Огненная чаша (роман фэнтези)

Приплюснутый багровый диск дневного светила, более всего походивший на расплывчатое кроваво-ржавое пятно, еще плавал в седом промозглом тумане. Тускло просвечивая сквозь унылую серую дымку, он медленно и неотвратимо погружался во тьму мрачной завесы древних Карных гор. Угрюмые тени от зубчатых вершин лениво ползли по изрезанной глубокими трещинами иссушенной каменистой земле. Они уверенно подбирались к морщинистым стволам давно уже безжизненных, словно искореженных неведомой ужасной мукой, древесных великанов молчаливого Сухого леса.
Вместе с тенями от горного кряжа пришел холодный липкий туман - предвестник ранней стылой осени. Вкрадчиво коснувшись крайних деревьев зыбкими щупальцами, он, словно в нерешительности поколебавшись мгновение, замер, а затем стремительно и бесшумно хлынул в лес, затапливая его безжизненным мраком от края до края.
И только над самым скалистым хребтом, отделяя его от тяжело нависающего небосвода, все еще алела нервно подрагивающая мертвенная кромка вечной мглы, вот уже более трехсот лет неотступно клубящейся над Карными горами.
В полном затаенной угрозы безмолвии извечная владычица ночи - темнота беспрепятственно вступала в свои законные права.
Из-за дальнего края леса от восточного берега реки Кипейной, безжалостно разодрав тревожную тишину в клочья, взметнулся жуткий протяжный крик. Наполненный неизмеренной смертной тоской, он пронесся через скорбный сухостой и быстро увяз в плотном тумане где-то у самого подножия пустынных Охранных холмов.
Тотчас от крайнего покосившегося ствола на опушке Сухого леса отделилась гибкая фигура высокого человека, закутанного в самый обычный черный длиннополый плащ, слегка оттопыренный на левом боку, похоже, там был скрыт от посторонних глаз меч. Перед ним, словно ниоткуда, возник кряжистый широкоплечий карлик. Он пристально глянул в глаза человека, словно что-то читая в них, коротко кивнул головой и без единого звука передал ему какой-то небольшой продолговатый предмет. Затем карлик быстро шагнул в сторону и тут же растворился в темноте, будто его и не было вовсе.
Спрятав полученный сверток под плащом, таинственный незнакомец уверенно направился в сторону давно уже покинутой обитателями старинной, некогда величественной крепости Асдар, придерживая левой рукой ножны длинного меча...

Мерно покачиваясь в походном седле, Аргнар в гордом одиночестве возвращался по пустынному Малурийскому тракту в пограничную крепость Скурбел, что надежным запором замыкала Сторожевые горы на восточном побережье Вальгарда, за которыми лежало независимое герцогство Форван.
Справа хмуро темнела стена Безымянной пущи. Почему так странно назывался огромный лесной массив, протянувшийся вдоль тракта на несколько дней пути, никто толком ответить не мог. То ли древнее его название давно и напрочь позабыли, то ли и в самом деле не смогли подобрать более меткого имени. Ничем особым Безымянная пуща не славилась. Зверье там водилось самое обычное, как и в других лесах, а вот нечисти, говорят, совсем не было. Где-то далеко в глубине чащобы скрывались Одинокие горы, о которых и вовсе ничего известно не было, кроме названия, да на юго-востоке аж за Лесной грядой приютилось большое свободное селение, именуемое в простонародье Лесным уделом. Люди там жили по своим собственным законам и связи с внешним миром почти не поддерживали, только через торговый люд, который изредка наведывался к ним по своим купеческим делам.
Аргнар привычно окинул затененный густой подлесок Безымянной пущи внимательным взглядом и вновь углубился в размышления.
Он выполнил весьма деликатное поручение, данное ему законным правителем Форвана - герцогом Хэдмиром, и теперь вез ему ответное послание из замка благородного Мелрода. Хотя Обходной путь, которым он добирался до Беренграда - последнего населенного пункта в западной части тракта, был относительно долгим и утомительным, тем не менее, Аргнар не жаловался. Все-таки это было гораздо лучше, чем нудная караульная служба в крепости, или (что, по его мнению, было еще хуже) охрана дворца правителя во время шумных и пышных придворных празднеств и церемоний, на которые обычно собиралась напыщенная знать со всего герцогства.
Аргнар, вообще не любил тяжелую и неудобную парадную форму, изукрашенную пестрыми лентами и расшитую золотыми вензелями. Запутанная дворцовая жизнь с ее сложными хитросплетениями закулисных игр тяготила его и утомляла больше, чем длительные боевые походы. Простой воин, он на дух не мог переносить сладкоголосых расфуфыренных придворных щеголей, которые только на то и годились, что умиленно расшаркиваться перед томными аристократочками, словно изнеженные павлины, и плести друг против друга мелкие грязные интрижки. Герцог Хэдмир прекрасно знал об этом, но прощал Аргнару его явное пренебрежение к дворцовому этикету и светским манерам за то, что этому мужественному и суровому воину не было равных в бою - будь то спортивные состязания до первой крови или настоящая боевая схватка. Самые искуснейшие фехтовальщики Форвана по сравнению с ним выглядели всего лишь начинающими самоучками.
Свое далекое детство Аргнар почти не помнил, да и особо не старался вспоминать. Лишь какие-то отрывочные смутные видения изредка посещали его во время однообразных ночных дозоров, когда, сидя у мирно потрескивающего костра и глядя на алчные языки пламени, он позволял себе на краткое мгновение расслабиться. Тогда перед глазами возникал щемящий сердце образ прекрасной высокой черноволосой женщины, с ласковой улыбкой манящей его к себе. Еще он помнил сильные и заботливые мужские руки, которые когда-то очень давно подбрасывали его, совсем еще малыша, высоко над землей, казалось, к самому небу. Эти же руки учили его правильно держать первый в жизни маленький деревянный меч.
Больше Аргнар ничего не помнил ни о себе, ни о своих родителях. Яростно гудящее пламя безжалостно палящей стеной раз и навсегда безвозвратно скрыло от него детство. Остальные более отчетливые воспоминания относились уже к другому периоду жизни.
В Храме Пяти, что гордо возвышается на плато Титанов, еще совсем мальчишкой Аргнар обучался многочисленным премудростям воинского искусства у необыкновенного старика-монаха с чуть раскосыми удивительными глазами. Его наставник был весьма строгим и скупым на слова, может быть, поэтому мальчик тоже рос молчаливым не по годам, порой даже замкнутым. Кроме разнообразных боевых искусств, среди которых основное внимание уделялось технике владения мечами (наставник почему-то называл ее "путь меча"), монах обучил его грамоте и особому таинству заживления ран при помощи внутренней силы, которым обладали лишь немногие иерархи среди высших сановников храма.
В тот день, когда юноше исполнилось шестнадцать лет, наставник привел его к алтарю храма. Словно по чьему-то негласному распоряжению в святилище не было ни одной живой души. Здесь монах как-то по-особому надавил на боковую поверхность, и массивный алтарь бесшумно отъехал в сторону, открывая взору небольшую нишу. В углублении, заботливо выстланном сухим бессмертником, лежал совершенный меч. Это юноша понял сразу с первого взгляда. По холодному голубоватому клинку робко скользнул солнечный блик, пробившийся под своды храма сквозь плотный строй величественных колонн. Он полыхнул на острие слепящим золотистым пламенем, словно освятив его божественным светом.
- Добрый знак... - негромко произнес монах.
Он бережно двумя руками вынул меч из углубления и протянул его Аргнару рукоятью вперед.
- Возьми его, - сказал наставник. - Отныне этот благородный меч твой. Разные имена носил он прежде... Последний его обладатель называл этот клинок Небесным... Теперь он твой, и имя ему отныне - Шер. Не произноси его имени вслух, ни при каких обстоятельствах! И еще запомни: где бы ты ни был и у кого бы ни состоял на службе, меч этот должен служить лишь Вальгарду. Поклянись ему в верности кровной клятвой, и этот клинок никогда не подведет тебя в бою...
Слегка удивленный неожиданным многословием обычно сдержанного воспитателя, Аргнар, тем не менее, беспрекословно повиновался. Крепко держа меч правой рукой, он левой безбоязненно провел по острой, как бритва, режущей кромке. Алая кровь щедро обагрила клинок и... тут же впиталась в него без следа, словно в сухую землю. Привычным усилием воли юноша закрыл глубокий разрез на ладони, и через минуту лишь тонкий белый рубец остался на месте раны.
Опустившись перед монахом на одно колено, Аргнар спокойно склонил голову в ожидании дальнейших указаний.
Тогда наставник достал из углубления простые походные ножны с потертым широким поясом и молча подал юноше, пытливо наблюдая за ним.
Затянув пояс вокруг талии, Аргнар вложил прекрасно сбалансированный меч в ножны и вновь неподвижно замер. За долгие годы, проведенные в храме, он приучился никогда не спешить с вопросами, по собственному опыту зная, что ему все равно скажут лишь то, что он обязан знать - не больше и не меньше. Даже имени своего наставника юноша никогда не слышал. В Храме Пяти было много сановитых жрецов и других монахов, которые почти ежедневно проводили сложные культовые обряды, сопровождаемые длительными песнопениями. Но наставник Аргнара почему-то никогда не принимал в них участия, проводя все время со своим единственным учеником.
Странное дело, когда изредка юноша и его учитель случайно встречались в боковых коридорах с высшими иерархами жреческой касты, те с каким-то непонятным почтительным благоговением кланялись простому монаху-наставнику в скромном сером одеянии. Первое время это вызывало у Аргнара жгучее любопытство - он явно чувствовал за всем этим некую манящую тайну. Но время шло, завеса неизвестности не подымалась. Юноша постепенно привык к такому положению вещей, смирился и за повседневной учебой и изнуряющими тренировками совершенно перестал думать о загадке своего воспитателя.
Аргнар медленно поднял глаза и встретился со спокойным взглядом учителя. Много лет провел юноша в храме, но так и не смог привыкнуть к этому необыкновенному взгляду. Казалось, сквозь обыкновенные человеческие глаза проглядывает сама беспредельная Вечность, хотя Аргнар понимал, что на самом-то деле это просто мудрость прожитых лет, накопленный жизненный опыт и глубина знаний...
- Твоя учеба подошла к завершению. Сегодня ты уйдешь из храма и вряд ли когда-нибудь вернешься сюда вновь, - ровным голосом произнес монах, словно сообщая совершенно обыденную информацию. - Перед тобой открыт весь мир, и ты должен сам найти в нем свое место, вернее свою дорогу, потому что жизнь человеческая не что иное, как бесконечный путь познания... Кто знает, как сложится твоя судьба... Может быть, мы еще когда-нибудь и встретимся с тобой, а быть может, и нет...
Наставник на короткое мгновение приумолк, словно о чем-то раздумывая, а затем с неожиданно доброй улыбкой добавил:
- Предвижу, что в народе тебя нарекут Странником - пусть будет так... Ты был похвально терпеливым и старательным учеником - в благодатную почву опущено семя знания. А каков будет урожай, покажет осень жизни... На прощанье я разрешаю тебе задать любой вопрос...
От неожиданности юноша даже слегка растерялся. Впервые за многие годы жизни он получил наконец-то возможность спросить, но... не знал о чем. Все, что его интересовало, о чем часто думалось по ночам после изнурительных дневных тренировок, никак не укладывалось всего в один-единственный вопрос. И тогда Аргнар решил узнать о Пяти, имен которых никогда не произносили вслух.
- Кто такие Пятеро, учитель?
Почудилось юноше или нет, но где-то в самой глубине глаз наставника на краткое мгновение вспыхнула и тут же померкла маленькая золотистая искорка. Еле заметная тень улыбки промелькнула на обычно бесстрастном лице монаха.
- Понимаешь ли ты, что просишь высшего знания, которым обладают лишь самые достойные избранные жрецы храма?! Но даже и они знают далеко не все...
"А ты?" - хотел, было, спросить Аргнар, но промолчал.
Тем временем наставник продолжал:
- Я открою тебе имена Пяти, но лишь имена! Они хранят в себе великую тайну всего сущего, недоступную простым смертным. Только мудрый и чистый помыслами способен осознать ее и соединить звенья цепи. Вот эти имена: Дающий, Несущий, Возрождающий, Хранящий и Познающий. Если когда-нибудь ты постигнешь тайну, вернее смысл этих имен, перед тобой откроется Вечность...
Монах окинул своего воспитанника прощальным взглядом и коротко произнес:
- А теперь иди!
Аргнару очень хотелось спросить учителя еще о том, кому раньше принадлежал меч Шер, но он смолчал. Стараясь скрыть невольное волнение, охватившее его, юноша поклонился и молча, не оглядываясь, направился к выходу из храма. Он чувствовал на себе внимательный взгляд наставника до тех пор, пока не вышел за ворота.
С тех пор минуло два десятка лет.
Куда только не швыряла шальная судьба Аргнара за это время. Кстати, пророчество монаха-наставника сбылось: очень скоро Аргнар получил прозвище Странник, которое крепко-накрепко приросло к нему и стало вторым именем. Служил он в элитной гвардии западного королевства Тромболи, куда принимали только сильных духом и умелых воинов; скитался по безлюдным мерзлым равнинам Нехоженых земель; штурмовал неприступные бастионы скалистых крепостей, в которых отстаивали свою независимость гордые бароны Джунхаргских гор. У многих властителей состоял на службе Аргнар, но, кроме многочисленных шрамов и славы лучшего мечника среди всех известнейших воинов Вальгарда, ничего не нажил. Да он к этому, собственно говоря, никогда и не стремился. Всегда оставаясь одиночкой, в бою он полагался лишь на самого себя, да на свой верный меч, с которым никогда не расставался. Но кодекс чести и верность слову хранил свято.
Три года назад судьба странствующего воина занесла его в город Панград - столицу герцогства Форван, где в то время проходил очередной турнир мечников Вальгарда. Тут Аргнар поступил на службу к герцогу Хэдмиру, и, неожиданно для самого себя, задержался надолго. Правитель Форвана, в отличие от иных властителей человек неглупый, не требовал от сурового воина слепого подчинения и строгого соблюдения придворного этикета. Напротив, герцог нередко вызывал Аргнара к себе в личный кабинет и там, на равных просил у него военного совета. Несколько раз Хэдмир даже предлагал ему на выбор должность главнокомандующего или капитана личной гвардии герцога, но каждый раз Аргнар мягко, но решительно отклонял эти предложения, и правитель Форвана, в конце концов, оставил его в покое. За это Аргнар был ему весьма благодарен и всегда с охотой выполнял трудные, а порой и опасные поручения.
Вот и нынче он возвращался в Панград из замка Мелрода, везя письменное согласие тамошнего благородного хозяина - барона Греттира отдать свою дочь-красавицу белокурую Луту за сына герцога - юного Этмора. В нем жители Форвана видели достойного наследника престола герцогства.
Дорога от замка до Беренграда заняла неполных две недели, еще примерно столько же оставалось до крепости Скурбел.
Небольшой крепостной городок Беренград был последним населенным пунктом на прямом и широком Малурийском тракте, некогда пересекавшем весь материк с востока на запад, откуда торговые караваны и одинокие путники сворачивали на юго-запад, огибая по Обходному пути пугающий Потерянный край. Если же продолжать ехать по тракту на запад, то он упирался в заброшенную крепость Асдар, угнездившуюся на Охранных холмах, за которыми скрывалось загадочное и мрачное Междуречье... Впрочем, туда уже давным-давно никто и не ездил. Разорванный Потерянным краем пополам, древний тракт снова возобновлялся уже от южной окраины Карных гор и тянулся вдоль Древнего леса до самых Западных Ворот - главной морской твердыни Вальгарда.
Малурийский тракт широкой пыльной лентой тянулся через, начинающий темнеть в вечерних сумерках, лес. Слева вплотную придвинулись угрюмые деревья мрачного Волчьего бора. В это время года пустынная дорога обычно считалась безопасной, хотя зимой тут вовсю лютовали волки. Однако в последнее время стали часто пропадать люди. Поэтому поодиночке, а тем более ночью трактом никто не ездил - собирались в отряды, а торговый люд ходил караванами под охраной наемных воинов.
Аргнар прислушался, до его слуха донеслись какие-то тревожные звуки. Впереди за плавным изгибом дороги раздалось хриплое ржание испуганной лошади. Послышалось глухое рычание и чей-то яростный возглас, сопровождаемый визгом волка. Аргнар не мог ошибиться: там, впереди кто-то отчаянно сражался за свою жизнь со сворой серых лесных разбойников. Не раздумывая, Аргнар пришпорил коня, на ходу вынимая из ножен меч.
Сразу за поворотом шла ожесточенная схватка. Около десятка крупных волков окружили одинокого воина, опустившегося на одно колено и вращающего над головой длинный сверкающий меч. Неподалеку еще несколько серых хищников пытались взять в смертельное кольцо отчаянно лягающуюся лошадь. Пара бездыханных волков лежала у ног неизвестного воина.
Аргнар на ходу спрыгнул с коня и бросился на подмогу. Его меч с глухим хрустом вошел в бок матерого вожака стаи. Яростно рыча, волк извернулся, пытаясь дотянуться до человека, но короткий удар кулака, закованного в стальную перчатку, сломал ему шею, довершив дело. Глаза зверя подернулись мутной поволокой, и он замертво рухнул на землю. Еще два волка одновременно прыгнули на Аргнара с разных сторон, норовя вцепиться в живот. Одного из них он зарубил на лету, а второй попал под могучие копыта Аргнарова жеребца, подоспевшего на помощь хозяину.
Остальные волки, поджав хвосты, ссутулившись и злобно рыча отступили, припадая к земле. Они нехотя отбежали к лесу шагов на двадцать и, усевшись полукругом, угрюмо следили за людьми, зализывая раны на боках и глухо ворча. Не пряча меч в ножны, Аргнар подошел к незнакомцу, продолжавшему стоять на одном колене, опираясь на длинный меч. Из рваной раны на его ноге упругими толчками хлестала алая кровь. Одного взгляда для Аргнара было достаточно - не подоспей он вовремя, пировали бы волки этим вечером.
- Следи за этими дьяволами! - произнес Аргнар, опускаясь на колени возле раненого.
Он воткнул меч в землю рядом с собой и, осторожно прикоснувшись к рваным краям раны, сосредоточился, призывая на помощь целительные силы.
Быстро темнело, но выкатившаяся из-за верхушек леса луна разлила бледное сияние по округе.
Через некоторое время кровь постепенно остановилась. Аргнар быстро достал из седельной сумки чистую холстину и, разодрав ее на длинные полосы, сноровисто перевязал рану. Затем поймал и подвел лошадь незнакомца, которая испуганно вздрагивала и жалась к людям, поглядывая на волков. Подставив плечо, Аргнар помог раненому забраться в седло, а затем сам вскочил на своего коня.
- Я еду в Скурбел, - сказал он.
Незнакомец спокойно пожал плечами и так же немногословно ответил:
- Значит нам по пути...
Не выпуская из виду волчью стаю, невольные попутчики бок о бок двинулись по тракту в сторону запада. Лошади тревожно прядали ушами, косясь на хищников, которые серыми тенями трусили по краям дороги, с глухим ворчанием настойчиво преследуя ускользающую добычу. Волки сопровождали людей до самой окраины бора, так и не осмелившись напасть еще раз. Добыча оказалась им не по зубам. Лишь перед самым рассветом, когда тракт вырвался из теснины враждебного леса на степной простор, волки, наконец, окончательно отстали, послав вслед удаляющимся воинам злобно-тоскливый вой, исполненный бессильной угрозы.
Справа, разбавленная редким всхолмьем, простиралась широкая зеленая равнина, словно ковром, покрытая пышным душистым разнотравьем. Вдалеке показались плоские крыши крепких приземистых строений окруженных высоким плотным частоколом. Это были Свободные поселения. Здесь обосновались вольнолюбивые люди, которые не пожелали стать подданными какого-либо из монархов. Они жили тем, что обрабатывали землю и разводили скот. Эти люди были трудолюбивы и немногословны, к пришлым относились настороженно, но без злобы. В случае нужды небольшие поселения быстро превращались в маленькие крепости, которые даже для стальных дружин воинственного королевства Эрденех были весьма крепким орешком. Аргнару нравились суровые и мужественные поселенцы, которые из поколения в поколение упорно отстаивали свою независимость. Нынешний правитель Форвана - герцог Хэдмир не враждовал со Свободными поселениями. Будучи человеком умным, он справедливо решил, что лучше вести с ними мирные торговые дела, чем изнуряющие и совершенно бесплодные войны. К тому же в случае нападения врагов на герцогство, на пути у них будут дружественные Форвану соседи-поселенцы, которых так просто не одолеть, а войска Хэдмира всегда готовы были придти им на помощь.
Аргнар остановил коня и внимательно огляделся вокруг.
Место было открытым и хорошо просматривалось во все стороны на много лиг. Поднимающееся по чистому небосклону солнце вызолотило, начавшие желтеть верхушки оставшегося позади темного леса. С севера со стороны пользующихся дурной славой Безмолвных топей над самой равниной молочной пеленой мягко стелился белесый туман, пытаясь дотянуться до Малурийского тракта холодными полупрозрачными щупальцами. В воздухе ощущалось прохладное и терпкое дыхание ранней осени, напоминающее о неизбежном увядании и скоротечности жизни.
- Здесь отдохнем... - решил Аргнар, слезая с коня.
Незнакомец молча кивнул, соглашаясь, и тоже последовал его примеру. Когда он опустился на землю, по его лицу пробежала едва заметная болезненная судорога, но с плотно сжатых губ не сорвалось ни единого звука.
Аргнар одобрительно хмыкнул - он уважал мужественных людей. Раскладывая на плотной холстине сыр, хлеб и овощи, он украдкой рассматривал неизвестного воина. В том, что это именно воин, не было никаких сомнений. Об этом красноречиво свидетельствовали крепкие жилистые руки, на которых многочисленные схватки оставили свои отметки в виде тонких шрамов. Под запыленным дорожным плащом виднелась добротная кольчуга из вороненой стали, перепоясанная широким поясом с видавшим виды длинным мечом. Лицо незнакомца было худощавым, скуластым, а прямой с небольшой горбинкой нос придавал ему едва уловимое хищное выражение. Из-под коротко стриженных волос спокойно и внимательно смотрели карие глаза. На вид воину было около тридцати пяти лет.
"Наверняка он мог бы стать достойным противником..." - машинально отметил про себя Аргнар, наливая из походной фляги вино в кружку и подавая ее спутнику.
- Мое имя - Аргнар, - произнес он, поднимая кружку в приветственном жесте. - Выпей, согреешься...
- Ратон, - коротко представился раненый.
Он принял кружку и осушил ее несколькими большими глотками. Затем, отломив кусочек сыра, принялся неспеша его жевать.
Аргнар плеснул и себе из фляги, а затем тоже приступил к еде. Глядя со стороны, можно было подумать, что встретились два давних приятеля и, расположившись за дружеской трапезой, вспоминают дела давно минувших дней. Они даже в чем-то были похожи друг на друга. Оба высокие, худощавые, закаленные в испытаниях воины. Но было и еще что-то, неуловимое на первый взгляд.
Аргнар запустил жилистую пятерню в гриву своих черных волос, кое-где уже пробитых ранней сединой, откинул их назад и, щурясь, подставил суровое лицо теплым лучам солнца, поднимающегося все выше и выше. Твердый подбородок, обросший короткой бородой, и жесткая складка губ говорили о волевой, скорее всего замкнутой натуре. Высокий же лоб свидетельствовал о незаурядном уме. Голубые глаза в обрамлении многочисленных мелких морщинок... В их бездонной глубине смешалось воедино целое сонмище чувств: затаенная печаль, отрешенность и уверенность, спокойствие и настороженность. Эти глаза хранили в себе все то, через что довелось пройти Аргнару за долгие годы скитаний по землям Вальгарда.
В свою очередь Ратон тоже со сдержанным любопытством поглядывал на своего спасителя. Он впервые встретился с Аргнаром лицом к лицу, хотя уже был изрядно наслышан об этом суровом воине-одиночке. Правда, он больше был известен под прозвищем Странника, но имя Аргнара тоже пользовалось уважительной репутацией. На постоялых дворах и в придорожных трактирах нет-нет, да и вспоминали с восхищением (реже - с неприязнью) его имя в связи с какими-нибудь боевыми действиями или рыцарскими турнирами. Аргнар был живой легендой Вальгарда, а мальчишки просто бредили им, устраивая самые настоящие поединки на деревянных мечах за право получить почетное прозвище Странник.
Забывшись, Ратон попытался рывком приподняться и скрипнул зубами от боли. Ногу словно обожгло огнем. Пытливо взглянув на него, Аргнар передвинулся поближе и протянул руки к повязке.
- Дай-ка я гляну... - произнес он.
Размотав повязку, Аргнар внимательно осмотрел рану, молча накрыл ее ладонями и сосредоточился. Его лицо словно окаменело, резче проступили скулы, вздулись вены на висках, а высокий лоб покрылся мелкими капельками пота.
Почти сразу Ратон ощутил, как по ноге начало волнами разливаться мягкое тепло, жгучая боль постепенно уходила, а вместо нее появился слабый приятный зуд.
Аргнар убрал руки и вытер лоб тыльной стороной ладони. Ратон заметил, что его пальцы мелко вздрагивали, словно после невероятного напряжения. Посмотрев на ногу, он вскинул на Аргнара удивленный взгляд. На том месте, где всего лишь несколько минут назад зияла кровоточащая рана, розовел свежий рубец. Он-то и чесался.
- Ты владеешь магией? - спросил Ратон.
- Нет, магия здесь не причем ... этому меня научил в юности наставник, - нехотя ответил Аргнар.
Он протянул руку Ратону, помогая подняться, а затем направился, было, к своему коню, но Ратон задержал его ладонь в своих руках.
- Послушай, Аргнар, я не большой мастер говорить красивые слова, но сегодня ночью ты действительно спас мне жизнь там, у Волчьего бора и вот теперь опять помог... Отныне я твой должник!
Аргнар кивнул головой.
- Я сделал то, что сделал бы любой другой, окажись он на моем месте. А сейчас нам пора отправляться дальше, пока солнце не начало припекать. Впереди еще долгий путь, а укрыться от палящих лучей в степи негде.
Он легко, словно юноша, вскочил в седло и, дождавшись Ратона, тронул поводья.
Легкий степной ветерок мягко овевал лица путников свежей прохладой. Жизнерадостно щебетали беспечные птицы, радуясь погожему дню. Тракт широкой прямой лентой рассекал равнину, устремляясь на восток в сторону Сторожевых гор. Кое-где из-под толстого слоя дорожной пыли выглядывали углы растрескавшихся каменных плит, которые когда-то устилали весь Малурийский тракт. Слева, плавно сворачивая на север, убегала длинная цепочка низких Глинистых холмов, размытых дождями и поросших жесткой щетиной бурой травы. На их лысых оплывших вершинах, словно сгорбившиеся нищенки, копошились сварливые вороны, о чем-то хрипло споря между собой. Поговаривали, что под этими холмами покоятся руины очень древнего города, охраняемые неупокоенными душами его неправедных жителей. Будто бы они из века в век терпеливо поджидают алчных искателей кладов и, когда те приходят в надежде отыскать сокровища, нападают на них, утаскивают во мрак бесконечных подземелий и превращают в своих рабов, обрекая на ужасные вечные мучения. Места здесь были неверные, и даже свободные поселенцы старательно избегали их, ставя свои хутора только с южной стороны Малурийского тракта, - подальше от древних холмов.
Солнечный диск подымался все выше и выше, постепенно подсушивая тонкую утреннюю росу. Над землей уже подрагивало знойное марево, размывая даль нечеткой вуалью. Вовсю стрекотали неугомонные насекомые. Их звон висел над разомлевшей степью, несмолкающим многоголосием сопровождая путников. Своя, непонятная для людей жизнь кипела в густых степных травах.
Копыта гулко и размеренно стучали по пустынной дороге, взвихряя рыжеватые облачка глинистой пыли. Несколько раз в пути Аргнар и Ратон видели недалеко от тракта поселенцев, сметывающих в стога подсушенное сено. Мужчины и женщины работали на равных,- дружно, слаженно. Завидев двоих воинов, они выпрямлялись и, опираясь на вилы, долго провожали седоков изучающими взглядами, вполголоса о чем-то переговариваясь между собой. Чувствовалось, что чужаков здесь не очень жалуют. Да и было отчего. Поселенцы хоть и жили вольницей, но постоянно подвергались нападениям разношерстных разбойничьих шаек, которых в последнее время заметно прибавилось. А то, бывало, что и воинские отряды кого-нибудь из правителей, время от времени решавших поживиться за счет хуторян, пробовали на крепость их поселения. Так что приходилось держать ухо востро.

На седьмой день совместного пути в отдалении слева показалась сплошная стена дремучего леса. Мощные, в два - три обхвата стволы могучих деревьев высоко возносили густые темные кроны, которые, переплетаясь вверху разлапистыми узловатыми ветвями, образовывали плотный непроницаемый для солнечных лучей свод. Подлеска почти не было, и пространство между стволами просматривалось шагов на сто. Но дальше все тонуло в зеленом полумраке.
