Столетний юбилей Великого Октября

29 января 15:41
Как нам отмечать 100-летие Октября 1917 года
Когда молчание не золото, а преступление перед собственной и мировой историей

Виталий Третьяков

Для меня нет вопроса, нужно ли и как именно отмечать 100-летие Великой Октябрьской революции. А если у кого-то такой вопрос возникает, то вот всего несколько из главных ответов на него.
1. Великая Октябрьская революция — одно из величайших событий ХХ века, повлиявшее на весь ход мировой истории, на судьбы множества стран и народов. В истории же самой России (от Российской империи до современной Российской Федерации) это вообще самое крупное событие ХХ века, тем более, что два других сопоставимых по масштабу события — победа в Великой Отечественной войне и распад СССР — прямо связаны с Октябрём 1917-го.
2. Именно в результате Октябрьской революции (прихода к власти большевиков) Россия под названием Советский Союз стала одной из двух мировых сверхдержав, достигнув своего максимального за всю историю могущества и влияния.
3. Большевики воссоединили фактически распавшуюся после Февральской революции страну. Не исключено, что если бы они не пришли к власти, сегодня нашего государства в нынешних его границах и даже под его нынешним названием просто не существовало бы. Под управлением большевистского (коммунистического) правительства СССР победил и в Великой Отечественной войне, сохранив целостность и независимость нашей страны и его народа и ликвидировав реальную опасность его физического уничтожения.
4. Начиная, как минимум, с ХVIII века, принято было считать, в том числе и в самой России, особенно в её политическом классе, в её интеллектуальных и интеллигентских кругах, включая и большевистские, что Россия постоянно и существенно отстаёт от ведущих стран Запада технически, научно, интеллектуально, культурно, социально и политически. Именно в результате прихода к власти большевистской (коммунистической) партии России удалось не только преодолеть это отставание, но всего за несколько десятилетий (а в некоторых областях и за одно-два десятилетие) превзойти западные страны практически во всех сферах жизни, за исключением (и то в сравнении лишь с некоторыми из западных стран) среднего уровня материального обеспечения жителей страны.
5. Большевистская партия сознательно пошла на один из величайших социально-политических экспериментов в истории человечества. Пожалуй, невозможно назвать другой, сопоставимый по масштабам и новизне, такой пример. Этот эксперимент успешно продолжался почти три четверти века и хотя и завершился в конечном счёте неудачей, не может быть вычеркнут из исторического опыта человечества ни в своей негативной части, ни, что гораздо важнее, в своей положительной ипостаси.
6. Большевики первыми в мире попытались в таких масштабах реализовать одну из величайших утопий человеческой цивилизации — построение бесклассового и лишённого расовых, сословных, имущественных и пр. антагонизмов общества и государства (фактически — «Рая на земле»). Этого не удалось сделать. Возможно, потому, что никакую утопию воплотить в жизнь нельзя, но попытка была и дерзновенность её сопоставима с масштабами самой человеческой истории и уступает разве что появлению и развитию великих религиозных проектов, в частности — христианства.
7. Так или иначе, но Октябрьская революция привела к появлению в России двух величайших политиков из числа 5−6, которые вообще могут быть отнесены к таковым в мировой истории ХХ века. Это, разумеется, Ленин и Сталин, несмотря на то, что оценки их деятельности могут быть самыми разнообразными и самыми противоречивыми.
8. В результате победы Великой Октябрьской революции и прихода к власти большевиков на территории бывшей Российской империи был создан под названием СССР первый в истории Европы Европейский (Восточноевропейский) союз. Известный всем нынешний Европейский (Западноевропейский) союз является лишь вторым опытом подобного рода, причём осуществлённым почти на полвека позже.
Из сказанного (но, повторюсь, далеко не всего, что можно было бы в данном случае сказать) для меня с неизбежностью вытекают следующие выводы.
1. Постыдно замалчивать историческое событие такого масштаба на его родине и в год его столетнего юбилея. Это и политически контрпродуктивно, ибо всё, что не скажем об Октябре 1917 года мы, скажут другие, причём многие сделают белое чёрным и попытаются превратить юбилейную дату в очередной «суд над Россией и русской историей». Это не тот случай, когда молчание — золото, а совсем наоборот.
2. 100-летие Великой Октябрьской революции должно быть отмечено как государственный праздник. Неразумно и несправедливо дать политическим наследникам РСДРП (б)-КПСС, то есть КПРФ — нынешним российским коммунистам, монополизировать этот юбилей.
3. Не менее неразумно и несправедливо отдать этот юбилей и само событие на откуп историкам. В большинстве своём сегодня, как и всегда, историки, во-первых, идеологически ангажированы (внутренне или под влиянием внешних сил и обстоятельств), а во-вторых, не являются политическими мыслителями.
4. Посему в общенациональной дискуссии, посвящённой 100-летию Октября 1917-го, не сводящейся к конференциям всё тех же историков и телевизионным ток-шоу, должны принять участие все ведущие политики России, начиная с президента Владимира Путина, и все ведущие политические мыслители нашей страны.
5. Высшие государственные институты России, а именно президент и парламент (Федеральное собрание), должны принять к осени этого года документ, возвращающий Великую Октябрьскую революцию в список крупнейших событий отечественной и мировой истории с соответствующей официальной фиксацией, в частности, в виде возвращения 7 ноября статуса государственного праздника.
Историческое значение Великой Октябрьской революции не вызывает у меня сомнения. Но в научном и политическом смысле важнейшим для меня и, как думаю, не только для меня, а для миллионов или даже десятков миллионов людей является другой вопрос: может ли быть и, если может, то в какой мере и в каких формах востребован в будущем (ближайшем или более далёком) в нашей стране и человечеством в целом позитивный опыт Великой Октябрьской революции и порождённого ею советского общественно-политического устройства?
Но прежде, чем пытаться найти ответ на этот вопрос, нужно максимально достойно и сообразно масштабу события отметить на государственном уровне сам 100-летний юбилей Великой Октябрьской революции русского и многих других народов.

Статья написана на основе тезисов, с которыми я выступил 26 января на первом заседании Юбилейного комитета по подготовке к 100-летию Великой Октябрьской социалистической революции.

Подготовили: Александр Резник, Дмитрий Голубовский

Политическая жизнь в 1917 году была чрезвычайно бурной. Одни партии и группы хотели отдать землю крестьянам, а фабрики — рабочим; другие рвались вести войну до победного конца; третьи мечтали поскорее раз­ру­шить до основания государство. Узнать, к какой из них примкнули бы вы, можно с помощью политического компаса революции. Его горизонталь­ная ось показывает данные об экономических предпочтениях, от крайне левых (социалистических) до крайне правых (либеральных), а вертикаль­ная ось — данные о политических склонностях, от демократических до авто­ри­тарных. Мы расположили на этом графике десять основных поли­тических сил рево­люции (см. ниже). Чтобы узнать, где на нем нахо­дитесь вы, нужно пройти тест и оценить 27 высказываний о самых акту­альных проблемах для сентября 1917 года, когда Корниловский мятеж уже не получился, а Октябрьский переворот еще не случился. Компас нельзя использовать для того, чтобы определить ваши современные предпо­чте­ния. Положение партий тоже жестко привязано к сентябрю 1917-го: пози­ции многих, особенно большевиков, по определенным вопросам позднее менялись на прямо противоположные. При этом близость каких-то пар­тий и групп на компасе не всегда означает, что они были союзниками в реальной политической борьбе: место на графике — это всего лишь сумма идеологических установок.

«Называть революцию «переворотом» - это для дураков»

Нет, наверное, в истории нашего государства такого события, вокруг которого не было бы столько легенд и мифов, как Великая Октябрьская социалистическая революция. Сначала нам говорили, что это было величайшее событие в мировой истории, потом к власти пришли другие, и их идеологи стали говорить о том, что это был дежурный рядовой переворот небольшой группки и т.д. Когда, как не в канун годовщины этого события, поговорить об этом с человеком, который профессионально разбирается в вопросе. Например, с российским историком спецслужб и просто историком Александром Колпакиди.

- Александр Иванович, сразу быка за рога, революция или переворот?

- Безусловно, революция. Это в ходе перестройки несколько любителей жареного обнаружили, что, оказывается, в самом начале 20-х годов некоторые участники этих событий называли ее переворотом. И раздули из этого сенсацию. В чем тут сенсация? Дураку понятно, что переворот – это когда у власти меняются люди и ничего не происходит принципиально. Случившееся 7 ноября 17-го года полностью изменило историю России. Гораздо в большей степени, чем какое-нибудь еще событие в истории нашей страны. Проблемы, которые десятилетиями, столетиями не решались, были в результате этой революции решены. Люди, которым от рождения было предназначено быть представителями низшего сословия (а Россия была сословной страной), получили возможность социального лифта, стали политиками, инженерами, кем угодно. Тот же Брежнев, выходец из рабочей семьи, стал главой государства. Да и Сталин, сын пьяницы-сапожника, выросший фактически без отца, стал главой государства. Поэтому говорить о том, что это переворот, можно только для того, чтобы произвести впечатление на дураков.

- Но ведь большевики свергли законное и легитимное Временное правительство!

- Надо различать легитимность и законность. Временное правительство в народе не пользовалось популярностью чуть ли не с первых дней своего существования. Это правительство было незаконным, оно отвергло предыдущие законы, оно пришло к власти отнюдь не безболезненно, там порядка 4 тысяч человек погибло.

- Во время Февральской революции?

- Да. На это просто не обращали внимания. Февральская революция очень мало изучена, но она гораздо более интересна, чем Октябрьская.
Правительство было легитимным, пока его поддерживали Советы, где во главе стояли меньшевики и эсеры, так называемые соглашатели, которые увещевали говорили: не бастуйте, не убивайте помещиков, не устраивайте беспорядков, и всё наладится, всё будет хорошо после войны до победного конца. И эти соглашатели к осени 17-го потерпели полный крах. В Советах везде прошли перевыборы, и большинство в Советах рабочих и солдатских депутатов получили большевики и их союзники. Легитимность была утрачена.
Советы были главной силой. Потому что это не только рабочие, но и солдатские депутаты. А кто такие солдаты? Это крестьяне, одетые в шинели, крестьяне с ружьем и в шинелях.
Но еще до этого от этого Временного правительства отвернулись казаки, офицеры. Абсолютная масса офицеров ненавидела «временных» больше, чем большевиков. Весьма характерно, что именно в период Октябрьской революции абсолютное большинство будущих врагов большевиков, тех, с кем им пришлось позже воевать, ненавидели большевиков гораздо меньше, чем Временное правительство. Для них Керенский был гораздо более ненавистная фигура, чем Ленин. Через 6-7 месяцев ситуация изменилась, но в момент Октября это было так.

- Слушайте, но ведь в последние годы вышла куча публикаций, что большевиков была всего-то горстка!

- Не такая уж горстка. Дело в том, что к моменту Февральской революции (есть разные цифры) их было около 20 тысяч. Это как бы официальная цифра, которую я лично считаю даже завышенной. Но уже к моменту Октябрьской революции их было четверть миллиона. Это большая цифра для России. Кроме того, очень важный момент. Они же были не одни.
Еще одно белое пятно, когда мы говорим об Октябрьской революции. Мы всегда говорим о большевиках. Но вместе с ними выступил целый набор партий и организаций. Это прежде всего левые эсеры, которые в провинции, особенно в деревнях, были крайне сильны. Невозможно управлять только губернским центром, который кто-то кормит. И эсеры, чрезвычайно популярные среди крестьян, обеспечивали господство большевиков в провинции.
Не секрет, что левые эсеры приняли активное участие в самом перевороте в Петрограде. Просто их роль никогда особенно не выпячивалась в советское время. Кроме того, еще максималисты, анархисты, меньшевики-интернационалисты, многие национальные, мусульманские социалистические и другие организации выступили союзниками большевиков. И на Кавказе были местные, и в Поволжье местные мусульманские левые организации, на Украине огромное количество – всякие незалежники, борьбисты, боротьбисты. Огромное количество союзников, потому что у большевиков был четкий проект. И этот проект они собирались решительно осуществить. Что и сделали.

- Откуда вообще появилось Временное правительство? В наших учебниках истории об этом мало что сказано.

- Сформировали после отречения императора из думских депутатов, которые тоже в народе не пользовались доверием. Вообще, все эти люди уже более 10 лет были в газетах, на виду. Это примерно как у нас сейчас по ток-шоу ходят одни и те же люди.

- То есть, если говорить нынешними реалиями, встала фракция ЛДПР и сказала - Жириновский будет министром транспорта. Или обороны. Так?

- Да, упрощая, конечно, но так и было. Именно эти люди развалили империю. Именно при них началось бешеное обесценивание рубля. Оно началось еще при царе: к началу Февральской революции, если я не ошибаюсь, 26-27 копеек была реальная стоимость рубля, а уже к октябрю – всего 6-7 копеек. Но при «временных» произошел обвал по земельному вопросу, начались крестьянские выступления. То есть развалилось всё, армия стала расходиться по домам, массовое дезертирство. И так очень сильная зависимость России от так называемых союзников, она возросла в разы при Временном правительстве. И резко усилился сепаратизм.
К тому времени уже активнейшим образом отделялась Украина. Она уже фактически создавала свои вооруженные силы, она фактически уже была самостоятельным государством, хотя формально еще оставалась в составе России. Одновременно такой же процесс шел в Белоруссии, в Средней Азии.
Польша и Финляндия – это уже было понятно, что отрезанный ломоть. Точно так же происходили процессы по всей южной границе, населенной казаками. Был создан так называемый Южный союз, и казаки вступили в союз с горцами. Сепаратизм был чудовищный. И не только национальный. Губернии между собой… До смешного доходило. У белых между собой были свары между различными их государственными образованиями. Вплоть до того, что они вели торговые войны между собой и агентурную разведку. Это всё было наследие февраля. И проиграли они большевикам, потому что Ленин сказал четко, что с 25 октября большевики превратились в главных защитников Отечества. Как только большевики взяли власть, они стали главными борцами за русскую государственность, главными собирателями всех земель, которые расползлись, как тараканы, главными борцами против сепаратизма. Это очень важный и принципиальный момент.

- Давайте вернемся все-таки к самому 7 ноября, к Зимнему дворцу. Штурм был? «Аврора» стреляла?

- Этот вопрос – штурм, не штурм… Знаете, как толковать. Академик Минц, знаменитый наш буденновец, в свое время употреблял термин «взятие». Не штурм, а взятие.
Там было много неразберихи. Орудия Петропавловской крепости, из которых планировали стрелять по Зимнему, оказались неисправны. Снаряды не подошли. И пока они там разбирались, специалистов вызывали… Вот правительство, через реку эта Петропавловская крепость несчастная. Пришлось на Выборгскую сторону ехать. И там не нашлось ни одного орудия, которое стреляло… А дворец тогда был не такой, как сейчас. Во-первых, со стороны Невы был забор, а со стороны Дворцовой площади – огромное количество дров. Он был действительно достаточно укреплен. Но защитников с каждым часом становилось все меньше и меньше. Ушла одна из женских рот, Михайловское артиллерийское училище юнкерское ушло, орудия увели. Причем из этих орудий потом их и обстреливали. Потом казаки ушли, когда увидели, что стреляют, лошадей увели.
Сплошная неразбериха. Например, матрос описал взятие Зимнего: «Мы заходим в комнату, а там юнкера, их больше. Мы сдали им ружья. Но поднимаются по лестнице другие наши. В конце концов, в этой комнате нас, матросов, больше. Мы забираем теперь ружья у юнкеров и ведем их».
Да, 6 человек погибли в результате разных несчастных случаев.

- А если бы не Октябрьская революция, говорят некоторые историки, Россия тогда бы довела дело до победы в Первой мировой войне и, как и остальные победители, взяла бы свою долю контрибуций и репараций.

- Если бы Аляску не продали, то сейчас бы, наверное, американцы в Сирии не помогали боевикам. Знаете, это всё какой-то бред.

- Не я его распространяю.

- Хорошо, отвечу. Война кончилась-то больше чем через год после Октября 17-го. Вопрос, а кто бы воевал-то этот год с лишним? Понимаете, когда белочехи захватывали города в Сибири, там тут же из подполья выходили офицеры, надевали погоны и начинали воевать. А почему эти офицеры оказались в Сибири? Почему они сбежали с фронта? Почему до того не сопротивлялись немцам?
Знаете, сейчас все время говорят, как же так, в Екатеринбурге такое подполье было офицерское? Они там караульный батальон контролировали, склад оружия имели, везде проникли. Почему же они царя-батюшку не освободили? Да потому не освободили, что не нужен им был царь. Они ждали прихода чехов. И как только чехи появились на горизонте, они достали плакат, на котором было написано «Вся власть Учредительному собранию» и вышли этих чехов встречать. О каком царе-батюшке идет речь? Представьте, пока ты воюешь за какие-то Дарданеллы, у тебя в деревне поделили всю землю.
Собственно говоря, Гражданская война – это схватка октября с февралем, неожиданно ожившим.

- Но ведь России же обещали многое после победы. И проливы в том числе.

- Я думаю, что, скорее всего, ничего не получила бы Россия. Не только Керенского, царя бы надули. Тут обсуждается не тот вопрос, что Керенский мог довести страну до победы. Керенский ничего не мог довести до конца. Обсуждается вопрос: царь мог или нет? И, как ни крути, получается, ни тот, ни другой не могли. Ни один даже внутренний вопрос никем из них не был решен. Ни земельный вопрос, ни рабочий вопрос, ни национальный вопрос. Не говоря уже о каких-то вопросах важных, но не таких глобальных. Ни один вопрос решить не могли. И вы хотите, чтобы они соревновались с английской и французской дипломатией. Ничего бы мы не получили!

- Ленин – шпион кайзера или нет?

- Знаете, когда я это слышу…

- На деньги кайзера ведь делал революцию.

