Началось в колхозе утро...

Станица просыпалась рано. В первый месяц Маша никак не могла привыкнуть, что уже в четыре часа утра вслед за криком петуха вокруг начинает разгораться жизнь. Мычали коровы, требующие дойки, под окнами то и дело слышался топот лошадиных копыт и поскрипывание телеги: в поле выезжали работники. Утро еще только золотило окрестные степи, а в Красной синьке оставались спящими лишь совсем крошечные дети да болезные.
В эту залитую солнцем станицу Мария приехала три месяца назад, сразу после окончания института. Можно было дождаться осени, когда откроются основные классы для детворы, но Маше хотелось к этому времени обжиться и познакомиться с деревенским бытом. Раньше ведь только проездом в таких местах бывала, да и то в детстве.
А когда предложили место учительницы русского языка и литературы еще и в вечерней школе для работников «Красного богатыря», согласилась, не раздумывая. Ну и что с того, что многие из учеников старше ее, а кое-кто даже и в два раза? Опыта у нее пока было совсем не много, а вот желания работать – хоть отбавляй.
Маша скучала по дому, по младшей сестренке, с которой до этого не расставалась ни разу, по старенькой маме, каждую неделю присылающей ей длинные трогательные письма, после чтения которых долго щипало в глазах. Читала, всматриваясь в каждую строчку, и как будто наяву видела перед собой мамино лицо и слышала тихий голос, ведающий о том, что происходит дома.
Но в станице все равно было хорошо. Здесь все очень сильно отличалось от города. За короткое время она привыкла к размеренному течению деревенской жизни, полюбила ее воздух с ароматами пшеницы и ячменя, развешанными на жердяных пряслах в тугих снопах. Маше нравились просторные дома с деревянными ставнями, из-за которых внутри в знойные дни было прохладно, пухлые колосья хлебов на полях, со всех сторон окружавших Красную синьку, старинные колодцы с высоко вздернутыми журавлями, где вода даже в жару была почти ледяной. Во дворе дома у Авдотьи Никитишны, где молодой учительнице выделили комнату, как раз находился такой колодец, и Маша каждое утро спешила к нему, чтобы горстями зачерпнуть из ведра свежей и как будто душистой водицы, от которой мгновенно уходили остатки сна.
Уроки начинались в пять часов, чтобы женщины могли освободиться до вечерней дойки. После завтрака девушка старалась помочь хозяйке в огороде, а потом принималась за свои тетрадки, принесенные накануне вечером из школы. Надо было проверить задания, выполненные учениками, и приготовиться к новым урокам. Как раз только-только успевала управиться к началу занятий.
Сегодня пришлось немного отступить от привычного плана, чтобы заглянуть в библиотеку за новым номером «Роман-газеты». Вчера библиотекарь сказала, что журнал уже привезли, а Маша старалась не пропускать ни одного выпуска. Вот и собралась зайти туда, чтобы опередить остальных, хорошо зная, что желающих почитать найдется немало.

Почти дошла до края улицы, когда почувствовала этот взгляд, и обернулась, мгновенно уносясь мыслями в прошлое.
Как странно, ей следовало испытывать страх или хотя бы раздражение при таких воспоминаниях. Что-то сродни тому, что чувствовала тогда, в пустынном переулке, столкнувшись с негодяями, решившимися поднять руку на беззащитную девушку. Но вспоминалось совсем другое. Сдержанное, серьезное лицо, задумчивый взгляд, словно оценивающий ее. А еще – удивительный покой, пришедший на смену смятению, после того, как поняла, что ей больше ничто не угрожает. Благодаря этому мужчине.
Мария не собиралась подавать заявление, считая, что поймать уличных хулиганов будет непросто, но желание увидеть Миронова пересилило здравый смысл. Только ничего из этой встречи не вышло. Маша смущалась, как девчонка, а лейтенант держался вежливо и отстраненно. Как и подобает должностному лицу. Уходя из отделения, девушка лишь вздохнула, убеждая себя, что искра интереса, замеченная ею в темных глазах три дня назад в переулке, всего лишь почудилась.
Жизнь текла своим чередом, но Маша время от времени возвращалась к событиям двухлетней давности. Особенно когда на глаза попадался кто-то, одетый в милицейскую форму. Тогда она стремительно отводила взгляд, стараясь отвлечься, но где-то в сердце гнездилась грусть, и в голову лезли непрошенные мысли о том, чем может быть занят сейчас ее спаситель.
Однако встретить его в Красной синьке Маша точно не рассчитывала. За одно мгновение в душе всколыхнулась целая буря эмоций: радость узнавания, смущение, волнение и совершенная растерянность от того, что Миронов за столько времени не забыл ее имя.