С любопытством разглядывая молчаливый угрюмый лес, Ратон поинтересовался:
- Что это за дебри?
- Голодный лес, - коротко ответил Аргнар, неодобрительно покосившись на усмехнувшегося попутчика.
- Прости, друг, я в этих краях впервые, - признался Ратон. - И мне интересно, почему у этого леса такое странное и пугающее название? Может быть, в нем обитают какие-нибудь чудища?
Аргнар нахмурился, а затем нехотя ответил:
- Есть там что-нибудь или нет - мне не ведомо, я в этой чащобе не бывал ни разу. Только ни один из тех смельчаков, что рискнули разведать Голодный лес, обратно не вернулись. Наверное, потому у него такое название. Старожилы из крепости, куда мы едем, поговаривают, что это проклятый лес. Его корни с жадностью пьют гнилую омертвелую воду Безмолвных топей...
Немного помолчав, Аргнар в свою очередь задал вопрос:
- А ты едешь в Скурбел наниматься на службу или как?
- Я уже состою на службе. Еду к советнику Муриду, - спокойно ответил Ратон.
Аргнар удивленно вскинул бровь, но промолчал.
Мурид был главным придворным магом герцога Хэдмира и пользовался среди тамошней знати большим влиянием. Аргнар несколько раз встречал его в личных покоях герцога, и маг ему вовсе не понравился. Уж слишком услужлив и суетлив был Мурид в присутствии правителя. Его маленькие, как у свиньи, бегающие глазки никогда не смотрели прямо, прячась в глубоких норах глазных впадин. Ходили какие-то неясные слухи о том, что он будто бы тесно связан с темными колдовскими силами и тайно занимается запрещенными обрядами, хотя, скорее всего это были только досужие вымыслы. Аргнар не очень-то верил им, но и к Муриду относился достаточно настороженно, подсознательно чувствуя, что с этим магом не все чисто.
"Интересно, какое дело может быть у Ратона к Муриду? Не похоже, чтобы такой воин состоял на службе у этого мерзкого чародея..." - с сомнением подумал Аргнар, но вслух ничего не произнес, посчитав, что это его не касается.
За незатейливой беседой время летело незаметно.
День все быстрее клонился к вечеру. На западе еще тлел, догорая последними углями, багровый закат, а с востока уже вкрадчиво подступали мягкие сумерки, неся с собой освежающую прохладу приближающейся ночи. На быстро темнеющем небосводе робко просияли первые звезды и рассыпались мигающим жемчужным бисером. Голодный лес, подернутый сизой дымкой, словно бы осмелел и придвинулся вплотную к тракту. Беспокойно зашелестели, потревоженные внезапно налетевшим северным ветром, листья. В глаза ударила колючая пыль.
Махнув рукой, Аргнар пришпорил своего коня и поскакал вперед, туда, где у обочины дороги виднелось ветхое приземистое строение полуразрушенного трактира. Ратон последовал за ним, прикрывая лицо от пыли полой плаща.
Перекошенные полусгнившие двери с протяжным скрипом раскачивались на единственной уцелевшей петле, то открывая, то закрывая темный проем входа. Над ним висела растрескавшаяся и потемневшая от времени и дождей дубовая доска, на которой еще виднелась полустертая надпись на малурийском языке - "Приют странника". Поговаривали, что здесь в незапамятные времена однажды останавливался сам великий владыка Малурии - Элабор Светлоликий. Тогда он, будто бы, тайно путешествовал по дорогам Вальгарда под видом одинокого странника, желая собственными глазами посмотреть на жизнь простолюдинов. Но было так на самом деле или нет, никто толком не знает. Уже более трех столетий минули с тех пор, как не стало Элабора, а вслед за ним безвозвратно сгинула и сама легендарная Малурия. За одну страшную ночь вздыбился из недр земли Гиблый кряж, навсегда перекрыв реку Старицу, чье сухое русло и поныне, петляя по землям Вальгарда, доходит до южного побережья материка к самому Предельному морю. Воды реки Кипейной и Подгорной, ранее питавшие Старицу, устремились в гигантский провал, образовавшийся на месте цветущих пышных лугов, постепенно заполнив его до краев. Мертвым озером прозвали его немногие уцелевшие беженцы. Они нехотя шепотом говорили о том, что великая процветающая Малурия отныне стала Потерянным краем, и более не принадлежит людям. Будто пришли ужасные и непобедимые силы первозданной тьмы, которым никто из живущих не может противостоять. На более подробные расспросы беженцы упорно не отвечали и, пряча глаза, спешили быстрее уйти, словно опасаясь чего-то.
Как-то несколько лет назад Аргнар и сам побывал у Охранных холмов в пустующей крепости Асдар. Он собственными глазами видел омертвелый Сухой лес. А над клыкастыми вершинами Карных гор лениво и зловеще клубилась Вечная мгла.
Покровом мрачной тайны было окутано все происходящее в Потерянном крае. Неоднократно отряды отчаянных смельчаков, а бывало и властолюбивые бароны, влекомые легендарными сокровищами бывшей Малурии, отправлялись пытать удачу за Охранные холмы. Да только никто из них оттуда так и не вернулся - сгинули, как в воду канули. Постепенно некогда богатые плодородные земли вокруг Малурии опустели. Главный тракт Вальгарда, пересекающий с запада на восток весь материк и проходивший через Малурию от Западных ворот до Сторожевых гор, совсем пришел в упадок. Им пользовались лишь на протяжении от крепости Скурбел до Беренграда - маленького городка за Безымянной пущей, откуда далее вел долгий Обходной путь, огибающий с юга Гиблый кряж. Эта местность была совершенно пустынна. Лишь родовой замок Мелрода, в котором нынче правил барон Греттир, гордо стоял на своем извечном месте вопреки зловещим пророчествам досужих злопыхателей, как незыблемый утес.
Спрыгнув с коня у самого входа, Аргнар отдал поводья Ратону, а сам, обнажив меч, осторожно шагнул внутрь заброшенного трактира. Приходилось быть начеку: в последнее время участились случаи таинственного исчезновения людей, а то и торговых обозов на Малурийском тракте. Поговаривали о нечистой силе, но Аргнар предполагал, что это, скорее всего, дело рук одной из многочисленных мародерских шаек, время от времени появлявшихся в окрестностях Свободных поселений.
Тщательно обследовав комнаты нижнего этажа, Аргнар крадучись поднялся наверх по ветхим ступенькам полусгнившей лестницы. На втором этаже сквозь дыры в обвалившемся потолке проглядывало далекое звездное небо. Холодный ветер-бродяга, влетая сквозь разбитые ставни, кружил по широкой комнате сухие прошлогодние листья и какой-то старый мусор.
Потревоженное появлением человека, в дальнем углу завозилось семейство филинов. Громко хлопая крыльями, они вылетели через пролом в стене. Вскоре в отдалении раздалось их недовольное уханье.
Вернувшись к выходу, Аргнар объявил:
- Судя по всему, здесь уже давно никого не было. Никаких следов... Остановимся на ночлег в этом доме.
- Погода быстро портится - согласился с ним Ратон. - Лучше уж худая крыша, чем открытое небо над головой, если дождь пойдет. Да и перекусить не помешало бы...
Он завел обеих лошадей внутрь строения, расседлал и задал им корм из седельной сумки. Затем плотно прикрыл входные двери, подперев их изнутри валяющимся на полу толстым колом, и занялся исследованием левого крыла здания.
В это время Аргнар приводил в порядок соседнюю комнату, выбранную им для ночлега. Он сгреб в сторону мусор, расчистив проход к двери, вытер длинный треснувший стол и разложил на нем скромный походный ужин. После этого, притащив из угла большущую охапку соломы, расстелил ее на старой широкой лежанке, что стояла сбоку от грязного запыленного окна.
Вошел Ратон. С сожалением глянув на стылый камин у задней стены комнаты, он произнес:
- Жаль, что нельзя согреться...
- Да уж, - поддержал его Аргнар. - Согреться бы не помешало. Но зажечь сейчас камин, это значит оповестить о нашем присутствии здесь всю округу на много лиг во все стороны, а встречаться с мародерами на ночь глядя не хочется.
- Ничего, доброе вино подарит нам тепло.
- Моя фляга уже опустела...
- Зато в моей хмельной влаги еще достаточно.
Ратон выложил на стол пузатую флягу, украшенную витой черненой надписью на неизвестном языке. Скользнув по ней взглядом, Аргнар подвинул к нему кружки и, когда они наполнились, поднял свою и неспеша сделал несколько небольших глотков, оценивая напиток. Его брови удивленно поползли вверх. Он с интересом взглянул на попутчика и промолвил:
- Славное винцо... Я знаю только одно место во всем Вальгарде, где произрастает эта лоза.
- Я купил его в Эрденехе, - как ни в чем не бывало, отозвался Ратон, медленно потягивая вино.
- В таком случае, вместо того, чтобы ехать вокруг Безымянной пущи, тебе нужно было сразу за Соленым озером свернуть с Асдарской дороги на Южный тракт. Тогда ты уже давно был бы у Мурида.
- Да, ты прав. Но мне пришлось заехать в... Беренград. Поэтому я и сделал такой круг.
Противоречий в этом действительно не было, и Аргнар успокоился. Уже заканчивая поздний ужин, он услышал, как по крыше бывшего трактира дробно застучали крупные капли дождя. Внезапно налетел резкий порыв холодного северного ветра. Где-то на втором этаже громко хлопнули ставни, что-то затрещало. Дом наполнился какими-то загадочными звуками, словно невнятно бормотал и вздыхал, жалуясь на свое одиночество.
- Вовремя мы нашли приют, - проворчал Аргнар. - Пора устраиваться на ночлег...
- Отдыхай первым, я покараулю, - предложил Ратон. - Что-то сна ни в одном глазу... Сменишь меня после полуночи.
- Договорились.
Аргнар без лишних слов улегся на кровать, завернулся в плащ и почти мгновенно уснул, привычный к походным условиям. Ратон с уважением смотрел на прославленного ветерана меча. Умение вот так, с ходу погружаться в крепкий сон говорило об уравновешенной сильной натуре. Аргнар спал тихо, не ворочаясь. Его дыхания почти не было слышно, но правая рука даже во сне крепко сжимала рукоять верного меча.
Пересев поближе к двери, Ратон поставил перед собой меч, сложил руки на крестовине и расслабленно оперся на стену. Мало-помалу жесткие черты лица начали разглаживаться, уступая место какой-то печальной задумчивости. Что-то легонько коснулось левой щеки воина, робко щекоча ее, словно мягким перышком. Повернув голову набок, Ратон увидел бледный зубчатый листок. Карабкаясь по стене и цепляясь за каждый выступ, вился слабый хрупкий плющ. Как он рос в таком полумраке - было непостижимо, однако рос. Жизнь всегда берет свое.
"По древнему поверью плющ предрекает привязанность, - неожиданно вспомнил Ратон, оглянувшись на спящего спутника. - А ведь и в самом деле очень похоже на то. Всего семь дней мы вместе в пути, а я уже привязался к нему, как к старому знакомцу. Жаль, что мы служим разным хозяевам..."
Испуганно всхрапнула лошадь, переступая с ноги на ногу, это прервало его размышления. Мгновенно подобравшись, словно готовясь к прыжку, Ратон изготовил меч, одновременно с этим настороженно прислушиваясь. Кроме монотонного шелеста дождя и унылого завывания ветра больше никаких звуков не доносилось, но в воздухе ощущалось что-то тревожное. Внезапно из черного провала закопченной пасти камина появилась призрачная серая фигура, окутанная слабым зеленоватым свечением. Она качнулась, словно замерев в нерешительности, а затем медленно поплыла к Аргнару, протягивая к нему костлявые руки и что-то с присвистом шепелявя.
Ратон резко вскинул вверх растопыренную левую ладонь, на безымянном пальце которой холодно блеснул перстень необычной формы. По форме он отдаленно напоминал череп какого-то неведомого существа со вставленными в глазницы темными, похожими на капли смолы, камнями.
Призрак замер на месте, словно пригвожденный.
- Приказываю тебе именем Повелителя: уходи! - тихо произнес Ратон, делая отстраняющий жест правой рукой.
Призрак вздрогнул и, мучительно простонав, выметнулся через дымоход камина, не осмелившись перечить воле обладателя перстня.
В то же мгновение с постели беззвучно вскочил Аргнар, словно и не спал вовсе. Быстрый оценивающий ситуацию взгляд по сторонам, плотно сжатые губы говорили о его готовности к бою. Обнаженный меч уже был в руке.
- С кем ты говорил? - напряженным голосом спросил он.
Стараясь казаться спокойным, Ратон ответил:
- Извини, что потревожил твой сон. Задумался я и не заметил, как заговорил вслух сам с собой.
- А мне показалось... - Аргнар с сомнением покрутил головой. - Ну да ладно...
Он снова завалился на кровать и через минуту уже уснул. Печально улыбнувшись, Ратон вновь погрузился в раздумья.
Время летело незаметно. Близилась полночь. Вскоре дождь прекратился. Затих, угомонился и порывистый ветер, сморенный ночной дремой. На постепенно расчистившемся небе вновь зажглась щедрая жемчужная россыпь мерцающих звезд. Пугливый молодой месяц, словно сомневаясь, робко выглянул из-за верхушек темного массива Голодного леса и медленно поплыл по ночному небосклону, разливая по безмолвной спящей равнине молочно-белое сияние. Ночь. Тишина. Пора волшебных сновидений, пугающее и манящее таинство неведомого и необъяснимого.
Когда месяц преодолел половину своего извечного пути, Ратон разбудил товарища, а сам улегся на его место и уснул.
Остаток ночи прошел спокойно, а с первыми лучами восходящего солнца воины были уже в седлах и продолжили путь.
Через три дня у развилки, где Малурийский тракт принимал в себя Южный, они присоединились к небольшому отряду воинов-пограничников. Те возвращались в крепость Скурбел от горного перевала у Лесной гряды на самой границе Свободных поселений. Это были опытные закаленные в походах бойцы, привыкшие к тревожной и полной опасностей жизни приграничья. Обменявшись с Аргнаром несколькими скупыми фразами, командир отряда взмахнул рукой, и конники перешли на резвую рысь. Они спешили в крепость, чтобы еще сегодня до темноты сбросить в казарме порядком поднадоевшие запыленные доспехи и отдохнуть за чашей доброго вина в трактире старого Кугера.
Наконец впереди показались острые зубья Сторожевых гор. По мере приближения к ним, заснеженные вершины вздымались все выше и выше, вонзаясь, казалось, в саму небесную твердь. Алое зарево заходящего солнца вовсю горделиво полыхало на заледенелых шапках величественных гор. Седые неприступные перевалы кутались в сумеречную дымку морозного тумана, слегка подкрашенного стылой синевой. Огромные скалистые уступы, словно окаменевший водопад, каскадами спускались в широкую долину, подобно ступеням гигантской лестницы, чтобы далеко внизу рассыпаться диким нагромождением базальтовых обломков.
Непоколебимы и неприступны высокие Сторожевые горы, отгораживающие независимое герцогство Форван от всего остального Вальгарда. От северного берега Студеного океана до пустынного побережья Предельного моря нет в цепи этих величественных гор ни одной лазейки, через которую мог бы проникнуть враг. Лишь одно-единственное узкое ущелье, в которое упирался древний Малурийский тракт, вело в земли свободного Форвана. Но от края и до края это ущелье перекрывали гордые и мощные бастионы крепости Скурбел, чьи толстые двустворчатые ворота из бронзы открывались только для того, чтобы впустить или выпустить большие торговые караваны. Для небольших отрядов и одиноких путников имелись малые боковые ворота, через которые могло проехать не более двух всадников одновременно. Над этими воротами на прочных кованых цепях висела массивная стальная решетка. В случае опасности ее сбрасывали вниз, мгновенно перекрывая вход. Три яруса бойниц для лучников и копейщиков денно и нощно щерились на непрошенных гостей стальными оголовками тяжелых стрел. На высоких дозорных башнях, откуда Малурийский тракт просматривался на много лиг, круглые сутки дежурили остроглазые караулы гвардейцев, примечая и докладывая обо всем, что творилось за пределами герцогства. Ничто не могло укрыться от их взоров.
Офицер стражи беспрепятственно пропустил отряд пограничников, вернувшийся из дозора. Признал он и Аргнара, отсалютовав ему мечом, но Ратону дорогу заступил, подняв перед ним левую руку останавливающим жестом. Тотчас, ощетинившись грозными наконечниками в ладонь шириной, придвинулись закованные в броню копейщики. С такими-то так запросто не поспоришь.
- Кто такой и по какому делу прибыл в Форван? - зычным голосом осведомился офицер.
- Свободный воин Ратон, еду к придворному магу Муриду... - ответил попутчик Аргнара.
- С какой целью?
- По приглашению.
- Предъяви...
Ратон неспеша достал из седельной сумки свиток с гербовой печатью герцогства и спокойно подал офицеру. Тот развернул его, быстро пробежался цепким взглядом по строчкам и удостоверившись в подлинности подписи приглашавшего, удовлетворенно кивнул головой, возвращая свиток всаднику. Шагнув в сторону, офицер приказал своим подчиненным:
- Пропустить!
Аргнар дожидался Ратона за первыми воротами. Дальше уже вместе они беспрепятственно проехали ворота второй и третьей крепостной стены. Очутившись на большой, мощенной гранитными плитами, внутренней площади крепости, Аргнар придержал коня и обратился к Ратону:
- Тут мы с тобой, приятель, пожалуй, простимся. Я не буду надолго задерживаться в Скурбеле, а поеду прямиком в столицу.
- Ну что ж, я собираюсь сделать то же самое.
Аргнар скупо улыбнулся.
- Тогда нам непременно стоит заглянуть в трактирчик старины Кугера и немного подкрепиться, - предложил он, сворачивая в маленькую боковую улочку.
Через некоторое время спутники подъехали к двухэтажному зданию. Над добротным широким крыльцом излюбленного гвардейцами крепости трактира "Отведи душу" ярко горел большой фонарь, вокруг которого роились ночные бабочки и мотыльки. Из приоткрытых дверей неслась разухабистая песня:

Заглянул монах в трактир
И попал как раз на пир:
Всех хозяин угощал -
Дочку замуж отдавал.
Чашу крепкого вина
Осушил монах до дна,
Огляделся, усмехнулся -
За второю потянулся.
А как третью осушил,
Разошелся от души:
Подвернул повыше рясу
И задал такого плясу,
Что и знатному танцору
У него учиться впору.
До утра монах плясал,
А потом под стол упал.
Он лежал под ним, как пень,
И храпел, храпел весь день.
Только к вечеру проснулся,
Вновь к бочонку потянулся:
"Эх, трактирщик... жизнь одна...
Наливай скорей вина!"

Дружный громкий хохот, одобрительные выкрики, свист и улюлюканье изрядно захмелевшей публики были щедрой наградой веселому певцу.
Аргнар и Ратон спрыгнули на мостовую, привязали поводья своих коней к брусу под окном и вошли в трактир.
Внутри трактира было жарко и шумно. Опытные слуги ловко сновали среди тесно расставленных столов, разнося кружки с пенистым пивом, вино и закуски. При виде вошедших разноголосый шум разом притих. Все дружно повернули головы в сторону новоприбывших, откровенно оценивающе разглядывая их. Из самого дальнего угла, окутанного клубами густого табачного дыма, раздался глубокий раскатистый бас:
- Ба... да это никак Странник собственной персоной!
Говоривший был широкоплечим здоровяком в повседневном мундире гвардейца. Его правый глаз закрывала плотная черная повязка. Он взмахнул огромной лапищей, радостно осклабившись при виде давнего приятеля.
- Привет, дружище! Что-то давненько я тебя не видел. Где ты пропадал так долго?
Аргнар поднял руку в ответном приветствии, скупо улыбнулся и уклончиво ответил:
- По службе... А ты, Одноглазый, как я вижу, из трактира и не вылезаешь вовсе?!
Здоровяк добродушно хохотнул и, хлебнув из огромной кружки очередную изрядную порцию, беззаботно заявил:
- А что еще делать остается? Сейчас мирное время, и мой меч пока отдыхает, боюсь только - скоро совсем заржавеет. Караульная служба не по мне - сплошная скукотища, аж с души воротит. Ну, ты и сам знаешь не хуже меня! Вот на прошлой неделе вроде бы объявили тревогу. Ну, я и обрадовался сдуру: думал, хоть душу отведу - мечом помахаю вволю. Но это, как оказалось, наши лопухи-дозорные на сторожевых башнях спросонья ложный сигнал протрубили - торговый караван за вооруженный отряд мародеров приняли. А ты к нам надолго, или как?
- Проездом. Спешу в столицу.
- Так ты, наверное, ничего и не знаешь?
- А что случилось? - насторожился Аргнар.
- Говорят, будто бы наш герцог...
Но тут сосед по столику сильно толкнул Одноглазого в бок и что-то быстро прошептал ему на ухо, тревожно косясь по сторонам. Здоровяк недовольно нахмурился, на мгновение запнулся, а затем как-то неохотно закончил:
- Ну... в общем, в Панграде сам все узнаешь...
Словно внезапно потеряв интерес к разговору, Одноглазый, устало ссутулившись, уткнулся в свою кружку и больше за весь вечер не проронил ни звука.
Аргнар и Ратон устроились за круглым столом у резной деревянной колонны, подпирающей невысокий потолок трактира. К ним с достоинством подошел рослый седовласый старик с обветренным суровым лицом, на котором виднелось несколько старых шрамов, - сразу видно, что из бывших вояк. Это и был сам Кугер - хозяин трактира.
- Привет, Странник! Давно ты ко мне не наведывался... Что нового творится в мире Вальгарда? - спросил он, ставя на стол перед посетителями большое деревянное блюдо с розовой ветчиной и резаным сыром, - Не слыхал ли чего интересного, необычного за время своего путешествия?
- А что именно тебя интересует, старый лис? - прищурился Аргнар, придвигаясь поближе к столу.
Ратон, казалось, вовсе не интересовался разговором. Вынув из ножен узкий длинный кинжал, он сосредоточенно нарезал ветчину крупными ломтями. Затем придвинул поближе глиняные кружки и наполнил их до половины густым красным вином, источающим терпкий медвяный аромат.
Между тем седой трактирщик оперся тяжелыми кулачищами на край стола, жалобно скрипнувшего под его напором, и, подавшись вперед, заговорил вполголоса:
- Может, - правда, может, - нет, а люди всяко-разно болтают. Говорят, будто бы объявились на дорогах Вальгарда какие-то загадочные всадники в черных плащах...
- Что ж тут загадочного?! В Скурбеле каждый второй щеголяет в черном плаще. Вот хоть бы я, или Ратон... - кивнул головой Аргнар в сторону своего спутника.
- Это совсем другое дело. Тех таинственных всадников, о которых я тебе толкую, говорят, видали въезжающими на закате в покинутую крепость Асдар. А скажи мне: какой добрый воин сунется на ночь глядя в Потерянный край?! То-то! Как только заметишь такого, сразу жди неприятностей... А еще, слышно будто бы Вечная мгла поднялась уже над Карными горами и вот-вот хлынет на землю Вальгарда. Тогда-то и наступит конец всему...
- Я эти бабские сказки сызмальства слышу, - разочарованно отмахнулся Аргнар. - А Вечная мгла, где была испокон веков, там и остается по сей день.
- Бабские сказки, говоришь?! - мрачно усмехнулся Кугер, качая головой. - Ну-ну...а Мертвое озеро, Сухой лес - это что, тоже сказки?! Я уж и не говорю о Междуречье... Сколько там народу сгинуло без следа - не меряно!
- Ну, может быть, там что-то и есть, - нехотя согласился Аргнар. - Только ведь в Междуречье все равно никто нынче не бывает, а придумывать байки одна другой страшнее любой трактирный забулдыга горазд. Ты мне лучше вот о чем скажи: что в Панграде-то творится, какие оттуда новости?
Аргнар сделал несколько глотков вина и занялся ветчиной, приготовившись слушать. Но Кугер лишь хмуро покачал головой в ответ. Пожелав гостям приятного аппетита, он как-то суетливо удалился, словно чего-то испугавшись.
- Что тут происходит? - раздраженно проворчал Аргнар, отодвигая кружку. - Никто ничего толком сказать не хочет, словно боятся чего-то или кого-то! Только и разговоров, что о каких-то загадочных черных всадниках да о Потерянном крае. Нужно будет выбрать время, наведаться туда и самому на месте разобраться, как следует во всем, посмотреть, что там к чему...
Ратон искоса глянул на него, но промолчал. Не произнеся более ни слова, попутчики наскоро завершили ужин и, расплатившись с хозяином трактира, вышли на ночную улицу.
Синее холодное небо встретило их россыпью ярких звезд, равнодушно взирающих на землю из невообразимых далей. Вокруг было тихо и спокойно. В окнах домов уже почти всюду погасли огни. Лишь со стороны крепостных ворот доносились голоса перекликающихся по ночному времени стражников.
- Скажи мне, друг: ты и в самом деле хочешь пробраться в Междуречье или так просто интересуешься? - спросил Ратон, прикоснувшись к плечу Аргнара.
- Да, не мешало бы разобраться, в чем там дело. Вот вернусь из столицы, соберу с десяток проверенных гвардейцев-добровольцев - и айда за Охранные холмы! Может, и ты со мной?
Ратон отрицательно и даже как-то задумчиво покачал головой. Неожиданно он посмотрел прямо в глаза Аргнару - словно два темных бездонных колодца пробуравили ночную темень. Глухим хриплым голосом Ратон твердо промолвил:
- Не ходи в Потерянный край!
Аргнар недовольно сдвинул брови, собираясь возразить, но в голосе нового товарища ему почудилось что-то предостерегающее. Какая-то неясная, скрытая угроза таилась за этими, казалось бы, простыми словами.
- Что-то я ничего не пойму! - произнес он после минутного молчания. - Все кругом говорят обиняками да недомолвками, словно уже нормального человеческого языка не осталось. И ты туда же! Если знаешь что - говори толком, а нет, так не мешай!
Одним движением вскочив на коня, Аргнар, не оборачиваясь, поехал к задней стене крепости, за которой простирались исконные земли герцогства Форван.
Ратон провел его сожалеющим взглядом и, прыгнув в седло, отправился следом. Он догнал Аргнара уже за стеной на равнине и, приноровившись к его скорости, поехал рядом. Так они и двигались молча почти всю ночь, пока впереди не показались центральные ворота Панграда.
У пылающего костра грелись привратники. Заслышав приближающийся цокот копыт, они живо вскочили на ноги и, выставив перед собой длинные пики, принялись вглядываться в темноту, тараща глаза после яркого света костра.
- Стой! Кто идет?! - крикнул один из них, очевидно старший. - Предъяви подорожную!
- С каких это пор в Форване для того, чтобы вернуться в город, понадобился пропуск?! - отозвался Аргнар, придерживая коня перед нацеленными в него остриями.
Начальник стражи поднял факел над головой, щурясь по ночному времени. Узнав говорившего, он приказал опустить копья и подошел к всадникам поближе.
- Тебя, Странник, давно уже не было в городе. Теперь там совсем новые порядки. Я вас, уж так и быть, пропущу по старой памяти, но пораньше утром явитесь в канцелярию и доложите о своем прибытии. Таков приказ...
- Чей?
- Советника герцога - Мурида.
- Почему распоряжается чародей, а не герцог Хэдмир?
- Герцог... болеет...
Начальник ночной стражи, не выдержав Аргнарова взгляда, смущенно опустил глаза, что-то зло пробормотал себе под нос и вернулся к костру.
Всадники въехали в столицу и остановились посреди улицы. Ратон протянул Аргнару руку.
- Прощай! Спасибо тебе за все!
Аргнар пожал его крепкую ладонь и уже собрался, было, отправиться к себе в казарму, но неожиданно Ратон задержал его. Отстегнув застежку плаща, он снял с шеи амулет в виде многолучевой остроконечной звезды на серебряной цепочке и протянул его Аргнару. В центре амулета теплился большой кроваво-красный рубин. Казалось, что он живой и дышит, переливаясь тяжелыми багряными волнами.
- Этот амулет оберегал меня от многих неприятностей, - промолвил Ратон. - Возьми его, быть может, когда-нибудь он пригодится тебе. А теперь прощай!
Ратон слегка тронул поводья и вскоре растворился в темном переулке, ведущем в сторону дворца правителя.
Какое-то время Аргнар молча смотрел ему вслед, затем глубоко вздохнул, надел на шею подарок своего таинственного попутчика и, мерно покачиваясь в седле, неспеша отправился в сторону гвардейских казарм.
"Жаль, что приходится расставаться, - думал он. - Судя по всему, Ратон добрый малый и смелости ему не занимать. С таким товарищем можно было бы и в Потерянный край наведаться... Интересно, что же он такого знает о тех неведомых местах, что пытался меня отговорить? Ну да ладно, разберемся. Авось на днях свидимся: попытаюсь его разговорить..."
Но ни через день, ни через два Аргнар Ратона нигде не встретил - тот, как сквозь землю провалился. Да и не до него стало, честно говоря. В герцогстве Форван и в самом деле происходило что-то невероятное, даже настораживающее. Начать хотя бы с того, что Аргнара не допустили к герцогу Хэдмиру - а такого еще никогда прежде не бывало! Доклад принимал советник Мурид - толстый, лысоватый человек с обрюзгшим неприятным лицом. Его маленькие бегающие глазки ни на одно мгновенье не останавливались на месте, словно он боялся встретиться с собеседником взглядами.
