со мной выпей, поговорим.
Алексей покорно пошел в спальню за совершенно ненужным ему лекарством, которое и выпил, морщась, под строгим взглядом полковника, а потом сел в предложенное кресло.
– Не знаю, мил друг, кому и чем ты успел насолить, но прошение твое пришло сегодня совсем не с той резолюцией, что ожидали. Чин тебе вернули по заслугам учебным с наказанием служить прапорщиком еще год и направлением в Кишинев. Туда же, куда по излечении попадет и твой противник прапорщик Букреев. Не знаю, кто надоумил военного министра свести вас снова, но вот бумага – читай.
Отставив чашку с чаем, Гантиуров несколько раз прочел строки высочайшей резолюции, пока до него дошел весь смысл написанного. Главным было то, что возвращали офицерский чин, а еще год он прослужит, непременно, хоть в Кишиневе, хоть в Одессе. Конечно, снова встретиться с Букреевым было неприятно, но это можно пережить. Главное – служба.
– Когда ехать? – медленно спросил Алексей дядюшку, как только первое волнение от полученного известия улеглось.
– Три дня на сборы положено. Документы же надо выправить, билет. И я совершенно не разделяю твоей радости, – Андрей Федорович тоже отставил чашку с чаем. – Букреев…
– Я постараюсь с ним дела не иметь, – перебил Гантиуров полковника.
– Что у вас, молодых, за дурная привычка перебивать старших. Да еще старших по званию. – Уваров строго посмотрел на племянника. – Букреев способен на зло и подлость. Потому не только держись от него подальше, но веди себя так, чтоб никто к тебе придраться не мог ни по какому поводу. Понимаешь? Никто!
 
Так князь оказался в Кишиневе, а потом и на Балканах. То, что Государь объявил войну Турции, не было ни для кого неожиданностью – в обществе ожидали именно такого разрешения балканского конфликта, но вот то, что Алексей попал в действующую армию – не ожидал и он сам. Прошение, написано на каком-то патриотическом подъеме, и тут де удовлетворенное – много лет спустя вспоминая ту весну 1877 года, князь не мог себе объяснить – зачем он это сделал. Точно не из желания покрасоваться и глупого геройства. Он хорошо помнил день объявления войны 24 апреля. После торжественного парада архиепископ Павел на молебне зачитал манифест императора Александра II, в котором говорилось о начале военных действий против Османской империи. Всеобщее воодушевление, какой-то патриотический подъем – и многие в тот день подали прошения. Не остался в стороне и Гантиуров. И вот теперь Плевна, изматывающая жара и который день длящаяся осада.
Тяжело неимоверно, да еще сердце ноет от неизвестности – Алексей не сообщил матери ни о дуэли, ни о ее последствиях, ни о том, что он на фронте, и теперь томился отсутствием вестей от самого родного человека на свете. Больше всего переживал о том, что, случись что, сообщат старому князю, а он вряд ли известит мать Алексея, которую давно вычеркнул из своей жизни. Сразу, как забрал мальчика к себе.
После первого штурма Плевны, закончившегося ничем, проводились рекогносцировки на местности, и вот – новый штурм. Атака. Алексей бежал вперед, ловко орудуя саблей, потом вспышка и …темнота.
Очнулся в госпитале весь в бинтах. Рядом медсестрички обсуждали какого-то прапорщика с самострелом, которому грозит трибунал. Гантиуров плохо понимал, что говорили и о ком, а потом снова впал в забытье.
В следующий раз очнулся, когда перевязывали – от боли. Присохшие бинты отдирали на живую, но Алексей не издал ни звука, только скрипел зубами.
– Жив будешь, – заулыбался молодой военврач, видя, что князь пришел в себя, – и танцевать сможешь. Не завтра, конечно, но сможешь. Ногу мы твою спасли. Скажи спасибо вот сестрице – он указал на сидящую в отдалении девушку в белом переднике и косынке с красным крестом. – так просила за тебя, уговаривала, чтоб не калечили. Вдруг, говорит, невеста его там где-то ждет. Ждет невеста-то?
– Ннн ет, – с трудом разлепив спекшиеся губы, ответил Гантиуров, заикаясь, – ммм аа ть т оо лько.
– Ну нет, так будет. Вон какой – кровь с молоком, да кавалер теперь, – доктор снова улыбнулся. – там судейские приходили с допросом, но я не велел пока, сказал, что слаб прапорщик.
– Зз аа чч ем? – в памяти вдруг всплыл разговор про самострел, – яя неее сс тт… – начал Алексей, но доктор его остановил.
– Не волнуйся так, служивый, не по твою душу приходили. Рядом прапорщик лежал с самострелом. Как я понял, вы из одного полка. То ли сейчас, то ли раньше. Букреев фамилия. – доктор перестал улыбаться и поднялся уходить.
– Мм ии ххаил? – уточнил Гантиуров, веря и не веря тому, что сказал доктор.
– Да, Букреев, Михаил Александрович. Вижу, что знакомы, но пока не поправишься более-менее, судейских не пущу. Ему все одно трибунал или суд чести, слишком явно.
– Он ннне мог, – замотал головой Алеша, – Бб укк рр еев не трр ус.
– Мог, не мог, а сделал. Не думай об этом, тебе силы нужны, чтобы поправляться. – доктор кивнул и вышел из палаты.
Гантиуров полночи не спал, переживая за сослуживца. Да, Михаил солгал и поступил подло по отношению к нему, Алексею, но трусость – этого он совершить не мог. Вероятно, тут какая-то ошибка, и как бы он сам не относился к Букрееву, судейским надо сказать, что тот не трус.
Едва дождавшись утра, князь попросил пришедшую с лекарствами медсестру позвать судейского и долго доказывал, что прапорщик Букреев не мог струсить. Даже если он совершил то, в чем его обвиняли, это было сделано в состоянии аффекта, неосознанно, а никак не из трусости желания сохранить себе жизнь. Пожилой майор слушал, кивал. Что-то записывал, потом подал бумагу Алексею для подписи, и тот с трудом поставил корявую закорючку, настолько был слаб после ранения.
 
