Птичка певчая:
11.11.14 17:15
» Глава 28
Глава 28
Голубые глаза выглядят огромными на исхудавшем лице. На ней дорогое кашемировое пальто цвета молока, черное платье и сапоги на высоких каблуках. Светлые волосы красиво уложены. Она производит впечатление успешной в финансовом плане женщины.
Она выглядит блистательной и несчастной.
- Можно мне мою сумочку?
Протягиваю ей сумку, ее рука вздрагивает, когда соприкасается с моими пальцами.
Я часто думал, что испытаю, увидев ее снова, встретившись с ней случайно?
Раздражение от неловкости момента, обычную неприязнь или ярость?
Но внутри не всколыхнулись былые обиды. Я просто впитываю каждую деталь, запоминаю, как светлые пряди касаются щек, как ресницы изогнутой дугой оттеняют ее светлые, чистые глаза.
Мы оба молчим, исследуя друг друга взглядами. Наверное, у меня такое же жадное выражение лица, как и у нее. Будто эта встреча – лишь случайность, благодаря которой нам выпал шанс узнать то, чего мы старательно избегали.
Она не искала меня, я знаю. Иначе давно бы нашла. И я не интересовался, как дальше сложилась ее судьба. Я уехал из города меньше, чем через месяц после нашего разрыва. А сейчас вернулся только для того, чтобы навестить стареющего отца.
Как же она красива! Я и забыл…
Мысли, как тени, пробегают по ее лицу. Когда-то мне не составляло труда читать ее, как открытую книгу. Мне и сейчас кажется, что я вижу потрясение, грусть, испуг, тоску…
Она отворачивается и стремительным шагом проходит мимо, опустив голову.
Убегает точно так же, как и когда-то. Может, стоит ее отпустить? Но эта тоска в ее глазах…
- Ира, стой!
Она оборачивается, полы пальто разлетаются в стороны. Она боится меня? Не хочет видеть? Не могу устоять.
- Что же опять убегаешь? Давай подвезу тебя.
- Не нужно. Я сама доберусь, - у нее сиплый голос, словно она заболела.
- Мне не сложно.
Интерес просто убивает меня. Одно дело –забыть о ней, когда нет ничего рядом, что напоминает о ее существовании, другое – видеть ее, коснуться кончиками пальцев и отпустить опять.
Она стоит немного растерянная и не знает, что мне ответить. Я подхожу к ней так близко, что чувствую легкий запах духов, тех самых, которыми она пользовалась на Крите, тех самых, которыми каждое утро нашей недолгой совместной жизни пах я, вставая с ее постели.
И все воспоминая, так усердно спрятанные мною в глубинах памяти, вырываются наружу. Я снова ловлю ее на улице под дождем и целую, пока у нас не сбивается дыхание, покупаю ей чулки и белье, потому что после нашего страстного секса в парке они безнадежно испорчены. Но больше всех остальных моментов я вспоминаю те ночи, которые мы провели вместе, в съемной квартире рядом с моей, в уединенной спальне, которую я считал нашей. Я помню каждое утро, когда она готовила мне завтрак и целовала перед уходом на работу. Я помню все!
Беру ее под руку и веду к выходу. Она не сопротивляется, но и не горит желанием ехать со мной. Все забыто?
Заглядываю в ее личико, исхудавшее, с выделяющимися скулами. Ее красота стала изысканной и утонченной, подчеркнутая трагичностью и загадочностью. Что произошло в ее жизни?
Борюсь с собой, но проигрываю.
Мне все еще хочется знать, как повернулась ее судьба, я все еще чувствую потребность коснуться ее.
Подвожу ее к своей новой белой Ауди. Мне почему-то как мальчишке хочется произвести на нее впечатление. Но насколько я помню, она не интересовалась ни уровнем моих доходов, ни той материальной выгодой, которую можно было получить от такого парня, как я.
Открываю дверцу, она элегантно садиться в салон, подбирая края пальто.
- Домой?
- Я больше не живу здесь.
