Другие страны мира

Испания. Ибица - Германия. Дортмунд

Смотрю вслед удаляющейся девушке и думаю о том, что мне такая ситуация никак не нравится. Мозг быстро подкидывает воспоминание о прошлом расставании и его итог, а потому мое настроение уверенно снижается к нулевой отметке. Тяну губы в легкой улыбке на случай, если Арлин обернется, но мысли меня одолевают отнюдь не радостные. Простая логика: мы живем в разных городах, моя работа связана с постоянным пребыванием в одном городе, несмотря на командировки, а вот работа Арли заставляет ее колесить почти по всему миру. Неизменный эгоист во мне нашептывает мысль, что занятие своей драгоценной можно и сменить на более оседлое, например, в Дортмунде, но осознаю прекрасно, что такое решение Арлин должна принять сама, а не под принуждением. Я же могу лишь подтолкнуть ее к этой мысли.
Точеная фигурка вскоре исчезает в толпе туристов, и намерение не допускать больше подобных расставаний пускает корни в душу.
- Ну что, Хикари, - опускаю голову, сосредотачивая свой взгляд на акита-ину, - теперь тебя некому будет гладить и защищать от заслуженного наказания. Только тронь мои носки и ночевать будешь на улице. - Пес внимательно смотрит в ответ и начинает тихонько скулить, словно понимая смысл сказанных мной слов. - Да, Хикари, тяжелая жизнь ждет нас. И за ухом почесать смогу только я, - снова печальный скулеж в ответ. Живой комок меха жмется ближе ко мне. - Меня такое положение дел не устраивает вовсе, так что я с тобой солидарен. Меня тоже, - невольно усмехаюсь своей же шутке, - некому будет, кхм, гладить.
Чешу щенка за ухом и направляюсь к информационной стойке. Решить одно важное дело лучше не перед вылетом, а заранее.
- Для животных есть место в грузовом отсеке, перелет с ними в салоне самолета запрещен, - в который раз проговаривает одну и ту же фразу полная женщина в форме работника аэропорта.
- Да какое из него животное? Еще “личинка” взрослой особи, которая перелет в грузовом отсеке не переживет, - показываю на Хикари в правой руке, и он, как заправский актер, активно притворяется мертвым, прикрыв глаза и вытянув лапу. - Документы на него все есть, места он не займет, и я знаю, что размещение в салоне с маленькими животными возможно при перелете авиакомпанией “Lufthansa”. Меня интересуют условия предоставления данной услуги.
Излишне исполнительная брюнетка отходит в сторону и говорит что-то своей напарнице, периодически поглядывая на меня и активно жестикулируя. После к ним присоединяется мужчина в той же форме, и снова длится разговор, который со стороны больше напоминает спор слепого с глухонемым: женщины, возмущаясь и почти выпрыгивая из своей одежды, трясут руками перед носом подошедшего сотрудника, а он лишь едва шевелит губами в ответ.
Проходит не менее четверти часа, и ко мне все же подходит тот самый непоколебимый мужчина в форме со сдержанной улыбкой на лице. Стоит отметить, что искренностью она не блещет, но хотя бы показывает желание быть максимально вежливым со мной.
- Меня зовут Карлос Риполь, я отвечаю за перевозку животных воздушными судами. Как я могу к вам обращаться? - немолодой испанец не сводит взгляда с щенка на моих руках, но на последних словах поднимает глаза на меня, выжидая мой ответ.
- Адам Фостер, - сместив акита-ину в левую сторону, протягиваю правую руку и приятно удивляюсь сильному и крепкому пожатию Карлоса.
“На подхалима не похож”, - мелькает мысль, но дальше оценить характер собеседника не успеваю, начинается долгий монолог о том, что я должен сделать и как.
- Сеньор Фостер, для перелета с животным в салоне самолета авиакомпании “Lufthansa” вам понадобится международный ветеринарный паспорт со всеми прививками, соответствующими возрасту собаки, и медицинская справка от ветеринара, подтверждающая возможность перелета по состоянию здоровья. Животное также должно быть чипировано, на что должна быть отметка в его паспорте. Вам понадобится во время регистрации на рейс оплатить дополнительный взнос после контрольного взвешивания животного с контейнером, в котором будет находиться собака все время полета. Восемь килограмм это максимально допустимый вес. У вас есть клетка? - сеньор Риполь внимательно на меня смотрит и, стоит мне отрицательно покачать головой, продолжает. - Авиакомпания может предоставить такой контейнер за отдельную плату. Также вы должны обеспечить укрытие дна клетки сорбентами, предотвращающими протекание испражнений животного. Пройдемте со мной…
Слово “усталость” совсем не описывает мое состояние после серии лекций об опасности перелета животных в салоне самолета, выбора клетки, оплаты аренды, попыток успокоить щенка, который боится замкнутых пространств, а добавив к вышеперечисленному извечный гул от толп туристов, спешащих на свой рейс, желание плюнуть на все и выбрать другое средство возвращения на родину начинает доминировать.
- Хикари, а ты отъел зад за отпуск, - несу в руке упакованного по всем требованиям щенка и негромко ворчу. - Семь килограмм! Да ты скоро ни в какие двери не пролезешь, - пес благоразумно молчит. - Я уговариваю ради тебя персонал аэропорта, рассказывая байки о том, какой ты еще малыш, а тут такая подстава. Совесть у тебя есть? - приподнимаю клетку и заглядываю в морду акита-ину, но снова вижу прижатые уши к голове и страх на дне темно-карих глаз. - Мелкий, ты чего? - меняю интонацию голоса, вплетая максимально доброжелательные нотки. - Даже если перевес, то я бы не отправил тебя в грузовой отсек. - Просовываю пальцы сквозь прутья клетки и глажу мокрый нос, за что меня старательно пачкают слюной. - Потерпи несколько часов, а там уже никаких клеток и ограничений.
До регистрации на рейс еще полчаса, и я сажусь в зале ожидания, поставив клетку с щенком на соседнее место. От скуки достаю телефон и с удивлением замечаю смс от Арли. За всей этой суматохой я не услышал тихого сигнала входящего сообщения.
“Скучаю на пять,” - вижу всего лишь три слова, но они словно согревают изнутри. Улыбка поднимает уголки моих губ, и я тут же набираю ответ: “И мне тебя не хватает, сладкая. Обязательно позвони по прилету. И фото, то самое обещанное, я жду”.
Какое-то время смотрю на экран, где отображается короткая весточка, а после прячу смартфон в карман брюк, продолжая улыбаться. Несколько символов, и заливистый смех подростков за пару рядов от меня уже не кажется раздражающим, а солнце, что бьет прямо в глаза, несмотря на тонировку стекол, приятно согревает. Уж действительно, не окружающий мир влияет на человека и его настроение, а человек воспринимает мир так, как готов в определенный момент времени. Радуясь, несмотря на хмурый пейзаж, или же наполняясь грустью, несмотря на буйство зелени вокруг и шум прибоя у ног.
- А кто это у вас там? - слышу детский голос, наполненный любопытством, и поворачиваю голову в сторону звука. Пацаненок в коротких штанишках и с облезлым носом смотрит на меня, указывая пальцем на клетку с щенком. Ребенку, скорее всего, нет еще и шести, а потому я бросаю быстрый взгляд по сторонам, пытаясь распознать в скучающих пассажирах родителей сорванца.
- Собака, - отвечаю, наблюдая за реакцией мальчика. - Точнее еще маленький щенок.
Проходит секунда, две, пока Хикари поддается осмотру голубых глаз мальца, а после раздается крик, сопровождаемый топотом детских ног:
- Мама, ма-а-ма, там собака! Она еще маленькая, но такая большая! - активная жестикуляция вместе с удивленными возгласами явно свидетельствует об охватившем ребенка восторге. - У него такие лапы, - попытка показать размер лап вызывает у матери улыбку, - и уши!
- Только лапы и уши? - женщина с собранными в пучок рыжими волосами подначивает своего сына. - Или весь он такой большой? - она любовно поправляет на ребенке одежду, продолжая кивать, пока изливается последующий поток слов-восхищения.
Так странно наблюдать эту идиллию: любовь и забота о ребенке воспринимается мной, как нечто органичное и искреннее, но совершенно непонятное. Нет в моей памяти подобных моментов, чтоб я мог сопоставить ощущения, одолевающие этого пацаненка. Я словно из другого мира, в котором такие эмоции недоступны. Даже больше - они вырезаются еще на этапе зарождения. И теперь я смотрю, словно подглядывая за тем, на что не имею права.
Наверное, мой слишком пристальный взгляд тому виной, но рыжие кудри женщины на мгновение взметаются, и вот на меня смотрят ярко зеленые глаза.
- Простите за беспокойство, - слова матери сорванца сопровождает смущенная улыбка, пока она пытается прижать сына к себе, чтобы хоть на некоторое время успокоить. Стоит отметить, что удается это откровенно плохо.
- Ничего страшного, - киваю в ответ и встаю, направляясь со своей маленькой большой собакой на регистрацию. Никого не хочется смущать своим присутствием, да и приглушать искренние эмоции пацаненка от радостных открытий в угоду приличий не стоит. - На диету, Хикари, тебя посадить точно нужно, - негромко укоряю псу, на что тот подает короткий писк. - На диету, и никаких поблажек!

Недолгий перелет, сопровождающийся поскуливанием щенка в моменты турбулентности да на взлете и посадке, паспортный контроль на выходе из аэропорта, и вот наконец долгожданная свобода.
- Рядом, Хикари, рядом. Иначе оставлю тебя в аэропорту, - счастливое мохнатое чудо бежит и подпрыгивает, пытаясь раз за разом ухватиться на что-то в воздухе, видимое лишь ему. - Я понимаю, что ты безмерно рад передвигаться на своих лапах, но пошли уже. Еда нас ждет дома, а до него несколько часов пути, - акита-ину не подает никаких знаков, что слышит мои слова, но, пусть и в отдалении, но за мной следует.
Направляюсь к парковке и службе проката автомобилей, то и дело поглядывая на телефон. Даже зная, что самолет Арлин еще в воздухе, не могу не проверять, вдруг она все же прислала еще одно смс. Я настолько привык за эти дни отдыха на Форментере знать, где Арли, что делает, как, сколько раз и с каким выражением на лице, что сейчас ощущаю некую пустоту, которую пока даже посредством телефонного звонка или же сообщения не имею возможности заполнить.
- Мистер Фостер? Мистер Фостер! - неожиданный оклик сзади заставляет меня обернуться и увидеть своего водителя.
- Стефан? Ты что здесь делаешь? - иду навстречу и подаю руку среднего роста молодому человеку с небрежно зачесанной назад челкой, которая создает вместе с клетчатой рубашкой навыпуск впечатление “своего в доску парня”.
- Урсула прислала меня к вам. Если коротко, там какие-то проблемы, и нужно ваше присутствие с утра в офисе. Дорога к Дортмунду не близкая, и моя задача дать вам отдохнуть в пути, - хмурюсь, не понимая, что могло такого произойти за дни моего отсутствия. - Пройдемте со мной, я припарковался чуть дальше. Эти проныры-таксисты своими консервными банками заставили всю парковку… - возмущение Стефана уже не слушаю, набирая номер Урсулы.
- Мистер Фостер, добрый вечер. Как прошел перелет? - вежливые фразы следуют одна за другой, стоит миссис Шульц взять трубку.
- Здравствуй, Урсула. Введи коротко меня в курс дела. От Стефана, кроме общих фраз ничего не дождешься, - придерживая телефон плечом у щеки, пытаюсь взять щенка на руки, пока мой водитель разбирается с моим небольшим багажом, запихивая его в багажник. Хикари вырывается, отталкивая меня всеми лапами, а потому справиться с животным мне удается не сразу. - Да перестань же ты! - прикрикиваю на пса.
- Что-то не так, мистер Фостер? - встревоженный женский голос на том конце телефонной связи раздражает еще больше.
- Последняя фраза была не тебе, - захлопываю дверь “ауди” более сильно, чем следует, но это снимает часть напряжения, взявшегося словно ниоткуда. Взгляд пса явно свидетельствует о том, что он обижен и задумывает возмездие, но меня это сейчас не волнует. Из салона щенку деться некуда, и это главное. Устраиваюсь удобнее на заднем сидении авто, киваю, что можно ехать, делаю вдох и с выдохом уже более спокойно повторяю вопрос своему секретарю. - Что у нас за проблемы?
Слышать о том, что Фишер пытается меня подставить, откровенно скучно. Именно такую подлость я от него и ожидал. Даже выбранный способ не удивляет.
“Нерациональная растрата денежных средств концерна в особо крупных размерах, а по сути - собственная нажива. Не сомневаюсь, что мою недавнюю покупку GTR Nismo также приплели к “делу”. Неужели нельзя было придумать что-то поинтереснее?”
Понимаю, что следующие несколько дней будут суматошными и нервными, но меня это не огорчает - не будет времени предаваться сплину. Первого зама пора уволить. Парочка интересных документов для совета акционеров у меня имеется, и они не идут ни в какое сравнение с “доказательствами” Фишера.
- Хорошо, Урсула, спасибо, - смотрю на часы, прикидывая, сколько у меня будет времени на отдых и сборы. - В восемь буду в офисе, и обсудим все еще раз уже предметно. Спокойной ночи.
Откладываю в сторону телефон и погружаюсь в раздумья о том, насколько лживым ублюдком нужно быть, чтоб за спиной делать такие гадости. Я сам не святой. Ненавижу, когда лезут в душу, так что обманчиво доброжелательная улыбка часто на моих губах. Но при этом в достижении своих целей я редко использую “обходные пути”, предпочитая действовать в открытую.
“Неужели, мистер Фишер, вами движет жажда быть на моем месте? Так вынужден вас огорчить: мое всегда остается моим.”
Мерное покачивание автомобиля убаюкивает, и я сам не осознаю, как глубокий сон накрывает меня до тех пор, пока влага на руках не приводит меня в сознание: щенок своим гладким языком лижет мои запястья. Акита-ину, вероятно, совершенно не надеется сегодня поесть и решает поужинать мной.
- Хикари, перестань, - раскрываю глаза, не фокусируясь на мелькающих огнях за окном. Мне кажется, что я лишь на мгновение прикрыл глаза и, кроме фонарей над трассой, смотреть особо не на что. Но следующие слова Стефана вынуждают оглянуться по сторонам:
- Мы уже на подъезде, мистер Фостер.
И действительно, знакомые чистые улицы, уютная пешеходная набережная у берегов Эмшер и зеленые насаждения парковой зоны вдали пробуждают приятное ощущение возвращения домой после долгого отсутствия. Встречаюсь взглядом в зеркале заднего вида с улыбающимся водителем и проговариваю:
- Неплохо так я поспал, - качаю головой, пытаясь прогнать остатки сна, и это вызывает смешок с переднего сиденья. - Без происшествий сегодня?
- Какие происшествия? Все тихо и спокойно. - Мгновение спустя с лица водителя сходит улыбка: - Неужели вы вспоминаете мне то касание при парковке? - делаю максимально невозмутимый вид, но желание поддразнить, я уверен, заставляет блестеть мои глаза. - Мистер Фостер, я же объяснял. Там нет моей вины, - возмущение, обида и уверенность в своей правоте мелькают на гладко выбритом лице, но после смущение вместе с осознанием собственных ошибок вынуждают молодого человека поправить себя, - точнее есть немного, но…
- Все хорошо, Стефан, - киваю, растягивая губы в улыбке. - Но да, я все-все помню, - и незаметно для самого себя почесываю за ухом лежащего на коленях пса.
“И когда только Хикари успел задействовать меня в качестве бесплатной подушки?”
Зачастую мне не особо удается поспать в машине, то в этот раз сон был крепким и прояснил сознание. Ассоциативный ряд “машина, вмятина, за рулем Стефан” быстро приводит меня к мысли о растаможке новенькой Nismo.
- Кстати, что с Годзиллой? - снова смотрю в зеркало заднего вида, чтобы в момент ответа видеть глаза водителя. Лжи за ним я не замечал ранее, но привычку перепроверять всех и каждого не искоренить.
- О мистер Фостер, она великолепна. Мне немного нервы помотали, но красотка уже в вашем гараже, - гордость сквозит в голосе молодого человека, словно он получил на Рождество все, о чем мечтал, и даже больше.
Наверное, многие не поймут меня. Взять на должность личного водителя человека почти без опыта, пусть и с огромным желанием работать, сможет не каждый. Но для меня опыт дело наживное, а если огня в глазах нет, то ему неоткуда и взяться. Стефан Зиммель готов был не есть и не спать, работая круглыми сутками, лишь бы исполнилась его давняя мечта - рулить и получать за это деньги. Я дал этому юноше после колледжа шанс проявить себя и не пожалел. Постоянный позитив и улыбка Стефана поднимают мне настроение, а старательность и исполнительность позволяют доверить не только дорогие марки автомобилей, но и свою жизнь.
- И никаких новых узоров на бампере? - подначиваю с хитрой улыбкой.
- Обижаете. Я даже шины средством для чернения обработал, убрав дорожную пыль и грязь.
“Надо же, готов просто ухаживать за Годзиллой, пусть и не водить. Интересно, я при покупке пылал тем же восторгом от технологичной красоты машины?” - скользит мысль в сознании, но ответ на заданный самому себе вопрос не успеваю дать, мы въезжаем в подземный паркинг, разрывая темноту яркими прожекторами фар.
Несколько поворотов, десятки оставленных владельцами на ночь машин, но ту самую я вижу сразу. Стефан осторожно паркуется рядом, оставляя достаточно места, чтобы даже открытой дверью не задеть мою “жемчужину”. Хлопок пассажирской двери, лишь одно слово: “Ключи”, - и мне в ладонь ложится заветный брелок с тремя символами сверху: “GTR”. Щенок, играясь, крутится у ног, но меня почти не не напрягает его возня. Возможно, мне просто хочется побыстрее сесть за руль столь быстрой красавицы, а, может, потому что теперь для меня акиту-ину стал родным.
Нажатие на брелке, и автомобиль отвечает миганием габаритных огней.
- Прокатимся, Хикари? - открыв водительскую дверь, позволяю щенку все хорошенько обнюхать. Но когда пес демонстративно широко зевает, смеюсь: - Ты весь день бока отлеживаешь, не нагло ли так явно показывать свое желание поспать? - сажусь в машину, невольно проверяя целостность защитных пленок и полноту комплектации, хотя бы беглым взглядом.
Опускаю правую руку на руль, пальцем обводя красную нулевую метку из алькантары, и думаю о том, что после покупки прошло несколько месяцев, а для меня - годы. За это время произошла переоценка ценностей, появились новые приоритеты и планы на будущее. Меня до сих пор радует приобретение, и желание увидеть мощный движок в деле присутствует до сих пор, но уныло опущенная мне на колено голова щенка волнует больше.
- Уже идем, нытик, - тереблю шерсть пса на холке, а после ищу взглядом своего водителя. Он скромно стоит в отдалении, словно не при делах. Усталость на его лице видна невооруженным взглядом, хоть он и старается держаться. - Стефан, завтра, точнее сегодня, у тебя выходной. Поезжай домой и отдохни. Справлюсь сам.
- А ваш багаж? Занести наверх? - молодой человек кивает на мою дорожную сумку, которая так и осталась между машин.
- Я дальше сам. Иди давай, - выхожу из Годзиллы, так и не заведя ее, и подаю руку для пожатия. - Спасибо и доброй ночи.
Оставшись наедине с псом, еще раз бросаю взгляд на GTR и иду к лифтам:
- Как думаешь, Хикари, наша гонщица оценит эту машину? - уже не замечаю, что разговаривать с акита-ину вошло у меня в привычку. Сам того не желая, я впустил это мохнатое существо в свое сердце. - Нет? С чего ты это взял? На Годзилле можно развить скорость до трехсот двадцати километров в час, и это лишь одно из достоинств.
От пса не исходит и звука, он просто медленно перебирает лапами, следуя за мной. А после того, как я закрываю входную дверь, просто разваливается посреди комнаты-студии и засыпает, начиная похрапывать совсем не по-собачьи.
- Мда-а, собеседник из тебя, Хикари, никакой.
Снова проверяю телефон, снова вижу пустоту и решаю все же прилечь на пару часов до сборов на работу. И стоит моей голове коснуться подушки, как перед внутренним взором появляется дикий пляж Форментеры и изящная фигурка девушки на фоне голубых волн моря.
В своем сне я привлекаю Арлин к себе, и она заливисто смеется в ответ, пытаясь выскользнуть из моей хватки. Последующие крепкие объятия и поцелуи постепенно становятся все более страстными и безудержными, но вдруг картинка перед внутренним взором меняется: теперь я стою один у входа. Не знаю, как выглядит помещение за деревянной дверью, но понимаю четко, что там светло, уютно, и меня ждут. Опускаю ручку вниз, дергаю на себя, и из образовавшегося проема доносится голос, который теперь узнаю даже по первым звукам: “Люби-и-имый, ты вернулся!”
Резко просыпаюсь. Надсадно звенит таймер, знаменующий, что время отдыха подошло к концу и пора приниматься за работу. Пытаясь осознать, куда вела та дверь во сне, оглядываюсь, оценивая свое холостяцкое жилище на предмет вместимости по крайней мере двоих человек и собаки, и понимаю, что здесь тесно.
“Пора подыскивать жилье попросторнее,” - делаю вывод, даже не вспоминая об огромном особняке, доставшемся в наследство. Там была тьма, а мне хочется яркого света.
_________________

...Расстояние не так уж важно
Главное, что мы близки душой
Я тебя сейчас не вижу ,
Но мысленно - всегда с тобой...

Остров Барбадос. Карибское море

Перелет из Европы в Америку мог бы показаться слишком долгим, если бы меня не вырубило спустя тридцать минут полета. Посадка в Вашингтоне и перелет дальше на Барбадос. Я выбираю лучший способ избежать расспросов Моники до самого Бриджтауна. Бессонная ночь накануне и долгое время пребывания в воздухе только способствуют этому. Мне уже не хватает теплых объятий любимого, не хватает поцелуев его и не хватает мелкого комка меха, который подарил мне спасение. Самолет попадает в турбулентность перед самым Барбадосом, и эта встряска будит меня как раз вовремя.
- Никогда бы не подумала, что ты такая соня, - слышу ворчливый голос своего продюсера, - сильно же ты утомилась, раз спишь беспробудным сном от самой Европы.
Приоткрываю один глаз и вижу свою подругу, которая, скрестив руки на груди, смотрит на меня. Забавно, как ей хватило терпения не разбудить меня намного раньше.
- Не твоё дело, Монс, - беззлобно ворчу, потягиваясь в кресле и разминая затекшее за время сна тело.
- Да-да, я помню, что у тебя новые отношения, - она поднимается и открывает полку для ручной клади, доставая наши сумки. - Я лишь волнуюсь, чтобы ты на съемках не уснула, как спящая красавица из Диснея.
- Очень смешно, - поднимаюсь, убирая покрывало, и устраиваюсь удобнее, приготавливаясь к посадке самолета. - Лучше расскажи, что предстоит теперь.
- С завтрашнего дня начинаются съемки на арендованной вилле, съемочная группа уже здесь, потом запись в студии, а через три месяца - тур по Штатам.
- Тур?
- Да, по крупным городам: Атланта, Лос-Анджелес, Нью-Йорк и Бостон, а ещё Сиетл и Новый Орлеан, ну и Майами.
- В таком порядке? - “Продюсер решила помотать меня по белому свету?” - А как-то по очереди нельзя?
- И будет по очереди, - на мой вопросительный взгляд она отмахивается. - Не придирайся к словам, Арлин.
- А ты выражайся яснее. Видишь, человек спросонья понять не может сразу.
- В общем, на конец года у нас очень большие планы.
- Да уж.
- Дамы и господа, наш самолет готов к посадке в Бриджтауне, просьба убедиться, что все электронные устройства переведены в авиарежим или отключены, ремни безопасности застегнуты, стойки кресел переведены в вертикальное положение, столики убраны. Спасибо за внимание.
Лезу в свою сумку и вижу, что от Адама пришла смс-ка. На моих губах помимо воли появляется улыбка, а внутри становится тепло и уютно, словно любимый только что обнял меня. Несколько предложений, но ощущение радости не отпускает. Ответ написать не успеваю да и, взглянув на часы, понимаю, что в Дортмунде сейчас заполночь. Не будить же любимого своими сообщениями. Поэтому отключаю телефон, совсем не заморачиваясь в поисках авиарежима.
- Дамы и господа, наш самолет совершил посадку в аэропорту Грантли Адамс в Бриджтауне, терминал А. Температура за бортом - двадцать семь градусов Цельсия, температура воды в море - двадцать два градуса. Время прилета - двадцать один час сорок минут по местному времени. Просьба оставаться на местах и не отстегивать ремни безопасности до выключения табло “Пристегните ремни”. Покидая салон, не забывайте свои личные вещи. Капитан и команда благодарят вас за выбор нашей авиакомпании и надеемся увидеть вас снова.
- Наконец-то, - выдыхает Моника, когда табло гаснет, и поднимается, я же остаюсь сидеть.
Смотрю на экран выключенного телефона и пытаюсь решить: писать или не писать. Побеждает первое. Включаю телефон и первое, что вижу, это поцелуй Адама на заставке. Открываю входящие сообщения и нажимаю ответить.
“Долетела хорошо, в Бриджтауне тепло. Фото будет обязательно. Лю…” - начинаю писать и тут же торможу себя, стирая последнее недописанное слово, заменив его на смайлик веселый.
- Ты так и будешь сидеть и лыбиться, как ненормальная?
- Не завидуй, Моника, - улыбаюсь, убирая телефон в сумку, поднимаюсь и направляюсь по проходу к двери.
На выходе из аэропорта нас встречает водитель, который за полчаса доставляет на виллу. Надо сказать, роскошный дом арендовали для съемок.
- Вау, просто вау, Монс, - осматриваюсь вокруг. Огромный двухэтажный дом, бассейн - двенадцать квадратных метров, две беседки и море зелени вокруг.
- Всё для вас, звезда, - она шутливо кланяется, и я смеюсь, не устояв перед её плохими актерскими способностями.

Располагаюсь в спальне на втором этаже, большая кровать кажется мягкой и удобной, но словно чего-то недостает. Несмотря на это, забираюсь под одеяло, прикрывая глаза. Душ помогает снять напряжение в уставшем теле, но, засыпая, я все равно подсознательно ищу тепло сильного тела.
Утро наступает слишком быстро и врывается в мои сладкие грёзы в образе Моники.
- Просыпайся, соня, у тебя полно дел на сегодня. Но сперва жду тебя на террасе с завтраком из местных фруктов. Черт возьми, знала бы ты, какие они здесь.
Усиленно пытаюсь натянуть одеяло на голову, но Моника стаскивает его.
- Отстань, Монс, я хочу спать.
- Даже не мечтай. Давай, приведи себя в божеский вид и пойдем завтракать.
Душ заставляет проснуться, но от томления в теле не избавляет. Высушив волосы феном, выбираюсь на террасу, щурясь от яркого солнца. Стеклянный стол завален всевозможными фруктами, кофейник и сок стоят тут же, и довольная Моника в цветастом сарафане восседает в плетеном кресле.
Усаживаюсь напротив и наливаю себе кофе. Первый глоток дарит блаженство, второй - открывает глаза шире, а третий - поднимает во мне волну тошноты. Так и не в силах проглотить горячий напиток, подрываюсь со стула, опрокинув его на землю, и бегом кидаюсь в туалет, где мой желудок сжимается в попытках избавиться от пустоты и кофе.
Когда тошнота проходит, сползаю на пол, прислонясь щекой к холодной плитке кафеля. Воспоминания, напряжение и страх врываются в разум, заставляя сделать самый элементарный вывод.
- И давно тебя тошнит? - раздается от дверей, и я поворачиваю голову.
- Первый раз такое, - подниматься и выходить мне не хочется. Мягкий ворс ковра и холодная плитка немного помогают. - Может, сливки испортились?
- Ага, - Моника входит внутрь и мочит полотенце в раковине. - На, вытрись, и потом мы с тобой поговорим. На этот раз без кофе.
Вытираюсь полотенцем, потом, набрав в стакан воды, достаю зубную щетку и чищу зубы в очередной раз. Выходить и, тем более, разговаривать с продюсером у меня нет никакого желания, но зная её, можно биться об заклад, что так легко мне не избавиться от Монс.
- Давно вы встречаетесь? - начинает моя подруга.
- Я не знаю, - видеть еду мне не хочется, поэтому сажусь так, чтобы открывался прекрасный вид на море.
- Как это?
- Ну, мы знакомы были ещё с февраля и поездки моей к Шарлотте.
- И с того времени вы спите?
- Монс!
- Вы хотя бы предохранялись? Презервативы или, может, он не…
- Моника Спарсен! Это не твоё дело!
- Ошибаешься, дорогуша, если ты залетела, то это моё дело. Если ты забеременела, тогда весь график гастролей летит к черту. Ты подставляешь на деньги большую часть команды.
- Ты заговариваешься, Моника, это я хочу и буду выступать, а не захочу и не буду.
- А деньги кто будет за билеты возвращать? По контракту тебе ещё два года нельзя беременеть. И если это случилось сейчас, я даже боюсь представить, что с нами сделают в музыкальном мире.
- Да плевать мне на этот мир, Монс, - отмахиваюсь и поднимаюсь с кресла.
- Арлин, ты понимаешь, что наживешь себе проблемы? Ты бы хоть таблетки пила, если вы против латекса.
- Какие ещё таблетки?
- Так, собирайся, мы едем в город. Потом продолжим съемки.
- Это ещё зачем? - хмурю брови, глядя на своего продюсера.
- Покажем тебя врачу, - она тоже поднимается и направляется в дом. - Заодно узнаем про способы предохранения, если в этот раз пронесло.
- А если я не хочу? - сама мысль о том что я могу быть беременна от Адама приводит меня в странное пограничное состояние между радостью и страхом. - Ты потащишь меня силой?
- Арлин, возьми себя в руки. Беременна ты или нет, врачу нужно показаться.
- Хорошо, но давай не сегодня. К тому же, надо узнать, к какому доктору ехать.
И даже сама не осознаю, как моя рука опускается на плоский пока что живот.
“Ребенок. Маленькая частичка любви. Но... “ - тут же мысли погружают меня в черноту предположений, что ребенок Адаму не нужен. Ведь за всё время он ни разу не намекнул, что его заботит моё положение. “Но вдруг он и не думал о том, к чему может привести секс без предохранения?” А тут ещё Монс со своими графиками и контрактами.
- Ладно, я поищу в интернете хорошего доктора. А теперь, если тебя больше не тошнит, давай перейдем к текущим делам. Итак, план на сегодня… - дальше я перестаю слушать, вновь и вновь возвращаясь мыслями к мужчине, который стал для меня первым. “Как он отреагирует, если я окажусь действительно в положении? Как вообще ему сказать об этом?” С другой стороны, если вспомнить его слова и желание быть рядом, то, может быть, он будет не против.
Страхи занимают меня настолько, что Монике приходится помахать у меня перед глазами.
- Что?
- Доброе утро, страна, - она захлопывает свой ежедневник. - Могу ли я рассчитывать, что ты хотя бы часть услышала?
- Извини, Монс, я задумалась.
- Ну ещё бы, тебе о многом надо будет подумать. Но не могла бы ты отложить свой мыслительный процесс до вечера? Сейчас нас ждут на пляже.
- И что же?
- Твой наряд у тебя в спальне, переодевайся и спускайся. Там волосы и мейк поправят.
- Ладно, - поднимаюсь с кресла и направляюсь в комнату на второй этаж.
Чемодан с моими вещами уже в углу, кровать кто-то заправил, а на дверце шкафа на вешалке висит светлое платье без бретелек. И только сейчас я вспоминаю о телефоне и сообщении моём. С надеждой, которую не могут побороть никакие страхи, тянусь к сумочке. Улыбка сперва несмелая, но потом все ярче расцветает на моих губах. Два сообщения, пришедшие ещё ночью. Эта разница во времени меня бесит, но я открываю сначала одно.
“Нашлась, наконец. Доброго утра, милая. Хотел бы я сделать его для нас сладким, но ты сбежала от меня за тысячи км.”
Хмыкаю на его сетования и печатаю ответ:
“Сбежишь от тебя *смайлик смеха*. Но даже так моё утро сразу стало и добрым, и сладким.”
Отправляю текст и открываю следующее сообщение.
“Имя в скайп - afoster. Хочу тебя… хотя бы увидеть.”
“Хочу тебя, без “хотя бы”. Моя кровать пустая и холодная без тебя, Адам.”
Про скайп осознанно не упоминаю, да и незачем, быстрее любимого просто зарегистрировать в друзьях. Копирую имя себе в скайп и отправляю запрос на подтверждение. Но дождаться ответа не успеваю, снизу Моника кричит, что через десять секунд вытащит меня из комнаты, в чем бы я не была. Усмехаюсь и, скинув халат, надеваю приготовленное заранее платье, а после спускаюсь по лестнице.
Парикмахер и визажист уже ожидают, небольшое кресло стоит на песке под навесом.
- Сдаюсь, - усмехаясь, усаживаюсь поудобнее и позволяю делать с моим лицом и волосами все, что они хотят.
Меня причесывают и красят, превращая в ту, которую режиссер представляет на экране. А после предлагают пройтись по берегу. То не тот свет, потом тот, да к тому же, мне так смешно открывать рот под фонограмму. Я привыкла петь вживую, поэтому подобное претит всегда, как и артисты, использующие запись вместо голоса. Съемки занимают весь остаток дня, мотая мне нервы, а я, в свою очередь - Монике и режиссеру.
Солнце опускается за горизонт, и небо начинает темнеть. Постепенно зажигаются звезды на небе, но ещё не сверкает луна, что делает море черным. Я сижу у воды, закапываясь пальцами в песок, смотрю, как волны медленно набегают белой пеной на берег, и вспоминаю берег другого острова и другое море, но такие же звезды и небо. Смотрю на телефон и не могу понять и посчитать, сколько времени сейчас в Дортмунде. Но все же нажимаю на кнопку видеозвонка. Гудки идут секунд пять, а после на экране появляется лохматая физиономия любимого.
- Я разбудила тебя? Прости, - но даже так мне приятно его видеть, и мои руки чешутся пригладить волосы мужчине.
- Ничего не разбудила, - но в противовес своим словам трет глаза. - Как ты?
- Вот сижу на берегу и думаю о нас, - поворачиваю телефон так, чтобы показать место, где нахожусь. - Адам, здесь так красиво, что просто дух захватывает.
- Съемки скоро закончатся?
- Только начались, Адам, - улыбаюсь, пытаясь не высказать, как мне не хватает его сейчас, - ещё полторы недели точно.
- Может, раньше успеете? - его ворчание заставляет меня хихикнуть.
- Вряд ли, сегодня отсняли только двадцать секунд. То им пены мало в море, то волны недостаточно большие, целый день одно за другим. А как прошел твой день?
- Ничего особенного, - отмахивается он, и я вижу, что любимый удобнее укладывается на подушках.
- Всё же разбудила, - сетую, но понимаю, что даже знай я, что бужу, все равно нажала бы вызов. Так мне хотелось увидеть любимого и услышать. Сутки, даже больше, как мы расстались в аэропорту, но для меня словно несколько месяцев прошло.
- Нет, Арли, и расскажи, когда я увижу тебя на том фото?
- А я думала и не вспомнишь, - усмехаюсь. - Засыпай и чувствуй, как я целую тебя перед сном. А я сейчас пойду в свою кровать засыпать и мечтать о твоих губах на моих.
- А фото?
- Будет тебе фото, развратник, - смеюсь, поднимаясь и отряхивая халат. - В ближайшие дни, но когда вокруг не будут ходить толпы из съемочной группы.
- Да, перед толпами не надо мои фото делать.
- Ты такой милый, - шлю воздушный поцелуй. - Целую, Адам, и скучаю.
- И я тебя, - поднимаю пальцы, чтобы провести по экрану и его губам, представляя, что ощущаю их тепло, и выключаю скайп.
Следующие три дня похожи на первый, только что я просыпаюсь, получив парочку сообщений и фото в чате. Это отлично поднимает настроение, заставляя улыбаться по утрам. Надеюсь, что и мои сообщения и фотографии также поднимают любимому настроение. Как и обещанное фото, сделанное с помощью Моники, есть теперь у Фостера.

