Калейдоскоп историй

В каюту мы вернулись притихшие, будто бы прибитые к земле случившимся пред нашими глазами. Не верилось, что всё это произошло. Как не верилось в то, что именно на том галеоне, на который мы с Флоренс попали совершенно случайно, оказался и знаменитый Бристольский вампир. Флоренс сидела на постели, зябко кутаясь в меховую накидку, которую не хотела снимать. Ей никак не удавалось согреться. Она была потрясена кровавыми событиями в кают-компании. Я же ходил по каюте, раздумывая над нашей дальнейшей судьбой. Очевидный факт номер один: жениться на палубе "Герцогини Джулии" необходимо. Очевидный факт номер два: капитан Блейк занят более важными делами. По пути в каюту я услышал обрывки фраз матросов. Корабль остановится в Лиссабоне. Дальнейший маршрут не намечен. Следовательно, мы можем оказаться в статусе скандально неженатых ещё некоторое время, пока не доберёмся домой. Я решительно был намерен не допускать этого!
- Вам не надоело мельтешить? – послышался недовольный голос Флоренс.
- Извини? – поинтересовался я сухо, желая уточнить, не почудилось ли мне это недовольство.
- Вы ходите из стороны в сторону вот уже несколько минут. Это крайне утомляет.
- Я думаю. А когда я думаю особенно усиленно, то могу ходить из угла в угол.
- И о чём же вы думаете, Ваша Светлость?
- О нас, конечно же. О чём же ещё? Необходимость заключить брак стоит сейчас для меня превыше всего. Перед этим меркнут даже страшные события, свидетелями которых мы стали. Новости о смертях на борту будут сотрясать общество какое-то время, но когда ажиотаж схлынет, сплетники найдут себе предмет для злословия. Догадываетесь, об кого они будут усерднее всего точить языки?
- Вот уж нет сомнения, что будут злословить о моей несчастной репутации. А всё вы и ваша поспешность, Ваша Светлость! – воскликнула Флоренс и подскочила с места, тоже начав бесцельное хождение по каюте. Думаю, мы смотрелись довольно-таки забавно, хотя обоим было не до смеха. – Неужели нельзя было сделать всё как-то иначе?
- Я уже говорил, что нельзя!
- Но можно было бы попробовать поговорить со мной, спросить…
- Да? И что бы ты ответила? Заверещала бы так, что вокруг нас бы собралась толпа?
- Вовсе я бы и не верещала! Леди не верещат!
- Ну-ну!
- Что это за "ну-ну"? Вы намекаете, что я верещу, как какая-то базарная торговка?
- Говори мне "ты", Флоренс. Меня зовут Декстер. Церемонии излишни после того, как я обладал твоим телом.
- После того, как вы насильно завладели моим телом, прошу учесть! – возразила строптивица, упираясь мне указательным пальцев в грудь. Мы стояли вплотную, тяжело дыша. От возбуждения, от препирательств, от воздействия друг на друга, которая Флоренс продолжала отрицать.
- Даже не собираюсь. Прошу учесть также, что потом ты очень даже охотно отвечала на мои ласки, - парировал я, окинув мою непокорную невесту плотоядным взглядом.
- Вы не джентльмен, Ваша Светлость! – ахнула Флоренс, расширив глаза и сжав губы в тонкую полоску.
- А нужен ли тебе джентльмен? Нужен ли мужчина, который будет робко брать тебя за руку и воспевать красоту в стихах? Или нужен тот, кто покажет тебе, что такое полнота чувств, все грани отношений между мужчиной и женщиной, какими их создала природа, а не те, что навязаны обществом?
- Где же вы набрались таких дикарских взглядов? – спросила вдруг Флоренс, хмурясь и с опаской поглядывая на меня. – Похитить женщину, силой овладеть ею, принуждать к женитьбе. Никогда бы не подумала, что со мной случится такое.
- Ты не ответила на вопрос, - упорствовал я, обхватывая Флоренс за плечи и притягивая к себе. – Какой мужчина тебе больше по нраву: такой, как твой женишок, или тот, кто сможет дать тебе совсем другую жизнь, без запретов и ограничений?
- Что вы от меня хотите, Ваша Светлость? – как будто бы устало, пораженчески прошептала Флоренс, позволяя заключить её в свои объятия. Но она была по-прежнему напряжена, замерев в моих руках ледяной статуей. Говорила куда-то в грудь, еле слышно, заставляя её слегка вибрировать. – Я отдала вам всё, что у меня было. Оставьте мне право сохранить достоинство и не говорить о том, что произошло в этой постели. О том, что я чувствую. И что я жду от будущего. Столько всего случилось за короткое время. Мне надо прийти в себя.
- Но ты же понимаешь, что обратной дороги нет? Только со мной. Только вместе, - сказал я мягко, не давая Флоренс прятаться от меня, ловя её взгляд. – И мы будем спать в этой постели снова.
- Но… Вы… - замялась девушка, снова ища пути к отступлению. – Но сначала нам надо найти Клод!
- Клод?.. – недоумённо воззрился я на Флоренс, не сразу сообразив, о чём речь.
- Конечно же! Бедная, несчастная Клод. В этой суматохе никто бы не стал заботиться о девушке, которую в чём-то подозревают. А вдруг её закрыли в трюме, оставили на время, чтобы вернуться, потом занялись всеми этими делами с убийствами и позабыли о ней! Совсем! И вот она сидит всеми забытая, наблюдает за огарком свечи, который неумолимо тает, и не понимает, почему никто за ней не приходит. Вы хотя бы предупредили родственников Клод о том, что она плывёт в Индию? Или тоже похитили её, как и меня?
- Оставь эту затею, Флоренс! Мы не пойдём искать Клод по всему кораблю! – с возмущением возразив, я даже не подумал отвечать на вопросы. – Ты никуда не пойдёшь. Там снег, ветер, волны и чёрт знает, что ещё. Таскают трупы. Да что угодно. Там может разгуливать сообщник вампира.
- Тогда тем более надо спасать Клод. Как вы не понимаете? Она в опасности!
Эту девушку было не переубедить. Понимая, что она рада любой отсрочке, чтобы не оказаться в моей постели, я в то же время чувствовал некое тёплое чувство оттого, что моя избранница так печётся о какой-то малознакомой ей служанке. Не каждая пожертвует теплом, будет рисковать жизнью, чтобы найти на большом корабле одного маленького, всеми забытого человека.
Как это ни странно, Флоренс оказалась права. Клод закрыли в одной из кают. Не знаю, чем она вызвала такое подозрение, но приказ капитана мы не могли нарушить. А вдруг она и в самом деле имеет какое-то отношение к вампиру? Или замешана в каком-то другом деле? Мало ли чем промышляют девицы из борделя кроме основного вида работы. Снабдив Клод запасом еды и свечей, мы отправились обратно в каюту.
- Теперь всё? Мы спасли всех сирых и убогих? – поинтересовался я с сарказмом, потирая замёрзшие руки. В спешке забыл перчатки. Сейчас я хотел только двух вещей: горячего чая и спать. Хотя нет. Трёх. Я желал, чтобы Флоренс угомонилась и легла наконец в постель. В нашу постель, где после нескольких часов сна я бы напомнил ей, что ей никуда не сбежать от того, что возникло между нами.
- Именно! Спасли. Ведь я была права, а вы спорили. Могло бы случиться страшное.
- Страшное случится, если ты не разденешься и не ляжешь в постель.
- Но как же? Мы же заказали чай. Его скоро принесут.
Воздев глаза к потолку, я уселся ожидать чай. Как раз в этот момент в дверь постучали. Принесли долгожданный заказ, и мы уселись за маленькой привинченный к полу столик напротив друг друга, разлили чай по чашкам, наблюдая, как он плескается от качки. Осушив свою чашку в несколько глотков, я смотрел, как Флоренс чинно цедит свой чай, не глядя на меня. Её тонкие пальцы обнимали белый фарфор, а губы увлажнились, поблёскивая и маня. Я снова её хотел. Ещё пуще прежнего. Безудержно. Воскресив в памяти всё жаркие мгновения между нами, я вспомнил и её яростное сопротивление. Такое влекущее в другой момент, в этот, после всех событий дня, оно мне показалось таким утомительным. Я не знал, как его обойти, но понимал, что Флоренс намерена хранить оборону своей крепости до самого конца. Упрямая, своевольная Флоренс. Не захочет ничего, пока не решит, что она сама владелица своих желаний. Нужно её как-то отвлечь, успокоить, а потом совершить контратаку в самый неожиданный момент...
- Итак, Флоренс, ты собиралась выйти замуж за вечно путешествующего мужчину, - начал я издалека, весьма озадачив девушку. Она с удивлением на меня посмотрела и отставила чашку в сторону. – И как же ты намеревалась сдерживать свой пыл? Ты же такая страстная, так полна жизни, желаний. Ты согласилась на такую мучительную жизнь. В чём же ты хотела найти отраду?

»» 03.01.16 18:55 Обсуждение игр цикла Калейдоскоп историй

Я пила чай так медленно, как только могла. Делала мелкие глоточки, а порой лишь едва касалась губами напитка. Хотела продлить чаепитие, чтобы оттянуть время раздевания и постели. Конечно, герцог это понял. Как понял и то, что чай рано или поздно закончится, а само чаепитие только больше щекочет мои и без того пошатнувшиеся нервы. Декстер уже выпил свой чай и продолжал сидеть напротив и смотреть на меня. Я не видела этого, но чувствовала его тяжелый горячий взгляд на себе, он будто прожигал меня, точнее мою одежду. И хоть с ней было всё в порядке, я начинала чувствовать себя обнаженной.

Я оторвалась от созерцания чая в кружечке и подняла удивленный взгляд на мужчину. Никак не ожидала, что он вдруг начнет обсуждать моего жениха, теперь уже бывшего. Зачем он заговорил о нем? Чтобы еще раз напомнить мне о том, что не могу вернуться к прежней жизни? Что он забрал то, что я все эти годы берегла для названного жениха? Или же он хочет найти минусы в нем и плюсы в себе, чтобы показать, какой он положительный со всех сторон, даже несмотря на всё, что он себе со мной позволил?.. Я не знала к чему именно он завел этот разговор, но отстранила чашку и приготовилась ко всему.

Совсем не ожидала, что разговор вырулит в мою сторону. От слов мужчины мне стало неловко. Он напомнил мне, как я отдалась ему, как позволила себе стать порочной.
- Вы ничего обо мне не знаете! - с надутыми губками недовольно произнесла я, чувствуя, как к щекам приливает кровь. - Это вовсе не мучительная жизнь. Путешествовать, посмотреть мир и людей в других странах и островах, это не мука. Даже если бы я ждала возвращения, сидя одной дома, то это тоже не муки. Я бы занималась женскими делами, покупала бы ткани, платья, разные вещи, прогуливалась бы по саду, читала книги... Все это не мучительная жизнь, а жизнь размеренная, уверенная в своем будущем жизнь!
- Это все прекрасно, Флоренс, но что бы ты делала ночами? - с каким-то ехидством спросил герцог и улыбнулся.
- Ночами? Спала! Спокойным крепким сном, которого у меня еще не было с тех пор, как вы похитили меня! - гордо приподняла подбородок и демонстративно отвернулась в сторону.
- Спала? Это же скучно!
- А вам бы все веселиться! - тут же добавила я, вновь посмотрев на герцога. С возмущением сделала глоток чая, поздно спохватившись о том, что глоток сделала большой и чая почти не осталось. Не подала виду, что чай закончился.
- Одну ночь спала, вторую, третью... На сколько обычно уезжают послы с дипломатической миссией? Месяц? Полгода? Год? Думается мне, что ты бы уже точно не спала, каждую ночь скучая по мужской ласке. Что бы ты делала, Флоренс? - мужчина улыбается, видя мое возмущение в ответ на его слова. Я же злюсь и начинаю покусывать губы изнутри. - Стала бы развлекать себя сама или же позвала кого-нибудь на помощь?
- Да как ты смеешь?! - с громким стуком поставила чашку на стол и поднялась с места.
- А что? - довольный моей реакцией, мужчина спокойно поднимается следом. - А когда бы твой посол возвращался домой, то ты бы набрасывалась на него? Оголодавшая по сильному... твердому... мужскому... - на мгновение мужчина замолчал, намеренно нагнетая обстановку. Я же залилась краской от его откровенных слов и намеков. - ...плечу, - дополнил мужчина, явно понимая, что мне совсем не плечо пришло в голову, видя как щеки стали алыми от смущения.
Я нервно сжимаю губы, часто дышу, смотря на наглого мужчину, что говорит такие вещи. Он же опускает взгляд и, видя что в моей чашки нет чая, довольно улыбается. Надо что-то срочно придумать!
- Но Флоренс, ты же такая страстная! Тебе было бы мало один раз в год...
- Да как ты смеешь! - вновь восклицаю я. Последняя капля переполнила чашу и я что есть силы залепила пощечину герцогу. В этот раз от души. - Что ты себе позволяешь?! За кого ты меня принимаешь? Я! Я... - от гнева все слова повылетали из головы. - Я тебе не какая-то порочная... похолтивая фаворитка, которая в любой момент готова перед мужчиной задрать свои юбки и раздвинуть ноги! Нет! Это ты! - вновь тыкаю пальцем в герцога яростно смотря ему в глаза. - Пошлый! Порочный! Похотливый самец! Который готов под каждую юбку залезть! Думаешь, любая перед тобой раздвинет ноги?!
- Я хочу раздвигать только твои ноги, Флоренс. И я хочу проникать под твои юбки. Хотя нет. Я не хочу вообще видеть на тебе юбок.
Его спокойствие меня раздражает. Мужчина потирает щеку, но я вижу, как в его взгляде строится плане мести. От его слов у меня мурашки по коже побежали. Декстер выходит из-за стола и идет ко мне. Я же сторонюсь и волнительно дышу.
- Я же сказал, что случится страшное, если ты не разденешься и не ляжешь в постель. Пора сделать это, Флоренс.
- Нет! Я не буду. Я не готова! Я не хочу!
- Ну что мы опять начинаем?!
Мужчина берет меня за руку и тянет на себя. Я упираюсь. Держусь за стол. Как хорошо, что он прибит к полу!
- Флоренс!
- Нет! Ты не заставишь меня! Опять! Я! А... - герцог прижимает меня к себе, обнимает. Обнимает очень ласково и поглаживает. И опять будто случайно проводит по оголенной спине над корсетом. Я вновь замерла. Вздрагиваю от его прикосновений, тяжело дышу от его горячего тела, что чувствуется даже через легкую ткань мужской блузы. Он целует мои волосы, опускаясь все ниже и ниже с каждым поцелуем, пока не добирается до шеи. Я шумно вздыхаю не в силах сдержать порыв. Декстер немного отстраняется от меня, чтобы приняться за завязки впереди на платье. Вижу, как он смотрит на подрагивающую от прерывистого дыхания грудь.
- Еще раз замахнешься на меня, и я буду вынужден связать тебя, Флоренс. Я больше не позволю тебе этого. Ясно?
Я опустила взгляд и промолчала. Не могла я сдержаться, когда он говорил такие вещи! И не могла дать гарантий, что не повторю свой поступок.
Платье грузно упало на пол, оставив меня в корсете и юбках. Я смиренно выдохнула. А мужчина продолжил увлекать меня в свой омут наслаждений. Его прикосновения возбуждают. Его поцелуи не позволяют дать ему отпор. Декстер поворачивает меня спиной к себе. Я уже стою в ворохе одежды, не заметила, как юбки были развязаны и упали поверх платья. Чувствую, как корсет все меньше и меньше сдавливает налитую грудь. Мужчина приобнимает меня за талию и отбрасывает корсет в сторону. Ладони скользят по сорочке, комкают ее, обжигают под ней мое тело. Я кладу на его ладони свои, хочу убрать его руки от себя, но вместо этого сжимаю их, позволяя блуждать по мне. Его губы уже целуют плечо, с которого спущена лямка сорочки. Его руки поднимаются выше, к моей груди. И я томно вздыхаю от его властных рук, завладевших и ласкающих мою грудь через легкую ткань. Незаметно для себя я прикрыла глаза от удовольствия. Его ласки разогрели мое тело. И его. Нечто твердое упираюется мне чуть ниже поясницы. Слегка прогибаюсь под его ласками, чтобы потереться попкой об мужчину, страстного, сильного.
- Вот так... Получай удовольствие, моя Флоренс, - шепчет возле уха Декстер, чем вызывает во мне шквал мурашек. Горячо и влажно стало у меня между ног. Я хочу, чтобы этот мужчина позади меня, снова разорвал сорочку, как вчера. Хочу, чтобы он взял меня. Здесь. Сейчас. Прямо тут! Посреди комнаты! Завладел! Пронзил меня! Его руки продолжают ласкать меня. Одной рукой он сжимает грудь, другую направляет вниз. Сильнее прогибаюсь, сжимаю бедра и приподнимаю попку, словно подставляя ее под ласки. Стон срывается с губ, ощущая, как пальцы мужчины вместе с сорочкой уперлись во влажное горячее лоно.
- О, Флоренс! Не сопротивляйся!
Я приоткрываю глаза от его слов, все еще непристойно дышу и получаю удовольствие от прикосновений герцога. Не сопротивляйся?.. Он безудержно ласкает мое тело, целует, стягивает сильнее сорочку с плеча. Я чувствую, как часть его ладони уже лежит на полуоткрытой груди, лишь затвердевший сосок еще спрятан под тканью. Боже, дай мне сил! Я выкручиваюсь из паутины ласк и удовольствий, выскальзываю из рук Декстера. Едва не падаю, запнувшись о свою одежду на полу, быстро отступаю назад и поворачиваюсь лицом к мужчине. Он тяжело дышит, с удивлением смотрит на меня. А я тоже тяжело дышу и смотрю так же как он, с удивлением. И растерянностью. Он без слов, лишь взглядом спрашивает, что случилось, хмурится и пристально смотрит на меня.
- Я... - дрожащими от возбуждения руками спешно поправляю сорочку. - Пора спать, завтра новый день, - стараюсь не смотреть на герцога, чтобы не видеть его взгляд, который сейчас, наверняка, хотел испепелить меня. Или только одежду. - Кажется, завтра ожидается остановка? Я никогда не была в Португалии, - нервно улыбнулась, от внезапно упершейся в спину резной детали от кроватной спинки. - Ну... Спокойной ночи. Ваша половина эта, моя та... - с нервной улыбкой протараторила я и быстро юркнула по другую сторону кровати, не давая мужчине опомнится от всего, что я тут наговорила. Улеглась под одеяло на краю кровати, повернувшись спиной к герцогу, и глубоко вздохнула. Да, чтобы унять возбуждение придется не раз перевести дыхание. Хотя, что ему, герцогу Хорнблауэру, слова о половине кровати? Нет, надо как-то себя обезопасить более серьезно. Схватила подушки и очень быстро стала стоить из них загородку посреди кровати. Боже мой, что я делаю? Какая глупость! Но все равно закончила начатое. Натянула одеяло на себя по самую шею и притворилась спящей. Как уснет — свяжу его и оставлю на корабле, а сама сбегу... Я не могу с ним оставаться. Он сводит меня с ума! С ним я становлюсь порочной, жадной до удовольствий! Он будит во мне пошлые мысли и желания. Вместо того, чтобы быть истиной Леди, я становлюсь развратной фавориткой. И вместо того, чтобы желать общения с истинным джентльменом, обходительным и учтивым, я желаю этого наглого дерзкого грубого мужлана, причем не разговоров с ним, а чтобы он взял меня. Снова. И снова... О, Боже нет.... Я не могу. Если не сейчас, то я уже не смогу уйти от него. Никогда.
_________________