Недели через две-три, когда Гантиуров уже пошел на поправку и даже ходил по палате с костылем, в дверь неожиданно постучали, и на пороге появился Букреев. В штатском.
Поздоровавшись со всеми, он попросил Алешу выйти в коридор для разговора, и там князь узнал, что прапорщик все-таки был виновен. От трибунала его спас именитый родственник, но суда офицерской чести прапорщику избежать не удалось. Он был разжалован и с позором изгнан из армии.
– Вы простите меня, Алексей Николаевич, я тогда последние деньги проиграл, вот и сказал со зла. Вы везунчик по жизни, а мне всегда не везло, вот и сейчас, – он помолчал, – не свезло. Хотя могло и хуже статься так-то. Прощайте, вряд ли свидимся когда, и спасибо, что заступились. – Он протянул руку Гантиурову, потом резко убрал ее, – руки мне, поди, и не подадите, князь?
– Отнюдь, Михаил Александрович, – Алексей протянул руку, – извольте, вот моя рука. И не заступался я за вас, просто искренне верил, что вы на трусость не способны. Я и сейчас так считаю: на дуэли драться – смелость нужна. А умирать страшно. И война, она всех проверяет. На прочность. На честь и верность присяге. – Он помолчал, а потом продолжил так же медленно, чтобы не заикаться, – простите за высокий штиль, говорю, что думаю. И прощайте. А свидимся, нет ли – Господь рассудит.
Букреев хотел что-то сказать, потом махнул рукой, повернулся и пошел прочь по больничному коридору. Князь проводил его взглядом и вернулся в палату. На душе было гадко и мерзко, он сам не мог понять – почему.
Испросив перо, чернил и бумагу, Гантиуров сел писать письмо княжне Белопольской. Начав с пасхального бала, он попытался внятно и максимально корректно изложить все происходившее, включая дуэль, разжалование, рождественский бал, отъезд в Кишинев и в действующую армию. Почему-то не сомневаясь, что девушка поймет все правильно и не примет излияния души за рисовку и желание покрасоваться, Алеша написал все без утайки. Сам не зная, зачем, он делился с Зинаидой Дмитриевной самым сокровенным – мыслями о жизни и смерти, трусости и чести, присяге и верности Отечеству. Не называя имен, рассказал и про Букреева просто как про сослуживца, которого он, Алексей, считал и считает достаточно храбрым, потому никак не может понять его поступка. Князь, разумеется, не надеялся, что девушка объяснит ему, что двигало Михаилом, но очень хотелось выговориться хоть кому-нибудь. Ни матери, ни дядюшке, ни тем более отцу писать не решился.
Ответа не последовало, да Алексей и не ждал его, даже не очень надеялся на то, что письмо вообще будет доставлено адресату. Еще месяц провалялся он сам в госпитале, а потом после медкомиссии был отправлен в тыл на долечивание из-за хромоты.
В действующую армию князь больше не вернулся, но за мужество и героизм был награжден Георгием 4-й степени и автоматически повышен в звании и по личному ходатайству полковника Уварова отправлен после выздоровления к прежнему месту службы.
 
В Ригу поручик Гантиуров приехал на Святки и вместе с полковником посетил благотворительный бал в Благородном собрании. Каково же было удивление князя, когда Зинаида Дмитриевна Белопольская не только благосклонно посмотрела на него и улыбнулась, но обходя бальную залу с подругой, подошла к подпиравшему колонну поручику и против всяких правил первой поздоровалась и спросила о его самочувствии.
– Спп ааа сибо, княжна, я зд оо ров, – от волнения Алеша заикался больше обычного, – нно лли ше н воз можности ппп ригласить вас наа танн ец. Хрр о маю.
– Тетушка моя хотела с вами поговорить, Алексей Николаевич. Ее очень занимает Балканский вопрос.
– Извольте, – князь, наконец, справился с волнением, и пошел вместе с девушками к креслам, на которых восседали матроны.
Остановившись около княгини Белопольской-Белозерской, поручик поздоровался. Стараясь не волноваться и говорить медленно, он долго отвечал на многочисленные вопросы о турках, Плевне, Осман-паше, Тотлебене и генерале Скобелеве, потом проводил княгиню к ужину и до кареты. Прощаясь, Зинаида Дмитриевна, положила в руку Гантиурова много раз сложенный листок бумаги, а старая княгиня пригласила его на обед в ближайшую пятницу.
Оставшись один, Алеша смог прочесть послание, в котором Зинаида Дмитриевна благодарила его за письмо, извинялась, что замедлила с ответом, потому что не нашла способа отправить письмо так, чтобы никто не узнал. На двух страницах мелких округлым почерком девушка писала свои мысли, о том, чем поделился с ней поручик, и многое было созвучно его собственным переживаниям.
Какая она, однако, милая, добрая и умная девушка, – думал князь, глядя в незанавешенное окно на звезды. – Не посвататься ли мне, – но тут же отмел эту мысль, посчитав нелепой.
В пятницу за обедом, глядя на Зинаиду Дмитриевну, Гантиуров снова вдруг невзначай подумал, что это – хорошая партия, и стоит подумать о возвращении в Академию на дополнительный курс и службе в Генеральном штабе. Такая возможность поручику была предложена сразу после выпуска, но он почел более правильным службу в армии. Сейчас же, после ранения, так и не избавившись от хромоты, поручик посчитал, что больше пользы принесет Отечеству службой при штабе, чем в армии, а тем более – на войне. Он же даже в атаку пойти не сможет и только посмешищем перед всеми будет – колченогий.
Переговорив тем же вечером с полковником, Алексей получил благословение дядюшки и написал отцу и матери.
 
Общаясь с княжной Белопольской в ожидании ответа от родителей, Гантиуров все больше уверялся в правильности выбора, и когда старый князь написал, что не возражает, Алеша надел парадный мундир и поехал свататься. Его предложение, благосклонно встреченное старой княгиней, неожиданно было отвергнуто Зинаидой Дмитриевной.
– Вы не любите меня, Алексей Николаевич, – сказала девушка, когда их оставили наедине, – так зачем сватаетесь?
– Нн е з наа ю, – вдруг растерялся поручик, – в вы так на пп иса ли, словно понимаете меня, – постепенно речь его выправилась. – и я подумал…
– Зря подумали. Да, терзания ваши мне понятны, и на поступок Михаила Александровича мысли наши сходятся, и на многое другое, но разве это повод – жениться на мне?
– Простите, Зинаида Дмитриевна, вы правы, не смею более докучать вам, – медленно произнес Гантиуров, щелкнул каблуками, четко по военному развернулся и вышел из утренней гостиной, где происходил разговор.
Еще через неделю он уехал в Академию.
 
Снова в Риге теперь уже штабс-капитан Гантиуров оказался лишь спустя полтора года – приехал с пакетом из Генерального штаба к полковнику Уварову. Он сам попросился в эту поездку, хотя пакет могли доставить и с нарочным, но что-то тянуло поручика туда и не давало спокойно спать по ночам.
Вдали от Зинаиды Дмитриевны он вдруг понял, что ему не хватает общения с этой девушкой, и ощутил щемящую пустоту внутри, которую нечем было заполнить. Свататься повторно после отказа князь посчитал неправильным, но просто встретиться и поговорить с княжной никто ему запретить не мог. Понимая это, в то же время навестить Белопольских князь не спешил…
 
На улице вовсю буйствовала весна с разноцветьем красок и запахов, и когда до отъезда оставались считанные дни, князь все-таки решился наведаться к Зинаиде Дмитриевне.
– Княгиня не принимают, – ответил старый слуга, приняв карточку, – могу доложить княжне Зинаиде Дмитриевне, барышня дома.
– Доложите, – кивнул поручик и остался стоять в дверях в ожидании.
– Алексей Николаевич, Господи, – Зиночка в каком-то летящем платье показалась на верхней ступени лестницы и стремглав побежала вниз, к нему.
Сердце Алеши застучало как бешеное, он неожиданно понял, что безумно соскучился по ней, и что определенно свалял дурака в прошлый раз, сказав, что не любит. Потому что что это, если не любовь?
На последней ступеньке девушка споткнулась и непременно упала бы, не подхвати ее князь. На какое-то мгновение оба замолчали, не отпуская друг друга, а потом заговорили, перебивая друг друга, что были не правы и просят прощения, и…
– Я согласна стать вашей женой, – тихо произнесла Зиночка, потупив взор, – если вы не раздумали и готовы повторить свое предложение.
– Гг о т ов, – заикаясь больше обычного проговорил князь. – Ббб ла го да рю вас.
 
 
Венчались молодые в Казанском соборе Санкт-Петербурга после Покрова. Гантиуров дослужился до полковника и подал в отставку. Детьми княжескую чету Бог не благословил.
Букреев удачно женился на некой вдове с хорошим приданым и окончил свои дни помещиком в Смоленской губернии.

...

-Алиса-: 09.06.16 05:24

 » отзыв от Юленьки (-Алиса-)

Ульяна, леди, всем доброго дня!