Ещё четыре дня, и вот съемки закончены, а Монс ходит за мной хвостом и нудит что надо к врачу, хоть я и повторяю, что меня перестало тошнить по утрам, а ем теперь нормально, но все безуспешно. Мой продюсер нашла какого-то доктора, по всем отзывам лучшую на острове, и в понедельник собирается меня к ней отвести. А ещё это постоянно гнетущее чувство не отпускает меня и держит в напряжении, а все потому, что у меня есть тайна от Адама, ведь за всю неделю я так и не решилась рассказать ему о своем интересном положении. Но оправдываю себя тем, что пока доктор не подтвердил, вселять ложные надежды не стоит.
_________________

Германия. Дортмунд

Жизнь состоит из бесчисленного множества мгновений: веселых и не очень, радостных и откровенно грустных, воодушевляющих или же наоборот, вынуждающих опустить руки. Как кадры на кинопленке, они быстро сменяют друг друга, так что лента жизни кажется плавной и единой. Но это не так. Отдельными картинками возникают перед глазами прожитые моменты: веселый смайлик в сообщении Арлин утром, блеск машины в лучах поднимающегося над горизонтом солнца, улыбка охранника на входе в офис и искаженное смесью ненависти и глубинной злобы лицо моего первого заместителя. Фишер пытался скрыть свои настоящие чувства, но пара моих колких фраз, сказанных с искрометной улыбкой, и маска учтивости слетела с “работничка”. Затем были яркие мгновения выяснений, кто прав, а кто виноват, и угрозы составления новых обличающих документов, а дальше - рутинное общение по телефону с подрядчиками, утверждение смет, времени поставок оборудования и грядущих встреч. Приятные или даже забавные моменты промелькнули в разговоре с Ямамото, который даже поинтересовался судьбой подаренного щенка, что невольно вызвало улыбку и скрасило серость будней. Много чего можно вспомнить из произошедшего за день, но стоит отметить, что все далось легко. Ведь несмотря на загруженность и огромный ворох насущных задач, душу грел грядущий предрассветный разговор. И именно он оставит в памяти только счастливые моменты, позволяя всему остальному на утро просто выветриться из головы.
- Мистер Фостер, я вам больше не нужна? - с предварительным легким стуком в дверь вопрошает вошедшая миссис Шульц, и я невольно перевожу взгляд на часы. Начало девятого. Все магазины и кафе уже закрыты, и улицы скорее всего опустели.
- Да, иди домой. Поздно уже, - возвращаюсь к документам, которые разбросаны по столу, но так и не читаю ни строчки, а поднимаю глаза на своего секретаря, подмечая более яркий, чем обычно, макияж и нарядное платье вместо строгого юбочного костюма. Хмыкаю: - Свидание? И зачем сидела до этого часа? Ждет хоть избранник?
- Мистер Фостер, - легкий румянец касается щек Урсулы в извечном женском жеманстве, которое даже в излишне исполнительных работниках прекрасного пола хватает с лихвой. - Конечно, ждет. Сегодня наша третья годовщина, - с удивлением отмечаю, как женщина расцветает от предвкушения запланированной встречи.
“Любовь преображает,” - мелькает мысль и отчего-то вспоминается совсем другая улыбка и блеск других глаз в преддверии моего поцелуя.
- Приятного вечера, Урсула, - киваю, размышляя о том, что человек, так или иначе, стремится найти себе пару, и одиночество редко делает кого-либо счастливым. А тот, кто считает иначе, просто себя обманывает. Как и я себя многие годы.
- И вам, мистер Фостер, - миссис Шульц затворяет дверь, а я откидываюсь на спинку кресла и, чуть покачиваясь, снова мыслями возвращаюсь к бесчестному поступку Фишера.
На что он надеялся? Еще на первом собрании акционеров три дня назад он держался излишне самоуверенно, словно не сомневался в своем успехе. Громкие слова, эмоциональное “раскрытие” моих преступлений, демонстрация многочисленных “доказательств”, и лишь полицейского конвоя, который бы забрал меня за решетку прямо из зала “суда”, не хватало для пущей театральности. Но, к ужасу моего заместителя, я до сих пор сижу в своем кресле и имею право подписи любых документов, хоть внутренняя служба безопасности и проверяет меня вдоль и поперек, стараясь найти то, чего нет. Не удивлюсь, если за моими действиями и принимаемыми решениями внимательно наблюдают, ожидая, что я буду пытаться скрыть следы своих серых схем по выводу денежных средств из корпорации. Возможно, их усилия увенчались бы успехом, если бы не одно но: мне нечего скрывать, а вся моя собственность, кроме Годзиллы, куплена еще до того, как я согласился продолжить дело деда.
Невольно вспоминается разговор, который привел к тому, что я продал свою туристическую фирму по организации походов в горы и ринулся разбираться в хитросплетениях рынка насосного оборудования и сопутствующей запорной арматуры.

- Как ты себя чувствуешь? - слышу шаги за спиной, но даже головы не поворачиваю - нет смысла, ведь все-равно вошедшего увижу лишь размытым пятном. Если вообще увижу. - Я говорил с местными лекарями, никаких гарантий они дать не могут, но ожидают, что в покое зрение постепенно придет в норму. В общем, тебе нужен другой врач, лучший, и я об этом договорился. Манфред Тетц приедет через пару дней.
- Слишком много вас стало в моей жизни, мистер Охман, - так и сижу с закрытыми глазами, представляя, как дед поджимает губы после моих грубых слов.
- Не будь ребенком, Адам, - цедит сквозь зубы нежеланный мною посетитель, но голос не повышает, вероятно, не теряя надежды достучаться до меня. - Не думаю, что ты хочешь остаться инвалидом, а потому отказываться от хорошего врача не будешь.
За эти несколько недель я привык быть в темноте, и она меня больше не пугает. Я воспринимаю ее отдыхом, передышкой, но и временным гостем, ведь не могу смириться с мыслью, что красоты даже на вершинах гор-двухтысячников просто не увижу. Сознание, уставшее от сковывающего первые дни страха “а если”, подкидывает картинки-воспоминания, где весь мир, без преувеличения, у моих ног. И я живу в прошлом, ведь в настоящем места для меня пока нет.
Джомалунгма не прощает слабости, каждого, кто желает подняться на ее крутые склоны, проверяет и отпускает из своих снежных объятий не всех. Не знаю, как другие, но даже на этапе подготовки я не надеялся, что вернусь живым. Точнее - был готов к любому исходу, даже самому печальному для себя. Написанное задолго до экспедиции в Непал завещание просто ждало своего часа, а команда гидов, с которыми мы уверенно поднимались на вершину бизнес-успеха, были в курсе, что в случае чего им придется взять управление фирмой на себя. Но мне было важно покорить именно тот восьмитысячник, и я ходил по врачам, чтоб узнать о своем здоровье все и не оставить темных пятен. Никаких лазеек, которые могли бы помешать взойти на вершину, я не мог оставить несчастному случаю. Потому я четко контролировал свою реакцию на стресс и перегрузки вплоть до изнеможения, а также подбирал медикаменты, которые мгновенно поставили бы меня на ноги. Тренироваться на пределе возможностей и расширять эти границы - такой была моя цель многие годы, ведь впереди он - Эверест. Был.
- Ты так и собираешься лежать и жалеть себя? - врывается в мои размышления голос деда. - Когда ты в последний раз выходил на улицу?
- Это касается только меня, - отмахиваюсь от слов, продолжая представлять себя на покрытой густым снегом вершине. - И никого больше.
Краем уха подмечаю странный звук, похожий на скрежет зубов, пара минут тишины, а после раздается тяжелый вздох.
- Мне нужна твоя помощь, Адам, - размеренные шаги слышатся совсем близко, затем шорох и раздражающее скольжение металлических ножек стула по паркету, словно мистер Охман садится напротив. Невольно поворачиваю голову на звук и поднимаю веки, различая черный силуэт в пятне света, льющегося из окна. Раз за разом моргаю, пытаясь рассмотреть, что старик держит в руках, но это лишь провоцирует острую боль в глазах. - Я не молодею, - не могу сдержать хмыка, слыша эти слова. Дед многим молодым пацанам даст фору, несмотря на возраст. - Мне не хочется об этом думать, но когда-то мне придется отойти от дел.
- К чему вы ведете, мистер Охман? - доверительные нотки в голосе деда могут обмануть, но не меня. Опыт общения с этим человеком подсказывает, что не все в его словах является таким, каким кажется. - И о какой помощи речь? Не поверю, что есть нечто, что вам не под силу.
На моих последних словах слышится снова громкий вдох и затем медленный выдох.
- Мне не на кого оставить дело всей своей жизни, Адам. Ни одного человека, которому я мог бы доверять безгранично, нет. Ни одного! - дед повышает голос и встает, отбрасывая бумаги в сторону. Два шага к окну и снова разворот в мою сторону, который словно предшествует дальнейшему “нападению”. - Я думал о том, чтоб распродать к чертям все активы, но не могу себя заставить поставить подпись на этих бумагах. Сам создал и сам разрушил - не это ли самое логичное и простое? Для кого-то, может, и да, но для меня - категоричное нет. Эта корпорация - часть меня, как бы возвышенно это не звучало. И я прошу, - следует недолгая пауза, но достаточная для того, чтоб осознать неординарность происходящего, - прошу тебя взять руководство на себя после моей смерти.
Сказать, что я удивлен, это ничего не сказать. Не то, чтобы я сомневался в своих силах, нет, законы рынка в любой сфере одинаковы, и зная их, специфику конкретно этого предприятия освоить можно. Но после безразличия во времена моего детства и юности ожидать услышать такое я не мог. Даже в самых безумных чаяниях не представлял себе такого уровня доверия.
Невольно тянусь к документам, которые лежат у изножья кровати. И пусть знаю, что не смогу прочесть, подношу листы бумаги к глазам. Боль яркими вспышками вспыхивает в висках, но напечатанные строчки сливаются в единое темное месиво. С раздражением откидываю голову на изголовье и только собираюсь отказаться от великодушного предложения, как слышу слова:
- Не отвечай ничего сейчас, Адам. Подумай. Хорошенько подумай над моими словами, но знай, так или иначе, ты - единственный мой наследник.

В тот вечер я долго не мог уснуть и думал о своей жизни, о ее смысле и возможных целях. Думал о том, что перед поездкой в Непал попрощался с фирмой, вылазками и экспедициями в горы, и что еще тогда был готов начать с чистого листа или же умереть. Не могу сказать, что именно Джомолунгма дала толчок в направлении другого жизненного пути, но спускаться вниз, к пройденному этапу, не мог. И как только упорная борьба по восстановлению зрения завершилась, я согласился для начала попробовать себя на должности обычного менеджера, после - начальника подразделения, и лишь потом дед выставил на совет акционеров мою кандидатуру на пост главы концерна Kaspar Ohman AG. Можно было обойтись без долгой прелюдии, но я хотел хоть немного увидеть все изнутри и понять ради чего надменный гордец Каспар Охман снизошел до просьб.
Неполные три года прошли с того времени. Детище деда не стало для меня драгоценным, но и о своем том решении не жалею. Туристический бизнес - золотая жила, и количество желающих подняться выше облаков с каждым годом только растет, но с денежными оборотами концерна - просто не сравнить. Более высокий уровень переговоров, более серьезные риски и более интересные дивиденды, как результат своих трудов. Каждое подразделение работает обособленно и, в то же время, как часть единого механизма. Это завораживает и увлекает. Настолько, что солнце вижу зачастую только сквозь тонированные стекла офиса.
Те проблемы со зрением остались в прошлом, но теперь я понимаю, что когда тебе кажется, что ты мертв, от усталости, разочарования или боли, нужно остановиться, закрыть глаза и осознать, что это не конец, а лишь короткая передышка перед новым стартом. Летать не больно, больно падать с высоты, но пережив эти мгновения анонии, взмыть ввысь легче, ведь нужно просто оттолкнуться от земли. Оттолкнуться - только об этом и нужно думать, пока словно рассыпаешься на кусочки. Ведь после тебя снова ждет полет в лучах теплого солнца.
Трель внутреннего телефона раздается неожиданно и словно возвращает меня из мира воспоминаний в реальный мир.
- Слушаю… - устало произношу в трубку и слышу голос одного из “бойцов” службы безопасности. Мне рассказывают о том, что уже поздно, и вежливо интересуются, не нужно ли мне чего, и все ли в порядке. Рекомендаций, что мне стоит делать или не делать, на их счастье, не следует, но и без этого подобного рода звонок не воспринимается заботой. Ведь каждый вечер повторяется одно и то же, и это повышенное внимание к моей персоне начинает раздражать.
С мыслью, что терпеть такое отношение придется недолго, спускаюсь на нулевой этаж, и как только открываются двери лифта, улыбаюсь при виде белоснежной жемчужины раздора, которая блестит начищенным кузовом даже в тусклом освещении подземного паркинга. Подчиненный какому-то внутреннему желанию не скрывать от кого-либо новенький автомобиль, купленный за личные средства, последние дни я езжу только на Nissan GTR Nismo. И пусть некоторым покажется кощунством кататься по городу и, к тому же, в часы пик на спортивной машине, но меня это волнует слабо. Ведь пустынные ночные улицы принадлежат мне.
- Прокатимся? - проговариваю негромко прежде, чем нажать кнопку старта, и Годзилла тут же отвечает ревом своего мощного двигателя, будто радуясь грядущей прогулке.
Мелькание светофоров и ярких вывесок закрытых кафе и магазинов успокаивает, а заливистый радостный лай Хикари, стоит мне только открыть дверь квартиры, значительно поднимает настроение.
- Здравствуй, троглодит. Как ты тут? Везде отпечатки своих зубов оставил? - сопровождаю слова почесываниями за ушами. Пес ластится и пытается игриво окусываться - целыми днями сидеть взаперти ему явно скучно. - Завтра со мной пойдешь. Будешь важно лежать, развалившись у моих ног, и по команде атаковать неугодных. Будешь же? - Вовремя отдергиваю голову, избегая нежностей в виде облизываний, и смеюсь. - Хватит уже! Хикари, фу!
Мотаю головой, но щенку, который день за днем набирает вес и превращается в солидного размера пса, объяснить недопустимость таких “поцелуев” сложно. Он снова и снова пытается показать свою любовь таким мокрым способом до тех, пока не достигает своей цели. - Черт возьми, Хикари, перестань! - пытаюсь вплести в голос строгость, но это получается откровенно плохо. Я словно напитываюсь позитивной энергией, которая исходит теплыми волнами от этого пушистого существа, и улыбка не сходит с моих губ.
Быстрый перекус со следующим за мной “хвостом” превращается в охоту за пищей в полупустом холодильнике, результатом которой становится неплохой кусок ароматного говяжьего стейка для пса и разогретая пицца Каприччиозо - для меня. А после еды начинает уверенно клонить в сон. И как только забираюсь под одеяло, наглое животное ставит передние лапы на постель, спрашивая разрешения присоединиться.
- Да ты совсем совести лишился! - качаю головой из стороны в сторону. - Нельзя! - добавляю во взгляд категоричности, и псина со всемирной печалью в глазах шагает на свою подстилку у стены. - Спокойной ночи, Хикари, - ласково произношу, чтоб сгладить предшествующий отказ, и в ответ получаю короткое “тяф”.
Не помню сновидений, а, возможно, их и не было вовсе, но на негромкую трель вызова по скайпу реагирую сразу. Пусть не засыпать, но просыпаться со своей драгоценной мне удается.
- Адам, ты снова спал, и я тебя разбудила, - теплота в голосе вместе с легкой улыбкой на губах словно согревают изнутри.
- Я ждал, когда ты освободишься и перезвонишь. Разница во времени заставляет меня думать, что ты занята постоянно, вот только я не знаю чем, фото для меня до сих пор не сделано, - откашливаюсь, пытаясь очистить охриплое после сна горло. Ревность поднимается внутри от мыслей о том, чем занимает свой досуг в Бриджтауне Арли, и настроение стремительно падает.
- Сделала, - уголки пухлых губ девушки поднимаются выше, и на телефоне появляется уведомление о новом сообщении.
- М-м-м… какая хорошая девочка, - довольно растягиваю слова. - Сегодня день обещает быть удачным. Как ты, милая? - осматриваю Арли, откладывая ее счастливое выражение лица в памяти. Говорить о себе я не хочу. Рассказывать о проблемах на работе не в моем характере, а вот поделиться эмоциями от проказ Хикари могу. - Мне тут одна наглая псина проходу не дает. Прогулок два раза в день ему не хватает и в четырех стенах очень тоскливо. - В подтверждение моих слов, акита-ину подает голос, и я поворачиваю телефон в сторону собаки. Не знаю, видит ли он что-то на экране, но на знакомый голос реагирует мгновенно: поднимается на лапы и вертит хвостом.
- Так бы и погладила эту мягкую шерстку, - легкая грусть проскальзывает в голосе Арлин, но она быстро берет себя в руки. - Скучаю по вам очень.
- Ты всегда можешь приехать сюда, милая. Хоть сегодня. И это меня бы несказанно порадовало. Пора сворачивать ваши съемки.
- Пора… - повторяет за мной девушка, словно раздумывая о чем-то невеселом. - Ты до сих пор не посмотрел фото… Почему?
- Потому что передо мной ты живая, а не запечатленная в мгновении фотография. И я думаю о том, что хочу тебя… - делаю паузу, следя за реакцией Арли, и продолжаю, - и поцеловать тоже хочу.
Какое-то время мы вглядываемся в лица друг друга, но после кто-то окликает Арлин, и приходится прощаться.
- Иду, Монс, иду! - кричит девушка в ответ, а после снова переводит взгляд на меня. Секундная заминка, словно Арли набирает побольше воздуха в легкие, и выдыхает: - Хорошего дня тебе, Адам, и сладкого сна в остаток ночи.
- Сладким будет, если во сне будешь ты, - улыбаюсь, лаская жарким взглядом, - и я в тебе.
Звучит сигнал разъединения связи, и я лезу в папку входящих сообщений, чтоб увидеть то самое долгожданное фото. И только рассмотрев все до мельчайших деталей, откладываю телефон в сторону.
- Несколько дней, Адам. Еще несколько дней, - озвучиваю вслух свою мантру и засыпаю.

- Я не пойму, тебе смешно? Ты по уши в дерьме, и тебя это забавляет?
Не отрываю взгляда от фотографии, которая красуется на заставке моего телефона. Россыпь каштановых волос Арлин прикрывает одно ее плечо, оставляя второе - полностью обнаженным. И если бы не край снимка, то можно было бы увидеть не только томное выражение лица девушки и узоры песка на чуть загорелой коже рук, но и напряженные горошины сосков с нежно розовым ореолом. Я точно знаю, какие они, помню их упругую нежность на языке, но все равно хочу увидеть.
- Ты слышишь меня, Адам? - в голосе деда явно слышится усталость. - Я не пойму, что с тобой происходит в последние дни. Ты рассеян, таскаешь за собой этого щенка и совсем не осознаешь всей серьезности происходящего. Уж поверь мне, я знаю Фишера, и на риск он просто так не пойдет, а значит, у него есть что-то весомое против тебя.
Поднимаю голову от экрана телефона:
- Я ни единого цента не тратил на себя. У него ничего не может на меня быть, а вот его махинации, произведенные, на минуточку, с вашего попустительства, подкреплены документально. И как только служба безопасности выполнит мою проверку, им снова придется покопаться в дерьме, но уже не моем. Следующий ход за мной, и он будет также неожиданным и прицельным. - Скольжу взглядом по покрытому морщинами лицу Каспара Охмана и добавляю: - Вот только я не знаю, какие цели вы преследуете и на чьей стороне, - несмотря на обиду во взгляде старика, продолжаю: - Не знаю этого и спрашиваю прямо.
- Ты… у меня нет слов даже. Как тебе такое в голову пришло? Неужели, по-твоему, я просил тебя взять руководство концерном, чтоб несколько лет спустя выдворить со скандалом? - я молчу, предоставляя возможность мистеру Охману выговориться. На эмоциях он может рассказать многое из того, что по обыкновению старается скрыть, а я предпочитаю обо всем знать. - Мне не нужны полумеры, Адам. Как и временные решения. Фишер - пешка и не более того. И остается пока на должности, чтоб дать тебе возможность самому решить вопрос. Тебе руководить, и потерю доверия в коллективе нужно восполнить как можно быстрее. Ведь слухи расползаются с бешеной скоростью, и при такой тенденции, как только меня не станет, все разрушится в чертям!
- Мистер Охман, не нужно жаловаться на здоровье. Ваша молодая жена таких бы слов не оценила, - не знаю, чем вызваны мои слова, желанием успокоить или подразнить, но следующий вопрос я задаю совершенно другим тоном. - Кстати, вы ее любите?
- Адам, о какой любви речь? - отмахивается дед, на что я негромко проговариваю:
- А я, кажется, влюбился.
_________________

Мне не понять плывущих по течению,
Тех, кто боится перемен, живёт с оглядкой.
Коль есть желанье — не гашу его украдкой,
Иду на риск, поддавшись искушению!

Остров Барбадос. Карибское море

- Ваши анализы будут готовы завтра, но это лишь для полной уверенности.
Сползаю с кресла и не могу понять, что я чувствую: облегчение или огорчение. Доктор уходит за ширму, позволяя мне одеться и определиться, как себя дальше вести. Моника, со своей стороны, стращает сроками и срывом гастролей. Контракт с “Sony”, действительно, не предусматривает декретов, а неустойки с шестью нулями даже я не желаю платить. Ну и воздержаться от залетов на ближайшие два года не так и сложно, как говорит Моника. С другой стороны, за это время мы с Адамом сможем узнать друг друга получше. Без свадеб с животом и вынужденного сосуществования. Ведь когда-то бешеная страсть пройдет, и наступит просто совместный быт, и кто знает, что будет у нас впереди.
Одевшись, выхожу из-за ширмы и сажусь напротив доктора. Странное ощущение смеси облегчения и грусти сейчас владеют мной, но успокаиваю себя тем, что потом у нас будут ещё возможности. И по прошествии двух лет, если ничего не изменится, можно вернуться к мыслям о ребенке.
- Ваше здоровье в порядке, и при регулярной половой жизни ничего не должно меняться.
- Доктор, какая лучшая защита от беременности? - бесцеремонно вставляет свое слово Моника.
- Лучшей - нет. Каждая женщина подбирает индивидуальные для себя средства в зависимости от особенностей организма, ритма жизни и частоты половых актов.
Их переговоры только сильнее заставляют меня вжиматься в кресло и прикидываться ветошью, чтобы оставили в покое. И в этот раз, кажется, Бог услышал мои желания: Моника поднимается с кушетки и направляется к двери со словами:
- Хорошо, Арлин, оставлю тебя с доктором, чтобы более детально подобрать средство контрацепции.
Моя подруга выходит из кабинета, оставляя меня сидеть и краснеть перед смуглой женщиной средних лет. Наверняка у неё нет проблем скрывания от любимого своего положения, как и нет смысла заставлять себя не беременеть какой-то определенный срок. Молчаливо рассматриваю доктора, дожидаясь, пока та закончит писать на листе. Сомнения одолевают меня от грядущих решений.
“Теперь точно ясно, что я не ношу ребенка Адама. Но как быть в будущем? Как сделать так, чтобы всем было хорошо? Как незаметно избежать беременности до истечения этого контракта? И так, чтобы Адам не посчитал, что я не хочу от него детей?”
- Как часто вы вступаете в связь? - голос доктора заставляет меня вздрогнуть, так глубоко я погрузилась в свои мысли.
- Часто, насколько позволит время в будущем, - с запинанием и ощущением пламени на щеках отвечаю.
- Вы предохраняетесь иными способами? Презервативы, раннее извлечение?
- Н-не-ет.
- Ясно, значит, оральные контрацептивы. Но не слишком сильные, чтобы не вызвать лишних кровотечений. Думаю, для начала вы попробуете “Экслютон”. Если эти таблетки подойдут, на них можно будет и остановиться.
Дальше мне передают рецепт и инструкцию по применению, и я наконец-то могу уйти отсюда, вдохнуть наполненный экзотическими ароматами воздух Бриджтауна и отправиться на виллу. Спускаюсь по ступеням частной клиники уже готовая придушить свою подругу за её выходки в кабинете доктора.
“И как ещё Монс хватило ума не соваться с рекомендациями во время осмотра?!”
- Никогда тебе этого не прощу, - стоит нам оказаться в машине, разворачиваюсь всем корпусом к продюсеру. - Слышишь? Никогда.
- Перестань, Арлин, ничего смертельного не произошло. И тебе, в любом случае, надо было показаться доктору.
- Но не здесь! И не так, как ты выступала, - откидываюсь на спинку сиденья и смотрю в окно, пытаясь дышать ровно и не вцепиться в волосы Монс.
- Зато теперь с чистой совестью можешь себе сказать, что ты не обманывала своего красавчика, - с кривоватой улыбкой отвечает она, взглядом указывая не то на живот мой, не то на телефон, что лежит на коленях.
- Как ты…
- А то я тебя не знаю, - она тоже устраивается удобнее на сиденье и продолжает: - Да брось, это было необходимо. И я прошу прощения за своё нетактичное вмешательство. Просто переживаю за тебя.
- Никогда не смей так больше делать, - смотрю пристально в глаза подруге. - Я не безвольное существо, чтобы ты за меня все решала.
- Извини, Арлин, - она протягивает ладонь, - мир? - и я, спустя пару секунд задержки, сжимаю её своей.
- Что нам ещё осталось сделать в этом райском месте? - меняю тему, считая, что больше мы не будет говорить о несостоявшейся беременности и моих секретах от Фостера.
- Теперь только монтаж отснятого материала.
Оставшиеся дни, пока клип монтируют, режут и крутят туда-сюда, я просто загораю на пляже и по вечерам звоню Адаму.
Спустя три дня работа завершена, и вот, наконец, на выходе получаем отличный результат: медленная и романтичная песня отлично сливается с видами здешних мест. Голубое море, белая пена, которая на каждом шагу обнимает мои щиколотки, ветер, который треплет волосы, и солнце, которое отсвечивает от открытых участков кожи.
Небольшая вечеринка прямо на вилле в честь завершения съемок знаменует конец нашего пребывания на Барбадосе, а Монс даже умудряется найти себе ухажера в лице помощника режиссера, с которым и продолжает пить на брудершафт. Я же отправляюсь в беседку, где потише, чтобы, как всегда, набрать номер, теперь уже точно зная, что любимый встал на работу.
Нажимаю вызов и отталкиваюсь пальцами ног от земли, раскачивая круглое кресло, подвешенное к потолку, и считая, словно удары сердца, телефонные гудки.
- Алло, - услышав голос Адама, даже глаза закрываю. - Арли?
- Доброе утро, милый, - мой взгляд останавливается на луне, которая отражается в море. - Я не могла уснуть, не услышав тебя, - и в этот момент раздается чей-то хохот в доме, сопровождаемый громкой музыкой.
- Судя по смеху и ритму басов, спать ты ещё не скоро ляжешь.
- Моя спальня на другой стороне дома, там не слышно этого, - улыбаюсь, понимая, что не выдержу долго без него. - Это съемочная группа бушует, грозя развалить всю виллу по камушкам.
- И что отмечаете?
- Съемки закончились, - отзываюсь тихо, и возглас на том конце связи “Наконец-то!” заставляет меня рассмеяться. - Ты так говоришь, словно это тебя заставляли ходить по трем метрам пляжа, изображая Афродиту.
- Возвращайся скорее, моя Афродита, мелкий троглодит меня с ума сведет скоро.
- Зато твою постель есть кому греть, - смеюсь, - а моя - по-прежнему холодная.
- Так приезжай, и я буду греть и постель, и тебя, - его голос приобретает хриплые нотки, и я вновь прикрываю глаза, представляя во всех красках, как Адам согреет меня.
- Скоро, милый, - отзываюсь и, услышав голос Моники, быстро прощаюсь. - Жду нашу встречу с огромным нетерпением. Я позвоню тебе завтра.
- Будем ждать, - слышу лай щенка, но чтобы любимый не услышал лишнего из уст пьяной Монс, нажимаю “отбой” на телефоне.
Вечеринка продолжается, а я, прихватив ноут, поднимаюсь в спальню и, расположившись комфортнее, включаю его, чтобы выбрать самый удобный рейс, который в дневное время суток доставит меня в Германию. Перебираю кучу вариантов, но ничего лучше двух пересадок и двадцати двух часов в пути не нахожу. Но даже так предпочтительнее, будет время и поспать, и позвонить Фостеру.
- Что делаешь? - поддатая подруга останавливается в дверях. - И почему не отмечаешь? - поднимаю глаза от монитора ноутбука, и Монс ухмыляется. - Ах, ну все понятно. Алло, алло, Хьюстон вызывает.
- А вот и нет, я смотрела рейсы на завтра.
- Не долго мучилась старушка… - смеется подруга, заходя в комнату и закрывая дверь. - Но ты же знаешь, что у нас намечен график гастролей?
- И что?
- В сентябре ты должна быть в Штатах, готовая колесить по городам. Будем считать это твоими летними каникулами.
- Ты добра, как всегда.
- Я просто реалистка, Арлин, - хмыкает Моника. - Тебе помочь собраться?
- Из тебя помощник сейчас очень плохой выйдет. Иди лучше ложись спать.
- Я рада, что ты счастлива, милая, после всего, что произошло, - неожиданно для меня и, думаю, для себя самой мисс Спарсен обнимает меня. - Отдыхай и наслаждайся временем со своим мужчиной.
Сборы продолжаются почти до самого утра, но я складываю все, что привезла с собой, захватив в придачу свежие фрукты: пару манго и ананасов. Таких фруктов, какие здесь растут, больше нигде не найти, а мне хочется порадовать любимого подобной экзотикой. Выбираю наряд себе в самолет самый простой: белая хлопчатобумажная майка и короткие джинсовые шорты, чтобы не умереть от жары ни в Бриджтауне, ни в Майами во время пересадки. А ещё мне хочется немного шокировать этих пуританских немцев, заявившись на работу к Адаму в подобном “костюме”. Когда все вещи сложены, и приняв душ, забираюсь под одеяло с чувством выполненного долга, собираясь проспать несколько часов до выезда, и почти мгновенно проваливаюсь в объятия Морфея.
Мне снится странный сон, в котором я и Фостер на поляне из вереска, сплетенные в объятиях и не замечающие ничего вокруг. Мужчина снова и снова доводит меня до грани, останавливаясь за шаг до и вынуждая хныкать и молить, чтобы продолжил и не прекращал ласки. И в итоге любимый исполняет желание, заставив меня кричать от наслаждения во сне и наяву. Так что проснувшись, я задыхаюсь, чувствуя отголоски пережитого во сне оргазма.
Почти не ощущая ног и держась за стену, отправляюсь в душ, и только когда горячая вода начинает струиться по моему телу, более-менее прихожу в себя, хотя картинки жарких соитий так и мелькают перед глазами, мешая сосредоточиться на чем-либо. Слишком ярко красить себя не хочу. Пара мазков туши на ресницы, почти бесцветная помада, волосы узлом на макушке, и я начинаю одеваться в выбранные накануне шмотки.
“Черт возьми, это облачение должно лишить Фостера дыхания на несколько мгновений,” - натягиваю на себя футболку и тянусь к шортам.
Как только последняя пуговица застегнута, поворачиваюсь перед огромным зеркалом, встроенном в дверь, и хитро улыбаюсь, глядя на своё отражение.
- Да, мистер Фостер, я всколыхну ваши рабочие будни, - направляюсь на террасу, где уже сидит с серо-зеленым лицом моя подруга. - Не очень хорошо себя чувствуешь?
- А то ты сама не видишь, - ворчит, как старуха, Моника, - мне бы быть такой свеженькой и бодрой, - хмурится и тут же стонет Монс. - Вот что любовь делает с людьми.
- Ты так считаешь?
- Что?
- Считаешь, так заметно, что я влюбилась?
Моника улыбается уголками губ, рассматривая меня полуприкрытыми глазами.
- Мне заметно, но, может, все дело в том, что я знаю тебя, как облупленную?
- Видимо, в этом все и дело. Но понимаешь, я не хочу говорить ему в своих чувствах до того, как услышу признание в них от него.
- Тебе не кажется, это слегка эгоистичным, Лин? - подруга наблюдает как я наливаю кофе, заменяя сливки молоком. С того раза я больше не рискую добавлять сливки, чтобы не повторялся инцидент. - Если любишь, ты должна кричать о своих чувствах на каждом перекрестке.
- Я не могу, Монс, не могу первая, - усаживаюсь напротив.
- Но почему?
- Потому что мои чувства могут оказаться ненужными для него... - замолкаю, так как мой продюсер попеременно со стонами начинает смеяться. - Что смешного? - хмуро смотрю на корчащуюся от похмелия Монику.
- Ты просто не видишь, как он смотрит на тебя.
- И как же?
- Так, словно готов проглотить целиком и не делиться ни с кем. Я даже не уверена, что он видел меня тогда на Ибице, потому что все его внимание было сосредоточено на тебе.
- Ты правда так думаешь?
- Я - да, но решать все равно вам, когда и в какой обстановке говорить об этом.
Допив кофе, поднимаюсь, и Монс тоже, так что сделав шаг к ней, обнимаю крепко своего продюсера, а после направляюсь за своим чемоданом, чтобы спустя сорок минут быть уже в Грантли Адамс.

