Когда-то эта книга уже выкладывалась на леди. Потом была удалена. И вот спустя время, я снова решила вдохнуть в историю новую жизнь)
Добро пожаловать всем заглянувшим! И приятного чтения!
АВТОР: Февралина
НАЗВАНИЕ: Это их война
СЛОГАН: Любовь – это пепел, унесенный ветром…
АННОТАЦИЯ: Они встретились слишком поздно. Настолько поздно, что уже ничего нельзя было изменить. Оставалось только смириться и жить дальше, делая вид, что их друг для друга не существует. Но любовь оказалась сильнее… Вопреки здравому смыслу, вопреки принципам, вопреки дозволенному – они переступили черту замкнутого круга и разожгли войну. Войну против всего мира, превращая любовь в пепел, унесенный ветром…
ТЕГИ: запретная любовь, мачеха и пасынок
СТАТУС: Завершена и абсолютно бесплатна
Говорят, любви достойна только мама. Кто это придумал, наверное, никогда не был знаком с отцовской любовью. Никогда не знал, что такое отцовская забота, тепло и был обделен этим. В нашей семье все было наоборот. Я знала, видела и ощущала любовь отца во всех ее проявлениях: в его словах и поступках, именно он был – лучшим другом и советчиком, опорой и поддержкой во всех начинаниях. Был тем человеком, который однажды должен был взять руку единственной дочери, подвести ее к человеку, за которого она выходила замуж, и вложить ее руку в его крепкую мужскую ладонь. Это все, чего я по-настоящему всегда хотела – чтобы отец одобрил мой выбор и выдал замуж. Проводил во взрослую жизнь. Дал напутствия. Распустил мои крылья, пообещав всегда быть рядом, чтобы в случае чего я могла вернуться в отчий дом, сложить свои крылышки в его заботливые руки, выдохнуть и все начать сначала.
Мне было жизненно необходимо чувствовать его близость. Она придавала мне сил и уверенности в себе, давала надежду на то, что завтра будет лучше, чем вчера, делала меня целостной: казалось, без нее я разобьюсь, как волна об острые скалы, и больше никогда не соберусь воедино. Поэтому больше всего на свете я боялась, что, однажды проснувшись, больше не услышу его тихий неторопливый голос, не увижу, как он затягивается сигаретой и выпускает в воздух небольшие кольца дыма: медленно с наслаждением, будто это самое большое удовольствие в жизни, которое хотелось растянуть, превращая секунды в минуты, а минуты в часы. В такие моменты, будучи еще ребенком, я любила стоять рядом с креслом, в котором сидел отец, и перебирать тонкими пальцами его упругие кудряшки. Я не отвлекала. Я просто любовалась им: вглядываясь в задумчивые черты лица, пыталась разглядеть в нем себя. Нам часто говорили, что мы похожи и я не упускала возможности лишний раз убедиться в этом. Те же тонкие твердо сомкнутые губы, тот же по особенному мягкий и внимательный взгляд, даже черные кудряшки, казалось, вились по одинаковому небрежно и задорно, делая нас похожими на ангелов. Единственным отличием между нами был цвет глаз: у него - карие, у меня мамины – изумрудные. Во всем остальном я была его маленькой копией. Папиной дочкой, любимицей, которую он не переставал баловать вниманием и заботой.
Тогда я даже представить не могла, что наступит день, когда я больше не услышу его добродушного смеха и не сожму в своих по-детски маленьких ладошках его крепкие шершавые руки, прижимая их к губам и впитывая, въевшийся под кожу, запах табака. Я упивалась каждой минутой, проведенной рядом с ним. И безумно тосковала, когда приходилось расставаться; молча ненавидя все, что нас разделяло: школу, работу, командировки. Со временем я поняла, что он не может быть рядом постоянно, но легче от этого не стало. Будь моя воля, я бы вечно лежала на его коленях, свернувшись котенком, и наслаждалась прикосновением теплых ладоней к своим волосам.
Кто-то скажет нельзя настолько сильно любить отца, а я отвечу: можно. Особенно, если с детства он был для тебя всем: отцом, другом, домом, миром и даже матерью, которая изо дня в день прожигала свою жизнь алкоголем и не уделяла тебе должного внимания. Ее зависимость лишила меня материнской любви, но именно благодаря отцу я не ощущала себя ущербным и недолюбленным ребенком. Наоборот, рядом с ним я чувствовала крылья за спиной и радовалась каждому дню, проведенному с ним.
