Карта ролевой игры "Сказочные Вечеринки"

Сложив локти на руле ЗИЛа, товарищ Чеширский занимался крайне увлекательным делом – пялился на учительшу, спешащую к школе. И не сказать, что других дел у него не было, их-то как раз по горло, но сперва следовало выписать наряд за подписью председателя правления или его зама, а никого из них на рабочем месте в этот ранний час еще не было: на дверях сельсовета красовался амбарный замок.

Каблуки учительши цокали по деревянному тротуару, школьный дворник Игнат Колотитьевич с остервенением махал метлой, поднимая пыль в утреннем воздухе, а Максим думал о том, что зря он окончил всего лишь семилетку – пошел бы потом учиться на агронома или инженера, а там глядишь, и до председателя колхоза дорос бы. Отрастил бы усы, как у Прохора Гордеевича, ходил бы важный, с портфелем...
Замечтавшись, он соскользнул локтем на клаксон, и раздался оглушительный гудок, всполошивший стаю гусей, переходивших дорогу. Гуси с гоготом шарахнулись в сторону, Колотитьевич возмущенно погрозил метлой, а учительша, открывшая было окно в классе, захлопнула его снова.
Чеширский по-хулигански еще раз посигналил, уже целенаправленно, но осекся, напоровшись на суровый взгляд председателя. Прохор Гордеевич неодобрительно шевельнул усами, кивком велев следовать за ним, развернулся и тяжело потопал к сельсовету. Максим вздохнул, натянул поглубже фуражку и полез из кабины.

- Люююсь, а что на обед? Чем кормят трудовой народ? - Максим облокотился об окошко раздачи, заломил на затылок фуражку.
- Если трудовой народ умеет читать, - повариха передвинула звякнувший лоток с ложками, - то меню висит прямо перед его носом.
- Меню, - повторил Максим. – Прям как в ресторане. Давай все что есть в твоем меню, Люсь. Я с утра не ел, возил Ульянова в райком.
- В райцентре был? – В глазах Люси зажглось любопытство. - Расскажи хоть, что там интересного.
Он пожал плечами.
- Клумбы везде цветут. Дом культуры покрасили в желтый. Афиша висит, кино привозят. Название забыл. Что-то про весну.
- А к нам кино не везут отчего то, – надула губы Люся.
- Да вроде ж обещали в клуб привезти, а?
- Эй, ну не задерживай очередь, - возмутились позади и Максим подхватил свои тарелки.

Щи. Наваристые, со сметанкой. Пюрешка с котлеткой и зеленым горошком. И стакан прохладного компота. Чеширский аж зажмурился, представляя как ему сейчас будет хорошо.
Но едва он сел за стол, как примчался тракторист Ленька. Проскакал через всю столовую, рухнул рядом на стул, утер лицо холщовой кепкой и выхлебал полстакана компота.
- Там Кавардак… в ставок… заехала и увязла. Срочно. Вытаскивать надо. Гордеич велел звать.
Да что ж такое… Максим с сожалением посмотрел на свой обед и встал из-за стола. Отобрал у Леньки стакан, допил в два глотка. Вот всегда из-за этой Пашки… сплошной кавардак!

Картина была – загляденье. Яркое солнце на чистом небе, поле, заросшее подсолнухами – крупными, черно-золотыми, как подносы с выставки народного творчества. Кузнечики стрекочут, лягушки квакают. Над тихой гладью ставка мирно торчит кабина трактора.
- Неужто решили водоросли выращивать! – Чеширский выбрался из кабины. – Говорят, еще полезнее, чем кукуруза. – Он заглянул за спину председателю. – Ты выходи, не прячься. Нырять сейчас будешь.
- Зачем?! – пискнула Пашка.
Максим широко улыбнулся.
- Трос цеплять, конечно же.
- Да ладно тебе. – Ленька уже стаскивал сапоги. – Ща прицепим, неси.
Дело оказалось не таким простым. ЗИЛ тоже норовил увязнуть, буксовал в рыхлой земле и отчаянно дымил выхлопной трубой. Носили под колеса доски и камни, меняли порвавшийся трос… Трактор удалось выдернуть только к вечеру.
К тому времени Максим чувствовал, что готов сожрать всю Кавардак целиком. А вы как хотели, без обеда-то работать. Его утешало только то, что выглядела она такой же чумазой, как и он сам.

