Сказочные Вечеринки

Пикник

- Желание именинницы – закон. Не знаю, как насчет смелости и отчаяния, но готов познакомиться с жизнью подопечных Сергея Сергеевича поближе, - поддержал Звегинцов предложение отправиться в табор.
Суеверного страха перед цыганами он не испытывал, а пели кочевники и впрямь на редкость душевно.
- Евдокия Ильинична, не желаете посетить табор? – негромко обратился он к графине. – Говорят, цыганки гадать мастерицы, вдруг подтвердят ваше смелое предположение? Или боитесь будущее узнать? – он с трудом сдерживал смех. Видимо, озорство девушки оказалось заразительным.

Пикник

Внезапно идиллия тишины и покоя была нарушена появлением цыган. Докки знала, что табор стоит на землях купца Демидова, ее покойный отец тоже их привечал, и иногда вечерами в Аристово звучала гитара и развевались пестрые юбки этого вольного племени. Сама она их не боялась, но и желания погадать или просто пообщаться с загорелыми темнокосыми цыганками у нее не было – когда-то давно на ярмарке мать Докки спасла цыганенка, которого уличили в воровстве и собирались побить. Она убедила не устраивать расправы над мальчиком и заплатила за утянутый им калач. На другой день пацаненок появился в усадьбе «Аристово» вместе со старой цыганкой – его бабушкой, которая поблагодарила барыню и предложила предсказать ей будущее. Мать согласилась. Что сказала цыганка, Докки так и не узнала, но матушка долгое время ходила грустная и потерянная, потом у нее случилась тягость, но мальчик родился мертвым, а через несколько лет и мать преставилась ко Господу. Потому предложение купца наведаться в табор Докки встретила несколько настороженно.
Но когда идею поддержала Долли и Звегинцов, она подумала о том, к ним присоединиться.
Правда, его намек на смелое предположение немного сбил графиню с толку – вроде она никаких смелых идей не высказывала.
– Евдокия Ильинична, не желаете посетить табор? – негромко обратился он к графине. – Говорят, цыганки гадать мастерицы, вдруг подтвердят ваше смелое предположение? Или боитесь будущее узнать? – он с трудом сдерживал смех. Видимо, озорство девушки оказалось заразительным.
– Простите, Николай Александрович, я теряюсь в догадках, о каком предположении речь? – прямо спросила она Звегинцова. – И нет, меня не страшит будущее, а узнать, что уготовано Провидением, даже интересно. Тут главное – верить или не верить в то, что скажет гадалка, и этот вопрос я для себя пока не решила. Но прогуляться в табор согласна. Цыганки красиво танцуют, играют на гитаре. Я сама умею тоже цыганским перебором, – неожиданно сообщила она. – Так что идемте, посмотрим, возможно, и погадать решусь, – она оперлась на протянутую Звегинцовым руку и встала с кресла. – Идем? – графиня поймала взгляд Николая Александровича – задорный и не то насмешливый, не то радостный, тоже посмотрела на него и улыбнулась живой открытой улыбкой.

Черника не смогла спасти Добролава от чувства голода. Только губы и язык окрасила. Поняв, что теряет время, поэт сложил несколько листьев, собрал на них немного ягод и отвязал Гвидона. Не забыл корзинку с опятами.
На пикнике после леса показалось шумно и суетно. Река серебрилась под лучами солнца, бокалы ударялись друг о друга, велись громкие и кулуарные разговоры. Миролюбский отдал добытый провиант слуге, а сам, захлебываясь слюной от предвкушения расположился рядом с едой и напитками. Уже после первого глотка красного вина на языке осталось терпкое послевкусие “Изабеллы”. Или это был результат поедания черники? Слава не стал долго размышлять на эту тему, а вовсю наслаждался поданными блюдами. Жареное на костре мясо таяло во рту. Хрустящие огурчики, домашний хлеб, ароматная картошечка. Остановиться было невозможно.
Единственное, что расстраивало Доброслава – синие пальцы, которые он не смог очистить с помощью салфетки, как бы ни старался. Негоже в обществе быть неряхой, учила бабушка с раннего возраста. Решив спуститься к реке и попытаться там оттереть въевшийся сок ягод, поэт уведомил собравшихся о своем намерении. Проходя мимо Долли и Аркадия и заметив блеск в их глазах, отсалютовал им рукой. Кажется, их путь от ревности до любви по расстоянию где-то 0 шагов.
Выйти на берег реки оказалось не так-то просто. Или он забылся в своих мыслях и алкоголе и пошел не туда? Пологим спуск к воде назвать язык не поворачивался. Слава путался ногами в высокой траве и чуть было не скатился прямо в воду, но вовремя ухватился за низкий кустарник, что рос у самой кромки. Выдохнул и закатал рукава. Погрузил руки в прозрачную воду и не удержался от того, чтобы набрать ее в ладони и испить. Сладко.
Потерев руки под водой, но так и не достигнув результата, поэт вспомнил как слуги чистили кастрюли песком и мелкими камушками. Подобрал горсть со дна и растер ее пальцами. Результат если и был, то маленький. Плюнув на затею, Миролюбский умыл лицо, чтобы освежиться, уселся на траву и устремил взгляд на воду. Хотелось искупаться, но он не мог себе этого позволить. Всё же здесь не один. Вдруг кто-то из участников пикника увидит шрам. Проще будет попросить услужливого Яшку принести горячей воды и перед балом привести себя в порядок.
Слава сидел и думал о том, что жизнь – это тоже река. Ты можешь не заходить в нее, смотреть со стороны, а можешь зайти в самую глубину и лечь камнем на дно. Ты можешь не знать, где она и когда начинается, из каких истоков берет начало, а можешь не дойти до места, где впадает в озеро или даже водопадом спускается к океану. Река жизни течёт вне зависимости от твоего состояния, настроения, желания. Она всегда была, есть и будет. Она единственная кто противостоит смерти. У реки жизни будто бы нет берегов, и при этом она имеет четкие рамки. Она умеет разделять людей и объединять их мостами. Может вынести тебя на берег, поболтать тебя в своем водовороте, источить тебя как камень. Она может давать тебе силы для того, чтобы продолжать плыть по течению и даже против него. Река жизни – это то, с чем каждому приходится считаться.
Задумавшись, Миролюбский не сразу заметил движение на противоположном берегу, но присмотревшись, узрел цыганскую повозку, лошадей и костёр. Хоть бы обошлось без медведя. Поэт обернулся и увидел, что его компания куда-то собирается. Поднялся, отряхнул брюки от налипшей сухой травы и вернулся к столу. Понял, что с легкой руки Сергея Сергеевича большинство, если не все, собираются к ромалам. И Слава присоединился к ним, хоть и мало верил в любые предсказания.
Дорога к цыганам не заняла много времени. Те приняли их громкими выкриками и раскинутыми руками, обещая нагадать любви безграничной, женихов богатых и даже щедрого улова рыбы в реках Энского уезда. Слава, как полагается, позолотил руку старой цыганке с зажатой в зубах сигаркой и протянул ей ладонь. Черничный след перестал смущать и забылся, когда скрипучий голос поведал «великую тайну»:
– Порча на тебе, красавчик, снимать надо срочно. Только я тебе в этом смогу помочь.

***
Из неизданного:
Протекает река, уплывают года
И травой порастает былое.
Эта жизни века, там течёт не вода,
Что-то сильное, очень большое.
То, что нам не понять, проплыви хоть раз пять
Эту реку с истоков до устья.
В ней страданья и смех, счастье, что не для всех,
В ней отчаяние веры и грусти.
Кто-то машет веслом, кто-то скажет «потом»,
А кого-то стирает о скалы.
Кто-то ищет свой дом, обрывает письмом
И решает уйти до финала.
Засверкала сребром, затопив берега –
Захлебнулся водой, вдохнул выше.
Мне ещё не пора, моё место – река,
Что пред смертью не терпит затишья.

Демидов, на правах хозяина земли, первым зашел в табор и важно прошествовал мимо кибиток в центр поляны. Его тут же обступили дети с радостными криками, а Сергей Сергеевич только и успевал совать им конфеты и печенья из корзины. Некоторые, впрочем, не сильно церемонясь, сами норовили стянуть что оттуда, несмотря на истово охранявшего содержимое Яшку.
Демидов остановился в центре поляны, где его уже ждали. Старый цыган почтительно поклонился.
- Здравствуй, барин!
- Ах, рад видеть, Баро – Сергей Сергеевич похлопал того по плечу и кивнул Яшке, чтобы отдал корзину стоящему рядом с бароном цыгану – Вот, гостей к тебе привел хороших, отдыхали тут рядом. У Дарьи Петровны именины. Ты уж прими, как полагается.
- Гостям, которые с добром пришли, мы завсегда рады – спокойно ответил Баро.
Тут же поднесли ему рюмку – Демидов выпил, отказываться было не принято.
Возникшая рядом услужливая черноволосая и кареглазая Рада усмехнулась, переводя лукавый взгляд то на Яшку, то на самого Демидова. Звеня ожерельем из монет на груди и золотыми браслетами, она улыбнулась и произнесла:
- Ай, совсем забыл меня барин.
- Тебя, Рада, разве забудешь? Может, споешь, да станцуешь со своими ромами для нас?
Рада повела плечами.
- Сначала ты спой для нас, барин – цыганка схватила у кого-то гитару и настойчиво вручила ее Демидову.
- Ах, черти никуда от вас не деться – он усмехнулся – Ну, пеняйте на себя.
Сергей Сергеевич принялся неторопливо перебирать струны гитары. Цыгане подхватили мотив, охотно присоединяясь к нему. Песня стала звучной и громкой, а потом начались танцы.

От рощи до реки идти оказалось близко, чему Елена Петровна, признаться, была рада. Ей было приятно общество князя Загряжского, но каждый раз, оказываясь рядом , она чувствовала некоторую напряженность, сквозившую между ними. А еще она неожиданно для себя смущалась, стоило ему сказать ей какой нибудь дежурный комплимент. В ее глазах Георгий Александрович несколько отличался от тех мужчин, которые приходили к Артемьевым и вели долгие разговоры с Петром Николаевичем, и уж тем более от тех, что заседали в разных обществах, которые возглавлял отец. Елена не понимала, как ей вести себя с поручиком, чей опыт общения с женщинами был, разумеется, куда разнообразнее, чем ее собственный в отношении мужчин. Загряжский был старше ее, но дело было не в этом. Стоило ей увидеть его красивые глаза и чарующую улыбку, как она чувствовала, что попадает под его несомненное мужское обаяние. Она не могла себе позволить влюбиться в этого человека. И уж тем более не должна влюбить его в себя. Завлекать и обманывать? Это подло, низко. Нет, она не станет этого делать. Пусть уж лучше князь считает ее скучной старой девой, не достойной его внимания. Единственный человек, за которого барышня Артемьева согласилась бы выйти замуж в ее положении - почтенный старец. Когда Елена объявила об этом отцу, он долго молчал, а после обнял дочь и попросил у нее прощения.
- Будет вам, папенька, вы ни в чем не виноваты. Я одна виновата, мне и нести эту ношу, - отвечала тогда Елена. - Да и вам секретарь, я знаю, секретарь нужен, на том и остановимся…
Пикник Долли организовала с размахом, вынуждена была признать Елена в разговоре с отцом. Петр Николаевич был уже несколько навеселе, много шутил и рассказывал гостям разного рода истории на которые был превеликий мастер. Князь Загряжский сидел несколько поодаль, но так, что Елена могла видеть и слышать его смех.
За здоровье изменницы много пили, как водится, и много закусывали. А потом кому-то из гостей - Артемьева не могла вспомнить кому именно - пришло в голову отправиться к цыганам. И желающих оказалось неожиданно много. Елена Петровна к цыганам, кочующим по деревням и городам, относилась настороженно ( уж больно много о них говорили нехорошего!), но пение цыганское уважала, и даже сама пыталась петь, подражая им, удлиняя гласные в словах, но без излишней театральности в движениях.
- Цыгане мои, - объявил всем сомневающимся Демидов.- Идем в табор!
В ответ раздался нестройный хор желающих. Елена тоже поднялась со стула.

Долли с удовольствием наблюдала за бытом табора, разглядывала яркие одежды цыганок. Все здесь было так захватывающе и ново.
- Ах, согласитесь, в жизни кочевой есть своя прелесть. Ничего тебя не держит, словно вольная птица можешь порхать, куда дорога позовет, хоть на край света…
- Вы, стало быть, хотите кочевать, Долли? – усмехнувшись, спросил Трубецкой.
Мещерская задумалась и покачала головой.
- Нет, я люблю путешествия, но из них так приятно возвращаться…домой, к родным людям, к тому, кто ждет тебя – она многозначительно посмотрела на князя.
Прознав, что именно она виновница торжества, высокая цыганка, которую Сергей Сергеевич назвал Радой, набросила на плечи Долли цветастый платок - подарок.
- Хочешь погадаю, золотая…да тут и смотреть не надо, все и так ясно, кто на сердце лежит – Рада заставила ее вытянуть ладонь и провела по ней своей. На миг во взгляде цыганки почудилось Долли что-то недоброе, возможно, это была лишь тень, но она не хотела рисковать.
- Не стоит, не хочу я заранее свою судьбу знать, доброе или лихое, будь, что будет – Мещерская убрала руку.
Цыганка рассмеялась.
- Это правильно, барышня. Ай, все будет, как ты захочешь!
Долли вытащила из прически одну из заколок, увенчанную небольшим драгоценным камнем.
- На, возьми…бери, бери не стесняйся. Чтобы все действительно было, как я хочу!
Рада схватила заколку и тут же прихватила ей свою темную прядь.
- Хороша барышня! – она тут же утянула ее в круг к танцующим под песню, начатую Сергеем Сергеевичем и подхваченную хором цыган.
Долли плясала среди них и оглядевшись, поискала глазами Аркадия. Осмелиться ли он присоединиться или князю крови императорской такие танцы не понравятся?
_________________

Табор

Вслед за Сергеем Сергеевичем направились к цыганам и Звегинцов с графиней.
- Ах, Евдокия Ильинична, Евдокия Ильинична, - покачал головой Звегинцов, - а вы, оказывается, коварная женщина! Слышите этот протяжный металлический звук?
Во взгляде спутницы читалось недоумение.
- Это лопнула струна моей надежды, - старательно изобразив на лице прискорбие, продолжил Звегинцов. – Коварная, опасная женщина, как я мог так обмануться вашим невинным видом.
- Да что вы такое говорите, Николай Александрович?
- Ну как же, Евдокия Ильинична, вы ведь сами высказали предположение, что мужчины предпочитают приглашать на танец тех барышень, которым впоследствии смогут сделать предложение. Я вас услышал и отнесся к вашим словам со всей серьезностью, а вы так быстро позабыли о сказанном. Восхищен вашим коварством, но не намерен оставаться в долгу.
Тут со всех сторон налетели цыганки в ярких одеяниях, с блестящими гроздьями монист на шеях, предлагая погадать, избавить от всех неудач и подарить чудодейственные талисманы, нужно всего лишь позолотить ручку. Словно стайка крикливых птиц, они кружили вокруг, ожидая подачек.
- Так что же, Евдокия Ильинична, желаете погадать и узнать, окажется ли ваше предположение правдой?

Табор

Видимо, я очень сильно в этой жизни нагрешила, – подумала Докки, когда услышала, слова Звегинцова
– Ну как же, Евдокия Ильинична, вы ведь сами высказали предположение, что мужчины предпочитают приглашать на танец тех барышень, которым впоследствии смогут сделать предложение. Я вас услышал и отнесся к вашим словам со всей серьезностью, а вы так быстро позабыли о сказанном. Восхищен вашим коварством, но не намерен оставаться в долгу.
Она сначала даже не осознала их смысл, а когда поняла, первым желанием было дать Николаю Александровичу пощечину или стукнуть его зонтом, кулаком, да чем угодно, потому что это его коварство было выше всех пределов. Естественно, графиня ничего подобного делать не стала – не на людях же! Отчего-то вспомнив Лопе де Вега: «Когда такая, как Она, – ведь надо знать мою кузину, – себя не помня, бьет мужчину.... Картина, думаю, ясна…», там, конечно, повод был другой, но в любом случае, дай она сейчас волю гневу, это вызвало бы слухи, сплетни, недоумение гостей Долли, да и самого Звегинцова. На самом деле он ничего такого не сказал, просто слегка переиначил сказанную Докки фразу, вернее, вложил в нее тот смысл, которого она туда не вкладывала. Или все-таки подсознательно вложила??? Докки заалела щеками, глубоко вздохнула, стараясь притушить эмоции, но глаза ее искрились, когда она тихо заявила Звегинцову.
– Вы мухлюете, Николай Александрович! Мои слова были сказаны после вашей просьбы о танце, и я ничего такого не имела в виду. Вы… вы… вы… – Докки запнулась и замолчала.
Их диалог перебили подбежавшие цыгане, и когда Звегинцов повторил свой вопрос:
–Так что же, Евдокия Ильинична, желаете погадать и узнать, окажется ли ваше предположение правдой?
Решительно ответила:
– Да, хочу, и мне совершенно не страшно заглянуть в будущее, но уверены ли вы, что хотите, чтобы это оказалось правдой?

Табор

Дразнить графиню Звегинцову, определенно, понравилось: девушка разрумянилась, глазки засверкали – любо-дорого поглядеть! Огонь и порох, причем в одном флаконе. Смесь, конечно, взрывоопасная, но до ужаса интересная. Ему даже стало любопытно, как может повести себя графиня, если отбросит навязанные обществом шаблоны поведения окончательно.
Услышав же негромкую, но прочувствованную отповедь, он искренне рассмеялся.
- Вот шулером меня еще не величали. Даже не знаю, как правильнее отнестись к этому новому опыту: возгордиться или оскорбиться. Склоняюсь к первому. В вопросе очередности наших слов и поступков вы абсолютно правы: я пригласил вас на танец, после чего вы аккуратно намекнули, что многие мужчины после танцев женятся.
Наклонившись ближе к девичьему ушку, Звегинцов очень тихо, чтобы не услышал никто, кроме собеседницы, произнес:
- По сути, Евдокия Ильинична, вы сделали мне предложение, но предпочли забыть об этом почти мгновенно. Ужасно коварно с вашей стороны!
Выпрямившись, он продолжил:
- А что я – провокатор, вы мне сегодня уже говорили, и я тогда же вас уведомил, что на самом деле – гораздо хуже. И абсолютно уверен, что склонен сегодня побыть фаталистом, потому поверю в гадание.
Повернувшись к одной из цыганок, он сунул ей в руку несколько монет и распорядился:
- Погадай барышне.

В таборе

То, что говорил Звегинцов, будило в Докки какие-то совершенно новые чувства и ощущения, каких она ранее не испытывала. Обычно общение с мужчиной навевало скуку и тоску, а Николай Александрович, мало то. что говорил о вещах, о которых с девицей говорить не пристало, так и из Докки вынул, можно сказать, слова, желания, откровения, какие она никому не поверяла. Они шутили и смеялись, он говорил с ней открыто, и она отвечала ему тем же. Это не было прямо неприлично, оба ходили по той тонкой грани, за которой приличия заканчивались. Выдавая ему фразу о том, что мужчины танцуют с теми, кому готовы сделать предложение, она имела в виду лишь то, что уже вышла из возраста невест, и именно ее замуж никто из собравшихся у Долли мужчин не позовет, сам Звегинцов в том числе – на что ему девица не первой свежести. Он же поставил все с ног на голову и выдал фразу, от которой Докки сильно растерялась.
– По сути, Евдокия Ильинична, вы сделали мне предложение, но предпочли забыть об этом почти мгновенно. Ужасно коварно с вашей стороны!
Хорошо, что Звегинцов сказал это шепотом ей на ухо, и никто того не слышал, потому что Докки сначала покраснела, потом вспылила, потом попыталась что-то ответить, но кроме «Вы, да вы, да что вы…» произнести не смогла. В ней снова проснулось желание ударить собеседника и не просто ударить, а поколотить, и она его еле сдержала.
Он же продолжал, словно ничего не случилось:
– Я абсолютно уверен, что склонен сегодня побыть фаталистом, потому поверю в гадание.
Докки попыталась осознать эту фразу, и когда до нее окончательно дошел смысл сказанного Николаем Александровичем, она вдруг испугалась. Испугалась того, что цыганка скажет что-то неотвратимое, неправильно неотвратимое, что никак нельзя будет исправить. Пока слова не сказаны, все можно изменить, но стоит произнести слово, как оно обретет некую визуальность, и произойдет именно то, что сказано. Она уже успела пожалеть, что согласилась и даже готова была постыдно улизнуть под предлогом послушать песни, а потом обратить все в шутку, но Звегинцов уже позвал цыганку и попросил ее погадать графине.
Докки, как зачарованная, протянула руку, ее спутник дал цыганке монету. Несколько секунд все молчали, и графиня вдруг задрожала, уверовав, что вот сейчас решится ее судьба, потом цыганка заговорила:
– Ты, барин, в сторону иди, не надо судьбу чужую слушать, потом тебе отдельно скажу, что ждет. Ступай, подожди барышню, не смущай, видишь, волнуется. Дочь у тебя красавица, замуж выйдет за человека хорошего. Иди, барин, иди, – и цыганка за руку отвела Докки под дерево, потом долго смотрела на ее ладони – на одну, на другую. Улыбалась. Она сказала графине много интересного о ее дальнейшей судьбе. Это было не то, чтобы совсем неожиданно, но, однозначно, собираясь на именины к Долли, Евдокия Ильинична совсем не предполагала, что в ее жизни может что-то измениться. Теперь оставалось поверить или не поверить в сказанное, и вот тут Докки несколько растерялась. Она не была фаталисткой, но почему-то хотела верить в гадание, в то же время то, что сказала цыганка, значило для Докки слишком много, а еще был Звегинцов, который обещал поверить в гадание, но вот так сразу рассказать ему все? Нет, это решительно невозможно.
Увидев, что Звегинцов ждет ее в стороне, Докки задумчиво подошла к нему, некоторое время постояла, глядя на мужчину, потом тихо проговорила:
– Я скажу вам, что мне нагадала цыганка, когда сама осмыслю это. На балу или после бала, во всяком случае, до отъезда. – Графиня помолчала еще пару секунд, а потом спросила, – Николай Александрович, а вы сам не хотите узнать у нее судьбу? Она готова была вам погадать.

Вслед за Демидовым направились к цыганам.
Елена Петровна шла не одна, а в сопровождении поручика Загряжского - Петр Николаевич Артемьев решительно отказался от посещения табора.
- Увольте меня от сего удовольствия! Цыганского пения не люблю, гадание их - сплошное надувательство, и все они, начиная от сопливого мальчишки и кончая беззубым старцем так и норовят что-нибудь стянуть у тебя, - безапелляционно заявил он. - Вернусь-ка я лучше в дом! Отдохну перед балом, составлю компанию генералу Мещерскому. А ты, душа моя Еленочка, развлекайся вместе с его сиятельством, - напутствовал он дочь и князя с бокалом вина в руке.
На том и порешили.
В таборе гостей не ждали. Но и не прогнали сразу.
Елена Петровна впервые видела так близко кочевые цыганские кибитки, в которых эти инородцы спали и хранили свой нехитрый скарб. Поначалу она даже слегка оробела, когда их окружили женщины в странных одеждах, смуглые, черноволосые и черноглазые, с распущенными волосами и длинными косами, в косынках или без, с нитями стеклянных бус и звенящих монист на груди. Седые морщинистые старухи с отвислой грудью смотрели на непрошеных гостей настороженно, зато молодые, среди которых оказалось на удивление много красавиц, глазели с нескрываемым любопытством. Тут же бегали босоногие чумазые ребятишки, пахло лошадьми и костром.
Но вот от группы стоящих отдельно мужчин с важным видом отделился упитанный немолодой цыган и подошел к Демидову.
- Цыганский барон, - шепнул Загряжский Елене. - Он у них самый главный.
-Вот как? Переодеть его как Демидова, и вылитый энский купец первой гильдии! - вскинув глаза на князя, улыбнулась Артемьева. В ответ он коротко рассмеялся, и в уголках его глаз разбежались лучами тонкие морщинки. Елена задержала взгляд на его лицо, насколько это позволяли приличия.
Демидову поднесли рюмку, которую он быстро опрокинул в рот, крякнув от удовольствия. Все враз повеселели, и хозяева, и гости. Зазвучала гитара, полилась песня. Кто-то протянул гитару Сергею Сергеевичу, и тот запел, надрывно, по-цыгански страстно, так, что за душу брало. Стянув шали с плеч, молодые цыганки пустились в пляс, приглашая всех. Барышни, из тех, что посмелее, откликнулись, другие кинулись к цыганкам-ворожкам узнавать свою судьбу. Мужчины делали вид, что им знать о том неинтересно, но если дамы настаивают…Дамы, разумеется, настаивали.
-Не желаете ли к гадалке? - спросил Георгий Александрович у Елены с самым серьезным видом.
-Не уверена, что хочу знать свое будущее, - ответила она, вздохнув.
- Отчего же? Страшитесь?
- Немного. - Она помолчала, а потом вдруг сказала: - А хотите, я спою?..
- С удовольствием послушаю, - с легким поклоном заверил Загряжский.
- В таком случае, вас не затруднит взять у них гитару?
Поручик скоро принес Елене Петровне гитару, кто-то из цыган отдал барышне старый стул с наброшенной на него шалью. Артемьева села и начала бережно перебирать струны, настраиваясь. Потом она бросила быстрый взгляд на поручика и, покраснев, тотчас отвела его. А потом запела, сначала негромко, смущаясь зрителей, но с каждой строкой романса голос ее креп и звучал все увереннее.
Не прогоняй меня, не говори: «Постыла!»
Тебе сейчас кажусь унылой и смешной…
Ах, было время - я, безумная, любила,
Была твоею я и телом, и душой…

Если человек долго поднимался по чужой лестнице, то, прежде чем найти свою, ему нужно спуститься. (Лао-цзы)

Присоединиться к прогулке по саду для меня было... не особо неприличным, но и не слишком желательным. Тот, кто носит корону, должен понимать ее важность и принимать ее тяжесть. Жить в окружении множества людей - то, что неизменно придет, но сейчас примкнуть к одной из групп было бы невежливо, Александра и Демидов обсуждали театр, Ржевского где-то носило, после фотографий мне не хотелось ходить по лабиринтам зелени. В этом не было смысла. Многие чудеса были уже увидены мною, от этого они не переставали быть чудесами, но все же не так невероятны, чтобы ради этого углубляться в лес или же спускаться к реке. В ханьфу было бы удобнее, да и зонт к нему подходил, но сейчас мне более хотелось легкости и спокойствия. Последних дней покоя перед тем, как я покину Родину. И я решаю вернуться в выделенные мне покои в поместье Мещерских, это кажется более привлекательным, чем прогулки под солнцем. Какие палящие и слепящие лучи в горах... Я буду скучать по путешествиям с дедушкой, ведь они приоткрыли для меня этот безгранично-прекрасный и столь разнообразный мир. Однако, то, чему я в них научилось, должно служить мне и народу, что я назову своим. Шахматы... Действительно, не сыграть ли. С собой не так интересно, как с великими мэтрами, ведь черно-белая доска это поле не менее свирепой битвы, нежели с оружием в руках. Правитель должен принимать порой тяжелые решения, чтобы выиграть. Пожертвовать тем, кем возможно, что жестоко, но необходимо. Держать маску иногда утомительно, но... Никто не должен видеть настоящую тебя, если ты не доверяешь этому человеку настолько, чтобы знать - он не ударит в спину. Я могу оставаться даже... вероятно, равнодушной и отстраненной, хотя эмоции иногда и берут верх над холодным разумом. Это моя слабость, и клянусь всеми богами, в которых верят в мире, поместье Мещерских и его гости испытывали меня в который раз. И я была благодарна привычке говорить ровно и спокойно, а также вееру. О, это невероятно помогает улыбаться, скрывая это за шелком. Или сталью. Дошло ли мое письмо? Задумчиво осматриваю доску. Что ж, начнем.
- Барышня, барышня!
- Да, - белая пешка зависает над клеткой. Хм, мне придется поменять стратегию.
- Письмо, Гошка-то спешил, и я как барин Лев Николаич приказал вам его сразу передать.
- Спасибо, можешь быть свободна.
- С вами остаться-то может?
- Не нужно, возвращайся. Подготовьте все необходимые вещи. Соня и матушка укажут, что именно.
Ответ наконец пришел. Доиграю партию позже. Если идея Александры с доской не обернется чем-то... экстраординарным. Профессор согласился дать талантливой ученице шанс. Повезло, что Mein lieber Freund навещал своего друга и коллегу Дмитрия Андреевича. О, мои любимые темно-изумрудные чернила. Их профессор узнает, как и герб.
"Meine Freude über die schnelle Antwort von Dir ist ebenso groß wie die Freude über das Wiedersehen in meiner Heimat, die für immer ein Teil des Lebens des weißen Fuchses sein wird. Ich hoffe, Ihrer Familie und Ihren Freunden geht es gut. Wenn Sie also einverstanden sind…"
Цыгане, которым покровительствовал Сергей Сергеевич, занятно. Полагаю, петь песни в таборе это весело, гадание... гадание - не то, во что я верила. Дым костра и струны гитары. Это по-своему прекрасно. Но более недостижимо. Что ж, вернусь к партии. А после бала нужно поговорить с Дарьей Петровной. Ответа они с Ниной Ивановной ждали, наверное, с большим волнением, нежели я.

В сборе ягод от гостей именин ожидаемо толку было мало. Я, пока шел к берегу, два туеска набрал по пути. Дело-то нехитрое, тем более что лето нонче!.. Такие жаркие дни стоят, такие звезды высыпают короткими ночами! Порой упадешь в стог сена, руки раскинешь и думаешь: так бы и обнял весь мир. Грибов в лесу – россыпью, ягод – хоть горстями бери. А вот господин поэт ягоды собирал, по синим губам видать, в себя. Да и в корзинке его, небрежно оставленной у расстеленного покрывала, болталось лишь несколько чахлых малинок на дне. Нет, так мы наливку с матушкой не поставим.

Однако ж гости разбрелись по пути кто куда, а на расставленные угощения начали слетаться осы. Надобно пойти созвать всех припоздавших и, самое главное, именинницу найти.
Искал я недолго, в аккурат где любимая барышней магнолия росла. Знакомое платье мелькнуло меж веток, и я чуть было не вывалился на поляну, как медведь из кустов, да вовремя заметил, что она не одна.
Ба, да это ж тот князь, что фаберже подкатывал! Ну точно, он!
Я затаил дыхание, прищурился. Нет, ну вы посмотрите на него! Цаловаться полез! Ох ты ж, прохвост! Посватайся сперва, ирод!
Барышню пора спасать. Это князю как с гуся вода, если кто заметит, а нам репутацию надо беречь. Верно говорю, ДарьПетровна?

Я тихонько обошел поляну вкруг и намеренно громко захрустел под ногами камешками, с сухим треском обломил ветку, встал за раскидистым орешником и позвал во всю мощь голоса, так, что и в усадьбе наверное услыхали.
Долго ждать не пришлось.
- Яша, я здесь! Давай, созывай всех к столу.
Румянец у нее на щеках горел – ярче зари.
- Расцвела, магнолия-то, а, ДарьПетровна?
Она вскинула глаза, посмотрела пытливо.
- Не вся, - помолчав, ответила она и пошла вперед, а я потопал следом.
Магнолия красноречиво торчала в петлице у князя, который появился на берегу чуть позднее.
Ах ты, цветовод-любитель! Вот глаз с тебя не спущу!

Табор за рекой стоял не первый день, так что раздавшиеся гитарные переливы не стали неожиданными. Я бывал у цыган иногда, со многими был знаком, но дружбу не водил, да и они в друзья не набивались. Девки у них красивые, это правда, но чужой красотой, нездешней: смуглые, темноглазые, с яркими лентами в черных косах, в цветастых юбках, что разлетаются в танцах у жарких костров с горьким дымом. И тягучие песни, от которых жало тоской в груди и хотелось незнамо чего... то ли петь, то ли пить, то ли птицей взлететь.
Просил однажды погадать мне, но Рада отказала наотрез. Она сама выбирала, кому будет гадать, а кому нет, и упрашивать было бесполезно. Нет – так нет.

Лучшего завершения пикника и представить было нельзя. Долли с удовольствием слушала не только песни цыган, но и узнала, как замечательно поют Сергей Сергеевич и Элен.
Долли набросила на плечи подаренный цыганкой цветастый платок и подошла поближе к Артемьевой и тихо произнесла:
- Браво, Элен. Вы так душевно исполняете - а потом сказала чуть громче, обращаясь к остальным – Дорогие гости, думаю, нам пора возвращаться. Надобно еще отдохнуть перед балом, чтобы предстать вечером во всей красе.
Вскоре все зашагали обратно, дошли до места пикника, Долли задержалась, посмотрела на забытые корзинки.
- Яша, если что из ягод останется, снести, пожалуйста, на кухню.
Потом быстро направилась по дорожке обратно в усадьбу.
_________________

Госпожа Чарская говорила горячо, страстно, с уверенностью, будто сможет разорвать все оковы и добиться свободы. Вероятно, она искренне полагала, что Алексею это дано с рождения. Однако сам Воронцов с детства только тем и занимался, что исполнял навязанную ему волю. С малых лет занимался в затхлой от книжной пыли библиотеке с высокими стеллажами фолиантов в шоколадных обложках, изучал те науки, которые светлейшие дед и бабушка сочли необходимыми. Дружил лишь с теми, кого они же – старшие семьи – находили достойными своей громкой фамилии и с легкой завистью смотрел со стороны, как дворовые дети гонялись в салки. Занимал в Петербурге ту должность, которой сам себе не выбирал. Он значился в военном ведомстве по благосклонности императора и его же высочайшему указу.
Где же начиналась та упоительная – что не надышаться – свобода, о которой мечтала «снежная» Нина? Существовала ли она взаправду или являла собой виртуозный обман, подобный сладостным клятвам в любви, слетающим с уст пылкой «дочери фараона»? При всем, чем Алексей был щедро одарен по рождению, он чувствовал себя сейчас так, словно стоял на один краю обрыва, а порывы ветра били в спину свирепо. Толкали вниз.
Будущая жена меж тем на поцелуй ответила – то ли понравилось, то ли от волнения растерялась и не смогла не поддаться. Но после все же, как благопристойной молодой особе полагает, пощечину Воронцову отвесила. И сбежала, как вероятно, сделала бы любая трепетная лань, которую ситуация застала врасплох. Стоило ли за Ниной идти? Нет, свежему воздуху с реки необходимо для начала остудить ее пыл.
Воронцова же день закружил в той праздности, которой полна тягучая, будто свежий мед, летняя жизнь в сельской местности. Солнце золотом лилось с неба и птицы щебетали в парке Мещерских, создавая хрупкую, почти призрачную красоту. А посреди нее – словно гром в ясных небесах – письмо от князя Михаила Семеновича Воронцова. Гневное, резкое, острое в каждом росчерке, оставляющем чернила цвета непогоды на бумаге с фамильным гербом.
Алексей читал письмо в уединении своей комнаты, но под пристальным взглядом Прохора, неизвестно куда девшего корзину с добытыми ягодами. Он взволнованно вздрагивал всякий раз, когда молодой барин хмурился и губы поджимал, словно в детстве, если нагоняй получал за проказы. Сейчас же ситуация с долгом едва ли тянула на столь маловесное нарушение.
- Нине Чарской известно о долге, - вместо того, чтобы обсудить письмо деда, произнес Алексей, взглянув на Прохора, и сложил бумагу обратно в конверт. – Она выплатит необходимую сумму, а я женюсь на ней. Таков уговор.
- Стало быть, она векселя украла? – спросил Прошка, уж больно показной казалась ему кротость компаньонки молодой хозяйки усадьбы. – Не возвращает почему?
Об этом Воронцов с ней не говорил, поэтому молчаливо пожал плечами и повернулся к столу. Его ждали бумага и письменные принадлежности, чтобы ответ деду в Крым отправить немедля. Однако слова не перетекали на белоснежный лист, будто не желали путешествия на юг. Алексей скомкал бумагу и отбросил в сторону, отчего та прокатилась по столу и упала на пол. Пришлось за ней лезть и – о чудо – шоколадное на шоколадном полу, коричная папка на лакированном паркете, где обнаружились целехонькими все векселя.
- Не забрала, - хмыкнул Прохор так, будто внезапно подобрел по отношению к проникшей в комнаты Воронцова девице, и даже усмехнулся – вот умора была б, застань я ее здесь.
- Не стой над душой, - отчитал его Воронцов, кажется нашедший все же нужные слова для деда. – Отправляйся и разузнай, чем гости занимаются и во сколько Долли планирует бал в свою честь открывать.
- - Так к цыганам отправились, сам слышал, как купец Демидов за реку звал всех, - с охотой отчитался предупредительный Прошка. – Я вот вам уже и костюм на вечер приготовил.
- Все равно не стой над душой, - отрезал Алексей, цыгане мало интересовали после письма главы семьи. Он писал ответ, уже решив, что в Крым не вернется.