Хрустальный дом (18+)

Оленева Екатерина: 20.08.17 22:28

 » Глава 20. Альберт. Противостояние

Я надеялся на спокойное, мирное, сладкое утро – достойное продолжение ушедшей в прошлое ночи. Надежды мои не оправдались.
Впрочем, начиналось-то всё замечательно.
Мы проснулись, пообнимались с Катрин, пошли завтракать.
Кэтти нельзя назвать первоклассной поварихой, но кофе и омлет она сварганила вполне сносный. И, вопреки моим ожиданиям, вела себя естественно и непринуждённо, кажется, нисколько не жалея о случившемся вчера.
Современные девушки, в отличие от моих современниц, никогда не жалеют о случайном сексе. Никак не могу привыкнуть к тому, с какой простой люди нового века воспринимают интимную сторону жизни. Порядочные девушки в моё время искренне сокрушались о связях вне брака, бегали отмаливать свои грехи в церковь и считали, что их ждёт ад.
А нынешних девушек я вообще никак не могу разделить на «тех, на ком женятся» и «на тех, кто для развлечения». В век демократии стёрлись не только сословные, но и другие различия между людьми.
– Я хотела поехать к Мередит, потом от неё заеду к тёте, – делилась со мной планами на день Кэтти. – Может быть, удастся убедить её и Ирис переехать к нам?
– Может быть и удастся, – вздохнул я. – Вот только зачем это делать?
Мне всегда прежде казались забавными анекдоты про тёщу и, хотя тётке Катрин тёщей мне стать не светило, а с её родной матушкой я так и не удосужился познакомиться, всё же чувства мои были весьма… симптоматичны.
– Как это зачем? – искренне удивилась она. – Не могут же они до скончания жизни жить в отеле? Ты же сам говорил, что так нельзя.
– Ты что-то путаешь, любимая. Я говорил о том, что сам не намерен жить в отеле, а против пребывания там твоих родственников ничего не имею. Чего не скажешь об их переезде сюда.
– Но Альберт…
– Если ты считаешь, что им нужно жильё – купи его. Что хочешь, где хочешь, за любую цену. Только, ради всего хорошего, не тащи их сюда! Это наш с тобой домой. И я хочу, чтобы это так и оставалось. Если же твоя, темпераментная до любой хозяйской деятельности, тётка сюда ворвётся, считай-пиши пропало.
Я ожидал, что Катрин вознегодует, но она прыснула со смеха.
– Да уж! Тут ты прав. Но я всё равно к ним заеду.
– Против этого даже мысленно не возражаю.
– И спрошу – не хочет ли она иметь свой дом?
– Да сколько угодно.
Со стороны, наверное, казалось, что у меня отменный аппетит. Однако есть, как всегда, приходилось через силу, через боль. Но что поделать? Нельзя уступать собственному организму, потакая его капризам, иначе он запросит только легкоусвояемую пищу – кровь. А вот фигушки ему!
Раздалась звонкая позитивная трель.
– Сотовый? – приподняла брови Катрин, намекая на необходимость ответить.
– Мой? У моего, вроде бы, другая музыка?
– Ты вчера развлекался тем, что менял её раз восемь.
– Правда? Чёрт! И где ж он лежит?..
Мелодия оборвалась. Потом принялась звякать по второму кругу. Когда я всё-таки отыскал мобильник на его экране высвечивался незнакомый номер.
– Слушаю.
– Альберт?
Голос был красивый, глубокий и низкий. Но я его не знал.
– С кем имею честь?..
– Имеешь честь? О! Любопытные вариант. Я и слов-то таких не знаю. Ты меня не узнал, сладкий мой?
Я закусил губу.
По тишине, воцарившейся на кухне, понял, что Катрин навострила ушки, усиленно прислушиваясь и пытаясь угадать, кто звонит? О чём разговор? Зуб даю, видимо, подозревала мою милую сестрёнку.
Опасаясь, что мои не слишком добрые и радостные чувства крупными буквами написаны у меня на лице, я повернулся к Кэтти спиной.
– Уже узнал. Ты так соскучился, что разыскал мой номер?
– Да на самом деле это пара пустяков. Но разговор не об этом. У меня для тебя новость.
– Почему меня это не радует?
Рэй рассмеялся:
– Я – Чёрный Плащ! Я обожаю портить людям настроение.
– Предлагаешь тебе посочувствовать?
– Предлагаю ужаснуться моему коварству и трепетать предо мной.
– Будет считать, что я так и делаю. По какому поводу должны оголиться мои нервы?
– По поводу твоего симпатичного адвоката.
– Ты о чём? – отбросил я шутливый тон, как стриптизёр – ненужные одежды.
– О Линде Филт. Не умно было ввязывать её в наши разборки.
– Я не… где она?!
– В моей тёплой компании.
– Не трогай её!
Про Катрин с её тонким слухом я в тот момент начисто позабыл.
– Буду, – довольно прозвучало их трубки. – Исключительно тебе в назидание. Ну и для собственного развлечения, конечно же так, самую капельку.
Перед глазами промелькнули недавние сцены. Сколько не пытался, так и не сумел их «развидеть».
– Чего ты хочешь? – спросил я, понизив голос.
– Я же уже сказал. Отдам твоего стряпчего моим парням. Пусть порадуются.
– Чего ты хочешь взамен на то, чтобы этого не делать?
Я очень старался не закипать. Смысла сейчас вопить и плеваться ядом как истеричная девица?
– Я сделаю это при любом раскладе.
– Зачем?
Я всё ещё старался не повышать голос.
– Затем, что могу и хочу. Чтобы ты понял, мальчик, кто в городе главный и больше не под каким предлогом не смел переходить мне дорогу. Или, как вариант, всё-таки её перешёл, объявив настоящую войну. А то что-то в последнее время развлечений совсем не стало. Скучно.
– Ты чёртов сукин сын!
– Конечно. Только жаль, что не имею радости знать ту суку, что произвела на свет наш милый щенячий выводок. Ладно, сладенький, если поторопишься, может, быть сумеешь отскрести то, что останется от твоей драгоценной адвокатессы от плит моего ангара. Жду тебя с нетерпением, красавчик.
– Рэй?..
Но в трубке слышались лишь короткие гудки. Связь была прервана.
С размаху в ярости я ахнул мобильник об стену с такой силой, что он разлетелся по комнате, брызгая пластиком и электронной начинкой.
– Что случилось?
Только услышав её голос, я вспомнил, что Катрин всё это время была рядом. Но сообщать ей о бедственном положении нашей дражайшей Линды я был не намерен. К тому, что она тоже встанет на хвост от переживаний никому легче не станет.
– Альберт? Что-то не так?
– Да. Кое-что, – раздражённо отмахнулся я, направляясь к двери.
– Ты куда? Да что происходит? – по пятам следовала она за мной.
– Мне нужно срочно встретиться с одним…хм-м, назовём его деловым партнёром?
– Каким ещё деловым партнёром?
– Ненадёжным и противоречивым. Пожалуйста, Кэт, – вскинул я руки. – Не мучай меня сейчас вопросами. Мне и так тошно.
– Но…
– Объясню всё позже. А сейчас, задавая лишние вопросы, ты только заставишь меня лгать.
***
Я несся на всей скорости, которую можно было выжать на городских, запруженных машинами, улицах.
Откровенно говоря, мне чертовски хотелось придушить Рэя. Хотелось до такой степени, что руки иголками кололо.
Он объявил мне войну? Он её получит!
Свернув на уже знакомую дорогу, уводящую от основной трассы к псевдо-военный ангарам, я стал ближе к цели ещё на несколько миль.
Удовлетворения от этого было сомнительное.
Откровенно говоря, я испытывал ужас перед тем, что мог увидеть.
Перед глазами мелькали картины недавнего убийства. Представить на месте той несчастной Линду разум отказывался. И в тоже время просчитывал как возможный именно этот, худший вариант событий.
Что я скажу Картин? Что я скажу Мередит? Ведь именно мне придётся брать на себя организацию похорон, если что.
Я тряхнул головой, стараясь избавиться от прокручивающихся в моей голове, один за другим, кадров. Не получалось. Они лишь делались ярче, обрастая кровавыми подробностями и реалистичными деталями.
Напрасно я изо всех сил давил на педаль газа, так, что мотор ревел раненым зверем, надрывно и зло, напрасно пытался лететь быстрее догоняющих мыслей.
Если эта падаль убьёт Линду, мне придётся дальше жить с сознанием, что это произошло по моей вине. А я терпеть не могу муки совести.
Белое полотно снега брызнуло порванными грязными лоскутами из-под колёс авто, когда я резко ударил по тормозам перед преградившими дорогу воротами.
Невысокий, перекаченный охранник в кожанке, демонстративно похлопывая себя по бедру, намекая на притаившийся в кобуре пистолет, в раскачку, как обожравшийся медведь, приблизился к моей машине и заглянул в окно:
– Кто такой? – прорычал он любезно.
Яркая иллюстрация того, насколько чувство безопасности, в котором мы пребываем, по сути, ложно. Благодаря стероидам его мышцы перекачены в тугие валики, под рукой пушка и он считал меня слабым, а себя – хозяином положения.
Но, как писал великий Экзюпери: «В действительности всё иначе, чем на самом деле».
Для того, чтобы уничтожить качка, мне достаточно просто пожелать и немного потерпеть боль (обычная плата за осуществление желаний подобного рода). Даже из машины выходить не нужно. Даже стекло в окне опускать не обязательно. Он сдохнет под моим взглядом от остановки сердца или оторванного тромба. Ни одна медицинская экспертиза меня к его смерти никаким боком не привяжет, комар носа не подточит – никто не подкопается.
Никто, кроме меня и бога не будет знать, кто виновник печального события.
Всё, что отделяет от смерти самонадеянного бычка – моя совесть. Именно она гарант его безопасности, а не его стероиды и пистолет.
Благо, совесть у меня она, в отличие от Рэя и Синтии, хотя бы есть. Качок – счастливчик и сам не знает об этом.
– Альберт Элленджайт, – небрежно бросил я. – Кинг ждёт меня.
Ворота распахнулись. Не то, чтобы дружелюбно, но проехать можно.
За воротами поджидали ещё два охранника. Они охотно составили мне почётный эскорт в путешествии к центру земли, сопроводив через тускло освещённые бетонные переходы и длинные, унылые металлические лестницы.
Когда передо мной толкнули очередную дверь, сердце пропустило несколько ударов, пока взгляд обегал комнату, а мозг анализировал полученную информацию.
Хорошо было то, что Линда всё-таки жива – гора с плеч! Плохо то, что положение, в котором я её нашёл, не назовёшь достойным.
«Насилие – крайняя степень нужды», – говорил когда-то Ральф.
Вряд ли он имел тогда нечто подобное.
Картина была неприглядная. Скорее гадостная, чем жестокая. И самое тошное, что в роли насильника выступал Ливиан.
Я успел по-своему к нему привязаться. Я уважал его.
При виде меня лицо Линды исказилось и, если её лицевые мышцы устроены так же, как у большинства людей, оно выразило неприкрытую ненависть. Возможно, у неё были на то причины. Даже без всякого «возможно» – были. Если бы не я, она бы сюда не попала.
Когда Ливиан имел неосторожность обернуться, я не стал сдерживаться и позволил себе со всего маха расквасить ему нос, испытывая садистское удовольствие при виде крови, залившей ему лицо.
Да, я знаю, что для Элленджайтов даже под фамилией Кинг сломанный нос не проблему. Ровно через пять минут кости срастутся и даже синяка не останется. Но я не преследовал цели его изувечить. Это всего лишь сигнал о том, что намечающаяся дружба скончалась на месте.
Прежде чем я успел повторить, моя рука оказалась в контрзахвате.
– Тихо, тихо, хозяин жизни! Для мальчика из хорошей семьи у тебя слишком горячий нрав и плохие манеры.
– Пусти, – потребовал я, откровенно говоря не слишком хорошо представляя, что будет, когда Рэй откажется выполнить мои требования.
– Ты бьёшь не того парня, – просветили меня. – Ливиан играет за белых, а ты витрину ему портишь.
Мне не потребовалось много времени, чтоб понять, что Линда физически в порядке. Судя по всему, пережитый страх и унижение сделали своё дело, выглядела она подавленно. Однако, кидайте в меня какими хотите тапками и камнями, но психологические травмы не так опасны для жизни, как физические.
Психологические травмы люди могут пережить по своему желанию, собрав волю в кулак, а вот преодолеть физические – не от них зависит.
– Забирай свою сучку и валите отсюда оба, – небрежно бросил Рэй, отпуская мою руку.
– Увези отсюда Линду, – бросил я Ливиану.
Он вопросительно дёрнул бровью, но вопросов лишних задавать не стал.
– Давай! – повысил я голос, сверкнув на него глазами.
Пока с тобой женщина или ребёнок, ты всегда уязвим, связан по рукам и ногам.
Рэй стоял, небрежно опираясь одной рукой на перила. Слишком длинные пальцы, той формы, что легко представляются на струнах или гитарном грифе, белели под резким синтетическим светом. На безымянном пальце левой руки сверкал бриллиант, отбрасывая сияющие блики. Черты лица, тонкие, как лезвие и чёткие, как тени в солнечный полдень, врезались в память с первого взгляда.
Чёрные густые волосы, волной спадающие на широкие плечи и стекающие вниз, почти достигая узких, крепких бёдер, могли принадлежать женщине и любую дурнушку сделать, поменьше мере, привлекательной.
Рэй Кинг являл собой апогей нашего семейства: доведённые до совершенства красота и разнузданный порок.
В Рэе мне так явно виделось сходство с Ральфом, что не оставалось сомнений в том, чьё ДНК моя предприимчивая сестричка использовала для создания этого блистательного монстра.
Перед глазами промелькнули картины прошлого.
То, как Ральф любил развлекаться, насилуя девушек. Как ему нравилось принуждать их, против воли получать удовольствие от того, от чего поначалу их тошнило. Как он ловил кайф, заставляя людей понижать внутренние нравственные барьеры и моральные планки. Провоцировать, искушать, играть словно кошка с мышью. Он был по-кошачьи беспощаден и жесток с подвернувшей под руку добычей.
Совсем как Кинг.
Но была между ними и разница. Ральф никогда не опускался до нанесения людям физических травм. Оправдывать наши развлечения не приходится. Как говорят теперь, мы были «те ещё отморозки». Но мы были «отморозки в рамках и границах». Наша жестокость всегда носила лишь психологический характер. Мы не били девушек по лицу, не ломали им рёбра, не отдавали десятку скотов, способных вывернуть их наизнанку.
Рэй же мог всё это сделать, не изменившись в лице.
Чувствовал ли он что-нибудь при этом? Хотя бы тень сомнения? Хоть эхо совести?
И что за жизненные обстоятельства породить такое странное создание?
Если страсть к сестре-близнецу я, нисколько того не одобряя, (несмотря на собственный опыт, а может быть именно благодаря ему) ещё могу понять, но то, что Рэй превратил её жизнь в ад, шантажируя жизнью собственных детей, хвала Высшим Силам, не доступно моему пониманию.
Как не дано мне постичь того, зачем заставлять родного сына работать в борделе. Или растить из собственной дочери бездушного убийцу-киллера?
Как можно спать с собственными детьми?
– Жду с интересом продолжения. Мне чертовски любопытно, что ты там придумаешь, мой сладкий? С тем, что с воображением у тебя всё в порядке, я уже знаю.
Кинг недвусмысленно давая понять, что не постоит перед любой ценой в случае, если между нами разразится война. И хотя меня распирала ярость, прежде, чем ввязываться в драку, следовало обдумывать – готов ли и я поступить так же? Как далеко я могу зайти?
Готов ли рисковать чьей-то жизнью, кроме своей?
– Вижу, ты не готов покинуть меня? Пойдём, присядем? Выпьем? Обсудим случившееся? – предложил Кинг.
Дождавшись, когда дверь за Ливианом и Линдой закроется, я решил воспользоваться его предложением. Мы сели за столик, друг против друга.
Он отхлебнул вино прямо из горла распечатанной, глядя на меня яркими, сияющими, смеющимися глазами.
– Ну? – улыбаясь, протянул он.
– Я хочу сделать тебе предложение, – начал я.
Кинг ухмыльнулся:
– Поздно. Я уже женат, дорогой.
– На твоей сестре, полагаю?
– Ошибаешься.
Его ухмылка сделалась шире и жизнерадостней.
– На твоей сестре.
Я непонимающе моргнул.
Он с наслаждением продолжил:
– Наша славная госпожа Элленджайт, красотка Синтия тебе сестра, верно? В своё время я имел неосторожность жениться на ней. Не устоял перед искушением завладеть мифическим состоянием наших канувших в чёртово пекло предков! Для мальчиков из подворотни богатые девочки никогда не теряют привлекательность. Но чёртова шлюха в очередной раз меня поимела. Всё, что я получил, это просто бабу и ни на доллар больше, – рассмеялся Рэй, пожимая широкими плечами. – Но так или иначе, – с притворно тяжёлым вздохом продолжил он, – я женатый человек как де факто (ах, моя милая любимая сестричка, рожающая мне одним за другим ублюдков, от которых в Эллиндже скоро будет тесно!), так и де юро (ах, твоя любимая сестричка, прожжённая бессердечная стерва, не брезгующая падалью в поисках острых ощущений).
Даже не знаю, что ранило меня сильнее – сама новость об этом нелепом браке или осознание того, что Синтия могла бы сама рассказать мне о нём, не дожидаясь, пока это сделает Кинг.
Похоже, пока я спал, в мире произошло гораздо больше интересного, чем я думал.
– Ну так, что ты там хотел мне предложить? – лениво протянул Кинг, отсалютовав уже наполовину опустошённой бутылкой.
Густая, алая жидкость оставляла жирные следы на тонком стекле.
Омерзительно похоже на кровь.
Откровенно говоря, не удивлюсь, если она и есть. При чём кровь самого Рэя.
Что делать? Во время приступов всё время сидеть в изоляции скучно, а бокал вина с алой жидкостью способен сделать идущую горлом кровь менее заметной для чужих любопытных взглядом.
– Предложение? – напомнил Кинг о поднятой мною теме.
– Ты не станешь отрицать, что у нас с тобой возникли весьма противоречивые разногласия, Кинг. Кстати, дурацкая у тебя фамилия. Сам выбирал? Или кто другой постарался? За тысячью лье отдаёт театральщиной.
– А что ты хотел? Театральщина у нас в крови. Но ты всё время норовишь сбиться с курса.
– Неправильная у тебя фамилия, Рэй. Слишком громкая для ублюдка.
На этот раз его взгляд сделался таким же вязким, как напиток в его чаше.
– Законнорожденность в наше время – пшик. Ничто.
– Ты ублюдок не потому, что остался без роду и племени – ты ублюдок по состоянию души. Для тебя ничто не имеет значение. Даже собственная семья.
– Ты меня не знаешь, милый. Как же можешь меня судить?
– Ещё немного, я и обольщусь мыслью, что тебя огорчает моё предвзятое мнение?
– Нет, к сожалению. На самом деле я был бы даже рад немного огорчиться. Или обрадоваться. Или влюбиться. Но – увы! Всё, что я могу чувствовать в последнее время – лишь жалкое подобие прежнего азарта. Вялый интерес.
Ты никогда не замечал, милый, до какой степени людям не хватает глубины? Когда я был молод, они, люди, казались мне увлекательными как новые книги – взять в руки, вдохнуть аромат, познать содержание. Но чем дольше читаешь, тем яснее понимаешь, что сюжетец чаще всего тухлый – концовка слита, внутри полно нелогичностей и всё так невнятно. А главные герои всё время не дотягивают до чего-то… а до чего, и сам никак не поймёшь. Хватаешь одно, другое, третье. Разочарование становится сильнее и горше.
Как по-твоему, милый мальчик из старинного дома, что движет людьми?
– Зависит от человека. У разных людей разные устремления.
– Разными людьми движет всего две страсти: похоть и жадность.
– А тобой что движет: похоть? Или жадность?
– Жадность. Люблю коллекционировать чужие пороки.
– Зачем тебе это?
Кинг усмехнулся, пригубливая бокал, слизывая языком рубиновые капли, оставшиеся на губах:
– Приятно не быть в одиночестве, милый, – он подался вперёд, насмешливо глядя на меня. – А ты как относишься?..
– К пороку или к одиночеству?
– К тому и к другому, – длинные тонкие пальцы Кинга потянулись ко мне.
Нельзя сказать, что это было приятно. Подобным жестом ласкают женщин. Я же не нуждаюсь ни в нежности, ни в ласке.
В сексе с мужчинами меня всегда привлекала боль, борьба, сходная с поединком и возможность выплеснуть ту, самую чёрную сторону моей натуры, которую чаще всего показывать женщинам я не решался.
За исключением Синтии. Она-то знала меня целиком.
Кинг это почувствовал – мою тьму.
Отведя волосы с моего лица, он ухмыльнулся, склоняясь почти к самым моим губам:
– Ты не любишь причинять боль – тебе нравится получать её. Скажи, что приятного в этом?
– Думаешь, я хочу об это говорить?
–Почему нет?
Он отодвинулся, подпирая подбородок рукой и насмешливо, явно провоцируя, в упор посмотрел на меня:
– Я жду обещанного. Что ты хотел предложить мне, милый? И в обмен – на что?
– В обмен на то, что ни ты, ни я не станем вмешивать в наше противостояние дорогих нам людей.
– Дорогих нам людей? – он потянулся, словно кот, демонстрирующий острые когти.
Я не был мышью, у него нет когтей. Так что его ленивая вальяжность не слишком впечатлила.
– Думаешь, я поверю, что у тебя их нет? – покачал я головой. – Я не такой, как другие, Кинг. Веришь или нет, но в нашем случае наблюдается полный паритет сил… хотя, нет! У меня всё-таки сил больше. Потому что деньги у меня.
– Пока они не у тебя, а у той маленькой дурочки, что угораздило в тебя влюбиться.
– Те, кто стоят рядом с нами обречены рано или поздно влюбляться в нас. Таково наше проклятие.
– Большинство людей посчитало бы это даром.
Наши взгляды встретились.
– Большинство людей – да. Но ты-то не большинство, Кинг. И мы, – после небольшой паузы добавил я, – мы – не люди. Ты никогда не был человек. А я… я даже не знаю, что я теперь такое. Проклятое отродье, вырванное из ада ведьмой? Человек вне времени, привязанностей и законов?
Я есть, но меня вроде как бы и нет? Что я такое: чья-то иллюзия? Воспоминание? Болезненная навязчивая идея?
Мне вовсе не хочется понимать, до какой крайности я способен дойти, если мы объявим друг другу войну.
Кинг, тебя ведь не вводят в заблуждение мои белые локоны и нежный взгляд?
Я видел, что ты такое. Что такое я – ты не знаешь. Да откровенно говоря, я и сам уже представляю смутно. Я изо всех сил держусь за кое-как скроенную иллюзию об обретённых привязанностях. Разрушишь их? И я сам не знаю, какая тварь вырвется их клетки.
Я серьёзно, Кинг. Как на исповеди. Я прошу тебя не трогать женщин, стоящих за моей спиной. Я, в ответ, не трону твоих – ни твою сестру-жену, ни твою дочь.
– А если мне плевать, тронешь ты их или нет?
В тёмно-синих, как небо полуночи, глазах Рэя скользнула тень чудовищ, что залегли где-то на дне его глубокой, как Марианская впадина, души.
Тёмной и непроглядной души монстра, которому самое место в аду.
– Давай разрешим этот вопрос о лидерстве только между собой, не включая в наши игры никого третьего. Только ты и я, – закончил я мысль.
Рэй смотрел на меня, раскинув руки в сторону.
Узкие длинные пальцы спокойно, даже безвольно лежали на спинке дивана, по которому он растёкся.
– Только ты – и я… как многообещающе! Я весь в предвкушении главного десерта! Что же ты предлагаешь, мой сладкий?
– Поединок.
– Поединок? – расхохотался Рэй, словно с разочарованием откидываясь назад, на подушки. – Поединок? Как скучно!
– Будет достаточно весело, – пообещал я.
– И на чём предлагаешь драться? – скучающим голосом протянул Рэй.
– Я же сказал: ты и я. Никого и ничего лишнего. Только сила воли и концентрация внимания.
– Я не слишком хорошо понимаю, о чём ты?
– Я предлагаю выпустить наружу всех наших внутренних чудовищ. Пусть зверь сорвётся с поводка и хорошенько порезвится. Пусть наш чёрный кровавый дар вырвется. Пусть наша боль станет нашим оружием.