Майами. США

Ещё через два с половиной часа я уже оказываюсь в международном аэропорту Майами и в ожидании рейса решаю сделать звонок Адаму, как и обещала, но на этот раз выходит, что я успеваю до его отбоя.
- Привет, мои мальчики, - улыбаюсь, слыша на заднем плане лай щенка.
- Почему сейчас? - в подозрительности Адаму не откажешь.
- Просто так, - пожимаю плечами, хоть и знаю, что любимый этого не увидит. - Захотелось для разнообразия пожелать тебе доброй ночи не в четыре утра, - осознанно избегаю скайпа в этом месте, чтобы не догадался любимый, где именно я нахожусь. Лететь в никуда без предупреждения - достаточно безрассудно, но мне очень хочется сделать сюрприз. И, пусть я и отрицаю сама себе, но также хочу застать Фостера врасплох на работе. Эгоистичное желание и страх, который пытаюсь побороть в себе действиями.
- А ты чем занимаешься в это время?
- Думаю о тебе, милый, - и тут я не лукавлю, добавляя вопрос: - А ты думаешь обо мне?
- Всегда, - отзывается мужчина, и я вжимаюсь в спинку кресла, представляя объятия Адама.
- Скажи ещё, - прошу прикрывая глаза, вся обращаясь в слух, - пожалуйста.
- Я думаю о тебе всегда.
- Скучаю, Адам, очень сильно. Поскорее бы увидеть тебя.
- Так возвращайся.
- Скоро, милый, очень скоро.
“Ты даже и не представляешь, как скоро.”
- Ты так же говорила в прошлый раз, а прошла почти неделя.
- Зато я привезу тебе вкусностей. Таких, каких не купить в супермаркетах.
- Моя персональная вкусность это ты, сладкая. И такую, действительно, не купить в супермаркете.
- Я вообще в единственном экземпляре, - смеюсь. - А ты развратник, Фостер, не можешь без этого. Но, - понижаю голос до томного шепота, - я мечтаю стать для тебя десертом, укрыв себя манго и ананасами со сливками.
- Я бы ещё мед добавил, - говорит любимый, и я смеюсь, хотя дрожь прокатывается по телу от воспоминания нашего прошлого мёдо-безумства.
- Самой доброй ночи, милый мой развратник, - шепчу и чмокаю в трубку. - Целую, Адам.
- И я тебя, - слышу вздох, - везде и всюду.
Даю отбой как раз вовремя, чтобы услышать объявление начала посадки на самолет до Лондона. Поднимаюсь, прихватив свою сумку, и направляюсь к туннелю, что ведет к самолету, успокаивая себя тем, что сокращаю расстояние между собой и любимым мужчиной.
Полет через Атлантику дает мне возможность поспать ещё какое-то время перед посадкой в Гатвике. Далее трансфер и посадка в Хитроу в самолет до Дортмунда. Кофе в аэропорту, когда приземляюсь в Германии, и немного бодрости появляется в глазах. Выпускаю волосы из пучка, завязав хвост, хоть и не переодеваюсь, и радуюсь, что в Европе тоже настало лето. Прежде, чем сесть в такси, изучаю контакты концерна Каспара Охмана, адрес головного офиса и телефон ресепшн, на всякий случай все переписываю в блокнот. В ожидании “веселого” приема и, если расчеты верны, реакции Адама на мои сексуальные шорты, моё настроение поднимается вверх с каждой минутой пребывания здесь.

Дортмунд. Германия

Местный аэровокзал похож на все другие европейские, разве что размер у него меньше, чем в Берлине или Мюнхене, но народа здесь также много. Зацепив чемодан с ленты багажа, медленно направляюсь на выход, ощущая, что мой эксцентричный наряд производит неизгладимое впечатление на консервативных немцев. Это меня и забавляет, и нервирует одновременно, но мысли об эффекте, произведенном на миссис Шульц, заставляет оставить на себе это сексуальное облачение, которое просто не оставляет места для фантазии, открывая половину ягодиц.
“Забавно, что немцы в обиходе осуждающее смотрят на мой наряд, но при этом их порно самое знаменитое в мире. Надо будет Фостера подбить включить что-нибудь из местных “фильмов”, и что-то из увиденного осуществить в жизнь.”
Хихикаю своим мыслям, выходя на улицу в ожидании увидеть фотографов, и приятно удивлена, что люди просто идут по своим делам, не обращая внимания на звезду среди них. Однако благоразумно оставляю очки на носу, направляясь к паркингу такси. Называю первому попавшемуся водителю адрес офиса Адама и устраиваюсь удобнее на заднем сиденье, ощущая, как через открытое окно теплый летний ветер приятно овевает лицо.
Через тридцать минут, пробравшись сквозь пробки и светофоры, машина останавливается возле стеклянного дома высотой в пять этажей.
- Норткирхенштрассе, 100, фройляйн, - отзывается водитель. - С вас 50 евро.
Расплачиваюсь и выбираюсь из автомобиля, а за оставленные чаевые водитель расторопно достает мой чемодан из багажника и протягивает мне ручку.
- Danke, - говорю по-немецки единственное слово, которое знаю, чем вызываю улыбку на хмуром всю дорогу лице мужчины. Он что-то отвечает мне, но я ни слова не понимаю и, помахав ему, поворачиваюсь к офисному зданию.
Рассматриваю стены и окна, пытаясь представить на каком этаже находится кабинет любимого, но ничего не выходит. Поэтому решаюсь идти до конца, не взирая на последствия и отношение окружающих. Толкаю стеклянную вертушку-дверь и оказываюсь в прохладном и светлом помещении, где меня встречает миловидная блондинка за столом ресепшн. Она что-то говорит, но для меня всё звучит тарабарщиной.
- Вы говорите по-английски? - на что блондинка кивает и повторяет свой вопрос.
- Чем мы можем быть вам полезны? - и хоть на её лице приклеенная улыбка, вижу, что в таком виде, как я, сюда не заходят девушки. Если они вообще сюда заходят по делам.
- Мистер Фостер на работе?
- Да, но сейчас у него совещание с очень важными партнерами. Вам придется подождать здесь.
Забавно, как себя чувствуешь, когда тебя не узнают и не кидаются с телефонами для селфи. Выражение лица и тон, каким сказаны слова, яснее ясного должны дать мне понять, что я не к месту.
“Ну что же, эту девочку ждет сюрприз.”
Достаю мобильник из сумочки от “Prada” и набираю номер любимого.
- Алло, Арлин, почему ты не спишь? - выдает Адам, и я только улыбаюсь.
- Милый, я хотела сделать тебе сюрприз, но девушка по имени, - отодвигаю трубку от уха и поворачиваюсь к секретарше, - как вас зовут?
- Ивон.
- Так вот, девушка по имени Ивон утверждает, что ты занят, и мне надо ждать у дверей.
- Что? Ты где, сладкая?
- Я у тебя в офисе, котик, - осознанно употребляю это прозвище, чтобы ещё больше шокировать местных охранников и блонду. - Решила сделать сюрприз, но так и не вышло.
- Никуда не уходи, я сейчас, - и он кладет трубку, а я же улыбаюсь, представляя, какой вид откроется Фостеру, когда он снизойдет до главного входа для посетителей.
Подхожу к огромному зеркалу, расположенному на одной из колонн холла, и наклоняюсь поправить помаду на губах так, чтобы мне четко было видно лестницу и лифт. Задерживаю дыхание, когда раздается тихая трель, и дверцы разъезжаются по сторонам. Адам Фостер, весь из себя деловой мужчина в темно-синем костюме и белой рубашке, появляется в холле, осматриваясь по сторонам. Сначала задерживает взгляд на блондинке, что едва не заставляет меня скрежетать зубами, а после он поворачивает голову в мою сторону и по тому, как вспыхивают его темные глаза, понимаю, что попала в точку. Выпрямляюсь, поворачиваюсь к любимому навеки мужчине и, улыбаясь как могу лучезарно, снимаю очки.
- Я сбежала к тебе с Барбадоса. Поцелуй же скорее, если рад меня видеть.
_________________

Германия. Дортмунд

Не знаю, какой реакции я ждал на свое неуместное признание. Быть может, удивления или отрицания, безразличия или же, что мистер Охман вообще сделает вид, что не услышал. Но удивляться в итоге приходится мне. Не более одной минуты молчания, и дед поднимает на меня взгляд темно-карих глаз, таких же, как те, которые я вижу в отражении каждое утро.
- Адам, знаю, что ты не любишь все эти полуофициальные мероприятия, а ввиду свалившихся на голову проблем желание начать их посещать вряд ли появится, но все же. В субботу Вероника организовывает прием в честь дня основания нашей фирмы, тогда еще неизвестной никому и со штатом в пять человек. Я был бы рад видеть тебя там с твоей девушкой. - Дед наклоняется к своему портфелю, пару секунд что-то ищет в нем, а затем, держа в руке две пригласительные карточки, спрашивает, как нечто обыденное и совершенно незначительное: - Какое имя вписать? - испытующий взгляд прожигает, будто насквозь, заставляя меня нервничать, хотя повода для этого вроде бы нет.
- Арлин Меррик, - проговариваю, хмурясь. Идти на шоу заискивающих клоунов я действительно не собираюсь, но и скрывать имя от деда смысла не вижу. В моих намерениях в отношении Арли нет такого понятия, как “временность” или же “мимолетность”. К тому же, так или иначе знакомства не избежать. - Но я очень сомневаюсь, что удастся посетить это мероприятие, - добавляю, и в моих словах нет никакой лжи. Арлин на съемках до сих пор, и вероятнее всего, ее придется забирать оттуда с боем, как раз в грядущие выходные.
Мистер Охман молча кивает и собственноручно заполняет карточки, оставляя свою размашистую подпись на каждой из них. Затем протягивает приглашения со словами:
- Просто имей в виду, Адам, - полнейшее спокойствие деда и отсутствие каких-либо дополнительных вопросов вынуждают меня чувствовать себя откровенно странно.
“А где же попытки влезть в мою жизнь? Где навязчивая заинтересованность, подкрепленная желанием высказать свое мнение, хотя о нем никто не просил? В чем дело? Я не каждый день признаюсь, что влюбился.”
- Спасибо, - с секундной задержкой благодарю, зависнув на разглядывании приглашений. Имя Арлин так гармонично смотрится в паре с моим, что улыбка невольно касается губ.
- Ты всегда желанный гость в моем доме, Адам, - какая-то грусть мелькает во взгляде деда, но распознать ее причину не представляется возможным, так как смена темы происходит мгновенно, - и надеюсь, что расскажешь о том, как собираешься решить проблемы. Желательно до реализации задуманного. Я, как бы то ни было, могу помочь. - Мистер Охман берет портфель и направляется к двери. - Номер телефона мой знаешь.
Дверь мягко затворяется за дедом, а я какое-то время смотрю на приглашения в своих руках и набираю номер Урсулы.
- ...да, на пятницу вечер… Барбадос, аэропорт посмотри… не стоит гнаться за бизнес-классом… подойдет любой рейс в нужном направлении… и об обратных билетах не забудь… да, два… да, мисс Меррик… остались данные паспорта? Хорошо… и не забудь, за псом присмотр нужен будет, пока меня не будет. Найди кого-то… Сама? Спасибо...
Хикари, за все время с прихода деда не подавший даже и звука, встает со своего импровизированного диванчика, приближается ко мне и начинает тыкаться мордой мне в ногу. Один раз, второй, третий, пока не добивается своего - моего внимания.
- Что, мелкий? Думаешь, отдам тебя кому-то? - приподнимаю ладонями мохнатые уши пса и начинаю теребить их, почесывая. - Но нет, это будет всего лишь временная мера на период моего отсутствия. Ты же хочешь, чтоб я привез Арли? - тихий скулеж слышится в ответ, и еще сильнее зарываюсь пальцами в мягкую шерсть. - Вот потому и придется потерпеть несколько дней.
Еще чуть потискав пухлые щеки, отпускаю морду пса из заточения своих ладоней. Но Хикари не возвращается на мягкую подстилку в углу, а с комфортом разваливается прямо у ног, выбрав в качестве подушки мой туфель.
- Вот же наглец, - смеюсь, а потом стучу пальцами по столу, пытаясь настроиться на рабочий лад, несмотря на такое пушистое соседство. - Поездка поездкой, но до нее необходимо решить вопрос с одним очень наглым человеком.
- Тяф! - подытожил Хикари.

- Мистер Фостер, мистер Фостер, выслушайте меня! - пара шагов осталась до двери главного офиса, но оборачиваюсь в сторону голоса, натягивая на губы улыбку. Ту самую, которая чертовски выводила из себя отца. И она мгновенно затыкает рот вспотевшему после быстрого бега мужчине. Наверняка Фишер только что получил извещение на оплату долга перед концерном всем своим имуществом, движимым и недвижимым, но надежда повернуть дело вспять и вернуть награбленное этого проныру не покидает.
- Добрый день, - в голосе моем лед, но слова подбираю так, чтоб ничто не свидетельствовало о моей нарастающей злости. - Я могу быть вам чем-то полезен, мистер Фишер? - проговариваю, осматривая растерянного собеседника с ног до головы. Не далее, как позавчера, его довольная физиономия сияла превосходством, а идеальный костюм заставил бы рыдать именитых дизайнеров от зависти. Сегодня же - помятое не только лицо, даже пиджак напоминает половую тряпку, да и застегнут он неправильно, а из-под полов торчит рубашка не в тон.
- Я… - пытается что-то вымолвить Фишер, запинаясь и отводя взгляд. Вселенская мука и показной стыд предстают передо мной во всей красе. Даже кажется, что крупные слезы польются сейчас из серо-зеленых глаз.
Слезы. Мужчины не должны плакать.
Так повторял отец, замахиваясь тем, что попадет под руку. Так говорили преподаватели в колледже и немногословные соседи. Так считают все, даже если и не озвучивают свое мнение вслух. Слезы унижают тебя в глазах посторонних. Это слабость, на которую не имеешь права. Горячие ручейки, бегущие по щекам, чинят в душе то, что сломано безразличием и жестокостью окружающих. Чинят до тех пор, пока прожитые годы не заставят тебя понять бесполезность слез.
Мне тяжело далась эта наука.

- Заткнись и перестань ныть! Ничего я тебе пока не сделал, - сквозь плотную пелену соленой влаги на глазах мне сложно различить что-либо, но встряхивание до хруста костей проясняет зрение на несколько мгновений. - Да замолчи же ты! - щеку обжигает оплеуха, и я понимаю, что сиреноподобное подвывание срывается с моих губ. - Ну же! - еще одно встряхивание, и меня отталкивают в сторону, как никчемное существо, которого с трудом терпят. Не любят, не жалеют, не заботятся - терпят.
Вскоре раздается над головой звон бутылки виски, за которую отец мог просто убить, и следом довольное мычание, когда огненное пойло вливается в глотку под завязь.
- Размазня, - увесистый пинок под ребра сопровождает вердикт отца. - Ты даже дышать не должен, дышать должна была она! - настрой пьяного в стельку родителя меняется в секунду, и моей короткой передышке приходит конец. Меня снова дергают за плечо вверх и, продолжая трясти так, что я раз за разом ударяюсь головой о стену, рассказывают то, что никогда не забыть. Потому что впечатывается в сознание вместе с болью.

Мне смешно вспоминать об этом сейчас, но в то далекое время я пытался стать лучше для единственного человека, от которого зависел. Глотая слезы боли и обиды, запихивая глубоко в сердце всю горечь от непонимания своей инородности под крышей родительского дома, я оправдывал отца день за днем. “Сам виноват, попался на глаза не к месту, вот и получил. Опрокинул любимую книгу - значит, наказание по делу,” - уговаривал себя. Не поздоровался, не принес, что просили, не заметил что-то важное, не сделал или сделал не так - во всем винил себя. А потому не плакать, не раздражать, не маячить перед глазами, даже убирать по дому старался в попытке быть полезным. Глупо, неумело, по-детски и не результативно - проблема была не во мне, сам я был проблемой для Армана Фостера. До сих пор непонятно, как мне удалось выжить. Вероятно, страх отца остаться без денег Каспара Охмана оказался сильнее ненависти к “нежеланному отродью”. Но главное, несмотря на кучу придирок отца, я смог разобраться, что в такой “любви” родителя моей вины нет, и в конце концов, мне удалось дать отпор. Не физически, нет. Физически я смог защититься много позднее. А тогда - только морально. И моим оружием в этой борьбе стала улыбка.
- ...и хочу попросить у вас прощения, - воспоминания выбивают меня из реальности, и большую часть монолога Фишера пропускаю мимо ушей. - Я ошибался на ваш счет и поступил непозволительно и недопустимо. - И, набрав побольше воздуха, мой зам с приставкой “бывший” сыпет “весомыми” доводами, которые в его понимании помогут меня увещевать: - Но вы должны понять, мистер Фостер, возложенные на меня вашим дедом обязательства требовали, чтобы я был начеку ради благополучия созданного им с нуля бизнеса...
Не ту профессию выбрал Фишер, не ту. Голливуд принял бы его с распростертыми объятиями, и мне не пришлось бы слушать такое откровенное вранье.
“Как еще про оставленных без крова детей не запел?” - мелькает мысль, и минуту спустя мое предположение реализуется в красках.
- Не за себя прошу, поймите. Моя жена не работает, и я единственный добытчик в семье. Меня вправе уволить за подрыв авторитета руководства, но если у нас заберут дом, мои дети окажутся на улице...
Дальше слушать этот бред я себя заставить не могу, потому на следующей же паузе отвечаю отказом:
- Нет. В этом я помочь вам не могу, - для пущей вежливости следовало бы добавить “к сожалению”, но как раз-таки сожаления я и не ощущаю. И чтобы не разукрасить лицо убитого горем прохвоста за упоминание деда и обездоленных детей в своих лживых речах, мне лучше ретироваться. - Если у вас все, то прошу простить, мне нужно идти.
Какое-то время Фишер молча смотрит на меня, и маска постепенно спадает с его лица. Сначала напряжение появляется в поджатых губах, затем уходит блеск слез из глаз, и осанка возвращает свою прямоту. Если бы не неряшливая одежда, то ничего бы не напоминало о мнимом раскаянии, в котором меня минут десять пытались убедить.
- Да будь ты проклят, Адам! Ты и вся твоя семейка пусть сгорит в аду! - с искривленных ненавистью губ срываются проклятия, так что на громкие выкрики быстро обращает внимание охрана, стоящая у входа в офис. Мужчина в форме с лейблом “Kaspar Ohman Security” подходит к Фишеру и вежливо просит его вести себя прилично. Но это вмешательство будто служит спусковым крючком для мерзавца, который жаждал остаться безнаказанным. Он кидается на меня с кулаками, но, к своему несчастью, не успевает даже приблизиться, как оказывается обездвиженным умелым приемом охранника. - Не трогайте меня! Даже пальцем не прикасайтесь ко мне! Не имеете никакого права! - сотрудник службы безопасности, получив одобряющий кивок от меня, не без сопротивления отводит беснующегося Фишера в сторону и настойчиво просит покинуть территорию, иначе разбирательства будут проводить уже правоохранительные органы. - Да ухожу я! Уже ухожу. Сам, - Фишер грубо толкает в плечо мужчину в форме, отпихивая от себя, и шагает прочь, бросив напоследок в мою сторону: - Вы за все заплатите, не сомневайтесь!
Начало дня не воодушевляет, но стараюсь относиться к произошедшему, как к неприятному, но мимолетному событию в своей жизни. Не впервые слышу проклятия в свой адрес, должен бы привыкнуть, но нет - настроение испорчено безвозвратно. Не то, чтобы я ожидал от Фишера чего-то другого, но теплилась глубинная надежда, что люди на самом деле лучше, чем я о них думаю. Хотелось бы ошибиться, но слишком часто я оказываюсь правым.
Хмурюсь, заходя в свой кабинет.
- Здравствуй, Урсула, - чуть опустив подбородок, киваю и, не дожидаясь ответного приветствия, прошу: - Кофе сделай, пожалуйста, - оставляю дверь в приемную открытой и, поставив портфель в шкаф, сажусь за стол, начиная бегло просматривать подготовленные секретарем документы в ожидании ароматного напитка. Быть может, он поможет прийти в себя после “веселой” встречи. Еще и всегда активно уминающий пищу Хикари с утра отказался от еды, грустно поводя мордой за миской с мясом. Потому то и дело крутится мысль, что не стоило оставлять его одного дома.
Спустя десять минут чашка с горячей горько-сладкой жидкостью в руках, миссис Шульц предупреждена, что меня ни для кого нет, и наконец можно дать себе получасовую передышку перед вступлением в бой с кучей важных бумаг. Делаю большой глоток и тут же отставляю в сторону кофе, кривясь. Этот напиток все же совсем не мой. И его даже сливками не исправить.
“Разве что совсем заменить кофе на сливки,” - скользит в сознании мысль, и неожиданно даже для самого себя встаю, прохожу в скрытую за фальш-стеной уборную и выливаю темную жидкость из чашки в унитаз. Затем большим напором воды ополаскиваю освободившуюся емкость и возвращаюсь в кабинет, чтоб налить в нее горячих сливок, не разбавленных ничем. К сожалению, молочник не полон - Урсула явно не рассчитывала на такое потребление продукта, - но даже эти несколько глотков приносят удовольствие, и значительно большее, чем горький эспрессо.
Телефонный звонок отвлекает меня от разглядывания на дне чашки последней капли молочной вкусности, которая никак не скатывается на язык, как фарфоровую посудину не переворачивай. Перевожу сосредоточенный взгляд на экран смартфона, и различные эмоции сменяют друг друга: сначала удивление, радость, затем осознание времени суток и лавина переживаний. “Что-то случилось!” - сердце пропускает удар, но уже сдвигаю слайдер, принимая вызов.
- Алло, Арлин, почему ты не спишь? - напрягаюсь всем телом, слушая ответ и совершенно не понимая, что происходит. Но когда до меня доходит смысл сказанного, реакция следует в ту же секунду: - Никуда не уходи, я сейчас, - отталкиваю кресло в сторону и быстрым шагом выхожу из кабинета, чуть кого-то не сбив, но на это мне, честно говоря, наплевать.
Лифт движется, как никогда, медленно, и кажется, что я просто схожу с ума. Рациональная часть мозга уверенно твердит, что Арлин не могла оказаться в Германии так быстро, а эмоциональная его часть - просто верит в чудо. И этот внутренний спор просто необходимо разрешить, и как можно быстрее.
Вот, наконец, на табло высвечивается цифра “1”, и двери открываются, впуская меня в “царство света”. Солнце освещает яркими бликами холл, и мне не сразу удается разглядеть Арлин. Даже на какую-то долю секунды мелькает мысль, что это просто шутка, не смешная для меня шутка. Мой взгляд падает на офигевшее выражение лица девушки на ресепшн - вероятно, это та самая Ивон, - а после замечаю ее. Попу. Круглую, как орех, и, черт возьми, я помню ее упругую мягкость.
Неконтролируемо сглатываю, пытаясь смочить внезапно пересохшее горло, и двигаюсь рефлекторно, собираясь ухватиться за так дерзко отставленные ягодицы. Но Арли успевает развернуться ко мне лицом до того, как Ивон получила бы еще одну дозу шока.
- Я сбежала к тебе с Барбадоса. Поцелуй же скорее, если рад меня видеть, - широкая улыбка расцветает на губах моей драгоценной, ласковое звучание ее голоса ласкает слух, а игривый блеск в глубине голубых озер глаз свидетельствует о том, что поза для встречи была выбрана не случайно.
Так и не проронив ни слова, обхватываю талию девушки и резко дергаю на себя, тут же накрывая ее губы своими. Понимаю, что холл главного входа в офис не место для проявления такого рода радости, но сдержать себя невозможно. Погружаюсь языком в мягкую нежность женского рта, скольжу по деснам, затем по гладкой поверхности зубов, и глубже толкаюсь, пытаясь взять за несколько мгновений, как можно больше, лишить дыхания и превратить в тугой комок нервных окончаний, каким ощущаю себя я.
Не знаю сколько проходит времени, но пока мозги еще не отказали окончательно, заставляю себя отпустить любимую из плена своих губ и дать нам обоим небольшую передышку. В сознании не сразу откладывается то, как я называю Арлин в своих мыслях, но когда это слово, как дежавю, проскальзывает снова, становится тепло на душе.
- Ты - мой подарок, - еще раз легонько касаюсь сладких губ Арли, анализируя, где сейчас находятся мои руки, и как далеко я зашел под пристальным вниманием трех пар глаз. Ведь если двух человек из охраны не видно, это не значит, что их нет. Видеонаблюдение в реальном времени - главная составляющая безопасности на входной группе, но сейчас оно становится транслятором бесплатного шоу для персонала. Стискиваю пальцы на талии девушки и невольно хвалю себя за сдержанность: за рамки приличий почти не вышел.
- Твой, - едва слышно произносит Арлин, сияя и одаривая меня теплом своей улыбки. Девушка тесно прижимается, и мне кажется, что именно так и должно быть: ни миллиметра между нами.
- Прошу, - беру из рук Арли чемодан и уверенно подвожу к лифту, бездумно становясь сзади, чтоб спрятать от посторонних глаз то, что должно быть доступно только мне. - И побыстрее, - проговариваю почти одними губами, - пока я себя контролирую и не укутал тебя в свой пиджак, как мне того хочется.
- Ревнуешь? - поддразнивает любимая, зайдя в лифт, и становится так, что от красоты обнаженных ног просто не отвести глаз.
Несколько мгновений медлю с ответом, ожидая, когда раздвижные двери скроют нас от нежеланных зрителей, а после коршуном нападаю на свою добычу:
- Дьявол побери, да! - правой рукой зарываюсь в шелк длинных волос, стянув мешающую резинку, а левой - зажимаю полуобнаженную ягодицу, которая так заманивала десяток минут назад. - Ты не могла не показывать всему офису себя? Твою попу должен видеть только я, - покусываю губы Арли, припухшие от моих жадных поцелуев, и мысленно считаю этажи, чтоб открывающийся лифт не застал нас врасплох. - Твою… да на тебе почти ничего нет, - под тонкую полоску ткани меж половинок, кажется, можно легко скользнуть ладонью, так что я с трудом себя останавливаю, чтоб не проверить это предположение на практике прямо сейчас.
- Я безумно скучала, милый, - слова, сопровождающиеся судорожными вдохами и не менее тяжелыми выдохами, ласкают слух, и снова губы сладкие целую, чтоб вкусом любимой насытиться и восполнить недополученное за время разлуки.
- Ты здесь. Приехала. И ни словом не обмолвилась, - не могу сдержать упрека, хоть и пытаюсь взять себя в руки и успокоиться. Эмоции зашкаливают от такого приятного сюрприза, на который даже не рассчитывал.
- Не могла иначе, - Арли расстегивает пуговицу моего пиджака и скользит ближе к теплу моего тела. Но минуты уединения заканчиваются, и мы снова оказываемся под взглядами посторонних. Пропускаю Арлин вперед, стараясь не прожигать гневным взглядом мужчин, оборачивающихся на мою драгоценную, но это выходит откровенно плохо. Режим собственника выключить не удается.
Подходим к моему кабинету, и миссис Шульц поднимается со своего места, собираясь что-то сказать, но я предупредительно поднимаю руку.
- Арли, милая, познакомься. Мой секретарь-референт миссис Урсула Шульц. Это с ней ты общалась по телефону, - чувствую, как любимая напрягается, но я лишь крепче прижимаю ее к себе в попытке успокоить, и она обхватывает меня руками.
Невольно пытаюсь рассмотреть свою помощницу глазами Арли. Невысокого роста женщина, худого телосложения, светлые волосы затянуты в тугой пучок, а в одежде преобладает подчеркнуто деловой стиль. Лишь легкую доброжелательную улыбку можно посчитать чем-то привлекательным, а потому именно эта доброжелательность может быть воспринята моей ревнивицей враждебно.
Молчание затягивается. Кроме коротких кивков, никакой реакции на мои слова дождаться не удается, а потому продолжаю:
- Урсула, в случае моего отсутствия всегда провожай мисс Меррик в мой кабинет и делай все возможное, чтобы скрасить ее ожидание. И да, - вспоминаю момент в главной приемной, повторения которого не хочу, - на входной группе девочкам тоже сообщи, чтоб не заставляли ждать мисс Меррик у дверей. Надеюсь, сегодня был первый и последний подобный инцидент.
- Да, мистер Фостер. Сейчас что-либо потребуется? - видно, что миссис Шульц не понимает причину молчания Арлин, и это ее смущает, но виду старается не подавать.
- Нет, пока нет, - киваю с улыбкой и сам открываю дверь в кабинет. - Или ты что-то хочешь, сладкая?
- Хочу, - шепчет любимая, проводя пальцами над пряжкой ремня, - но Урсула мне в этом не поможет…
Делаю глубокий вдох носом и, обернувшись, отдаю распоряжение:
- Для всех меня нет на месте, - миссис Шульц пытается что-то сказать, но я не слушаю, захлопывая дверь прямо перед ее носом: - Все потом.
Притягиваю Арлин в свои объятия, но она выскальзывает из моих рук, отступая к столу.
- А тут у тебя ничего так, уютно, - девушка делает вид, что рассматривает интерьер, но я знаю, что нет у нее никакой заинтересованности в осмотре офисной мебели или же выкрашенных в строгие цвета стен.
- Мы остановились на том, что ты рассказывала, что хочешь. Продолжай, - нагнать беглянку, зажав меж своим телом и столом, дело пары минут. Жажда ощутить прикосновение к нежной коже горит в крови, и я скольжу ладонями по плоскому животу вверх, собирая ненужную одежду складками. Но только наклоняюсь, чтоб перевести обсуждение взаимных желаний в предметную область, слышу мужской голос, в котором насмешку можно чуть ли не ощутить на вкус:
- Наверное, я зайду попозже, - поворачиваю голову и вижу на диванчике у мини-бара мистера Каспара Охмана собственной персоной. - Хотел поздравить, но вижу, что не вовремя. Надеюсь познакомиться с вами, мисс, завтра вечером на приеме, а сегодня - не буду мешать.
Подчеркнутой вежливостью меня не обмануть, я кожей чувствую, как дед радуется, что застал меня врасплох да еще и в такой ситуации.
“Так вот о чем хотела сказать Урсула, черт побери,” - запоздалое чувство сожаления смешивается со злостью на свою оплошность в дикий коктейль эмоций.
- До свидания, мистер Охман, - все же нахожу в себе силы произнести хоть что-то, так и не отходя от стола. Майка Арлин поднята вверх, а лифчик давно расстегнут и болтается на шее. Только мое тело скрывает от взгляда деда устроенный мной беспорядок в одежде любимой.

»» 08.11.18 01:14 Обсуждения развития сюжета игры Между прошлым и будущим
_________________

Ты всегда хочешь оставаться такой, какой была прежде,
а это невозможно: ведь сегодня ты уже не та.
«Вино из одуванчиков» Рэй Брэдбери

Дортмунд. Германия.