- Куда тогда?
Она называет адрес, я приблизительно помню дорогу.
- И где ты сейчас живешь?
- Я переехала на новое место, когда мне предложили работу, - она уходит от ответа.
- Что за работа?
- В благотворительном фонде.
- Тебе всегда нравилось это направление.
- Да. Я рада, что мне представился такой шанс.
- А здесь как оказалась?
- По работе и заодно родителей проведать.
Я обдумываю ее ответы. Как и я, она не осталась здесь. Она сказала, что переехала, но не упомянула мужа. Насколько мне известно, Влад занимает мою бывшую должность. Они работают в разных городах? Живут порознь?
Я стараюсь умерить интерес. Как бы не сложилась ее судьба, меня это не должно волновать. Она сделала свой выбор, и он был не в мою пользу.
На протяжении всего пути она молчит, сцепив руки на сумочке. Лицо неподвижно, взгляд застыл где-то вдалеке. О чем она думает? О тех ошибках, что мы совершили?
Она говорит, чтобы я повернул налево и остановился. Смотрит на меня непроницаемым взглядом. А она изменилась. Я не могу, как раньше, увидеть ответы на свои вопросы в ее глазах. Наша встреча ошеломила ее, но она взяла себя в руки.
- Спасибо.
Дверца машины хлопает, я наблюдаю за ее танцующей походкой. Она не сказала, что рада, не выразила надежду, что мы еще увидимся. Упорхнула, как птица, оставив после себя только легкий запах духов в салоне. Уверен, что ее уже завтра не будет в этом городе. Как и меня.
У меня до сих пор все дрожит внутри. Я много раз представляла нашу встречу и со временем моя воображаемая реакция менялась. От жалостливых увещеваний меня простить к выжидательной позиции, от безрассудной, но молчаливой любви и попытки запечатлеть все до последней мелочи в памяти до холодного кивка и вежливого вопроса о здоровье.
Я ведь распрощалась с ним навсегда. Запретила себе думать о том, чтобы попытаться найти его, снова завязать отношения.
Но ни один вариант, созданный в уме, не оказался тем, что я испытала в действительности.
Сначала был шок. Я плохо понимала, что творится вокруг, видела только его невероятные глаза, которые сверкали, как драгоценные камни, оттененные черной шевелюрой. Его черты нисколько не изменились. Гладко выбритые щеки, высокие скулы и четко очерченные губы. Господи, как же я хотела поцеловать их, чуть было не двинулась к нему в слепой жажде.
Сердце ныло, мое сердце в его груди.
Словно не было всех этих месяцев разлуки. Пустота в душе исчезла, вот чего мне не хватало. Его взгляда, его присутствия.
Он выглядит так, будто его наша встреча не взволновала. Спокойный, холодный, отстраненный. Я понимаю, что мне нужно идти, чтобы не развалиться прямо у него на глазах. Но не могу сделать ни единого шага.
Неужели ты все еще сердишься на меня? Не сердись, я уже наказана и выпила горькую чашу сожалений до дна. Ты одинок или влюблен? Я одинока. И никого у меня нет, кроме тебя. Ты, только ты всегда будешь моим единственным.
Прошу отдать свою сумочку. И когда он протягивает ее мне, нарочно прикасаюсь к его пальцам. Тоскую, как же я тоскую!
Чувствую, как силы меня покидают. Опускаю голову, чтобы разорвать зрительный контакт, иначе мне не уйти. Каблуки стучат по мраморному полу.
Он окликает меня. Я оборачиваюсь, с ужасом ожидая, что он скажет. Мне почему-то страшно. Я боюсь новой боли.
- Что же опять убегаешь? Давай подвезу тебя.
Время смеется надо мной. Как часто он предлагал это мне? После работы, после приема, после случайной встречи в магазине.
- Не нужно. Я сама доберусь
- Мне не сложно.
Обычная любезность? Интерес? Все повторяется. Я в его машине, его крепкие руки на руле, в салоне витает запах кожи и чего-то неуловимого, от чего бешено колотится пульс. Я все еще трясусь в его присутствии, неловко теребя замки на сумочке.