– Ты же понимаешь, что существует вероятность того, что один из нас эту увлекательную игру может не пережить?
Я улыбнулся почти нежно:
– Ты хочешь убедить меня в том, будто боишься смерти, Рэй Кинг?
– Боюсь? Я, откровенно говоря, перестал верить, что для такого, как я, она возможна.
Он поглядел на меня с искренним, уже не наигранным любопытством:
– Ты ведь был на той стороне? Что там?
– Ничего. Просто тьма, которую ты даже не осознаёшь.
– Ни бога? Ни дьявола?
– Ни бога, ни дьявола; ни рая, ни ада; ни света, ни тени – пустота. Когда ты умираешь, Рэй Кинг, просто перестаёшь существовать.
– И – всё?
– Увы! Если бы был страшный суд – поверь, уж я бы запомнил. Но всё было просто: в один момент я закрыл глаза – в другой открыл. Между пролетело больше полусотни лет, а для меня – одно мгновение, в котором не было ничего.
Рэй подпёр подбородок рукой, подавляя вздох:
– Значит, не будет ни встреч, ни примирений, ни прощаний? Ни кары? Ни награды?
– Ни искупления, ни кары, – кивнул я.
– Фу! Какой ты скучный! Стоять на позициях грубого материализма для того, кто воскрес из мёртвых как-то… даже слов не подберу, – развёл Рэй руками.
– Слова тут лишние. Ну так что?..
– Насчёт твоего предложения? Почему бы и нет? – равнодушно пожал плечами Рэй.
Равнодушие его не был ни показным, ни разыгранным. Ему, похоже, в самом деле было не особо интересно, выживет он или нет.
– Думаю, для этого мира будет даже лучше, если мы оба проиграем, – усмехнулся я.
Рэй окинул меня саркастичным взглядом:
– Я давно стою на позициях грубого эгоизма. Буду брать то, что смогу и делать то, что захочу, а если кто-то захочет помешать – вот, как ты сейчас, – это может быть интересно. Давай, предлагай своё пари, Альберт Элленджайт. Я тебя внимательно слушаю.
– Рискну тебя развлечь, скучающий хозяин жизни, – насмешливо протянул я.
Рэй вопросительно поднял бровь и поглядел на меня с сарказмом.
«Это я-то?», – читалось в его лице. – «А кто же тогда ты?».
– Мы оба привыкли считать себя хозяевами положения, не так ли? – обратился я к нему.
– Не совсем, – закинул он руки за голову, а ноги на маленький столик, дав мне возможность полюбоваться на его идеально начищенные, отлично сшитые туфли. – Между нами есть существенные различия. Ты родился Элленджайтом, так сказать, в пуховике дворянского гнезда. Трон как бы изначально под тебя был заточен. В моём же случае всё было совсем не так. Я мальчик из низов – из подвала, из грязи.
– Хочешь сказать, ты всего добился сам, в отличии от меня?
– Можешь что-то возразить на это, мой сладкий? Но главное различие между нами, пожалуй, даже не в этом.
– А в чём же, по-твоему?
Взгляд его словно сделался холоднее на несколько градусов.
– Твоя семья была твоим щитом. Моя семья была моим балластом.
– Звучит отвратительно.
– Будем тратить время на поиски сходств и различий?
– Ты ведь уже понял суть моего предложения, Рэй. Я предлагаю поединок воли и способностей. Мы оба умеем терпеть боль и умеем доставлять её. Давай выясним, у кого это получается лучше?
– Какие детские игры, – рассмеялся Рэй, откидывая с лица упавшие волосы.
– Ты отказываешься?
– Нет, почему же? Иногда поиграть интересно. Особенно – с достойным противником. Но прежде чем игра начнётся, давай чётко обозначим правила. Чтобы в ходе эксперимента не возникло, так сказать, разногласий. Можно использовать подручные средства?
– Какие?
– Ножи, гвозди, стёкла, электропроводку – всё, что способна придумать моя крайне нездоровая, но развитая фантазия?
– Можно. Но как в шахматах – за один раз только один ход. Повторяться самому, как и повторять действия за противником нельзя, – с усмешкой добавил я. – Минус в карму.
– Обижаешь, милый. Повторяют за кем-то что-либо только люди ограниченные и неуверенные в себе, к коим себя ни на секунду не отношу. Что засчитается за проигрыш? – деловито спросил Рэй.
– Проиграет тот, кто первым утратит выдержку.
Рэй засмеялся. Весело и зло. Как будто его веселила одна мысль о том, что кто-то может подумать, что может соперничать с ним.
– Отлично! Правила просты, ясны и понятны. Осталось выяснить самую малость.
– Да? – вежливо откликнулся я.
– Что именно должен будет сделать проигравший?
– Если выиграю я – из города уберёшься ты. А если ты – уеду я.
Из Эллинжа я никогда не уеду. Это как змея покинуть собственное логово. Город – часть меня, часть моей семьи, истории, души. Он возник вместе с моей семьёй. Мы, словно кровь, течём по его венам-улицам; словно сердце, приводим в движение всё. Мы и есть Эллиндж. Наше присутствие, неосознанно для других, не всегда зримо, но чувствуется тут повсюду.
Уехать из Эллинжа? Проще снова умереть.
Я не могу проиграть. И не проиграю.
Именно в этот момент я понял, что Кинг, возможно, думает так же.
Мы с ним две стороны одной медали.
– Идёт, – согласился Рэй.
– Но, чтобы никто не мухливал, чтобы всё было честно, вам нужен кто-то третий. В качестве судьи и арбитра.
Обернувшись на низкий, словно бархатный голос я встретился с чёрными глазами единственной дочери Кинга.
– Сандра, – процедил Рэй сквозь зубы.
Голос его звучал раздражённо:
– Что ты здесь делаешь? Ты же должна сейчас…
– Я уже выполнила твоё задание, папочка, – лицо у девушки было похоже на маску.
Хотя нет, маски вообще не отражают чувства, а во взгляде девушки горела затаённая на долгие годы злоба и ледяная, просто обжигающая ненависть.
Если когда-нибудь, Господи, у меня будут дети (что весьма маловероятно, но чем чёрт не шутит) не допусти, чтобы они на меня так смотрели!
– Вот твой заказ, папочка.
Сандра стояла над нами, опираясь руками на поручень – своеобразный балкон окружал комнату, словно металлический удав. Ногу она поставила на один из поперечных брусьев конструкции. Во всей позе, фигуре, даже в золотистых, как у настоящего ангела, волосах, чувствовался вызов.
К нашим ногам упал чёрный пакет. В такие здесь пакуют мусор.
При столкновении с полом раздался неприятный, характерный влажный звук и меня замутило. Не нужно было заглядывать внутрь, чтобы понять – там отрезанная человеческая голова.
Даже задумываться не стану, откуда я это знаю. Просто знаю – и всё. В нашем роду такое бывает.
Рэй медленно опустил ноги со стола, легко, одним плавным, текучим движением поднимаясь. Глядя на Сандру угрожающе снизу – вверх, как хищник, приготовившийся прыгнуть.
– Ты опять чем-то недоволен, папочка?
Сандра, не спеша, вальяжно, сделала несколько шагов вниз по железной лестнице с острыми, как бритва, ступенями.
– Ты велел мне убрать его этим вечером? Я так и сделала. Или ты не доволен тем, как быстро я стала справляться с работой? Или? – она обернулась на меня, скользнув по мне чёрными, как лакрица, матовыми, словно поглощающими свет из пространства, глазами. – Или боишься, что намеченное тобой очередное развлечение может отвлечься от тебя на меня?
– Какая ерунда, дочка, – острым, словно колючки кактуса, голосом отозвался Рэй. – Я никогда не был жадиной. И всегда готов поделиться с близким человеком радостью. Какой бы она не была.
Сандра замерла.
Я видел, как дрожали её пальцы.
Странная девушка. Самая странная и непонятная во всей их чокнутой семейке.
Удивительно красивая. Опасная. Интересная.
– Ничто не может порадовать меня сильнее твоих страданий, папочка.
В голосе Сандры не было ни язвительности, ни насмешливости. Короткая констатация факта. Холодная и сухая, как цифры финансового отчёта.
– Ничто не может заставить страдать тебя сильнее, чем уязвлённое самолюбие. Так что, пожалуй, я поприсутствую на вашем экзотическом поединке. Ты ведь не будешь против?
– Прямо сказать, я не в восторге от твоей идеи.
– Почему нет? – решил вмешаться я. – Со стороны многое видится более объективно. И если возникнет спорный момент…
– Сандра подыграет кому угодно лишь бы против меня! Но спорных ситуаций не возникнет.
Из голоса и взгляда Рэя исчезли даже тени мягкости и насмешливости.
Он был зол. Впервые на моей памяти зол по-настоящему, открыто.
Черноглазая златовласа его задела? Интересно!
– Займи место в зрительном зале, солнышко, – рыкнул он на дочь. – Начнём? – это уже в мою строну. – Начнём, пожалуй, с того, что разденемся.
– Рубашку и в самом деле лучше снять, – согласился я.
Без одежды его тело выглядело даже лучше, чем в ней. Идеальная гладкая кожа обтягивала, подчеркивая выпуклость большой грудной, межреберной и прямой мышцы живота с анатомической подробностью, выделяя каждый кирпичик.
У меня выделяющихся рельефов на теле не наблюдалось. Астенический тип сложения делал мои мышцы скорее гладкими и длинными, как у гимнаста или танцора, чем бугрящимися силой атлета.
– Ну? Кто первый? – ухмыльнулся Рэй, перекручивая резинкой волосы.
Злясь на себя, я не мог отвести от него взгляд. Паршивец был не просто хорошо собой – он был идеален. И мне совсем не нравилась та степень эстетического удовольствия, которое я получал, глядя в его сторону.
Я никогда не отрицал ту часть моей натуры, что порой влекла меня к особям одного со мною пола, но принимать этого так и не научился.
– Ладно, – ухмыльнулся Рэй. – Я не гордый. Начну сам. И даже не стану тратить в пустую силу на эффектные трюки, являя чудеса телекинеза.
Подхватив с одного из столов рапиру, он гибким движением от себя со свистом, крест-накрест, рассек воздух между нами.
– Разомнёмся? Лёгкая дистанция в начале отношений не повредит. Правда, милый?
Острая рапира серебреной лентой развернулась в руке Рэя и, словно коготь, легко царапнула кожу, оставив алые росчерк – длинный тонкий надрез, начинающийся от моего правого соска и сползающий вниз, почти до ремня на брюках.
Удар, нанесённый им, скорее дразнил, чем причинял боль. Кожу обожгло, она загорелась, но уже в следующую секунду боль стихла, будто её и не было.
Так же, как исчезла с моего тела сама царапина.
– Тонкая работа, – кивнул я, отдавая дань мастерству противника.
Тащиться к столу за оружием не хотелось – делать лишние движения некрасиво. Взмахом руки я призвал к себе кнут. С твердой рукояткой, заканчивающейся петлёй; с длинным, гибким, чёрным, как глаза Сандры, хвостом, похожим на чешую змеи, сужающийся к концу, он со свистом рассёк воздух, с глухим стуком ударяя по плитам пола.
Со второго замаха гибкое тело кнута обвилось вокруг талии Рэя.
Звук вышел резким, звонким и хищным. Так может звучать только плеть, дорвавшаяся, наконец, до человеческой плоти. Услышишь раз – не забудешь.
Нужно отдать Рэю должное. Первое, что инстинктивно делаешь при неожиданном нападении, это уходишь из-под удара.
Но он не двинулся с места. Не отклонился ни на дюйм.
Плеть развернулась, оплетая его тело, сжимая кожаным языком и обжигая одновременно. А потом отпустила, отходя, повинуясь моей руке и воле. Оставляя на совершенном атласе кожи бордовый след.
Рэй покачав головой, насмешливо цокнул языком:
– Всё-таки не удержался от театрального эффекта, сладкий? И – грубо сработано. За первый раунд очко я бы присудил точно не тебе.
– Продолжим, – кивнул я, стараясь не выказать раздражения. – Твой ход.
– Мне кажется, или нам действительно пора стать несколько ближе, сократив дистанцию?
На этот раз рапира в его руке точно, как нож в масло, вошла в моё тело. Боль была резкой, как всегда при колющих ранениях и яркой, словно в желудке вспыхнул уголёк.
Нажав на клинок, Рэй полностью загнал его в моё тело, так, чтобы я смог точно прочувствовать, какого приходится мотыльку, насаженному на иголку. Вместе с тем он, как и обещал, приблизился в плотную.
Насмешливо, выжидающе меряя меня взглядом.
Я почувствовал, как одна его рука обвивается вокруг моей талии, а вторая резко проворачивает рапиру и, не удержавшись, слегка прикусив губу. В следующую секунду он резко склонился, всем весом надавливая на рукоять, максимально усиливая мои болевые ощущения.
Наши губы соприкоснулись. И не смотря на всё происходящее (а может быть именно благодаря ему) вкус его твердых, упругих, горячих губ пришёлся мне по вкусу.
Голова кружилась одновременно и от боли, и от удовольствия.
Мне нравился, как его язык пробует на вкус успевшую оросить мои губы кровь. Нравилось, что моя кровь перетекает в его рот, заставляя голову кружиться, а мышцы сжиматься. Знакомые с детства ощущения – острая боль и такое же острая страсть – затуманили голову. Дыхание моё участилось.
Чёрт! Да я почти забыл, где нахожусь и что делаю.
Даже не знаю, каким чудом мне удалось сдержать вскрик, когда Рэй резко, одним сильным движением, довернув кисть в круговом движении для усиления эффекта, вырвал рапиру из моего тела.
Вот это… это было действительно очень чувствительно.
Боль рванула изнутри, словно взбесившийся зверь. И не думала меня отпускать – только плотнее сжимала челюсть.
Я сделал тоже самое.
Но я ошибался, предположив, что Рэй даст мне передышку. Грубо схватив за волосы, он запрокинул мне голову с тем, чтобы заглянуть в лицо, в то время как вторая его рука рывком вошла в открытую, уже начавшуюся затягиваться рану.
Почувствовав, как его, с виду таким музыкальные, а на деле чертовски сильные пальцы сжимают внутренности, я судорожно втянул в себя воздух. Наверное, вполне мог бы заорать, и позорно уступить в споре, но накрывший мои губы рот Рэя поглотил готовые сорваться с них стон.
Он, несбывшийся стон, забился между нами, как пойманная в силок птица. Как готовое вот-вот разорваться сердце.
Боль…
Её острые, как стёкла, края то ли ласкали, то ли убивали.
Я видел, как Рэю это нравилось. Моя боль заводила его, возбуждала.
Огорчало то, что и меня – тоже.
«Нам нравится то, что нас разрушает, – сквозь охватывающую тело агонию, прорвался из памяти голос Ральфа. – Мы, наверное, единственные в мире создания, которые вне всякой аллегории, буквально, способны этим наслаждаться».
Я всегда считал, что это какой-то побочный процесс нашей нечеловеческой физиологии. Как предохранитель.
Люди на определённой стадии разрушения дохнут от болевого шока, а наш организм срабатывает вот таким вот странным образом, переводя боль в удовольствие.
Потому что в отличие от людей мы, Элленджайты, не дохнем.
Мы чувствуем, остро, фаза за фазой, все грани боли, все её искорки, стороны, сливаясь с ней каждый раз полнее, чем с любой из наших многочисленных любовниц.
Это похоже на карусель, с каждым оборотом вращающуюся всё быстрее и быстрее, пока всё не сливается в одну сплошную, нескончаемую ровную линию.
Рука Рэя мешала моему организму себя исцелить и от этого боль усиливалась многократно.
Наконец его алые от моей крови руки оказались полностью на свету, давая мне возможность вздохнуть.
Перед глазами плыли алые круги. А зверь внутри прогрыз себе дорогу от желудка до горла и метался по позвоночнику то вверх, то вниз, точа об меня острые зубы.
– Твоя очередь, сладкий.
Перепачканный моей же кровью палец Рэя скользнул по моим губам.
Нужно сосредоточиться. Нужно придумать нечто такое же, как у него – красивое, эротичное, мучительное, завораживающее.
Беда в том, что если собственная боль меня заводила, то чужие страдания радости не приносили. Именно поэтому, наверное, в итоге я всегда легче ладил с Синтией, чем с Ральфом – Синтия не требовала от меня ответных ударов. Её-то вполне устраивала игра в одни ворота.
Но я сам вызвался играть в эту игру с Рэйем. Нужно идти до конца. Сейчас мой ход.
Два острых кинжала – холодный, тяжёлый металл от наконечника до рукояти, словно одно целое, – легли в ладони. Я вогнал их Рэю в живот.
Сталь вошла рядом, один клинок рядом с другим, почти соприкасаясь. Разведя руки, увеличил разрез.
Металл перестал быть холодным, горячая кровь его быстро согрела.
Внутренности Рэя под моей рукой были ещё горячее. Они почти обжигали пальцы, когда те сжались на одновременно упругом и мягком желудке противника.
У Рэя была железная выдержка. Ни то, что ни один мускул не дрогнул в его лице – оно вообще не изменило выражения. Даже просто маской не застыло.
Тело никак не отреагировало на моё грубое вторжение. Не сбилось, углубившись или ускорившись, дыхание; не напряглись плечи или пресс.
На мгновение меня даже охватили сомнения: чувствует ли этот чёртов клон вообще хоть что-нибудь?! Может быть, его нервная система отличается не только от человеческой, но и от нашей – тоже?
Охваченный наполовину злостью, наполовину исследовательским азартом, я, усилив физическое действие пси-энергией (ага, это новое словечко успел подхватить то ли в какой-то газетёнке, то ли в интернет-паутине) вырвал желудок из его тела, швырнув ему под ноги.
В своё время мы похожим способом развлекались с Ральфом. По себе знаю, это «переживательно» и «выживательно», но ощущения дарит яркие и незабываемые. Вся прелесть в том, что основной пик приходится вовсе не на сам момент утраты органа. Восстанавливаются ткани после подобного эксперимента около суток, при условии нормального состояния организма. Бывает – и дольше. Всё это время переливы и обертоны болевой симфонии ты познаёшь во всей её богатой палитре.
Рэя тоже проняло. Откинув голову, он резко втянул в себя воздух. А когда вновь выпрямился, зрачки у него были сужеными, как у наркомана после принятия дозы.
Ну, по крайней мере, я убедился в том, что играл он честно – боль определённо чувствовал. А мужество противника, даже если вы ненавидите его, всегда вызывает уважение.
– Твоя очередь, – бросил я.
И, понимая, что разминка закончена, что на этот раз игра пойдёт всерьёз, прислонился к краешку стола, сжимая дрожащими пальцами столешницу.
Рэй не заставил себя просить дважды или долго ждать.
Взяв в одну руку кинжал, брошенный мной минутой раньше, второй он подтянул бокал с остатками вина. Против моего ожидания допивать не стал, выплеснул в камин. Раздавив в ладони хрупкое стекло, второй рукой восстановив надрез на моей почти затянувшейся ране.
Мне понадобилось сделать над собой усилие, когда его намерения стали очевидны, чтобы не двинуться с места, сохраняя показную невозмутимость.
– Оригинально, – фыркнул я.
– Я сам такой. Оригинальный и неповторимый.
С этими словами его, похожая на стеклянного ежа, ладонь вошла в мою открытую рану, проникая под рёбра и заключая моё заколотившееся сердце в себя.
Выражение «осколки больно резали сердце» стало для меня не фигуральным, а действительным.
Когда Рэй сжал моё сердце в кулаке, мир поплыл перед глазами. Боль была неописуемой. Острое стекло впивалось, вонзалось, втыкалось острыми тонкими гранями, разрезая мягкую ткань алой трепещущей мышцы, гоняющей кровь по сосудам. Особенно мелкие стекляшки отправлялись путешествовать вместе с кровью по артериям и венам и субъективно чувствовалось это так, будто по телу бежал огонь.
Хотелось заорать во всё горло, но орать нельзя. Уступать пальму первенства Рэю в чём бы то ни было я не собирался.
Как и Эллинж.
Лучше сдохнуть от болевого шока.
Хорошо ещё, что острота ощущений из-за своей интенсивной не давала мне потерять сознание.
Рэй с усмешкой разжал пальцы и медленно вытащил из меня руку, стряхивая оставшиеся в пальцах осколки на пол.
Те, что остались в сердце, продолжали больно резаться. И даже думать не хотелось о том, как их оттуда извлекать.
– Чем в ответ удивлять будешь? – поднял он бровь, вытирая окровавленную руку о собственную рубашку.
Сам того не замечая, я с такой силой сдавил столешницу, что на ней остались вмятины, а сорванный ноготь кровоточил.
– Разве тебя можно чем-то удивить?..
Я говорил на придыхании и приходилось прилагать усилия, чтобы вообще хоть как-то звучать.
– А ты попробуй.
– Не думаю, что тебя это удивит. Но… согласись, изначально мы не в равных условиях?
– Что ты имеешь в виду?
– У каждого своя острота ощущений. Я предлагаю объединить их.
– Интересное предложение, – фыркнул Рэй. – «Объединять» звучит почти эротично…Конечно, я согласен. Иди ко мне, милый.
При объединении сознаний два мозга, анализирующий каждый свою автономию, будто сливается в один. Чтобы сделать это, контакт должен быть минимально близким – чем ближе, тем лучше. Наши тела соприкасались от плеч до… куда более интимных частей тела. Мы могли чувствовать всю степень возбуждения друг друга. Каждую впадинку, каждую выпуклость.
Руки Рэя сомкнулись в замок у меня за спиной. Горячая кожа. Горячее дыхание.
Со стороны это тоже, наверное, смотрелось горячо.
Мозг, словно компьютер, на мгновение подвис, получив сложную задачу.
Несколько секунд я не чувствовал ничего, кроме того, что органы осязания способны предложить каждому.
Потом меня словно погрузили в ад.
Наша боль, терзающая каждого по отдельности, суммируясь, переросла в то, чему в людском языке нет названия. Подобных ощущений, люди, хвала создателю, не способны ни пережить, ни достичь.
Агония. Тело будто превратилось в расплавленную магму вулкана. Каждая клеточка тела получила возможность гореть самостоятельно. Каждый, самый маленький нерв, ломило от раздражения.
Сознание несколько секунд пыталось держаться, а потом… нет, не исчезло, к сожалению.
Просто ничего в мире не осталось, кроме нарастающей, непрекращающейся агонии и боли.
Я слышал людские крики. Истошные и бесконечные. Видел языки пламени, танцующие повсюду. И понимал, что боли, терзающей меня не будет конца.
Я это заслужил.
Мы все заслужили.
Я думал, что все эти годы меня не было, но я был. В аду. В настоящем аду, существование которого отрицал сам; существование которого отрицают многие.
Я. Был. В аду.
И был не один.
Удивительно, но душа горела. Сама по себе. И потому муки были вечными. Потому что, когда ты становишься пламенем, сгореть надежды нет.
Я видел в пламени прекрасные черты. Те самые, что так похожи на мои. Я знал его имя. Я знал, кто выпустил меня из Ада – Люцифер…
Боль отдалилась. Пламя погасло.
Сверху пролилась вода и я, открыв глаза, встретился взглядом с заплаканной Синтией.
– Слава богу, ты жив!
Прежде, чем я успел что-то ответить, она ответила мне такую пощечину, что искры из глаз брызнули.
– Ты!.. Чёртов подонок!!! Маленький выродок!!! Когда это кончится?! Я не успела привыкнуть к мысли, что ты снова со мной, а ты уже опять едва не убил себя?! Маленький эгоистичный уродец! Да ты хоть понимаешь, какую цену пришлось заплатить за твою жизнь?! Когда ты научишься ценить себя и тех, кому ты дорог?! Если не ради меня, так хоть ради своей простушки Катрин мог бы не ввязываться во все неприятности, а встревать хотя бы через одну?!
Она замолчала, видимо, задохнувшись, от своей тирады.
– Где Рэй? – невзрачным голосом поинтересовался я.
– Ну, конечно! О чём же ещё тебе переживать, как о не о своём напарнике? – ядовито фыркнула сестрица.
– Он жив?
– У него душа гвоздями к пяткам приколочена. Что ему сделается?
Стоило шевельнулся, боль оживала во всём теле сразу.
– Что ты здесь делаешь?
– Что и всегда, братец. Вытаскиваю тебя с того света. В последние сто пятьдесят лет это моё любимое занятие. Хоть бы раз спасибо сказал.
Вспомнив с содроганием яму, полную огня, я, почти искренне, сказал:
– Спасибо.