Тихий щелчок двери сопровождает уход красивого пожилого мужчины, очень напоминающего мне Адама, только старше. И это представление позволяет увидеть, каким станет Фостер по прошествии многих лет. Тишину в кабинете нарушает только какой-то странный звук, и переведя взгляд на лицо любимого, чуть не прыскаю со смеха: брови грозно сведены, а руки обхватывают меня с двух сторон и прижимают к сильному мужскому телу так сильно, что кажется, любимый готов сломать пару ребер в попытке вжать в себя. Поднимаю ладони и зарываюсь пальцами в шелковистые волосы на затылке Адама, поглаживая и массируя кожу головы, надеюсь, что такой незамысловатый невербальный контакт немного успокоит моего кроманьонца. Хотя спустя пару минут понимаю, что моя обнаженная грудь лишь добавляет в топку гнева дров, а его источником служит как раз мистер Охман.
“Черт, вот так первое знакомство! - смеюсь про себя. - Такого я даже и не планировала. Куда уж тут моим коротеньким шортам в сравнении с петтингом в кабинете.”
Хватка рук на моем теле немного ослабевает, а спустя минуту ощущаю, что Фостер начинает легонько поглаживать поясницу над шортами, словно бы случайно заскальзывая под них. Отстраняюсь и опираюсь на поверхность стола, скидывая на пол папки и письменные принадлежности, а после заглядываю в глаза Адама.
- А Урсула не зайдет, если я не смогу сдержаться, - и уже снимаю футболку и откидываю лифчик в сторону. Откидываюсь на локти, поднимаю ногу и, просунув бедро между ног любимого, глажу его промежность, ощущая, что даже появление деда не лишило Адама желания быть внутри меня.
- Даже если весь кабинет будет в огне, - отзывается любимый, жадно рассматривая меня с высоты своего роста. - Но можно и на ключ закрыть дверь.
- Да, так будет лучше, ещё одного знакомства с голой грудью я не выдержу.
Адам улыбается, впервые, как услышал голос деда здесь, и протянув руку, опускает её на мне живот, постепенно поднимаясь к груди.
- Знаешь, я столько раз дорисовывал мысленно то фото, что ты прислала, - его пальцы обводят сосок, заставляя меня втянуть воздух. Невинное касание, а мои бедра уже сводит судорогой желания. Так сильно хочу касаться любимого и ощущать кожей его, что не осознаю, как тяну рубашку из его брюк и провожу ногтями по бокам мужчины, выгибаясь на столе.
Смена положения происходит настолько быстро, что не успеваю даже запротестовать. Вот только я обнимала руками и ногами Фостера, как в следующее мгновение он стаскивает меня со стола и разворачивает к себе спиной, вынуждая отставить ягодицы.
- М-м-м, мне начинают нравиться твои шорты, - его руки шарят по моему телу, и спустя минуту, почти незаметно для меня, шорты вместе с трусиками оказываются у щиколоток, а пальцы Адама накрывают мою промежность, ныряя между складок. - А то, что они скрывают, нравится ещё больше.
- А-а-ах… Ада-ам, - стон мимовольно срывается с губ, и я раздвигаю ноги шире и сама, словно голодная самка, потираюсь о его ладонь. - Хочу… тебя… - слова сопровождаются всхлипами от каждой откровенной ласки.
В какой-то момент всё исчезает, а после я слышу щелчок дверного замка, за которым следует вжик молнии на брюках Фостера. Мгновение, и горячая плоть прижимается к моим ягодицам, заставляя колени дрожать и подгибаться от вожделения и желания почувствовать эту горячую длину в себе. Приподнимаюсь на цыпочки, так, чтобы член скользнул между бедер, и чуть не падаю возле стола, ощущая, как напряженный ствол касается набухших от возбуждения складок плоти. Неожиданным становится момент, когда Адам надавливает на шею, заставляя меня опуститься на гладкое темное дерево стола, и в тот миг, когда моя щека касается поверхности из черной сосны, чувствую давление, которое оказывается совсем не медленным. Секунда, и любимый погружается на всю длину, заставляя меня хрипло кричать от наслаждения. Эти два действия служат словно спусковым крючком для наших едва сдерживаемых желаний. Страсть вырывается из-под контроля, выплескиваясь в диком и жарком совокуплении. Мужские руки оставляют метки на моих бедрах каждый раз, когда Адам толкает их на себя, по самое основание задвигая член и словно желая быть ещё глубже. И это желание резонирует с моей потребностью ощущать мужчину даже под кожей. Хватка на моих волосах и последующее их натяжение, сопровождающееся глубоким толчком, словно сбрасывают меня в пропасть, рождая в груди нечеловеческие звуки, за которыми следует ярчайшая кульминация, намного мощнее, чем мне запомнилось. Вагина, словно крепкая рука, сжимается вокруг ствола, выдаивая оргазм любимого. От ощущения горячего семени, выстрелившего в глубине, накрывает еще один оргазм, так что на какое-то время темнеет в глазах. Но чувство довольства и правильности всего случившегося не покидает.
Мое место в жизни любимого мужчины подтверждено перед этой бледной Урсулой. С самого момента моего появления в приемной я удивляюсь сама себе и на каком-то подсознательном уровне спокойно выдыхаю, понимая, что “миссис Шульц” вовсе не длинноногая версия Хайди Клум. Но последующие действия, произошедшие в этом кабинете, должны расставить все точки над “i”.
Проходит несколько минут, прежде чем Адам отпускает мои волосы и поднимается, лишая мое тело своего тепла и тяжести.
- Куда? - протестующе шепчу, разворачиваясь на столе, и тут же вскрикиваю, когда Фостер хлопает ладонью меня по заду. - Вот бесстыдник!
На мое возмущение он лишь поднимает одну бровь и, застегнув ширинку, взглядом указывает, кто из нас бесстыдно одет. Или, точнее, раздет. Ничуть не тушуясь под его жарким взглядом, плавно поднимаюсь со стола и потягиваюсь всем телом, внутренне ликуя, когда любимый нервно сглатывает.
“Господи, даже его кадык выглядит сексуальным в моих глазах.”
Заканчиваю представление и тянусь за своей одеждой:
- А где…
- Вода здесь, - он сдвигает в сторону светлую панель, и моим глазам открывается весьма современная уборная.
- Я скоро, - сжимая шорты и майку в одной руке, другой - беру чемодан. - Даже соскучиться не успеешь, - накрываю губы мужчины своими.
- Успею, - упрямо ворчит Адам, но руки на моих ягодицах разжимает.
Посылаю ещё одну улыбку и скрываюсь за белой дверью.
После быстрого и легкого душа и замотавшись в полотенце, останавливаюсь возле зеркала. За последние недели я так изменилась, что просто не узнаю себя в отражении: лихорадочный блеск в глазах, губы, что саднят и припухли от жарких поцелуев, отметины на шее, что в порыве страсти оставил Адам, и какое-то, словно внутреннее, свечение. Это и есть любовь. Счастье заставляет улыбаться по утрам и мечтать о совместном будущем, надежда и желание - скорее увидеться в разлуке. Именно это желание и толкнуло меня сюда, сорвало с места и через всю Атлантику привело в этот офис. На моих губах все шире расцветает улыбка.
“И не зря.”
Тепло и томление разливается во всем теле, и чтобы и дальше не шокировать мужчин, и не заставлять Фостера нервничать, открываю чемодан и достаю оттуда персикового цвета платье и белье.
Спустя пять минут я, уже полностью одетая, выхожу к любимому, который уселся в кресло, но отвернувшись от стола, смотрит на картину, что висит на стене. Высоченные Гималаи отлично вписываются в окружающую остановку.
- Снова хочешь покорять вершины? Ты же знаешь, что это может дорого стоить, - подхожу к Адаму, усаживаясь на его колени и положив голову на сильное плечо.
- Нет, просто размышлял, что на земле не осталось высоты, которая бы не была покорена мной.
- Красивая картина, - мне так уютно в его объятиях, что даже вставать с них не хочется. - Это репродукция?
- Не знаю, для меня это просто память, - пожимает плечами любимый и зарывается пальцами в мои волосы, массируя их у корней. - А ты переоделась.
Усмехаюсь, когда вторая его рука забирается под подол платья и поглаживает бедро, слегка сжимая. Но возвращаюсь мыслями к тому, что сказал дед Адама.
- Да, думаю по магазинам пройтись и подобрать себе платье на завтрашний прием. Кстати, а что за повод?
- Ты хочешь пойти? - в его тоне столько сомнения, что это невольно наводит на мысли о нежелании самого Фостера посещать светские рауты.
- А почему нет? Или ты будешь прятать меня ото всех?
- Может, останемся дома и будем все выходные валяться в кровати?
- Только валяться? - начинаю теребить пуговицу рубашки Адама, искоса поглядывая на него.
- Может, и не только, - мой вопрос вызывает улыбку у мужчины.
- Заманчиво, но я так давно не была на вечеринках, - не стану же я говорить, что мне хочется познакомиться и с дедом Адама, и с остальной семьей. - К тому же, не хочу мешать вашей с миссис Шульц работе, - и вскрикиваю, когда любимый прикусывает ухо.
- Ещё ревнуешь?
- Вот ещё! Это так, для тонуса, - поднимаю голову и прижимаюсь губами к его губам, лаская и поглаживая в поцелуе. - Но у меня есть просьба.
- Всё, что нужно, милая.
- Я не знаю ни города, ни языка, и мне просто необходим провожатый, который смог бы возить по магазинам. Я бы попросила тебя, но всё понимаю. К тому же, желаю позже узнать, с чем именно дедушка хотел тебя поздравить.
- Сейчас все организуем. - Далее следует разговор с Урсулой, затем - с водителем по имени Стефан, и вот через десять минут любимый кладет трубку и вновь заключает меня в объятия. - Надеюсь, ты не проведешь в магазинах целый день. Устала, наверное, в перелетах.
- Отвезешь меня домой спать? - на губах моих улыбка, а внутри ощущаю такое тепло, которого никогда ещё не чувствовала.
- Да, домой. И нет, не спать, - поднимаюсь с колен Адама, беру сумочку и направляюсь к двери, чтобы уже спуститься, но не успеваю повернуть ключ, как оказываюсь прижата к деревянной поверхности сильным телом. - Кое-что ты забыла.
- Правда? - непонимающий взгляд мне не очень удается, но играю до конца. - И что же?
- Это.
Поцелуй даже отдаленно не напоминает нежный, он поднимает бурю чувств внутри, так что мне вновь хочется запереться здесь и не выходить до самого конца рабочего дня. Но все уже обговорено, и через спикерфон слышу голос секретарши о том, что водитель ждет внизу. Это вторжение, пусть только голосом, разрушает атмосферу, созданную за последние пару минут, но не отменяет ощущения покалывания на губах.
- Я буду помнить твой поцелуй, пока не вернусь за новыми, - поднимаю руку и приглаживаю волосы любимого, чтобы просто коснуться перед тем, как открыть дверь и направиться на выход.
Чувствую руку Адама на талии, пока он подводит меня к служебному лифту и нажимает вызов. На свое счастье Урсула усиленно делает вид, что чем-то очень занята, а мы же ни слова не говорим, пока лифт не подъезжает. Заходим в него вместе, лишь Адам, прежде чем двери закрываются, бросает миссис Шульц: “Скоро вернусь”. Кабина опускается слишком быстро, слишком мало времени давая нам побыть наедине, слишком мало поцелуев успеваем подарить друг другу, слишком мало тепла объятий успеваем ощутить.
- Мистер Фостер, я уже думал, никуда не еде… - молодой человек замолкает на полуслове, наконец заметив меня.
- Мы с тобой и не едем, Стефан, а вот мисс Меррик желает совершить рейд по модным магазинам. Вот, Урсула подобрала адреса бутиков, - любимый протягивает парню листок бумаги, на котором чуть ранее в кабинете и записал несколько названий. - И самое ценное доверяю тебе, даже не Годзиллу. Чтобы вернул мою девушку в целости под конец рабочего дня.
- Будет исполнено, мистер Фостер, - молодей человек раскрывает пассажирскую дверь “Ауди”, и я сажусь, одновременно открывая окно.
- Я буду на связи, милый, - шепчу, когда Адам наклоняется, и целую в последний раз перед поездкой, а затем добавляю: - И вернусь, чтобы устроить тебе вечером показ мод, - его смех в ответ льется бальзамом мне на душу.
Молодой человек садится за руль и выезжает с подземного паркинга. Достаю из сумочки очки и надеваю их, скрывая глаза на всякий случай.
Первый магазин впустую, всё по местным вкусам: бледных цветов или не модельные платья, длиной подола прикрывать колени не по мне, как и здешние туфли я ни за что не надену. Второй бутик радует платьем, коротким и облегающим, расшитым бисером и пайетками, а синий с черным цвета эффектно подчеркивают мои глаза.
Выхожу из магазина, и Стефан выбирается из машины и открывает багажник.
- Это всё? - интересуется парень, на что я лишь качаю головой.
- Ещё один, - мне открывают дверь, и я опускаюсь на мягкое кожаное сиденье. Нравится мне Дортмунд. Здесь я хожу по улицам и торговым центрам, и никто не щелкает прямо в лицо фотоаппаратом, не кидаются фанаты с ручками и просьбами оставить автограф.
Доезжаем до огромного торгового центра, самого большого из тех мест, где мы сегодня побывали. Один бутик, второй, третий. Поднимаюсь на этаж выше и только здесь нахожу босоножки, которые хочу: ремешки и атласные ленты идеально подойдут к платью. Тут же беру и клатч такой же атласный. Вот и готов наряд, который подойдет к любому званому вечеру.
После покупки обуви замечаю магазин “Victoria’s Secret” и, не устояв, захожу в него, но не задерживаюсь, так ничего и не подобрав, кроме аромата для тела в виде парфюмированных спрея, геля и воды. Замечаю напротив конкурентов “Виктории” - “Agent Provocateur”, - и вот тут срываюсь не на шутку. Раньше бельё покупалось исходя из практичности: в тон одежде или в связи с погодными условиями, сейчас же выбираю несколько комплектов белья исходя из сексуальной привлекательности. Ещё и чулков набираю. Останавливаюсь, когда перехожу на третий большой пакет и счет свыше двух тысяч евро. В предвкушении реакции любимого выхожу из магазина довольная и счастливая.
“Если женщине необходимо поднять настроение и почувствовать себя сексуальной, ей определенно нужен комплект откровенного нижнего белья от “Agent Provocateur”.”
Возвращение в офис получается быстрее, чем планировала, но прекрасно осознаю, что работа Адама никуда не исчезает с моим появлением, поэтому предупреждаю водителя, что рано ещё ехать и направляюсь в кафе, находящееся на последнем этаже торгового комплекса. Чтобы как-то убить время, решаю узнать побольше о городе, где живет любимый. Изучаю несколько сайтов о Дортмунде, даже какой-то исторический нахожу об основании, но в подробности не вдаюсь. Дед, мистер Охман, занимается благотворительностью и меценатством, даже речку решил спасти.
Вспоминаю усмешку на лице старика и понимаю, что мне он понравился с первой встречи. Но отчужденность и негативная реакция Адама чувствовалась с того самого звонка на Форментере, да и сегодня ощущалось это напряжение. Мне было слегка неуютно, но, по большей части, весело, в отличии от любимого. Его дед вывел из себя, но несмотря на это, я успела заметить что-то в поведении двух мужчин, пока не до конца понятное мне. Словно недосказанность висит между этими двумя. Печаль, даже несмотря на подначивания Фостера, чувствовалась в этом пожилом мужчине, и потому мне даже становится жаль его сейчас. Внук, который не хочет знаться, кого угодно огорчит - это мне известно не понаслышке. Майкла Меррика я сама долгое время по имени называла, избегая обращения “отец”, “папа”. Как и маму.
Телефонный звонок отвлекает от не слишком веселых мыслей. Переведя взгляд на дисплей, делаю вывод, что родные знают, когда о них думают.
- Дочка, привет. Как ты милая?
- Все хорошо, папа, - невольно улыбаюсь, слыша его голос. - Прости меня за последние выходки.
- У тебя точно все хорошо? Я долго не мог дозвониться тебе, пока Моника не сказала, что ты на съемках. И, милая, мне звонил какой-то мужчина и настоятельно требовал твой адрес в Коломаре.
- Все замечательно, папа, - улыбаюсь, невольно вспоминая свою реакцию на появление Адама у бассейна. - И спасибо, что дал ему наводку. Только благодаря тебе Адам спас меня. И продолжает спасать по сей день.
- Спас? От чего, дочка? - волнение в голосе отца льется бальзамом мне на сердце. - Что произошло?
- Ничего уже, пап, я оступилась и упала в воду, а он приехал и вытащил меня. Но ты же не поэтому позвонил, - меняю тему, не желая вновь вспоминать о том, что тогда произошло.
- Нет, не поэтому. Твоя прабабушка Меррик умерла три недели назад, - говорит отец, но я тут же перебиваю его:
- Не знала, что такая есть у меня.
- Она порвала все связи с нами, когда я уехал с твоей матерью в Штаты. Отреклась от меня, как и от моей семьи, но так уж вышло, что больше родственников у неё не осталось.
- Какая жалость, - хмыкаю, желая старой карге, которая отказалась от своей родни, гореть в аду.
- Дело не в ней, Арлин. Ты должна вернуться в Лондон в течении месяца и вступить в права наследования землей в Шотландии.
- На кой черт мне сдалось это наследство, отец?
- Земля всегда пригодится, дочка. Всегда. В конце концов её можно просто продать.
- Это подачка какой-то старухи, чтобы загладить свою вину?
- Не совсем так, но для тебя это возможность заниматься чем-то иным, кроме твоего увлечения музыкой или гонками.
- Ты же знаешь, что мне это нравится, в отличии от земледелия, в которое ты меня хочешь втянуть.
- Дочка, дело не в земледелии. Подумай сама, не руби с плеча сразу. В течении месяца надо появиться у нотариуса на Бонд-стрит, чтобы вступить в права, а все остальное - когда у тебя появится желание.
- Папа…
- Просто постарайся приехать домой, и мы все решим.
- Постараюсь, - отзываюсь тихо и заканчиваю разговор. - Мне пора, пап, я буду на связи, если что ещё. Люблю тебя.
- И я тебя, дочка.
Отключаю телефон и, быстро рассчитавшись по счету, отправляюсь к машине, чтобы вернуться к тому, кто дарит мне ощущение защищенности. Сейчас, когда все эти неожиданные новости обрушились на меня, мне просто необходимо сильное плечо. Даже простая возможность выговориться может спасти и дать понять, что я не одна.
Стефан довольно быстро доставляет меня на подземную стоянку. Адам уже стоит возле лифта, скрестив руки на груди и прислонившись спиной к стене.
- Ещё бы чуть-чуть и я уехал без тебя, - ворчливо комментирует он, а после кивает водителю, указывая, куда отнести пакеты с моими покупками.
- Правда? Вот так бросил бы одинокую девушку на парковке с совершенно незнакомым мужчиной? - обнимаю любимого за шею и трусь носом о его нос.
- Никаких мужчин, - то ли рык, то ли хрип срывается с губ мужчины, и он просто набрасывается на мои губы, сминая их в жадном поцелуе. Будто путник, долго шедший по пустыне, набредает на источник воды. И я отдаю ему все, что он хочет. Даже больше готова отдать, но не рискую, дабы не чувствовать себя отвергнутой.
“Что со мной происходит? Никогда раньше я не страдала неуверенностью в себе и своих отношениях. Возможно, потому что никогда ранее я так не боялась их потерять...”
- Только один, - на выдохе шепчу и отстраняюсь, напоследок мазнув ещё раз губами по его губам. - Может, поедем домой?
- Да, поехали.
Любимый подводит меня к автомобилю, от которого у меня перехватывает дух. Белоснежная спортивная тачка весело мигает габаритами, приветствуя своего хозяина.
- Адам, какая потрясающая машина, - веду ладонью по холодному металлу, - это её ты купил тогда в Штатах?
- Она самая, - заявляет мужчина с гордостью, словно это его новая подружка. Такое мысленное сравнение вызывает у меня смех и ревность одновременно, а также сожаление, что я не могу сесть за руль подобного произведения машиностроительного искусства.
- Прошу, сладкая, - Адам открывает пассажирскую дверь, жестом приглашая сесть, но подойдя к нему вплотную, нахально опускаю ладонь на его пах.
- Будешь так восхищаться машиной, пожалеешь, Фостер, - чуть сжимаю пальцы, давая ему почувствовать, что не шучу. И только тут сама понимаю, что это правда. Мне совершенно не нравится восхищение, что мелькает в глазах любимого при взгляде на “Нисмо”.
- Женщина, тебе не стоит ревновать, - смеется любимый, но руку мою отстраняет.
“Предусмотрительный какой,” - хмыкаю про себя.
- Но я ревную, - и тут же захлопываю рот, понимая, что это почти признание в любви, однако повторяю, садясь на кожаное сиденье: - Ревную.
По дороге домой я рассказываю Адаму о звонке отца, о свалившемся на меня наследстве и о своём нежелании ввязываться в это. Фостер слушает, не перебивая и лишь изредка задавая наводящие вопросы.
- Наследство это неплохо, милая, - говорит любимый в конце, но я лишь качаю головой.
- Не хочу я такого жеста великодушия от старой суки, которая выгнала моего отца из дома.
- Дело не в твоей прабабушке, Арли, а в том, что это именно твоё.
- У меня есть моё, мама оставила мне квартиру в Нью-Йорке.
- Это другое.
- Не понимаю чем.
- Это земля твоих предков, и только это важно, а не кто ей владел до тебя. К тому же, сейчас нужно просто вступить в наследование, чтобы имущество не отошло государству.
- Я не знаю, Адам…
- Поверь, я знаю, о чем говорю, ведь тоже не гнался за наследством, доставшимся мне от отца. Как и сейчас не гонюсь, но оно есть, и оно моё. Потом ты поймешь.
- Давай сменим тему? - начинаю злиться на его попытки убедить меня в обратном и, чтобы не нарычать на любимого ни за что, решаю поговорить о другом. - Как поживает мой пушистый бутуз?
- Он уже совсем не бутуз, растет будто на дрожжах, - притворно сокрушается Адам, но мне отрадно видеть, что любимый прикипел к собаке. - Скоро размером с меня будет.
- Разве акита-ину такими вырастают? - меня радует, что мы оставили прошлую тему. - Он же маленький и миленький. И я так скучала по нему.
- Да, по нему ты скучала, - ворчливо замечает Фостер, сворачивая с дороги и заезжая на крытую стоянку возле восьмиэтажного дома.
- Но по тебе сильнее, - отстегиваю ремень безопасности и подаюсь вперед, накрывая его губы своими.
Осматриваюсь по сторонам, пока любимый паркуется, не понимая, куда он меня поведет. Он выходит, достает все пакеты из машины и заглядывает именно в те, что из “Агента”.
- М-м-м, что это у тебя тут? - отбираю пакет у любимого и глубже заталкиваю кружевное черное боди с шелковыми лентами на боках.
- Всё вам расскажи да покажи, мистер Фостер, - на его заигрывания я сильнее поджимаю губы, хоть мы оба и понимаем, что это всё напускное.
Консьерж внизу приветствует Адама на немецком, как и меня, но так как я ни слова не понимаю, лишь киваю, как китайский болванчик.
- Мистер Хубер говорит, что мой вечер должен быть особенно добрым с такой красоткой, - шепчет на ухо любимый, подводя к кованной решетке старинного лифта.
- Он тоже ценитель прекрасного? - смеюсь и оборачиваюсь, чтобы как раз поймать старичка за подсматриванием.
- А ну перестань флиртовать! - хмурится Адам, открывая решетку у подъехавшего лифта и пропуская меня вперед. - Накажу.
- Правда? - опускаю ладонь ему на грудь, ощущая, как тепло, даже через рубашку, передается мне. - Так же, как сегодня в офисе? Мне понравилось, - прячу улыбку, но следующие слова, сказанные гордо, словно это приз года, вызывают неконтролируемый приступ смеха.
- Нет, дома у меня есть кровать, - чуть заглушаю веселый смех, заметив, что Фостер нажал кнопку пентхауса.
- На самый верх? Любишь ты высоты, Адам.
- Увидишь вид из окна и сама поймешь почему.
С этими загадочными словами Адам открывает решетку лифта и подводит меня к двери в свою квартиру. Ловлю себя на мысли, что непривычно потеют ладони, и стараюсь незаметно протереть их о подол платья.

»» 08.11.18 21:27 Обсуждения развития сюжета игры Между прошлым и будущим
_________________

Германия. Дортмунд

Зачастую тишиной и темнотой, разрываемой полосами света от фонарей, встречает меня семьдесят девятый дом по Кроненштрассе. Но даже поздней ночью поднимаясь в лифте на свой этаж, греет душу знание, что меня ждут. Ведь стоит открыть дверь, и пушистое “чудовище” по имени Хикари начинает виться у моих ног, выпрашивать еду и требовать свою порцию ласки.
Сегодня все немного иначе. Лучше. Солнце еще высоко в небе, с улицы через открытое окно слышатся веселые голоса и смех соседской ребятни, и я поворачиваю ключ, чтоб после потянуть на себя ручку и впустить в свое холостяцкое жилище драгоценное сокровище. Стук женских каблуков по паркету из выбеленного дуба, следом мои почти бесшумные шаги, затем хлопок закрывающейся входной двери, и резкий лязг стального замка при повороте защелки знаменует наступление долгожданного момента, когда больше никто не сможет нам помешать.
Отставляю в сторону дорожный саквояж, свой портфель и пакеты, обнимаю Арлин со спины и, прижимая к себе за талию теснее, начинаю водить губами по женскому плечу. “Сладкая моя,” - скользит в сознании мысль. Любимая, наконец, рядом, и период разлуки подошел к концу. Мне до сих пор не верится, что Арли сама приехала ко мне, не словами, а действиями подтверждая, что я ей далеко небезразличен. Потому снова и снова прикосновениями и поглаживаниями доказываю себе, что присутствие Арлин в моей квартире - действительность, а не плод воображения.
Проходит пару мгновений, и тревожно становится на душе. Какое-то внутреннее чутье подсказывает, что что-то не так, и поначалу я не могу осознать причины. Девушка пытается скрыть внутренние переживания за улыбкой, но скованность тела, даже под моими поцелуями, выдает с головой.
- Все в порядке, милая? - разворачиваю Арли к себе и вытягиваю из ее рук сумочку, чтоб после положить на полку в шкафу для верхней одежды. - Ты напряжена. Устала? - откидываю прядь волос с лица девушки и невольно задерживаю пальцы на бархатистой нежности ее щеки. Любимая такая красивая и притягательная, что не устоять от желания прикасаться.
- Наверное, - она прикрывает глаза и, повернув голову, потирается о мою ладонь, словно кошка. Но проходит пара мгновений, Арлин отстраняется и отступает, начиная осматриваться по сторонам. - У тебя здесь светло так.
- Да, для меня главным в выборе квартиры было побольше света. С детства не люблю полутемные помещения. - Прохожу вглубь, засунув руки в карманы брюк, и продолжаю рассказывать. Мне отчего-то кажется, что Арли совершенно не так представляла себе место, где я живу, и она разочарована сейчас, а потому в моих словах проскальзывают нотки оправдания: - Здесь не очень много места, но солнце гостит от восхода и до заката. Сначала оно заглядывает в окно у кровати, - киваю влево, в сторону большого лежбища шириной под два метра. От остального пространства в квартире оно отделено весьма условно: этажерка с деревянными полками без задних стенок не может скрыть ни впопыхах застеленную постель, ни панорамного окна с видом на Вестфаленпарк. - Затем целый день светит с центрального окна, пуская зайчики по потолку от стеклянного столика у дивана. Щенок, кстати, долго не оставлял свои попытки поймать ускользающие блики пастью, - улыбка касается моих губ при представлении описанной картины. - А на закате солнечные лучи падают из окна в ванной, наполняя помещение с множеством зеркальных поверхностей красновато-золотым светом.
Замолкаю и не замечаю, что на какое-то время зависаю, погрузившись в воспоминания о том, как выбирал жилье из принципа - ничего не должно напоминать о годах жизни под одной крышей с отцом. Но нежность Арлин, скользнувшей в мои объятия, возвращает меня в реальность.
- Я тоже люблю солнце, хоть по утрам и пытаюсь спрятаться от него под одеялом, - девушка говорит и легонько разглаживает пальцами что-то на моей рубашке, видимое только ей. Проходит секунда, две, и эта незамысловатая забота расслабляет меня и отвлекает от невеселого прошлого, побуждая смотреть вперед и жить настоящим.
- Так ты соня? Не любишь рано вставать? - усмехаюсь искренне, зарываясь ладонью в густую копну шелковистых волос. Мне сразу представляется картина пробуждения любимой, запечатленная сознанием во время нашего “отпуска” на Форментере: бесстыдные прикосновения в полудреме, взаимные поцелуи, ласки и сладостная истома на лице Арлин при последующем слиянии наших тел. - К сожалению, в будни до обеда я с тобой поваляться в кровати не смогу, - массирую кончиками пальцев кожу головы девушки, заставляя ее чуть ли не мурлыкать от удовольствия. Но слово “обед” из собственных уст запускает цепочку ассоциаций: обед - еда - голод Арли - ужин - холодильник пуст. А потому тут же перевожу разговор на другую тему, насущную на данный момент: - Кстати, ты кушать хочешь? Что бы тебе хотелось сегодня? Готовка не моя сильная сторона, а при отсутствии каких-либо продуктов - еще и невыполнимая задача в принципе. Но ресторанчик с греческой кухней “Zorbas Grill” за углом частенько спасает меня от голода своей доставкой.
- Совсем никаких продуктов? Как же так? - удивляется Арлин, согревая меня теплом своей улыбки. - У тебя же здесь не кухня, а мечта домохозяйки.
Поворачиваю голову туда, куда показывает девушка. У стены стоит двустворчатый холодильник цвета металлик, главным содержимым которого, как я знаю, является пара килограммов говядины для пса и лед в кубиках. Скольжу взглядом по гранитной столешнице и такой же раковине, задержавшись на пару секунд на светлых шкафчиках из компакт-ламината, полупустых до сих пор. Я живу здесь уже больше семи лет, но обзаводиться кухонной утварью разного вида не было моей целью. Затем рассматриваю встроенную кухонную технику Bosch, из которой моим особым вниманием пользуется только микроволновка и посудомоечная машина. И наконец, перевожу взор на деревянный обеденный стол, которого всегда избегаю, предпочитая употреблять пищу за барной стойкой.
- Мечта? - усмехаюсь, пожимая плечами. - А я и не осознавал этого. - Делаю шаг за шагом, подвигая Арли все ближе и ближе к столешнице, а после приподнимаю любимую под ягодицы и усаживаю на каменную поверхность, нагревшуюся за день солнечными лучами. - Но вот сейчас начинаю постигать преимущества наличия кухни, - обхватываю сладкие губы девушки своими и терзаю в требовательном поцелуе, не ограниченном условностями и помехами в виде свидетелей. Наши дыхания смешиваются в одно, а одежда начинает стягивать, словно пыточные приспособления древности, и хочется избавиться от нее, как можно скорее.
- М-м-м… Адам-м… - Арли откидывает голову, предоставляя мне доступ к своей шее, и я, не теряя времени, начинаю вкушать свою персональную сладость сантиметр за сантиметром, пока тонкая ткань платья не оказывается сдвинута вниз, к талии, а тугие горошины сосков не предстают моему взору. - Я вижу тебя терзает нешуточный голод, - поддразнивание любимой смазывается стоном, когда прикусываю выставленную напоказ вершинку. Полуночные разговоры с Арлин, пока она была далеко, вынуждали мое воображение работать на пределе, и я представлял, как, где и при каких обстоятельствах окажусь внутри желанного тела. Чуть ли не каждая деталь обстановки может послужить нашему обоюдному наслаждению, и сегодня я готов перейти к реализации фантазий.
- Ты, как никогда, права, - мой голос хриплый от сдерживаемого желания. К чреслам все сильнее приливает кровь, натягивая ширинку брюк и даже причиняя этим легкую боль, но продолжаю доводить Арли до безумия прикосновениями и откровенными ласками. Мне хочется вернуть ощущение того безусловного единения и гармонии, которые царили на Форментере, когда стеснению, волнению или же неприятию не было места. - А ты голодна? - проговариваю негромко на выдохе, поглаживая горячую промежность девушки сквозь шелковую ткань трусиков.
- Да-да… да-а… м-м-м… - Арлин трется о мою ладонь, усиливая нажатие на клитор. Ее тело подрагивает, и на лице явственно отражается получаемое удовольствие, но я хочу ощутить вершину наслаждения девушки, будучи внутри. Расстегиваю ширинку и, отодвинув полоску бикини, наполняю влажное женское лоно своей плотью. - Ах-х…а-а... а-ам… - нечленораздельный звук, отдаленно напоминающий растянутое на гласные имя “Адам”, и любимая обхватывает мой торс ногами, словно пытаясь подтолкнуть и вжать меня в себя сильнее.
- Не… сдержи… вайся, - резче качаю бедрами, раз за разом погружаясь в тесные объятия вагины. - Хочу! Слышать твои стоны хочу! - мой голос срывается, словно рычание дикого зверя, который жаждет получить желаемое, несмотря ни на что.
Закидываю ноги девушки себе на плечи и, крепко удерживая руками за талию, подвожу и Арлин, и себя к краю. Глубже, сильнее и чаще двигаю тазом, заставляя Арли выгибаться навстречу толчкам, стонать и безвольно мотать головой в попытке поймать ускользающий оргазм, но останавливаюсь за шаг до него, продлевая сладкую пытку.
- Громче, милая, - оставаясь внутри, поглаживаю низ подрагивающего живота любимой и медлительно спускаюсь к нежным складкам ее промежности. Легкими и невесомыми прикосновениями кружу по налившемуся клитору, а затем сжимаю нежную плоть, так что с губ девушки срывается требовательный возглас, заканчивающийся всхлипыванием:
- Еще! Да, еще-е… Адам, хочу… хочу... - музыкой звучат слова Арлин для моих ушей. Снова продолжаю быстрые возвратно-поступательные движения, но не вхожу на всю длину, стимулируя чувствительное местечко на передней поверхности лона скольжением головки. - Пожа… луй… ста-а! - на последнем слоге задвигаю член по основание, и это толкает Арли за грань. Внутренние мышцы вагины обхватывают пенис по всей длине и стискивают, словно втягивая в глубину и не желая отпускать. Преодолеваю это сладкое сопротивление и качаю бедрами, но лишь несколько раз - семя вырывается на свободу и спустя секунду мощной струей помечает любимую изнутри.
Никогда не относил себя к фаталистам, но сейчас где-то на подсознании следую их догмам. Для меня быть так близко, кожа к коже, и отдавать частицу себя естественно и единственно верно. Я не думаю о детях, точнее не планирую зачинать маленьких Фостеров прямо сейчас. Но если это случится, то так тому и быть. Ребенок свяжет нас с Арлин крепче.
Неконтролируемая дрожь постепенно сходит на нет, но объятий не разрываю, а просто взяв девушку на руки, перемещаюсь на диван.
- Мне кажется, я не ощущаю своих ног, - Арли жмется ко мне всем телом и ластится, поглаживая меня по плечам.
- Потому что твои ноги принадлежат мне. Как и вся ты, - опускаю ладонь на грудь девушки и цепляю ногтем напрягшийся враз сосок. - Вся-вся моя, - приговариваю, поглаживая упругую вершинку по кругу. - И я очень рад, что ты приехала, - говорю без экивоков просто потому, что так ощущаю. - И пусть пропадут купленные билеты на сегодняшний рейс до Барбадоса, но твой сюрприз был действительно приятен.
- Ты собирался лететь за мной? - Арлин поднимает голову и заглядывает в глаза. Не знаю, что она ожидает там увидеть, но ответ мой неизменно положительный.
- Конечно, - киваю. - Нечего тебе так долго быть далеко от меня. Я становлюсь нервным и агрессивным, а спокойнее мне - лишь когда ты рядом. Вот как сейчас, - обнимаю любимую крепче и касаюсь в нежной ласке женских губ, припухших от моих жадных поцелуев.
Несколько минут я просто дышу, впитывая прикосновения, и наслаждаюсь моментом полной гармонии, когда в клетках тела господствуют эндорфины. Но в какой-то момент вспоминаю, что еду на ужин мы так и не заказали, а оставаться голодными совсем не вариант.
- Ты любишь мясо на гриле, милая?
- Адам, а где Хикари?
Мы задаем вопросы друг другу одновременно, и поначалу сложно сообразить, что именно сказала Арли, но потом меня накрывает осознание. “Так вот чего мне не хватало, когда мы зашли домой.” Глубинная тревога мучила меня не из-за, как мне казалось, скованности любимой, а из-за того, что пушистый комок меха не вышел меня встречать с работы и за все это время не подал ни звука.
- Черт возьми, - ругаясь вполголоса, быстро поднимаюсь с дивана, чтоб заглянуть в угол между кроватью и дверьми в гардеробную. Но подстилка пса пуста. - Хикари, еда тебя ждет. Ко мне! - делаю голос по возможности максимально спокойным и доброжелательным, надеясь, что щенок среагирует на зов и выйдет из своего укрытия.
Невольно вспоминается отказ акита-ину от еды утром, и сердце убыстряет свой бег от переживаний. Я начинаю сожалеть, что так сильно привязался к псу и что вообще оставил у себя, ведь знал - не смогу обеспечить ему должный уход. Но больше меня одолевает чувство вины: я спустил на тормозах первые признаки болезни Хикари и оставил на “само пройдет”.
“А если уже поздно?” - гадюкой просачивается крамольная мысль, но вслух говорю совсем иное:
- Мелкий, куда ты спрятался? - толкаю створки гардеробной в стороны и на огромной куче из моих рубашек вперемешку с туфлями и брюками лежит акита-ину с закрытыми глазами. - Ах вот ты где, проказник, - пытаюсь улыбаться, чтоб не пугать Арлин. Сначала я должен разобраться сам.
Подхожу ближе к щенку и, стоит мне присесть на корточки рядом, он раскрывает глаза и тянется мордой к моей ладони с тонким жалобным писком.
- Что с ним? - слышу голос Арли рядом и поворачиваю голову. Девушка растерянно прижимает к груди платье, так и не одев его. Мне бы хотелось сказать, что все в порядке и успокоить, но это не так.
- Хикари, неужели ты вздумал заболеть? Вставай, кушать будешь, - тереблю псу ухо, а после скольжу ладонью по его боку, подмечая необычно раздутый живот. Понимаю, что терять времени нельзя, и самостоятельно помочь акита-ину я не могу, поэтому решение принимаю сразу же. - Арли, милая, мы едем в ветклинику. Не помню адрес, хотя проезжал мимо нее не один раз. У нас мало времени. Сомневаюсь, что она работает круглосуточно, а до конца рабочего дня всего полчаса.
Говоря все это, осторожно беру щенка на руки и на последней фразе разворачиваюсь, но Арлин рядом уже нет. Хмурясь, выхожу из гардеробной, и моим глазам предстает картина из разряда незабываемых: девушка в одном нижнем белье, наклонившись над своим чемоданом, что-то в нем ищет. И при других обстоятельствах я не преминул бы акцентировать на этом особое внимание, весьма предметное, но произношу только:
- Моя ты сладкая…
- Я почти готова, - любимая разворачивается ко мне, держа в руках джинсы и черную рубашку, и поспешно одевается.
Молча киваю, наблюдая неотрывно, как округлые ягодицы в черных трусиках скрываются плотной тканью, а шелковая рубашка закрывает от моего взгляда приподнятые бюстгальтером полушария груди. И лишь когда вид Арлин перестает быть заманчиво растрепанным, выдыхаю:
- Едем, сладкая.