– И вам доброго утра, Дмитрий Николаевич, – она кивнула в ответ. – Не ожидала встретить вас здесь.
И правда, не ожидала. Из всех мест на земле Красная синька казалась самым неподходящим местом, где мог оказаться лейтенант милиции. Он здесь по долгу службы? Так у них в станице не происходит ровным счетом ничего, что могло бы привлечь внимание правоохранительных органов.
Словно в ответ на ее неозвученные размышления мужчина пояснил, что находится в отпуске. Маша отчего-то заулыбалась. И себе бы не могла объяснить причину, но узнать, что Миронов родом из этой станицы, было приятно.
Разговор прерывать не хотелось, как будто это не она только что спешила в библиотеку. Так бы и рассказывала, отвечая на его вопросы, и про распределение в Красную синьку и про работу здесь. И еще о многом. Но мужчина неожиданно засобирался уходить, и Маше ничего не оставалось, как сдержанно кивнуть на прощанье. Она обернулась уже в самом конце улицы, как будто невзначай, и, наткнувшись на его взгляд, торопливо отвела глаза, постаравшись сосредоточиться на предстоящих делах. Вот только понимала, что сделать это будет очень непросто.
_________________

Хлюпая носом и утирая его рукой, Галя докатилась по неровной дороге до здания клуба. Пусть глазеют все, ей всё равно. Всё равно же непутёвая, неумеха, так пусть считают теперь и неряхой.

Сидящий возле забора парень с гитарой распевал на иностранном языке - так решила Галя, осознав, что не понимает ни слова. Но если песня красивая, а голос хорош, то и понимать нечего. Да и сам парень был пригож, хоть и явно не в СССР вырос. Одет не по-сельски, всё дорогое и первоклассное, и даже вихры лежат как-то не так, как все местные причёски привыкли носить. У Гали зажглись глаза и ёкнуло сердце. И надо же ей в таком виде предстать перед иностранцем. Она смотрела на него во все глаза и думала о том, как подступиться. Это было задачей не проще той, как если бы сейчас с неба спустился НЛО и высадил инопланетянина, с которым бы она хотела завести беседу. Галя спрыгнула с велосипеда и не глядя прислонила его к забору. Железная колымага прислоняться не пожелала и завалилась на бок. Галя пискнула, когда рама пребольно ударила по ноге, снова поставила упрямца на место и стала приводить себя в порядок. Сапоги красные, халат красный, бусы зелёные, малахитовые, к белью нижнему кружевные оборочки пришиты, чтобы не как у всех, чтобы отличаться (не видно, но зато ощущения какие!), волосы волнами на спину падают - али не хороша Галка Ярцева? Галя подбоченилась и зыркнула на иностранца искоса.

Утро мягко перешло в день. Макар даже не понял, когда состоялся этот переход. Весь день он таскал кирпичи, а потом и листы железа для крыши очередного гаража. Стройка - занятие опасное и трудное. Нужно следить не только за своими действиями, но и за тем, как работают другие. Рубашку можно было выжимать, поэтому пришлось ее снять. Ровный золотистый загар лежал на коже ровно по резинку закатанных свободных штанов. Главное в их деле - безопасность и удобство.
- Товарищи! Пора обедать!
Бригада строителей оставила работу и направилась в местную столовую, где уже вовсю хозяйничала местная повариха.
Есть не особо хотелось из-за жары, но необходимо было восстановить потраченную энергию. Разговоры за столами сменялись стуком ложек о тарелки и глухим чавканием некоторых. Макар ел суп, вспоминая готовку своей матушки и то, что давно не писал домой. Надо будет заглянуть на почту и послать им весточку.
Второе закончилось так же быстро, как и первое. Компот выпит до последней капли.
- Спасибо!
Макар, уже успевший перед обедом снова натянуть рубаху, снова стремился ее снять. На улице царила духота, ртуть в градуснике стремилась к тридцати. Сейчас бы бросить все дела, да окунуться в прохладной речке или хотя бы полежать на траве, но за тебя никто не сделает твою работу. Приходится снова идти на стройку, чтобы окончательно попалить кожу под жарким солнцем и послушать новые поручения бригадира.
_________________

Первое, что я увидел перед собой, когда закончил песню - это сапоги. Красные. Резиновые. Интересно... Мода у них такая, что ли? Заинтригованный, я прошелся взглядом выше, по девичьим ножкам, до самого... что это? Халат??? Еще интереснее. В Италии не всякая женщина дома-то наденет такое, а эта в нем еще и на улицу вышла. Медленно, растягивая удовольствие, я дополз глазами до груди. Ощупал ее взглядом - небольшая, но красивая. Глаза поползли дальше, к шее. Бусы? Зеленые? Жаль, что халат не желтый, была бы девушка как есть светофор. Я усмехнулся, и наконец взглянул незнакомке в лицо. Хороша! Кудри черные, смоляные, глаза раскосые, взгляд пронзительный. Во мне даже затеплилась надежда - вдруг как из своих? Может, тоже завезли не туда?
- Parla italiano? - поинтересовался я с широкой улыбкой и надеждой во взоре. В ответ получил удивленный взгляд. Нет, не из своих. Жаль. Я зыркнул на Пьетро и выразительно повел бровями в сторону девушки - познакомиться бы нам надо, мол. Но переводчик застыл, как столб, от увиденной красоты. Ну, хоть про это не врали - красивы советские женщины, спору нет. Ладно. Раз такое дело, последуем негласному итальянскому закону: если тебя не понимают - показывай. Жестами.
Я вскочил на ноги, поклонился, шаркнул ножкой и только тут вспомнил, что кто-то мне говорил, что советские люди за руку здороваются, причем неважно - мужчина перед тобой или женщина. Поразмыслив, я все же протянул незнакомке руку и, продолжая улыбаться, похлопал себя по груди другой рукой и назвался:
- Adriano.
Вряд ли, конечно, у них тут распространено мое имя, но все же мне показалось, что на лице девушки мелькнуло понимание. Дабы закрепить успех, я решил еще спеть. Настроение как-то даже улучшилось. Ну а чего печалиться? Солнце светит, небо голубое - почти такое же красивое, как в Италии. Захотелось исполнить что-то веселое. Точно, спою "Azzurro"!
Я подмигнул новой знакомой и, ударив по струнам гитары, весело затянул:

- Мать честная! Забор синий, свежекрашенный снес! И пса чуть не задавил! В милицию его, будет знать, как пьяным ездить! Ой, бригадирша... А ну-ка, ну-ка... На руках вынес, ага. - Евдокия во все глаза смотрела на несостоявшуюся аварию. Вечером танцы, вот будет тем для разговоров! В мозгу Могучей подымались, как тесто на свежих дрожжах, сплетни. А тут еще в магазине алкоголь перестали продавать, значит скоро будут гости.
Даже прилет инопланетян не вызвал бы в душе Евдокии такую бурю эмоций, как только что увиденное.
Жаль пришлось спешить. Работу в птичнике надо делать, даже если приехал сама замминистра. Однако вечером предстояло пересказать всю аварию.

А участники этого происшествия еще даже не догадывались, какими подробностями обрастает эта мелкая, в сущности, неприятность.
_________________

Иностранец был больно смелый. В отличие от местных парней, прошёлся по девичьей фигуре снизу доверху, ничего не стесняясь. Галя зарделась как маков цвет, но взгляда не отвела - если хоть один мужчина (хоть и иностранец) нашёлся на свете, кто будет ею любоваться как женщиной, а не как непутёвым подкидышем в ячейку общества Ярцевых, то Галина только рада. Она даже как-то выпрямилась, встала в горделивую позу, оперлась рукой на сидушку велосипеда, что нагрелась от солнца. Чтобы сразу было за версту видно - это стоит советская девушка, Галина Митрофановна Ярцева. Это вам не хухры-мухры по рубль двадцать!

Галина захлопала глазами, как-то неожиданно разочаровавшись - языковой барьер был совсем некстати в образовавшемся вдруг знакомстве. И рядом стоявший парнишка тоже молчал, повторяя галино хлопанье глазами. Вот уж правда, как баран на новые ворота глядел. А по глазам сразу видно - русский, но отчего-то тоже молчит. Галя снова зыркнула на иностранца. Итальянец, значит. А что Галя знает по-итальянски? Собственно, ничего. Такая досада взяла, что хоть волком вой. Что за день такой сегодня?

- Галка! Ой... Галина! - воскликнула Галя, протягивая руку навстречу иностранной, весьма поросшей волосами, но от этого не менее привлекательной. Ладонь парня была горячей, пальцы сухие и твёрдые, а на подушечках небольшие мозоли, говорящие о том, что он часто перебирает струны гитары. Музыкант, артист. Сердце захолонуло, Галя аж дышать перестала. Адриано! Она и мечтать не смела, что в такой невезучий день такая невезучая она познакомится с красавцем Адриано.

А как подмигивает! Ой, чует сердце, быть беде. Гроза всем девицам Красной Синьки настала, а в первых рядах среди воздыхательниц - Галина Ярцева.
Галя не знала, как себя вести, когда иностранец затянул песню про Азурок и Женек. Если начать пытаться подпеть, то вдруг не получится? Решила пройтись вокруг иностранца, раскинув руки, как будто держит платок. Туда-сюда, туда-сюда. Повернулась вокруг своей оси и подмигнула из-за плеча, как делала любимая артистка во всех своих фильмах. Ох, это ведь артист прибыл, чтобы участвовать в самодеятельности. Галина резко остановилась и схватила певуна за руку, потащив вверх по крыльцу клуба. Это ж если все увидят номер заранее, никакого сюрприза!
- Адриано, сюда, сюда, - торопила она иностранца, открывая дверь клуба, потом обернулась к парнишке, сопровождающему иностранца:
- Ты скажи ему, что будем вместе выступать сегодня. Пусть готовится! А я сейчас!
Упорхнув в комнатку, где можно было переодеться к выступлению, скинула сапоги, переоделась в концертное платье, накинула на ноги новенькие босоножки красного опять же цвета, и выбежала обратно. Лишь бы иностранец не сбежал!
- Фух! Вы ещё тут? Замечательно. А это вот наш клуб. Сегодня будет выступление. Сама замминистра пожалует. Скажи ему, что я петь умею, дуэтом предлагаю спеть. Только по-ненашенскому я не умею, но можем быстро разучить. Я могу, да. Точно могу! - кивнула Галя, улыбаясь во весь рот иностранцу.