Возможно, я бы даже посмеялся, наблюдая, как Флоренс строит баррикады из подушек, если бы мог сосредоточиться на чём-то, кроме стягивающего жилы напряжения в паху. Флоренс пылала в моих объятиях, изгибала своё соблазнительное тело и тёрлась им об меня, а потом сбежала на ту половину постели, что объявила своей. Чёрта с два она сегодня отделается от меня! Пробормотав проклятие, я отвернулся, давая себе время успокоиться. Просто подумать о чём-то кроме неё. О чём угодно, только не об её совершенном теле, которое так хочется заполучить в своё безраздельное пользование.
Тяжело вздохнув, я пытался придать своим мыслям иное направление. Тщетно.
Только она способна унять жар в крови. Только Флоренс. Погрузиться в неё до предела и забыться в наслаждении, в плену её объятий, раствориться в её стонах… Теперь только так я смогу обрести былое равновесие.
Но и приставать к отвергнувшей меня девушке казалось унизительным. Нет. Я не подвергну себя такому унижению ещё раз. Накинув сверху тёплый плащ, я вышел на палубу, с треском закрыв дверь в каюту, чтобы ликующий в ночи дождь смыл жар с моей кожи. Солёные брызги оросили лицо, и я прикрыл глаза, впитывая эту спасительную влагу. Горящий от пощёчины след на щеке овеял ветер. Флоренс больше не должна поднимать на меня руку. Её надо поучить уважению. К статусу и супругу. К мужчине.
Иначе она так и будет позволять себе подобное поведение.
В течение какого-то времени я стоял в одиночестве на палубе, потом решил прогуляться до кают-компании, чтобы узнать, не стоит ли нам чего-то опасаться. Убедившись, что всё стабильно и тихо, и что капитан по-прежнему занят и не может уделить время брачной церемонии, после чего вернулся в каюту, тускло освещённую лампами.
Было тихо. Флоренс будто бы спала. Мне же не спалось совсем. Прогулка немного уняла желание, но я понимал, что это временная отсрочка. Ходячее искушение под именем Флоренс не даст мне спать спокойно. Что мне эта гора подушек? Что мне длинная сорочка, не дающая возможности видеть вожделенное тело? Я испробовал эту девушку и не мог утихомирить разыгравшееся воображение. Расхаживая по каюте, я словно загипнотизированный следил за спящей девушкой. Её грудь вздымалась будто бы равномерно. Я поверил, что она спит.
Расположившись в удобном кресле и бокалом виски и сигарой, я отрезал её кончик и прикурил, выпуская в воздух кольца. Дым поплыл по каюте, и я наблюдал за его кружением, за тем, как он растворяется и тает. Наблюдал недолго. Флоренс села на постели, размахивая руками и кашляя.
- Что вы делаете? Пожар хотите устроить?
- А я думал, что ты спишь.
Затушив сигару, я отхлебнул виски, зачарованно прослеживая путь тоненькой лямочки, соскользнувшей с плеча Флоренс и обласкавшей её грудь, задержавшись на естественном препятствии. Спохватившись, Флоренс подтянула лямку и укуталась в одеяло по самую шею. Скрыла от меня своё тело, но я успел заметить, как тонка эта сорочка, как её натягивают полные груди, как длинный локон волос касается кожи там, где я хочу её целовать… Пошевелив бёдрами, я немного умерил ноющий голод в чреслах.
- Как же! Уснёшь с вами. Вы только и делаете, что бродите по каюте и не даёте мне спать, да ещё и надымили тут.
Наверное, невозможно ожидать, что пышущая страстью женщина будет милой покорной кошечкой, которая ластится к своему хозяину. Скорее такая женщина будет вести себя, словно дикая тигрица, защищаясь и нападая, спасая свою честь и отстаивая свои принципы. И именно такая была мне нужна. Закинув ногу на ногу, я усмехнулся.
- Зато оставил тебя в покое. Ты же рада?
- Конечно! – слишком поспешно ответила Флоренс, подтверждая мои догадки о том, что она вовсе не спала, а ждала моего возвращения. - Почему вы не спите?
- Не спится. – Я пожал плечами, допивая дарующее тепло виски и отставляя его в сторону.
- Почему же? Снова думаете о нашем общем будущем?
- Отнюдь. На этот раз о шлюхах из борделя.
- О ком? – изумилась Флоренс, от удивления приоткрыв рот.
- О жрицах любви, которые охотно отдают своё тело. Опытный мужчина всегда распознает, отдаётся ему женщина по собственной воле или изображает страсть. Вспомнил парочку шл... жриц любви и способы, которыми они умели ублажать.
Договорить я не успел. В лицо полетела подушка. Разгневанная Флоренс не стала церемониться, выражая своё отношение к выбранной теме.
- Обойдитесь без подробностей! Скажите прямо, что думаете только об одном, и этого будет достаточно, чтобы понять, кем вы являетесь, Ваша Светлость!
- И кем же? – приподнял я бровь, с интересом ожидая ответа.
- Мужчиной, который думает только о том, как ублажить себя! Похотливый самец!
- Довольно!
Резко поднявшись из кресла, я выпрямился и встал напротив Флоренс, которая приподнялась на коленях и гордо вскинула голову, выговаривая мне эту тираду. Даже если она и боялась, то не показывала этого. Взволнованно дыша, она крепко сжимала в ладонях края одеяла, натянутого вокруг тела словно доспехи.
- Этот мужчина в отличие от других будет хранить тебе верность. Потому что ему не будет нужды ходить по борделям.
- Это почему же? – воинственно спросила Флоренс.
- Потому что его собственная жена будет ублажать его так, что он даже думать забудет о других женщинах.
- Я не буду вас ублажать! Найдите себе какую-нибудь другую, кто этого захочет. Идите к своим шлюхам, о которых вы только что думали!
- Ревнуешь, Флоренс? – удовлетворённо улыбнулся я, подбираясь ближе к своей строптивице и дёргая за другой край одеяла. Возглас вырвался из уст девушки, когда она от неожиданности опрокинулась на постель. Это было подло, но зато привело меня к долгожданной цели. Барахтаясь в запутавшемся одеяле, Флоренс не заметила, как оказалась в моих объятиях. Я подхватил её и понёс с собой к креслу, в которое сел, усадив девушку боком на колени. Она дёрнулась, чтобы вырваться, но я не позволил.
- Не бойся. Я не трону тебя, пока ты не попросишь сама.
- Да с чего бы я стала просить?!
Упираясь мне ладонями в грудь, девушка сверкала глазами и ёрзала бёдрами по моим. Простонав, я обхватил её одной рукой за талию и развернулся так, чтобы она оказалась вжата в кресло, а я оказался поверх, расположившись между двух прелестных ножек, раздвинутых под напором моего торса. Раскинутыми в стороны руками я преграждал Флоренс путь. Ей никуда было не уйти.
- Это уже просто ни в какие ворота! Вы меня преследуете, не даёте спать, рассказываете о ваших похождениях в борделе…
- Да я даже не начал. Вот если бы я рассказал о одной француженке, которая умела…
- Даже слушать не хочу!
- Тогда… если ты не хочешь разговаривать, я могу показать. Или же сразу приступим к практике, - рассмеялся я хриплым от возбуждения смехом, подсунув руки под попку Флоренс и притягивая её к своему возбуждению. Её руки снова упёрлись мне в грудь, пальцы сжимались, нервно подрагивая. Губы трепетали напротив моих. Голова кружилась от сбивающего с ног желания, от близости и горячего аромата возбуждения Флоренс, который дразнил моё обоняние. Мне казалось, что я взорвусь, сердце стучало как сумасшедшее.
- Нет… Лучше тогда говорите!.. Будем говорить… - простонала Флоренс, вжимаясь спиной в кресло. Лишь бы подальше от меня. Она уже была вся в моей власти. Никуда не сбежать. Но всё ещё боролась, что заставляло хотеть её ещё больше. Медленно и бережно я коснулся губ Флоренс, искушая её шёпотом:
- Французские шлюхи умеют много разных вещей. Они выпивают из мужчин все соки. Хочешь, расскажу, как именно? Тебе интересно, Флоренс? Что рисует тебе твоя фантазия?
- Замолчите, прошу… - молила девушка, дугой изгибаясь в моих руках. Её дыхание вырывались короткими выдохами, будто она задыхалась. Я тихо рассмеялся, неспешно касаясь языком её губ, пробираясь в горячую влажность рта. Пальцы двинулись вверх по бедру, проникая под сорочку, между бёдер, во влажное тепло женского лона, которое тут же сжалось тугим кольцом, выдавая Флоренс с головой. Она ахнула прямо мне в рот, впуская в себя мой язык, мои пальцы. Она вздрагивала в моих руках, позволяя овладевать своим ртом, своим телом. Я проникал всё глубже в её рот, играл с языком, вторгался в тесное жаркое лоно, вызывая хриплые возбуждающие стоны у Флоренс. Совершенно опьянённый её запахом, вкусом, я пульсировал желанием.
Такая невинная и такая страстная, Флоренс отдавалась с тем же пылом, с каким сопротивлялась. Это сочетание невинности и страсти убивало. Быстро двигая двумя пальцами внутри тугой плоти, я кружил и надавливал большим пальцем на чувствительное местечко, показывая Флоренс, как желание может захватить и сделать равнодушной к тому, чему её учили.
Я хотел, чтобы она забыла о том, что она – леди, чтобы вела себя, как самая настоящая распутница. И моё желание исполнилось, когда Флоренс почувствовала приближение разрядки, но не получила его. Тогда она стала требовательной и настойчивой, получая то, что ей нужно, насаживаясь сама на омытые её влагой пальцы, пока не добилась сильного сокрушительного оргазма, возвещая о нём вскриком.
- Давай снимем с тебя всё это, - прохрипел я, стягивая с Флоренс сорочку и подхватывая её на руки, ослабевшую, с затуманенным взглядом, не сопротивляющуюся, когда я понёс её на постель и опустил спиной на смятое одеяло.
Пламя в крови бушевало. Оно охватило меня целиком. Никаких сил сдерживаться не было. Только голые инстинкты. Только раздвинуть белеющие в полумраке стройные бёдра, расположиться между ними, обнажить напряжённую плоть и войти в трепещущее тело, взрываясь восторгом и оглашая каюту хриплыми стонами. Встретить нетерпеливые губы, скользить по ним влажными поцелуями, ласкать и упиваться вкусом, а потом жадно вторгаться языком в рот, играясь с дерзким язычком Флоренс, а потом, наигравшись, спускаться ниже по её телу, чтобы ловить губами маленькие соски и клеймить их своими касаниями, а потом забывать обо всём, биться в неё, сгорая от адского пламени, чувствуя, как с каждым ответным толчком пронзает мучительная боль, смешанная с небывалым наслаждением.
Когда-то в другой раз, когда я смогу сдерживать этот неистовый голод, я покажу Флоренс, что такое медленное, чувственное обладание, но пока могу лишь запутаться пальцами в её волосах, вжаться лицом во влажную от испарины шею и убыстрять движения внутри её тела. Проникать так глубоко, что это кажется невозможным, неминуемо достигая предела…
Тяжело дыша, я приподнялся на руках, окидывая взглядом Флоренс. Она прикрыла глаза. Её густые ресницы трепетали. Она вся дрожала. В тишине было слышно, как прерывисто она дышит. Нагнувшись, я легко коснулся её губ, раскрыл рот языком и скользнул внутрь, увлажняя пересохшие губы. Наши языки снова сплелись в завораживающем ритме. Тесно прижав к себе ослабевшее тело, я перевернулся на спину и уложил Флоренс на себя, давая ей возможность действовать самой. Она поднялась и села, будто бы прислушиваясь к своим ощущениям. Закусила губу в волнении. Наши взгляды встретились. Обхватив её бёдра пальцами, я повёл их вверх, неспешно приближаясь к месту нашего соединения. Сидя верхом на мне, Флоренс была полна соблазна. Пресыщенная женщина с порочным взглядом, припухшими от поцелуев губами и пышной красивой грудью, скрытой за завесой спутанных волос. Моя женщина. Которой только остаётся признать, что она мне принадлежит.