...

Оленева Екатерина: 20.08.17 22:28

 » Глава 21. Ирис. Разбитое сердце

Расставаясь с Энджелом после жаркой ночи Ирис была уверена, что завтра он будет ждать её у подъезда Гранд Отеля с охапкой роз.
Она не жалела о том, что произошло между ними. Ни капли в случившемся не раскаивалась. В душе всё пело. Мир казался полным переливающихся ярких красок и огня.
Ирис всем сердце верила, что встретила любовь своей жизни и готова была на всё, лишь бы помочь Энджелу исправиться, стать лучше и счастливей.
Ирис казалось, что её любовь, такая огромная, яркая, как тропическая бабочка, способна всё преодолеть, всё претерпеть, всё простить. Хотелось обнять весь мир, поделиться радостью. Пожалеть несчастных, утешить страждущих, излечить болящих.
«Бойтесь своих желаний», – гласит древняя мудрость. – «Они могут сбыться».
Даже если желаешь чего-то не до конца, шёпотом, на дне души – всё равно могут.
Не успела Ирис добраться до дома, как мать накинулась на неё с упрёками. Катрин, неизменно верная своей привычке быть всегда несчастной и страждущей, ухитрилась вляпаться в очередную историю – оказалась в неправильном месте в неправильное время – мост рухнул. Страждущих и скорбящих оказалось больше, чем достаточно.
Её вечно унылая кузина со своей подружкой-недотёпой (а иная просто не стала бы дружить с такой закоренелой неудачницей) оказались в эпицентре событий. А когда Ирис хотела обнять весь мир, позабыла как-то про этот милый дуэт. Вернее, трио.
Впрочем, Альберт её раздражал куда меньше. Если уж быть откровенной – не раздражал вообще. Если только тем, что торчал около Катрин.
Одно хорошо, озабоченная и расстроенная мать не стала приставать с расспросами сразу. А потом Ирис что-нибудь придумает, чтобы объяснить своё отсутствие – где была, что делала.
Она словно грезила наяву. Вместо длинных гулких больничных коридоров, стенающих раненных, взволнованного, заплаканного лица матери продолжала видеть квартиру Энджела, слышала звучание белого рояля. Фужер на длинной ножке покачивался, зажатый между музыкальными белыми пальцами.
Видела чёрным глаза, светлые локоны, мускулистые руки, с такой силой обнимающие её, что дух захватывало от одного лишь воспоминания.
Следовало бы волновать о Катрин, о других, но не получалось.
И как-то словно само собой и без волнения выходило, что с драгоценной кузиной в итоге всё оказалось в порядке. Даже более того.
Ирис так и не смогла себя заставить делать, что нужно, потому что утопала совсем в других эмоциях. Всё, что не относилось к Энджелу, словно и не существовало. Или существовало, но было далеко и безразлично.
Она с трудом дождалась утра.
Но действительность не порадовала. Не было ни Энджела, ни роз.
Всю дорогу до школы Ирис накручивала себя, представляя, раз за разом прокручивая в воображении сцены предстоящего разговора, как она постарается объяснить своё видение ситуации и заставить Энджела соответствовать уровню собственных ожиданий.
Но в школе Энджела в тот день не было.
Ирис пыталась убедить себя, что он попросту опоздал. Не мог же он взять и исчезнуть, не дав ей знать об этом? Только не после той волшебной ночи, что была у них!
Но к шестому уроку обманывать себя больше не получалось. Оказалось, что мог
Свободно и непринуждённо мог просто взять и исчезнуть, не дав знать о себе ни звонком, ни даже коротенькой SMS-кой!
Ирис кое-как крепилась, давая себе тысячу слов в минуту, что, когда Энджел позвонит, она попросту не ответит на вызов. Ни потом, ни сейчас – никогда! Она не станет слушать оправданий чтобы он не говорил, как бы не просил об этом!
В результате, так и не дождавшись появления Энджела в школе, Ирис позвонила сама. После третьего подряд вызова, пришлось переваривать ещё одну неприятность – Энджел не только не торопился звонить и просить о прощении сам, но он даже и не собирался отвечать на её звонки.
Совершенно не лестный, болезненный для самолюбия вывод.
Ирис пыталась понять и – не понимала. Его нежность, его страсть – всё это ей точно не приснилось! Не могло же это совершенно ничего для него не значить? Или так нежен, заботлив и терпелив Энджел с каждой случайной любовницей? Или всё, что Ирис знала и вообразила себе об отношениях мужчины и женщины не более, чем фантазии глупой неопытной дурочки?
Посоветоваться и излить душу было не с кем. Ирис не имела близких подруг, а приятельницам не доверяла. Да она скорее откусила бы себе язык, чем призналась кому-то, что ею попользовались и бросили. Такие вещи могли происходить с кем-то другим. С жалкими курицами, но не с ней! Не с Ирис.
Удар, который претерпевало её уязвлённое самолюбие был едва ли не сильнее боли, от которой корчилось сердце.
– Привет, принцесса, – прилетевшая рядом сумка заставила Ирис предусмотрительно подвинуться, освобождая место ослепительно-модной блондинке, с которой они в последнее время поддерживали более или менее приятельские отношения. – Что-то ты выглядишь не слишком довольной? Случилось что-то?
Саманта потянулась к овощному салату.
Она бесконечно сидела на диетах и если и позволяла что-то положить себе в рот на людях, то только либо овощной салат, либо – ничего.
– Ничего не случилось. Просто мне скучно, – соврала Ирис.
– Ну конечно же, тебе скучно! А чего ж ты ожидала, если всё время сидишь дома, как затворница. Ты же не бываешь ни в одном интересном месте!
Саманта поморщилась, закинув в рот очередную брокколи.
– И в какое интересное место ты предлагаешь пойти?
– Ну, например, сегодня будет вечеринка у Ньвес Висэнтэ. Можешь пойти туда вместе со мной.
– Кто такая Ньевес Висэнтэ?
– Ты меня удивляешь! – закатила глаза Саманта. – Амансио Висэнтэ, согласно списку Форбс, второй по богатству человек в Штатах. Крупнейший испанский и европейский бизнесмен. Классическое «из грязи в князи». Начинал свой жизненный путь с маленькой лавки по пошиву нижнего белья, затем открыл магазин «Шара», переросшую в целую сеть. Потом расширился до того, что стал торговать товаром и за рубежом.
– Неплохо некоторые умеют на трусах и лифчиках наживаться, – пренебрежительно фыркнула Ирис.
– Ну да, – согласно кивнула Саманта. – Вот уже года три-четыре, как Висантэ остаётся самым богатым представителем розничной торговли в мире, предлагая недорогую, но качественную одежду. За последние пять лет он увеличил свой капитал более, чем в пять раз! Его состояние исчисляется 67 миллиардами. Полученные деньги испанец не хранит под подушкой, а вкладывает в недвижимость. А Ньвес его единственная, горячо любимая дочь. Он разрешает ей абсолютно всё! Пойдём? Будет весело!
Ирис не слишком прельщалась перспективой присутствовать на тусовке золотой молодёжи. Ей сейчас ни одна тусовка прельстить не могла. Но альтернативой была возможность просидеть дома, таращась на сотовый в ожидании звонка.
А так, даже если Энджел и позвонит, пусть узнает – она вовсе не уничтожена. Даже не расстроена. Она наслаждается жизнью!
– Я знаю, что это тебе неинтересно, не в твоём стиле и всё такое прочее… но, пойдём, а? Что ты теряешь? Родителей Ньевес всё равно нет в городе. Тусовка обещает быть интересной. Там почти все будут.
– Хорошо. Договорились. Пойдём, – согласилась Ирис.
Ещё на подъезде к особняку Винсантэ уже было видно, что собираются здесь не простые люди. У Ирис сложилось впечатление, что это не парковка, а выставка достижений международного автопрома: тюнингованные Мерседесы и БМВ, спортивные Ягуары и Бентли, внедорожники фирмы Порше – все красовались перед ярко освещённом электричеством особняком.
Музыка внутри гремела оглушительно. От динамиков вздрагивал асфальт. Казалось, что даже по лужам бежала рябь.
Стоило шагнуть внутрь, как жёсткий ритм так навязчиво бил в уши, что становилось почти больно.
«Я стала думать почти как Катрин», – с усмешкой подумала Ирис.
Но не признать очевидное не оставалось возможности. Ей не нравилось то, что она видела. Такое веселье выглядело, с её точки зрения, скорее странно и утомительно, чем по-настоящему весело.
Взгляд отметил дорого одетого молодого человека, делающего странные движения явно не от восхищения играющей музыкой – он был под диким кайфом.
Несмотря на то, что вечеринка происходила дома, атмосфера была совсем как в дорогом ночном клубе – огромные пульсирующие саунд-системы, висящие гирляндами световые эффекторы.
Ирис с замиранием сердца видела, как лакеи, словно обычным подносом спиртного, обносили гостей наркотиками.
– О! Посмотрите кто к нам пришёл! – навстречу им из толпы скользнула удивительно красивая, броская девушка с копной чёрных, густых волос, яркими, чёрными, словно глянцевыми глазами и ярко-красными, как у вампирши, пухлыми губами. – Привет-привет! Саманта, ты пригласила новенькую?
– Я уже почти год как учусь в вашей школе, – напомнила Ирис.
Скользнув по ней взглядом, как по пустому месту, Ньевес невыразительно проронила:
– Да? Ладно. Рада, что ты решила заглянуть. Развлекайтесь, девочки. Хотите наркотического коктейля? У меня есть всё для гостей, от лёгких до быстродействующих: гашиш, трава, экстази, амфетамин, кокаин. Платить ни за что не придётся – за всё заплачено. Что предпочитаете?
– Мы подумаем над предложением, спасибо, – опередила с ответом Саманту Ирис.
Ещё раз подарив им ослепительную, ни к чему не обязывающую улыбку, Ньевес упорхнула.
Саманта подхватила Ирис под руку:
– Пойдём, я познакомлю тебя с народом!
Ирис отметила в толпе парней блондина. Она выхватила его взглядом, зацепившись за цвет волос. Сердце пропустило несколько ударов. Но нет, это был не Энджел – ниже ростом и более хрупкий. Да и причёска другая. Волосы длиннее и забраны в хвост, совсем как у Альберта в первые дни их встречи. Правда, потом он их безжалостно остриг по последней моде.
– Кто этот парень? – спросила она у Саманты.
– Который? А! Вон тот красавчик с длинными волосами, похожий на эльфа? Артур Брэдли. Хорошенький, правда? Но у тебя тут шансов нет.
– Мне и не нужно. Я просто спросила.
– Не прикидывайся дурочкой, – засмеялась спутница Ирис. – Просто так о парнях никто спрашивать не станет. Но у тебя действительно нет шансов. Как и у любой другой девушки тоже. Младший Брэдли открытый гей. Так что тут ловить нечего.
Ирис с брезгливым любопытством покосилась на молодого человека. Он действительно был не в меру смазлив. И слишком вылощен для парня нормальной ориентации.
К тому же вид у него был какой-то нездоровый.
– Похож на героинового наркомана в стадии ломки, – поделилась она с наблюдением.
– И это тоже. Как у всех, кто водится с Кингами, у него целый букет пороков.
– А при чём здесь Кинги?
– Как при чём? Всем известно, что Артур любовник Энджела Кинга. Последний конечно би, с девчонками тоже крутит. Вот только долго ни у одной юбки не задерживается. И с кем бы не развлекался, рано или поздно этих двоих всё равно видят вместе.
Ирис молча смотрела на улыбающуюся Саманту. Она видела – та всё это говорит нарочно, чтобы ранить её. Хотелось в голос закричать, что всё это пустые сплетни, нелепые домыслы и глупые наветы, но что-то в душе невольно соглашалось с полученным объяснением.
Это объясняло более чем странное поведение Энджела. Его странную сдержанность и отчуждённость.
Ирис так старалась ему понравиться. Ей так хотелось угодить ему. Хотелось, чтобы им обоим было хорошо вместе. А он просто любил мальчиков больше девочек. Было больно и унизительно это осознавать.
– Эй? С тобой всё в порядке? – потянула её за руку Саманта.
– Конечно, – постаралась взять себя в руки Ирис.
Ей стоило больших усилий не показать терзающих душу острых когтей разочарования, омерзения и боли.
– Да ладно! Ты ведь хочешь его? Разве нет?
– Кого?
Саманта рассмеялась.
– Стой! – махнула она рукой проходящему мимо лакею и прихватила с подноса два синих одноразовых пластиковых стаканчика. – Выпьем за всё хорошее, подруга?
– За всё хорошее, – согласилась Ирис, не слишком вникая в то, что произносят её губы.
– Помешай и пей до дна, – посоветовала Саманта.
«Многолетний любовник? – прокручивала Ирис в голосе слава спутницы. – Как глупо: нелепое словосочетание. Цветок однолетник – цветок многолетник».
У коктейля, по мнению Ирис, был отвратительный, неприятный синтетический, и к тому же приторный вкус. Вся таблица Менделеева перекатывалась на языке, давая о себе знать не одним, так другим способом.
– А вот и сами Кинги, собственной персоной! Что не говори, они красавчики, правда? И брат, и сестра?
Ирис слышала голос Саманты, ощущала её присутствие и в тоже время словно была где-то далеко от неё.
Словно сквозь воду, видела она смеющегося Энджела, во всю флиртующего с Ньевес Висантэ.
От откровенного, пылкого взгляда, которым он одаривал красавицу-испанку, Ирис бросило в дрожь.
Не веря тому, что видит, она наблюдала, как по-хозяйски Энджел обнимает тонкую талию Ньевес, как та прижимается к нему всем телом, откровенно млея от оказанного ей внимания.
С кривой усмешкой, в своей манере скучающего, слишком уверенного в своей силе, аристократа, Энджел что-то шептал ей на ушко. Ньевес смеялась, сверкая белоснежными зубами и её кораллово-красная помада выглядела въедливой и в то же время гармонично вписывалась в роль роковой красавицы.
– Пойдём, потанцуем? – предложила Саманта, хватая Ирис за руку.
Сильнее всего хотелось сбежать ото всех, умчаться отсюда, спрятаться.
Накатывала дурнота. Возможно, не последнюю роль в ощущениях сыграло химическое пойло под красивым названием «коктейль».
Но Ирис не позволила себе трусливо сбежать. Нет уж! Пусть Энджел видит, что она здесь. Пусть знает, что она в курсе его интрижек и низких поступков.
Пусть ему будет стыдно.
Притворяясь, что ей весело, Ирис позволила себя увлечь в круг танцующих.
Музыка гремела, грозя разорвать барабанные перепонки. Танцующие были как бесноватые. Разноцветные лучи, скользя по человеческим лицам, искажали их, предавая сходство с воображаемыми чертями.
Взгляд Ирис, словно обладая самостоятельной волей, то и дело старался отыскать среди других фигур Энджела. А когда это получилось, на душе сделалось ещё хуже – он танцевали вместе со знойной испаночкой Ньевес неподалёку, откровенно обжимаясь и целуясь с ней взасос.
Здесь многие вели себя подобным образом. Никого это ни капли не смущало.
Впрочем, Ирис тоже не проблемы морального плана заставляли возмущаться – совсем другие чувства. Она впервые глядела в зелёные глаза чудовища под названием Ревность и познавала весь ад, через которое это чувство способно протащить человеческую душу.
С трудом удавалось держать себя в руках. Отчаянно хотелось наплевать на все правила приличия, на голос разума, подойти и вцепиться в лощённые кудри этой высокомерной красногубой стерве и рвать их с корнем!
Чуть отстранившись, не расцепляя рук Ньевес потянула Энджела за собой в глубину комнат.
Всё с той же ленивой, словно полусонной грацией, он позволил ей это сделать.
– Куда ты? – попыталась удержать её подруга
– Я сейчас приду, – кинула Ирис Саманте.
Она торопилась последовать за парочкой, за которой следила, боясь потерять их из вида.
Опасения её были лишними. Далеко они не ушли.
Ирис застала их в соседней небольшой комнатушке, на софе, предающимся бурной, животной страсти.
Взгляд фрагментарно выхватывал то стройное полусогнутое женское бедро, прекрасной формы, соблазнительно обтянутое чулком; то спустившиеся с плеча бретельку платья. Как белые длинные пальцы Энджела, ласкающие мягкую округлость груди соперницы, заставляли её томно закатывать глаза, словно глупая корова и закусывать кроваво-алые, вампирские губы.
Пристроившись между разведёнными бёдрами страстной красавицы, Энджел без всякого стыда наслаждался.
Самое паршивое было то, что при её появлении он, приподняв голову, уставился прямо на Ирис, но и не подумал прерывать любовные игры.
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза – она гневно, даже яростно. Его взгляд был затуманен, то ли наркотиками, то ли страстью, то ли и тем, и другим вместе.
Ирис почувствовала, как в груди что-то оборвалось, когда, уронив голову на плечо любовнице, Энджел с глухим стоном удовольствия ускорил восхождение к вершинам страсти.
Казалось, рвутся в душе струны и что-то живое агонизирует под камнепадом, сходящим как неумолимая сель с вершины гор. Ничему не выжить, как не спастись при верховом пожаре в лесу лани, как не несись – накроет вихрем беспощадного пламени.
Какая же она была дура!
Вообразила любовь до гроба, в то время как для Энджела она была просто подвернувшейся под руку сговорчивой наивной дурочкой. Она, воображающая себя выше, умнее, удачливее и красивее других оказалось такой же как все.
Бежала за ним, как собачка, чтобы стоять и смотреть, как он трахается с другой!
Унизительно!
Схватив вазу с тумбочки Ирис изо всех сил швырнула её об стену, обрызгивая осколками пол, разрывая тишину звуком разбивающегося вдребезги стекла.
Это заставило парочку на миг замереть. Они больше не могли игнорировать присутствие Ирис.
– Что б тебе в аду гореть, Энджел Кинг! – рыкнула Ирис и перед тем, как покинуть комнату, от души, со всего маха, хлопнула дверью с такой силой, что в её сторону обернулись все присутствующие.
Ирис было плевать! Плевать на всё!
Злые крылья несли её над реальностью, ставшей вдруг такой тягостной.
Злые крылья заставляли забыть об осторожности, внимании, холоде. Она не чувствовала ни грязной мокроты под ногами, ни влажного ветра, бьющего в лицо.
Улица стала чем-то вроде одного грязного пятна, в котором всё сливалось. Жизнь казалось пустой, неприятной, полной темноты, грязи и печали.
Куда бы Ирис не взглянула, ей виделось чуть меланхоличное, чуть холодноватое, порочное лицо Энджела с мёртвыми глазами на ещё живом лице.
Светофоры подмигивали. Фонари, выстроившись в ряд, переливались жёлтыми огнями, походя на нить опаловых бус, опоясавших улицы.
Ирис казалась себе глупой бабочкой, попавшей в паутину к невидимому пауку, незримо управляющему этим городом, столь прекрасным с виду, сколь и полному кошмаров изнутри.
Ирис в какой-то момент потеряла связь с реальностью, а когда заметила несущийся на неё серебристый ниссан, было поздно что-то делать.
Раскрытыми от ужаса глазами она, как в замедленной съемке, видела – автомобиль приближается, будто внезапно материализуясь из косых дождевых струй.
«Как глупо, как нелепо», – с отстранённой тоской, словно о ком-то постороннем подумала она, прислушиваясь к пронзительному сигналу.
А в следующую секунду её с силой толкнуло и отбросило назад.
Ирис не сразу поняла, что это был не автомобиль – её оттащили с линии удара.
На белом, искажённом яростью лице Энджела чёрные глаза казались темнее вдвое:
– Какого чёрта ты творишь?! Ослепла?! Или мозгов лишилась!?
Ирис часто заморгала, стараясь стряхнуть повисшие на ресницах слёзы.
Потом сообразила, что под проливным дождём всё равно не понять, отчего у неё мокрое лицо.
При виде Энджела вопреки ярости, ревности и боли она испытала радость.
Он всё-таки пошёл за ней! Значит, она ему небезразлична. Что-то для него значит.
– Ты! – из всех сил ударила она его кулаком по плечу. – Сукин ты сын! Мерзавец! Подлая тварь! Я, как последняя дура, ждала твоего звонка, а ты всё это время и не думал мне звонить! По-твоему, я заслужила это?! За что ты так со мной?! Обжимаешься с этой… с этой… при всех!..
– Эй-эй! Уймись-ка, ладно?
Перехватив её руки, он сжал их, мешая ей драться.
– Давай-ка без претензий, детка? Ты что, не знала, с кем связываешься? Моя работа – продавать себя. Я проститутка. Сегодня девочки, завтра мальчики – это мой образ жизни. Ты что? Всерьёз ожидала, от меня верности?
– Я не знала. Откуда мне было это знать? Если хочешь, можешь смеяться, Энджел Кинг, но да, я восприняла эту интрижку как нечто большее и… я была не готова к тому, что никто никому ничего не обязан. Мне казалось, что я тебе небезразлична. Что я для тебя это нечто большее…
– Думаешь, чтобы человек перестал быть самим собой, достаточно просто быть чем-то большим? Да будь ты хоть Жар-Птица с крыльями, меня-то это не изменит. Ты хорошая, Фиалка. Чистая, милая, красивая девочка, заслуживающая любви, а не просто радости на одну ночь. В том, что происходит, нет твоей вины. Дело не в том, что ты недостаточно хороша, чтобы мне нравиться. Просто я настолько развращён, что кроме секса ни на что не способен.
Мне жаль, что я причинил тебе боль. Прости меня, если сможешь. А если будет проще – не прощай. Можешь злиться или ненавидеть если так тебе будет проще или легче. Но мне нечего тебе дать.
– Это не правда, Энджел! Я чувствую, знаю, что в тебе ещё осталось много хорошего. Не знаю, что за причина мешает тебе выбрать лучшую часть тебя, но я готова была бы рискнуть всем, если ты согласился бы хотя бы попытаться побороться за эту половину!
Их взгляды встретились и на несколько счастливых секунд Ирис была почти уверена, что Энджел сейчас её поцелует.
Но он отступил:
– Давай лучше я отвезу тебя домой.
Тогда она сама, первая, обвила его шею руками, прильнув к его горячим, против ожидания, губам. Ощутив, как он напрягся, Ирис уже была готова признать поражение, ожидая, что её вот-вот оттолкнут. Но Энджел всё-таки ответил на её поцелуй.
Ответил с жадностью.
– Скажи мне! Скажи, что эта противная испанка ничего для тебя не значит! – горячо потребовала Ирис, на мгновение отпрянув.
– Она ничего для меня не значит, – слишком легко согласился Энджел.
– Тогда почему ты был с ней?!
– Потому что так велел отец. Сделать всё возможное, чтобы эта девочка в меня влюбилась.
– Твой отец?.. Но – почему?
– Потому что он копает под отца Ньевес. А ничто не делает нормального человека таким уязвимым, как его дети.
– Это ведь низко? Разве нет?
– Кинги вообще низкие и опасные личности. Именно поэтому я и пытаюсь тебя уговорить держаться подальше отменя, раз у самого не хватает на это силёнок. А ты – глупая Фиалка.
– Ты не причинишь мне вреда.
– Ты так в этом уверена?
– Ты не сможешь меня не любить.
– Кинги сильнее всего вредят именно тем, кого любят.

...

Nimeria: 21.08.17 08:52

Екатерина, большое спасибо за продолжение!

...

Оленева Екатерина: 21.08.17 10:22

На здоровье! Пожалуйста.

...

Ани: 21.08.17 11:02

Екатерина,спасибо за продолжение!

...

Оленева Екатерина: 21.08.17 20:54

Пожалуйста.

...