Приняв письмо и терпеливо выслушав доклад, Мурид отпустил Аргнара. Но не успел воин доехать до казарм, как его догнал посыльный с письменным предписанием, в котором значилось, что ему, Аргнару, надлежит немедленно отправляться для несения гарнизонной службы в крепость Скурбел до особого распоряжения. Предписание было подписано рукой герцога Хэдмира.
Слегка озадаченный таким неожиданным поворотом дел, но с явным облегчением Аргнар покинул успевший ему изрядно опостылеть Панград. Суровая простота и вольница пограничья была ему больше по душе, чем лоск и вычурность столичной жизни.

БЕГСТВО

Болело сердце. Когтистая рука беспредельной тоски и уныния безжалостно сжимала его, медленно напитывая холодом равнодушия. Словно подвешенное на невидимой тонкой нити, сердце едва-едва трепыхалось, ежесекундно грозя оборваться и рухнуть в бездонную и беспроглядную тьму, туда, откуда уже нет возврата.
Аргнар болезненно поморщился, растирая ладонью онемевшую левую сторону груди. Он отрешенно полулежал в оконном проеме второго этажа казармы и вот уже в течение нескольких часов от нечего делать пялился вниз, на мокрую мостовую.
Шел дождь - занудный моросящий осенний дождь, от которого на душе было неуютно и муторно. Последние две недели все небо над Скурбелом затянуло унылой свинцово-серой пеленой, сквозь которую уже не могли пробиться лучи все более скупого на последнее тепло осеннего солнца. Грязные мутные лужи, покрытые густой рябью от дождевых капель, превратили широкую улицу в какой-то неухоженный проселочный большак, изборожденный колесами повозок. Редкие прохожие торопились поскорее укрыться под крышами домов, перепрыгивая через глубокие колдобины и разбрызгивая грязь.
Большой голодный пес, тихо поскуливая и поочередно подтягивая постоянно разъезжающиеся в глине лапы, сиротливо жался к стене пустующего дома на противоположной стороне улицы. Слипшаяся грязная шерсть свисала с его тощих боков рыжими клочьями пакли, а в пустых остекленевших глазах застыло выражение безысходной тоски. Его тело сотрясала мелкая дрожь, грозящая перейти в мучительные судороги.
Аргнар тяжело спрыгнул с подоконника и слегка пошатываясь, подошел к грубому колченогому столу, на котором в деревянном блюде лежал большой кусок остывшей и уже слегка подсохшей жареной баранины. Рядом с ним стоял полупустой кувшин с вином и щербатая кружка. Скудную сервировку стола дополнял узкий длинный кинжал, воткнутый в краюху серого хлеба.
В просторной комнате, кроме самого Аргнара, больше никого не было. Два его соседа по казарме сейчас находились в сменном дозоре на дальнем порубежье - где-то у Соленого озера. Они должны были вернуться только на следующей неделе.
Оторвав от куска баранины большую кость, покрытую мясом, Аргнар вновь вернулся к окошку, громко свистнул и бросил ее ошалевшему от радости псу. С какой-то необъяснимой грустью понаблюдав некоторое время за тем, как бездомный бродяга быстро расправлялся с неожиданным подарком судьбы, кроша кость зубами и целиком заглатывая куски, воин шагнул к столу, тяжело опустился на протестующе скрипнувший под его тяжестью стул и потянулся за кувшином. Аргнар жадно прильнул губами к горлышку глиняного сосуда и, отхлебнув несколько больших глотков, раздраженно грохнул кувшином так, что все предметы на столе подпрыгнули. Подперев отяжелевшую голову кулаком, он уставился в противоположную стену невидящим взглядом и задумался.
"Что же все-таки происходит в последнее время? Жизнь в Форване слишком уж круто изменилась и далеко не в лучшую сторону... Герцога Хэдмира словно подменили. Он издавал весьма противоречивые, а порой и жестокие приказы совершенно не вязавшиеся с образом справедливого и разумного правителя, коим до сих пор считался по праву. Взять хотя бы готовящийся в скором времени бессмысленный, как считал Аргнар, поход на баронов Джунхаргских гор. Вдруг, ни с того, ни с сего герцог заключил противоестественный союз со своим исконным врагом - жестоким воинствующим королем Эрденеха - Гермундом Красавчиком. Такое прозвище тот получил благодаря глубокому рваному шраму, пересекающему наискось левую половину его надменного и некогда красивого лица - память о кровавой бойне, учиненной им в одном из поселений степных кочевников у реки Звонницы. Тогда копье одного из защитников едва не оборвало жизнь безжалостного тирана. За это Гермунд в бешенстве приказал вырезать в том селении всех - от мала до велика, не пощадив ни малых детей, ни немощных стариков... И вот теперь благородный высокородный герцог Форвана совершенно непонятно зачем заключил союз с этим кровожадным мясником-детоубийцей... Как он мог пойти на такое?"
Невеселые мысли воина неожиданно прервал посторонний звук. В дверь робко постучали.
Аргнар повернул голову на стук и крикнул:
- Входи, кто ты там есть!
Дверь отворилась со скрипом, и на пороге возникла тщедушная фигура писаря-посыльного из крепостной тайной канцелярии. Он как-то неуверенно огляделся по сторонам, суетливо потер руки, при этом, явно избегая встречаться взглядом с хозяином комнаты, и несмело поинтересовался:
- Господин Аргнар, по прозвищу Странник?
- Он самый... - подтвердил Аргнар, заинтересованно откидываясь на спинку стула. - А в чем, собственно говоря, дело?
Посыльный бегло заглянул в какую-то бумажку, спрятал ее за отворот рукава, а затем скороговоркой объявил:
- Вам надлежит немедленно явиться в тайную канцелярию.
- По какому поводу?
- Об этом вам сообщат на месте, - уклончиво ответил посыльный.
Аргнар брезгливо поморщился. Он относился к работе тайной канцелярии с пренебрежением и презрением, считая ее излишней и грязной бумажной возней, недостойной настоящих мужчин. Хотя сам Аргнар никогда особо и не задумывался над этими понятиями и всегда держался в стороне от политики, но любил вольный простор, риск и честную схватку, в которой все решает смелость и умение владеть оружием. Это была его жизнь, его стихия, в которой он чувствовал себя, как рыба в воде.
- Ладно, передай, что я скоро прибуду, - проворчал он, не пытаясь скрыть досаду.
- Советую поторопиться! - настойчиво произнес посыльный.
Внезапно он побледнел, увидев, как Аргнар в порыве гнева схватился за кувшин, и шустро выскочил из комнаты, с треском захлопнув за собой дверь. И вовремя: глиняный кувшин разлетелся вдребезги, ударившись о крепкие дубовые доски как раз в том месте, где мгновение назад стоял незадачливый посыльный.
- У-у... канцелярская крыса! - раздраженно буркнул Аргнар, вставая из-за стола.
Он неспеша подпоясался широким поясом, скорее по привычке, чем предвидя возможные осложнения, проверил, легко ли вынимается из ножен меч и, набросив видавший виды дорожный плащ, спокойно шагнул за дверь.
Здесь царил плотный полумрак, едва рассеиваемый слабым серым светом, с трудом пробивающимся в маленькое грязное оконце, расположенное в дальнем пыльном конце коридора.
Едва выйдя из комнаты, Аргнар ощутил на своем затылке чье-то жаркое, пропитанное чесночным запахом, дыхание. И сразу несколько человек навалились на него со всех сторон, неуклюже пытаясь заломить руки за спину и опутать толстыми веревками.
- Попался! - злорадно объявил один из нападающих, пытаясь накинуть на шею Аргнара ременную петлю.
В лицо ударил тяжелый кулак, и перед глазами полыхнули жарким огнем расплывчатые багровые пятна. Второй удар дубиной по ребрам, отозвался тупой болью под сердцем.
Голова еще не успела ничего толком сообразить, а тренированное тело уже начало стремительно действовать. Уроки, преподанные монахом-наставником в Храме Пяти не пропали даром. Аргнар резко присел, уклоняясь от следующего удара, и, выставив ногу подсечкой, юлой крутанулся на месте, сбивая с ног неизвестных. Взвившись вверх, словно подброшенный пружиной он отпрыгнул в сторону и, по-кошачьи мягко приземлившись на ноги, выхватил из ножен меч. Грозный Шер холодно и предостерегающе блеснул в полумраке.
Четверо нападавших неуклюже вскочили на ноги и с громкими проклятиями гурьбой ринулись к Аргнару, размахивая короткими мечами и толстыми дубинами. Смертоносной молнией засверкал Шер, яростно отбивая атаки и беспощадно разя вероломных противников. Звон стали, пугающий хруст костей, отчаянные вопли и рычание покалеченных разбойников внезапно резко оборвались. Все было кончено в течение нескольких коротких мгновений. Из четверых нападавших лишь один-единственный остался в живых. Жалобно поскуливая, он скорчился у стены, прижимая к груди обрубок руки, и безумными глазами с ужасом смотрел на Аргнара, который тяжело дышал, стоя над ним, как демон правосудия.
- Кто тебя послал?! Отвечай! - прорычал Аргнар, угрожающе склоняясь к раненому.
Но тот лишь мычал что-то нечленораздельное, выпучив от страха обезумевшие глаза и пытаясь вжаться в стену. Трое остальных вперемешку валялись на полу без признаков жизни.
Аргнар медленно поднял меч, но в самый последний момент остановился и, презрительно скривившись, направился к выходу. Ему почудились торопливые шаги на лестнице, ведущей вниз. Прыгнув вперед, Аргнар быстро перегнулся через перила и успел заметить тощую спину выбегавшего на улицу тщедушного посыльного из канцелярии.
- Ах ты, подлый гаденыш! - взъярился воин, прыгая через три ступени сразу. - Не уйдешь!
На выходе в дверях неожиданно появился Одноглазый. Увидев летящего с обнаженным клинком Аргнара, здоровяк выставил вперед огромную ручищу и тревожно крикнул:
- Остановись, Странник, ты в опасности!
- Опасность миновала! - разгорячено воскликнул Аргнар, пытаясь проскользнуть под рукой приятеля. - Я угомонил четверых прохвостов и теперь гонюсь за пятым... Пропусти меня, пока он не удрал слишком далеко!
- Погоди, не стоит так торопиться, - придержал его за плечо Одноглазый. - Там, на улице тебя поджидает еще две дюжины черных бестий Мурида.
- Зачем?
- Он прислал их, чтобы арестовать тебя!
- Но за что? - изумился Аргнар.
Гвардеец пожал плечами.
- Этого я не знаю, да и некогда в этом сейчас разбираться - не до того! Беги, Странник, через окно в задней стене дома. Я привел туда твоего коня. Спеши!
Аргнар не привык долго рассуждать. Он доверял Одноглазому. Крепко сжав в объятиях проверенного товарища, он побежал по коридору, крикнув на ходу:
- Прощай, брат! Даст Бог - свидимся...
С размаху вышибив одним ударом ноги оконную раму, Аргнар выпрыгнул на скользкие булыжники заднего двора дома и быстро огляделся по сторонам.
У стены стоял оседланный конь, полностью экипированный в дальнюю дорогу. К походному седлу заботливой рукой Одноглазого были приторочены переметные сумки, а к задней луке - туго стянутый ремнями, увесистый вьюк. Аргнар невольно восхитился предусмотрительностью старого вояки, но времени на долгие размышления не было. Из-за угла казармы уже доносился нарастающий топот многочисленных ног, угрожающее бряцанье оружия, громкие крики и злобная брань. С минуты на минуту на задний двор могли ворваться стражники Мурида.
Вставив ногу в стремя, Аргнар привычным движением бросил в седло тренированное тело и, пригнувшись к холке жеребца, коротко бросил вполголоса:
- Вперед, Данго!
Конь прянул с места, словно птица. Вырвавшись из тесного переулка на улицу, он сшиб широкой грудью нескольких не в меру ретивых преследователей и, разбрызгивая жидкую грязь, стремительно помчался к воротам крепости, осыпаемый вслед черными проклятиями прислужников Мурида. Краем глаза Аргнар успел напоследок приметить могучую фигуру Одноглазого, спокойно стоящего в дверном проеме казармы. Опираясь плечом на косяк, здоровяк удовлетворенно ухмылялся, подняв правую руку над головой в прощальном жесте. Увлеченные погоней, муридовы стервятники не обратили на него никакого внимания.
Быстро проскакав несколько пустынных кварталов, Аргнар вывернул на центральную площадь и, не останавливаясь, направил коня к внутренним воротам крепости. Несколько прохожих, неторопливо переходивших улицу, испуганно шарахнулись в сторону при виде грозного наездника.
Завидев стремительно приближающегося всадника в развевающемся плаще, стражники подняли, было, копья, но, признав в нем Странника, неуверенно опустили оружие, озираясь на старшего офицера охраны. Тот замешкался всего лишь на короткое мгновение, и это решило исход дела. Аргнар стрелой промчался мимо опешивших от неожиданности солдат, едва не сбив их с ног. Он миновал уже вторые ворота и был всего лишь в нескольких шагах от первых, за которыми начинался просторный Малурийский тракт, когда в спину ударил истошный вопль:
- Стой!
Один из более расторопных стражников бросился под ноги коню, но Данго, легко перемахнув через это препятствие, вырвался из ворот крепости на широкий простор. Тотчас за спиной беглеца со зловещим грохотом рухнула кованная стальная решетка, намертво перекрывая малые ворота Скурбела. Она должна была задержать беглеца, но теперь неожиданно оказалась непреодолимой преградой для его преследователей.
За решеткой тщетно ярились всадники в черных плащах, проклиная неповоротливых стражников, на чем свет стоит. Однако это мало помогало. Наконец с натужным скрипом начали медленно отворяться тяжелые створки главных ворот, и погоня вновь устремилась за Аргнаром. Но куда было тягаться тяжелым лошадям стражников с быстроногим Данго, перешедшим с галопа в карьер. Он стремительно летел на запад, словно неудержимый весенний ветер, распластавшись над землей и дробно выбивая копытами сложный ритмический рисунок.
Несколько десятков толстых арбалетных стрел с натужным жужжанием взвились со стен крепости, но не достигли цели, бессильно осыпавшись на землю стальным дождем. Лишь одна из них, пущенная умелой рукой гораздо выше других по дуге, пробила-таки на излете кожаный рукав толстого подкольчужника и с хрустом глубоко впилась в плечо всадника.
Аргнар ощутил сильный удар в плечо, и в то же мгновение левая рука онемела и безвольно обвисла. Скрипнув зубами от жгучей боли, он попытался выдернуть стрелу правой рукой, но древко обломилось у самого основания, и наконечник остался в плече. Аргнар почувствовал предательскую слабость, быстро расползающуюся по всему телу, и склонился вперед, прильнув к шее Данго.
Умный конь, словно понимая, что его хозяин ранен, снова перешел в мягкий галоп, сохраняя прежнюю скорость, но его движения при этом стали теперь более плавными. Восьмилетний Данго уже не единожды доказал, что сообразительности ему не занимать. Между ним и Аргнаром давно сложились дружеские отношения. Они полностью доверяли друг другу во всем. Вот и сейчас, устало прикрыв глаза и обняв коня за шею, всадник попытался мысленно сосредоточиться на том, чтобы не свалиться на землю. Он доверил коню самому выбирать дорогу. Сознание обволакивало жаркое кровавое марево, тупая боль пульсировала в ослабевшем теле.
Погоня уже давно безнадежно отстала, а Данго без устали мчал и мчал вперед, не сбавляя скорости.
"Что случилось? В чем дело? - лихорадочно соображал Аргнар, продираясь сквозь горячую туманную пелену, пытающуюся поглотить сознание. - Почему придворный маг Хэдмира устроил на меня самую настоящую облаву, как на дикого зверя?"
Это и в самом деле было очень странно. Хотя Аргнар никогда не скрывал своего презрительного отношения к Муриду и высказывал несколько раз весьма нелестные замечания в его адрес, это не могло послужить причиной для ареста. В хмельной атмосфере трактиров находились такие смельчаки, которые и вовсе открыто предлагали повесить чародея за ноги на крепостной стене на поживу воронам, а еще лучше бросить его в безводные просторы пустыни Дарханг, чтоб он медленно изжарился под лучами безжалостного солнца. Да, не любили чародея... Но это были обычные разговоры, на которые никто всерьез особо не обращал внимания. Мало ли кто и кем недоволен... А вот то, что за Аргнаром прислали целый отряд тюремщиков, говорило о том, что он является в глазах властьимущих (в данном случае Мурида) опасным преступником и представляет собой ощутимую угрозу. Только не было понятно, в чем же конкретно состояла его вина, и кому именно он стал поперек дороги.
"Да, видать задержался я не в меру на службе у герцога... - с горечью подумал Аргнар. - Давно уже пора было уходить, да все как-то не собрался, а теперь вот приходится бежать как преступнику-каторжанину, даже не известно в чем обвиняемому..."
Он с трудом приоткрыл отяжелевшие веки и глянул по сторонам.
Вечерело. Занудный дождь наконец-то закончился. Ни впереди, ни позади на протяжении всего тракта не было видно ни одной живой души. Погоня уже давно безнадежно отстала, а скорее всего ее и вовсе прекратили - искать беглеца в бескрайних степях было бесполезно. Вдалеке справа темнел угрюмый Голодный лес. Слева простиралась ровная, как стол, степь, лишь кое-где вздыбленная низкими размытыми дождями холмами.
Аргнар с трудом попытался выпрямиться в седле. Тотчас на глаза накатила густая кровавая пелена. Жгучая боль полыхнула жарким огнем по всему телу, безжалостно гася остатки сознания. С глухим стоном воин упал на шею коня и обмяк. Его ослабшие руки безвольно опустились вниз.
Почуяв неладное, Данго тотчас остановился. Тревожно всхрапнув, он скосил глаз, пытаясь увидеть хозяина, и тихонько заржал, словно о чем-то спрашивая. Но ответа не последовало. Тогда, словно приняв какое-то решение, конь осторожно спустился с тракта на обочину и уверенно направился в сторону Свободных поселений. Он старался бежать плавно, избегая резких движений и толчков. Чем руководствовался Данго - непонятно, но он дважды обходил по широкой дуге, встречающиеся ему на пути, темные по ночному времени хутора поселенцев. Лишь через несколько часов, когда впереди на фоне звездного неба вырисовались контуры крепкого приземистого сооружения, конь уверенно направился к нему.
До высокого бревенчатого частокола оставалось уже совсем недалеко, когда послышался звонкий мальчишеский голос:
- Стой! Кто идет?!
Данго послушно остановился, переступая с ноги на ногу, громко фыркнул и замер.
- Эй, отвечай, а не то мигом стрелу схлопочешь! - вновь крикнул мальчишка. - Чего в молчанку-то играешь?
- Погоди, - остановил его голос, явно принадлежащий мужчине в преклонных годах. - Не спеши!
- А почему он не отвечает? - заупрямился, было, мальчишка.
- Прикуси язык, Одберг! Кажись, этот всадник нас не слышит...
- Спит что ли... а, может, помер?
- Сейчас глянем.
Неизвестный как-то по-особому тихонько свистнул, подзывая коня. Данго послушно приблизился к частоколу. Из-за изгороди появилось древко длинного копья и осторожно ткнуло тупым концом всадника. От этого легкого толчка Аргнар сдвинулся набок и, соскользнув с седла, свалился на землю, как куль. Раздался приглушенный болезненный стон. Данго тихонько и жалобно заржал, печально склонив голову над неподвижно лежащим хозяином.
- Гм... похоже, дело серьезное... - озабоченно пробормотал старший. - Ну-ка подсоби.
Едва слышно скрипнули дверные петли, и в частоколе отворились ворота. Из них крадучись вышел кряжистый старик. Настороженно глянув по сторонам, он склонился над раненым, внимательно вглядываясь в его лицо. Следом выбежал шустрый белобрысый парнишка лет двенадцати - тринадцати. Вдвоем они подхватили Аргнара и бережно внесли его на широкое подворье. Данго послушно вошел следом за ними.
- Одберг, кликни отца и поищи Ольму, да побыстрей! - приказал старик, закрывая на запор толстенные ворота и подпирая их тяжелым дубовым бревном.
- Я сейчас...
Парнишка что есть духу метнулся к центральному дому.
Вскоре громко захлопали двери, загомонили люди, в окнах замелькали огни осветительных ламп. На крыльце появился сам Гестам - хозяин хутора. Он был широкоплечим, жилистым мужиком с короткой стрижкой ежиком. На земле стоял твердо, порядок держал крепко. Гестаму пошел уже пятый десяток, из коих двадцать последних лет он здесь распоряжался. Его уважали и слушались все - от мала до велика, ведь при нем хутор окреп, забогател и от разбойничьих налетов отбивался исправно.
За Гестамом толпились переполошившиеся домочадцы, в основном женщины и дети. Из соседних строений выскакивали полуодетые мужики с копьями, топорами и мечами. Со всех сторон посыпались вопросы:
- Что случилось?
- Кто нападает?
- Где враги?
Гестам строго махнул рукой. Тотчас все умолкли, уставившись на неизвестного воина, что лежал посреди подворья, словно неживой.
- Кто такой? Откуда взялся? - быстро спросил хозяин, хмуро глядя на раненого незнакомца.
- Кто его знает... - пожал плечами старик. - Конь его принес к нашему хутору...
- Не из наших часом?
- Да нет, какой-то пришлый. По всему видать - воин.
Гестам задумчиво потер жесткий подбородок, что-то соображая, а затем решительно произнес:
- Несите в дом.
Несколько крепких мужиков подняли раненого и бережно внесли в жарко натопленную комнату следом за хозяином хутора. Положив его на широкую лежанку, крытую козьим мехом, они сразу отошли в сторону и столпились у дверей, с настороженным любопытством поглядывая на незнакомца. Позади них жалостливо вздыхали и охали бабы, завсегда охочие к сочувствию. Некоторые из них, особливо сердобольные, тихонько запричитали, утирая глаза уголками наспех наброшенных платков. Бабы - они бабы и есть, чего с них возьмешь?! Хлебом не корми - дай поплакать.
- Чего зенки-то вытаращили?! - рыкнул на них Гестам. - Ишь, завелись, как на заказ! Ану, расходитесь по домам! А вы, мужики, за конем приглядите, накормите и в стойло отведите, да стражу удвойте: неровен час разбойники незаметно подкрадутся! Видать шастают где-то тут неподалеку... Да травницу Ольму покличьте скорее! Пусть она свои снадобья прихватит...
С хозяином хутора спорить - себе дороже. Через минуту в комнате остались лишь сам Гестам, Нерейда - его супруга и две пожилые женщины - ее помощницы. Они принялись раздевать раненого, осторожно отдирая от тела заскорузлую одежду, пропитанную засохшей кровью.
Тихонько щелкнула задвижка входной двери. На пороге появилась высокая темноволосая женщина лет тридцати. Она была худощавой и на первый взгляд ничем особым среди других жителей хутора не выделялась. В руках женщина держала плетеную берестяную корзинку, накрытую белой грубоватой тканью. Воздух в комнате сразу наполнился горьковато-сладким ароматом целебных трав и кореньев.
Женщина подошла к лежанке и, поставив корзинку на скамейку, склонилась над раненым, изучая его пытливым взглядом.
- Глянь, Ольма, что с этим молодцем. Выживет, али нет? - проворчал Гестам, тревожно глядя на заострившиеся черты мертвенно-бледного лица незнакомца.
Осторожно перевернув с помощью женщин раненого на живот, знахарка быстро ощупала тонкими чуткими пальцами вспухшее плечо воина и озабоченно нахмурилась. Плечо наощупь было горячим, а края раны потемнели и вздулись, источая тошнотворный прогорклый запах гниения. Знахарка опустила глаза, закусив губу.
- Ну, что там? - не утерпел Гестам.
- Огневица... - тихо промолвила Ольма.
Хозяин вздрогнул, угрюмо кивнул головой, как-то враз ссутулился и тяжело вздохнул:
- Знать, не жилец...
- Погоди ты отпевать, - вскинулась Нерейда. - Может, даст Бог, Ольма сможет его излечить.
- Так ведь огневица, сама знаешь... - обреченно отозвался Гестам, махнул рукой и вышел из комнаты.
Помощницы хозяйки принялись вполголоса обсуждать между собой услышанное. Тем временем Ольма открыла свою корзинку и принялась торопливо выкладывать на стол пучки разнообразных целебных трав и кореньев.
Спровадив оставшихся двух женщин за дверь, Нерейда тут же заходилась ей помогать. Она набрала из питьевой кадки, стоящей у двери, чистой ключевой воды и наполнила пузатый котелок. Затем поставила его на печь, отворила заслонку и бросила в приугасшую топку несколько толстых поленьев. Едва тлеющие угли ожили, жадно потянувшись огненными язычками к сухим дровам. В печи затрещало, торжествующе загудело, потянуло терпким дымком. Нерейда метнулась в соседнюю комнату и вскоре вернулась, неся чистое белое полотно и теплое одеяло из легкого козьего пуха. Уже не первый раз помогала она Ольме врачевать раненых и больных, потому сама без подсказок хорошо знала, что и как нужно делать. Заготовив все, что могло понадобиться знахарке, Нерейда опустилась на скамью у окна. Скрестив на коленях обветренные натруженные руки, она молча и терпеливо ждала, готовая по первому же зову Ольмы прийти ей на подмогу.
Тем временем молодая знахарка присела рядом с раненым, наложила чуткие ладони на его плечо по краям вспухшей раны и мысленно потянулась к стальному наконечнику, глубоко засевшему в теле воина. Нащупав его, она медленно и осторожно, напрягая всю силу воли, повлекла губительный металл к выходу из раны. Как ей это удавалось, Ольма и сама толком не знала, просто умела и все тут. Старики на хуторе поговаривали, мол, это благость Всевышнего, но она-то хорошо знала, что умение врачевать людей природной магией передалось ей от бабки, которая в свое время слыла искуснейшей целительницей западного побережья Вальгарда.
Отворилась дверь. Из ночной темени сунулся, было, в дом кто-то из хуторских, но Нерейда так яростно замахала на него руками, сердито сдвинув брови, что незадачливый посетитель мгновенно исчез, не смея перечить хозяйке.
Тревожная тишина повисла в комнате плотным покрывалом. Лишь потрескивали в пышущей жаром топке угли, да из горла незнакомца вырывалось тяжелое хриплое дыхание.
Час ли, два минуло с тех пор, как Ольма недвижимо застыла над раненым, словно окаменев в напряжении... В котелке на горячей печи добирал силы целебный взвар, распространяя по комнате душистый аромат осени.
Где-то на притихшем подворье лениво брехнул спросонок старый пес. С другого конца хутора охотно откликнулся молодой пес, но кто-то прикрикнул на собак, и они замолкли.
Повинуясь воле знахарки, наконечник стрелы медленно-медленно выходил из раны. Вот уже показались его иззубренные черные края. Ольма крепко ухватила пальцами наконечник и резко выдернула его из вспухшего плеча воина. Темная, густая кровь сразу хлынула из раны, заливая покрывало лежанки. Но тут уже засуетилась Нерейда, обкладывая плечо раненого чистой тканью, впитывающей порченую кровь. Незнакомец громко скрипнул зубами и глухо застонал, не приходя в сознание.
Ольма обмыла рану целебным отваром, а затем, тщательно растерев в ладонях какую-то сероватую невзрачного вида травку, густо посыпала ею пышущую жаром кожу. Наложив сверху широкие листья путь-травы, она туго запеленала плечо раненого и при помощи Нерейды осторожно перевернула беднягу на спину. Лишь после этого молодая женщина позволила себе расслабиться, и устало прикрыла глаза. На ее лбу и верхней губе мелкими бисеринками искрились капельки пота. Руки нервно вздрагивали, словно освобождаясь от непосильной ноши.
Нерейда, тут как тут, подала знахарке кружку с отваром, а сама приблизилась к изголовью лежанки и, глядя на измученное лицо неизвестного, жалостливо молвила:
- Красивый мужик, жаль будет, если помрет...
Ольма ничего не ответила.
- А может, сдюжит с огневицей-то, а? Как ты думаешь, Ольма? Ведь всяко бывало, а он, видать, крепкий... Ну что ты молчишь? - не унималась хозяйка хутора.
Молодая женщина открыла глаза и устало произнесла:
- Если к утру жар спадет, то, может, все и обойдется.
- А вот интересно все же, откуда он к нам заявился? Вроде бы поблизости никаких разбойников нету, да и войны тоже не слыхать, а вот, поди, ж ты - раненый насмерть воин, да еще и к ночи... Чудно это, видать, не к добру, ох, чует мое сердце...
Хозяйка хутора замолкла, выжидательно глядя на знахарку, но та, утомленная врачеванием, молчала, не реагируя на ее слова. Беседа не клеилась. Тогда Нерейда попыталась зайти с другой стороны.
- Девки на хуторе давеча судачили, будто бабка Тора сон видела... - как бы, между прочим, заметила она.
-Какой? - вяло поинтересовалась Ольма.