»» 08.01.16 21:12 Обсуждение игр цикла Калейдоскоп историй

Мне нравится этот горячий, влажный и тяжело дышащий Декстер подомной. Его запах вбился мне в нос, терпкий, дурманящий мой разум. Мягко вожу пальчиками по его животу, наблюдаю, как он реагирует на мои прикосновения. Его сильное тело будоражит, приводит в тихий восторг. Я смотрю на герцога и любуюсь им, мужчиной, который знает, чего хочет, который берет, что хочет. В моей голове нет никаких мыслей, ни о прошлом, ни о будущем. Сейчас есть только настоящее, я и он. И кровать. За все время нашего непродолжительного путешествия я выходила из каюты всего два раза, все остальное время была здесь, с ним. Что это, если не безумие?..
Его руки скользят по бедрам, выше и выше. Сердце вновь замирает, дыхание сбивается и я невольно сжимаю бедра, а вместе с ними и самого мужчину. Ему нравится моя реакция, и потому не думает останавливаться. Я дрожу под его руками и ничего не могу поделать, не могу его прикосновения даже отчасти игнорировать, не замечать, или хотя бы достойно отвечать. Но нет. Я до сих пор не могу свыкнуться со всем, что произошло между нами. Я все еще реагирую, как девственница. Изменится ли это? Поэтому ли я так реагирую на мужчину? Или же я так реагирую именно на этого мужчину?
Томно выдыхаю, когда его пальцы касаются моего разгоряченного лона. Слегка привстаю. Зачем я это делаю? Но очевидно, что Декстер понял позывы моего тела, потому что со свойственной ему ловкость просунул кисть между нашими телами. Я слегка нахмурилась, но не от недовольства, а от безысходности, в которой оказалась. И еще от того, что не могу сопротивляться. Приоткрыв рот дышу чаще и глубже, ощущая под собой шаловливые пальчики герцога. Я снова становлюсь влажной. Да сколько можно?! Но что это?.. Почему он ничего не делает? Почему не ласкает ими, лишь дразнит, находясь вплотную к сладкому лону? Это меня нервирует. Я требую, ласкаю его пальцы собой, нежно двигая бедрами. Но он не преклонен. Но зачем тогда? Зачем эти игры? Чего ты добиваешься?! Я вижу взгляд этого мужчины. Не понимаю, каким чудом он сдерживает все в себе, ведь я вижу, как он хочет проникнуть в меня, чувствую, как другая его рука с силой сжала мне бедро. Но я не такая сильная, как он. И потому начинаю просить. Просить, как последняя бесстыдная фаворитка своего господина. Но не словами. Кому нужны слова, здесь?.. Смотрю на герцога и двигаю бедрами, трусь о его руку под собой. Жду. Хочу, чтобы он с делал это снова. Двигаю бедрами и смотрю в его глаза полные желания. Жду. Жду. Раздражение начинает выливаться наружу в виде сжатых зубов сквозь которые протискивается учащенное дыхание, впивающихся пальчиков в кожу на животе мужчины. Нет. Он не хочет меня. Но почему? Зачем он тогда посадил меня на себя, ведь в прошлый раз... Закусила губу. Замерла. Декстер отвел взгляд от созерцания моей груди и проскальзывающих средь волос сосков, и посмотрел мне в глаза. Я смотрю на него в замешательстве, не пойму, что он от меня хочет, но спрашивать не намерена.
Вскрикнула от внезапного шевеления пальцами под собой. Да что б ты был неладен!!! Что ты хочешь? Что?.. Ах так?! Значит я тебе не оставлю выбора!
Я вновь стала двигать бедрами по руке Декстера, очень медленно и плавно, прогибаясь в спине. Отцепила его руку от бедра, на котором остались красные пятна от его пальцев, и поднесла ее к своему лицу. Стала ластится, тереться о руку щекой и одновременно двигая бедрами по пальцам, ставшими уже влажными. Вижу, как герцог стал дышать сильнее, и, довольная, поднесла его пальцы к губам. Скольжу ими, увлажняю их, прикрыла глаза, нежно целую пальцы, имитируя то, что делаю сейчас своим лоном. Чувствую напряжение в пальцах обоих рук и ускоряюсь. Ласкаюсь с рукой, не смотрю на герцога, приоткрываю рот и вожу его пальцами по своим губам, еще и еще, пока и не засовываю их себе в рот. Нежно облизываю его сильные длинные пальцы, не двусмысленно намекая, чего хочу и от второй его руки. Двигаю бедрами, желая поймать его пальцы в свой влажный омут и завладеть ими. Но ничего не выходит. Кажется, будто я только сама себя разогрела и довела. Опускаю его руку себе на грудь и сжимаю. Хочу ласки, хочу его грубых прикосновений. Он покорно сжимает грудь и я постанываю от удовольствия, быстрее двигаю бедрами. Если не от проникновения, то от трения я получу то, что хочу! Дыхание становится звучным, слегка отклоняюсь, оголяя грудь, убираю с нее оставшиеся пряди волос, раскрывая полностью. Не понимаю как рука моя коснулась его напряженной плоти позади меня. Застонала. Не трогала и не видела то, что доставляет мне большое удовольствие. Поглаживаю своими пальчиками влажную напряженную плоть и желаю ее. Оборачиваюсь и смотрю на нее. С губ срывается стон. Я смотрю, как пальцами ласкаю герцога, мягко двигаюсь от основания до самого конца. Декстер сжимает грудь сильнее и приподнимает свои пальцы, на которые я тут же насаживаюсь и начинаю быстрее елозить бедрами, словно боясь упустить возможность получить удовольствие. Еще движение и еще, и я рукой сжимаю сильнее плоть мужчины, содрогаясь от полученного желанного удовлетворения. Сжимаю его пальцы в себе. Упираюсь в грудь мужчины, чуть склонившись. Постанываю и тяжело дышу.
- Зачем?! Зачем ты делаешь это со мной? Зачем ты сделал из меня развратную, распутную девку? - поднимаю затуманенный взгляд на герцога. Мужчина непонимающе смотрит в ответ. Поглаживает мои бедра, нежно скользит ладонями, ласкает ягодицы, но я стараюсь не обращать внимания, хоть и получается это плохо.
- Флоренс...
- Я никогда бы не стала делать то, что сделала сейчас! - повысила голос, хмурюсь, тяжело дышу.
- Это не плохо, Флоренс. Наоборот. И ты всегда была такой, просто держала в себе...
- Я не такая!
- Как же? Ты такая. Страстная, сексуальная, горячая...
- Нет! - хлопнула ладонью по животу мужчины. - Ты сделал из меня щлюху!
- Флоренс! Прекрати! К тому же, женщина должна быть шлюхой для своего мужа!
- Ты мне не муж! А я просто развратная шлюха! - начала истерить.
- Флоренс!
- Это всё ты виноват! - выкрикиваю я и начинаю бить ладошками по груди Декстера. - Ты! Виноват!
- Флоренс! - грозно прошипел герцог хватая меня за руки. - Прекрати! - мужчина резко убрал руки мне за спину, прижимая к себе, пытаясь унять. Я же начала вырываться, стараться высвободиться и слезть с мужчины.
- Отпусти меня! Ай!
- Прими себя! Не сопротивляйся своему естеству!
- Оставь меня! Я не хочу быть развратной!
- Я хочу! И ты будешь такой, какая ты и есть!
- Нет! - дергаюсь в его крепких объятиях.
- Да что же это?! - гневно вопрошает герцог. Резко укладывает на спину, с силой сжимает запястья над моей головой и вдавливает их в кровать. Я жадно хватаю воздух, извиваюсь под мужчиной, как уж на раскаленной сковороде. Упираюсь коленями в бока мужчины, хочу отодвинуть от себя, но он уже вжался в меня так сильно, что я чувствую его возбужденную плоть. Дрожу от возмущения, от сильного мужчины нависшего надо мной, как коршун над добычей.
- У тебя нет выбора! - относительно спокойно произносит мужчина прямо мне в губы, обжигая дыханием. Груди уперлись в мужчину, его плоть уперлась в меня. С дрожащим дыханием, смотрю на мужчину, сжимаю кулаки, кручу ими, но запястья неподвижны. - Ты! Моя! Распутная! Женщина! - проговорил он, едва касаясь своими губами моих. Его власть надо мной доводит до исступления. Я уже забыла, что возмущалась, что противилась желанию делать непристойные вещи. Сейчас я хотела этого, как никогда раньше. Делаю рывок и касаюсь его губ. Жадно целую. Декстер несколько секунд не отвечал на поцелуй, но после сдался и впился в мои губы, получив в ответ мой протяжный стон удовольствия. Выгибаюсь, сильнее прижимаюсь грудями к сильному мужскому телу, трусь бедрами. Закидываю ноги ему на спину, приподнимаю бедра, желаю его, хочу взять его плоть в себя. Герцог держит мои руки, ощущение безысходности и невозможности сопротивляться заводит. Мужчина захватывает мои запястья одной рукой, чтобы ласкать меня, мою грудь. Властно сжимает ее. Отпускает мои распухшие от поцелуя губы, чтобы покрыть поцелуями шею, слегка прикусывает ее. Я постанываю и продолжаю извиваться, тереться о мужское тело. Уже вся извелась от ласк и желания, уже вся горячая и влажная от возбуждения.
- Декстер... Возьми меня! Возьми! - тяжело дыша протягиваю я, постанывая. - Я твоя! Вся твоя!
На мгновение мужчина замирает. Но только чтобы ворваться своей плотью в меня со всей страстью и желанием. Стоны удовольствия раздались по каюте. Мужчина входил в меня снова и снова, владея мной безраздельно, доставляя неземное удовольствие. Я хотела, чтобы он брал меня, и он брал, неистово, с животными инстинктами, что доставляло мне еще большее удовольствие. Я сжимала его ногами и двигала своими бедрами ему навстречу. Мужчина проникал в меня грубо и глубоко, как в первый раз, как будто и не было между нами ранее ничего близкого, интимного. Груди вздрагивали от резких толчков, и я вскрикивала раз за разом, стонала и желала еще, пока меня не накрыло пиком удовольствия. Все внутри сжалось в комок и расправилось, разливаясь по телу невероятным оргазмом. Задрожала, забилась от сильных ощущений. Сжимаю плоть мужчины в себе снова и снова, пока он продолжает двигаться внутри, увеличивая блаженство. Под стоны он изливается и бьется во мне. Отпускает запястья, нежно проводит по рукам. Я обнимаю его, тяжело дыша, освобождаю от пут своих ног. Я целую его в макушку, он целует меня в шею. Мужчина ложится на спину, вновь притягивая меня к себе. Обнимаю его, целую в грудь. Вздыхаю.
- Ты не заставишь меня ждать тебя? - спрашиваю я, поглаживая пальчиком влажную грудь мужчины. - Как ждет наложница редкие посещения своего господина. Ты не оставишь меня? - сильнее прижалась к Декстеру и крепче обняла, не желая отпускать.

»» 08.01.16 21:23 Обсуждение игр цикла Калейдоскоп историй
_________________

Беатрис с ненавистью смотрела на скомканный конверт на ладони. Красный, как символ страха перед якобы сверхчеловеческой сущностью Дарема, который он старательно культивировал в девушках, проходивших обучение в Доме Розы. Большинство учениц считали его едва ли не богом. Но он был человеком. Слабым, гонимым демонами прошлого, надломившими и развратившими людскую натуру до неузнаваемости.
Их всегда что-то неуловимо связывало. С той самой рябинной ночи, когда маленькую закутанную в заляпанный грязью дорожный плащ фигурку швырнули к ногам аристократа, смотревшегося чужеродно в вычурно-кричащей обстановке Изумрудного салона. Никем он не занимался так долго. Никого столь тщательно и упорно, со всей страстью неистовой натуры, не ломал под скроенную поврежденным воображением уродливую форму и всякий раз, натыкаясь на несгибаемую силу воли, приходил в ярость и недоумение. Хрупкая душа, заключенная в стальной панцырь. Кажется так Дарем писал в своем дневнике об упрямой девице, за чье тщедушное тело не торгуясь выложил любящему родственнику сто фунтов. И все же он считал ее способной подающей надежды ученицей. Чем больше она упрямилась, тем сильнее разжигала в нем азарт мастера, лепившего из незрелого характера нечто наиболее приближенное к его представлениям об идеальной женщине. Он посвятил ей целую главу своих «Изысканий», уделив особое внимание поведению ученицы под воздействием опия и дьявольских составов, которые граф готовил для нее самолично, дабы всесторонне раскрыть потаенные возможности женского естества. Однажды, уличив момент, Беатрис выдрала страницы бесовского дневника и с наслаждением наблюдала, как огонь жадно поглощает их, расползается ржавыми пятнами, искажая ровные строчки. Дарему не удалось спасти результаты своих трудов. Тем вечером он впервые ударил ее, вытравив выражение торжества с изогнутых довольной улыбкой тонких губ. Тогда же, залечивая ожег на его ладони, содрогаясь от смеси животного страха, ненависти и омерзения, ученица слушала исповедь безумного учителя и более всего сожалела, что мощный удар не лишил ее сознания и не избавил от необходимости слышать, когда хотелось одного: зажать уши ладонями и громко визжать, чтобы вконец оглохнуть от собственных криков.