Оленева Екатерина: 23.08.17 13:31

 » Глава 22. Артур. Задание

Стоя на балконе второго этажа, Артур Брэдли наблюдал, как Энджел, который не бегал никогда и не за кем, который не ценил ни своей, ни чужой жизни, не говоря уже о чувствах, поспешил за этой девицей с необычно-яркими, как у куклы, глазами.
Описать свои чувства в этот момент Артур бы затруднился. Впрочем, он всегда затруднялся описывать свои чувства к Энджелу. Не столько потому, что не понимал, сколько потому, что понимать отказывался. Вернее, отказывался признавать.
С самооценкой у Артура не было проблем. Он всегда знал, что хорошим человеком его не назовёшь. И даже нехорошей, но зато сильной личностью, последовательной в своих пороках, что верно было случае с Ливианом и Энджелом, тоже.
Артур считал себя слабым, колеблющемся в принятии решений и вечно увлекающимся не тем, чем нужно. А ещё он никогда не умел доводить дело до конца. Он бы хотел стать другим. Но, увы, нам не всегда дано стать тем, кем мы желаем.
Он хотел бы стать таким, как Ливиан. Старший брат – старший во всём. Ливиан не сомневался ни в правильности своих действий, ни в правильности своих эмоций, ни в правильности принимаемых им решений.
А если даже ошибался, всё равно не парился.
Ливиана никогда бы и не угораздило влюбиться в парня, который тебе, к тому же, пусть сводный, но брат.
Самое забавное, что изначально Энджел пытался соблазнить не Артура, а именно Ливиана. Энджел любил трудные задачи и сложные вызовы, а Ливиан – это Ливиан. Сложный вызов.
Это было нечто среднее между манипуляцией и игрой. Борьбой характеров.
Пока выигрывал Ливиан, который даже под самым большим наркотическим кайфом всё-таки умел держать свою похоть под контролем. Но это пока…
Не сумев получить Ливиана, Энджел удовлетворился Артуром. И это тоже было игрой. Причём на нервах у всё того же Ливиана.
Так уж повелось, секс в семье Кингов был всем, чем угодно – игрой, развлечением, оружием против врагов, способом манипуляций, способом получить деньги, способом морально уничтожить или получить компромат на противника.
Он только к нормальным человеческим чувствам не имел никакого отношения.
Артур был для Энджела в первом пункте. Невинная, с его точки зрения, шалость, нечто вроде рукоблудия вдвоём из серии: развлеклись – забыли.
А Артура угораздило впустить Энджела в своё сердце.
Он и сейчас не мог сердиться на… кого? Брата? Любовника?
Хм-м! Всё сложно.
Артур понимал Энджела. Понимал даже то, почему тот резко отдалился после его глупой и нелепой (теперь Артур и сам это понимал) попытки суицида. Кроме того, что на добрые шесть месяцев он лишился дееспособности в прямом смысле слова и оказался обузой для Ливиана, он ничего не добился.
А быть полностью зависимым от Ливиана это совсем не то, чего он хотел. Это вообще не то, что любой человек в здравом уме и трезвой памяти себе пожелает. Нет, Ливиан, он, конечно, кремень и человек долга. И конечно же, он не бросил брата-неудачника в беде. Он о нём заботился. Но с таким выражением на лице, что лучше было бы в хосписе Красного Креста оказаться.
Хотя… Артур ведь не был в общественно хосписе. Ему не с чем сравнить.
Но так или иначе, для Артура видеть старшего брата, читать презрение в его серых глазах, додумывать слова, что Ливиан мог бы сказать ему, хотя ни одного укора он так и не услышал, были для Артура самым мучительным в это мучительное время.
– Скучаешь?
***
Услышав низкий голос Сандры, Артур непроизвольно напрягся.
Если бы Артур мог кого-то ненавидеть, Сандра была именно тем человеком, с которого бы он начал. В первую очередь потому, что она ненавидела его.
Как всегда, в чёрном. Как всегда, в вызывающе обтягивающих кожаных одеждах. Любая другая девица в таком смотрелась бы откровенной шлюхой. Но Сандра выглядела тем, кем и была – опасной, жестокой и холодной.
Шлюхи, конечно, тоже порой опасны. Могут стащить бумажником и ненароком наградить сифилисом. Тех, к кому он способен прицепиться.
Сандра же, в восприятии Артура, походила на ангела-смерти.
Он видел пару раз, как она убивала. Бесчувственно, быстро, не колеблясь. Как будто сама была ножом или пулей. Без злобы, радости, угрызений совести, идей – одно слово, профессионально. Сам бы Артур так не мог. И Энджел – тоже.
Для Энджела не было моральных запретов и черты, которую он не смог бы перейти, когда нужно было кого-то соблазнить. Не важно, мужчина перед ним или женщина. Неважно насколько взрослым, искушенным или «морально-устойчивым» был человек. Как хороший охотник, как универсальный ключик, Энджел добивался цели и получал то, что было заказано: деньги ил компромат. Пару раз он доводил людей до самоубийства, случалось.
Но сам никогда не нажимал на курок. Убийство Энджелу претило. Как и самому Артуру. Даже Ливиан предпочитал держать руки сухими.
Но Сандра убивала.
Она бралась не за любые заказы. И если отказывалась, навязать ей работу было невозможно. За это Артур даже немного уважал её. Была в его смертоносной сестричке своеобразная принципиальность.
***
– По тебе я не скучал, – со вздохом отвернулся Артур от Сандры.
– Я по тебе – тоже.
Сандра не скрывала своего презрения. Она всегда старалась побольнее ударить Артура словами. Она ненавидела Артура за связь с Энджелом.
Можно было заподозрить ревность между сестрой и братом, но Артур подошёл к Кингам достаточно близко, чтобы знать – между Сандрой и Энджелом никогда не было сексуальных контактов и не предвиделось. Что, отворочено говоря, его немало удивляло, учитывая воспитание, которое Кинг дал своим милым деткам.
Во всем мире Энджел всерьёз воспринимал только двух людей – отца и сестру.
Рэй Кинг – это Рэй Кинг. Встретишь однажды – невозможно забыть. Если дьявол на свете существует, они, наверное, похожи.
Рэя Кинга невозможно не ненавидеть. Но правда и другое – сложно не поддаться его невероятной энергии, совершенному бесстрашию, гениальному уму. Чем больше общаешься с этим демоном, тем больше попадаешь под его обаяние. Он в буквальном смысле слова порабощает не одним, так другим способом.
Сандра и Энджел – Рэй вырастил их.
Смерть и Похоть – главные оружие Кинга.
Энджел – сломленный, душа Сандры черна и полна нечеловеческой ненависти.
– Кажется, Энджел увлёкся новой пассией? – сказал Артур как бы, между прочим. – Тебя это должно радовать.
– Тебя действительно интересует моё мнение по этому поводу?
– Я хотел бы о них услышать.
– Я считаю, что Энджелу полезны новые эмоции. Желательно настоящие и чистые. Не то бесконечное извращение, что представляет собой его жизнь, частью которой стал ты. Без обид.
– Без обид, – согласился Артур.
Он и в самом деле не видел поводов обижаться.
– Думаешь, ваш отец позволит этому случиться?
– Он и твой отец тоже, – напомнила Сандра. – Полагаю, вмешательства отца и не потребуется. Разрушать собственную жизнь, ломать то, что могло бы быть красивым да калечить чужие души Энджел прекрасно научился и сам.
– Я думал, если ты хоть кого-то любишь, Сандра, это твой брат-близнец.
– Любить – не значит быть слепцом. Предпочитаю любить с открытыми глазами, не закрывая глаза на пороки и недостатки.
– Что ж? Бывает и хуже.
Сандра нахмурилась.
– Хуже, когда ты пытаешься переделать любимого человека под свои представления, – пояснил Артур.
– Я могу видеть мир лишь моими глазами. У меня нет других. И в моём представлении невозможно быть счастливым трахая в очко собственного брата. Это разрушает личность, понижая её внутренние барьеры.
– Куда уж ниже-то? – фыркнул Артур.
– Я сделала всё, что могла, чтобы разрушить вашу связь. И ни минуты в этом не раскаиваюсь. Даже если бы ты сдох, скажи, что мир в итоге потерял бы? Ещё одного жалкого червяка, от которого никому никакой пользы? Да, кстати о пользе – папочка желает тебя видеть. У него есть для тебя задание.
– Ты пришла за тем, чтобы сказать мне это?
– Для чего же ещё? Уж точно не для того, чтобы разделить твоё сентиментальное увлечение и вытирать твои слёзки, мой сладкий мальчик.
– Ведьма, – беззлобно выругался Артур, чем вызвал короткий смешок.
– Отец не любит ждать, – напомнила Сандра. – Могу подвезти.
– А тебя от моего присутствия не стошнит?
– Силу воли тоже тренировать нужно, – парировала она. – К тому же я сегодня в хорошем настроении. Ну так что?
– Подвези.
Сандра, как и Ливиан, предпочитала автомобилю байк. Оседлав красавицу Yamahy, словно железного коня, она легко, с пол-оборота, завела двигатель.
Манера вождения у неё была резкая, жёсткая. Пару раз за крутые виражи ему откровенно захотелось её отшлёпать.
За свою жизнь Артур не опасался, но соскребать с асфальта драгоценную сводную сестричку, с ближайшей перспективой оправдываться потом перед Энджелом и Рэем не казалась вдохновляющей.
К тому же, в глубине души Артур подозревал себя в пацифизме. Он был за мир во всём мире. Жаль, что во всей их чокнутой семейке он был такой один.
– Я бы на твоём месте водил поосторожней, – бросил он Сандре, когда она заглушила мотор.
– Поостерегись лучше-ка на своём, – фыркнула невыносимая девица в ответ.
Артур тихо спросил:
– Ты знаешь, о чём пойдём разговор?
– Нет, – судя по равнодушию, сквозившему в её голосе это было правдой. – Но я бы на твоём месте не особо рассчитывала на благородную миссию спасателя. Это не в репертуаре Рэя. И ещё, думаю, это как-то связанно с Элленджайтами.
– Почему ты в этом уверена?
– Не уверена. Но логика вещь железная. Недавно они тут развлекались в милым сладким мальчиком, будущим хозяином Хрустального Дома. А потом папочка пребывал в не самой лучшей физической форме. Похоже – передоза с болью. Жаль только, её не хватило Рэю для того, чтобы сдохнуть. Мир вздохнул бы с облегчением.
– Ты очень милая дочка. Не хочу себе такую.
– С твоими наклонностями тебе и не грозит.
– Ну, наклонности с годами можно и поменять. Энджел же увлекся красивой брюнеткой. Может и мне повезёт встретить большую любовь, способную поставить меня на путь истинный? За меня бы ты порадовалась, а, Сандра? Мы, конечно, не близнецы, но ведь и не чужие люди?
– Иди уже! Надоел.
В отличие от Сандры, их противостояние из-за Энджела никогда не заставляло Артура её ненавидеть. Напротив, он всегда жалел свою сводную сестрёнку. Хотя её острый язык и неприкрытая неприязнь порой больно ранили.
«Ты вообще слишком ранимый для отпрыска Кинга», – с усмешкой сказал себя Артур.
– Привет. Где Рэй? – поинтересовался он у одного из вечно болтающихся без дела отцовских оболтусов.
Получив ответ, направился в указанную сторону.
Артур застал Рэя Кинга за совершенно несвойственным ему и оттого непривычным занятием. Отец никого ни трахал, ни над кем не измывался, не третировал собственных детей, не кололся и не пил.
Сидя перед открытым журналом он, судя по всему, сводил дебет и кредит.
Артур нашёл это … забавным.
– Ты? – оторвавшись на миг от своего занятия, кивнул Рэй. – Рад, что решил быстро откликнуться на мою просьбу о встрече. Заходи. Садись.
Рэй решил разыграть сегодня любезность? Наверное, это хорошо.
– Не умею ни в чем отказывать настойчивым и красивым женщинам, – устало отозвался Артур и, принимая приглашение, занял указанный ему стул.
В отношении чувств, испытываемых к нему Рэем, Артур никогда не обманывался. Если с Ливианом, по известным лишь ему одному причинам, Рэй хоть немного считался, Энджела беспощадно использовал, Сандру – пытался сломать, то Артура попросту предпочитал не замечать, будто на нём шапка невидимка.
Артура такое положение вещей более, чем устраивало. Жаль, если Рэй решит попытаться изменить их замечательные отношения.
– Зачем я тебе вдруг понадобился?
– Что? Вот так сразу к делу? – с усмешкой сощурился Рэй. – Я даже не успел поинтересоваться твоим самочувствием.
– Это совершенно не обязательно. Правда. Я не в обиде, если мы опустим ту часть, где ты, придерживаясь приличий, станешь интересоваться тем, что тебе, я знаю, ну совершенно не интересно.
– Ладно. Если ты так хочешь, – легко согласился Рэй. – Переходим к тому, что интересно. Я хочу, чтобы ты оказал мне услугу.
– У меня есть возможность отказаться?
– Пф-ф? Даже не удосужившись узнать, в чём заключается просьба? Вот так сразу? – с деланной укоризной поглядел Рэй. – Конечно, ты сможешь отказаться. Но тогда мне придётся обратиться с этой просьбой к кому-нибудь другому, – вздохнул Рэй, пожимая плечами, – боюсь, не такому нежному и доброму, как ты.
– Чего ты хочешь?
– Ты повторяешь это так часто, что у меня возникает неприятное, и конечно же, ложное чувство, что тебе прямо-таки не терпится от меня отделаться, сынок? – с усмешкой проговорил Рэй, недобро щурясь. – Мне нужно, чтобы ты похитил для меня девушку.
– С какой целью?
– Вообще-то я же злодей. Мне по амплуа положено умыкать юных девственниц, насиловать их в особо жестокой и, по возможности, извращённой форме, а потом заливаться зловещим сумасшедшим смехом.
– Ты намерен этим заняться? – индифферентно поинтересовался Артур, подпирая подбородок рукой.
– Нет. Я, конечно, могу и младенцев есть живьём, но для этого всё-таки нужна мотивация.
– Короче. Зачем тебе девица? Милая, невинная, юная?
– Чтобы заставить близкого ей человека работать на меня.
Артур обменялся с Рэем взглядом:
– О моём противостоянии с новообъявившимся представителем Элленджайтов всё уже в курсе.
– Хочу предупредить сразу, Альберт мне нравится и его должник, – холодно проронил Артур. – Так что гадить ему я не стану.
– Альберт Элленджайт? Ну, о чём ты? Этот парень мне и самому доставляет удовольствие, как в прямом, так и переносном смысле.
– Поэтому ты чуть не прикончил его симпатичную юную адвокатессу?
– Ты и об этом в курсе? Тем лучше! Ну так вот, у этой самой симпатичной адвокатессы есть не менее симпатичная и ещё более юная сестра. Она и есть твой клиент.
Артур откинулся в кресле, нахмурившись. Он думал, что речь пойдёт о невесте Альберта, а не о какой-то там мало кому интересной сестрёнке обслуживающего персонала.
– Хочешь шантажировать адвоката Элленджайтов, заставляя её сливать тебе информацию?
Рэй, сложив пальцы домиком, смерил Артура очередным снисходительным взглядом.
Терпеливо продолжив:
– Я уже сказал, что дело не в Элленеджайтах. Альберт может накосячить и натворить неприятностей, но у меня есть все основания полагать, что делать этого он не станет. Ему на самом деле не интересна война между нами.
– Вот как?
– Уверен, что так. В его сердце живут другие стремления. Не войны со мной он хочет. Если я не начну драку первым, Элленджайт предпочтёт сохранять нейтралитет. Но у меня есть другой враг. Старый и непримиримый. И у меня есть все основания полагать, что в поисках сторонников он вскоре постучится к дражайшей мисс Филт. Необходимо, чтобы к тому времени кое-кто уже гарантировано работал бы на меня. Именно это ты и обеспечишь.
– Почему – я? У Энджела это получилось бы не в пример лучше.
– Я посылаю тебя не соблазнять, хотя ты можешь совместить полезное с приятным, ничего против иметь не буду. Главное, чтобы девушка в итоге была жива и здорова. Её моральный облик меня интересует мало.
– Ты мог бы выбрать Ливиана.
– Нет.
– Почему?
– Ты очень невнимателен. А ведь я, кажется, упоминал, что фамилия девушек Филт? Их папаша был лучшим другом Брэдли. А ты же помнишь, как сентиментален бывает Ливиан ко всему, что относится к памяти этого остолопа?
– Долгое время этого остолопа мы считали родным отцом! И он был им для нас. Куда лучшим, чем ты для Сандры и Энджела.
– Ой, да ладно! Можете чтить его память сколько угодно, я не ревную. Но проблемы не люблю. Кроме того, мы оба знаем, что ты куда мягче по характеру, а значит девушке будет с тобой комфортнее.
– И куда прикажешь красавицу увезти?
– В Сонную Долину. В случае чего, вы всегда можете скрыться в клинике для душевнобольных, чтобы избежать ненужных вопросов.
– Ты сейчас так неудачно пошутил, да?
– У меня не бывает неудачных шуток. Если я, конечно, шучу. Но на данный момент я абсолютно серьёзен. Мне нужно чтобы девушка исчезла не на день-два, а минимум, на полгода.
– Что?! Я должен всё это время находиться у неё в няньках?! – вспылил Артур. – Теперь понятно, почему ты решил делегировать эту головную боль мне!
– Не обязательно сидеть около неё днями и ночами. Нужно только обеспечить её исчезновение из точки «А», проезд до точки «В» и более-менее комфортное пребывание до часа «Х», когда я верну красотку, живую и здоровую, предмету моей договорённости. Верю, ты с этим справишься.
– А если откажусь?
– Если окажешься, я заменю тебя кем-то другим. Например, Билли-Гризли. Или Никола Пересом. Но сам понимаешь, ни с одним из них ей ене будет так хорошо, как с тобой.
Артур отвёл взгляд.
Сёстры Филт…
Смутно в памяти вставали две девочки, старшая и младшая.
Младшая, со смешными косичками, торчащими в разные стороны, была забавной. Носилась со своими куклами, пока не доставала Ливиана. Тогда он просто отрывал игрушкам головы, в надежде, что девчонка отстанет.
Представить малышку, чьего имени, как не пытался, Артур в памяти воскресить не мог, взрослой никак не получалось. Перед лицом так и стояла похожая на лисичку потешная мордочка. Назойливая и любопытная.
Не хотелось даже думать, что может случиться с этой девочкой, попади она к мордоворотам Рэя. Сама по себе идея запереть девчонку в психушке Артуру тоже не нравилось.
– А провернуть твоё дельце иначе, не впутывая в дело младенцев, нельзя никак?
– Младенцев? Ты под этим определением кого видишь: её или себя? –
Артур прекрасно понимал, что сделает так, как задумал Рэй. И быть может это даже к лучшему. Задание позволит ему вырваться из города, развеяться, выбросив из головы и Энджела, и Ливиана.
– Так ты выполнишь мою просьбу?
– А были те, кто тебе отказывал? – слабо огрызнулся Артур.
– Обычно я отказов не принимаю, но для тебя, как для моего сына, мог бы сделать исключение. Но я рад, что ты не воспользовался этой возможностью. Дам тебе знать, когда следует приступить к выполнению задания.
– Значит, время терпит?
– Спешка хороша при ловле блох, а мы делаем бизнес, – красивые губы Рэя продолжали кривиться в глумливой усмешке.
– Мы всё обсудили? Я могу идти? – холодно поинтересовался Артур.
– Если тебе так не терпится, конечно, можешь. Но может быть у тебя будет желание пообщаться со мной подольше?
– Ни малейшего, – откровенно признался Артур.
– Отлично, – довольно улыбнулся Рэй.
На этом и расстались.
По закону всемирной подлости, не успел Артур спуститься, как столкнулся с Ливианом.
Старший брат, подозрительно прищурившись, уставился на младшего:
– Что ты здесь делаешь?
– Могу адресовать тебе тот же вопрос, – пожал плечами Артур. – Видимо, не одному тебе нравится быть мальчиком на побегушках у Рэя. Этим теперь, кажется, весь город занят?
– Рэю вдруг понадобились твои услуги?
Взгляд и тон Ливиана словно говорили: «Что могло понадобиться Рэю от такого слабовольного ничтожества, как ты?».
– И чем ты можешь ему пригодиться?
– Если так интересно, поднимись и спроси у него сам, – ледяным тоном отрезал Артур.
– Вот появился и наш Каин, – насмешливо произнёс низкий женский голос.
Артур отметил про себя, что при появлении Сандры Ливиан напрягся. Взгляд его сделался даже более колючим, чем обычно.
– Я бы на твоём месте, Артур, опасалась. Когда-нибудь тебя принесут в жертву, как невинного ягнёночка.
Обычно Сандра ничем не напоминала Рэя. Но сейчас, когда на губах её играла усмешка, она сделалась до ужаса похожа на отца.
Артур почувствовала, как воздух начал быстро накаляться. Между Сандрой и Ливианом словно проскальзывали искры. Химия была более, чем ощутимой.
Причём ток шёл не от Сандры, а от Ливиана.
Артур с удивлением посмотрел на брата. Что-то хищное, злое и обречённое читалось в его резком смуглом лице.
– Почему ты думаешь, что жертвой обязательно будет Артур? – в голосе Ливиана звучали провокационные, хриплые нотки.
Сандра остановилась, напоминая кошку, готовую в любой момент либо задать стрекоча, либо выпустить когти.
– Потому что только Артур из всех присутствующих тянет на ягнёнка.
Во взгляде Ливиана, обращённого к Сандре, Артур прочёл откровенное желание. И ему это совсем не понравилось.
– А разве жертвами становятся только ягнята?
С каждым словом голос Ливиана словно опускался ниже. В его интонациях было что-то от гортанного мурлыканья кошачьих хищников.
К облегчению Артура, пожав плечами, Сандра удалилась.
– Что это сейчас такое, нахрен, было? – спросил он у брата.
– Ты о чём? – невозмутимо откликнулся Ливиан, чиркнув зажигалкой и глубоко затягиваясь синим табачным облаком, в котором легко угадывалась примесь марихуаны.
– Ты флиртуешь с Сандрой?
– Что, прости? – забросил Ливиан руки на спинку дивана, раскидывая их широко в стороны, словно демонстрируя силу и то, кого тут следует считать хозяином.
– Я очень надеюсь на то, что что-то понял неправильно. Но насколько я тебя знаю (а я тебя знаю!), ты пытаешься подцепить собственную сестру?
– Серьёзно? – насмешливо фыркнул Ливиан.
Но за этой насмешливой, небрежной манерой Артур отчётливо видел кипящую в душе брата злость.
Всё было ещё хуже, чем показалось с первого раза.
Ливиану самому не нравились чувства, которые будила в нём Сандра. Но они в нём были. Как закипающая лава в жерле просыпающегося вулкана.
– Какой ты наблюдательный, – продолжал издеваться Ливиан. – Если я тебе скажу, что это бред твоего воспаленного воображения, ты мне поверишь?
– Рад бы. Но – нет.
– А если и так, то что? – зло рассмеялся Ливиан. – Станешь читать мне мораль о недопустимости подобного поведения?
– Сандра – твоя сестра.
– Сказал парень, едва не сведший счёты с жизнью по причине страстной любви к её брату-близнецу, который – дай подумать! – ещё и наш родной брат.
– Прекрати!
– Или – что?
– Или – ничего. Твои чувства – твои проблемы ровно до той черты, пока ты не дашь им выход. Рэй Кинг может как угодно делать вид, что ему плевать на всё и вся, но ведь дохлому ежу ясно, что на дочь его «плевать» на самом деле не распространяется.
– Так ты обо мне так трогательно беспокоишься? Я тронут. Глубиной твоих братских чувств, Артур. До самой глубины души. Но ты можешь спать спокойно. В отличие от тебя, дорогой, не чувства владеют мной – я ими. И кроме того, не думаю, что Сандра разделяет мою похоть. Так что спи спокойно. Иди по своим делам. Живи своей жизнью, братишка. Всё под контролем.
Но по тому, как Ливиан поднялся с текучей пластикой крадущейся пантеры, по раздувающимся ноздрям, по сдержанной злости Артур видел – всё совсем не так, как он говорит.
Крышка на котле была закрыта. Градус кипения поднимался. А спустить пар не получалось. В такой ситуации рано или поздно следует ждать взрыва.
А с учетом такого пиромана, как Рэй Кинг, с наслаждением устраивающий фейерверки из чужих чувств, пороков и страстей, взрыва следует ожидать в ближайшее время.

...

