Карта ролевой игры "Совсем другая Сказка"

1935 год.
Где-то в южной Африке. Недалеко от водопада Виктория.


Клонившееся к земле алое солнце казалось огромным и настолько горячим, что едва не выжгло саванну. Сухой воздух плавился до состояния вязкого жара, который приходил в движение от каждого взмаха опахала в руках тощего негритёнка. Его приставили к актрисе, исполняющей главную роль в фильме и в перерыве между сценами страдающей от удушливого зноя в тени белого парусинового навеса.
Мальчонка повидал достаточно бледнолицых людей: поселенцев на ранчо, врачей и монахинь в миссионерской школе, приехавших на сафари охотников. Но впервые он видел такую, как мисс Мэрилин Форбс. Не человек – божество. Волосы цвета речного песка спускались на плечи завитками, а кожа и вовсе не отличалась от сияющего жемчугом фарфора, прямо как у чашки, из которой девушка пила холодный чай, оставляя малиновый след от помады.
Сделав глоток освещающего напитка, актриса поставила чашку на блюдце. Взяв в руки зеркало, она придирчиво осмотрела отражение губ, достала из косметички красный карандаш и подправила контур, доведя линию до идеала. Взглянула, не размазались ли тени и тушь вокруг небесно-голубых глаз, и осталась довольна сохранностью макияжа в условиях африканского пекла. В конце концов, ее работа заключалась в том, чтобы на камеру оставаться совершенством.
- Мэрилин, пора на площадку, - ассистент пришел за ней, чтобы проводить к месту съемки.
Режиссер, похоже, истинный почитатель природы здешних мест, поставил главных героев своего проекта в лучи заходящего солнца на край каменного выступа так, чтобы в кадр попал живописный фон стелящейся до горизонта саванны с редкими баобабами и колючими карликовыми кустами. По ковру пожелтевшей травы прогуливалось несколько антилоп, выискивая разбросанные для них лакомства, и пара жирафов, совсем не пугающихся активному движению съемочной группы. Пейзаж действительно восхищал, чего нельзя было сказать о сценарии. Однако мисс Форбс понимала всю важность этого шанса для карьеры. Для ее мечты.
Возможность сыграть главную героиню не упала с небес к ногам хорошенькой голубоглазой блондинки, за плечами которой было не так уж много проектов. Она участвовала в рекламных акциях в качестве модели, играла в нескольких бродвейских постановках, получивших неплохие отзывы критиков, и появилась в паре-тройке фильмов, но лишь эпизодически. Пройдя множество кинопроб, получив десятки отказов, Мэрилин уяснила, что Голливуд требовал не только прелестного личика и школы актерского мастерства, но и мецената, готового оплатить ее взлет до вершин кинодивы.
«Миром правят деньги» - говорил отец девушки и, похоже, был прав. Деньги, которыми она не располагала.
Мэрилин Форбс родилась в семье среднего класса и детство провела в пригороде, за невысоким белым забором резвясь на лужайке перед домом. Ее отец служил по кредитной части, звезд с неба не хватал, но жену и маленькую дочурку обеспечивал всем необходимым. Кто же знал, что однажды девочка вырастет в амбициозную старлетку и обратит свой взор на киноиндустрию, грезя о том, чтоб блистать в софитах на красной ковровой дорожке?
- Звезда моя, ты готова? – спросил режиссер, когда мисс Форбс встала на краю обрыва, стараясь не смотреть вниз. Страх высоты вызывал ощущение легкого головокружения, но она не осмелилась из-за этой слабости просить внести изменения в сцену.
- Конечно, Говард, - ответила исполнительница главной роли и улыбнулась ему, как хорошему приятелю. По крайней мере, режиссер считал именно так и даже немного жалел, что у Мэрилин имелся более перспективный ухажер, который, согласно слухам, вложился в создание фильма, чтобы впечатлить гордую красавицу. А, может быть, если верить злым языкам, он и вовсе давно купил ее благосклонность участием в этом проекте. Богатые мира сего нередко заводили любовниц среди голливудских артисток.
- Давайте уже приступим, - нетерпеливый и слегка раздраженный голос принадлежал главному герою ленты – актеру Джеймсу Гибсону.
Работать с ним мечтали, пожалуй, все без исключения актрисы, поэтому мисс Форбс, услышав имя своего партнера, пребывала в состоянии восторженного шока и нетерпеливого предвкушения. Она не надеялась даже, что признанный талант первой величины, у которого отбоя от сценариев нет, согласился б принять участие в настолько незамысловатой приключенческой истории. Разве что за баснословный гонорар он мог бы сыграть храброго путешественника и пилота легкого самолета, вместе с юной американкой отправившегося на поиски ее отца, с группой ученых пропавшего без вести в южной Африке.
Красивая сказка, в лучших традициях Фабрики грез завершающаяся хэппи эндом, нуждалась в популярном актере, любимце миллионов женщин, гарантирующем успех в прокате. Поэтому создатели фильма, чтобы обеспечить ему положительные кассовые сборы, каким-то чудесным образом уговорили самого Джеймса Гибсона. Он вписывался в образ персонажа как никто другой и с первого дня на площадке поражал Мэрилин мастерством перевоплощения в мужчину мечты и, стоило только выключиться камерам – заносчивостью и снобизмом по отношению к ней.
- Да, закат не ждет. Все на позициях? – режиссер окинул взглядом съемочную группу. – Камера! Мотор!
Закрыв глаза, актриса сосредоточилась на том, что требовала от нее сцена: крайней степени отчаяния, замешанного на беспокойстве за жизнь родного человека. Девушка несколько раз моргнула, ощущая собирающуюся в глазах влагу. Понуро опустив плечи и прижав ладони к груди, она заплакала с надрывом, до рвущихся из горла всхлипов. Слезы расчертили щеки мокрыми полосами ровно в тот миг, когда камера приблизилась, чтобы запечатлеть страдания героини.
- Кэтрин, - на выдохе надломлено произнес храбрый путешественник и пилот и осторожно, будто хрупкую ценность, заключил девушку в объятия, - тише, успокойся. Сведенья контрабандистов ненадежны.
Несколько необходимых камере мгновений девушка стояла смирно в кольце рук, в уютном коконе искренней заботы, а после, приподняла голову и посмотрела на мужчину. У него красивое лицо: точеные черты, идеальный нос, небольшая ямочка на подбородке, длинные ресницы и взгляд полный сострадания, когда подушечками пальцев нежно провел чуть ниже ее скулы, стирая соленые капли. В этого экранного персонажа, действительно, можно было влюбиться.
- Стивен, я не переживу, если с ним что-то случилось, - прошептала Кэтрин, напуганная тем, что говорили об экспедиции отца искатели.
- Мы обязательно отыщем его живым и невредимым, - пообещал ей мужчина так, словно иного исхода не допустил бы никогда и ни за что. Пусть даже ценой своей жизни. Он чуть склонился над девушкой и коснулся губами лба, оставляя целомудренный поцелуй. - Верь мне.
За ними пылал закат, отсвечивая рубиновыми всполохами на белых рубашках из хлопка, крадучись по тронутой легким южным загаром коже и путаясь в волосах. Создавая уникальную атмосферу между двумя людьми, перед которыми простиралась саванна. Жирафы, покачивая длинными шеями, медленно брели от одного баобаба к другому, за ними пристально следили пугливые антилопы, готовые при малейшей опасности бежать врассыпную, а на переднем плане, в фокусе кинокамеры летели две веерокрылые бабочки. Как залог того, что все обязательно будет.
- Снято! – выкрикнул режиссер, ознаменовав окончание эмоционально сложной и невероятно красочной сцены.
Больше не Стивен, а признанный мэтр кино Джеймс Гибсон выпустил из объятий не Кэтрин, а восходящую звезду Мэрилин Форбс, и отступил на шаг назад. Она тут же отвернулась, чуть не зацепив его всколыхнувшейся волной светлых волос, и, оставив партнера, направилась в тень навеса, под которым расположилась съемочная группа. Она была женщиной, значит, априори имела право вести себя обидчиво и высокомерно по отношению к своему именитому партнеру.
- Говард, ты всем доволен? – спросила она режиссера и, ощутив приятное колебание воздуха, увидела рядом услужливого темнокожего мальчонку с опахалом в руках. Он везде неотрывно следовал за Мэрилин, стараясь помочь перенести африканскую жару. Не забыть бы в знак признательности оставить негритенку в подарок какую-нибудь мелочь, например, зеркало.
- Великолепно. Эта роль тебя прославит, - горячо заверил мисс Форбс режиссер. И не ошибся.