- В том-то и дело, что сон тревожный! - охотно откликнулась Нерейда. - Будто по всей земле люди, что волки лютые, друг дружку в клочья рвут - аж страх! А из-за высоких гор огромная черная длань подымается, солнце затмевая, и дым стелется удушливый, от которого трава и листья серым пеплом рассыпаются! А потом сошлись грудь в грудь два могучих орла над миром...
Нерейда внезапно умолкла, словно сама испугалась того, о чем рассказывала и боязливо отодвинулась от темного окна, осенив себя охранным знаком.
- А дальше-то что было? - насторожилась Ольма. Что-то в рассказе хозяйки хутора насторожило ее. Да и сны бабки Торы зачастую оказывались пророческими, тут поневоле прислушаешься.
- В том-то и дело, что неизвестно... Торе стало страшно, она и проснулась. К чему бы такой сон, как думаешь?
- Ну, тут особо и гадать не надобно. По всему видать, что скоро большая беда грянет. Слышно будто герцог Форвана военный союз заключил с проклятым кровопийцей из Эрденеха - Гермундом. Знать, война уже не за горами.
- Ох, запылают смрадным пламенем губительные костры на землях Вальгарда, испепеляя города и села, - пригорюнилась Нерейда, качая головой. - Стало быть, много мужей полягут в сыру землицу почем зря, оставив сироток малых да вдов-страдалиц безутешных. Много кровушки безвинной прольется... Ежели большая свара зачнется по всему Вальгарду, то и наших мужиков не минует лихая участь...
Нерейда ласково провела ладонью по горячему лбу раненого, оглаживая всклокоченные пряди жестких волос. В ее глазах появилось мягкая задумчивая печаль, затуманенная какими-то видениями. Встряхнув головой, женщина вздохнула и поднялась со скамьи.
- Пойду, своего приголублю... Кто знает, как дальше судьба сложится, а жизнь идет... - она вышла из комнаты, что-то задумчиво нашептывая и сокрушенно качая головой.
Ольма осталась совсем одна подле воина, что балансировал сейчас на тонкой грани между жизнью и смертью. Она взяла со скамьи роковой наконечник стрелы, поднесла его ближе к свету, и принялась внимательно разглядывать со всех сторон.
На боковых гранях виднелись грубые косые насечки, в углублениях которых темнела какая-то вязкая буро-зеленая слизь. Знахарка осторожно принюхалась и с отвращением нахмурилась. Она сразу узнала мякоть болотных мертвецких ягод, и это повергло ее в тревожное смятение, потому что никогда прежде это губительное зелье не использовали люди ни на войне, ни на охоте. Лишь только однажды за многие годы его употребили, когда с севера было небывалое нашествие свирепых белых волков, но против людей этот яд не использовали даже разбойники, потому как считалось это страшным грехом.
"Видать и в самом деле лихие времена настали, ежели люди стали пользоваться плодами тьмы", - подумала Ольма.
Она отнесла наконечник к печи и с отвращением швырнула его в жар, плотно прикрыв заслонку. Тотчас в топке что-то злобно зашипело, словно рассерженная змея, громко затрещало, но вскоре все стихло, даже угли не потрескивали. Ольма снова вернулась к раненому и, присев на скамью подле него, погрузилась в задумчивую дрему.

По сухому широкому руслу, где когда-то несла свои могучие чистые воды река Старица, таясь от случайных глаз, пробирался в северном направлении небольшой отряд тяжеловооруженных людей. Каждый из них вел в поводу лошадь с тщательно обернутыми тряпьем копытами. Уже больше месяца этот отряд упорно двигался к Гиблому кряжу, еще летней порой скрытно выйдя из Стерхада - столицы южного королевства Менткроуд. Три десятка бывалых бойцов - отчаянных головорезов решили попытать счастья, проникнув за пугающую завесу мрачной таинственности, окружающей бывшую Малурию, а нынче Потерянный край, как именовали ее с опаской жители Вальгарда. Опытные разведчики, загодя высланные вперед, вовремя докладывали, если в окрестностях Старицы появлялись люди. Тогда отряд затаивался, дожидаясь пока торговый караван или случайные путники скроются вдали, а затем вновь продолжал движение.
Предводитель, высокий чернобородый здоровяк по имени Мерглу, не хотел, чтобы весть о походе его дружины разлетелась по всему Вальгарду - лишняя слава была ему ни к чему. Он надеялся завладеть несметными легендарными сокровищами, которые по смутным слухам остались во дворце последнего правителя Малурии - Элабора Светлоликого. Правда в народе поговаривали о каких-то ужасах и чудищах, якобы обитающих где-то в Междуречье и хранящих все эти богатства для своего Правителя, имя которого даже никогда вслух не произносилось. Но Мерглу был не робкого десятка и никогда не верил в эти сказки, зато был уверен в существовании сокровищ и жаждал заполучить их.
"Это когда-то в глубокой древности, может быть, и были могучие маги и чародеи, но все они уже давным-давно сгинули без следа, - думал Мерглу. - Все эти чудища и колдовские штучки - досужие вымыслы и сплетни выживших из ума старух и глупых девок. Скорее всего, там, за Гиблым кряжем полным-полно разного хищного зверья, может быть, очень даже опасного, но уж с таким противником мои молодцы управятся запросто. Добрый меч и тяжелый боевой топор проложат прямую дорогу к заветным сокровищам, и тогда я свергну самозваного владыку Менткроуда с королевского трона, по праву наследства принадлежащего только мне!"
Мерглу мрачно усмехнулся. Он никак не мог смириться с тем, что простой народ вкупе со знатью отверг его отца-короля, а на высоком престоле воцарился самозванец Грумар. Лишенный своего законного права наследовать трон, бывший принц Менткроуда вынужден был стать обычным рядовым воином и влачить серую жизнь в армейских казармах. Будучи бесспорно смелым и удачливым, он постепенно продвинулся по службе и со временем стал офицером, но обиды не забыл и горел ненасытной жаждой мести.
- Эй, Мерглу, что делать-то будем? - окликнул его один из воинов. - Впереди русло перекрыто большим обломком скалы, а за ним еще хуже - начинается сплошной завал. Там мы себе запросто ноги поломаем, да и кони не пройдут...
- Вот уже Гиблый кряж недалеко - рукой подать. Дальше-то как пойдем? - спросил другой.
Вся дружина молча уставилась на предводителя в ожидании его решения. Они давно уже привыкли во всем полагаться на него. Мерглу прищурился, внимательно и неспеша разглядывая крутые базальтовые стены неприступных гор, густо иссеченные глубокими черными расщелинами, в которые и свет не проникал. И думать было нечего пробиться в Потерянный край напрямую.
- Выбираемся из русла на берег! - скомандовал Мерглу. - Пойдем вправо вдоль кряжа до Охранных холмов.
- А потом как ?
- Молча. Войдем в Потерянный край и возьмем сокровища.
- Как бы самим там навсегда не остаться... - мрачно пробормотал молодой воин, с опаской поглядывая на темные кручи. При виде отвесных неприветливых склонов решительности у него явно поубавилось.
Мерглу зло ощерился, резко повернулся к нему и прорычал:
- Что, уже, поджилки затряслись?! Небось, в штаны наложил с перепугу, вояка?! Надо было дома оставаться у бабы под подолом!
- Так ведь говорят, что за Гиблым кряжем... - попытался возразить воин, но предводитель его резко оборвал:
- Говорят... говорят... а ты свое хлебало пошире разевай да уши развешивай, тебе еще и не такого понарассказывают! Говорят, что кур доят, а коровы яйца носят - размером с твою дурью голову!
Остальные радостно загоготали, дружески похлопывая смутившегося товарища по плечу и отпуская в его адрес плоские казарменные шуточки. Все явно развеселились, сбрасывая груз тревожного напряжения. Лица просветлели, плечи расправились.
- Все! Хватит ржать, как кони!! - остановил их Мерглу. - Вперед, к Охранным холмам!
Привычные к повседневным тяготам суровой походной жизни, люди тронулись в путь, один за другим выбираясь из сухого русла. Вокруг не было видно ни души. Оседлав коней и построившись в колонну, отряд поскакал на восток.
Воины настороженно косились на мрачные горы, чувствуя себя неуютно под их зловещей сенью. Ехали молча, не останавливаясь. Когда бесстрастное солнце уже скатилось с быстро темнеющего небосклона, а тени от гор слились с наступающими прохладными сумерками, отряд миновал самую крайнюю осыпь Гиблого кряжа с восточной стороны и замер у пустынных, заросших колючим кустарником Охранных холмов. Хоть как и хотелось Мерглу побыстрее перебраться через них, но и он хорошо понимал, что вот так с ходу, очертя голову лезть в Потерянный край на ночь глядя не стоит.
- Привал! - нехотя распорядился он, слезая с коня. - Костры не раскладывать, переночуем и так.
Некоторые бывалые воины из отряда встретили его распоряжение легким недовольным ворчанием, но возражать Мерглу в открытую не осмелился никто из них. Его уважали, как командира, да и (чего скрывать) слегка побаивались.
Почистив лошадей и задав им корму, искатели сокровищ уселись в круг за поздний холодный ужин. Ели молча. То ли вдоволь наговорились за долгую трудную дорогу, то ли близость древней загадочной Малурии запечатывала уста, только никто не проронил ни слова.
Мерглу сначала назначил часовых, которые быстро и бесшумно растаяли в сгустившейся тьме. Лишь после этого он уселся на старую полусгнившую колоду, поросшую жестким щетинистым мохом. Спать не хотелось. Близость цели волновала и не давала покоя. Если бы не ночная тьма, Мерглу прямо сейчас попытался бы проникнуть в Потерянный край.
Над пустынной безмолвной степью, словно притаившейся в ожидании чего-то пугающе-тревожного, повисла тусклая желтая луна. Похожая на головку сыра, она уныло заливала бронзовыми пятнами узловатые ветви немногочисленных скрюченных какой-то болезнью деревьев. На уступах мрачных гор лунные блики растекались лужами золота, а трещины и разломы провалились, казалось, в черную бездну, откуда веяло леденящим душу холодом и безнадежностью. Из Малурии, лениво переваливая через крутолобые холмы, сползали в долину липкие космы седого тумана. Он тягуче-медленно струился по мелким ложбинкам, заполнял темные глубокие впадины, плыл над землей, старательно цепляясь за каждый куст, за каждую травинку и оседая на них серыми капельками унылой осенней измороси.
Затаив дыхание, Мерглу внимательно вслушивался в ночную тишину, пытаясь уловить хоть какие-нибудь слабые звуки, доносящиеся из-за Охранных холмов, хоть какой-то намек на то, что их ждет там завтра, но все было напрасно. Потерянный край упорно хранил таинственное молчание. Да и с этой стороны ничего не было слышно, лишь изредка всхрапывала чья-нибудь лошадь или негромко бряцало оружие, ворочающихся во сне, солдат.
Тихо-тихо было вокруг, и Мерглу незаметно для самого себя задремал, опустив отяжелевшую голову на сильные руки. Последнее, что он успел заметить перед тем, как погрузился в беспробудный сон, был зыбкий темный силуэт, возникший неподалеку, словно бы из ниоткуда. Силуэт застыл над грудой камней, бесшумно покачиваясь в воздухе и ежесекундно меняя расплывчатые очертания.
Мерглу встрепенулся, было, но предательская сонная лень мертвой хваткой сковала его тело, баюкая и предвещая сладостные видения. Равнодушие полностью затопило сознание.
"Наверное, это кто-то из часовых..." - нехотя подумал он, окончательно проваливаясь в забытье.
Воин, охраняющий подступы к лагерю со стороны Гиблого кряжа, чувствовал, как его веки наливаются необоримой свинцовой тяжестью, норовя сомкнуться помимо его воли. Он несколько раз резко тряхнул головой, отгоняя сонную одурь, и встал, опираясь на короткое копье. Ему показалось, что над предводителем отряда хищно склонилась какая-то смутная тень... Или не показалось?..
- Эй, кто там? - неуверенно окликнул он, шагнув вперед.
Тень заколебалась и растаяла.
Воин осторожно приблизился к спящему крепким сном Мерглу, пристально, до рези в глазах вглядываясь в окружающую темень. Но все вокруг было тихо и спокойно.
- Тьфу, ты, - чертыхнулся часовой. - Видать, померещилось.
Он успокоился и вразвалочку вернулся на прежнее место, не ведая о том, что за каждым его движением следят холодные жестокие глаза, чуждые живому миру.
До самого рассвета ничто не нарушало тишину, и люди спали спокойно. Но, когда начало светать, туман, спустившийся ночью по склонам Охранных холмов, не истаял, как тому должно было быть. Наоборот, он словно еще больше сгустился, став липким и назойливым. Туман нахально забирался за шиворот. Он заползал под нательные рубахи холодным дыханием тоскливого осеннего утра, оседал на вороненых кольчужных кольцах мутно поблескивающей вуалью. Медленно, словно с натугой, над вершинами гор выкатывалось блеклое солнце, тускло просвечивая сквозь серую дымку.
Люди просыпались тяжело. Их лица были хмуры и озабочены, словно с похмелья. Стараясь не встречаться друг с другом взглядами, воины вяло завтракали. Они молчаливо обдумывали то, что им предстояло сегодня совершить. Пока шли сюда, о пугающей Малурии говорили как о чем-то далеком. Поход казался обычным, каких они в своей жизни раньше совершили немало. И вот уже вожделенная цель рядом, и, казалось бы, рукой подать, но предчувствие таинственной неотвратимо надвигающейся беды тяготило суровые души бывалых воинов, делая их замкнутыми и немногословными.
Мерглу окинул тяжелым взором притихший отряд и, рывком поднявшись на ноги, громко рявкнул:
- Подъем!
Его грозный голос тут же увяз в туманной кисее и мгновенно заглох, словно задавленный. Но свое дело он все же сделал: люди зашевелились, нехотя поднимаясь на ноги и оседлывая лошадей. Когда все были уже готовы, Мерглу первым вскочил на коня, еще раз окинул взглядом соратников и, тронув поводья, отдал команду:
- За мной! Отставших ждать не будем...
- А не отставших дома не дождутся... - мрачно проворчал кто-то за его спиной.
Поиграв желваками, предводитель отряда криво усмехнулся, но промолчал, сделав вид, что не услышал.
"Ничего, когда будут везти обратно тюки и сундуки полные золота и драгоценных камней, настроение у них будет совсем другое, - подумал Мерглу. - А пока... пока пусть себе ворчат, лишь бы за мечи да за топоры покрепче держались".
Пожухлая трава покорно сминалась под копытами лошадей и уже не распрямлялась. За притихшими всадниками оставалась неровная цепочка следов, ведущая к седловине межхолмья, за которой скрывалась окутанная вязким туманом пугающе-таинственная Малурия. Стук лошадиных копыт отзывался на безжизненных склонах голых холмов приглушенным бормотаньем. Казалось, что это сами Охранные холмы, потревоженные людьми от вековечной спячки, осуждающе ворчат на незваных гостей, посмевших нарушить их летаргический сон.
"Что за наваждение, - удивился про себя Мерглу. - Видно бабские байки и на меня подействовали. Так я скоро, того и гляди, поверю во всякую чертовщину..."
Он расправил пошире плечи и сделал глубокий вдох, пытаясь казаться веселым и беззаботным. Но внезапно поперхнулся и хрипло болезненно закашлялся, наклонившись к гриве коня. Безжизненная пустота в округе на всех действовала угнетающе, чувствовалось медленно растущее исподволь напряжение. Странно, но с тех пор, как отряд приблизился к границе Потерянного края, ни разу слуха людей не коснулся щебет птиц или какой-либо другой звук, издаваемый зверьем. Даже настырные и злющие в эту пору года ненасытные комары-кровососы, неустанно сопровождавшие людей от самых Тенгоровых болот, куда-то внезапно запропастились. Видимо и они тоже чувствовали себя в этих безлюдных краях неуютно. Пугающе-тихим было осеннее утро на подступах к Малурии.
Мерно покачиваясь в седлах, всадники шаг за шагом подымались по пологому склону и где-то к полудню въехали на седловину, откуда начинался крутой спуск в неведомую долину, затянутую густым, как кисель, туманом. Лишь впереди, примерно в пяти лигах, в плотной седой пелене унылого однообразия виднелся широкий рваный просвет. В нём взорам путников открывалась гладкая свинцово-серая водная поверхность.
- Море... - растерянно выдохнул кто-то из отряда.
- Дурья твоя башка! - откликнулся его сосед. - Откуда ж тут морю взяться?! Это озеро.
- Мертвое озеро... - хриплым голосом уточнил другой.
При этих словах все вздрогнули и невольно поежились, словно в лица им дохнул леденящий ветер.
Седоусый кряжистый Храгар - правая рука Мерглу во всех его многочисленных авантюрах и отчаянный старый рубака, громко хмыкнул и насмешливо произнес:
- Что, хвосты поджали?! Мертвое оно или живое, какая нам разница!! Подумаешь, огромная лужа...
- Верно говоришь, Храгар, - поддержал его Мерглу, выпрямляясь в седле. - Мы пришли сюда за сокровищами древних владык, и мы возьмем их! Никто и ничто не сможет нам помешать! Это говорю вам я, Мерглу! А вы мое слово знаете.
Он выдернул из ножен тяжелый широкий меч и уверенно воздел его над головой. Отблеск пробившегося в этот момент сквозь густой туман полуденного солнца полыхнул на клинке ярким светом, но внезапно потускнел, съежился и потух. Незримая тяжесть навалилась на Мерглу, вжимая его в седло и сгибая плечи. Тупая игла сомнения вошла под сердце. В голове мелькнула предательская мысль: "А может, пока еще не поздно, повернуть назад?" Но гордый и непреклонный характер решительно отверг ее.
- Вперед! - каким-то чужим, враз постаревшим голосом отдал распоряжение Мерглу, первым начав спускаться в долину. Он снова вложил в ножны свой верный меч, показавшийся ему в этот момент каким-то совершенно чужим.
За ним след в след двинулись остальные, до боли в глазах вглядываясь в непроглядную белесую пелену, обступившую отряд смельчаков со всех сторон. Кони ступали неуверенно, словно нехотя, и, если бы не понукание седоков, наверное, сами повернули бы обратно. Ни единого звука, ни шороха, ни дуновения ветерка - лишь напряженная тишина, наполненная невыносимо томительным ожиданием чего-то тревожного, неосознанного.
Постепенно крутой спуск в обширную долину стал более пологим и наконец, совсем закончился. Теперь отряд двигался уже по относительно ровной местности.
Мерглу сразу принял резко вправо, чтобы обойти Мертвое озеро стороной. Почему-то ему совсем не хотелось приближаться к скрытому туманом берегу, да к тому же и цель его путешествия лежала гораздо правее - в самой долине Междуречья, образованной течениями рек Подгорной и Кипейной.
Перед путниками в сырой дымке смутно замаячили какие-то раскоряченные темные силуэты. Все одновременно остановились, держа наготове оружие. Слегка выдвинувшись вперед, Храгар предостерегающе вздернул руку и громко окликнул:
- Стой! Кто идет?
Но ответа не последовало. Тогда он прищурился и, подавшись вперед, облегченно проворчал:
- Да ведь это всего-навсего деревья...
- Наверное, тот самый Сухой лес... - предположил Мерглу. - Вид у него, честно говоря, не очень...
Обнажив меч, он плечом к плечу с Храгаром первым осторожно въехал в странный лес. Сухие искореженные деревья тянули к людям цепкие узловатые ветви, покрытые морщинистой растрескавшейся корой, которая местами отстала и свисала полусгнившими лохмотьями. Они сплошной стеной заступали дорогу, заставляя отряд петлять между стволами и забираться все дальше и дальше вглубь омертвелого леса. На расстоянии десяти шагов уже ничего нельзя было разглядеть из-за клубящегося тумана, казавшегося живым. Он становился все гуще и словно бы обволакивал воинов плотным удушливым покрывалом. Стало трудно дышать. Туман забивался в легкие, вызывая хриплый кашель, оседал на ресницах клейкими маслянистыми каплями, холодил руки, нервно стискивающие оружие. Люди невольно жались друг к другу, затравленно озираясь по сторонам.
Одна из лошадей запуталась сбруей в переплетении колючих ветвей, рванулась в сторону, сбросила седока и умчалась, сломя голову, куда-то в неизвестность, испуганно заржав. Неожиданно с той стороны, куда ускакало внезапно обезумевшее животное, раздался громкий треск, тяжелый глухой удар, отозвавшийся в ногах людей дрожью. Послышался вопль смертельного ужаса, прерванный низким хриплым рыком. Вслед за этим наступила оглушительная тишина.
Воины испуганно переглянулись, плотнее придвигаясь друг к другу. Храгар украдкой сотворил охранный знак и покрепче перехватил рукоять меча обеими руками. Сгрудившись вокруг своего предводителя, охотники за сокровищами ощетинились копьями и мечами, таращась во все стороны и тихо бормоча проклятия. Они ждали нападения.
Но минута проходила за минутой, а лес безмолвствовал. Наступившая после ужасных звуков тягучая тишина, казалась невыносимой. Ожидание неизвестности до предела натянуло нервы людей, грозя перерасти в панику. Они нервно вздрагивали, сжимая оружие побелевшими от напряжения пальцами.
- Нужно выходить из этого проклятого леса... - наконец нарушил молчание Мерглу. - На открытом месте у нас будет больше пространства для маневра.
Голос его стал каким-то скрипучим, надтреснутым. Хотя еще в нем и чувствовалась властность, но решимость явно была поколеблена. Он с трудом выдавливал из себя слова. Впервые с самого начала похода предательская неуверенность закралась в душу Мерглу, проводя по спине холодными пальцами животного страха. Он повернул коня в ту сторону, где, как ему казалось, находился берег Мертвого озера. Остальные, сбившись плотной группой, последовали за ним. Воин, оставшийся без лошади, бежал рядом с Храгаром, держась за стремя его коня.
В таком порядке отряд около часа молча продирался через омертвелые дебри Сухого леса, напряженно прислушиваясь и вглядываясь в неизвестность.
Наконец-то старческие стволы расступились, выпуская всадников на открытую местность. Лес резко закончился, словно его край срезало гигантским ножом. Под ногами была ровная твердая земля. Безысходность, до этого момента сжимавшая сердца людей жесткой лапой тоскливой пугающей неопределенности, постепенно отпустила. Все немного приободрились, приходя в себя. Кто-то даже попытался грубо пошутить по поводу долгого блуждания в лесу.
Вот тут-то все и произошло.
С каким-то омерзительным шипящим свистом и щелканьем из тумана вылетели белесые арканы то ли толстой липкой паутины, то ли бледных извивающихся щупалец, похожих на ожившие тонкие корни. Они захлестнулись на шеях, руках, ногах и в мгновение ока утащили в клубящуюся стену людей и лошадей, даже не успевших понять, что произошло. Их жуткие вопли, исполненные невыносимой смертной муки, переходящие в душераздирающие визги, быстро смолкли.
Все произошло так неожиданно и молниеносно, что Мерглу даже не успел ничего толком сообразить. Из всего отряда остался лишь он, Храгар и пеший воин. Остальные люди сгинули вместе с лошадьми, словно их никогда и не было.
Вновь раздался все тот же зловещий свист, но на этот раз оставшиеся встретили нападение оружием. Замелькали мечи, яростно разя направо и налево. Отсеченные щупальца сыпались на землю, устилая ее густым шевелящимся ковром. Трое людей старались, как могли, пытаясь отбиться. Но так не могло долго продолжаться. Из тумана летели все новые и новые петли. Вот одна из них утащила дико орущего пешего воина. Следом за ним, хрипя и задыхаясь, с выпученными от безумного ужаса глазами исчез верный Храгар и обе лошади. Успевший извернуться и спрыгнуть на землю, Мерглу остался совсем один. Он вертелся волчком, рубил, крошил, превратившись в сверкающий круг смертельной стали, и щупальца неуверенно отступили. Они разочарованно втянулись в стену тумана, словно недоумевая, как один-единственный человек мог им противостоять.
Мерглу стоял, широко расставив ноги и сжимая рукоять меча дрожащими от невероятного усилия руками. Его глаза бешено вращались, пытаясь уловить хоть малейшее движение. Внезапно его взгляд наткнулся на что-то в стене тумана и остекленел. Оттуда на Мерглу медленно и неотвратимо надвигалось нечто невероятное, огромное и темное, как сам могильный мрак. Оно не имело четких очертаний и вообще не имело, да и не могло иметь определенного названия. Казалось, сама предначальная Тьма движется к человеку. Его ноги подкосились, словно подрубленные, меч выскользнул из обессилевших рук. Подобно тряпичной кукле, Мерглу замертво рухнул на землю, не издав ни звука.

Тяжело покачиваясь на пенных гребнях свинцово-серых волн, длинная и узкая торговая галера, с оскаленной мордой морского дракона на корме, неторопливо приближалась к причалу Западных ворот.
Крепость-порт, пожалуй, была самым большим и уж наверняка самым древним городом свободного государства Малицента. Отсюда начинались дальние морские пути к скалистым берегам таинственного и малоизведанного материка Чау-Гар, - так его именовали сами аборигены. Заковыристый и мудреный язык их был настолько непонятен для вальгардцев, что лишь некоторые немногочисленные морские торговцы кое-как могли объясняться с жителями Чау-Гар, хотя и с весьма большим трудом.
Все народы Вальгарда еще со времен легендарной Малурии пользовались одним общим языком, не считая полудиких племен, обитающих на юго-западном побережье - за Лесами Забвения. Хотя в разных частях материка был свой местный диалект, тем не менее, они очень хорошо понимали друг друга, чего уж никак не скажешь о чау-гарцах. Даже соседствующие государства на их материке разделяли такие языковые барьеры, что им приходилось общаться между собой лишь через местных толмачей.
Истинная власть на всем материке Чау-Гар безраздельно принадлежала темной жреческой касте, прославляющей культ жестокого и кровожадного безымянного божества. Ходили жуткие слухи о том, что в тайных и запутанных подземельях своих мрачных исполинских храмов жрецы задабривали это божество многочисленными кровавыми жертвоприношениями. А еще поговаривали о якобы невероятной колдовской мощи, которой обладали жрецы.
Народы Вальгарда жили по своим законам, чау-гарцы - по своим. Они никогда особо не враждовали, но и не дружили, лишь изредка обмениваясь некоторыми товарами. В Чау-Гар отправляли изделия из черненой меди, корабельный лес, а обратно привозили тончайшее полупрозрачное полотно. Оно пользовалось большим спросом у дворцовых модниц и стоило больших денег, а еще магические амулеты. Торговля шла весьма вяло, поэтому редкие гости из-за моря Харлад были в Малиценте в диковинку.
Адепт шестого - высшего уровня жреческой касты Гру, Ярид, словно прикипев взором, пристально вглядывался в смутные очертания приближающегося берега, подернутого синеватой осенней дымкой.
С тех пор, как торговая галера миновала скалистый Дозорный остров, жрец ни разу не сходил с палубы. Он стоял у левого борта неподвижно, словно каменное изваяние. Сырой ветер лениво колыхал тяжелые складки его серого, ничем не примечательного дорожного плаща. Бледные пальцы левой руки, обтянутые сухой желтоватой кожей, напоминающие когтистую лапу хищной птицы, впились в боковой поручень мертвой хваткой. Правая же рука все время скрывалась под плащом. Вытянутое костистое лицо Ярида, было абсолютно бесстрастным и жестким. В глубоких провалах глазных впадин, словно в черных норах, таились колючие темные глаза неопределенного цвета, наполненные пугающей грозной силой.
Бывалые матросы галеры, случайно встретившись с его тяжелым взглядом, как-то сразу сникали и торопились быстрее убраться куда-нибудь подальше от необычного пассажира, взятого на борт в последнем порту Чау-Гара, уже перед самым возвращением домой.
Вместе со жрецом плыли два его бессловесных помощника. Они были всегда под рукой у Ярида, спеша мгновенно и беспрекословно выполнить любое его поручение, и в то же время, стараясь оставаться совершенно неприметными. Матросы втихомолку посмеивались: мол, у жреца две тени. Но говорить об этом вслух побаивались - мало ли что, а вдруг он и в самом деле черный колдун?! Проклянет или, упаси Бог, наведет порчу - пиши пропало...
Высокие каменные стены морской крепости казались монолитным продолжением неприветливого скалистого берега. Они непрерывным каменным кольцом опоясывали Западные Ворота, надежно закрывая город от суши со всех сторон. Лишь в восточной части неприступной стены были одни - единственные ворота, от которых начинался древний Малурийский тракт и долгий Обходной путь, ведущий на юг к таинственному Провалу и еще дальше - на восток по пустующим землям в обход Гиблого кряжа.
С западной стороны из крепости в море, словно гигантский язык окаменевшей черепахи, выступал широкий и длинный причал. Он был сложен из огромных обсидиановых плит, плотно подогнанных друг к другу так, что между ними не могло протиснуться остро отточенное лезвие. Легенды гласили о том, что в глубокой древности, еще до того, как возникла ныне опустевшая великая Малурия, эти неподъемные плиты были обработаны и сложены в причал руками могучих титанов, ранее населявших Вальгард. Были эти самые легендарные титаны или нет - не известно, а плиты так и лежат здесь испокон веков и, наверное, будут лежать и тогда, когда прах забвения покроет последний остывший очаг цивилизации.