Назад Лена брела медленно, с полными ведрами воды. Встают в деревне рано, так что на пути своем она встретила немало народу и с каждым Лена приветливо поздоровалась, улыбнулась.
Повезло, что разминулась с матерью утром, она бы точно заметила, что с дочерью что-то не то происходит. Но к моему возвращению на столе стоял кувшин с козьим молоком, а печь была растоплена. Мама ушла на работу. Есть не хотелось, и я принялась за работу: подмела дом, прибрала в хлеву, сухой соломы козам постелила.
Теперь пора было Лилю навестить. Девочке было шесть лет, но с постели она не вставала, страдая страшным недугом, что кости ломит. С появлением Лены в комнате, девочка проснулась и радостно охватила ее за шею своими ручками. Как же одиноко ей было в четырех стенах, как не хватало общения…
- Лена, расскажи мне, что-нибудь, - это была обычная просьба, Лиля часто её об этом просила. И я рассказывала… О том, как неописуемо красива природа, как прекрасен проливной дождь и как восхитительна радуга, появляющаяся вдали, каким густым и мглистым может быть туман. Как чудесен ясный, тихий день, как приятно гулять в ближайшем лесу в такие дни, вслушиваться в звуки леса и пение птиц. Как пылают рябиновые костры, озаряя лесную поляну своей яркостью. Как быстро этот день может измениться с первыми раскатами грома. О том, как прекрасна зима, когда кружит метелица, а деревья надевают роскошный белоснежный наряд, как сладко под ногами хрустит снег…
Сегодня я рассказывала ей о речке, у которой я провела все детство. Это удивительное место, где растут раскидистые ивы и стройные березки, заросли камыша и тополя. О том, как прекрасно плавать в прохладной воде в знойный день, а потом, лежать на траве, смотреть в небо и доверять свои сокровенные мечты бегущим облакам…
Лиля уснула, а я все сидела и говорила, говорила, наблюдая, как лицо девочки хмурится во сне. Наверняка, дело не в приснившемся кошмаре, а в боли, которую она переживает каждый день…
На Лену навалилась глухая тоска. И злоба. Ведь родители Лили – люди со светлой душой, да и сама девочка просто не успела прогневать создателя. Так за что им все это?
И снова я мысленно вернулась к своей проблеме. Смогу ли я так жить, видеть, возможно, сотни таких девочек, их медленное угасание? Смогу ли когда-то осознано причинить вред, зная, что это поможет?
Зачем, ну зачем я пообещала бабушке стать врачом? Я думала, будь у меня знания, я бы смогла её вылечить… Теперь у меня есть знания, но я ничем не могу помочь бедной, маленькой Лиле…
Лене было больно, не физически, нет, болела душа, она выгорала, оставляя на этом месте лишь пламенный пепел.
Девушка тихонько выскользнула из комнаты и прикрыла дверь. Жгучие слезы уже были готовы покатиться по её щекам, когда она услышала маму Лили:
- Лена, ты уже уходишь?
- Да, Лиля уснула. Сегодня она была веселая но уставшая, - быстро смахнула со щеки непрошеную слезинку, которую не смогла сдержать.
- Иди девочка, иди, номер для смотра самодеятельности уже приготовила? - вымученно улыбнулась женщина.
- Какой номер? - удивилась я.
- Как же, сама замминистра сельского хозяйства к нам в колхоз пожаловала, каждый должен что-то подготовить!
Девушка тепло попрощалась с Лилиной мамой и побрела домой. Кажется, в голове всплывали обрывки разговора, где мать упоминала о каком-то выступлении, но Лена пропустила это мимо ушей, поглощенная своей проблемой... Тем не менее, август скоро закончится и, чем ближе был сентябрь - тем страшнее было Лене.

Я поначалу растерялся, услышав ответ, но ладошку сжал охотно. Девушка, то есть ее рука, была очень приятной на ощупь. А вот имя... я, признаться, так и не понял, что она сказала.
- Как ее зовут-то? - Пихнул я локтем застывшего Пьетро. Но тот сегодня был способен, похоже, только на то, чтобы руками разводить.
- Не разобрал. - Жалобно простонал мой переводчик. Я снова брутально нахмурился, и сквозь зубы прошипел Пьетро, что денег за такую "работу" он не получит. Ни единой лиры! А потом я запел и, увидев, как девушка вокруг меня пошла в пляс, позабыл про все на свете.

Танец оказался заразным. Мои ноги тоже начали выделывать быстрые па, а сам я поворачивался, как волчок, следом за танцовщицей и задорно пел про то, как от меня уехала любимая. Но внезапно прервав танец, девица помчалась внутрь какого-то здания, зазывая меня за собой.

Я вопросительно приподнял бровь в сторону Пьетро, уже не надеясь, что тот понял хоть что-нибудь и на этот раз. Но лицо переводчика неожиданно просветлело.
- Выступать! - Радостно воскликнул он и закивал. - Она сказала, сегодня будем выступать! Значит, мы все-таки приехали куда надо!
Пьетро Кьеллини был так рад, что я не стал задавать ему каверзный вопрос о том, где же тут, по его мнению, Кремль и куда эти люди спрятали труп Ленина? Вместо этого я с сомнением оглядел здание. Это что, по мнению Пьетро, концертный зал имени Чайковского? Нет, ну я знал, что советский народ живет скромно, но чтоб до такой степени...