Ганс, спасибо) я рада принять участие в Тардис и отправиться с тобой в Голливуд в образе Мэрилин Форбс

Ганс, спасибо за голливудский пост, съемки в Африке по суете напоминают муравейник, а Джемс такой джентльмен, только не с Мэрилин, к сожалению
Поздравляю сказочников февраля с наградами

Ганс, насмешил) о моей фото скажем так: не худшее селфи в моей жизни))
А вот шорты и майка-сеточка Валеры просто космос!

Гретель, ты все время приносишь всем нам музыку, поэтому я решила принести тебе)

Ганс, спасибки за восхитительный подарок! У меня нет слов - одни восторги))
И всем спасибо за голоса за меня любимую и сюжет Мэрилин и Джеймса
Макс

Продолжу флэшмоб:
Эпоха викингов: ну я однозначно была бы воительницей. Такой вот прям матерой, чтобы всем навалять: бродячим ворам, рыцарям, драконам.
Викторианская Англия: там я уже была, без интернета там грустно. Наверное, уличной фокусницей, которая на самом деле пропавшая в детстве дочь известной аристократической семьи))
Север-Юг: бравым контрабандистом, который возил бы из Лондона все и для всех, а потом купил бы недвижимость на Лонг-Айленде)
20-е: а вот это уже продолжение, повесой и пра-пра... внуком того, контрабандиста, который купил недвижимость на Лонг-Айленде рядом с замком Гэтсби.

1935 год.
Где-то в южной Африке. Недалеко от водопада Виктория.



До путешествия через Атлантический океан, оплаченного первым классом для избранных звезд кинокартины и верхушки съемочной группы, мисс Мэрилин Форбс знала об Африке немного. Почерпнув кое-какую информацию из статей в энциклопедиях, к которым прилагались не лучшего качества фотографии, она и представить не могла, что далекий континент окажется настолько сухим и горячим, будто поверхность сковородки в печи. Создавалось впечатление, что здесь плавилось абсолютно все, даже металл и воздух, аппаратура перегревалась и сбоила, однако режиссер и слышать не хотел о том, чтобы перенести часть сцен в искусственные декорации павильонных съемок. В какой-то степени Мэрилин понимала его, ведь этот безжалостный к слабостям край являл собой чарующие живые пейзажи, поэтому нытье актеров второстепенных ролей и вспомогательного персонала никогда открыто не поддерживала, предпочитая молча переносить все тяготы.
Однако сохранять силу духа и выносливость стало в разы сложнее с прибытием на съемочную площадку главного спонсора фильма – миллиардера Гарри Хьюза. Он был известен всем и каждому в Голливуде, как страстный поклонник продукции киноиндустрии, не пропускающий ни одного миловидного женского личика. И сейчас этот человек приехал для того, чтобы добиваться мисс Форбс, в которую уже вложил немало денег, но пока не получил взамен ничего конкретного, пожалуй, впервые чувствуя себя сатиром, гоняющимся по всему миру за неуловимой нимфой. Обычно очередная победа обходилась Хьюзу куда дешевле и в целом давалась проще, а мисс Форбс определенно испытывала на прочность его темперамент и инстинкты охотника, став больше, чем развлечением, скорее наваждением.
- Я, несомненно, рада визиту, Гарри, но тебе не следовало преподносить такой сюрприз, - полируя и без того идеальный маникюр певуче молвила Мэрилин.
- Что, помешал тебе флиртовать с этим актеришкой Гибсоном? – раздраженно фыркнул Хьюз, приревновавший девушку к партнеру по проекту, с которым она была столь мила во время фотосессии для Vanityfair.
Миллиардер уже пожалел о том, что лично не ознакомился с каждой страницей сценария прежде, чем настоял на участии Мэрилин Форбс в качестве главной героини приключенческого проекта. В ответ на свой широкий жест Гарри рассчитывал получить определенного рода благодарность, но лишь услышал в ответ заверения, что она приложит все навыки актерского мастерства, чтобы расходы вернулись к нему с процентами по итогам проката ленты.
- Если ты считаешь меня настолько ветреной и легкомысленной, чтоб закрутить интрижку на съемках, то нам не о чем говорить, - холодно отрезала девушка и отвернулась от него, демонстрируя ровную гордую осанку. - Выйди из моей палатки, мне нужно репетировать.
Нет, не нимфа. Ведьма. Белокурая, голубоглазая, изящная и красивая, как коллекционная фарфоровая кукла. Каждый желал такой обладать.
- Ты репетируешь, только пока этого хочу я, - гневно пророкотал Хьюз, интонацией выделяя себя местоимением. Он подошел к столу, перед которым сидела блондинка, и уперся ладонью в гладкую горизонтальную крышку, склонившись к уху, чтобы прошептать зловеще. – Не забывай, Мэрилин, что я в любую минуту могу изменить свое решение.
Мисс Форбс выдержала давление, не дрогнув, будто была высеченной из мрамора статуей, не способной на какие-либо изменения мимики. Только сжала в кулаке маленькую шершавую пилочку так сильно, что побелели костяшки пальцев. Порой она, как и любая наслышанная о нравах любвеобильного миллиардера девушка, все же испытывала уколы страха, но как истинная актриса не имела права показывать своего состояния. Гарри Хьюз влачился не за скромной и трепетной лебедушкой, которой легко мог бы перекрыть кислород в Голливуде или свернуть тонкую шейку, а за гордой, недоступной и независимой красавицей.
- Гарри, - Мэрилин немного повернула голову, сохранив высокомерие в профиле со вздернутым подбородком, - угрозы – это самое недостойное и жалкое, на что способен мужчина по отношению к женщине. Если я буду думать, что мой добрый друг способен на такую низость, то, в конце концов, возненавижу тебя, - глядя ему в глаза спокойным, размеренным тоном произнесла она. – Пей чай с лукумом и макарунами, а я подготовлюсь к сцене на воздухе.
На выходе из шатра за мисс Форбс столкнулась с темнокожим мальчонком с опахалом. Негритенок всегда молчаливой тенью ждал у палатки вместо того, чтобы слоняться между киношниками и пытаться разговаривать с ними, поэтому актриса не была уверена, что понимал ли он английский язык и соответственно беседу с Хьюзом. Миллиардер вел себя громко, как избалованный и капризный ребенок, коим глубоко в душе вероятно до сих пор являлся, несмотря на солидный возраст. Он требовал внимания, отвлекая девушку от работы, не позволяя в полной мере сосредоточиться на образе героини, разыскивающей отца вместе с очаровательным и храбрым пилотом под жарким солнцем.
Бродить среди стаффа, всегда суетливого, как семья муравьев, Мэрилин не хотелось, поэтому она, выбрав противоположное от места съемок направление, зашагала по высокой пожухлой траве, сквозь которую просвечивала пыльная ржаво-коричневая земля. Африка предстала перед блондинкой суровой саванной, где выживали только самые сильные, быстрые и хитрые. Как и в Голливуде, что был предметом мечтания многих, но покорялся лишь единицам.
Форбс остановилась возле какого-то невысокого куста с причудливыми мелкими листочками, расположенными вертикально земли и небу, чтобы не отбрасывать тень, и присев на корточки, коснулась крючковатой ветки. Рассматривая растение, которое приспособилось к условиям, избегая попадания прямых солнечных лучей на всю поверхность листьев, вновь задумалась о том, сколь похожей саванна была на «фабрику грез», и, не заметив острый шип, уколола палец. От неожиданности девушка громко ойкнула, голос разнесся по сумеречным окрестностям, потревожив кого-то, находившегося на другой стороне зарослей. Вероятно такого же, как и Мэрилин, любителя покоя.
- Кто здесь? – в бархатистом баритоне актриса узнала своего партнера Джеймса Гибсона, бесцеремонно лапавшего ее во время фотосессии для рекламного постера фильма. На большом экране кинотеатра он всегда безупречно вживался в роли, на общественных мероприятиях выглядел настоящим джентльменом, а вот на съемочной площадке, похоже, оказался таким же, как и большинство мужчин. «Фабрика грез» никогда не была чем-то настоящим, она создавала миражи в пустыне.
- Это я, мисс Форбс, - ответила блондинка, решив, что молчать глупо, потому что она уже выдала свое присутствие.
- Следите за мной? – предположил звезда первой величины, обогнув разросшиеся кусты и появившись в поле зрения девушки.
В его изменившемся тоне сквозило недовольство, направленное непосредственно на Мэрилин, которая могла б руку дать на отсечение, что с кем-то другим актер говорил бы куда приветливее. Поначалу девушка ломала голову над загадкой, придумывая объяснения. Возможно, бесспорно огромному таланту Джеймса Гибсона претило играть вместе со старлеткой? Или же, принимая предложение режиссера, он изначально планировал работать с кем-то значимым и знакомым? А, может быть, поддающихся логике причин вовсе не существовало, и поведение известного актера просто требовалось принять как блажь и ответить той же монетой? Этот вариант она и выбрала.
- Я стремлюсь находиться в вашем обществе не больше, чем вы в моем, мистер Гибсон, - заметила строго девушка, поднявшись и рассматривая подушечку указательного пальца. Место ранения немного ныло, а на нежной коже выступила ярко-алая капелька крови. Видимо иголка нетактильного африканского жителя оказалась довольно длинной и острой. – Территория для прогулок вами не зарезервирована в единоличное пользование.
Возможно, ей следовало бы сохранить больше самообладания, сдержать досаду, не направленную всецело на Джея Гибсона, потому что основной причиной недовольства служило несвоевременное появление ухажера, которого едва ли получится отправить восвояси. Гарри Хьюз оплатил здесь все, поэтому мог находиться столько, сколько сам желал, надоедая Мэрилин. Она лишь надеялась, что мужчина не осмелился бы влезать в тонкости съемочного процесса и закатывать прилюдные истерики, потому что оставшейся по сценарию сценой был поцелуй в воде под струями водопада с самим мистером Гибсоном. Наверное, все женщины на площадке завидовала мисс Форбс, а она себе не очень, ведь этот хам даже платка не предложил раненой конечности.
- Я понял, что общество вашего гостя вам милее, - парировал Гибсон, не называя имени, но явно указывая на Хьюза, которого Мэрилин пригласила в свой шатер. Он заявился с декоративной, перевязанной нежно-розовой лентой корзинкой с макарунами, буквально напрашиваясь на чай, поэтому девушка не смогла оставить его на солнцепеке и предложила доступные крупицы комфорта. А если кто-то и узрел в ее поступке нечто двусмысленное или даже предосудительное, то этот человек определенно начинался пылких любовных романов. – Кстати, где он?
- Мистер Хьюз вполне способен выпить чашку чая без моего присутствия, - заверила светловолосая актриса, предостерегающе блеснув голубыми глазами, чтобы любопытный Гибсон не смел больше отпускать подобные замечания и задавать вопросы, к нему не имеющие никакого отношения. Собираясь закончить неприятную беседу и уйти, Мэрилин развернулась и сделала даже пару шагов по направлению к лагерю, но остановилась и взглянула на Джеймса через плечо. Если не сейчас, то вряд ли ей еще когда-либо представится случай. – Почему я вам так не нравлюсь, мистер Гибсон? Что я сделала? Заняла чье-то место в этом фильме рядом с вами?