Доктор Бетхер Клайнтирпраксис оказывается средних лет мужчиной с круглым лицом и доброй улыбкой. От него веет спокойствием и уверенностью, тогда как я едва сдерживаюсь, чтобы не сорвать на ком-то душащую злость от глубоко засевшей тревоги. Понимаю, что у Арлин накопилось много вопросов, но я не способен на адекватный ответ, и очень благодарен, что они не озвучиваются прямо сейчас.
- Добрый вечер, - доктор Клайнтирпраксис в неизменном для всех медработников белом халате берет из рук Арли пушистого пациента и кладет на стол для осмотра. - Рассказывайте, - мужчина обращается с улыбкой к нам, поглаживая Хикари по голове.
- Все было в порядке до… - только я начинаю рассказ, как понимаю, что любимая ни слова из разговора на немецком не поймет. Я не уверен в положительном ответе, но спрашиваю: - Можно на английском? Нам, - беру Арлин за руку и крепко пожимаю, притягивая девушку к себе, - будет удобнее, если мы вдвоем сможем понимать ваши рекомендации. - Возможно, мне кажется, но меня не оставляет ощущение, что Арли словно бы выдыхает с облегчением в момент, когда я произношу последнюю фразу.
Согласный кивок доктора, и я начинаю рассказ. Про то, что щенка не заводил, а подарили, как он с аппетитом кушал и активно набирал вес. Арлин подтверждает мои слова, добавляя пару фраз о том, какой Хикари смышленый и активный. При этом субъект нашей беседы тихонько скулит, стоит отнять ладонь от его густой шерсти. Он словно боится, что его привезли и оставят здесь навсегда.
- ...расскажите подробнее о питании. Наш песик на готовом покупном корме? Или же на натуралке?
- Да он питается, зачастую, лучше меня, - пытаюсь шутить, но выходит не особо. - Говядину он сырую уминает за обе щеки, - и чуть погодя добавляю, - точнее - уминал. Сегодня утром Хикари отказался от еды, а вечером даже не пытался вставать. Создается впечатление, что прикосновение к животу причиняет ему боль.
Меня давно так не отчитывали, а будет правдой сказать - никогда. Не повышая тональности и оставляя доброжелательную интонацию в голосе, доктор Клайнтирпраксис читает длинную нотацию об исключительности псов породы акита-ину, их происхождении, правильном питании, не забывая ткнуть носом в ошибки содержания Хикари. И все это проводя различные манипуляции с щенком: то температуру меряет, то прослушивает стетоскопом, то делает узи, то рентгеновский снимок, подав знак ассистенту, который впоследствии удерживает пса в одном положении.
- ...я настоятельно не рекомендую вам продолжать кормить вашего Хикари по прошлой схеме. Гастроэнтерит сегодня может закончиться заворотом кишок, интоксикацией организма животного и его смертью завтра. Самым простым вариантом для вас будет кормление специальным кормом для акита-ину, но это после лечения. - И словно бы между делом: - Вы оставляете животного в клинике? Я вколол ему лекарства, в течении двух-трех часов острая боль должна уйти и работоспособность кишечника - вернуться в норму. Но было бы неплохо нашему пациенту некоторое время побыть под моим присмотром. Положительным ответом на препараты будет полумягкий стул без каких-либо инородных вкраплений, в случае его отсутствия - потребуются дополнительные медицинские манипуляции.
Словно бы поняв о чем речь, Хикари подрывается на передние лапы и начинает рычать на доктора, хотя пару минут назад позволял даже градусник в задний проход запихивать. В глазах щенка застывает паника и, как бы ему не было больно, он скалится, показывая свою готовность бороться, чтоб не разлучаться с нами.
Арли сразу же подходит к “бойцу” и начинает ему что-то успокаивающее рассказывать на ухо, уговаривая и увещевая.
- Никому тебя не отдадим, - повторяет любимая уже громче и смотрит на меня, ожидая подтверждения своих слов.
Мне сразу вспоминаются мои частые фразы при любом, даже незначительном неповиновении щенка: “Отдам тебя...останешься на улице… выброшу, не глядя.” Не со зла сказанные, а в сиюминутном раздражении, не серьезно.
- Никому, мелкий, - подтверждаю, - хоть это для тебя и губительно. - И уже доктору: - Мы побудем в клинике, сколько потребуется, но после заберем Хикари домой.
- Хорошо, - кивает Клайнтирпраксис, подзывая ассистента. - Жерар проводит вас в небольшую комнату для отдыха персонала. Особых удобств там нет, но…
Перебиваю, не дослушав:
- Нас устроит.

При выходе из клиники у меня в руках длинный список рекомендаций, увесистый пакет с различными лекарствами и коробка специализированного корма в подарок. И подарок это не мне и не Арлин, а щенку, которого она крепко прижимает к груди. Он с честью выдержал и промывание кишечника, и получасовую капельницу, и не единичное измерение температуры, пока она не опустилась до нормы. Хикари сейчас выглядит сонным, уставшим и совершенно измученным, но угрозы его жизни больше нет, и только это важно.
- В первые сутки не кормить, - читаю с листа назначений, - во вторые и третьи - можно добавить пятьдесят грамм корма. Потом - постепенно увеличивать дозу, но кормить не реже трех раз в день, - мой голос с каждым словом грустнеет. Указания расписаны до мелочей, на баночках с таблетками - разнообразные стикеры и пометки, что совершенно не внушает энтузиазма. Но взгляд на пушистый комок меха, который спрятал морду в сгибе локтя Арлин, и я снова ненадолго погружаюсь в чтение. - Да здесь инструкция длиннее, чем техническая документация к насосам, - разочарованно качаю головой, подходя к автомобилю и открывая любимой пассажирскую дверь.
- Оставь, милый, дома разберемся. Доктор сказал, что до завтрашнего утра только поить водой, потому сегодня лишь наблюдаем, - с момента, когда доктор перешел на английский язык, Арлин стала держаться более уверенно, сейчас же ее слова про дом и общие планы успокаивают и меня. Как бы то ни было, но забота об акита-ину позволяет нам быть еще ближе.
Прижимаю к себе девушку, а после легонько касаюсь губами ее виска, одновременно и щенка укутав объятиями:
- Спасибо, сладкая, - не сразу понимаю, что говорю, но потом осознаю, что слова вырвались правильные.
- За что? - удивление и попытка Арли заглянуть мне в лицо, отстранившись. В глубине небесно-синих озер глаз плещется тепло и нежность.
- За то, что ты рядом.
_________________

Я знаю, чего я хочу, и это я держу сейчас в руках. Это ты!
Ты — это то, что мне нужно!
(с) P.S. I Love You

Дортмунд. Германия.

Этот день получился настолько насыщенным, что я просто засыпаю в машине. Но не достаточно крепко, потому как стоит лишь Адаму коснуться щеки, открываю глаза. Трансконтинентальный перелет с кучей пересадок, целый день на ногах, и под конец полночи не спали, потому что просто не смогли покинуть клинику, оставив щенка на попечение врачей. В итоге возвращаемся домой мы в первом часу ночи. Хикари тихо скулит весь путь до квартиры, и когда я опускаю его на его подстилку, маленький акита-ину глазами, полными невыразимой боли, провожает нас до кровати.
- Как же так, Адам? - продолжаю лекцию доктора. - Едва не угробили пса.
- Кто же знал, что японские собаки употребляют японскую еду, - пожимает плечами любимый, на что я лишь качаю головой.
“Главное, что мы вовремя успели. Чуть позже - и уже операция, а то и того хуже,” - содрогаюсь от одной мысли, что малыш оказался на волосок от смерти.
Сильные руки тут же обнимают, и Фостер прижимает меня к себе ближе. Не знаю, в чем причина, но с той истерики на яхте это первые слезы, готовые пролиться из глаз. Крепче обхватываю руками талию Адама, вжимаюсь в шею любимого и стараюсь дышать. За это короткое время маленький член семьи стал очень родным. Может, потому что я почти всех родных своих растеряла, а может, потому что это сам по себе Хикари такой.
Легкими подталкиваниями Фостер шаг за шагом приближает нас к кровати, чтобы возле неё начать расстегивать мои джинсы. В этом раздевании я не ощущаю той безудержной страсти, что владела нами сегодня, лишь нежность и уют. Странно, что бывают такие полярные чувства. Но тем ценнее они становятся для человека, испытавшего подобное. Утыкаюсь носом в плечо любимого, позволяя ему стянуть до колен джинсовую ткань, и сама берусь за пуговицы на своей рубашке.
- Устала, моя сладкая, - на его тихий голос лишь киваю головой, не в силах даже глаза открыть. - Давай уложу тебя в кровать.
Адам берет меня на руки и опускает на покрывало, но вместо того, чтобы отпустить его шею, я тяну мужчину на себя, пока он не падает сверху.
- И ты со мной, и Хикари с нами, - услышав своё имя, мелкий бутуз пискляво гавкает. - А завтра будет новый день, и мы войдем в него вместе. Адам, укладывайся, я не усну одна. Слишком долго я спала далеко от тебя.
Скидываю покрывало на стоящую рядом тумбочку, так что оно свисает на пол, под одеялом переплетаюсь ногами с любимым и прикрываю глаза, вдыхая его запах.
- Самой доброй ночи тебе, родной мой, - на последнем слове не могу сдержать зевок. На грани сна и бодрствования чувствую, как Адам прижимается губами к моим волосам, но слишком быстро погружаюсь в темноту.
Утро наступает достаточно скоро. Первое, что ощущаю, это шершавую влажность на руке. Не совсем осознавая, что делаю, дергаю кистью, задевая мокрый и холодный нос щенка. Это, как ничто другое, возвращает меня в сознание. Любимый по-прежнему спит, удобно устроившись на боку и прижимая меня к себе рукой. Чуть передвигаюсь и опускаю ладонь на голову пса.
- Как ты, мелкий? - сегодня пес выглядит более бодрым, чем вчера, но это все может оказаться слишком обманчивым.
- Тяф, - едва слышно подает голос акита-ину.
- Пойдем, я тебе попить дам, малыш, - осторожно снимаю с себя руку Фостера и спускаю ноги с постели.
Обхожу полку с милыми безделушками. Я даже не рассматривала их вчера, просто не успела, но сегодня вижу там книги, какие-то фотографии, где любимый среди белого царства снега и с тем самым капитаном Гонсалесом. Но, что не слишком удивительно, ни одного снимка семьи. Ни родителей, ни деда.
Кухня меня ещё вчера покорила, сегодня же я более спокойно рассматриваю все, что на виду, а после того, как наливаю в миску сто миллилитров воды для Хикари, продолжаю исследовать обстановку. Встроенная техника, спрятанная за панелями, и немногочисленная посуда делают почти нежилым этот рай домохозяйки. Поворачиваю направо и замечаю матовую дверь, на которой висит небольшое полотенце. Бесшумно отодвинув панель, вижу душевую кабину и ванну прямо под окном. Это напоминает мне о том, что надо выпить таблетку и сделать все утренние водные процедуры.
Спустя полчаса заваренный свежий чай и тосты, намазанные сливочным маслом, уже красуются на столе, а я вновь одета в любимую домашнюю одежду - рубашку Адама. Хикари напился и теперь трется о мои ноги, путаясь на каждом шагу.
- Я тоже скучала, малыш, я тоже, - присев на корточки, глажу мягкую шерсть щенка. - Оставила вас совсем ненадолго, а ты болеть вздумал, - продолжаю гладить.
Мелкий бутуз задирает морду, чтобы его ласкали и чесали за ушами. Усмехаюсь, продолжая трепать шерсть акита-ину.
- Пора поднимать нашего папочку, как считаешь? - на мои слова теперь уже более громкий “гав” разносится по квартире. Направляюсь к кровати, держа в руках тосты и чайник с чаем. - Спящий красавец, пора вставать.
Устроив поднос с завтраком на тумбочке, усаживаюсь на кровать поверх одеяла и наклоняюсь, прижимая губы к губам любимого.
- Доброго утра, родной.
- Доброго утра, милая, - проговаривает Адам, когда наши губы размыкаются. - Ты уже встала.
- Да, и напоила одного троглодита, а теперь позабочусь о другом.
- Это я, что ли, троглодит? - выгибает бровь любимый, а после забирается ладонью под рубашку, поглаживая моё бедро. - Хотя… как посмотреть на это.
- Развратник мой, - смеюсь, перебирая волосы Адама и приглаживая спутанные пряди.
- Правда? - от его вопроса я теряюсь, не понимая, что именно он спрашивает, и в чем ему нужно дополнительное подтверждение. Словно видя моё замешательство, любимый уточняет: - Правда твой?
Мои губы трогает улыбка, но не веселая, скорее нежная, и обняв за плечи, прижимаюсь к груди мужчины щекой. В этом вопросе столько уязвимости, что у меня душа рвется на части. Вчера - неуверенная экскурсия по дому, сегодня - вопрос.
Продолжая тереться щекой о теплую кожу, хрипло от переполнивших меня чувств проговариваю:
- С первой встречи в Хитроу. Ты мой, как и я твоя.
Чувствую, как руки любимого сильнее сжимают в объятиях, и закрываю глаза, не давая слезам пролиться. Уже не первый раз в словах Фостера проскальзывает ощущение ненужности, и я изо всех сил пытаюсь подарить ему немного нужности. Хоть и понимаю, что он не скоро поверит в то, что дышать без него не могу.
- Ты моя, да, - чувствую, как Адам прижимается губами к волосам. - Моя.
Киваю, не в силах проглотить ком в горле, но, как и всегда до этого, спасает положение мелкий бутуз своим “Тяф”.
- Малыш ожил, - улыбаюсь, потираясь носом о щеку любимого. - Но его я уже напоила, теперь твоя очередь.
Утро проходит в милой обстановке нежности и шутливых заигрываний. Пока я не завожу разговор о вечере.
- Во сколько надо быть у твоего деда?
- Я не смотрел, - Адам продолжает поглаживать мою спину, словно кошку успокаивает. - Но я бы опоздал, чтобы не показывать, что стал послушным внуком.
- Почему ты так к нему относишься? - рука любимого на моей спине замирает. - Извини, это не моё дело.
- Нет, это не так, - Фостер прижимает меня к себе, и я, отставив поднос, устраиваюсь на кровати удобнее и переплетаюсь ногами и руками с Адамом. - Раньше я ждал, что дед приедет. И не для того, чтоб мельком всунуть в руки ненужную игрушку не по возрасту, а поговорить, побыть со мной, дать мне передышку между попойками отца. Но мистер Охман оставался недосягаем. Ни тогда, когда мне было два года, ни пять. Даже мое совершеннолетие дед отметил подарком, переданным водителем. Безразличие к моей судьбе я стал принимать, как должное. Нет, так нет. И для меня стало полной неожиданностью предложение возглавить компанию. Не знаю, почему я согласился. Быть может, смерть отца тому виной, и появившееся ощущение свободы от многолетнего ярма помутило разум. Но сейчас попытки деда стать любящим “родителем” только вызывают раздражение.
Слушаю, не перебивая, но любимый больше не продолжает, словно этим всё сказал. И я понимаю, что кое-что не срастается в этой истории.
- А ты не спрашивал его, почему он не вмешался раньше?
- Нет. Зачем? Мне уже все равно.
- Мне просто кажется это всё странным…
- Ничего странного нет, Арли. Просто старик решил обелить свою совесть на склоне лет.
Тон Адама достаточно категоричный, потому я оставляю дальнейшие расспросы при себе, мысленно обещая узнать другую правду, когда познакомлюсь ближе с этой частью семьи Фостера. Вместо вопросов меняю тему, стараясь отвлечь погрузившегося в думы мужчину и себя заодно.
- Я выбрала вчера платье, но сегодня такое солнце, что боюсь, мне в нем будет жарко. Поэтому сменю его на то, что купила раньше. Alberta Ferretti - идеальный наряд для званого вечера.
- Что-то я уже не доверяю этой Ферретти, - любимый так мило хмурится, что это вызывает у меня проказливую улыбку. - А вот теперь я и вовсе не хочу, чтобы ты его надевала.
- Ну, перестань. Вот увидишь меня в нем и поймешь, лучшего не найти, - а про себя думаю, что надену его перед самым выходом. - А сейчас вставай, мы идем гулять в парк.
- Не-е-ет, не хочу в парк. Хочу тебя рядом в кровати.
- Ничего не знаю, мистер Фостер, вылезай из постели.
- Да ты любишь командовать, как выясняется, - он притворно вздыхает, но я лишь улыбаюсь и поднимаюсь с кровати.
- Ты говорил про какой-то греческий ресторан, я и туда хочу. Давай, Адам, поднимайся, пойдем гулять.
И направляюсь к оставленным вчера в спешке вещам, чтобы выудить оттуда светло-бежевые бриджи и белую с голубыми и коричневыми узорами майку на тонких бретельках. Снимаю рубашку Адама с себя, чтобы надеть одежду, но меня обнимают со спины, и губы любимого прижимаются к шее, пока мужские руки гладят мне живот.
- Ты хочешь меня отвлечь от сборов?
- И не только, - рука мужчины уже между ног, так что мне приходится закусить губу. - Я вообще хочу, чтобы ты перестала соображать что-либо.
- Но как же Хикари? Ты должен загладить свою вину, а значит, потакать во всем щенку. К тому же… Адам, перестань, - но даже попытки не делаю отстраниться, - ходьба улучшает пищеварение.
- Я знаю, что ещё улучшает, - не унимается любимый, но в этот самый момент мелкий комок меха жалобно скулит, сообщая, что вода, выпитая вчера и сегодня, должна естественно покинуть собачий организм. - Чтоб тебя, Хикари, - Адам целует меня ещё раз за ухом и отступает, а я быстро натягиваю купленные вчера трусики. И случайно выпадают остальные мои покупки. Фостер тут же поднимает одну из вещиц, с любопытством рассматривая черное кружево.
- Это ты купила вчера?
- Ну, - забираю бюстгальтер из мужских рук, - да, и ещё кое-что.
- О-о, я хочу, чтобы ты надела это сегодня дома.
- Посмотрим, милый, - натягиваю бриджи и застегиваю их, оказываясь полностью одетой. - А сейчас собирайся, пока пёс в знак протеста не сделал лужу в твоих туфлях.
Спустя полчаса мы спускаемся вниз, не забыв поприветствовать герра Хубера. Дорога в парк оказывается не слишком длинной, но щенок бегает от куста к кусту, словно и не умирал вчера. Наверное, так со всеми детьми: чуть-чуть им полегчает, и они снова фонтанируют энергией.
Мы гуляем несколько часов, пес обнюхивает все вокруг, лает и ластится к прохожим. Странное чувство вызывает у меня маленькая девочка с двумя рыжими косичками, почти такого же цвета, как шерсть у акита-ину. Я не понимаю ни слова из её воркований со щенком, но Адам улыбается. И тут меня словно оглушает мысль, что отцом он будет самым лучшим на Земле. Ведь у него столько нерастраченной любви, о которой, возможно, он и не догадывается.
Обняв за талию Адама, кладу голову ему на плечо, продолжая любоваться фонтаном, что разбрызгивает искрящиеся, словно бриллианты, капли. Мои фантазии уходят далеко вперед: наш общий ребенок, мальчик с карими глазами или девочка с темными кудрявыми волосами. Я представляю, как она растет и бегает по лужайке за бабочками, как падает и разбивает колени, как папа спешит на помощь, дуя на ранки.
“Все лишь два года потерпеть и пропить таблетки. Два года, и я смогу держать на руках частичку Фостеров.”
- О чем ты думаешь, сладкая?
- О ком, я думаю о тебе, - поднимаю голову и целую его губы. - Когда-нибудь ты станешь лучшим отцом.
- И почему ты об этом сейчас подумала? Ты что...
- Нет, не беременна. Я просто увидела, как ты общаешься с детьми здесь в парке, и хоть и ни слова не поняла, зато почувствовала.
- Всё равно не понятно, - мужчина качает головой, но так как я больше ничего не добавляю, переключает внимание на Хикари: - Ну что, мелкий, готов идти домой?
- Тяф! - виляя хвостом, но уже не заваливаясь каждый раз на бок, пес семенит к нам и садится возле ног. - Тяф-тяф!
- Ничего себе, какой ты сегодня разговорчивый, - смеется любимый, а после поворачивается ко мне: - Сейчас отведем Хикари и пойдем в ресторан, - и снова псу: - Извини, парень, но с собаками туда нельзя.
Хвост колечком тоскливо повисает, словно щенок хотел с нами и дальше гулять, а не сидеть взаперти. Присев на корточки рядом с пушистым акита-ину, поглаживаю его по спине и треплю уши.
- Нельзя малышу с нами, малыш болеет, - беру щенка на руки, стараясь увернуться от его облизываний. - В другой раз пойдем с тобой. Но не сегодня.
Оставив Хикари дома, мы спускаемся вновь и выходим на улицу, чтобы через пятнадцать минут зайти в помещение ресторанчика “Zorbas Grill”. Светлое оформление с голубыми вставками создает ощущение, что мы действительно оказались в средиземноморском ресторане. Персонал после первого же вопроса переходит на английский, так что я и вовсе не чувствую дискомфорта.
Милый обед и шуточные поддразнивания чередуются с поцелуями и нежными прикосновениями. Мы кормим друг друга с рук, а интимные улыбки скрываем за бокалами с вином. Решаем не садиться за руль, а воспользоваться услугами Стефана для поездки на прием деда. Возвращаемся домой слегка навеселе, но это только помогает справиться с внутренним напряжением. Причем напряжены мы оба, однако причины этой нервозности у каждого свои.
Приготовление занимает у меня много времени, потому как приходится приспосабливаться к обстановке и самой себе делать макияж и прическу. Распсиховавшись, потому что выровнять волосы, как хочу, не получится, завязываю их в хвост. Достав платье из магазинного чехла, вешаю его в гардеробной, чтобы расправились все пайетки. Достаю лосьон с бронзатором из косметички, и тут же выпадают таблетки, которые я быстро заталкиваю на самое дно под щетки и помады.
Чувство вины не покидает меня с того момента, как любимый спросил про беременность, но действие контракта давит дамокловым мечом на меня. Мысль все откровенно рассказать отметаю сразу, малодушно полагая, что Адам заставит прекратить прием контрацептивов и вообще гастроли. Трусиха. Да, я трусиха, но потерять дорогого человека боюсь сильнее, потому пусть думает, что просто не получается пока. Продолжая собираться, я прямо ощущаю, что сегодня что-то произойдет: до вечера, на самом вечере или после него.
Лодочки от “Giuseppe Zanotti”, платье и небольшой клатч, в котором лишь телефон и маленький флакончик духов.
- Я готова, - выхожу из гардеробной и натыкаюсь на любимого в костюме. - Черт возьми, мне предстоит ревновать тебя ко всем сегодня.
- Не придется, потому что я закутаю тебя в паранджу. Оно же прозрачное, Арли! Бельё видно, - сокрушается любимый, осматривая меня, пока я медленно поворачиваюсь.
- Ну и что? Это же бельё, а не голый зад, - усмехаюсь и подхожу ближе, чтоб поправить узел на галстуке. - И ты же помнишь, что я с тобой, и никто мне не нужен.
Пока мы едем по городу, сжимаю руку Адама, ощущая, как кровь быстрее бежит по венам, подгоняемая бешеным стуком сердца.
- Как думаешь, твой дед не станет вспоминать нашу с ним первую встречу?
- Скорее, это мне он будет припоминать, и не раз, - кривит губы любимый.
- Не думаю, что он так жесток, - положив голову на мужское плечо, размышляю о том, какая она - семья деда Адама: чванливые или не очень, может, они снобы. Но человек, жертвующий сотни тысяч евро на восстановление речки, просто не может быть снобом. Да и то, что я успела увидеть вчера в кабинете, совсем не говорит о том, что мистер Охман высокомерен.
Машина останавливается возле старинного особняка, который сегодня окружен огнями. И то, что тут нет очереди, яснее ясного говорит: мы опоздали. А всё потому, что Хикари решил поиграть с нами в догонялки, потом его надо было поить и снова выгулять. Слуга открывает дверь, и Адам выходит, а затем подает мне руку. Ощущать его сейчас просто жизненно необходимо, поэтому даже не осознавая своих действий, теснее жмусь к любимому. Мы медленно и степенно входим в дом, и впервые со своего самого первого выступления на дне рождения матери, ощущаю, что мои колени становятся ватными.
Стоит нам переступить порог, как голоса в комнате смолкают, как будто звук выключили, и два десятка пар глаз сканируют нас. Странное ощущение оказаться в центре внимания тогда, когда я к этому не готова, охватывает меня.
- Ну что, сладкая, пойдем покажемся в этом серпентарии.

»» 19.11.18 12:08 Игровая площадка
_________________

Германия. Дортмунд

Смотрю на белые каменные стены шикарного, в три этажа, особняка, принадлежащего Каспару Охману в пригороде Дортмунда, и осознаю, что не воспринимаю это строение домом или местом, где ждут, царит уют, тепло и благодать. Темно-серая черепица покрывает четырехскатную крышу с врезанными квадратными окошками мансарды. Мне когда-то хотелось побывать там, и я даже решился озвучить такое мелкое детское желание, но не всем мечтам суждено исполниться. Точнее - не моим. Высокие узкие проемы в стене по обе стороны от главного входа украшены витражами, и широкая лестница с белоснежной балюстрадой ведет внутрь. Видя издали яркие переливы солнечного света, мне, в прошлом глупому и наивному, казалось, что внутри что-то сказочно прекрасное. Туда стремилась душа, там виделась защита. До тех пор, пока я не принял, как должное, отстраненную холодность и надменность хозяев этого дома. Единственный человек, в чьих жилах течет такая же кровь, как у меня, мог бы в далекие девяностые помочь осознать родственные узы, но не сложилось. А те несколько визитов в возрасте десяти лет остались в моей памяти, как отстраненные смотрины.

- Смышленый малый. В колледже нахваливают. Точные науки ему под силу, да и в гуманитарных не лажает, - мистер Фостер с заискивающим взглядом перечисляет мои “достоинства” деду. Не часто Каспар Охман проявляет интерес к моей жизни - если не сказать, почти никогда, - но сейчас тот самый редкий случай. - Там какие-то занятия дополнительные нужны для развития способностей. С углубленным изучением, да, - слушаю лживый голос, и на языке появляется приторная сладость, от которой начинает тошнить. Прижимаю посильнее язык к небу, только так позволяя себе выразить неприятие происходящего. Для этих двоих я просто вещь, безмолвная и неживая. - Но для этого нужно перевести мальца в другое место. Там образование дороже, но не зарывать же талант в землю.
Дед молчит, но Арману Фостеру редко нужна компания, как для выпивки, так и для гадкого смеха после особо “удачной” шутки. Отец понял, что сколько не разминай на мне кулаки, подтверждать его вранье я не стану. У меня нужно просто спросить, правду говорит “любящий” родитель или нет, хочу я перевода куда-либо или же мне будет лучше со знакомыми сверстниками. Но мистер Охман не снисходит до меня. А, действительно, зачем спрашивать, как мои дела или, того никчемнее, какие желания? Лучше не вникать, а просто перечислить требуемую сумму на отцовский банковский счет. Я не знаю, сколько Арман Фостер получает на мое содержание, но то, что личных сбережений у пропойцы не осталось - факт.
- Смышленый, - дед поднимает взгляд на меня, прожигая и словно под кожу пытаясь проникнуть, но вскоре отводит глаза. - И, как погляжу, подраться не прочь. Гонорливый.
- Прямо в точку, - от улыбки у отца, кажется, порвется рот, но роль свою Арман Фостер играет на людях отменно: ни слова плохого обо мне не даст никому сказать. - Хотя с кем такого не было в детстве. Хорошенькие девочки, первая любовь, соперничество, и кровь, а не водица, бурлит, требуя выхода эмоций и лишней энергии.
- Да, наверное, так и есть, - кивает мистер Охман задумчиво, но что за мысли в его голове, мне никогда не понять.
В дверь, тихонько постучав, заглядывает какой-то человек с бумагами. Небрежно мазнув взглядом по присутствующим, он подает знак деду, и тот начинает прощаться и выпроваживать нас с отцом. - Сообщи мне, Арман, если что-то понадобится еще. Мой внук ни в чем не должен нуждаться, как бы не шли дела у тебя.
Не знаю, скольких усилий стоит отцу сдержаться и не сказать то, что он на самом деле думает о моем деде и выделяемых на меня деньгах. Но я уверен, что узнаю. На собственной шкуре. Удар за ударом.

Свежий ремонт внутри особняка сглаживает картинки детских воспоминаний, но все-равно меня не покидает ощущение, что я снова на “смотринах”. И в действительности, так и есть. Стоит нам попасть в поле зрения разношерстной толпы гостей, оценивающие взгляды начинают скользить по коже, оставляя ощущение липкости, и тихие перешептывания по углам напоминают шипение ядовитых змей. Ничего другого я от этого сборища и не ожидал, а потому натягиваю на лицо маску-полуулыбку, готовясь рассказывать, как мои дела, тем, кому это совершенно не интересно, хоть они и будут спрашивать. Считается, что такие уж правила приличия, а по сути - просто парад цинизма.
Обнимаю Арлин за талию и, притянув к себе, вступаю в гостиную под протяжные завывания “Адажио Альбиони”.
- Адам, ты все же приехал, - с громким возгласом от группы людей отделяется длинноногая блондинка. Ее лицо и тело являются достоянием лучших пластических хирургов страны: маленький нос, губы бантиком, идеально очерченные скулы и тонкий силуэт с увесистым бюстом, который старательно выставлен напоказ. Длинные прямые волосы цвета мокрого песка заколоты с левой стороны лица, оттого на правую его сторону падают гладкие пряди. Вероника уверенно приближается к нам, и при каждом шаге полы ее коктейльного платья расходятся, предоставляя жадной до зрелищ публике вид обнаженного бедра. - Я очень рада тебя видеть, - чувствую, как молодая супруга деда стремится меня обнять и поцеловать, но не шевелюсь даже, не то, что делаю шаг навстречу. Холодный прием заставляет миссис Охман притормозить, но с настойчивостью назойливой мухи она все-равно пытается схватить меня за руки, всем своим видом показывая, что былые ссоры забыты, а сейчас она просто ангел, который не снисходит до обид.
Каждой клеточкой тела ощущаю нарастающее напряжение, сковывающее любимую. И пока вулкан страстей не извергся ругательствами и проклятиями в мой адрес, демонстративно высвобождаю ладонь от захвата “бабули” и поворачиваюсь, чтобы представить Арлин эту наглую особу.
- Арли, сладкая, - говорю по-английски, не отвечая на фразы, сказанные миссис Охман по-немецки, - познакомься, это Вероника, жена моего деда и, по совместительству, хозяйка сегодняшнего вечера, - вижу удивленно расширенные зрачки, которые почти полностью скрывают от меня небесную синь радужек, и продолжаю, несколько сменив тон, но даже не переведя взгляд на представленную миссис: - Вероника, это Арлин Меррик, мое драгоценное сокровище, - наклоняю голову, чтоб коснуться губами уголка любимых губ, и нежностью хоть немного снять напряжение. - Которое никому никогда не отдам, - понижаю голос, словно произношу фразу только для своей сладкой и неимоверно ревнивой девочки, но на самом деле цель немного иная. Хочу, чтоб все присутствующие здесь осознали, что эта девушка моя, и я даже взглядов лишних в ее сторону не позволю.
Не обращая внимание на десятки свидетелей, успокаивающе поглаживаю ладонью поясницу Арли, тактильно передавая чувства, не сказанные вслух. Но терпением и тактичностью миссис Охман, даже когда училась в университете, не отличалась, а потому она грубо встряет в наш безмолвный разговор:
- Арлин… позвольте называть вас так… мне ваше лицо кажется знакомым. Мы не виделись ранее? - сведенные брови Вероники свидетельствуют об активном мыслительном процессе в этой блондинистой голове, но безрезультатном.
- Нет, точно нет, - произносит любимая и вторую мою руку приватизирует, переплетая свои пальцы с моими. - Я бы вас запомнила.
- Странно, - миссис Охман только открывает рот, чтоб, вероятно, поделиться еще одним своим предположением, но увидев мое категоричное выражение лица, переводит разговор на другую тему. - В любом случае, я рада видеть вас. Располагайтесь и ни в чем себя не ограничивайте, - дежурные фразы звучат заученно, но я уверен, что в некоторой степени радость от нашего с Арли появления “бабуля” ощущает-таки. Темы для разговоров с подружками на долгое время обеспечены. - Вы как раз вовремя, сейчас вынесут десерт - обязательно попробуйте, “роте грютце” наш повар готовит изумительно. А после Каспар начнет делиться воспоминаниями, это всегда так интересно и волнительно, - Вероника часто-часто моргает и всплескивает руками, задерживая их на груди, словно бы от переизбытка чувств на ее глазах выступают слезы, а сердце заходится в не ритмичном стуке. Затем следуют суетливые извинения и объяснения, почему нужно срочно идти, и молодая супруга деда скрывается в неизвестном направлении.
Наблюдая все это, невольно задумываюсь, а в своем ли дед уме, что связал жизнь с этим не лучшим экземпляром женского пола. Вероника Охман, в прошлом Бергнер, никогда не отличалась особыми талантами. С трудом окончив колледж, она не подавала надежд на успешное поступление в университет. Ежегодные конкурсы красоты, небольшие подработки в качестве никому не известной фотомодели и долгие вечеринки в ночных клубах были единственными способами заявить о себе, но огромные, не подкрепленные ничем, амбиции подталкивали использовать даже такие возможности. И однажды ей улыбнулась удача. Дед, будучи спонсором “Мисс Дортмунд”, обратил внимание на одну из претенденток и дал ей все: деньги, высшее образование, имя и исполнение заветных мечт. Наверное, в этом и есть истина - их связывает взаимовыгода: мужчина в преклонном возрасте получает молоденькое тело для исполнения любых желаний, а девушка - содержание, респектабельность и обеспеченность на всю жизнь. Во всяком случае, неполных десять лет совместного существования тому подтверждение.
Стоит миссис Охман оставить нас с Арли одних, как любимая поворачивается ко мне:
- Как? - одно слово, но в нем сконцентрирован весь шок от полученной информации.
- Деньги способны на многое, - пожимаю плечами, не разрывая объятий. - Я знаю Веронику еще с колледжа - довелось учиться вместе, - так что вся история “их любви” совершалась на моих глазах, - прерываю свой рассказ, кивая дородному мужчине. Его костюм настолько тесен, что едва не трещит по швам. - Добрый вечер, мистер Грэм.
- Адам, сынок, поздравляю, - один из самых влиятельных членов совета акционеров подает мне руку для пожатия, что, без сомнения, дорогого стоит. - Мне никогда не нравился Фишер, рад за тебя, - мистер Грэм улыбается, подтверждая свое негласное прозвище “большой добряк”. - И у тебя очаровательная спутница, - старый повеса склоняется в поклоне перед Арлин, а после отходит в сторону.
- Кто это? - шепчет любимая, наклонившись к моему уху, так что от теплого дыхания по телу бежит дрожь. Как бы я не скрывал напряжение от присутствия в этом неприятном месте, неконтролируемая реакция тела выступает в роли лакмусовой бумажки.
- Кристофер Грэм, член совета акционеров концерна Kaspar Ohman AG. Справедливость и честность - его главные положительные качества, а вместе с умением жестко управлять он становится тем, чьей поддержкой стоит заручиться, прежде чем начинать новый проект. Сейчас здесь присутствует весь руководящий состав. Смотри, вон там у стола с закусками высокий лысоватый мужчина пытается запихнуть в рот канапе с вяленым мясом, - мягко разворачиваю Арли в нужную сторону сторону и продолжаю: - Это Райн Херц. Долгое время был правой рукой деда, пока не получил свою небольшую долю. Теперь они с трудом выносят присутствие друг друга, но мистер Херц неизменно получает письменное приглашение на подобные мероприятия и приходит, показывая всем, что он здесь лишь, чтоб вкусно поесть. Его жена Элеанор - краснощекая дама в черном платье по правую руку от супруга, - пытается исправить ситуацию, увещевая мужа прекратить есть, но этим только обращает на себя дополнительное внимание. - Оглядываюсь, пытаясь найти взглядом еще трех спецприглашенных гостей, которых редко можно увидеть по-отдельности. На всех официальных встречах они выступают единым фронтом, и только поэтому их решения получают значительный вес. - А вон там, в углу за низким столиком на диване, сидят мистер Стэнфорд, мистер Кляйн и мистер Гувер. Они неизменно серьезные, напряженные и говорят о делах. Каждый из них имеет свой бизнес в Германии, но что касается концерна эта тройка действует сообща, - когда мы проходим мимо, действительно слышатся отголоски фраз о покупке чего-то по наиболее выгодной цене.
- А остальные гости, кто они? - Арли осматривается по сторонам, словно пытаясь увидеть знакомые лица, но я очень сомневаюсь, что такие имеются.
- Друзья деда, знакомые, просто влиятельные люди, которые могут в будущем пригодиться… - перечисляю, скользя беглым взглядом по скучающим физиономиям.
- И родственники? - добавляет Арлин, останавливаясь у столика с бокалами игристого.
- Родственники? Нет, - улыбка словно приклеивается к моим губам, и я сам сейчас не могу сказать, искренняя она или нет. - У деда был один ребенок - моя мать. - Делаю паузу и киваю на хрусталь, резко переводя тему. - Будешь?
- Да, - девушка хмурится, но бокал из моих рук берет. Мелкий глоток с задумчивым взглядом, и словно бы на что-то решившись, любимая задает вопрос: - Тебя поздравили сегодня. И вчера дед поздравлял. А с чем?
Арли поднимает на меня глаза, позволяя наслаждаться их бесконечно синей глубиной, и я тянусь прикоснуться костяшками пальцев к бархату женской щеки.
- Один неудачник хотел подставить меня, но у него не вышло, - свожу объяснения до одной фразы, думая о том, что находиться на этом празднике жизни я устал. Мужчины обсуждают дела в неформальной обстановке, женщины меряются друг с другом количеством украшений и ценой туфель, и каждый из присутствующих обсуждает своего соседа за его спиной.
- Дорогие гости, - из динамиков слышится писклявый голос Вероники, а после в центре зала появляется она сама, цветущая и искрящаяся довольством, под руку с дедом, который ее счастья особо не разделяет. - Я знаю, этого момента ждали все, и он стал уже ежегодной традицией в стенах нашего дома…
Миссис Охман говорит в микрофон, держа его перед собой, а я смотрю на деда, который напряженно вглядывается в лица гостей, глядя по сторонам. До тех пор, пока не останавливается на моем. Раздаются громкие аплодисменты, которые подтверждают, что присутствующие действительно ждут экскурса в прошлое из уст самого основателя. Но сквозь шум я слабо воспринимаю происходящее. Каспар Охман не сводит с меня глаз и, не обращая внимание на попытки супруги вручить микрофон, направляется в мою сторону. И радостной улыбки на лице деда мне не понять.
- О чем они говорят? Адам? - складывается впечатление, что не единожды Арли обращается ко мне, а я не слышал. Растерянно поворачиваю голову к любимой, концентрируясь на ее вопросе, что получается не сразу.
- Дед будет рассказывать о том, как ему удалось создать такую громадную корпорацию в далеком прошлом. А ранее Вероника говорила, что к этому моменту вынесут десерт. Пойдем попробуешь “роте грютце”, тебе должно понравиться, - проговариваю, приобнимая Арли за талию, и увожу с траектории движения четы хозяев вечера. Сейчас, когда все взгляды направлены на деда, его приветствовать я не хочу.
Но все складывается иначе: Арлин останавливается, расспрашивая, будем ли мы слушать рассказ, в это же время какой-то недотепа становится на пути, и пока мне удается ответить и, оставаясь вежливым, устранить помеху, рядом раздается голос:
- Адам, здравствуй. Мне очень приятно видеть тебя здесь, - столько радушия и доброжелательности во взгляде деда, что на языке появляется оскомина, а руку после пожатия хочется стряхнуть, чтоб убрать нарастающее ощущение фальши. Но не позволяю себе ничего лишнего, просто сжав пальцы в кулак в кармане брюк. - Мисс Меррик, счастлив познакомиться с вами, - дед предупредительно переходит на английский, и злость вскипает в моей душе, стоит услышать следующую фразу: - Если вам удобно, можете называть меня по имени - Каспар, - и вижу, как Арлин улыбается и вкладывает пальцы в руку мистера Охмана.
- Просто Арлин.
Медленно делаю вдох носом. Мне хочется прекратить этот фарс, грубо вырвав руку Арли из хватки деда. Ведь в каждом его слове - ложь, направленная на публику, а реакция девушки совершенно не соответствует настоящей гнилой сущности родственника. И от этого несоответствия разрывает изнутри. Словно все мои рассказы о детстве не были услышаны, не поняты, или же им просто нет веры.
Только когда Вероника уводит в центр зала деда, где он и начинает вещать историю создания Kaspar Ohman AG, могу вздохнуть спокойно. Я так и не проронил ни слова, сдерживая бушующие эмоции внутри, а потому во взгляде голубых глаз, направленных на меня, концентрируется тревога.
- Адам, что-то случилось? - тепло ладони любимой ощущаю на шее и, наклонив голову, прислоняюсь теснее. - Неужели к деду ревнуешь? - игривая улыбка сопровождает слова.
“Рассмотри боль. Почувствуй ее. Слышишь? Вдохни ее на полные легкие и впусти в себя. Всю. До последней капли. И скрой, - как мантру повторяю мысленно, наигранно улыбаясь. - Никто не должен понять, что укол достиг цели, и душа кровоточит.”
Но противореча сам себе, говорю иное:
- Да.