- Нырнула бы она, - усмехнулся Максим, тщательно намыливая руки по локоть. – Боюсь, что мы тогда спасали бы не трактор, а тебя. – Он ни капли не сомневался, что Пашка отважно полезла бы в воду, даже не умея плавать. Кстати… - А ты плавать умеешь?

Вопрос застал ее врасплох. Она даже замерла от неожиданности. Пользуясь этим, Максим намылил край ветоши, служившей в гараже чем угодно, в том числе полотенцем.
- Не вертись, - предупредил он, наклонился и как следует потер черную полосу у нее на щеке. Внезапно заметил бледные веснушки, рассыпанные по носу. У Кавардак есть веснушки?.. Никогда не замечал раньше. А еще у Пашки, оказывается, длинные ресницы, выгоревшие на кончиках... Почему он вообще об этом думает? Чеширский даже головой тряхнул, отгоняя непривычные мысли. Выпрямился, критически осмотрел результат своих усилий: оттерлось все равно плохо. – Похоже, это мазут. Его можно оттереть бензином.
Пашка округлила глаза.
- Бензином?
- Или содой, - успокоил ее Максим. – У тебя же дома должна быть сода?.. Вот ей и потрешь как следует. А если не ототрется… Если не ототрется, приходи сюда в гараж. Найду еще мазута и нарисуем тебе на другой щеке полосу, для симметрии. – Он засмеялся и подмигнул ей. - Будешь как индейский вождь.

Пока Максим закончил все дела в гараже, свечерело, и столовая давно закрылась. Поэтому, придя домой, он поставил на плиту тяжелую чугунную сковороду и сел за чистку картошки.

Жил Чеширский один, в доме на два хозяина. Большая комната служила ему и кухней, и спальней, и гостевой, а родительскую спальню он давно закрыл и не пользовался. Отец много лет назад подался куда-то не север на заработки, да и не вернулся. Мать так больше и не сошлась ни с кем, работала в колхозе от зари до зари, да по вечерам мыла полы на почте. Максим ее, считай, и не видел почти. А потом подхватила лихорадку да и не встала, сгорела за одну зиму.
Соседка по дому, тетя Нюра, считала своей обязанностью приглядывать за Максимом и растила его вместе со своим Ленькой как своего. Могла и накормить, и прикрикнуть, и пожалеть, и уши надрать, если надо. Вот кстати ушей она не жалела, да и было за что: то они с Ленькой соседские яблони обтрясли, то дворового кобеля обстригли «под пуделя», то на дальнем огороде, набрав сухой травы, учились курить (а потом дружно тошнили в одно ведро).

Картошка шкворчала, по радио передавали помехи вперемешку с далекой музыкой.
В окно постучали.
Максим перегнулся через подоконник, распахнул створки.
- Картошку, что ль, жаришь? – спросила соседка, потянув носом. - Гляди-тко, что тебе принесла.
Тетя Нюра, привстав на завалинку, поставила перед ним лукошко с десятком яиц и два крупных помидора.
- Да ладно вам, теть Нюр… Спасибо. Будете ужинать?
- Ни-ни, - замахала она руками. – Корову еще доить, курей кормить. Портки Ленькины сушить развесить. Явился сегодня мокрый с ног до головы. Трактор, говорит, вылавливали. Правда, что ль?
- Правда, - засмеялся Максим. – Кавардак в ставок заехала да увязла.
- Ох, бедовая девка, - прищелкнула языком тетя Нюра. – Не повезет кому-то. А в клуб-то, слыхал, кино, говорят, привезли.
- Слыхал. Люська только сегодня спрашивала, обрадуется.

Тетя Нюра нахмурилась: не нравилась ей Люся. Расфуфырится, говорит, как маркизель: кудри, бусы, помада – и ходит вертихвосткой. А ей за Леньку боязно – а ну как окрутит его и в дом к тете Нюре заявится жить. На этой мысли ее фантазия разыгрывалась не на шутку, и дальше она придумывала всякие невообразимые ужасы, но в одном была права: Люся и правда любила принарядиться. В этом Максим лишний раз убедился следующим вечером, когда подошел к клубу. На крыльце толпились ребята, Люся среди них в ярко-желтом платье выделялась как канарейка среди галок. Папироска у нее во рту, впрочем, выглядела весьма прозаично. Ленька крутился тут же и, завидев Максима, замахал руками.
- А я как раз рассказывал, как отважно нырял за трактором.
- Люся, имей в виду, что он наверняка приукрашивает. А где, кстати, главная героиня этой истории, видел кто-нибудь?
- Да вон же она, - повела бровью Люся.
Максим обернулся.