Ганс, спасибки за поздравление! И я очень рада, что мисс Мэрилин тебя вдохновляет, это у нас взаимно)
Дориан, Женька, спасибо))
Жень, якуточка? я как бы ближе к Европе, чем к Азии
Гретель, какая крутая музыка! Мне нравится))

Ганс, спасибо за замечательное продолжение в приключения Джеймса и Мэрилин!

1935 год.
Где-то в южной Африке. Недалеко от водопада Виктория.

Несколько невозможно душных во всех смыслах для мисс Форбс дней миллиардер Хьюз присутствовал на съемочной площадке фильма, мешая работать не только ей, но и режиссеру, продюсеру, оператору. Никто не решался выдворить человека, заплатившего практически за все, поэтому исполнительнице главной роли пришлось удалить его в обмен на любезное позволение сопровождать ее на красной ковровой дорожке во время премьеры фильма. Жертва казалась Мэрилин не такой уж большой с учетом того, что при представлении киноленты свет софитов непременно упал бы на Гарри, как главного и единственного спонсора. К тому же это означало, что девушке не пришлось бы идти рука об руку со своим партнером Джеймсом Гибсоном и изображать симпатию к нему.
Один из популярнейших и талантливейших актеров настоящего, которого обожали все женщины от восточного до западного побережья и похожими на которого старались выглядеть мужчины от жаркой Флориды до северных окраин Аляски, был отвратителен. Другого определения поведению Гибсона блондинка подобрать не могла. Мэрилин уже не расстраивалась, привыкнув к мысли, что ему нравилось издеваться над ней, однако все равно после каждой выходки партнера злилась, кричала на ни в чем не повинную ассистентку, а однажды даже поссорилась с режиссером.
«Милый Говард», как кокетливо звала его юная дива, проявил чудеса выдержки выслушав истерику мисс Форбс, согласившись с ней в том, что сцена поцелуя у водопада вышла непозволительно откровенной для экрана. В качестве решения проблемы он пообещал при монтаже вырезать несколько кадров, чтобы соблюсти приличия. Возможно, причиной тому стали опасения режиссера касательно реакции публики и Хьюза, в случае успеха картины пообещавшего всерьез обдумать финансирование более крупного и масштабного проекта. Однако вместе с этим Говард отметил, что свою часть Мэрилин сыграла душераздирающе, упав на колени и пустив слезы. Она со сдержанной благодарностью приняла восторги, умолчав о том, что импровизация стала заслугой Джеймса Гибсона, буквально вытащившего из нее нужные эмоции.
Вне всяких сомнений исполнитель главной роли был невыносим, хотя все же целовался пылко и страстно. Мэрилин, понимая всю важность показного благочестия для непорочного образа артистки, не являлась чопорной высокоморальной особой и вполне могла применить опыт для сравнения этого поцелуя с другими. Выводы, к слову, оказались совсем неутешительными – ей понравилось. Однако мисс Форбс, как девушка, всерьез целенная на карьеру, признание актерского таланта и все двери открывающую славу, не имела права идти на поводу у слабостей.
Я выше интрижек – с этими мыслями восходящая звезда закончила еще один насыщенный день.
А новое прекрасное по-африкански жаркое утро началось с назойливого стука в дверь, похожего на барабанную дробь. На пороге стояла многострадальная ассистентка, прибежавшая, чтобы сообщить об изменениях в планах рабочего дня. Мисс Форбс внимательно выслушала помощницу, сообщившую, что режиссер запросил дополнительную репетицию, связанную со вставками пейзажей, снятых для зрелищности с высоты, на которой согласно сюжету летели над саванной главные герои ленты. Насколько помнила блондинка, Говард планировал акцентировать внимание зрителя на природных кадрах, как на открывающейся перед путешественниками панораме Африки, что не требовало непосредственного участия актеров, но видимо у гения появились новые идеи.
На авиабазе, куда Мэрилин доставил автомобиль, к ее удивлению никого не оказалось: ни режиссера, ни ассистентки, ни даже молчаливого темнокожего мальчика с опахалом. Только Джеймс Гибсон во всей своей красе. Уж с кем, а ним мисс Форбс предпочла бы не пересекаться наедине, потому как от Хьюза, объяснившего приступы ревности беспокойством и заботой, услышала весьма нелицеприятную историю. Миллиардер был довольно скуп на детали, видимо из тех же побуждений заботы, но вкратце поведал о непристойном поведении Гибсона по отношению к несчастной девушке по имени Маргарет Салливан.
Предупреждение мисс Форбс приняла к сведенью, поэтому, оставшись со звездным партнером вдвоем среди самолетов в ангаре авиабазы, занервничала. Если Гарри Хьюза она успела достаточно изучить и имела представление о том, чего от него ожидать, то мистер Гибсон был для нее закрытой книгой, полной сарказма и дерзости. И теперь этот загадочный человек предлагал ей довериться ему, подняться вместе в бескрайнее отливающее лазурью небо – заманчиво и страшно.
Нет, Мэрилин не верила в то, что Джеймс увез бы ее к каким-нибудь диким каннибалам и оставил им на десерт или причинил бы вред иного рода. Во-первых, съемочная группа и военные техники были в курсе местонахождения главных звезд почти завершенной картины. Во-вторых, представители кинокоманды видели, как отчаянно влачился за ней миллиардер, чтобы уяснить, что у юной звездочки имелся защитник с весьма обширными возможностями. И всё же она боялась высоты.
Взглянув на протянутую Гибсоном руку, крепкое запястье с едва проступающими нитями вен, перерезающие сильную ладонь линии, изящные как у пианиста пальцы, мисс Форбс решилась. Она хотела бы уловить все оттенки восторга своей героини Кэтрин, влюбившейся не только в Финна, но и очарованной первозданной красотой саванны, запечатлеть в памяти виды как можно детальнее. Поэтому осторожно вложила свою тонкую кисть в его раскрытую ладонь.
- Почему бы не рискнуть, - скрыв беспокойство за сияющей предвкушением улыбкой, произнесла Мэрилин. – Ведь если разобьемся, то вместе. Вы и я.
После короткого, но содержательного инструктажа самолет покатился по взлетно-посадочной полосе, и, преодолев силу притяжения, взмыл ввысь к редким белым облакам. Под стальное брюхо биплана легла удаляющаяся земля: уменьшившиеся баобабы и акации, колючие кустарники и высокие желтоватые от долгого отсутствия дождя травы. Самолет пролетел над стадом пришедших на водопой зебр и поднялся вверх по течению реки к местной деревне, состоящей их глиняных хижин, похожих на шалаши.