»» 19.11.18 21:19 Обсуждения развития сюжета игры Между прошлым и будущим
_________________

Все мы ведём себя, как идиоты.
Просто некоторые, особо одарённые, экземпляры это о себе знают,
а все остальные — нет.

(с) Макс Фрай "Большая телега"

Дортмунд. Германия

- Не стоит, милый, меня интересуешь только ты на этой ярмарке тщеславия, - через силу улыбаюсь и, привстав на цыпочки, целую Адама в уголок губ. На мои действия любимый отзывается, но ничего не добавляет, и это заставляет меня сильнее замкнуться в себе.
Никогда не думала, что можно чувствовать себя настолько неуютно на званном вечере. За всю мою не слишком долгую жизнь я успела повидать тысячи подобных и не слишком похожих зрелищ. И слова любимого мужчины, сказанные через силу, задевают сильнее всего. Весь вечер после появления Каспара меня не покидает ощущение, что я лишняя на этом празднике. Никого не знаю, совершенно не понимаю, о чем говорят все эти мужчины и женщины. Расхваленный десерт для меня превращается в вату. Годы притворства на сцене сегодня становятся хорошей подпоркой, и только они дают возможность выдержать пребывание здесь. Я не вижу причин для ревности Адама к деду, разве что любимый стал ревновать Каспара ко мне, а не меня к нему. Но в итоге весь задор к моменту, когда я сажусь на заднее сиденье автомобиля, сходит на нет, а настроение - ниже нулевой отметки.
Виню себя за эту поездку. Я уж никак не ожидала, что “бабуля” окажется ровесницей Адама. И надо же ей быть настолько искусственной: начиная от нарощенных волос и кончая сделанными у пластических хирургов бедрами. Многим это, может, и не кинется в глаза, но у меня в семье был пример любительницы пластики. И эта округлость, когда мышцы при шаге не прогибаются, образуя впадинку, и говорит о том, что там полно силикона. А то, как миссис Охман повела себя с моим мужчиной? Я едва не вырвала её нарощенные волосёнки, пока Адам не огорошил меня информацией, что это и есть жена Каспара Охмана. Но даже несмотря на то, что мне было неуютно, официальное знакомство, и в одежде, с дедом все же состоялось. И хотя планы по сближению с родней Фостера женского пола не реализовать, остается только дед. Тем более, что он - родственник по матери. Возможности поговорить нам с мистером Охманом не удалось найти. Его окружала толпа гостей, и эта вешалка силиконовая не отлипала от руки своего мужа. Но, думаю, что и на работе смогу найти способ пересечься с дедом любимого. Мне нужна информация, а кроме него, мне никто с этим не поможет.
Отстраненные размышления продолжаются на протяжении всего пути в молчании до дома номер семьдесят девять. Стефан останавливается возле подъезда и глушит мотор. Я, не дожидаясь, когда Адам откроет дверь и предложит мне руку, открываю со своей стороны машину и выбираюсь, словно меня ужалили в салоне.
- Доброй ночи, Стефан, - через силу произношу и, не оглядываясь на Фостера, быстро направляюсь к лифту.
Любимый догоняет меня там и хмуро смотрит, но дабы не демонстрировать любопытному старичку-консьержу наши отношения, мы оба молчим. Лифт поднимается вверх, а во мне всё сильнее поднимается злость, подогретая обидой. Стоит только Адаму открыть дверь, как я скидываю туфли и иду к своему чемодану, начиная рыться в нём в поисках подходящего для путешествий наряда.
- Что ты делаешь? - молчу, игнорируя вопрос Фостера, потому что кажется, если открою рот, оттуда польётся яд. - Арлин? Что ты делаешь? - мужчина ловит меня на пути в гардеробную, и его касание становится последней каплей.
- Я уезжаю. Больше не желаю оставаться здесь, - предательская слеза скатывается по моей щеке.
- Почему? - упавшим голосом спрашивает мужчина.
- Потому что я не хочу быть здесь!
- Здесь со мной?
- Да! - выкрикиваю в лицо Адаму и чувствую, как руки на моих плечах разжимаются. Лишенная опоры, опускаюсь на колени возле чемодана и начинаю складывать свои разбросанные вещи в него, оставаясь в платье.
Щенок, не понимая, что происходит, мечется от Адама ко мне и обратно, виляя хвостом и потираясь своей маленькой тушкой о ноги. Тишина после моего заявления растягивается на минуты, а я продолжаю собираться, давя в себе все чувства. Поднимаюсь на ноги, оборачиваюсь и стягиваю через голову платье, затем хватаю джинсы и, прыгая на одной ноге, натягиваю их. После надеваю и рубашку, не заботясь о том, что бюстгальтера на мне так и нет.
- Арлин, - мужской голос заставляет меня замереть и поднять голову. Фостер, стоя у стены ванной комнаты, похож на выкинутого прочь побитого котенка. Но я слишком взвинчена, чтобы так просто пойти на попятную.
- Я не могу быть с человеком, который не желает впускать меня в свою жизнь. Я здесь чужая! - чувствую, как сразу две слезы скатываются по щекам. - Я не знаю языка, не знаю места и не знаю тебя!
- Ты знаешь меня, - мужчина поднимает на меня глаза. - Знаешь больше, чем любой человек.
- Да, и я успела понять, что есть вещи, куда ты не допускаешь.
- Не уходи.
- Не могу жить с тем, кто скрывает от меня свою жизнь. Почему я должна была сегодня тянуть клещами из тебя ответы? Почему ты так относишься к своему деду, но при этом вполне себе позволяешь мило общаться с его искусственной женой? Ты даже не представляешь, чего мне стоило удержаться и не сбежать с этого праздника! Я не понимаю, о чем они говорят, а ты отмахиваешься от меня словно от надоедливой мухи.
- Арли…
- Нет! До тех пор, пока всё будет так, мы не будем вместе.
- Прошу… - Адам отстраняется от стены и делает шаг навстречу. - Прости меня, - он обнимает меня, и я уже не вырываюсь, понимая, что сил, даже дособираться, у меня не остается. Словно из воздушного шарика выпускают весь воздух. - Я настолько погрузился в свои переживания и не думал о том, каково тебе.
- Ты словно перестал замечать и слышать меня, - уткнувшись ему в шею, шепчу. - И я не могу понять почему.
- Просто воспоминания, связанные с тем местом, оказались слишком тяжелыми.
- Но зачем тогда ты согласился? Зачем поехал туда?
- Потому что ты этого хотела, милая, - его руки начинают двигаться, поглаживая мою спину.
- Ты должен был сказать мне, насколько тебе неприятно там находиться.
Адам ничего не отвечает, только сильнее жмет к себе. Эта ситуация морально выматывает меня так, что я не двигаюсь. Боль оседает внутри, но теперь я хотя бы могу дышать. Отстранившись, заглядываю ему в глаза.
- Не скрывай от меня свои чувства. Никогда, Адам Фостер.
- Я постараюсь, - это не тот ответ, который ожидаю, но наверное, лучшее, что можно услышать сейчас. Ничего не сказав, оборачиваюсь и прижимаю к себе щенка, который не оставляет попыток привлечь к себе внимание.
Сон этой ночью ко мне так и не приходит, заставляя вертеться на кровати и путать одеяло. Чувствую, что не только я не сплю, но не ощущая мужского тепла рядом, сцепив зубы, перебарываю себя, чтобы не попросить обнять.
“Захочет - сам обнимет.”
Спустя ещё полчаса вертения поднимаюсь с кровати и босиком топаю к холодильнику.
- Арли? - оборачиваюсь и вижу любимого, сидящего на постели, лохматого и такого милого, что не могу сдержать слабую улыбку.
- Я просто встала попить молока, - и указываю на пакет в своих руках. - Хочешь?
- Да, люблю молоко, - мужчина тоже поднимается, и я наливаю в два стакана белую жидкость. Затем, минуя барную стойку, ставлю стаканы на стол и усаживаюсь, подтянув одну ногу к себе. Адам замирает на мгновение, но после выдвигает себе стул и садится рядом.
В молчании мы пьём молоко и стараемся избегать смотреть друг на друга, пока любимый не ломает эту ситуацию.
- Ты действительно была готова уйти?
- Да, - поднимаю глаза на него. - Для меня не существует полумер. И этот вечер стал сплошным напряжением.
- Но мне казалось, тебе понравилось. Ты улыбалась и даже смеялась.
- Играла, Адам. Я умею притворяться, что всё хорошо, даже когда душу рвет на части.
- Но ты осталась.
- Потому что я хочу познакомиться с твоим дедом ближе. И не потому, что он меня интересует, как мужчина, - тут же добавляю, видя, как боль закрадывается в глаза мужчине, - а потому что он последний твой родственник. Честное слово, Адам, меня бы устроила и бабушка, будь она твоей настоящей бабушкой, а не ровесницей, с которой ты учился в колледже.
- Арлин…
- Нет. Это я ревную. Тебя к ней. Тебя к твоим девушкам на работе. Ко всем ревную, а ещё этот дурацкий язык. Я не знаю, что говорят тебе, не знаю, что ты говоришь, и это сводит меня с ума.
- Не думал, что ты так переживаешь.
- Я хочу быть с тобой, Фостер, каждый день и каждую ночь, но мне неуютно. И с твоей “бабулей” я не желаю находить общий язык. Она мне не нравится.
- Тебе и не надо, - Адам поднимает меня со стула и притягивает к себе на колени. - И с Каспаром не надо, - добавляет любимый, но я не соглашаюсь. Мне нужен дед для моего плана, о котором ни за что не скажу. Не возражаю и не подтверждаю слова мужчины, вместо этого прижимаюсь щекой к его груди.
Молоко делает своё дело, и спустя десять минут чувствую, что мои веки наливаются свинцовой тяжестью, и всё сложнее держать глаза открытыми. Обнимаю любимого и кладу голову ему на плечо, позволяя отнести себя в постель.
Прихожу в себя, когда уже светло, под одеялом и вжимаясь спиной в тело Адама. Его руки обвивают мою талию, мне тепло и уютно в коконе из объятий, одеяла и дыхания мужчины, что щекочет шею. Приподнимаюсь, и щенок словно этого и ждет, чтобы начать жалобно скулить, просясь на улицу. Перевожу взгляд на часы, что стоят на тумбочке со стороны Адама, и вижу, что уже полдень.
- Мой бедный щеночек, - спускаю ноги с кровати, и тут же слышу голос мужчины:
- Куда ты?
- Гулять, - знаю, что на мне только трусики, но не испытывая особого стеснения, поднимаюсь на ноги и направляюсь к одежде. - Щенок терпит с утра и до сих пор, - и чуть помедлив, пока застегиваю бюстгальтер, добавляю: - Пойдешь с нами?
- Да, - Адам тоже встает, позволяя моему взгляду скользнуть по его литым мышцам.
- Тогда поторопись, папочка, - пытаюсь шуткой немного внести изменения в ощущение отчужденности.
Любимый чуть кривит губы в улыбке, но это мало походит на то, что ему весело. Как и мне. Хотя я понимаю, что погорячилась вчера, но причины моего поступка остались. И повисли между нами невидимой стеной.
Мы гуляем до трех часов дня, щенок счастлив, но и только. Возвращаемся домой пообедать, но “стена” лишь сильнее вырастает. В итоге хоть мы и ложимся спать вместе, но это не сближает нас, несмотря на крепкие объятия и пожелания доброй ночи. Вот уже два дня, как мы не занимаемся любовью. Мои планы вчера поломались, как и воскресенье мы провели, ограничившись одними поцелуями без страсти. И это тоже нервирует.
Шум воды заставляет открыть глаза, и тут же я осознаю, что сегодня понедельник и, значит, Адам идет на работу на весь день. Скидываю одеяло, босиком направляюсь к ванной комнате и открываю дверь. Любимый стоит под душем, позволяя мне любоваться потрясающим телом. Скидываю трусики и ступаю под струи воды как раз, когда Фостер намыливает волосы. Прижимаюсь губами ему между лопаток, и мужчина резко оборачивается, так что мне приходится сделать шаг назад. Но лишь один шаг, потому что руки отказываются повиноваться разуму и опускаются на грудь Адама. Поглаживая и растирая мыльную пену по горячей коже, спускаюсь ниже, обводя кубики пресса.
- Я решила, что тебе не помешает помощь, - подхожу вплотную и чувствую, как ладони мужчины опускаются на мои ягодицы и притягивают еще ближе. - Спину потереть или ещё что-то…
- Ещё что-то, - хрипло отзывается любимый, и я вижу, как пламя страсти разгорается в темно-карих глазах.
Возвращаю руки ему на шею и, привстав на цыпочки, накрываю губы своими. Это касание, словно спичка, брошенная в бензобак, взрывает все ощущения. Глухое рычание с губ Адама, и меня отрывают от пола, зажимая между горячим телом и прохладным стеклом душевой кабины. Поднимаю ноги выше, обхватывая бедра любимого своими, и ощущаю горячую длину, что дразняще касается моей промежности.
- А-а-ах… А-ада-ам-м, - стон срывается с моих губ, когда член медленно погружается, и я крепче обхватываю руками мужчину.
Любимый прижимает меня к стене душевой и толкается глубже. Движения постепенно набирают силу и амплитуду, так что моя спина елозит по стеклянной поверхности. Ногами стискиваю талию Адама, а руками - его шею и плечи, и при каждом толчке только сильнее сжимаю его и внутренними мышцами тоже. Дыхание смешивается при каждом прикосновении губ к губам, но мне хочется большего, чем сейчас. Поэтому разрывая поцелуй, хрипло шепчу:
- Хочу иначе тебя, - на затуманенный страстью взгляд любимого отвечаю: - Сзади.
И спускаю ноги на пол, чтобы тут же оказаться развернутой и прижатой грудью к гладкой стене душевой. Раздвигаю бедра шире, поднимая ягодицы, и вскрикиваю, когда ладонь Фостера опускается на мягкую половинку, и ее сжимают в собственическом жесте.
- Жаркая девочка, - горячий шепот сводит с ума, заставляя тереться всем телом о мужчину, словно кошка. - Моя, - с этими словами Адам вновь погружает свою твердую плоть в меня.
- Да-а-а, - упираюсь руками в стену и подаюсь навстречу. - Еще! Еще, Адам!
С каждым толчком меня все острее охватывает наслаждение, заставляя терять голову и громко стонать от переполняющих эмоций.
- Громче, - рычит над ухом любимый и опускает ладонь по моему животу ниже, чтоб прикоснуться пульсирующего в предоргазме клитора. И я кричу до хрипоты, кончая и сжимая член внутри, на грани сознания ощущая и кульминацию любимого.
Адам наваливается на меня, тяжело дыша, а я, повернув голову, целую его в уголок губ.
- Самого доброго утра, милый, - с перерывами в дыхании хрипло шепчу. На это мужчина хмыкает и трется носом о мою шею и плечо.
- И тебе, - поцелуй, что следует, теперь полон нежности и ласки. А душ, который мы принимаем вместе, словно смывает негатив двух прошлых дней и дарит облегчение.
Новое начало. Новый виток жизни, что выходит на другой уровень. Узнавая слабости человека, начинаешь его лучше понимать. И именно это случилось в субботу вечером. Для меня становится полной неожиданностью, что я сама стала слабостью любимого мужчины. И это только сильнее заставляет меня держаться за него.
Осознаю, что просто не знаю, как пережила бы уход от Адама. Да, я собирала вещи, да, бесилась и ревновала, но где-то на подсознании надеялась, что он не отпустит. Ни позавчера и никогда больше.
Завтракаем уже иначе. Барная стойка накрыта двумя тарелками, на которых яичница с томатами, и кофейником с двумя чашками. Мы сидим напротив и гладим ногами под стойкой друг друга. Хикари крутится рядом, негромко тяфкая, но кроме воды и пятидесяти грамм корма ему ничего не светит.
- Я выгуляю его, как только провожу тебя на работу.
- Уже горишь желанием спровадить меня из дома?
- Раньше выйдешь - раньше придешь. Я поскорее хочу увидеть тебя, потому что целый день буду ужасно скучать.
- Это мне нравится, - на мои вскинутые брови он поясняет: - Что ты скучаешь по мне. Выходит, я что-то значу для тебя.
- Больше, чем что-то.
Лишь только за Фостером закрывается входная дверь, как квартира кажется мне большой и пустой.
- Ну, что? Идем на утренний променад? - присаживаюсь на корточки возле щенка, который счастлив быть дома не один.
- Доброе утро, - приветствую консьержа, и мистер Хубер улыбается на все свои шестнадцать зубов. То, что он отвечает, я не понимаю. Да и не хочу.
Домой мы с Хикари идем через супермаркет. И пусть я не шеф-повар, но не могу не воспользоваться предоставленной возможностью в квартире Адама и не приготовить вкусный ужин. И не только ужин. Только с третьего раза разбираюсь, где и как включается свет пультом, а после нахожу и скачиваю в айпод себе одну знаменитую песню, предвкушающе улыбаясь.
Пока готовлю еду, время летит незаметно, но не удержавшись, все же набираю номер Адама. Со второго гудка слышу его “Алло” и словно в теплый плед заворачиваюсь.
- Я уже соскучилась. К которому часу нам тебя ждать?
- Около семи буду дома.
- Хорошо, я приготовлю ужин и буду вся в ожидании, - не удержавшись, хихикаю.
- Арли? Ты о чем?
- Я жду тебя, родной. Не задерживайся на работе.
Пусть я и не Саманта Джонс, чтоб покрыть себя суши, но кое-что могу сотворить.
К семи часам на столе стоит бутылка красного вина, два бокала и мясо, приготовленное по старинному рецепту. Сама я тоже уже переодетая, щенок накормленный и второй раз выгулянный. Сажусь на кровать в ожидании любимого и рассматриваю свое облачение. Шляпа с короткими полями, рубашка Адама, которую я себе присвоила, и серебристый в мелкую клетку галстук, повязанный на шее. Под рубашкой - то самое провокационное белье из бутика “Агента”. Черные чулки с ажурными резинками и “Лабутены” на высоких каблуках довершают наряд.
Поворот дверной ручки, и я подпрыгиваю, быстро скрываясь в гардеробе.
- Арлин? - слышу, как мужчина скидывает туфли и почти неслышно ступает по квартире. - Привет, мелкий, где наша девочка?
- Тяф! - хихикаю про себя и нажимаю кнопку на пульте, погружая квартиру в темноту.
- Что за…?
Еще одно нажатие, и по помещению разносятся первые аккорды песни Joe Cocker “You can leave your hat on”.
- Арлин?
Зажигаю свет за спиной, так что мой силуэт высвечивается на полу и кровати. Смутно припоминаю движения, но качаю бедрами в такт и вижу, как любимый выходит из-за угла, глядя на меня расширенными глазами. Улыбаюсь, опуская глаза и скрывая их волосами и шляпой. Использую, как пилон, дверцу от гардероба, поднимаю ногу, сгибая в колене, и откидываюсь назад, так что шляпа слетает с головы. Кидаю ее в Фостера и указываю пальцем на кровать, чтобы он сел. Когда Адам опускается на постель, держа на руках акита-ину и продолжая трепать уши щенка, наклоняюсь, складывая тело пополам, и провожу по своим раздвинутым ногам до талии. Расстегиваю пуговицы на рубашке, повернувшись спиной, спускаю ее с одного плеча и одеваю снова, чтоб другое плечо и руку оголить, а после - с обоих плеч, и скидываю ее совсем. Швыряю рубашку через плечо назад и выхожу из гардероба, развязывая галстук.
- У вас есть крупные купюры, мистер Фостер, - ставлю правую ногу на кровать и закидываю галстук любимому на шею, притягивая голову Адама ближе к себе. Вижу его улыбку, но когда он проводит ладонью по моей левой ноге, поднимаясь до ягодиц, тут же отстраняюсь. Понимая, что песня подходит к своему логическому концу, накидываю вновь галстук себе на шею и опускаюсь на колени, руками раздвигая ноги любимого так, что шелковые кисточки, приклеенные к груди, касаются его бедер.
- Ужин подан.

»» 14.12.18 22:49 Лондон
_________________

Германия. Дортмунд

Только когда тянусь двумя руками к некоему подобию нижнего белья, что скрывает от моего жадного взгляда соски любимой, понимаю, что щенок, в попытке удержать равновесие и остаться на моих коленях, активно цепляется когтями за брюки. Но тщетно. Сталкиваю с колен пушистый бочонок, который с обиженным скулежом скатывается на пол, и начинаю медленно наматывать на кулак галстук. При каждом повороте кисти, Арли все ближе и ближе придвигается ко мне до тех пор, пока ее рот не оказывается в паре миллиметров от моего.
- Мне нравится такой ужин, милая, - едва касаясь, скольжу языком по пухлым женским губам. Возбуждение заставляет кровь двигаться быстрее, а оттого каждое неспешное прикосновение воспринимается сладостной пыткой. - Очень-очень нравится, - свободной рукой поглаживаю шею девушки, затем спускаюсь ниже, кружа по нежным полушариям, и радуюсь неровному дыханию Арлин, что вторит моему.
Не отказываю себе в удовольствии дернуть пару раз за кисточки, но не сильно, чтоб не испортить красоту. Есть в этом наряде особый шарм, откровенный, только для двоих. И лишь одно представление картины, как эти украшения будут покачиваться в ритме моих толчков, подстегивает не спешить, а насладиться сполна контрастом угольно-черных наклеек и белоснежной кожи.
- Ада-а-ам… - протяжный стон, и мой дразнящий поцелуй смещается к нежному местечку между ухом и шеей любимой, покусывая и посасывая тонкую кожу. Девушка подрагивает в моих руках, но лишенная возможности двигать головой, не может ускользнуть от чувственной ласки. Полмгновения, и в сознании укрепляется желание видеть Арлин связанной этим же самым галстуком, что сейчас в моих руках, и наслаждающейся пленением мною.
- Хочу тебя, - хрипло шепчу, - и пировать тобой, - выпустив шелк из руки, подхватываю любимую под ягодицы и опрокидываю на кровать, замечая черные полупрозрачные трусики, которые не скрывают ничего: ни гладкую белую кожу, ни алый бугорок меж половых губ.
Страсть в ясно-голубых глазах бликует бриллиантами и будто завлекает сделать все, что хочу. Каждое порочное желание призывая сделать реальностью.
- Да-а-ах… - сладостный выдох Арли, пока я быстро расстегиваю пуговицы на своей рубашке, глядя на девушку сверху вниз. Это не представление, а реализация насущной потребности убрать сковывающую ткань. Отбрасываю ненужный элемент одежды и, не дав и глотка воздуха вдохнуть, накрываю девушку своим телом, а затем обрушиваюсь на ее губы поцелуем. И в этом слиянии отражение моей жажды, граничащей с чистой похотью.
Обмен дыханием, взаимный жар прикосновений, но преследуя свою цель, поднимаю руки любимой к изголовью и опутываю запястья, используя в качестве веревки галстук. И лишь когда закрепляю узел бантом, разрываю поцелуй.
- Попалась, - проговариваю на выдохе с улыбкой. Попытка Арли освободиться безуспешна. Толика испуга мелькает в глубине любимых глаз, но я не даю ему перерасти в нечто большее и начинаю скользить губами и языком по женскому телу от шеи вниз, сантиметр за сантиметром своей страстью отмечая.
Не чувствуя ответных объятий, только по неконтролируемой дрожи и тихим стонам сужу о том, что легкая игра подстегивает не только мое возбуждение, но и Арлин. Ее бедра приходят в движение, то размыкаясь и открывая моему взору покрытую влагой промежность, то крепко смыкаясь в попытке зажать мою руку и таким простым способом указывая, где особенно необходимы прикосновения.
- М-м-м… моя… - полурыча шепчу, раздвигая ноги любимой, и обхватываю губами пульсирующий бугорок клитора прямо через сетчатую ткань. В таком порочном прикосновении истинное удовольствие, ведь музыку стонов с одним лишь словом “еще” в повторе хочется слушать, как можно дольше. Стискиваю губами клитор крепче и бью языком по самому кончику, ощущая, как при каждом ударе словно импульсы сотрясают любимую.
- Да-да-да… да-а-ах! - Арлин зажимает мою голову бедрами, не контролируя себя, и я добавляю топлива в пламя ее наслаждения, отодвигая трусики и толкая пальцы в горячую щель. Сочетание ритмичных проникновений и дерзкого поцелуя в сосредоточение ее женственности вскоре толкает любимую в пропасть наслаждения. И я чувствую его почти также остро, как свое. Пульсацией на языке и обволакивающим обхватом лона, ощутить которое совсем не пальцами желаю.
Мгновение промедления, чтоб избавиться от брюк, и я попадаю в свой “рай”. Силу ударов контролировать сложно, но это и не требуется. Изогнутая навстречу и с черными танцующими кисточками на груди, Арлин не нуждается в нежности и осторожности. Каждый мой выпад она встречает на полпути, пылая и сгорая со мной в обжигающей лаве страсти.
Не понимаю, в какой момент мои губы обхватывают сосок и стискивают его, зубами сорвав хрупкую преграду в виде наклейки, но яркая вспышка оргазма накрывает меня именно так: будучи глубоко внутри и ощущая сладкий вкус упругой вершины во рту.
- Хочу… - едва слышный шепот девушки, перемешанный с частыми выдохами, - обнять тебя…
Поднимаю голову, смотря на сладкую истому, разлившуюся на лице любимой, и одним движением развязываю бант на галстуке, который удерживает в плену женские руки. Освободившись, Арлин сразу же накрывает ладонями мои плечи и притягивает к себе.
Улыбка появляется на моих губах: несколько ленивая, немного уставшая, но несомненно самодовольная.
- Мне нравится, как ты встречаешь меня с работы, - протяжно провожу языком по напряженному до сих пор соску, а затем перекатываюсь на спину, увлекая за собой и Арли. В какой-то мере мы меняемся местами, теперь девушка лежит на мне, и довольство огромными буквами написано на ее лице.
- Я скучала, - Арлин кошкой ластится, подкрепляя свои слова легкими, как перышко, поцелуями, но тем приятнее они ощущаются на коже.
Иногда для счастья не нужно много. Раньше мне казалось, что счастлив тот, кто имеет место, в котором чувствует себя в безопасности. Перевернув страницы детства, как нечто постыдное и что следует забыть, я считал себя счастливым, когда воспоминания затирались солидной дозой алкоголя, а громкая музыка ночных клубов дарила обманное чувство праздника, закрывая боль. Потом мне стала важной тишина и бескрайние просторы с высоты горных вершин, а после и занимающий солнечный свет по утрам из окна своей квартиры. Сейчас же мое счастье потеряло свою прикрепленность к месту на земном шаре, а трансформировалось и ожило. У него появилось имя.
Запускаю пальцы в копну женских волос, наслаждаясь их шелковистостью. И на душе ощущается небывалый подъем, пусть день рабочий был и не из легких.
- Арлин, сладкая, а кормить меня сегодня будут? Я видел краем глаза нечто весьма съедобное на столе, неужели это не мне? - стоит мне задать вопрос, как девушка выскальзывает из объятий, начиная суетиться.
- Я и забыла совсем. Мясо, наверное, уже остыло, - встревоженность появляется на женском лице, Арли быстро встает с кровати, накидывает рубашку на плечи и, застегивая ее по пути, шагает на кухню. Минуту спустя раздается какой-то стук, шорох, затем слышу мерное гудение духового шкафа и недовольное женское ворчание. Но слов, к сожалению, не разобрать.
Усмехаюсь и, натянув домашние шорты, иду следом. Вижу задумчиво постукивающую пальцами по столешнице любимую и со спины укрываю объятиями.
- А что такое вкусное разогревается? - целую нежную кожу Арли у основания шеи, прикрывая глаза и делая глубокий вдох. Но не ароматы еды пытаюсь ощутить, а неповторимый запах нашей любви, оставшийся на коже, хочу вобрать в себя на полные легкие.
- Мясо по старинному рецепту, - Арли расслабляется в моих руках и начинает потираться щекой о мои губы. Взаимные ласки и прикосновения так естественны. - Мне его мама рассказала, когда я еще маленькой была.
- Пахнет очень аппетитно, - стираю поцелуем легкую грусть, что появилась в глазах любимой. Я рад, что нет той огромной боли вплоть до безразличия к своей судьбе, но все равно стараюсь избегать моментов, которые могли бы спровоцировать то состояние вновь. И пусть понимаю, что все в прошлом, на рефлекторном уровне пытаюсь предотвратить даже малейшую вероятность повторения.
Спустя не более получаса мы сидим напротив друг друга, в моей руке бокал красного вина, и запеченная свинина под пряным соусом сводит с ума ароматом. Царит домашний уют, и это ощущается странно и правильно одновременно. На первый взгляд, просто ужин дома в обычный вечер буднего дня, но для меня - часть той жизни, которой в детстве был лишен. Покупная еда или же заказанная в ресторане не идет ни в какое сравнение с пищей, приготовленной любимой лично. А оттого, что Арлин сама захотела меня порадовать, становится еще более тепло на душе.
- Смотри, что мелкий вытворяет, - замечаю, как Хикари выпрашивает на задних лапах мясо. И пусть ему не особо удается удержать равновесие, настойчивости не занимать.
- О какой милый! - Арли смеется и начинает подстрекать акита-ину на более высокие прыжки поглаживаниями и ласковым голосом. А пес только активно машет хвостом, ведь допрыгнуть до стола не может - слишком высоко. И выражение мольбы на пушистой морде бьет все рекорды по умилению.
- Актер ты, Хикари, но кое-что вкусненькое заслужил, - смеюсь, собираясь дать ему кусочек со своей тарелки, но вспоминаю назначение врача как раз в тот момент, когда девушка поднимает на меня хмурый взгляд. И уже погрустневшим голосом: - Вот только я пока не соображу, что именно, - и наклоняюсь, чтоб потрепать по холке подбежавшего щенка.
- Корм, но вечером Хикари уже ел. Потому только перед сном можно будет дать совсем чуть-чуть, - произносит любимая. Складывается впечатление, что она защищает пса от меня. Точнее от моей беспечности в этом вопросе.
- Слышал? Закончились деньки с едой до отвала, - перевожу все в шутку, чтоб убрать возникшее напряжение, и продолжаю поглаживать щенка по голове.
Акита-ину кладет морду на мое колено и придвигается ближе, неустойчиво стоя на задних лапах. А я смотрю на него и думаю, что в своем желании отвязаться от лишней обузы и из-за черствости сердца, едва не погубил доверчивое живое существо. И пусть Арлин прямо не озвучила, осуждение вперемешку с испугом я помню в ее голубых глазах очень хорошо. Да и в словах частенько проскальзывает укор, для которого реально есть основания.
“Возможно, друг, я действительно должен был тебя отдать, чтоб не погубить. Но я слишком эгоистичен, чтобы с тобой растаться.”
- Сложный день? - слышу вопрос Арли и чувствую ласковые прикосновения на плечах, перерастающие в объятия. Сразу же перетягиваю любимую себе на колени и касаюсь ее виска поцелуем.
- Зато какой приятный вечер, - говорить о работе не хочу, это словно притянуть что-то серое и грязное в наш домашний уют. Потому, когда девушка поворачивает ко мне голову, я захватываю в плен женские губы и не отпускаю до тех пор, пока не приходится сделать вдох.

