натаниэлла:
22.02.21 19:57
» Глава 3
3.
Судьба, как ракета, летит по параболе
Обычно — во мраке и реже — по радуге.
Андрей Вознесенский
Мы жили с Жужей не тужили, привыкая друг к другу, пока не позвонил Гоша, Аленкин муж-«трансвестит». Я очень удивился его звонку, потому что обычно он мне не звонит. Звонит сестра, а ее писатель вечно в трудах праведных и далек от всего земного.
- Тут это… - промямлил Гоша, - приезжай, короче.
- Нормально! – возмутился я. – Кто так приглашает? Разве что ты не хочешь, чтобы к тебе приехали.
- Ленка пропала.
Я не нашелся, что ответить. В голове не укладывалось: это шутки у него такие?
- Это шутка? – озвучил я единственную мысль. – Как она могла пропасть? Когда? Где пропала?
- Не знаю… вроде бы в магазин поехала или за водой, - невнятно бормотал писака. - Она не ночевала.
- Ну, ты и придурок! – вскипел я. – В милицию звонил?
- В какую милицию?
- Которая полиция! – от волнения я все перепутал. - Звонил или нет? Заявление надо подавать! Розыск организовывать!
- Ну, да… я соседей спрашивал – никто ее не видел. Приезжай, Саня, я тут ума не приложу, что делать.
- Что-что – искать и найти! Адрес своей глухомани диктуй!
- Это не глухомань, а знаменитый Мещерский край, – недоумок еще пытался меня учить. Нашел время!
- Адрес! – прорычал я.
Гоша, запинаясь, продиктовал. И даже маршрут из Москвы набросал. Названия были сплошь незнакомые, ориентиры тоже, и звучали как зловещая музыка из страшной сказки: Солотча, поворот на Вязожары, дальше мимо указателя на урочище Мшариных болот в поселок Черный Яр, конечный пункт назначения. Я бы ни за что не стал теряться среди подобной географии – чревато. Эх, Аленка! Опять влипла в какую-то авантюру.
- Ты через Рязань поезжай, - посоветовал Гоша, - так проще будет, там трассы хорошие. Ну, ты, наверное, сам знаешь…
Ничего я не знал и в Рязани прежде не был. В голове крутилось дурацкая присказка, что в Рязани грибы с глазами. Грибы я люблю – и собирать, и есть, но глазастые мутанты меня никогда не привлекали, потому туда я и не совался, несмотря на настойчивые просьбы сестры. Но теперь выбора нет – надо ехать.
Вообще, история с глазастыми грибами занятная, я специально интересовался, когда Аленка в соседнюю область жить отправилась. Одна из легенд рассказывает, что фраза эта родилась благодаря игумену Троицкого монастыря. Послал он как-то своих монахов в лес за дарами природы. В ту пору Рязань окружали дремучие щедрые леса, потому набрали монахи полную подводу и поехали обратно. А по дороге им встретилась красивая девушка, попросила подвезти. Ну, они и посадили ее на подводу. Въезжают в ворота монастыря, а навстречу им игумен. Увидев молодуху среди грибов, он воскликнул: «А у нас-то в Рязани, грибы с глазами!»
Но к черту грибы! Не до них – сестра пропала! Аленка и до этого часто попадала в ситуации сомнительные. До бесследных исчезновений, правда ни разу не доходило, но увлекаясь чем-то, она не знала удержу. Пока мы жили вместе, я старался ее угомонить, выручал из переделок, уравновешивал собственным рассудительным характером, но Гоша был не в состоянии ее контролировать. Я молился, чтобы все обошлось.
Собрались мы с Жужей быстро. Собираться в основном ей пришлось: миски, когтеточка, любимый матрасик, запас еды на дорогу – вещей набралось на огромную сумку. Мне-то мало надо: пара штанов, футболки да зубная щетка с бритвой.