Оленева Екатерина: 23.08.17 13:32

 » Глава 23. Катрин. Безумная ночь

Переживая, Катрин не имела привычки метаться по комнате. Она сидела тихо, неподвижно, стараясь прислушиваться к себе, к собственным мыслям и чувствам. Чем старательнее она прислушивалась, тем больше приходила к пониманию – всё, что она переживала, словно узлом завязано на Альберте.
Наверное, это любовь? Только она какая-то неправильная. Тяжёлая, словно наркотическая зависимость.
Люди стремятся любить. Думают, любовь благо. Жаль, не её случай.
Время давно перевалило за полночь. Стрелки приближались к двум часам ночи, когда в дверь, наконец, позвонили.
В немой, почти гробовой, потусторонней тишине звонок прогремел, как выстрел, тревожно и угрожающе. Будто чей-то зловещий шёпот: «Я иду за тобой!».
Катрин особенно остро ощутила собственное одиночество и незащищённость. До ближайшего дома, притаившегося за высоким забором, не добежать. Улица пустынная и кажется бесконечной. Она одна. С ней даже собаки нет.
Звонок прозвенел снова.
И снова.
Кто бы там не пришёл, он был полон решимости войти.
Замирая от ужаса, Катрин подкралась к входной двери и заглянула в дверной глазок. Увидев на пороге Синтию, не знала, успокоиться или начать нервничать сильнее? Хорошо к испугу примешалась злость. Когда Катрин злилась, она становилась почти бесстрашной.
Накинув на дверь цепочку, дверь она приоткрыла, не спеша распахивать настежь:
– Слишком поздно для визитов вежливости, – процедила она сквозь зубы.
– Дай войти, – отрезала Синтия.
– Я не ждала гостей.
– Я не гость. Нужно поговорить, а стоять под дверью, как дрожащая собачонка, я не привыкла. Сама откроешь? Или предпочтешь, чтобы я вошла вопреки твоему желанию?
Прежде, чем Катрин успела ответить, цепочка выскользнула из её пальцев и с жалобным треском рассыпалась на звенья. Дверь с силой, будто её дёрнул кто-то огромный, очень сильный, но невидимый, распахнулась, с треском ударяясь о стену.
Синтия была похожа на демона.
Спокойного, невозмутимого демона, который твёрдо знает, зачем пришёл и уверен, что положенное ему от него точно не уйдёт.
– Что тебе нужно? – попятилась Катрин.
– Совсем необязательно так трястись: я же сказала, только поговорить. Я тебя не съем. Даже если бы и хотела, не могу. У тебя сильный заступник. Так могу я войти?
– Тебе требуется персональное приглашение, как вампиру из древних сказаний? – насмешливо фыркнула Катрин.
Впрочем, под ледяным взглядом желание смеяться у неё сразу же пропало.
– Входи, – кивнула она.
Синтия лениво, будто нехотя, перешагнула порог.
Дверь закрылась за её спиной словно сама собой. Ночная гостья к ней даже не прикоснулась. Как в плохом ужастике, язычок замка сам провернулся в нужную сторону.
– Впечатляет. И где так можно научиться? – всё ещё пыталась свести происходящее к шутке, проговорила Катрин. – И можно ли?
Она изо всех сил, отчаянно пыталась не поддаться нарастающему страху.
– Можно. Но я бы не советовала. У всего есть цена. Душа, например. Ты веришь в бога и существование души, ангелочек из тёмного рода?
– Я будущий врач. Уже сейчас я могу разобрать на запчасти человеческое тело. Душу я в нём ни разу не находила.
– Разбирая человеческие тела на запчасти, ты пыталась отыскать душу? – неприятно засмеялась Синтия. – Прекрасно! Ответь только на один вопрос: когда от тела Альберта осталось меньше, чем от святых мощей – где была в это время его несуществующая душа? Спала в костном мозге? Или в остаточном веществе, что закаменела где-то в позвоночнике? Или, может быть, в не догнившем ребре? Где прятались остатки его личности, интеллекта, памяти сто семьдесят пять лет, которые он не жил? Скажи мне, ты, без пяти минут доктор? Как возможно воскреснуть тому, чего нет?
Катрин молчала.
– Люди, вы такие смешные. Нет, ну правда? Смотрите на мир и ухитряетесь его не видеть. С такой легкостью подгоняете любые факты под свои теории…
– Ты пришла в два часа ночи чтобы обсудить существование души?
– Тебя это удивляет? Да! Меня интересует существование души. Что тут такого? И меня удивляется, почему никого другого это не интересует? Но пришла я не потому. Мне нужна твоя помощь.
Взгляды женщин скрестились и Катрин с трудом себя контролировала, чтобы не сжиматься и не горбиться. Она боялась эту женщину. И люто ненавидела. Альберт принадлежал Синтии много лет. Принадлежал ещё тогда, когда самой Катрин даже и духа на свете не было.
И – кто знает? – может быть, будет принадлежать столетия после того, как Катрин уже не станет.
– Чем я могу помочь тебе? – откликнулась Катрин.
Синтия отвернулась и несколько мгновений молча смотрела в окно.
Там было темно. Просто темно – ни огней, ни светящихся окон, ни автомобильных фа. Будто мир в чернила окунули.
– Помоги мне заставить его жить, – сказала она тусклым голосом.
– Что, прости?..
Светлые волосы оплетали Синтию словно белое пламя. При взгляде на неё в памяти воскресал образ Медузы-Горгоны. Вроде бы прекрасное лицо, волосы, как лунный свет, но взглянешь – и каменеешь.
– Я столько лет пыталась всё исправить, – шептала она как безумная. – Я всегда считала, что ключ к тому, чтобы повернуть эту гигантскую машину в обратном направлении чтобы, начать всё сначала – это Альберт. Я и сейчас так считаю. Но, как в дурном романе, чтобы я не делала – всё упирается в исходную точку. Сейчас мы почти там же, где закончили в прошлый раз. И я снова рискую его потерять, только на этот раз навсегда.
Катрин понимала, что Синтия словно грезит наяву. Она говорит сейчас не с ней, а сама с собой. О Катрин Синтия будто бы и забыла.
– Ты нужна мне, чтобы заставить Альберта жить. Ради меня он этого не сделает. А ради тебя – быть может.
– Я не…
– Понимаешь?..– зло засмеялась Синтия. – Да мне и не нужно, чтобы ты что-то понимала. Просто сделай то, что должна.
– И что же, по-твоему, я должна?
– Заставь его жениться на тебе и роди ему сына.
– У меня для вас новость, госпожа Элленджайт, – с сарказмом протянула Катрин. – Я ничего не должна ни лично вам, ни Альберту – точка! Скажу больше – с моей стороны вся эта сцена выглядит дико и странно. Всё в наших отношениях на троих дико, странно и противоестественно, от начала и до конца. С той ночи в склепе Хрустального дома, когда я впервые нашла Альберта и оживила его…
– Ты оживила? – хохотнула, перебивая, Синтия. – Вся соль в том, что это я сотню лет трудилась над этим проектом. Я вернула Альберта из мертвых, воссоздав заново его тело и призвав душу. А ты была лишь случайной, малозначащей жертвой. Но всё пошло не по плану. Ты стала ключом к аккумулятору. Без тебя машина не двигается. И мне приходится с этим мериться.
После этих слов повисла долгая, напряжённая пауза.
– Говоришь, всё дико и противоестественно? – протянула Синтия. – Но иначе быть и не могло. Противоестественным всё это стало от самого истока нашего рода. Мы – нефелимы, и всё у нас не как у людей.
– Кто мы? – не сдержавшись, рассмеялась Катрин.
– Нефелимы. Потомки людей и ангелов.
– Я знаю, кто такие нефелимы. Но про нас – ты ведь это не всерьёз?
– Более чем.
– Но согласно Библии, до наших дней ни одна тварь не дожила – почти все погибли во время Потопа. Если, конечно, вообще когда-то существовали в природе. Почему же мы, в таком случае, выжили?
– Потому что нашим прародителем стал сам архангел Люцифер.
– Неужели? Аж тот самый?
– Ага. Тот самый, единственный и неповторимый. Сын утренней звезды, осмелившийся восстать против бога. Вместе с его кровью в нас течёт его сила и его проклятие. Мы, Эленджайты, можем практически всё. В мире нет людей красивей, богаче, умнее, способней нас. Даже смерть отступает, если мы по-настоящему этого хотим.
– Тебе не страшно пороть подобную чушь? Не боишься ни бога, ни дьявола?
– Ну, вообще-то дьявола я видела вот так, как вижу тебя сейчас перед собой. На самом деле он не страшнее Альберта или Рэя. А что касается Бога? Хм-м? Тут куда страшнее усомниться в его существовании. Мир без бога выглядит бессмысленным, как песня на «ля-ля» – мелодия без слов.
– Ты веришь в бога? – удивлённо протянула Катрин.
– У меня не хватает храбрости в него не верить. Всегда восхищалась мужеством атеистов. Зачем жить, если веришь, что в итоге от тебя ничего не останется, кроме мерзко воняющей падали, из которой вылупляются черви?
– А как же память? Как же дети? – возразила Катрин.
– Ты когда-нибудь хоронила близких людей? Знаешь, как долго помнят умерших? Я много похорон пережила. Скажу тебе по собственному опыту: с глаз долой – из сердца вон. Нет никакой памяти. А если нет бога, рая и ада, то нет смысла и в нашей жизни. Никогда не понимала, как можно жить без веры в бессмертие души.
– А я не могу понять, как можно верить в то, чему так и не нашлось ни одного доказательства.
– Разве моё существование, существование Альберта, мои способности и силы ты доказательством считать отказываешься?
– Я никогда по-настоящему не думала о столь отвлечённых материях.
Скрестила Катрин руки на груди, с вызовом глядя на соперницу:
– А ты действительно считаешь себя пра-пра-правнучкой Люцифера? – насмешливо протянула Катрин.
– А ты действительно считаешь, что нет ничего особенного в том, чтобы родиться в эпоху кринолинов и дожить до твоих дней, да ещё остаться твоей ровесницей?
– Возможно, это наука. В конце концов, у Элленджайтов столько денег, что им по плечу самые перспективные открытия. Мне проще поверить в научный прогресс, чем в силу заклинаний.
– Как не называй вещи, суть-то их от этого не меняется. Мы, Элленджайты, не люди. Никогда ими не были и не будем, потому что наполовину принадлежим другим силам и мирам. Ты упрямо пытаешься закрыть на это глаза, сунуть голову в песок, словно страус. Игнорируешь факты.
– Какие факты?
– Ты одна из нас, Катрин, нравится тебе это или нет. Ты последний прямой представитель. И тебе придётся принять наследство во всём его величии – и в блеске, и в проклятии. А одной из частей нашего наследства являются близкородственные браки. От этого тебе не уйти. Ты не сможешь сбежать от Альберта – это твоя судьба. Ты ведь уже успела полюбить его, не так ли? Так что дать новому ростку на нашем древе тебе не будет трудно.
– Любовь – это свет и радость. А я не чувствую себя рядом Альбертом счастливой.
– Ты не будешь чувствовать себя счастливой ни с ним, ни без него. Падшим, детям Тьмы, любовь слепит глаза, жжёт душу. Большинство Элленджайтов раньше понимали своей сути. Не знали, откуда проистекали наши метания, боль, странное поведение. Мне удалось докопаться до сути. Всё встало на свои места. Но цена, что пришлось заплатить, оказалась невероятно высокой. Я потеряла всех, кого любила.
– Ты собственноручное сожгла свою семью, а теперь смеешь стоять тут и плакаться?
– Бог мой! Я же не сумасшедшая? Зачем, по-твоему, я бы стала уничтожать собственный род?
– Разве не ты виновата в том, что случилось с ними? В том пожаре?
– Я не знала, на что подписываюсь. Не понимала, на что иду. Сделка с дьяволом имеет свои минусы (и, по секрету, они огромны). Мне не сказали, что случится. Поэтому я, в итоге, потеряла больше, чем приобрела. И самая большая моя мечта с того страшного дня, когда я единственная выжила в том адском пожаре, была – всё исправить. Увидеть Элленджайтов в былой славе. Я хочу, чтобы наш род возродился. И только ты можешь мне в этом помочь.
– Почему бы тебе самой не заняться этим? – саркастично фыркнула Катрин.
Синтия смерила её долгим взглядом:
– Потому что у меня не может быть детей.
Катрин не знала, что на это ответить. Выражать ложного сочувствия не хотелось.
– Что ты хочешь, чтобы я сейчас сделала? Если предложиь поехать с тобой – даже и не надейся. Я этого не сделаю. Прошлого раза мне вполне хватило.
– Для того, чтобы расправиться с тобой, мне вовсе не обязательно куда-то тебя вести. Достаточно сделать так, – Синтия взмахнула рукой и горло Катрин словно сдавил невидимым обручем.
Словно вытащенная из воды рыба Катрин хватала ртом воздух, а он не вливался в лёгкие. Его словно не было, как если бы вокруг образовался вакуум.
Несколько ужасных секунд она задыхалась, а потом невидимая удавка расплелась и всё стало, как обычно.
– Теперь ты знаешь, что испытывают люди при приступе астмы, – засмеялась Синтия.
– Ах ты гадина, – сдавлено прорычала Катрин, держась рукой за горло.
– Мне понятна суть твоего возмущения. Ты можешь мне не верить, но на самом деле я очень добра к тебе. Это лишь показательное выступление. Просто хочу, чтобы ты усвоила простейший урок – я могла бы убить тебя в любой момент незаметно для всех. Ты и сама бы не догадалась, что это моих рук дело. Никто, кроме одного единственного человека ничего бы не понял.
– Никто, кроме Альберта? – подняла на неё глаза Катрин.
– Весьма существенное для меня «кроме». На самом деле только он один имеет значение.
– И для меня – тоже, – с вызовом вскинула подбородок Катрин. – Зачем ты пришла? Торжествовать? Разнюхивать? Издеваться? С какой целью демонстрируешь свои возможности?
Кем бы ты не была, пойми, мне всё равно. Мне безразличны твои устремления, твои интересы, твои страдания – ты сама. Пережила ли ты столетия, встречалась ли с Люцифером или нет – для меня нет разницы. Единственное, что имеет значение, так это то, что ты стоишь между мной и Альбертом. И между мной и тобой не может быть ни примирения, ни понимания. Ты веками отравляла его душу и планируешь заняться этим дальше? В том, что случилось с ним в прошлом твоя, и только твоя вина, целиком и полностью. Оставь его в покое хоть теперь, слышишь?
– Слышу, – с леденящим спокойствием отозвалась Синтия. – Я понимаю тебя. Гораздо лучше, чем ты меня. Или Альберта. Маленькая глупая девочка в мире больших, злых монстров. Бедняжка! Ты, как и все хорошие девочки, должно быть, веришь, что рано или поздно добро всегда побеждает зло? И, поскольку добро это ты, а зло – это я, мой конец, наверное, в твоих глазах уже предрешён?
В чём-то ты, безусловно, права. Но совсем не так, как тебе представляется. Добро не может победить зло, иначе последнее давно бы скончалось в судорогах. Только глупцы представляются себя Дон-Кихотами. На мой взгляд Дон-Кихот и есть дурак, причём самого скучного пошиба – глупец и зануда.
Истинное добро никогда не сражается со злом – оно просто старается с ним не пересекаться. Белые крылья, знаешь ли, так быстро пылятся? А в христианском догмате о непротивлении злу насилием куда больше истины, чем ты способна вообразить. Кто пойдёт убивать дракона рано или поздно сам станет драконом. Тут уж ничего не поделать.
Зло никогда не бывает наказано добром. Зло всегда наказывается ещё большим злом. Так чернота гасит любой свет, а пустоту невозможно заполнить – рано или поздно растворишься в ней.
Хочешь оставаться белой и пушистой? Не связывайся со мной, девочка. Благослови бога, в которого ты не веришь, что у меня есть свои причины быть к тебе благосклонной.
– Ты…
– Просто закрой рот, одень пальто и иди за мной.
– Куда?
– Туда, откуда всё началось и рано или поздно закончится – в Хрустальный дом.
– Зачем?
– Тебе обязательно задавать вопросы? – раздражённо сверкнула на неё глазами Синтия. – Альберт ждёт тебя там. У него были неприятности, и я отвезла его в дом, который мы оба считает нашим. Так ты идёшь или нет?
Катрин не верила ей. Она не собиралась идти за Синтией. Она ненавидела госпожу Элленджай всем изболевшимся сердцем, не соглашалась в душе ни с одним сказанным ею словом.
Как же объяснить тот факт, что пошла за ней – покорно, не сопротивляясь?
«Пустоту невозможно заполнить. Рано или поздно растворишься в ней», – звучали в её голове отзвук сказанных слов.
А ощущение, что плотная липкая паутина оплетает всё туже, всё сильнее становилось всё явственнее.
За окном роем искрящихся фонарей летела ночь. А в голове с той же скоростью летели мысли.
Синтия отлично водила машину. Наверное, она и в самом деле ведьма, продавшая душу дьяволу?
Существует легенды о том, что иногда человек переходит тонкую грань сам того не замечая, и оказывается в параллельном мире, где всё иначе.
Может быть Катрин умерла, и не заметила этого? А Ирис, тётя и обманчиво-знакомая реальность только декорации?
В какой миг мир сошёл с ума? Тогда ли, когда она вошла в фамильный склеп Элленджайтов? Когда вслед за Линдой вошла в Кристалл-холл? Может быть, когда петляли в ночи в поисках дороги? Или гораздо раньше, когда она бежала по тонкой тропинке университета перед встречей с Линдой?
А может быть, с ума сошёл вовсе не мир – с ума сошла она?
На стекле отражался её профиль, как в зеркале – единственное светлое пятно в беспроглядности ночи.
«Рано или поздно пустота поглотит тебя».
Как противостоять этому? Возможно ли? Когда тебя несёт стихийный потоком имеет ли смысл предпринимать усилия удерживаясь на плаву? Не безболезненней ли сразу пойти ко дну?
– Не грусти, – насмешливо протянула Синтия. – Всё кончится хорошо.
Катрин не ответила.
Синтия умело маневрировала на тёмной, не освещённой фонарями дороги. Должно быть видела в темноте, как кошка. Совершенно непостижимо, что они ни разу не увязли в каше из жижи и снега, не скользили на тонкой наледи. Будто ночь, как и пространство, подчинялись госпоже Элленджайт так же охотно, как и окружающие её люди.
У Катрин было множество вопросов: зачем тащить её в Кристалл-Холл? Почему было сразу не привезли Альберта домой?
Но слова будто приклеились, приморозили к губам. Наверное, Синтия и впрямь ведьма? Иначе как объяснить всё происходящее? Её безропотную покорность, проистекающую из безнадёжности и неверия в собственные силы.
Странные мысли роились в голове Катрин, пока они петляли в заброшенном парке, окольцевавшем Хрустальный дом.
Если Синтия и Альберт и вправду посланники тёмных сил, должна ли она бороться с ними? Или лучше сдаться и покорно плыть по течению? Если Катрин тоже потомок Люцифера (нет, она, конечно же, не верила в этом бред, но…) то – проклята ли она?
В городе снег осел, был серым и грязным. Но за городом небольшой морозец позволял ему искриться. Всё вокруг было белым – снег, дом, окружающие Кристалл-Холл колонны и ротонды.
Синтия подъехала почти к самой лестнице, опускающейся с верхних террас как два крыла.
– Осторожней. Тут скользко. На ступенях лёд, – предупредила Синтия.
Катрин ожидала, что в доме будет темно и холодно, но радиаторы сделали своё дело – живительное тепло обняло их сразу, стоило только перешагнуть порог.
Как всегда, большие открытые пространства подавляли Катрин. И даже обилие света, сверкающего в каждой зале, не могли развеять тягостного впечатления.
Им навстречу вышел Альберт. При виде Катрин лицо его приняло удивлённое, не слишком довольное выражение.
– Что ты здесь делаешь?
Голос прозвучал далеко от ободряющих дружелюбных интонаций.
– Плохо представляю. Но на моём приезде настаивала твоя драгоценная сестрица. Она бывает настойчива. Ей сложно отказать.
Синтия рассмеялась.
– Верное наблюдения. Ладно, не дуйся, братец. А то одна из нас подумает, что ты ей не рад.
– Зачем ты притащила сюда Катрин? – повысил голос Альберт.
– Затем, глупый, что мы теперь одна семья. А что может быть естественней для семьи, чем держаться вместе? Теперь, когда Катрин видит и тебя, и меня, ей не придётся в своём воображении дорисовывать пикантные сцены. Она точно знает, что происходит. К тому же, нам следует обсудить кое-какие дела.
– Похоже, ты всё решила за всех и сопротивление бесполезно. Нам остаётся принять неизбежное.
– Тогда предлагаю присесть. Общаться стоя не очень комфортно.
Катрин хотелось уйти из круглого зала со сверкающими, похожими на колбы льда в царстве Снежной Королевы, залы. Всё в нём было ирреальным, неестественным, словно ты находишься не на земле, а где-то в другом измерении. Может быть, когда дом полон людей, это интересно и завораживающе, но в такой пустоте ей было жутко.
– А что ты делаешь здесь? – шёпотом обратилась она к Альберту. – Ты не говорил, что поедешь к сестре.
– Я к ней и собирался. Откровенно говоря, госпожа Элленджайт воспользовалась ситуацией и тем, что я был не в состоянии оказывать сопротивление чтобы притащить меня суда.
– Это правда, – подтвердила Синтия. – Альберт впал в своё любимое коматозное состояние спящей красавицы. Так что тебе не в чем его упрекнуть, – она выдержала паузу и добавила с многозначительной улыбкой. – Пока. Ну, садитесь, голубки. Нам следует кое-что обсудить. Ведь как ни крути, братец, а спор Рэю ты продул.
– Что ещё за спор? – Катрин встревоженно переводила взгляд с Альберта на Синтию.
Альберт нервно дёрнул головой:
– Я тебе позже всё расскажу. А что касаемо моего проигрыша – я в нём не уверен. Как и в выигрыше. Мне кажется, мы сыграли вничью.
– Так или иначе, если хочешь жить в Эллиндже спокойно, не лезь к Рэю.
– С радостью. При условии, что он не будет трогать моих людей. Справедливости ради признай – не я это начал.
Синтия кивнула:
– Я решу проблемы с Рэем.
– Рад, что у тебя есть на него узда, – процедил сквозь зубы Альберт. – Если она, конечно, действительно есть. Уверена, что сумеешь справиться с этой проблемой.
– Уверена, братец. Я заставлю его уехать отсюда. На какое-то время, но – заставлю.
– Каким же образом? – поинтересовался Альберт.
– Это мои проблемы – каким. Я сделаю больше того – я сама уеду из Эллинджа.
Катрин явно заинтересовалась предложением Синтии.
– Как только вы сыграете свадьбу, я соберу вещички и уберусь отсюда, подарив город вам. Считайте этот жест доброй воли моим свадебным подарком. К тому же никто не станет отрицать – чем дальше я уберусь отсюда, тем крепче будет ваш союз.
Катрин внимательно наблюдала за Альбертом, стараясь делать это не слишком открыто.
Лицо его выглядело сумрачным и, одновременно, задумчивым. Что-либо ещё прочесть в нём Катрин так и не удалось.
– И что за это ты хочешь получить, Синти? – спросил Альберт.
– Думаешь, у меня есть непременно условие?
– Конечно. А как иначе. Ты не склонна к бескорыстным поступкам.
– Увы. Но ведь это несправедливо? Я столько лет старалась, а все лавры достаются другой.
Альберт промолчал, буравя Синтию взглядом.
– Ну, раз ты так решил, пусть так и будет. Не стану спорить и мешать вашему счастью. Но ты прав, условия у меня всё-таки есть.
– Так и знал. Какое?
– Ты поможешь мне вернуть Ральфа.

...

Nimeria: 23.08.17 14:39

Екатерина, большое спасибо за продолжение!

...

Ани: 23.08.17 15:47

Екатерина,спасибо за продолжение!

...

Оленева Екатерина: 01.09.17 14:49

 » Глава 24.Линда. Серая стрела.