Понимание пришло позже, с возрастом, когда стало поздно для обоих. Все, чего хотел он – уничтожить вышедший из-под контроля неудачный плод своих изысканий. Все, чего хотела она – обернуть против него все зло, причиненное десяткам хрупких душ, разбитых и втоптанных в грязь. Наивно полагала, что возмездие обернется исцелением и вытравит из памяти, нестираемое временем и неистребимое в огне.
Не глядя швырнув бумажный ком в угол, Беатрис подошла к двери и прижалась пылающим лбом к прохладному дереву. В гулкой пустоте коридора все еще звучали удаляющиеся шаги Николая. Она прислушивалась к пугливому эху, пока гнетущая тишина вновь зажала в тиски оцепенения.
Одному Богу известно, почему она решила когда-то, что убийство уничтожит ее окончательно и пролив кровь врага, она утратит последний шанс излечить надтреснутую хрупкую душу.

Не смалодушничай она, когда Дарем собственноручно вложил оружие ей в руку, в этом дне, отмеченном кровавым цветом ей не пришлось бы живьем гореть в адовых муках страха за князя, чью власть над собой признала добровольно, без единого слова возражения. И тело ее и дух в едином порыве стремились к единственному, кто мог утолить невыносимую жажду простого человеческого тепла, которого она была лишена раньше. Будто сила ее – продолжение его силы и лишь от его следующего вдоха зависит, будет она жить или умрет. Мужчина, которого она хотела и боялась назвать своим даже в мыслях, чтобы не вспугнуть мгновения нечаянного незаслуженного ею счастья, пережитого в его объятьях.
Кожу до сих пор жгло бережное прикосновение, подаренное на прощание, когда Николай запретил следовать за ним, и Беатрис, неосознанно повторив движение князя, обхватила себя за плечи, провела по рукам сверху вниз, желая сохранить и продлить ощущение его силы и нежности, упираясь спиной в запертую дверь. Даже если бы у ее ног разверзлась пропасть Преисподней, Беатрис не посмела бы ослушаться и переступить порог каюты. Не только потому, что он просил - путаясь под ногами у мужчины, она не столько поможет, сколько навредит.

«- В противном случае, - и вы можете считать это угрозой, - стоит нам добраться до порта в Лиссабоне, и вы больше никогда меня не увидите».
Слова Николая ужалили в самое сердце. Холодная каюта сжалась до размеров небольшого иллюминатора напротив. Умом Беатрис понимала, что он вкладывал в свою угрозу совершенно иной смысл, но действительность больно ранила своей неотвратимостью.
Боюсь, вы откажетесь от меня гораздо раньше, мой князь. И если такова цена за возможность вновь увидеть вас живым и невредимым - я с готовность уплачу ее. С радостью обреку себя на добровольное заключение в ограниченном пространстве каюты , если буду знать, что вы , самоуверенный и полный сил сошли на чужой берег в компании блестящей аристократки, из тех, кого вы щедро одариваете дорогими безделушками стоимостью сто фунтов, ровно столько, сколько в свое время была оценена моя жизнь. Воспоминания о том, что было у нас и мечты о том, что могло бы быть, если бы мы встретились в другой реальности, - уже много для Беатрис . И даже разрушительная ревность и слезы, что разъедают сейчас мои глаза, стоит помыслить о вас в чужих объятьях – ничтожно малая плата за ваше благополучие.

Сколько времени она мерила шагами опостылевшую клетку с широким ложем посредине? Несколько минут или несколько часов. Выбившись из сил, Беатрис сорвала со стены картину, к которой был прикреплен дневник Дарема, схватила книгу и швырнула ее на кровать, будто ядовитого гада. Потревоженный неосторожным движением огонек свечи угрожающе затрещал, колыхнулся, облизнув восковой край догорающей свечи, роняя мутные слезы на разогретый металл. Несколько капель опалили незащищенные пальцы Беатрис, заставив вздрогнуть. Если сжечь дневник сейчас - никто ничего не докажет. Кружевная маска надежно хранит тайну известной лондонской куртизанки. Для Николая она навсегда останется вдовой герцога Фронсака, а не отвергнутой незаконной дочерью опального наследника, в которой герцог не признал внучку даже на смертном одре, хотя сам поразился ее сходству с покойной женой. Очередная маленькая ложь, способная повлечь за собой еще одно мучительное разочарование. В этот раз не выйдет ни склеить свое разбитое сердце, ни оправдать боль, причиненную мужчине, ставшему в один миг бесконечно дорогим.
Крепче сжав в руке подсвечник, мадам взглянула на развернутую книгу и затаила дыхание.
Тихий стук в дверь совпал с очередным ударом сердца, возрождающим желание жить.
Николай. Она и мысли не допускала, что это мог быть кто-то другой.
Все мысли о дневнике и собственных глупых переживаниях отошли на десятый план. Опустив подсвечник на столик, Беатрис подбежала к двери, вслушиваясь в знакомый низкий голос из коридора, и дернула задвижку.


Беспокойный взгляд охватил мужчину с ног до головы. Подняв руку, Беатрис осторожно провела вдоль глубокой царапины с обожженными краями, промокнула сочащуюся из раны кровь белоснежным батистом.
- Все, до единой, мой лорд. – Если доверишься и впуститишь в свою жизнь, если позволишь приблизится на расстояние, на котором горе и радость становятся общими и любые раны затягиваются целебными прикосновениями взаимного чувства.
Слишком сладкий самообман, чтобы добровольно отказаться от него.

В попытке хоть немного отодвинуть момент истины, Беатрис молча взяла князя за руку и повела к кровати. Усадив поудобней, приложила к его губам палец и покачав головой, занялась кровоточащей раной у виска. Слова, любые, казались сейчас лишними. Он рядом и этого достаточно. Что с Даремом , будь он хоть трижды мертв, ее совершенно не волнует. А если бы Мари была в опасности до сих пор, Николай сообщил бы об этом в первую очередь.
Закончив обрабатывать царапину, Беатрис так же осторожно смыла кровь с пальцев князя, любуясь красивой формой широкой сильной ладони. Мужские руки способны дать женщине так много. Боль. Нежность. Тепло. Защиту. Невыносимую пытку наслаждением. Всего несколько часов прошло с момента, когда эти пальцы щедро дарили изысканное удовольствие и она, послушная каждому прикосновению, извивалась в его постели, умоляя о большем.
Закусив губу, мадам отвела взгляд, от лица князя. Словно почувствовав ее напряжение, мужчина привлек Беатрис к себе на колени и вопросительно посмотрел в глаза. Вновь это ощущение, что он заглядывает в самую душу и читает ее , как открытую книгу, зная , что Беатрис собирается сказать и что планирует сделать. Невыносимо. Притягательно. Как порочное прикосновение его ладони к часто вздымающейся груди, свободной от тисков корсета.
- Здесь вся правда о нем. Вся правда обо мне. Обо мне настоящей, а не той, кем я взошла на борт галеона и предстала в глазах блистательного общества. – Говорила задыхаясь. Не прекращая с нежностью перебирать пальцами волосы князя над жестким воротником сюртука. Потом кивнула в сторону дневника Дарема. – Теперь он ваш и только вам решать, как им распорядиться. – Погладив лицо князя, Беатрис поднялась с его колен, не смотря на попытку удержать, и отошла на несколько шагов, - И как поступить со мной.
_________________

Уже давно меня ничего не встряхивало так сильно, как просьба этой девушки. В устах леди подобные слова звучат по-особенному, именно в устах Имоджин. Я мог бы сделать вид, что не услышал. Но она слишком искушала, предлагала взят то, что мне не принадлежит, когда я никогда не был истинным джентльменом. Понимает ли, что одним поцелуем дело не закончится? Меня волнует этот вопрос, волнует сама Имоджин. Готова ли она принять последствия, когда мы оба испортим друг другу жизни? Испытать? Снова попробовать отпугнуть?
Ром уже не лезет, вдруг становится не до него. Отставив кружку, подхожу к Имоджин и беру ее лицо в ладони. Ей кажется, что она готова к тому, что может сейчас произойти между нами, когда она не имеет об этом ни малейшего понятия. В глазах решимость, но есть и толика страха, сразу за ней. А губы так и манят, припасть к ним, выпить до дна каждый ее стон наслаждения. Внутри меня царствует лишь одно желание - сорвать с нее платье и обладать со всей страстью, не сдерживая свои порывы. Но она слишком невинна для этого. Слишком хороша.
Тянусь к ее губам, но в последний момент отвожу лицо в сторону и целую в щеку.
- Ты хоть понимаешь, о чем меня просишь? - говорю шепотом, потому что голос уже подводит.
В ответ кивает. Глаза, как омуты, и я хочу в них утонуть. Кожа нежнее шелка, и хочется убедиться, что везде: руками, губами, языком. Вдруг начинает колотить дрожь, и это злит. Еще ни одна женщина не доводила меня до такого состояния, когда внутри бушуют противоречия. Обычно все проще, обычно рядом со мной не невинные леди. Так что же мне делать с этой юной и такой желанной девой?!
Разозлившись окончательно, впиваюсь в ее губы, слаще которых еще не пробовал. Наступаю, пока не врезается спиной в стену. И целую, целую, целую, задирая пышные юбки. Уже думаю только о том, как бы ее вытащить из этой проклятой одежды, и тут же себя одергиваю. Нет, не спеши! Руки добираются до панталон, но стягивающая их на талии веревка как назло не поддается, затянувшись узлом. Тихо выругавшись, опускаюсь на одно колено и залезаю под юбки сам. Нож из сапога уже в моей руке, и хоть действуя на ощупь, я разрезаю тонкую веревку, обнажая девичьи бедра. Что дальше? Что я вообще этим хотел? А всего лишь дотронуться до самого ее сокровенного, которое еще не знало мужчины. Посмотреть реакцию леди. Что она скажет тогда?
Но вот она перед моим лицом, самая женственная, как есть, доступная для меня одного, и в голове уже более примитивные мысли. Губы тянутся сами, припасть, вобрать, осторожно, как сокровище, пока руки скользят по нежным бедрам, вжимаются пальцы. И ей нравится, все, что я с ней делаю, и что чувствую по реакции тела, по тихим стонам сквозь зубы, по характерной дрожи. Внутри меня уже буря, едва держусь. Резко поднимаюсь с колен, выползая из-под пышных юбок, которые уже ненавижу. Теперь мы лицом к лицу, мое наверняка дикое, ее - румяное, взволнованное. Прижимаю Имоджин к стене собой, чтобы тихо спросить на ушко, пытаясь изо всех сил не отвлекаться на линию ее шеи, где в усиленном ритме трепещет пульс, и на декольте, где так часто вздымается девичья грудь:
- Насколько ты готова, моя милая леди, чтобы я продолжил причинять тебе столь сладкую муку? Но прежде чем ответить, прими мой совет - оттолкни, немедленно, потому что сам это сделать я уже не в силах, потому что ты... ты такая... слишком желанная для меня, когда я не лучший образец сдержанности, терпения и благодетели. Вы ходите по опасному краю, моя сладкая леди...

»» 09.01.16 02:29 Обсуждение игр цикла Калейдоскоп историй
_________________

На короткий миг показалось, что у меня проблемы со слухом. Настолько странной показалась фраза, которую услышал от Флоренс. Эта женщина получила от меня предложение руки и сердца не единожды, в разных вариациях я просил, требовал этого брака, и сейчас она говорит, что я буду покидать её, уходить куда-то после того, как удовлетворю аппетит, бросать её, как наложницу. Я был возмущён. Удивлён. Был покорен той робостью, что звучала в голосе моей Флоренс. Укрощённая строптивица сдалась и признала поражение в схватке. Я был покорён этой женщиной. Сердце в груди пылало чувством, которое романтики и женщины зовут любовью. Я же просто знал, что не отпущу от себя эту женщину. Это сокровище, которое досталось мне с таким трудом. Она моя. И этот факт не изменит ничто.
- Я буду рядом, Флоренс. Первое, что мы сделаем на этом корабле, поженимся. Второе, узнаем, как добраться до дома. В Лиссабоне сделаем остановку, проведём медовый месяц. Будем прогуливаться по улочкам, по магазинам, музеям, картинным галереям. Если окна гостиницы будут выходить на порт, будем любоваться прибывающими и отплывающими кораблями, распивая португальское вино. Как тебе перспектива?
- Звучит заманчиво. Никогда не думала, что проведу медовый месяц в Лиссабоне. А что будет дома? – спросила Флоренс, и в её голос я ощутил нотку страха за своё будущее.
Я приподнялся на постели, сев и устроив Флоренс напротив себя, чтобы было более удобно разговаривать. Вглядываясь в её прекрасные черты, я видел, как томление постепенно покидает девушку, сменяясь серьёзным настроем и опасением за своё будущее.
- Ты, верно, думаешь, что будет страшный скандал с твоим отцом и женихом?
- Я не представляю, как посмотрю в глаза своему отцу, - призналась Флоренс. - Мой жених... бывший жених вряд ли удостоит меня хоть словом после того позора, что я навлекла на семью.
- Мы уладим это, Флоренс. Ты веришь мне? – спросил я ласково, обхватывая печальное лицо девушки ладонями, перебирая пряди её волос пальцами и убирая их назад, за уши. – У меня, поверь, проблемы не менее серьёзные, чем расстройство твоей помолвки. Но мы не будем об этом говорить. Ты измучена. Пора спать, - закончил я твёрдым голосом, укладываясь на подушки и притягивая к себе Флоренс.
По возвращению в Британию нас ждала масса проблем, с которыми придётся разбираться не один день, но пока нас продолжало раскачивать на волнах, убаюкивать. Насыщенные будни, яростные любовные схватки, треволнения… Не знаю, как Флоренс, а я заснул, как убитый, чувствуя непривычное, но такое приятное тепло женского тела под боком…

- Посмотри, во что превратились мои волосы! – возмущалась Флоренс, стоя напротив небольшого круглого зеркала в халате не по размеру и расчёсывая волосы. С силой дёргая застрявшую в густых локонах расчёску, девушка могла таким образом лишиться части своей шевелюры.
Стояло раннее утро. В окна бил сизый утренний свет, напоминая о том, что наступил новый день, и Лиссабон близко. Когда нам принесли завтрак, сообщили, что капитан освободился и может заключить наш брак. Флоренс заметно успокоилась от этого факта, и во время завтрака мы даже вели вполне светскую беседу, и были похожи на приличных людей, если не считать того, что она сидела у меня на коленях, кормила с рук бисквитами и то и дела била по рукам, так и норовящим стянуть халат то снизу, то сверху. В итоге мне это удалось, что и вылилось в то, что волосы Флоренс ещё больше спутались.
- Обычно я на ночь заплетаю косу. Иначе волосы сильно путаются. Но сейчас… это путешествие. Все эти неудобства!..
Тяжело вздохнув, девушка снова принялась раздирать волосы. Чтобы не тратиться в будущем на парики, я отошёл от постели, на которой расположился, чтобы разглядывать свою невесту, и вытянул у неё из рук расчёску. Ловя её взгляд в отражении зеркала, стал распутывать пряди с тщанием, достойным того, чтобы им гордиться.
- Так что там капитан?.. – нарочито невинно спросила Флоренс, быстро отводя взгляд и сцепляя руки перед собой.
- Капитан жаждет сочетать браком герцогскую чету, - сообщил я довольным голосом, заканчивая своё дело, откладывая расчёску в сторону и обнимая Флоренс за талию. От неё пахло изумительно. Свежестью, каким-то особенно пленительным ароматом, названия которому было невозможно подобрать. Он и возбуждал, и пленял, и возносил куда-то на небеса.
- Прямо так и жаждет? – фыркнула Флоренс, нежась в объятиях и жмурясь, словно довольный котёнок.
- Конечно. И не только он. Чуть ли не все пассажиры собираются, чтобы присутствовать на церемонии.
Только я произнёс эту фразу, как по каюте заметался маленький тайфун. О, женщины!
- Боже! Какое я надену платье? А туфли? А фата? У меня не будет фаты. Пойдём же скорее в гардеробную искать подходящие наряды. Схватив меня за руку, Флоренс поспешила к кипам одежды. Как хорошо, что она до сих пор не догадывается, где же я их раздобыл…

Беспокойство и страх в глазах Беатрис. Эгоистично, но Николай был рад видеть именно эти эмоции, написанные на лице его герцогини. Страх за него, того, кто уже успел привыкнуть к мысли о том, что его никчёмная жизнь не нужна даже ему самому. Прокурор, судебный заседатель и палач в одном лице - князь Николай Раду сам взошёл на эшафот, готовясь к собственноручной казни. Отчего же сейчас так болезненно-сладко осознавать, что он может быть свободным и по мановению руки Беатрис будет волен спуститься с эшафота? Отчего вперемежку с этим пьянящим чувством он испытывает ещё и то жадное ощущение, о котором он уже успел позабыть, - жажду знать, что стоящая рядом женщина принадлежит только ему. Отныне и навсегда?