Каждый новый день приносит новые эмоции. И запоминаются не будничные заботы на работе, а впечатления, полученные вместе с любимой. Я больше не провожу вечера до полуночи в кабинете за бумагами и даже не ношусь бездумно на большой скорости по безлюдным улицам. Так сложилось, что у меня сменились приоритеты, и появилась новая традиция - я стремлюсь домой, где меня ждут. Мы ужинаем в тихой обстановке. Слово за слово я делюсь моментами прожитого дня, а Арлин эмоционально рассказывает о проделках щенка или же о чем-то, увиденном на утреннем променаде. Потом мы идем гулять по городу. Без машины, ведь иначе прочувствовать дух этого старинного города не удастся. И я узнаю место, в котором родился и вырос, будто заново.
Я никогда не замечал раньше, что центральная часть Дортмунда это сплошное противоречие. Монументальные здания, от которых веет мудростью веков, стоят рядом с недавно возведенными строениями с зеркальными фасадами в современном стиле, маленькие лавки с уличной едой располагаются дверь в дверь с фешенебельными ресторанами на старом рынке, а толпы туристических групп почти нивелируют присутствие местных жителей на улицах. Церковные храмы также никогда не были в поле моего внимания, но я рад узнать о покровителе города Рейнольде и построенной в его честь Райнольд Кирхе с флюгером в виде орла, возвышающимся на более, чем стометровой высоте. Также мне неожиданно интересно побывать в Орлиной башне и, в довесок к музейной экспозиции древнего оружия и оборонных вооружений, увидеть модель старого города и коллекцию археологических находок разных времен. Погружение в историю сопровождается взаимными подшучиваниями и объятиями, и даже в тишине залов с древностями с моих губ не сходит улыбка.
- Мне идет? - Арли предстает передо мной в рыцарской броне-экспонате, которую используют в качестве развлечения для детей. Забрало открыто, и я могу наслаждаться счастьем на лице любимой. - Защищайтесь, сударь! - моей груди касается деревянный меч, так что не засмеяться в голос становится все сложнее.
- Я пал пред вашей красотой, meine süße, - склоняю голову, но уголки моих губ невольно поднимаются вверх, сводя на нет всю показную покорность.
Вечерами не так много времени остается, чтоб успеть до закрытия музеев, художественных выставок, исторических достопримечательностей, сувенирных магазинчиков или кафе, но мы берем за правило никуда не спешить, а просто наслаждаться. Потому каждый день это новая прогулка, новые впечатления и новые знания. Все время принадлежит нам.

- Не хочу знать ничего из того, что говорят все эти странные люди, - Арли отворачивается, обиженно поджимая губы, и обнимает себя руками, глядя на ночной город за окном. Вестфаленпарк светится огнями, и вид просто потрясающий, но я уверен, что эта красота сейчас девушке недоступна. Любое мое обращение к кому-либо на немецком языке Арлин расстраивает, и даже если после я рассказываю всю суть разговора, грусть из голубых глаз это не убирает. Но при этом любимая продолжает отказываться от моего предложения учить ее по три-пять немецких слов в день.
- Но ты же хочешь понимать меня, сладкая? Что я говорю, как говорю и кому говорю, - увещеваю, разворачивая и прижимая девушку к себе, а после целую мягкие женские губы. - К тому же, это может быть интересно и приятно.
- Приятно? - Арлин вскидывает голову, хмурясь.
- Я стану твоим “интимным словарем”, - проговариваю с улыбкой и смотрю, не отрываясь, как сменяются на лице Арли эмоции: непонимание, осознание и восторг.
- Как в фильме? - девушка пересаживается чуть иначе, подтянув ноги под себя, а после снова придвигается. Складывается впечатление, что ей тяжело найти наиболее удобное положение, и надеюсь, что это от предвкушения.
- Лучше, - подминаю любимую под себя и шепчу: - Meine süße…
- Что это значит? Ты уже второй раз говоришь это, - любопытство светится во взгляде голубых глаз.
- Моя сладкая… Это значит “моя сладкая”.

»» 24.12.18 21:13 Обсуждения развития сюжета игры Между прошлым и будущим
_________________

Германия. Фрехен

- Что, не пишет?
Оттолкнув пальцем телефон, пожалел, что мама заметила, как я в который раз проверяю нет ли новых сообщений.
- Неа, - вернулся к содержимому своей тарелки.
- Напишет, - мама улыбнулась, посмотрев на меня через плечо. – Она хорошая девушка, простая и заботливая.
Ложку до рта я не донёс, задумавшись откуда у неё такие сведения.
- Вы разве познакомились?
Мама закрыла кран и, кивнув, бросила на меня ещё один улыбающийся взгляд:
- Конечно, мы не раз сталкивались в больнице...
- А, нее, - мотнул головой, не дав договорить, - это не Анита.
- Нет?
- Нет.
- У тебя уже новая подружка? – удивлённо спросила мама.
- Нее, не новая. Анастазия была до Аниты, - мотнул головой, желая закончить разговор. Но мама взяла след, увести с которого её будет непросто.
- Русская?
- Нет, она не русская. То есть, отец русский, но Ана никогда его не видела, её вырастила бабушка по матери. Она американка. Да какая разница, - отмахнулся, отодвигая тарелку.
- Это серьёзно?
Кто бы знал. Встав из-за стола, начал собирать тарелки.
– Мы расстались ещё до аварии и вообще...
- Но ты ждёшь, что она тебе напишет.
Пожал плечами.
- Оставь посуду, Эрик, ты не на работе, - мама грустно улыбнулась и покачала головой, - давай я всё-таки обработаю твоё лицо.
- Не надо, мам, - ополоснув последнюю тарелку, вытер руки и посмотрел на часы. – Я смотаюсь к Торстену, а потом прокачусь в Кёльн.
- Возвращайся к ужину, я позвоню твоим сёстрам, скажу, что ты здесь, и... – мама замолчала, словно не зная говорить или нет, - я хочу кое о чём рассказать.
- Что-то случилось? – нахмурился, ожидая плохие новости.
Мама улыбнулась и, раскрыв объятия, сделала шаг навстречу. Я обнял её и закрыл глаза, чувствуя умиротворение, которое можно почувствовать только рядом с человеком, давшим тебе жизнь.

- Утра, - стукнул по капоту тойоты, из-под которого был виден зад и ноги в тёмно-красном комбинезоне автомеханика.
Голубые глаза, на показавшемся из-за капота веснушчатом лице, удивлённо округлились:
- Эрик?!
- Как видишь, - ударив по рукам, ткнул мужика кулаком в плечо. – Как дела? Что нового?
- Пашем, как всегда, - улыбнулся рыжий, - а ты какими судьбами?
- Так я давно собирался вас навестить, но в том году не получилось, а в этом решил, что обязательно справлю свой день рождения дома, - оглядывая тачки на подъёмниках и снова возвращаясь глазами к другу и бывшему однокласснику. – Тебя тоже жду.
- Когда?
- В пятницу вечером. Кста, успеешь к тому времени подшаманить моего монстра?
- Грохнул очередную тачку? – непритворно вздохнув и вытирая пальцы промасленной тряпицей, Торстен двинулся к воротам. – Дерьмо!
Глядя на мятый и ободранный Камаро, у меня на языке вертелось то же слово.
- Ты что, так и не бросил? – обходя тачку, спросил Фогт.
- С чего бы, - сам слышу, что в голосе звучит вызов. Наверное, потому что Торстен не раз пытался вправить мне мозги в отношении нелегальных гонок.
- За участие стали сажать, - ответил он просто, проведя рукой по вмятине на заднем крыле.
- Знаю, - ответил сухо и встретился с ним глазами. – Так, сделаешь или нет?
- За пять дней? Ты издеваешься, ему только после покраски нужно будет три дня стоять.
- Тогда до субботы, - выражаю понимание. – Я подъеду сегодня к пяти, помогу. Ты же официально в пять заканчиваешь?
- Угу, но я обещал Габи прийти сегодня вовремя, нас, кажется, пригласили на ужин.
- Габи? – удивлённо моргнул. – Какая Габи? Моя сестра?
Теперь так же удивлённо моргал и таращился Торстен:
- Ну, да, – он глянул на меня и обогнул монстра. – Я думал ты знаешь. Мы съехались в прошлом месяце.
- Херасе новости, - чтобы не зырить на, как выяснилось, наездника младшей сестры, решил создать между нами зрительный барьер и залез в машину, чтобы забрать смарт и диски. – Я так понял, это должен был быть сюрприз на вечер, – вынырнув, снова зыркнул на Фогта.
- Не знаю, - пожал тот плечами, - я думал, они тебе сказали.
Он вынул телефон и, после короткой паузы и приветствия, начал перечислять повреждённые части кузова, которые нужно заменить.
- Бампер будем выправлять или менять? – посмотрел на меня.
- Менять. – Я обошёл Камаро, придирчиво рассматривая повреждения. – Не должно остаться ни одной вмятинки.
Вытащив из заднего кармана джинс сложенную пополам стопку купюр, засветил и снова засунул в карман. Торстен понимающе кивнул, продолжая выяснять, как скоро доставят заказ.
- Что с мотором, колодками?
- Должны быть в норме, но подвеску глянуть нужно. А, и проверь геометрию кузова. Покрасить надо целиком, чтобы не было отличий.
Сверился с часами:
- Лан, мне пора, и нужна на это время машина.
- Вон, можешь взять «Астру», - Фогт кивнул на видавший виды опель в углу парковки.
- Да ты обалдел совсем, - рассмеялся, даже на секунду не задумываясь о том, чтобы принять предложение. – Ты сам щас на чём ездишь?
- На четвёрке, а что?
Я огляделся в поисках бэхи и присвистнул, когда нашёл:
- Да ты крут, - снова рассмеялся, направляясь к машине. – Сколько отвалил?
- Взял битую за полцены.
В голосе Торстена звучала гордость и, по правде говоря, гордиться ему было чем – тачка выглядела как новая.
- Вот мою, чтоб так же сделал, - ткнув пальцем в БМВ, раскрыл ладонь, - давай ключ.
- Чёрт, Эрик, я ещё кредит не выплатил, - проскрипел дружбан, вытягивая из кармана ключ с брелком БМВ.
- Эй, я умею водить, - усмехнулся, поймав ключ.
- А я на чём домой поеду?
- Ты глянь сколько тазиков вокруг, - хорошее настроение набирало обороты. – Так, я ж вернусь к пяти.

Кёльн

На подъезде к подземной парковке в старом городе, знакомый с детства голос Кампино орал из динамиков «Когда, когда, когда я увижу тебя снова? Я хочу вернуться к тебе!», помогая строить планы в отношении Аны. Жаль, чёрт, что она написала именно в ночь моего отъезда, а то парковался бы сейчас совсем иначе, глядя в её обалденно красивые глаза. Ну да ладно, пусть потомится, а там уж и я вернусь. Снова включил смарт, убедился, что новых сообщений нет, и, перепрыгивая через ступеньки, побежал вверх по лестнице. Несмотря на бессонную ночь, во мне кипела энергия, а с лица не сходила улыбка.
Знакомые улицы, вывески на немецком, родной язык звучит в ушах как музыка. Не знаю точно в чём причина, но хочется смеяться и обнять весь мир. На мою улыбку люди отвечают такими же, может, немного вопросительными или удивлёнными, но ощущение, словно поделился. Или заразил?
Свернув, вижу, что ювелирный дом «Wempe» уже открылся. Консультант, одетая как работница банка, позволила себе удивлённый взгляд на мой прикид и чёрно-жёлтую половину физиономии, но быстро взяла себя в руки и спросила чем может помочь.
- Мне нужен подарок для моей девушки, - кратко изложил суть визита.
- Кольцо? – уточнила, улыбнувшись гораздо теплее. – Среди недавно поступивших есть очень красивые.
Кольцо? Я думал о браслете или часах, но кольцо, если так подумать, решает несколько проблем. Ана почувствует уверенность и будет мне давать, съедемся и не надо будет думать о свиданках, а жениться так сразу ж не обязательно. Поживём года три, а там видно будет.
- Покажите, - прошу, плюнув на осторожность.
Всё-таки это заразно, теперь однозначно. Консультант разулыбалась так же радостно, как я, и пригласила пройти за ней. Усадила в кресло, предложила чашку кофе и буквально упорхнула за товаром.
Оглядывая сверкающие поверхности мраморных стен и светящиеся витрины в центре зала, сделал глоток отличного эспрессо, когда услышал долгожданный звук входящего сообщения. Вернув чашку на блюдце, торопливо вытянул смарт из кармана джинс и улыбнулся, увидев, что смс от Анастазии.
«Прости, то сообщение было от моих подруг. А это уже от меня – Козёл».
Я всё ещё смотрел на погасший дисплей, когда голос консультанта вернул меня в зал ювелирного дома. Передо мной на столе, на чёрном бархате, лежали четыре или пять колец с камнями.
- Мне нравится это, - на автомате показал на самое простое, на мой взгляд, кольцо.
- У вас есть вкус, - улыбнулась консультант, - но оно самое дорогое, это же бриллианты. Может...
- Сколько стоит?
- Четыре тысячи, девятьсот евро, - женщина посмотрела на меня и я заметил, что она больше не улыбается. – Простите, что-то случилось?
Усмехнулся и потёр затылок:
- Кажется, оно мне уже не пригодится.
Консультант опустила глаза на лежащий передо мной смартфон, а когда снова посмотрела на меня, в них плескалось сочувствие:
- Мне жаль.
- Мне тоже.

»» 15.12.18 20:05 Обсуждения развития сюжета игры Между прошлым и будущим
_________________

Германия. Дортмунд

Доверие… У меня всегда с ним проблемы. Так повелось сызмальства, так остается и до теперь. И если материальные блага я могу доверить человеку, который меня еще не разочаровал, то внутренние чувства и переживания всегда остаются запертыми глубоко внутри. Я не знаю сила ли это моя, подкрепленная умением держать себя в руках, что бы ни случилось, или же наибольшая слабость, выражающаяся в жалком желании сохранить лицо. Но чем ближе злополучная дата, тем больше усилий мне приходится прилагать, чтоб сдержаться и не выплеснуть боль и накопившуюся горечь на близких, которых у меня почти нет. Простых и добрых слов, чтоб описать свое внутреннее состояние, мне не подобрать, а грязь оскорблений в сторону почивших врагов и недругов, оставшихся в живых, я не имею права выливать на совершенно непричастных к тому людей. И мне искренне хочется пропустить это время. Пару-тройку недель до и несколько после. Вычеркнуть, словно их никогда и не существовало. И в принципе, за последние годы мне удалось свести на нет попытки поздравить с днем рождения: в этот день к моему утреннему кофе Урсула даже не позволяет себе добавить сладостей, большинство подчиненных и не знают точной даты, как впрочем и немногочисленные люди, которых я могу с натяжкой назвать друзьями. А дед… надеюсь, когда-нибудь до него дойдет, что мне ничего не нужно. От него уже ничего. Но кошмары ночами возвращаются. Из года в год мучают меня. От заката и до рассвета. Они мне неподвластны.

Делаю шаг. Затем еще один и еще, стараясь ступать, как можно тише, и представляя себя невидимым. Отец кричит на экономку внизу, и я знаю, что он сейчас уедет. Всегда уезжает и возвращается злой. Не знаю, куда он направляется, и кто или что так сильно выводит его из себя, что даже вонючая вода из граненой бутылки не в силах потушить гнев. Я не все понимаю из слов Марты. Какие-то цветы, уборка, которую она готова сделать, если отец разрешит, но категоричное "нет" слышится на весь невнятный лепет противной женщины, которая часто запирает меня в комнате, оставляя надолго в одиночестве.
- Я сам, - добавляет отец спустя пару минут. - Положите в машину все необходимое и можете быть свободны.
- Как пожелаете, мистер Фостер, - приподняв подбородок словно от обиды и что-то бормоча под нос, Марта проходит возле моего укрытия, но не замечает меня. Меня никто не замечает, ведь я - невидимка.

Резко открываю глаза и не могу прийти в себя. Все так реально, что даже запахи пару секунд ощущаю, словно я снова в доме пропойцы-отца в то время, когда из "невидимки" я превратился в "ублюдка" и "убийцу". Но делаю глубокий вдох, и рецепторы воспринимают аромат любви, который остался после наших с Арли постельных игр. Это помогает мне немного дистанцироваться от прошлого, но мысли все равно возвращаются в невеселое детство.
Мне сложно сказать, что из моих воспоминаний правда, а что является плодом воспаленного сознания - именно на последнем и настаивал психотерапевт, к которому я ходил несколько раз, отчаянно желая избавиться от кошмаров. Но каждая секунда сна не забывается, словно былые события просто вытаскиваются из каких-то неведомых мне глубин памяти и остаются в назидание. Так происходит и сейчас, меня гложет сожаление за тот бездумный поступок на свое трехлетие. Подчеркнутое безразличие единственного родителя было для меня подарком, но я сам, своими тогда еще маленькими ножками, изменил положение вещей.

Топ-топ, держась за стены, чтоб не упасть. Любопытство гонит меня вперед. Топ-топ по лестнице, которая кажется бесконечной. Но нужно спешить, меня могут поймать в любой момент, и я не смогу узнать тайну. Топ-топ в приоткрытую Мартой входную дверь и к машине отца на подъездной дорожке.

Вспоминаю несмышленого себя и понимаю, что интересной забавой тогда воспринималось все. Словно не жизнь, а игра. И все несерьезно, понарошку. Вот только ошибался: я не игрок, а пешка, которую давно убрали с шахматной доски за ненужностью.

- Что здесь делает "это"? - громкий бас отца над ухом, когда оказываюсь у цели: мои пальцы тянутся к открытой двери автомобиля, я едва касаюсь гладкой поверхности, но меня грубо разворачивают и встряхивают. - Ты! - обвинение во взгляде, так что опускаю глаза - мне не выдержать этой злобы. В горле воздух застывает комом, и хочется вытолкнуть его, но частые вдохи и выдохи не дают результата.
- Адам, наверное, захотел поехать с вами, - экономка пытается шутить, подходя ближе, но ее юмор так и остается не оцененным.
- Никогда не бывать этому, - отрезает отец и отталкивает меня в руки Марты.

Становится тяжело дышать. И пусть мне давно не три, да и тело отца уже сожрали черви, но тот его взгляд и слова, которые я осознал значительно позже, остаются в памяти. Убийце нечего делать на могиле своей жертвы - в этом старый Фостер был прав. Я не должен осквернять своим присутствием место вечного сна матери.
- Почему не спишь? - слышу тихий вопрос и, повернув голову, вижу заспанное лицо Арлин. Она хмурится и часто моргает, словно с трудом пытается держать глаза открытыми.
- Плохой сон, - теснее прижимая девушку к себе, целую ее в висок и прикрываю глаза. - Такое бывает у меня, сладкая, но ты спи. Ранний подъем, изнурительный перелет, да еще я протянул нас сегодня по всему городу. Тебе стоит отдохнуть.
- Но мы же можем завтра хорошенько выспаться? - вопрошает любимая. - Чтоб никакой работы, забот. Только ты и я в постели, - Арлин кутается в мои объятия, как в одеяло, и затем касается губами моей груди. Нотки тревоги уходят из ее голоса, остается лишь чистая нега.
- Ты же знаешь, чтоб полететь с тобой в Лондон, я перенес все встречи на грядущую рабочую неделю. Повторной смены планов совет не одобрит, - проговариваю со вздохом. Хоть и не вижу сейчас воочию, но ощущаю, что девушка грустнеет, и эта грусть болью отражается в моей груди. Я слишком хорошо знаю чувства, когда вместо подтверждения и реализации желаемого, получаешь отказ. А потому добавляю: - Но поспать до обеда мы все же сможем, пара часов, думаю, ничего не решит. - А в мыслях звучит горькое: “Главное, уснуть.”
- Хорошо-о, - тянет Арлин последний слог, зевая. - Я за последние дни привыкла, что ты постоянно рядом. И весь мой, - кажется, меня пытаются притянуть ближе, но без особого успеха. Вес моего тела девушке не под силу сдвинуть.
- Какая жадная девочка, - уголки моих губ поднимаются, и теперь уже я заключаю девушку в капкан объятий. - Прямо-таки твой?
- Да, - Арли довольно кивает и устраивается удобнее на моем плече, словно крепкий обхват и есть вершина ее желаний. - Мой, - едва слышный шепот, и я надеюсь, что правильно распознал сказанное.
Проходит какое-то время, дыхание любимой замедляется, и она погружается в сон. Ресницы ее трепещут слегка, словно какие-то картинки прокручиваются перед глазами. И я искренне хочу, чтоб ей снилось что-то приятное и доброе. Быть может, наши прогулки по Гайд-парку, перешучивания, поедание сладкой ваты и забавные попытки сделать красивое совместное селфи. Или подкармливание уток в пруду и последующий побег от охраны, которая с криком возмущения “Птиц кормить нельзя!”, гналась за нами по извилистым дорожкам. А может, ужин с видом на заходящее за горизонт солнце и страстные поцелуи под луной. Все, что угодно пусть снится, лишь бы улыбка была на губах Арлин.
Вспоминая до мелочей счастливые моменты нашего совместного путешествия в страну дождей, и сам проваливаюсь в царство Морфея.

Глаза закрыты, и я стараюсь даже не дышать, зарывшись лицом в подушки. Словно сплю беспробудно, и не слышу, как при открывании двери раздается тихий скрип. Будто незаметными остаются шаркающие шаги и проклятия, когда нежданный посетитель ударяется ногой о стол. Вроде бы такой крепкий сон, что даже тяжелое сопение над ухом и громкие глотки не нарушают моего мирного ночного отдыха. Но все это притворство. Действительность же иная: пропитана страхом.
- Почему не ты? - осипшим голосом сказанные слова сопровождает удар, и моя кровать тут же приходит в движение, вибрируя. - Почему она?!

Странное чувство охватывает меня. Как будто я заперт в теле ребенка и вынужден наблюдать за собой со стороны. Не имея возможности ответить на прозвучавшие вопросы так, как могу. Не среагировать на угрозу как-либо. Не защитить мелкого себя, который еще слишком слаб, чтоб противопоставить что-нибудь взрослому. Я - невольный свидетель своей же боли.
- Адам, проснись! Адам!
Встряхивание приводит меня в сознание мгновенно. Я подхватываюсь и подминаю под себя нарушителя сна. На краю сознания фиксирую женский крик, но только когда мои руки зажимают запястья Арлин по обе стороны от ее головы, начинаю осознавать, что делаю. Каскад чувств проходит по мне катком: от шока, что кошмар так поглотил меня, и я не ведал, что творю, до облегчения, что ничего непоправимого еще не совершил. Девушка зажимается и, смотря на меня широко раскрытыми глазами, пытается отодвинуться. Ее движения ограничены моим телом, но Арли отклоняет от меня даже голову, лишь бы быть подальше. Захват мягко заменяю поглаживающими движениями ладонь о ладонь, после переплетаю наши пальцы, делаю глубокий вдох и медленно наклоняюсь, чтоб легонько коснуться губ любимой своими да так и остаться соприкасаясь. Но мгновение сменяет мгновение, а ответа на ласку нет, и мое настроение уверенно снижается к абсолютному нулю.
Прикрываю глаза и начинаю тереться лбом о лоб Арлин - не могу себя заставить отстраниться, как и видеть страх на дне голубых озер глаз.
- Прости, сладкая, - разрываю гнетущую тишину парой искренних слов. Сны начинают врываться в мою реальную жизнь, внося хаос, и это обескураживает и злит одновременно. - Не хотел тебя пугать.
Кажется, проходит вечность, но Арли по-прежнему не произносит ни слова. После она, так же молча, разрывает контакт рук, отползает к изголовью и, схватив ближайшую подушку, обнимает ее, а по сути просто отгораживается от меня еще и таким образом. И я не удерживаю против воли.
- Что с тобой? - испытывающий взгляд синих глаз прожигает, будто насквозь. - Я долго не могла разбудить тебя. А потом ты резко раскрыл глаза и напал. Ты… ты хотел меня ударить? - в женском неровном голосе слышится неверие произнесенному, но сам факт озвучивания такого предположения заставляет меня мысленно сыпать проклятиями.
- Сон. Это все чертов сон, я не осознавал, что делаю и то, где я, - дополнительные вопросы Арлин повисают в воздухе - кожей ощущаю недосказанность, но тяжело говорить. Порыву рассказать все, как есть, противостоит куча аргументов в виде “зачем?”, “это же неважно, по сути” и “прошлое уже в прошлом”. Но безмолвствовать нельзя. Начинаю складывать слова в предложения, поправляя сам себя и дополняя рассказ уточнениями: - Мне снится детство, точнее я в детстве, отец, его дом. Иногда это как вырезки из воспоминаний, но чаще я словно наблюдаю со стороны за самим собой, а повлиять на ход событий не могу. Даже когда отец особо рьяно проявляет свою “любовь”, я просто вынужден смотреть. И это… сложно.
Не замечаю момент, когда разорвав зрительный контакт, перевожу взгляд на зелень деревьев за окном. Постепенно картинки из сна становятся в сознании более блеклыми. Яркий солнечный свет вытесняет темноту, но не из моего сердца, где камнем оседает ненависть на родителя. Но еще больше ненависть на самого себя. За украденную у матери жизнь, которую не вернуть. За детскую наивность и веру, что однажды придет “спаситель”, и издевательства прекратятся. За свою слабость, которую не удается полностью искоренить до сих пор и которая приводит к настолько неконтролируемым последствиям.
Слышу шорох за спиной, и первая мысль: “Арлин решила уйти, чтоб не быть рядом со мной ни единой лишней минуты. Черт побери!”
- Куда ты? - разворачиваюсь резко, боясь снова увидеть картину, как любимая собирает вещи, но вижу иное. Арли сдвинулась по кровати в мою сторону и, оставив подушку на коленях, протягивает ладони ко мне.
- Никуда, - секунда моего промедления, и женские руки опускаются.
- Хорошо, - на выдохе подаюсь вперед и мягко захватываю девушку в объятия, невольно следя за ее реакцией. Оттолкнет опять или же в ответ обнимет - я этого не знаю, но тепло льнущего женского тела заставляет меня отбросить излишнюю предосторожность. - Я ненавижу день, в который появился на свет. И сны не дают мне о нем забыть, мучают, словно мало вырасти в атмосфере постоянного пренебрежения и беспочвенной злости близких, а нужно всегда помнить, кто и что из себя представляет на самом деле. И я не уверен, что отец - самое большое зло. Он всегда был со мной честен: ненависть и злоба на меня была постоянством. Другие же давали надежду о возможной помощи. Конечно, доверчивость и наивность моя тому виной, но штука в том, что гнилость не видно снаружи, она внутри. И под маской лощеного и улыбчивого добряка зачастую прячется тот, кто отвернется и, подарив надежду, бросит. Лучше не иметь ее совсем. Тогда ты сам себя спасешь и оттого станешь сильнее.
- Я не понимаю, о чем ты вообще? Сон? Отец?
- О ком. О мистере Охмане, милая. Знаешь, я верил, долгое время верил, что не один в борьбе с отцом. Тому маленькому мальчику нужна была защита, и к сожалению или к счастью, защитой стал он сам себе без помощи извне. Долго и не безболезненно это было, но такова уж жизнь. А самое смешное, что показные доброта и радушие деда и тебя вводят в заблуждение.
- Что ты такое говоришь, Адам? - чувствую, что наговорил я много, и мои слова вряд ли будут поняты, чтобы и как бы не сказал. Уж правду говорят, опыт нельзя передать, а только проживая получить. И разочарование в людях - тоже опыт, хоть и горький.
Замолкаю на пару минут, чтоб после перевести разговор на другую тему:
- Прости, сладкая, что напугал, - целую уголок женских губ и отстраняюсь, чтоб поглядеть в глаза. - Ты мое сокровище. И мне до дрожи хочется спрятать тебя от всего этого. Да и ото всех, впрочем, оставив лишь для себя.
Еще раз касаюсь поцелуем сладких губ Арли и ласкаю их языком, пока любимая не отзывается в ответ. Но телефонный звонок врывается, как всегда, не вовремя.
- Слушаю, - бросаю коротко, поднеся трубку к уху.
- Мистер Фостер, добрый день. Вы сегодня будете в офисе? - слышу в динамике слова помощницы и прикрываю глаза, на время я, как проснулся, даже не глядел. - Или мне стоит перенести встречу? Мистер Суото прибыл несколько раньше запланированного часа и хотел бы встретиться с вами до официальных переговоров.
- Я буду. Максимум сорок минут, и на месте. Спасибо, - откладываю смартфон, но ничего не успеваю произнести.
- Тебе нужно идти, - голос Арлин поникший, и уголки ее губ опущены, но она права - нужно. - Возвращайся скорее, я буду ждать.
Криво улыбаюсь в ответ, не ощущая легкости душевной, ведь покидаю любимую резко, не имея возможности сгладить свои слова и серию неожиданных, даже для меня, признаний. Ласково провожу костяшками пальцев по бархатистой нежности девичьей щеки, касаюсь припухших от поцелуев губ и просто киваю, прикрыв глаза. Слов не нахожу. А после направляюсь в ванную. Холодная вода должна помочь прийти в себя, а куча нерешенных проблем на работе на время выветрит ночные кошмары из памяти.
_________________