Теперь, оглядываясь назад, я собираю память по крупицам: складываю пазлы в одну общую картинку и понимаю, что с каждой прожитой секундой она становится все более блеклой и размытой, но от того не менее живой и волнительной. Стираются лица, поступки, моменты, но как бы ни была хрупка человеческая память – самые бесценные эмоции, пережитые нами однажды, остаются с нами до конца. Мы прячем их глубоко в себе, на задворках души, и возвращаемся к ним лишь тогда, когда остаемся наедине с собой, потому что таким ни с кем не делятся, оно слишком личное, недосягаемое, только твое.
***
- Дорогая, ты вся продрогла, поехали домой.
Мягкие ладони Павла легли на мои сутулившиеся плечи и тихо сдавили их. Не оборачиваясь, кладу левую ладонь поверх его правой руки и закрываю глаза. Как же его руки похожи на твои, папа. Такие же большие, крепкие, обветренные. Ему сорок пять и он почти твой ровесник. Знаешь, между вами так много общего. Характер, привычки, манера поведения – все в нем напоминает о тебе. Он даже любит меня, как ты: искренне, преданно, по-настоящему.
Открываю глаза, и кажется, ощущаю кожей холод гранитного камня, на котором высечено имя. Твое имя, папа. Пять бесконечно долгих лет. Вот сколько мне потребовалось, чтобы снова прийти в себя. Боль утраты притупилась, но она по-прежнему сильна и непобедима. Она со мной, во мне, и отрезвляет каждый раз, когда кажется, что все это просто сон, что сейчас открою глаза, а ты по-прежнему сидишь, раскинувшись, в нашем стареньком кресле и читаешь поверх очков принесенную с утра почтальоном газету. Приводит в чувство и не дает забыться. Она будто кричит во мне: как раньше уже не будет, но будет по-другому. Нельзя жить прошлым. Нужно идти вперед, навстречу будущему. И я иду. Честно, пап, я стараюсь. Ведь я сильная, как ты того хотел.
- Подожди, Паш. Дай мне еще минутку.
И он дает. Тихо отходит в сторону и застывает безмолвным свидетелем. Я благодарна ему за понимание и поддержку, а судьбе за встречу с ним. Именно благодаря ему я сейчас здесь, пап. Немного потрепанная, уставшая, но выжившая и несломленная. Он заново распустил мои крылья, которые казалось, больше никогда не поднимут меня над землей, подарил мне чувство надежности и защищенности. Рядом с ним спокойно и уютно, как возле тихо пылающего камина.
Порой я задаюсь вопросом, достойна ли такого человека? И ответ приходит сам собой: я делаю его счастливее. Когда он смотрит на меня, в его глазах плещутся живые огоньки, он улыбается и морщинки, коснувшиеся его лица, разглаживаются, делая его лицо молодым и беззаботным. Он говорит, с моим приходом его жизнь изменилась. Изменился и он сам: теперь в его душе - весна, а в сердце – солнце. Я верю ему, пап. Верю так же, как всегда верила тебе. Он достойный человек. И такой же одинокий, как я. Наверное, правду говорят: судьба - не дура, зря людей сводить не станет. И наша встреча - не исключение. Он вошел в мою жизнь, когда руки совсем опустились, когда каждый вдох был на грани срыва, и казалось – это конец. Вошел ненавязчиво, шепотом и вдохнул в меня новую жизнь. Мы, как два одиночества, встретившиеся в час тихого отчаяния, когда оба нуждались в поддержке и утешении. Я потеряла тебя, он – жену, мать своего сына и эти потери пересекли наши пути в точке под названием «любовь». Уже в первые минуты знакомства мне было настолько уютно и комфортно рядом с ним, что казалось, мы знаем друг друга всю жизнь. Я люблю его, пап. И эта любовь делает меня сильнее.
Вот и сейчас он стоит поодаль от меня, но я всеми фибрами души чувствую неразрывную связь между нами, его поддержку, его плечо. Он рядом и я больше не одинока. Даже кресты и надгробные камни, окружающие нас, не пугают меня так, как это было раньше. Я не ощущаю прежней тревоги и страха. Наоборот, стоя рядом с твоей могилой, меня будто опускает – боль никуда не делась, но печаль стала меньше. Я даже улыбаюсь, пап. Посмотри. Все, как ты меня учил…
{- Эль, малышка, улыбнись. Это всего лишь разбитая коленка. Уже не больно. До свадьбы заживет… - отец дует на смазанную зеленкой коленку и я уже не плачу. Я улыбаюсь ему сквозь слезы. Я верю каждому слову, сказанному им.}
Тогда действительно было не больно. Я плакала, потому что жалела себя и хотела, чтобы пожалел меня ты, а сейчас… Сейчас я бы многое отдала, чтобы эта боль была подобна той, но она не заживает, пап. И никогда не заживет.