После случившегося Линда не находила себе места. Она надеялась, что пережитое отпустит, поблекнет, но ей лишь становилось хуже день ото дня. Она не могла смириться с тем, что узнала о гибели родителей. Ещё меньше – с тем унижением через насилие, которое пришлось пройти по вине Кинга.
Злость не было возможности выплеснуть. Спрессованная, концентрированная, она разъедала душу изнутри, словно кислота.
Всё вокруг раздражало. Бесил Альберт, работа, жених. Бесила даже любимая младшая сестра, потому что была не в курсе случившегося и, ни о чём не подозревая, в самом весёлом настроении продолжала наслаждаться жизнью.
Линда изо всех сил пыталась справиться с собой, но у неё не получилось.
Как утопающий, она старалась выплыть, но силы были на исходе и отчаяние вот-вот, точно вода, грозило поглотить с головой.
Линда не могла забыть о случившимся. Не могла смириться с тем, что убийца её родителей, тот, кто в добавок унизил и растоптал её, остаётся безнаказанным. Живёт, здравствует и процветает.
Так впервые родилась мысль о мести. Линда готова была на всё, что угодно, лишь бы отомстить за случившиеся. Мыль о возмездии не оставляла её ни днём, ни ночью.
Наверное, иногда, когда мы думаем слишком громко, на изнанке мира кто-то невидимый, исполняющий желания, способен нас слышать.
По крайней мере, Линду услышали.
В ответ на её молитвы из прошлого возникло ещё одно лицо – Сирена Сангрэ.
Она пришла сама, как и полагается посланцам потусторонних сил, на закате. Похожая на нечто безжизненное и яркое: тёмные классический костюм- тройка, темные волосы до плеч, ярко-красная помада и бледная, как дорогой фарфор кожа. Южная, испанская кровь выдавала себя несмотря на общее впечатление сдержанности, сквозившей в каждой чёрточке внешнего облика, в каждом шовчике с виду простой, но явно дорогой одежды.
Женщина вошла не представляясь. Спокойно пересекла расстояние, разделяющее дверь от рабочего стола, за которым сидела Линда и, не спрашивая разрешения, ни говоря ни слова опустилась на стул, предназначенный для клиентов. Со спокойствием и уверенностью, словно встречаться вот так было для них обычным делом, она непринуждённо поздоровалась:
– Добрый вечер, Линда. Я – Сирена Сангрэ. В прошлом когда-то я хорошо знала твою семью.
– Я помню, – холодно кивнула Линда.
Скрестив руки на груди, она пристально, с головы до ног, окинула незвано-нежданную визитёршу взглядом.
– Когда-то мой отец работа на вашего, и я долгие годы считала его виновником своего сиротства.
Синера удовлетворённо кивнула, явно довольная тем, что долго представляться не придётся.
– Значит, ты уже в курсе того, кто на самом деле…
– Да, – перебила её Линда. – Я знаю, что это сделал Кинг.
– Тем лучше, – несколько раздражённая столь нелюбезным приёмом проговорила Сирена, откидываясь на спинку стула и небрежным движением забрасывая ногу на ногу.
Жест, обычно привлекающий мужчин, но бесполезный в женском приватной беседе.
– Я надеюсь, ты в курсе, скольким мне обязана?
– Нет. Но могу догадаться. По всей видимости вы намекаете на то, что именно вашей протекции я обязана тем, что теперь имею – работу, дом и всё остальное. Вы ждёте от меня благодарности? Что сказать? Спасибо.
– Спасибо? – как кошка фыркнула Сирена. – Это слишком просто. Я хотела бы получить нечто более весомое.
– Что же?
– Думаю то же самое, что и ты – голову Рэя Кинга.
Линда замолчала, выжидающе глядя на гостью. Та прятала глаза за зеркальными очками. Видимо, было что прятать. Но доверия к ней это не внушала.
– Вы хотите голову Рэя Кинга. Чудесно! – наконец разжала губы Линда. – В этом городе он весьма желанная персона, не по одной, так по другой причине. Я хочу его смерти, его сестра-жена жаждет его гибели, вы желаете ему того же. Но что с того? Ему вся наша ненависть с гуся вода. А вот то, что становиться ему поперёк дороги опасно я успела усвоить.
– Вы боитесь?
– Да, если хотите. Я ненавижу его меньше, чем хочу жить.
Сирена наконец сняла очки. Без них она выглядела моложе, но и надменнее – тоже.
Теперь во взгляде высокомерной испанки читался неподдельный интерес.
– Ты умнее, чем я думала. Но это к лучшему.
– К лучшему для кого? – с сарказмом поинтересовалась Линда, по-прежнему держа руки скрещенными на груди.
Она не видела повода проявлять к собеседнице больше уважения, чем та готова была выказать ей.
– С умными людьми всегда приятней иметь дело.
– Рэй Кинг далеко не дурак, но вряд ли кому-то приятно с ним общаться. Хотя не берусь судить. Наше общение с ним было весьма… специфичным. Но какая кошка пробежала между тобой и ним? Вы же вроде были с ним заодно?
Сирена слегка сощурила большие и выразительные глаза.
– Кошек было много. Заодно с Кингом мы были очень давно. Я его самый непримиримый враг.
– Женская ревность? – дёрнула бровью Линда.
– Рэй Кинг заставил меня страдать, вывернув мою душу наизнанку. Он отнял у меня веру, надежду и любовь – всё то, на чём держится человеческая душа в этом грешном мире. Я, в отличие от тебя, ничего не боюсь. Я готова пойти хоть в самый Ад, лишь бы уволочить его за собой. Я преследовала его столько лет словно гончая. И моя добыча уже близка. Хочешь разделить со мной смерть Рэя Кинга, Линда Филт?
Линда прикусила губу, пытаясь удержать готовые сорваться с языка язвительные замечания.
– Я верю, что у вас есть причины ненавидеть Кинга, Сирена. У вас наверняка есть информация, по какой причине я его тоже, мягко говоря, недолюбливаю. Мы сэкономим время друг друга, если будем друг с другом откровенны. Согласны со мной?
– Вполне.
– Итак – что вы хотите, чтобы я сделала?
Сирена несколько коротких, но кажущихся бесконечными секунд, буквально сверлила Линду взглядом.
– Я хочу его отравить.
Линда вопросительно приподняла брови:
– Разве я не упоминала, что я не стану рисковать жизнью?
– А кто говорил, что это сделаешь ты? Нет! Я сделаю всё сама. Ты будет просто стоять рядом.
Линда нахмурилась. Она перестала что-либо понимать.
– Всё, что потребуется от тебя – спровоцировать его. Выманить зверя из логова и привести его ко мне.
– Как я это сделаю?
– Узнаешь, когда придёт время.
Линда вопросительно глядела на Сирену, размышляя про себя о том, что безумие заразительно. Иначе как объяснить всё, что происходит в последние дни.
– Я ни играю вслепую. Не вступаю в игру, в которой не понимаю правил.
– Что ты хочешь понять? – вскинула подбородок Сирена.
– Каким образом вы намерены отравить такую живучую тварь, как Кинг?
– Вижу, ты уже уверовала в его бессмертие? Но на самом деле бессмертных нет. Любой удар можно контратаковать, на любой вопрос есть ответ. И если жизнь однажды началась, найдётся способ её отнять.
– И ты нашла его? Этот способ?
– Не я. Синтия Элленджайт.
Линда недоверчиво уставилась на собеседницу.
– Синтия Элленджайт хочет смерти Рэя Кинга?
– Видимо, он слишком много знает, и она не против его слить. Вчера он был тем орудием, с помощью которого она уничтожала других. Я стану тем кинжалом, что вырежет его из этой реальности с корнем.
– Ты доверяешь этой лернейской гидре? – с сомнением протянула Линда.
– Да. Когда доходит до способов устранения кого-то неугодных равных госпоже из Хрустального Дома нет. Она знает своё дело. Так ты со мной или нет?
Линда закусила губу:
– Зачем я тебе?
– Я считаю это справедливым. Твой отец любит Рэя, как брата. А тот убил его. Я хочу, чтобы перед смертью он видел твоё лицо.
– Ты не думаешь, что это глупо?
– Нет. Я знаю его. И знаю, куда бить. Я не промахнусь. На этот раз ни за что не промахнусь. Так ты со мной?
Линда хотела сказать «нет», но губы словно заворожённые уже успели вымолвить «да». Словно кто-то заранее продумал эту реплику и вложил в её уста.
Сирена улыбнулась довольно. Решение Линды не стало для неё неожиданностью.
– Хорошо. Раз ты в деле, тебе придётся кое-что сделать для меня.
– Почему я не удивлена? – с горечью проговорила Линда.
– Потому что это логично. За всё нужно платить. Не бойся, я не потребую от тебя много.
Сирена, щёлкнув клатчем, зажала в тонких пальцах узкую серебристую, как змейка, флэшку.
– Согласись, расправиться со зверем лучше на своей территории? – с усмешкой проговорила Сирена. – Здесь вирус. Достаточно лишь одного контакта, чтобы вся налаженная система полетела к чёрту. Всё, что тебе нужно – нанести визит Ливиану.
– Ливиану?! Нет!
– Да. Линда! Ради цели всегда приходится чем-то жертвовать. Всё, что тебе требует всего лишь вставить флэшку в ноутбук Ливиана. Пароль – Король и Ангел. И дело будет сделано.
– Тебе легко говорить! Не тебя могут застукать и прикончить на месте.
– Ливиан тебя не тронет при любом раскладе. Не бойся. А когда весть дойдёт до Кинга, мы уже будем вместе.
– Почему я должна тебе верить? Где гарантия того, что ты не кинешь меня в решающий момент? Я едва тебя знаю.
– У меня приказ от Синтии – ты должна жить. Это для тебя достаточная гарантия? Как только выполнишь задание, позвонишь по этому телефону. В нём забит один единственный номер. Тебя сразу же заберут и спрячут. Так что ничего не бойся.
– А Мередит?..
– Мередит вне игры. Её никто не тронет. Но на всякий случай её будут охранять, не переживай.
Сирена вышла, стуча острыми каблуками по кафельному полу.
Линда в задумчивости вертела в пальцах флэшку.
Час назад она думала, что, получив возможность отомстить, получит надежду на покой для смятённой души.
Но то, что она чувствовала сейчас меньше всего походило на покой. Сомнения, смятение, страх и что-то тёмное, как прогоревший пепел.
Оступиться было бы правильно. Гораздо правильнее, чем наступая себе на горло искать встречи с Ливианом, при одной мысли о котором Линду начинало мутить от отвращения. Ни факт, что к нему, а не к себе.
Отступиться было бы правильнее, чем мстить.
Но Линда знала, что не отступит. Смерть родителей, боль от их утраты, как и самодовольное наглое красивое лицо Рэя не позволят отступить.
Рэй Кинг должен умереть. Потому что так правильнее.
Линда чувствовала себя так, будто ею двигала невидимая, но неумолимая рука – рука, которой невозможно сопротивляться.
Ещё не веря до конца в то, что сделает это, она уже обдумывала встречу с Ливианом… как его там: Сатфилдом? Бредли? Кингом?
Так много имён, интересно, каждому из них есть соответствующая маска? Хотя, впрочем, нет, не интересно. Ни сколько. Но встретиться с Ливианом придётся. Иначе до его ноутбука, имеющегося таинственную связь с ноутбуком Рэя, никак не добраться.
Даже думать о возможности подобной встречи было неприятно. Если бы это зависело от воли Линды, она никогда в жизни не желала бы видеть перед собой лица кого-либо из Кингов, будь они прокляты во веки веков.
Флэшка успела согреться в пальцах. Но это тепло отчего-то было неприятнее былой прохлады.
«Просто сделай то, что должна», – сказала она себе. – «Не думай и не рассуждай. Действуй».
Когда читаешь романы, всегда кажется, что люди, действующий в описываемых ситуациях, обладают какими-то особенными способностями – храбростью, умом, выдержкой. Вот так оно и случается. Пока взгляд старается выцепить из толпы нечто яркое, несущую угрозу, обычные люди, средних размеров, обычной внешности, не герои и не злодей, просто выполняют свою работу. Никаких особенных талантов – обыкновенное трудолюбие, упорство, ответственность. Как муравьи, вращают этот мир, заставляя его вращаться в жёстко заданном кем-то ритме.
Линда не чувствовала себя ни злодеем, ни героем. Просто серая единица, идущая по серому кафелю.
У стрелы, спущенной с тетивы, нет выбора. Так и летит она, разрезая пространство, пока не достигнет назначенного кем-то другим предела. Ни плохая, ни хорошая. Серая.
В этом мире всегда есть тот, кто владеет и тот, кем владеют. Линда понимала, что она во второй команде. Марионетка в чужих руках. Разница между ней и пляшущей в чужих руках куклой ничтожна мала. Она лишь в том, что Линда хотела того же, что и её кукловоды.
Да сгинет Рэй Кинг.
Зло должно быть наказано. Убийца, насильник, развратник, наркодилер и сутенер в одном флаконе. Душа, достойная Ада да сгинет в Аду.
У Линды не было никакого плана, когда она села за руль.
Он не появился и когда она завела мотор, не до конца осознавая, что делает и зачем, действуя, словно заведённая кукла. Машина, как всегда, мягко качнувшись, сдвинулась с места.
Сердце билось ровно. Линде даже не было страшно. Но тяжесть с каждой милей ощущалось всё сильнее, будто само пространство наливалось свинцом вместе с надвигающейся на город тучей.
Вычислить адрес Ливиана с теми техническими средствами, которыми Линда теперь располагала, было не проблема. Найти улицу, на которой он жил ещё проще. Но что делать дальше? У Линды не было даже мало–мальски приблизительного плана. «Быстро, на счёт три», – единственное, что приходило в голову.
Но в этой совершенно спонтанной операции был и плюс. Поскольку плана у неё не было, мотива, с точки зрения Ливиана, тоже быть не могло, то и просчитать ему её не представлялось возможным.
Да и кроме того, мужчины часто винят женщин в отсутствие логике. Вот на это и спишем.
Линда заглушила мотор и сделала глубокий вздох. Состояние её очень напоминало то, когда собираешься первый раз окунуться в ледяную воду. Описывать словами замаешься, зато знакомо всем.
Если бы потом Линду попросили описать двор, дома, людей, у неё вряд ли бы это получилось. Действительно превратилась в какую-то сюрреалистическую, не слишком интересную декорацию, в детали которой не было ни времени, ни желания вглядываться.
Сознание вернулось лишь к тому моменту, как Ливиан открыл дверь, и они оба с явным изумлением уставились друг на друга.
Молодой человек выглядел взъерошенным, словно со сна. Почему-то непривычно было видеть в длинном свободном халате, не распахивающимся лишь благодаря поясу, едва стянутом на бёдрах. Хотя, будь он в трениках, было бы ещё непривычнее.
– Ты?.. – удивлённо протянул молодой человек.
А Линда с трудом удержалась, чтобы не развернуться и не удрать, как побитая собачонка. Все страхи, пережитые ею недавно, вернулись вновь и отчего-то казались даже страшнее, чем в тот момент, когда всё происходили.
Тёмное резкое лицо с пронзительными серыми глазами запечаталось в памяти словно кадр на фотоплёнке.
Линда опасалась, что Ливиан слышит, как колотится в волнении её сердце, испуганно и зло. Сердце ведь не дыхание, его не затаишь.
– Будешь держать меня на пороге? – прохладно поинтересовалась Линда.
Ливиан посторонился:
– Входи.
Печатая шаг, скрывая за показной надменной самоуверенностью страх и растерянность, Линда вошла в квартиру.
– Гостей не ждал, так что извини, – пожал плечами Ливиан, перехватив брезгливый взгляд незваной гостьи, скользнувший по серым потёртым обоям, залежам бутылок под столом, пепельнице, полной засыпанных пеплом, окурков, развороченной постели с не первой свежестью простынями.
– Что тут сказать? Скучноват пейзажик, – поделилась наблюдением Линда, стараясь скрыть охватившее её облегчение и радость – искомый ноутбук стоял прямо на столе. И (о, удача!) был включен.
Сирена ничего не говорила ни о каких программах. Её инструкции были простыми и чёткими – просто заразить вредоносной программой ноутбук Ливиана. Если что-то не сработает, это уже будет не её вина.
– Сказать, что я удивлён твоим визитом – ничего не сказать. Что тебе нужно, Линда? – голос Ливиана был столь же сдержан и прохладен, как и голос Линды.
Линда словно со стороны, не без удивления услышала собственный голос, произносящий странные реплики, как актриса в театре.
– Я хочу, чтобы ты оставил мою сестру в покое.
Удивление на лице Ливиана не стало для Линды откровением. Именно так и должен выглядеть ошарашенный человек, когда на него, словно ведро с водой, выливают совершенный бред.
– Я – сделал что?
– Не смей даже приближаться к Мередит! Я этого не потерплю!
На самом деле Линда говорила первое, что придёт в голову. Ну не могла же она просто стоять и моргать? Внезапность возмущения, как и повод, по которому оно случилось, не могли не ошарашивать.
Ливин, к тому же, был не совсем трезв (Линда пришла к выводу, что совсем трезвыми Кинги никогда не бывают). Ему явно с трудом удавалось соображать. Особенно – по притянутому за уши обвинению.
– Я, откровенно говоря, не понимаю, о чём ты?
– Будешь утверждать, что не приставал к моей сестре?!
– Что за ерунду ты сейчас несёшь?
Линда прекрасно знала, что несёт чушь. Но отступать не собиралась. Ей просто нельзя было этого делать!
– Я даже не буду говорить о том, что у тебя нет совести – ты и так прекрасно знаешь это. Оставь в покое мою сестру и найди себе другое развлечение. У тебя нет прав играть её чувствами.
– Не знаю, что она тебе наговорила, но, уверяю тебя, кроме пары ничего не значащих поцелуев, у нас ничего с ней не было и быть не могло.
Линда замерла, глядя на Ливиана дикими глазами. Она думала устроить сюрприз ему?..
– Что ты сейчас сказал?.. – выдохнула она.
Линда всегда была сдержанной. Она была просто воплощенная сдержанность. Но в этот момент её накрыло такой волной ярости, на какую она просто не считала себя способной. Нет, до бабского визга она не опустилась – бросилась на Ливиана молча. Правда, совершенно по-бабски. В бокс она не ходила, чёрного пояса по каратэ не имела – по-иному попросту не умела. Если бы её спросили, она бы затруднилась с ответом, что пыталась сделать – выцарапать глаза, удушить, просто навешать тумаков.
Но порыв её, дикий и неукротимый, разбился в одно мгновение, как взметнувшаяся волна о волнорез.
Блокировав удар, Ливиан впечатал её в стену, сжимая рукой горло, а второй замахнувшись для удара.
Он ударил. Коротко, резко и быстро, как кобра. Слава богу, не по лицу, я рядом, в стену, оставляя на обоях вмятину и неприятный, ржаво-алый след от сбитых в кровь фаланг пальцев.
Из глубины глаз на Линду глянуло дикое, разъярённое, готовое вот-вот вырваться из преисподней, чудовище. Но тут же ушло, будто кто-то из бездны резко натянув поводок, вновь посадил его на место.
– Ты! Чёртово отродье! Хочешь поиметь нас обеих?
– А кто бы отказался? – зло засмеялся Ливиан. – Уймись, дура. Мне нравится твоя сестра. Хорошая девочка. Она нравится мне настолько, что я ввязался в папочкину авантюру, умыкнув тебя у его парней. И судя по всему, зря. Если бы просто стоял в стороне, у тебя не было бы повода меня ненавидеть. Так?
– Я скорее трупом лягу, чем дам тебе приблизиться к моей сестре!
– Ну, твой труп – это вовсе не проблема. Ты – вообще не проблема. Просто мы в разной весовой категории. На твоё счастье, я предпочитаю не марать руки и всякую мелочь, копошащуюся под ногами. Но будешь копошиться слишком сильно, раздражая, раздавим, не моргнув глазом.
Рука Ливиана чуть ощутимей сжалась шее Линды. Не причиняя боли или серьёзного неудобства. Его лицо было так близко, что её мутило от ненависти. Если бы только можно было до него дотянуться! Если бы только можно было унизить так же, как унижают её!
– Мой отец достаточно ярко продемонстрировал на что мы способны, обозначив намечающиеся для тебя перспективы. Не могу понять, почему ты предпочла это проигнорировать.
– Потому что трудно проигнорировать способ, которым это было сделано. Трудно просто перелистнуть страницу, на которой он разбил мою жизнь, когда убил моих родителей. А ведь мой отец был его другом, работал на него, доверял ему! А Кинг просто смахнул его из этой жизни – и забыл об этом, как о чём-то незначительном! Расскажи, какого это быть вами? Такими надменными, самоуверенными, неуязвимыми ублюдками? Какого это – ни во что не ставить ни свою, ни чужую жизнь? После того, что сделал, как ты спокойно смотришь мне в глаза? Да ещё смеешь говорить о моей сестре?
Ливиан усмехнулся. Уголки губ язвительно изогнулись:
– Вообще-то, ты кое-что путаешь. Я не смел говорить о твоей сестре – это ты заговорила о Мередит. И что помешает мне честно смотреть в глаза тебе? С моей точки зрения я спас тебе жизнь.
– Ты ещё скажи, что рисковал жизнь и честью!
– Нет. Но мои нервы и спокойствия для меня тоже немало значат. А ты разрушаешь и то, и другое. Вот какого чёрта, очень хотелось бы мне знать?
– Я тебя ненавижу!
– Да сколько угодно. Но не могла бы ты этим развлекаться где-нибудь в другом месте? Тем более, что это, кажется, тебе не особенно-то и нравится?
Ничего другого Линда так сильно и не хотела. Прочь отсюда – как можно дальше, без оглядки.
Но сначала нужно сделать то, из-за чего она всё это затеяла.
– Ты прав. Мне здесь не нравится. Мне не нравишься ты и вся твой сумасшедшая семья. Я даже не знаю, зачем пришла сюда? У меня нет на это видимой причины. Но с того самого дня, когда всё случилось, я словно больна и нигде не нахожу себе места. Мне кажется, что грязь всюду, везде – снаружи и внутри. Откровенно говоря, разговор о Мередит был уловкой.
Неприятная ухмылка сошла с лица Ливиана. Он слушал внимательно. Можно было даже подумать – сочувственно.
«Вот так он и начинается, – гневно подумала Линда (причём на этот раз гневалась она скорее всего на себя) – Стокгольмский синдром. Начинаешь с того, что проникаешься чем-то вроде жалости к своему мучителю, пытаешься понять его скрытые мотивы. Ну уж нет!», – пообещала она себя. – «Со мной этого не случится. Я себе этого не позволю».
– Твоё признание стало очередным ударом. Значит, Мередит влюблена в тебя?
– Об этом не у меня нужно спрашивать. Я могу отвечать только за свои чувства.
– И каковы же они? Твои чувства?
– Послушай, Линда, нет никаких чувств. Вы просто девочки из прошлого. Ни одна из вас меня по-настоящему не интересует.
– Тогда почему ты так часто об этом говоришь? – гневно обернулась к нему Линда.
– Чёрт! Да потому что ты меня об этом спрашиваешь. Чего ты от меня хочешь? Какого чёрта припёрлась и действуешь мне на нервы, испытывая моё и без того далекое от модной толерантности, терпение?
– Я хочу, чтобы ты раскаялся в том, что сделал.
– Я раскаиваюсь, что не дал другим тебя изнасиловать. Раскаиваюсь в том, что довёл тебя до оргазма, похоже, первого в твой серой, скучной, как средне-статический офис, жизни. Раскаиваюсь и приношу извинения. Довольна? А теперь не могла бы ты убраться вон? Мне с тобой неинтересно. И повторять уже пройдённое я отнюдь не планирую.
Что оставалось делать? Уйти ни с чем Линда себе позволить не могла. Поэтому пришлось сделать то, что обычно делать она не любила – притворилась, что ей дурно.
Расчёт оказался верным, Ливиан был вынужден не бросить даму в беде. Со скучающим выражением на лице, за которым едва таилась плохо сдерживаемая ярость, он помог ей опуститься в кресло, ослабил ворот и поплёлся на кухню за стаканом воды.
Линда не медлила не секунды. Мгновенно вставила флэшку в USB-портал. Экран вспыхнул неоновым светом. Хвала небесам, никаких паролей система не затребовала. Лишь продемонстрировала Линде какую-то трэшовую эротическую картину во весь экран. Сильно нервничая и не желая быть застигнутой на месте преступления, Линда выдернула флэшку из ноута и чтобы не обращать внимание на то, что он в активной фазе, просто опустила крышку.
Дожидаться появления Ливиана она не стала. Решительно направилась к входной двери.
– Тебе уже лучше?
– Да. Неожиданно полегчало. От всего сердца надеюсь больше никогда в жизни не видеть твоей пакостной смазливой физиономии.
Линда не верила, что всё могло вот так просто закончиться. Слишком легко. Так не бывает.
Откровенно говоря, только когда она завершила взятую на себя миссию и поняла, что дороги назад больше нет – вот тогда ей и стало по-настоящему страшно.
Она пыталась не слишком вразумительно утешить себя тем, что очень может статься, ничего и не получиться. Никакой вирусной атакой банковскую систему заразить невозможно. Но проблема была в том, что Серена Сангрэ выглядела убедительно, когда говорила о готовящемся саботаже. Вряд ли она ошибалась, давая столь чёткую инструкцию.
Линда, словно проснувшись от непонятного полусна, в котором пребывала с момента встречи со знойной испанкой, отчётливо и ясно поняла, что практически только что совершила самоубийство. Что на неё нашло?!
Она судорожно пыталась придумать, что делать дальше? Попытаться сбежать? Вообще-то практически бесполезное мероприятие. Кинг отыщет её в любом уголке страны, не исключено, что даже бегство за границу спасительным быть не сможет. Если бы у неё, конечно, была возможность уехать за границу, но у Линды её не было. Ни визы, ни достаточно наличных средств, чтобы обосноваться в незнакомом месте.
Что же она натворила?!
Единственная надежда оставалась на Альберта. И это самое тошное. Искать поддержки у человека, который неприятен тебе до глубины души.
«Может быть меня ещё и не вычислят? – пытался защититься от суровой действительности её внутренний ребёнок. – Может быть, никто не свяжет то, что случилось в одном конце сети с твоим визитом к Ливиану?».
Но Линда и сама в это не верила. Если до того, как вирус парализует все деньги на счетах Кинга, Ливиан свяжет два и два – её внезапный приход и случившиеся последствия, а дальше предсказать ход мыслей Кингов очень легко. Дураками они не были, а тут даже для глупца всё прозрачно.
Куда сложнее предсказать их действия.
Сердце то замирало, то колотилось. Линде приходилось прикладывать усилия, чтобы следить за дорогой. Нервы её были на пределе.
Словно потерявшая со страху голову лисица, она стремилась скрыться в своей норе, чтобы зализать раны. Но именно там, где она надеялась обрести безопасность, Линду и ждал неприятный сюрприз.
Бросив ключи в прозрачную вазочку, специально стоящую на зеркальной полке для этой цели, Линда не успела сделать и несколько шагов, как замерла, заметив высокую мужскую фигуру, расположившуюся в кресле напротив входной двери.
Рэй Кинг явно дожидался её.
Визит его был неожиданным. Линда даже испугаться не успела. Разум не поспевал за сердцем, чтобы сформулировать словами опасность, которую она чувствовала.
– Привет, красавица. Я понимаю, что мне не рады. Но, похоже, мой визит случился раньше, чем ты думала?
– Я вообще не думала, что ты станешь наносить мне визиты, – даже овца, загнанная в угол, начинает обороняться.
Страха по-прежнему не было. Какая-то странная пустота в душе. Наверное, это зовётся отчаянием? Хотя нет, не похоже. И на смирение не тянет. Линда понимала, что ничего не сможет противопоставить Рэй Кингу, защититься ей нечем. Самое главное, чтобы вся эта история никак не отразилась на Мередит. О большем она бога не просит.
Хотя в такие моменты как этот начинаешь сильно сомневаться, что в этом мире кто-то действительно противостоит злу? Разум неумолимо вопрошал о том, существует ли он вообще – бог?
– Ты, похоже, не удивлена тем, что я пришёл? – Рэй выглядел спокойным, скорее грустным, чем торжествующим.
Надежды выражение его лица не внушало.
– Скажи, о чём ты думала, Линда?
– Ни о чём. Правда, приходилось прилагать усилия.
– Первое правило волшебника – человек глуп. Правило действует во всех мирах. Ты поставила на карту собственную жизнь, сознательно позволив разменять себя, словно проходную пешку. Чего ради? Ах, да! Позволь догадаться самому. Ты, наверное, меня ненавидишь? Ну что ж? Возможно, какое-то время несколько тысяч или даже миллионов долларов будет для меня недоступно. Пока мои хакеры не сумеют все исправить. Но даже если нет – я сумею заработать деньги снова. А вот тебе оторванную голову уже никто назад не представит. Неравноценный обмен, не находишь? Просто любопытство ради, ответь – о чём ты думала?
– Надеялась, что Серена Сангрэ или Альберт Элленджайт сумеют меня защитить до того, как ты нанесёшь ответный удар, – со спокойствием приговорённого к смерти сказала Линда.
Пересекая комнату, она сократила расстояние между собой и ненавистным врагом, опускаясь в кресло напротив него.
Взгляд Кинга был удивительно ясным.
Глядя ему в глаза легко было поверить в разумность этого человека. Но это обманчивое чувств, будто ведёшь диалог с человеком. Разумного и человеческого в Рэе Кинге было не больше, чем в упыре.
– По крайней мере честно, – кивнул он с улыбкой.