Моя новая знакомая вернулась, щеголяя красными босоножками вместо сапог и я одобрительно заулыбался. И зачем было прятать такие красивые ножки в резиновые сапоги? Не понимаю. Я снова повернулся к Пьетро, в надежде узнать, что же такое девица столь воодушевленно проворковала.
Тот задумчиво чесал затылок. Видимо, полученной информации было слишком много для его "великолепного русского".
- Она говорит, министр жалеет. Не понял, что. Может, денег на приличный концертный зал? - Высказал Пьетро свою догадку, а я только хмыкнул в ответ. На зале точно сэкономили, что верно - то верно.
- Ну, а еще что она сказала? - Спросил я, подозревая, что в произнесенной речи информации было больше, чем до меня донесли.
- Дуэтом, говорит, петь будете. - Последовал ответ. Дуэтом? Ах да, точно. У меня же есть песня с русскими словами! Видимо, организаторы решили, что она будет уместно звучать в дуэте с их певицей. Стало быть, это не абы какая девица, а коллега моя по сцене.
Я улыбнулся во все свои 32, подмигнул ей бровями и сказал Пьетро:
- Передай, что сейчас репетировать будем.
Переводчик что-то пробормотал девушке на этом загадочном русском, на котором я, кроме строчек песни, знал только слово "спасьибо", да и то было заготовлено на случай, когда советская публика будет мне восторженно рукоплескать. Я повернулся к коллеге.
- Галка-ой-Гальина. - Попытался я на свой страх и риск повторить то, как она произнесла свое имя. Буква, у нас известная как "G", на русском звучала странновато, как-то глухо. Мне такое не повторить, но я понадеялся, что она не обидится. И все же интересно, это имя такое длинное, или она еще и фамилию свою назвала?.. И что такое "ой"? Это у русских аналог немецкого "фон" или французских "де" и "дю"? Может, она аристократка какая? Хотя нет, вряд ли. Я слышал, что их всех Сталин расстрелял еще лет 30 назад. Или не Сталин, а Ленин? Тот самый, чей труп я так и не понял, где лежит? Эх, не помню, да и Бог с ними. Вернемся к делам насущным.
- Canta con me! - Скомандовал я коллеге и, сыграв долгое вступление, начал петь:
Mi sto asciugando il viso guardando te
chissa che sognerai
Quante mattine ti ho vista accanto a me
Con gli occhi tuoi nei miei
Conosco come sei, conosco cosa vuoi,
Sei come me...

Палило августовское беспощадное солнце, птицы и мелкие зверьки попрятались кто куда. Только люди работали без устали и остановки. Комбайны шли по Серединному полю, ближнему к станице, оставляя на жнивье высокие ароматные стожки. Рычали неутомимые моторы, вращались мотовила, звенели шнеки, тряслись соломотрясы, переливалось на солнце льющееся зерно. Всюду пыль и труха.
Лукин обливался потом, хорошо, что повязанный вокруг лба платок впитывал большую часть. Большими мозолистыми руками он время от времени двигал руль, параллельно управляя рычажками на панели приборов. После того, как красный СК-4 попал в его умелые руки, бригадир еще кое-что в нем усовершенствовал. И теперь мог по праву считать себя обладателем самого лучшего инструмента для уборки зерна на всей Кубани.
Краем глаза поймал он силуэты уезжающих "полуторок", груженых зерном. Молодцы ребятушки, справились со своими полосами поля. Надо будет сегодня и на ток заглянуть, проследить за тем, как взвешивают урожай. Это дело такое - могут и обвесить, по умыслу или без умысла, но потом поди докажи директору, что сделал за день нужную норму. Он мужик строгий, спрашивает со всех без разбора чинов и званий.
Взгляд на трофейные немецкие часы, рука нажала на клаксон, и СК-4 заревел на все поле, извещая работников: "Обед!". А с шоссе уже спешили на велосипедах дивчины с полными корзинками, и при виде этих корзин Лукин невольно облизнулся. Брюхо уже подвело не на шутку - вон рычит, что твой мотор. Еды нет - сил взять неоткуда. Еда есть - работаешь как пчела.

Обедали недолго, но с толком и расстановкой, хрумтели малосольными огурчиками, грызли вареных цыплят и ложкой черпали вкусную, по-армейски сваренную кашу. Лукин ел своей оловянной старой ложкой, прошедшей с ним все те военные и невоенные годы, утирал губы и помалкивал. Не мастак он был гуторить о мелочах. А коли открывал рот, то всегда по делу и всегда только после серьезных раздумий.
То ли дело комбайнеры его: улыбаются, девчат цепляют, анекдоты, песенки, все успевают. Хочешь-не хочешь, позавидуешь такой легкости в обращении с женским полом.
"Вот потому ты, Жора, и бобыль", - стенала седенькая матушка Лукину только вчера. Он только рукой махнул. Не умеет охмурять девчат, это верно. Да и когда ему, работа, дом, работа, дом...
"Внуков когда нянчить буду? Совсем стара, и отец твой вон не молодеет, чай. Женился бы хоть на Стаське Солнцевой, баба видная, вдова, трое детишек. Чем не жена?"
Нахмурился бригадир, доел кашу, утерся. Чем не жена? А тем самым. Не такая она, Солнцева, женщина, чтобы вот прямо по душе ему и по нраву пришлась!
Может, такой и нет вообще. Женщины - народ мутный, у них семь пятниц на неделе. Сегодня подавай чаю с какавой, завтра, понимаешь, огурцов с клубникой!
Лукин покосился на огурец и тут же его съел от расстройства. И решил заканчивать веселье.
- Все на коней! За работу! Серединное поле сегодня заканчиваем, надо будет, в ночь пойдем, слышали?
Мужики тут же вскочили, стряхивая крошки и торопливо прощаясь с поварихами.
- Вот дубина, - донесся до Лукина тихий шепот Андрея. - Сам не гам и другому не дам... сегодня приду в клуб обязательно, Катюньчик. Губки твои сладкие снова зацелую.
Смешок, и черноглазая Катя, ниже надвигая платок и сверкая соблазнительными голыми икрами из-под сарафанчика, метнулась к велосипеду. Ее подруга побежала следом.