{- Смотри, солнышко, я сделал это для тебя, - отец с мальчишеской улыбкой открывает передо мной маленькую самодельную коробку и кажется радуется своему подарку больше меня, - та-дам.
Внутри лежит деревянный ангелок – рождественское украшение, сделанное папиными руками. Я визжу от удовольствия и бросаюсь папе на шею:
- Спасибо, папочка. Он чудесный.
Отец прижимает меня к груди и тихо шепчет:
- Пусть мой скромняга оберегает тебя, крошка. Всегда будет рядом.}
Да, пап, я чувствую... Чувствую, что ты рядом. Мой Ангел-Хранитель, коснувшийся небес. Стоишь за спиной. Обнимаешь крыльями мои хрупкие плечи. И беззвучно вселяешь надежду на счастливое завтра…
***
- Не берет? – Погруженная в свои мысли я не заметила, как в спальню вошел Павел. Он обнял меня со спины за талию и, положив подбородок на плечо, тихо произнес, - Ты расстраиваешься каждый раз, когда ей звонишь. Мне это совсем не нравится.
Его голос был пронизан минорными нотками и звучал подавлено. Я прислонилась щекой к его виску и, медленно покачав головой, попыталась выдавить из себя улыбку.
- Нет, наверное, еще не проснулась.
Я, конечно, мало верила в правдивость своих слов, но говорить о наболевшем не было сил. Каждый день одно и то же. Просыпаюсь и звоню. А в ответ – режущие слух гудки. Я уже не помню, когда в последний раз видела ее трезвой. С каждым днем пропасть между нами становится шире. Мы отдаляемся друг от друга: и, кажется, я начинаю забывать ее настоящие черты лица. Зависимость сделала свое дело: в свои сорок три, она похожа на старуху, лицо которой сравнимо с минным полем. И как я не стараюсь сохранить в памяти рваные отрезки счастливого прошлого, пропитое лицо матери вытесняет все хорошее, оставляя на душе горький осадок жалости и сочувствия. Злюсь на нее, ругаюсь, пытаюсь помочь, но не могу: она не принимает помощи. Говорит, что устала жить, что ждет, когда ее заберет отец, а мне остается корить себя за беспомощность и бездействие, ведь не смотря ни на что, я любила ее и люблю. По-своему: тихо и бескорыстно. Не оставляя места обидам и разочарованию.
- Не обманывай себя, Лин. Мы оба знаем, что это не так, - Павел одним легким движением развернул меня лицом к себе и прижал к груди. Сдерживаясь из последних сил, чтобы не заплакать, я закусила нижнюю губу и обняла мужа в ответ. – Но ты же помнишь, что я обещал помочь? И я держу слово. В независимости от того согласится твоя мать или нет, мы отправим ее в реабилитационный центр, где она пройдет курс лечения. Ей помогут, Лин. Обязательно помогут.
Я оторвалась от широкой груди Павла и заглянула в его глаза: он не врет. Он действительно хочет помочь. Потому что переживает за меня, за мое душевное состояние. И готов сделать все, чтобы я улыбалась, была счастливой. Я ценю это. Но сама идея с реабилитационным центром не внушает надежду: пройденный этап. Отец не раз отправлял ее на лечение. Но проходил месяц, другой и она срывалась. Каждый новый срыв укреплял ее зависимость. Становилось только хуже.
- Спасибо, Паш. – Все-таки отвечаю я. Нет желания его расстраивать. Он верит, что все получится, а вера способна на многое…
{- Смотри, Эль, все не так страшно, как кажется, - и я смотрю. Широко открытым взглядом, немного испуганным, потерянным, наблюдаю за тем, как отец, слегка качаясь из стороны в сторону, становится на ролики и начинает делать первые неуверенные движения вперед. Шаг, второй, третий… И он резко падает на землю. Даже мне становится больно.
- Папочка, - хныкая, подбегаю к нему и обнимаю его со спины, - тебе больно?
Но отец в противовес мне начинает громко смеяться. Его заразительный смех отдается звоном в ушах. Я ничего не понимаю. Выхожу вперед и удивленно хлопаю ресницами.
- Есть немного, - сквозь смех отвечает отец и тут же притягивает меня к себе, - но это правда не страшно. Как я тебе и говорил.