Ульяна, прежде всего позвольте выразить Вам мою благодарность за удовольствие полученное в процессе чтения.
Читала и наслаждалась слогом, выбранной темой (всегда волновали вопросы дружбы и предательства), выбранной эпохой. Не скрою, что произведения, где время действия 19 век - начало 20-го всегда притягивали меня, как магнитом, очень люблю это время за красоту и чистоту отношений, за возвышенные чувства, за поклонение женщине.
Мне очень понравилось, как написан рассказ. В настоящем времени Саша едет к месту своего нового назначения, а в его воспоминаниях и мыслях оживает предыстория, забросившая его так далеко в Порт-Артур. Несмотря на большой объём, история раскрыта полностью, персонажи вышли очень живыми, реалистичными, им веришь с сопереживаешь.
Перед читателем раскрывается история взаимоотношений двух друзей Саши и Кирилла. Мальчики принадлежат к одному социальному слою, но в тоже время они очень разные. Кирилл мне показался легкомысленным, вздорным и завистливым. Саша, напротив, целеустремлённым, порядочным и преданным человеком, но тем не менее, их связывают очень прочные узы дружбы. Несомненно, Михайлов прекрасно видит все недостатки своего друга, но никогда не отказывается протянуть ему руку помощи. Видимо, надеется, что в каждом человеке заложено и хорошее и дурное, и надо только суметь пробудить в нём светлые стороны натуры.
Малечкин - эгоист, думает только о себе и в угоду собственным желаниям разрушает счастье друга. Можно ли простить? Можно! Для Саши можно, он великодушный человек, тем более перед лицом смерти, разве можно отказать умирающему в последней просьбе.


Вот ещё одна история, которая не оставила меня равнодушной. Молодой человек, отец которого пожелал признать сына только после смерти законного наследника. Алексей замечательный молодой человек, обладающий всеми качествами настоящего офицера. Порядочный, честный, открытый, не терпящий лжи и предательства.
Ульяна, Ваш соавтор предложила более романтичную версию окончания рассказа, но Ваша мне понравилась больше. Так и должно было быть. Гантиуров должен был встретиться с Букреевым и именно при таких обстоятельствах. Торжество справедливости, я бы так назвала это. Да и отношения с девушкой должны были сложиться именно так. Не сразу, не вдруг, а именно постепенно, любовь основанная на доверии и первоначальной симпатии.

Спасибо Вам, Ульяна, за Ваш труд, за любовь к красивому русскому языку и дальнейших творческих успехов, за которыми непременно буду следить.

...

uljascha: 11.06.16 16:26

Юля, спасибо за отклик и за столь детальный разбор.
И да, "И я прощаю" именно о дружбе. любовная история тут вторична.
Порт-Артур - одно из интереснейших мест действия для меня, и вообще то время наравне с 19 веком. Время, когда рушится история.
Такие катаклизмы не случайны, и во многом люди сами виноваты, что так происходит. Но как же грустно и жалко, и обидно, что столько людей погибло в этой мясорубке, столько поступились честью и совестью. Такие моменты в жизни обнажают характер человека - все хорошее и все плохое. И что победит...
А простить - самое сложное. Хотя попросить прощение - еще сложнее. Не зря он говорит - "я прощаю, а кто простит меня".
Тяжелее всего писалось окончание, переписывалось несколько раз. Именно приезд девушки и их встреча.

Дуэль - сложная вещь и не знаю, хотелось как-то вот характеры раскрыть, время показать. Романтика - в последнюю очередь. Хотя, как уже писала, закончив свою часть, не сильно представляла, что дальше. Оно само....

Еще раз спасибо, заходите, и меня можно и даже нужно на "ты".

...

uljascha: 04.07.16 23:24

 » Конкурс "Детство..." Мы шли под грохот канонады

Сначала рассказ должен был называться «Кругом война, а этот маленький», и песня соответственно, но, погуглив, выяснила, что песня гораздо более поздняя. Потому – эта. Собственно, история с песней – чистый вымысел. Эту песню, как и Песню единого фронта учила и пела я. У нас в школе был ансамбль немецкой политической песни. Почему я ее соединила с папиной судьбой – так вышло)))
Остальная история – подлинная. Про моего папу. Его отец был дипломатом, в 1937 году расстрелян, маму посадили. Она вышла в 1955, и еще пару лет был101 километр. Папа был в Минске у бабушки, когда началась война, дом разбомбили. Он взял сидор со сменой белья и любимой книжкой «Приключения Карика и Вали» и пошел в Москву… Оказался – в партизанах, в 1943 получил тяжелейшее ранение и орден Красной Звезды. На его счету – восемь эшелонов и ни одной награды за них, потому что командир подрывной группы попал в партизаны из штрафбата. Далее снова по тексту – про госпиталь и Ригу. Правда, между этим он успел поработать на «Мосфильме» осветителем. В Риге в самом деле нашел родных и научился играть на гитаре – разрабатывал руку. Играет до сих пор. На семиструнной. На ней же играют мой брат и мои дети – у меня слуха нет))) Потом была мореходка, плавал, корабль подорвался на мине, папа остался жив и даже не ранен, но не может долго находиться в воде, когда купается, мерзнет. С флота списан как сын врагов народа. Вечерняя школа, Рижская киностудия, где работал осветителем, потом ассистентом оператора, ВГИК, киностудия «Центрнаучфильм» – 50 лет, отданных советскому кинематографу. 27 мая папе исполнилось 86 лет. Мы все были у него в гостях – двое детей, зять, невестка, семеро внуков, пили виски, пели песни, папа играл на гитаре, было очень здорово.
О своей жизни он пишет книгу – уверенный пользователь ПК, как сейчас говорят, водит джип, имеет страницу на Фейсбуке, общается в скайпе. В общем, 86 это еще не старость, так, ерунда))
Да, на фотографии в рассказе Алесь с родителями. Ему года 3-4. Слева папа и мама, справа - их водитель




МЫ ШЛИ ПОД ГРОХОТ КАНОНАДЫ...

Песню немецких коммунистов о маленьком трубаче Алесь пели и на немецком и на русском, в варианте маленького барабанщика, хотя немецкие слова ему нравились больше

Von all unsern Kameraden
war keiner so lieb und so gut
wie unser kleiner Trompeter,
ein lustiges Rotgardistenblut*.

Пел мальчик, радостно картавя – учитель говорил, что у него самое немецкое «эр» из всего класса. Но потом все изменилось, хор перестал петь и «Drum links, zwei, drei!»**, а немецкого «Трубача» быстро заменили на Светловского «Барабанщика». И все равно Алесь солировал. Его дискант был лучшим в посольском хоре – они тогда жили в Варшаве.

Прошло немного времени, и мама Алеся вместе с его старшей сестрой вернулись в Москву – отца перевели в Чехословакию, а там в посольстве школа была только до седьмого класса. Наде же уже исполнилось четырнадцать, и надо было учиться дальше. Алесь остался с отцом, пошел в очередной раз в первый класс (в Польше учили с пяти лет, а в Чехословакии – с шести), снова пел в хоре и учил немецкий язык. Последний раз он пел на праздновании нового 1937 года...

Когда его отца-дипломата вызвали в Москву, все говорили ему никуда не ехать. У Александра Федоровича был туберкулез в открытой форме, и он вполне мог лечь в больницу. Но, будучи ярым большевиком, отец ни в какие репрессии не верил, потому собрался, взял сына и поехал в Россию. У разъезда «Негорелое», где тогда проходила граница, Александра Федоровича сняли с поезда, и весточку о судьбе отца Алесь получил лишь в далеком пятьдесят пятом году.