Галера плавно подошла к причалу и, несколько раз неуклюже ткнувшись в него левым бортом, замерла, лениво покачиваясь на мягких волнах. Громко шурша, с нее на берег полетели толстые швартовочные канаты. С глухим стуком упали на причал сходни, соединив морских скитальцев с берегом. По сходням торопливо загрохотали подошвы матросов, истосковавшихся за долгое плавание по земле. Последними с корабля степенно спустились Ярид и двое его подручных.
Лишь когда они наконец-то сошли на берег, капитан судна облегченно вздохнул и поспешно сотворил охранный знак. Правду сказать, странные пассажиры не торговались с ним и по-царски щедро расплатились за места на галере. Но деньги были не в радость, поскольку присутствие этих таинственных людей странным образом тяготило душу бывалого капитана, который сам себе поклялся никогда больше и ни за какие деньги таких клиентов на борт не брать.
Неспеша прошествовав мимо отряда берегового патруля, Ярид со спутниками вошли в старый город и, свернув за богатой гостиницей налево, сразу же углубились в полумрак узкой петляющей улицы, ведущей к более дешевым постоялым дворам.
Приземистые невзрачные дома с облезлыми стенами, не отличающиеся большим архитектурным разнообразием, тесно лепились один к другому. Чувствовалось, что их хозяева особо не заботились о стройности и красоте зданий. Окна были расположены на разной высоте через неравномерные промежутки и занавешены вылинявшими шторами. Под стенами домов громоздились кучи мусора. В этих кварталах обитали в основном мелкие лавочники, неудачливые торговцы средней руки, содержатели убогих приютов и притонов, а также всевозможные темные личности с довольно сомнительной репутацией.
У растрескавшихся дверей неказистого двухэтажного дома с наглухо закрытыми облупившимися ставнями жрец и его спутники остановились. Один из помощников дважды уверенно дернул за размочаленный шнур, сиротливо свисающий над крыльцом.
Где-то в глубине, казалось, совершенно безжизненного дома глухо прозвенел колокольчик. Через некоторое время послышалось неторопливое шарканье шлепанцев. Вслед за этим почти сразу в двери отворилось маленькое зарешеченное окошко, и сиплый мужской голос грубо вопросил из темноты:
- Кто?
- Слуги Повелителя, - негромко ответил жрец.
Тотчас лязгнул засов, дверь торопливо распахнулась настежь, и на пороге появился неприятного вида толстый испуганный коротышка с обрюзглым лицом. Засаленные слипшиеся волосы, больше напоминающие свалявшуюся паклю, жидкими клочьями топорщились на его большой лопоухой голове. Раболепно согнувшись пополам в низком поклоне, он пригласил заморских гостей внутрь. Проходя мимо хозяина дома, Ярид, не поворачивая головы, коротко спросил:
- Посланник здесь?
- Третьего дня прибыл. Дожидается... - угодливо залепетал коротышка, безуспешно пытаясь согнуться еще ниже.
- Веди к нему! - прервал его жрец.
Хозяин неожиданно проворно захлопнул дверь, громыхнул засовом и, обогнав гостей, суетливо заспешил по скрипучей лестнице на второй этаж, старательно освещая фонарем скрипучие ступени. Ярид уверенно шел за ним. Оба его спутника остались внизу у двери.
Судя по гробовой тишине и обилию пыли, дом пустовал. Везде царило давнее запустение и темнота. Лишь из-под одной двери на втором этаже выбивалась узкая слабая полоска света. Остановившись перед ней, жрец брезгливым жестом отпустил коротышку, который тут же поспешно скатился вниз по лестнице. Толкнув дверь рукой, Ярид уверенно шагнул в просторную комнату, освещенную колеблющимся светом большой свечи. Навстречу ему с застланной кровати пружинисто поднялся Ратон. Узнав вошедшего, он опустился на одно колено и смиренно склонил голову.
- Приветствую тебя, Верховный! - почтительно произнес Ратон.
Жрец непринужденно уселся в кресло, стоящее у стола и, указав левой рукой на свободный стул, приказал:
- Садись и рассказывай...
Ратон, послушно исполнив распоряжение, начал говорить:
- Я передал все надлежащие инструкции Стражникам, а после этого отвез амулет Муриду. Сейчас он полностью вершит делами герцогства Форван от имени Хэдмира.
- А что с самим герцогом?
- Мурид наложил на него заклятие покорности, и теперь Хэдмир - послушная безвольная марионетка в его руках. То же самое и с его сыном. Они оба уже не помеха в осуществлении предначертанного. Но, даже, если и не так, то верных сторонников у них уже не осталось...
- Как обстоят дела с Эрденехом?
- Гермунд Красавчик заключил военный союз с Хэдмиром. - Ратон криво усмехнулся. - Наши эмиссары сумели его в этом убедить. Теперь объединенными усилиями они одолеют независимые Горные баронства. После этого останется только покорить королевства Менткроуд и Тромболи. В Понго же обитают тупые невежественные дикари, поклоняющиеся какому-то своему крылатому божеству. Они весьма слабы и запуганы, тут проблем не будет вовсе.
- Ты забыл еще сказать, что думаешь о Малиценте, - спокойно напомнил Ярид.
- Это обширное государство состоит из многочисленных мирных поселений и хуторов, в которых живут простые селяне, совершенно не умеющие держать оружие в руках. Единственным крепким орешком здесь, безусловно, является крепость-порт Западные Ворота. Но если уж падет весь Вальгард, то и эта несокрушимая цитадель не устоит.
Жрец неторопливо покивал головой, словно обдумывая и соглашаясь со словами Ратона. При этом ни один мускул не дрогнул на его бесстрастном лице. Наконец он промолвил:
- Нужно поторапливаться. К приходу нашего Повелителя все должно быть уже готово! Много поколений наша каста терпеливо, шаг за шагом, не жалея сил и жизней, приближала этот миг великого торжества... Скоро, очень скоро весь мир Вальгарда в одночасье рухнет в преисподнюю, и тогда на его жалких руинах воздвигнется вечное и незыблемое царствие великой Тьмы!
Ярид всего лишь на какое-то короткое мгновение преобразился. Его тонкие холодные губы перекосила зловещая улыбка, а в глубине безжалостных глаз полыхнуло кровавым пламенем торжество. Но это длилось всего лишь одно неуловимое мгновение. Страшная улыбка исчезла. Жрец вновь держал себя в руках и продолжал ровным бесстрастным голосом:
- Ты был избран собранием Высшего Круга на должность доверенного Посланника. Ты - наш карающий меч, и от тебя многое зависит! Еще никогда за всю историю существования нашей касты ни один простой смертный не поднимался так высоко и не удостаивался такой чести! Но ты мой воспитанник - я верю и поручился за тебя перед нашим советом своей жизнью...
- Я беспрекословно исполню любое твое повеление! - с готовностью отозвался Ратон.
- Знаю, - согласился жрец. - Но запомни раз и навсегда: ты служишь не мне и даже не нашей касте. Ты, как и все мы, - слуга Повелителя! Тьма вырастила тебя, воспитала и дала тебе знания, силу и власть. Ты всецело принадлежишь ей и только ей! Теперь - дальше: ты сопроводишь меня в Потерянный край. Пришло долгожданное время, когда я лично обязан находиться у самых Ворот тьмы, которые вот-вот должны распахнуться, и встретить нашего Господина. После того, как мы прибудем на место, ты вместе с двумя младшими жрецами вновь отправишься к Муриду и возглавишь объединенное войско Эрденеха и Форвана. Самое позднее к будущей весне от Горных баронств не должно остаться камня на камне. Не щадить никого: ни детей, ни стариков. Они все там заражены свободолюбием и независимостью. Ты обязан безжалостно выкорчевать это огнем и мечом! Оттуда тебе прямой путь на Менткроуд...
Ратон сидел, слегка нахмурясь и крепко сцепив пальцы рук. Он казался слегка встревоженным. Это не ускользнуло от внимательного взгляда Ярида.
- Что с тобой? - вкрадчиво поинтересовался жрец. - Я чувствую в тебе сомнение, какую-то неуверенность.
- Обязательно ли истреблять все население? - с трудом, словно еле ворочая языком, задал вопрос Ратон.
На какое-то мгновение Ярид опешил от неожиданности, не зная, что ответить, а затем резко спросил:
- Ты встретил здесь кого-то, кто стал тебе небезразличен?
- Да...
- Это женщина?
- Нет, мужчина...
Жрец удивленно вскинул бровь.
- Он спас мне жизнь, - пояснил Ратон.
На несколько минут воцарилась полная тишина. Слышно было лишь слабое потрескивание обгорающей свечи, да где-то на пыльном чердаке назойливо скреблась мышь. Ярид размышлял, исподволь внимательно следя за поведением Ратона.
- Ты ничем ему не обязан. Забудь об этом. - наконец произнес жрец. - Если он спас тебе жизнь, значит, на то была высшая воля Повелителя. Ему и только ему ты обязан и жизнью своею, и смертью. Отбрось сомнения! Когда в следующий раз встретишь на своем пути того человека, убей его, не задумываясь. Нет человека - значит, нет долга! Ты понял меня?!
Ратон угрюмо кивнул. Но от проницательного взора Ярида не ускользнуло какое-то неуловимое замешательство воина. Это насторожило жреца. Он слишком хорошо знал твердый характер Ратона. Ведь это именно он, Ярид лично отобрал его из сотни младенцев, предназначенных в жертву. Он сам занимался воспитанием и обучением мальчика до тех пор, пока тот не превратился в универсального и безжалостного исполнителя воли адептов шестого уровня, не знающего сомнения и страха. Ратону по жребию с детских лет была уготована участь полководца, который должен был, согласно планам высших жрецов, в решающий день без размышлений и сомнений повести за собой толпы приверженцев и слуг Повелителя. И вдруг Ярид неожиданно для себя уловил в поведении своего воспитанника слабый намек на сомнение... Нет, наверное, показалось, просто он устал.
- Выступаем прямо сейчас, - сказал жрец, поднимаясь из кресла. - У тебя все готово?
- Да, - ответил Ратон. - Лошади стоят оседланные. Я все приготовил, как только узнал, что галера входит в порт.
- Хорошо, - одобрил Ярид. - Пора.
Ратон пристегнул длинный меч, набросил дорожный плащ и спустился вниз по лестнице следом за жрецом. Там их терпеливо дожидалось двое спутников Ярида и насмерть перепуганный хозяин дома. Все вместе они нырнули в потайную дверь под лестницей, ведущую на соседнюю улицу. Уже выходя из дома, Ярид оценивающе глянул на съежившегося под его тяжелым взором коротышку, у которого от этого взгляда едва ноги не подкосились, и невнятно пробормотал:
- ... оставим пока. Может быть, пригодится...
Он остановился и быстро провел левой рукой перед самым лицом хозяина дома, словно стирая пыль с несуществующего стекла. Глаза у коротышки тотчас остекленели, губы растянулись в блаженной глупой улыбке. Пуская слюни и что-то бормоча, он медленно сполз по стене и мгновенно уснул, свернувшись калачиком, словно малое дитя. Ярид явно удовлетворенно кивнул.
- Когда он проснется, то ничего не вспомнит о сегодняшнем дне, даже если его будут пытать каленым железом!! - сказал он.
Ратон зашел к хозяину конюшни, расплатился с ним и вернулся обратно, ведя на поводу четырех крепких гривастых коней вороной масти.
Вскоре припозднившиеся горожане, возвращающиеся из окрестных поселений, могли видеть четырех молчаливых всадников, которые неспеша выехали из городских ворот и уверенно направились на восток по пустынному Малурийскому тракту.
Всадники отъехали примерно на четверть лиги от крепостной стены, и, когда сгущающиеся вечерние сумерки полностью поглотили их темные фигуры, бросили коней в галоп. Глухой перестук копыт тревожной дробью рассыпался над притихшими полями и, постепенно удаляясь, заглох в направлении Древнего леса.
Прогорклый дым осенних костров лениво стелился над сонной землей, цепляясь за кочки, крытые пожухлой травой. Крестьяне с окрестных деревень жгли павшую листву. Пока еще слабо, но уже ощущалось приближение первых седых заморозков. Скоро, ох как скоро полетят над бескрайней степью холодные белые мухи. Закружит - завьюжит бесшабашная госпожа метелица, укрывая все вокруг белоснежным пушистым покрывалом, так позаносит дороги и тропки - не найдешь. Уже дышит в лицо первым холодом зима. Все короче и короче унылые серые дни и длиннее темные стылые ночи, наполненные неосознанной тоской и ожиданием чего-то неведомого, пугающего. Тревожно и боязно на душе. Что-то должно случиться этой зимой...
* * *
Аргнар медленно брел по огромному сияющему тоннелю, уходящему куда-то в невообразимую бесконечность. Он не знал, где находится, и как сюда попал. Словно пойманные в силки птицы, в памяти судорожно бились отрывочные смутные видения. Стена яростного огня, отчаянные крики, стоны, плач... Какие-то пышно разодетые люди в огромном дворце удивленно и даже испуганно смотрят на него... Битва, лязг мечей, снова стоны, проклятья, кровь... Суровый высокий воин, стоя на колене, отбивается длинным мечом от наседающих на него со всех сторон волков. В памяти всплыло имя "Ратон"... Другое видение: светлый просторный храм, насквозь просвеченный солнцем, старик-монах с раскосыми глазами...
- Учитель! - радостно воскликнул Аргнар.
И в этот момент тоннель внезапно закончился величественным залом, в котором не было абсолютно ничего. Лишь в центре его, залитом ярким солнечным светом, стоял одинокий человек в скромном сером монашеском одеянии. Он слегка улыбался одними уголками губ, но глаза его были серьезны и тревожны.
- Учитель... - на этот раз прошептал Аргнар, еще до конца не веря своим глазам.
- Да, это я, - подтвердил монах. - Вот мы и встретились с тобой.
Он шагнул вперед и как-то сразу оказался рядом с Аргнаром. Странное дело, почти сорокалетний мужчина, опытный воин - Аргнар вновь, как в дни своей далекой юности, ощутил себя простым мальчишкой рядом с наставником. Он снова видел эти бездонные необыкновенные глаза, перед которыми всегда робел.
- Где я, учитель? Что со мной случилось? - спросил он. - Может быть, я сплю, и ты мне только снишься?
- Все может быть... - загадочно ответил монах. - Сейчас к тебе вернется память, и ты все вспомнишь. Но прежде, чем это произойдет, я хочу, чтобы ты узнал, что над Вальгардом нависла страшная угроза. Тьма надвигается, грозя накрыть весь мир. Беспощадная сила вот-вот сомкнет над ним свои черные крылья... Ты мой ученик. Я готовил тебя, предвидя эту беду. Теперь пришел час, когда тебе придется сделать выбор. Не спрашивай меня ни о чем, я все равно ничего не смогу тебе сейчас ответить, чтобы не нарушить незыблемые вселенские законы равенства сил. Но, может быть, когда-нибудь позже... Все ответы на свои вопросы, которые мучают тебя, ищи в самом себе! Прощай, вернее до свидания, ибо предчувствую, что мы еще встретимся...
Глаза наставника приблизились, заполнили собой все вокруг, и Аргнар ощутил себя стремительно летящим в какой-то беспредельный звездный колодец. Тупо заныло левое плечо. Боль постепенно усиливалась, пульсировала и растекалась по всему телу, становясь нестерпимой. Аргнар громко мучительно застонал и ... открыл глаза. Мутная пелена истаяла, и он совершенно неожиданно увидел озабоченное лицо молодой худощавой женщины, склонившейся над ним. Ее светло - серые глаза теплились надеждой и состраданием.
- Пришел в себя, - негромко сказала женщина и улыбнулась.
У нее оказался приятный грудной голос, в котором чувствовалась мягкая искренняя доброта. Откуда-то сбоку появилось лицо другой женщины, постарше. Она с явным интересом посмотрела на Аргнара и, улыбнувшись, одобрительно заключила:
- А ничего мужик, видный! Ты, Ольма, не упускай его: выходишь - а там, гляди, и свадьбу справим. Всем хутором гулять будем! Не век же тебе в девках ходить!
Ольма вспыхнула жарким румянцем и, смущенно опустив глаза, попыталась возразить:
- Сердце само скажет, когда время придет...
- Ага, скажет оно, как же! Пока будешь ждать - состаришься! - махнула рукой старшая. - Тебе уж давно пора мальцов рожать. Я в твои годы как - никак двоих сыновей имела.
- Так ты, Нерейда, своего мужа почитай с детства знаешь. Он у тебя серьезный, хозяйновитый.
- Ну да, серьезный! - Нерейда снисходительно усмехнулась. - Кабы я только на его серьезность надеялась, до сих пор бы в девках куковала. Это он как хозяин хутора решительный и строгий, а до женского полу - стеснительный, аж смех берет.
Аргнар смежил веки, прислушиваясь к негромкому разговору женщин. Боль постепенно начала уходить, уступая место обычной усталости. На душе стало уютно и спокойно.
- Как же он тогда решился на тебе жениться? - полюбопытствовала Ольма, поправляя подушку в изголовье.
- Да он и не решался! - хохотнула довольная Нерейда. - Я сама его на себе женила!
- Тс-с... - заботливо прошептала молодуха. - Кажись, уснул. Значит на поправку идет.
Аргнар невольно улыбнулся и почувствовал, что и в самом деле засыпает. Боль в плече притихла, съежилась и куда-то пропала вовсе. К Аргнару пришел чистый, незамутненный ложными видениями, сон. И в этом сне явилась ему история всей его прошедшей жизни. Темные провалы в памяти заполнились болезненно четкими картинами. Словно внезапно открылись застоявшиеся шлюзы, и хлынули бурные потоки воспоминаний, унося в те давние времена, от которых в израненной памяти уже почти ничего не осталось.
Он вспомнил отца, матушку... и брата. Оказывается, у него был младший братишка, совсем еще малыш! Тогда, в безвозвратно далеком и навсегда ушедшем детстве, на рассвете в спящее селение вошел большой конный отряд чужаков. Они подожгли дома и начали нещадно истреблять население, не щадя никого.
Аргнара спасло обыкновенное ребячье любопытство. Он еще перед самым рассветом тайком от родителей сбежал в чащу леса, надеясь собственными глазами увидеть потешные танцы глухарей на дальней поляне за оврагом. А когда уже возвращался обратно, увидел клубы густого черного дыма, подымающегося в утреннее небо над родным поселком. Истошно с надрывом кричали женщины и беспомощно плакали дети. Мужчины поселка с яростным остервенением рубились на мечах с чужаками. Но что они могли сделать - немногочисленные и неопытные в ратном деле селяне, привыкшие к мирному возделыванию земли, против большого отряда вооруженных до зубов чужаков-воинов?! Вскоре лишь один из них все еще сражался против бандитов в черных мантиях, умело обращаясь с мечом. Это был отец Аргнара.
Спрятавшись в кустарнике на краю леса, мальчик видел, как ненавистные чужаки окружили его отца плотным стальным кольцом и взяли в мечи. Окаменев от ужаса, Аргнар обезумевшими глазами взирал на кровавое побоище.
Зарубив отца, бандиты принялись хладнокровно стаскивать в огромную кучу тела селян, беспощадно добивая раненых. Потом обложили их хворостом, сверху бревнами и подожгли. Дождавшись, когда коптящее пламя полностью охватило чудовищный костер, они вскочили на коней, построились в длинную колонну и ускакали на запад, увозя награбленную добычу.
Маленький Аргнар просидел в кустарнике весь день до темноты, не решаясь выйти из лесу. Лишь к вечеру, когда потух пожар в селении, он на одеревенелых негнущихся ногах направился туда, где раньше был его родной дом.
Несколько дней спустя группа странствующих монахов, случайно проходившая через бывшее селение, обнаружила на остывшем пепелище среди обгоревших до неузнаваемости тел измученного отощавшего мальчонку. Он не отвечал на вопросы, лишь размазывал по бледным щекам сажу вперемешку со слезами и смотрел на всех отсутствующим, полубезумным взглядом.
О том, какая ужасная трагедия разыгралась в этом поселке, рассказать было некому - все погибли, а единственный оставшийся в живых малыш молчал, словно немой.
Отслужив скорбную молитву по убиенным, странствующие монахи взяли бездомного мальчика с собой и пошли дальше. Так Аргнар впервые оказался в храме Пяти.

С тех пор, как глухой темной ночью конь принес к хутору неизвестного раненого воина, минуло полных три недели. Ольма все же выходила его, и теперь он быстро шел на поправку. Молодая знахарка невольно поглядывала на него с удивлением, а порой и с явным интересом. Да и не одна она. Даже совсем уж молодые девки, как бы случайно встречаясь на подворье с Аргнаром, игриво постреливали озорными глазками в его сторону и начинали рдеть, как зрелая рябина. Но он всегда отвечал на их вопросы неохотно и скупо, чаще всего односложно; был чрезвычайно молчалив и замкнут. Лишь однажды Ольма заметила слабую улыбку на лице Аргнара, когда случайно поймала на себе его теплый взгляд. Да и то сказать, разве ж это была улыбка?! Так, лишь легкая тень улыбки, да и только.
Спозаранку, едва рассвело, Ольма собралась и отправилась за Горелый курган с небольшим берестяным лукошком в руках. Под ногами тихо и грустно похрустывала ломкая жухлая трава, прибитая седым налетом первых приморозков. Прохладный воздух бодрил, вливая в душу ощущение покоя и уверенности. Самое время для сбора ягод шиповника. Именно за ними и шла знахарка в это раннее осеннее утро. Лютой зимой этот самый шиповник, ох, как пригодится. Хворых да старых отпаивать, да и деткам малым силу придаст - навернет на щеки крутой румянец. Глядишь - к весне все живы-здоровы останутся, и на том спасибо.
Ольма шла ходко, глубоко задумавшись о чем-то своем сокровенном. По сторонам не смотрела. Оттого сразу и не приметила Аргнара, который вычесывал деревянным гребнем за высоким кустарником своего статного гривастого Данго.
Шумно всхрапнул конь, переступив с ноги на ногу.
Ольма резко остановилась, словно наткнувшись с разгона на невидимую преграду.
- Ох, ну и напугал же ты меня... - облегченно воскликнула молодица, переводя дыхание и отчего-то густо покраснев. - Я уж подумала, было, что лихие люди подкрадываются, даже душа в пятки ушла. Времена нынче, сам знаешь, смутные, в округе неспокойно. Кругом, слыхать, разбойники рыщут день и ночь, того и гляди - к нам нагрянут, упаси Бог...
- Прости, я думал, ты меня заметила издали, - извинился Аргнар.
- Задумалась я, оттого и не приметила, - объяснила Ольма. - А ты отчего так рано поднялся с постели, ни свет - ни заря? Тебе отдыхать надобно, сил набираться.
- Отдохнул уже. Пора мне ехать...
- Куда ж так поспешаешь?
- Да так, есть у меня дело... - уклончиво ответил Аргнар.
- Может, задержался бы. Воин ты, видать, справный, помог бы хутор боронить от разбойников - душегубов?! А там, гляди, и вовсе остался бы. У нас народ хороший...
Аргнар, прищурившись, хмуро глянул куда-то в сторону далекого Южного тракта, закусил губу, а затем с явным усилием, словно выдавливая из себя слова, тихо произнес:
- Нет, не могу я. Хотел бы, да не могу... Нужно мне ехать. Да и с чего ты вдруг решила, что на хутор должны напасть? Добыча тут не шибко большая, а мужики ваши ведь тоже не лыком шиты, оружие в руках держат крепко, ежели что - отобьются за частоколом, ты в этом не сомневайся.
Ольма неуверенно пожала плечами.
- Тут, совсем неподалеку, говорят, когда-то целый поселок стоял - не чета нашему хутору, и людей там поболее было. Так его за один день дотла сожгли, а всех жителей поубивали.
- Кто?
- Говорят, какие-то чужаки из заморья. Давно это было, так давно, что никто уж и не помнит, разве что бабка Тора - она тогда еще совсем молодой была.
Аргнар напрягся.
- Когда это было? - глухим голосом спросил он.
- Тридцать или, может, сорок лет назад...
Ольма с удивлением посмотрела на внезапно побледневшего воина и участливо спросила:
- Что с тобой? Может, рана беспокоит?
Но Аргнар, сжав побелевшими от напряжения пальцами гребень, словно и не слыша ее слов, настойчиво продолжал расспрашивать:
- Кто-нибудь из того поселка в живых остался?
- Нет, всех до одного поубивали, а поселок сожгли. Жители из окрестных хуторов потом всех похоронили, а сверху высокий курган насыпали и назвали Горелым. Говорят, правда, что мальчонка какой-то из того поселка живой остался...
- А где он сейчас?
- Кто его знает... Будто монахи какие-то его с собой забрали. Говорю же тебе: давно это было...
Ольма уже с неподдельным испугом смотрела на Аргнара. Его ужасная бледность граничила со смертельной. Четче и резче проступили глубокие морщины на враз окаменевшем лице, а глаза потемнели, превратившись из голубых едва ли не в черные колодцы. Невыразимая печаль и боль затаились в их глубине.
- Где... курган? - хрипло выдавил он из себя.
- Да вот он, недалеко уже... - махнула рукой Ольма, указывая на высокий холм, поросший вереском.
Аргнар медленно повернулся и неуверенно, словно во сне, двинулся к Горелому кургану. Склонив голову, будто чуя печаль хозяина, Данго пошел за ним, тихо переступая с ноги на ногу.
Ольма никак не могла взять в толк, что произошло. Почему так сильно взволновала этого мужественного воина та давняя и страшная история, но почувствовала сердцем, что лучше об этом сейчас не спрашивать, и шла следом молча.
Так они и приблизились в полном молчании к скорбному холму: Аргнар, конь, а за ними - Ольма.
Усевшись на землю у основания кургана, Аргнар положил на колени обнаженный меч, сложил на нем сильные ладони и неподвижно замер, закрыв глаза, словно принося безмолвную клятву. Подойдя к нему поближе, Данго мягко опустил свою большую голову на плечо хозяина и тихонько заржал.
Одинокий витязь и его верный конь. Глядя на них, Ольма почувствовала какой-то необъяснимый благоговейный трепет. Что-то очень возвышенное, как будто даже неземное было в этих двух застывших фигурах. Затаив дыхание и стараясь не шуметь, знахарка тихонько удалилась на другую сторону кургана, недоумевая по поводу необъяснимого поведения воина. Здесь она принялась собирать рдеющие ягоды шиповника, не переставая при этом размышлять о случившемся.
Скупое желтоватое солнце поднялось уже довольно высоко, даря иззябшей за ночь земле последнее осеннее тепло. Иней истаял, обнажив увядающие стебли горюн-травы.
Когда лукошко наполнилось доверху, Ольма аккуратно накрыла собранные ягоды холстиной и неспеша отправилась обратно на хутор. Обогнув Горелый курган, она с удивлением обнаружила Аргнара сидящим все в той же позе. Данго скосил на молодую знахарку печальный миндалевидный глаз, словно прося не тревожить его хозяина. Ольма так и не решилась окликнуть воина. Она только едва слышно вздохнула и тихонько пошла к хутору.
Аргнар вернулся лишь поздно вечером, когда в избах уже зажигали первые светильники, а на темно-синем небосводе вспыхивали бледные искры звезд. Он напоил коня, задал ему корма, а потом зашел к хозяину хутора. О чем он беседовал с Гестамом, так и осталось неизвестно. Уж как Одберг ни ловчил, как ни старался хоть краешком уха подслушать разговор мужчин, а ничего не добился, кроме подзатыльника от рассерженной матери, когда она застала его за этим занятием.
- Ишь пострел, какой любопытный! Я вот отцу скажу, он тебя живо выдерет - и не посмотрит, что уж почти с ним вровень вымахал! Ану, сбегай-ка лучше в подвал, да принеси мужикам вина, того красного, что недавно на ярмарке купили у южанина! Да побыстрее: одна нога здесь - другая там! - приказала Нерейда.
Всю ночь напролет светилось окошко в комнате Гестама. Сторожа только диву давались - чего это хозяину не спится так поздно? Лишь когда плотную темноту сырой ночи начали размывать предрассветные сумерки, свет в избе погас.
В сарае дурным голосом заполошно прокричал петух, спросонок пробуя охрипший после спячки голос, заквохтали куры. В хлеву завозилась скотина, капризно заблеяли козы, лениво брехнул дворовой пес. Где-то громко хлопнула дверь, затем еще одна. Послышались негромкие голоса переговаривающихся людей. Хутор постепенно просыпался.
На порог хозяйской избы вышли Аргнар и Гестам.
- Может, все-таки останешься? - без особой надежды в голосе спросил хозяин хутора.
- Не могу, - мотнул головой Аргнар.
- Ну что ж, понимаю... - вздохнул Гестам.
- Ты, это... присмотри за Ольмой, чтоб не обидел кто, - смущенно кашлянув, попросил Аргнар. - Хорошая она...
- Что, понравилась девка?! - Гестам хитро подмигнул. - А ты ей сам скажи об этом, может быть, она тебя остаться уговорит.
- Жив буду - вернусь, скажу. А так, что зря сердце рвать?!
- Ну смотри, тебе видней.