Я мотаю головой в знак протеста и, упираясь ладошками в его грудь, серьезно заявляю:
- Ну, уж нет. Я никогда их не надену.
- Это еще почему? - Удивляется отец.
- Я не смогу, пап. У меня не получится.
Грустно опускаю взгляд, но папины теплые пальцы приподнимают мой подборок и заставляют посмотреть ему в глаза. Он больше не смеется. Напротив, теперь его лицо сосредоточено, а вмиг посерьёзневший взгляд смотрит на меня задумчиво и изучающе.
- Что значит: не получится? В мире нет ничего невозможного, Эль. Главное верить в свои силы, и тогда все будет хорошо. }
И я поверила. В свое время, поборов в себе страх падения, я встала на ролики и поехала, теперь настало время побороть страх неудачи и довериться Павлу.
- Что бы я без тебя делала? – Касаюсь пальцами его щетины и искренне улыбаюсь.
- Глупости, Лин. Уверен, ты бы нашла способ справиться с этим.
Павел прикасается губами ко лбу, и я чувствую разливающееся по телу тепло. Как же мне повезло с ним. Всегда такой родной, нежный, чувствительный, он улавливает мое настроение и разделяет его пополам. Делит со мной и радость, и печали. Судьба благосклонна ко мне: она подарила шанс на счастливое будущее. И я всеми силами буду стараться его сберечь. Прижимаюсь сильнее, словно через объятия можно передать всю силу своей любви, и на выдохе произношу беззвучное «спасибо». Спасибо за подаренную встречу, за настоящую любовь.
***
- Ты будешь кофе или чай? – спрашиваю мужа, затягивая на его шее галстук. Я долго училась этому ремеслу, но даже после многочисленных тренировок на вешалке, было ощущение, что делаю это впервые. Павел посмотрел на меня сверху вниз и добродушно улыбнулся. Я улыбнулась в ответ, немного смущаясь своей криворукости и удивляясь его терпению. Не каждый выдержал бы таких долгих манипуляций над галстуком, но ему видно нравилось наблюдать за мной, поэтому он не спешил помогать.
- Кофе, - продолжая согревать меня взглядом, Павел накрыл мои руки своими и легонько сжал их, - оставь, я сам. Иди, приготовь нам завтрак, я скоро спущусь.
Я благодарственно выдохнула. Слава богу, мои неумелые махинации прекращены. Кивнув мужу в знак согласия, я поднялась на носочки и, поцеловав его в щеку, поспешила на выход.
- Хорошо, я жду.
Спустившись в кухню, я тут же принялась колдовать над завтраком. Кружась по комнате и напевая только что придуманную песню, я думала над нашим с Павлом разговором. Пыталась сообразить, как уговорить мать добровольно согласиться на лечение. Затея с принуждением отпадала сразу. Ведь в таком деле главное – желание. Нет желания, нет смысла что-то начинать. Но учитывая то, что последние две недели мать пила, не просыхая, надежда на то, что она даст положительный ответ, угасала с каждой секундой. Однако поверить в плохое означало – сдаться, поэтому я предпочитала думать о хорошем.
- Ммм… Про мачеху меня предупредили, а про новую кухарку упомянуть забыли.
Незнакомый мужской голос, раздавшийся за спиной, был настолько неожиданным, что я подпрыгнула на месте и, резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, задела рукой стоящую на столе кружку. Звон бьющегося стекла разлетелся по всей комнате. В тот же момент сердце дернулось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди и повторит неудавшийся подвиг - разлетевшейся вдребезги чашки. Пригвоздив взгляд к лицу незнакомца, я перевела дыхание и попыталась собраться с мыслями. Одно было ясно точно: передо мной сын Павла - Дмитрий. Собственной персоной.
- Это была любимая кружка отца. – Как бы между прочим пояснил он. Издевается. В этом не было сомнений. На дне его темных зрачков плясали черти. А чуть полноватые четко очерченные губы изогнулись в вызывающей ухмылке. Мне стало не по себе. Ужасно неловко. Я в полной мере ощутила свою криворукость. И чтобы хоть как-то разрядить обстановку, снять нервное напряжение, сковавшее все тело, переключила внимание на осколки и, опустившись на пол, стала их собирать.