- Здесь будут проходить ночные съемки, - объяснил Гибсон, весь путь совмещавший работу пилота и гида, рассказывающего обо всем, что простиралось под бипланом.
Внизу кипели приготовления. Режиссер, требовавший от специалистов по декорациям создания идеальных фонов, поставил перед подчиненными сложную задачу по украшению деревни к празднованию, на которое по сюжету фильма попали главные герои во время своего путешествия. Именно здесь должны были найтись доказательства того, что экспедиция отца Кэтрин продвигалась вглубь материка, в неизведанные районы.
- Какая красота, - восторженно лепетала Мэрилин, перебирая эпитеты и жадно разглядывая все, стараясь запомнить все: маленькие, словно игрушечные, жилища, похожих на мурашек туземцев, грациозных газелей. Она представляла себе Кэтрин, пропускала через себя все ее эмоции, чтобы уловить те, которые обязательно следовало передать зрителям. – Прекрасный край, чарующий.
Самолет двигался плавно и ровно, рассекая потоки воздуха, что свидетельствовало о профессионализме пилота. Мисс Форбс даже стало немного совестно за того, что усомнилась в умениях мужчины, похоже, талантливого не только по части актерского ремесла, но и во всем, за что он брался. Рядом с Джеймсом Гибсоном блондинка чувствовала себя вполне комфортно и спокойно, не так остро ощущая приступы страха от высоты. Наверное, потому что доверилась ему, хотя старалась не позволять себе ничего подобного по отношению к новым людям.
Мэрилин привыкла скрупулезно изучать тех, с кем пересекалась на фабрике грез, потому что, будучи умной девочкой, едва ли верила в светлые образы артистов, остававшихся за кадром создателей фильмов, больших голливудских боссов и, конечно же, спонсоров из числа миллиардеров. В общении со всеми ними необходимо было проявлять осторожность, наблюдательность, чтобы определить, что за человек на приеме в честь премьеры картины на самом деле стоял перед тобой. Однако разгадать Джеймса Гибсона не получалось, ведь одна информация о нем противоречила другим данным.
- Вы ведь впервые летали на биплане? – звенящим задором и свободой тоном поинтересовался находившийся впереди за штурвалом Джеймс, когда металлическая птица вновь коснулась горячего покрытия взлетно-посадочной полосы и покатилась по направлению к ангарам.
- Верно, - кивнула Мэрилин, переполненная эмоциями настолько, что те едва не переливались через край восторгом, в котором она, наверное, часами смогла бы говорить о том, что довелось увидеть сегодня. – Это невероятное ощущение, будто вся саванна состоит из игрушечных фигурок, легко умещающихся на ладони, и все они живые, настоящие, маленькие фрагменты общей картины – пазла Африки, - лишь озвучив слова, она поняла, что произнесла мысли вслух, сверкая искренней улыбкой, искорки которой полыхали в глазах, и взглянула на мужчину. – Вам, наверное, моя эмоциональная болтливость кажется глупой и смешной.
- Вовсе нет, не кажется, - горячо заверил актер, будто бы действительно испытывал схожие эмоции, и помог девушке выбраться из кабины на твердую почву. – Небо… в этой легкости и свободе…
Однако фразу он не закончил.
- Браво! – выкрикнул Хьюз, под звук собственных аплодисментов направляясь к паре актеров. – Гибсон, ты великолепен не только на большом экране, но и в житейских постановках. Снимаю шляпу!
Обернувшись, мисс Форбс увидела перед собой миллиардера в привычном образе: элегантный белый костюм, скроенный по индивидуальному заказу из лучших тканей; классическая белая шляпа с широкими полями; очки-авитароры, скрывавшие глаза, что затрудняло считывание его эмоций. Гарри Хьюз должен был сесть в свой самолет еще утром, чтобы к полудню добраться до океана и ожидающей его яхты, чтобы отправиться в Америку, однако он все еще находился здесь. Стоял перед ней, зло ухмыляясь, грохоча яростью в голосе.
- Я уже говорила по поводу сюрпризов, Гарри, - придя в себя, строгим тоном произнесла Мэрилин. – Мне необходимо работать, а тебе не мешало бы проверить бизнес и семью.
Конечно же, потомственный миллиардер Гарри Хьюз, которому принадлежала по меньшей мере треть западного побережья США, был женат и имел детей. Браки в его кругу заключались не от взаимного притяжения двух сердец, а исходя из выгоды, которую сулило объединение двух уважаемых семей с солидным капиталом, их бизнесов и статуса в обществе. Законные внуки, т.е. наследники в итоге получали все.
Мисс Форбс прекрасного знала об этом и даже более того, никогда не питала иллюзий касательно будущего вместе с Хьюзом, четко определив их отношения, как дружбу. Она могла быть подругой баснословно богатого человека, привыкшего сорить деньгами, прибывающими к нему рекой черного золота, но никак не любовницей. Его денег определенно хватило бы, чтоб заткнуть самых ярых поборников морали, обеспечить наилучшим образом карьеру в кино и светскую жизнь Мэрилин, однако она никогда не стала бы в открытую жить с мужчиной, с которым не обвенчалась в церкви.
- Разве я могу уехать после такого? – сорвав солнцезащитные очки, прорычал Гарри, достал из кармана лист бумаги и, развернув его, продемонстрировал светловолосой актрисе написанный от руки текст.
«Я отомщу тебе, Хьюз, и соблазню твою очаровательную звездочку Мэрилин. Счастливого пути. Гибсон.»
Воздух замер в легких, не вдохнуть и не выдохнуть, будто девушку ударили в солнечное сплетение. В такой элемент ближнего боя не требовалось вкладывать много сил, чтобы получить необходимый результат: при минимуме физической боли жертва лишалась способности дышать, ощущая беспомощность и панику. К ним мисс Форбс добавила бы обиду и злость. Конечно, Джеймс Гибсон на правах заслуженного мэтра мог позволить себе своевольничать при совместных сценах с малоизвестной молоденькой актрисой, впервые получившей шанс сыграть главную роль в большом кино, но насмехаться над ней подобным образом, сводить счеты с Гарри… Это было подло, низко и омерзительно.
- Мистер Гибсон, спасибо за экскурсию и опыт, - сухим, формальным тоном Мэрилин поблагодарила актера за полет на биплане. – Мне нужно подготовиться к вечерним съемкам, - произнесла она, все таким же безжизненным тоном и взглянула на Гарри. – Отвези меня в отель.