Кидая вещи в рюкзак, я думал о том, как же хорошо, что электронные пропуска и карантин на 14 дней для приезжих уже отменили. Ведь ситуация не терпит отлагательств. Сидеть в обсервации, когда твой родной человек не пойми где, это... это сродни фашизму! Ни за что же страдать, только из-за прописки. И я бы сбежал, нашел способ – по примеру прадеда, ветерана ВОВ.
Придя к такому неожиданному для себя умозаключению, я аж вздрогнул. Неужели это про меня, законопослушного и покладистого, ни разу не ковид-диссидента?! Неужели бы я действительно сбежал из рязанского обсерватора, исчезни моя сестра на полмесяца раньше?
- Конечно, сбежал бы! – пробормотал я, наполняясь удивительной уветенностью. – Ушел бы лесом, добираясь до Черного Яра партизанскими тропами через то самое Мшарино болото.
Отбросив невеселые мысли (надо смотреть в будущее с позитивом: все будет хорошо!), я просунул руки в лямки рюкзака, схватил Жужу в переноске, другой рукой сграбастал ее приданое и выскочил из квартиры.
Машина у меня старенькая – одно слово, что иномарка. Было ей едва ли не столько же лет, сколько и мне. Но зарубежный автопром в те годы умел делать хорошие автомобили (говорят, что и до сих пор умеет, но я больше не пробовал, не проверял), поэтому мой раритет по-прежнему на ходу, хоть и скрипит при переключении передач так, что за сердце хватает.
Я переживал, как Жужа отнесется к путешествию. До этого она никогда не видела мою машину, я в городе редко вожу. Но оставлять ее было не на кого, да и не хотел я ее оставлять.
Поначалу все шло хорошо. Оробев, Жужа тихо сидела в корзинке, но потом привыкла и решила оглядеться, высунув голову в откидывающуюся крышку. Просто так нюхать воздух ей скоро наскучило, и она предприняла следующий демарш – вылезла уже целиком и стала исследовать кресло.
Женское любопытство - вещь бесконечная, им всегда мало. Жужа освоилась на кресле и полезла во все места. Когда она сунулась под педали, я был вынужден остановиться и выуживать ее оттуда. Но едва я запер ее в переноске, как нахалка устроила скандал. Пришлось выпускать и затем снова ловить ее, чтобы не путалась под ногами. Так мы развлекались часа два, пока мне не надоело, и я не запер ее окончательно на замок. Лучше слушать недовольные вопли, чем попасть в аварию.
В рабочий день пробок почти не было, хотя и не могу сказать, что катился с ветерком. Немного поплутав в поисках поворота на Солотчу, я миновал сложную развязку и взял курс в глубь Мещерского края. Шоссе, вопреки опасениям, гладко стелилось под колеса, и если бы не естественное волнение за сестру (мозг отказывался верить, что с ней случилось что-то плохое, но сердце обливалось кровью), поездка по провинции была бы приятной.
Официально Солотча – микрорайон Рязани, хотя физически этот поселок отстоит от города более чем на 12 километров, отделенный от него рекой, полями, лесами и другими населенными пунктами. Странное, на мой вкус, дело, но так уж сложились обстоятельства. Солотча окружена со всех сторон заповедным сосновым бором и украшена симпатичной речкой Старицей с милыми песчаными берегами, над которой довлеет белокаменный монастырь, ровесник Куликовской битвы.
Погода стояла приятная, летняя и солнечная, что после недельных затяжных дождей не могло не радовать. Мирный пейзаж постепенно меня успокоил, и я стал думать, что Гоша – известный придурок, даром что писатель. Наверняка Аленка уехала в гости к какой-то подружке, а он, погруженный в свои сюжеты, просто забыл о том, что она говорила. Связь у них в Черном Яру скверная, это я лично был готов засвидетельствовать, ибо при общении с сеструхой сигнал пропадал регулярно. А стационарных телефонов в деревнях может и не быть, ведь так? Я размечтался, что приеду, а Аленка уже дома, мы обнимемся, расцелуемся и вместе посмеемся над Гошиной паникой.
Так я себя уговаривал, слушая усилившиеся жалобы Жужы, которой надоело сидеть взаперти.