- То вспоминаю НЛО, снежного человека, Лохнесское чудовище и Бермудский треугольник. Я расскажу историю, которая со мной произошла. У меня был знакомый, очень известный в Питере профессор Старцев. Во время перестройки он выступал как либерал, разоблачал эти белые пятна и т.д. Ему дали грант, и он поехал в Америку работать в библиотеке Конгресса США. И вдруг он там обнаружил, что, оказывается, знаменитый Джордж Кеннан, один из инициаторов холодной войны, главный антисоветчик и враг Советского Союза, оказывается, написал целый труд о том, что эти документы, так называемые сенсационные, о том, что немцы устроили революцию в России - фальшивка. Его засекретили и не публиковали. И никто о нем не знал, он его случайно там обнаружил. Видно, когда перестройка началась, его рассекретили. То есть американцы это всё прекрасно знали, сам Кеннан написал по поводу этого работу.
Что меня поразило тогда? Старцев, будучи человеком либеральных взглядов, написал честную книгу по поводу этих документов, где еще больше эти документы разоблачил. Я был просто в шоке. Это редкий случай, когда человек настолько вразрез идет со своими взглядами и представлениями. Мы помним редкие случаи подобные Владимира Максимова, Александра Зиновьева. И Старцев, которого я очень с тех пор зауважал.
Если в двух словах, тут есть два блока документов. Есть бумаги Сиссона, которые за 25 тысяч долларов (это чудовищная сумма, это 25 миллионов долларов сейчас) продал американцам авантюрист Фердинанд Оссендовский , Остап Бендер того времени, автор знаменитой книги «Люди, боги, звери». Это был аферист, который до революции занимался тем, что с папочкой приходил в банк и говорил: «Вот вырезки из газет по поводу вашего банка, если хотите, опубликую – разоритесь. Дайте 10 тысяч рублей». Иногда его били, иногда давали деньги, иногда сажали. Чистый жулик, проходимец. Вместе с каким-то эсером, который известен под фамилией Семенов, они это сфабриковали и получили бешеные деньги.
Второй блок документов – это так называемые бумаги Никитина. Это офицер, по блату ставший начальником контрразведки Петроградского военного округа в марте 17-го года. В его досье присутствует деловая переписка между Копенгагеном и Петербургом по поводу торговли медикаментами. Ее внимательно проанализировали. Он выдавал ее за шифрованную – мол, таким образом деньги переводились большевикам. Но деньги-то переводились не в Москву, а в Копенгаген из Москвы. Они присылали медикаменты, а из Петрограда им шли деньги.
Но большевики завоевали власть и удержали ее не потому, что это надо было Германии или кому-тот еще. Именно в этот период стало ясно, что только опора на народ спасет страну
Есть еще целая книга американского профессора Семена Ляндреса. Единственный случай в ней приведен, который действительно доказан и трудно отрицать. Был такой швейцарский социал-демократ, который в Швейцарии дружил с русскими большевиками, получивший огромное наследство и какую-то сумму из него он одолжил большевикам, по-моему, 40 тысяч долларов. Они, хоть и не хотели, ему потом с большим треском через 5 лет вернули. И вот выяснилось недавно, что он был немецким агентом. И, вообще, непонятно, кто он такой. Оказывается, всю жизнь он жил под чужим именем. Но никто же из большевиков не знал, что он немецкий агент. Он ходил на все мероприятия – конференции, собрания, участвовал. В Швейцарии он был видным человеком. Никто же не сказал, что это немецкий агент. Кто такой, откуда взялся - неизвестно. И вот это единственный доказанный случай. Но это настолько ничтожная сумма.

- Хорошо, Ленин - не шпион. Но ведь террорист. Какой террор он развязал!

- Совершенно нет. Это интересный момент. Я не хочу сейчас рассказывать, как отпускали под честное слово, а потом отпущенные под честное слово оказывались в белых армиях, воевали. Там ведь не только один атаман Краснов нарушил данное слово, масса офицеров нарушили это данное слово. Но вот какой первый акт зверского террора в этот период? Расстрел в Кремле. Там находился гарнизон, 56-й полк. Обычные солдаты, русские ребята. Командовал прапорщик Берзин. Ему звонит командующий округом, заключивший перемирие с большевиками, и говорит Берзину: большевики сдались, Петроград взят, сдавайтесь, обещаем – мир, дружба, жвачка. И прапор-дурак ему поверил. Как не поверить? Полковник, командующий округом, а он простой прапор.
Целый полк сдался, русские люди, под честное слово. Не латыши, не китайцы. И юнкера, в общем-то, русские. Но в полку взрослые мужчины, солдаты, а юнкера – юнцы. Солдат выстроили, и юнкера стали расстреливать из пулеметов и с броневика. Они легли. Офицеры кричат: «Это по ошибке. Вставайте». Они встали. Их опять стали расстреливать. И расстреляли 300 человек. Просто вот так. Почему никто не говорит, что эти юнкера террористы? В конце концов, там был генерал Кайгородов, он встал вместе с солдатами и сказал юнкерам: «Стреляете в них - стреляйте в меня»!.
Даже старшие офицеры были поражены этому зверству младших офицеров. И что вы думаете, большевики, которых сейчас рисуют террористами, им что-то сделали? Нет, всех юнкеров, этих карателей, отпустили потом, когда они сдались сами, будучи окруженными.
Тогда много что творилось. Но большевики завоевали власть и удержали ее не потому, что это надо было Германии или кому-тот еще. Именно в этот период стало ясно, что только опора на народ спасет страну. Что вот эти элиты так называемые (я их предпочитаю называть быдлоэлиты), они преследуют только свои эгоистические интересы, им наплевать на страну в целом. И только народ – крестьяне, трудовое казачество, рабочие - они вместе сумели предотвратить полный развал страны.И построить на обломках империи новое государство. Чтобы уже в 26-м году мы вышли на уровень 13-го года, а в начале 30-х годов мы превратились в державу мирового класса. А в 1945-м стали одной из двух супердержав в мире. А всему этому дала толчок Великая Октябрьская социалистическая революция.

Источник: Сталин И.В. «Октябрьская революция и тактика русских коммунистов».

I. Внешняя и внутренняя обстановка Октябрьской революции

Три обстоятельства внешнего порядка определили ту сравнительную легкость, с какой удалось пролетарской революции в России разбить цепи империализма и свергнуть, таким образом, власть буржуазии.
Во-первых, то обстоятельство, что Октябрьская революция началась в период отчаянной борьбы двух основных империалистических групп, англо-французской и австро-германской, когда эти группы, будучи заняты смертельной борьбой между собой, не имели ни времени, ни средств уделить серьезное внимание борьбе с Октябрьской революцией. Это обстоятельство имело громадное значение для Октябрьской революции, ибо оно дало ей возможность использовать жестокие столкновения внутри империализма для укрепления и организации своих сил.

Во-вторых, то обстоятельство, что Октябрьская революция началась в ходе империалистической войны, когда измученные войной и жаждавшие мира трудящиеся массы самой логикой вещей были подведены к пролетарской революции, как единственному выходу из войны. Это обстоятельство имело серьезнейшее значение для Октябрьской революции, ибо оно дало ей в руки мощное орудие мира, облегчило ей возможность соединения советского переворота с окончанием ненавистной войны и создало ей, ввиду этого, массовое сочувствие как на Западе, среди рабочих, так и на Востоке, среди угнетенных народов.

В-третьих, наличие мощного рабочего движения в Европе и факт назревания революционного кризиса на Западе и Востоке, созданного продолжительной империалистической войной. Это обстоятельство имело для революции в России неоценимое значение, ибо оно обеспечило ей верных союзников вне России в ее борьбе с мировым империализмом.

Но кроме обстоятельств внешнего порядка, Октябрьская революция имела еще целый ряд внутренних благоприятных условий, облегчивших ей победу.
Главным из этих условий нужно считать следующие.

Во-первых, Октябрьская революция имела за собой активнейшую поддержку громадного большинства рабочего класса России.

Во-вторых, она имела несомненную поддержку крестьянской бедноты и большинства солдат, жаждавших мира и земли.

В-третьих, она имела во главе, в качестве руководящей силы, такую испытанную партию, как партия большевиков, сильную не только своим опытом и годами выработанной дисциплиной, но и огромными связями с трудящимися массами.

В-четвертых. Октябрьская революция имела перед собой таких сравнительно легко преодолимых врагов, как более или менее слабую русскую буржуазию, окончательно деморализованный крестьянскими “бунтами” класс помещиков и совершенно обанкротившиеся в ходе войны соглашательские партии (партии меньшевиков и эсеров).

В-пятых, она имела в своем распоряжении огромные пространства молодого государства, где могла свободно маневрировать, отступать, когда этого требовала обстановка, передохнуть, собраться с силами и пр.

В-шестых, Октябрьская революция могла рассчитывать в своей борьбе с контрреволюцией на наличие достаточного количества продовольственных, топливных и сырьевых ресурсов внутри страны.

Сочетание этих внешних и внутренних обстоятельств создало ту своеобразную обстановку, которая определила сравнительную легкость победы Октябрьской революции.
Это не значит, конечно, что Октябрьская революция не имела своих минусов в смысле внешней и внутренней обстановки. Чего стоит, например, такой минус, как известная одинокость Октябрьской революции, отсутствие возле нее и по соседству с ней советской страны, на которую она могла бы опереться? Несомненно, что будущая революция, например, в Германии, оказалась бы в этом отношении в более выгодном положении, ибо она имеет по соседству такую серьезную по своей силе Советскую страну, как наш Советский Союз. Я уже не говорю о таком минусе Октябрьской революции, как отсутствие пролетарского большинства в стране.
Но эти минусы лишь подчеркивают громадное значение того своеобразия внутренних и внешних [c.360] условий Октябрьской революции, о которых говорилось выше.
Об этом своеобразии нельзя забывать ни на одну минуту. О нем особенно следует помнить при анализе германских событий осенью 1923 года. О нем прежде всей должен помнить Троцкий, огульно проводящий аналогию между Октябрьской революцией и революцией в Германии и безудержно бичующий германскую компартию за ее действительные и мнимые ошибки.

“России, – говорит Ленин, – в конкретной, исторически чрезвычайно оригинальной ситуации 1917 года было легко начать социалистическую революцию, тогда как продолжать ее и довести ее до конца России будет труднее, чем европейским странам. Мне еще в начале 1918 года пришлось указывать на это обстоятельство, и двухлетний опыт после того вполне подтвердил правильность такого соображения. Таких специфических условий, как
1) возможность соединить советский переворот с окончанием, благодаря ему, империалистской войны невероятно измучившей рабочих и крестьяне
2) возможность использовать на известное время смертельную борьбу двух всемирно могущественных групп империалистских хищников, каковые группы не могли соединиться против советского врага;
3) возможность выдержать сравнительно долгую гражданскую войну, отчасти благодаря гигантским разменам страны и худым средствам сообщения;
4) наличность такого глубокого буржуазно демократического революционного движения в крестьянстве, что партия пролетариата взяла революционные требования у партии крестьян (с.-р., партии, резко враждебной, в большинстве своем, большевизму) и сразу осуществила их благодаря завоеванию политической власти пролетариатом; – таких специфических условий в Западной Европе теперь нет, и повторение таких или подобных условий не слишком легко. Вот почему, между прочим, – помимо ряда других причин, – начать социалистическую революцию Западной Европе труднее, чем нам” (см. т. XXV, стр. 205).
Этих слов Ленина забывать нельзя. [c.361]

II. О двух особенностях Октябрьской революции, или Октябрь и теория “перманентной” революции Троцкого

Полностью, см: Сталин И.В. «Октябрьская революция и тактика русских коммунистов: Предисловие к книге «На путях к Октябрю».

III. О некоторых особенностях тактики большевиков в период подготовки Октября

Для того чтобы понять тактику большевиков в период подготовки Октября, необходимо уяснить себе, по крайней мере, некоторые особо важные особенности этой тактики. Это тем более необходимо, что в многочисленных брошюрах о тактике большевиков нередко обходятся именно эти особенности.
Что это за особенности?
Первая особенность. Послушав Троцкого, можно подумать, что в истории подготовки Октября существуют всего два периода, период разведки и период [c.380] восстания, а что сверх того, то от лукавого. Что такое апрельская манифестация 1917 года? “Апрельская манифестация, взявшая “левей”, чем полагалось, была разведывательной вылазкой для проверки настроения масс и взаимоотношения между ними и советским большинством”. А что такое июльская демонстрация 1917 года? По мнению Троцкого, “по существу дело и на этот раз свелось к новой более широкой разведке на новом более высоком этапе движения”. Нечего и говорить, что июньская демонстрация 1917 года, устроенная по требованию нашей партии, тем более должна быть названа, по представлению Троцкого, “разведкой”.
Выходит, таким образом, что у большевиков уже в марте 1917 года имелась готовая политическая армия из рабочих и крестьян, и если они не пускали ее в ход для восстания ни в апреле, ни в июне, ни в июле, а занимались лишь “разведкой”, то это потому, и только потому, что “данные разведки” не давали тогда благоприятных “показаний”.
Нечего и говорить, что это упрощенное представление о политической тактике нашей партии является не чем иным, как смешением обычной военной тактики с революционной тактикой большевиков.
На самом деле все эти демонстрации являлись, прежде всего, результатом стихийного напора масс, результатом рвущегося на улицу возмущения масс против войны.

На самом деле роль партии состояла тут в оформлении и руководстве стихийно возникавшими выступлениями масс по линии революционных лозунгов большевиков.

На самом деле у большевиков не было, да и не могло быть в марте 1917 года готовой политической армии. Большевики лишь создавали такую армию (и создали ее, наконец, к октябрю 1917 года) в ходе борьбы и столкновений классов с апреля по октябрь 1917 года, создавали ее и через апрельскую манифестацию, и через июньскую и июльскую демонстрации, и через выборы в районные и общегородские думы, и через борьбу с корниловщиной, и через завоевание Советов. Политическая армия не то, что армия военная. Если военное командование приступает к войне, имея в руках уже готовую армию, то партии приходится создавать свою армию в ходе самой борьбы, в ходе столкновений классов, по мере того, как сами массы убеждаются на собственном опыте в правильности лозунгов партии, в правильности ее политики.

Конечно, каждая такая демонстрация давала вместе с тем известное освещение скрытых от глаз соотношений сил, известную разведку, но разведка являлась здесь не мотивом демонстрации, а ее естественным результатом.
Анализируя события перед восстанием в октябре и сравнивая их с событиями апреля – июля, Ленин говорит:
“Дело стоит именно не так, как перед 20–21 апреля, 9 июня, 3 июля, ибо тогда было стихийное возбуждение, которое мы, как партия, или не улавливали (20 апреля), или сдерживали и оформливали в мирную демонстрацию (9 июня и 3 июля). Ибо мы хорошо знали тогда, что Советы еще не наши, что крестьяне еще верят пути либердановско-черновскому, а не пути большевистскому (восстанию), что, следовательно, за нами большинства народа быть не может, что, следовательно, восстание преждевременно” (см. т. XXI, стр. 345).
Ясно, что на одной лишь “разведке” далеко не уедешь.

Дело, очевидно, не в “разведке”, а в том, что:

1) партия за весь период подготовки Октября неуклонно опиралась в своей борьбе на стихийный подъем массового революционного движения;

2) опираясь на стихийный подъем, она сохраняла за собой безраздельное руководство движением;

3) такое руководство движением облегчало ей дело формирования массовой политической армии для Октябрьского восстания;

4) такая политика не могла не привести к тому, что вся подготовка Октября прошла под руководством одной партии, партии большевиков;

5) такая подготовка Октября, в свою очередь, привела к тому, что в результате Октябрьского восстания власть оказалась в руках одной партии, партии большевиков.

Итак, безраздельное руководство одной партии, партии коммунистов, как основной момент подготовки Октября, – такова характерная черта Октябрьской революции, такова первая особенность тактики большевиков в период подготовки Октября.
Едва ли нужно доказывать, что без этой особенности тактики большевиков победа диктатуры пролетариата в обстановке империализма была бы невозможна.
Этим выгодно отличается Октябрьская революция от революции 1871 года во Франции, где руководство революцией делили между собой две партии, из коих ни одна не может быть названа коммунистической партией.

Вторая особенность. Подготовка Октября проходила, таким образом, под руководством одной партии, партии большевиков. Но как велось партией это руководство, по какой линии оно проходило? Руководство [c.383] это проходило по линии изоляции соглашательских партий, как наиболее опасных группировок в период развязки революции, по линии изоляции эсеров и меньшевиков.
В чем состоит основное стратегическое правило ленинизма?
Оно состоит в признании того, что:

1) наиболее опасной социальной опорой врагов революции в период приближающейся революционной развязки являются соглашательские партии;

2) свергнуть врага (царизм или буржуазию) невозможно без изоляции этих партий;

3) главные стрелы в период подготовки революции должны быть, ввиду этого, направлены на изоляцию этих партий, на отрыв от них широких масс трудящихся.

В период борьбы с царизмом, в период подготовки буржуазно-демократической революции (1905–1916) наиболее опасной социальной опорой царизма являлась либерально-монархическая партия, партия кадетов. Почему? Потому, что она была партией соглашательской, партией соглашения между царизмом и большинством народа, т.е. крестьянством в целом. Естественно, что партия направляла тогда главные удары против кадетов, ибо, не изолировав кадетов, нельзя было рассчитывать на разрыв крестьянства с царизмом, не обеспечив же этого разрыва, – нельзя было рассчитывать на победу революции. Многие не понимали тогда этой особенности большевистской стратегии и обвиняли большевиков в излишнем “кадетоедстве”, утверждая, что борьба с кадетами “заслоняет” у большевиков борьбу с главным врагом – с царизмом. Но [c.384] обвинения эти, будучи лишены почвы, изобличали прямое непонимание большевистской стратегии, требующей изоляции соглашательской партии для того, чтобы облегчить, приблизить победу над главным врагом.
Едва ли нужно доказывать, что без такой стратегии гегемония пролетариата в буржуазно-демократической революции была бы невозможна.