Длинные и холодные. Поэтому у меня в гробу электрообогревать)

Я конечно не тот разум, у которого спрашивают, но я готов к рейтингу 18+. Где оплатить подписку?

И заберешь себе гроб с обогревателем, планшетом и безлимитным интернетом?))

Ах, Ганс, ну до чего же хорош Джеймс. И какой паразит Хьюз, знает, на что давить. Спасибо большое за замечательный пост)))
Всем чудесной тусовки на благотворительном вечере в мэрии) и призовых плюшек.
Дик, можешь писать, что у тебя есть моя картина... в купальнике, которую ты выставляешь))) разрешаю. но не продешеви - я шедевр.

1935 год.
Где-то в южной Африке. Недалеко от водопада Виктория.

- Какая же ты доверчивая, Мэрилин! – прорычал Хьюз, меряя шагами персидский ковер в ее гостиной. Именно он настоял на том, чтобы главным звездам фильма достались лучшие номера в самом приличном отеле города. Таким образом, мисс Форбс была размещена в люксе из четырех отдельных комнат: спальни с кроватью, над которой шатром возвышался полупрозрачный шатер из тюля; довольно просторной в белых тонах ванной; небольшой гардеробной, где легко поместились все ее наряды и вещи для съемок; а также гостиной с гарнитуром мебели на резных ножках.
- Замолчи, пожалуйста, Гарри, - произнесла актриса, прикрыв глаза, потому что от непрерывного мельтешения миллиардера разболелась голова. По правде, Мэрилин очень хотелось выгнать его за дверь, чтобы остаться одной и тем самым избавиться от нотаций человека, едва ли тянувшего на святую невинность. – Можно подумать, твои поступки всегда самые праведные.
В околокинематографических кругах о Генри Хьюзе ходило множества слухов и сплетен разной степени сомнительности. С чем-то мисс Форбс могла поспорить, потому как находила фантазии нелепыми и смехотворными, но не с закрепившейся за ним репутацией отъявленного ловеласа. В браке по расчету он с первого дня не хранил верность супруге и даже не пытался скрывать своих увлечений: дарил пассиям украшения от Тиффани, появлялся вместе с ними в ресторанах и на светских мероприятиях, отдыхал на каком-нибудь фешенебельном курорте Лазурного берега. Все это превратилось бы в реальность Мэрилин, скажи она настойчивому миллиардеру «да» по наивности или из жадности до денег и других благ. Однако отказавшаяся от довольно прямолинейного предложения Гарри, назвав его непристойным, и игнорируя последовавшие за тем ухаживания, девушка считала себя достаточно мудрой и даже хитрой, ведь в каком-то смысле сподвигла миллиардера раскошелиться на съемки фильма. Только вот сейчас выходило наоборот, она все равно оказалась глупышкой, поддавшейся очарованию и магнетизму Джеймса Гибсона.
- Я никогда не лгал! – оскорбился всерьез задетый ее замечанием Хьюз. – Ты знаешь, насколько безнадежно я влюблен, но не могу жениться.
Мэрилин слегка кивнула головой, ничего не сказав в ответ. Сейчас Гарри настаивал на чувствах к ней, три месяца назад встречался с другой подающей надежды актрисой, а еще за четыре месяца до этого выступил крестным малыша, которого усыновила одна известная кинодива и по совместительству его давняя подруга. Усыновила или может быть родила от связи вне брака с мужчиной, который не мог признать отцовство? Нет, вопроса этого мисс Форбс никогда не задавала вслух, но четко уяснила, что симпатии Генри Хьюза являлась чем-то непостоянным и переменчивым, как ветер, что попросту не стоили даже ее внимания. Миллиардер говорил девушке о своих пылких чувствах, но, по ее мнению, на самом деле не имел ни малейшего представления о том, что такое влюбленность и любовь. Он был коллекционером, а Мэрилин – не доставшимся трофеем.
С другой стороны мисс Форбс тоже мало что знала о влюбленности и любви. Девушка не отличалась особой трепетностью и чувствительностью, не романтизировала слова и действия окружающих мужчин, скорее соотнося их выгодой. Так роман двух известных актеров подогревал интерес к их общему проекту в прокате, а незаметной звездочке связь со светилом первой величины сулила продвижением в Голливуде. Однако непревзойденному мэтру киноиндустрии Джеймсу Гибсону и его карьере юная старлетка не давала ничего, даже мимолетного ощущения охоты. Ведь из уважения к таланту мужчины Мэрилин не допускала в общении с ним вольностей и кокетства, стараясь поддерживать исключительно профессиональные отношения. Только вот это оказалось не просто сложно, а практически невозможно.
Джеймс Гибсон мог быть злым и колючим, каким предстал поначалу, игнорируя присутствие девушки, или невероятно простыми и милым, словно давний друг рассказывая забавные истории. Он вызывал у блондинки непозволительно много эмоций, целый спектр от злости, когда специально портил дубли, до восторга, вызванного полетом на биплане; от восхищения мастерством понимания роли и воплощения ее перед зрителями до легкого головокружения из-за поцелуя еще более жаркого, чем сама Африка. Находясь рядом с Гибсоном уже множество дней, изображая на камеру зарождающуюся симпатию, перерастающую в любовь, мисс Форбс упустила тот момент, когда увлеклась своим партнером по фильму. Она могла бы влюбиться в него. Поэтому собственная наивность отдавала ужасной горечью неизвестного экзотического яда всякий раз, когда блондинка вспоминала строки продемонстрированного Хьюзом письма. Они вполне четко объясняли мотивы актера.
- Прости, я погорячился, - заметив безучастность светловолосой дивы, Гарри сменил тактику, плюхнулся в кресло слева от девушки и заботливо заключил в объятия своих ладоней ее руки, сцепленные на коленях в замок. – Не переживай. Завтра последний день съемок, а на премьере, если позволишь, я буду рядом и не позволю ему навредить тебе.
- Спасибо, Гарри, - тихо ответила девушка, потерявшаяся в своих расстроенных чувствах настолько, что не заметила торжествующего блеска в глазах миллиардера. Она даже забыла добавить ажурную формулировку, в которую обычно вплетала адресованное ему определение «друг». – Мне нужно отдохнуть пару часов перед ночными сценами.
Порой довольно понятливый Хьюз не стал докучать своим обществом, запомнив, как сказывалась на ней напряженные длительные съемки в ночное время. Когда за ним закрылась дверь, актриса наконец-то осталась одна, как того и хотела. Она несколько раз повернула ключ в замке на случай, если кто-то из помощниц бесцеремонно вломится к ней в номер с какой-нибудь несущественной ерундой, и отправилась в спальню к застеленной белым хлопком кровати. Однако, даже под балдахином с легким развивающимся тюлем, сон никак не шел.
Мисс Мэрилин Форбс мало знала о влюбленности и любви, но одно могла сказать точно. Она не ощущала бы так остро обиду и разочарование, если б на месте Гибсона в той ситуации автором письма и вообще тем еще мерзавцем оказался Гарри Хьюз. Миллиардер не задевал никаких струн ее души, а вот Джеймс одну из них определенно надорвал.