И он верил каждому её обещанию, и каждому касанию, и каждому взгляду. И той бесконечно бережной нежности, с которой Беатрис стёрла кровь от царапины на его щеке. Иногда боль могут принести даже лёгкие осторожные прикосновения, как то было сейчас. Но не движения руки герцогини тому виной, а безотчётный страх, что князь может потерять всё то, что так неожиданно обрёл вновь.
И всё же, несмотря на это, Николай верил. Прежде всего самому себе. Своим глазам и рукам, губам, которые помнили вкус поцелуев его женщины. Ни о чём ином он и помыслить сейчас не мог. Смерть Дарема, возмездие над которым завершил даже не он, а равнодушные воды океана, больше не была предметом его беспокойства. Впрочем, князь имел на это полное право. Слишком долго он отрекался от собственных желаний, не связанных с тем, что было несбыточным. Слишком долго он не был мужчиной в том полном смысле, в котором хотел бы быть. Любящим и верным. С потребностью в живой женщине, способной согреть не только его постель, но и душу.
И всё же когда герцогиня усадила его на постель, принявшись смывать кровь, тревога подняла свою змеиную голову, отравляя мысли князя ядовитым смятением. Он внимательно наблюдал за каждым действием Беатрис, стараясь угадать мысли миледи. Прочесть то, что она собиралась - или не собиралась - ему сказать, и что занимало её помышления в данную минуту. После всё же не смог держаться от неё настолько далеко, чтобы он обманулся и решил, что всё случившееся в его постели - выдумка. Просто притянул её к себе на колени, испытывая потребность исчезнуть с этого корабля и оказаться в том месте, которое они с герцогиней станут называть своим домом. Неважно, где оно будет. Дом будет там, где есть его Беатрис.

Николаю стоило многих усилий задушить в себе вновь полыхнувшую огнём вспышку ярости. "Вся правда о нём". Что толку от правды о ком-то, если этот "кто-то" мёртв? Покой мёртвых нельзя тревожить даже если речь идёт о ненавистном человеке, чья смерть была заслужена. Совсем другая участь у живых. Что смогут быть либо свободными, либо сделают иной выбор - продолжать сгорать в своих страхах, ненависти, воспоминаниях. Такой человек тоже не может быть живым в полном смысле этого слова. За эти короткие несколько часов Николай научился делать верный выбор. Но произошло это только потому, что рядом была она. Беатрис.
Взяв в руки дневник, Раду некоторое время задумчиво смотрел на герцогиню, пытаясь понять, чего бы пожелала она сама. Как она сама хотела бы, чтобы он поступил с ней? Разум говорил ему о том, что вещь в его руках - всего лишь несколько листов бумаги, скреплённых меж собой. И пусть бумага была способна хранить чужие тайны, было достаточно просто кинуть её в огонь, чтобы уничтожить вместе со всеми секретами. Другое дело - человеческое сердце. Потайные рукописи, начертанные на нём, не под силу сжечь никакому огню.
- С меня хватит того, что я уже когда-то возомнил себя богом, Беатрис, - тихо проговорил Николай, поднимаясь с постели и подходя к столику, на который он положил дневник. - Теперь, когда я избавился от того убивающего мою душу, что я получил ранее вместе со лживым ощущением всесильности, я больше не хочу распоряжаться ни чьей судьбой и ни чьей жизнью. Вернее будет сказать, я хочу распоряжаться тобой, но только лишь если ты сама отдашь мне всю себя. Потому что весь я у тебя уже есть. Кем бы ты ни взошла на борт галеона, кем бы ни предстала передо мной или обществом, мне хочется верить, что ты была настоящей, когда оказалась в моих объятиях, в моей постели. И в моей жизни. Я не открою этот дневник и не прочту из него ни строки. Ты вольна оставить его себе, вольна бросить в огонь или же в воды океана. Но что бы ты ни выбрала, знай, что если на то будет твоё желание, я никуда тебя не отпущу. Перед нами - весь мир, для которого отныне ты будешь зваться моей княгиней, кем бы ты ни была ранее. Единственное, о чём я тебя прошу, если ты всё же выберешь меня, забудь обо всём том, что приносило тебе страдания в прошлом.
Он не торопился вернуть её в свои объятия, хотя, видит Господь, ему этого отчаянно хотелось. Не спешил подтолкнуть её к выбору, который должна была сделать она сама. Лишь говорил тихим размеренным голосом то, что было для него сейчас единственно важным.
- Я прошу этого не для себя. А для тебя самой. Потому что за эти несколько часов ты стала мне бесконечно дорога, моя леди.
_________________

Герцог не сопротивлялся. Я быстро втащила его в гардеробную и принялась рассматривать немногочисленные платья.
- Почему тут так мало платьев? Нечего выбрать! Что я надену?! - перебираю платья очень быстро, даже не рассматривая их и не вглядываясь в фасон. - Уже скоро пора выходить, а мне нечего надеть! - захныкала я с недовольным лицом. - Я буду самая некрасивая невеста! - тихо с безысходностью сказала и обреченно вздохнула.
- Флоренс, ты что? Ты самая красивая, и без платья! - с улыбкой произнес герцог, но тут же убрал улыбку с губ, встретившись с моим недовольным взглядом.
- Без платья? Ты предлагаешь мне идти без платья?! - мужчина отрицательно мотает головой и подыскивает другие слова. - Ты уверен?! - наседаю я, прищурившись.
- Флоренс! - одернул меня Декстер, прекрасно понимая, что я не то что голой, но и в сорочке никуда бы не вышла, не говоря уже о торжестве, где будут малознакомые люди. - Разве из имеющегося нельзя что-то выбрать? В любом случае, других платьев здесь нет. А для меня ты в любом будешь красивой, - твердо, даже как-то сухо произнес герцог, но я улыбнулась на его слова. Это так мило прозвучало! - Могу сам выбрать, раз ты не можешь... - Повернулась к мужчине, коснулась пальцами его щеки и потянулась к губам, чтобы поцеловать, но тут же резко остановилась.
- А ты что здесь делаешь? - с возмущением произнесла я и нахмурилась. Декстер нахмурился в ответ, не понимая вопроса, ведь я сама его сюда затащила. - Ты не должен видеть меня! - с волнением произношу и отталкиваю от себя. - Да как ты мог! Что ты делаешь? Уходи! - беспокойно упираюсь в мужчину. - Жених не должен видеть невесту до свадьбы в свадебном платье! Какой выбрать?! - выталкиваю мужчину из гардеробной. - Пусть Клод придет, поможет мне. Ей уже давно пора было вернуться! - вытолкала возмущающегося герцога и выглянула из-за угла, чтобы посмотреть вслед мужчине, и окинуть его взглядом. Мне все еще не верилось во все, что случилось со мной. Это что-то невероятное, не мысленное, не постижимое! Не поверила бы, если бы мне сказали, что меня похитит герцог. Не поверила бы, если бы мне сказали, что стану его невестой. Не поверила бы, если бы мне сказали, что полюблю самого скандального мужчину и отдамся ему. Добровольно. От этих размышлений у меня побежали мурашки и сердце ойкнуло. Быстро закрыла дверь и, навалившись на нее, глубоко вздохнула.
- Только ты не засиживайся перед зеркалом! Не забывай, что нас все ждут! - послышался голос герцога за дверью.
- Тогда тебе нужно поторопится с Клод! И не карауль меня под дверью! - добавила я громче. - Не забывай, что ты меня не должен видеть! - с улыбкой выкрикнула я.
Невероятно окрыленной чувствовала я себя сегодня. Невероятно счастливой и возбужденной. И волнение все нарастало и нарастало. Меня начало беспокоить буквально всё, от чулок до румянца на щеках, который после бурного утра так и не сошел. Я совсем не хотела выходить в люди краснощекой. Что они подумают, ведь сейчас нет шторма, и погода чудесная. Что они подумают? Что я нездорова? Или что опять предалась удовольствиям с мужчиной? Кажется, щеки после этого еще больше воспылали.

- Клод, - обратилась я к девушке, рассматривающей вместе со мной платья.
- Да, госпожа?
- Клод... - тише проговорила я и огляделась. - Принеси бутылку вина и бокал, - девушка кивнула. - Но, - притормозила ее, - чтобы это не сильно бросалось в глаза герцогу, - Клод смущенно улыбнулась. - Мне нужно успокоится. А то я не к алтарю приду, а к борту корабля, чтобы выброситься...
Девушка бесшумно вышла, а я перевела дыхание и переодела сорочку. Платье мы еще так и не выбрали, но нужно было торопиться, и по крайней мере переодеть нижнее белье и одеть чулки, в общем, вещи, которые не зависят от платья. А еще волосы расчесать, благо с ними мне помогла служанка. Странное дело, когда выбор платьев велик, остановится на одном сложно, когда же выбор платьев мал, то выбрать по-прежнему сложно. Как поступить?!
Дверь почти бесшумно открылась, но я все равно вздрогнула.
- Госпожа, - произнесла девушка. Я указала на комод, с удивлением смотря на поднос, на котором стоит только бокал, наполненный красным вином инет бутылки. - Госпожа... Их... Светлость сказал, что вам можно только бокал вина. Еще он сказал, что... - девушка замялась на мгновение, но собралась с мыслями и договорила: - Сказал, что будущему слоненку пить много вина нельзя, - девушка смотрит на меня, я на нее. Я не понимаю и вижу, что она тоже не поняла смысл сказанного.
- Какого еще слоненка?.. - Клод пожала плечом. Я недовольно надула губки. Я еще припомню ему слоненка! Что за слоненок?.. Я почти ничего не ела! - Ладно, подай мне бокал, - я села на маленькое креслице и глубоко вздохнула. Нужно выпить и успокоиться. - Клод, выбери себе платье из того, что тут есть. Ты пойдешь с нами на торжество, - с улыбкой произнесла я и сделала пару глотков вина. Девушка не сразу поверила моим словам, но после подтверждающих кивков, она-таки приступила к разглядыванию. Как и я. Пока она вытаскивала и показывала мне платья я тоже думала, что надеть мне.
- Ой, простите, Госпожа, он еще сказал, что девять месяцев, - спохватилась Клод. - Я забыла. Простите, Госпожа...
- Что девять месяцев?
- Что будущему слоненку пить много вина нельзя девять месяцев...
Непонимающе смотрю на девушку. Она смущенно улыбается, я же хмурюсь. Отвернулась от служанки, уставившись в неопределенную точку перед собой. Что за бред он несет? Какой еще слон? Почему девять месяцев нельзя пить вино? Почему именно девять...
Кажется, что я почувствовала, как сердце стало ускоряться, ускоряться и ускоряться, оно стало быстрее и быстрее стучать, да так, что в голове зашумело. Нет, нет! Не может этого быть! Я положила свободную от бокала ладонь на низ живота. Как я... Мы... Всего лишь... Три дня... Несколько раз... О! Мне нечем дышать! Сделала еще пару глотков вина. В памяти всплыли рассказы моих подруг. А именно двух, которые поведали мне о своей жизни в преддверии моей свадьбы с Францом. Как они с нелюбимыми мужьями пытались зачать детей на протяжении пары лет, и как за пару ночей с любовником им это удавалось. А всего-то и требовалась, что страсть, желание друг друга и безумное удовольствие. А что было у нас? У нас и было безумное удовольствие, и он мне не муж, а любовник, и была страсть, и было желание! Я и сейчас его хочу... Что же это получается? Что вполне вероятно, что я уже могла зачать?.. О! Мне нечем дышать! Зачем он это сказал именно сейчас? Перед свадьбой?! Специально? Чтобы я уже точно не передумала, поскольку не смогла бы?
Не знаю, какое лицо у меня было в данный момент, но Клод усердно махала веером перед моим лицом. Я лишь сейчас это заметила. Какой-то неопределенно безысходное скуление сорвалось с губ и я прикусила нижнюю. Сделала еще пару глотков вина. Мысли разлетались в разные стороны, не могла обдумать и подумать об этом, и о свадьбе, и о корабле, и о гостях, и о доме... Я просто замерла в кресле с приподнятым бокалом в руке.
- Госпожа? Вам не хорошо? - отвлекла меня Клод. - Хотите я принесу Вам соленую рыбку?
- Что?..- обернулась я к девушке, одарив ее возмущенным взглядом. - Нет... Нет, Клод. Давай продолжим одеваться, пока... Пока герцог не начал стучать в дверь, - я тяжело вздохнула и допила вино. Ух! Я припомню тебе герцог! Вновь невольно скользнула ладонью по низу живота, вставая с кресла, и, прикрыв глаза, вздохнула.
- Клод. Мне нужно не светлое платье, какие-то оттенки цветных... Посмотри что там есть, - я поставила бокал на поднос, пока служанка усердно перебирала одежду, и подошла к зеркалу, чтобы поправить волосы и осмотреть свой вид. Щеки уже не горели, как раньше. Я скорее стала бледной, как рыба в холодной воде. Да что же это? Из огня, да в полымя...
- Госпожа! - какой-то странно-довольный голос служанки послышался позади меня. - Смотрите!
Я обернулась. Девушка держала в руках платье, алое, даже можно сказать кровавое, как бы кощунственно это не звучало там, где не так давно было несколько смертей от клыков вампира. Платье было украшено сделанными вручную цветами, вышивкой и кружевом. Оно было действительно красивым, хоть и не свадебным. Но мне сейчас свадебное светлое платье просто не подходит. Ведь я уже не невинна. Более того, вероятно уже и с зачатками герцогского потомства.
- Да... Алое платье... - я улыбнулась, одобряя находку Клод.
Девушка помогла мне облачиться в наряд и уложить волосы в прическу. Дышать мне было очень трудно. И дело было даже не в корсете, а в волнении. Все происходило так быстро, что я не успевала это обдумать, проникнуться в происходящее и принять его. Словно ведомая какой-то магией я лишь делала то, что мне говорят. Поднять руки, втянуть живот, выдохнуть, приподнять голову, повернуть голову, поднять ногу, опустить ногу... И чем ближе было неизбежное событие, тем больше я теряла нить происходящего.
- Клод... Выходи первой, убедись, что герцога нет здесь, - сказала я служанке. - Потом проводишь меня...
- Хорошо, Госпожа... А вы точно хорошо себя чувствуете? Хорошо стоите? Не упадете?
- Клод! Пожалуйста... не тяни!
Девушка кивнула и скрылась за дверью.
- А то я и правда упаду... - глубоко вздохнула, придерживая корсет на груди и животе, и медленно выдохнула, прикрывая глаза. - Быстрее бы...
_________________