Они обменялись крепким рукопожатием. Аргнар вывел из конюшни Данго, оседлал его и неспеша направился к частоколу. Уже возле самых ворот его неожиданно окликнула Ольма, невесть откуда взявшаяся в этот ранний час на подворье:
- Что ж так, не попрощавшись, уезжаешь?
Аргнар смущенно замялся, не зная, что и ответить, словно напроказничавший малец. Он силился сказать на прощание какие-то нежные, добрые слова и не находил их. Суровый и решительный боец, без колебаний вступающий в схватку с любым противником, - он робел и терялся перед этой молодой женщиной, которая возымела над ним необъяснимую власть.
Ольма внимательно смотрела прямо в глаза Аргнару. Казалось, что сейчас она заглянет в самое потаенное место его души и прочтет там то, в чем он сам себе еще боялся признаться. Испугавшись этого, Аргнар отвел взгляд в сторону.
- Рано ведь... - смущенно пробормотал он, оправдываясь. - Я думал, что ты еще спишь.
- Отчего ж не подождал?
- Спешу...
- Вернешься, или как?
- Как Бог даст. Если судьба - вернусь.
Ольма нахмурилась, посерьезнела, почуяв в этих простых словах отзвук дальней грозовой тревоги. Она нерешительно качнулась вперед, словно собираясь приблизиться к нему и, может быть, обнять, но в самый последний момент остановилась. Так она и осталась стоять, опустив глаза и перебирая пальцами оборку передника.
- Прощай, - с каким-то невысказанным сожалением тихо произнесла Ольма, и Аргнар ощутил в ее словах скрытую горечь. - Возвращайся и... храни тебя Бог!
К горлу внезапно подкатила удушливая волна, перехватило дыхание, сильно забилось сердце. Он хотел что-то сказать на прощание, объяснить ей что-то, чего и сам еще толком не мог понять, но ответных слов так и не получилось.
Тронув поводья, Аргнар медленно выехал за частокол, браня себя за неуклюжесть последними словами, и направил коня на юг, туда, где за приграничным Соленым озером пролегала широкая Асдарская дорога. Данго сам без понуканий начал плавно набирать ход, постепенно переходя на мягкую рысь.
Через некоторое время Аргнар все же не сдержался - оглянулся, и его губы тронула скупая улыбка, словно золотистый солнечный луч промелькнул в глазах. Там позади, у бревенчатого частокола неподвижно застыла одинокая женская фигура в домотканом белом платье.
Взгляд воина скользнул чуть левее. Лицо его мгновенно отвердело, превратившись в застывшую маску, а враз побелевшие губы решительно сжались в прямую жесткую линию. Посреди однообразной осенней степи, щедро пробитой желтизной, в тишине безветрия, словно символ горя, безмолвным оплывшим горбом возвышался одинокий Горелый курган. Его широкая подошва была окутана легкой туманной дымкой, и, казалось, что курган скорбно плывет над землей, беззвучно взывая к отмщению.
Аргнар невольно потянулся к мечу и крепко стиснул рукоять до болезненного хруста в пальцах. Прикосновение к верному Шеру придало ему спокойствия и решимости. Его ждала длинная и трудная дорога, полная неизвестности. Больше не оборачиваясь и отбросив всякие сомнения, воин послал коня в галоп, словно спеша быстрее умчаться от тягостных воспоминаний давно ушедших лет и новых ощущений, взбудораживших его душу.
Степь пожелтевшей полосой послушно ложилась под копыта легконогого Данго. Слева, где-то у самой кромки горизонта серой грядой маячили Сторожевые горы, над которыми ворочались тяжелые грозовые тучи. От них ответвлялся изломанный хребет Дымного кряжа и устремлялся наперерез всаднику. Там, у его основания проходил Южный тракт, к которому и направлялся Аргнар.
Конь шел ровно, размашисто, преодолевая за час около пяти лиг и постепенно унося седока все дальше и дальше от того места, где причудливо сплелись воедино его страшное прошлое, неопределенное настоящее... и, возможно, туманное будущее.
Аргнар проезжал мимо разбросанных по степи хуторов Свободных поселений, нигде не останавливаясь, и где-то ближе к полудню наконец-то выбрался на Южный тракт, просматривающийся во все стороны на много лиг. Здесь ему волей - неволей пришлось рискнуть и двигаться дальше в открытую. Прятаться было негде: справа раскинулась ровная, как стол, степь, изредка приукрашенная просвеченными насквозь жидкими рощицами, а слева - неприветливые скалистые зубья Дымного кряжа.
Аргнар пристально оглядел тракт, пытаясь приметить хоть какое-нибудь подозрительное движение, но, судя по всему, он пустовал уже несколько дней. Ни одного отпечатка ноги или копыта не было видно в пыли, прибитой прошедшим пару дней назад дождем. Тогда воин спрыгнул на землю и пошел широким шагом, ведя Данго за уздечку. Он хотел, чтобы конь немного отдохнул после многочасовой скачки.
Пусто и тихо было в это время года на Южном тракте. Лишь иногда легкая судорожная дрожь сотрясала землю под ногами, когда над закопченными вершинами мрачного кряжа начинали клубиться темные космы тяжелого удушливого дыма, осыпаясь на землю грязными сернистыми хлопьями. Где-то глубоко в недрах, у самых корней гор глухо рычали могучие огневые чудища неведомого подземного мира. По отвесным уступчатым склонам скал, словно по гигантской лестнице, сухо потрескивая и шурша, осыпались мелкие камешки и песчаные ручейки. Бывало, что и громадные обломки, потревоженные не прекращающимися подземными толчками, срывались со своих вековечных мест и, гулко ухая и постанывая, неудержимо неслись вниз, увлекая за собой настоящие пыльные потоки камнепадов. Казалось, что незримые стражи - великаны, недовольно ворча, выворачивали огромные глыбы и швыряли их вниз, стращая случайных путников, которым могло прийти в голову заглянуть по ту сторону Дымного кряжа. Но если бы кто и отважился пройти неверными тропами негостеприимных подоблачных перевалов, то ничего интересного там не обнаружил бы.
Прямо от подошвы гор к дальнему западному горизонту, окутанному неоседающей пылевой завесой, за которым простерло свои бурные воды Предельное море, тянется рыжая, словно покрытая сплошной коркой спекшегося шлака, пустыня Дарханг. Беспорядочные сильные ветры, развлекаясь, подхватывают тяжелый смрадный дым, струящийся из глубоких бесчисленных трещин безжизненной равнины, и мотают, рвут его на части, треплют из стороны в сторону, разнося удушливыми клочьями. Нигде на всем протяжении не видать ни одного зеленого куста, ни единой травиночки, не говоря уже о какой-нибудь живности.
В народе, правда, болтают, что где-то в самом сердце этой огромной и дикой пустыни обитает какое-то неведомое племя людей - нелюдей, постоянно кочующих по безводным просторам вместе с пылевыми бурями. Только опять же - как не крути, все это одни сплошные разговоры. Никто это племя никогда в глаза не видел, да и откуда бы ему там, в бесплодной пустыне взяться?! Мертвая земля - она и есть мертвая, а народ, как известно, на выдумки горазд.
Аргнар размеренно шагал, хмурясь и раздумывая о том, что сейчас происходит на обширных землях Вальгарда. Он интуитивно чувствовал, что ниточка, ведущая к разгадке большинства нынешних проблем, находится где-то совсем рядом, но постоянно ускользает от него. Ведь не зря являлся к нему во сне (а во сне ли на самом деле?) монах - наставник. Да и чародей Мурид неспроста затеял всю эту шумную и грязную возню вокруг независимых Горных баронств, да еще вкупе с душегубом - Гермундом Красавчиком. С новой силой возродились и, как никогда раньше, участились всевозможные мрачные пророчества и пугающие разговоры о скором нашествии великой Тьмы и безжалостном истреблении всего живого. Во всех этих пересудах, так или иначе, поминался зловещий Потерянный край, черное колдовство и древняя легенда об Огненной чаше.
- Эх, надо бы самому разведать, что там за Охранными холмами нынче творится! - досадливо пробормотал Аргнар, словно беседуя сам с собой. - А времени, как назло, нет...
Данго повернул голову и насторожил уши, внимательно прислушиваясь к словам хозяина. Но Аргнар даже не обернулся к нему, углубившись в тяжелые размышления. Неожиданно для самого себя он почему-то вспомнил Ратона.
"Интересно, почему это он так настойчиво отговаривал меня от посещения Малурии? - подумал Аргнар, старательно припоминая подробности разговора. - Ведь знает же что-то, точно знает - нутром чую, а вот не сказал, однако. Любопытно, откуда все же этот Ратон взялся? Странный какой-то: вроде бы мечом владеет весьма умело, а нигде на турнирах до сих пор не показывался. И прежде ничего о нем слышно не было; в Панград приехал - как сквозь землю провалился, ни слуху - ни духу о нем. Вот только дареный амулет и остался на память о ночной встрече у Волчьего бора..."
Аргнар прикоснулся ладонью к груди в том месте, где под надежной стальной кольчугой, спрятанная от случайных взглядов, покоилась серебряная многолучевая звезда с кровавым рубином - прощальный подарок Ратона.
Неожиданно что-то внутри тревожно заныло, сжалось, отозвавшись тупой болью в залеченной ране, и откуда-то из самых глубин подсознания пришла твердая уверенность в том, что впереди подстерегает неведомая, но грозная опасность.
Аргнар встряхнулся и сосредоточил все внимание на дороге.
Шагах в двухстах впереди, чуть левее тракта, почти примыкая к нему вплотную, змеилась широкая ломаная расщелина, над которой медленно клубился тяжелый серый дым. Дым себе и дым, да не простой! Кругом безветрие, а он колышется, как живой, словно дышит. Даже отсюда издали было заметно, как в его глубине беспорядочно движутся какие-то бесформенные смутные тени.
Воин замедлил шаг, настороженно вглядываясь в клубы дыма. Его рука невольно потянулась к мечу. Что-то почувствовав, испуганно захрапел Данго и резко подался назад.
И тут на Аргнара внезапно обрушился ужасный и сокрушительный удар чьей-то неистовой злобной воли. Невидимая могучая сила скрутила, придавила его к земле, намертво сковывая движения. Руки и ноги налились непомерной свинцовой тяжестью и, словно бы, окаменели. Сердце сдавили безжалостные тиски. Мертвенный леденящий холод начал разливаться по всему телу. Аргнар отчаянно сопротивлялся изо всех сил, пытаясь ухватиться за рукоять Шера быстро коченеющими пальцами. Он был уверен, что меч придаст ему силы для сопротивления.
Конь уже не храпел, а тяжко и глухо стонал, сотрясаемый безудержной дрожью. На его губах выступили хлопья пены, глаза подернулись мутной кровавой поволокой.
Воин явственно ощутил, как оттуда, из грозно клубящегося дыма в него вперился нечеловеческий леденящий взор. Он медленно изучающе скользнул по его телу, на короткое мгновение задержался на том месте, где под кольчугой был спрятан амулет и ... совершенно неожиданно исчез, будто чего-то испугавшись.
Тотчас тугие незримые путы, сковывающие движения, спали с плеч. Сразу мучительно заболели от неимоверно страшного напряжения мышцы рук и ног, заныло сердце. На лбу выступила холодная испарина, руки задрожали мелкой дрожью. Из прикушенной губы сочилась кровь.
Приходя в себя, встрепенулся и заржал Данго, тоскливо глядя на хозяина налитыми кровью глазами.
- Спокойно, спокойно... все уже прошло... - хрипло произнес Аргнар, поглаживая вздрагивающего коня по шее.
Он с мучительной тревогой смотрел на грозную расщелину.
Серый дым, как живой, быстро оседал во тьму провала, словно затягиваемый под землю могучим смерчем. В нем уже не было видно шевелящихся зловещих теней. Через несколько минут весь дым с утробным чавканьем полностью втянулся в бездну, словно его и не было. Расщелина вновь казалась самой обычной глубокой трещиной в земной поверхности.
Обнажив меч, Аргнар сразу почувствовал уверенность и настороженно двинулся вперед, готовый в любое мгновение отразить нападение неведомого врага. Он перевел дыхание лишь тогда, когда наконец-то миновал опасное место. Хотя и после этого Аргнар несколько раз оглядывался через плечо, ощущая на спине неприятный озноб. Еще какое-то время воин шел пешком, а затем вскочил в седло и пустил Данго рысью, погрузившись в невеселые размышления.
"Что за нечисть завелась в этих краях и откуда она взялась? - недоумевал он. - Почему неведомая темная сила сначала напала на меня, а затем отпустила, хотя могла свободно расправиться со мной?"
Аргнар невольно поежился, вспоминая свою недавнюю беспомощность, и с сомнением покачал головой.
"Неужто и в самом деле дареный амулет помог?!" - внезапно подумал он.
Уже не впервой ехал Аргнар по Южному тракту в одиночку, но никогда прежде такого с ним еще не случалось. Бывало, правда, что нападали лихие разбойники - охотники до легкой поживы, но уразумев после скоротечной схватки, с кем имеют дело, очень быстро охлаждали свой не в меру воинственный пыл и торопились убраться восвояси, подальше от прославленного рыцаря меча. Имя Странника пользовалось заслуженным уважением, как у друзей, так и у врагов. И тех, и других было много, но недругов, пожалуй, все-таки побольше. Многим придворным блюдолизам и бахвальщикам пришелся не по вкусу прямолинейный и независимый мечник, всегда говоривший правду в глаза. Тайком сыпали ему вслед проклятия те, кто боялся встретиться с ним лицом к лицу. Уж для них-то известие о гибели Аргнара было бы самым радостным и желанным. Ради такого они не поскупились бы на деньги.
Но здесь было что-то другое. Это не засада, направленная конкретно на него. Аргнар чувствовал, что страшной иномировой силе было абсолютно все равно, кто стоит перед ней, и, очевидно, лишь амулет спас его от, вероятно, ужасной участи.
Мысли стремительно метнулись обратно, к Форвану. Как то теперь все там сложится? По всему видать: не зазвенит по весне старинная свадебная песня герольдов, возвещая о светлом брачном союзе наследника герцога Хэдмира и дочери благородного барона Греттира. Не повезут красавицу Луту к юному Этмору в расписном экипаже, запряженном девятью белогривыми скакунами. Не пойдет барон на союз с герцогом, ославившим себя на весь мир позорной сделкой с кровавым мясником из Эрденеха. Греттир, даром что из небогатого рода, зато древними своими корнями свято дорожит, а честь и доблесть превыше всего ценит и блюдет! Крепкая дружина его хоть и невелика числом, однако ратники в ней подобрались один к одному! Все рослые, отважные да умелые. Ежели дружно ощетинятся боевой сталью, лучше не подходи! Разве что тяжелые латники из горного баронства Кержи могли потягаться с ними в открытом бою. Барон уже не единожды звал Аргнара к себе в дружину, отдавая должное его ратному искусству, и тот уж было согласился, но события последних месяцев разрушили все его планы...
Южный тракт послушно, лига за лигой, стелился под копыта быстрого Данго, уносящего Странника все дальше и дальше от опостылевшей крепости Скурбел, от прислужников ненавистного Мурида и гарнизонной службы, от хутора Гестама, давшего ему кратковременный приют... и от Ольмы...
Через три дня он пересек Лесную гряду, у подножия которой заканчивались обжитые земли Свободных поселений, а еще через три - выехал на прямую Асдарскую дорогу, которая вела к воротам Эрденеха. Не останавливаясь и не раздумывая над тем, что делать дальше, Аргнар пересек и ее, а затем направил коня в сторону Затененной дубравы, что, подобно одинокому зеленому острову, раскинулась на бескрайних просторах Пустынных степей. Туда, к загадочной дубраве, где по бытующему исстари в народе поверью можно было узнать свою судьбу и спросить совет у древних мудрых старцев, испокон веков обитающих здесь, вершил свой долгий и нелегкий путь одинокий всадник.

Зима навалилась враз, без предупреждения. Она неожиданно ударила сильными трескучими морозами, сходу заковав все бескрайнее северное побережье в непроницаемый толстый ледяной панцирь. Со стороны великого Студеного океана несокрушимой белой лавиной надвинулось снежное воинство. Злые колючие льдинки с остервенением впивались в закоченелую стылую землю, а следом за ними валом валили холодные белые хлопья.
За одну длинную темную ночь исчезли под толстым снежным покрывалом испещренные трещинами огромные гранитные плиты. Неизвестно кем и когда они были выложены на побережье стройными рядами. Лишь хаотичное нагромождение угрюмых оплавленных камней, в которых угадывались останки каких-то древних величественных строений, позволяли предположить, что когда-то здесь стоял большой и, по всей видимости, богатый город.
Какие разрушительные титанические силы пронеслись над ним, превращая в руины? Какая безумная яростная энергия заставила незыблемые вековечные камни оплавиться, подобно обычным восковым свечам? Нет ответов на эти вопросы... Да и кто мог бы их дать, если все, жившие в те далекие, затерянные во тьме первозданных веков времена, сгорели заживо в чудовищном адовом пламени, поглотившем без остатка древнюю могущественную цивилизацию. А те немногие, кто каким-то необъяснимым чудом остались в живых, пораженные страшной незримой болезнью, выродились в ужасных и доселе не виданных чудовищных монстров. Изменились благоприятные климатические условия. Бушующие неуправляемые стихии надолго вычеркнули мир Вальгарда из списка живых миров.
Милосердное Время лечит жестокие раны и возрождает жизнь из праха. Многие тысячелетия промчались над бесплодной выжженной землей, прежде чем появились первые слабые ростки жизни.
Люди вновь пришли в этот мир, не ведая о том, что здесь было до них. Они пошли совершенно другим путем, в отличие от своих неразумных предшественников. Но где-то в сплошном кольце далеких северных гор, там, где даже в самый лютый холод беспрестанно кипят Горячие ключи, вырываясь на поверхность из неведомых глубин раскаленных недр, затаилось древнее неистребимое зло. Там находится Огненная чаша - ужасное проклятье человеческого рода. Она терпеливо ждет прихода темной могучей силы, которая подымет эту погибельную чашу над миром, возвещая его страшный и бесславный конец.
А пока, до поры - до времени, кипят, бурлят неистощимые горячие источники, беспрестанно извергая из своих мутных глубин удушливые смрадные гейзеры, и невиданные отвратительные чудища ворочаются, копошатся в грязи, бездумно и безжалостно пожирая друг друга. Им нет дела до того, что творится в мире.
Сюда, прознав от своего возрождающегося Повелителя о легендарной Огненной чаше, устремили свои черные помыслы высшие адепты касты Гру во главе с верховным жрецом Яридом. Но даже им было не по силам добраться до чаши, охраняемой никого не признающими тупыми монстрами. Лишь их могущественный Повелитель единственный мог это сделать.
Гиблый край - Горячие ключи. Редкие смельчаки отваживались на свою беду хаживать в эти дикие проклятые места. Никто из них так и не вернулся, а разыскивать пропавших охотников приключений желающих не нашлось. Вся северная и северо-восточная часть Вальгарда от Берега Отчуждения и до Сторожевых гор была пустынна и абсолютно безлюдна, неприветлива. Река Белинта, берущая свое начало из-под ледяных островерхих шапок Карных гор, сливаясь со Спутницей, несет свои мутные воды среди серых безжизненных берегов и впадает в Кридский залив широкой многорукавной дельтой. От Поклонных гор до северо-восточного побережья петляет река Стылая, отсекая ледяным потоком от остальной части материка угрюмые Северные леса и таинственное озеро Дром.
Оттуда, когда лютые трескучие морозы сковывают реки ледяным панцирем, голодной зимой приходят стаи белых волков. И тогда стремительно летит от селения к селению страшная весть - пришла беда! Прячутся люди за высокими частоколами, день и ночь, не жалея дров, жгут костры, отпугивая свирепых хищников. Втихомолку плачут испуганные бабы, прижимая к груди и баюкая малых детишек в душных комнатах, с тревогой и страхом вслушиваются по ночам в злобные завывания метели: уж не белые ли волки обложили хутор со всех сторон?!
Да, нынешняя зима не чета предыдущим! Старики только седыми головами сокрушенно покачивают - такого и они не припомнят за свою жизнь, чтоб вот так сразу всего лишь за один день вошла Хозяйка холода в полную силу. Завьюжило, закружило, позаносило все тропки и дороги. Метет день-деньской без передыху так, что из дому не высунешься - снег глаза залепляет, в двух шагах не видать ни зги. А мороз все крепчает и крепчает, по капле, безжалостно высасывая из жилищ драгоценное тепло. Шутка ли сказать: вода в кадках, что стоят в избах у дверей, коркой льда покрывается; чтоб напиться, лед ломать надо. Даже скотине в хлеву протапливать приходится, чтоб не ровен час не померзла, а иначе - голодная смерть!. Дворовые кудлатые псы и те как щенки жалобно поскуливают, в сени просятся. Да... клятая выпала нынче зима, упаси Бог!
* * *
Пробиваясь сквозь сатанеющую пургу, по Малурийскому тракту на восток упорно двигались трое всадников, кутаясь в меховые накидки. Двое из них были теми самыми слугами жреца Ярида, что приплыли с ним на галере в Западные Ворота, третий - Ратон. Он ехал чуть впереди, прикрывая ладонью в толстой рукавице глаза. Колючий снег настырно забивался в рот, не давая дышать. Уже давным-давно должен был показаться Беренград, но его все не было.
Сбоку мигнул одинокий красноватый огонек.
Ратон с нетерпением подался в седле вперед, пристально вглядываясь в снежную круговерть.
Огонек пропал в непроглядной темени, затем снова появился, но уже гораздо ближе. Рядом с ним вспыхнул еще один. Нет, не один... Слева, справа, впереди один за другим зажигались парные огоньки, окружая остановившихся путников кольцом. Сквозь заунывный свист ветра донесся хриплый тоскливый вой, исполненный голодной угрозы. Белые волки! Встреча с ними зимней ночью на пустынной дороге обрекала на неминуемую гибель даже небольшой отряд вооруженных людей, не говоря уже об одиноких путниках. Нет среди хищников Вальгарда более лютого и кровожадного зверя, чем белый волк, тем более, когда они охотятся большой стаей.
Сняв меховые рукавицы, Ратон решительно обнажил меч. Затем, что-то вполголоса недовольно проворчав, потянулся за вторым клинком, притороченным за спиной.
Один из его молчаливых спутников остановил воина движением руки. Он выехал на несколько шагов вперед и замер, спокойно и уверенно ожидая приближения волчьей стаи.
Первым из снежной пелены вынырнул крупный матерый вожак. Он был скорее всего не белым, а серебристо - седым. Широко расставив подрагивающие от алчного возбуждения толстые лапы, волк низко припал к земле. Он оскалил мощные острые клыки и глухо зарычал, словно уже торжествуя победу. Возле него, будто снежные призраки, как из-под земли возникли еще два больших зверя. По бокам дороги замаячили силуэты их собратьев. Белых волков было много, даже очень много!
Младший жрец медленно вытянул вперед руку, держа в ней какой-то невзрачного вида серый брусок. Он что-то тихо забормотал гнусавым замогильным голосом, и предмет в его руке тотчас налился зеленоватым сиянием.
Вожак волчьей стаи с хриплым рыком прыгнул на людей. Навстречу ему ударил узкий огненный луч. Захлебываясь отчаянным душераздирающим визгом, волк, словно отброшенный могучей стальной пружиной, рухнул в сугроб и, судорожно корчась, запылал живым факелом.
Жрец быстро повел лучом влево - вправо. С шипением и треском вспыхнули еще несколько особо прытких белых волков. Остальные, лишенные вожака и до смерти перепуганные ужасной смертью собратьев, бросились врассыпную наутек, разочарованно скуля и подвывая в ночи.
Через несколько мгновений все было кончено. Белые волки исчезли в беснующейся пурге. Лишь обугленные трупы погибших зверей безмолвно свидетельствовали о том, что здесь произошло.
Обернувшись к Ратону, слуга Ярида бесцветным голосом равнодушно произнес:
- Можно ехать дальше.
Воин облегченно вздохнул, вложил мечи в ножны и тронул поводья, посылая своего коня вперед. Его спутники вновь пристроились позади и, как ни в чем не бывало, продолжили путь.
Через пару сотен шагов сквозь белую стену метели проступили темные очертания какого-то строения. Это была мощная бревенчатая стена высотой в два человеческих роста, сплошным кольцом окружающая со всех сторон Беренград.
Подъехав к массивным дубовым воротам, окованным по периметру железом, Ратон бесцеремонно загрохотал по ним рукояткой меча. Спустя некоторое время рядом с воротами в стене отворилось маленькое круглое оконце шириной в ладонь, забранное толстой решеткой. Из него донесся испуганный голос явно заспанного человека, приглушенный завыванием метели:
- Кто там?
- Откройте, мы странники! - прокричал Ратон. - Нам нужно обогреться и переночевать!
Невидимый стражник помолчал немного, словно размышляя, а затем неуверенно спросил:
- Сколько вас?
- Трое...
Окошко быстро захлопнулось, глухо ухнули, отодвигаясь, тяжелые засовы. Ворота с пронзительным скрипом приоткрылись ровно на столько, чтобы мог проехать только один всадник - не более. Ратон, а вслед за ним его спутники по одному протиснулись внутрь. Тотчас ворота торопливо закрылись, послышался лязг тяжелых цепей.
Ратон внимательно пригляделся. Перед ним стояли пятеро здоровенных стражников в толстых длиннополых тулупах и валенках. Еще двое находились по бокам от ворот. Все они, настороженно и недружелюбно выставив перед собой длинные копья, исподлобья смотрели на неизвестных ночных пришельцев, как на выходцев с того света. Сразу было видно, что это не дружинники, а местные мужики из ополчения.
Один из них спросил:
- Кто вы и откуда?
- Не бойтесь, мы не разбойники, - криво усмехнулся Ратон, глядя на испуганные физиономии стражников. - Отдохнем до утра, а завтра, чуть свет, отправимся дальше.
Рослый бородатый детина, видимо самый главный в карауле, весьма неопределенно махнул рукой в снежную круговерть, куда-то позади себя, и угрюмо пробормотал:
- Гостиница там...
Ратон молчаливо кивнул и неспеша поехал в указанном направлении. Впрочем, он и без стражников сам прекрасно знал дорогу к гостинице, поскольку уже несколько раз бывал в Беренграде раньше. Но старался не подавать вида.
Узкий проулок между какими-то темными складскими помещениями вывел путников к высокому трехэтажному каменному строению, возвышающемуся над примыкающими к нему приземистыми домами. Сквозь неплотно задернутые шторы первого этажа на улицу пробивался яркий свет, ложась на высокие сугробы желтыми прямоугольниками. Окна верхних этажей были сплошь темны. Лишь в правом верхнем углу, почти под самой островерхой крышей гостиницы одиноко светилось небольшое стрельчатое окошко.
Отдав поводья своего коня одному из сопровождавших его жрецов, Ратон ловко спрыгнул на крыльцо, уверенно толкнул рукой дверь и вместе с клубами морозного пара ввалился в просторный освещенный несколькими светильниками зал для посетителей.
За длинной струганной стойкой, уныло облокотившись на нее огромными волосатыми лапищами, клевал лиловым носом толстый лысый мужчина в белом переднике. Это был хозяин местной гостиницы под названием "Белый орел", хотя сам-то он на орла не больно уж был похож.
В затемненном дальнем углу у закопченного камина невзрачного вида плоскогрудая девица с давно уже не мытыми волосами лениво вращала над огнем грубый вертел с насаженными на него кроличьими тушками. Соблазнительный аромат жареной дичи щекотал ноздри.
Посреди зала за грубо сколоченным длинным столом расположилась шумная компания из семи коренастых мужиков. Судя по воинскому облачению и оружию, это была недавно сменившаяся с поста дневная стража.
Неподалеку от них за маленьким игровым столиком с точеными ножками азартно резались в кости двое засидевшихся допоздна в гостинице горожан.
Едва хлопнула входная дверь, как все, словно по команде, с любопытством повернули головы в сторону вошедшего.
Лысый толстяк сонно мигнул, быстро выпрямился и принялся усердно смахивать грязным полотенцем со стойки несуществующие крошки, вовсю пялясь на столь позднего и к тому же неизвестного посетителя, словно воочию увидев самое, что ни на есть, настоящее привидение. В наступившей тишине слышно было лишь назойливое шуршание полотенца и сухое потрескивание обгорающих поленьев в очаге.
Отряхнувшись от налипшего на одежду снега, Ратон подошел к стойке и, небрежно выложив перед носом, ошалевшего от такой нежданной удачи, хозяина три полновесных золотых монеты, негромко, но отчетливо произнес:
- Лошадей в конюшню. Ужин на троих и комнату.
- Тоже на троих? - услужливо переспросил толстяк.
Ратон кивнул.
- Будет исполнено, мой господин!
Хозяин гостиницы оказался неожиданно поворотливым для своей тучной комплекции. Он громко хлопнул в ладоши, быстро и толково отдал распоряжение слуге, шустро выскочившему из соседней комнаты, а сам засуетился у свободного столика, расстилая чистую скатерть и расставляя посуду.
- Эй, Вильба, ленивая девка, ты что - уснула?! - сердито крикнул толстяк девице, что так и стояла, широко раскрыв рот и глядя на приезжего во все глаза. - Живо принеси кувшин вина, хлеб, тушеные грибы и подавай горячее!