Тогда же его до Москвы довезли дипкурьеры. Прошла весна, лето, осенью Алесь, которого во дворе все называли Шуркой, пошел в школу – и снова в первый класс: в Москве учили с восьми, маме и так-то с трудом удалось уговорить взять семилетнего мальчика хотя бы в первый. В школе было скучно – Шурка умел читать и писать, хорошо считал, бойко говорил на немецком, и очень часто учительница просто разрешала ему читать художественную литературу, чтобы хоть как-то заинтересовать любознательного мальчика. К тому же так он не мешал учиться другим детям, которые читали по слогам и писали крючочки и палочки.

В один из теплых октябрьских дней Шурка пришел из школы чуть раньше и увидел у подъезда большую черную машину. Из дома вышла мама в сандалиях и пыльнике, увидев мальчика, поцеловала его, пообещала скоро вернуться, села в машину и уехала. Как потом узнал Шурка из разговоров взрослых, мама написала письмо Крупской, чтобы узнать о судьбе своего мужа... В тот день, когда приехали ее арестовывать, в квартире кроме сестры Нади никого не было. Даже домработница взяла выходной, поэтому детей быстро собрали и отвезли в приемник-распределитель, чтобы оттуда отправить в детский дом, и желательно – с другой фамилией. К счастью, их дядя-профессор (двоюродный брат матери) узнал о случившемся и сумел забрать Шурика и Надю к себе. Только вот у него самого в семье росли три дочери, поэтому Надежда осталась в Москве, а Шурка был отправлен к бабушке в Минск. Там его и застала война...

Дом разбомбили почти сразу, бабушка-медсестра сутками пропадала в госпитале, а потом уехала с ним в эвакуацию – так получилось, что они потерялись и не знали о судьбе друг друга долгие годы. Шурка же решил пробираться в Москву, а попал в партизаны.

Ходил в разведку, с диверсионной группой пускал под откос поезда, а вернувшись в расположение отряда, играл с ребятишками из гражданского лагеря в «войнушку», даже имел собственный деревянный автомат. Для него – ребенка – задания, которые приходилось выполнять, не были настоящей войной. Там надо было вести себя тихо, не делать лишних движений – это если подрывали поезда. А когда ходил в деревню, вообще одевался как деревенский хлопчик, и никакого оружия с собой брать было нельзя. Шурке же – как, наверное, всем мальчишкам, хотелось ходить в атаку, кричать «ура!», убивать фрицев. И вот он с ребятами играл в такую «настоящую войну».

Зимой 1942 был ранен и оставлен в деревне – полечиться. Кроме ранения получил воспаление легких, болел очень тяжело, почти умирал. И та семья, которая приютила партизанского хлопчика, решила его окрестить – неровен час, нехристем помрет. Мальчик выжил и продолжал воевать.

Весной 1943 во время прорыва блокады Шурка-москвич – теперь у него было такое прозвище – сумел забросать гранатами фашистский дзот, чем спас много людей – и своих товарищей, и гражданских. Сам же был очень тяжело ранен и едва не лишился руки. В госпитале в Москве, куда его отправили на самолете, мальчика уже готовили к ампутации кистей обеих рук, ранение было тяжелым, правая кисть почти раздроблена, началось нагноение, боялись гангрены. На операцию требовалась подпись главврача. А она оказалась близкой подругой, почти сестрой матери Шурика, и уже начавший засыпать под наркозом мальчик, неожиданно узнал тетю Соню и позвал ее по имени. Она и спасла ему руки – отвезла в Боткинскую больницу к профессору Минцу.

Мальчик тяжело восстанавливался после операции, правая рука почти не работала, а ведь ему было всего четырнадцать лет. Тетя Соня посоветовалась с профессором Минцем, а он вспомнил про одного очень хорошего доктора – профессора Левашевского, который делал уникальные операции по восстановлению чувствительности конечностей. Как выяснилось, он работал в госпитале в только что освобожденной от фашистов Латвии.

Так в начале 1945 года Шурка оказался в Риге. Долго лечился, больше года провел в госпитале, перенес несколько операций – и не зря: рука постепенно стала работать. Тогда же он научился играть на гитаре, именно упражняя руку. Первой выучил любимую песню про «Маленького барабанщика».

В Риге он закончил мореходку, потом вечернюю школу, здесь же встретил потерянных во время войны родственников, но это уже совсем другая история...



____ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ____

*Песня про маленького трубача. Посвящена Фрицу Вайнеку (26.3.1897–13.3.1925) – горнисту Союза красных фронтовиков, погибшему при разгоне полицией предвыборного рабочего собрания с участием Эрнста Тельмана в городе Халле.

В 1930 году вольный ее перевод сделал Михаил Светлов, заменив трубача на барабанщика, – и получился "Мы шли под грохот канонады"...

**Песня Единого фронта (Einheitsfrontlied) – песня, написанная Гансом Эйслером на стихи Бертольда Брехта, когда коммунисты Германии пытались организовать единый фронт для борьбы с фашизмом.

...

uljascha: 04.07.16 23:37

 » Конкурс "Детство..." Пионерское лето детства

Ну что сказать – письмо почти подлинное. То есть многое из того, что там написано, я писала на самом деле – джинсы, украденный ремень, испорченные сапоги, «Зарница», вечно попадавшая в мой День рождения в июле – у нас смена была 40 дней. Лагерь «Огонек» в Поленово, т.е. музей тоже был, и из фильма меня дразнили))) «Смена-8м» – мой первый собственный фотик. День Нептуна, Совет дружины, все это было. Спрашивали про зекинско – да, мы так говорили. Зекинско = здорово, супер, ваще. Теперешнее круто. Истинного значения слова никто из детей не знал. Почему оно пришло – тоже не знаю, но это было, а еще позырить. Да много чего)))
Поленово-дубиново,
Концлагерь «Огонек»,
Там холодно и голодно,
И путь туда далек)))
Помню, больше всего меня возмущало, что мы собирали сорняки на поле, и нам за это конфеты к чаю давали и ничего больше. А еще жутко не любила убираться около корпуса))
Фотография та самая – с доски почета Совета дружины

ПИОНЕРСКОЕ ЛЕТО ДЕТСТВА

Мамочка, дорогая, ты в родительский день не приезжай. Все равно у нас будет «Зарница», и меня с поста не отпустят. А посылку собери, машина же все равно поедет. Я тянучки хочу и мармелад. Шоколадных конфет не клади, их все равно вожатая Таня отберет, а тянучки она не любит и мармеладки тоже. Я тоже мармелад не особенно, но зато он мне достанется.

Мечтаю поехать в лагерь года через три, тогда я буду в самом старшем первом отряде, смогу не спать в тихий час и ходить на речку с вожатыми. А еще – пастой младших мазать. Вчера парни из первого отряда нас ночью пастой намазали, у меня теперь вся ночнушка грязная, а в стирку ее не взяли, сказали, что я сама виновата, и вообще, стирают только маленьким, а мы уже большие, и должны сами. А как я сама, если нет ни порошка, ни тазика? Но ты, мамочка, не волнуйся, я ночнушку в пакет положила, она другие вещи не испачкает.

Как там бабушка себя чувствует? Ноги у нее не болят?

Мамочка, ты не давай Вовке моего мишку, хорошо? И не жадина я вовсе, просто он мой любимый, а Вовка будет его кашей кормить, как того лисенка, что бабушка постирала, и он свалялся.