«Вот и всё, – пронеслось в голове Линды. – Сейчас он меня прикончит. Господи! Пусть это будет быстро и безболезненно».
Надежды на это было мало. Линда уже успела понять, что этот человек до последнего играет со своими жертвами, как кошка с мышью, пока не заиграет до смерти.
Так, наверное, выглядят высшие демоны. Те, которые начинали своё существование ангелами – спокойными, отрешёнными, беспощадными и равнодушными к человеческим страданиям.
Изо всех сил сжимая подлокотники кресла пальцами, Линда не сводила взгляд со своего палача и мучителя.
– Ты не задаёшься вопросом, почему я пришёл к тебе ещё до того, как пущенная тобой программка начала циркулировать в нужном направлении?
– Откровенно говоря, это не так уж и важно. Сейчас меня интересуют другие вопросы.
Рэй скользнул по ней взглядом.
– Не в моих правилах спускать врагам ошибки. Но ты настолько жалкая и ничтожная, что, честно говоря, даже жаль тратить на тебя мою злобную мстительность. Кстати, ты кое-что позабыла. Серена ведь наверняка просила отзвониться после того, как ты окажешь ей маленькую услугу? Не отрицай. Она всегда так делает. Если ты не против, я сделаю этот звонок за тебя?
– А если против? – гневно свела брови Линда.
– Дай сюда телефон, – протянул руку Рэй.
Судя по тону, возражений он терпеть был не намерен. Сопротивляться опасно, а главное, бесполезно. Да и кроме того, после собственной глупости, на которую Линда пеняла сильнее всего, Серена, безусловно, её подставила. Так что выгораживать испанку у неё не было особого смысла.
Презрительно фыркнул скорее для приличия, Линда бросила телефон.
Рэй ловко перехватил его прямо в воздухе.
– Твоя дальнейшую участь решит та, который ты решила довериться. Узнаем сейчас, опрометчиво или нет? Отправлю ей приглашение явиться к нам на стрелку. Если проигнорирует, прикончу тебя. Если всё-таки приедет… о! Тогда возможны варианты.
Звучало не слишком обнадёживающее. Линде мало верилось, что испанка явится спасать её. Хотя, очень может быть, она появится из каких-либо других побуждений? В любом случае надеяться лучше, чем терять надежду.
– Какие варианты? – тихо спросила Линда.
– Что? – вскинул глаза Рэй, явно не расслышав, что она там бормочет сдавленным голосом.
– Какие варианты возможно, если приедет сеньора Сангрэ?
– Сангрэ? Она давно Фальконе. К чему торопить события. Всё узнаешь в свой черёд.
– Вам это нравится?
– Что именно? – уточнил Кинг скучающим тоном.
– Измываться над людьми, унижать их, заставлять себя бояться?
– Да. Мне это нравится. Тебе стало от этого легче?
– Такая жестокость не рождается на пустом месте. Видимо, вас в своё время достаточно унижали?
– Более чем. Как широко известно, хорошо накормленная собака у добрых хозяев больше лает, чем кусает. А отец нашей милой Серены хотел вырастить для себя отменного волкодава, предпочитая держать впроголодь и на коротком поводке. Правда, заводя себе зверюшку следует заранее подумать о том, что станешь с нею делать, когда она сорвётся с поводка? Ждала бы нашего героя неминуемая жестокая расплата, кабы бы не красавица-дочка… но у любого яда есть противоядие. И время – лучший из них. Ты так внимательно слушаешь? Хотя – что же ещё тебе остаётся в такой ситуации? – усмехнулся Кинг.
– Вы сказали так много и – ничего.
– Заметила, да? – скривил губы в очередной усмешке Кинг. – Всегда так делаю. Зачастую люди не понимают, что попали в пустоту потому что в ней много цветных и ярких вспышек. Вот и создаётся иллюзия наполненности. Пусть что-то мельтешит, сверкает и двигается – большинству этого вполне достаточно, чтобы занять свой мозг… совершеннейшим ничем.
– Вы философ?
– Я?.. – засмеялся Кинг. – А то как же, а то кто же? Люблю почесать языком, в ожидании других, куда более интересных занятий.
– Вы можете прямо сказать, что вы намерены со мной делать? Убьёте в назидание вашей бывшей любовнице?
– А что же ещё может сделать герой в роли злодей, как не убить смелую и прекрасную деву? – фыркнул Рэй, а через секунду спрятал ухмылку, словно кинжал в ножны, и лицо его вновь сделалось похожим на лик тёмного идола. – Я не намерен убивать тебя, серя офисная мышка, успокойся, по крайней мере, на этот счёт. На этот раз никто и пальцем тебя не тронет. Даю слово.
Бог весть почему это прозвучало не слишком обнадёживающе? Словно затаённая угроза, а не утешение.
– Всё мои счёты не с тобой, киска. Раз уж ты заняла позицию шестёрки, малозначительной в игре…
– Вообще-то эта позиция была мне назначена заранее, разве нет? – гневно воскликнула Линда.
Даже в зависимой, незавидной ситуации, в какой она оказалась, Линда не намерена была сносить снисходительного уничижительного тона.
– Что, по-вашему, можно сделать в моей ситуации, чтобы сохранить лицо?
– Не подставлять его под удар, – невозмутимо прилетело в ответ. – Ну, раз уж у нас пошёл разговор по душам, давай будем добры друг к другу? Я к тебе – ты ко мне. Одолжика мне ту маленькую флэшку, что тебе спонсировала моя незабвенная Серена.
– Я и так вам уже телефон одолжила.
– Сказав – «А», добавляй «Б». В смысле, доводи всё начатое до логического конца. К тому же ты понимаешь, что в данной ситуации если я захочу взять флэшку, я её возьму. Избавь нас обоих от неприятных телодвижений.
Возразить было нечего. Он был прав.
Чёрт возьми, он почти всё время был прав в своём беспощадном разнузданном цинизме и это несказанно бесило!
Линда, сжав челюсть, порылась в сумочке и протянула Кингу требуемый предмет:
– Доволен?
В ответ он лишь невразумительно пожал плечами. Жест можно было трактовать как «да», так и как «нет».
Кинг повертел в пальцах поблескивающую серебристой рыбкой плоскую изящную безделушку, выглядевшей совершенно безобидно.
– Тебе не следовало ввязываться в игру, которая тебя не касалась.
– Я не ввязывалась в игры. Я всего лишь хотела помочь уничтожить убийцу моего отца.
– В такой случае, ты всё равно промазала. На деле тебе следовало бы сводить счёты не со мной, а с Синтией Элленджайт. Именно она приказала мне убить моего друга, пригрозив в случае неповиновения уничтожить тех, кого я люблю.
– А вы кого-то любите? – ядовито спросила Линда.
– Увы мне, но моя сестра и наши с ней дети отнюдь не так безразличны мне на самом деле, как я это пытаюсь показать. Синтия поставила меня перед отвратительным выбором – либо я убирая своего друга с её пути, либо она уничтожает Виолу. Между другом и сестрой-любовницей я выбрал первого. Это не делает мне чести, не спорю. Но если уж ты решилась мстить, давай хотя бы проясним, кто на этой шахматной доске есть кто? Я был лишь исполнителем, истинный убийца твоих родителей тот, кому ты служишь.
– Я не служу госпоже Элленджайт!
Но прежде чем фраза эта слетела с губ Линды она поняла, что Рэй Кинг опять, так его растак, прав. Конечно же, именно ей она и служила.
– Даже не стану комментировать то, что ты сейчас сказала. А насчёт моего отношения к твоему отцу – ты всё ещё жива лишь благодаря тому, кто давно мёртв. И уж можешь мне поверить, что Серене, что Синтии твоё благополучие глубоко безразлично. Они обе в любой момент готовы сбросить тебя со счетов. По моему опыту эти милые дамы кого угодно сбросят куда угодно, не моргнув и глазом.
– Мне казалось, что когда-то вы питали чувства к одной из тех, кого сейчас тут поносите.
– Спасибо за «вы». Какая прелесть! Чувствуешь себя то ли престарелым дедушкой, то ли осколком чего-то великого и утончённого. А что касаемо Серены? Не стану отрицать, я любил её. И она до сих пор мне небезразлична, о чём прекрасно знает, потому что своих чувств я обычно не скрываю. Другое дело, что они такие же извращённые, как я сам. Но тут что поделать? Что имеем – то имеем.
Против воли, вопреки обстоятельствам, когда впору бояться и молиться, Линда чувствовала, что ей интересно общаться с Рэем Кингом. Он умел привлекать и удерживать внимание. Против воли начинаешь… нет, не верить, но – прислушиваться к тому, что говорит этот паршивец красивым, хорошо поставленным, глубоким голосом, так и норовящим проникнуть тебе в душу.
– Серена Фальконе была моей первой любовью, если не считать Виолу, конечно. И матерью моего первенца. Сандра и Энджел родились на несколько месяцев позже Ливиана.
– Ливиан сын Серены? – признаться, новость в первый момент ошарашила.
Хотя в следующую же секунду уже казалась вполне логичной. Ну, настолько, насколько в этой истории вообще можно было что-то отнести к логике.
– Старая, как мир, всеми авторами избитая история о порочном мальчике и чистой, принципиальной девочке… эта наша с Сереной история. Её отец растил меня как воплощение порока, заставляя служить себе ровно столько, сколько себя помню. Единственное, чем он мог меня шантажировать, это жизнью Виолы. Этой, одной единственной, удавки оказалось вполне достаточно, чтобы держать меня в узде.
Не знаю, кем он представлял себя по отношению ко мне. Я же с детства знал одно – я был его самой дорогой игрушкой. Его оружием. И его шлюхой. Так что, когда я встретился с Сереной у меня было только одно желание – свести счёты с её отцом. Я хотел причинить боль им обоим. В итоге я её причинил. Но чувства и секс всегда обоюдоострое оружие. Так что глупый мальчишка вместо одного крючка оказался на двух.
Папочка Сангрэ с родной доченькой был совсем не таким, каким его знали мы. Доченька у него была настоящий ангел, непорочный, чистый, но склонный ненавидеть всё то, что жило и развивалось не по её правилам и представлениям.
Конечно, вскрывшаяся правда о моих истинных отношениях с её отцом, о том, что связывало меня и Виолу, ни одну женщину не порадовало бы. Серена же обычную мелочную бабскую месть и разочарование возвела в степень религиозной борьбы Света и Тьмы.
Она, конечно же, на стороне Света, если ты чего не поняла. А я – воплощение порока. Чего отрицать тоже не берусь.
У меня есть причины быть таким, каков я есть хотя, положа руку на сердце, в лучшую сторону меня это, конечно же, не меняет.
А это я всё к чему? К тому, что ты села попой в тот муравейник, где тебе совсем не место. Тут уже есть и первый, и второй, и третий-запасной. А вот тебе тут делать нечего.
В этот момент дверь стремительно распахнулась и, к удивлению Линды, остро щелкая каблучками, вошла Серена. Очень похожая на тот образ, что хранился в памяти много лет – чёрный костюм, чёрные очки, надменно поднятый подбородок.
– Ну, вот и ты? – довольно растянул губы в улыбке Кинг.
– Ты в порядке? – повернула Серена лицо к Линде.
Глаз не было видно за очками. О его направлении можно было только догадываться.
– Он ничего тебе не сделал?
– Пальцем не тронул настолько, что даме, возможно, стало в моём обществе немного скучно. Успокойся и ты. Хотя… можешь не успокаиваться. Я получил твоё персональное приглашение, радость моя, – Рэй вскинул руку с зажатой в пальцах завирусованной флэшкой. – Жду объяснений.
– Каких ещё объяснений?
– О! Какой героический вид и тон. Как я понимаю, ты готова принять мученическую кончину во имя великой и благой цели моего сокрушения… откуда, кстати? Не так уж завидно занимаемое мною место, чтобы приступать к радикальным мерам. Стоит ли мне предположить, что ты просто соскучилась и назначила мне таким экстравагантным образом свидание?
Серена, наконец, сняла очки. Глаза её смотрели с леденящим душу презрением.
– Ты скажешь мне, по какой причине хотела меня увидеть?
– Ты делаешь странные выводы? Каким образом связаны эта флэшка и наше свидание?
– Странные – это одно. Главное, что они правильные. Не так ли?
Серена не ответила. Линда видела, что она напряжена, словно струна – как человек перед решительным, судьбоносным поступком.
– Я собиралась тебя отравить.
Брови Рэя вопросительно изогнулись:
– Отравить?.. Мне казалось, что мы достаточно близко знакомы, чтобы подобные глупости никогда не приходили в твою светлую голову.
– Или, возможно, ты не так уж хорошо осведомлён об изменениях, как тебе кажется? – довольно процедила Серена.
Её поза на фоне светящегося светом окна смотрелась весьма эффектно.
– Всё в жизни течёт и неизменно изменяется. Вчерашние враги становятся союзниками, а друзья – врагами. Да и наука не стоит на месте.
– Так много слов ушло на попытку сообщить, что теперь ты имеешь на руках смертельный для меня токсин? – ехидно сощурился Кинг.
Серена передёрнула плечами.
– И каким же образом ты планировала мне его всучить?
– Это не так сложно, как кажется. У тебя много врагов. В том числе и среди самого близкого окружения.
– Значит, Виола с тобой в сговоре?
– Почему именно Виола, а не Сандра, Ливиан, Энджел или Артур?
– Потому что только Виола может пакостить исподтишка. Моим детям эта её черта не передалась и слава богу.
– Сандра… – начала Серена, но Рэй резким жестом приказал ей замолчать, гневно взглянув.
– Сандра никогда не скрывала, что с радостью закопала бы меня где-нибудь без памятной надписи напоследок. Но моя дочь не из тех, кто пользуется ядом исподтишка. Когда она убивает, она смотрит жертве в глаза, что, безусловно, требует определённого мужества. Ну да не будем об этом.
Признаться, забавно знать, что вы в итоге поладили с Виолой именно там, где начали враждовать; что я не только разобщающее, но и объединяющее ваше начало. И хотя для того, чтобы впрыснуть мне яд, тебе совершенно ни к чему было присутствовать лично, ты всё-таки хотела быть рядом? Могу поинтересоваться – зачем?
Серена молчала, но не отвела глаз под тяжёлым, придавливающим взглядом Рэя.
Линде ужасно хотелось уйти.
Она чувствовала себя третей лишней, понимая, что то, чему довелось быть свидетелем, было глубоко личным, и касалось только этих двоих… ну, может быть не только этих двоих. Факт – её это совершенно точно не касалось. Но уйти не представлялось возможным. Хотя бы потому, что это был её дом и идти было некуда.
– Ты хотела насладиться финалом? – предположил Рэй. – Или убедиться, что всё пройдёт именно так, как ты и запланировала?
– И то, и другое, – невозмутимо ответила Серена.
– Почему ты думаешь, что на этот раз у тебя всё получится?
– Потому что на этот раз яд мне дала Синтия Элленджайт.
Повисла пауза. Судя по её длительности, новость всё-так проняла Кинга. Лицо его сделалось тоньше и злее, губы сошлись в ниточку.
– Вот как? Значит, вы все трое за одно? Говорят, чего хочет женщина, того хочет бог. Он у тебя с собой?
– Яд? – переспросила Серена, словно сомневаясь, о чём идёт речь. – Да. С собой.
– Можно взглянуть?
Линда с трудом сдержала нервный истеричный смех. Какой он любопытный. Всё-то ему дай: телефон, флэшку, яд.
Разум её пытался предсказать исход событий? Что Рэй Кинг предпримет дальше? Уничтожит вещество, гипотетически способное его убить? Заставит их самих выпить эту отраву?
Думалось отчего-то без тени волнения, будто она смотрела телевизор о чьей-то чужой жизни, не имеющей к ней ни малейшего отношения.
Серена с каменным выражением лица вытянула из сумочки флакон, похожий на женский пробник с духами. Ни дать, ни взять – один в один. Если не знаешь, что перед тобой, возможно искушение понюхать. И по объёму не больше пяти миллилитров.
С коротким сухим смешком передала его Кингу.
Тот покрутил в пальцах, потом посмотрел на просвет, словно оценивая цвет и форму.
– Выглядит безобидно, – вынес он вердикт. – Ты уверена, что меня можно свалить этой водичкой даже в неразбавленном виде?
– Уверенной ни в чём быть нельзя. Но попробовать-то можно, – пожала плечами Серена.
– Да, действительно, – по-прежнему щурясь, Кинг рассматривал яд.
Цвет его был как разбавленный опал. Опять-таки, весьма характерный для большинства вида духов.
– Ну что ж? Давай посмотрим, так ли уж непогрешимо мнение леди Элленджайт, как привыкли считать.
Кончиком ногтя поддев бесцветную заглушку, Рэй высвободил от прозрачной пленки тонкое узкое горлышко стеклянной колбочки и, поднеся к губам, осушил одним глотком.
На два там бы жидкости и не хватило.
– Надеюсь, обе леди довольны? – проговорил он с усмешкой ровным монотонным голосом. – На вкус не то, чтобы отвратительно, но определённо не нектар и не амброзия. Посмотрим, на что это похоже в действие?
Линда почувствовала облегчение. Отчего-то казалось, что она заранее предугадала действия Рэя Кинга и знала, чем закончится эта мизансцена с того момента как вошла и застала Рэя у себя дома.
Судя по выражению лица Серены, на неё происшедшее произвело куда большее впечатление.
Какое-то время она молчала, зачарованно глядя на того, кого назначила своим противником.
А когда, наконец, заговорила, в голосе её звенели сталь и слёзы:
– Всё играешь? Когда-нибудь ты доиграешься. Может быть прямо сейчас!
– Отчего бы и нет? Любая игра рано или поздно заканчивается и тот, кому удача улыбается по-настоящему, успевает закончить партию в покер до того, как устанет или заскучает.
– Ты ведь не веришь, что умрёшь, не так ли? Поэтому сидишь тут с невозмутимым видом и играешь роль хозяина жизни? – возмущённо протянула Серена.
– На самом деле – нет, не верю, – согласился с нею Кинг. – Но я и не исключаю такой возможности.
– А ты не допускаешь, что очередной твой опыт может оказаться куда более болезненным, чем ты рассчитываешь?
Неприятное чувство, будто подглядываешь в замочную скважину всё усиливалось. Нервозность Серены передавалась и Линде. Всё больше хотелось выйти из комнаты и в тоже время страшно было сделать хоть шаг. Линду более, чем устраивало то, что увлечённые друг другом Серена и Кинг о ней, казалось, попросту забыли. Напоминать о себе было вовсе не в её интересах.
– Ну, болью меня не испугать. Тебе ли этого не знать, дорогая? И смерть, по-большому счёту меня давно уже не пугает.
– Ты ничего не боишься и никого не любишь. Ты считаешь себя неуязвимым. Но бессмертных нет, Рэй. Думаю, именно это нам предстоит сегодня узнать.
Линда готова была поручиться, что в голосе Серены сейчас звучали паника, страх и боль. Судя по всему, для неё мучительно и страшно было осознавать неизбежность того, что должно было вот-вот произойти.
– Я опасаюсь других истин, Серена. Каждый с того момента как осознаёт жизнь понимает, что смертен; что бесконечен только круг, а жизнь, в лучшем случае прямая, но, что скорее всего, лишь отрезок.
Куда страшнее однажды узнать, что в мире постоянно изменяющихся величин и понятий, ты можешь сделаться константой – чем-то постоянным и неизменным. Даже крыс берёт крысиный яд. Даже на тараканов и клопов есть свои инсектициды. Так неужели же я хуже? – засмеялся Рэй.
В тёмно-синих глазах словно замерцали искры.
– Если я умру, Серена, ты по-прежнему будешь говорить обо мне, как о чудовище или наконец-то, наедине сама с собой, когда никто не сможет тебя слышать, однажды скажешь сама себе: «Он не чудовище. Просто так получилось»?
Поймав взгляд Линды Рэй в очередной раз усмехнулся.
– Если бы вы спросили меня, я бы сказала, что взбесившуюся собаку всегда лучше пристрелить. Даже если она не во всём виновата и несчастна, она всё равно заразна и опасна. Да и для неё жизнь уже не исполнена той первозданной радостью, так что…
– Немилосердный подход к жизни, мисс Филт, – небрежно бросил он ей.
– Немилосердный. Но согласитесь, практичный.
– Вы до зубовного скрежета разумная особа. Самой не скучно?
– Нет. Особенно когда вспомню, до чего способна довести некоторых артистичность их натуры.
Голос Линды звучал уверенно и спокойно в то время как руки дрожали и эту дрожь никак не удавалось унять. Конечно, это был всего лишь эффект от неправильно падающего света, или, не исключено, у неё просто двоилось в глазах, но создавалось впечатление, будто вокруг его тёмной головы горел багровый нимб.
А небо за окном походило на молоко. Оно не было синим или чёрным – оно было невыразительно-серым.
– Ты тоже будешь помнить меня, Линда Филт, – медленно ронял слова Рэй, словно медленно смакуя каждое слово. – Я стану для тебя одним из тех воспоминаний, о которых больше всего хочешь забыть, но не получается.
Ленивый голос удивительно шёл к этому точёному, безжалостному лицу.
– Думаете, что если этот яд подействует, вы обе выйдите победителями? Но кому как ни тебе, Серена, знать, что победить меня в равном бою невозможно. Слишком хорошо я научился владеть любым видом оружия, слишком хорошо умею предугадывать любой шаг противника и действовать на опережение.
– Ты прав. Мне это отлично известно. Именно поэтому я решила прибегнуть к яду. Равный бой с тобой невозможен.
– Ага. И именно потому ровно столько, сколько я тебя знаю, ты бьёшь в спину. Правда, каждый раз промахиваешься, но не перестаёшь пытаться.
– На этот раз промашек не будет. Ты уже покойник.
– Даже если я не доживу до вечера, это не делает меня менее опасным. И, возможно, конец этой истории будет не совсем таким, как тебе представляется, Серена. Уж вас, мисс Филт, это касается определённо точно. Вы не понимаете, пока, по счастью, значение моих слов. Но, увы, понять вам придётся. К счастью – вряд ли.
– Я действительно не понимаю.
– Мы вернёмся к этому чуть позже. А пока я хочу немного вспомнить прошлое с моей дорогой Сереной. Скажи, тебя греет мысль о том, что Виолы с нами сейчас нет?
– Мне это безразлично, – прозвучало в ответ.
– Думаю, ты лукавишь.
Линде показалось, что Серена вздрогнула под синим взглядом Рэя, обращённым к ней.
– Хотя «лукавишь» слишком громко сказано.
Видимо, яд уже начинал действовать. Глаза, в которых как прежде плескались злые искры, обвело голубой тенью. Бледность стала заметной и уже бросалась в глаза. Хотя, возможно, это было только воображение Линды. Кроме воображаемой бледности почти ничего не указывало на дурное самочувствие Кинга – чёрные волосы небрежно растрепались вокруг точёного лица, взгляд был спокойным и равнодушным.
– Ты всегда хотела получить меня в своё безраздельное пользование. И вот он я, почти весь твой, – припечатал он, заложив ногу за ногу. – Настолько, насколько я могу принадлежать одному человеку, конечно.
Серена с виду осталась невозмутимой. Ни язвительные усмешки Рэя Кинга, ни его жёсткие слова её словно бы и не затрагивали. Но в тот момент, когда рука Рэя вдруг судорожно сжалась на подлокотнике кресла, невозмутимость её как рукой сняло.
Бледные пальцы Рэя Кинга рефлекторно схватились за ворот рубашки, рванув за края, словно ему внезапно стало нечем дышать. Потом медленно Рэй откинулся на спинку кресла, в котором сидел. Кинг сидел удивительно прямо. На губах выступила кровь, тёмной струйкой закапав вниз.
Глаза его медленно светлели, будто выцветая. Так замерзает вода, превращаясь в лёд. Дыхание словно трепетало около губ, не желая наполнять лёгкие, оно сделалось поверхностным и неровным.
– Думаю, мисс Филт, самое время сообщить вам приятную новость. Потому что, чем чёрт не шутит, вдруг и в самом деле не успеваю вас порадовать?
– Нужно полагать насчёт «порадовать» это сейчас, разумеется, был сарказм? – уточнила Линда.
– Разумеется, – менторским тоном прозвучало в ответ.
Кинг в очередной раз улыбнулся лишь уголками, самыми краешками губ. Ледяного взгляда улыбка не коснулась.
– Для Серены само свершение ею задуманного станет достаточным наказанием, дополнительных мер не понадобится. А вот насчёт вас мне пришлось подумать. К тому же была у меня идея использовать вас в своей игре, заставив исполнять нужную роль. Вашей милой младшей сестре отводилась роль заложника, обеспечивающего вашу покорность.
Линда задержала дыхание, задержав взгляд на умирающем:
– Что вы такое пытаетесь мне сказать?
– Пытаюсь? Мне казалось, что я говорю достаточно внятно. Ну да ладно, не буду спорить.
Невозможно было не заметить, что Кингу стоит больших усилий сохранение его небрежного, насмешливого тона. У Линды создавалось впечатление, что он рухнет на пол в любой момент.
Но после сделанного заявление её это не волновало ни в малейшей степени. Пусть сдохнет хоть три раза подряд в тяжелейших муках. От неё он сочувствия не дождётся.
– Где Мередит?
Медленно склонившись над ручкой кресло, Кинг сплюнул на пол. При виде кровавого ошмётка Линду слегка затошнило. Но не время было предаваться слабостям.
– Где моя сестра? – повысила она голос.
Очередная улыбка, не имеющая никакого отношения к радости, осветила совершенное лицо Кинга.
– Честно? Не знаю. Я велел сыну увезти её из города, но не уточнял, куда, собственно, он намерен направиться.
Кинг сощурился. На этот раз он казался усталым. Кожа его словно светилась.
– Так что можно с уверенностью сказать, что со своей младшей сестричкой ты увидишься очень, очень нескоро, маленькая леди, пытающаяся выглядеть железной. А когда увидишься, возможно, между вами не будет былого взаимопонимания. Вполне вероятно, что у неё появятся новые связи, благодаря которым её мир не будет таким двухмерным, чёрно-белым, как твой. Считай, что это мой подарок семье друга на прощание.
– Очень надеюсь на то, что это действительно так. Чтобы ты сейчас не говорил, я найду способ всё исправить. Тебе не удастся разрушить мою душу!
– Ну, к такому драматическому исходу я вовсе и не стремлюсь. Мне достаточно просто лишить тебя душевного равновесия. Не надейся стать исключением, девочка. Связь, которой я удерживаю людей, заставляя их мне подчиняться, неправильна, часто противоестественна, но абсолютно действенна. Даже когда меня не будет, отпечаток моей личности останется на тебе до самой твоей смерти.
– Ты привязываешь к себе людей арканом низких желаний и подавляешь их волю страхом. Но если ты действительно умираешь, я не вижу причины тебя бояться. Я не увязла ни в чём из того, чем ты любишь окружать людей. С твоей смертью всё исчезнет.
– Для тебя – да. Но не для твоей сестры. Ни одной из вас не под силу меня бесследно уничтожить. Даже если этот яд и подействует. Даже понимание моей низменной сущности не отменяет твоей любви ко мне, Серена. Ведь ты по-прежнему хочешь меня обнять, несмотря на то, что руки мои вымазаны в крови невинных жертв.
Линда почувствовала, как в воздухе разливается холод. Так бывает, когда описывают приближение призраков. Она не могла отделаться от явственного ощущения, будто кожа её покрывает инеем. На неё словно веяло холодом вскрытых могил. Сердце стало стучать неровно, с перебоями.
Судя по выражению лица Серены та тоже что-то ощутила.
Изо рта Кинга снова потекла кровь. Он дёрнулся, а потом постарался вытереть кровавые сгустки, размазывая их по губам, отчего его лицо сделалось похожим на какую-то жуткую маску.
А потом протянул дрожащую от напряжения руку к Серене, стоявшей достаточно близко, чтобы Кинг мог до неё дотянуться и медленно провёл по её щеке, оставляя на коже молодой женщина кровавый след.
Лицо Серены посерело, краски словно сошли с него.
Кинга скручивало в новых приступах кашля и судорогах боли. На его руках и рубашке появлялось всё больше кровавых пятен.
А потом Линда ощутила боль. Страшную боль. Она понимала, что боль это не её – чужая. Но почему же так больно? Что за странное ощущение, будто эхо или отголосок? Это неприятно дезориентировало.
Ощущение всё никак не уходило, мешая сосредоточиться.
Кинг скользнул с кресла на пол. Руки его судорожно сжимались и разжимались в судорожном припадке. Он ещё дышал, слабо и прерывисто. На губах пузырилась чёрная кровь, вытекая словно бы толчками.
«Неужели он всё-таки умрёт? И мы все будет свободны?», – пронеслась шальная мысль у Линды.
Казалось, кровь сочится из всего тело бьющегося в немыслимой агонии. И прямо в этой луже, не беспокоясь о сохранности своего костюма сидела Серена и плакала навзрыд.
Логики во всём это не было никакой. Ведь именно к этому они и стремились? Именно это и было всеобщим благом. Так к чему скорбеть?
Сама Линда не испытывала вообще никаких чувств. Отрешённая и холодная, она смотрела на неподвижное тело.
Ярко-синие глаза Рэя Кинга словно подёрнулись дымкой, медленно стекленея.
Невообразимо и немыслимо, но кажется средство госпожи Элленджайт подействовало безотказно. Враг был мёртв.
Только отчего вместо торжества душу заполняет непонятная чёрная тоска? Отчего хочется по примеру Серены просто опуститься рядом на пол и разрыдаться?