- Терпи, хулиганка, - сказал я строго, - скоро приедем.
За приоткрытым окошком проносились огромные корабельные сосны, залитые заходящим солнцем, что превращало их стволы в колонны из жидкого янтаря. Промелькнул малоэтажный поселок, за которым находилась нужная мне развилка на Вязожары. Я снизил скорость, чтобы не пропустить поворот. Судя по карте в навигаторе, я уже вплотную приблизился к ней, но зажатая с двух сторон деревьями дорога все так же бежала вперед безо всякого намека на второстепенные притоки. Там, где мне следовало повернуть, не было ничего, даже жалкой пожарной просеки.
Я сбросил скорость почти до нуля и продолжал вглядываться в лес. Навигатор запричитал женским голосом, что я все пропустил и теперь ей приходится перестаиваться. Жужа, уловив настроение, тотчас подключилась к концертной программе, дескать, я давно ей обещал свободу, еду и отдых. Под напором двух дамочек я стал психовать.
Дорога ухудшилась, покрылась ямами, асфальт скоро вообще исчез и началось что-то ужасное. Наверно, именно про такой тракт говорили в старину ямщики, предупреждая клиента: «Тело довезу, а вот душу не ручаюсь». Кончилось тем, что попав в очередную канаву, моя древняя тачка надорвалась. В ее недрах что-то грохнуло и, задребезжав, отвалилось. Хорошо еще, случилось это на малой скорости, а то лежать бы нам кверху пузом.
Я вышел, чтобы оценить ущерб, и расстроился. Поблизости – никого, ни машин, ни жилья, ни, что особенно гадко, автосервиса. В довершении всех бед, телефон упрямо не ловил сеть. Я огляделся: куда же меня занесло? Где эти чертовы Вязожары? Где эти.. как их там… Мшарины болота и Черный Яр?
Болота, впрочем, были где-то рядом. Разбитая грунтовая дорога петляла сквозь глухой бор, растущий на влажном песке, и уводила в затерянные в глуши топи, о которых мне тотчас сообщили комары, собравшиеся на незапланированную пирушку. Отмахиваясь от них веткой, я соображал, что делать. Куда идти – вперед или назад?
Я рассудил, что сзади не было ничего интересного на многие километры, так что лучше двигать в прежнем направлении, искать Вязожары или чего-нибудь аналогичное, населенное и гостеприимное. Взяв с заднего сидения рюкзак, куда еще в Москве положил немного еды для себя и кошки и бутылку с водой, я вытащил Жужу из переноски и, напоив ее, сказал:
- Попали мы с тобой в переплет. Будем путешествовать пешком, уж извини.
Жужа была напряжена, дергала усами и ушами, мотала хвостом, царапалась и наотрез отказывалась лезть обратно в переноску. Кажется, она ее возненавидела всеми фибрами души. Я взял ее на руки. Она еще пошипела и поизвивалась для порядка, но стоило мне тронуться в путь, обреченно затихла. Убегать в лес и пачкать там лапы ей явно не улыбалось.
Я был уверен, что скоро куда-нибудь выбреду. Шел я, однако, долго, лес все не кончался. Но должна же эта дорога куда-нибудь привести? Поэтому я упорно держался выбранного направления. Час был еще не поздний, но бор понемногу заволакивался темнотой на фоне пока еще светлого, словно выцветшего, неба. Все говорило о том, что ночь на подходе.
Я начал уставать, и в голову полезли всякие ненужности. По представлениям предков, думал я, в таких дремучих чащобах, какие сейчас нас с Жужей окружают, обязательно скрываются враждебные силы. Что-то недоброе чудилось мне в завалах из полусгнивших елей, обросших мхом. Их вывороченные из земли корни топорщились по направлению к дороге словно пальцы, желающие схватить неосторожного путника, и это не вселяло ни малейшего оптимизма. Я вздрагивал от невнятных загадочных звуков, от уханья и скрипа и проклинал разыгравшееся воображение. В этом зачарованном месте стерлась граница между сказочным и реальным. Я был готов поверить и в леших, и в домовых, и в болотных русалок, и ежеминутное ожидание потусторонней встречи изматывало нервы в хлам.