От этого простого вопроса Катерину бросило в жар, что горячими всполохами огня прошелся по телу, окрашивая бледную кожу щек едва заменым румянцем, а из груди вырвался едва слышный порывистый выдох. Как много обещали эти слова, вынуждая предвкушать в томительном ожидании. Волна жара устремилась вниз по телу, отдаваясь в низу живота сладкой тягучей болью, такой острой и сильной, что скручивала, превращая в оголенный нерв. Кажется, только дотронься, и Катерина превратится в прах, падая к ногам своего искусителя жалкой тряпичной куклой, готовая на все, лишь бы Винченцо только не переставал касаться ее, лишь бы только смотрел на нее так, как смотрит сейчас – желая и пылая вместе с ней.
Да, она сделает все. Все, о чем бы он ни попросил. Она сделает все, что хотела бы сделать и сама, но никогда не признавалась себе в подобном. Она сделает то, чего так жаждет, выпуская на волю себя настоящую, ту, что пряталась где-то глубоко в ее душе. Сейчас она готова была пойти на все, ни в чем не отказывая себе, ни в чем не отказывая ему. Невинная монахиня превратилась в блудливую грешницу, чья голова полна порочных мыслей и желаний, испытывая которые следовало бы преклонить колени и отмаливать свою черную душу, выпрашивая богов даровать успокоение и смирение.
Но Катя не хотела мириться с тем, какой была ее жизнь. Не сегодня. Не сейчас. Не в этот раз, когда столь близка к тому, чтобы, наконец, и самой увидеть себя такой, какой видела когда-то в ярких мечтаниях и грезах: желанной, распутной, грешной.
Кровь бурлила, разливаясь по венам обжигающей лавой от того, что читала она в темных глазах напротив себя. Пусть даже на нее после обрушится весь гнев богов и ангелов. Это все будет потом, когда наступит отрезвление. Сейчас же, словно находясь под действием какого-то чарующего дурмана, Катерина трепетала в объятиях странного доктора, которому хотела принадлежать, и жадно отвечала на его грубоватые поцелуи, которые так необходимы, вжималась в его тело, делясь тем жаром, кой вспыхивал в ней в ответ на то, что он давал ей. Этот момент, полный отчаянного безрассудства, принадлежит лишь ей одной. И тому, кто терзал ее своими ласками, показывая, что нуждается в ней не меньше, чем и Катя нуждалась в докторе. Она хотела, чтобы нуждались и в ней, чтобы желали ее до боли. Так, как Катерина сейчас желала мужчину, яростный напор которого исторгал из ее груди стоны, срывая с ее губ томные вздохи. Да она и не пыталась сдерживать их. Все тело ныло от напряжения и возбуждения, требуя большего, требуя дать то, о чем, шумно выдыхая в рот Винченцо, беззвучно молила, превращаясь в рабу его губ, рук. А они истязали и врачевали, мучили и дарили наслаждение. Ей нужно ощутить, как он вторгается в ее тело, заполняя собой до предела, растягивая под себя, пока она будет выгибаться под ним, принимая и притягивая к себе еще ближе, вынуждая излиться в ее лоно. От одних лишь этих мыслей можно сойти с ума, каково же это будет тогда, когда он подомнет Катерину под себя, вбиваясь в ее податливое и разгоряченное тело…
Протяжный стон сорвался с губ Кати, когда губы Винченцо коснулись ее обнаженной груди, лаская соски, играя с ними и доводя до исступления. Порочный и до неприличия жаркий, влажный рот доктора лишал ее остатков разума, который сейчас обреченно молчал, уступив место лишь инстинктам, желаниям и потребностям. Катя задыхалась от ощущений, которые наполняли ее собой, грозя раздавить. Но она не боялась. Только не в руках того, кто сладко терзал ее, склонив перед ней свою голову, пока касался своим обжигающим ртом ее ноющей груди. Она была уверена, что, уводя вслед за собой по тропе порока, открывая ей грани чувственного наслаждения, он не сможет быть по-настоящему жестоким. Грубым, властным, требовательным - да. Но не жестоким. Откуда ей было ведомо это, Катя не знала, но словно чувствовала, без страха ступая за ним, следуя за звуком его голоса, который врывался в ее сознание приглушенными стонами. Он прикусывал нежную кожу, чтобы затем зализать укус языком, смешивая едва ощутимую болезненность с острым наслаждением, которое сотрясало тело Катерины, заставляя дрожать и выгибаться навстречу умелому рту, чтобы чувствовать эти ласки снова и снова. Она хотела…
Катерина и сама не знала, чего хотела, жадно прижимаясь к Винченцо, находясь во власти желания, которое не могла контролировать. Она вверяла себя в руки мужчины, которому сейчас суждено показать ей, насколько желанной может быть, отдавая себя всю.
Она заставляла Винченцо стонать, пока сжимала тонкими пальцами его горячую плоть, что пульсировала в ее руке, скользя по коже взбухшими венами, обжигая влагой, которая сочилась из головки, и которой хотелось коснуться не только так, как Катерина делала это сейчас. Заставляла его стонать и чувствовала себя искусительницей, что во всей красе явила свой лик: глаза, подернутые дымкой страсти, сияли, губы, влажные и припухшие от яростных поцелуев доктора, чуть приоткрыты, жадно впитывая каждый звук, который исторгал из себя Винченцо. Катя чувствовала себя колдуньей, ворожеей, что творила свое священнодействие, без доли сомнения отбрасывая от себя все ненужное и пустое.
Не успев понять, что происходит, Катя оказала спиной к Винценцо и почувствовала его влажные поцелуи, которые дорожкой спустились вниз вдоль позвоночника, заставляя вздрагивать и прикрывать глаза. Она сглотнула, выгибаясь. Это было так порочно, так запретно и так сладко... От чего задышала еще более часто.
Внезапный шлепок, что обжег кожу на ягодице, вынудил вздрогнуть от неожиданности, а пульсирующее и истекающее влагой лоно судорожно сжаться, от чего тело Кати пронзил сладкий спазм, выбивая из легких весь воздух. А после она и вовсе перестала дышать, когда горячий рот Винценчо коснулся ее там…
Там, где никогда не касался ее ни один мужчина. Там, где никто и никогда не касался именно так – опаляя жарким дыханием, заставляя истекать ее больше, обжигая огнем влажного языка, что, надавливая, прошелся по лону, собирая влагу, которой она сочилась для него и из-за него. Катерина потрясенно замерла, не веря, что происходящее реально, негромко застонала, когда вслед за тягучим движением мужского языка, почувствовала поцелуй.
Это так неправильно... Это так искушающе...
Катя дернулась в руках Винченцо, делая жалкую и ненужную попытку отстраниться, но сильные ладони крепко удерживали ее за талию, не давая ни малейшего шанса на побег. Он обхватил губами болезненно чувствительные складки ее плоти, посасывая и лаская, выпивая, словно она была источником живительной влаги, которая давала жизнь. Его язык задевал чувствительные точки, от чего все внутри Катерины сжималось. И совершенно не контролируя себя, она терлась о его губы, стараясь как можно теснее прижаться, чтобы он проник в ее тело языком, чтобы дал ей то, чем так щедро делился, чтобы она закричала, извиваясь над ним. Чтобы не было сил отстраниться и убежать. Катя и не хотела убегать. Она хотела покориться.
Монахиня-самозванка пылала на костре непередаваемых ощущений, которые вкусила впервые. Она вся горела, погребенная под пламенем эмоций, которые уносили вслед за собой. Они накатывали подобно огромным волнам бушующего урагана, безжалостного и мощного, и утаскивали за собой в пучину неизведанных наслаждений. Она задыхалась. Наслаждение, мучительное и столь необходимое, пронзало каждую клеточку, отдаваясь пульсацией во всем теле, которое покрыла испарина, блестя мелкими бисеринками на коже Катерины, которая, словно одурманенная, могла лишь громко стонать, изгибаясь дугой надо ртом Винченцо, раскрываясь еще больше, еще полнее, когда доктор мягко, но настойчиво вынудил наклониться вперед. А после обхватил ее влажную ладонь и положил на свою возбужденную плоть, незаметно подрагивающую в мягком свете огней каюты, мерцающую перламутром влаги, что сочилась из головки.

Ее не нужно было просить дважды. Смочив быстрым движением языка пересохшие от стонов губы, затуманенными глазами Катя смотрела, как ее пальцы плотно обнимают нежную кожу мужской плоти, с силой сдавливая и снова разжимая. Раз за разом проводя по всей длине. От чего на головке проступила новая капля, так и маня попробовать, ощутить ее на вкус. Ведь именно этого она и хотела – исследовать тело Винченцо сначала вздрагивающими от нетерпения пальцами, горячими ладонями, лаская и дразня, чтобы затем, позже, почувствовать все губами, языком. Вот он – тот момент, тот шанс, когда она может насладиться его вкусом, пока язык доктора врывался в ее лоно с возбуждающим влажным звуком, тут же выскальзывая и отступая, чтобы заполнить собой вновь, и выбивая из ее груди новые стоны, которые заполняли небольшую каюту. Проведя большим пальцем по нежной головке, Катерина размазала манящую каплю и наклонилась еще ниже, нависая ртом над вожделенным, когда услышала то, что заставило перестать дышать.
Это сумасшествие граничило с физической болью, которая в туже секунду пронзило все тело Кати, едва до нее дошел смысл слов Винченцо. Он просит сказать, что она принадлежит ему? Было бы ложью, отрицать это. Ведь она сейчас принадлежала ему и телом, и мыслями, и желаниями. И даже своей никчемной жалкой душой, раскрывая потаенные мысли, не противясь тому, что происходило между ними, греховные мысли, которые он воплощал в жизнь. Так честно ли говорить, что она не принадлежит ему, когда трепещет в сильных руках, когда плавится, словно огарок свечи на его губах? Она хотела этого, отчаянно, до боли. И разве правильно желать того тогда, когда она даже не принадлежала самой себе, прячась в серой и невзрачной оболочке, заковывая себя в клетку? Она хотела быть свободной. Смелой.
Она и была свободной – сейчас, рядом с доктором, который поднял со дна ее души всех порочных демонов, которые мирно дремали, а сейчас проснулись, придавая сил быть смелой. Нет, она не соврет. Потому что скажет правду: каждым своим движением, каждым стоном, каждым прикосновением в ответ на его безудержные ласки, которыми так щедро делился с ней.
- Твоя, - выдохнула еле слышно и, следуя за своими желаниями, опустила голову еще ниже, чтобы сначала несмело коснуться всего на миг манящей головки, пробуя на вкус терпкую и пряную влагу. А после еще раз, с наслаждением прикрывая глаза и размазывая мускусную влагу по своим губам, слизывая ее языком. И снова – неторопливо, тягуче, смелее все больше и больше, обводя головку и обхватывая ее губами, чтобы выпустить на волю вновь. Привыкая к новым ощущениям сама, давая привыкнуть к этому и Винченцо, который, ни на миг не переставая ласкать Катерину своим жарким языком, опалял лоно горячим дыханием и крепко удерживал руками, лаская и словно подстегивая к тому, чтобы она шагнула за ним вслед дальше. Еще раз медленно и томительно лизнув головку, Катя с негромким стоном вобрала горячую плоть Винченцо еще больше, чуть глубже, посасывая, скользя губами, языком, размеренно двигая ладонью вдоль всего ствола, надавливая на пульсирующие вены. Она не знала, откуда в ней все это, просто, шумно дыша в такт дыханию доктора, следовала за своими инстинктами, что сейчас взяли верх над разумом. Пока погружала твердый член в глубины своего рта, подводя и Винченцо, и себя к невидимой черте. Пока доктор доводил ее до грани, погружая свой горячий язык в ее тело, сжигая до тла ее и сгорая вместе с ней.

Джонатан посмотрел на меня так, словно я вызвала его на дуэль и, не дожидаясь, пока он встанет наизготовку, уже сделала выпад и пребольно ткнула его острием шпаги. Капитан удивлен, раздражен, даже разозлен.
А я не чувствую ничего, кроме ослепляющего желания прямо сейчас еще хотя бы раз ощутить его губы на своих. Смотрю в его глаза и вижу борьбу. Наши желания похожи и совсем разные. Я не знаю, куда могу зайти, презрев церемонии и условности. Джонатан же прекрасно это знает, принимает вызов и бросает свой в ответ.
Он ставит кружку на стол и делает шаг ко мне, останавливается совсем близко, и я начинаю дышать так, словно воздух здесь мгновенно загустел, превратившись в раскаленный жар.
Эта его каюта как заколдованный мир. Я вошла сюда и забыла обо всем. Сам Джонатан кажется мне чем-то вроде острова, окруженного бурным океаном. Стихия бушует, накатывая волнами, а остров стоит, неприступный, неизведанный и манящий.
Я словно зачарованная смотрю, как лицо капитана приближается к моему лицу. Щеки пылают, а губы покалывает, и они невольно приоткрываются навстречу желанному прикосновению. Наверное, я выгляжу нелепо - глупая девчонка с широко распахнутыми глазами, застыла как кукла в ожидании чего-то неведомого. Я жду поцелуя как чуда, хотя понимаю, что для взрослого искушенного мужчины, стоящего передо мной, этот поцелуй будет лишь игрой, ничего не значащей забавой.
В тот миг, когда я почти перестаю дышать и моих губ касается теплое дыхание Джонатана, он вдруг легко целует меня в щеку, и я выдыхаю от облегчения и разочарования одновременно.