Вечерело, и к клубу потихоньку потянулся народ. Большинство нарядные - девки с бусами, в платьях, парни в вышитых косоворотках. В воздухе плыл сизый дымок папирос, где-то за углом еле слышался звон стаканов. Вокруг клуба густо цвели георгины, через ограду переливался девичий виноград с уже покрасневшими листьями. Баянист наигрывал одну за другой частушки.

Трактористы, право слово
Удивительный народ
На пути ставок увидят –
Переедут его вброд!

Частушка и правда была смешная, и Максим засмеялся вместе со всеми.
- Эй, ты чего? Отдай сейчас же!
Кавардак прижала к себе его сбитую фуражку и помотала головой.
- Отдай! Да на что она тебе?
- На долгую память, - пропела Люся и ехидно улыбнулась.
- Люся! – одернул ее Максим.
- А я что, я ничего, - мурлыкнула она и потянула Леньку за рукав. – Пойдем, Леонид. Пока наша стахановка и на тебя не набросилась.
Максим наклонился и поднял с крыльца «Учебник тракториста», повертел в руках, озадаченно хмыкнул.
- И на кой ты его с собой таскаешь… Читать в клубе собралась, что ль? – он весело взглянул на Пашку и потянулся наверх, убирая учебник за высокую притолоку крыльца. – Достану его, когда фуражку вернешь. Все равно тебе он в клубе ни к чему. Слушай… - он обошел ее по кругу, разглядывая. – Мне кажется, я тебя в платье первый раз вижу.

Пока Максим с Пашкой препирались на крыльце, народу в клуб набилось изрядно. В большом зале были заняты все стулья, кому не хватило – стояли вдоль стен.
Перед Пашкой расступились, пропустили к конторке. Смущалась она ужасно, краской залилась до самых ушей, но речь все ж смогла сказать.
- Гляди, у трактористки прореха!
Вот люди глазастые! Если б не крикнули, сам Максим и не заметил бы, наверное. Зато сразу понял, зачем Кавардак нужен был учебник. И фуражка. Ему даже немного неловко стало, но он быстро поднялся за конторку.
- Главное, товарищи, чтобы прорехи не было в умах! – заявил он, перекрывая смешки. – Прасковья-то не просто у нас передовик, а к знаниям тянется так, что даже учебник с собой в клуб взяла. Завсегда готова учиться. А тому, кто потешается, прорехи надо у себя поискать, да и не на одежде вовсе. Что до вымпела, - он повернулся к председателю, - спасибо за доверие, Прохор Гордеич. Не ударим в грязь лицом перед иностранческой делегацией!

Под аплодисменты Максим взял Пашку за руку – крепко, чтоб не вырвалась, - и повел к задним рядам. Поймал боковым зрением обернувшуюся Люсю, рядом Леньку с удивленным лицом. Немного потолкавшись, протиснулся к высокому приступку, на который в прошлый раз ставили проектор. Проектор в этот раз установили под самым потолком, поэтому Максим обхватил Пашку за талию, поднял и усадил на пустующий приступок, она только ойкнуть успела. Зато оттуда был самый хороший обзор на весь зал.

Кто бы мог подумать, что Кавардак не только тракторами увлекается, а еще и стихи наизусть знает! Сам Максим в школе поэзию не любил, разве что из Есенина что-то нравилось, но в памяти держалось плохо. А тут оно так красиво прозвучало… может, и перечитать стоит.
Он хотел сказать об этом, но на них зашикали, требуя тишины.

Поэтому он замолчал, но на Пашку поглядывал удивленно. В мерцающем свете экрана она выглядела как-то по-другому. Пропали все цвета – платье, ленты в волосах, веснушки… И даже казалось, что это совсем незнакомая девушка. Максим даже не сразу понял, что мысленно назвал Кавардак девушкой.
Она вообще то всегда была кем-то вроде мелкого соседского сорванца, от которого вечные хлопоты и заботы, но который за словом в карман не лезет. Но сейчас выглядела как-то иначе, и это здорово сбивало с толку.
Вот взять Люсю – ее легко можно назвать красавицей, всё при ней – и взбитые кудри, и губы бантиком, и глазищи синие… фигуристая, опять же. Ничего этого у Пашки не было, только нос курносый, косички эти да губы искусанные. И на что он смотрит, спрашивается?..
Она повернула голосу, посмотрела на него и Максим отвел глаза.