Встал бригадир.
- Я поехал на ток, на "газике" Петровича. Чтобы когда вернулся, те полосы по правому ряду доснимали, все ясно?
Андрей с Данилой кивнули и пошли к своим комбайнам.
А Георгий сел за баранку и погнал в станицу. По пути пуганул стайку бестолковых гусей, неизвестно откуда вылезших на шоссе. Ить птица деловая, но умишко махонький. И болтают много, как в Политбюро.

Проезжая мимо библиотеки, вспомнил Лукин, что обещал отцу переоформить абонемент просроченный. Заехать, что ли? Все равно по дороге, да и избавить старого от необходимости самому по жаре тащиться. Свернул к крыльцу, нажал на тормоза, выбрался из "газика". Спохватившись, сдернул платок и обтер им шею, загорелую дочерна.
Библиотекарша стояла там, словно его поджидала. А ничего так девушка. Статная, фигура впуклая и выпуклая в нужных местах. Георгий невольно выпрямился и прочистил горло. Ее мечтательные глаза обратились на него.


- Дня доброго, Клавдия, - Лукин сразу взял быка за рога. Пришел он по делу, так что тут заминки по женской части никакой не было. - У меня к вам просьба. Можно ли быстренько оформить заново абонемент, но не на меня, а на батю моего, Бориса Федоровича Лукина? Просрочил он его. А старый мой без книжек не может. Это я вот... семь классов да техникум, а он когда-то в Питере жил, привык там. К культуре.
Слово "культура" Лукин произнес с ударением на первую букву "У".
_________________

Матвей Большаков достал из кармана аккуратно сложенный четыре раза белый платочек, развернул его и аккуратно протер влажный лоб. Жаркое нынче утро выдалось. Пахать и пахать. Кому пахать, а кому дебит с кредитом к знаменателю сводить. Зыркнул острым взглядом Матвей Силыч на аккуратные столбики цифр, выведенных каллиграфическим подчерком. Снова перепроверять надо. Сложил бережно платочек и убрал в карман, принявшись работать дальше.
Матвей Силыч Большаков прошел Финскую, в Великую Отечественную получил серьезное ранение. В госпитале вылечили, вернули на фронт. По окончании войны был демобилизован. Только возвращаться было некуда. Немцы родную деревню дотла сожгли. Вспомнил Матвей Силыч свою гражданскую специальность и отправился с ней по необъятным просторам родины, пока не осел в “Красном богатыре”. Угол ему выделили, где он сам себе был хозяином. Сам готовит, сам стирает, сам себе штопает. Не смотря на любое время года, любил товарищ Большаков в галифе ходить и черных хромовых сапогах, которые натирал каждый вечер до блеска. Подмышкой непременно красуется потрепанный от времени портфель как доказательство его труда. Между прочим Матвей Силыч тоже по своему передовик производства. Он, конечно, не сеет и не пашет. Про его профессию песни не слагают. Но в колхозе он важная птица. Как - никак на нем бюджет висит. Где надо нолик прибавит, где надо убавит. Выпьет маленько горькой и пойдет мухлевать по мелкому. Латает дыры в бюджете. Следует товарищ Большаков народной заповеди: копейка – рубль бережет. Казенные деньги сохраняет.
Утро незаметно сменилось днем. Пришло обеденное время, о чем явственно свидетельствовало урчание в животе. Желудок у бухгалтера работал как лучшие заводские часы. Матвей Силыч любил покушать знатно. В колхозной столовой он в числе первых пробу снимают. А уж как кормят там – просто пальчики оближешь. Собрав все документы аккуратно в портфель, товарищ Большаков подхватил портфель под мышку и вышел на улицу, в направление в столовой.

Из заоблачных мечтаний Клаву вырвал мужской голос. Вздрогнула она слегка и повернулась. Ой! Да это ж бригадир комбайнёров! Фигура самая что ни на есть важная сейчас, во время уборочной-то страды! Невольно Клавдия оглядела себя - платье на ней простенькое, но чистое. Девушка разгладила несуществующие складочки на юбке и улыбнулась. Отчасти - Георгию, отчасти - тому, что появление Лукина могло означать конец рабочего дня. Но солнце, кажется, еще высоко над горизонтом... Ой, а ведь сегодня в клубе вечер самодеятельности! Замминистра приедет! Скучать не придется. Клава, как и другие девушки, подготовила номер - решила спеть. Только песня у нее грустная, но ведь человек имеет право и погрустить иногда? Не все ж по полям с песнями веселыми шагать... Мысли самые разные пробежались по Клавдиной голове, что взбесившееся стадо овец, но тут она вспомнила о том, что Георгий стоит перед ней и ответа ждет.
- Добрый день, Георгий Борисович! - Наконец отозвалась она. - Конечно, все оформим! Долгов, как я помню, за батей вашим не имеется. Вы хотите сейчас взять для него что-нибудь?
В ожидании ответа Клава невольно в косу свою вцепилась. Георгий - не Асканио, конечно, но мужчина видный. Герой войны! И на доске почета гость не редкий. А как мило он говорит слово "культура", с ударением на первый слог! Клавдия взмахнула ресницами. Как хорошо, что он зашел. Хоть парой слов с живой душой обменяться! А то все книжки да книжки. Она их любила, конечно, страсть как, но ведь и общества простого человеческого хочется!