Наша беседа не выходит за границы обычной вежливости. И несмотря на то, что мне все это время хочется смотреть на него, я не позволяю себе этого. Я и так знаю, что ждет меня, когда я выйду из машины. Ничего!
Кажется, он уже сожалеет о своем решении подвезти меня.
Невыносимо.
Господи, я хочу выйти! Бежать от него за край света. Обнять его и прижаться лбом к плечу.
Говорю, где повернуть и остановится. Бросаю на прощание спасибо и иду, обходя лужи, к родительскому дому.
Ну вот и все. Ни радости от встречи, ни надежды на то, что любовь еще не забыта. Мы расстались, как малознакомые люди.
Как же мне хочется обернуться, еще один разок увидеть знакомую фигуру в автомобиле. А если я больше никогда его не встречу?
Возле ступеней останавливаюсь и смотрю назад. Машина урчит мотором, так и не тронувшись с места. Я плохо вижу его очертания, но мне кажется, что он смотрит на меня.
Мне нечего ему сказать кроме того, что было уже сказано давным-давно, любое мое действие будет казаться глупым. Но как же меня тянет к нему, такому знакомому, близкому когда-то, все еще любимому. Превозмогая себя, захожу в темный подъезд и закрываю дверь.
Я плохо помню, как провела тот день. Мама так и не сделала первый шаг, а папа почти все время провозился с Женей. Но я была рада такому положению дел. Иначе, спроси меня кто-нибудь о том, как обстоят мои дела, я бы окончательно потеряла самообладание.
Ночь я спала плохо, утром была растрепана, расстроена и хотела уехать домой и спрятаться в свою раковину.
Всю обратную дорогу мы с Женей проболтали о всяких мелочах, и я немного отошла. Но как только такси подвезло нас к дому, меня опять стало угнетать чувство, будто я снова испортила свою жизнь.
Иногда лучше не видеть некоторых людей, чтобы не вспоминать события, связанные с ними.
Я всегда сомневалась: действительно ли слепому от рождения не следует желать прозрения хотя бы на минуту, чтобы увидеть удивительный мир вокруг, или все же стоит получить этот незабываемый опыт? Раньше я считала, что увидеть, как солнце золотит тонкие нити дождя, или как море меняет цвет от темно-синего до лазурно-бирюзового нужно. Эти впечатления станут самыми грандиозными в жизни человека, который познавал окружающий мир только посредством четырех чувств. Но сейчас я начинаю сомневаться в своем решении. Слепой поймет, что он теряет, и от этой горечи не избавиться уже никогда.
Может быть, все эти мысли – следствие женской тоски по крепкому мужскому объятию? Пока я не увидела Вронского, даже не думала о том, чтобы найти кого-то, ходить в кино, на пикники, просто смотреть телевизор на одном диванчике, нежась в объятиях сильных рук.
Нет, это было не от похоти или не по причине внезапно взыгравших гормонов. Мне по-человечески хотелось той близости, тепла, которые женщина испытывает, прижавшись к мужскому телу. В моем случае это была бы лишь иллюзия того, что я не одна. Но каждый раз, когда я представляла себе, как приведу кого-то в маленький неказистый дом, ставший моим гнездышком, мне хотелось плеваться от чувства гадливости. Все это было бы не по-настоящему, только ради секса. А секса, как такового, мне не хотелось. Только тепла и понимания.
Когда я подумала об интимном акте, лицо Вронского же всплыло в памяти. Устав бороться сама с собой, я призналась, что хотела его, именно его и никого другого.
Мы не успели разделить все, что нам выпало по какой-то невероятной случайности. У нас было так мало времени, чтобы насладиться друг другом, узнать привычки, предпочтения, увлечения – то, чем мы живем каждый час, каждый день. Только страсть мы успели познать сполна.
На работу я вышла с чувством облегчения, что не остаюсь больше один на один со своими мыслями.
