Anastazia:
04.03.13 19:07
Люция писал(а):Эту ее нелюбовь к России и русским тоже заметила. Не очень ей понравилось, как ее "Лидушкой" назвали, и другие признаки. И на все это у нее причины есть? Тогда ждем.
Люция, я, видимо, не так выразилась
заметно-то "нелюбовь" должна быть, я на это и рассчитывала. Но я опасаюсь, что из-за этой нелюбви появится негатив к героине - вот этого не хочется
Наташа, привет!
Цитата:Пророческие слова, как не горько об этом думать сейчас. Максим Петрович не только умный, но и дальновидный человек.
Ну, глупые люди состояний не сколачивают и обычно они очень прозорливы - так что все закономерно
Цитата:Настя, прочитав последнюю главу, еще больше задаюсь вопросом. Как две такие разные девушки подружились?
Согласна, разные они абсолютно. Но они же дружат с детства, с 12 лет. А когда дети столько времени проводят вместе, как Лиди и Натали, то тут хочешь не хочешь подружишься: пять лет подряд они спять, едят, учатся, гуляют - все вместе.
Но я заострю еще на этом внимание, попытаюсь объяснить
Цитата:Сомневаюсь, что Натали интересуется данным вопросом.
А вот, кстати, весьма интересуется - тогда все мало-мальски грамотные интересовались
но об этом позже
Спасибо, Наташа!
Девушки, продолжение завтра будет обязательно ...
Anastazia:
05.03.13 10:45
» Глава VII
…Свое детство я помню отчетливо, слово сценки из него происходили вчера. Я держусь за эти воспоминания, потому что это все, что у меня осталось.
Я родилась в 1865 году, в Париже, в годы, когда Вторая Империя[1] переживала худшие свои времена. Моя мама, Софи Клермон, урожденная, как твердят все вокруг, Софья Тальянова, с пеленок пыталась учить меня русскому языку. По словам Платона Алексеевича и Ольги Александровны это неопровержимое доказательство ее истинного происхождения, а мне же в этом видится лишь намек на то, что мама пыталась подстраховаться на тот случай, если нам пришлось бы покинуть Францию: Вторая Империя, как я уже говорила, была крайне ослаблена в тот период, зато Российская Империя была и остается сильным и стабильным государством, с которым не может не считаться мир, и где всегда можно найти приют в случае чего. Хотя я не исключаю, что у мамы могли быть и другие причины обучать меня русскому языку и традициям.
Впрочем, этот сложнейший язык мне так и не дался.
Батюшка – Габриэль Клермон – работал в департаменте транспорта, и по долгу службы ему приходилось очень много ездить по Европе. Соответственно, и нам с мамой тоже. Родители очень любили друг друга, в этой атмосфере любви, взаимного уважения и искренности я и росла. Оттого тяжелее мне было все потерять.
Быть может, именно потому я в свои восемнадцать все еще ни в кого не влюблена, что ищу мужчину, который так же будет смотреть на меня, как отец смотрел на маму. Пока что ни одного такого мне не встречалось. Это притом, что большинство моих подруг тайком влюблены – кто в своих кузенов, кто в друзей детства, кто и вовсе в тех редких мужчин, которых нам, институткам, удается увидеть. Даже Натали: сперва она романтизировала образ одного своего детского друга, князя Миши, как она его звала; потом была влюблена в нашего учителя истории, но, право, он так статен и хорош собою, что в него влюблена добрая половина моих подруг и даже молодых учительниц. Потом был брат Китти Явлонской, что навещал нас на Рождество – если я ничего не упустила, то он занимал мысли Натали и по сей день…
Разумеется, эти «влюбленности» были детскими увлечениями, выражавшимся лишь в писании романтических стихов да невинных перешептываниях с подругами. Ничего предосудительного я в этом не видела, хотя не рассказала бы о них отцу Натали даже под пытками.