Ночь действительно оказалась сложной, утомительной для мисс Форбс не физически, а в моральном плане. Будучи активно задействованной в относительно небольшом количестве сцен на празднике в африканской деревне, несколько дублей она вместе с местными жительницами напевала странные и совершенно непонятные песни, танцевала вокруг большого костра, а после принимала из рук шаманки племени подарок – довольно объемные и тяжелые нити ярких бус. Выходило своего рода прощание с удивительной и прекрасной Африкой, а также с Джеймсом Гибсоном.
На площадке Мэрилин старалась ничем не выдать осведомленности и вести себя как ни в чем не бывало. Исполнительница главной роли звонко смеялась и восторгалась декорациями деревни, за чашкой холодного чая разговаривая с «милым Говардом» и другими представителями съемочной группы, или репетировала танец с местными женщинами, приподнимая длинную белую юбку и кружась возле костра под звуки барабанов. Намеренно находясь среди людей, актриса тем самым исключала возможность беседы с мистером Гибсоном. Но, отправившись к служившей гримерной дальней хижине, чтобы принести посеребренное зеркальце в подарок темнокожему мальчишке с опахалом, мисс Форбс в прямом смысле попала в руки своего партнера.
Хорошо, что девушке удалось отговорить Гарри от присутствия на ночных съемках, потому что, имея привычку таскаться за ней, миллиардер мог застать Мэрилин совсем не по сценарию целующейся с Джеймсом Гибсоном. Блондинка очень хотела объяснить свое поведение крайней степенью растерянности и смятением перед такой настойчивостью, но не могла, ведь в подобной ситуации всегда без труда остужала пыл Хьюза, оставаясь непреклонной и недоступной. Однако сейчас перед ней стоял совсем ругой мужчина, близость которого кружила голову и манила поддаться искушению.
Вот только исходя из письма, очевидно написанного не рукой Гарри, этот страстный порыв Гибсона был ненастоящим, просто попыткой припомнить прошлое, ситуацию с Хьюзом и той девчонкой-дебютанткой, имя которой напрочь вылетело из головы Мэрилин. Все сходилось в довольно очевидную и логичную историю, где юная мисс Форбс выступала в качестве инструмента для мести виртуозного актера. Он становился бравым пилотом Стивеном среди декораций перед включенными камерами, а после того, как свет гас, исполнял другую роль, не имеющую ничего общего с настоящими эмоциями. Влюблялся ли когда-нибудь Джеймс Гибсон? Любил ли?
- Форбс! Гибсон! На площадку срочно!
Усиленный посредством рупора голос режиссера привел в чувства актрису, вероятно совершившую самый уму непостижимый и легкомысленный поступок за всю жизнь. Пусть Генри Хьюз остался в городе, где наверняка видел десятый по счету сладкий сон, но вокруг сновала тьма причастного к созданию кинокартины народу. Любой из них мог стать свидетелем пикантной сцены, развернувшейся под пальмовым навесом веткой хижины, и разболтать кому-нибудь, приукрасив события для повышения градуса интимности. А если бы сплетню подхватили злые языки без костей, превратив в неуправляемый и безжалостный лесной пожар, то Мэрилин грозила б масштабная катастрофа.
- Нам… нас…, - прерывисто, тяжело дыша и путаясь в словах, залепетала девушка и отскочила от Джеймса так быстро, будто обожглась. По крайней мере, именно так ей казалось, потому что лицо пылало и заливалось румянцем, яркость которого к счастью приглушала ночь. – Нас зовут на площадку.
Мэрилин следовало отчитать Гибсона за наглость так же, как поступала с Хьюзом всякий раз, пока не научила уважать ее личное пространство. К слову миллиардеру доставалось за куда более невинные поползновения, чем та дерзость, что позволил себе заслуженный мэтр кинематографа. Однако подскочившее вверх и затрепыхавшееся в груди сердце не давало девушке звучать четко, подчеркнуто холодно и равнодушно. Мисс Форбс отчетливо слышала дрожь в каждом оброненном звуке, что ей абсолютно не нравилось.
- Не сейчас, - за несколько хаотичных вдохов и выдохов восстановив дыхание, произнесла актриса и, глядя в глаза мужчине, медленно покачала головой из стороны в сторону. – Позже.