Мы решили опробовать экспериментальное лечение, разработанное израильскими учеными. Господин Вайцман содействовал нам, как только мог. Я не знала, откуда у него это рвение, пока мы однажды не встретились с ним лично. Он рассказал, что перенес рак, выстоял, несмотря на прогнозы. И был твердо уверен, что каждый шанс должен быть использован. А уж умирающий человек пойдет на все, даже станет подопытным кроликом, лишь бы крепко ухватиться за жизнь.
Михаэль был низким, круглым и абсолютно лысым мужчиной, производившим немного резковатое впечатление на собеседника. Он остался с болезнью наедине, потому что у него не было семьи или близких родственников. Его поддерживали волонтеры из какой-то общественной организации. И благодаря двум чужим людям, приходившим к нему ежедневно, остававшимся с ним в самые тяжелые часы, он не потерял надежду и выжил.
Поэтому, узнав о том, как работает наш фонд, он решил его поддержать.
Сейчас я должна была договориться с ним о встрече с израильскими медиками. Сама лететь я не хотела – Женю не на кого было оставить в этот раз. Поэтому Анна Ивановна собиралась на встречу сама уже в эту пятницу, мне же оставалось уладить кое-какие организационные вопросы.
Использование нанотехнологий в лечении рака звучало очень обнадеживающе, оставалось узнать, настолько ли прогнозы соответствуют действительности.
Я договаривалась с еще одной клиникой. Там применяли экспериментальное лекарство, которое обладало меньшей токсичностью по сравнению с тем, что мы сейчас использовали, и глубже проникало в ткани, убивая пораженные клетки.
К середине дня, немного уставшая, но довольная результатами переговоров, я собиралась на обед. В приемной меня окликнули.
- Ирина Викторовна, к нам пришел мужчина, хочет узнать по поводу спонсорской помощи.
- Лида, пусть обратятся к Регине. Она еще здесь, а я уже уезжаю на обед.
- Я могу и подождать.
Каблуки врастают в пол. Этот голос снится мне ночами. Бежать или все же встретиться лицом к лицу? Меня тянет в приемную, будто там установлен сильнейший магнит.
Вронский сидит в черном пальто, закинув ногу на ногу. Из под распахнутого ворота выглядывает темный костюм и белая рубашка, оттеняющая его смуглую кожу. Лида явно тает под его взглядом. Что же, Лидочка, ты не первая.
- Что тебя сюда привело? – мой голо звучит холодно? Или похоже, что я сейчас грохнусь в обморок?
- Да вот, решил сделать свой вклад.
- Это начинает входить у тебя в привычку, не так ли?
- Я бы так не сказал. Но мне приятно, что меня можно назвать филантропом.
- По филантропам у нас специализируется Регина Миллер. Лида, направьте господина Вронского к ней.
Я чувствую, что он играет со мной. Зачем? Если бы хотел поговорить, мы могли бы это сделать два дня назад. Почему он решил опять разрушить мою жизнь, ворвавшись в нее, как ураганный ветер?
- Я обязательно загляну к Регине Миллер, раз уж ты не можешь принять меня, но попозже. А сейчас я что-то проголодался.
Меня накрывает волна возмущения. Я бросаю взгляд на Лиду, которая заинтересованно наблюдает за нашей перепалкой, и иду к лифту.
Вронский не спеша следует за мной. Каков наглец! Мы входим в кабинку, и он нажимает на кнопку первого этажа.
- Сергей, зачем ты приехал?
- Как я уже сказал, хочу заняться благотворительностью. А чтобы не нарушать традицию, сделать это следовало именно через тебя.
- Что тебе нужно, я спрашиваю?
- В данный момент я хочу пообедать. Ты, насколько я понял, тоже.
- Не юли! – меня берет злость на на свою чертову эмоциональность и неумение контролировать себя в его присутствии. Я злюсь на него за то, что он так отвратительно спокоен и пребывает в игривом настроении.
- Пообедай со мной.