А недавно нас возили в музей Поленова. Там много картин и еще «Волшебный фонарь». Такие картинки красивые на большом экране меняются, когда крутят такую штуку, на которой они нарисованы и фонарем светят. Вожатый Миша объяснял нам, как это устроено, но я не очень поняла. Надо будет папе рассказать, вот здорово, если он такую штуку дома сделает, и мы тоже будем про Венецию смотреть. У Поленова про Венецию.

А на День Рождения мы вызывали на линейке перед всеми на флаг. Я тянула за веревку, и он поднимался, а все стояли под салютом, и гимн играл. Мне повезло, я одна была, а на Верочкин День Рождения, ну Верочка Малькова из первого подъезда, их трое было, и они все втроем за веревку держались. Обидно. А мне так зекинско было, что я одна. Только веревка такая тяжелая, еле справилась. Дядя Юра, который фотокружок ведет, он меня снимал и обещал карточку. А еще я на Доске Почета висю, потому что в Совете Дружины. Дядя Юра сказал, что очень хорошо получилось, и он мне фотку отдаст, как уезжать будем. А еще он меня снимать учил, у него «Смена-8», как у Гоши из нашего класса. Там все просто – нарисовано солнышко, тучки, и человек – в рост или только голова. Так что ничего не перепутаю. И у меня получается, несмотря на очки. Попроси бабушку купить мне такой на День Рождения.

А еще я косы научилась заплетать. В прошлом году нас вожатые плели, а сейчас сказали, что мы уже большие и должны сами. Я очень долго училась, целых три дня, и теперь сама заплетаю. Только ленту вплести не получается, мне Таня резинку принесла из изолятора, черную такую. Я ей хвостик внизу закрепляю. Она обещала к концу смены научить с лентой, а то резинкой плохо.

А еще у нас скоро День Нептуна. Я буду русалкой. У меня как раз зеленый купальник. Обвяжусь папортником и на ногах краской чешую нарисую. Потом все равно купаться пойдем, все смоется. Еще скоро будет первенство по футболу. Наши с «Ласточкой» играют, мы болеть пойдем. «Ласточка» такой лагерь зекинский, там корпуса каменные, двухэтажные и туалет в корпусе, и даже душ есть. Мы к ним ходили, когда в пионербол играли. Мы выиграли 3:2.

Мамочка, ты мне в посылку еще ремень положи, а то у меня украли, и джинсы теперь падают. Я чемодан в общую кладовку сдала, потом за джинсами полезла, а они без ремня. Миша сказал, что я сама виновата, но это же неправда. Жаль, что ремень не подписанный, можно было бы найти. Наташка из нашего отряда так кепку свою нашла.

И еще, мамочка, скажи, что не будешь меня ругать. Я сапоги бабушкины хромовые в сушилку сдала, и они теперь на меня не лезут. И такие жесткие стали. Таня говорит, растянутся, но мне кажется, нет. Придется на «Зарницу» в кедах идти.

Нам кино показывали «Огонь, вода и медные трубы». Дождик несколько дней шел, танцев не было, в клубе кино крутили. Только это, другого не было. И теперь меня все дразнят «Аллленушка», как там козлик в кино бегает и зовет.

Все, пойду, на линейку зовут. Я как раз успела все начисто переписать. Мне Катя из первого отряда проверила, а то Таня говорила, что письма с ошибками отправлять не будет.

Целую тебя крепко, Алена.

...

Ириша П: 05.07.16 01:37

 » Отзыв от Ириши П

Ульяшечка, моя хорошая, наконец-то я могу сказать тебе огромное спасибо за цунами ностальгии, обрушившегося на меня после прочтения двух последний рассказов. Помню уроки немецкого языка, когда разучивали эту песню про трубача. И как впервые за всю свою учебу получила четверку вместо ставшей обязательной пятерки за не выученную до конца песню про этот самого трубача. И как было стыдно за "четверку" и за то, что не оправдала надежд учительницы немецкого языка. А потом пришлось исправляться. Помню многие песни из всей школьной программы наизусть. До сих пор. И Лорелею.

Помню поездки в пионерский лагерь, который, к слову, располагался рядышком с родной школой - места на Загорянке, где я жила с родителями, дачные, известные. Кругом леса, живописные места, доложу я вам. Но близкое соседство лагеря с родным домом не мешало, скорее, наоборот. Это были замечательные времена, запомнившиеся новыми знакомствами, занятиями в кружках, пением под аккордеон, походами в лес, встречей рассвета и печеной в углях костра картошкой, страшилками на ночь, родительскими днями, художественной самодеятельностью, линейками по утрам и вечерам с поднятием и спуском флага, "олимпиадами" местного значения с забегами на 60 метров, метанием мяча и прыжками в длину. А еще выпусками стенгазеты, заметки в которую наш кудрявый светловолосый вожатый лихо рифмовал и в которого почти все девчонки были влюблены. И только я не была влюблена в него. Мое сердце дышало неровно в строну лучшего спортсмена нашего лагеря. Не безответно, кстати. А младший брат вожатого "здоровски" играл на настоящей трубе, которую он привез с собой вместо положенного горна. И каждой утро выдавал "подъем" без фальши и надрыва, присущего неопытным горнистам.

Леночка, спасибо тебе огромное за воспоминания, которые не могут не вызвать улыбку и сожаление, что детство и юность не возвращаются. Но остаются в памяти.

А еще спасибо тебе за особый "детский" язык с его словечками, которые мы все тогда употребляли. И за фотографии, которыми ты так щедро делишься с нами. Дай Бог твоему замечательному папе крепкого здоровья и долгих лет жизни, всех благ. Как же здорово, что ты рассказываешь нам о нем, о его юности, его молодости, про то, что довелось пройти и пережить ему в тяжелые времена.

...

uljascha: 17.08.16 13:51

 » Штучки 20 тур. Свадьба с приданым (золото)

Это практически живая история. Мой папа и его друзья учились в мореходке в Риге, и вот они как раз доставляли наши суда, и вместе с судами – контрабанду. То есть история про чулки, часы и бритву – реальна. Саша-электрик это и есть мой папа. Ну а свадьбу пришлось придумать)) Хотя примерно так женились папины друзья, в семье которых он жил в Риге. Оттуда кстати и имя Бригитта, и Ленуська. Думберги – та самая семья, у них было четверо детей – Ленуська (Леонид), Александр, Регина и Бригитта. Причем мальчик – девочка, ну и соответственно, папа, Рува и другие ребята из мореходки дружили с Ленуськой, и за одного из них компании вышла замуж Регина. Так и с Бишкой – она вышла замуж за парня из компании ее старшего брата.
в 1947 году папу уволили с флота как сына врагов народа, и он поступил (по протекции друзей) на Рижскую киностудию осветителем. Но это уже совсем другая история)))
В общем, как-то так – очередная история из жизни моего папы, литературно обработанная))




СВАДЬБА С ПРИДАНЫМ
 
Рига, 1947 года. В парке на Бастионной горке на лавочке сидят двое влюбленных. Инт и Бригитта. Он только что попросил ее выйти за него замуж, и она ответила согласием. Они сидят, крепко держась за руки, смотрят друг на друга и улыбаются. Так проходит несколько минут...
– Бишка, свадьбу у моих гулять будем, – Инт первым нарушает молчание, – настоящую.
– Хорошо, – соглашается девушка, – у родителей жениха квартира большая, в центре, на улице Ленина, она же с семьей живет в Резекне. – Платье мама сошьет, отрез у нее есть, до войны еще покупала Лайме на конфирмацию, да так и не пошила. Теперь вот мне обещала. Она как чувствовала. – Бригитта счастливо смеется.
– Что значит, чувствовала? – улыбается парень, – я у дяди Грегора и тети Стаси твоей руки еще неделю назад просил, а тебе вот, – он неожиданно краснеет и отворачивается, – сказать не решался.
– Да ты что? – всплескивает руками девушка, – вот скрытный. – То-то, смотрю, Витька с Ленуськой по углам шепчутся и на меня поглядывают.
– Братья твои знали, да, они давно спросили, всерьез я или как и обещали рыло начистить, если что, – теперь смеются оба.
 