* * *
Тот страшный вечер, когда отцу принесли письмо, я помню до сих пор в мельчайших деталях.
— Что теперь будет?! Надобно ехать немедленно! – Маменька сжимала виски и металась по комнате.
Я в это время должна была уже спать, но, разбуженная приходом посыльного, стояла подле приоткрытой двери в гостиную и слушала. Мне было девять.
— Собирай в дорогу Лиди, мы уезжаем, — сказал отец, и я, поняв, что сейчас за мной придут, опрометью бросилась в детскую. Залезла под одеяло и сделала вид, что давно сплю.
Маменька, одевая меня, не скрывала волнения. Мы взяли только самые необходимые вещи, почти налегке бежали несколько кварталов пешком, не беря кареты. Мне было холодно, страшно, и я ужасно устала бежать, едва поспевая за взрослыми, но не хныкала, понимая, что случилось нечто очень серьезное.
Лишь через полчаса быстрой ходьбы отец остановил экипаж. Потом, через несколько кварталов, мы вышли и сели в другой. И сменили, таким образом, еще три или четыре кареты.
В последней карете мы пробыли очень долго: я уснула, прижавшись к маме и чувствуя ее ласковые руки в своих волосах. Помню, что уже рассвело, когда меня разбудил шепот отца:
— Нет, Софи, ты должна ехать с ней, мы не можем так рисковать.
— Ни за что не брошу тебя! – твердо ответила мама.
Мне стало необыкновенно страшно – как оказалось, это был не дурной сон, и ничего не кончилось.
— Мама… — позвала я.
— Я здесь, моя хорошая, — отвлеклась она от беседы с отцом и провела рукой по моим волосам.
— Идите, идите быстрее! – заторопил нас отец и буквально вытолкал из кареты.
Я только помню, как он дотронулся на прощание до моего лица и, помню, сколько тоски было тогда в его глазах.
Потом мы с мамой, держась за руки, пробежали несколько метров по размытой дороге до другой кареты. Едва забрались внутрь, она тронулась.
— Это m-lle Трюшон, — сдержанно представила мне мама молодую, но очень некрасивую и строгую женщину. – Она позаботится о тебе, дорогая.
Мама беззвучно плакала – она то льнула ко мне, то оглядывалась через стекло на уезжающую в противоположном направлении карету, где остался папа. Я крепко держала ее за руки, потому что понимала, что она хочет сделать. Понимала и вся дрожала от неизвестности и страха.
Наконец, она не выдержала:
— Нет! – закричала моя мама кучеру. – Стойте, я хочу сойти!
Кучер не останавливал, но мама, открыв дверцу, на ходу выпрыгнула из кареты. Путаясь в юбках и несколько раз падая, она подымалась и вновь бежала за отцом. Та, другая карета, все же остановилась, папа выскочил и заключил мою маму в объятья.
Мои родители, крепко обнимающие друг друга на проселочной дороге близ Парижа – это последнее, что я помню о них. Точнее, последнее, что должна бы помнить…
Я тоже желала спрыгнуть и побежать к ним, но m-lle Трюшон крепко держала меня, не давая этого сделать, называла деточкой и лгала, что все будет хорошо.
Мы приехали в какой-то дом, где я плакала и билась в истерике, но пришел человек с медицинским чемоданчиком и заставил меня что-то выпить, отчего я сразу забылась сном.
Не помню, сколько дней я провела в комнате с вечно запертыми дверьми, сухими серыми деревьями за окном и огромным количеством дорогих игрушек, к которым я не прикасалась. Мне казалось, что я находилась в этой комнате целую вечность, что успела в ней повзрослеть и состариться. Я до сих пор в малейших деталях помню обстановку той комнаты, и иногда она снится мне в кошмарах.