Девица испуганно встрепенулась, метнулась к темной лестнице, ведущей в подвал.
- Что еще будет угодно господину? - подобострастно согнулся в поклоне хозяин гостиницы.
- Пока достаточно. Комнату покажешь после ужина.
Толстяк еще раз угодливо поклонился и вернулся на свое место.
Посетители занялись своими делами, словно потеряв к заезжему гостю всяческий интерес, но продолжали украдкой наблюдать за ним, очевидно предполагая услышать что-нибудь интересное.
Ратон сбросил тяжелую меховую накидку, отстегнул меч, укрепленный на спине, и, аккуратно сложив все это на скамью рядом с собой, уселся за столик.
В это время отворилась входная дверь. Вошли двое спутников воина. Обведя комнату взглядом и отыскав Ратона, они подошли к столику, сняли накидки и молча расположились на стульях. Слегка удлиненные смуглые лица и глубоко посаженные маленькие глаза выдавали в них чужеземцев.
Подоспела Вильба с закусками. Неспеша расставляя их на столе, она продолжала бессовестно пялиться на воина до тех пор, пока рассерженный хозяин не прогнал ее.
Ратон налил себе в кружку вина и осушил ее в несколько больших глотков. По иззябшему телу начала разливаться приятная волна тепла. Ратон внезапно почувствовал голод и с аппетитом принялся за еду. Своим спутникам он вина не предлагал, зная по опыту, что жрецы касты Гру хмельного никогда не употребляли. Глядя прямо перед собой бесцветными, казалось, безжизненными глазами, они жевали размеренно и монотонно.
"Словно насекомые..." - неприязненно подумал воин и вздрогнул, поразившись собственным крамольным мыслям. Никогда прежде такое даже и в голову не могло ему придти. Всю свою сознательную жизнь, сколько Ратон себя помнил, он воспитывался Яридом в духе величайшего почтения и безоглядного повиновения жрецам касты. В шестнадцать лет, еще будучи совсем юношей, он был посвящен в чин личного воина Повелителя тьмы и отныне подчинялся только адептам шестого уровня.
Ярид провел своего воспитанника через все возможные испытания, дав ему высочайшие знания боевого искусства, которое было накоплено жрецами за многие века. Но вместе с этим он испепелил сердце юноши, сделав его холодным и равнодушным к чужим судьбам и страданиям.
Коренные жители материка Чау-Гар были безвольными запуганными существами, которые копошились на своей земле только благодаря высокой милости жрецов. Но это было им позволено лишь только до прихода Повелителя. Когда он явится, весь мир, все живое должно быть принесено ему в жертву. Так говорил Ярид. Тогда наступит царствие Тьмы, в котором будет место только для самых ревностных, не сомневающихся слуг Повелителя. И Ратон был одним из них.
С годами он стал боевым и карающим мечом жреческой касты. Ни разу сомнения не закрались в его очерствелую душу, постоянно подпитываемую ядом жрецов, а рука не дрогнула, беспощадно разя неугодных по указке Ярида. Так было на землях Чау-Гар, и так должно было быть на землях Вальгарда. Потому Ратон и находился сейчас здесь. Ярид выучил Ратона языку жителей Вальгарда и отправил его с тайной миссией на этот материк.
С тех пор прошло несколько лет.
Странствуя по обширным землям гордых и независимых государств в облике одинокого неприметного воина и выполняя разнообразные поручения жрецов касты, Ратон постепенно с удивлением начал примечать, сначала почти незаметные, а затем все более усиливающиеся изменения в собственном характере. Он боялся признаться в этом самому себе. Люди Вальгарда, в отличие от чау-гарцев, не были похожи на тупой бессловесный скот. Они по-настоящему жили, боролись, любили и ненавидели. Конечно, и среди них встречались безвольные слизняки, но в основном это были настоящие живые люди со своими человеческими достоинствами и слабостями. И постепенно Ратон отошел сердцем. Он даже начал испытывать к ним какие-то доселе неведомые ему теплые чувства. Взять хотя бы того же Аргнара, спасшего ему жизнь у Волчьего бора. Этого воина уж никак нельзя было назвать трусливым рабом. Ратон был в этом уверен.
Крамольные мысли начали закрадываться в голову. Так ли уж правы Ярид и его окружение, утверждая, что все народы должны исчезнуть с лица земли? Конечно, верховный жрец мудр и знает, что говорит... но ведь он тоже человек, а значит, способен ошибаться.
Ратон мотнул головой, отгоняя запретные мысли. Он исподлобья глянул на своих безмолвных спутников: уж не приметили ли его странной задумчивости жрецы, не прочли ли во взгляде сомнения? Нет. Жуют, ровно бездумные коровы у яслей. Лица, словно одеревенелые маски, а в блеклых глазах пугающая пустота. Будто выходцы из мира мертвых. А, может, так оно и есть?..
- Далеко ли путь держите? - раздался неожиданно голос одного из отдыхающих стражей.
Он смотрел на Ратона со спокойным любопытством.
- В Скурбел...
- Ого!
Стражники удивленно переглянулись. Еще бы! Трое ночных путников на пустынном Малурийском тракте в эту пору года - не шутка. Должна быть какая-то очень веская причина для того, чтобы отважиться на такое рискованное путешествие.
Все присутствующие заинтересованно повернулись к пришельцам, ожидая услышать что-нибудь интересное.
- Откуда прибыли?
- По Обходному пути пришли, - осторожно уклонился от прямого ответа Ратон.
Если бы стражники узнали, откуда на самом деле он прибыл вместе со своими спутниками, то у них от изумления глаза бы на лоб вылезли. Ведь они приехали из пугающего простых обывателей мрачной тайной Междуречья, откуда еще никто до сих пор живым не возвращался.
- Как там замок барона Греттира? - не унимался любопытный стражник.
- Стоит... - односложно ответил Ратон.
Видя, что гости не очень-то расположены к дружеской беседе, стражники недоуменно пожали плечами и, потеряв к ним всяческий интерес, снова продолжили свою небольшую пирушку, благо дело, хмельного было вдоволь, да и спешить особо некуда. Игроки в кости, завершив, наконец, последнюю партию, вежливо распрощались с хозяином гостиницы и, закутавшись в шубы, отправились по домам.
Время близилось к полночи.
Насытившись, Ратон с показной ленью расслабленно откинулся на спинку стула и , медленно потягивая из кружки терпковатое вино, наблюдал за жрецами из-под полуприкрытых век. Они ели неспеша и безо всякого выражения на деревянных лицах, словно выполняя монотонную ежедневную работу. Ни одного слова, ни единого возгласа или звука не сорвалось с их уст, лишь челюсти ритмично и безостановочно жевали, жевали...
Наконец они, словно по команде, отодвинули от себя опустевшие тарелки и молчаливо уставились на воина немигающими взглядами.
Ратон выразительно посмотрел на хозяина гостиницы, и тот, мгновенно все поняв, подхватил осветительный фонарь и с готовностью приблизился к столику гостей.
- Не угодно ли господам отдохнуть с дороги?
- Угодно, - ответил за всех Ратон, быстро поднимаясь из-за стола и сгребая в охапку свои вещи. - На каком этаже у тебя есть свободные комнаты?
Толстяк на короткое мгновение замялся, виновато улыбнулся и доверительно признался:
- Вообще-то по нынешнему времени года с постояльцами не особо густо... Честно говоря, у меня занята всего лишь одна - единственная комната на третьем этаже. Какой-то заезжий вельможа из Форвана снял ее неделю назад для себя и слуги. Так что можете выбирать любую, какая вам понравится.
- Хорошо. Мы тоже возьмем комнату на третьем этаже, - решил Ратон. - Проведи нас...
- Как будет угодно господам... - поклонился хозяин.
Он направился к широкой лестнице с резными перилами, ведущей на верхние этажи. Ратон и жрецы последовали за ним. Истертые старые ступени жалобно поскрипывали под их ногами, словно жалуясь. Миновав темный и пустынный второй этаж, они поднялись на площадку третьего и остановились в длинном узком коридоре. Здесь тоже было тихо и темно, если не считать слабый свет от фонаря толстяка.
- Выбирайте любую, - предложил хозяин, широким жестом указывая на ряд дверей, украшенных витиеватой росписью.
- Мы возьмем эту.
Ратон толкнул ближайшую дверь, которая располагалась в средней части коридора, прямо напротив лестничного пролета, и переступил невысокий порог.
В просторной комнате находилось четыре высоких и широких кровати. По углам стояли мягкие глубокие кресла с удобными подлокотниками, а в центре был расположен круглый стол из мореного дуба. На нем возвышался большой, начищенный до нестерпимого блеска медный подсвечник с тремя толстыми свечами.
Быстро окинув комнату оценивающим взглядом, Ратон повернулся к замершему в ожидании хозяину гостиницы.
- Надеюсь, ты никого больше к нам не подселишь?!
- Ну что вы, господин, как можно! - с жаром воскликнул тот - Да у меня полным полно свободных мест! Располагайтесь поудобней, чувствуйте себя, как дома, и ни о чем не беспокойтесь. Ежели только чего будет угодно, не сочтите за труд - извольте дернуть за шнур у двери, и слуга тотчас будет тут как тут.
Толстяк зажег свечи, проверил, все ли в порядке в комнате, последний раз поклонился постояльцам и, мурлыча под нос какой-то веселый мотивчик, неспеша отправился вниз. Он был весьма доволен. Еще бы! Три полновесных золотых монеты - это щедрая плата за такую комнату на целую неделю вперед, а приезжие остановились всего лишь до утра. Сегодняшняя сделка оказалась для него весьма выгодной.
"Эх, побольше бы таких богатых клиентов, - мысленно вздохнул хозяин гостиницы. - Тогда и дела мои сразу пошли бы в гору... Но до наступления весны на это даже нечего и надеяться: зима лютая, да еще и белые волки, как назло, обложили Беренград со всех сторон. Вряд ли кто отважится на такое самоубийственное путешествие... Словом, на большие барыши нынче рассчитывать не приходится".
Он резко остановился, едва не споткнувшись о ступеньку.
"Белые волки! Как же эти странные посетители сюда живьем-то добрались?!" - пришла ему в голову запоздалая мысль.
- Ладно, не моего ума дело! - махнул рукой толстяк, обращаясь к самому себе. - Заплатили щедро и на том спасибо.
Он спустился в общий зал и, напрочь выбросив из головы ненужные мысли, терпеливо занялся подсчетом дневной выручки.
Компания стражников доедала последних жареных кроликов, запивая их белым вином. Лентяйка Вильба куда-то запропастилась. Видать забилась где-то в темный угол и дрыхнет по чем зря на старых мешках. Тихо, уютно и тепло в зале. Только за расписанными морозным узором окнами на улице беснуется и воет злая пурга в диком заснеженном танце, и лепятся к стеклам белые хлопья.
В это время на третьем этаже беззвучно отворилась дверь угловой комнаты. Из нее выскользнул слегка сутулящийся человек и, бесшумно подкравшись к номеру, в котором остановились Ратон и жрецы, сначала внимательно прислушался, а затем осторожно постучал в дверь номера.
Ратон мягко вскочил с кресла и, подойдя к двери, спросил:
- Кто?
- Слуга Повелителя... - пришел ответ.
Воин рывком распахнул дверь, и незнакомец вошел в комнату. Окинув присутствующих быстрым взглядом и сразу безошибочно определив, кто есть кто, он низко поклонился жрецам и глухим голосом торопливо произнес:
- Помощник Мурида ждет вас с нетерпением.
- Как давно вы прибыли? - поинтересовался один из жрецов.
- Да мы уже целую неделю торчим в этой проклятой дыре! Дождались, пока все дороги напрочь снегом позаносило... Теперь вот белые волки объявились. Как будем назад пробиваться - ума не приложу.
- Об этом не беспокойся, - произнес другой жрец, поднимаясь из кресла. - Отведи нас к помощнику.
Он направился к двери. За ним поднялся первый и сказал, обращаясь к Ратону:
- А ты, Посланник, сходи вниз и разузнай последние новости.
Ратон вышел из номера последним, проводил жрецов до дверей угловой комнаты, а затем спустился на первый этаж.
Тут было совсем тихо. Все посетители уже давно разошлись по домам, и входная дверь по ночному времени была заперта на тяжелый засов. Фонари были погашены, за исключением одного, который светился на стойке подле хозяина гостиницы, заканчивающего подсчет выручки за прошедший день. Огонь в камине приугас, но еще тлели головни, отбрасывая на темные стены причудливые красноватые отблески, вперемежку с колеблющимися тенями.
Увидев спустившегося в зал постояльца, толстяк обеспокоился:
- Что-нибудь не так, мой господин?
- Нет, нет... Все в порядке, - успокоил его Ратон. - Просто не спится. Решил еще хлебнуть твоего славного винца.
- Это завсегда, пожалуйста, - расплылся в довольной ухмылке хозяин. - Рад, что вам понравилось!
Он проворно нырнул под стойку, повозился там какое-то время и вытащил темную пузатую бутыль, оплетенную виноградной лозой. Взгромоздив ее на стойку, он ловко откупорил пробку.
- Вот! - радостно заявил толстяк. - Извольте отведать. Отличное винцо, право слово, - шесть лет выдержки! Держу специально для особых ценителей.
Он до краев наполнил высокую кружку и с гордым видом поставил ее перед постояльцем.
Положив на стойку мелкую серебряную монету, Ратон кивнул на запотевшую бутыль.
- Налей и себе, чтоб я не пил в одиночку.
- Как будет угодно господину.
Хозяин с удовольствием налил в свою кружку, аккуратно отпил два маленьких глотка, восторженно закатил глазки, причмокивая пухлыми губами и всем своим видом выражая крайнее восхищение.
- Божественный нектар, а не вино!
- Действительно, - искренне подтвердил Ратон, сделав глоток. - Где же ты его раздобыл? Нынче времена смутные, торговые караваны крайне редко ходят.
- Что правда, то правда... - вздохнул хозяин и сокрушенно покачал головой. - Это вино я приобрел с оказией у заезжего купца с юга, из королевства Менткроуд. Раньше, бывало, я и сам ездил на осеннюю ярмарку в крепость Скурбел...
Толстяк замялся.
- А теперь что ж? - поинтересовался Ратон.
- Нынче все изменилось...
Хозяин гостиницы навалился рыхлым животом на стойку, приблизил свое лицо к постояльцу, округлил глаза и продолжил громким доверительным шепотом:
- В славном герцогстве Форван теперь все иначе. Говорят, что Хэдмир уже не правит, а вместо него всеми делами вершит какой-то пришлый чародей, кажись, Муридом его зовут.
- Ну и что с того?
- А то, что нынче там очень неспокойно. Торговый люд повсеместно поприжали, обложили непомерными налогами и пошлинами. Чуть что - за малейшее подозрение в подземную темницу без разбору бросают. А уж там лихие ребята - заплечных дел мастера из тебя какие угодно признания вытрясут! Скажешь даже то, чего и не знал никогда. Люди на дыбе такими разговорчивыми становятся, что только держись! Под пытками и немой заговорит...
- Тебе-то чего опасаться?! Ты ведь простой торговец, владелец гостиницы, в политику не лезешь.
- Оно-то, конечно, так, - как-то очень неуверенно согласился толстяк. - Только все одно боязно. Ану как по ошибке случайно загребут, поди, потом оправдывайся, доказывай, что никакой ты не заговорщик! Давеча вот сказывали, слух прошел, что муридовы стервятники в конце этой осени устроили самую настоящую охоту на самого Странника, а ведь он у Хэдмира в большом почете был - это всем известно. Хороший мужик, честный и мечник отменный! Я-то его лично знаю - он у меня раньше часто останавливался проездом. Бывало по вечерам...
- Постой! - перебил Ратон и обеспокоено придвинулся поближе к словоохотливому хозяину гостиницы. - Ты хочешь сказать, что тайная канцелярия герцогства схватила Аргнара?!
- Так я ж об этом и толкую! Правда, у нас его больше знают под именем Странник. Только вот насчет "схватили" - это еще не известно. - ухмыльнулся толстяк. - Его так просто голыми руками не возьмешь! А вот, слышно, ищут его повсюду.
- За что же?
- Кто его знает... Может, из черной зависти кто напраслину возвел на него, а может...
Толстяк, пожав плечами, принялся неспеша убирать посуду в шкафы. Звенящая тишина повисла в зале.
В темноте за окном тоскливо выла вьюга, наметая высоченные сугробы. Монотонно шуршал по стеклам снег. вкрадчиво нагнетая в душу неосознанную тревогу. Стылая зимняя ночь властвовала над Беренградом, застилая округу белым покрывалом. В такую ночь хороший хозяин собаку из дому не выгонит.
Крепко задумавшись, Ратон медленно отошел от стойки и нехотя поднялся по лестнице к себе в комнату.
Жрецы еще не вернулись.
Тяжело опустившись в мягкое кресло, воин устало подпер кулаком голову и погрузился в размышления. Тяжелые и безрадостные мысли одолевали его...

С тихим скорбным шорохом, подобным легким вздохам, медленно и величаво осыпались с высоких деревьев широкие багряные листья. Кружась в последнем печальном танце, они ложились на еще зеленую не тронутую желтизной траву осенним ковром. Меж стволами мощных дубов плавали по воздуху ажурные серебристые паутинки, сверкая мельчайшим бисером хрустальных росинок. Они уносили с привычных насиженных мест паучков-летунов. Едва слышно лопотала о чем-то в дальних зарослях орехового кустарника под нежное журчание лесного ручейка одинокая пичуга, словно прощаясь до весны с ушедшим ласковым летом. Прохладное дыхание холодной осени коснулось и окраин Затененной дубравы.
Данго осторожно ступал по мягкому, слегка пружинящему травяному ковру, по одному ему понятным признакам выбирая дорогу среди могучих молчаливых деревьев. Казалось, что древний лес настороженно затаился и внимательно наблюдает за одиноким всадником, еще не решив, как с ним поступить.
Аргнар отпустил поводья, полностью доверившись коню. Он по многолетнему опыту знал: верный боевой товарищ не подведет. Воин ехал, низко опустив голову и о чем-то задумавшись. На душе было спокойно и чуточку грустно. Он не смотрел по сторонам, почему-то абсолютно уверенный в том, что здесь с ним не может случиться ничего плохого. Откуда к нему пришла эта уверенность, Аргнар не знал, но сердцем чувствовал, что так оно и есть.
Данго пробирался по лесу не спеша, но целеустремленно, словно его вела незримая путеводная нить. А, может, так оно и было на самом деле?! Как знать... В таинственной Затененной дубраве все возможно.
Когда-то очень давно она была обыкновенной дубовой рощей. Тогда, в те уже незапамятные времена, в ней появились странные седобородые старцы. Откуда они пришли, да и пришли ли они на самом деле - никто толком не знал. Поговаривали, будто бы старцы эти не кто иные, как принявшие людской облик души оживших первородных дубов.
Роща и в самом деле была необычной. Даже в самый яркий солнечный день в ней всегда царил легкий вечерний полумрак, придающий необъяснимую таинственную расплывчатость очертаниям деревьев и кустов. Но и в темное ночное время, когда окрест не было видно ни зги, здесь сохранялся все тот же мягкий полумрак.
Говаривали также о том, что будто бы само время в Затененной дубраве спит, поэтому любой зверь, птица или либо человек, попавший сюда, не старел и не замечал его течения.
С тех давних пор дубрава неудержимо разрослась во все стороны и превратилась в самый настоящий лес, хотя название его так и осталось прежним. Но теперь уже не каждый желающий мог попасть к мудрым старцам. Лес пропускал лишь тех, кто шел с чистым открытым сердцем, желая прознать свою судьбу. И уж, конечно, он всегда был открыт для друидов, живущих в единении с природой.
Чем дальше, тем гуще и выше становился величественный лес. Дубы - исполины тесно смыкались, угрожающе нависая над одиноким всадником могучими разлапистыми ветвями, словно пытаясь остановить его. Ветра не было, но тем не менее листья шевелились, как живые. Казалось, они что-то невнятно бормочут, разговаривая между собой - видно решая, пропускать человека в самое сердце древнего леса или нет. Пышные листья густого сочного папоротника томно покачивались, оглаживая друг друга многочисленными нежными листьями - пальцами.
Вскоре пошли и вовсе такие замшелые древесные великаны, что впору было испугаться. Их морщинистые древние стволы будто бы вырублены были из вековечных гранитных глыб. С них гроздьями свисали дряхлые лохмотья серых лишайников. Могучие узловатые корни, как толстые жилы выпирали из земли, причудливо переплетаясь тугими клубками. Сквозь заросли густого кустарника проблескивала призрачная поверхность глубокого лесного озера, в темных водах которого, казалось, могли утонуть даже отражения звезд.
В воздухе появилось слабое серебристое свечение. Он наполнился едва уловимыми тонкими ароматами цветов.
Златоцвет пробуждал далекие и светлые воспоминания навсегда и безвозвратно ушедшего детства. Горьковатый запах дубовых листьев слегка пьянил и полнил силой. Вереск тихо и настойчиво нашептывал о великом таинстве уединения, а крушина прославляла отшельничество.
Покой. Древний великий покой и несокрушимая всепобеждающая сила жизни питали могучие корни Затененной дубравы, баюкая и храня ее от безжалостного течения самого времени.
Сколько так ехал Аргнар - то ли час, то ли целый день? Он и сам не смог бы ответить на этот вопрос. Время словно застыло для него. И только величественный сказочный лес едва слышно пел свою нескончаемую вековечную песнь.
Как-то враз, неожиданно огромные дубы расступились, выпуская всадника на широкую ровную поляну, поросшую густым ковром цветущих одуванчиков. Словно и не было холодной осени, она осталась там, позади. Здесь царило буйное зеленое теплое лето.
Посреди поляны, расположившись широким полукругом, на низких пнях сидели семь седых, как луни, длинноволосых старцев. Словно каменные изваяния застыли они, устремив свои взоры в центр, где очень медленно поднимался из земли на тонком стебле золотистый бутон невиданного цветка. Он нежно искрился, переливаясь волнами мягкого света. Радужные сполохи пробегали по нему и робко меркли где-то в глубине полупрозрачного бутона.
В полной тишине происходило какое-то таинственное волшебное действо, невольным свидетелем которого стал Аргнар. Он спешился, отпустил коня и, затаив дыхание, осторожно приблизился к старцам. Один из них молча указал ему на свободный пень, а сам вернулся к созерцанию хрупкого чуда. Присев неподалеку от левого крыла полукруга, воин, как зачарованный, принялся следить за происходящим.
Бутон поднялся на высоту примерно половины человеческого роста и неподвижно замер. Над поляной поплыл чистый хрустальный звон. Дрогнули, размыкаясь, хрупкие лепестки, и волшебный цветок открылся. Его нежная сердцевина вспыхнула золотым сиянием, словно зажглось маленькое яркое солнце, наполняя исстрадавшееся сердце сладкой истомой.
Чарующее видение длилось совсем не долго. Золотистое сияние быстро померкло, цветок съежился. Лепестки усохли, сморщились, на глазах превратившись в сухую труху, и плавно осыпались на зеленую траву серой пылью. Все было кончено. От волшебного цветка не осталось даже и следа. Легкий вздох сожаления, словно слабое дуновение ветерка, пронесся над поляной. Старцы разом зашевелились. Они повернулись к Аргнару и вперили в него, казалось, пронизывающие насквозь взгляды.
- Здравствуй, Странник, - первым произнес тот, который пригласил его присесть.
- Откуда вам ведомо мое прозвище? - удивился Аргнар.
- Это не важно, - едва заметно усмехнулся старец. - Ведь ты не за этим пришел в Затененную дубраву. Говори о том, что тебя действительно волнует. Ты приехал сюда за знанием своей судьбы или за советом?
Сцепив замком пальцы рук на коленях, Аргнар задумчиво покачал головой:
- Нет, пожалуй, судьбу cвою знать наперед я не хочу.
- Это правильно, - согласился старец. - Ибо, зная ее наперед, ты лишаешь себя свободы выбора!
- А разве он у меня есть?
- Выбор есть у каждого человека...
Аргнар обвел старцев недоверчивым взглядом.
- Какой же тогда смысл в предсказании судьбы?
Лесные чародеи молча переглянулись, как бы совещаясь, покивали головами, и тогда старший из них повел разговор:
- Если человек принимает на себя знание собственной судьбы, это означает, что он добровольно отказывается от свободы выбора и будет покорно следовать по пути раз и навсегда предначертанному ему свыше. У каждого есть множество разнообразных вариантов судьбы, которые изменяются буквально ежеминутно. Они зависят от каждодневных поступков, настроения человека, от его мыслей и обстоятельств, и даже от действий других людей. Но, если предсказан один из возможных вариантов, то он и становится судьбой на всю оставшуюся жизнь, потому что тогда уже ничего нельзя будет изменить. Зная все наперед, человек лишается свободы выбора, связанный неразрывными узами предопределенности.
- В таком случае, чем определяется верность выбора?
- Этого тебе не скажет никто на свете. Изначально человек по своей природе состоит из света, тьмы и великого множества их тончайших оттенков. Лишь от поступков человека, от его выбора будет зависеть, чего в нем больше. Ведь, в конечном счете, борьба всегда идет в первую очередь с самим собой, со своими слабостями и пороками. Это изнурительная извечная борьба добра и зла, хотя, что является абсолютным добром, а что - абсолютным злом и где пролегает четкая граница между ними - не возьмется рассудить ни один мудрец, если он действительно мудр. Охотно дают советы только самоуверенные глупцы, убежденные в собственной непогрешимости. И лишь во власти Всевышнего дать ответ на этот извечный вопрос вопросов. Но... он молчит, оставляя человеку свободу выбора. Только на вышнем суде, по делам своим и помыслам, будет воздано каждому!
Старец умолк, внимательно глядя на Аргнара. Тот сидел, ссутулившись и низко наклонив голову. Меж бровей его пролегла резкая глубокая складка, а потемневшие глаза, устремленные в землю, казалось, пытались пронзить саму Вечность, в тщетной надежде отыскать там, за призрачной гранью неведомого, ответы на мучающие его душу вопросы.
Тихо - тихо было на реликтовой поляне. Седые старцы терпеливо хранили глубокое молчание. Они не хотели тревожить думы воина. Затаился и древний лес, будто ожидая его решения. Не было ни дуновения ветерка, ни посвиста лесных птах.
Наконец Аргнар глубоко вздохнул, словно пробуждаясь ото сна. Он выпрямился, расправил плечи и устремил свой взгляд на старцев. В глазах его читалась мольба и надежда.
- Помогите, мудрейшие, дайте совет, - попросил он.
- Спрашивай, но помни о выборе...
Воин сосредоточенно кивнул головой и произнес:
- Всю свою жизнь я был одиночкой, все решал и старался жить сам по себе. Я привык всегда полагаться лишь на себя да на свой верный меч... Но, мне кажется, что больше я не могу оставаться в стороне от того, что происходит. Не могу служить, кому попало... Что-то меняется в жизни Вальгарда и, как мне кажется, не в лучшую сторону, а я не в силах уразуметь, в чем дело...
Старцы согласно закивали головами. Один из них ответил:
- Грозные и беспощадные силы тьмы вот-вот вторгнутся на эту землю. Ее черные адепты уже готовят приход своего страшного повелителя, и твой выбор поставит тебя на службу той или иной силе. В грядущей великой битве света и тьмы никто не сможет остаться в стороне, ни одно живое существо, будь то зверь или человек. Ты должен решить, чью сторону примешь.
- Но как не ошибиться в выборе, если даже вы, мудрецы, не можете сказать, где пролегает грань между добром и злом?
- Прислушайся к голосу своего сердца, оно укажет тебе путь. Тот, кто не алчет чужого, кто не идет войной на соседа, кто не строит своего счастья на чьем-то горе, тот не будет служить злу и никогда ему не покорится. Но даже и в стане врага могут быть заблудшие, обманутые или просто запуганные. Порой человек бывает слаб душой. Не спеши вершить суд мечом. Посеявший гибельную войну, пожнет кровавый урожай! Слабы и неприметны на первый взгляд хрупкие побеги добра, но именно на этих ростках держится жизнь и весь мир - помни это и никогда не забывай!
- Мудры и малопонятны мне твои слова, - горько усмехнулся Аргнар и вновь ссутулился. - Куда же мне идти? Что делать и кому служить? Как не ошибиться?
- Кому служить - как раз в этом и заключается твой выбор, не нам решать за тебя, - спокойно возразил старец. - Что же касается того, куда идти... что ж, иди туда, где скоро грянет буря. Ты - опытный воин, и там найдешь для себя то дело, которому предназначен. Я чувствую необычную силу в твоем мече, да ты и сам знаешь об этом. Теперь от тебя зависит, кому он будет служить.
- Ну что ж, - вздохнул Аргнар, расправляя плечи. - Спасибо на добром слове! Вы много сказали мне, а вместе с тем и мало... Но видно никуда от этого не деться, придется до всего своим умом доходить... Дай Бог не ошибиться!
- Путь твой извилист, но ведет к свету. Прощай! - произнес старец, с каким-то странным сочувствием глядя на воина, но тот этого не заметил, глядя в сторону затуманенным взором.