Ирония судьбы: я много раз представляла эту встречу, но чтобы так - ни разу. Дмитрий принял меня за кухарку. В другой ситуации я бы посмеялась над этим, но сейчас, сидя перед ним на коленях и пряча глаза в пол, я всеми силами старалась скрыть дрожь в теле, успокоить свое испуганное сердце. А парня, казалось, забавляет ситуация. Скрестив руки на груди и облокотившись о дверной косяк, он продолжал стоять в паре шагов от меня. Беззвучно. Неподвижно. Даже не пытаясь помочь. Я всем телом ощущала его пронзительный взгляд и играющую на губах усмешку. Хотелось убежать. Спрятаться. Провалиться сквозь землю. Раствориться в воздухе. Но как назло ничего не происходило. Я оставалась на месте, продолжая чувствовать неловкость и волнение.
- Ай, - резкая боль в пальце заставила меня вскрикнуть и прижать палец к губам. Почувствовав во рту металлический привкус крови, мне пришлось собраться с силами, чтобы не заплакать. В один момент накатила такая обида и злость на себя, что, если бы не постороннее присутствие, я бы точно разрыдалась.
- Черт, тихоня, у тебя обе руки левые.
Дмитрий подскочил ко мне в три секунды, и, оторвав мою руку от губ, подул на палец. От былой ухмылки не осталось и следа. Теперь его океанический взгляд смотрел на меня пристально, внимательно и изучающе. А я хлопала ресницами, чувствуя себя нашкодившим ребенком. Наверное, в тот момент я действительно была похожа на маленькую девочку. Другого объяснения такой резкой смене настроения в Димином взгляде - я не находила. Из серьезного он стал мягким и загадочным. Так смотрят только на детей. Даже рядом с Павлом я не ощущала себя настолько ребенком, как в тот момент.
Сглатывая подкативший к горлу ком, я непроизвольно перевела взгляд на Димины губы и, затаив дыхание, стала наблюдать за их движениями. Они были вытянуты трубочкой и продолжали дуть на палец. Медленно, аккуратно, завораживающе. Я смотрела на них, как загипнотизированная, и чувствовала, как напряжение покидает мое тело, а на его смену приходят расслабление и спокойствие. Сколько мы так простояли, одному богу известно. Я опомнилась лишь тогда, когда уголки Диминых губ поползли вверх и обнажили белоснежные зубы, возвращая на его лицо прежнюю мальчишескую улыбку.
– В следующий раз будь поаккуратнее. – Беззаботно просвистел парень, опуская мою ладонь. – Так, кто ты, прекрасная незнакомка? Может сводная сестра? А?
Я недоверчиво заглянула в его горящие глаза. А он, приподняв левую бровь, подмигнул мне, и вновь потянулся рукой к моим губам. Я инстинктивно отвернулась в сторону, но Дима без лишних колебаний развернул мое лицо к себе и вытер с губ размазанные капли крови. В этот самый момент за его спиной послышались шаги, и я, резко оттолкнув его руку, попятилась назад. В комнату вошел Павел.
- Димка, сынок. Приехал все-таки. И как всегда без предупреждения.
- Привет, отец. – Мужчины пожали руки, а потом заключили друг друга в объятия.
Я стояла, как вкопанная. Смотрела на отца и сына и снова чувствовала желание сбежать. Внутри закипала непонятная тревога. Было ощущение, что я сделала что-то плохое, предосудительное, хотя ничего такого в мыслях не было. Чтобы избавится от этого чувства, я решила дособирать осколки. Но мужчины не дали мне даже начать, переключив все свое внимание на меня.
- Может познакомишь со столь прекрасным юным созданием? – Выдал Дима, оборачиваясь ко мне и одаривая очередной ослепительной улыбкой. Этот парень знал себе цену. Знал, как произвести впечатление. Его лицо было настолько выразительным и подвижным, что выдавало каждую эмоцию с потрохами. Пшеничные волосы ниспадали на широкие плечи и были немного растрепаны. А глаза… Дымчато-синий взгляд был самым особенным в его внешности. Было в нем что-то, что заставляло робеть перед ним. Может причиной тому был цвет. Цвет холода. Льда. Штормового океана. Но даже сейчас, когда лицо парня улыбалось, его глаза оставались непроглядными. Они подавляли своей уверенностью и силой. Смотрели в душу. И казалось, способны прочесть мысли.
- Дима, познакомься, это моя Элина. Лина, это мой сын – Дмитрий.