Фильм закончился, благодарные зрители разразились аплодисментами, и Максим тоже машинально похлопал, хотя за сюжетом почти не следил – а стоило бы, не так уж часто в клуб кино привозили.
Народ не торопился расходиться, не спеша убирали к стенам расставленные стулья, толпились на крыльце. Чеширский присел на широкие перила, достал из нагрудного кармана пачку «Казбека», раскрыл. Чиркнул спичкой, прикуривая.
- Понравился тебе фильм? – спросил Пашку, выдохнув в сторону дым.

Мирный вечер порушил председатель с вестью об урагане и с Максима махом слетело благодушное настроение, он соскочил с перил, переглянулся с Кавардак.
- Надо бежать в гараж.

Связать сноп – с непривычки не такое-то легкое дело. У многих не получалось – то сноп рассыпается, то свясло не связывается, но старались и торопились все. Максим помогал вязать, относил снопы к машине, складывал в скирды. Забравшись в кузов, принимал с вил, а после отвозил под большой навес на краю поля.
Совсем близко подобрались грозовые тучи – тяжелые, черные, с проблесками молний. Где-то уже рядом громыхали раскаты грома. Налетевший ветер принес привкус дорожной пыли и дождя.

Рядом сновал Лёнькин трактор с прицепом, но сам Лёнька успел еще до кино дернуть дядиВитиного самогона, а потом и немного после, поэтому сейчас махал граблями в поле, а трактором рулила Пашка, запрыгнувшая в него как была, в выходном платье. Малявка – из-за руля еле видать, а попробуй удержи ее. Дайте ей трактор – и всё тут!

- Может, за брезентом сгонять? – крикнул Максим председателю, когда почти все сено свезли под навес. – Укроем с наветренной стороны.
Тот кивнул, давай мол.
ЗИЛ не проехал и двух сотен метров, как грохнуло так, что заложило уши, и упали первые капли на лобовое стекло. Кажется, с брезентом не успели.
Стемнело так резко, будто занавес опустили. Вот только еще были густые сумерки – и уже тьма непроглядная, освещаемая только вспышками молний. Благодаря им-то Максим и увидел вовремя трактор, развернувшийся посреди дороги. Еще немного – и зацепил бы его бортом.
Он посигналил и, не дождавшись ответа, выскочил из кабины.
- Пашка! – он вскочил на подножку. На Лёнькином тракторе не была бокового стекла, так что он сразу сунулся в кабину. – Что тут у тебя? Заглохла?.. Вылезай, я посмотрю, - он распахнул дверь. – Быстрее, дождь сейчас разойдется.
Пары минут хватило понять – у трактора закончилось горючее. Лёнька засранец, не заправил машину после смены! Можно, наверное, слить немного из своей, но тут грянул такой ливень – стеной, что ни о какой дозаправке и думать было нельзя.
- Давай ко мне в ЗИЛ, там хоть сухо! – он спрыгнул на дорогу. – Здесь в окно сейчас зальет!

В ЗИЛе и правда было сухо, а снаружи лило так, что по стеклу катился сплошной поток. От порывов ветра машину ощутимо покачивало.
- Стихия, да? – с восторгом сказал Максим. Он никогда не боялся гроз даже в детстве, они наоборот вселяли в него восхищение. – Не трясись только, на вот, держи, - он извлек из-за сиденья сухую рабочую куртку.
Взгляд его остановился на голых коленях, исцарапанных колким жнивьём. Прореха на подоле стала будто больше.
- Испортила платье, да? – тихо спросил он, встретившись с Пашкой глазами. Протянул руку, вытащил застрявшую соломинку из ее мокрых волос. А потом, даже не успев подумать, что делает, наклонился и поцеловал.

Максим не ожидал, что Паша ответит на поцелуй и даже приготовился, что сейчас прилетит по шее, но... она вдруг ответила. Да не просто, а сама, сама поцеловала. Хоть и целоваться не умела совсем, это Максим отметил краем сознания и почему-то страшно обрадовался этому. Впрочем, училась она быстро. А губы у нее пахли дождем и конфетами, и хотелось целоваться, забыв вообще обо всем. Никто из них даже не заметил, что дождь перестал колотить по стеклу, пока не хлопнула дверь кабины и мужской голос позади озадаченно хмыкнул.

Пашка ойкнула, отпрянула и спряталась за плечом. Максим обернулся. И вот какого лешего председателю не сидится под навесом?! Да он и не один, кстати – позади выглядывала Галина Тимофеевна.
- Значит так, Прасковья...иди-ка ты домой...сейчас. А ты...- он пригрозил кулаком Максиму - Чтоб завтра утром был у меня в конторе, понятно?!