Киваю, но на самом деле я не понимаю абсолютно ничего. Лишь чувствую то, что чувствует мое тело, желания которого сейчас взяли верх над разумом.
Я хочу, чтобы он поцеловал меня так, как может только он. Хочу запомнить вкус его губ и то, как он касался меня.
Хочу, чтобы он запомнил меня.
...Яростные, сокрушающие волю поцелуи. Жар и запретная сладость на губах и во всем теле. И его руки, властные, горячие, желанные и... пугающие.
Никогда и никому я бы не позволила того, что произошло потом. Стою, изо всех сил пытаясь только удержаться на ногах, не дать лишающему рассудка чувству завладеть мной окончательно. Я ошеломлена, оглушена напором капитана. Сердце бьется в груди так часто и сильно, будто пытается выпрыгнуть. Дыхание сбивается, я что-то шепчу Джонатану прямо в губы, закрываю глаза, острее ощущая каждое его лихорадочное прикосновение к моему телу.
Его рот вдруг покидает мои губы, оставляя на них насыщенный вкус поцелуев, который я слизываю, словно умирающий от жажды. Стою, прижавшись спиной к стене, и судорожно вцепившись в волосы Джонатана, вдруг оказавшегося где-то у моих ног.
Не сразу понимаю, что он делает, замираю, переставая дышать. Шорох одежды, мужские руки там, где никто и никогда не касался меня, и безволие, которому так хочется поддаться окончательно. Искушение столь велико, что я добровольно почти отказываюсь контролировать себя. Моя добродетель готова смириться с поражением. Тело поет, празднуя триумф неподвластных рассудку желаний, но...
В замутненное сознание вместе со словами Джонатана проникает ускользающий лучик трезвомыслия.
.
Не узнаю его голос, хриплый, задыхающийся, но зато начинаю ясно понимать смысл сказанных слов.
- Я не могу, Джонатан... - мучительно выдыхаю я. Вцепляюсь в каменные от напряжения плечи и тяну, поднимая капитана с колен. - Не готова. Остановись.
Джонатан издает звук, похожий на глухой рык. На мгновение замирает, вцепившись в мои бедра, потом медленно поднимается. Когда его лицо оказывается перед моим, я пугаюсь, взглянув в потемневшие глаза капитана. Отвожу взгляд, желая одного - стать невидимой.
- Так не должно быть. Не сейчас, Джонатан, - нахожу в себе силы прошептать. Качаю головой, пытаясь одновременно поправить платье.
- Ты хотела этого - Он наклоняется ко мне и обдает жаром своего дыхания, произнося слова четко, голосом, полным болезненной ярости.
- Не этого. Я... Я не знаю, чего хотела... - лепечу, пытаясь не захлебнуться всеми чувствами, овладевшими мною сейчас. - Поцелуй. Забыть на миг все ужасы. Почувствовать себя в безопасности. С тобой.
Поднимаю глаза и смотрю на капитана.
- Но с тобой еще опасней. Потому что потом ты забудешь меня, а я буду помнить все. И умирать от осознания того, что промелькнула в твоей жизни лишь тенью.
Повинуясь влечению, единственному имевшему для меня значение, подаюсь вперед и на миг приникаю всем своим дрожащим телом к закаменевшему телу капитана. Его пальцы тисками смыкаются на моих предплечьях, и я втягиваю воздух, задерживая дыхание.
- Пожалуйста, Джонатан... - шепчу я. - Отпусти. Мне надо уйти.
Выскальзываю из его рук, отступаю в сторону, торопливо привожу себя в порядок, насколько это возможно. Шаг к креслу, сдергиваю с него свою накидку, быстро набрасываю на себя и устремляюсь к двери. Открывая ее, проговариваю:
- У тебя будут другие, а я не захочу уже никого. После тебя - нет, я это точно знаю. Потому что... Ты жаждешь меня только сейчас, а я пожелаю тебя навсегда. Прости, но это имеет для меня слишком большое значение.
Я выбегаю в коридор и со всех ног мчусь к своей каюте, почти не разбирая дороги. В след мне несутся хриплые слова. Не понимаю, что это - проклятия, ругательства.
Отправившись в это путешествие, я двинулась навстречу своей судьбе. Я встретила того, кто поразил меня мгновенно, словно молния. Избежать, укрыться от этого я просто не могла.
_________________

Эта ночь выдалась бессонной. Я наказал матросам наполнить мне деревянную ванну, и сидел в ней даже тогда, когда вода остыла. Изнутри согревал только крепкий ром. В голове то и дело прокручивались слова Имоджин.
- Я не могу, Джонатан... Не готова. Остановись.
Зачем я вообще вспомнил о ее благодетели? Она была готова, я же знал это, я это чувствовал.
- Так не должно быть. Не сейчас, Джонатан.
Не должно быть, но могло, и именно в тот момент. Она хотела этого.
- Не этого. Я... Я не знаю, чего хотела... Поцелуй. Забыть на миг все ужасы. Почувствовать себя в безопасности. С тобой.
Я был нужен, но вместо этого эгоистично оттолкнул. О ком я больше думал в тот момент? Думал, что о ней, а в результате выходит, что о себе.
- Но с тобой еще опасней. Потому что потом ты забудешь меня, а я буду помнить все. И умирать от осознания того, что промелькнула в твоей жизни лишь тенью.
О чем она вообще говорила? Как тут забыть, когда она занимает большую часть мыслей. Устроилась в моей голове, как у себя дома, и теперь хозяйничает, внося хаос.
- Пожалуйста, Джонатан... Отпусти. Мне надо уйти.
Что я сделал после этих слов? Я просто ее отпустил. Как последний идиот.
- У тебя будут другие, а я не захочу уже никого. После тебя - нет, я это точно знаю. Потому что... Ты жаждешь меня только сейчас, а я желаю тебя навсегда. Прости, но это имеет для меня слишком большое значение.
Женщины, у них всегда так. Они слишком много думают, часто наперед. Они любят все усложнят и делать слонов из маленьких мух. А еще они иногда бывают правы, что непросто приходится принимать. Я не был готов предложить ей руку и сердце. Был готов только испортить ей жизнь, пусть и самым сладостным образом. Ошибается лишь в одном – я буду помнить все также, как и она.
Для моих матросов утро выдалось недобрым, как весь остальной день. Их капитана не устраивало ничего из того, что они делали. Взяв курс на Лиссабон, мы едва не свернули с пути по вине еще малоопытного рулевого. Пришлось взять его вахту на себя. Продрог так, что видно отморозил все мозги, потому что к вечеру позвал к себе Берта:
- Хочу поужинать в компании Леди Имоджин. Пусть в моей каюте накроют стол. И приведи ее ко мне к семи вечера.
- И как ты себе это представляешь? Переполох улегся, люди успокоились. Незамужняя леди, заходящая в каюту капитана, с скандалу. Я еще могу понять, что тебе на это плевать. Но за что это бедной девочке? Пожалей. Ей еще замуж выходить.
Я понимал, что он прав, но ничего не мог с собой поделать.
- Тогда придумай что-нибудь. Пусть не в семь, а в девать, но она должна быть у меня.
_________________

Тайфун под именем Флоренс переместился в гардеробную. Я не сопротивлялся, покорно следуя за ней, принимая посильное участие в выборе платья. Надеялся, что среди фривольных нарядов найдётся что-то подходящее для церемонии. Флоренс пришлось утешать. Как любая женщина, она переживала, что будет некрасивой. Она не понимала, что такая, словно распустившийся бутон дремавшего до этого момента цветка, она была восхитительна. Мужчины будут восхищаться, женщины - скрипеть зубами от зависти. Кто-то, конечно, порадуется, а кто-то и позлословит. Каждое наше движение, каждый жест, каждое слово будет под прицелом. Волнение Флоренс понятно. Мне же наплевать, что скажут люди. Мне важно то, что моя пленница горит желанием выйти замуж.
А время стремительно летело, а мы всё пытались выбрать наряд и решить, в каком виде Флоренс предстать перед свидетелями церемонии, и тут моя беспокойная невеста вдруг вспомнила о примете: жених не должен видеть невесту перед свадьбой. Это было так по-женски, что я про себя улыбнулся. Будто бы это что-то изменит. Я не верил в плохие предзнаменования. Я верил в людей с чёрной душой, которые действуют со злым умыслом. Увы, с такими людьми жизнь сталкивала слишком часто. Благодаря своему порыву, который не смог сдержать, я втянул в неприятности и Флоренс. Она ещё не знает, что нас ожидает. Мне не хотелось портить ей предсвадебный настрой и рассказывать о своей жизни. Если нас ждут мрачные времена, пусть хотя бы от свадьбы останутся приятные воспоминания. Пусть у одного из самых счастливых моментов в жизни любой женщины у Флоренс останется только хорошее.
Чтобы всё было так, как хочет Флоренс, я отправился искать бедняжку Клод, надеясь, что её наконец освободят. Никак не мог взять в толк, почему совершенно посторонняя девушка, которая явно не имела никакого отношения к лорду Дигрэ, вдруг вызвала такое пристальное внимание тех, кто занимался расследованием преступления. Всё оказалось до банального просто, даже, прямо сказать, несколько глупо.
Девушка вовсе не обслуживала клиентов в борделе. Она была швеёй и носила с собой швейный набор, приколотый на поясе в маленьком кармашке. Иголки и нитки, завёрнутые в полоску ткани. В спешке девушка поранилась об иглу, потом так же в спешке, когда собиралась к отплытию на корабле, завернула иглу с ещё не высохшей кровью в полоску ткани и прикрепила на пояс. Таким образом, когда девушку обнаружили в нашей каюте, она была жутко испугана. Это показалось подозрительным, и Клод забрали для дальнейшего осмотра. Вопреки мистический версии, по которой убийцей был вампир, более разумные люди понимали, что убивает человек, инсценируя убийство с помощью клыков. Клыки – значит, что-то острое. Почему не иглы? А если они ещё и с остатками высохшей крови… Перепуганная Клод никак не могла объяснить, как всё обстоит на самом деле. Пока мы спешили к каюте, она уже раз пятый повторила:
- Уж я их убеждала-убеждала, и на Святом Писании клялась, и…
- Я компенсирую тебе неудобства, которые случились по моей вине.
- Что вы, Ваша Светлость, не стоит, - отмахнулась Клод. - Я была и рада выбраться из этого вертепа, да ещё и подзаработать. А о путешествии я и не мечтала. Моя матушка всегда говорила, что я пошла по наклонной, когда я в бордель швеёй попала. А я думаю, чем не работа? В борделе такие же клиенты, как и везде…
Избави Боже меня от рассказов о буднях швеи, обслуживающей шлюх! Открыв дверь каюты, я пресёк готовый сорваться с уст говорливой служанки монолог. Вот пусть с Флоренс и побеседует. Тем более, по моим наблюдениям, две женщины всегда найдут, о чём поговорить. А я пока займусь своим туалетом.
Не успел я облачиться в строгий сюртук, почти точную копию того, в котором был, поверх шёлковой блузы с кружевными манжетами и жабо, как из гардеробной вышла Клод и торопливо подошла ко мне. Оказывается, моя невеста решила выпить. Видимо, для храбрости. Достав бутылку вина, я открыл её и наполнил бокал наполовину. Этого достаточно. Флоренс отлично переносит качку. Но вдруг она уже понесла? Я не хотел нанести вред будущего герцогскому отпрыску.
- Этого достаточно. Пусть привыкает. Беременным всё равно нельзя пить девять месяцев.
- Не могу сказать, - замотала головой Клод, подхватывая поднос с одиноко стоящим на нём бокалом.
- Отчего же?
- Не могу сказать леди слово "беременная". Так с леди не разговаривают. Я много чего про ледей знаю. Вы не подумайте, Ваша Светлость, что я если малость не так говорю, обращение благородное не знаю.
- Скажи, как знаешь. И поторапливайтесь уже. Сколько можно наряжаться?
- Хорошо-хорошо, Ваша Светлость. Если позволите… - продолжала топтаться рядом Клод, - я с беременными часто возилась, всё знаю, как за ними следить, как ухаживать. Я даже при родах присутствовала. Мне в бордель уже не вернуться… То есть, я не хочу туда возвращаться. И если бы… Если бы вы… с Её Светлостью, то есть с будущей Её Светлостью…
- Ты хочешь свои услуги предложить, Клод? – спросил я, скрестив руки на груди.
- Пожалте, Ваша Светлость. Я совсем не прочь.
- Мы решим этот вопрос позже. Сейчас у нас свадьба. Поспеши.
Последнюю фразу практически проскрежетал. Не люблю болтливых женщин. Такое ощущение, что в ушах звон стоит, как от комариного писка. Но почему-то болтовня Флоренс не раздражала. Она умиляла, смешила, интриговала, возбуждала. Всё, что делает Флоренс, даже если оно меня поначалу бесило, после вызывало совсем другие чувства… Парадокс. Флоренс ругалась, словно дикарка. Грубила, перечила, не склонялась перед моим титулом. Ей было всё равно, на какой социальной ступеньке я стою. Она могла обозвать меня, даже ударить. В постели вела себя, словно распутница. Нрав её никак нельзя было назвать покорным. Неидеальная леди стала для меня идеальной женщиной, воплощением всех моих мечтаний. И эта идеальная женщина станет моей спустя какие-то минуты.
Я точно понял, что в гардеробной закончились приготовления. По тишине, когда наступила, когда девушки перестали болтать. Сначала вышла Клод.
- Ваша Светлость! Флоренс не выйдет, пока вы не уйдёте. Так и сказала.
- Что за чепуха? Где же мне быть, как не в своей каюте?
- На палубе. Она придёт туда.
- Что ж… Я буду ждать на палубе. Но, Клод, если она не выйдет, то скажи, что я притащу её на палубу силой.
Развернувшись на каблуках, я покинул каюту. Снаружи было пасмурно. Но воздух, хоть и промозглый, не был студёным. Погода будто бы благоволила нам. Да и капитан благодаря своим умениям ловко обогнал шторм. Кучевые грозные облака остались позади. Зигзаги молний полосовали чёрные грозовые тучи. Но всё это было далеко от нас. Мы миновали опасности, связанные со штормом. Бристольский вампир был убит. Наступил краткий момент счастья, как глоток свежего воздуха после жуткого смрада, как луч солнца, освещающий темноту.
На палубе толпились пассажиры. Всем хотелось увидеть, как скандальная парочка заключит законный брак. Это не искупит вину за нарушение приличий, но в малой мере позволит утихомирить поборников нравственности и морали. В любом случае, о них я не думал. Что толку?
Я устал ждать свою невесту, которая за время пребывания в гардеробной могла бы успеть придумать себе наряд и сшить его, а потом распустить на лоскуты. Заложив руки за спину, я беседовал с капитаном об оснастке корабля и его скорости. Отвлёк меня чей-то удивлённый возглас. Повернув голову, я замер. Как и многие другие. На палубе повисла мёртвая тишина. Моя Флоренс шла по палубе, словно королева. Гордо подняв голову и придерживая подол ярко-алого платья, украшенного драгоценными камнями. Находящиеся рядом люди превратились в одной большое расплывчатое пятно. Я видел только Флоренс. Безумно красивую. Роскошную. Она вся была сплошной вызов. Как будто говорила всем своим видом, что не будет считать себя недостойной их общества из-за скандала, в который угодила не по своей воле. Будущая герцогиня и должна себя так вести. Моя герцогиня. Чувства, охватившие меня, невозможно было облечь в слова.
Тлеющие угли страсти полыхнули жаром, стоило Флоренс подойти ближе. Вызывающее платье, яркое, как пламя, тесно облегало стройные изгибы, предоставляя взору обнажённые выпуклости груди. Приподнятая и стиснутая до предела корсетом, она выглядела ещё полнее, чем я помнил, ещё более волнующей, вызывающей страстное желание как можно быстрее завершить церемонию и воспользоваться правом супруга. Это будет обладание по законному праву, с чувством полной уверенности, что эта женщина принадлежит мне. Вся. Полностью.
Я протянул ей руку, встречая улыбкой. Только ощутив ледяной холод в дрожащих пальчиках Флоренс, понял, чего ей стоит этот невозмутимый вид.
- Ничего не бойся, - проговорил я ей одними губами, не отпуская руки Флоренс и оборачиваясь к капитану с просьбой начинать.
Церемония не была долгой. В церкви всё было бы иначе. Более долго, более чинно. Более помпезно. Я понял, что не хотел бы этого для нас с Флоренс. Мы оба были свободными от оков и приличий, хотя Флоренс бы долго это отрицала, но я почувствовал в ней родственную душу. И пусть она пока боится своей реакции на меня, тех чувств, что я пробуждаю, но это пройдёт. Со временем пройдёт. Мы уже сделали семимильные шаги. Вот она, моя невеста, которая добровольно вкладывает свою руку в мою. Которая доверяет мне свою жизнь. И которая хочет эту жизнь со мной разделить.
Слова капитана звучали твёрдо и разносились по палубе с порывами ветра. Он скрепил нас нерушимыми узами брака, объявляя мужем и женой. Теперь Флоренс моя.
- Да! – чётко проговорила Флоренс согласие стать моей женой.
- Да! – ответил я уверенно, глядя в её глаза, в которых вспыхивали мириады чувств.
Прозвучало разрешение поцеловать супругу, которым я незамедлительно воспользовался. Обхватив ладонью затылок Флоренс, я с непривычной нежностью коснулся её губ. Погладив пальцем приоткрытые губы, я заглянул в глаза Флоренс, подёрнутые туманной дымкой. Я был счастлив. Безраздельно и полно.
Обернувшись к пассажирам, я пригласил всех в кают-компанию отметить торжество.
Люди потоком потянулись к теплу, а я задержал Флоренс на палубе, чтобы в отсутствии лишних глаз насладиться сладостным вкусом её поцелуя. Обняв её за талию и притянув к себе, я целовал соблазнительные губы бесконечно долго, пока порывистый ветер не загнал нас в кают-компанию. Я немного замешкался, чтобы отдать кое-какие указания стюарду, а когда подошёл к Флоренс, она стояла рядом с какой-то грозной дамой. Мертвенно-бледная и с понурым видом. Я услышал последнюю фразу дамы в высоком парике, произнесённую елейным голосом:
- Я рада, что путешествие ещё не закончилось, и вы порадуете нас ещё каким-нибудь скандальным платьем из вашего гардероба, Ваша Светлость.
Когда я взял Флоренс за руку, она вздрогнула, но на меня не посмотрела.
- Что тут происходит? – спросил я у обеих, нахмурив брови.