Что-то в его интонации заставляет мои колени подгибаться. Спокойный, уверенный голос, настойчивый и в то же время с ноткой сомнения в том, что его просьба будет удовлетворена.
- Пообедай со мной, - повторяет он чуть тише и уже без улыбки.
Тону в его глазах. Могу ли я себе позволить утонуть еще раз?
Он выходит из лифта и вопросительно смотрит на меня. Что ж, это всего лишь обед.
В маленьком ресторане мы выбираем что-то в меню бизнес-ланча. Он шутит и предлагает мне выпить, чтобы расслабиться.
- Сергей, что происходит?
- По-моему, я уже все сказал.
- Нет. Зачем ты здесь? Оставь пафосные речи для кого-то другого.
- Мне стало интересно, как у тебя дела.
- А в прошлый раз ты не интересовался ими. Что изменилось?
- Наверное, ты.
- Это вряд ли. Я осталась прежней.
- Как живешь? Почему уехала?
- Я уже сказала. Предложили работу получше.
- И оставила мужа в другом городе?
- Я не замужем, - я говорю ему это, глядя прямо в глаза. Он удивленно замолкает, пытаясь осмыслить мой ответ.
- Ты развелась?
- Да.
- Влад все узнал?
- Да.
- Что ж, сожалею. Я к этому не причастен.
- Я знаю.
Он молчит, рассматривая меня, как под микроскопом, пока нам подают салаты.
- Жалеешь?
- Я о многом жалею.
Пусть не думает, что семья ничего не значила для меня. Когда я поняла, что Влад простил меня, мне показалось, что я, наконец, задышала полной грудью. Стало так легко и светло, что той ночью я плакала от невероятного облегчения и благодарила Всевышнего за такого чудесного бывшего мужа.
Но и о нас я тоже не забывала. Ни на одну минуту. И та боль, которую я читала на его замкнутом лице, когда стояла возле собранных чемоданов, преследует до сих пор. Может быть, это мой шанс избавиться от вины?
- Прости меня, Сережа. Прости за все.
- Ну что ты, все давно забыто, - если он хотел обратить все в шутку, то у него не получилось.
- Я знаю, что тебе было плохо. Видно, у меня не получается строить, только ломать, - я отвожу взгляд и смотрю в окно, за которым расцветает весна. – Надеюсь, ты счастлив сейчас.
- Да, спасибо, свой бизнес, подружка супермодель.
Его ирония жжет, как огненные языки. Зачем он так? Или это не ирония?
- Что ж, поздравляю.
- Не стоит.
- Отчего же. Не каждый смог бы оправиться от такого и пойти дальше, достичь большего.
- А ты не смогла?
- Нет.
- А как же работа?
- Работа еще не все.
- Нет нового любовника?
- Не твое дело.
Мы зло смотрим друг на друга. К чему эта встреча? Чтобы вылить друг на друга накопившиеся обиды?
Я понимаю, что не стоило сидеть с ним здесь, не стоило ждать индульгенции. Не так просто.
Он берет себя в руки. Только что прожигал меня взглядом, а сейчас абсолютно спокоен и расслаблен. Мне надоели эти игры. Соглашаясь на обед, я тайно надеялась, что это может быть заветным примирением, возможно, даже чем-то большем. И мое сердце трепетало от этой мысли. Но все оказалось иначе.
- Наверное, я пойду.
- Не хотел тебя обидеть.
- Но и прощать тоже не собирался. Как долго планируешь меня наказывать за прошлое? Специально приехал сюда изображать благородного рыцаря, а на самом деле это мелкая месть. Не нужно, Сережа, я и так …
Я не собираюсь больше изливать перед ним свою душу.
- Что и так?
- Я устала и ухожу.
- Ты не доела.
- Можешь наслаждаться, если тебе нравится мой заказ. Уверена, ты с удовольствием его оплатишь.
Хватаю сумочку и ухожу. К черту его деньги! К черту его самого с его супермоделью!
Уже у выхода я слышу, как он смеется.