Пашка, пряча глаза, пригладила влажные волосы и взялась за ручку двери со своей стороны.
- Стой, - Максим потянул ее за локоть. - Довезу тебя. Куда пойдешь по лужам-то?
- А как же трактор?
- Утром возьму в гараже канистру с соляркой, - он завел мотор, - и мы с Ленькой заберем его.

Размокшая полевая дорога петляла как заяц, фары выхватывали из темноты здоровенные лужи. Тучи разошлись, на небе показался тонкий рогатый месяц. Паша притихла и только крепко держалась за край сиденья, чтобы не слететь. Наконец, пошла грунтовая дорога, замелькали первые дома и изгороди.
ЗИЛ остановился под раскидистой березой. В Пашином доме тускло светилось окно.
- Не спит, что ль, бабушка-то?
- Меня ждет, - вздохнула она.
- Хорошо, когда кто-то ждет.
Они помолчали, слушая, как шумит ручей в овраге и несмело квакает хор лягушек в темноте. Где-то вдалеке брехал пес, ветер шевелили листья березы. В окне мелькнула тень, тихо хлопнула ставня.
Паша открыла дверь.
- Паш... Я это… Зайду завтра.
- Зачем? – вскинула она глаза.
Максим ей улыбнулся.
- Блока возьму почитать.

Эпилог (вроде бы)

Зима выдалась снежная. В декабре снегопады шли один за другим, щедро заваливая Кукуево сугробами по пояс. Буксовали машины, с перебоями работали почта и сельпо, с райцентра то и дело отменяли автобус. Хорошо хоть по осени председатель вовремя запасся комбикормами да сеном, и о скотине тревожиться не приходилось. Одним детям была радость – в школе готовили елку, приближались каникулы, и можно было целыми днями кататься с горок и валяться в снегу.

Чеширский не успевал расчищать дорожку от крыльца до калитки - что у себя, что у Клавдии Матвеевны, бабушки Кавардак. После того визита иностранной делегации Пашку срочно отправили учиться в моторно-тракторное училище, куда ее приняли несмотря на то, что учебный год уже начался. Еще бы, ее фото – на обложке всесоюзного «Огонька»! Как тут не принять! Обложку ему прислала сама Пашка, как только журнал вышел в печать. Максим хотел было повесить ее у себя в кабине ЗИЛа, но побоялся, что изомнется и выгорит, поэтому положил дома под стекло на письменном столе. Теперь Пашка улыбалась ему, как только он садился за стол, и от этого решительно невозможно было ни читать, ни писать. Зато писала она – каждую неделю он получал конверт с подробным описанием нехитрого студенческого быта, предметов и преподавателей, погоды и новых друзей, но все ж этого было мало. Максим гадал, приедет ли Паша на Новый год. Подарок он ей уже приготовил – отрез светло-голубого льна в мелкую белую полоску – остался от матери и лежал в шкафу без дела, - как раз на платье хватит. Вот только с такими снегами она вполне может и не приехать, если автобус не пойдет.

Максим равномерно взмахивал лопатой, расчищая дорожку от Пашкиного дома. Как раз дошел до калитки, когда получил увесистый снежок между лопаток. Сердито обернулся – опять ребятня шалит! – и вдруг увидел… ее. В подпоясанном полушубке, в шапке, съехавшей на глаза и с портфелем она не сильно отличалась от школьников. Но ведь – приехала же! Максим спрятал улыбку и нахмурил брови.
- Так, да? – набрал на лопату побольше снега. – Это вместо приветствия, Прасковья?!
Пашка взвизгнула, запустила в него еще один снежок и бросилась бежать. Далеко по рыхлому снегу не убежишь, тем более в валенках. Спустя минуту она с хохотом валялась в сугробе, ухитрившись, правда, повалить и Максима. Швырялась снегом, отфыркивалась от пригоршни в ответ.
- Сдавайся, а то слеплю из тебя снеговика!
- Ладно, ладно! – смех понемногу стихал.
Максим сбросил рукавицу, оттер теплой рукой ее мокрое лицо, заправил ей под шапку выбившиеся волосы. Смотрел на нее сверху вниз, разглядывая побледневшие веснушки и выгоревшие кончики длинных ресниц.
- Паш… - В груди, под ребрами, пекло летним солнцем. - Выходи за меня?