Сказать, что Дима был удивлен – это ничего не сказать. Широкие брови подпрыгнули вверх, а рот приоткрылся и замер. За одно мгновение на его лице отразился шквал противоречивых чувств. Но уже в следующую секунду парень взял себя в руки, и оно стало непроницаемым. Одна только надменная ухмылка выражала всю иронию происходящего. И била по самому больному. Не принял. Чего боялась, то и случилось. Я попыталась улыбнуться, но улыбка вышла слабой, неестественной. Протянула ладонь для пожатия, но вместо этого Дмитрий склонился над ней для поцелуя и елейным голосом прошептал:
- Очень рад нашей встрече, Элина…
Я прибыл в родной город как всегда без предупреждения. Сюрприз для домашних. Не мог не приехать, ведь дома меня ждал не меньший сюрприз в виде мачехи. На протяжение последних недель все наши телефонные разговоры с отцом были посвящены его жене. Он мог без умолку рассказывать о ней. Из его рассказов я четко знал, что моя мачеха – не что иное, как «восьмое чудо света». Сокровище. Подарок судьбы. Называйте, как хотите. Но факт остается фактом – мой отец влюбился. Влюбился, как мальчишка. И эта эйфория счастья передавалась мне даже через трубку телефона.
Вот что делает с людьми любовь, в которую я не особо верил. Дурацкое слово, придуманное когда-то безмозглыми романтиками, чтобы обратить обычный животный инстинкт размножения в цивилизованную одежду. Хотя, как его не крути, все сводится к одному: к жажде обладания чужим телом. Не верю я в такого рода чувства. Любить можно отца, мать, ребенка или собаку, на худой конец, но все, что связывает мужчину и женщину – это обычная похоть. Страсть, которая со временем проходит, оставляя после себя едкое послевкусие из усталости и равнодушия.
Однако, слушая отца, я все больше убеждался, что некоторым любовь все-таки дана. Дана, как дар, как благословение на новую жизнь. И, как ни странно, я был рад за него. Наконец-то пришло время пожить не ради кого-то, а для себя, ведь лучшие годы своей жизни отец подарил мне и своему второму детищу - строительному бизнесу. Теперь я даже права не имел на ревность или прочую хрень, которая могла разрушить его хрупкое счастье. И сегодня прилетел, чтобы поздравить его с началом новой жизни. Пожелать всего самого лучшего. Увидеть наконец-то искрящиеся глаза и бесконечно живую улыбку. Он и раньше улыбался. Но его улыбка была слабой, натянутой, искусственной. А сегодня я знал, что увижу на лице отца самую настоящую искреннюю радость, которую подарила ему невеста. Его новое счастье. Моя мачеха. О которой я знал немного, но знал самое главное – она вдохнула в отца новую жизнь. А это уже говорило о многом.
Ради этого я готов был принять его выбор. Кем бы ни была моя будущая мачеха, я обещал себе – одобрить. Знал, что иначе расстрою отца. А этого хотелось меньше всего. Надоело видеть его потухший взгляд, ссутулившиеся плечи, тяжелую походку. Я жаждал впитать в себя искрящийся жизнью смех, который в последнее время слышал все чаще. Хотел увидеть, как горят глаза, наполненные смыслом жизни, как распускаются крылья за спиной, как отец начинает новую счастливую жизнь.
В свои сорок пять он встретил женщину, готовую скрасить его старость, и я действительно хотел поддержать его выбор, сказать, что рад за него, пожелать семейного счастья. Даже готов был бросить прежнюю жизнь безбашенного студента и взяться за семейный бизнес, дав отцу возможность больше времени проводить с возлюбленной. Мечтал отправить их в круиз вокруг света, организовав тем самым медовый месяц. Но моему подарку не суждено было осуществиться. Ведь, сколько я не представлял свою будущую мачеху, я явно не ожидал увидеть рядом с отцом эту маленькую хрупкую девочку с глазами ангела, способными разбередить душу, вывернуть ее наизнанку. Она могла быть, кем угодно: новой прислугой, сводной сестрой, да даже просто мимо проходившей, но никак не... Дьявол! Это просто какой-то бред. Она и мой отец? Да, о чем, черт возьми, они думали? Хорошо замешкался лишь на мгновение. Тогда, как никогда, был несказанно рад своему умению – скрывать эмоции за маской безразличия. Натянув на лицо усмешку, я решил подумать обо всем потом, а тогда, как и обещал – принял. Вернее сделал вид, что принял. Вот только девочка оказалась не глупа. Слабый огонек смятения в зеленых глазах и дрожащая ладонь в моей руке выдали с потрохами ее волнение и страх. Но, не смотря на это, она не отвела взгляд в сторону. Смотрела в упор. А я отвечал тем же.