Проходит месяц – платье сшито, туфли выменяли на барахолке на сало, которое кто-то из родственников привез из деревни. Соседка, вдова Зобена, отдала свою фату и белые перчатки. Инту проще – даже костюм не нужен. Он же моряк, венчаться будет в парадной форме, ксендз разрешил. Форму, конечно, тоже по друзьям собирали – у одного брюки новые, у другого китель, время-то тяжелое, послевоенное. Подружки невесты обещали стол приготовить, а друзья жениха – подарки молодым. Дело в том, что Инт и его однокурсники по мореходке перегоняли в Советский Союз суда, доставшиеся нашей стране по репарации. Из Ливерпуля, Лиссабона, Гамбурга, Штеттина или еще откуда-то. Принимали в заграничном порту сухогруз, писали на нем новое, советское название и – вперед, в новый порт приписки – Ленинград, Ригу, Таллин.
Из-за границы привозили часы (одни в год, что четко указывалось в декларации и судовом реестре) одежду (только на себя), бритву и разные другие мелочи. Но тут ситуация особенная – свадьба. Разрешенные к провозу товары не годятся, нужен контрабандный товар. Собравшись, закадычные друзья Саша, Рува и Валдис, решили подарить невесте капроновые чулки, жениху – самую лучшую опасную бритву и часы. Часов хотели привезти много – на продажу. Все-таки свадьба, расходы большие.
Рейс намечался из Лиссабона. Пришвартовавшись, отправились за покупками. Уговорив знавшего английский старпома пойти с ним в магазин, Валдис отправился за бритвой. Тут, в принципе, особых сложностей не было, бритвы покупать и привозить не запрещали, главное было – достать лучшую. Долго искали, просили самую-самую. Объяснили продавцу – для друга на свадьбу. Тот ушел в задние комнаты, довольно долго отсутствовал, а потом вынес черную бархатную коробочку. Очень бережно ее открыл. На атласной длинной подушечке лежала бритва. Продавец благоговейно вытащил ее, открыл, показал лезвие и клеймо. «Кремль», – с удивление прочел Валдис. «Да, да», – закивал продавец, – «самая лучшая сталь, самая лучшая работа». «А Золлинген?» – спросил старпом. Продавец отрицательно замотал головой и долго объяснял, что именно та, что он принес – самая что ни наесть лучшая. Так и привезли из Лиссабона бритву «Кремль».
Часы покупал и провозил Рува. У него в радиорубке висела сумка с учебниками, вот в нее, под учебники, он и положил дюжину часов-цилиндров. Самых дешевых, без камней. В Лиссабоне они стоили сущие копейки, а в Риге за них можно было выручить приличные деньги. Таможенники пришли, посмотрели, увидели учебники и рыться в сумке не стали.
Сложнее всего дело обстояло с чулками. Ребята посчитали, что купить надо пар шесть или даже восемь, чтобы хватило всем девчонкам, да вот только как доставить... Женщин на корабле не было, а мужчины легально ничего дамского провезти не могли.
Первую партию взял кок – у него на камбузе была навесная полка, слегка отстававшая от переборки, вот за эту полку и спрятали четыре пары. А еще четыре – Сашка (он был судовым электриком) засунул в фонари ходовых огней. Есть такие на сухогрузе – зеленый и красный, чтобы на встречном судно видели, по какому борту обойти, и не случилось столкновения. Саша снял с фонарей стекло и между лампой и задней стенкой положил чулки. Как раз по две пары влезло.
Таможенники и тут ничего не заподозрили.
 
В назначенный день состоялась свадьба. Невеста выглядела совершенно очаровательной в белом платье, воздушной фате и длинных до локтя перчатках. На ней, как и на подружках красовались капроновые чулки – писк моды и жуткий дефицит. Инт и его друзья были в парадной форме, как и подобает будущим офицерам, а на столе среди прочих яств и напитков стояла бутылка настоящего французского коньяка – подарок начальника мореходного училища.

...

llana: 18.08.16 16:51

 » Отзыв от llana

Ульяша, привет!
Прочитала пока последнюю страничку твоих экзерсисов (ну такая я непоследовательная бываю). Немножко напишу.

Спасибо. Обе истории интересны, но твоя мне кажется более жизненной. А вообще, к вопросам чести и предательства в те времена относились, конечно же, серьезнее, чем теперь. И я даже задумалась над промелькнувшей у Алексея фразой, что решиться на дуэль смелость нужно иметь. Ведь и правда, исход ее неизвестен. А человек чести и в честность других верит. Потому он и Букреева у тебя защищает. И не совсем тот совесть потерял, раз пришел прощения просить. Хотя уважения все же у меня не вызовет. А то ему и уроком по жизни будет.
Хорошее вышло сравнение отношений к чести, долгу, товариществу и женщинам.
И то, что ты Алексею все же Зиночку в супруги определила, хорошо. Я порадовалась за них.
Вообще, здорово у тебя получается сны "на бумаге" воплощать!


Читать о войне всегда волнительно. О репрессиях - еще более. А когда это связано с близкими людьми, просто больно. Спасибо, что поделилась этой историей. У старшего поколения было очень трудное детство, и родители наши не исключение. Еще таким юным пришлось попасть в самое пекло. Наверное только детская отчаянность и смелость ими и руководила. Сейчас, с высоты своего возраста я задумываюсь - почему не боялись, как было не страшно, ведь рвались, отчаянно рвались в атаку! Или на общей волне патриотизма?! А отца твоего как будто ангел-хранитель берег. Дай Бог ему еще здоровья на долгие годы. И большое спасибо за его вклад в Победу!


О, это письмо вызвало бурю ностальгических воспоминаний! А как же?! Лагерь в жизни большинства школьников присутствовал. И письмо такое замечательное и подробное, столько событий описано!
Мы ведь раньше писали письма - на нескольких тетрадных листах, в каждой клеточке. И в ответ ждали, каждый раз с надеждой замирали, выкрикнут ли твою фамилию. А потом еще бежала в отряд к старшему брату, вдруг в этот раз ему отправили! А теперь вот забыли, как это... И посылки из дома ждали... с конфетами. Я обожала ириски. А родители навещать нас не могли - далеко.
А в Прибалтике, где располагался наш лагерь, мы покупали их "коровку-готинку" или шоколадные конфеты в коробках и везли домой в подарок.
В лагерь я ездила часто, потому что у родителей летний отпуск был только раз в три года, а лето на Севере теплым бывает редко. И смены у нас были тоже по 40 дней, иногда и на две. Мне там нравилось, лагерная жизнь была насыщенная очень. И листья папоротника были тоже неотъемлемым материалом для разных украшений, не только на День нептуна. Еще оформляли уголок отряда, рисовали, мастерили...
Помню костры, спортивные соревнования и экскурсии. Самый сильный отпечаток на всю жизнь оставил мемориал в Саласпилсе. Без слез там никогда не обходилось. Мы ездили обязательно в парадной пионерской форме, галстуках и пилотках.
И к подъему флага на линейках тоже относились очень трепетно. И это было так торжественно.
И говорили мы тогда так, да. Только мы говорили "зыко", "зыконско", а теперь - классно. У подруг и по сей день проскакивают эти словечки.
Много всего было...
Спасибо, Ульяша. Ничего не забывается, но как сейчас, бывает очень приятный повод снова в это окунуться.