В период подготовки Октября центр тяжести борющихся сил переместился на новую плоскость. Не стало царя. Партия кадетов из силы соглашательской превратилась в силу правящую, в господствующую силу империализма. Борьба шла уже не между царизмом и народом, а между буржуазией и пролетариатом. В этот период наиболее опасной социальной опорой империализма являлись мелкобуржуазные демократические партии, партии эсеров и меньшевиков. Почему? Потому, что эти партии были тогда партиями соглашательскими, партиями соглашения между империализмом и трудящимися массами. Естественно, что главные удары большевиков направлялись тогда против этих партий, ибо без изоляции этих партий нельзя было рассчитывать на разрыв трудящихся масс с империализмом, без обеспечения же этого разрыва нельзя было рассчитывать на победу советской революции. Многие не понимали тогда этой особенности большевистской тактики, обвиняя большевиков в “излишней ненависти” к эсерам и меньшевикам и в “забвении” ими главной цели. Но весь период подготовки Октября красноречиво говорит о том, что только такой тактикой могли обеспечить большевики победу Октябрьской революции.
Характерной чертой этого периода является дальнейшее революционизирование трудящихся масс [c.385] крестьянства, их разочарование в эсерах и меньшевиках, их отход от этих партий, их поворот в сторону прямого сплочения вокруг пролетариата, как единственной до конца революционной силы, способной привести страну к миру. История этого периода есть история борьбы эсеров и меньшевиков, с одной стороны, и большевиков, с другой стороны, за трудящиеся массы крестьянства, за овладение этими массами. Судьбу этой борьбы решили коалиционный период, период керенщины, отказ эсеров и меньшевиков от конфискации помещичьей земли, борьба эсеров и меньшевиков за продолжение войны, июньское наступление на фронте, смертная казнь для солдат, корниловское восстание. И решили они эту судьбу исключительно в пользу большевистской стратегии. Ибо без изоляции эсеров и меньшевиков невозможно было свергнуть правительство империалистов, без свержения же этого правительства невозможно было вырваться из войны. Политика изоляции эсеров и меньшевиков оказалась единственно правильной политикой.

Итак, изоляция партий меньшевиков и эсеров, как основная линия руководства делом подготовки Октября, – такова вторая особенность тактики большевиков.

Едва ли нужно доказывать, что без этой особенности тактики большевиков союз рабочего класса и трудящихся масс крестьянства повис бы в воздухе.
Характерно, что об этой особенности большевистской тактики Троцкий ничего, или почти ничего, не говорит в своих “Уроках Октября”.

Третья особенность. Руководство партии делом подготовки Октября проходило, таким образом, по линии [c.386] изоляции партий эсеров и меньшевиков, по линии отрыва от них широких масс рабочих и крестьян. Но как осуществлялась партией эта изоляция конкретно, в какой форме, под каким лозунгом? Она осуществлялась в форме революционного движения масс за власть Советов, под лозунгом “Вся власть Советам!”, путем борьбы за превращение Советов из органов мобилизации масс в органы восстания, в органы власти, в аппарат новой пролетарской государственности.
Почему большевики ухватились именно за Советы, как за основной организационный рычаг, могущий облегчить дело изоляции меньшевиков и эсеров, способный двинуть вперед дело пролетарской революции и призванный подвести миллионные массы трудящихся к победе диктатуры пролетариата?

Что такое Советы?

“Советы, – говорил Ленин еще в сентябре 1917 г., – суть новый государственный аппарат, дающий, во-первых, вооруженную силу рабочих и крестьян, причем эта сила не оторвана от народа, как сила старой постоянной армии, а теснейшим образом с ним связана; в военном отношении эта сила несравненно более могучая, чем прежние; в революционном отношении она незаменима ничем другим. Во-вторых, этот аппарат дает связь с массами, с большинством народа настолько тесную, неразрывную, легко проверимую и возобновляемую, что ничего подобного в прежнем государственном аппарате нет и в помине. В-третьих, этот аппарат в силу выборности и сменяемости его состава по воле народа, без бюрократических формальностей, является гораздо более демократическим, чем прежние аппараты. В-четвертых, он дает крепкую связь с самыми различными профессиями, облегчая тем различнейшие реформы самого глубокого характера без бюрократии. В-пятых, он дает форму организации авангарда, т.е. самой сознательной, самой энергичной, передовой части угнетенных классов, рабочих и крестьян, являясь таким образом аппаратом, посредством которого [c.387] авангард угнетенных классов может поднимать, воспитать, обучать и вести за собой всю гигантскую массу этих классов, до сих пор стоявшую совершенно вне политической жизни, вне истории. В-шестых, он дает возможность соединять выгоды парламентаризма с выгодами непосредственной и прямой демократии, т.е. соединять в лице выборных представителей народа и законодательную функцию и исполнение законов. По сравнению с буржуазным парламентаризмом это такой шаг вперед в развитии демократии, который имеет всемирно-историческое значение…

Если бы народное творчество революционных классов не создало Советов, то пролетарская революция была бы в России делом безнадежным, ибо со старым аппаратом пролетариат, несомненно, удержать власти не мог бы, а нового аппарата сразу создать нельзя” (см. т. XXI, стр. 258–259).

Вот почему ухватились большевики за Советы, как за основное организационное звено, могущее облегчить организацию Октябрьской революции и создание нового могучего аппарата пролетарской государственности.

Лозунг “Вся власть Советам!” с точки зрения его внутреннего развития прошел две стадии: первую (до июльского поражения большевиков, во время двоевластия) и вторую (после поражения корниловского восстания).
На первой стадии этот лозунг означал разрыв блока меньшевиков и эсеров с кадетами, образование советского правительства из меньшевиков и эсеров (ибо Советы были тогда эсеро-меньшевистскими), право свободной агитации для оппозиции (т.е. для большевиков) и свободную борьбу партий внутри Советов в расчете, что путем такой борьбы удастся большевикам завоевать Советы и изменить состав советского правительства в порядке мирного развития революции. Этот план [c.388] не означал, конечно, диктатуры пролетариата. Но он несомненно облегчал подготовку условий, необходимых для обеспечения диктатуры, ибо он, ставя у власти меньшевиков и эсеров и вынуждая их провести на деле свою антиреволюционную платформу, ускорял разоблачение подлинной природы этих партий, ускорял их изоляцию, их отрыв от масс. Июльское поражение большевиков прервало, однако, это развитие, дав перевес генеральско-кадетской контрреволюции и отбросив эсеро-меньшевиков в объятия последней. Это обстоятельство вынудило партию снять временно лозунг “Вся власть Советам!” с тем, чтобы вновь выставить его в условиях нового подъема революции.
Поражение корниловского восстания открыло вторую стадию. Лозунг “Вся власть Советам!” вновь стал на очереди. Но теперь этот лозунг означал уже не то, что на первой стадии. Его содержание изменилось коренным образом. Теперь этот лозунг означал полный разрыв с империализмом и переход власти к большевикам, ибо Советы в своем большинстве были уже большевистскими. Теперь этот лозунг означал прямой подход революции к диктатуре пролетариата путем восстания. Более того, теперь этот лозунг означал организацию и государственное оформление диктатуры пролетариата.

Неоценимое значение тактики превращения Советов в органы государственной власти состояло в том, что она отрывала миллионные массы трудящихся от империализма, развенчивала партии меньшевиков и эсеров, как орудие империализма, и подводила эти массы, так сказать, прямым сообщением к диктатуре пролетариата. [c.389]

Итак, политика превращения Советов в органы государственной власти, как важнейшее условие изоляции соглашательских партий и победы диктатуры пролетариата, – такова третья особенность тактики большевиков в период подготовки Октября.

Четвертая особенность. Картина была бы неполная, если бы мы не занялись вопросом о том, как и почему удавалось большевикам превратить свои партийные лозунги в лозунги для миллионных масс, двигающие вперед революцию, как и почему удавалось им убедить в правильности своей политики не только авангард и не только большинство рабочего класса, но и большинство народа.

Дело в том, что для победы революции, если эта революция является действительно народной, захватывающей миллионные массы, – недостаточно одной лишь правильности партийных лозунгов. Для победы революции требуется еще одно необходимое условие, а именно: чтобы сами массы убедились на собственном опыте в правильности этих лозунгов. Только тогда лозунги партии становятся лозунгами самих масс. Только тогда становится революция действительно народной революцией. Одна из особенностей тактики большевиков в период подготовки Октября состоит в том, что она умела правильно определить те пути и повороты, которые естественно подводят массы к лозунгам партии, к самому, так сказать, порогу революции, облегчая им, таким образом, ощутить, проверить, распознать на своем собственном опыте правильность этих лозунгов. Иначе говоря, одна из особенностей тактики большевиков состоит в том, что она не смешивает руководство партией с руководством массами, что она ясно [c.390] видит разницу между руководством первого рода и руководством второго рода, что она является, таким образом, наукой не только о руководстве партией, но и о руководстве миллионными массами трудящихся.

Наглядным примером проявления этой особенности большевистской тактики является опыт с созывом и разгоном Учредительного собрания.
Известно, что большевики выдвинули лозунг Республики Советов еще в апреле 1917 года. Известно, что Учредительное собрание является буржуазным парламентом, в корне противоречащим основам Республики Советов. Как могло случиться, что большевики, идя к Республике Советов, требовали вместе с тем от Временного правительства немедленного созыва Учредительного собрания? Как могло случиться, что большевики не только приняли участие в выборах, но и созвали сами Учредительное собрание? Как могло случиться, что большевики допускали за месяц до восстания, при переходе от старого к новому, возможность временной комбинации Республики Советов и Учредительного собрания?
А “случилось” это потому, что:
1) идея Учредительного собрания была одной из самых популярных идей среди широких масс населения;
2) лозунг немедленного созыва Учредительного собрания облегчал разоблачение контрреволюционной природы Временного правительства;
3) чтобы развенчать в глазах народных масс идею Учредительного собрания, нео6ходимо было подвести эти массы к стенам Учредительного собрания с их требованиями о земле, о мире, о власти Советов, столкнув [c.391] их таким образом с действительным и живым Учредительным собранием;
4) только таким образом можно было облегчить массам убедиться на своем собственном опыте в контрреволюционности Учредительного собрания и в необходимости его разгона;
5) все это естественно предполагало возможность допущения временной комбинации Республики Советов и Учредительного собрания, как одного из средств изживания Учредительного собрания;
6) такая комбинация, если бы она осуществилась при условии перехода всей власти к Советам, могла означать лишь подчинение Учредительного собрания Советам, превращение его в придаток Советов, его безболезненное отмирание.

Едва ли нужно доказывать, что без такой политики большевиков разгон Учредительного собрания не прошел бы так гладко, а дальнейшие выступления эсеров и меньшевиков под лозунгом “Вся власть Учредительному собранию!” не провалились бы с таким треском.

“Мы участвовали, – говорит Ленин, – в выборах в российский буржуазный парламент, в Учредительное собрание, в сентябре-ноябре 1917 года. Верна была наша тактика или нет?.. Не имели ли мы, русские большевики, в сентябре-ноябре 1917 года, больше, чем какие угодно западные коммунисты, права считать, что в России парламентаризм политически изжит. Конечно, имели, ибо не в том, ведь, дело, давно или недавно существуют буржуазные парламенты, а в том, насколько готовы (идейно, политически, практически) широкие массы трудящихся принять советский строй и разогнать (или допустить разгон) буржуазно-демократический парламент. Что в России в сентябре-ноябре 1917 года рабочий класс городов, солдаты и крестьяне были, в силу ряда специальных условий, на редкость подготовлены к принятию советского строя и к разгону [c.392] самого демократичного буржуазного парламента, это совершенно бесспорный и вполне установленный исторический факт. И тем не менее большевики не бойкотировали Учредительного собрания, а участвовали в выборах и до и после завоевания пролетариатом политической власти” (см. т. XXV, стр. 201–202).

Почему же они не бойкотировали Учредительное собрание? Потому, говорит Ленин, что:
“Даже за несколько недель до победы Советской республики, даже после такой победы, участие в буржуазно-демократическом парламенте не только не вредит революционному пролетариату, а облегчает ему возможность доказать отсталым массам, почему такие парламенты заслуживают разгона, облегчает успех их разгона, облегчает “политическое изживание” буржуазного парламентаризма” (см. там же).

Характерно, что Троцкий не понимает этой особенности большевистской тактики, фыркая на “теорию” сочетания Учредительного собрания с Советами как на гильфердинговщину.
Он не понимает, что допущение такого сочетания при лозунге восстания и вероятной победе Советов, связанное с созывом Учредительного собрания, есть единственно революционная тактика, не имеющая ничего общего с гильфердинговской тактикой превращения Советов в придаток Учредительного собрания, что ошибка некоторых товарищей в этом вопросе не дает ему основания хулить совершенно правильную позицию Ленина и партии о “комбинированной государственности” при известных условиях (сравни т. XXI, стр. 338).
Он не понимает, что без своеобразной политики большевиков, взятой в связи с Учредительным собранием, им не удалось бы завоевать на свою сторону миллионные массы народа, не завоевав же этих масс, они не смогли бы превратить Октябрьское восстание в глубокую народную революцию.
Интересно, что Троцкий фыркает даже на слова “народ”, “революционная демократия” и т.п., встречающиеся в статьях большевиков, считая их неприличными для марксиста.
Троцкий, очевидно, забывает, что Ленин, этот несомненный марксист, даже в сентябре 1917 года, за месяц до победы диктатуры пролетариата, писал о “необходимости немедленного перехода всей власти в руки революционной демократии, возглавляемой революционным пролетариатом” (см. т. XXI, стр. 198).
Троцкий, очевидно, забывает, что Ленин, этот несомненный марксист, цитируя известное письмо Маркса к Кугельману80 (апрель 1871 года) о том, что слом бюрократически-военного государственного аппарата является предварительным условием всякой действительно народной революции на континенте, пишет черным по белому следующие строки:

“Особенного внимания заслуживает чрезвычайно глубокое замечание Маркса, что разрушение бюрократически-военной государственной машины является “предварительным условием всякой действительной народной революции”. Это понятие “народной” революции кажется странным в устах Маркса, и русские плехановцы и меньшевики, эти последователи Струве, желающие считаться марксистами, могли бы, пожалуй, объявить такое выражение у Маркса “обмолвкой”. Они свели марксизм к такому убого-либеральному извращению, что кроме противоположения буржуазной и пролетарской революции для них ничего не существует, да и это противоположение понимается ими донельзя мертвенно…

В Европе 1871 года на континенте ни в одной стране пролетариат не составлял большинства народа. “Народная” революция, втягивающая в движение действительно большинство, могла быть таковою, лишь охватывая и пролетариат и крестьянство. Оба класса и составляли тогда “народ”. Оба класса объединены тем, что “бюрократически-военная государственная машина” гнетет, давит, эксплуатирует их. Разбить эту машину, сломать ее – таков действительный интерес “народа”, большинства его, рабочих и большинства крестьян, таково “предварительное условие” свободного союза беднейших крестьян с пролетариями, а без такого союза непрочна демократия и невозможно социалистическое преобразование” (см. т. XXI, стр.395–396).
Этих слов Ленина забывать нельзя.

Итак, уменье убеждать массы на своем собственном опыте в правильности партийных лозунгов путем подвода этих масс к революционным позициям, как важнейшее условие завоевания на сторону партии миллионов трудящихся, – такова четвертая особенность тактики большевиков в период подготовки Октября.

Я думаю, что сказанного вполне достаточно для того, чтобы уяснить себе характерные черты этой тактики.

IV. Октябрьская революция как начало и предпосылка мировой революции

Несомненно, что универсальная теория одновременной победы революции в основных странах Европы, теория невозможности победы социализма в одной стране, – оказалась искусственной, нежизнеспособной теорией. Семилетняя история пролетарской революции в России говорит не за, а против этой теории. Теория эта неприемлема не только как схема развития мировой революции, ибо она противоречит очевидным фактам. [c.395] Она еще более неприемлема как лозунг, ибо она связывает, а не развязывает инициативу отдельных стран, получающих возможность, в силу известных исторических условий, к самостоятельному прорыву фронта капитала, ибо она дает стимул не к активному натиску на капитал со стороны отдельных стран, а к пассивному выжиданию момента “всеобщей развязки”, ибо она культивирует среди пролетариев отдельных стран не дух революционной решимости, а дух гамлетовских сомнений насчет того, что “а вдруг другие не поддержат”. Ленин совершенно прав, говоря, что победа пролетариата в одной стране является “типичным случаем”, что “одновременная революция в ряде стран” может быть лишь “редким исключением” (см. т. XXIII, стр. 354).