Первое время меня навещала только m-lle Трюшон, которая неожиданно заговорила по-русски: она въедливо смотрела мне в глаза, цепко держала мой подбородок в своих пальцах и заставляла рассказывать, кто навещал отца в последние дни перед этим кошмаром. Я же отвечала только:
— Je ne vous comprends pas! Je ne connais pas cette langue![2]
Она ужасно злилась, становилась еще некрасивее и начинала спрашивать по-французски – тогда я рассказывала ей, что помнила.
Потом вместе с этой дамой меня начал навещать мужчина с аккуратно остриженной бородкой, который говорил со мною только по-французски, хотел казаться ласковым и предупредительным. Думая, что я не слышу, он перебрасывался с m-lle Трюшон фразами на русском, в котором не было и намека на французский акцент – из этих фраз я поняла, что я бесполезна, крайне их обременяю, и они не знают, что делать со мной.
Этот мужчина тоже задавал вопросы, даже больше, чем m-lle Трюшон, и еще показывал мне портреты мужчин и женщин, выполненные в карандаше, и спрашивал, узнаю ли я кого-то.
Спустя какое-то время меня все же выпустили из этой адской комнаты и повезли по дорогам Франции в безликой казенной карете, пока не остановились у маленькой придорожной гостиницы – мы с родителями часто останавливались в таких.
Но эта была иная. Она была огорожена солдатами, туда-сюда сновали люди, и никто не обращал внимания на маленькую девочку, покинувшую карету, в которой ее сюда привезли, и беспрепятственно вошедшую в гостиницу.
Все были очень заняты своими делами, суетились, и ничто не помешало мне подняться по лестнице, подойти к дверям номера, где скопилось больше всего людей и заглянуть внутрь.
Все, что я увидела – край темно-фиолетовой юбки лежащей на полу женщины. Это была юбка моей мамы, я сама помогала пришивать кружева к ней.
— Откуда здесь ребенок?! Уберите девочку! – раздраженно проговорил кто-то, прежде чем я успела сделать еще один шаг.
В тот же момент меня подхватил на руки мужчина в штатском, прижал мою голову к своему плечу и почти бегом вынес на улицу. Этим мужчиной, как я узнала позже, был Платон Алексеевич. Я не плакала больше и не спрашивала ни у кого, что случилось. Но и не ждала больше никогда, что родители приедут ко мне или хотя бы напишут.
---
[1] Вторая империя — период в истории Франции с 1852 по 1870. 2 декабря 1852 года в результате плебисцита была установлена конституционная монархия во главе с племянником Наполеона I Луи Наполеоном Бонапартом, принявшим имя Наполеона III.
[2] Я вас не понимаю! Я не знаю этот язык! (фр.) ...
Anastazia:
05.03.13 13:09
Наташа, привет!
Цитата:Как понимаю, в смерти своих родителей она винит русских.
Не то, чтобы винит - скорее, на уровне ощущений. Она догадалась, что люди, которые ее допрашивали, русские, и то, что они не проявили никакого такта, были даже жестоки к ней, конечно, оказало очень большое влияние на все ее дальнейшее отношение к русским и к старне.
Да и вообще то, что русские так вовремя оказались на местеубийства ее родителей, не могло ее не насторожить.
Цитата:И столько вопросов сразу возникло. Кто её родители и что с ними случилось? И Платон Алексеевич кто он?
Хорошо, что вопросы возникли - ответы будут позже
Цитата:Для меня стало интересно, кто будет её избранник француз или русский?
Открою секрет, французов, кроме Лиди, больше не прдевидится. Но иностранные, так сказать, граждане будут
Возможно, с ними она и найдет общий язык
Цитата:Настя, а Женечка очень даже и хорош!
Согласна полностью
Соня, привет!
Цитата:Но мать ее я не понимаю, как она могла оставить своего ребенка???
Сложный вопрос
Согласна, что правильнее, наверное, нужно было именно остаться с дочкой, но люди ведь далеко не всегда поступают так, как нужно. К тому же она могла решить, что так будет лучше именно для Лиди.
...