И эту историю прочитала с большим интересом. Улыбнулась самой лучшей бритве "Кремль" и способам провоза чулок. Не, ну молодцы парни, о девушках заботились! и приданое собрано "по всему миру". Представляю, что это была очень красивая свадьба, одни молодые офицеры в форме чего стоят! Да, у твоего папы была интересная юность-молодость!

Спасибо, дорогая.

...

uljascha: 22.08.16 16:21

Привет. очень рада тебя тут видеть.

да, мне хотелось именно показать вот то, что честь - никому. Помнишь - душу - Богу, сердце- даме. жизнь - Государю, честь - никому. Он потому и не мог поверить, что Букреев против закона чести пошел, да и тот опомнился, все-таки стержень в каждом из них был заложен. Дуэль - вопрос чести. И погибнуть можно запросто. Многие офицеры, правда, потом говорили, что погибнуть на войне для офицера почетнее, чем на дуэли,но они стрелялись не в военное время, да и молодые мальчишки.


Спасибо. оно как-то само вот пришло


Ну должен же он был получить сове счастье, хоть сначала повел себя как дурак, самонадеенный дурак


Я - игрок) В играх часто приходится писать мысли и сын, когда хочешь. чтобы тебя услышали и поняли, но не можешь поговорить с кем-то. Тогда пишешь мысли и сны. Персонаж их как бы не видит, но игрок-то прочтет)))

Рвались потому что не очень понимали, что могут погибнуть. Это как дети и подростки кричали "Ура, война". а дальше уже - за Родину. Вот у него погиб отец, в лагере - мать, сам - сын врагов народа, но Родина превыше этого. такое было поколение в большинстве своем. Ведь предателей. кто именно сам пошел к фашистам, было очень немного. Обиженных на Советы было куда как больше, но воевать они шли за советы, потому что за Родину.

События именно вот старалась описать как ребенок, перескакивая с одного на другое.


Нас навещали - раз в смену, на родительский день, а посылок и писем ждали очень-очень. Помню как-то подруге пришло письмо, что мама болеет и там еще какие-то неприятности. Почерк незнакомый. Она полдня проревела. Потом пришла старшая сестра, читает - это не нам письмо. Не помню уж. как она определила. Оказалось, точно. В другом отряде была девочка с таким же именем и фамилией, и письмо было ей.

я отдыхала в Подмосковье. Один раз только - на Азовском море. И вот оттуда привезла фрукты и овощи. На станции по дороге покупала. Как только ума хватило в 13 лет)))

я ездила каждый год тоже, сначала вот в лагере были по 40 дней смены, а потом - по 25. И только на первую. Один раз поехала на вторую, так написала бабушке - забери, а то збегу (именно в такой орфографии). И она забрала меня на той машине, на которой везли посылки. Уговорила водилу, уговорила директора.

Мы 22 июня ездили на мемориал в соседнее село. Тоже в форме и при галстуках. Обычно стихи там читали или монтаж нам ставила худрук. Папа мой приезжал. Лагерь был ведомственный, от Госкино.


И было так радостно, когда на флаг вызывали, особенно если не на день рождения, а за что-то там, типа ударного труда на прополке)))


может и зыко, как оно писалось, я не помню


Ага, тем более фоток из лагеря немного, а как начнешь вспоминать...

Да, про бритву это папа рассказывал. и чулки в фонарях он вез, именно он - Сашка-электрик.


И тебе спасибо огромное, что прочла и отозвалась.

...

uljascha: 24.11.16 22:47

 » Штучки 20 тур. Браки совершаются на Небесах

БРАКИ СОВЕРШАЮТСЯ НА НЕБЕСАХ

Графиня Анна Дмитриевна Ростовская устраивала в имении ежегодный бал на именины любимой внучки Наташеньки. Август выдался прохладным, потому столы на улице не накрывали, а перенесли все в усадьбу. Господский дом был не особенно велик, и гостей позвали в этот раз немного – только самых близких и тех, кому нельзя было отказать.
– Петруша, подай чаю, милейший, – попросила пожилая дама старшего лакея и запахнула поплотнее ватный шлафрок. – И пусть дров в камин подбросят, только не сырых, а то чадит.
– Бабушка, голубушка, – в комнату вбежала девушка в синей бархатной амазонке, откалывая с головы шляпку нетерпеливым движением, так что распалась прическа, и по спине заструился водопад рыжих локонов. – Правда, что Кречетовы не приедут? – в голосе стояли слезы, – правда, бабушка?
– Отказ прислали, Наташенька, старый князь занемог, княгиня одного его не оставит. Боится. С ним намедни падучая приключилась, вдруг как она уедет, а приступ снова. – покачала головой Анна Дмитриевна.
– А молодой князь, Петр Михайлович? – осторожно спросила Наташа, присаживаясь на скамеечку у ног графини и осторожно расправляя юбку.
– Не знаю, милая, не знаю, сказывали, он в столице нынче, при государе, коли тот его отпустит, да и станет ли просить... – графиня вздохнула. Княгиня Кречетова приходилось Наташеньке крестной, и раньше часто приглашала Ростовских погостить, но как молодой князь в возраст вошел, а там и Наташа заневестилась, Кречетовы общение постарались сократить. Совсем уж как бы отказать от дома кумовьям не могли, да и сами порой приезжали – на именины и праздники, но теперь гораздо реже, чем ранее. Анна Дмитриевна видела склонность Петра и Наташи друг к другу – тут и слепой бы заметил – но примечала и нежелание родителей молодого князя поощрять эту склонность. Оно и понятно – Ростовские за последние несколько лет сильно обнищали, связей при дворе лишились, вот и сторонились их богатые Кречетовы. Когда Наташенька родилась, Ростовские не бедствовали и в фаворе у императора были, потому и в крестные Наталья Силовна Кречетова пошла к тезке своей. А теперь вот как выходило это родство – печалью и слезами юной крестнице.
Десяти лет осталась Наташа сиротой и оказалась на попечении деда с бабушкой, которые, впрочем, и так воспитывали ее с младенчества – родителям было недосуг заниматься ребенком. Когда же девушке исполнилось шестнадцать, неожиданно умер старый граф – его хватил удар прямо на охоте. Вскрылись огромные долги, дом в столице пришлось продать, как и два подмосковных имения, большинство драгоценностей графини ювелир заменил на искусную подделку, оставив неприкосновенным гранатовое ожерелье – приданое Наташи.
В имении жить было, конечно, дешевле, чем в городе, но ужасно скучно. Многие соседи перестали ездить к Ростовским после смерти старого графа и приглашать их к себе. Бабушка старалась на всем экономить, чтобы хоть в восемнадцать вывезти любимую внучку в свет и представить ко двору.
И вот скоро это восемнадцатилетие наступит, потому сразу после бала Анна Дмитриевна предполагала выехать в Петербург и провести там зиму. Она уже сговорилась с дальним родственником, князем Лавровым, что он уступит им свой особняк на Большой Морской. Не самое хорошее место, по мнению графини, но выбирать не приходилось. Наташу надо было пристроить как можно скорее, чтобы она и думать забыла о Петре Кречетове. Не чета она ему, хоть и красива, и достаточно образована – рисует, музицирует, на лошади скачет, учителя хорошие приходили, но все равно бесприданница. Не примут ее Кречетовы, да и сам молодой князь казался графине Ростовской чересчур ветреным, а обоюдную склонность молодых людей считала Анна Дмитриевна несерьезной.
– Игра в бирюльки, право слово, баловство, да и только, не раз говаривала она старой нянюшке Параше, которая еще ее саму вырастила, потом сына, теперь вот Наташу.
– Истинно так, барыня, – поддакивала няня словам хозяйки. Ей и в голову не приходило перечить или иметь собственное мнение.