Вся процессия для меня прошла в каком-то тумане. Я плохо соображала и делала все, что от меня требовалось не раздумывая. От волнения стоял гул в ушах и окружающие лица прошел лишь тогда, когда Декстер обнял меня и поцеловал. Затянувшийся нежный поцелуй привел меня в чувства и я осознала что всё, всё позади, что обратной дороги уже нет. А была ли она вообще?..
По приглашению герцога все отправились в кают-компанию и мы некоторое время были порознь.
- Поздравляю, Ваша Светлость! - женский голос внезапно раздался рядом со мной. Обернулась и улыбнулась женщине.
- Оу, благодарю Вас, мадам... - ответила я незнакомой женщине. Меньше всего сейчас мне хотелось внимания со стороны. И меньше всего мне хотелось разговаривать и отвечать на какие-либо вопросы, на большинство из которых я ответить бы не смогла. Поэтому кивнула и направилась в кают-компанию.
- Какая неожиданная свадьба! Весьма не традиционная, - продолжила дама и зашагала вслед за мной, поравнявшись почти сразу. Я с улыбкой кивнула в ответ. - Очень необычное место для сочетания брака, - не унималась она. - Но почему вы священника не взяли с собой? Или вы не планировали свадьбу? Что-то изменилось за время поездки? Ах, да! Ужасное происшествие с вампиром! - женщина зацокала языком. Я же не знала что ответить ей на это. Не могла же я рассказать, что была похищена самим герцогом, поэтому промолчала, улыбнулась и постаралась ускорить шаг, войдя быстрее в кают-компанию. Но женщина не отставала.
- Хорошо, что вы оставались почти все время в каюте... с герцогом, - я тяжело вздохнула, не желая обсуждать ни себя, ни герцога с кем бы то ни было, и стала рассматривать присутствующих бесцельным взглядом, делая вид, что не замечаю женщину рядом. - Хотя, это и не удивительно, - в голосе послышались нотки язвительности и высокомерия. - При таких нарядах мужчина не мог поступить иначе... - довольная собой она на мгновение замолчала. Я же заливалась краской. Теперь я убедилась в том, что все как раз-таки и решили, что я и герцог не просто так находились в одной каюте. Оказывается, по ее мнению, я своими откровенными нарядами завлекала герцога и мы, соответственно, развлекались в каюте. Возразить мне было нечего, кроме того, что я никого не завлекала, но это бы повлекло за собой и другие разъяснения и объяснения сложившейся ситуации, а я этого не хотела.
Казалось, что всё! Она высказала свою недалекую мысль и наконец отстанет от меня. Я ошиблась...
- А знаете, Ваша Светлость, хочу сказать, что вы очень храбрая! - с удивлением и раздражением я обернулась, и пристально посмотрела на женщину, ожидая продолжения очередной начатой темы-издевки в мой адрес. - Не каждая Леди решиться на столь откровенные наряды рядом с таким мужчиной... в одной каюте... - она демонстративно оглядела меня. Я понимала к чему она клонит. Цвет платья явно не для свадьбы, как и его фасон, и отсутствие фаты, не говоря уже о декольте, на котором она также демонстративно задержалась. А также слова о «таком мужчине». Дурная слава герцога была известна многим.
- Благодарю! - с ехидной улыбкой ответила я. - Вы правы, - понимающе кивнула. - Не каждая Леди способна держать себя достойно в любых ситуациях, в любых нарядах и рядом с настоящим мужчиной! - улыбаясь произнесла я сквозь зубы. Женщина сжала губы, и недовольно вздернула подбородок.
- Я рада, что путешествие ещё не закончилось, и вы порадуете нас ещё каким-нибудь скандальным платьем из вашего гардероба, Ваша Светлость, - ответила женщина. Вздрогнула, когда меня взяли за руку, но не обернулась, лишь смотрела на женщину, которая сияла улыбкой и уже не смотрела на меня.
- Что тут происходит? – серьезный, даже слегка обеспокоенный голос герцога раздался рядом со мной. Я чуть сильнее сжала его руку.
- Думаю, что мои скандальные платья радуют только моего супруга, - с ухмылкой ответила я женщине. - Правда, любимый? - с улыбкой посмотрела я на ничего не понимающего Декстера. - Остальные относятся к моим платьям несколько иначе, не так ли? - Смерила взглядом женщину в пышном платье с напудренным париком. - А теперь прошу нас простить, мы хотим насладиться обществом друг друга, - твердо произнесла я, чуть кивнув. Женщина молча распрощалась с нами и ушла. Наконец-то!
- Флоренс, что тут было? - вновь переспросил герцог, смотря то на меня, то вслед спешно удаляющейся женщине.
- Ничего, - ответила я, вне себя от ярости. - Это все твои платья! Теперь меня считают слишком откровенной и распущенной даже в одежде! - вздохнула, едва не прорычав от возмущения. - Ты видишь? - не громко произнесла я, опустив голову и смотря себе на грудь.
- Вижу... Весьма отчетливо... - с улыбкой герцог смотрит в декольте.
- Декстер! - шепотом говорю я и кладу ладонь себе на грудь, прикрывая ее. - Ты что делаешь? Не смотри так! - спешно смотрю по сторонам. - Почему у всех платьев такие большие вырезы? И почему все сорочки полупрозрачные? Нормальных нет? На дворе зима, на корабле холодно... - внимательно смотрю на мужчину. Герцог как-то странно замер, будто не зная, что ответить мне на это.
- Прошу прощения, Ваша Светлость, - отвлек нас мужчина (или спас герцога от ответа, я не совсем поняла), - капитан спрашивает на счет бумаг. Свадебных. Вам принести их сюда или...
- Я сам заберу, - тут же ответил Декстер, а я недовольно вздохнула. Мне не понравилось то, что он ушел от ответа, но я понимала, что это важно.
- Ну и ладно, - пробурчала я, когда Декстер отлучился оставив меня вновь одну. Я огляделась и удовлетворенно вздохнула, видя, что на меня почти никто не обращает внимания, все заняты болтовней друг с другом, вином и закусками. Да, надо и мне покушать что-нибудь. Подойдя к столу, обслуга тут же засуетилась, предлагая мне разные кушанья. По совету девушки я согласилась на небольшой кусочек какого-то странного блюда, ароматно пахнущего. На вкус тоже оказалась довольно приятной. Без зазрения совести взяла бокал вина, благо, что мой муж не успел еще всех уведомить о том, что мне нельзя пить вино.
- Прошу прощения...
Я обернулась. Передо мной стоял мужчина и улыбался во все зубы. Это выглядело даже забавно, на что я ответила той же улыбкой.
- Ваша Светлость, хочу поздравить вас, - мужчина поклонился и, взяв меня за руку, поцеловал пальцы.
- Благодарю, - неловко улыбаюсь.
- Я очень рад за вас, Ваша Светлость, - продолжил он. Не отпускает мою руку, продолжает улыбаться и пристально смотрит в глаза. Хорошо, хоть не в декольте. Я улыбнулась в ответ, слегка потянув руку на себя. - Вы роза среди сорняков на нашем корабле...
О, Боже, только не это... Улыбаюсь неловко, мельком озираюсь по сторонам в поисках Декстера. И даже не могу решить для себя, хочу ли я, чтобы он появился прямо сейчас или нет. Хочу появления герцога, потому что хочу, чтобы этот незнакомец перестал поглаживать мои пальцы в своей руке. А не хочу появления герцога, потому что я не знаю, как он отреагирует на это...
- Прошу вас... Отпустите... - тяну руку.
- Ох, простите меня, Ваша Светлость. Я так бестактен, словно потерял голову... - натянуто улыбнулась, опустила взгляд в пол и сделала пару глотков вина.
_________________

Добежав до дверей нашей с Чарити каюты, я остановилась.
Прислонившись лбом к прохладной деревянной обшивке стены, закрыла глаза, пытаясь немного отдышаться. Приказала себе не думать, не вспоминать. Разум готов был послушаться, но тело снова подвело, вновь и вновь переживая незатихающий отклик невероятных ощущений от дерзких прикосновений Джонатана. Дрожащие пальцы коснулись припухших губ, на которых все еще горели его поцелуи...
«Какая дурочка, так легко угодила в капкан. Наговорила всякого, позволила слишком много. Не ему, себе. Он старше, опытней, знает таких простодушных девиц, как я. А я не знаю ничего, кроме того, чему меня учили. Но как же это не совпадает с тем, что чувствую теперь...»
Я растерянно оглянулась в пустом безлюдном коридоре. Уже поздно, ночь, после разыгравшихся событий пассажиры нуждаются в отдыхе.
Матушка либо спит, приняв успокоительное, либо бодрствует, непрестанно думая о страшных событиях. Надо заглянуть к ней, узнать самочувствие. Не представляю, как она может оставаться в каюте, где умерла тетя Горация, но я знаю, что между сестрами существует особая связь, которую неспособно нарушить ничто, даже ужас внезапной потери. И все же визит к матери не самая лучшая идея, к тому же мое появление в... таком виде - я вздрогнула и крепче запахнула полы накидки, - только шокирует и добавит неразрешимых проблем моим родным.
Я открыла дверь нашей с сестрой каюты и тихо проскользнула внутрь. Чарити лежала на своей кровати и, казалось, спала. При моем появлении открыла глаза и посмотрела на меня. Во взгляде немой вопрос, тревога.
- Со мной все в полном порядке, правда, - отозвалась я. - Но не спрашивай меня сейчас ни о чем, просто поверь. Поговорим потом.
Скрывшись за дверцей шкафа, я быстро переоделась в пеньюар. Расчесывая волосы и умываясь холодной водой, все думала и думала. О Джонатане, о том, что нарушила все табу, предписанные молодым девицам. О том, что меня напугало вовсе не это, а понимание, что я не вижу общей дороги с Джонатаном.
Чарити, еще не оправившаяся от покушения и утомленная событиями прошедшего дня, заснула, а я пыталась почитать при свете свечи, но вскоре бросила это занятие - слова не желали складываться в предложения, да и мысли мои были далеки от содержания книги.
Поднялась, тихо, стараясь не разбудить сестру, извлекла из багажа принадлежности для рисования и небольшой кусок плотного шелка. Присела за стол, быстро сделала набросок и до утра наносила на ткань рисунок. Руки поначалу дрожали, мешала качка, тусклый свет свечи не позволял разглядеть все отчетливо, я боялась, что краски будут расплываться, не успевая высыхать, и у меня ничего не получится. Но я рисовала до самого утра, и легла спать, оставив на столике готовую работу - корабль, плывущий по шелковым волнам навстречу рассвету и загадочному берегу.
...На следующий день на борту состоялась свадьба герцога Хорнаблауэра и леди Флоренс. Мы с матушкой и сестрой присутствовали на церемонии, хотя наша семья была сейчас погружена в состояние, далекое от радости.
Но, стоя поодаль и глядя на прекрасную невесту в ослепительном платье и сияющего счастьем жениха, я подумала о том, что жизни как раза и состоит из того, что горе ходит рядом с радостью и одно сменяется другим.
А еще я старательно избегала смотреть на Джонатана, проводившего церемонию. Одного взгляда на него мне было достаточно, чтобы сердце мучительно заныло.
Сказав матушке и сестре, что неважно себя чувствую, я ушла в каюту, мечтая прилечь и заснуть после практически бессонной ночи. Скорее бы приплыть в Лиссабон, сойти на берег и, создав вполне реальное расстояние между мной и капитаном, попытаться его забыть... С этими мыслями я задремала.
Разбудил меня стук в дверь и появление на пороге боцмана Берта, передавшего приглашение капитана отужинать с ним сегодня вечером.
В его каюте.
Нет. Еще один такой вечер мне просто не пережить. Я уже сейчас была готова прыгнуть за борт и попробовать добраться до берегов Португалии вплавь. Эта безумная идея натолкнула меня на мысль.
- Прошу вас, передайте мистеру Блейку, что я не могу принять предложение отужинать в его каюте. Но готова встретиться с ним на палубе. В 9 часов, на том месте, где не состоялось мое падение за борт.
К девяти часам, предупредив матушку и сестру, что пойду прогуляться перед сном, я накинула подбитый мехом плащ, прихватила с собой аккуратно свернутый рисунок и отправилась на палубу.
_________________