Я не поехала в офис. Побоялась, что застану его там. Вместо этого умчалась к поставщикам медицинского оборудования, основательно с ними поругалась из-за скачка цен в прайсе и вернулась на работу, выпустив пар и принеся пользу, потому что все-таки отстояла старые цифры, пригрозив полностью разорвать контракт.
В офисе его не было, но Регина, впорхнувшая ко мне в кабинет с ошалевшими глазами, нараспев расхваливала щедрого и красивого спонсора, который пожелал участвовать в Весеннем балу – большом благотворительном мероприятии, вырученные средства от которого пойдут в специальный фонд трансплантологии.
Я сцепила зубы и попыталась сохранить терпение. Регина вся сияла, чем вызывала у меня желание плеснуть ей в лицо холодной водой.
Что ж, он решил достать меня таким образом. Пусть попытается. Я извинилась, я была искренна, но он посчитал, что этого недостаточно.
Вечером Женя принесла из садика картину. На уроке рисования они изображали весенние цветы.
- Мама, почему у нас ничего не цветет весной?
А действительно, почему на нашем хорошеньком, маленьком дворе так уныло?
Уже на следующее утро, еще до работы, я поехала на рынок. Накупила целую кучу уже распустившихся хионодоксов, подснежников и готовых к цветению нарциссов. У одной бабульки взяла несколько кустов барвинка, и, наконец, не смогла удержаться от роз.
Домой приехала перепачканная, но довольная. Холодные листья согрелись от моих рук. Я поставила их в тень беседки, решив высадить вместе с Женей после работы, и побежала в душ, предварительно вызвав такси.
В офисе меня уже ждал Лавров. Они с Анной Ивановной обсуждали поездку в Израиль, а все документы остались у меня. Выйдя после совещания, Михаил Петрович подмигнул и заметил:
- Ты прямо вместе с весной расцветаешь, Ирочка.
Правда? Интересно, почему бы это?
Вечером Женя командовала, какие цветы и куда садить, а потом с гордой улыбкой поливала саженцы из лейки. Получилось красиво, но я переживала, что растения с бутонами могут не приняться.
На следующий день Регина, смущаясь, подошла ко мне и спросила, не будет ли нарушением профессиональной этики, если на Весенний бал она придет с одним из спонсоров. Мне не нужно было спрашивать, с кем. Я прокляла Вронского, его привлекательную внешность и чрезвычайную мстительность, но Регине ничего не сказала. Они взрослые люди, я в их отношения лезть не собиралась. Однако мимоходом про себя отметила – значит, никакой модели нет?
Время побежало стремительно. Дел на работе прибавилось. Я едва успевала за Женей. Иногда отводила ее в сад раньше, а сама мчалась на работу. Обычно летом наблюдалось затишье, поступление финансов резко снижалось, так что нам нужно было набрать максимальное количество средств именно сейчас. По сути, именно для этого и устраивался благотворительный бал. Один входной билет стоил тысячу долларов.
Я волновалась и ругала себя за глупость. Вронский там будет. Эта мысли трепетала в моей голове, как бабочка. А еще я постоянно думала, что он не утратил ко мне интерес. И это одновременно пугало и будоражило меня. Итак, в моей голове поселились еще и тараканы, а ведь я ненавижу насекомых.
Очистить разум от непрошенных гостей помог очередной завал на работе. В онкоотделении поломался аппарат МРТ. Главврач была в шоке. Она побаивалась, что причиной поломки стали сотрудники больницы, и из-за их некомпетентности все отделение лишится одного из лучших средств диагностики.
Я поехала туда к восьми утра, потому что на десять у меня уже было назначено совещание.
Меня встретил мужчина около сорока лет со строгим выражением лица.
- Вадим Игоревич, - его рукопожатие крепкое, но сдержанное, рассчитанное на женщину.
- Ирина.
- Я расскажу вам о том, что случилось. Надеюсь, вы свяжитесь с производителем и поставщиком, чтобы они как можно быстрее исправили неполадки.