– Барышня, вам письмо, – горничная Лиза, запыхавшись, влетела в комнату, где Наташа подгоняла под себя материно бальное платье. – Ответ написать велели-с.
– Кто, кто? От кого письмо? – девушка взяла скрепленный восковой печатью лист и сразу посмотрела вниз на подпись. Там стояло: «Преданный Вам Петр Кречетов». Дрожащими руками развернув лист полностью, Наташа стала читать: «Дражайшая Наталья Кирилловна, обстоятельства складываются так, что отец мой занемог, и оне с маменькой не смогут быть на Вашем балу. Ведомо мне, что матушка графиню Анну Дмитриевну уже известила. Я же спешу сообщить, что коли Вы ко мне не переменились, на балу обещаюсь быть». Дальше читать девушка не стала.
– Где он, Лиза? Письмо передал давно ли? Как ты ответ понесешь? – Наташа не смогла сдержать счастья ни в голосе ни во взгляде.
– Не гневайтесь, барышня, в лесочке оне. Князь Петра сказывали, у межевой изгороди ждать будут, – затараторила горничная, но Наташа уже не слушала ее – накинув, шаль, девушка выскочила из дома и быстро побежала к лесу на самой границе усадьбы.

Издали увидев высокого темноволосого мужчину, держащего под узцы вороного коня, пошла медленнее, а он словно почувствовал ее присутствие – обернулся. Тогда Наташа, не скрываясь, побежала к нему быстрее. И остановилась буквально в шаге...
– Наталья Кирилловна, голубушка, – князь подошел к девушке и взял ее за руки.
– Негоже тайком, Петр Михайлович, – Наташа опустила голову и отчаянно покраснела. – А увидит кто? Батюшке вашему скажут, да и бабушка недовольна будет.
– Наталья Кирилловна, Наташенька, радость моя, намедни я с отцом беседу имел. Сначала Михаил Евграфович сильно серчал, но потом рукой махнул и говорит: «Бог с тобой, Петруша. Да разве я не добра тебе желаю? Ступай, проси руки Натальи Кирилловны». И маменька обрадовалась, что так все повернулось. Знаю, переживала она, – голос молодого князя звучал все радостнее.
– Да что же? Как же? – Наташа вырвала руки и прижала их к вмиг заалевшим щекам. – Бесприданница ведь я, одно ожерелье гранатовое, что от маменьки осталось, больше и нет ничего. – Девушка вздохнула и тихо призналась, – даже платье бальное я себе из матушкиного перешивала, все пальцы исколола.
– Не важно это, Наталья Кирилловна, совсем не важно. Скажите только, вы ко мне не переменились за это время? – его взгляд словно прожигал ее насквозь.
– Как можно, Петр Михайлович? – Наташа еще сильнее покраснела и опустила глаза, – зачем вы спрашиваете? Разве я пришла бы... – девушка неожиданно развернулась и быстро побежала прочь...

Бальная зала сияла множеством свечей, оркестр играл вальс, который танцевала всего одна пара – князь Петр Кречетов и его невеста Наталья Ростовская. Они отражались в огромных зеркалах, которые словно множили изображение, и казалось, зала полна танцующими. На самом деле все гости стояли или у сидели у стен, наблюдая за молодой парой. Только что было объявлено о помолвке, а свадьбу решили справить после Покрова. Торопились лишь потому, что старый князь был тяжело болен, а он хотел сам благословить молодых к венцу.

...

uljascha: 24.11.16 22:55

 » Штучки 20 тур. Стихи .... (бронза)

Сначала написались первые четыре строки. Канделябр и все остальное как отсыл к 19 веку, а дальше вот почему-то цыган и кибитка)) Не знаю, так вышло. В общем, украл цыган дворянскую девушку и женился на ней. А уж по какому обряду – не знаю, в принципе цыгане православные, могли и венчаться, если попу заплатили, чтобы лишних вопросов не задавал






Платье белое на пол брошено,
Канделябра потушен свет.
– Не упрямься, моя хорошая,
Слаще этого в мире нет.
Ты не бойся, моя красавица,
Не обижу и не предам,
Я за то, чтоб тебе понравиться,
Что угодно теперь отдам.
Я люблю тебя, слышишь, глупая, –
Тихим шепотом в губы сладкие,
– И в душе ведь совсем не грубый я...
Дева глянула вдруг украдкою...
Улыбнулась ему доверчиво,
Обняла, преклонила голову,
– Знаешь, сразу тебе поверила...
Сердце плавится словно олово...
Шелк кудрей по спине до пояса,
Рыжих-рыжих, как солнце яркое.
А его – черней ночи волосы,
За кибитками – костер жаркий.
– Вот колечко тебе, красивая,
И монисты на шею белую,
Ты – звезда моя негасимая,
Что с любовью своей поделаю...
Звон гитар у костра цыганского,
Ржанье конское, посвист звонкий...
А на свадьбе – рекой шампанское...
След возка заметет поземка...

...

uljascha: 24.11.16 23:00

 » Штучки 20 тур. Стихи .... (серебро)

Это 30-е или 50-е годы. Городская девушка и деревенский парень. Он к ней с душой и с гармоникой, а она – носом вертит, фифа городская. На стих песни из фильмов тех лет вдохновили.
Очень долго не могла написать последнюю строчку, все никак не придумывалась, потом раз – и легла.





Фильдеперсовые чулки,
Платье красное.
Вьется тропочка вдоль реки,
Небо ясное...
И трехрядка поет навзрыд,
Заливается...
Что ж у парня угрюмый вид –
Парень мается?
Пой гармоника о любви
Песню нежную...
А по полю-то – васильки,
Даль безбрежная.
Ты откройся ей, передай,
Все, что на сердце.
За окошком бушует май,
Ветер ластится...

...

llana: 26.11.16 23:50

Ульяша, привет!
Спасибо за новое из Штучек.
Три истории любви. И все такие разные... И все понравились.
И с бронзой и серебром поздравляю!

...

uljascha: 27.11.16 00:17

Привет, спасибо, рада тебе)))

ой, это новое-старое) летние же Штучки, а в этот раз - ни времени, ни сил, может, потом)) А эти, наконец-то, удалось выложить. Рада, что понравилось, и за поздравление спасибо.

...

Настёна СПб: 07.12.16 15:52

Ульяша, привет и спасибо за творчество !

Ой, эта история почти про меня . Тоже хотела преступников ловить и сложными делами заниматься.


Интересное и непростое время ты выбираешь для своих произведений. Порт-Артур, проигранная война, революция... И такие светлые люди на фоне "гибели империи"...


"Жизнь - Родине, честь - никому". Спасибо за Алексея, настоящего офицера ... Я человек мало романтичный. Наташа/med-ve-dik написала чудесный вариант, но твой мне понравился больше - как более реалистичный.

P.S. Всегда по-белому завидовала тем, кто умеет писать стихи и петь.

...