Всю ночь в африканской деревне, состоящей из обмазанных глиной и накрытых листьями хижин, велись съемки. Грозно гремели барабаны, которым вторили песнопения на неизвестном, несколько грубоватом для слуха мисс Форбс, языке. Местные танцевали вокруг костра, пригоршнями бросали какой-то порошок в огонь, от чего тот начинал искрить, и с разбегу прыгали сквозь языки пламени. Режиссер снимал все детали празднования, заставляя исполнителей главных ролей принимать участие в этом непонятном действе, примерять наистраннейшего вида побрякушки и, в общем-то, веселиться насколько позволяли экзотические условия.
Празднество закончилось лишь к рассвету, а вместе с ним и съемки фильма. Однако Говард, вместо того чтобы отпустить причастных к творческому процессу людей отдыхать, собрал всех возле себя, чтобы произнести заключительную речь. За ней последовало шампанское, неизвестно откуда вообще взявшееся посреди саванны. Однако гадать долго не пришлось, к окончанию работы над проектом его привез Генри Хьюз, прихватив за собой лед. Он добавил прелести охлажденному напитку, кубиками плавая в хрустальном бокале, который Мэрилин не очень изящно, но с огромным удовольствием обняла обеими руками.
- Так значит, я вам нравлюсь, Джеймс, - достаточно успокоившись, чтобы продолжить общение с актером, мисс Форбс нашла его, наблюдающим за восходом. Поравнявшись с Гибсоном, девушка посмотрела на его профиль, кажущийся безмятежным, задумчивым, словно все мысли устремились куда-то к горизонту, расчерченному багровыми полосами. Все это делало его невероятно привлекательным. – Вы влюблены в меня?
- По-моему это очевидно, Мэрилин, - ответил он и повернул голову, переведя взгляд на блондинку. Луч поднимающегося солнца нежно заскользил по загорелой щеке Гибсона и потянулся вниз, заиграв бликами в стекле бокала, на треть заполненного шампанским. – Я влюблен в вас.
Эту фразу из уст самого мистера Гибсона без всякого преувеличения мечтала услышать каждая женщина Соединенных Штатов. А может и не только, ведь его популярность воистину не знала границ. Еще задолго до личной встречи на вычитке сценария в голливудской студии мисс Форбс, затаив дыхание, смотрела фильмы с участием Джеймса Гибсона, восторгаясь его игрой и внешними данными. Мужчина определенно был во вкусе Мэрилин, оттого теперь девушка ощущала одновременно сладость и горечь.
- Как это прекрасно, - с трепетом произнесла актриса, понимая, что они находились в идеальном моменте сейчас, посреди саванны, которую поднимающееся за световой день безжалостное солнце пыталось выжечь дотла. Также собиралась поступить и Мэрилин по отношению к Гибсону. – Знаете, Джеймс, я с самого детства чувствовала, что карьера актрисы – мое. Одни это замечали, а другие, как мистер Хьюз, не верили в то, что мне по силам любая роль, - блондинка отпила глоток шампанского из бокала и кокетливо усмехнулась, но взгляд оставался холодным и циничным. Она придумала эту историю, чтобы нанести прицельный удар по самолюбию, и наслаждалась ответом, который возвращала обидчику. – Поэтому мы с ним заключили пари, согласно которому до конца съемок мне требовалось вскружить голову вам, профессионалу актерского мастерства.
- Мэрилин! А я уж было потерял главную звезду, - раздался совсем рядом голос Гарри, направляющегося к актерам. – Здесь все сворачивается, я собираюсь в отель и могу подвезти.
- Буду признательна, мистер Хьюз, - отозвалась девушка, улыбнулась шире и шагнула к миллиардеру, будто бы утратив всякий интерес к Гибсону, но, впрочем, позволяя наблюдать за сценой, разыгрываемой ради него. – Скажите же, как на ваш взгляд я справилась со своей ролью и могу ли рассчитывать на серьезную картину, как «Наследница»?
- Блестяще, я бы даже сказал просто невероятно, - Хьюз не упустил возможности отвесить комплимент мисс Форбс, стараясь таким образом угодить юной красавице. – Главная роль твоя.

Девочкам следовало бы в детстве на ночь читать «Русалочку» Андерсена вместо «Золушки», чтобы понимать одну-единственную вещь: ты можешь вырвать себе язык, ходить по острым ножам, оставить родной дом, но он так и не полюбит тебя, если ты не та…

Надегустировавшись в гостях до жажды приключений на свою прекрасную жопоньку, я нашлась в ночном клубе на высоком стуле у барной стойки, тыкающей наманикюренным пальчиком в раздел меню с алкококтельчиками. Спиртное вроде как не называют лучшим другом девушек, потому что есть же бриллианты, брендовые платья и босоножки на шпильке, платиновые безлимитные кредитки, но мой выбор сегодня очевиден. Достав из клатча карту, тянусь к миловидному парнише-бармену, чтобы оплатить очередной заказанный напиток, и едва не падаю вперед, грудью на лаковую поверхность стойки.
- Да блин, - комментирую свою нетрезвую неуклюжесть. – В общем, рома побольше, сока поменьше, - перекрикивая музыку, требую изменить пропорции коктейля и плюхаюсь назад на стул.
- Может, вам хватит? – вымученным голосом спрашивает белобрысый парнишка, которому надоело отходить от рецептуры из-за моих распоряжений. – Плохо же будет.
- У меня хороший метабла… метабли… тьфу… ме-та-бо-лизм, - заплетающимся языком, способным только на медленное проговаривание по слогам, сообщаю, что все под контролем, и алкоголь не полезет обратно, потому что перед ним профессионал.
Стул слева от меня занимает никак не вписывающаяся в пространство ночного клуба возрастная бабца. На вид она точно отметила сорокалетний юбилей и выглядит при этом очень ухоженной, даже правильнее сказать лощеной, и ультрадорогой, насколько могу судить по черному дизайнерскому платью-футляру длиной чуть ниже колена. Такие надевают, собираясь в какую-нибудь филармонию или галерею на открытие выставки работ популярного фотографа, на крайняк в офис, если занимаешь руководящую должность, но никак не в ночной клуб, где все выглядят так, будто забыли надеть платье поверх нижнего белья.
Изящным жестом закинув ногу на ногу, женщина демонстрирует классические туфли-лабутены и заказывает самый лучший вермут, акцентируя внимание белобрысого бармена на качестве напитка. Парнишка кивает головой, дескать понимает. Он хитрый и естественно стреманулся бы для такой дамы бодяжить элитный алкоголь с дешевым пойлом – в раз же раскусит. Как и я.
- Тоже плохой день? – зачем-то интересуюсь у лощеной бабцы, хотя меня учили не общаться с незнакомцами и не рассказывать им ничего. В особенности о том, где лежат деньги и оружие.
- Обычная рутина, - повернув голову, произносит она, грациозно как кошка пожимает плечами и слегка щурится, разглядывая своими желтовато-карими глазами. – А ты? Разве у такой прелестной девушки день может быть плохим?
Бармен ставит передо мной бокал с не помню уже каким по счету ярко-розовым коктейлем. Обхватив тонкую ножку, салютую незнакомке и, сделав пару глотков, всерьез думаю о том, чтобы поделиться с ней трудностями блондинистой жизни. Собственно, а почему нет? Психотерапевт – это услуга платная, а здесь интересуются, денег за потраченное время не прося.
- Меня никто не любит, - трагично вздохнув, начинаю жалостливым тоном. Звучит пафосно и переводится, как меня не любит тот, кого люблю я.
На самом деле бывает же такая вселенская несправедливость, когда ты красивая, стильная блондиночка двадцати с небольшим годиков отроду, спокойно себе живешь и решаешь проблемы, по мере их поступления. Все, как завещал мудрый О. Бендер. Больше всего на свете любишь себя любимую и самую замечательную и все равно, кто там что и как испытывает к тебе. А потом начинаешь испытывать симпатию к другому человеку, хочешь настоящих эмоций, вызванных искренними чувствами, - и все становится капец как сложно.
- Это ведь магия, понимаешь? – спрашиваю лощеную женщину и опрокидываю в себя остатки ядовито-розового коктейличка, название которого уже забыто наглухо, поэтому поворачиваюсь на мгновение к официанту и пододвигаю тару. – Обнови.
- Любовный приворот? – деловито уточняет она, сделав глоток вермута.
- Что-то вроде того, - отвечаю уклончиво. Я совсем неглупая и не такая уж нетрезвая, чтобы разбалтывать первой встречной о джинне, связанном с волшебной лампой и исполняющим желания того, кто этой вещицей владеет. Народ в наше время ушлый, подметки на ходу подрежет, не говоря уже о реликвии из золота и драгоценных камней, в которой обитает волшебник.
Где-то я слышала, что в психоанализе факты не главное, или, проще говоря, суть не в информативности, а в эмоциональной окраске, личном отношении к произошедшему. Поэтому подробности опускаю, останавливаясь подробнее не том, что предмет моих симпатий подвержен действию магии, возможно заставляющей испытывать ответные чувства или даже лгать об их наличии. Это кажется логичным, ведь не может же раб сказать своей хозяйке, что ненавидит ее. Или может?
- Значит, ты хочешь чувствовать, когда тебе говорят правду, а когда врут? – предполагает собеседница.
- Нет, - качаю головой, потому что… потому что на самом деле мне не нравится перспектива услышать в ответ, что он, мягко говоря, испытывает неприязнь. Не хочу делать себе больно, - чтобы он любил меня по-настоящему.
Ухоженная шатенка медленно цедит вермут и внимательно слушает мою малость сумбурную и сбивчивую историю, перебив всего пару раз, чтобы получить разъяснения. В итоге, допив свой напиток и не заказав еще порцию для продолжения банкета, она поднимается со стула и оказывается тем самым ближе. Убирает назад лежащий на моем плече шелковый блондинистый локон, склоняется к уху, каким-то непонятным образом завораживая глубоким, чуть рокочущим голосом.
- Я думала, что поступаю справедливо, но на самом деле несу благо и покой твоему разуму, дитя, - шепчет она, касается подбородка, немного поворачивая и приподнимая о мою голову. Ее губы искривляются в усмешке, а потом целуют мимолетно, практически невесомо. – Не переживай ни о чем. Спи сладко, Аврора.
Несмотря на количество выпитого, точно помню, что не называла незнакомке свое имя. Хочу спросить откуда она его знает и что вообще происходит, но внезапно чувствую накатывающую слабость, отключающую способность управлять телом. Жутковатая беспомощность вспыхивает внутри паникой, которая тоже тонет в море слабости, волнами накатывающей на сознание, убаюкивая его. Растерянно моргаю, с каждым взмахом ресниц все сложнее открыть глаза, и вернуться к поцеловавшей меня женщине с явными бисексуальными наклонностями в темное душное помещение ночного клуба. Связь с реальностью разрывается.