- Вы думаете, это не из-за неправильной эксплуатации?
- Я уверен, что люди здесь не при чем. Мы выдерживали все нормативы, технические перерыв в установленное время, диагностика была по плану.
- Тогда что же случилось?
- Думаю, это какая-то неисправность в самом аппарате или программном обеспечении, потому что наши мониторы показывают какую-то ахинею.
Он открывает передо мной двери. Проходя мимо, замечаю, что он пристально смотрит на меня. Аромат его крема для бритья резковатый и строгий, под стать ему. Мне как-то не по себе от его взгляда, тяжелого, цепкого. Я выбрасываю из головы мысли о том, что он может со мной заигрывать. Скорее всего, хочет доказать, что поломка не связана с квалификаций его коллег, вот и давит меня взглядом.
- Когда это началось?
- Пару дней назад. Пытались разобраться своими силами, потом вызвали системщика.
- Он что-то делал? – человек, не знакомый со специализированными компьютерными программами, установленными на машинах изначально, мог бы что-то повредить.
- Просто провел диагностику железа.
- Какие результаты?
- Компьютеры в порядке. Так он сказал.
- Хорошо. Я сегодня свяжусь с производителем. Оборудование на гарантии. Пусть пришлют своего специалиста.
- Когда нам ждать ответов? – его требовательный голос начинает раздражать.
- Я не знаю. Я сделаю все, что от меня зависит.
- Хотелось бы верить.
Я удивленно на него смотрю. Какая наглость и непочтительное отношение!
- Простите? Вы сомневаетесь в моем желании помочь вам?
- Извините. Я, наверное, устал и раздражен из-за того, что мы не можем проводить диагностику. Отложили несколько операций, потому что не можем получить точную картинку.
- Может быть, вам стоит переговорить с каким-то другим отделением, где есть МРТ?
- Там же огромные очереди. Все по записи. Нам ли не знать.
- Я переговорю с начальством. Люди обеспеченные смогут пройти обследование в платных клиниках за свой счет, если результаты нужны быстро, а мы, возможно, сможем взять на себя тех , кто не располагает большими средствами.
- Спасибо, Ирина, - он жмет мне руку. В его голубых глазах я читаю уважение и интерес.
- А кем вы работаете в фонде?
- Заместитель директора.
- Странно, что мы с вами не встречались.
- Я, обычно, имею дело с административными должностями. С главным врачом, например. Ну и медперсонал меня знает, потому что иногда просто хожу по палатам.
- Я хирург. Но ни разу вас не встречал рядом с пациентами.
- Я не задерживаюсь, – мне становится неудобно. Вадим Игоревич – довольно симпатичный мужчина. Чуть выше среднего роста, шатен, подтянут, а руки у него просто загляденье. Такие аристократические, холеные, с длинными чуткими пальцами. Наверное, так и должны выглядеть руки хирурга.
- Когда мне ждать вашего звонка?
- Я думала позвонить главврачу, когда у меня будут новости. Уверена, она вам сообщит.
Он, по всей видимости, довольно неулыбчивый человек. Но неглупый и больше не настаивает на звонке.
Провожая меня до выхода, он предусмотрительно открывает передо мной двери, держа другую в кармане халата.
- До свидания.
- Был рад знакомству с вами.
Я выдавливаю из себя вежливую улыбку и выхожу на улицу. Какое-то странное чувство, будто я испугалась того, что со мной может флиртовать мужчина.
На подъездной дорожке внезапно сталкиваюсь нос к носу с Наирой.
- Здравствуйте.
- А, это вы, милочка!
- Как ваши дела?
- Первый курс позади. Теперь нужно узнать результаты.
Она выглядит похудевшей, но даже болезнь не сможет стереть следы ее былой красоты. Бирюзовый шелковый платок по-прежнему модно повязан на голове, скрывая неприятные последствия химиотерапии. В этот солнечный день я впервые замечаю ее необычные глаза – немного тусклые, но проницательные, живые, почти такого же оттенка, как и шелк на ней. Что-то мелькает в мозгу, но я не успеваю рассмотреть пролетевший образ.