Аргнар поманил к себе коня, поправил сбрую, а когда обернулся, чтобы проститься с таинственными лесными чародеями, то неожиданно обнаружил, что остался совершенно один. На широких пнях никого не было. Старцы исчезли бесследно, словно истаяли в прозрачном воздухе заповедного леса.
Взяв коня под уздцы, воин не торопясь побрел с поляны в ту сторону, откуда приехал. Лишь когда морщинистые дубы - великаны сомкнулись за его спиной сплошной стеной, скрыв от глаз чудесную поляну, Аргнар уселся верхом на Данго и, повинуясь пока еще неосознанному, но уже ощутимому зову, повернул на юг.
Неизвестно откуда вдруг вывернула широкая, хорошо утоптанная песчаная тропа, которая, почти не петляя, услужливо вела в нужном ему направлении. Без понуканий конь перешел со спокойного шага на легкую рысь.
Ветви дубов, будто живые, торжественно приподнимались над тропой - угодницей, пропуская всадника, и вновь опускались за ним непроницаемой завесой, провожая тихим шепотом, в котором слышались добрые напутствия.
Постепенно ядреная зелень вековечного леса сменилась печальной желтизной осеннего увядания. Начался тихий листопад, наполненный грустным шелестом, словно шел мелкий дождь. Копыта Данго утопали в багряно-желтом ковре. Терпкий аромат прелых дубовых листьев становился все крепче. А еще через некоторое время неожиданно повеяло неуютной прохладой; стало быстро смеркаться. Близилась окраина дремучего леса. Редколесье как-то незаметно перешло в жидкий низкорослый подлесок, сходящий на нет, и внезапно Аргнар оказался под открытым темным небом. Затененная дубрава осталась позади.
Была глубокая ночь. Яркие крупные звезды холодно мерцали в вышине, с отрешенным равнодушием взирая с недосягаемой вышины на съежившуюся и притихшую, словно затаившуюся землю. Серп Ночного странника бледным призраком скользил по куполу небосвода, верша свой бесконечный и неизменный путь среди тяжелых темных облаков. Ему не было никакого дела до земных радостей и страданий. Небесная холодная красота и вселенское равнодушие - таков его извечный удел.
Оглянувшись на оставшуюся позади Затененную дубраву, Аргнар внезапно обнаружил, что песчаная тропа - проводница, выведшая его на южную окраину леса, бесследно исчезла. Хмурые дубы ощетинились толстыми сухими сучьями, переплели мощные ветви - руки, сомкнули, покрытые седым мхом, крепкие вековые стволы, словно закрывая наглухо обратную дорогу. Ни дать, ни взять - суровая лесная рать заступила на стражу.
Аргнар кинул назад последний прощальный взгляд, потрепал Данго по шее и шепнул:
- Вперед, Данго!
Плавно набирая ход, конь резво шел под звездным небом по ровной, как огромный стол, притихшей степи.
Аргнар решил пройти вдоль левого берега реки Серебрянки, берущей свое начало в Безымянной пуще у подножия Одиноких гор, до земли кочевников. А уже там, свернув к юго-востоку, по правому берегу Звонницы добираться до гор Джунхарг к вольным баронствам.
Самым восточным и самым маленьким из них был Берт. Нынче в нем правил старый Гофер - последний ныне живущий из тех, кто был основателем союза Горных баронств. У него не было кровного наследника, и по смерти Гофера подданные должны были всенародным собранием избрать на его место нового правителя из числа самых отважных и благородных рыцарей баронства.
Именно сюда наверняка должны были ударить объединенные силы Форвана и Эрденеха, в надежде на то, что дальние западные баронства не поспеют вовремя на помощь своему союзнику. Верно оценив направление главного удара, Аргнар, не жалея сил, почти без отдыха и сна, спешил в Берт предупредить правителя Гофера о надвигающейся беде, хотя и не надеялся на радушный прием со стороны старого барона и его подданных...

Из широко распахнутых ворот крепости Скурбел, напоминающих оскаленную пасть голодного хищного зверя, одна за другой выползали длинные колонны тяжеловооруженных воинов. Вытоптанный дочерна снег сбился в гладкую твердую корку до самого поворота на Южный тракт. Красноватый диск зимнего солнца, просвечивая морозную дымку, падал на угрюмые лица постоянно оскальзывающихся ратников, не выражающие ничего, кроме озабоченности и недовольства. Их можно было понять. Все военные кампании обычно велись в теплое время года, когда дороги были хорошо проходимы, и не нужно было тащить на себе целый ворох теплых вещей. А нынче, что ж, приходилось двигаться по скользкому тракту в лютый холод куда-то за тридевять земель. Ладно бы, еще, куда ни шло, какие-нибудь маневры или в пограничный дозор, а то ведь на верное смертоубийство шли. Шутка ли сказать - штурмовать Горные баронства!
Еще слишком хорошо помнили ветераны о бесславном походе на баронство Берт трехлетней давности. Тогда вернулись не солоно хлебавши. Да и теперь, наверное, многим ратникам придется сложить свои головы на скалистых труднодоступных склонах Джунхаргских гор, и не известно еще, удастся ли в этот раз взять приступом гордых и независимых баронов, не желающих покоряться ничьей власти.
Хотя с другой стороны и войско нынче собрано не малое. Почитай одних только тяжелых копейщиков две с половиной тысячи наберется. Да лучников девять сотен и шесть - арбалетчиков. Три тысячи конников и пять с лишком штурмовых мечников составляли главную ударную силу. Правда в горах от кавалерии толку маловато, но уж если удастся пройти седые перевалы, то на внутренних равнинах баронства конница себя вовсю покажет!
Медлительные и неповоротливые обозы с провиантом, оружием и тяжелыми осадными машинами ушли вперед загодя - неделей раньше в сопровождении сотенного отряда конной гвардии. Он был приставлен к обозу для охраны от хищного зверья и случайных разбойников, оголодавших за зиму, а потому отчаянно осмелевших. Всегдашние враги Форвана - эрденехские головорезы нынче стали союзниками, так что опасаться нападения с их стороны не приходилось. Войска герцога Хэдмира, а вернее теперь уже его наместника Мурида, должны были соединиться с войском Гермунда Красавчика на Асдарской дороге близ Эрденеха и дальше вместе двигаться до самого устья реки Звонницы, откуда до границ Берта оставался всего лишь день пути.
Ратники, в особенности ветераны, потихоньку роптали, но открыто выражать недовольство все же не решались. Еще слишком свежо было воспоминание об ужасных публичных казнях в столице тех, кто осмелился открыто требовать изгнания чародея Мурида из пределов герцогства. С них привселюдно живьем сдирали кожу на центральной площади, а затем для устрашения вывесили тела казненных перед въездными воротами - доселе невиданный в пределах Форвана акт жестокости! После этого о герцоге Хэдмире и его сыне Этморе старались не вспоминать вовсе, хотя в народе шепотом передавались смутные слухи о том, что они живы и томятся где-то в мрачных темницах подземелий тайной канцелярии.
С тех пор, как Мурид объявил себя полновластным правителем, все стало совсем иначе. Чародей поменял всех бывших военачальников - приверженцев Хэдмира на своих ставленников, казнив прежних, а во главе армии поставил пришлого чужака по имени Ратон, который объявился в герцогстве в самом начале нынешней зимы, сопровождаемый двумя заморскими жрецами. Будто бы эти двое вновь возродили ранее запрещенный культ древних кровавых жертвоприношений, но об этом вообще предпочитали помалкивать. Словом, покой и мир в некогда процветающем и миролюбивом Форване нынче сменился страхом и насилием.
Небольшие конные разъезды по десять - пятнадцать всадников в каждом без передыху днем и ночью рыскали по обширным землям Свободных поселений, наведываясь в каждый хутор. Они исполняли приказ Мурида: во что бы то ни стало разыскать и доставить живым или мертвым во дворец правителя мятежного мечника Аргнара, известного под прозвищем Странник. Зачем он так сильно понадобился чародею-узурпатору, никто понять не мог, но приказ есть приказ и обсуждению не подлежал. Правда исполняли его без особого старания - Странника многие из воинов очень хорошо знали и искренне уважали за прямоту и мужество.
В одном из таких поисковых разъездов находился Гилбер, тот самый воин по прозвищу Одноглазый, который помог Аргнару уйти от ареста. Он был его давним приятелем по многочисленным трактирным пирушкам и боевым походам. В тот раз ему повезло: никто не прознал о том, что это именно он помог беглецу скрыться, а сам он предпочитал об этом лучше помалкивать.
Отряд вооруженных конников на рысях подъехал к хутору Гестама и остановился у ворот.
Сам хозяин вышел на заснеженное крыльцо, пристально глядя на воинов Форвана прищуренными глазами из-под ладони козырьком. Его младшенький - шустрый Одберг, конечно же, был тут как тут, с любопытством и тревогой озираясь по сторонам. Завидев знакомые штандарты герцогства, Гестам махнул рукой, подавая сигнал двум мужикам в длиннополых тулупах, дежурившим у ворот. Те тотчас отодвинули засов и потянули тяжелые створки в стороны, открывая проход для прибывших.
Конный разъезд, въехав на подворье, остановился у самого крыльца хозяйского дома. Всадники спешились, разминая ноги после долгой езды верхом. Широкоплечий коренастый десятник уверенно шагнул вперед, подняв правую руку в приветствии.
- Здоров будь, Гестам! Как поживаешь? - хриплым голосом осведомился он у хозяина хутора.
- А, это ты, Брас! - удивленно воскликнул Гестам. - Я сперва и не признал тебя.
- Оно и не удивительно, - ответил десятник. - Мы с тобой уже почитай года три, как не виделись.
- Сказывали, ты подался на службу к герцогу Хэдмиру?
- Точно. Когда наш хутор разбойники дотла спалили, те немногие, кто уцелел, по соседским хуторам разбрелись, а кто и вовсе ушли из этих мест. Я-то лично отправился в Форван и поступил на воинскую службу.
- Стало быть герцогу Хэдмиру присягал?
- Ему...
- А нынче кому служишь?
Брас сердито засопел и, нахмурив брови, исподлобья глянул на Гестама. По всему было видать, что вопрос ему не очень понравился. Он принялся тщательно сбивать меховыми рукавицами снежную пыль с голенищ, пытаясь скрыть смущение.
- Служу, кому все служат, - раздраженно буркнул он, не поднимая глаз. - Теперь власть в руках Мурида, ему все подчиняются.
- Вижу, ты уже важной птицей стал. Десятник! - Гестам горько усмехнулся и покачал головой.- А кто ж будет землю обрабатывать, пахать, зерно сеять? Ты ж у себя на хуторе вроде неплохим работником был и руки у тебя крепкие, умелые. Неужто к земле совсем не тянет?!! Не поверю! Может, вернешься, свой хутор заново отстроишь?! А мы тебе всем миром поможем...
Брас смущенно кашлянул, отводя глаза в сторону.
- На службе я, - как бы оправдываясь, произнес он. - А к тебе по важному делу заехал...
- Ну что ж, по делу - так по делу, если оно и в самом деле важное, - согласился Гестам. - Заходи, стало быть, в дом. Там обо всем и потолкуем неспеша.
Он посторонился, пропуская гостя в открытые двери, а затем шагнул вслед за ним внутрь. Одберг сунулся было за ними, но получив от отца сильный щелчок по любопытствующему носу, обиженно мотнул светловолосой головой и ушел к своим сверстникам, уже толпившимся около прибывших воинов.
Взрослые хуторяне подошли к ним поближе, расспрашивая о жизни в герцогстве. Молодые розовощекие от мороза девки озорно постреливали игривыми глазками на рослых статных воинов, подталкивая друг дружку локтями под бока и заливаясь звонким смехом. Те в свою очередь весело подмигивали им, пошире расправляя плечи и гордо бряцая оружием. Завязался неторопливый разговор, наполненный игривых недомолвок, безобидных шуточек и двусмысленных намеков.
- Далеко ли путь держите, служивые?
- Да так, хутора объезжаем... невест себе ищем.
- Неужто в Форване своих не хватает?
- Вроде бы хватает, да только они больно уж худосочные. Ваши молодки получше будут!
Довольные девицы залились дружным смехом.
Старая бабка Тора, глядя на них, сердито заворчала:
- Тьфу, бесстыжие!
Но на нее никто не обратил внимания. Молодые ратники продолжали красоваться перед девицами, что твои павлины. Те в свою очередь раззадоривали их. Одна из девиц озорно выкрикнула:
- Так оставайтесь у нас... Посмотрим, на что вы годны...
- Мы б с превеликим удовольствием остались, только ведь у вас тут обязательно надобно хозяйством обзаводиться, землю пахать, скотину откармливать...
- А что, белы рученьки изнежены, к работе не привыкли, али силенок не хватает?
- Было б время, мы бы показали...
- Хватит зубы скалить! - неожиданно прервал не в меру расходившихся молодых воинов седоусый ветеран. - Мы тут не на прогулке, сами знаете! Брас немного потолкует с хозяином хутора, и сразу двинемся дальше.
- Что ж так быстро? - обратился к нему один из хуторских мужиков. - Может, погостили бы немного, рассказали, что в мире деется? А то ведь мы тут почти ничего и не знаем. Наши хутора разбросаны по степи - новости медленно доходят.
- Недосуг нам, - коротко ответил седоусый. - Беглеца мятежного разыскиваем.
Одноглазый, поправляющий в это время сбрую своего коня, заметил, как при этих словах одна из молодиц, стоящая чуть в стороне от остальных, вздрогнула и побледнела. Она быстро опустила взгляд, настороженно прикусила губу и вся подалась вперед, внимательно прислушиваясь к разговору.
Не торопясь, вразвалочку, словно прогуливаясь от нечего делать по широкому подворью, Одноглазый медленно приблизился к ней и, стараясь казаться совершенно равнодушным, как бы невзначай спросил:
- Странник от вас давно съехал?
- Кто, кто? - удивленно переспросила молодка, глядя на него широко раскрытыми глазами.
- Ну, Аргнар, я имел в виду...
- Не знаю я, о ком ты, воин, спрашиваешь, - молодая женщина упрямо сдвинула брови. - Мало ли кто к нам заезжает, всех и не упомнишь. Я имена не спрашиваю - мне это ни к чему. К примеру, твое имя мне тоже не известно.
- Друзья кличут меня Одноглазым. - ухмыльнулся воин. - Неужто Аргнар ничего обо мне не говорил?
- А людское имя у тебя есть? - поинтересовалась Ольма, никак не отреагировав на вопрос.
Воин шумно засопел, нахмурился, но затем неожиданно широко и добродушно улыбнулся.
- Вообще-то меня раньше звали Гилбером, но это было очень давно. С тех пор, как мою физиономию украшает эта повязка, я ношу прозвище Одноглазого.
С этими словами воин, как бы извиняясь, притронулся к плотной черной повязке, наискось пересекающей его слегка грубоватое, но в общем-то прямодушное лицо.
- А как тебя зовут, красавица?
- Ольма...
- Может, все-таки скажешь мне, где Странник и что с ним?
Ольма ни разу не слышала от Аргнара об Одноглазом. Собственно говоря, она даже и о нем самом толком почти что ничего не знала, кроме того, о чем он неразборчиво бормотал, находясь в плену горячечного бреда. Уж больно неразговорчивым, замкнутым оказался раненый воин. Но молодая знахарка все же решила довериться своему сердцу, чувствуя, что Одноглазый не может быть Аргнару врагом. Его большое грубоватое лицо лучилось теплотой и дружелюбием, а голос выдавал искреннюю озабоченность.
- Ранен он был очень сильно... едва выходили его, - тихо сказала Ольма, настороженно следя за тем, чтобы ее не услышали остальные воины, беседующие неподалеку.
- Где он сейчас? - оживился Одноглазый.
- Это мне не ведомо, правда! Уехал он от нас...
- Давно?
- Поздней осенью. Примерно через неделю после его отъезда первый снег выпал. А с тех пор о нем ни слуху - ни духу, как в воду канул. Хоть бы весточку подал...
Воин облегченно вздохнул, словно с его плеч спал непомерно тяжелый груз. Он даже будто бы посветлел лицом и продолжал расспрашивать уже спокойнее.
- Не сказывал часом куда направился?
- Вроде бы на юг собирался... говорил, дела, мол, у него там какие-то... А так больше ничего.
- На юг, говоришь?! - Одноглазый снова нахмурился. - Странно... странно это... Зачем ему понадобилось на юг идти, ведь он прекрасно знает, что объединенное войско наверняка будет штурмовать Горные баронства. Эрденех нынче стал союзником Форвана - в тех краях Страннику не удастся скрыться...
- А может, он к баронам подался?! - с робкой надеждой в голосе спросила Ольма.
- Это вряд ли, - с сомнением пробормотал воин.
- Почему?
- Уж слишком памятен в тех краях его меч. В свое время Странник уже штурмовал неприступные бастионы Горных баронств, и я думаю, что тамошние правители его не забыли... Может быть, он решил направиться в Менткроуд, чтобы наняться на службу к тамошнему королю или еще куда дальше...
- Но это же очень далеко! - ахнула Ольма.
- А что ему расстояния?! - спокойно пожал плечами Одноглазый. - На то он и Странник! Сколько он лиг проехал верхом и сколько пешком прошел - никем не меряно... Эх, жаль, видать не суждено мне с ним больше свидеться...
- Может, вернется еще, - попыталась успокоить его Ольма
- Как знать...
Одноглазый пытливо взглянул на молодую женщину, что-то прикидывая в уме, а затем, словно решившись, заговорил торопливо и сбивчиво:
- Если все ж таки случится такое, и Странник вернется, то обязательно скажи ему, что герцог и его сын ни в чем не повинны. Они околдованы подлым Муридом и пришлыми чародеями из заморья. Чернокнижники тайно упрятали Хэдмира и Этмора куда-то глубоко в подземелье под старыми постройками дворца в Панграде... может быть, они еще и живы... Но даже не это самое главное!
Воин оглянулся и продолжил тревожным шепотом:
- Мурид и чужаки - это все ерунда по сравнению с тем, кто вскоре должен ступить на землю Вальгарда...
Ольма вздрогнула и зябко повела плечами. Предчувствуя неладное, она одними губами прошептала:
- Кто?
- Сам Повелитель тьмы! - сурово ответил воин.
- Ох!..
- Когда он придет, то зальет кровью всю землю...
- Откуда это стало тебе известно?
Одноглазый смущенно замялся, а затем признался:
- Я тут недавно загулял допоздна в трактире, видать лишку хмельного принял. Уж и не припомню вовсе, как добрался до конюшни. Присел в укромный уголок отдохнуть малость и сам не заметил, как уснул. Проснулся уже поздней ночью, кругом не видать ни зги. Слышу - двое разговаривают о чем-то меж собой. Я собрался, было выбраться из своего темного закутка, да как услышал, о чем они толкуют, враз передумал. У меня и сейчас при одном воспоминании об этом мороз по коже гуляет. Эти двое были заморскими чародеями. От них я невольно узнал о неотвратимо надвигающейся на Вальгард страшной беде. А еще они Странника поминали. В чем тут дело - я толком не понял. Только будто бы эти чародеи при помощи своего черного колдовства прознали, что Странник может им как-то помешать. Оттого и ищут его повсюду...
Ольма испуганно прижала к побледневшим щекам ладони.
- Что же теперь будет?
- Кто его знает... Но уж во всяком случае ничего хорошего ожидать не приходится.
- Может быть, нужно народ подымать по округе?! Рассказать все, как есть, людям – авось, как-нибудь сообща что-нибудь придумаем и справимся с колдовством?!
Одноглазый криво усмехнулся.
- Подымешь, как же! Держи карман шире... Думаешь, никто ни о чем не догадывается?!
- Ну, может быть, не обо всем?..
- Может быть. Только все равно ничего не поможет...
- Почему же?
- Да хотя бы потому, что народ сейчас запуганный стал как никогда. Те, что победнее, и вовсе слово сказать боятся. А те, что побогаче да позажиточней, за тугие кошельки держатся в тщетной надежде откупиться, если что случится. Дурачье! Ничего им не поможет - ни власть, ни золото...
- Наш хозяин хутора не такой, - возразила Ольма.
- А что толку?! Таких, как Гестам, раз - два и обчелся!
Одноглазый скрежетнул зубами, зло пнул ногой лежавшую рядом колоду и с сожалением добавил:
- Был бы Странник, может, он и присоветовал бы что стоящее. Ладно, чего уж там...
Внезапно разговор на подворье разом смолк. Рывком распахнулась дверь хозяйского дома. На пороге появился раздраженный десятник и Гестам.
Лицо Браса раскраснелось, он чуть не до крови покусывал губы, явно сильно нервничая. Хозяин хутора наоборот выглядел суровым и сердитым, как никогда. По всему было видать, что разговор у них был весьма не простой. Гестам распекал Браса:
- Лучше бы работали на земле, как люди, чем за раненым по степи гоняться, ровно стервятники какие!
- Приказ у нас... - угрюмо огрызнулся десятник.
- Приказ приказом, а совесть людская и честь тоже должны быть! Оно-то, конечно, мечом проще махать...
Брас ничего не ответил на это. Не прощаясь и не оглядываясь назад, он быстро сбежал по ступеням крыльца, вскочил на лошадь и коротко скомандовал:
- По коням!!
Все зашевелились, загомонили. Воины рассаживались по коням.
Одноглазый торопливо сунул в руку Ольме что-то завернутое в маленькую тряпицу и, уже поворачиваясь к своим товарищам по оружию, шепнул:
- Увидишь Странника, обязательно передай ему все, что я тебе рассказал и еще вот это...
Взмахнув на прощанье рукой, он побежал к своему коню и уже оттуда крикнул:
- Прощай, красавица!
Вздымая искрящуюся снежную пыль, отряд всадников с места в карьер выметнулся за ворота и поскакал по белой степи куда-то в южном направлении.
Мужики закрыли тяжелые створки ворот на засов и нехотя разбрелись по своим домашним делам. Разочарованно вздыхая, начали расходиться и девицы, о чем-то вполголоса переговариваясь между собой. Одна лишь молодая знахарка стояла недвижно посреди двора, о чем-то глубоко задумавшись.
- Эй, Ольма, что с тобой? - окликнула ее Нерейда. - Тебе что, нездоровится? Вон как побледнела...
Знахарка вздрогнула, словно просыпаясь.
- Нет, нет... все в порядке... Просто притомилась я, пойду к себе, пожалуй, отдохну малость...
С этими словами она медленно побрела в дом.
Нерейда только сочувственно покачала головой, провожая ее долгим взглядом. Прозревая опытным женским сердцем чувства Ольмы, она тихо пробормотала:
- Тут и гадать особо не приходится. Сохнет, видать, девка по своему-то... Ох, нелегка наша бабья доля...

В огромном, некогда солнечном дворце бывшего великого владыки Малурии - легендарного Элабора Светлоликого нынче царил зловещий полумрак, изредка озаряемый багровыми языками пламени, беспокойно колышущегося в огромных черных обсидиановых чашах, расставленных по всему периметру главного зала. В центре его на высоком золотом постаменте лежало обнаженное тело мужчины могучего телосложения. Его широкая грудь размеренно вздымалась и опадала.
Человек был еще жив, он дышал. Хотя назвать жизнью то непонятное состояние, в котором находилось это тело, можно было лишь с превеликим трудом. Человек лежал вот так неподвижно уже около трех долгих месяцев. И все это время адепты шестого круга во главе с верховным жрецом Яридом неустанно поддерживали в нем жизнь при помощи темного колдовства.
Тело когда-то принадлежало Мерглу. Но теперь оно было избрано жрецами вместилищем для их Повелителя, к приходу которого они уже давно и старательно готовились. Сознание самого Мерглу еще теплилось где-то в потаенных уголках тела, потому что оно было необходимо для поддержания сложных жизненных процессов. Но это уже не имело особого значения, потому что близился час высшего торжества служителей тьмы.
Вокруг постамента, сидя на скрещенных ногах, непрерывно бубнили заклинания тридцать два избранных жреца в серых тогах. Кровавые блики огня отражались на их лысых, словно смазанных жиром, блестящих черепах. Фанатично закатив глаза и мерно раскачиваясь из стороны в сторону в такт заклинаниям, жрецы замогильными голосами призывали своего властелина откликнуться на их зов, подняться из мрака ужасной неназываемой бездны и воплотиться в теле Мерглу.
Тяжелый низкий стон на грани слышимости хриплым гортанным рыком разнесся по всему залу. В нем сплелись воедино непомерная злоба, яростное торжество, мука и лютая ненависть. Содрогнулись высокие своды дворца. Языки пламени в обсидиановых чашах померкли и съежились, словно от страха, а затем резко взметнулись вверх с новой силой, полыхая пуще прежнего. Жрецы сразу ускорили свое бормотание, впадая в неудержимый фанатический экстаз. Их глаза закатились, на губах выступила пена.
Из глубины непроницаемо темного коридора донеслись приближающиеся звуки торопливых шагов, и вскоре в зал стремительно вошел Ярид в окружении своих ближайших сановников. Двое из них несли вытянутый золоченый сосуд с еще теплой жертвенной кровью. Верховный жрец вместе со свитой проследовал прямиком к постаменту, на котором лежало тело Мерглу.
Сосуд установили в изголовье.
Вновь раздался протяжный стон, сотрясший весь дворец до самого основания. Откуда-то сверху из непроглядной темноты посыпался мелкий песок вперемешку с пылью. Упало несколько фрагментов барельефной лепки. Мозаичный мраморный пол рассекла ломаная трещина, из которой повалил удушающий сернистый дым.
Чтецы закашлялись, хватаясь за горло.
- Не останавливаться! – с яростью крикнул Ярид.
Жрецы зачастили еще быстрее. Корявый грубый язык черного колдовства, казалось, безжалостно дробит сам воздух на мельчайшие частицы. Стало невыносимо жарко и душно.
Обливаясь потом, Ярид медленно погрузил в жертвенный сосуд обе руки по локоть, а затем осторожно вынул их, держа ладони сомкнутыми в виде чаши. Он поднес их к груди Мерглу и, разомкнув, вылил густую кровь на тело. Тщательно натерев его от груди и до пят, Ярид вновь зачерпнул из сосуда и начал размазывать кровь по лицу Мерглу. Губы жреца искривила торжествующая улыбка.
Тело на золотом постаменте затряслось мелкой дрожью, мышцы и вены начали судорожно вздуваться, как будто под туго натянутой кожей извивались отвратительные толстые змеи. Под полуприкрытыми веками бешено вращались выпученные глаза, словно пытаясь выскочить из тесных орбит. Пузырящаяся кровавая пена с клокотанием выступила на потрескавшихся губах Мерглу, а из его горла донесся ужасный низкий рык, постепенно усиливающийся до громоподобного рева. Некоторые из жрецов без чувств рухнули на пол, как тряпичные куклы. Из ушей у них сочилась кровь.
- О, Повелитель, приди к нам, яви свой лик верным рабам твоим! - истерически возопил Ярид, вычерчивая в воздухе трясущимися скрюченными руками кабалистические символы.
Задрожали основы дворца. Из недр земли доносился глухой грохот, словно там ворочалось некое громадное чудовище. Ужасный рев, преисполненный бешеной злобы и разочарования, взметнулся к своду и постепенно затих, переходя в низкое утробное ворчание. С грохотом рухнула посреди зала, переломившаяся пополам мощная колонна, вздымая клубы пыли и погребая под обломками тела не успевших увернуться чтецов заклинаний.
Все неожиданно смолкло. Даже багровое пламя в обсидиановых чашах померкло и уже не пылало, а еле-еле чадило.
По телу Мерглу прокатилась последняя судорога. Оно прекратило дергаться и снова неподвижно застыло на постаменте.
- Продолжайте читать заклинания, - усталым голосом произнес Ярид, обращаясь к жрецам, с испугом взирающим на него. - Видимо, еще не время...
Повернувшись к ближайшему спутнику, верховный жрец сказал:
- У нас ничего не получается, потому что Повелителю пока еще не хватает сил разомкнуть вечные врата Мироздания и явиться во всем своем непостижимом великолепии в наш мир. Но этот миг уже близок, я чувствую это! Нам не хватает человеческих жертв. Ты, Леприд, соберешь войско из наших слуг, перейдешь Гиблый кряж и нападешь на родовой замок Мелрода...
- Не рано ли, верховный? - с сомнением спросил жрец, к которому обратился Ярид.
- Мы должны любой, пусть даже высокой ценой помочь Повелителю войти в тело Мерглу, тогда уже никто не сможет помешать в осуществлении нашей долгожданной цели, ибо мощь великого Владыки тьмы невообразима! Но для этого нужны еще жертвы. Много - много человеческих жертв! Все население замка Мелрода от мала и до велика без исключений должно лечь на жертвенный алтарь! Иди, Леприд, - и сделай это!!!
- Слушаюсь, верховный, - жрец согнулся в низком поклоне. - Я исполню твою волю...
- Это не моя воля, а воля Повелителя! Ступай!
Леприд повернулся и широким шагом направился к выходу из задымленного дворца, за которым в нетерпеливом ожидании толпились многочисленные безобразные монстры - кошмарные обитатели проклятого Междуречья. Ярид провел его полубезумным взглядом и вновь повернулся к постаменту.