Я стал разговаривать с Жужей, потому что в глухом, почти беззвучном шуме древесных вершин мне мнился зловещий шепот, хотелось его заглушить нормальной человеческой речью.
- Тебе не кажется, что мы с тобой попали в классический ужастик и сделали классическую же глупость? – спросил я у кошки со смешком, поскольку от нервов меня пробило на шутливый тон. - Надо было остаться в машине и ждать, не проедет ли мимо другой автомобиль. А мы с тобой отправились искать приключений.
Жужа мяукнула, соглашаясь. Происходящее ей совершенно не нравилось. Сначала долгая поездка в тряской машине, теперь вот ее тащат куда-то в ночь. Она нервно дрожала, должно быть, ей передавались еще и мои тревоги. Не помышляя удрать, Жужа вжималась в мою грудь и лезла лапами под рубашку, норовя оторвать пуговицы. Ей было страшно. Мне тоже. Поэтому, когда лес справа неожиданно расступился и воздух чуть посветлел, мы оба воспрянули духом. А когда впереди показались силуэты домов, обрадовались так сильно, что побежали.
Сколько-то времени я потратил на поиск тропинки, уводящей с дороги в сторону деревни. Должен же быть короткий путь для пеших путников! Но обочины, заросшие метровой крапивой, не спешили проявлять к чужакам хваленое русское гостеприимство. Наконец, дорога, вернее уже, две полузаросшие колеи, до уровня которых она деградировала, сама смилостивилась над нами и свернула в сторону ближайшего дома. Ускорив шаг, я устремился к жилью, но тут Жужа задергалась на моих руках и как-то совсем нехорошо зашипела.
Я резко остановился, пытаясь понять, что именно не так в окружающей картине. Не знаю в точности, что не понравилось Жуже, но меня смутила тишина - все та же тишина зачарованного леса. Ни отголосков радио, вырывающегося из открытого окна, не мычания скотины, ни лая собак, почуявших приближение гостей. До первого дома в ряду было уже не более двадцати метров, но даже запахов – жилых, вкусных, дымных – мои ноздри не улавливали. А ведь приближалось время ужина! Изба была темной, и ее окна, забранные в тонкую вязь наличников, глядели на меня печально сквозь переплетение высокой сорной травы и кустов.
- Если первый дом не жилой, - сказал я Жуже, таращившей глаза-изумруды, - это же не значит, что вся деревня такая, верно? Бывает, что остаются жить всего несколько человек. Вот их мы и поищем. Наверняка они нам обрадуются, пустят к себе, накормят и обогреют.
Мы снова пошли вперед, перешагивая через топкие лужи и упавшие поперек тонкие стволики берез, но мне все меньше и меньше нравилось это дело. Дома все сплошь стояли неухоженные, у многих прохудилась крыша. Заборы либо отсутствовали, либо терялись в зарослях, кособокие и некрашеные. А еще меня буквально преследовало ощущение тяжелого взгляда. Вроде и некому на меня смотреть, а казалось, что смотрят, следят насторожено. Очень неприятно.
Скоро деревня закончилась, и мы оказались среди разнотравья и сумеречной тишины. Даже кузнечики повымерли, одни только комары не унимались, мои белые рубашка и брюки приманивали их не хуже, чем свет фонаря. Впереди на пригорке торчала за верхушками деревьев маковка церквушки без креста, позади – покинутые хозяевами руины. Это был тупик.
- Может, вернемся немного назад и зайдем в какой-нибудь дом покрепче? – предложил я Жуже нерешительно. – Скоро стемнеет, нужен ночлег, потому что мотаться в кромешной тьме по лесу я точно не собираюсь. Что скажешь?
Кошка промолчала. Но я знал, что она была голодна. Я и сам не отказался бы заморить червячка. Воспоминания о бутербродах, что я впопыхах настрогал в дорогу, откликались урчанием в животе.