До сих пор перед глазами ее белое, как лепесток лилии, лицо. Я бы не назвал Элину красивой. Нет. Видел и красивее. Но ее миловидность подкупала своей невинностью и простотой. А широко распахнутый взгляд беспокойных глаз в сочетание с обрамляющими все лицо черными кудряшками делали ее похожей на пятилетнюю крошку, чьи тонкие черты лица трогали до слез. Вот только не в нашей с ней ситуации.
Сейчас, пытаясь выкинуть из головы въевшийся образ маленькой девочки, я все больше недоумевал, что могло быть общего у этой тихони с моим отцом. И чем больше об этом думал, тем тошнотворнее становилось на душе. В голове не укладывалось, что какая-то малолетка могла по-настоящему испытывать чувства к отцу. И дело было не в том, что отец был плох собой или не достоин. Нет. Просто разница в двадцать пять лет говорила сама за себя. О какой любви могла идти речь? Мое и без того твердое убеждение, что любви нет, укоренилось во мне с новой силой. Я-то, в отличие от отца, не был до беспамятства влюблен и мог соображать трезво и рассудительно. Я понимал, что здесь не пахло любовью. За ангельской внешностью и глазами ребенка скрывалась охотница. Запудрив отцу мозги своей псевдолюбовью, эта вертихвостка надеялась обеспечить себе достойное будущее. Другого разумного объяснения я не находил. Отец же в силу своей влюбленности, не видел очевидного, продолжая верить в то, что Элина - его судьба. Он купился на ее молодость. Вот только я не мог позволить ему обжечься. Мне была невыносима мысль, что однажды эта тихоня причинит боль самому дорогому мне человеку. Поживится за наш счет и уйдет, променяв его на более молодое тело с не менее толстым кошельком. А я знал, что именно так оно и будет. Вот только девочка просчиталась, не на того нарвалась. Я поговорю с отцом, достучусь до его трезвого рассудка, а если нет, то сам вправлю ей мозги. Или она оставит нас в покое, или я не оставлю в покое ее. Третьего варианта не дано. Будет бежать отсюда, спасаясь бегством. И обратного пути уже не будет.
***
Не изменяя своей привычке входить к отцу без стука, я распахнул дверь его спальни и вошел. Огляделся по сторонам, отмечая перемены. Никогда прежде в этой комнате ничего не менялось, кажется, я знал ее наизусть: каждый уголок, каждую вещь, лежащую на своем месте, каждую пылинку. А тут спустя столько лет такое перевоплощение. Комнату было не узнать. Новые стены, мебель, занавески, люстра делали комнату, похожей на королевские покои. В спальне стало слишком светло, слишком просторно, слишком приторно. К горлу подступил комок, захотелось на все плюнуть, развернуться и уйти. Но тут я вспомнил про одну вещь, которая всю мою жизнь простояла на прикроватной тумбочке отца, и была для меня подобием иконы. Я стал лихорадочно рыскать глазами по всем углам в поисках ее. Но фотографии матери нигде не было. Во мне начинала закипать злость. Я понимал, что если сейчас не уйду, то просто взорвусь, отыгравшись на первом попавшемся.
Хватаясь за ручку двери, я готов был вылететь из спальни, как вдруг за спиной раздался скрип. Я молниеносно развернулся. Из ванной комнаты, расположенной напротив входной двери, вышла Элина. Ее хрупкое тело было завернуто в махровое полотенце, а голова была опущена так, что волосы, свисающие над грудью, полностью закрывали лицо девушки. Она шла на меня, перебирая пальцами мокрые локоны и стряхивая с них струящуюся влагу. Я замер. Сердце пропустило тяжелый удар. От представшей картины запотела не только ладонь, сжимающая дверную ручку, но и все тело, вспыхнувшее от увиденного. Кем бы ни была эта чертова вертихвостка, в первую очередь она оставалась женщиной. А я был бы не мужиком, если бы никак на это не отреагировал.
Она ступала по паркету босыми ногами, оставляя мокрые следы и все ближе приближаясь ко мне. Я, молча, наблюдал за ее плавными движениями, ощущая тяжесть в легких. Закрыв глаза, я перевел дыхание и на выдохе снова их открыл. Элина остановилась в трех шагах от меня и одним резким движением откинула пряди волос назад. Брызги, разлетевшиеся по комнате, впечатались в стену, оставляя мокрые следы. Некоторые из них попали мне в лицо. Но я даже бровью не повел, встречаясь с ошеломленным взглядом девушки. Элина смотрела на меня так, как ребенок смотрит на паука: испуганно и в тоже время удивленно. Ее ладони вцепились в полотенце в районе тяжело вздымающейся груди, привлекая к себе ненужное внимание. Я мимолетно кинул на них взгляд, возвращаясь к лицу девушки и вновь погружаясь в ее зеленые бездны.