Но ленинская теория революции не ограничивается, как известно, одной лишь этой стороной дела. Она есть вместе с тем теория развития мировой революции*. [*См. выше – “Об основах ленинизма”. И.Ст.] Победа социализма в одной стране не есть самодовлеющая задача. Революция победившей страны должна рассматривать себя не как самодовлеющую величину, а как подспорье, как средство для ускорения победы пролетариата во всех странах. Ибо победа революции в одной стране, в данном случае в России, есть не только продукт неравномерного развития и прогрессирующего распада империализма. Она есть вместе с тем начало и предпосылка мировой революции.
Несомненно, что пути развития мировой революции не так просты, как это могло бы показаться раньше, до победы революции в одной стране, до появления развитого империализма, являющегося “кануном [c.396] социалистической революции”. Ибо появился такой новый фактор как действующий в условиях развитого империализма закон неравномерного развития капиталистических стран, говорящий о неизбежности военных столкновений, об общем ослаблении мирового фронта капитала и возможности победы социализма в отдельных странах. Ибо появился такой новый фактор, как огромная Советская страна, лежащая между Западом и Востоком, между центром финансовой эксплуатации мира и ареной колониального гнета, которая одним своим существованием революционизирует весь мир.
Все это такие факторы (я не говорю о других, менее важных факторах), которые не могут быть не учтены при изучении путей мировой революции.
Раньше думали обычно, что революция будет развиваться путем равномерного “вызревания” элементов социализма, прежде всего в более развитых, в “передовых” странах. Теперь это представление нуждается в существенных изменениях.
“Система международных отношений, – говорит Ленин, – сложилась теперь такая, что в Европе одно из государств порабощено государствами победителями – это Германия. Затем, ряд государств, и притом самых старых государств Запада, оказались, в силу победы, в условиях, когда они могут пользоваться этой победой для ряда неважных уступок своим угнетенным классам, – уступок, которые, все же, оттягивают революционное движение в них и создают некоторое подобие “социального мира””.
“В то же время целый ряд стран Восток, Индия, Китай и т.п., в силу именно последней империалистической войны, оказались окончательно выбитыми из своей колеи. Их развитие направилось окончательно по общеевропейскому капиталистическому масштабу. В них началось общеевропейское брожение. И для всею мира ясно теперь, что они втянулись в такое [c.397] развитие, которое не может не привести к кризису всего всемирного капитализма”.
Ввиду этого и в связи с этим “западноевропейские капиталистические страны завершат свое развитие к социализму... не так, как мы ожидали раньше. Они завершают его не равномерным “вызреванием” в них социализма, а путем эксплуатации одних государств другими, путем эксплуатации первого из побежденных во время империалистической войны государства, соединенной с эксплуатацией всего Востока. А Восток, с другой стороны, пришел окончательно в революционное движение именно в силу этой первой, империалистической войны и окончательно втянулся в общий круговорот всемирного революционного движения” (см. т. XXVII, стр. 415–416).
Если к этому добавить тот факт, что не только побежденные страны и колонии эксплуатируются победившими странами, но и часть победивших стран попадает в орбиту финансовой эксплуатации наиболее могущественных стран-победительниц, Америки и Англии; что противоречия между всеми этими странами являются важнейшим фактором разложения мирового империализма; что кроме этих противоречий существуют еще и развиваются глубочайшие противоречия внутри каждой из этих стран; что все эти противоречия углубляются и обостряются фактом существования рядом с этими странами великой Республики Советов, – если все это принять во внимание, то картина своеобразия международного положения станет более или менее полной.
Вероятнее всего, что мировая революция будет развиваться путем революционного отпадения ряда новых стран от системы империалистических государств при поддержке пролетариев этих стран со стороны пролетариата империалистических государств. Мы видим, что [c.398] первая отпавшая страна, первая победившая страна уже поддерживается рабочими и трудящимися массами других стран. Без этой поддержки она не могла бы продержаться. Несомненно, что поддержка эта будет усиливаться и нарастать. Но несомненно также и то, что само развитие мировой революции, самый процесс отпадения от империализма ряда новых стран будет происходить тем скорее и основательнее, чем основательнее будет укрепляться социализм в первой победившей стране, чем скорее будет превращаться эта страна в базу дальнейшего развертывания мировой революции, в рычаг дальнейшего разложения империализма.
Если верно положение, что окончательная победа социализма в первой освободившейся стране невозможна без общих усилий пролетариев нескольких стран, то столь же верно и то, что мировая революция будет развертываться тем скорее и основательнее, чем действительнее будет помощь первой социалистической страны рабочим и трудящимся массам всех остальных стран.
В чем должна выражаться эта помощь?
Она должна выражаться, во-первых, в том, чтобы победившая страна “проводила максимум осуществимого в одной стране для развития, поддержки, пробуждения революции во всех странах” (см. Ленин, т. XXIII, стр. 385).
Она должна выражаться, во-вторых, в том, чтобы “победивший пролетариат” одной страны, “экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал... против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них восстание [c.399] против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств” (см. Ленин, т. XVIII, стр. 232–233).
Характерная особенность этой помощи со стороны победившей страны состоит не только в том, что она ускоряет победу пролетариев других стран, но также и в том, что, облегчая эту победу, она тем самым обеспечивает окончательную победу социализма в первой победившей стране.
Вероятнее всего, что в ходе развития мировой революции, наряду с очагами империализма в отдельных капиталистических странах и с системой этих стран во всем мире, создадутся очаги социализма в отдельных советских странах и система этих очагов во всем мире, причем борьба между этими двумя системами будет наполнять историю развертывания мировой революции.
Ибо, – говорит Ленин, – “невозможно свободное объединение наций в социализме без более или менее долгой, упорной борьбы социалистических республик с отсталыми государствами” (см. там же).
Мировое значение Октябрьской революции состоит не только в том, что она является великим почином одной страны в деле прорыва системы империализма и первым очагом социализма в океане империалистических стран, но также и в том, что она составляет первый этап мировой революции и могучую базу ее дальнейшего развертывания.
Неправы, поэтому, не только те, которые, забывая о международном характере Октябрьской революции, объявляют победу революции в одной стране чисто [c.400] национальным и только национальным явлением. Не правы также и те, которые, помня о международном характере Октябрьской революции, склонны рассматривать эту революцию как нечто пассивное, призванное лишь принять поддержку извне. На самом деле не только Октябрьская революция нуждается в поддержке со стороны революции других стран, но и революция этих стран нуждается в поддержке со стороны Октябрьской революции для того, чтобы ускорить и двинуть вперед дело свержения мирового империализма.

17 декабря 1924 г.
И. Сталин. На путях к Октябрю.
ГИЗ, 1925.

1917-й: что было бы, если бы большевики не захватили власть
09:04 04.07.2017

Октябрьская революция выполнила следующие, повлиявшие на все дальнейшее развитие мира задачи и создала новый социалистический общественно-политический строй, что имело огромное историческое значение.


Октябрьская революция выполнила следующие, повлиявшие на все дальнейшее развитие мира задачи:

– объединила в единое государство разрушенную в феврале 1917 года страну;

– создала новый социалистический общественно-политический строй, что имело огромное историческое значение.

Два указанных события позволили провести индустриализацию и выиграть смертельный бой с Западом в 1941–1945 годах, вывести СССР в сверхдержавы мира и уберечь страну от ядерных ударов противников. Октябрьскую революцию 1917 года при В. И. Ленине и И. В. Сталине славили, при Н. С. Хрущеве начали осуждать Сталина, а вместе с ним самый героический период советской власти, при М. С. Горбачеве и Б. Н. Ельцине Октябрьскую революцию объявили преступлением против народа.

В этом году исполняется 100 лет со дня свершения Октябрьской революции, а обществу по-прежнему внушается смертельно опасная, родившаяся в русофобских центрах западных спецслужб мысль о якобы ошибочности сделанного выбора, неполноценности русской нации, которая якобы позволила провести над собой эксперимент, приведший к миллионным ничем не оправданным жертвам. Они так пишут и говорят, потому что не смогли уничтожить ни российскую государственность, ни нас самих. В ярости они обливают грязью великое прошлое великой нации, построившей могучую державу даже в условиях ведения постоянных оборонительных войн.

Фактически Октябрьская революция проистекает из Февральской революции, которая, разрушив российскую государственность, породив в стране безвластие, создала все предпосылки для возникновения Октябрьской революции, чего никак не ожидали западные теоретики и спонсоры.

В феврале 1917 года Запад напал на Россию изнутри, воспользовавшись мировой войной и неустойчивым положением монархической власти. Агрессия Запада способствовала обрушению государственной власти и разделению нашего государства по территориальному и национальному признакам. Но торжествовать победу на русской земле Западу не привелось. Защиту нашей земли от агрессивных западных стран в октябре 1917 года возглавили лидеры Октябрьской революции.

Великая Октябрьская социалистическая революция воссоединила российское государство, расчлененное либералами после февральского государственного переворота, спасла народы России от истребления Западом в 1918–1922, 1930-х и 1941–1945 годах, а также в послевоенное время и создала общественно-политический строй, которого никогда не было в истории человечества. Все мы, живущие в России и в бывших советских республиках, прославляющие и проклинающие Октябрьскую революцию, сегодня живем благодаря тому, что в октябре 1917 года революция свершилась.

Сегодня недоброжелатели России, все эти антисоветчики и русофобы, фальсификаторы нашей истории из кожи вон лезут, чтобы доказать, что Октябрьскую революцию положительно оценивают жаждущие реванша коммунисты и умственно неполноценные граждане. Но положительно ее оценила сама история, и только уж совсем неспособные мыслить личности и прямые слуги Запада могут не замечать великой положительной исторической миссии Октябрьской революции.

Без сомнения, положительная оценка исторического значения революции не означает, что те, кто ее положительно оценивают, призывают к революции. Нет, мы призываем к исторической правде, к честной оценке событий того времени, которые характеризуют русскую нацию как самую умную и благородную нацию в Европе того времени.

И как можно не восторгаться русскими?! Запад потратил колоссальные деньги для формирования своей 5-й колонны, добился успеха, до основания разрушил государственную власть, а русские у него под носом создали принципиально новую власть. Социалистическая Россия оказалась Западу не по зубам: силой русских взять не удалось всем белым и коричневым армиям Запада, а за деньги Советскую Россию купить было невозможно, так как земля, заводы и фабрики при социализме не продавались.

Совершенно верно написал Н. М. Карамзин о том, что человек совершает действие, а бог располагает следствием. Профинансировав февраль в надежде уничтожить наше государство и истребить русскую нацию, Запад создал условия для возникновения Октябрьской революции, которая этот самый Запад на долгие времена вышвырнула с просторов российской державы.

Великая Октябрьская социалистическая революция, спасшая российское государство от уничтожения, а русскую нацию от истребления, была совершена 25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917 года.

Мнение о том, что Великая Октябрьская социалистическая революция была злом для народов России навязано нашей прозападной интеллигенцией, которая и 100 лет назад также оплевывала Родину, как уже 27 лет оплевывает Советский Союз и 60 лет – сталинское время. Русский писатель, публицист и философ В. В. Розанов еще в 1912 году писал: «У француза – "прекрасная Франция", у англичан – "Старая Англия", у немцев – "наш старый Фриц". Только у прошедшего русскую гимназию и университет – "проклятая Россия"».

Партия большевиков пришла к власти и удержала ее даже в условиях развязанной Западом войны, потому что ее цели соответствовали стремлениям большинства членов общества. Но сегодняшние фальсификаторы сравнивают украинский Майдан с 1917 годом, не разделяя 1917 год на февраль и октябрь, не учитывая, что события февраля и октября 1917 года были диаметрально противоположными. С одной стороны, разрушившая Российскую империю Февральская революция, а с другой – альтернативная ей, собравшая российскую державу Октябрьская революция.

Майдан можно сравнивать только с Февралем 1917 года, в том смысле, что за Февралем и Майданом стоял Запад, Февралем и Майданом руководили либералы, и тот и другой были направлены против своего народа во имя интересов Запада. Надо понимать, что революция в России в любом случае должна была произойти, потому что таковы объективные законы развития общества. Но без Октябрьской революции русской крови было бы пролито несметное количество вплоть до гибели последнего русского человека, жившего в то время в России.

Октябрьская революция была необходима для спасения нашего Отечества, так как после Февральского переворота западные страны уже поделили российские земли между собой. Октябрьская революция была неизбежна, так как выражала волю русских общинных крестьян, которые составляли подавляющее большинство населения страны. Прежде всего общинные крестьяне были против частной собственности на землю.

Уже почти 100 лет ежедневно тратятся огромные денежные средства для поддержания в мировом сообществе отрицательного отношения к Октябрьской революции. Мировая история не имеет примеров столь длительного и оголтелого шельмования исторического события. Фальсификаторы великую русскую революцию называют государственным переворотом. Многие считают, что это переворот масонский, в то время как в действительности ни одного масона среди большевиков не было. Все масоны остались в Февральском перевороте, в результате которого император Николай II в марте 1917 года отрекся от престола.

Большинство считает, что Октябрьскую революцию в России совершили граждане еврейской национальности, что евреи использовали русских в своих интересах. Но общеизвестно, что революции подготавливают глубинные процессы, происходящие в обществе, а не желание граждан определенной национальности. Евреев было много во всех партиях, в том числе среди эсеров, кадетов и даже монархистов.

Отдельные исследователи указывают, что, например, меньшевики почти сплошь состояли из евреев (украинских, польских, литовских, немецких). Мартов (Цедербаум) был реальным конкурентом Ленина, а Троцкий (Бронштейн) – Сталина. Но ни одна из указанных известных партий не смогла прийти к власти в России. А пришла к власти партия большевиков, в которой евреев было не больше, а, пожалуй, даже меньше, чем в других партиях.

Среди руководящего слоя большевиков было много евреев, но не было масонов. Эти евреи мечтали о мировой революции. Для мировой революции была нужна сильная Россия. Поэтому они, как и русские, стремились объединить Россию после февральского погрома и построить сильное российское государство. Идея мировой революции нашла горячий отклик среди русских людей, которые всегда стремились к дружбе, солидарности со всеми народами, всеобщей мировой справедливости. Идея мировой революции поэтизировала революцию русскую, зажигала и вдохновляла людей на подвиг, рождала великую мечту. Возможно, поэтому В. И. Ленин не выступал против мировой революции. До нее было еще очень далеко, и выступать против мечты во время революции было бы неправильно.

Очевидно, что мировая революция могла привести к гибели русскую нацию. Поэтому, когда подошло время принятия решения, И. В. Сталин отказался от мировой революции, выдержав огромное давление со стороны пламенных революционеров. В заключение рассмотрения вопроса о том, кто совершил Октябрьскую революцию, считаю необходимым заметить, что тот, кто приписывает совершение революции иностранцам, инородцам, унижает и оскорбляет наш русский народ и другие коренные народы Российской империи.

Государственные перевороты могут организовать иностранные агенты, но революции, да еще со сменой общественного строя, совершает народ. В России Октябрьскую революцию совершил русский народ и отстоял ее в боях с интервентами западных стран и нанятых западными странами белыми армиями, находившимися на полном обеспечении Запада.

США уготовили русским судьбу американских индейцев, но Октябрьская революция не позволила им реализовать свои планы. В октябре 1917 года в России, кроме большевиков, не было ни одной партии, которая могла бы восстановить разрушенную Временным правительством государственную власть.

Партия большевиков имела огромную теоретическую базу построения социалистического общества без класса эксплуататоров, частной собственности, признания денег, материальных благ целью жизни человека. Был полностью проанализирован и показан математически способ обогащения капиталистов и представлен всему миру паразитический образ их жизни. Разоблачили эксплуататоров и разработали путь построения социалистического общества ученые, основоположники научного коммунизма граждане Германии Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Развил теорию построения социализма Владимир Ильич Ульянов (Ленин), гражданин Российской империи.

Партия, имеющая такую мощную теоретическую базу по построению социалистического общества, называлась социал-демократической партией большевиков (с 1925 года – Всесоюзной коммунистической партией (большевиков), ВКП(б), с 1952 года – Коммунистической партией Советского Союза, (КПСС)). Цели, поставленные в октябре 1917 году партией, полностью совпадали с целями народа. Один лозунг: «Власть народу, земля крестьянам» – повел за собой миллионы. Русские решили ни много ни мало построить государство с идеологией, полностью соответствующей православному учению, и прежде всего отрицающей власть денег, превосходство одних людей над другими.

Октябрьская революция очищала Россию от всей скверны отсталой капиталистической страны, начиная с обывательских, мещанских лубочных картинок и кончая унижением и оскорблением бедных, бесправием, безграмотностью, пьянством, проституцией, продажей всего и вся. Страна, осажденная со всех сторон врагами, превращалась в неприступную крепость, защищаемую суровыми, полными достоинства и веры в завтрашний день, гордо поднявшими головы людьми.

Великий русский писатель Ф. М. Достоевский в романе «Братья Карамазовы» устами Ивана сказал, что когда истина восторжествует, то помещиков упразднят. И в октябре 1917 года истина восторжествовала.

Пришла новая, советская власть. Земля, заводы, фабрики, банки, дома и все другие материальные ценности, принадлежавшие частным лицам, были национализированы и переданы в собственность государства – советской республики. Была национализирована вся земля. Реально страной управляла партия большевиков во главе с В. И. Лениным.

Немного сегодня найдется людей, которые скажут, что Великая Октябрьская социалистическая революция была благом для России. А ведь она была именно благом, спасением для народов Российской империи, потому что она спасала государство и народы страны от истребления. С первого дня революции и до последнего дня нахождения у власти большевики спасали Россию от разделения, разграбления и уничтожения. Как только большевики потеряли власть, Россию сразу разделили и разграбили.

На мой взгляд, не правы те, кто утверждает, что коммунисты развалили Россию. Назвать себя коммунистом можно, но только поступки открывают истинное лицо политического деятеля. Поэтому было бы ошибкой отнесение к коммунистам лиц, которые занимались реставрацией капитализма в России: М. С. Горбачева, Б. Н. Ельцина и многих других разрушителей КПСС и СССР.

Большевики совсем не походили на членов КПСС 1980-х годов. Ведь даже Б. В. Никольский, имеющий все основания ненавидеть большевиков (расстрелян в 1919 году), признавал, что большевики все-таки, в отличие от тех, кто оказался у власти в Феврале, правят, все-таки строят государство – притом строят «с таким нечеловеческим напряжением, которого не выдержать было бы никаким прежним деятелям».

Когда наши недруги пишут о революции, то иногда начинают рассуждать о русском фашизме. Но очевидно, что фашизм никогда не был и не мог быть русским. Он не мог возникнуть ни в царском, ни в советском традиционных обществах. Фашизм – это порождение либерального общества с его культом обогащения. И в союзе русского народа, который называют фашистской организацией, были граждане всех национальностей, но больше всех было русских, потому что в то время в Российской империи русские (великороссы, малороссы и белорусы) составляли 70% населения страны.

Именно образовывавших государство русских стремился уничтожить Запад после февраля 1917 года. Кто не позволил Западу растерзать Россию? Конечно же, большевики. Почему этого не ценит большинство населения страны? Без сомнения, потому что за последние четверть века российская история переписана в западных центрах и наши дети изучают не фактическую историю своей страны, а историю России, выдуманную Западом и внедренную в сознание российских и своих граждан. Манипуляция сознанием – это высшее достижение либеральной элиты.

Когда большевики пришли к власти, в стране уже не было царя, а часть территории страны была оккупирована немецкими войсками. Страна была поделена на десятки «удельных княжеств», в которых образовались свои царьки. В стране разруха, эпидемии, нехватка продуктов питания. Даже скипетр и держава при Временном правительстве исчезли с российского герба.

Народ не хотел воевать, а Англия, США, Франция, Япония и Канада уже делили между собой российские земли и видели эти земли без населяющих их народов. Народы, населяющие Россию в условиях безвластия, были обречены. Указанные страны не поделили Россию до прихода к власти большевиков, потому что надо было сначала русскими руками одолеть Германию. Именно поэтому прозападное Временное правительство требовало от русской армии войны до победного конца. И если смотреть на события Октября 1917 года из далекого сегодняшнего времени, то очевидно, что советская власть пришла, чтобы отмобилизовать Россию на отпор Европе, Западу. Советская власть пришла, чтобы сохранить России жизнь. Вот поэтому Запад возненавидел большевиков.

Запад постоянно тормозил развитие России, и величия она достигла только после Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года. Сегодня либералы-ревизионисты буквально вдолбили в головы большинства людей, что большевики якобы осуществили государственный переворот и принесли народу неисчислимые страдания. Но если мы рассмотрим события того времени не с точки зрения национальных интересов западных стран, а с точки зрения интересов народов нашей страны, то увидим, что советская власть – это спасительница русской нации и народов других национальностей, проживавших в великой Российской империи.

Большевики в октябре 1917 года приняли от либералов не Россию, а множество осколков от России, на которых жили умирающие под властью либерального Временного правительства люди. Большевики, взяв власть, спасли народы России. Населению дали продовольственные пайки, которые спасли миллионы людей от голодной смерти. А народная милиция, в которую выделяли с предприятий каждого десятого рабочего, защитила сотни тысяч людей от распоясавшихся бандитов.

Ленин – спаситель русской нации, потому что он нашел советскую систему управления страной, позволившую сохранить государство традиционного типа без царя. Большевики с огромным напряжением сил собрали земли Российской империи воедино и сохранили народы России. Советский Союз оставался традиционным государством, как и царская Россия. То есть СССР, как до него тысячелетняя Россия, был государством традиционного типа.

Сегодня большевиков того времени подавляющее большинство населения страны представляет едиными в своих целях. Это одно из главных заблуждений русских людей, которое совершенно не соответствует действительности. Среди победивших в 1917 году большевиков изначально было две группы, каждая из которых преследовала разные стратегические цели.

Фактически изначально в партии большевиков были следующие группы: одна под руководством Владимира Ильича Ленина (Ульянова), состоящая из государственников, и вторая под руководством Льва Давидовича Троцкого (Бронштейна), состоящая из космополитов. У Троцкого и его единомышленников был свой проект построения социалистической России без национальных и нравственных устоев. Русским отводилась роль дров в костре мировой революции. То есть проекты Троцкого и Ленина были разными.

Но в 1917 году цели у них были одинаковыми – создание сильного российского государства. Ленин не мог позволить погубить Россию из-за различия в конечной цели проектов и терпел Троцкого. Борьба с троцкистами откладывалась на более поздние времена, и спасать народы России от проекта Троцкого выпало на долю Сталина.

Все годы с первых дней советской власти Запад стремился остановить движение России, Советского Союза, бросая все новые и новые легионы внутренних и внешних врагов. И не надо иметь, как говорят, семь пядей во лбу, не надо иметь особых знаний, чтобы понять простую истину: Запад поддерживает и порождает все, что во вред России, и борется со всем, стремится уничтожить все, что во благо России. И тогда становится ясно, почему Запад поддерживал Временное правительство Керенского, но обрушился войной на молодую советскую республику. Запад возражал в первую очередь не против коммунизма как такового, а против социального строя, способствующего построению сильной, процветающей России, которая сможет постоять за себя и не позволит Западу себя грабить.

Вот именно такая сильная Россия, которая могла постоять за себя и не позволяла Западу себя грабить, появилась в результате Великой Октябрьской революции.

Автор: Леонид Масловский

Художественное своеобразие "Путешествия из Петербурга в Москву"

Александр Николаевич Радищев — легендарная фигура, особенно для русской революционной интеллигенции XIX века. В его взглядах на русское общество видели радикальный гуманизм и глубину раскрытия социальных проблем. Имя Радищева для многих поколений русских читателей окружено ореолом мученичества. Это связано с историей создания книги "Путешествие из Петербурга в Москву", над которой писатель работал около десяти лет.

Направленная против царизма и помещичье-крепостнического строя, книга эта вызвала гневную реакцию царствующей тогда Екатерины II. Прочитав "Путешествие", императрица пришла в негодование и написала в примечаниях: "Надежды полагает на бунт мужиков... Царям грозится плахою... Он бунтовщик хуже Пугачева". Радищева вскоре после выхода книги арестовали и заключили в Петропавловскую крепость, а потом сослали в Сибирь, в Илимский острог.

После революции 1917 года литературоведы-марксисты увидели в Радищеве зачинателя социализма в России, но в этих суждениях они шли по стопам В.И. Ленина, который поставил Радищева "первым в ряду русских революционеров, вызывающим у русского народа чувство национальной гордости".

А.Н.Радищев писал стихи, поэмы, сочинил философский трактат "О Человеке, о его смертности и бессмертии", но в памяти потомков он остался всего лишь автором "Путешествия из Петербурга в Москву". Надо отметить, что это сочинение получило весьма нелестную характеристику А.С.Пушкина, который написал, что оно "причина его несчастья и славы, есть очень посредственное произведение, не говоря даже о варварском слоге".

Эпиграфом к своей книге писатель взял стих из Тредиаковского, несколько видоизменив его: "Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй". У Тредиаковского описываются мучения порочных людей в загробном мире. Это описание заканчивается тем, что цари-деспоты, смотревшиеся в зеркало, которое показывало "мерзость их пороков", выглядели в нем страшнее разных адских чудовищ. Таким чудовищем и представляет Радищев самодержавно-крепостнический строй России своего времени.

Писатель страстно желал сказать правду о недостатках своей страны, оружием художественного слова бороться против царящего зла. Поставив себе такую задачу, Радищев показывает жизнь разных слоев общества, говорит об административном произволе, о неправосудии, о всевозможных злоупотреблениях вельмож, чиновников и помещиков.

Недостатком книги, безусловно, является то, что она представляет собой собрание разрозненных фрагментов, связанных между собой лишь названиями городов и деревень, мимо которых следует путешественник. Чувствуется большое влияние французских просветителей, провозгласивших идеи равенства и братства. Основная направленность произведения — тенденциозная критика существующего жизненного уклада в России.

В "Путешествии" Радищева мы видим картины жизни крепостного крестьянства. В главе "Пешки", описывая избу, одежду, обувь крестьян, Радищев показывает нищету народа и гневно восклицает: "Алчность дворянства, грабеж, мучительство — вот что довело крестьян до такого состояния..." О том, как крестьянин работает, каков его труд, писатель рассказывает в главе "Любани". Шесть дней в неделю крестьянин работает на барина. Для обработки своей пашни остаются крестьянину одни праздники да ночи. После разговора с крестьянином автор восклицает: "Страшись, помещик жестокосердный, на челе каждого из твоих крестьян вижу твое осуждение".

Картину эксплуатации крестьян помещиками рисует Радищев в главе "Вышний Волочек". Здесь рассказывается о помещике, который отнял у крестьян все их земли и заставил работать на себя круглый год. "Варвар! Недостоин ты носить имя гражданина", — восклицает, обращаясь к помещику, писатель.

В главе "Медное" описывается продажа крестьян с публичного торга. Вот продают старика 75 лет, вынесшего на своих плечах с поля битвы раненого отца капитана Г., который теперь его и продает; старуху, жену старика, кормилицу и няньку. Женщину — кормилицу барина, ее дочь с младенцем и мужем. И всей этой семье грозит опасность быть распроданной в разные руки. Радищев заканчивает тяжелое описание продажи утверждением, что свободы нужно ждать не от помещиков, а "от самой тяжести порабощения".

Автор говорит о развращающем влиянии крепостного права на помещиков. Отдельные порядочные люди, изредка встречающиеся среди помещиков, ничего не могут сделать, считает он, так как весь строй против них. Исправить положение в стране может только революция.

Призыв к революции звучит как основной мотив в книге Радищева, пронизывает все ее содержание. В главе "Городня" автор говорит не только о своем твердом убеждении, что народная революция произойдет, но и о том, что у победившего народа появится своя собственная народная культура. Для Радищева источник зла — самодержавие, для писателя не может быть доброго царя, так как неограниченная царская власть неизбежно развращает ее носителей. С негодованием и возмущением говорит о царской власти писатель в главе "Спасская Полесть" и в оде "Вольность", которую Радищев помещает в книгу наряду со "Словом о Ломоносове", что вызывало недоумение у литераторов-профессионалов.

Достоевский по поводу стиля Радищева говорил, что "обрывки и кончики мыслей" у него соседствуют с вольными переводами французских просветителей. Это настоящий приговор художественному достоинству произведения.

Большой интерес представляет мнение проф. В.В.Виноградова, знатока истории русского литературного языка. Он писал: "Радищев, "западник" до мозга костей по своим убеждениям, по образованию, по всей культуре мышления, в, то же время с гениальным прозрением для выражения своих мыслей — в прозе и стихах — обращается к сокровищнице народного творчества и народного языка... Но эта линия в литературе была еще слабо продвинута, а потому Радищев — только зачинатель того процесса, который свое завершение нашел в Пушкине".

Несомненно одно: А.Н.Радищев оставил свой след в истории русской словесности как талантливый гуманист и философ.

Статья из журнала "Костер".

Это непростые мысли, в них много смысла. Ждём разъяснения от учёных и политиков, но пока они, похоже, не готовы. Цели предприятия внятно не оглашены.

Например, Минкульт утверждает, что цели акции – «подчеркнуть наше российское величие и значение для мира, а с другой стороны – усилить единение российского общества и обеспечить национальное примирение».

Председатель оргкомитета юбилея ректор МГИМО А. Торкунов предупредил: «Мы исходим из того, что эта тема не должна стать поводом для раздрая и обострения в обществе». Какие основания исходить из таких благих пожеланий? Что значит «тема не должна» стать поводом для обострения? А что если вместо единения и примирения, наоборот, углубится раскол? Ведь это – юбилей двух революций, которые столкнулись в Гражданской войне высшего накала! Зачем эти образы соединять в коротком замыкании?

Ещё один автор заметил: «Российским властям придётся столкнуться на этом пути с серьёзным вызовом – столетием Октябрьской; ни одна из трактовок революции 1917 года не укладывается в рамки нынешнего мифотворчества российских властей». Зачем устраивать это столкновение? Ведь мифотворчество властей не изменится, и люди к нему привыкли – какой смысл снова бередить.

С самого начала не был определён смысл названия мероприятия: «100 лет Великой российской революции». Как возникла эта формула? Уже в ХIХ веке, в полемике с народниками, стало ясно, что в России назревали две революции – Февральская и Октябрьская. Они были не просто разные, а враждебные друг другу. Их главные векторы и цели были принципиально различны, они были непримиримы. Маркс и Энгельс по этому поводу очень переживали и много напророчили. Читайте!

В строительстве жизнеустройства СССР, на фронтах и в тылу Великой Оте­чественной войны, в восстановлении страны люди были едины, и раны закрылись. В 30-е годы дети красных и белых женились без камня за пазухой. Гражданская война ушла в предание. Над созданием этого предания трудились школа, литература, кино и старики. Перестройка, а затем «антисоветская революция» всеми средствами создавали трещины и расколы в народе и обществе – надо было отвлечь население от приватизации. И добились распада страны и общества, а заодно культуры и хозяйства! Из небытия вышли «внуки Февраля», их накачали духом реванша, активировали – и вновь складываются враждебные общности, которые расходятся по разным дорожкам и становятся непримиримыми. На Украине в большой инсценировке воспитали «внуков Бандеры», а где-то ещё чьих-то «внуков». Опять кровь и ненависть, как и в Гражданской войне, с помощью западных интервенций и «политтехнологий». Сейчас на подготовку ушло 25 лет – и добились: Москва и Киев на грани войны. Прослойка деструктивных радикалов мала, но её разрушительный потенциал велик.

Мы с трудом выбираемся из 90-х годов, срочно нужны программы консолидации общества и единства нации! Но это трудное дело. Чтобы заново строить общество и нацию, надо вглядеться в «дорожную карту», по которой шли к распаду. Надо знать, какие структуры разрушали и какие связи рвали. Самыми вдохновенными словами не исправить то, что сломали. Для строительства требуются знание, согласие и действие.

Из огромного мирового опыта построения нации (и общества) можно упомянуть особый и важный принцип: забвение прошлого. История полна противоречий, конфликтов и столкновений. Но это – дело учёных, а общество живёт преданием, уроками и забвениями. Только так можно жить в народе, как в семье. Всегда есть отравители колодцев, провокаторы раздоров и доверчивые романтики. Государство должно отправлять кого за решётку, кого на перевоспитание, а для романтиков надо искать новый язык – старые слова истёрты.

Призрак отца Гамлета невнятно намекнул на возможного убийцу – и груды трупов в датском королевстве. Собрать на юбилей «Великой российской революции» тени Чапаева, Каппеля, Савинкова и ещё миллион призраков – это создать риск отката «гражданского согласия, которого нам удалось сегодня достичь». Юбилей революции в 2017 году – политическая акция, чреватая резким углублением дезинтеграции общества.

Поражает, что видные историки считают мероприятие «столетия революции» простым делом. Они если и предполагают какие-то неприятности, то от политиков. Академик А.О. Чубарьян заявил: «Информационные войны ведут не профессионалы, не историки». Это иллюзия.

Разве он не знает профессоров и академиков, историков и философов, которые ведут именно идеологические информационные войны? Их – легион. Тем не менее А.О. Чубарьян утверждает: «У нас есть академические институты, есть факультеты и кафедры истории в университетах, которые способны справиться с любыми попытками искажения истории».

Неужели это всерьёз? Вот профессор и историк Б.В. Соколов утверждает, что общее число погибших советских военнослужащих в Великой Отечественной войне – 26,4 млн. человек, а немцы на Восточном фронте якобы потеряли всего 2,6 млн. (то есть соотношение потерь 10:1). Почему же РАН не «справилась с этими попытками искажения истории»? Этот историк публикует книги, выступает на телевидении, а тут ещё и академик РАН А.Н. Яковлев, говоривший, по словам В.В. Познера, «о 27 миллионах погибших солдат именно, то есть военных».

Лояльный к власти доцент НИУ ВШЭ П. Родькин пишет в ноябре 2016 г.: «Тема столетия революции властями будет подниматься, причём, на мой взгляд, с однозначным знаком «минус». В следующем году мы ещё увидим и услышим огромное количество фальшивок, клеветы и нападок по отношению к большевикам и всему советскому, поскольку современным политическим классом Октябрьская революция воспринимается как враждебный и социально чуждый проект».

Складывается впечатление, что академики и чиновники просто не представляют, какое потрясение в символической сфере они заваривают. Например, А.О. Чубарьян уверен, что «история революции 1917 года сегодня – это тема для дискуссии как между профессионалами в истории, так и в обществе».

Ну какие сейчас могут быть «дискуссии между профессионалами в истории и в обществе»? Это профанация. В среде профессионалов и в истории, и во всем обществоведении доминирует ориентация не на истину (как в науке), а на нравственные ценности (как в идеологии и, шире, в натурфилософии). Именно дефицит объективности и беспристрастности был важной причиной краха как Российской империи, так и СССР. Ныне кризис методологической платформы гуманитарной интеллигенции ещё более углубился.

А объективного анализа двух наших революций от широкой публики уж тем более ожидать нельзя. Видный социолог так определяет состояние общества (2012): «Общество постепенно отучили размышлять. Эта усиливающаяся тенденция принимается без возражения и им самим, так как осознание происшедшего приводит к глубокому психологическому дискомфорту. Массовое сознание инстинктивно отторгает какой-либо анализ происходящего в России».

Российское «общество спектакля», созданное телевидением, и мозаичная культура, превращающая личность в «человека массы», так резко усилили давление на человека, что это стало острейшей проблемой, особенно при наступлении «третьей волны» кризиса. Но это и мировая проблема. Австрийский философ Карл Краус в 1930-е годы афористично выразился о капиталистической правящей верхушке: «У них – пресса, у них – биржа, а теперь у них ещё и наше подсознание».

В научном совете при Совете безопасности РФ было принято утопическое решение о необходимости в течение года 100-летия революции «противостоять попыткам намеренного искажения этого и других важнейших периодов в российской истории».

А каким прибором Совет безопасности будет определять, намеренное искажение совершали профессор Б.В. Соколов и академик А.Н. Яковлев или искреннее, по незнанию? И чем искренние попытки искажения фактов лучше намеренных? Почему искажению из-за невежества не надо противостоять? Это решение научного синклита выглядит крайне странно.

Как сообщает пресса, источник в Администрации президента, комментируя это решение научного совета Совбеза, подчеркнул: в Кремле предупреждают, что любые интерпретации истории революции в связи с её юбилеем – это сугубо «прерогатива научного сообщества». Правая рука не знает, что делает левая? Установки для интерпретации истории революции давал сам глава правительства РФ Д.А. Медведев в сентябре 2016 года. Говоря конкретно о 100-летии Октябрьской революции, он заявил: «Эта революция – очевидный пример того, как с утратой стабильности были по сути разрушены основы экономики и на долгие годы утрачены перспективы экономического роста».

Какой историк или экономист после этого будет объяснять главе правительства, какие в реальности были «перспективы экономического роста» СССР, или тем более сравнивать достижения СССР с успехами экономической политики нынешнего правительства? Таких чудаков среди историков и экономистов в России нет.

Кстати, депутат Госдумы нового созыва Н. Поклонская тоже даёт образцы смыслового наполнения юбилея: «Изверги двадцатого столетия (Ленин, Троцкий, Гитлер, Мао Цзэдун), пролившие море человеческой крови, не вызывали такого отторжения, как убиенный со своей семьёй добрый и милостивый государь, кардинально улучшивший благосостояние своего народа и причисленный к концу двадцатого столетия к лику святых».

Интересно, как отреагировал Китай на привет от депутата «Единой России»! Какие тут могут быть юбилеи и «научные дискуссии»! И ведь зачем-то накануне юбилейной кампании вдруг в разных местах начали устанавливать мемориальные доски одиозным персонажам: Врангелю и Маннергейму, а потом и Колчаку. Заведомо знали, что эти акции вновь вызовут «битвы призраков», которые раскололи и парализовали общество в 1990-е годы. Как-то это надо объяснить!

В прессе появились туманные исповедальные сентенции типа: «И у красных своя правда, и у белых своя правда. У всех есть своя правда – вот мы эти правды будем уважать, и все примирятся!» Что это такое? Кто это придумал? Ведь понятие «правда» в таком контексте – грубая демагогическая метафора. Ах, у грабителя своя правда, но и у ограбленного тоже есть своя правда! Каждый уважает чужую правду, значит, они примирились. Что у нас с культурой, в какое Зазеркалье она свалилась? Теперь ещё предлагают понять «правду жертв» и «правду победителей». И как мы будем укреплять гражданское согласие их правнуков? Зачем эти софизмы?

Чтобы успокоить вековые раны и обиды, не надо читать в сердцах и выпытывать у людей правду их предков. Разумно перевести разговор в плоскость рациональных понятий, тогда и можно будет разным общностям приблизиться к объективной картине. Общий язык понятий, логика и мера на время утихомирят страсти и позволят людям связать 1917 год с 2017 годом, а главное – взглянуть в будущее. Это наша национальная задача.

На мой взгляд, было бы полезно изложить простым и сухим языком, без призраков и фанфар, два больших стратегических проекта, которые предложили России две революции – Февральская и Октябрьская. Консервативный проект монархии был отведён без боя. Промежуточные проекты – националистов и анархистов пока что можно отложить. Сейчас есть достаточно исторических материалов научного типа. Надо только составить популярное описание двух проектов с совместимой структурой и с главными смыслами, а не с сенсационными эпизодами и эксцессами.

Официальная советская история нам представляла романтическую и упрощённую картину, думаю, чтобы быстрее закрыть раны Гражданской войны. Но сейчас нам всем насущно необходима реальная система противоречий первой четверти ХХ века, потому что сейчас мы снова переживаем в принципе те же противоречия, но в новых и более сложных условиях. Оттолкнуть урок 1917 года было бы преступлением перед внуками. На эмоциях мы из новой исторической ловушки не вылезем – такие революции повторять некому. А революции постмодерна, судя по тенденциям, будут намного страшнее. Зачем к ним тащиться?!

Причины восстания декабристов.
Глядя на Запад, где уже давно отменили крепостное право и ввели конституцию, становилось понятным, что условия, в которых живут крепостные крестьяне, просто ужасны. Их хозяева издевались над ними, регулярно увеличивая оброки и барщину, а при неповиновении ссылали в Сибирь, заручившись поддержкой самого царя.

После войны промышленность восстанавливалась довольно таки быстро, но она не могла конкурировать с промышленностью европейских стран, так как в России она была основана на мануфактурах, а те в свою очередь на ручном труде. Чтобы наладить производство приходилось привлекать огромное количество крестьян. Помещики без стеснения отбирали у них земли и присоединяли к своим, делали суммы оброков неимоверно высокими. Крестьяне отказывались платить оброки и как следствие этого, начались антикрепостнические движения.

Военные офицеры, бывавшие за границей, откровенно побаивались, что вскоре в народных массах начнется бунт, и он охватит всю страну. Многие стали разочаровываться в государственной деятельности императора, так как он был сторонником репрессивных методов воздействия на крепостных.

Декабристы верили и мечтали о демократии и свободе слова. Основным примером для подражания стала Франция, где в недавнем времени произошла революция. Так же декабристы настаивали на распределение власти по веткам, а не сосредоточение ее в одних руках.



Восстание декабристов на Сенатской площади в Петербурге.
В 1825 году декабристы вышли на Сенатскую площадь, произошло это 14 декабря. Генерал-губернатор Милорадович попытался утихомирить декабристов, но один из участников восстания его ранил. В процессе декабристам приходит известие о том, что армейские служащие уже давно присягнули на верность новому императору, и у них не остается выбора, им придется сдать оружие и потерпеть поражение. Декабристы принимают решение погибнуть, надеясь все-таки на то, что подкрепление где-то рядом. В это время завязывается борьба между ними и царской артиллерией. Пушки в упор расстреливали повстанцев. Некоторые солдаты бросились наутек.

После подавления восстания всех участников ждал суд. Три десятка офицеров были приговорены к смертной казни, 17 человек было сослано в Сибирь на вечную каторгу. Остальные были разжалованы до солдат или отправлены на каторгу на определенный срок.

Последствия и итоги восстания декабристов.
Историческое значение восстания декабристов несоизмеримо высоко. Восстание декабристов было первым объединением против царской власти. Благодаря ему, незыблемый царский режим все же пошатнулся, оно поспособствовало в будущем развитию оппозиции в России.

В последние годы правления Александра I практически не проводились демократические реформы и преобразования, хотя, по мнению некоторых историков, по указанию царя готовились даже проекты отмены крепостного права. Но дальше проектов дело не пошло. Точно так же не было предпринято практических шагов по созданию демократических основ государственного устройства - с разделением властей, независимостью судов, свободы печати и т.д. Сложилась парадоксальная и очень тревожная для страны ситуация: царь понимал необходимость демократических и либеральных реформ, но ничего не предпринимал для этого, то ли из-за неизбежных трудностей, сопутствующих реформам, то ли из-за страха перед противниками реформ, сторонниками сохранения самодержавия - аристократии, помещиками, государственными чиновниками. Может быть, царь просто боялся повторить судьбу своего отца и своего деда, которых убивали вскоре после их попыток проведения демократических и либеральных преобразований.

Неудивительно, что те люди в России, которые понимали необходимость глубоких реформ, убедившись в том, что царь не будет их проводить, стали создавать тайные общества, целью которых было насильственное уничтожение самодержавия и проведение реформ с помощью вооруженного захвата власти, военного переворота, в духе переворотов XVIII века. Большинство из этих людей были военными, почти все они были дворяне, некоторые из них принадлежали к старинным аристократическим фамилиям.

Многие люди, желавшие гуманистических, демократических преобразований с конца XVIII века, вступали в масонские ложи. В этих ложах были самые разные люди, даже представители императорской фамилии, высшие военноначальники, то есть люди, которые никогда бы не пошли на насильственное уничтожение самодержавия. Можно напомнить, что какое-то время масоном был историк Н.М.Карамзин, ставший в начале XIX века одним из самых рьяных защитников деспотизма. Масонские ложи по своему характеру не были объединением единомышленников в политических вопросах. Политические объединения, тайные общества, стали возникать с 1816 года, когда был образован "Союз благоденствия". В 1818(?) году было организовано "Общество южных славян". Большинство участников этих обществ осознано ставили перед собой задачу насильственного уничтожения самодержавия для проведения демократических преобразований. В 1820(?) году по соображениям конспирации и безопасности, тайные общества были распущены, но их руководители и наиболее последовательные участники создали два новых общества - Северное и Южное. Участники этих обществ в декабре 1825 решились даже на вооруженные выступления в Петербурге и на Украине, возле Чернигова.

Будущие участники восстания, названные впоследствии декабристами, придерживались различных взглядов на будущее устройство России. Одни были сторонниками конституционной монархии, наподобие английской, другие сторонниками республики. Декабристы придерживались разных взглядов на последовательность и быстроту демократических преобразований, но все они были патриотами, считавшими, что реформы необходимы России как воздух. Интересно, что декабристы прекрасно были знакомы с концепцией Карамзина о необходимости самодержавия для России, но были абсолютно не согласны с ним, поскольку были знакомы с великим демократическим прошлым Русского государства. Недаром, один из проектов конституции декабристов, подготовленный главой общества Южных славян П.И. Пестелем, назывался "Русская Правда" - в честь "Русской Правды" Ярослава Мудрого.

Многие декабристы понимали негативные последствия преобразования России с помощью заговора и вооруженного восстания, но считали, что другой путь невозможен. Следует подчеркнуть, что декабристы учитывали то обстоятельство, что государственные перевороты с помощью военного заговора стали для России 18 века чуть ли не традицией. Чуть ли не традицией стало даже убийство императоров. Недаром, Пестель, которого после подавления восстания следователи обвиняли в подготовке цареубийства, отвечал, что он лично ни одного царя не убил, а некоторые из его следователей судей виновны в цареубийстве. Пестель имел ввиду заговор против Павла I, в котором принимали участие многие представители знати, и который закончился убийством царя. Трудно сказать, были ли шансы на успешный исход того дела, которое задумывали декабристы, поскольку восстание началось раньше запланированного времени. Декабристы решили воспользоваться внезапной смертью Александра I и тем обстоятельством, что вся Россия считала, что унаследовать царский трон должен его средний брат Константин. Но Константин уже давно отказался от своего права на престол, поскольку из-за сильной любви он решился на неравный брак. Этот брак лишал Константина права на российский трон, но Константин пошел на это, и наследником царского престола по закону стал младший брат Александра I, Николай Павлович. Но о смене наследника не знал никто кроме царя и двух-трех человек. Поэтому, после смерти Александра I войска присягнули на верность царю Константину. Через некоторое время была назначена переприсяга другому царю Николаю Павловичу. Возникшей неразберихой и растерянностью решили воспользоваться декабристы, выступившие с оружием в руках против воцарения Николая I. Таким образом, одно из важнейших политических событий в истории России, оказалось связано с одной из самых романтических любовных историй. С историей любви и брака Константина Павловича можно сравнить только историю любви героя Древнего мира Антония к египетской царице Клеопатре, из-за которой Антоний потерял власть и жизнь. В XX веке что-то подобное Константину сделает король Великобритании Эдуард VIII, царствовавший полгода, и отказавшийся от короны в пользу своего брата Георга, из-за любви к женщине, не принадлежавшей к аристократии, да еще дважды разведенной. Для Эдуарда VIII, как и для Константина Павловича, любовь оказалась важнее трона. В поступке Константина не трудно уловить победу не только любви, но и торжество свободного выбора. Странным образом порыв к свободе в любви, оказался связан с порывом к политической свободе в России.

Ольга Эдельман — кандидат исторических наук, ведущий специалист Государственного архива РФ. Беседует Лев Усыскин.

— Первый вопрос о событии (14) 25 декабря 1825 года и смежных с ним, наверное, сформулируем так: а что это, собственно говоря, было? Я разумею — типологически, в плане классификации. Читая вашу книгу «Следствие по делу декабристов», я понял, что Николай I пытался этот вопрос для себя решить на начальных этапах следствия. Пытался что-то выяснить, убедился, что то, что произошло, это не есть событие из ряда гвардейских дворцовых переворотов XVIII века, а что-то другое. Но вот что именно, он так и не понял и в какой-то момент махнул на эту затею рукой. И в значительной степени потерял интерес к следствию. С другой стороны, те, кто учился в советской школе, помнят советский дискурс, в рамках которого восстание декабристов ставили в ряд движений социального протеста — что тоже далеко от истины. С третьей стороны, читая мемуары участников мятежа, я не мог никак отделаться от чувства, как бы проступавшего между строк, — словно бы они все ждали чего-то, что должно что-то еще произойти, какие-то фигуры должны появиться, которые всё поставят в совсем иные смысловые рамки…

— Давайте по порядку. Что касается Николая и следствия. Не будем забывать, что Николаю и следствию классифицировать затею декабристов было, в общем, не надо и не интересно. Их задачей было понять, какой приговор, какой срок кому дать. И как сделать, чтобы такое безобразие больше не повторилось. Да, они действительно отбросили какое-то количество версий. Они убедились, что за заговором не стоит какая-либо крупная фигура из российских сановников, что за заговором не стоит «рука Запада»: это всерьез проверяли, поскольку тогда подозревали всяческие масонские, иллюминатские объединения. И что нет никакого финансирования со стороны западных правительств, особенно британского. Это все проверили. А дальше… Понимаете, есть одна вещь, очень мешающая нам разобраться в той ситуации. На самом деле, непонятно, за что же декабристов осудили в конце концов. Потому что если за восстание, то большинство участников тайных обществ в восстании не участвовали. То есть, получается, наказали не за мятеж, а за участие в тайном обществе. Но что конкретно было составом вины: готовность вести какую-то «несанкционированную политическую деятельность» (говоря современным языком) или же рассуждения о необходимости реформ, т.е. идейная сторона? Если помните, советская концепция всегда напирала на то, что самодержавие боялось идей декабристов, боялось, что если народ узнает, что декабристы хотят того-то и того-то, то он сметет царскую власть и пр. Это подавалось именно как испуг перед идеями, перед концептуальной стороной.

— А в действительности?

— Мне кажется, что идейная сторона как раз не была предметом рассмотрения следствия. Правительство не устраивал сам факт того, что эти молодые люди занялись «несанкционированной политической деятельностью»: им никто не говорил, что они могут рассуждать о реформах в России.

— А вообще, что касается идей декабристов, можно ли говорить о единой концепции, ну, хотя бы тех, кто вышел на Сенатскую площадь?

— Вы знаете, в буквальном виде — что, мол, была какая-то программа, все пункты которой они поддерживали, — конечно, нет. С другой стороны, был общий круг представлений о том, что надо многое менять, круг идей, которые тогда назывались «либеральными», однако слово это несло в себе несколько иной смысл, нежели в него стали вкладывать впоследствии — и, тем более, сейчас.

— Что это было?

— Общей для декабристов была идея о необходимости отмены крепостного права и установления законодательного равноправия всех граждан, ликвидации сословных градаций.

— А отмена крепостного права — просто сам факт отмены или же они как-то одинаково понимали механизм, способ проведения этой реформы? Будет ли это, как Наполеон сделал в Польше, или же так, как потом сделал Александр II, к примеру?

— Нет. По части «каким образом» либо совсем понимания не было, либо было, но очень утопическое. Но обратите внимание: декабристы были, в общем-то, первым поколением русских людей, увлекшимся новомодной наукой политэкономией, которую только что изобрели. Если взять идею, что крепостное право является тормозом в экономическом развитии страны, — то, что нам сейчас кажется фундаментальным моментом, — я даже не уверена, что они об этом всерьез задумывались. Вообще, традиция привнесения в политику экономики тогда еще не была устоявшейся интеллектуальной линией. Но вот то, что крепостное право безнравственно, для них было главным. То есть для них очень важен был посыл нравственности, справедливости.

— Понятно, то есть отмена крепостного права, понижение сословных барьеров, ограничение верховной власти, что еще?

— Ограничение самодержавия либо в рамках республики, либо в рамках конституционной монархии. Но главное, чтобы был некий выборный орган власти. Что-то вроде парламента, чтобы каким-то образом население голосовало и делегировало представителей. Кроме того, у декабристов в центре внимания были многие вещи, которые нам сейчас кажутся второстепенными, тогда как им виделись вопиющими. Они много говорили о реформе судебной системы, о том, что суды не правосудны и надо что-то с этим делать, это для них в первую очередь тоже был вопрос нравственный. И, конечно, они много обсуждали военные вопросы: рекрутские наборы, условия службы в армии. Поскольку они, офицеры, все это видели с близкого расстояния, им многое хотелось изменить.

— Они считали, что русская армия нехороша?

— Скорее, они (тут, правда, надо бы сделать оговорку о том, кто именно «они», — все-таки консолидированного мнения там не было) как реально служащие офицеры видели массу всяческих недостатков в низовой организации жизни армии. И в том числе обсуждали человеческую несправедливость системы, в которой крестьяне по жребию становились рекрутами и служили 25 лет. По сути, это профессиональная армия. Но им казалось слишком несправедливым, что человек вырывается из привычной крестьянской жизни, отрывается от близких, насильно сменяет судьбу: это ведь жестоко. Я вижу у декабристов такой благодушный порыв если не к установлению всеобщей справедливости, то уж во всяком случае к установлению более справедливого порядка. Плюс у них как у действующих офицеров была масса частных соображений, что лучше так, а не эдак.

— Но это мы ушли несколько в сторону от изначального вопроса.

— Да. Но, раз уж отвлеклись, давайте вот что еще скажем. Мне это кажется важным. Чем декабристы принципиально отличаются от всех последующих русских революционеров? Они не были революционерами-профессионалами. В том смысле, что они не были фанатически погружены в обычно довольно замкнутую революционную среду, имевшую свои собственные правила жизни. Декабристы были включены в нормальную по всем параметрам жизнь. Они служили в армии, они были помещиками, вели полноценную семейную жизнь. Это не была специфическая, обособленная от остального общества среда, которая формировала бы внутри себя особые суждения, этические принципы и так далее. Напротив, они были нормальной частью общества. А с другой стороны, в отличие от последующих поколений революционных интеллигентов, они не были одержимы этой дурной идеей революционности. Когда по любому поводу делается вывод, что надо свергать самодержавие. Грязь на дорогах, скверные больницы — самодержавие надо свергать. У декабристов исходно не было посыла непременно свергать самодержавие. Начни Александр I делать какие-то реформы, эти люди первыми бы старались ему помочь. Более того, если помните, в программе Союза Благоденствия декларировалось, что Союз создается для приуготовления русского общества к новым идеям и преобразованиям, которые ему пожелает дать император. То есть, в принципе, им было все равно, каким путем эти преобразования — в результате которых общество станет добрее и справедливее — осуществятся. Реформа, идущая от верховной власти, — чудесно. Нет — нужно думать, каким образом добиться целей помимо верховной власти. Более того, они скорее критически, настороженно относились к идее революции, потому что для русской мыслящей публики той поры эталон революции — это, естественно, французская, и главный вывод, сделанный в связи с ней, — что это большая кровь.

— И, тем не менее, они устроили военный мятеж.

— Они устроили мятеж, но нужно понимать, что, при внешнем сходстве с чередой других восстаний, есть некоторая разница в посыле.

— А каков был посыл восстания на Сенатской площади?

— А тут мы переходим к следующему кругу вопросов, который еще долго будет вызывать споры. Смотрите, мы знаем, что начало тайным обществам было положено в 1816 году (я говорю «общества» во множественном числе, поскольку декабристские организации несколько раз преобразовывали, переименовывали, закрывали одно общество и учреждали другое), они просуществовали почти десять лет, в них менялись лидеры, менялись программы, одни люди входили в них, другие выходили. И вроде как все это время декабристы имели в виду, что готовятся к восстанию. Будет ли оно неизбежно или же только при каком-то стечении обстоятельств — это вопрос, но готовыми к нему надо быть. К восстанию, к свержению неограниченной монархии. И вот случается 14 декабря, выходит некая группа людей на площадь. Но это не те люди, которые 10 лет были в тайном обществе! Это персонально совсем другие люди. Условно говоря, «группа Рылеева»: Рылеев, братья Бестужевы и т.д. — они сами-то в тайное общество вступили лишь в 1824 году. Они были новой генерацией членов Северного общества, привнесшей туда нечто свое: в отличие от всех прочих, это была группа скорее литераторов, чем военных. Или, во всяком случае, много занимавшихся литературой, причем литераторов-романтиков. И восстание на Сенатской площади организовали именно они. Мы знаем, что в Петербурге находились члены Северного общества, которые не пошли на Сенатскую площадь. В конце концов, сам Рылеев там не был, хотя он главный организатор этой затеи. Декабристы Южного общества подняли восстание — но тоже далеко не все, а только Сергей Муравьев-Апостол и Михаил Бестужев-Рюмин, а также небольшое количество офицеров, служивших с ними рядом и бывших в их управе (ветви тайного общества). Это притом, что остальные давние и авторитетные члены тайного общества никуда не пошли.

— Пестель был уже арестован на тот момент.

— Пестель был арестован, но, если вы помните — это хорошо было прописано в книгах Н.Я. Эйдельмана — на протяжении нескольких лет именно в Южном обществе шла дискуссия по поводу восстания. Под впечатлением от испанской революции. Сергей Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин считали, что надо начать восстание вот тут, где мы находимся, на Украине, и с теми войсками, которые у нас под командованием, двинуться к столицам — Киев, Москва, Петербург. Потому что в Испании Рафаэль Риего тоже начал в провинции, и все у него хорошо получилось на первом этапе. На это Пестель говорил: нет, восстание может быть эффективным только в столице и потому необходимы переговоры с теми членами, которые находятся в Петербурге, а восстание в провинции, в общем-то, бессмысленно. Спорили примерно года два или три, и, как я думаю, Пестель сам, внутри себя, уже начал отходить от революционных идей. Во всяком случае, если верить тому, что он сам говорил Николаю Лореру, например (Лорер об этом писал в мемуарах). И вот под новый 1826 год как раз Сергей Муравьев и Бестужев-Рюмин подняли восстание в Василькове. Я думаю, они были движимы утопической идеей «народ нас поддержит» — чего, естественно, не произошло. Я это к чему все веду? Среди декабристов участники восстания — это небольшая группа. Таким образом, остается большой вопрос: а чем были эти все разговоры о грядущем восстании и революции, которые на протяжении нескольких лет вели между собой члены тайных обществ? Это была фигура речи? Способ поддержать беседу? Это вопрос открытый.

— Мне непонятно вот что. То, что вы сказали о восстании на юге. Так что, организаторы хотели начать крестьянскую войну? Или ограничиться военным мятежом?

— Я думаю, они представляли, зная из газет об опыте Риего, что восстание будет чисто военным. А что касается народной поддержки, то она должна заключаться в том, образно говоря, что народ будет стоять на обочине и махать платочками. То есть вовлечения народа в какое-то движение вроде гражданской войны они как раз очень не хотели. Опыт Великой французской революции прочитывался таким образом, что началась гражданская война и это стоило большой крови. Декабристам хотелось всеми силами избежать такого поворота. Именно отсюда идет идея цареубийства: чтобы убрать претендента на престол и знамя контрреволюции, точку ее консолидации, то есть пожертвовать жизнью одного, дабы избежать большой крови в стране. Отсюда же идея военного переворота: я командую полком, вот я этот полк и подниму на восстание. Так, собственно, и случилось и на юге, и на Сенатской площади. Декабристы полагали, что такая сила, солдатская, будет управляема, станет по привычке слушаться приказов своего командира. Они даже никакой пропаганды не вели среди солдат, поскольку делали ставку не на какую-то революционную сознательность, а на подчинение приказу командира. Им казалось, что это даст возможность удержать события под контролем. А никакого народного восстания не надо, потому что это будет пугачевщина, которая тоже ведь была относительно того момента совсем недавно и которая у всех у них на уровне семейных преданий присутствовала в сознании.

— И как оправдались эти их предположения? Полки, которые вышли на Сенатскую площадь, движимы были только рефлексом служебного повиновения?

— Да, в значительной мере. Солдатам же не сказали, что их ведут революцию делать. Их вывели под предлогом противодействия фальшивой, т.е. повторной, присяге. Это же логично: только что присягнули Константину, который в Варшаве, которого мы не видим и что с ним, не понимаем, и тут вдруг присутствующий в Петербурге претендент, Николай, говорит: присягайте-ка теперь мне! То есть декабристы подняли солдат на защиту законного государя. И именно это дало потом Николаю I повод этих солдат не карать со всей строгостью как участников мятежа. Их просто отправили на Кавказ, чтобы они участием в боевых действиях загладили свою вину: все-таки нехорошо бунтовать, даже и под предлогом присяги. Солдаты вышли на Сенатскую площадь вслед за офицерами, и каких-то бесчинств, учиненных этими солдатами, мы не знаем. Они вышли и смирно стояли, где им указали командиры. И лишь когда картечью по ним стали стрелять, тогда разбежались. Мы не знаем такого, чтобы полиция потом сообщала, что город был охвачен какими-то грабежами, насилием. С восстанием Сергея Муравьева, Черниговского полка, несколько сложнее. Существуют мемуары одного местного помещика, рассказавшего, что попутно происходили какие-то акты мародерства. Тут понятно, что, как только солдаты осознают, что они и их командир мятежники, с этого момента требовать от них дисциплины довольно сложно. А кроме того, мы не знаем, в какой степени можно доверять этому мемуаристу, поскольку он явно из враждебного восставшим лагеря, из тех, кто был крайне возмущен и напуган происшедшим. То есть из тех, кто любой поломанный плетень поставил бы в счет восставшим.

— Получается что? Оба эти восстания есть некий эксцесс. Не просто плохо исполненное предприятие, а вообще практически случайные события. На периферии закономерного хода событий образовалась вот такая турбулентность, а по результатам разбора происшедшего верховная власть пришла к убеждению и опубликовала это свое убеждение, что заниматься серьезным политическим проектированием в России в частном порядке нельзя. Это карается жестокими санкциями.

— С одной стороны, да. С другой же… История — всегда несколько ироничная штука. Можно считать восстание случайным, но оно и не случайно, вот почему. Декабристы же говорили о восстании десять лет. Они рассуждали, выстраивали эту цепочку: военное восстание, необходимость ликвидировать фигуру царя… Ведь им же очень не хотелось убивать Александра I и членов его семьи. Тогда они придумали себе лазейку: все это выступление следует затеять в момент смены императора на престоле. В этом есть, несомненно, некое сходство с дворцовыми переворотами XVIII века: дескать, в момент вступления на престол мы предложим Анне Иоанновне кондиции, пусть царствует, но с ограничениями. Но кто ж думал, что Александр I умрет так скоро! То есть декабристы в какой-то степени оказались заложниками собственных речей. Я думаю, в случае с группой Рылеева это было очень важным, решающим моментом. Представьте, вот сидят люди, благодушно разговаривают, молодежь к себе привлекают: мол, как умрет государь, так мы все восстанем, у нас и тот полк, и этот, среди нас и полковники есть, и генералы некоторые с нами заодно (например, декабрист князь Сергей Волконский был генерал-майором и командовал бригадой), и Конституция у нас уже пишется… И тут вдруг царь умирает. И Рылеев говорит: ну, что, пошли, вы же собирались? А ведь те, ветераны тайного общества, говорили, имея в виду некую отдаленную перспективу, в которую не факт, что всерьез верили: Александр-то умер молодым, 48 лет, никто этого не ожидал. И тут выясняется, что есть среди собеседников такие, которые приняли эти разговоры абсолютно всерьез и говорят: пошли, вы ж собирались! Вы ж нас звали!

Люди стали заложниками собственных разговоров. Я думаю, в этом настоящая причина того, что полковник князь Трубецкой, герой войн, до последнего момента соглашался принять на себя командование восставшими, но на площадь не пришел. Он именно что стал заложником собственной болтовни. Ему неудобно было сказать младшим членам тайного общества, для которых он был авторитетом, что, мол, слушайте, вы что, мы это просто так болтали. Он не нашел в себе мужества сказать, что он на самом деле никакого восстания затевать не собирался. Он совершенно не хотел командовать восстанием и, возможно, в глубине души считал эту затею глупой.

— Поскольку эти люди, как вы сказали, были в значительной степени литераторами, роль слова в их сознании была несколько гипертрофирована…

— Да. И вдобавок к тому еще два фактора. Во-первых, разница в возрасте. Люди типа Трубецкого, те, кто начинал дело, уже успели повзрослеть, вырасти из этих представлений. Не зря же многие из первых членов тайных обществ к моменту восстания уже отошли от их деятельности. Это только в юности человеку свойственно участвовать в радикальных предприятиях. А с другой стороны, в силу той же разницы в возрасте, те, старшие члены, были участниками наполеоновских войн (Трубецкой, Пестель, Волконский). Рылеев участвовал в заграничном походе русской армии, но серьезных боевых действий ему не выпало. А вот Александр Бестужев уже был из тех, кто «не успел на войну», как и его брат Михаил. И такие, как они, — критически важная доля среди офицеров 14 декабря.

— То есть у них еще был такой комплекс…

— Это же романтики. Александр Бестужев (впоследствии известный романист), который во время восстания демонстративно точил саблю о подножие Медного Всадника; поэт Одоевский, восклицавший накануне: «Ах, как славно мы умрем!»; поэт Рылеев, который рассуждал, как он наденет крестьянское платье и станет в ряды солдат как простой ополченец. Они все жили в романтической среде и не имели того жизненного опыта, который был у старшего поколения декабристов.

— И все-таки, можно ли сказать, к чему в результате пришел Николай I? Как он себе объяснил происшедшее?

— Что касается Николая, то это сугубо гипотетические вещи, он оставил, конечно, некоторые тексты, но мы не знаем, насколько им можно верить, как и любым высказываниям политика. Ну, да, Николай I считал происшедшее полным безобразием. Я думаю, ему, конечно, не нравилась несанкционированная политическая деятельность, но она и Александру I не нравилась, на этот счет есть масса свидетельств. Разговоры про политику и обсуждение мер, которые предпринимает власть, — даже в светском обществе — не поощрялись. Есть, например, письмо к Пестелю от его отца, это 1813 год, Павел Пестель в действующей армии, как раз идут переговоры о вступлении Австрии в антинаполеоновский союз, и отец, крупный сановник, сибирский генерал-губернатор, пишет сыну из Петербурга, сообщая сплетни об этой политической комбинации, причем в полной мере поддерживая царя, никакой критики там нет и быть не может. Так вот, он начинает рассуждать о поведении держав и тут же сам себя обрывает: но, впрочем, государю неугодно, чтобы обсуждали его меры, и поэтому я замолкаю. Включается самоцензура. С другой стороны, есть известная история из мемуаров Сергея Волконского. Он же смолоду был флигель-адъютантом, т.е. адъютантом императора. Александр I его хорошо знал, сперва считал этаким светским разгильдяем, потом в 1812 году он его оценил после нескольких успешно выполненных сложных поручений. И Александр знал, что Волконский вступил в тайное общество. Так вот, во время смотра войск 2-й армии, когда бригада Волконского очень хорошо себя показала, царь его довольно своеобразно похвалил, сказав: наконец-то я вижу, что ты занят делом, а не лезешь в управление моей империей, в чем, прости, ничего не смыслишь. В общем, в этом смысле Николай I ничего нового не привнес — помимо того, что ему пришлось все-таки столкнуться с реальным восстанием, тогда как Александр I ситуацию с тайными обществами аккуратно держал под контролем: он их не замечал, когда мог не замечать, подтормаживал, когда видел такую необходимость. Но в целом, я думаю, Николая I должно было гораздо больше волновать неповиновение гвардии как таковое.
— Можно ли все-таки сказать, что Александр весь этот закипающий чайник проморгал? Или же он просто вполне обоснованно считал, что пока я, Александр, у власти, ничего плохого не произойдет?

— И да, и нет. С одной стороны, есть же исторический анекдот о том, как Александру донесли о существовании тайного общества, а он ответил: не мне их судить. В том смысле, что он тоже разделял этот комплекс либеральных идей. Он вполне был за отмену крепостного права и про Конституцию рассуждал. Проблема была не в разнице базовых идей, а в разнице представлений об их осуществимости. Александр, стоя во главе империи и ощутив, каково это — управлять не теоретически, а на деле, понимал, насколько нерешаемым в тех условиях был этот вопрос. Насколько не на кого опереться, нет сколько-нибудь мощного слоя исполнителей реформ, хоть социального, хоть бюрократического.

— Я даже не про реформы. Я про то, что есть группа людей, обсуждающая промеж собой варианты силового захвата власти.

— Не факт, что Александр был в курсе про «силовой захват власти». Скорее, он считал, что они обсуждают преобразования в понятном и даже близком ему направлении. Только он понимал, что сделать ничего нельзя, а они — нет. Но в принципе, поскольку все доносы на декабристов получил именно Александр I, он, видимо, думал, что они не опасны. Он многих из них знал лично и, очевидно, полагал, что держит ситуацию под контролем. И, в общем, не считал нужным их карать, — помимо того что, как известно, некоторых декабристов тормозили в служебном росте. Что, согласитесь, логично: зная, что человек состоит в заговоре, не дать ему командовать полком. С другой стороны, эпоха Александра I — единственный период в послепетровской России, когда в стране не было вообще никакой политической полиции — вообще, даже никого «мониторинга» не велось. И когда Николай I, едва вступив на престол, создал III Отделение, его можно понять, на фоне только что случившегося восстания это было весьма актуально. Так что можно говорить, что Александр проморгал, а можно сказать, что он был в курсе, но не считал, что нужно как-то резко реагировать.

— А как на ваш взгляд, проживи Александр еще лет двадцать — так и не случилось бы ничего?

— Поскольку последние доносы, детальные, на декабристов он получил уже в Таганроге незадолго до смерти (доносы Шервуда, Бошняка), то возможно, что были бы какие-то репрессии в отношении тех, кто были названы главными участниками тайного общества. В том смысле, что они были бы отстранены от службы, сосланы на жительство в свое имение, как-то бы их убрали со сцены. И публика так и не поняла бы, в чем дело. И мы бы рассуждали как про ссылку Пушкина — что ни с того ни с сего взяли поэта, законопатили в Михайловском. Но думаю, что восстания скорее всего бы не было, просто потому, что это в значительной степени возрастная вещь — бунтовать.

Но все-таки я хотела бы отметить, что на историка, исследователя неизбежно давит его личный исторический опыт. Да, при советской власти историки развивали концепцию, состоявшую в том, что декабристы имели целью устроить восстание. Это соответствовало официальной идеологии, и только в этом случае — если они таки готовили восстание — большевистская власть разрешала их изучать как революционеров и положительных исторических персонажей. Но, с другой стороны, значительный вклад в эти исследования внесли ученые 1920-х годов, для которых вооруженное восстание с целью свержения власти являлось эпизодом биографии, они воочию наблюдали революцию. Мы же сейчас рассуждаем о том, что, наверное, нет, не собирались декабристы восставать, это вообще не метод цивилизованного решения вопросов — а мы-то считаем декабристов безусловно людьми цивилизованными. Нам просто сложно поверить, что культурный человек возьмет вдруг оружие и пойдет делать революцию. Так что подобные научные споры никогда не закончатся, тут многое зависит от потребностей, мировоззрения, жизненного опыта текущего момента.

Николай Троицкий. "Россия во главе Священного Союза: Аркчеевщина".

Александр I использовал Аракчеева для устрашения России, но не сразу после войн 1812-1815 гг. В первые годы репрессий Священного союза царь не слишком душил Россию, понимая, что она нуждается в послаблениях. Войны (особенно французское нашествие) унесли жизни 2 млн. россиян только мужского пола и разорили страну. Целые губернии были опустошены, сотни деревень выжжены до основания. Многие города лежали в руинах, Москва почти вся сгорела. Помещики же, чтобы компенсировать свои материальные потери, усиливали и без того варварскую эксплуатацию крестьян. Надежды крестьян на то, что царь наградит их за патриотизм, не оправдались. В манифесте Александра I от 30 августа 1814 г., который одаривал все сословия различными милостями, о крестьянах было сказано буквально следующее: "Крестьяне, верный наш народ, - да получат мзду свою от Бога!" Крестьянский люд, возвращенный под ярмо барщины, повсеместно роптал: "Мы избавили отечество от тирана, а нас опять тиранят господа!"

Александр I с юных лет запомнил предостережение своего воспитателя Ф.Ц. Лагарпа: "Ропот - это первые языки пламени, из которого рождается пожар революции". Поэтому в 1815-1819 гг., по примеру 1801 -1804 гг., он пытался решить крестьянский вопрос, чтобы избежать грозящего повторения пугачевщины. Царь заявил даже о своем намерении отменить крепостное право[2] и собрал до десятка проектов, разъяснявших, как это осуществить. Такие проекты составляли отчасти по заданию царя, а частью по собственной инициативе декабрист Н.И. Тургенев, сановный бюрократ Е.Ф. Канкрин, боевой генерал П.Д. Киселев и даже /66/ Аракчеев. Все они исходили из идеи постепенности. Канкрин, например, предлагал растянуть процесс отмены крепостного права до 1880 г. Все проекты царь отложил в долгий ящик: с одной стороны, оппозиция большинства российских дворян, а с другой - революционный подъем 1820-1821 гг. в Европе побудили его отказаться от послаблений в собственной стране. В те же годы, т. е. 1815-1819, царь собрал несколько проектов конституционных реформ и по тем же причинам все их отвергнул.