За день Шурочка устала. Пока развезла почту по всей станице, солнце уже начало клониться к закату. Тетка охнула, покачав головой, когда увидела, как девушка закатывает во двор велосипед да отрясает запылившийся подол юбки.
– Долго ты сегодня, Шура. Лица на тебе нет, пташенка моя.
– Ничего, теть Нин. Вот покушаю сейчас да в баньку схожу, а потом в клуб. Может, и ты пойдешь? Замминистра приехала, слыхала, аль нет?
– Слыхала, а то ж… – тетка только отмахнулась. – Да куда мне в клуб-то идти, людей смешить. Ты собирайся, а я уж сама управлюсь. Беги, беги, негоже опаздывать.

Шурочка помчалась наряжаться. Обычно тете почему-то не нравилось, когда она собиралась в клуб, порой и вообще ругалась, настаивая, чтобы девушка осталась дома. А сегодня, надо же, сама отправляет. Ну как такой возможностью не воспользоваться? Тем более, что Шура и номер для самодеятельного выступления уже приготовила. Плясать еще отец научил, он в этом деле мастак был, еще по молодости первым парнем на деревне слыл. Да и голосок был неплохой, когда Шурочка пела, все заслушивались. Только случалось это все реже, то дела, то теткино недовольство не позволяли развлекаться так, как хотелось.
Но сегодня наконец-то ей повезло! Девушка напоследок глянулась в зеркало, полюбовавшись хоть и стареньким, но вполне еще ладным платьем, поправила косу и отправилась в клуб.
Идти было совсем недалеко, здание клуба располагалось на соседней улочке. Шура подивилась множеству народу и стала высматривать в толпе подруг.

- А у всяких на ЗИЛах глаз на затылке не предусмотрено. – Ощетинилась Надежда. Продолжала копаться в путевках, создавая рабочий вид, а на самом деле исподтишка за бригадиром лесорубов наблюдала. И этот туда же. Небось тоже выскочкой считает. Будто Крестовская когда в начальники рвалась. Мог же директор бригадиром Ярцева назначить , или Макара того же. Мастера, передовики, многим премудростям ее научили, которых в техникуме не преподают. Но раз уж возложили на нее ответственное дело, из кожи вон выпрыгнет, а добьется, чтобы ее бригада во всем первой была. Недолго осталось комбайнерам на доске почета висеть. Да и не соперники они ее орлам. По три нормы в день на добротной технике – дело не пыльное, а попробуй цельный год на стройке, в зной ли, трескучий мороз или под проливным дождем, когда очередная комиссия из района в спину дышит. Зато сколько домов новых за последние два года с фундамента подняли, любо-догоро глянуть. Осенью свадьбы играть начнут – все ее бригаде работы прибавится. Директор обещал каждой молодой семье отдельное жилье.
Сообразив, что все это время с Константина глаз не сводит, Крестовская стушевалась и взгляд потупила.
- Работа его такая, собачья. – Пожала плечами Надежда. - Взял бы к себе двор охранять. Пес должен знать одного хозяина. – На языке повисло продолжение Лизаветиной поговорки , «а женщина одного мужчину, иначе толку не будет». Хорошо еще спохватилась вовремя.
Беленький то ли внимания не обратил, то ли поговорку старую не слышал, сразу взялся Надьку с сидения снимать, а у той сердце аж заходилось от волнения. С чего бы. Дело-то обычное, житейское.

- Ой! – Беленький ее на руки подхватил, будто не весила ничего и Надежда смущенно заулыбалась, - Скажешь такое. Было бы с чем к фельдшеру. К вечеру буду как новенькая.
Очутившись на земле, тщательно расправила примятый подол и заправила завитую прядку за ухо, не зная, куда руки девать. Столько времени в мужском коллективе – никогда неловкости не испытывала и в карман за словом не лезла, а тут прям напасть. И Константин все не уходит. А ей и не хочется, чтобы уходил. Кажется.

- Нравится как я пою, али из вежливости интересуешься?
Беленький был ростом с Ваньку Крестовского, и Наде пришлось запрокинуть лицо, незаметно вскарабкаться на плоский камень да еще привстать на цыпочки , чтобы казаться хоть чуточку выше и не дышать бригадиру в пупок.
- В станице мало кому не нравится. – Насмешливо изогнула бровь Надежда, покачиваясь на своем пьедестале с пятки на носок. – А вы бригадой в смотре участвуете, или бригадир один за всех?
Да что на нее нашло сегодня! Никак с перепугу мелет всякий вздор, вместо поблагодарить товарища за помощь и вернуться на стройку. Ведь и Константину есть чем заняться.
– Ой, ты верно спешил по делам, а я со своим транспортным происшествием задержала. Да и мне пора. – Замешкалась, соображая, куда же ей "пора". – В контору. Спасибо тебе, Константин Палыч. - Непонятно зачем руку на прощанье протянула, будто вечером не свидятся еще.
_________________