- Что ты тут делаешь? – Страх и удивление уступили место гневу. Густые естественные брови сомкнулись на переносице, а в глазах промелькнула злость. Ее тело было напряжено, а щеки горели пунцовым румянцем. Именно они выдали ее с потрохами. Раздражение было защитной реакцией на испытываемое смущение. Нападая, она пыталась защититься. Но я не собирался ей уступать.
- К отцу пришел. Или отныне мне надо разрешения спрашивать? – Съязвил я, отвечая с не меньшим недовольством в голосе. Элина опешила, поражаясь моей наглости. Морщина между бровей разгладилась, а взгляд стал мягче. Девушка закусила нижнюю губу и отвернулась. Ее глаза забегали по комнате в поисках чего-то.
- Нет, не должен. – Одарив меня мимолетным взглядом, Элина направилась в сторону постели и, взяв с нее легкий халатик, накинула его на плечи. – Но в следующий раз будь добр хотя бы стучаться. - Девушка запахнула полы халата и для надежности завязала пояс узлом. А потом, развернувшись ко мне лицом, напряженно выдохнула. – Все-таки теперь эта спальня не только твоего отца, но и моя.
Вот же стерва. Мало того, что все здесь изменила под себя, так еще права качает. Думает, если отец женился на ней, так все можно? Нет, я тебе не маменькин сынок. В рот заглядывать не собираюсь. И тем более следовать твоим новым правилам.
- Это спальня моей матери, а ты… - Я немного помедлил, сверля Элину долгим мучительным взглядом, способным пригвоздить человека к стене, размазав его, как жвачку. – Ты – жалкое ее подобие. И никогда, слышишь меня, никогда ты ее не заменишь. И, если к вечеру фотография матери не вернется на свое место, я за себя не ручаюсь.
В глазах Элины вспыхнуло недоумение. Но я был настолько раздражен, что не обратил на это внимания. Мои нервы, как оголенные провода, готовы были заискриться синим пламенем. Я понимал, что если сейчас же не покину комнату, то взорвусь окончательно. Поэтому, не дожидаясь, пока девушка найдется с ответом, выскочил из спальни, как ошпаренный, оставляя позади себя смотрящую мне вслед девчонку, разбередившее во мне то живое, что казалось никогда уже не проснется.
Текст этой главы доступен только для читателей, имеющих хотя бы одно информативное сообщение в теме.
Оставьте сообщение в теме, например, поделитесь своими впечатлениями об уже прочитанном.
Текст этой главы доступен только для читателей, имеющих хотя бы одно информативное сообщение в теме.
Оставьте сообщение в теме, например, поделитесь своими впечатлениями об уже прочитанном.
Текст этой главы доступен только для читателей, имеющих хотя бы одно информативное сообщение в теме.
Оставьте сообщение в теме, например, поделитесь своими впечатлениями об уже прочитанном.
Текст этой главы доступен только для читателей, имеющих хотя бы одно информативное сообщение в теме.
Оставьте сообщение в теме, например, поделитесь своими впечатлениями об уже прочитанном.
Текст этой главы доступен только для читателей, имеющих хотя бы одно информативное сообщение в теме.
Оставьте сообщение в теме, например, поделитесь своими впечатлениями об уже прочитанном.
Текст этой главы доступен только для читателей, имеющих хотя бы одно информативное сообщение в теме.
Оставьте сообщение в теме, например, поделитесь своими впечатлениями об уже прочитанном.
Текст этой главы доступен только для читателей, имеющих хотя бы одно информативное сообщение в теме.
Оставьте сообщение в теме, например, поделитесь своими впечатлениями об уже прочитанном.
Текст этой главы доступен только для читателей, имеющих хотя бы одно информативное сообщение в теме.
Оставьте сообщение в теме, например, поделитесь своими впечатлениями об уже прочитанном.
Текст этой главы доступен только для читателей, имеющих хотя бы одно информативное сообщение в теме.
Оставьте сообщение в теме, например, поделитесь своими впечатлениями об уже прочитанном.
Текст этой главы доступен только для читателей, имеющих хотя бы одно информативное сообщение в теме.
Оставьте сообщение в теме, например, поделитесь своими впечатлениями об уже прочитанном.
Текст этой главы доступен только для читателей, имеющих хотя бы одно информативное сообщение в теме.
Оставьте сообщение в теме, например, поделитесь своими впечатлениями об уже прочитанном.
Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию,
отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение