Шафран:
25.10.14 06:17
» Верхний предел одиночества (любовь и магия) [ Завершено ]
Приглашаю вас в удивительный мир бальных танцев, черной магии, ну и любви, конечно же) Надеюсь, будет интересно.
Пролог. 17 ноября 2007 года
- Прости.
Со старого клена уже успели осыпаться все листья. Только один, самый упорный, продолжал цепляться за ветку, не желая лететь к земле, к простому гранитному памятнику, основание которого давно укрывали иссохшие тела его собратьев. Лист крутился на темно-коричневой ножке, но девушка, сидевшая на скамейке под деревом, не замечала его - она смотрела на памятник, на фотографию, и по щеке ее скатывалась одинокая крупная слеза.
- Прости... - она говорила очень тихо, и только по движению губ ее подруга, миловидная шатенка, застывшая за оградой, могла разбирать слова. - Я не хотела, я ведь не хотела... Ну почему, за что все вот так...
Человек с фотографии взирал на нее приветливо и спокойно. Ноябрь выдался тихий, теплый и сухой, прозрачный, как маленькое холодное стеклышко, и мир вокруг был опустевшим, широким и ясным - все закончилось именно так, как было предопределено, и девушка на скамейке никак не могла переиграть финал, да и никто бы не смог.
- Прости... - она всхлипнула, отерла слезу и вдруг воскликнула хорошо поставленным голосом бывшей джазовой певицы: - Un vaum? Un vaum ghalao theea? Un vaum, Heeho?
Хорошо одетый молодой человек, стоявший по другую сторону ствола, подошел, присел рядом и, обняв девушку за плечи, что-то зашептал на ухо. Девушка слушала его, потом кивнула и встала. Выйдя за ограду, она молча взяла подругу за руку, и девушки побрели к выходу с кладбища. Их спутник шел за ними, метрах в двух сзади.
Лист таки оторвался от ветки и упал вниз.
Глава Первая. ЛИЗА. Март 2006 года.
А в ней сошлись змея и волк,
И между ними то любовь, а то измена.
А.Васильев
Шура редко видел сны. Если говорить до конца откровенно, он их боялся - с тех самых пор, когда в детстве ему приснился полуразложившийся мертвец, который вылез из шкафа и схватил его за руку. Теперь Шура был взрослый и о приснившемся мертвеце давным-давно забыл, однако сновидений не любил, и если их таки видел, то весь день потом ходил смурной и путал последовательность шагов даже в простейшем основном ходе ча-ча-ча.
Сон, явившийся Шуре накануне первой весенней субботы, был поначалу исключительно мерзостным. Вроде бы поначалу шагал куда-то Шура по болотцу, проваливаясь по щиколотку чуть ли не при каждом шаге, тянулись мимо березки, кривенькие и чахлые, красными брызгами разбегалась клюква, но собирать ее не хотелось: Шура почему-то знал, что ему нельзя даже наклоняться к этим кислым ягодкам. И еще он знал, что из-за деревьев за ним следят незримые соглядатаи, а где-то впереди - ждут.
И так он все шел и шел, пытаясь во сне как-то даже трактовать свой сон - это наверно с работой будут проблемы - а потом откуда-то сзади его позвали.
- Шура... - еле слышно прошелестел девичий голос. - Шура, помоги...
Он обернулся и увидел девушку, красивее которой, наверно, не встречал нигде, девушку затягивало болото, и Шура видел только ее руки, плечи и небрежно завязанную грязной тряпицей голову. Из девушкиного носа стекала кровь и, относимая в сторону незримой силой, сворачивалась в те самые ягоды, которые Шуре не велено было собирать.
- Помоги... - шептала девушка. - Шура...
Шура кинулся к ней, и тотчас же за спиной закружили, загоготали, завизжали звериными, пьяными голосами, принялись щипать, царапать, колотить по голове и по загривку; Шура упал в грязь, кислую липкую жижицу, и у него мелькнула мысль, что он не сможет вытащить девушку.
Она, кажется, все поняла и уже не говорила: просто смотрела на него огромными каре-зелеными глазами; тогда Шура выпростал из грязи руку и протянул к ней, ни на что уже не надеясь. Едва только тонкие холодные пальцы девушки стиснули его запястье, как грянул гром, и Шура проснулся.
Часы на столе показывали половину седьмого утра. Была суббота; Шуру ждали две скучных пары в университете, потом библиотека с курсовой, а вечером студия танцев при дворце спорта, где он вел стандарт и латину. Вариантов было два: забить на учебу (черт с ней, с экономикой, все равно ее старый маразматик ведет, который отсутствующих не отмечает) и спать дальше, надеясь, что подобная дрянь больше не приснится и вообще ничего не приснится или же выбираться из-под одеяла в сонное мартовское утро и тащиться на другой конец города, чтобы зевать до обеда, играя с кем-нибудь на последнем ряду лектория в морской бой. Шуру конечно же соблазнял первый вариант.
Неизвестно, сколько еще он бы размышлял, но дверь открылась, и в комнату всунулась голова матери.
- Шура, вставай, - сказала она. - Тебе в институт пора.
- Ага, - ответил Шура, сладко потянулся и, выбравшись из-под одеяла, поплелся в ванную. Зеркало над раковиной отразило высоченного молодого человека, светловолосого, кучерявого и худого просто до невероятности - его бывшая партнерша по танцам, которая так и не стала партнершей в делах сердечных, говорила, что он, должно быть, двухмерный или не ест никогда и ничего. Шура некоторое время уныло себя рассматривал, внутренне боясь обнаружить царапины и ссадины на спине - лупили его во сне так, что жутко представить - однако и спина и задница были без повреждений; Шура вздохнул и принялся чистить зубы.
Наверно, она все-таки утонула, подумалось ему. Щетка резко пошла не в ту сторону; Шура фыркнул от боли в десне и сплюнул в раковину красным. Клюква, вспомнил он. Клюква...
Ему было немного не по себе, словно неприятный сон никак не хотел кончаться. А ведь это жуткая смерть... вниз, вниз, вниз; тепленькая гадкая водица во рту и в носу, попадает в легкие, и выбраться невозможно, болото никогда не шутит. Она утонула...
- Тьфу ты! - воскликнул Шура вслух. - Никто не утонул, ничего не случилось. Это все сон. Просто. Глупый. Сон.
Она ведь не была сном, промолвил внутренний голос. Она была на самом деле, и ты ее не спас. Вот все, что случилось, хочешь ты того или не хочешь, это как тот твой сон о мертвеце: ты знал, что спал, и тем не менее, он взял тебя за руку, и ты не забыл прикосновение к запястью.
Мать твою, подумал Шура, сегодня точно не мой день. Но есть и от этого средства.
Он взял с полочки кусок мыла и стал намыливать руки. Если верить поговорке, то лучшая девчонка - правая ручонка, и актуальности не меняет даже тот факт, что он левша.
- Похоже, натанцую сегодня черт-те что, - произнес Шура и принялся за дело.
***
Под вечер пошел снег. Не простой мартовский снежок, который знает, что растает первым - настоящая метель, непроницаемо, убийственно равнодушная. Маршрутки вязли в белой пелене, трамваи не ходили, и Шура опоздал во дворец спорта на двадцать минут.
Тем не менее, его ждали; народ, недавно собранный в группу и рвавшийся постичь премудрости бальных танцев, не торопился расходиться. Две пары повторяли разученное на предыдущем занятии - медленный вальс, правые и левые квадраты с поворотами, остальные о чем-то балагурили, рассевшись прямо на полу и едва не лопаясь со смеху. Шура не стал переодеваться: снял свитер и переобулся - время было дорого.
- Ребят, сегодня без разминки, сразу берем стандарт...
Он показывал задержанную и открытую перемены и не понимал, что за странное ощущение его тревожит: казалось, что кто-то положил на позвоночник ледяной мокрый палец и держит не убирая. За окном бесновалась метель, и Шуре чудилось, что оттуда, из мятущейся завесы, на него смотрят, внимательно и пытливо, словно выжидают, выбирая удобный момент для нападения.
Все из-за сна, подумал Шура и тут увидел ее.
Она стояла за партнера в паре с невысокой симпатичной девчушкой-первокурсницей, которую звали, кажется, Мадина. Чувства Шуры можно было сравнить разве что со втыканием раскаленной иглы прямо в сердце: девушка из его сна, живая и здоровая, была рядом - можно протянуть руку и дотронуться до ее длинных огненно-рыжих волос, которые во сне его, мокрые и темные, стелились по буро-зеленым кочкам, словно змеи.
Засмотревшись, Шура не сразу понял, что девушка задала ему вопрос и ждет ответа, причем уже довольно давно.
- Что, простите? - переспросил он. Девушка усмехнулась.
- Я спросила, что такое "спин". Ты показывал на прошлом занятии, а меня не было.
- Ну да, спин, - сказал Шура и резво выкрутил фигуру. - Вот. Попробуйте!
Девушка воспроизвела движение - конечно, не идеально, однако для первого раза неплохо. Шура улыбнулся. Отчего-то он чувствовал радость и удовольствие, словно у него получилось-таки сделать что-то важное. Незнакомка смотрела на него в упор, и ее глаза Шура запомнил навсегда: острые ресницы, темно-серый ободок и мазки зеленого по радужке.
- Ты на всех девушек так смотришь, или мне просто повезло?
Шура ощутил, что краснеет. По поводу покраснения ему не было равных: чуть что на щеках появлялись крупные алые пятна, словно кто-то щедро мазал румянами; по этой незатейливой причине общие знакомые за глаза именовали Шуру "красным молодцем".
- Значит, повезло, - подытожила девушка и отошла к партнерше.
***
Ее звали Лиза; выходя из зала, Шура столкнулся с нею нос к носу и покраснел снова. Лиза уже успела переодеться в легкую дутую курточку, джинсы и ботинки, за плечом ее болталась сумка, а на пальце девушка крутила простенькую спортивную шапочку.
- Ой, - выдохнул Шура. - Не задел?
- Смотря чем, - когда Лиза улыбалась, на ее щеках появлялись тени кокетливых ямочек, однако ничего кокетливого в этом не было, даже наоборот: Шуре казалось, что она не по-женски сурова, а сердце ее оковано льдом. - Дверью - нет. А бальными танцами - очень даже.
Они неспешно спустились по лестнице; в коридоре Лиза долго надевала перед зеркалом свою шапку, надвигая ее то на левую, то на правую бровь. Шура ее не ждал, нет, конечно; он старательно читал рекламный плакат по поводу концерта Сергея Пенкина.
- Нравится? - голос Лизы звучал с ноткой сожаления. Шура обернулся к ней и ответил:
- Пенкин? Так... я вообще музыку не очень люблю.
Брови Лизы взлетели так, что чуть не сдвинули шапку.
- Не любишь музыку?
- Нет, - сказал Шура, открывая перед девушкой дверь. Метель хлестнула белой многохвостой плеткой, потянула к себе, тщась оторвать, закружить и зашвырнуть неведомо куда; Лиза поскользнулась на ступеньках и взяла Шуру под руку - так они и пошли в сторону автобусной остановки. - Хотя музыки полный комп. Я ее слушаю только в том плане, подходит ли песня к занятию. Стандарт, латина, все в этом духе.
- Я однажды видела, как под Бутусова танцевали танго, - сказала Лиза. Имя Бутусова очень мало говорило Шуре, однако он не стал проявлять музыкально-культурологической безграмотности и кивнул:
- Да, это вполне вероятно.
- Слушай, а какая мелодия у тебя на мобильнике?
Вопрос, что называется, поставил Шуру в тупик. Он понятия не имел, что именно там пищит при звонке, и ответил наугад:
- Вальс цветов.
- О, - глубокомысленно произнесла Лиза, поправляя выбившуюся из-под шапки прядь. - Значит, полное бескультурье в личном окружении. Ты где учишься?
- На матфаке, - сказал Шура. - Не смейся, но поступил только со второго раза.
Они подошли к ярко-алому спортивному автомобилю, который среди этого мятущегося, абсолютно зимнего вечера казался неестественным, как страница из порножурнала в учебнике математики, и Шура задумался о том, как машина поедет через снежную кашу со своей-то подвеской. Лиза, удивив Шуру буквально до отпада челюсти, вынула из кармана ключи.
- Подвезти?
И не дожидаясь ответа, распахнула перед ним дверцу.
Машину ей подарил на день рождения отец, которого в сознательной жизни Лиза не встречала. Во всей этой автороскоши Шура сам себе казался мухой, угодившей в сметану; впрочем, Лиза с ее котомкой, шапкой и видавшими виды ботинками тоже была чужой в подобном элементе сладкой жизни. Музыкальный центр, повинуясь команде хозяйки, завел "Богемную рапсодию" Queen, которых Шура более-менее знал, в основном, потому, что однокурсница, получив хорошие новости или положительную оценку, имела привычку орать с рязанско-тульским акцентом "We are the champions, my friend!!!", совершенно не стесняясь окружающих.
- Под это вряд ли можно танцевать, - заметила Лиза, выворачивая из переулка на проспект.
- Смотря что. Всегда есть варианты.
На обочине Шура увидел бригаду машинного доения в лице инспекторов ГИБДД, но к его удивлению, они даже не взглянули в сторону шикарного автомобиля, почти превышающего скорость.
- Почему ты на матфак пошел?
- Компьютеры люблю. Математика всегда хорошо шла. А по русскому я ЕГЭ завалил.
Лиза понимающе улыбнулась.
- Я в этом году одному дурику достала подлинные варианты. Он и с ними не сдал. А чего ты в культуру не подался?
Шура вздохнул. "Богемную рапсодию" сменило что-то рОковое; некоторое время он вслушивался в предложение переписать свою жизнь на чистые страницы, а потом ответил:
- Во-первых, я не профессионал. Во-вторых, надо думать вперед: максимум протанцую еще лет десять, а потом..., - он уставился за стекло, где по-прежнему отплясывала метель. Лиза кивнула, словно по большому счету и не нуждалась в его объяснениях, а только хотела подтверждения своим догадкам по поводу.
- Какой серьезный юноша, - промолвила она, сворачивая на родную Шурину улицу. - Неполная семья, хорошее воспитание и ответственность за свои поступки. Ты слишком взрослый для своих восемнадцати.
- Откуда ты знаешь, что у меня неполная семья? - удивился Шура. Конечно, ему говорили, что парней, воспитанных мамой, видно за версту, но тем не менее...
- Вижу, - губы Лизы раздвинулись в улыбке, но ничего веселого в этой улыбке не было - так, дань вежливости. - Твой дом.
В самом деле, автомобиль стоял прямо у Шуриного подъезда. Лиза порылась в сумке и скормила музыкальному центру диск без опознавательных знаков - в салон ворвался регги. Мысли Шуры прыгали, словно встревоженные белки по веткам: спросить номер ее телефона? Пригласить в гости? Поцеловать? Или рассказать, что в его сегодняшнем сне она тонула в болоте, и он так и не сумел ее вызволить?
- Я не маменькин сынок, - ляпнул он в конце концов. - Не думай.
- Я не думаю, - ответила Лиза. - Спокойной ночи.
***
- Ты влюбился, - сказала мама. Она имела обыкновение задавать вопросы с утвердительной интонацией; Шура порой ненавидел эту привычку.
- Тимка не звонил? - поинтересовался он, вскрыв пакет молока и сделав приличный глоток. Мама оперлась о косяк кухонной двери и смотрела на Шуру мягко, но испытующе.
- И кто она?
- Мам, - сказал Шура. - Я не влюбился. Вот честно-пречестно.
Она поджала губы.
- Мне ты мог бы сказать. Я тебе все-таки не чужой человек, Шура. И я прекрасно вижу, что ты не в себе. Еще от тебя пахнет дешевыми духами, а в окно я видела, как ты выходил из машины, которая не по карману порядочным людям.
Духами от него не пахло; Шура знал, что это был холостой выстрел и, тем не менее, покраснел, будто мама застала его за чем-то непристойным. Других улик ей не требовалось, мама удовлетворенно качнула головой.
- Я так и думала. Так и думала, - вымолвила она с такими интонациями, словно Шура, по меньшей мере, продавал наркотики второклассникам, и это таки вскрылось.
- Мам. Это Танюшка Абрамова с потока, на остановке меня подобрала...
- Я всегда знала, что в один прекрасный день ты свяжешься с одной из тех девок, что морочат головы приличным парням, - продолжала она, вовсе его не слушая. Ей и не надо было его слушать, если маме вдруг хотелось скандала. Шура становился декорацией. - Танюшка, не Танюшка... неужели ты надеешься, что будешь у нее первым? Что она будет тебе верна?
- Мам...
- ...и, разумеется, она подсунет тебе чужого ребенка. Тебе тогда придется забыть об институте, в который с таким трудом... - мама провела ладонью по глазам. - Перейдешь на заочное, это вообще не образование... а танцы твои...
- Мам, ну послушай...
- Боже мой, ты же еще так молод! – теперь мама почти рыдала. - Жизнь только начинается, а ты уже решил все угробить! Вот так запросто швырнуть к ногам какой-то проститутки, - она громко шмыгнула носом и продолжала уже абсолютно спокойно: - Я понимаю: ты влюблен и меня не слышишь. Но я тебя очень прошу: подумай, пожалуйста, обо мне. Я не настолько здорова, чтобы так волноваться.
Она деланным нервическим жестом распахнула холодильник и вынула корвалол, резко выколотила в рюмку несколько капель и выпила, даже не разбавив. Шура неожиданно обнаружил, что его трясет. Вот просто натурально колотит гневная лихорадка; он сжал пальцами виски и тихо произнес:
- Мам, не надо так.
- Что?! - ее истерика автоматически взлетела на несколько пунктов; Шура все никак не мог к этому привыкнуть. - Ты проводишь время с дешевыми шалавами, подстилками торгашей, и еще говоришь, как я должна себя вести?! Может быть, ты собираешься привести ее и сюда, в этот дом? Да, сынок, ты еще прикажешь мне ее уважать, ценить и лелеять?! Да?
Шура подумал, что нужно уходить, иначе у него лопнет голова от всех этих артистических нервов и надуманных жестов второсортной мыльной оперы, до которых его мать была большая охотница. Он отставил в сторону пакет молока, не заметив, что смял его, и на пол закапала белая струйка, он не мог больше...
- Ты куда это собрался? - мать, сурово поджав губы и уперев руки в бока, кинулась за ним в прихожую. - К этой дряни?
- Мам, успокойся, - пробормотал Шура, завязывая шнурки на ботинках. В висках гремело; он сдернул с вешалки куртку и шарф, в который мама тотчас же вцепилась:
- Не пущу! К этой проститутке - не пущу!
- Мама, да нет у меня никого! - рявкнул Шура; он никогда не повышал голоса на маму и сейчас даже не осознал, что же все-таки произошло, и почему мама влепила ему пощечину.
- Ты как с матерью разговариваешь, гаденыш?! И не смей отворачива...
Шура выскочил в подъезд, и остаток фразы оборвала захлопнувшаяся дверь. Он чуть ли не кубарем скатился с лестницы и вылетел из подъезда в метель и ночь; щека горела как от прикосновения утюга. Шура не знал, куда идет через весь этот снег и не замечал, что по щекам скатываются слезы; в конце концов, он привалился к фонарному столбу и сел в сугроб, захлебываясь от совершенно женских рыданий. Ну почему, почему, почему...
Когда снег из-под колес подъехавшего автомобиля хлестнул его по рукам и груди, то он даже не удивился. Поднялся, открыл дверь и сел.
***
Странно, однако чем дальше уезжал от дома красный автомобиль, тем спокойнее у Шуры становилось на душе, будто ссора с мамой вычищалась из его памяти и вообще случилась не с ним. Он утонул в мягком кресле-ковше, вытянув ноги к печке, и ни о чем не думал. В динамиках мурлыкал Мумий Тролль и почему-то почти не раздражал.
- Как ты узнала, что я выйду? - спросил Шура.
Улыбка Лизы казалась ему нарисованной в воздухе, улыбкой Чеширского кота. Вернее, кошки.
- Ты не вышел. Ты выбежал, - уточнила Лиза.
- Как ты узнала?
- Это важно?
Шура рассмеялся.
- Нет, - впервые за весь день ему было спокойно и легко. Если бы ему сейчас сказали, что он поругался с мамой, что повысил на нее голос и получил пощечину, а потом ушел из дома, то он бы попросту не поверил - слишком все это не вязалось с покоем, воцарившимся в нем. - Куда мы едем?
- Это важно?
- Важно, - ответил он и снова рассмеялся: - Нет. Неважно. Послушай, чем это пахнет? Трава?
- Ты куришь траву?
Шура погрозил ей пальцем.
- Это не-хо-ро-шо, девушка. Курить траву очень нехорошо.
- Но ты, тем не менее, курил ее, - сказала Лиза и уточнила: - Пару раз, не больше. Мама не узнала.
Он кивнул.
- Чем это пахнет?
- Пачули.
Автомобиль свернул в проулок, пугнув зазевавшегося прохожего. Лагутенко сменила группа "Ленинград", передававшая привет Морриконе.
- Пачули, - повторил Шура. - Странное название. Послушай, если ты все про меня знаешь, то зачем задаешь вопросы?
Еще один проулок - и Шура увидел клуб под странным названием "Двери в небо". У входа припаркованы были несколько недешевых машин, и стильный молодой человек говорил по телефону, не выпуская изо рта тонкой сигареты.
- Мне нравится задавать вопросы, - сказала Лиза. - Вот недурное заведение. Как зайдешь, так спроси Ольгу Лазареву, передашь ей привет от меня - она тебя устроит.
- Спросить Ольгу Лазареву, - повторил Шура. - Передать от тебя привет. Как ты все-таки узнала, что я выйду?
Несколько долгих минут Лиза смотрела ему в глаза пристально и грустно, а потом спросила:
- Это важно?
И Шура тоже несколько минут смотрел ей в глаза, прежде чем ответить:
- Нет. Неважно.
Содержание: Профиль автора Показать сообщения только автора темы (Шафран) Подписаться на автора Открыть в онлайн-читалке Добавить тему в подборки Модераторы: yafor; Дата последней модерации: 10.11.2014Поделитесь ссылкой с друзьями:
...