Не нужно быть важным. Важно быть нужным.
© Светлана Черкасова

Дортмунд. Германия

Чем ближе день рождения Адама, тем дальше он становится от меня. Я вижу разницу, чувствую, что мои слова в ту ночь после приема у Охманов оказались для любимого пустым звуком.
Прошло уже два месяца, как мы здесь вместе живем, но за это время я узнаю намного больше от деда, чем от самого Фостера о его жизни. Каспар, как и обещал, показывает мне место, где покоится мать Адама - вполне ухоженная могила, с небольшим ограждением, именем и годами жизни Кейт Фостер. Подойдя ближе, читаю вслух:
- Quae excusat amore, qui credit, omnia sperat, omnia suffert: omnia sustinet.
- Ты знаешь латынь? - искреннее удивление на лице деда Адама заставляет меня улыбнуться.
- Издержки образования, - а после наклоняюсь и смахиваю листву с могильной плиты. - Красивые слова.
- Спасибо, - голос Каспара Охмана внезапно хрипнет, и я поднимаю глаза на него. - Кейт нравилось повторять это, когда я ругался с её матерью.
- Они отражают суть жизни.
- Поэтому я их и выбрал. Как и все здесь.
- А что же отец Адама?
- Арман всё время с момента смерти пребывал в алкогольном тумане. Даже на похороны жены он явился, еле стоя на ногах. Мне ещё тогда следовало заподозрить неладное, но я списывал все на горе по потере Кейт и решил, что это пройдет.
- И не прошло, - тихо проговариваю я, поднимаясь на ноги. - Я не знаю, как Адама привести сюда, потому что чувствую, стоит мне только сказать, зачем мы идем, и он шага не сделает из квартиры.
- С этим я тебе помочь не могу, мы не особо ладим.
- Да, я в курсе, хотя и не очень согласна с причиной этого поведения. После того, как потеряла мать, я думаю о том, что надо использовать каждый момент жизни, чтобы быть рядом с дорогими и родными людьми.
- Теперь я тоже это понимаю. Хотя за то, что не сделал ни одного шага навстречу к внуку, виню себя до сих пор. Знаешь, Арлин, я не осуждаю его неприязнь ко мне, но он даже шанса не дал мне объяснить свои поступки. А ведь кроме него, у меня никого не осталось.
На это я лишь хмыкаю и, пройдя по гравийной дорожке, выхожу на общую аллею. Видимо, миссис Охман не в курсе, что её не сильно считают членом семьи. Отсюда и её настолько вызывающее поведение.
- Куда тебя подвезти?
- Домой, нужно ещё погулять с Хикари и приготовить ужин, - но на выходе останавливаюсь перед информационной доской, на которой нарисовано это место, и в самом центре есть план достопримечательности с описанием.
Едва только мысленно произношу слово “достопримечательность”, как тут же понимаю, что это самый лучший способ. Памятники и мемориалы среди тенистых аллей никак не должны вызвать много подозрений. Главное, не говорить вслух о дне рождения. Я уже поняла, что Адам при любом упоминании об этом теряет адекватность. Эти сны уже и меня порядком истощили, чего говорить о Фостере, который их видит. Попытка предложить сходить к специалисту натыкается на стену отчужденности и короткого объяснения, что уже пробовал. Невозможность как-то облегчить боль любимого человека и меня делает нервной. И именно в таком состоянии спустя несколько дней я натыкаюсь на “бабулю” в офисе Охмана.
- Арлин! Вот так встреча! - замираю, так и не открыв дверь в кабинет Адама. - Не думала, что могу встретить тебя здесь.
Ее ярко накрашенные губы складываются в улыбку, но я никак не могу отделаться от сравнения с гадюкой. А слегка оскорбительное замечание должно было, по всей видимости, задеть. Однако я и не таких видела. Моя ответная улыбка заставляет миссис Охман слегка нахмуриться.
- Была рядом, вот зашла к своему бойфренду, думаю заманить его на обед.
- А Адама нет, - ее невинное, на первый взгляд, замечание попадает в цель. Моя улыбка исчезает и, видимо чувствуя победу, Вероника добавляет. - Я зашла поздороваться, как всегда делаю, а он собирался на какой-то деловой обед. Кажется, вместе с Урсулой.
Молчу, стараясь побороть дичайшее желание разбить эту блондинистую голову о мраморные плитки пола.
- Да, и еще. Каспар рассказал, что ты хочешь устроить сюрприз Адаму. За все это время, что я его знаю, ни разу не видела, чтобы ему что-то понравилось.
- А я рискну, - и все же поворачиваю ручку двери.
- Ты так свободно чувствуешь себя здесь. Даже удивительно, что милый Адам позволил своему мимолетному увлечению такую свободу передвижений.
- Что ты хочешь этим сказать? - разворачиваюсь всем телом к особи женского пола.
- Да ничего особенного. Просто из всех его временных подружек я здесь не видела никого до тебя. Хотя, может, он так экономит время. А когда наиграется и переключится на новую девушку, этот проходной двор закончится.
- Вижу, миссис Охман, вы неплохо владеете английским, если знаете такие слова, как “проходной двор”. Это определенно достойно похвалы, - мое замечание попадает в цель, и маска радушия слетает с жены Каспара.
- Слушай сюда, дорогуша. Я пережила до тебя табун подружек. И ты исчезнешь, а я останусь. А когда Каспар наконец уйдет из жизни, мы сможем быть вместе с Адамом. Почему, ты думаешь, у него такие плохие отношения с дедом? Да потому, что мы оба ждем не дождемся, когда эта преграда исчезнет.
Пока она говорит, в моей голове мелькают картинки с приема. Настроение Фостера резко изменилось при появлении деда вместе с женой. Я списывала это на нервы в отношении самого деда и его поведения, а может, причина в другом? Однако показывать этой суке, что ее удар достиг своей поставленной цели, не желаю. Поэтому, насколько это возможно, сладко улыбаюсь и, сделав шаг вперед, похлопываю женщину по плечу.
- Радостно, что ты так любишь своего “внука”. Уверена, Каспар это очень ценит. Или он не в курсе? Тогда я обязательно обрадую его при следующей нашей встрече. А сейчас мне, правда, пора. Извини, - сожаление, надеюсь, на моем лице не выглядит искренним, чтобы добавить эффекта. - Я обещала котику сделать особенный ужин сегодня. До свидания, Вероника.
- Да… - разочарование, исходящее от этой женщины, кажется, можно потрогать руками. Но давать возможность причинить мне еще больше боли не желаю и, развернувшись, открываю дверь в кабинет Адама.
Помещение пустое, но сейчас мне это не важно. Что угодно, лишь бы избавить себя от выслушивания планов на будущее от “бабули”. Мне казалось, что предел страданий я уже успела испытать, когда умерла мама. Но видимо, кому-то показалось этого мало. Знаю, чего хотела добиться жена Каспара. И возможно, не всё в её словах - ложь. Ведь я своими глазами видела их фамильярные отношения.
“Может, Адама остановило только моё присутствие рядом?”
Чем больше я думаю об этом, тем хуже мне становится. Но сбегать из офиса, так и не встретившись, не собираюсь. Хочу дождаться и посмотреть Фостеру в глаза. Спросить в лоб, почему он морочит мне голову, если на самом деле его интересует этот искусственный силикон.
Складывается ощущение, что вместо сердца у меня образовалась и разрастается с каждой минутой дыра. Взглянув на часы, понимаю, что здесь я провела уже час. Уверена, что Вероника не будет ждать под дверью, чтоб закончить рассказывать о своих планах на будущее с Адамом. Пройдя в уборную, умываюсь и словно скидываю с себя первичный негатив. Я не отрицаю, что у миссис Охман есть планы в отношении моего мужчины. Мне важно понимать и чувствовать, что это не взаимно.
- Арли? - даже приложив все усилия, все-равно вздрагиваю, услышав голос любимого. - Почему не предупредила, что заедешь? Я бы скорее освободился.
- Когда хотят сделать сюрприз, заранее не предупреждают, - силясь улыбнуться, вглядываюсь в лицо Фостера и пытаюсь найти подтверждение своим или же Вероники словам.
- Всё в порядке? - видимо, моё самообладание сегодня исчерпало свой лимит в общении с “бабулей”, и мужчине ничего не стоит заметить мое состояние.
- Всё хорошо, - сама не знаю почему, но не хочу говорить Адаму сейчас об встрече с миссис Охман. - Я зашла спросить, не хочешь ли ты пообедать со мной, но узнала, что ты уже на обеде.
- Я был на встрече в соседнем здании, а не на обеде, - пару секунд промедления, и он задает вопрос, который ставит меня перед выбором: - Кто тебе сказал это?
Правда или ложь. Я выбираю первое, потому как в любом случае проболтаюсь однажды. К тому же, это даст мне возможность увидеть реакцию на сказанные слова.
- Я встретила здесь Веронику Охман. Это она мне сказала.
- И, видимо, эта змея сказала тебе не только это. Ходит тут с надменным выражением лица, пользуясь тем, что никто ее в открытую не пошлет из-за страха навлечь на себя гнев мистера Великого Основателя. Как же меня все достало! - рычит Адам, а после обнимает меня, прижимая теснее к себе. - Рассказывай. Твоего “все хорошо” мне не достаточно.
- Ну, - молчу, теребя пуговицу на пиджаке любимого и оттягивая, сколько могу, время, чтобы собраться с духом, - она поделилась планами на ваше совместное будущее. Уже без участия Каспара, - и поднимаю голову, чтобы увидеть его глаза. - Я не верила ей, но ваша встреча на приеме...
- Не понял, - Фостер хмурится, но следующие его слова словно подтверждают росказни блондинки: - То, что Вероника ищет любые пути, чтоб не остаться у разбитого корыта после смерти деда, я знаю. К тому же, он открыто объявил, что единственный наследник - я, а значит, миссис останется без гроша в кармане. Но твои слова про встречу и прием мне совершенно не ясны. Что ты имеешь в виду? Я был рядом с тобой весь вечер. Как можно было купиться на пустые слова?
“Ну почему ты не сказал, что это все ложь?!” - хочется кричать мне, но вместо этого произношу другое, словно давая любимому мужчине еще одну попытку отказаться от претензий жены деда.
- Её слова не показались мне пустыми именно потому, что я с тобой была весь вечер. И видела её к тебе отношение, - делаю глубокий вдох и произношу то, что мучает меня с момента первой встречи с этой мадам ещё несколько недель назад: - Скажи мне, Адам, до нашего с тобой знакомства вы были любовниками?
“Ну давай же! Скажи прямо!”
- Это было бы исполнением заветной мечты Вероники, но нет. Меня никогда не интересовали подобного рода дамы. Слишком тяжело отвязаться от таких экземпляров женского пола. И совершенно не представляю, как с ней живет дед не один год, - мужчина вздрагивает. - Мне приходится избегать открытого проявления пренебрежения, потому как так хочет мистер Охман. И он прав. Ссоры на публику не идут на благо бизнесу.
Ощущение, что он с размаху ударяет мне в солнечное сплетение, одним махом выбивая весь воздух из легких. Боль, что после разговора с миссис Охман горела в груди, не идет ни в какое сравнение с моим нынешним состоянием. Даже если не все, то часть из сказанного “бабулей” - правда.
- Видимо, у тебя было достаточно таких дам, раз ты так рассуждаешь! - вырываюсь из объятий и обхватываю себя руками, отгораживаясь от боли, да и от мужчины. - И какие ещё не интересуют? Моя работа тоже не из тихих и скромных профессий. Я не буду сидеть дома и вышивать крестиком. Да и съемки бывают разные. Выходит, я тоже не твоего вкуса женщина, да? И мне удивительно слышать, что ты в чем-то солидарен с Каспаром.
- Меня раздражает, когда ты деда называешь по имени, - очень-очень спокойный, даже вкрадчивый голос, но я уже слетаю с тормозов и на это тихое замечание выкрикиваю в лицо Адаму:
- А меня - что ты её зовешь по имени!
- Предлагаешь обращаться к этой особе на вы и с должным уважением произносить “миссис Охман”? Ты говоришь глупости. Прошлого мне не изменить, но вот настоящее и будущее от нас зависит.
- Да, я глупая. Глупая, потому что ревную. Глупая, потому что ей удалось внушить мне мысль о вашей связи, тайком от деда твоего. Глупая, что вообще заговорила об этом и позволила этой силиконовой суке так вывести из себя. А на вопрос ты так и не ответил, Адам. Я тоже для тебя не подхожу по целому ряду очевидных причин.
- Я тебя правильно понял сейчас, ты сравнила себя с ней? - игнорирую его приподнятые брови и качание головой из стороны в стороны. Мужчина вздыхает, а после снова притягивает к себе ближе и обнимает. - Для меня нет причин, по которым ты могла бы мне не подходить, - словно лошадь меня оценивает. - И я не ожидаю вышитых крестиком носков, как и осознаю, что в четырех стенах тебе плохо. Чем бы ты хотела заниматься вне своих гастролей и съемок? Мне хочется, чтобы тебе было комфортно в моем доме и со мной.
“Я чужая здесь. Чужая. Он даже дом считает своим, а не нашим. Но где найти силы, чтоб уехать, если я уже и засыпать не могу без его тепла рядом?”
- Не знаю, - полувздох - полувсхлип, когда я сдаюсь. Мои руки бесконтрольно обнимают за талию Фостера, и я прижимаюсь щекой к гладкой ткани пиджака. - Сейчас я хочу уйти отсюда подальше, чтобы не думать и не вспоминать всего, что она наговорила здесь. Ты пойдешь со мной? В кафе, ресторан, столовую, куда угодно. А о занятиях от съемок до гастролей и обратно подумаю позже. Еще бы здесь не говорили на этом варварском языке...
- Мы могли бы еду заказать и сюда, но давай прогуляемся до “Franco's Pastaria”. Там в это время ни души, да и готовят вкусно, - Адам приподнимает мою голову за подбородок, заглядывает в глаза и почти невесомо целует. - И пусть язык тебе не дается легко, но у тебя получается. Скоро ты сможешь понимать все, что говорят вокруг. Поверь мне.
- Не уверена я в этом, - вздыхаю и отстраняюсь, чтобы взять свою сумочку. А после, переплетая пальцы с пальцами любимого, тяну его вон из офиса.
В ресторане я более подробно передаю слова “бабули” и наконец-то начинаю осознавать, что этой суке почти удалось рассорить нас с Адамом. Но я рада, что не стала молчать, и что он настолько хорошо прочувствовал меня, не позволил отмолчаться и додумать себе несуществующих событий. Во время обеда я рассказываю то, что могу рассказать: достопримечательность - старинное кладбище, в котором много памятников истории. Адам хмурится, но так как я осознанно не напоминаю ему, что помню и знаю что за день завтра, расслабляется. Под конец и меня совсем отпускает напряжение, я даже начинаю шутить и поддразнивать мужчину, скармливая ему десерт.
После он возвращается на работу, а я направляюсь в салон. Пришло время навести лоск, затонировать волосы, сделать маникюр, педикюр и легкий массаж. Завтра самое важное событие в жизни Адама, и мне надо выглядеть на все сто процентов. Еще с утра я набрала номер отца и сообщила, что хотела бы его увидеть тринадцатого августа здесь, в Дортмунде. Пусть на несколько часов, но чтобы он тоже поздравил моего любимого человека.
Кошмары Адама с каждой ночью только усиливаются. Теперь он даже полчаса не спит нормально, ворочаясь и вскрикивая, и я с ума схожу, не зная, что можно предпринять. Причем, чем больше мы занимаемся любовью, тем больше беспокойства потом. Словно расслабление от секса прямо пропорционально кошмарам из детства. Но хотя бы мужчина больше не атакует меня. Мне не нравится, что его так мучают сны, и лишь для того, чтобы помочь как-то и избавить его от этих снов, решаюсь отвести любимого к месту захоронения Кейт Фостер. Надеюсь, что сегодня, даже если ему будут сниться эти ужасные сны, они закончатся в таком количестве.
После спа-салона отправляюсь по магазинам, благо что в одном квартале от дома есть огромный торговый центр. Там приобретаю белое платье с прозрачными вставками от любимой мной Альберты Ферретти и босоножки итальянского дизайнера Джузеппе Занотти, а в квартире Адама меня ждут подаренные отцом бриллиантовые серьги от “Шопард”, как довершение наряда.
Утро, как и многие до этого дня, начинается с того, что я бужу любимого, вырывая его сознание из кошмара. После следует контрастный душ у любимого, а я в это время пишу смс-сообщение деду Адама о времени праздника, и он подтверждает, что к девятнадцати часам все будет готово.
После пишу и отцу, сообщая, что немногочисленные гости соберутся в Вестфален-парке в семь вечера. Там будет отдельный шатер, несколько гостей с приема Каспара Охмана, кого я запомнила как хороших знакомых Адама, Урсула и эта сука. Пригласить деда и не пригласить его жену не вышло. Но если все пойдет, как задумано, ей придется не сладко.
- О чем ты так задумалась? - вздрагиваю, ощущая губы любимого на плече. Я так глубоко ухожу в составление планов, что даже упускаю момент, когда мужчина выходит из душа.
- О том, чем мы займемся сегодня, - поднимаюсь со стула и обнимаю Адама, чувствуя еще влажную кожу. - Может быть, повторим завтрак с Форментеры? Или ужин под Джо Кокера?
- Даже не знаю, что выбрать, - руки Фостера обнимают и притягивают ближе, так что вскоре моя шелковая ночная рубашка намокает, прилипнув к телу.
- Но я бы хотела еще успеть погулять, пока светло, - мои слова вызывают вздох любимого, однако его руки не разжимаются, а спускаются ниже, к ягодицам, лаская их. - Хотя, можно и попозже выйти.
И мы действительно задерживаемся на три часа, но позже вместе с Хикари все же выходим на улицу. Идем пешком, чтобы насладиться солнцем и теплом августовского дня. Я стараюсь шутить и всеми силами развлекаю Адама, но выходит у меня откровенно плохо. И когда мне кажется, что надо все бросить и завершить гулянье, в поле зрения появляются кованые ворота входа на одно из самых старинных кладбищ Дортмунда - Остфридхоф.
Тенистые аллеи и ухоженные газоны совершенно не напоминают место многочисленного захоронения людей. Зато есть памятники, много памятников. Хикари себя здесь чувствует вполне комфортно, в отличии от любимого. Его рука в моей неконтролируемо сжимается, словно ему неуютно здесь, и только ради меня он и ходит по этому гравию. Мы идем дальше вглубь, пока щенок не начинает крутиться возле нас, забегая вперед и вновь возвращаясь, обдавая нас лаем.
- Фу, Хикари! - но грозный тон Адама игнорируется. А я начинаю подозревать, куда именно бегает пес. И лишь молюсь, чтобы мистер Охман уже ушел отсюда, а не дожидается на скамье возле памятника.
Свежие цветы стоят в небольшой каменной вазочке в основании памятника, но слава Богу, здесь никого нет. Пес, можно сказать, делает за меня всю грязную работу, так что мне не приходится самой тащить любимого за собой.
- Смотри, Адам, кто-то еще носит цветы сюда, - подхожу ближе, осматривая ухоженный участок, но понимаю, что в воздухе что-то неуловимо изменилось, и оборачиваюсь. Фостер стоит, замерев у ограды, так и не войдя внутрь, а его взгляд долгое время не отрывается от надгробного камня, на котором имя, годы жизни и фотография, хоть и небольшая, но цветная. После любимый смотрит на меня в упор.
- Зачем? - всего одно слово, но в нем столько болезненных чувств, что у меня ком становится в горле.
- Потому что это неправильно, что ты не знаешь, где она лежит. Ты не ходишь к ней, - делаю шаг ему навстречу в отчаянном желании быть рядом даже в самые трудные минуты, но резко останавливаюсь, когда Адам почти кричит на меня.
- Я тебя об этом просил? - до меня не сразу доходит смысл сказанных им слов, как и подобной реакции в отношении меня.
- Тебе и не нужно было, - горькая обида за несправедливое обвинение поднимается в душе вперемешку со злостью на мужчину, который не позволяет даже помочь себе. Но отступать уже некуда, и я упорно продолжаю: - Я знаю достаточно, чтобы понять, что твой ублюдочный папаша сделал тебя виноватым. Потому что он был слаб, чтобы признать неизбежное. Это не твоя вина, Адам. И никогда не была твоей.
- Только моя вина и есть. Я забрал ее жизнь.
- Нет! Это не так! - уже кричу, готовая дать не одну пощечину, только бы он перестал это повторять. - Женщина и мужчина участвуют в зачатии ребенка, так что, кто и виноват в этом, так это твой отец! Но он оказался такой мразью, что обвинил тебя в несчастном случае. Не смей больше говорить, что ты виноват. Не смей! - не совладав с собой, толкаю мужчину в плечи, даже не замечая, как по щекам текут слезы. - Не смей… не ты… виноват...
- Скажу я это или нет, самого факта это не изменит.
- Тогда попроси у нее прощения сейчас и сегодня, а потом прочти, что написано на латыни ниже: “Любовь все извиняет, всему верит, на все надеется, все переносит”. И не упускай время, Адам. Ты и так столько потерял из-за малодушия Армана Фостера.
Боясь, что разревусь в голос, отталкиваю застывшего Адама в сторону и бегу, не разбирая дороги. Лишь только скрывшись из вида, позволяю себе громко всхлипнуть. Потом еще раз и еще, и вот уже фонтан прорывает, но я прячу лицо в ладонях, опускаясь на деревянную скамью под огромным дубом.
“Как же я ненавижу отца Адама! Если бы был еще жив, я бы сама его убила. Задушила собственными руками. Как мог он на еще маленького и несмышленого малыша валить вину, которой вообще нет? Как бы он не любил свою жену, могло случится что угодно при родах, и в этом никто не виноват. Тем более не виноват ребенок.”
А этот ребенок… Я не смогу забыть глаза Фостера в момент, когда он вышвырнул меня из своего “мира”. Он не просил, он вообще ничего никогда не просил, словно я не часть его жизни. Вероника была права - я не последняя, а очередная. И что делать теперь? Хорошо, что отец приехал. Возможно, я смогу уговорить его забрать меня отсюда. Вряд ли после сегодняшнего дня мы будем вместе. Да и появляться перед дедом, объясняя почему праздника не будет, я не хочу совершенно.
Спустя какое-то время немного успокаиваюсь. Чувствуя шершавый язык на своих пальцах, поднимаю глаза и понимаю, что сижу возле памятника “Прогулка”, а Хикари стоит на задних лапах, чуть виляя своим хвостом-колечком. Его карие глаза словно утешают меня.
“Да, сегодняшняя прогулка выдалась такой, что не забуду никогда.”
_________________

Германия. Дортмунд

Наверное, главные чувства, которые довлеют надо мной - растерянность и обида. Ожидать, что за моей спиной Арли будет выведывать у деда - а больше не у кого - место захоронения матери, я не мог. Как и то, что любимая обманом приведет меня сюда в этот день, становится неприятным сюрпризом. “Зачем?” - пульсирует в мозгу вопрос, и я не нахожу на него ответа, лишь чувствую горечь непонимания. Мои скупые рассказы о детстве и озвученные в моменты слабости переживания, видимо, восприняты, как нечто неправильное и ошибочное, а оттого - неважное. То, что можно не брать в расчет. Что ж, так тому и быть.
Сейчас, в свете дневного светила, я могу отделить реальность от событий прошлого. И глядя на могилу Кейт Фостер, вижу молодую женщину, которая не успела пожить, умерев в расцвете лет. В гладких изгибах красивого каменного памятника и свежесрезанных цветах у его подножия чувствуется забота и любовь, которую не стерли годы. И приятно осознавать, что у моей матери было хотя бы это - любовь близких. Деда. И отца. Как бы он не относился ко мне, каждый год, пока был жив, Арман Фостер приходил сюда и стирал пыль времени с мраморной плиты.
Сейчас же здесь я.
“Зачем? - снова звучит в сознании вопрос. - Я не имею права.”
Но не замечаю, как подхожу ближе к памятнику, чтоб рассмотреть получше женщину на фотографии. Она здесь взрослее, чем на фото, которое я когда-то нашел в вещах отца и спрятал себе на память. И во взгляде - грусть, несмотря на приподнятые уголки губ.
- Мне жаль, - два слова вслух. Уверен, не эти слова Арлин хотела, чтоб произнес я, но они четко отражают то, что сейчас ощущаю. Мне жаль, что жизнь Кейт Фостер оборвалась внезапно, жаль, что многого она не успела увидеть и ощутить. Из-за меня. И дело не в чувстве вины или желании получить прощение извне. Я сам не могу простить себя. Но обещать, что сделаю все, чтоб ее смерть не была напрасной, могу.
Я люблю жизнь, было бы ложью говорить иначе. И в один из переломных моментов юности признался в этом сам себе и перестал пытаться всеми способами заглушать в себе это чувство. Напротив, старался острее ощутить всю полноту жизни и яркость красок, и ходил по ее краю. Но чем больше эмоций получал и больше позитива видел, тем горче воспринимался тот факт, что у меня есть то, чего Кейт Фостер лишена из-за меня.
Если бы меня не существовало… Множество вариантов жизненных путей могло стать реальностью, но здесь и сейчас живой я стою возле могилы своей почившей матери. И никак не могу этого факта изменить. Что там говорить, повлиять на судьбоносный выбор “матушки с косой” я и тогда, двадцать девять лет назад, не мог. Но острое чувство вины, глубокое сожаление и стыд за свою полную различных эмоций жизнь душат.
- Спасибо, мама, - одними губами проговариваю, почему-то именно сейчас вспоминая слова, которые часто слышал в отношении матери и ребенка. “Подарить жизнь” это много, а “подарить, отдав взамен свою” - просто бесценно. И я благодарен, что живу, черт возьми. За это мне никогда не расплатиться.
Опускаю взгляд на надпись ниже. Смотрю на вязь латинских букв и вспоминаю перевод, озвученный Арлин, где основными словами были “любовь”, “вера”, “прощение”. Пытаюсь осознать, что бы это могло значить для меня, и не понимаю.
“Прощают того, кого любят, а при чем тут я?”
Мы не успели познакомиться. Даже если на время забыть шутку судьбы, соединившей рождение и смерть одним днем, этой темноволосой женщины с легкой улыбкой на губах я не знаю. Ни какой она была, ни что и кого любила, ни к чему стремилась. Времени на это нам не было дано. Мы - незнакомцы, связанные одним летним днем и смертью. Называть матерью невнятный образ в голове кому-то покажется странным, но я редко руководствуюсь чужим мнением, идя своим путем.
Качаю головой из стороны в сторону и отхожу от могилы. Я и так надолго задержался. Когда-то потом вернусь. Побывав здесь, мне теперь хочется какими-то простыми действиями попробовать возместить хоть часть того, чем обладаю я. Понимаю, что цветы и трансформированная в реальные вещи благодарность не нужны Кейт Фостер - мертвым ничего земного не нужно, - в том эгоистичная потребность моя. Но не сегодня. Бросив последний взгляд на памятник с фотографией матери, направляюсь к выходу из кладбища, надеясь, что Арлин ждет. Хотя стопроцентной уверенности в этом у меня нет.
Десяток шагов, поворот дорожки, и вижу сжавшуюся в комок девушку на скамье в тени векового дуба. Осознает ли она, какую рану нанесла своим предательством? А сокрытие информации и действия за спиной я именно так и воспринимаю. Много способов есть, чтоб “помочь мне”, но выбрана ложь.
- Арли, есть еще что-то, чего я не знаю, но это касается непосредственно меня? - вижу, как девушка вздрагивает, а после медленно поднимает свои заплаканные глаза на меня. Какое-то время она молчит, словно оценивая меня и мое настроение, а после ее губы сжимаются в тонкую линию.
- А если да, то что? - Арлин контратакует, откидываясь на спинку и сводя руки на груди. Она расстроена, душевно разбита, но продолжает стоять на своем. Боец.
“Но почему противником считает меня?”
- Это обижает, милая, - после недолгой паузы все же подбираю слова. Я не вижу смысла сыпать оскорблениями и обвинениями, хочу понять, почему она привела меня сюда обманом, скрывала общение с дедом, да и вообще искала встречи с тем, с кем знала, я не хочу ничего иметь общего. Работа, номинальное родство - все, что готов стерпеть. - Очень. Ты понимаешь, что действуешь против меня? Не договаривая, скрывая, готовя что-то за спиной, идя на контакт с тем, кого я просто терплю в своей жизни и менять своего отношения не желаю. Почему ты поступаешь так со мной? Я не заслуживаю честности?
- Это ты идешь против себя, сопротивляясь на каждом шагу. Интересно, почему я не сказала ни слова? Потому что в противном случае мне бы никогда не удалось привести тебя на могилу матери. Интересно, для чего я встречалась за твоей спиной с твоим дедом? Потому что хотела подарить тебе праздник, - голос Арли подрагивает, и она стирает с щек слезы, но не останавливается, словно выплескивая все, что на душе. - И сюда привела тебя, чтобы ты смог отпустить себя, чтобы осознал, что в её смерти не виноват. Именно сегодня, чтобы ты освободился от гнетущего чувства, которое ощущаешь по отношению к ней, и поверил, что достоин большего, чем тебе на протяжении лет внушал твой алкоголик-папаша. Но ты настолько упрямый, что просто не желаешь верить, - разочарование вперемешку с обвинением звучит в словах девушки, и я не перебиваю. Хотя мне есть, что сказать, на каждый из ее аргументов. Арли делает глубокий вдох и продолжает: - Мы с твоим дедом организовали праздник сегодня в Вестфален-парке. Но пойдешь ты туда или нет, теперь решай сам. Вечером я улетаю с отцом в Лондон, - фразы произносятся без особых эмоций, словно Арлин просто доводит до моего сведения ничего не значащую информацию. А мое сердце замирает, на секунду перестав биться. - Я устала биться в глухую стену, Адам. Ты не желаешь получать помощь, тебе не нужна ни я, ни мои старания. Я готова была быть с тобой всегда, но только если и ты будешь со мной. Помнишь, после приема я сказала, что не могу так. С того момента ничего не изменилось. Хотя нет, изменилось - стало только хуже, - озвученное вслух решение словно придает Арлин силы, и она поднимается со скамьи. Меня же будто парализует от всех свалившихся на голову откровений. - А сейчас я хочу вернуться в квартиру.
- Значит, праздник… - едва слышно проговариваю и глубоко вдыхаю носом, но кислорода мне не хватает все-равно. Не делаю и шага, продолжая смотреть на то место, где сидела любимая, и ничего не вижу. В мыслях прокручиваются моменты, когда Арлин приходила в офис, и теперь я не могу с уверенностью сказать причину ее появления там. Столько лжи, оказывается, вокруг. Чувство болезненного одиночества накатывает с силой, которой не ощущал раньше. Один против всего мира. Снова один. - Для моего недоверия к окружающим есть весомые причины. И к сожалению, тайный сговор за спиной приводит лишь к дальнейшему разочарованию в людях. - Поворачиваюсь всем корпусом к Арли, которая успевает отойти на два шага, но после замирает, стоя спиной ко мне. И я делаю еще одну попытку объяснить, что ощущаю: - Я ненавижу ложь и просто на дух не переношу обман. И даже озвученное тобой желание сделать что-то для меня не оправдывает скрытных действий. Боялась, что я не приду сюда? Да, скорее всего так и было бы. На первое предложение, и на второе, да и на третье, я отвечал бы отказом и злился. Было бы сложно, не скрываю, но между нами оставалась бы откровенность во всей ее болезненной остроте. - Пауза на полвдоха, чтоб протолкнуть мешающий в горле ком, и продолжаю, пока имею возможность быть услышанным: - И праздник… Неужели плохи наши вечера, где мы только вдвоем? Если хотела сделать приятное, зачем планировать то, чему противится вся моя сущность? Еще и с кем? С дедом, общение с которым я стараюсь сводить до не напрягающего минимума. Ты знала мое отношение к этому всему, но все-равно сделала по-своему, не считаясь с моим мнением. И теперь, получив заранее прогнозируемую реакцию, просто сбегаешь. Может, ты просто ищешь повод, чтоб уйти? Устала от меня, моих дурных снов, характера, но прямо сказать не можешь? - и скривив губы, добавляю почти сразу, вспомнив похожие слова: - Хотя… ты почти так и выразилась сегодня. Ты устала, и это я могу понять.
- Да как ты смеешь… я устала быть одна в твоей квартире, даже когда ты рядом! Ты не пускаешь меня в свою жизнь. Дед тебе не нравится, но это только твое восприятие, и так уж вышло, что я не считаю его верным, потому что смотрю на ситуацию со стороны, не варясь в вашей семейной драме. Думаешь, почему Каспар так держится за тебя? Почему он, несмотря на присутствие этой суки в жизни, оставляет все тебе? Наверное, не потому что не любил тебя никогда и не пытался помочь раньше! - женский голос набирает обороты, и в нем сплетается целая гамма различных чувств, которые обрушиваются на меня тяжелым грузом. Арлин резко разворачивается, так что кончики ее собранных в хвост волос хлещут по щеке: - А знаешь ли ты, что Арман не давал ему лезть в твою жизнь? Известно ли тебе, что твой папаша скрывал, куда уходят деньги, которые, по мнению Охмана, тот давал на твоё обеспечение? Ты на всё в своей жизни смотришь однобоко, и даже на меня. У тебя все либо черное, либо белое, и других вариантов не видишь. Сегодняшний день мне, как ничто другое, показал, насколько ты зациклен на своих обидах. И тут я тебе помочь не могу. Из моих благих намерений сделать сюрприз - да-да, именно сюрприз, потому и не объявлялось тебе, и приглашение не высылалось заранее, - ты сделал вывод, что я обманывала тебя. Не знаю, как ещё донести до тебя, что твои умозаключения не верны, - слезы без остановки катятся из глаз Арлин, и она смахивает ладонью соленую влагу с щек. - Я не могу быть с человеком, который мало того, что не пускает в свою жизнь, но ещё и не доверяет, считая, что я делаю что-то во вред ему. Может быть, спустя время ты осознаешь всё, что сегодня произошло, а пока мне лучше уехать, - девушка разворачивается и направляется к выходу.
- Ты веришь человеку, которого знаешь чуть больше месяца, и уже так настроена против меня. Я безмерно благодарен, дедушка. Подсобил так подсобил, - в моем голосе сквозит желчь, но беру себя в руки и продолжаю более спокойно: - Мне ничего не нужно от деда. Вот просто не нужно. Как это можно не понять, я же говорю по-английски вполне сносно? Ни любовь, ни деньги, ничего. Что бы там ему не мешало в прошлом быть частью моей жизни, я общаюсь с ним сейчас. Коротко, по делу, но общаюсь. И продолжаю развивать его детище, вкладывая время и силы. Что еще, по-твоему, я должен делать? - почти рычу от досады. Меня уже никто не слушает, я кричу в пустоту. “Все разрушилось к чертям в этот гребанный день! Ненавижу! Не-на-ви-жу!” - последнее слово зацикленной пластинкой повторяется в моей голове. - Я делился с тобой всем, включая то, что не рассказывал ни единой живой душе, и ты мне заявляешь, что я не пускал тебя в свою жизнь? Ты, твою мать, по макушку в моей жизни, и я не пойму, что тебе еще не хватает? Доказать мне хочешь, что я в чем-то там ошибаюсь? Так это, по-твоему, значит быть вместе? Доказывать, а если я остаюсь при своем мнении, хлопать дверью? Охренительный план!
От раздраженной злости пинаю ни в чем неповинное дерево, но от скамьи ответа нет. Как и нет ответа Арлин. Девушка скрывается за поворотом вместе с притихшим псом, и наступает тишина. Такая гнетущая и вязкая, что каждый вдох дается с трудом - воздух словно застревает в горле. В мышцах - дрожь, и хочется крушить все вокруг, но знаю, что бесполезно - душащие чувства этим не унять. И не шевелюсь, вслушиваясь в невесомый шелест дубовых листьев над головой.
Мне некуда идти, от слова совсем. Попытки объяснить свои чувства ни к чему не привели, лишь углубили пропасть непонимания между мной и Арли. Наблюдать, как она собирает вещи, не хочу - слишком больно. Да и нескончаемый поток женских слез нужно прекратить. “Зачем мучать друг друга, если сегодня и так сказано много? Не заставлять же Арлин оставаться силой?” - звучат разумные вопросы в голове, а первые ростки тревоги заглушает чаяние, что скоропостижно любимая не улетит в Лондон с отцом. Не хочется верить, что она сможет так легко порвать со всем хорошим, что между нами было, несмотря на выявившиеся проблемы с взаимопониманием.
Присаживаюсь на скамью и, опустив голову, зарываюсь пальцами в волосы. Такое счастливое начало дня и такой трагический его конец. На какие-то мгновения утром мне показалось, что сегодня будет все иначе. Пусть ночью меня не отпускали видения прошлого, но тепло объятий Арли давало надежду, что кошмары временны и иллюзорны, а взаимность чувств - незыблемая реальность. Но вот я сижу на кладбище один. Без цели, уже без каких-либо твердых убеждений, морально пустой. И даже редкое заливистое пение птиц не радует.
Не знаю, сколько времени проходит: минута или час. Но в какой-то момент в сознании возникает неожиданная и одновременно простая мысль. Она - словно неограненный кристалл и оттого очень хрупкий. Резко поднимаюсь на ноги, стараясь не вдумываться в какие-либо причинно-следственные связи, и иду быстрым шагом. Пока не передумал, и искренний душевный порыв не рассыпался болезненными осколками осознания собственной глупости.
Кто бы мне сказал вчера, что я сам в добром здравии и при трезвой памяти сюда приду, рассмеялся бы в лицо. Но жизнь - штука переменчивая. Постепенно замедляя шаг, я снова предстаю перед уже знакомым памятником с небольшой цветной фотографией и негромко проговариваю:
- Здравствуй, мама. Я побуду здесь? Недолго.
Наверное, я окончательно схожу с ума, раз место вечного сна матери мне кажется единственным, куда могу прийти и где не буду ощущать себя лишним или же помехой. Мысль эта - слишком самонадеянная, если взять во внимание то, что с того света ответа ждать нет смысла. Но после моего вопроса в душе разливается приятное тепло, и я эгоистично принимаю этот знак за разрешение.
Больше не произношу ни слова. Присев на землю с правой стороны могилы, прислоняюсь плечом и головой к нагретому летним солнцем камню и закрываю глаза. Перед внутренним взором возникает фотография Кейт Фостер, и мне кажется, что я рассказываю ей о своей жизни, дополняя скупые слова визуальными картинками. И в том рассказе есть все: плохое, очень плохое и хорошее. Последнее касается уже более взрослого меня: увлечения восхождениями, быстрыми автомобилями и одной девушкой с взрывным характером. При этом различные эмоции возникают внутри. И боль предательства близких снова ранит, и гордость за свои достижения охватывает, и любовь, возникшая при первой встрече будто по волшебству, переполняет. Только пропустив таким образом бурлящий поток воспоминаний через себя, прошлое отпускает меня, и я не замечаю, как засыпаю, наконец сбросив напряжение с души. Хотя, вероятно, не последнюю роль играют также многочисленные бессонные ночи.
Тянущая боль в шее заставляет меня проснуться, и я открываю глаза. Солнце клонится к горизонту, а значит, я просидел здесь, скорчившись, не один час. Глухая тревога с новой силой поднимается в душе, и ее уже ничем не унять. Напряженно сводя брови к переносице, встаю и замечаю, что джинсы выпачканы смесью травы и черной земли. Но мне на это наплевать.
“Такой вот именинничек нынче. Имею право,” - мысленно отмахиваюсь от возможных косых взглядов прохожих и, придумывая на ходу кучу вариантов, куда за такое время могла сбежать Арлин, направляюсь домой.
Надеюсь, что не опоздал.

»» 31.12.18 18:17 Обсуждения развития сюжета игры Между прошлым и будущим
_________________