Я решительно взял курс на ближайший дом, он смотрелся достаточно крепким. Выламывать двери я, конечно, не стал бы, но очень надеялся, что нам хоть в чем-то повезет и там окажется не заперто.
Нам повезло. Хотя… это как сказать.
Дверь на веранду действительно была отворена. Веранда, нагретая за день, дышала теплом, запаха плесени я не уловил – пахло пылью и высохшим сеном. Но тут где-то в доме стукнула ставня или неплотно закрытая дверь, и я вздрогнул. Не люблю быть трусом, однако снова возникло давящее чувство, будто кто-то смотрит мне в затылок. Я завертел головой, но ничего подозрительного не увидел. И тогда я догадался посмотреть вниз... Странное дело: перед дверью в саму избу, тоже широко распахнутую, тянулась по дощатому полу белая дорожка.
Я навел в глазах резкость. От одного дверного косяка до другого кто-то щедро насыпал крупнозернистую соль. Я даже присел и, коснувшись крупинок, поднес испачканный палец ко рту, осторожно лизнув. Точно, соль!
Продолжая сидеть на корточках, я устремил взгляд в темноту дома. Соль - отличное средство для дезинфекции и чистки предметов, не имеющее токсического эффекта, да и стоит очень дёшево. С ее помощью борются с насекомыми-вредителями - муравьями и блохами, это мне было известно. Но зачем отпугивать муравьев, если в доме никто не живет?
Я повторно огляделся: веранда казалась нежилой, мебель – стол, стулья, стоявшие в дальнем углу – старыми и заброшенными. А соль была свежей, чистой и сухой, полоска ровная, нетронутая. Может, и нет в этом никакого намека на мистику и нечисть, которой перекрыли выход из дома, но оставаться здесь мне чего-то расхотелось. Как расхотелось и задерживаться в мертвой деревне.
Мы с Жужей вышли обратно на улицу и двинулись к церкви. Я все не оставлял надежду, что дорога, пусть и плохенькая, но должна куда-то вести, кто-то поддерживает ее, приминая колесами колеи, не позволяя им зарастать. Если в этой части деревни никого нет, то, может, имеется вторая часть, жилая, по ту сторону церкви?
Близость ночи и прохлада заставляли нас ускоряться. Мы в момент долетели до церкви, являвшей собой жалкое зрелище из-за отсутствия части стен. Собственно, только одна стена, смотрящая вниз на деревню, и осталась. Потолок худой, внутри грязь и вездесущая крапива. Если и мелькала у меня мысль найти приют в церкви, то при виде тотального разора развеялась.
Зато за церковью, среди редких деревьев мои глаза углядели огонек.
Наконец-то! Жилье! Тепло и люди! Я бегом помчался к спасительному свету…
…и вылетел на кладбище.
Кладбище было старым, неухоженным и, как и все тут, заросшим. Надгробия и кресты терялись в подступающем мраке, поэтому я сразу и не сообразил, где оказался. Но едва сообразил, безотчетная робость овладела мной. По моим представлениям, кладбище, где бы оно ни находилось, всегда живет своей угрюмо-колдовской жизнью. Знаю, встречаются смелые люди, которые любят прогуливаться в его тиши, находя в ней умиротворение. Но я находил на кладбище только скорбь и атавистический ужас, неизменно просыпающийся в моей душе.
А уж когда я услышал поблизости странные звуки, напоминающие то ли рыдания, то ли стоны, то и вовсе окаменел, а волосы на моей голове предсказуемо зашевелились. Я стиснул Жужу так сильно, что она протестующе мявкнула и вонзила мне в руку когти. Но даже боль не помогла - ноги отказывались мне подчиняться, хотя рассудок отчаянно приказывал им бежать.
Жужа, вырвавшись из моих объятий, вскарабкалась на плечо. А я стоял и обречённо ждал, когда дрожащий огонек, танцующий меж могил, приблизится ко мне.
...