- Вы хорошо выглядите.
- Да, учитывая, сколько мне лет, и что я больна раком.
- Все-равно настрой у вас хороший.
- Какой смысл оплакивать себя заранее? Только время потеряю. Кстати, я могу и не успеть, - она смотрит на тонкие золотые часики.
- Надеюсь, у вас не МРТ.
- Оно самое. А что случилось?
- Я как раз пришла сюда по этому поводу. Поломался аппарат.
- А что же мне Вадим Игоревич не позвонил?
- Потому что забыл, Наира.
Он подходит и протягивает мне свою визитку.
- Я очень вас прошу, позвоните мне, именно мне, когда разузнаете что-нибудь, – переводит взгляд с меня на Наиру. - Вам сообщат, когда явиться на прием. Но предупреждаю – если первый курс не даст улучшений, удовлетворяющих меня, я буду настаивать на операции. Вы угробите себя упрямством, Наира. Рак здесь будет абсолютно не при чем.
Не прощаясь, он разворачивается и идет к зданию.
- Ох и характер. Люблю таких! Наверное, в этом и беда. Мой первый муж был просто деспотом.
- Не знаю, стоит ли терпеть такую самоуверенность.
- А разве она не украшает мужчин? Между прочим, вы ему понравились.
- С чего вы взяли?
- Он смотрит на вас, как акула. Так он смотрит только на рентгеновские снимки с опухолями, которые собирается вырезать. Решительно, словно бросает вызов. Он любит быть победителем.
- Вот и пусть борется со своими опухолями.
- Да что это с вами? Внимание такого мужчины не может не льстить. Хотя, если вы замужем…
- Нет.
- Влюблены?
- Нет, - надеюсь, что секундное колебание было незаметным.
Наира хитро прищуривается. Потом усмехается и смотрит куда-то вдаль.
- Я тоже была когда-то влюблена. Но это не всегда означает счастье, не так ли?
- Наверное, соглашусь с вами.
- Я думаю, что иногда люди слишком слабы в силу юного возраста или характера, чтобы вынести любовь.
- Как это?
- Это ведь как рак. Появляется у тебя, хочешь ты этого или нет, растет, захватывает, часто причиняет боль, лишает сил и разума.
- Я бы не рассматривала ее так трагично. И уж тем более не сравнивала бы со смертельно опасной болезнью.
- А вы пробовали когда-нибудь излечиться от любви? Заставить себя все забыть, снова спокойно дышать, даже глядя на него? Того самого?
Я молчу. Она права. У меня вылечиться не получилось.
- Всякий раз, когда любовь случалась в моей жизни, это было тяжело. По силе боли я чувствовала, насколько это захватывающее, всепоглощающее чувство. И каждый раз мое сердце разбивалось, когда нам приходилось расставаться.
- Зачем же обязательно было расставаться?
- Потому что во мне проявлялись ужасные грани личности. Я могла быть жестокой, глупой. Ах, какой же глупой я была.
- Все можно исправить.
- Это вы к тому, что мне нужно быть готовой отойти в мир иной с легкой душой?
- Нет, что вы!
- Не получится. Я никак не найду одного человека, чтобы попросить у него прощения.
Ее глаза затягивает блестящей пеленой, но она не позволяет слезам пролиться. Крепко сжимает губы, вдыхает и поворачивает голову так, чтобы я не заметила ее горя.
- Видите ли, Ирочка, я очень виновата перед сыном. И хочу получить его прощение. Да что там. Мне бы хотя бы взглянуть на него! Мой первый муж не хочет говорить мне, где сын. Сказал, таково было его желание.
- А вы не пытались искать сами?
- Пыталась. Вот недавно думала, что вышла на его след, но он успел уволиться и уехать.
- Поговорите с бывшим мужем еще раз.
- Да разве я его не знаю? Упертый, и сын такой же. Это, знаете ли, семейная черта Вронских.
...