С 1820 г. и до конца жизни Александр I оставался "главным" блюстителем реакции, насаждаемой им в Европе собственными руками, а в России - руками Аракчеева, которого ранее он как бы придерживал возле себя на цепи, а теперь, по выражению В.И. Ленина, "спустил на своих верноподданных". Главным проявлением аракчеевщины была расправа с недовольными. Крестьяне, обманутые в своих надеждах на отмену или хотя бы ослабление помещичьего ярма, протестовали. За первую четверть XIX в. в России вспыхнуло больше 650 крестьянских волнений, причем две трети из них - за 1815-1825 гг. Формы крестьянского протеста были разные - от верноподданнических жалоб царю, которого крестьяне с этой целью буквально "ловили" на дорогах империи, до вооруженных восстаний.

Ряд волнений носил затяжной и чрезвычайно упорный характер. Три года - с 1816 по 1819-й - боролись крестьяне 20 деревень Костромской губернии, принадлежавших помещице Настасье Федоровне Грибоедовой (матери великого писателя), которая по характеру была сродни "рабовладелице" Хлестовой из грибоедовского "Горя от ума". Купив костромские деревни, Грибоедова обложила крестьян оброком втрое большим, чем при прежних владельцах. Крестьяне возмутились, попытались было жаловаться, а затем подняли бунт: достали 300 ружей, даже еще одну пушку и вступили в бой с карательными войсками. Бунт был подавлен в крови.

Особенно крупными были волнения на Украине и в области Войска Донского 1819-1820 гг. с участием 45 тыс. крестьян. Против них Аракчеев направил регулярные войска с артиллерией. Командовал ими генерал-адъютант А.И. Чернышев - будущий военный министр. Он подавил волнение с чисто аракчеевской жестокостью, после чего сам Аракчеев приехал на Дон чинить суд над четырьмя сотнями "зачинщиков". По его приказу больше 200 крестьян были биты кнутами (иные из них - насмерть) и почти столько же сосланы на каторгу и поселение в Сибирь.

Аракчеев лично наблюдал за работой кнутобойцев, проверяя, в полную ли силу истязают они осужденных. Истязания "черни" до пролития крови, до полусмерти и смерти доставляли ему садистское удовольствие. У себя в имении (Грузино Новгородской губернии) он изобрел особую, "аракчеевскую" палку, вымоченную /67/ в соленой воде. Там "в графском арсенале всегда стояли кадки с рассолом, в котором мокли розги и палки", - вспоминал очевидец. Такими палками крестьян избивали, как правило, "в музыкальном сопровождении": хор девушек пел "Со святыми упокой, Господи..."[3].

Аракчееву не уступала в жестокости и садизме его любовница, дочь кучера и жена садовника Настасья Минкина, которая секла на конюшне собственного мужа и тиранила всю дворню, особенно красивых девушек (чтобы они не приглянулись Аракчееву): не только била их розгами и палками, но и калечила щипцами. В конце концов один из дворовых осенью 1825 г. зарезал Минкину кухонным ножом. "Змей Горыныч" отомстил за свою возлюбленную по-аракчеевски: убийца был забит насмерть кнутами, его сестра - палками, и еще 20 крепостных, виновных только в том, что они не прибежали на помощь к Минкиной, были угнаны на каторгу. Аракчеев так страдал о Минкиной, что, схоронив ее, распорядился приготовить могилу и себе самому с надгробной плитой, которая была украшена такой надписью: "На сем месте погребен русский новгородский дворянин Алексей Андреевич Аракчеев. Родился 1769 года, умер..." Впрочем, страдалец не поленился прожить после этого еще почти 10 лет.

"Величайшим преступлением" александровско-аракчеевской реакции А.И. Герцен справедливо назвал военные поселения. О них говорили: "государство Аракчеева", но придумал их сам царь. Идея его была двоякой - фискальной и карательной. Дело в том, что расходы на армию поглощали больше половины государственных доходов. Военные же поселения были задуманы как новая форма комплектования и содержания армии, при которой она сама себя и обеспечивала бы. Государственные крестьяне целыми уездами переводились на положение "военных поселян", т. е., оставаясь крестьянами, они становились еще и солдатами и должны были сочетать армейскую службу с земледелием. Царская идея заключалась в том, чтобы создать из военных поселян оторванную от крестьянства замкнутую военную касту, которую было бы более удобно использовать для расправы с крестьянским движением (семьи поселян жили не в деревнях, а в черте поселений, причем дети их с 7 лет начинали учиться военному делу).

Первый опыт военных поселений был затеян еще в 1810 г., но борьба с Наполеоном отвлекла царизм, и лишь с 1816 г. военные поселения стали насаждаться как система. К 1825 г. были переведены на оседлость 375 тыс. солдат, т. е. почти треть /68/ всей армии. Пост начальника военных поселений бессменно занимал Аракчеев.

Военные поселения сочетали в себе две неволи - и крестьянскую, и солдатскую. Бичом их были жесточайшие, по малейшему поводу телесные наказания - палками и шпицрутенами[4]. "Живого человека рубили, как мясо", - писал о том времени С.П. Мельгунов. Обычно даже самые здоровые солдаты не выдерживали больше 6 тыс. палок, а назначали им в наказание и 8, и 10 тыс. В таких случаях осужденного сначала вели между двумя солдатскими шеренгами, привязав за руки к прикладам ружей, затем волокли и, наконец, везли на тележке. Последние 2-4 тыс. палок били уже по мертвому телу.

Военные поселяне сопротивлялись аракчеевскому режиму всеми способами, вплоть до вооруженных восстаний. Крупнейшее из них - в г. Чугуеве Харьковской губернии летом 1819 г. - Аракчеев утопил в крови: под его диктовку военный суд приговорил 275 повстанцев к смертной казни. Александр I стоял на своем твердо: "Военные поселения будут во что бы то ни стало, хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Петербурга до Чудова!" (больше 100 км первой линии военных поселений). Аракчеев же еще подстрекал царя: "Повелеть извольте - и всю Россию военным поселением сделаем!"

Ни Александр I, ни его преемник Николай I не отказались от системы военных поселений - она была упразднена лишь при Александре II в 1857 г.

Впрочем, кадровая армия содержалась немногим лучше военных поселений и тоже протестовала[5]. Очень напугало и озлобило царизм "возмущение" 16 октября 1820 г. в лейб-гвардии Семеновском полку. Этот полк, сформированный вместе с Преображенским полком в 1695 г. Петром Великим, был старейшей и самой привилегированной воинской частью в России. Шефом его с молодых лет был сам Александр I, которого именно семеновцы фактически возвели на престол. Царь очень любил полк и сам носил его форму, знал поименно всех офицеров полка и даже многих солдат. В полку не применялись телесные наказания, офицеры обращались к солдатам на "вы". Так было до весны 1820 г., когда Аракчеев решил "покончить с либерализмом" у семеновцев.

9 апреля 1820 г. по настоянию Аракчеева командиром Семеновского полка был назначен полковник Ф.Е. Шварц, который к тому времени успел прославиться "шварцевым" погостом в Екатеринославе, т. е. братской могилой для солдат, замученных им до смерти. Может быть, поэтому Аракчеев отрекомендовал Шварца царю как "человека с особыми военными /69/ качествами" и предписал Шварцу "выбить дурь" из семеновцев. Шварц сразу восстановил в полку культ шпицрутенов и собственноручно бил "виновных" (например, в том, что "кашлял" или "невесело смотрел") перчатками по глазам, плевал им в лицо, пинал ногами. Когда же 16 октября он поволок в чем-то провинившегося рядового вдоль строя, приказав солдатам плевать на их товарища, семеновцы потеряли терпение.

В тот же вечер 1-я "государева" рота самовольно построилась на перекличку, вызвала ротное начальство и подала ему жалобу на полкового командира. Остальные роты поддержали 1-ю. Семеновцы хотели было убить Шварца, однако он изобретательно спрятался, закопавшись в навоз. Попытки высоких чинов (включая брата царя великого князя Михаила Павловича и петербургского генерал-губернатора графа М.А. Милорадовича) уговорить семеновцев принести повинную ни к чему не привели. Военные власти попытались припугнуть "бунтовщиков", заявив, что против них выставили шесть пушек. "Бунтовщики" отвечали: "Мы под Бородином и не шесть видели!"

Подавить возмущение семеновцев удалось сравнительно легко (весь полк был арестован и без сопротивления препровожден в Петропавловскую крепость), но царизм усмотрел в нем страшную для себя опасность, впервые осознав, что армия, даже гвардия, перестает быть его надежной опорой. Неудивительно, что царь и его alter ego подвергли семеновцев лютой расправе: 802 солдата были преданы суду, девять из них получили по 6 тыс. палок и еле живыми были сосланы на каторгу, остальные - в ссылку; весь полк был расформирован.

Волнения в армии и особенно бунт семеновцев дали понять царизму, что крамола может грозить отовсюду. Поэтому он как никогда усилил полицейский надзор за всеми слоями общества. С 1810 г. в стране функционировало Министерство полиции. Сверх того особая служба сыска находилась в ведении Аракчеева. Наконец, и Милорадович имел свою шпионскую агентуру. Однако царизм не удовольствовался этим трехзвездием тайных полиций и в 1821 г., вскоре после бунта семеновцев, учредил специальную полицию в армии. Сыск стал настолько всеобъемлющим, что сам Аракчеев подозревал за собой негласное наблюдение. Декабрист Г.С. Батеньков вспоминал о том времени: "Все подведены уже были под один уровень невозмутимого бессилия и все зависели от многочисленных тайных полиций".

Карательное начало внедрялось во все сферы жизни, включая просвещение, где власть маскировала насилие христианскими заповедями. Осенью 1817 г. Александр I придумал соединить Министерство просвещения с духовным ведомством в единое Министерство духовных дел и народного просвещения. Возглавил его старый друг царя обер-прокурор Святейшего Синода князь А.Н. Голицын. Он и начал осуществлять с благословения царя и /70/ под контролем Аракчеева "христианизацию" просвещения, чтобы максимально приблизить его к догмам Священного союза. Университеты России подверглись абсурдным ревизиям вроде той, которую учинил в Казани приспешник Голицына М.Л. Магницкий.

Этот чиновный арлекин, "помесь курицы с гиеною", по определению Д.С. Мережковского, был уже известен "верхам" своим проектом "всеобщего уничтожения зловредных книг", когда Голицын по совету Аракчеева послал его (весной 1819 г.) ревизовать Казанский университет. Там, пошарив в списке почетных членов местного университета, Магницкий к ужасу своему обнаружил имя аббата А. Грегуара, проголосовавшего четверть века назад за казнь Людовика XVI ("по недосмотру университет забыл вычеркнуть это завалявшееся имя", - иронизировал В.О. Ключевский). Вне себя от возмущения, Магницкий объявил Казанский университет рассадником вольнодумства, "маратизма" и "робеспьерства" и предложил Александру I, ни много ни мало, "торжественно разрушить" его. Царь возразил: "Зачем разрушать, можно исправить" - и поручил исправление университета... Магницкому, назначив его попечителем Казанского учебного округа.

То, что содеял этот попечитель в Казанском университете летом 1821 г., сегодня воспринимается как театр абсурда, но тогда вершилось серьезно и даже было вменено в исполнение другим университетам. Прежде всего Магницкий подверг аракчеевской экзекуции профессуру, изгнав сразу 11 "неблагонадежных" ученых и заменив их 10-ю "благонадежными" неучами, а затем издал руководство, которое унифицировало преподавание всех дисциплин "на началах Священного союза". К примеру, смысл предмета всеобщей истории сводился к тому, чтобы разъяснять студентам, "как от одной пары все человечество развелось". Математики должны были вычислять "священные истины" вроде следующей: "как числа без единицы быть не может, так и вселенная, яко множество, без единого владыки существовать не может". Старые, языческие определения и формулы Магницкий заменил новыми, "христианскими". Например, гипотенузу стали определять так: "Гипотенуза в прямоугольном треугольнике есть символ сретения правды и мира, правосудия и любви, через ходатая Бога и человеков, соединившего горнее с дольним, небесное с земным". В ежегодной и выпускной аттестации студента превыше всего, включая любые успехи в науках, ценилась благонамеренность.

Завершив весь цикл своих преобразований в Казанском университете, Магницкий распорядился поместить в актовом зале университета большой портрет Александра I и под ним мемориальную доску с надписью: "Обновителю своему - обновленный университет". Пожалуй, именно этот попечитель заложил основы /71/ той политики воспитания юношества, которая осуществлялась до конца царской и в эпоху большевистской империи и о которой весьма точно высказался Евгений Евтушенко:

Суть попечительства в России
Свилась в одну паучью нить:
"Топи котят, пока слепые,
Прозреют - поздно их топить!"

Недаром консервативно мыслящий, но истинно просвещенный Н.М. Карамзин назвал голицынское Министерство просвещения "министерством затмения".

С той же целью затмения духа россиян Александр I и Аракчеев буквально взнуздали после 1815 и особенно с 1820 г. прессу. "Дней Александровых прекрасное начало", когда свободно издавались в России Вольтер и Руссо, стало казаться сном. Теперь запрещена была даже книга "О вреде грибов" только потому, что грибы - постная пища, рекомендованная церковью, и, следовательно, не может быть вредной. Иностранное же вольнодумство (это, по выражению цензора А.И. Красовского, "смердящее гноище, распространяющее душегубительную зловонь") преследовалось больше всего. "Свирепая холера изуверства" (как выразился А.И. Герцен) магницких и красовских стимулировала давно привитый в России национальный синдром, который тоже было суждено пережить как царизму, так и большевизму. Астольф де Кюстин определил его так: "Лгать здесь - значит охранять престол, говорить правду - значит потрясать основы". За все попытки изменить этому "правилу" царь и его временщик карали жестоко. Два ярких примера - судьбы царского флигель-адъютанта полковника Т.Г. фон Бока и основателя Харьковского университета В.Н. Каразина. Того и другого царь обнимал и просил со слезами на глазах говорить ему только правду, а когда они откровенно высказались в письмах к нему против аракчеевских методов его правления, он засадил и Бока (1818), и Каразина (1820) в Шлиссельбургскую крепость, откуда Каразин вышел через полгода, а Бок - лишь при Николае I, будучи уже душевнобольным.

Надо признать, что Александр I даже в годы аракчеевщины не доводил политических репрессий до таких масштабов, какие имели место при Павле I или при любом из последующих русских царей. Но по сравнению с началом собственного царствования он стал гораздо беспощаднее, причем в ряде случаев лично повелевал наказать вольнодумцев, как то проявилось в отношении А.С. Пушкина, а также А.Ф. Лабзина.

Александр I знал Пушкина в лицо с тех пор, как поэт был представлен ему 9 июня 1817 г. на выпуске лицеистов. Позднее царь и поэт встречались в домах Н.М. Карамзина и царскосельского банкира И. Велио. Весной 1820 г. царь разгневался на поэта за то, что "он наводнил Россию возмутительными стихами", и /72/ намеревался сослать его в Сибирь или на Соловки, но Карамзин уговорил царя смягчить наказание: поэт был отправлен служить в Бессарабию.

Более сурово обошелся Александр I с вице-президентом Академии художеств Лабзиным, который дерзнул лично "обидеть" и самого царя, и его alter ego. Осенью 1822 г. президент Академии А.Н. Оленин предложил избрать почетным академиком Аракчеева. Лабзин поинтересовался, каковы заслуги временщика перед искусством. Президент, смутившись, напомнил, что Аракчеев - "близкий человек к государю". "Тогда, - воскликнул Лабзин, - я предлагаю избрать в почетные академики кучера Илью Байкова! Он не только близок к государю, но и сидит перед ним!" Александр I, узнав об этом, распорядился: за "наглое поведение" отрешить Лабзина от должности и сослать его в глухой городишко Сенгилей Симбирской губернии.

Больше всего тревожили царское правительство распространявшиеся с начала 1818 г. слухи о возникновении в России тайных обществ антиправительственной направленности. Вскоре к царю начали поступать и мотивированные доносы на заговорщиков (декабристов): в конце 1820 г. - от уланского корнета А.Н. Ронова, в марте 1821 г. - от библиотекаря гвардейского штаба М.К. Грибовского. Под впечатлением этих слухов и доносов (с учетом, разумеется, таких фактов, как бунт Семеновского полка) встревоженный Александр I повелел 1 августа 1822 г. запретить "все вообще тайные общества", включая масонские ложи, к которым ранее он относился вполне терпимо. Так, в 1816 г. он заявил генералу А.П. Тормасову в ответ на просьбу разрешить открытие в Москве очередной ложи: "Я не даю явного позволения, но смотрю на это сквозь пальцы. Опытом доказано, что в них нет ничего вредного".

Действительно, абстрактное, осложненное ритуальной символикой "многоглаголание" масонов о том, как хорошо было бы преобразовать весь мир "в единое непоколебимое святилище добродетели и человеколюбия", не беспокоило царя[6]. К тому же с 1810 г. возникновение и деятельность масонских лож контролировались властями, а в самих ложах, наряду с высшими сановниками (вел. кн. Константин Павлович, М.М. Сперанский, В.П. Кочубей и др.), заседали по сыскной надобности и полицейские чины вроде вездесущего директора особой канцелярии Министерства полиции Я.И. де Санглена. Но со временем осведомители все чаще стали беспокоить царя донесениями о том, что к масонам проникает "всякая сволочь" и что их ложи превращаются в "клубы", которые могут быть использованы для прикрытия тайных обществ политического характера. Все это заставило Александра I запретить масонские ложи, после чего история российского масонства более чем на три четверти века фактически была прервана[7].

Итак, аракчеевщина опутывала своими карательными щупальцами все сферы жизни и слои населения России. Но добиться желанной покорности царизм не мог. Напротив, пытаясь усмирить россиян аракчеевскими методами, он лишь усугублял всеобщее недовольство. Разочарование народных масс в надеждах на лучшую жизнь после военного триумфа 1812-1815 гг. передалось обществу и офицерству. Именно в годы аракчеевщины возникло и окрепло движение первых русских революционеров - декабристов.