Красные зорьки в Красной Синьке чудо, как хороши. Поле подсолнухов за окном словно золотое море, конца-края не видать. Речка блестит и манит окунуться. Вода за ночь остывать не успевает, а утренний туман кажется теплым и легким, как пух.
Но сегодня на речку сбегать уже не успеть, пора на работу. День хлопотный. В станицу гостей понаедет, в столовой будет дым столбом до поздней ночи - всех накормить, да еще на ярмарку наготовить всяких вкусностей.
Зоя смотрела в окошко, зевая, повязывала косынку. Перевела взгляд на простенок, сплошь увешанный фотографиями. Под портретами родителей прикреплены рисунки младшего братишки, Володьки. Парень помешался на космосе, решил стать "как Гагарин". Зоя невольно улыбнулась, вспоминая лицо брата, когда в июне по радио сообщили, что в космос отправилась Валентина Терешкова, первая в мире женщина-космонавт. Женщина в космосе! Вовка неделю ходил сам не свой, поверить все не мог, что такое возможно.
Теперь вот ракеты рисует да конструирует из всего подряд. Зоя, видя увлеченность братишки, радовалась. Пусть лучше целыми днями рисует и фантазирует о космосе, чем сидит тихонько в уголке, молчаливый и хмурый, каким был долгое время после гибели родителей. Зоя уже отчаялась, пытаясь расшевелить брата.
Теперь и сама стала прикидывать, из чего бы можно было сделать поделку. Дошло до того, что борщи варила, приглядываясь к мозговым косточкам - не подойдут ли для изготовления корпуса ракеты.
Кстати, о борще. Сегодня надо особенно постараться, сварить настоящий, кубанский. Как положено из трех видов мяса, да еще чернослива добавить. И не станет она слушать Антоновну, которая ястребом будет следить, чего сколько "покладено". Каждый раз одно и то же:"Куда столько мяса набухала! Костей набузуй, не жмись, потом их цедилком из бульона подостанешь. А чернослив на компот пойдет".
Но сегодня Зоя слушать старшую повариху не станет, сварит борща, как мамка учила, по всем правилам, язык проглотишь. И еще пирогов напечет для ярмарки, грушевых.
Зоя заглянула в комнату к спящему братишке, проверила еще раз, не забыла ли чего указать в записке, которую оставила ему. Вышла из дома и направилась на работу, в столовую.

- Да какие там долги, - махнул рукой Георгий и снова утер пот, на этот раз с щек. Потом спрятал платок в карман брюк, сдул нахально барражировавшую поблизости от носа муху. Злые, сволочи, как осенью. - У бати при слове "долг" сразу красный огонь в глазах загорается, Клавдия. Он человек старой закалки, не выносит быть кому-то должным, обязанным. Я в него пошел. А взять - отчего же не взять. Можно.
И, пропустив девушку вперед, Лукин вошел в прохладное здание библиотеки.

Там было хорошо, везде стояли стеллажи с книгами и журналами, в уголке расположился столик с креслами, обтянутыми красной кожей, а слева от столика - бордовое бархатное знамя с серпом и молотом. Портреты Ильича светили ласковыми улыбками со стен, перемежаясь с портретами классиков. Никого из них Лукин не признал, кроме очень бородатого и ехидного Толстого. Который Лев Николаич был.
С Толстым у него связана была старая история, о ней бригадир до сих пор если вспоминал, так с усмешкой.
В 1945 после падения Рейхстага он оказался в одном полуразрушенном бомбежкой немецком книжном магазинчике. Случайно. В патруле был, а тот патруль как раз проверял этот квартал на предмет мародеров. Местные бабы и дети жаловались русским, мол, бродят поблизости гады, тащат последнее. Вот начальство и отрядило шестерых мужиков из стрелковой роты, а сам Лукин уже был к этому времени переназначен шофером. И пока те выискивали ворье дешевое, решил осмотреть магазинишко, а вдруг там что нужное в хозяйстве. Сало, махра, хоть сухари завалященькие. Найдет - честно сдаст своим, а далее видно будет.
А внутри было хоть шаром покати - пустота пустотой, все уже давно дочиста выгребли. И только со стены весело и въедливо глядел совсем знакомый со школы бородач.
Обрадовался тогда Лукин и порядком удивился. Вот ведь - немецкая морда, а и то уважение к нашему автору имеет. Стало быть, кУльтура - она везде кУльтура и есть!

Клавдия уже что-то писала, кусая губу - между прочим, пухленькую и аппетитную, - а бригадир от нечего делать взял в руки свежую газету "Коммунар Красной Синьки". По первой полосе шли заголовки: "Догоним и перегоним гнилой Запад!", "Заканчиваем освоение целины, Казахстан цветет!" и "В Светлокузьминском районе наконец появились две новые дороги". Увидев последний, Лукин аж зубами заскрежетал. Побагровел весь, сглотнул тяжело. Как так? Этим отстающим - и две новые дороги отгрохали? Непорядок!
Дороги им нужны, тут, в станице! Как воздух, можно сказать. Машины вон себе подвески сворачивают на ухабах, колеса теряют! Дураки и дороги - вечная беда. Эх, директор, куда ж твои глаза зоркие смотрели-то.
Но приехал же замминистра. А значит, можно поговорить, пусть выделит средства и для станицы родимой!
Только когда ему в клуб успеть? Тут хорошо, если к ночи управятся мужики.

Так задумался бригадир, что слова Клавдии едва не упустил.
_________________