Бескрайнее лазурное море

Через серьезное усилие над собой открываю глаза и вижу небо чистое и высокое, насыщено-голубое, каким оно бывает только в жарком климате. Так, наверное, и есть, потому что я не чувствую даже намека холод, окутывает приятно теплый бриз, наполненный запахом соли. Значит, рядом морюшко. Это уже хорошо, потому что вероятнее всего я где-то на фешенебельном курорте – другие принципиально не посещаю, в баре пятизвездочного отеля перебрала халявных коктейлей, растеклась на шезлонге у бассейна под жаркими лучами солнца и уснула. По крайней мере, это объясняет дичайший фарш в больной голове, состоящий из обрывков сюрреалистичных снов, иногда пересекающихся с реальными людьми и местами. С другой стороны я кажусь себе слишком уж одетой для какой-нибудь Ниццы или куда там меня занесла кредитка.
Сквозь похмелье пытаюсь подтвердить наличие связи с телом и поднять руку, отчего от запястья к локтю скользит длинный и широкий шелковый рукав розового «барби» цвета. Хотя бы стилю своему не изменяю и гламурный маникюр на месте – тоже розовый, хоть и без стразиков Сваровски. Возвращаю руку на место, ощущая под пальцами теплую мягкую кожу – отель видимо нереально эксклюзивный, раз у них даже лежаночки перед бассейном не абы из чего, назло всяким зеленым уродцам.
Нужно как-то подняться и доползти до обезболивающего, потому что чувствую себя реально паршиво. Вот тебе и фешенебельный курорт, а пойло явно разливают паленое, раз состояние такое отвратительное. Понять бы только как и зачем меня сюда нелегкая дернула из Энска. Я ведь оттуда приехала? Наверное, логично сказать – развлекаться, шопиться в бутиках, спуская деньги с кредитки на брендовое барахло, спа-салоны и ночные клуба, но не помню… ничего не помню.
Вновь закрываю глаза, потому что кажется, что так немного легче, совсем капелюсик, и пробую обратиться к своему последнему воспоминанию. Это сложно, как шариться в захламленном шкафу в поисках того самого платья, которое должно находиться где-то здесь среди тряпья. Вроде как нащупываю вечер, плавно перетекающий в ночь в клубе, где белобрысый тощий бармен подливает побольше рома в коктейль, потому что я в печали.
Меня никто не любит – точно. И эту исповедь слушает лощеная бабца с явными признаками бисексуальности. Везет же мне на женщин, не то что на мужиков. Может это намеки вселенной такие, что стоит искать себе не принца на белом спорткаре, а принцессу или сразу королеву на… драконе? Воображение подбрасывает совсем не образ Дейнерис Бурерожденной, а образ незнакомки, черты лица которой меняются, ломаются, изгибаются и заостряются, образуя морду дракона с рядом острых клыков и желто-карими глазами.
Она та самое… то самое чудовище из снов, которое желало моей смерти. Она нашла меня, знает мое имя и… и убьет, как обещала.
Сердце замирает и подскакивает куда-то вверх к горлу, будто в панике пытается вырваться и свалить в неизвестном направлении подальше от этих проблем. Задыхаясь от накатившей волны ужаса, я издаю тонкий визг и вскакиваю, точнее не удерживаю равновесия и не в силах находиться в вертикальном положении, как мешок с мукой, плюхаюсь пол. Мышцы совсем не хотят слушаться, будто бы долгое время оставались без движения, да еще и вестибулярка барахлит, подсовывая иллюзию легкой качки, от которой порядком подташнивает. Но все это сейчас кажется ерундой, потому что, поменяв радиус обзора, я вижу его – идеал арийского типа внешности со светлыми волосами, косой саженью в плечах, внимательными и обеспокоенными голубыми глазами, которые смотрят на меня.
- Аврора! – он бросается ко мне.
- Хозяйка! – пищит следом Ифпатий.
Они оба здесь… где… на задней палубе яхты, качающейся на волнах под лазурным тропическим небом – отсюда и вестибулярка с непривычки шалит. Оглядываюсь, все смотрится дорого-богато, как я люблю, но совсем не помню, чтобы на меня свалились бабки на покупку такой роскоши. Желаний, обязательных к исполнению, у меня тоже больше нет. Тогда почему джинн все еще рядом со мной? Недоверчиво кошусь на волшебника и пытаюсь думать, хоть без обезболивающего это капец как тяжело. Осторожно протягиваю руку, касаясь мягкой серой футболки, щупая сквозь ткань крепкую бицуху и проверяя на предмет реалистичности. Может же и приход накрыть в очередном ярком сновидении, как тот, где вышла замуж и… и раз джинн настоящий, то рядом со мной тоже в опасности.
- Оно придет за мной…, - не получается сформулировать слова в информативные предложения, потому что накрывает паническая атака. – Тебе нельзя быть рядом…, - закрываю ладонью рот, потому что слетающие с языка слова, как проклятье, могут принять форму неотвратимого будущего. На глаза наворачиваются слезы и скатываются по щекам, оставляя на коже мокрые соленые полосы. - Оно хочет убить меня... и ты…, - всхлипываю, потому что боюсь, что Идж попадет под удар. – Ты пострадаешь из-за меня.
- Мы спасли тебя! Мы не дадим тебя в обиду! – воинственно верещит домовой полурослик, ударяя себя кулачком в грудь.
Растерянно смотрю на Ифпатия, замечая, что жизнь его изрядно пожевала и выплюнула. По-другому и не скажешь, ведь домовой явно осунулся и похудел, и давно не причесывался, хотя у него есть карта постоянного клиента барбершопа и парикмахерской для четвероногих. Ифпатий изменился, а вот джинн выглядит все таким же шикарным блондином с обложки, что создает загадочный пространственно-временной контраст.
- Что произошло? – произношу и тыльной стороной ладони размазываю слезу, катившуюся по щеке. – Сколько я спала? Как вы…, - запинаюсь, снова всхлипываю – остаточное по инерции. Боюсь спрашивать, но очень хочу знать, почему Идж отправился на поиски. Потому что я ему не безразлична? – Как вы нашли меня?