...

Оленева Екатерина: 01.09.17 14:50

 » Глава 25. Альберт. Семья

Сказать, что всё складывалось ни к чёрту – ничего не сказать. Услышав первоначальное заявление Линды, я не поверил своим ушам. Кинг не мог умереть!
– Я же сказала, что решу эту проблему, – самодовольно задрала нос сестрица.
А мне захотелось её придушить. Прямо-таки чесались руки.
– Что ты творишь? – прошипел я.
В то, что озвученное ею может быть правдой я верить отказывался.
– Совсем с катушек съехала? Зачем ты влезаешь в мои отношения с Катрин? Зачем навязываешь мне поступки, в которых я вовсе не уверен. Да ещё и эта твоя последняя выходка? Немедленно объясни, что всё это значит!
– Кинг перешёл намеченную мной черту, и я его наказала.
– Кинг слишком умён, чтобы позволить тебе себя наказать.
Я действительно в это верил.
В прошлую мою жизнь Синтия отличалась змеиной хитростью, а вот насчёт ума вопрос спорный. Поступки её всегда диктовались сиюминутным желанием или капризом, наитием и никогда не имели под собой чёткого плана.
Саму себя она может мнить хоть Макиавелли, но натуру не изменишь. Она такой была – такой и останется.
– Кинг слишком самоуверен. Он не верил в мою способность его уничтожить.
– Никогда не думал, что хоть в одном из вопросов способен сойтись во мнении с Кингом, но – тут я с ним солидарен.
– Это я создала его! Забыл? Я знаю его организм, как часовщик часы. И я никому и никогда не позволю тебе навредить. Я предупреждала его.
– Линда рассказала, что он просто взял и выпил яд, что ему дали.
– Ну и кто теперь из нас двоих самовлюблённый дурак? – засмеялась Синтия.
– Пальма первенства у него, – вынужден был я согласиться. – Но отчего-то мне плохо верится в такую овечью покорность такого волчары, как Кинг.
– Потому что ты не так хорошо знаешь его, как я, – пожала плечами Синтия. – Ты не знаешь о его противостоянии с Сиреной Сангрэ, длящейся годами. Вот никогда не понимала, по каким признакам у вас, мужчин, начинается ничем не объяснимая и не обоснованная Большая Любовь. Я вижу в этой испанке лишь яркую падальщицу, не останавливающуюся ни перед чем, чтобы достичь своей цели.
– Практически собственное отражение. Не? – фыркнул я презрительно.
– Возможно, Рэй пытался что-то доказать ей. А может быть ему просто осточертело жить. Если бы я была им, меня бы тоже от себя тошнило.
– За себя отвечай. Ты тоже не сахар, – огрызнулся я.
– Куда ты собираешься?
– А как ты думаешь? – обозлился я. – Мне нужно поехать к Линде и прибрать за тобой. У тебя появилась отвратительная привычка оставлять после себя труппы. Потом нужно будет найти Мередит.
– Я бы на твоём месте на торопилась искать, – насмешливо протянула Сирена. – И ей, и Альберту полезно будет пообщаться друг с другом. А ты не слишком ли торопишься, мой дорогой братец?
– Нет. Я, пожалуй, слишком долго медлил.
– Надеешься, что если поспешишь, сумеешь вытащить Рэя с того света?
– Откровенно говоря – да. Но если не удастся, вернусь и попрошу тебя вернуть его, – с сарказмом протянул я.
– Зачем? – взгляд Синтии был серьёзен. – Он больше не нужен ни мне, ни тебе. От Рэя Кинга в последнее время стало слишком много проблем. Он вышел их повиновения давно, но теперь пытается командовать…
– Вот и прекрасно. Пусть командует. Тебе полезно выучиться немного считаться с другими людьми. Я слишком мягкий. А вот Рэй – в самый раз.
– Я уже говорила. Теперь, когда ты жив, мы можем вернуть Ральфа.
– Чтобы потом выслушивать от него массу благодарностей? Ну уж нет! Больше никаких противоестественных заморочек. Ничего сверхъестественного. Поняла? Никаких демонов и воскрешений, никаких генетических игр и клонов – только свадьба и естественное размножение.
– Кстати о свадьбе? Катрин ты с собой возьмёшь?
– Естественно.
– Вовсе и не естественно. Разве не должен ты беречь будущую жену от потрясений. А у Линды там похищение. И то ли убийство, то ли самоубийство.
– Думаю, для Катрин всё вместе взятое представляется куда менее травмирующим психику, чем лишний час наедине с тобой.
Синтия фыркнула:
– Что-то ты сегодня злой, братец?
– Может быть потому, что я действительно зол, сестрица? Сколько раз я просил тебя не вмешиваться в мои дела! Какого чёрта ты сделала то, что сделала?
– Убийство Кинга не твоё дело. От начала и до конца – моё.
Катрин избегала нашего с Синтией общества. А поскольку Кристалл-холл её явно пугал, она предпочитала дожидаться меня на улице. Выглядела моя невестушка скорее потерянной, чем сердитой. И ещё – откровенно несчастной.
Но что поделать, если я не в состоянии её осчастливить?
В действительно между мной и Синтией не было того, что она себе воображала (краем глаза или сознания, чёрт разберёт, я улавливал витающие в её сознании не слишком привлекательные образы).
– Вы, наконец, расстались? – холодно спросила она, поворачиваясь ко мне.
Я молча кивнул, обдумывая, как поделикатней сообщить о случившемся.
Так ничего и не придумав, брякнул с деликатностью топора.
– Звонила Линда.
– Что-то случилось?
Ну, это очевидно. Стала бы она мне звонить просто так? Дражайшая Линда Филт терпеть меня не могла и не делала из этого тайны.
– Если верить её словам, Рэй Кинг мёртв.
– Что? Вот так просто?
– Хм-м? Ты тоже об этом подумала? Сомнительно, правда?
– Более чем.
Ну хоть в чём-то мы с друг другом согласны.
– Но всё не так радужно, как ты себе представляешь. Перед смертью (если таковая действительно состоялась) Рэй Кинг приказал похитить твою драгоценную Мередит.
– Что?!.
– Мне повторить?
– Нет. Спасибо. Я и с первого раза прекрасно расслышала. И что дальше?
– Дальше? – пожал плечами я. – Дальше мы едем к Линде и разбираемся со всем на месте.
Дважды повторять предложение не пришлось. И через час мы подъезжали к особняку Филтов, с виду похожий на счастливый семейный домик для рекламы семейный ценностей. Уютное такое гнёздышко. К слову, вопреки уверениям экстрасенсов вовсе не всегда дома готовы поведать о своём прошлом. Этот как минимум пережил уже три смерти. И что? Как был пряничным домиком, так и остался.
Мне хотелось помедлить. Я не уверен, что готов был убедиться в подлинности смерти Рэя. На сердце было горько и больно.
Пока не видишь человека мертвым, он для тебя жив. Толкнув перед собой дверь, я перешагнул порог дома Линды.
Пряничный домик выглядел уютным и изнутри тоже, однако несмотря на эту пряничность атмосфера в нём организовалась гнетущая.
Линда сидела в кресле с отрешённым, замкнутым я бы даже рискнул сказать, злым лицом.
Серена Сангрэ (я никогда прежде даму не видел, но раз Линда упоминала о компании этой особы, следовательно, передо мной она и была) расположилась прямо на ковре, рядом с неподвижным телом Рэя.
Он выглядел бледным, как поломанная кукла. На фарфоровую куклу и походил. Бледность его кожи вполне могла поспорить с белым шёлком.
Рэй выглядел неподвижным и от него словно веяло холодом. Но мне, с нашим фамильным чутьём достаточно было одного взгляда в его сторону, чтобы понять – Кинг в глубоком обмороке, его терзает боль, внутрь которой он попал как в клетку. Он утонул в ней и не мог выплыть. Но он был жив.
Я выдохнул с облегчением.
– Ну что, дамы? – фыркнул я. – Уделали парня? Всегда знал, что тот, кто называет женщину беспомощной, мягко говоря, плохо владеет информацией или женщину видел только на картинке. В нашем случае поговорка: «Где чёрт не сладит, там бабу пошлёт», – обретает прямое значение. «Дед бил-бил не разбил, баба – била-била, не разбила. А тут Синтия пробежал, яду подмешала, Кинга завалила.
Забавная штука жизнь. А женщины в ней ещё забавней. Все три дамы – Линда, Серена и Кэтти смотрели на меня так, будто Кинга убил я. А потом ещё и поглумился над его святой памятью.
– А мне всё это разгребать, – вздохнул я, отчасти притворно, отчасти искренне.
– Что ты собираешься делать? – спросила Серена.
Признаться, дамы меня изрядно раздражали. Обе.
– Отвезу труп его семье. Пусть предадут останки… ну, чему там их полагается предавать? Земле? Кремированию? Сначала кремирование, а потом – земле? В любом случае вы своё дело сделали.
Серена смотрела на меня с откровенной неприязнью, если не сказать, с ненавистью.
Судя по выражению лица Линды, та витала где-то далеко в облаках, словно до всех нас ей не было дела. Да, она ведь что-то говорила о похищении Мередит. Участь сестры её, естественно, занимает гораздо больше. Но зараз решается только одна проблема.
Или – не решается. Как повезёт.
– Ты действительно хочешь отвезти его?..
Интересно, что по мнению Серены я должен ответить на её вопрос. Ага. Действительно. Слово скаута.
– Я могу этого и не делать, мисс. Тогда у вас, красавицы, есть два варианта. Первый: вы берёте в руки лопатки и прикапываете трупик на заднем дворике. По лицам вижу, вас план не вдохновляет? Тогда вы можете вызвать полицию. Пусть приедут и попробуют разобраться в происходящем. Есть шанс, что токсин на судмедэкспертизе не определят, поставив в графе «причина смерти» – алкогольная или наркотическая интоксикация. Но может так и не повезти. И тогда кто-то да окажется под подозрением. Скорее всего ты, Линда. Потому что мало кому захочется связываться с известным сенатором, чьей женой является драгоценная Серена.
Я скрестил руки на груди, смерив их по очереди взглядом.
Они обе меня бесили. Как это по-женски! Натворить дел и стараться избежать ответственности за содеянные поступки. Почему мне с завидным постоянством по жизни попадается на пути один и тот же тип женщин? И, судя по всему недавно случившемуся, не только мне.
– Ну так что решили, дамы?
Линда напоминала холодную отрешённую статую. Серена выглядела куда более эмоциональной.
Сжав ладонями руку Кинга, она быстро поднесла его к губам и быстро, с неуклюжей поспешностью, поцеловала:
– Прощай, моя ненавистная любовь. Твой бой окончен. Покойся с миром.
У! Сколько пафоса. Но звучит как у талантливой актрисы, с намёком на искреннее чувство. Правда, всегда предпочитал несколько…хм-м, иное выражение чувств и привязанности. Или, по крайней мере, изъявляя их, не стоит обострять всё до крайности, прошу прощение за каламбур.
Кингу покоиться с миром не грозило. Особенно после смерти. Не с такой кармой. Впрочем, я сильно сомневаюсь, чтобы и на этом свете его ждали радужные пони.
– Ну? Ритуал прощания завершён? Я могу забрать тело?
Лишь на лице Линды не дрогнула ни одна чёрточка. Но стоило лишь взглянуть на Кэтти или Серену и становилось понятно, что я чёрствое чудовище, отказывающееся проявлять деликатность.
Ну, по сути так оно и есть. Деликатности, на мой субъективный взгляд, никто тут и не заслуживал.
– Будь к нему побережней, – сдавленно проговорила Серена.
Траги-фарс, блин горелый.
– Обещаю беречь его в пути, как настоящий агент похоронного бюро. Если леди это успокоит, – добавил я после секундной паузы.
– Ты уверен, что сможешь поднять его? – с сомнением покосилась на меня Кэтти.
– А что тебя заставляет в этом сомневаться?
Мне кажется, или у кого-то тут не хватает почтения к мёртвым? Никакого уважения к безвременно почившим.
И ко мне заодно.
– После смерти тело обычно тяжелеет из-за особенности процессов, проходящих в нём. А ты не выглядишь таким уж Геркулесом.
– Ну да, – вынужденно согласился я.
Геркулесом я и вправду не был. Но к физическим данным у Эллленджайтов всегда добавляются психические – нечто среднее между магией и телекинезом. Впрочем, я так и не научился различать суть разницы между наукой и магией в этом вопросе. Передвинуть предметы силой мысли и воли это магия, которая в современном обществе называется пси-энергией. Те же яйца, только в профиль.
Подхватив бездыханное и неподвижное тело Рэя на руки, я покинул пряничный домик с красотками, у которых были самые ангельские, самые нежные лица, какие только можно себе представить.
Кэтти следовала за мной.
– Положишь тело в багажник?
Я чуть не поперхнулся от подобного предложения. Какие добрые у нас, однако, женщины, мать-перемать.
– Вовсе нет. Аккуратно сгружу его на заднем сидении, – искренне поделился с Кэтрин своими планами я. – Окажи услугу, будь так добра, разблокируй двери.
Кэтрин, покосившись на меня с сомнением и без особого дружелюбия, выполнила мою просьбу.
Со всей осторожностью я выполнил то, что планировал.
– Ты, похоже, привязан к Кингу сильнее, чем мне казалось?
И что на этот раз звучит в недовольных интонациях? Уж не ревность ли?
– Так бережно следует относиться к живым.
– Садись в машину.
Последовав за Катрин внутрь авто, пристегнувшись согласно инструкции я всё-таки не удержался, обратившись к ней:
– Почему ты уверена, что он умер?
– Что? – повернула она ко мне своё бледное лицо. – Ты должно быть шутишь? К чему эти глупые вопросы?
– Глупые? Вы даже дыхание зеркалом не проверили, я уже не говорю обо всём остальном. К твоем сведению, Кинг жив. Хотя не стану утверждать, что здоров?
– Что? Ты серьёзно?!
Ну вот. Снова-здорово. «Что» да «что»? «Ты шутишь?». «Ты серьёзен». Да нет, дорогая. Я так прикалываюсь.
– Я абсолютно серьёзен. И, хотя у меня в некоторых моменты бывает весьма своеобразное понимание смешного, но я не шучу.
Кэтрин порывисто обернулась, пристально вглядываясь в призрачный, почти прозрачный профиль Рэя.
– В это трудно поверить…
– Куда труднее поверить, что такого человека, как Рэй, можно отравить.
– Разве нет?
– Нет.
– Тогда зачем твоя сестра всё это затеяла?
– Потому что она тоже та ещё шутница! – передёрнул плечами я. – Яд не может нас убить. Но причинить боль и страдание, заставить мучиться, сделав беспомощным на какое-то время – вполне.
Рэй ослушался её и в нашей с ним маленькой ссоре сделал то, что Синтии вовсе не понравилось. Она попыталась наказать его.
– Разве это не глупо? Дразнить такого человека, как Кинг?
Катрин сохраняла совершеннейшее спокойствие. Словно речь шла о вещах обыденных. Я был немного удивлён. Любопытно, что стоит за ним: обычное непонимание ситуации или железное самообладание? Даже не знаю, что порадовало или огорчило бы меня сильнее?
– Глупо. Но в этом вся Синтия. В пренебрежении к опасности, а иногда в элементарной близорукости к ней. Синтия частенько не способна заметить шершня до той поры, пока не станет слишком поздно, и он её не ужалит.
– Но если этот человек может представлять для нас опасность… может быть твоя сестра права?
Я ушам своим не поверил. Я так резко ударил по педалям, что машину на миг занесло и пришлось несколько секунд следить только за дорогой, чтобы избежать возможной аварии.
– Что ты хочешь этим сказать? – наконец поинтересовался я.
– Что покончить с ним сейчас будет проще, чем завтра?
Я не хотел верить в то, что нежная, ранимая, чистая Кэтрин способна глядеть на ситуацию столь… практично.
– Что ты предлагаешь? – засмеялся я, боюсь несколько истерично. – Закопать его живьём?
– Нет, конечно, – поспешно донеслось в ответ.
Столь поспешно, что стало понятным – такой исход вовсе не казался Кэтти невероятным.
– А, понятно. Сначала для верности мы проколем его сердце осиновым колом? Или металлическим брусом? Или ты предпочитаешь более современную пулю в лоб – контрольный выстрел?
Я всё повышал и повышал голос. В конце фразы я уже почти орал во всё горло.
– Ты уверена, что настоящая опасность исходит он Рэя Кинга? А не от тебя самой, способной рассматривать подобный поступок как возможный?
Какое-то время в салоне было совершенно тихо. Казалось, был слышен даже звук капель, стекающих по лобовому стеклу, словно лупа, увеличивающие в разы пойманные в свои сети отблеск фонарей.
Кэтрин отвернулась, глядя в окно.
Ох уж эта её привычка! Замыкаться в себе, отворачиваться, молчать. И поверху сознания, словно белый шум, какое-то молочное марево, через который моему разуму не пробиться. Он тонет в нём, теряется, как в тумане. И никак не понять, что стоит, что таиться за этим загадочным молчанием: мудрость или глупость, доброта или жестокость, слишком острые чувства или полное равнодушие?
– Ты прав. Я… не должна была… убийство любого человека ужасно. Даже такого, как этот. Но, с другой стороны, согласись, что от его смерти выиграли бы все. Возможно включая его самого.
С этим не согласиться было трудно.
– Пока человек живёт и дышит, у него есть возможность измениться.
– А это что-то значит?
– Видимо, да.
– Но ты же сам говорил, что на той стороне ничего нет? Что жизнь конечно?
– И в том и в другом случае она имеет значение. И в том, и в другом случае имеет значение её продолжительность. И в том, и в другом случае, есть ли у человека бессмертная душа или нет, чем позже умирать – тем лучше. А что касается Рэя Кинга, то он умрём не сегодня. Я за это отвечаю.
«Ты как всегда всё испортил», – поплыло предо мной в темноте насмешливое лицо Синтии. – «Ты как всегда всё испортил».
– И горжусь этим.
Призрак сестры развеялся.
На его месте оказались подъездные ворота и воротилы – обезьяны Кинга, способные испортить всё веселье.

И они спешили к вам со всех ног.
– Откройте ворота, – вальяжно распорядился я.
– Зачем мне это делать? – попытался хамовато ухмыльнуться один из верзил.
У него просто не то, чтобы был выбор. И пока его язык выговаривал то, что ему приказал его мозг, руки подчинялись моим желаниям – путь был свободен.
Темно, ветрено и под ногами снежная каша. С тех пор, как я воскрес, тут словно и нет другой погоды.
Двери открылись, словно в супермаркете – сами-собой. Возможно, то же устройство? Как его там? Тепловизор? Да один фиг разница!
– Ну-ка, мальчики, не стойте без дела. Помогите мне донести Кинга до его апартаментов.
Мальчики не возражали, и мы дружной спокойной группой спустились в глубину туннелей, словно крысы.
Картина маслом – или кадр.
Сандра, вся в чёрном, как и полагается принцессе на байке, сверкающая, подобранная и жёсткая; Энджел, в мягком кашемировом свитере, с мягким белыми кудрями, рассыпанными вокруг совершенного тонкого лица подобно сияющему нимбу. Ливиан – в чёрной косухе, незримо дополняющий собой близнецов. Полупьяная Виола на втором плане. И ещё куча народа в массовке.
– Это, кажется, ваше?
– Что случилось? – напряжённо откликнулся Энджел.
– О! Надеюсь, он не сдох? – истерично засмеялась Виола.
Насчёт полупьяной я тут немножечко ошибся. Она была не полупьяной, а пьяной вдрызг.
– Я бы на это не рассчитывала, – пожала плечами Сандра, скрещивая руки на груди. – В некоторых историях с самого начала как бы не предлагается счастливого конца.
– Вот тут ты не права, – донёсся голос Синтия сверху.
Она словно парила над нами всеми, стоя на верхней площадке, как королева.
– В нашем случае это и есть счастливый финал.
– Кто ты? И что за бред несёшь? – подал голос Ливиан.
– Я ваша создательница, мои дорогие. Я та, кого в городе зовут госпожой Элленджайт. А вы – вы все, за маленьким исключением, плод моих неустанных трудов. Моё творчество, моё детище. И разве не счастливый финал то, что мы все, наконец, в сборе?
Близнецы Кинги переглянулись между собой.
– Всё это откровенная бессмыслица.
– Видишь, ли, красавчик, – улыбнулась Синтия Ливиану. – Жизнь по сути своей бессмысленна. Если только не принять за смысл то, что она постоянно возобновляет и поддерживает саму себя исключительно ради данного процесса. Но если уж вам так нужен смысл… на самом деле он есть. Я создала вас за тем, чтобы вы управляли этой землёй. Из-за кулис. Незримо. Во славу того, кто всем нам дал шанс на существование здесь и сейчас.
– Имеет значение то, что я не верю в бога? – с усмешкой проговорил Ливиан.
– Ни малейшего. Лишь бы ты верил в дьявола, мой сладкий.
– С этим, прости, тоже проблемы. Не собираюсь я никому служить.
– Сказал винтик внутри схемы, давно участвующий в общем движении, – засмеялась Синтия. – Хочешь ты того или нет, но ты в игре. Или в деле – как посмотреть. Мы есть то, что мы есть. От этого никуда не деться. Как не скрыться от себя самого. Мы – семья, пусть и собравшаяся по печальному поводу.
– Если ты о моей смерти, любимая жёнушка, то твоя скорбь преждевременна, – подал голос Кинг, приподнимаясь на локтях.
Выглядел он хуже не куда. Рискну предположить, чувствовал себя ещё хуже, но всё равно голос его сочился сарказмом.
– Не стану спорить насчёт бога и дьявола, мне эти дали неведомы и малоинтересны. Но религию, определённо, стоит сменить на ислам. В исламе чтобы вновь стать холостяком достаточно три раза прокричать: «Я развожусь». Сейчас бы мне это очень подошло, дорогая.
Синтия не удостоила Рэя даже взгляда.
– Спасибо, что нашла время и нанесла нам визит, но не смеем тебя больше задерживать.
Вот теперь она на него взглянула. И за показной самоуверенной надменностью я видел её злость, проистекающую из обыкновенной неуверенности.
Ох, Синтия, Синтия. Летят столетия, но почему ты не взрослеешь и не меняешься?
– Это действительно судьбоносный момент, когда вся семья собралась в одном месте. Но, любимая сестрица, это место далеко не Хрустальный Дом. А эти люди вовсе не обязаны потакать твоим капризам. И если уж тебе пришла охота примерить на себя роль бога, то тебя сейчас ждёт весьма печальный новый опыт.
– Это какой же?
– Бунт со стороны падших ангелов. Ты считаешь, что мы все у тебя в кармане и будем вынуждены играть по твоим правилам? Почему? Потому что верёвочка финансовой пирамиды в твоих руках? Но, Синтия, деньги – это просто бумажки. В лучшем случае – звенящий металл. Можно научиться из зарабатывать. Можно снизить потребности. Можно тысячью способами решить эту проблему. Ты так долго жила среди тех, кто способен продаться и дело лишь в цене? Мы принадлежали к аристократии духа, а не к последователям Мамоны.
Она покачала головой:
– Вы просто не понимаете? Я предлагаю вас на подносе весь мир!
– В обмен на что? – хмуро поинтересовался Ливиан.
– На то, что всегда просят божки в подобных ситуациях – в обмен на поклонение, прославление и восхваление, – вынесла вердикт Сандра.
– Я пас. Согласен с тем, что лучше быть первым в аду, чем служить на небесах.
– Ну, сравнение не корректно. Небес вам никто и не предлагает, – заговорила Катрин.
А поскольку никто не ожидал от неё реплик или ремарок, все с удивлением воззрились на худенькую девочку в обыденных джинсах и ещё более обыденной толстовке.
– Всё это – обстановка, вы, то ли полудемоны, то ли вурдалаки – всё напоминает затянувшийся кошмар. И у меня такое чувство, что я действую как проводник, открывающий двери Ада. И с каждой прожитой секундой это чувство усиливается. А ещё так хочется просто взять в руки тряпку и смыть всю эту грязь, что вы за собой несёте. Большие деньги, большие возможности, красота и власть – словно глянцевый фасад. А за ним – боль, кровь, разврат. Мне не нужно такого наследства. Забирай это всё себе. Я вне игры.
Катрин развернулась, но не успела сделать и нескольких шагов, как богатый переливами смех Рэя Кинга ударил ей в спину.
– Браво! Зачётная попытка. Только один фиг – неудачная. Красиво уйти не получится, малышка. Во-первых, ты понятия не имеешь куда идти. Во-вторых, за дверью торчат мои парни и будут только рады нагрянувшей вкусной курочке с хрустящей корочкой. А в-третьих… ну, может бы не заметила, но между тобой и дверью Синтия. И если она всерьёз вздумает тебя не пустить, то ничего у тебя не выйдет.
Катрин заколебалась.
Мой выход.
– Вообще-то, выйдет. Если я пойду вместе с ней, ни Синтия, ни твои парни нас уже не остановят.
– Но разве твоё участие в этом деле не отменяет всё одним своим присутствием. Ведь ты и есть ключик ко всему тому, что вертится здесь, не так ли?
Я взял Катрин за руку и не тратя время на бесполезные препирательства стал подниматься по металлическим ступеням.
– Ой-ой-ой, какие мы решительные. А я такой неблагодарный. Ты не дал меня зарыть живьём, а я буду тебе сейчас действовать на нервы. Альберт, да помедли ты немного. Тебе ж потом все равно спускаться.
– И не подумаю.
– Конечно, подумаешь. Как только я произнесу волшебное слово «Мередит».
Мы оба с Катрин затормозили. Как и предвидел Кинг, мать его, которой у него никогда не было, так и разыдок.
– Да! Кажется, в яблочко! Вы не можете покинуть город и всё бросить, потому что в заложниках ваши друзья, а хорошие парни друзей не бросают, правда? Именно потому плохими парнями быть гораздо практичнее. Хотя… о своих людях так или иначе приходится заботиться. Если этого не делать, у тебя не будет «своих людей».
– Зачем ты это делаешь? – поинтересовался я.
– Что именно? Задерживаю тебя в городе? Ну… я привязался к тебе, Элленджайт. Если ты уедешь, я стану скучать. Ты такой забавный, милый. У нас впереди так много интересного. Свадьба в Кристалл-холле, например, очень порадует дам. Какая же дама не любит пышную свадьбу.
– Я не люблю. Мне свадьбы пофиг, – холодно протянула Сандра. – Этот фарс рискует затянуться.
– Фарсу это свойственно.
Отец и дочь повернулись друг к другу, пристально глядя друг другу в глаза.
– Ты, видимо, разочарованна, что я жив, доченька? – мягко протянул Кинг.
– Нет. Нисколько. Когда-нибудь все мы, присутствующие здесь, вырвемся из липкой паутины этой жизни. Только не ты, папочка. Я желаю тебе жить вечно. Пусть так и будет. Живи. И пусть всю эту вечность тебя тошнит от себя так же, как сейчас всех других от тебя.
– Аминь! – засмеялась безумным смехом Виола.
Я поглядел на Катрин.
– Что будет делать?
– Играть по их правилам. Раз пока нет других вариантов. Но это только пока. Придёт время, и я освобожусь от них. Я только хочу знать – ты со мной? Или с ними?
– С тобой, – ответил я не колеблясь.
Синтия многозначительно улыбалась. Она, как и я, понимала, что «пока» весьма неопределённое время.
– Что ж? – усмехнулась она. – Скованные ненавистью ли, любовью ли, верующие в чёрта или в бога, мы всё равно одна семья. А разве не это самое главное?

КОНЕЦ
ВТОРОЙ ЧАСТИ

...

Nimeria: 01.09.17 17:09

Спасибо за продолжение!

...

Ани: 01.09.17 18:25

Екатерина,спасибо за продолжение!

...